.

«Чапаев» - роман Дмитрия Фурманова 1923 года о жизни и гибели героя гражданской войны комдива Василия Ивановича Чапаева. Действие происходит в 1919 году, главным образом во время пребывания комиссара Фёдора Клычкова в 25-й чапаевской дивизии (в романе нашёл непосредственное отражение личный опыт работы самого Фурманова комиссаром в дивизии Чапаева). Описываются бои за Сломихинскую, Пилюгино, Уфу, а также гибель Чапаева в бою у Лбищенска.

Сюжет

Февраль 1919 года. Из Иваново-Вознесенска отправляется поезд с отрядом ткачей, который направляется на Урал, на борьбу с армией Колчака. С отрядом едет и молодой политработник Фёдор Клычков. В Самаре он и другие политработники получают приказ срочно ехать в Уральск. По дороге Фёдор слышит рассказ о красном командире-кавалеристе Чапаеве, который представляется ему народным героем наподобие Пугачёва или Разина. В Уральске политработники встречаются с Фрунзе и обсуждают положение на фронте. Клычков неожиданно получает назначение в Александров-Гай, где формируется часть под предводительством того самого легендарного Чапаева.

Клычков приезжает в Алгай, знакомится с политработником Ежиковым (который чувствует в Фёдоре своего конкурента) и узнаёт, что скоро состоится бой за станицу Сломихинскую. Он впервые встречается с Чапаевым и присутствует на совете при разработке плана наступления. Фёдор понимает, что сблизиться с Чапаевым будет непросто и решает сначала доказать ему и всему отряду, на что способен сам Фёдор. Однако во время Сломихинского боя, первого боя Фёдора, он неожиданно для себя трусит и в течение всего боя ездит вдоль линии тыла, не решаясь идти вперёд. После боя бригаду Чапаева перебрасывают под Бузулук, а самого Чапаева и Клычкова вызывают в Самару к Фрунзе на совещание. Затем они ждут распоряжений в Уральске.

Во время поездки Фёдору удаётся лучше узнать биографию Чапаева и его взгляды. Он убеждается в полной политической безграмотности Чапаева, который считал, что в штабах сидят одни предатели, не чтил интеллигентов, при этом время от времени крестился. Фёдор ставит перед собой задачу «взять Чапаева в духовный плен », «разбередить в нём стремление к знаньям, к образованию, к науке, к широким горизонтам - не только к боевой жизни ». Постепенно Клычков просвещает Чапаева в политическом плане.

В конце апреля бригада Чапаева участвует в наступлении на Бугуруслан и идёт дальше, на Белебей. Клычков и Чапаев становятся близкими друзями, Клычкова уважают и другие командиры бригады (в том числе талантливый молодой полководец Павел Елань). Фёдор уже активно участвует в боях, описание одного боя (под Пилюгино) в его дневнике приводится в романе. Он также размышляет о феномене всеобщего поклонения бойцов перед Чапаевым и приходит к тому выводу, что хотя сам по себе Чапаев не был каким-то исключительным человеком, он в максимальной степени соответствовал ожиданиям данного периода истории: «Многие были и храбрей его, и умней, и талантливей в деле руководства отрядами, сознательней политически, но имена этих „многих“ забыты, а Чапаев живёт и будет долго-долго жить в народной молве, ибо он - коренной сын этой среды и к тому же удивительно сочетавший в себе то, что было разбросано по другим индивидуальностям его соратников, по другим характерам ».

От Белебея дивизия с боями пошла на Давлеканово, потом на Чишму. После успешного чишминского боя дивизия стала готовиться к взятию Уфы, ключевого пункта, в котором закрепились войска Колчака. После длительных приготовлений удалось наладить переправу через реку и взять город, хотя и с большими потерями. Затем, освободив Уральск от кольца колчаковской армии, дивизия пошла на Лбищенск. В этом районе положение было особо трудное: наладить подвоз провизии и патронов не удавалось, свирепствовал тиф, а местное население однозначно поддерживало белоказаков, а не красноармейцев. В это время Клычкова отзывают в другую часть, на его место приходит комиссар Павел Батурин. Дивизия готовится к походу на Гурьев, однако ночью казаки совершают неожиданное нападение на штаб дивизии в Лбищенске. Почти все погибают, в том числе Чапаев, Петька Исаев, комиссар Батурин. Командование дивизией берёт на себя Елань. Дивизия отступает, однако у хутора Янайского ей удаётся дать отпор казакам.

Персонажи

Чапаев Василий Иванович - среднего роста, волосы тёмно-русые, глаза синие, пышные фельдфебельские усы. Одет во френч, чёрную бурку, чёрную шапку с красным околышем, синие брюки, оленьи сапоги. На плечах ремни, сбоку револьвер. Незаконный сын дочери казанского губернатора и цыгана-артиста. Ветеран Первой мировой войны. Фельдфебель, кавалер ордена святого Георгия. Был эсэром, анархистом, примкнул к большевикам. Раненым утонул в реке Урал.
Клычков Фёдор - комиссар, бывший студент и фельдшер.
Пётр Исаев - адъютант Чапаева. «Маленький, худенький черномазик». Застрелился из нагана, чтобы не попасть в плен к казакам.

Сюжет

Категории:

Литературные произведения по алфавиту
Книги по алфавиту
Романы на русском языке
Романы 1923 года
Василий Чапаев в массовой культуре
Литература о Гражданской войне в России
Литература соцреализма

Wikimedia Foundation . 2010 .

Смотреть что такое "Чапаев (роман)" в других словарях:

Чапаев: Чапаев, Василий Иванович командир РККА, участник Первой мировой и Гражданской войны в России. Чапаев, Николай Сергеевич танкист, механик водитель, гвардии старший сержант, Герой Советского Союза. Чапаев, Александр Васильевич генерал… … Википедия

Обложка издания 2004 года Жанр: роман

Чапаев и Пустота Обложка одного из переизданий книги Автор: Виктор Пелевин Жанр: Фантастика Язык оригинала: Русский Издательство: Вагриус Выпуск: 1996 … Википедия

Обложка одного из переизданий книги Автор: Виктор Пелевин Жанр: Фантастика Язык оригинала: Русский Издательство: Вагриус Выпуск: 1996 … Википедия

Чапаев В. И. (1887 1919) Плотник по профессии (из гор. Балакова), был призван в войска во время мировой войны. Октябрьская революция застала его в армии, в 138 м запасн. полку, и Ч. был выбран командиром полка; по демобилизации сформировал отряды … Большая биографическая энциклопедия

Запрос «Василий Чапаев» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Эту статью следует викифицировать. Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей … Википедия

На вокзале давка. Народу - темная темь. Красноармейская цепочка по перрону чуть держит оживленную, гудящую толпу. Сегодня в полночь уходит на Колчака собранный Фрунзе рабочий отряд. Со всех иваново-вознесенских фабрик, с заводов собрались рабочие проводить товарищей, братьев, отцов, сыновей… Эти новые «солдаты» как-то смешны и неловкостью и наивностью: многие только впервые надели солдатскую шинель; сидит она нескладно, кругом топорщится, подымается, как тесто в квашне. Но что ж до того - это хлопцам не мешает оставаться бравыми ребятами! Посмотри, как этот «в рюмку» стянулся ремнем, чуть дышит, сердешный, а лихо отстукивает звонкими каблуками; или этот - с молодцеватой небрежностью, с видом старого вояки опустил руку на эфес неуклюже подвязанной шашки и важно-важно о чем-то спорит с соседом; третий подвесил с левого боку револьвер, на правом - пару бутылочных бомб, как змеей, окрутился лентой патронов и мечется от конца до конца по площадке, желая хвальнуться друзьям, родным и знакомым в этаком грозном виде.

С гордостью, любовью, с раскрытым восторгом смотрела на них и говорила про них могутная черная рабочая толпа.

Научатся, браток, научатся… На фронт приедут - там живо сенькину мать куснут…

А што думал - на фронте тебе не в лукошке кататься…

И все заерзали, засмеялись, шеями потянулись вперед.

Вон Терентия не узнаешь, - в заварке-то мазаный был, как фитиль, а тут поди тебе… Козырь-мозырь…

Фертом ходит, што говорить… Сабля-то - словно генеральская, ишь таскается.

Тереш, - окликнул кто-то смешливо, - саблю-то сунь в карман - казаки отымут.

Все, что стояли ближе, грохнули хохотной россыпью.

Мать возьмет капусту рубить…

Запнешься, Терешка, переломишь…

Пальчик обрежешь… Генерал всмятку!

Ага-га… го-го-го. Ха-ха-ха-ха-ха…

Терентий Бочкин, - ткач, парень лет двадцати восьми, веснушчатый, рыжеватый, - оглянулся на шутки добрым, ласковым взором, чуть застыдился и торопливо ухватил съехавшую шашку…

Я… те дам, - погрозил он смущенно в толпу, не найдясь, что ответить, как отозваться на страстный поток насмешек и острот.

Чего дашь, Тереша, чего?.. - хохотали неуемные остряки. - На-ко семечек, пожуй, солдатик божий. Тебе шинель-то, надо быть, с теленка дали… Ага-га… Ого-го…

Терентий улыбчиво зашагал к вагонам и исчез в серую суетную гущу красноармейцев.

И каждый раз, как попадал в глаза нескладный, - его вздымали на смех, поливали дождем ядовитых насмешек, густо просоленных острот… А потом опять ползли деловые, серьезные разговоры. Настроение и темы менялись с быстротой, - дрожала нервная, торжественная, чуткая тревога. В толпе гнездились пересуды:

Понадобится - черта вытащим из аду… Скулили все - обуться не во что, шинелей нету, стрелять не знаю чем… А вон она - ишь ты… - И говоривший тыкал пальцем в сторону вагонов, указуя, что речь ведет про красноармейцев. - Почитай, тыщу целую одели…

Сколько, говоришь?

Да, надо быть, тыща, а там и еще собирается - и тем все нашли. Захочешь, найдешь, брат, чесаться тут некогда - подошло время-то он какое…

Время сурьезное - кто говорит, - скрепляла хриплая октава.

Ну как же не сурьезное. Колчак-то, он прет почем зря. Вишь, и на Урале-то нелады пошли…

Эхе-хе, - вздохнул старина - маленький, щупленький старичок в кацавейке, зазябший, уморщенный, как гриб.

Да… Как-то и дела наши ныне пойдут, больно уж плохо все стало, - пожалобился скучный, печальный голосок.

Ему отвечали серьезно и строго:

Кто ж их знать может: дела сами не ходют, водить их надо. А и вот тебе первое слово - тыща-то молодцов!.. Это, брат, д е л о - и большое дело, бо-ольшое!.. Слышно в газетах вон - рабочих мало по армии, а надо… Рабочий человек - он толковее будет другого-прочего… К примеру, недалеко ходить - Павлушку возьмем, Лопаря, - каменный, можно сказать, человек… и голову имеет - не пропадет небось!

Кто говорит, известно…

Да не то что мужики, - ты, вон она, на Марфушку на «Кожаную» глянь, тоже не селедка-баба. Другому, пожалуй, и мужику пить даст.

Марфа, ткачиха, проходя неподалеку и услышав, что речь идет про нее, быстро обернулась и подошла к говорившим. Широкая в плечах, широкая лицом, с широко открытыми голубыми глазами, чуть рябоватая, - она выглядела значительно моложе своих тридцати пяти лет. Одета в новый солдатский костюм: штаны, сапоги, гимнастерка, волосы стрижены, шапка сбита на самый затылок.

Ты меня что тревожишь? - подошла она.

Чего тебя тревожить, Марфуша, - сама придешь. Говорю, мол, не баба у нас «Кожаная», а кобыла бесседельная…

То есть я-то кобыла?

Ну, а то кто? - И вдруг переменил шутливый тон. - Говорю, что на воина ты крепко подошла… Вот что!

Подошла - не подошла: надо…

Чего -к а к?

Дела всякие свои?

Што ж дела… - развела руками Марфуша. - Ребят в приюты посовала, куда их деешь?

Куда деешь… - посочувствовал и собеседник.

И, передохнув трудно, сказал соболезнующим грудным дыхом:

Ну, похраним, похраним, Марфуша, а ты не терзайся: похраним… Поезжай спокойная, нам тут чего уж осталось и делать, как не за вас работать?.. Придет, може, время - и мы тогда… а?

Так вот же… - кивнула Марфа, - да и вернее всего, што так оно будет… на одном отряде разве можно смириться?.. Беспременно будет.

И ребята, кажись, тово, - мотнул собеседник на вагоны.

С гордостью, любовью, с раскрытым восторгом смотрела на них и говорила про них могутная черная рабочая толпа.

Научатся, браток, научатся… На фронт приедут - там живо сенькину мать куснут…

А што думал - на фронте тебе не в лукошке кататься…

И все заерзали, засмеялись, шеями потянулись вперед.

Вон Терентия не узнаешь, - в заварке-то мазаный был, как фитиль, а тут поди тебе… Козырь-мозырь…

Фертом ходит, што говорить… Сабля-то - словно генеральская, ишь таскается.

Тереш, - окликнул кто-то смешливо, - саблю-то сунь в карман - казаки отымут.

Все, что стояли ближе, грохнули хохотной россыпью.

Мать возьмет капусту рубить…

Запнешься, Терешка, переломишь…

Пальчик обрежешь… Генерал всмятку!

Ага-га… го-го-го. Ха-ха-ха-ха-ха…

Терентий улыбчиво зашагал к вагонам и исчез в серую суетную гущу красноармейцев.

Сколько, говоришь?

Время сурьезное - кто говорит, - скрепляла хриплая октава.

Ну как же не сурьезное. Колчак-то, он прет почем зря. Вишь, и на Урале-то нелады пошли…

Эхе-хе, - вздохнул старина - маленький, щупленький старичок в кацавейке, зазябший, уморщенный, как гриб.

Да… Как-то и дела наши ныне пойдут, больно уж плохо все стало, - пожалобился скучный, печальный голосок.

Ему отвечали серьезно и строго:

Кто говорит, известно…

Ты меня что тревожишь? - подошла она.

Чего тебя тревожить, Марфуша, - сама придешь. Говорю, мол, не баба у нас «Кожаная», а кобыла бесседельная…

То есть я-то кобыла?

Ну, а то кто? - И вдруг переменил шутливый тон. - Говорю, что на воина ты крепко подошла… Вот что!

Подошла - не подошла: надо…

Чего -к а к?

Дела всякие свои?

Што ж дела… - развела руками Марфуша. - Ребят в приюты посовала, куда их деешь?

Куда деешь… - посочувствовал и собеседник.

И, передохнув трудно, сказал соболезнующим грудным дыхом:

И ребята, кажись, тово, - мотнул собеседник на вагоны.

Чего ж им, - ответила Марфа, - только бы ехать, што ли, скорей: ждать, говорят, надоело. Ехать и ехать - одно слыхать, чего толшиться?.. Э-гей, Андреев! - окликнула Марфа кого-то из проходивших. - Насчет отправки чего там балачут?

Петербургский слесарь, только недавно приехавший в Иваново, двадцатитрехлетний юноша с густыми, темно-синими глазами, с бледным лицом, стройный и гибкий, с коммунаркой на голове, в истертой коричневой шинелишке, - это Андреев! Подходит четким шагом, точно на доклад; поравнялся, щелкнул в каблуки, взял под козырек и, без малейшей усмешки глядя в упор на Марфу чудесными серьезными глазами, - отрапортовал:

Честь имею доложить вашему превосходительству: поезд идет через сорок минут!

Марфа дернула за рукав:

Прощаться-то будем али нет? Ребята ждут, - слово бы надо прощальное, што ли… Где Клычков? Куда он там запропастился?

Андреев снова вскинул под козырек и тем же невозмутимым тоном отчеканил:

Пузо чаем прополаскивает, ваше превосходительство!

Марфа ударила по руке:

Брось ты, черт, обалдел, што ли? На вот, генерала себе какого нашел…

Он вмиг перетрепенулся и к Марфе чистым, звонким, «своим» голосом:

Марфочка…

Марфочка, - ты сама-то… гм!

Андреев скорчил выразительную рожу, скомкав губы, вылупив глаза.

Чего ето? - поглядела на него Марфа.

Отчекрыжишь, поди, што-нибудь?

Но Марфа ничего не ответила, приподнялась на носки, посмотрела над толпой:

Да вон и сами идут, надо быть…

Стоявшие около тоже поднялись, шеями вытянулись туда, куда смотрела Марфа. Там шли трое, окруженные тесным кольцом. Отчетливый выделялся Лопарь - с черными длинными волосами, блестящими глазами, высокий, худой. Он шел и братался, словно сам себе ногой на ногу наступал, - вихлястый такой, нескладный.

С ним рядом Елена Куницына, ткачиха, девушка двадцати двух лет, которую так любили за простую, за умную речь, за, ясные мысли, за голос красивый и крепкий, что слыхали так часто ткачи по митингам. Она еще не в коммунарке - повязана платком; не в солдатской шинели, а в черном легоньком пальтишке, - это в январские-то морозы! На бледном строгом лице отпечатлелась внутренняя тихая радость.

2 июня мною был отдан приказ об отправлении некоторых частей Н-ской дивизии, расположенных в Семиречье, в Ташкент и далее в Фергану. В связи с этим в гор. Верном разыгрались события совершенно недопустимого свойства. Уже до издания приказа из Семиречья поступали сведения, указывавшие на то, что в некоторых полках дивизии, укомплектованных из местных уроженцев, положение в смысле воинской дисциплины, выполнения боевых приказов и прочее было далеко не благополучно; указывалось, что эти полки не желают уходить куда бы то ни было от своих родных мест и что на этой почве возможен даже открытый мятеж. Командование фронта с подобным положением мириться, конечно, не могло, не могло допустить, чтобы в составе фронта имелись части, относительно которых нет уверенности в том, что они будут выполнять приказы и идти на помощь своим боевым товарищам на других участках фронта, когда это потребуется обстановкой; не могло допускать, чтобы в то время, когда десятки тысяч крестьян и рабочих Европейской России, в сознании необходимости этого, спокойно шли сюда, в далекий Туркестан, на помощь своим братьям, в то время, когда на Западном фронте лилась кровь рабоче-крестьянских полков, спасающих Россию от ограбления польской шляхты, – в это время семиреченские части получили бы привилегию остаться подле своих деревень. Красноармеец обязан быть там, где этого требуют интересы рабоче-крестьянского дела. Вот почему миллионы крестьян и рабочих России, уже годами оторванные от своих близких, грудью стоят по фронтам, защищая завоевания революции и права труда, среди невероятных лишений, в обстановке самой мучительной, где с доблестью несли и несут красные знамена, сокрушая врагов пролетариата и прокладывая родному народу путь к свету и счастью, – вот истинный путь всех честных сынов рабоче-крестьянской (страны), таков же он должен был быть и для сынов Семиречья; вот почему командование фронта в полном сознании правильности своих действий и в надежде на классовый трудовой инстинкт частей Семиречья отдало вышеупомянутый приказ, когда этого потребовала необходимость оказать помощь другим участкам Туркестанского фронта. К сожалению, эта надежда не оправдалась. На почве выполнения приказа в некоторых частях Семиречья, предназначенных к переброске, повелась самая шкурническая агитация; шкурные интересы давили в сторону отказа от выполнения боевого приказа, но это делать прямо было странно даже закоренелым шкурникам и предателям рабоче-крестьянского дела. И вот на сцену посыпались жалобы на недостачу обмундирования, на недочет в организации советских органов власти, требование изменения комсостава и прочее, и прочее. Враги революции, разумеется, ухватились за удобный случай нанести удар Советской власти и принялись раздувать недовольство, стараясь довести дело до открытого выступления. К сожалению, этого отчасти им удалось достичь. Части верненского гарнизона вместо выполнения приказа принялись митинговать, предъявлять всевозможные, большею частью невыполнимые требования и допустили даже аресты – правда, временно – некоторых лиц командного состава. Подобные безобразия, совершенно нетерпимые в рабоче-крестьянской Красной Армии, производились в очевидном расчете на далекость Семиречья, на отсутствие туда хороших путей сообщений и, стало быть, полную безнаказанность безобразников. Доводя об изложенном до сведения всех товарищей красноармейцев, командование фронта от их имени клеймит позором и негодованием шкурническое, предательское поведение тех частей Н-ской дивизии, которые, вместо помощи истекавшим кровью в Фергане братьям, пошли по пути подрыва нашей военной мощи в Туркестане. Пусть знают все враги революции и все шкурники и предатели, что рабоче-крестьянская Россия сумеет быстро подавить всякие происки против нее. Изменники Советской власти не укроются нигде, и всюду их настигнет карающая рука революционного правосудия. По-видимому, голос благоразумия и чувство долга одержали верх, и части верненского гарнизона, без давления извне, вернулись на путь революционного порядка. Как командующий фронтом, отвечающий перед Россией за военное положение всего фронта, приказываю: I. Начдиву 3 потребовать немедленного выполнения всех без исключения отданных мною приказов о боевых передвижениях частей. II. От частей верненского гарнизона потребовать полного прекращения всякого митингования и выражения готовности загладить свой проступок дальнейшим честным служением Советской власти. III. Военному совету дивизии расследовать все происшедшее и материал представить в Реввоенсовет фронта.

Командующий войсками Туркестанского фронта Михаил Фрунзе-Михайлов.

Член Реввоенсовета Туркестанского фронта Ибрагимов .

Замначштаба Туркестанского фронта Благовещенский .