Был ли борис савинков на урале. Литературно-исторические заметки юного техника

САВИНКОВ, БОРИС ВИКТОРОВИЧ (1879–1925) – русский общественный деятель, социал-демократ, затем – эсер, руководитель Боевой организации партии эсеров, товарищ (заместитель) военного министра при Временном правительстве в 1917, публицист, писатель. Известен под псевдонимами: «Б.Н.», Вениамин, Павел Иванович, Крамер, Ксешинский, В.Ропшин (литературный псевдоним), Галлей Джемс, Роде Леон, Ток Рене, Томашевич Адольф, Чернецкий Константин, Субботин Д.Е.

Родился в 1879 в Харькове. Отец – судья в Варшаве, за либеральные взгляды уволенный в отставку; старший брат – социал-демократ – был сослан, погиб в якутской ссылке. Учился в гимназии в Варшаве, затем в Петербургском университете, из которого исключен за участие в студенческих беспорядках. Заканчивал образование в Германии.

В 1898 входил в социал-демократические группы «Социалист» и «Рабочее знамя». В 1899 арестован, вскоре освобожден. В 1901 работал в группе пропагандистов в «Петербургском союзе борьбы за освобождение рабочего класса».

В 1902 арестован, выслан до приговора суда в Вологду. В ссылке написал статью Петербургское движение и практические задачи социал-демократии , получившую широкий отклик среди товарищей по партии. Через жену, дочь писателя-демократа Г.И.Успенского, был связан с идеологами народничества. В ссылке познакомился с бывшей народницей, одним из руководителей партии эсеров Е.К.Брешко-Брешковской. В 1903, не дождавшись приговора суда, бежал за границу в Женеву, где вступил в партию эсеров и в ее Боевую организацию (БО). Стал в ней заместителем руководителя, Е.Ф.Азефа.

С 1904 неоднократно выбирался в ЦК партии эсеров. Жил в Женеве, часто нелегально приезжал в Россию. Вел активную работу в партии и в БО. Принимал участие в организации ряда террористических актов, в чем проявились смелость, склонность к авантюре. Лично разрабатывал громкие террористические акты, среди которых: убийство министра внутренних дел В.К.Плеве (1904), вел.кн. Сергея Александровича (1905) и др. Был осведомлен о готовящихся покушениях на генерал-губернатора Москвы В.Ф.Дубасова, министра внутренних дел П.Н. Дурново, адмирала Г.Н.Чухнина, председателя Совета министров П.А.Столыпина, императора Николая II. Выданный Азефом, в мае 1906 был арестован при подготовке покушения на Г.Н.Чухнина и приговорен к повешению, но бежал в Румынию, сумев оттуда перебраться во Францию. С конца 1908 (после разоблачения Азефа) пытался возродить БО и занимался этим вплоть до ее роспуска в 1911.

В 1909 написал Воспоминания террориста – часть истории эсеровской партии, связанная, в основном, с ее Боевой организацией, а также повесть Конь бледный . Герои повести схожи с главными действующими лицами других его произведений (То, чего не было , Конь вороной ) – это уставшие от борьбы, проникнутые мистицизмом, кающиеся террористы.

С начала Первой мировой войны Савинков – военный корреспондент газеты «День» во Франции, участвовавший как доброволец французской армии в боевых действиях.

9 апреля 1917, после отречения российского императора и установления двоевластия, вернулся на родину. С 28 июня – комиссар Юго-Западного фронта, входивший в Ставку верховного главнокомандующего генерала А.В.Алексеева. Убежденный правый эсер, он энергично выступал за войну до победного конца, боролся с «разлагающей армию» агитацией большевиков, уговаривая солдат не складывать оружие. Лидер партии эсеров В.М.Чернов с иронией назвал Савинкова «главноуговаривающим» Юго-Западного фронта. В 1-ом и 2-ом составах коалиционного правительства был товарищем министра, управляющим военным и морским министерством при министре А.Ф.Керенском. Пытался ввести в армии строгую дисциплину.

В августе 1917 вошел в Совет «Союза казачьих войск», поддерживал генерала Л.Г.Корнилова в его решении ввести смертную казнь на фронте. По словам генерала А.И.Деникина, Савинков видел Корнилове «орудие для достижения сильной революционной власти», в которой ему должна принадлежать первая роль. Пытался способствовать объединению сил Корнилова и Керенского «в целях прекращения разрухи и разложения армии», но был при этом против введения военной диктатуры. 27 августа 1917 при наступлении Корнилова на Петроград был назначен военным губернатором Петрограда и и.о. командующего войсками Петроградского военного округа. Предложил Корнилову подчиниться Временному правительству. Боролся и принимал меры, чтобы Петроград «не оказался в руках большевиков». 30 августа подал в отставку, не согласный с изменениями в политике Временного правительства. На совещании представителей казачьих частей заявил, что «совершенно согласен с Корниловым в его целях, но разошелся с ним в средствах и планах».

По «корниловскому делу» был вызван для разбирательства в ЦК партии эсеров. Посчитав, однако, что эта партия уже не имеет «ни морального, ни политического авторитета», на заседание ЦК не явился, за что был вскоре исключен из членов партии. На так называемом «демократическом совещании» 22 сентября был избран в Предпарламент (Временный совет российской республики) как депутат от Кубанской области.

Октябрьскую революцию расценил как «захват власти горстью людей». 25 октября пытался освободить с помощью казаков Зимний дворец от отрядов Красной гвардии. После неудачи бежал в Гатчину к генералу П.Н.Краснову. Участвовал в наступлении Керенского – Краснова на Петроград (бои под Пулковым), после провала его оказался на Дону. В декабре 1917 вошел в состав Донского гражданского совета под начало генерала М.В.Алексеева. Занимался формированием белой Добровольческой армии, а также «террористических дружин» для покушения на представителей большевистской власти.

В феврале-марте 1918 создал «Союз защиты родины и свободы» на базе организации гвардейских офицеров (ок.800 чел.), которые приняли участие в выступлениях против советской власти в Ярославле, Рыбинске и Муроме летом 1918. После их подавления, скрылся в занятую восставшими военнопленными чехами Казань, оттуда перебрался в Уфу и по поручению возникшего там коалиционного правительства (Уфимской Директории) уехал с военной миссией во Францию.

Узнав о перевороте адмирала А.В.Колчака, возглавил за границей колчаковское бюро «Унион». В антисоветских эмигрантских кругах пользовался доверием и поддержкой.

В 1919 вошел в состав российской делегации «Русского политического совещания» в Париже. До гибели Колчака вел переговоры с правительствами стран Антанты о помощи русскому белому движению в борьбе против Советской власти. Издавал за границей газету «За свободу».

В 1920 в Польше участвовал в подготовке на ее территории добровольческих отрядов под командованием генерала С.Н.Булак-Балаховича, совершавших набеги на российскую территорию. Принял личное участие в одном из наступлений в составе конного полка (поход на Мозырь). В августе 1920, заявив о признании власти генерала Врангеля и готовности ему подчиниться, начал формирование на территории Польши так называемой Третьей русской армии и «Русского политического комитета» в Варшаве. После неудачи, постигшей его армию в России, реорганизовал его в январе 1921 в «Русский эвакуационный комитет».

В 1921–1923 руководил диверсионной деятельностью против Советского государства через «Народный союз защиты родины и свободы». При содействии польского и французского генеральных штабов вел подготовку отрядов, осуществлявших вылазки в западные губернии России, но в конце концов разочаровался в перспективах «белого» и «зеленого» антисоветских движений (что отразила повесть Конь вороной . Париж. 1923).

Существует версия, что для поимки находившихся за рубежом врагов Советской власти в ОГПУ под началом Ф.Э. Дзержинского была создана «подпольная» фальшивая организация «Трест», распространявшая провокационные сведения об инфильтрации ею своих людей в государственные структуры Советов. Якобы, для проверки этих сведений Савинков направил в Россию в середине 1923 своего агента. Получив информацию о том, что «Трест» хочет видеть его своим руководителем, направился Россию, где и был арестован. По другой версии, искал сам возможность вернуться на родину и заключить «сделку с большевиками».

10 августа 1924 выехал из Парижа через Берлин в Варшаву, через «окно» перешел границу, а 16 августа был уже арестован в Минске и предан суду. 29 августа 1924 Военной коллегией Верховного суда приговорен к расстрелу. На суде раскаялся, признал крах попыток свержения Советской власти. Расстрел был заменен лишением свободы на 10 лет. Находясь в тюрьме, обратился с письмом к руководителям белой эмиграции с призывом прекратить борьбу против большевиков и Советского государства.

По официальной версии, 7 мая 1925, находясь в тюрьме, покончил жизнь самоубийством. По другим сведениям – сброшен в пролет тюремной лестницы после подачи прошения об освобождении. Ходили слухи, что Ф.Э.Дзержинский счел «старого заговорщика» слишком опасным. В зарубежной историографии имеется и третья версия: Савинков был убит еще при попытке перейти границу, а все остальное было фарсом, разыгранным ОГПУ. Несмотря на значительную литературу, освещающую биографию Савинкова, очевидна неясность ряда сторон его биографии, включая террористическую деятельность, а также мировоззренческих и идеологических сторон «белого движения», с которым он был связан.

Сочинения: Записки террориста / Под ред. И.М.Пушкаревой. М. 2002; Воспоминания . (Воспоминания террориста. Почему я признал Советскую власть ?) М., 1990.

Ирина Пушкарева

В гостинице все знакомо до скуки: швейцар в синей поддевке, золоченые зеркала, ковры. В моем номере потертый диван, пыльные занавески. Под столом три кило динамита. Я привез их с собой из-за границы. Динамит сильно пахнет аптекой, и у меня по ночам болит голова. Я сегодня пойду по городу. На бульваре темно, мелкий снег. Где-то поют куранты. Я один, ни души. Передо мною мирная жизнь, забытые люди. А в сердце святые слова:

“Я дам тебе звезду утреннюю”.

Я привык к нелегальной жизни. Привык к одиночеству. Не хочу знать будущего. Стараюсь забыть о прошедшем. Но ведь надежда не умирает. Надежда на что? На “звезду утреннюю”? Я знаю: если мы убили вчера, то убьем и сегодня, неизбежно убьем и завтра.

“Третий ангел вылил чашу свою в реки и источники вод, и сделалась кровь”.

Строки из книги Бориса Савинкова “Конь Бледный”. Все сходится - апокалипсическая эпоха, небесная кара, воды земли, превращающиеся в кровь... Утренняя звезда. Борис Савинков - социал-демократ, революционер, террорист, поэт и писатель - ясно, кристально ясно, преступно ясно понимает ужасающий смысл современности, проницает ее мистическое драматическое дно. Он - свидетель и участник Апокалипсиса, ставшего единственным содержанием бытия. Он не сетует на судьбу, он мужественно и мрачно, жестоко и страстно исполняет свой долг - долг превращения воды в кровь, долг Наказания, долг Преступления, долг великого эсхатологического восстания против современного мира. Путь в ночи и во мраке, в крови и смерти, путь к новой заре, золотой заре, путь к Утренней Звезде.

“Побеждающему дам звезду утреннюю”.

Как страшно и тревожно звучат эти слова, исходящие из огненных уст с мечом вместо языка.

“Звезду утреннюю”.

Звезду Бориса Савинкова, русского всадника Апокалипсиса.

Борис Савинков родился в 1879 году. Студентом вступил в революционную социал-демократическую организацию, стал одним из активистов, вскоре был исключен из Университета и подвергся первому аресту. Его отец был русским чиновником в Варшаве. Любовь к Революции была в семье общим местом. Старший брат Бориса погиб в якутской ссылке за верность тем даже идеалам, которые стали жизненным кредо брата.

Юный Савинков вдохновлялся примером народовольцев и социалистов. Романовское самодержавие и бюрократический диктат Системы ему отвратительны в высшей степени. Уже в самые первые годы политической борьбы проступают основные черты его психологического типа, его характера. Он, безусловно, человек крайностей, максималист, экстремист. То, что он любит, он любит до конца, он предан этому всем существом, не задумываясь готов отдать этому самое ценное - жизнь, душу, мысль, чувство. То, что он ненавидит, он ненавидит так же страстно, самоотверженно, жертвенно, так же глубоко и чисто. Удивительная для нашего времени личность - все до конца подлинное, все оплаченное, прожитое, выстраданное, доведенное до логического заключения. Казалось бы, такая последовательность и стройность жизненной концепции должна быть для людей нормой, ведь в этом-то и состоит достоинство человека - в способности свободно выбирать себе идеал и жертвенно служить ему, ставя на карту все. Так поступают не только герои - вообще все люди, каждый должен быть таким. Не тут-то было. Стаи оголтелых обывателей, слюнявых интеллигентов и мещан предпочитают всю жизнь проковыряться так, чтобы избежать любой мало-мальски глубокой мысли, ускользнуть от любого мало-мальски сильного чувства, вывернуться от любого мало-мальски ответственного деяния, поступка. Не удивительно поэтому, что пока вся эта трусливая и лживая и тупая мразь задает тон в человеческом обществе, такие люди как Борис Савинков будут считаться крайне опасным типом, изгоями, экстремистами, париями, отверженными, преступниками, психопатами, выродками. Темная эпоха во всей ее красе: быть покорным подлецом - это норма. Нормальный человек рассматривается как постыдный извращенец. Все перевернулось. Но Борису Савинкову, как и его коллегам по активной революционной практике, на мнение большинства наплевать. Революция, Революция, Революция - это единственное содержание их жизни, это огненный воздух, опьяняющий их мозг, прекрасная мечта по “новому бытию”, по “реальной жизни”, в котором все естественные справедливые пропорции будут восстановлены, герои поставлены в центр, идиоты и холуи Системы сдвинуты на периферию. “Революция” на латыни означает круговращение, переворачивание колеса вещей. Революция - термин из арсенала Солнечного языка. Так солнце после вечернего нисхождения в глубине полночи поднимается к новому Рассвету. Так зимнее солнцестояние переворачивает фатальное нисхождение света к сердцу зимы и восстает на вселенский холод, чтобы раскинуться в распахнутой роскоши новой весны. Революция - Судьба и невеста Бориса Савинкова. Выбор сделан естественно, быстро, без колебаний. Раз и навсегда. Отныне - траектория жизни и судьбы предначертана. Путь Солнца, путь Восстания, путь социалистического солярного переворота. За народ, за Нацию, за Россию, любимую, драгоценную, волшебную Родину, томящуюся в силках романовского мракобесия. Борис Савинков бросает вызов.

Савинков ищет в Революции самых последовательных и радикальных форм. Вначале он примыкает к социал-демократам и вносит некоторый вклад в это движение. Так в первой своей ссылке он пишет статью “Петербургское рабочее движение и практические задачи социал-демократов”. На эту статью Владимир Ленин пишет положительный отзыв, хваля за искренность и живость. Но Савинков все время ищет что-то более радикальное, более соответствующее его натуре. Он находит это в Партии Социалистов-Революционеров, в партии эсеров. Это движение наследовало традиции “Народной Воли”, русского мистического народнического социализма, но вместе с тем разделяло и некоторые положения крайних социал-демократов. Главное отличие от социал-демократов заключалось в крестьянской, народнической, национальной ориентации эсеров, которые видели позитивный идеал в традиционной русской общине, а не в пролетариате. Кроме того, эсеры чаще всего были религиозно (хотя и нонконформистски) ориентированы. И наконец, самой главной отличительной чертой эсеров был культ героического жертвенного индивидуального подвига, идеал Героизма, подвижника, высшей личности, приносящей себя на алтарь революционных свершений, отказывающейся от своего “эго” ради великой цели национального и социального освобождения народа. Эсеры - крайний предельный фланг революционного движения в России, и именно они привлекают к себе юного Бориса Савинкова, который в скором времени станет одним из главных фигур этой партии, ее мифом, ее символом, ее архетипом. Но Савинков не был бы самим собой, если бы он остановился на теоретическом эсеровском экстремизме и хоть и подпольной, но чисто пропагандистской, книжной, литературно-агитационной работе. В его книгах и воспоминаниях постоянно упоминается важный мотив - “психологический настрой некоторых членов партии социалистов-революционеров был таким, что не позволял им довольствоваться только нелегальной работой по агитации и пропаганде, их страстные натуры требовали чего-то большего. Великая мечта и истовая жажда страдания и подвига заставляла их искать немедленного выхода той давящей и сверхчеловеческой силе, которая и привела их в Революцию. Такие люди искали даже в экстремизме своего экстремума, своей крайности. И они находили свое призвание...” Находили свое признание в Терроре.

В 1904 году Борис Савинков по своему настоятельному требованию вступает в БО. Таинственную “Боевую Организацию социалистов-революционеров”, основанную легендарным террористом Гершуни , и возглавляемую Евгением Филлиповичем Азефом . Имя Азеф стало синоним слов “провокатор”, двойной агент, продажный и алчный, жестокий предатель. Это известно всем, а раз на лицо такой консенсус в общественном мнении, то ясно одно, все на самом деле, далеко не так просто. Обыватель не мог быть прав даже в самых очевидных вещах. Тот, кто ходит дорогами Лжи, обманывает и обманывается всегда и во всем. Поэтому довольно объективное, не лишенное симпатии описание Савинковым Евгения Филипповича Азефа в его “Воспоминаниях террориста” внушают полное доверие. Азеф, безусловно, поддерживал отношения с Охранкой, но сообщал он малозначимые, а зачастую и совершенно ложные сведения, способствуя тем самым беспрепятственной работе подпольщиков. В то же время именно Азеф планировал и всячески способствовал успеху самых ярких и сложных терактов Боевой Организации - убийства Плеве , московского губернатора великого князя Сергея и т.д. Не все так просто... Настоящие провокаторы сидят дома и лениво смотрят, как отчаянные рыцари Судьбы обреченно и безнадежно сражаются со свинцовыми волнами энтропического Рока. А если человек имеет достаточно мужества и силы, чтобы вступить в самый центр опасного кровавого рискованного исторического процесса, в водоворот революционной борьбы, представлявшейся безнадежной и обреченной с самого начала, одно это вызывает симпатию. И у меня тоже. Итак, Савинков под началом Евгения Филипповича Азефа становится членом Боевой Организации социалистов-революционеров. Первое задание - ликвидация министра внутренних дел Плеве, жесткого реакционера, символической личности, олицетворявшей в глазах революционеров и народа каменный лик Системы, ощерившийся оскал защитника капитализма и эксплуатации, жестокого представителя отчужденной от нации, выродившейся, омертвевшей, коррумпированной позднеромановской элиты. Боевая Организация видела в предстоящем теракте символический жест. Надо доказать народу, что Система не всесильна, что она держится на гипнозе и иллюзии, что ее мощь фиктивна, основана на всеобщей покорности и безгласности, пассивности и конформизме. Ликвидация Плеве, демонстрация решительного революционного террора представлялась Савинкову и его соратникам по Боевой Организации жестом, направленным не просто против конкретной личности, но против всеобщего сна, против сервильной бараньей покорности, против бесконечной подпитки самой Системы страхом и коллаборационизмом масс и нерешительностью умеренных эволюционных, а не революционных сил. Революция против эволюции. Героический жест жертвенного террора против нерешительных и трусоватых протестов умеренных. На Плеве в сущности было наплевать. Задача Савинкова - разбудить народ к жесту, показать, что он - не вошь дрожащая, и что право имеет... Не отдельный индивид, он вообще не в счет, его дело сгореть в огне восстания. Народ, нация, тайная параллельная Русь, затравленная и перекореженная отчужденным, псевдопатриотическим и западническим по сути, капиталистическим по экономическим формам эксплуатации отвратительным десакрализированным, порвавшим все связи с национальной Святостью, с Москвой Третьим Римом - петербургским романовским самодержавием.

В подготовке убийства Плеве участвуют знаменитые фигуры русского революционного террора - Дора Бриллиант , народоволец Егор Сазонов , изготовитель бомб и самодельного динамита Максимилиан Швейцер и самый яркий и обаятельный персонаж всей этой линии - Иван Каляев , который, возможно, был самым близким и духовно родственным человеком для Савинкова, с которым он постоянно сверял свои самые интимные переживания и мысли. Ваня Каляев, архетип русского революционера. Если сам Савинков - Сверхчеловек, Ставрогин, герой тевтонского мифа, идущий по драматической дороге по ту сторону добра и зла, некий мужской, сугубо мужской тип, то Иван Каляев - Шатов и Кириллов в одном лице. Это парадигма русской мятущейся, бездонно религиозной, бесконечно жертвенной, интимно этической, женственно эсхатологической натуры. Каляев относится к Боевой Организации эсеров, к самой партии как к малой Церкви, к ордену, объединяющему людей в чистом и парадоксальном стремлении к Новому Миру, новой живой реальности. Поэтому и сам Савинков и его жена, Вера Глебовна, так же безусловно преданная революции, становятся для него настоящей семьей. Иван Каляев мучим духовной проблемой - Вера и Революция. Как совместить это? Великий вопрос Руси: Вера и Революция, Вера и Революция, Вера и Революция.

В своем автобиографическом романе - прекрасном романе “Конь Бледный” - Борис Савинков так описывал беседы с Каляевым в ходе подготовки убийства губернатора.

“Ваня пришел в высоких сапогах в поддевке, переодетый в извозчика. У него теперь борода и волосы острижены в скобу. Он говорит:

Послушай, думал ты когда-нибудь о Христе?

О ком? - переспрашиваю я.

О Христе? О Богочеловеке Христе?... Думал ли ты, как веровать и как жить? Знаешь, у себя на дворе я часто читаю Евангелие и мне кажется, есть только два, только два пути. Один - все позволено. Понимаешь ли, все. И тогда Смердяков. Если, конечно, сметь, если на все решиться. Ведь если нет Бога, и Христос - человек, то нет и любви, значит, нет ничего... И другой путь - путь Христов ко Христу... Слушай, ведь если любишь, много по-настоящему любишь, можно тогда убить, или нельзя?

Я говорю:

Убить всегда можно.

Нет, не всегда. Нет, убить - тяжкий грех. Но вспомни: нет больше той любви, как если за други положить душу свою. Не жизнь, а душу. Пойми: нужно крестную муку принять, нужно из любви для любви на все решиться. Но непременно, непременно из любви и для любви. Иначе опять Смердяков, то есть путь к Смердякову. Вот я живу. Для чего? Может быть, для смертного моего часа живу. Молюсь: Господи, дай мне смерть во имя любви. А об убийстве ведь не помолишься. Убьешь, а молиться не станешь... И ведь знаю: мало во мне любви, тяжел мне мой крест.

Помнишь, Иоанн в Откровении сказал? В те дни люди будут искать смерти, но не найдут ее, пожелают умереть, но смерть убежит от них”. Что же, скажи, страшнее, если смерть убежит от тебя, когда ты будешь звать ее и искать ее? А ты будешь искать. Как прольешь кровь? Как нарушишь закон?”

Борис Савинков идет иным путем, нежели Ваня Каляев, но эти пути неразрывно переплетены - путь народного, рыдающего, жертвенного, женственного мистика и трагический путь холодного сверхчеловека. На самом деле, они повязаны глубинным родством - нервный религиозный фанатик-парадоксалист не так слаб, как можно было бы заподозрить. Он истинный аскет, он подчиняет свое существо невероятной дисциплине. Он в некотором смысле не менее жесток и холоден, чем Савинков. Он встает, идет и убивает. Высокий и чистый идеал для него затмевает всякую реальность. Но и сам Савинков, предстающий в своих текстах отрешенным и спокойным, рассудительным и бесстрастным, постоянно выказывает удивительную тонкость души. Он с нежностью смотрит на то, как чистые, красивые и возвышенные юноши и девушки жертвенно приходят, чтобы отдать свои тела и души, главное, души - эти тонкие, чувствительные, алчущие истины и красоты души - в жестокое, мученическое дело Революции, дело Террора. Для Савинкова они братья и сестры, дети, возлюбленные, родные, ангелы. Он с тихой строгостью всматривается в смерть - свою и чужую, в смерть товарищей и жертв. Там, за бархатной завесой, за опадающей известкой скудного материального мира - торжественный, бархатный покой Истинного Бытия, лучи Нового Града. В Боевой Организации Бориса Савинкова, в революционном терроре сходятся воедино в призматической концентрации все силовые линии русской истории, пошедшей после жутких лет Раскола, после аввакумового сожжения по страшным и тайным путям, где святость уже более не отделима от преступления, а бунт чреват высокой страстью к Возврату. Революционный нигилизм русских революционеров - прямое и нетронутое продолжение восстания “параллельной России”, загнанной уже Тишайшим и окончательно забитой Петром в скиты, болота, леса, горы и безлюдные берега окраин. Мы никогда не поймем русскую историю, если мы не поймем раскола, внутренней двойственности Руси и России, тайного противостояния, где восстание и бунт, Революция глубоко, отчаянно консервативны, а реакция - либеральна и прогрессивна. После 1666-го года все в России перевернуто с ног на голову. Узурпация считается легитимной, защитники Традиции приравнены к ниспровергателям устоев. Там, только там корни жизни и жеста Бориса Савинкова, великого русского национального террориста, убийцы, освященного высоким призванием, палача, исполняющего ангельскую миссию... Борис Савинков, самое интересное, самое нагруженное смыслом, самое символическое и трагическое, самое знаковое в истории русской революции, в трагической и парадоксальной летописи национального террора.

Покушение на Плеве удается. Хотя не с первой попытки. Сам Савинков описывает его в своих “Воспоминаниях террориста” так.

“Прошло несколько секунд. Сазонов исчез в толпе, но я знал, что он идет по Измайловскому проспекту параллельно Варшавской гостинице. Эти несколько секунд показались мне бесконечно долгими. Вдруг в однообразный шум улицы ворвался тяжелый и грузный, странный звук. Будто кто-то ударил чугунным молотом по чугунной плите. В ту же секунду задребезжали жалобно разбитые в окнах стекла. Я увидел, как от земли узкой воронкой взвился столб серо-желтого, почти черного по краям дыма. Столб этот, все расширяясь, затопил на высоте пятого этажа всю улицу. Он рассеялся также быстро, как и поднялся. Мне показалось, что я видел в дыму какие-то черные обломки.

Когда я подбежал к месту взрыва, дым уже рассеялся. Пахло гарью. Прямо передо мной, шагах в четырех от тротуара на запыленной мостовой я увидел Егора Сазонова. Он полулежал на земле, опираясь левой рукой о камни и склонив голову на правый бок. Фуражка слетела у него с головы, и его темно-каштановые кудри упали на лоб. Лицо было бледно, кое-где по лбу и по щекам текли струйки крови. Глаза были мутны и полузакрыты. Ниже живота начиналось темное кровавое пятно, которое, расползаясь, образовывало большую багряную лужу у его ног.

Странно, но в этот момент я совсем не заметил, что в нескольких шагах от Егора Сазонова лежал изуродованный труп Плеве.”

Покушение удалось. Плеве нет. Магия Системы подорвана. Как много, как много добиться лишь индивидуальным террором! Все в нерешительности и даже если ненавидят, люто ненавидят, то молчат, от страха от обессиливающего влажного гипноза всемогущества Власти. И в этот момент, когда тяжесть всего карательного, репрессивного аппарата парализует волю и действия, находятся мистические воины, пробужденные, восставшие, братья по апокалиптическому ордену Утренней Звезды - находятся и поднимаются над словами и укорами, восходят к солнечным и жертвенным, мученическим пикам Террора. Террора как самопожертвования, как трагического прокладывания пути остальным. Ведь кто-то должен быть первым, кто-то должен начать, кто-то должен погубить себя, даже свою душу, чтобы открыть нации путь к Свободе, Справедливости и солнечному великому Будущему. Плеве нет. Свершилось. Брешь в каменной стене Системы прорвана. Поднимается пламенный воздух свободы. Качаются троны тиранов и узурпаторов, прозападных, марионеточных карикатур на истинно духовные и истинно национальные ценности.

“Идет дело крестьянское, христианское... ”

Так говорит друг и брат Бориса Савинкова, Иван Каляев, тот, кто убьет губернатора.

“Слушай, я верю: вот идет дело крестьянское, христианское, Христово. Во имя Бога, во имя Любви. Верю, народ наш русский - народ Божий, в нем любовь, с ним Христос. Наше слово - воскресшее Слово: ей, гряди Господи! Иду убивать, а сам в Слово верую, поклоняюсь Христу. Больно мне, больно”.

Каляев, Сазонов, Дора Бриллиант, сам Борис Савинков - все они боевики-эсеры-террористы, народники исполнены мистическим переживанием бытия и общества. И снова вялый тлеющий мозжечок посредственности, трусоватого молчаливого большинства, брюзжит -

вырожденцы, фанатики, извращенцы, инородцы, заговорщики, масоны, фашисты, экстремисты, садисты...

Ничего не понимают люди, брошенные в разверстое кровоточащее лоно вселенской полночи, изуродованные кукольные душонки слушателей, зрителей, читателей, тружеников и отдыхающих. Мы живем в сердце великой мистерии, апокалипсической драмы, финального акта Истории. Все силы, все энергии бытия, все смысловые и духовные линии Времени напряжены до предела. На карту поставлен исход и смысл самого творения. Решается все. Выбор тяжелее вселенной... И именно сегодня.. И именно нами... И именно в России... Политика, общество, даже экономика не что-то отдельное - это лишь наиболее внешние, наиболее грубые и материальные области Великой Битвы, сумасшедшей, драматической борьбы, пронизывающей мир сверху донизу - от головокружительных высот ангелических небес до жгуче кровавых, плотских бездн раскаленного ада. Выбор касается всего и всех. Каменно нависло небо, тяжелая, мутная масса последней Луны над тем, кто выбирает между партией или идеологией, между тем или иным вождем, между тем или иным политическим проектом. За все будет сполна заплачено кровью, потоками крови, океанами крови. Не отговоритесь и не отсидитесь, не отмахнетесь и не отвертитесь, не спрячетесь и не прикинетесь простыми “телезрителями”, наивно вверяющими газетам и телеведущим, несущим преступную чепуху, змеино гипнотизирующим стадо покорных и восприимчивых ублюдков, последних людей заканчивающегося Железного века. Боевая организация социалистов-революцинеров поставила на карты свои жизни и души не из личной патологии. Просто наиболее тонкие и глубокие натуры переживают эсхатологическую драму остро и телесно - как, собственно, и следует ее переживать достойным и полноценным человеческим существам. Поэтому вопрос: социализм или капитализм, свобода или рабство, нация, русский народ или космополитическая каста эксплуататоров имеет для них метафизическое значение. Стоп. Кажется, на лицо парадокс. Каким образом эсеры, нигилисты, ниспровергатели оказываются в числе защитников Традиции? Дело в том, что на самом деле консерватизм - это еще не традиция. Русский раскол и особенно собор 1666-1667 годов лишил империю и официальную церковь эсхатологической легитимации, основанной на апокалипсической функции симфонии властей в православной державе, а русская монархия утратила смысл “держащего”, “катехона”. Истинная Святая Русь ушла в бега, под воду Китежа, в леса и скиты, в тайны логова бегунов и скрытников, в темные радения духовных христиан... На поверхности же осталась подделка, скорлупа, имитация, суррогат, картонный фасад с нарисованными зданиями. Этот омерзительный, безвкусный, малярийный, гниющий и чванливый Петербург... Консерваторы, по видимости, стали исполнять функции либералов и реформаторов, а истинные хранители Святой Руси, национального ковчега Спасения ушли в Революцию.

Здесь-то мы и встречаем их... Их, страждущих, мучающихся, верующих, свято верующих русских людей, русских по духу, по посвящению, по масштабу великой, кровавой и солнечной, брачной и возвышенной, страстной Национальной Мечты....

Против петербургской России, Системы - народный, загнанный, забитый и униженный, сосланный, обессиленный, но живой, такой живой в коллективном бессознательном Третий Рим. Последний Рим. Это его голос слышен в треске револьверов и гулком взрыве бомб. Красный Рим. Рим Бориса Савинкова.

После Плеве группа Савинкова готовит покушение на московского губернатора - великого князя Сергея Александровича. На этот раз счастье улыбнулось Ивану Платоновичу Каляеву. Убийца страдает и счастлив. Оба чувства вместе. На высотах человеческого духа пропадает деление на плохое или хорошее, на восторг и боль, на огонь и свет. Все едино и сильно. Все по ту сторону. Это - таинственная печать Бытия, тайного голоса вещей. То, что причастно к нему, не разлагается на составляющие, все цельно, слито, головокружительно сильно. Иван Каляев повешен в Шлиссельбургской крепости. “Я счастлив за себя, что с полным самообладанием могу отнестись к моему концу,” - последние слова из его последнего письма. Через год в Севастополе схвачен и сам Савинков. Его арестовывают целым взводом - такой ужас он вселяет Системе. Миновать виселицы нет никакой надежды. Но спасение и не входит в планы Савинкова.

Ведь “он не представлял себе своего участия в терроре иначе как со смертным концом, более того, он хотел такого конца: он видел в нем, до известной степени, искупление неизбежному и все-таки греховному убийству”.

Так Борис Савинков писал об одном из товарищей по террору, но в полной мере это может быть отнесено и к нему самому.

В романе “Конь Бледный” Савинков так описывает свое заключение и его исход.

“Помню, я сидел в тюрьме и ждал казни. Тюрьма была сырая и грязная. В коридоре пахло махоркой, солдатскими щами. За окном шагал часовой. Иногда через стену с улицы долетали обрывки жизни, случайные слова разговора. И было странно: там за окном море, солнце и жизнь, а здесь одиночество и неизбежная смерть... Днем я лежал на железной койке и читал прошлогоднюю “ниву”. Вечером тускло мерцали лампы. Я украдкой влезал на стол, цепляясь за прутья решетки. Видно было черное небо, южные звезды. Сияла Венера”.

Да, это она - “утренняя и вечерняя звезда”, та, которая обещана в Апокалипсисе побеждающему. Сияла Венера. Сияла Борису Савинкову, приговоренному к смерти, ждущему смерти, покорного смерти, вестника и жениха смерти... смерти и новой жизни, нового воскрешения...

“Я говорил себе: еще много дней впереди, еще встанет утро; будет день, будет ночь”.

Обратите внимание - в текстах этого безжалостного террориста постоянно проскальзывают религиозные, библейские и евангельские мотивы.

“И был вечер и было утро” - день шестой... “Я увижу солнце, я увижу людей. Но как-то не верилось в смерть. Смерть казалась ненужной и потому невозможной. Даже радости не было, спокойной гордости, что умираю за дело. Было какое-то странное равнодушие. Не хотелось жить, но и умирать не хотелось. Не тревожил вопрос, как прожита жизнь, не рождались сомнения, что там - за темною гранью. А вот помню: меня занимало, режет ли веревка шею, больно ли задыхаться? И часто вечером, после проверки, когда на дворе затихал барабан, я пристально смотрел на желтый огонь моей лампы, стоявшей на покрытой хлебными крошками тюремном столе. Я спрашивал себя: нет ли страха в душе? И отвечал себе: нет. Потому что мне было все равно... А потом я бежал. Первые дни в сердце было то же мертвое равнодушие. Машинально я делал все так, чтобы меня не поймали. Но зачем я это делал, зачем я бежал - не знаю.

Почему любовь дает не радость, а муку? Любовь... Любовь... О Любви говорил Ваня Каляев, но о какой? И знаю ли я какую-нибудь любовь? Ваня знает. Но его уже нет”.

Борис Савинков проходит весь путь революции от начала до конца. После Февральского переворота он назначается “управляющим военным министерством” при Временном правительстве. К большевикам у него отношение крайне негативное. Для этого есть несколько оснований. Во-первых, Савинков, как большинство левых эсеров, убежденный русский националист, а следовательно, классово-интернационалистский подход большевиков ему чужд. Во-вторых, он сторонник первоочередного освобождения крестьянства как наиболее традиционного, религиозного и истинно национального класса, тематика диктатуры пролетариата ему чужда. И наконец, он сторонник героического действия, апологет сильной личности, теоретик и практик великой идеи Русского Сверхчеловека. Большевики же акцентируют роль масс, принижая индивидуальный героизм. Все это приводит Савинкова к белым. С большевиками он сражается столь же яростно, жестоко и радикально, как и с монархией. Вообще стиль Савинкова, одного из виднейших вождей белого дела, очень напоминает барона Унгерна - другого антибольшевистского мистика, аскета, героя, погруженного в бездны парадоксов национальной эсхатологии. Они очень родственны - Унгерн и Савинков. Два воплощения сверхчеловеческого героизма и духовного мистического пути, сопряженного с опасной, страстной и великолепно-жестокой жизнью... И, однако, в романе “Конь Вороной”, где Борис Савинков описывает свое участие в антибольшевистском подходе, есть заметный изъян. Он отдал свое сердце социализму, а вынужден биться бок о бок с монархистами и бандитами, с представителями провалившейся, ненавистной Системы и с шкурными отбросами... Савинков остается самим собой и здесь, но все в романе и в периоде его жизни под лозунгом “Конь Вороной” - все противоречиво и вторично... Заметно, что уже в это время Бориса Савинкова влечет к большевикам. В антибольшевистском лагере Савинков ищет всевозможных союзников - встречается он лично и с Пилсудским и с Черчиллем . Более же всего его привлекает европейский фашизм, который ему естественней и ближе. Но самой близкой реальностью для него явно был национал-большевизм. Если внимательно читать “Коня Вороного”, то совершенно ясно внутреннее уважение Савинкова перед большевиками. Борясь с ними, яростно сопротивляясь им, он все с большей симпатией тянется в их сторону. В 1924 году при переходе советской государственной границы с целью организации в СССР террористической подрывной деятельности Борис Савинков схвачен большевиками. В августе они ему объявляют приговор - смертная казнь. Борису Савинкову еще только 45 лет. Другого бы за одну сотую антибольшевицких зверств чекисты убрали без разговоров. Но к нему, как и к Унгерну, большевики отнеслись поразительно мягко. Савинкову сразу же после оглашения смертного приговора чекисты сообщают новость: приговор изменен, вместо смертной казни - десять лет тюрьмы. Для такого человека - сущий пустяк. В тюрьме Борис Савинков совершает свой последний идеологический вираж, удостоверяющий осевую линию его сложной идеологической эволюции. Он признает себя национал-большевиком и оправдывает красный режим. Едва ли его удалось сломить пытками. Не такой он был человек, да и звучит он довольно искренне.

“После тяжкой и долгой кровавой борьбы с вами, борьбы, в которой я сделал, может быть, больше, чем многие другие, я вам говорю: я прихожу сюда и заявляю без принуждения, свободно, не потому, что стоят с винтовкой за спиной: я признаю безоговорочно Советскую власть и никакую другую”.

Для этого мне, Борису Савинкову, нужно было пережить неизмеримо больше того, на что вы можете меня осудить.

О чекистах, с которыми он сталкивается на Лубянке, Савинков говорит: “Они напоминают мне мою молодость - такого типа были мои товарищи по Боевой Организации”.

В мае 1925 года газеты сообщили, что Борис Савинков покончил жизнь самоубийством. Есть версия, что он бросился в лестничный пролет на Лубянке.

Так, вниз головой, как прыгают в темную воду смерти посвященные - в воду, на дне которой приветливо мерцает им фосфоресцентная морская звезда - “звезда утренняя”, дарованная побеждающим.

Русский общественный деятель, социал-демократ, затем – эсер, руководитель Боевой организации партии эсеров, товарищ (заместитель) военного министра при Временном правительстве в 1917 году, участник Белого движения в Сибири, организатор и участник движения «зелёных» в период Гражданской войны, политический авантюрист, публицист и писатель. Известен под псевдонимами: «Б.Н.», Вениамин, Павел Иванович, Крамер, Ксешинский, В.Ропшин (литературный псевдоним), Галлей Джемс, Роде Леон, Ток Рене, Томашевич Адольф, Чернецкий Константин, Субботин Д.Е.

Семья

Родился Борис Викторович Савинков 19 января (31 января по новому стилю) 1879 в городе Харькове, в семье, близкой революционно-демократическому движению. Отец был судьёй в Варшаве, но за либеральные взгляды уволен в отставку и умер в 1905 в психиатрической лечебнице. Мать Софья Александровна, урождённая Ярошенко (1852/1855-1923, Ницца), родная сестра художника Н.А.Ярошенко - журналистка и драматург, автор хроники революционных мытарств своих сыновей (писала под псевдонимом С. А. Шевиль), их друг, помощник и наставник в революционной деятельности. Старший брат Савинкова Александр за революционную пропаганду был сослан в Сибирь и покончил с собой в якутской ссылке. Младший брат Виктор - офицер русской армии (1916-1917), журналист, художник, участник выставок «Бубнового валета», масон. Сёстры: Вера (1872-1942; в замужестве Мягкова) - учительница, критик, сотрудник журнала «Русское богатство»; София (1887/1888-после 1938; в замужестве Туринович) - тоже революционерка, эсерка, эмигрантка.

Детство и юность

Детство Бориса Савинкова прошло в Польше. Он учился в гимназии в Варшаве (одновременно с И.П. Каляевым – будущим убийцей великого князя Сергея Александровича). Окончив гимназию, поступил в Петербургский университет, из которого вскоре был исключен за участие в студенческих беспорядках. Завершал своё образование в Германии.

В 1898 году Савинков входил в социал-демократические группы «Социалист» и «Рабочее знамя», в период социал-демократической деятельности был знаком с Юзефом Пилсудским – будущим премьер-министром и главой свободной Польши. В 1899 году Борис Викторович был арестован, но вскоре освобожден. В 1901 году работал в группе пропагандистов «Петербургского союза борьбы за освобождение рабочего класса».

В 1902 году Савинков вновь арестован и выслан до приговора суда в Вологду. В ссылке он написал статью «Петербургское движение и практические задачи социал-демократии», получившую широкий отклик среди товарищей по партии. Через жену, дочь писателя-демократа Г.И.Успенского, был связан с идеологами народничества. Ссылку одновременно с ним отбывали Н. А. Бердяев, А. А. Богданов, А.В. Луначарский, А. М. Ремизов. В вологодской ссылке Савинков познакомился с бывшей народницей, одним из руководителей партии эсеров Е.К. Брешко-Брешковской («бабушкой» русской революции). Под её влиянием молодой революционер пережил глубокое разочарование в марксизме как теоретическом течении и принял решение «идти в террор». В 1903 году, не дождавшись приговора суда, Савинков бежал за границу в Женеву, где вступил в партию эсеров. На лидера эсеров В.М. Чернова он произвёл впечатление «симпатичного, скромного, быть может, слишком сдержанного и замкнутого юноши». Но от этой «скромности» впоследствии не осталось и следа.

«Очень самолюбивые люди - понял я потом - бывают или резки или преувеличенно застенчивы и настороженны,» - писал о Савинкове В.М.Чернов.

По прошествии многих лет, уже в эмиграции, лидер партии бывших эсеров также пытался «откреститься» от одиозной фигуры Б. Савинкова, как делали это его прежние соратники по партии и белой борьбе:

«…Психологический отрыв Бориса Савинкова от партии начался давно. В сущности, настоящим партийным человеком он никогда не был. Он был скорее “попутчиком” в партии… Савинков просто скептик по отношению ко всем партийным теориям, скептик не по какому-нибудь более глубокому подходу, а по недосугу вдуматься и неимению для этого серьезной подготовки. …"Я, В.М., ведь в сущности анарх", - с каким-то смешком заявил Савинков после поездки в Лондон и нескольких разговоров с П.А. Кропоткиным. Если бы Савинков всерьез мог сделаться анархистом, он, конечно, выбрал бы не коммунистический анархизм Кропоткина, а какую-нибудь разновидность анархо-индивидуализма.» В.М. Чернов «Перед бурей. Воспоминания». N.-Y. Изд. имени Чехова. 1953. С.187-188.

Однако всё это не помешало Б. Савинкову в 1903 году предложить свои услуги Боевой организации партии эсеров (БО) – наследнице организаций террористов-народников. С первых же дней он стал в ней заместителем руководителя, Е.Ф. Азефа.

Террорист

С 1904 года Савинков неоднократно выбирался в ЦК партии эсеров. Жил в Женеве, часто нелегально приезжал в Россию. Вел активную работу в партии и в БО. Принимал участие в организации ряда террористических актов, в чем проявились его смелость, решительность, склонность к авантюре. Савинкову принадлежит авторство таких громких террористических актов, как убийство министра внутренних дел В.К.Плеве (1904), убийство вел.кн. Сергея Александровича (1905), покушения на генерал-губернатора Москвы В.Ф. Дубасова, министра внутренних дел П.Н. Дурново, адмирала Г.Н.Чухнина, председателя Совета министров П.А.Столыпина, императора Николая II. Как любой талантливый организатор, Савинков выступал лишь в роли «кукловода», но сам лично в террактах участия не принимал. При подготовке покушения на Г.Н.Чухнина Савинков был выдан полиции другим, не менее талантливым «кукловодом» Е. Азефом. В мае 1906 года второй человек в БО эсеров арестован и приговорен к повешению. При странных обстоятельствах Савинкову удаётся сбежать из-под стражи и пробраться из Севастополя в Румынию, затем во Францию. Он принял самое активное участие в деле разоблачения провокатора Азефа, и с конца 1908 года пытался безуспешно возродить БО, которая была окончательно распущена в 1911 году.

Писатель

В 1909 году Савинков написал «Воспоминания террориста» – часть истории эсеровской партии, связанную, в основном, с её Боевой организацией, а также повесть «Конь бледный». Герои повести схожи с главными действующими лицами других его произведений («То, чего не было», «Конь вороной») – это уставшие от борьбы, проникнутые мистицизмом, кающиеся террористы. Историки революционного движения и историки литературы и по сей день спорят: насколько достоверно отражены в этих произведениях реальные события? Во всяком случае, до Б.В. Савинкова к теме де-романтизации революционного террора в русской литературе никто не обращался.

С начала Первой мировой войны Б.Савинков – военный корреспондент газеты «День» во Франции. Как доброволец он принял участие в боевых действиях французской армии на Западном фронте.

Политик

9 апреля 1917, после отречения российского императора и установления двоевластия, революционер Савинков вернулся на родину. С 28 июня он – комиссар Юго-Западного фронта, входивший в Ставку верховного главнокомандующего генерала А.В.Алексеева. Убежденный правый эсер, Савинков энергично выступал за войну до победного конца, боролся с «разлагающей армию» агитацией большевиков, уговаривая солдат не складывать оружие. Лидер партии эсеров В.М.Чернов с иронией назвал Савинкова «главноуговаривающим» Юго-Западного фронта. В 1-ом и 2-ом составах коалиционного правительства Савинков был товарищем министра, управляющим военным и морским министерством при военном министре и главнокомандующем А.Ф.Керенском. Пытался ввести в армии строгую дисциплину.

В августе 1917 года Савинков вошел в Совет «Союза казачьих войск», поддерживал генерала Л.Г.Корнилова в его решении ввести смертную казнь на фронте. По словам генерала А.И.Деникина, Савинков видел в Л.Г. Корнилове «орудие для достижения сильной революционной власти», в которой ему (Савинкову) должна принадлежать первая роль. Ни Корнилова, ни Керенского такая позиция, по вполне понятным причинам, не устраивала.

27 августа 1917 года при наступлении Корнилова на Петроград Савинков был назначен военным губернатором Петрограда и и.о. командующего войсками Петроградского военного округа. Военный губернатор, понимая своё бессилие против «мятежников», продолжал лавировать, предлагая Корнилову подчиниться Временному правительству. 30 августа, якобы в знак протеста против провокационных действий Керенского, Савинков подал в отставку. На совещании представителей казачьих частей он заявил, что «совершенно согласен с Корниловым в его целях, но разошелся с ним в средствах и планах».

Основное расхождение Савинкова, как с Корниловым, так и с Керенским заключалось, скорее всего, в том, что ни тот, ни другой не предлагали ему никакой видной роли в случае своей победы.

По «корниловскому делу» Савинков был вызван для разбирательства в ЦК партии эсеров. Посчитав, что эта партия уже не имеет «ни морального, ни политического авторитета», на заседание ЦК он не явился, за что был вскоре исключен из членов партии. На так называемом «демократическом совещании» 22 сентября 1917 года Савинков был избран в Предпарламент (Временный совет российской республики) как депутат от Кубанской области.

Савинков и Белое движение

Октябрьскую революцию бывший террорист расценил как «захват власти горстью людей». 25 октября он тщетно пытался освободить с помощью казаков Зимний дворец от отрядов Красной гвардии. После неудачи бежал в Гатчину к генералу П.Н.Краснову. Участвовал в наступлении Керенского – Краснова на Петроград (бои под Пулковым), после его провала отправился на Дон. Собравшиеся в Новочеркасске белые генералы поначалу удивились появлению в своих рядах «старого революционера» и приняли его более чем прохладно. Однако Савинкова это ничуть не смутило. Он настойчиво доказывал руководителям армии А.М. Каледину и М.В. Алексееву, что борьбу с большевиками не могут возглавлять одни только военные. В глазах народа такая борьба была бы лишь контрреволюцией, стремящейся восстановить прошлое. В конечном итоге красноречивому экс-министру удалось убедить Алексеева в пользе своего «сотрудничества» с Добрармией. В декабре 1917 года Савинков вошёл в состав Донского гражданского совета под началом генерала М.В.Алексеева. Бывшему террористу удалось даже «помириться» с Корниловым, который сначала наотрез отказался иметь в своём окружении столь одиозную фигуру, но потом передумал. Однако большинство руководителей армии, в том числе и А.И. Деникин, заняли в отношении Савинкова совершенно непримиримую позицию. Поэтому уже в январе 1918 года Савинков уехал из Новочеркасска в Москву, чтобы вести там более привычную для него подпольную работу.

«Участие Савинкова и его группы не дало армии ни одного солдата, ни одного рубля и не вернуло на стезю государственности ни одного донского казака, вызвало лишь недоумение в офицерской среде,» - писал впоследствии генерал А.И. Деникин, оглядываясь на кратковременное пребывание Савинкова на Юге России.

В феврале-марте 1918 года Б.В. Савинков создал «Союз защиты родины и свободы» на базе организации гвардейских офицеров (около 800 чел.). Члены его организации приняли участие в выступлениях против советской власти в Ярославле, Рыбинске и Муроме летом 1918 года. После быстрого и жестокого подавления этих мятежей, Савинков скрылся в Казань, занятую восставшими военнопленными чехами. Некоторое время он состоял в отряде В.О. Каппеля, а затем перебрался в Уфу. Рассматривался в качестве кандидата на пост министра иностранных дел в составе Совета министров Временного Всероссийского правительства (Уфимской Директории). По поручению председателя Директории Н.Д. Авксентьева в конце 1918 года Савинков уехал с военной миссией во Францию. Узнав о перевороте адмирала А.В.Колчака, он возглавил за границей колчаковское бюро «Унион».

В 1919 году Б.В. Савинков вошел в состав российской делегации «Русского политического совещания» в Париже. Вплоть до гибели Колчака он вел переговоры с правительствами стран Антанты о помощи русскому белому движению в борьбе против Советской власти. Однако дипломат и проситель из бывшего террориста получился неважный. Его деятельность в Париже мало что дала армиям Колчака, обречённым на трагическое поражение.

После ряда неудач белых на Юге России и провала его «дипломатической» миссии у союзников, Савинков перебирается в Варшаву. На какое-то время ему удалось найти общий язык с правителем Польши – бывшим террористом Юзефом Пилсудским. В 1920 году Савинков занимается подготовкой на территории Польши добровольческих отрядов под командованием генерала С.Н. Булак-Балаховича, совершавших набеги на российскую территорию. Он даже принял личное участие в одном из наступлений в составе конного полка (поход на Мозырь). В этот период Савинков старался представить себя вождём всех антибольшевистских крестьянских восстаний, объединяемых под названием «зелёного» движения.

В августе 1920 года, заявив о признании власти генерала Врангеля и готовности ему подчиниться, Савинков начал формирование на территории Польши 3-ей Русской Армии и «Русского политического комитета» в Варшаве. Вместе с Мережковским издавал антибольшевистскую газету «За свободу!».

После подписания Польшей Рижского мира с Советской Россией (март 1921 года) Савинков решил возродить организацию «Союз защиты родины и свободы». В июне в Варшаве прошёл съезд этой организации, которая теперь называлась «Народный союз защиты родины и свободы» (НСЗРиС) и ставила своей целью активную борьбу с большевиками.

Съезд взволновал советское правительство и польские власти. В ноябре 1921 года, по настоянию советских властей, Савинков был выслан из Польши и переехал во Францию.

10 декабря 1921 года в Лондоне он тайно встретился с большевистским дипломатом Красиным. Красин считал желательным и возможным сотрудничество Савинкова с коммунистами. Савинков сказал, что наиболее разумным было бы соглашение правых коммунистов с «зелёными» при выполнении трёх условий: 1) уничтожения ЧК, 2) признания частной собственности и 3) свободных выборов в советы, в противном же случае все коммунисты будут уничтожены восстающими крестьянами. Красин на это ответил, что ошибочно считать, что в РКП(б) существуют разногласия и «правое крыло», а крестьянское движение - не так страшно, но обещал передать мысли Савинкова своим друзьям в Москве. В последующие дни Савинков приглашался к Черчиллю (в то время министру колоний) и Ллойд Джорджу, которым рассказал о беседе с Красиным и сообщил свои соображения о трёх условиях, предлагая выдвинуть их в качестве условия признания Советского правительства Британией. О своих переговорах Савинков сообщил в длинном письме Пилсудскому, впоследствии опубликованном.

В 1921–1923 годах Савинков пытался руководить диверсионной деятельностью против Советского государства через «Народный союз защиты родины и свободы». При содействии польского и французского генеральных штабов он вёл подготовку отрядов, осуществлявших вылазки в западные губернии России, но в конце концов разочаровался в перспективах и «белого», и «зеленого» антисоветских движений.

Порвав с белым движением, Савинков искал связей с националистическими течениями. Не случаен его интерес к Муссолини, с которым он встречался в 1922 году. Однако уже к 1922-1923 году Савинков оказался в полной политической изоляции: эсеры давно не считали его «своим», а монархисты-врангелевцы никогда бы не простили его авантюрно-революционного прошлого. Ничего не оставалось, как вновь окунуться в литературное творчество, и Савинков занялся работой над повестью «Конь вороной», осмысляющей итоги Гражданской войны.

Жертва провокации

Чрезвычайная активность и непримиримость Савинкова в антибольшевистской борьбе не могла ускользнуть от внимания органов ВЧК-ОГПУ. Уже в 1923 году, одним из первых, бывший эсер-террорист и враг советской власти Б.В. Савинков оказался втянутым в провокацию «Трест».

Действуя от имени якобы существующей в России «подпольной» антибольшевистской организации «Либеральные Демократы» (ЛД), агенты ОГПУ входили в контакт с видными лидерами белой эмиграции и распространяли провокационные сведения. Для проверки сведений об «ЛД», в середине 1923 года Савинков направил в Россию своего агента. Агент был, конечно, тут же перевербован. Вернувшись, он подтвердил, что «ЛД» существует и хочет видеть именно Савинкова своим руководителем (чекисты знали, на что следует ловить неисправимого честолюбца!). Согласно сведениям, собранным эмигрантским историком и публицистом Б.Прянишниковым, ОГПУ удалось «сломать» и заставить участвовать в провокации полковника С.Э. Павловского - одного из наиболее преданных Савинкову людей. Павловскому «савинковцы» верили безоговорочно.

Давний знакомый Б.В.Савинкова В.Л. Бурцев - русский публицист и издатель, заслуживший за свои разоблачения провокаторов царской охранки прозвище «Шерлока Холмса русской революции» - безуспешно пытался отговорить лидера НСЗРиС от поездки в Советскую Россию. Он когда-то помог Савинкову разоблачить Азефа, и теперь не поверил в существование такой большой подпольной организации, как «ЛД», считая её несомненной провокацией.

10 августа 1924 года Савинков выехал из Парижа через Берлин в Варшаву, через «окно» перешел границу, а 16 августа был уже арестован в Минске и предан суду. 29 августа 1924 года Военной коллегией Верховного суда он был приговорен к расстрелу.

Проводя эту операцию, сотрудники ОГПУ очень умело сыграли на разобщённости и взаимном недоверии белоэмигрантских лидеров. В 1923 году представители «Треста», используя те же приёмы, пытались выйти на прямой контакт с Врангелем, но потерпели фиаско, благодаря чётким действиям его ближайшего окружения (Н.Н.Чебышев при первых же встречах «расколол» большевистского эмиссара Фёдорова-Якушева). Однако чекистам удалось войти в контакт с великим князем Николаем Николаевичем, а затем, используя внутренние противоречия в среде белой эмиграции, вовлечь в свои сети немало чинов РОВСоюза. Даже после ареста и гибели Савинкова, А.П. Кутепов продолжал свою деятельность по «внутренней линии» РОВС, на которую монархической эмиграцией отпускались немалые средства. Вопреки предостережениям Врангеля, великий князь и «генерал-террорист» не свернули контакты с «Трестом», считая, что Савинков по собственной воле «переметнулся» на сторону большевиков. К слову сказать, точно такую же «утку» большевистские провокаторы подбросили и в отношении исчезновения самого Кутепова в 1930 году.

Верховный суд ходатайствовал перед Президиумом ЦИК СССР о смягчении приговора, т.к. Савинков полностью раскаялся на суде, признав свою вину и поражение в борьбе против Советской власти. Ходатайство было удовлетворено, расстрел заменён лишением свободы на 10 лет. В тюрьме Савинков имел возможность заниматься литературным трудом, по некоторым данным имел гостиничные условия. Он обратился с письмами к некоторым руководителям белой эмиграции, в которых призывал прекратить борьбу против большевиков и Советского государства, написал скандально известную статью «Почему я признал Советскую власть?»

По официальной версии, 7 мая 1925 года, находясь в тюрьме на Лубянке, Б.В. Савинков покончил жизнь самоубийством, выбросившись из окна. По другим сведениям, он был сброшен в пролет тюремной лестницы после подачи прошения об освобождении. Ходили слухи, что Ф.Э. Дзержинский счел «старого заговорщика» слишком опасным. В зарубежной историографии имеется и третья версия: Савинков был убит ещё при попытке перейти границу, а всё остальное было фарсом, умело разыгранным ОГПУ в пропагандистских целях.

Отношение белоэмигрантской общественности к гибели Савинкова было весьма однозначным. Все газеты, вне зависимости от их политического направления, не без скрытого злорадства сообщили о самоубийстве «продавшегося большевикам террориста».

После публичных заявлений Савинкова о признании советской власти, легендарного террориста не было жаль никому из его соотечественников, даже бывших…

Ко всему сказанному следует добавить, что, несмотря на значительную массу современной литературы, освещающей жизнь и деятельность Бориса Савинкова, и по сей день очевидна неясность ряда сторон его богатой событиями, неординарной биографии. По многим важным эпизодам не существует никаких сведений, подтверждённых другими источниками, кроме произведений писателя Савинкова (Ропшина). Савинков и в жизни нередко стремился играть роль литературного героя, а потому жизнеописание «легенды русского террора» представляется потомкам лишь подобием авантюрно-приключенческого романа, истинный финал которого так и остался тайной архивов советских спецслужб…

Биография

Начало деятельности

Отец, Виктор Михайлович, - товарищ прокурора окружного военного суда в Варшаве , за либеральные взгляды уволенный в отставку, умер в 1905 в психиатрической лечебнице; мать, Софья Александровна, урождённая Ярошенко (1852/1855-1923, Ницца), сестра художника Н. А. Ярошенко - журналистка и драматург, автор хроники революционных мытарств своих сыновей (писала под псевдонимом С. А. Шевиль). Старший брат Александр - социал-демократ, был сослан в Сибирь , покончил с собой в якутской ссылке в 1904; младший, Виктор - офицер русской армии (1916-1917), журналист, художник, участник выставок «Бубнового валета», масон. Сёстры: Вера (1872-1942; в замужестве Мягкова) - учительница, критик, сотрудник журнала «Русское богатство »; София (1887/1888-после 1938; в замужестве Туринович) - эсерка, эмигрантка .

Савинков учился в гимназии в Варшаве (в один период с И. П. Каляевым), затем в Петербургском университете, из которого исключён за участие в студенческих беспорядках. Некоторое время повышал образование в Германии .

Савинков становится заместителем руководителя Боевой организации Азефа , а после его разоблачения - руководителем. Вместе с Азефом выступает инициатором убийства священника Георгия Гапона , заподозренного в сотрудничестве с Департаментом полиции .

В ночь после побега Савинков написал следующее, отпечатанное в большом количестве экземпляров извещение.

В ночь на 16 июля, по постановлению боевой организации партии социалистов-революционеров и при содействии вольноопределяющегося 57 Литовского полка В. М. Сулятицкого, освобождён из-под стражи содержавшийся на главной крепостной гауптвахте член партии социалистов-революционеров Борис Викторович Савинков. Севастополь, 16 июля 1906 г.

Эмиграция

1917 год. Несостоявшийся диктатор

В Польше

Порвав с белым движением, Савинков искал связей с националистическими течениями. Не случаен его интерес к Муссолини , с которым он встречался в - . Однако в конце концов Савинков оказался в полной политической изоляции, в том числе и от эсеров. В это время он занялся работой над повестью «Конь вороной», осмысляющей итоги Гражданской войны .

Приезд в СССР, арест и гибель

Процесс над Б. В. Савинковым, 1924 г.

В начале августа 1924 Савинков нелегально приехал в СССР , куда был завлечён в результате разработанной ОГПУ операции «Cиндикат-2». 16 августа в Минске был арестован вместе со своей последней возлюбленной Любовью Ефимовной Дикгоф и её мужем А. А. Дикгофом . На суде Савинков признал свою вину и поражение в борьбе против Советской власти. Свои показания он начал так:

«Я, Борис Савинков, бывший член Боевой организации Партии социалистов-революционеров, друг и товарищ Егора Созонова и Ивана Каляева , участник убийств Плеве, великого князя Сергея Александровича, участник многих террористических актов, человек, всю жизнь работавший только для народа, во имя его, обвиняюсь ныне рабоче-крестьянской властью в том, что шёл против русских рабочих и крестьян с оружием в руках».

Место захоронения неизвестно.

Семья

• супруга - Вера Глебовна Успенская (1877-1942), дочь писателя Глеба Успенского . С 1935 в ссылке. После возвращения умерла от голода во время блокады Ленинграда.
  • сын - Виктор Борисович Успенский (Савинков) (1900 - 1934) арестован в числе 120 заложников за убийство Кирова, 29 декабря приговорен к ВМН, расстрелян.
  • дочь - Татьяна Борисовна Успенская-Борисова (Савинкова) (1901-)
• супруга - Евгения Ивановна Зильберберг
  • сын - Лев Борисович Савинков (1912-1987) поэт, прозаик, журналист. Во время гражданской войны в Испании - капитан республиканской армии, был тяжело ранен (Его упоминает Эрнест Хемингуэй в романе «По ком звонит колокол »). В второй мировой войне воевал во французском сопротивлении . Похоронен на кладбище Сент-Женевьев-де-Буа .

Савинков как писатель

Литературным творчеством Савинков начал заниматься с 1902 года. Его первые рассказы 1902-1903 гг. обнаруживают влияние Станислава Пшибышевского и вызвали отрицательный отзыв Максима Горького . Уже в 1903 году у Савинкова (рассказ «В сумерках») появляется его лейтмотив - революционер, испытывающий отвращение к своей деятельности, ощущающий греховность убийства. Впоследствии Савинков-литератор будет постоянно спорить с Савинковым-революционером, а две стороны его деятельности влиять друг на друга (так, отторжение эсерами своего бывшего вождя связано во многом именно с его литературным творчеством).

В 1905-1909 Савинков выступает как мемуарист, автор написанных по горячим следам очерков о товарищах по БО и знаменитых терактах; эти очерки составили основу книги «Воспоминания террориста» (первая полная публикация - 1917-1918, переиздавалась неоднократно). Революционер Н. С. Тютчев утверждал, что Савинков-литератор в мемуарах «убивает» Савинкова-революционера, критикуя за неправдоподобие ряд пассажей, например, когда убитый Сазонов «полулежал на земле, опираясь рукой о камни» ; «Воспоминания» обстоятельно критически разбирал М. Горбунов (Е. Е. Колосов) .

В 1907 году парижское знакомство с Мережковскими определяет всю дальнейшую литературную деятельность Савинкова. Он знакомится с их религиозными идеями и взглядами на революционное насилие. Под влиянием Мережковских (и при основательной редактуре Гиппиус, предложившей псевдоним «В. Ропшин» и заглавие) написана его первая повесть «Конь бледный» (опубликована в 1909). В основе сюжета - реальные события: убийство Каляевым (под руководством Савинкова) великого князя Сергея Александровича . Событиям придана сильная апокалиптическая окраска (заданная названием), проводится психологический анализ обобщённого типа террориста, близкого к «сильному человеку» Ницше , но отравленного рефлексией; стилистика книги отражает влияние модернизма . Повесть вызвала резкую критику эсеров, которые сочли образ главного героя клеветническим (это подпитывалось и тем, что Савинков до последнего выступал защитником разоблачённого в конце 1908 г. Азефа).

Роман Савинкова «То, чего не было» (1912-1913, отдельное издание - 1914; вновь схожая реакция радикальной критики и товарищей по партии) уже учитывает тематику провокации, слабости вождей революции и греховности террора; главный герой - «кающийся террорист».

В 1910-е годы Савинков эпизодически выступает как поэт, печатаясь в ряде журналов и сборников; его стихи варьируют ницшеанские мотивы ранней прозы. При жизни он не собрал своих стихов; посмертный сборник «Книга стихов» (Париж, 1931) издан Гиппиус. Владислав Ходасевич , в этот период литературный враг Гиппиус, счёл, что в стихах Савинкова «трагедия террориста низведена до истерики среднего неудачника»; но и близкий к эстетическим взглядам Мережковских Георгий Адамович констатировал «обмельчавший байронизм» и «охлаждённый слог» поэзии Савинкова.

В 1914-1923 Савинков печатал почти исключительно публицистику и очерки: «Во Франции во время войны» (1916-1917), «Из действующей армии» (1918), «К делу Корнилова» (1919), «За родину и свободу», «Борьба с большевиками», «На пути к „третьей“ России» (1920), «Накануне новой революции», «Русская народная добровольческая армия в походе» (1921). После окончания бурных событий Савинков в Париже («забившись в щель», по собственному признанию) написал повесть «Конь вороной» (1923). Это продолжение «Коня бледного», с тем же главным героем (который превратился в «полковника») и той же апокалиптической символикой; действие происходит в годы гражданской войны, изображены походы Булак-Балаховича и тыловая антибольшевистская борьба.

Последняя книга Савинкова - написанные в тюрьме Лубянки «Рассказы», сатирически изображающие жизнь русских эмигрантов.

Савинков в художественной литературе

Савинков - прототип террориста Дудкина в «Петербурге» Андрея Белого , Высокова в «Жизни и гибели Николая Курбова» Ильи Эренбурга , выведен под собственным именем в документальной беллетристике Алексея Ремизова и Романа Гуля .

• Сурмачёв О.Г. К вопросу о первой публикации рассказа А. Ремизова «Крепость».

Сочинения

• Конь бледный . - Ницца, 1913.
• То, чего не было . - 3-е изд. - М .: Задруга, 1918.
• Из действующей армии. М., «Задруга», 1918
• К делу Корнилова . - Париж, 1919.
• Борьба с большевиками . - 1925.
• Конь вороной Париж, . - 1923; Л., 1924.
• В тюрьме (Предисловие А. В. Луначарского) . - М ., 1925.
• Последние помещики. М., «Огонёк», 1926
• В тюрьме. М., «Огонёк», 1926
• Посмертные статьи и письма. - М ., 1926.
• Воспоминания террориста (Предисловие Ф. Кона). - 3-е изд. - Х., 1928.
• Избранное. - Л. , 1990.
• Воспоминания террориста . - М ., 1991.
• Записки террориста. - М ., 2002.

Фильмы

• Деятельности Савинкова посвящен фильм 1968 года «Крах ».

• Мини-сериал (6 серий) 1980 года «Синдикат-2 ».

• «Выборгская сторона » (1938).

• «Незабываемый 1919 год» (1951).

• «Чрезвычайное поручение » (1965).

• «20 декабря» (1981) и др.

• В сериале «Операция „Трест“» (1967) неоднократно озвучивается различная информация о Савинкове (его деятельность после Октябрьской революции, арест, признание на суде Советской власти и др.).

• В 1991 году по мотивам повести «Конь бледный» вышел фильм «Исчадье ада » (реж. Василий Панин).

• В 2004 году Карен Шахназаров снял фильм «Всадник по имени Смерть » по мотивам книг Савинкова «Воспоминания террориста» и «Конь бледный».

• В 2006 году вышел сериал Юрия Кузина «Столыпин… Невыученные уроки» , основанный во многом на автобиографическом произведении Б. Савинкова «Воспоминания террориста».

Киновоплощения

• Зигфрид Шуренберг («Lockspitzel Asew», Германия, 1935)
• Всеволод Санаев - («Незабываемый 1919-й », 1952, в титрах не указан)
• Владимир Эренберг («В дни Октября», 1958)
• Семён Соколовский («Чрезвычайное поручение », 1965)
• Кристиан Рист («Azev: le tsar de la nuit», Франция, 1975)
• Георгий Шахет («Хождение по мукам », 1977)
• Александр Пороховщиков («Особых примет нет», 1978 "Крах операции «Террор» ", 1980)
• Владимир Головин («20 декабря», 1981)
• Клайв Меррисон («Рейли: король шпионов», 1983)
• Георгий Тараторкин («Исчадие ада», 1991)
• Алексей Девотченко (Столыпин… Невыученные уроки , 2006)

Литература

• Загадка Савинкова. - Л. , 1925.
• Ардаматский В. Возмездие. - М ., 1975.
• К. Вендзягольский. Савинков // Новый журнал. 1963. № 71, 72.
• Давыдов Ю. В. Тайная лига. - М ., 1990.
• Гусев К. В. Рыцарь террора. - М ., 1992.
• Шикман А. П. Деятели отечественной истории. Биографический справочник. - М ., 1997.
• Городницкий Р. А. Боевая организация партии социалистов-революционеров в 1901–1911 гг. - М ., 1998.
• Савченко В. А. Многоликий Савинков // Авантюристы гражданской войны: Историческое расследование . - М .: ACT, 2000. - С. 256-289. - ISBN 5-17-002710-9
• Борис Савинков на Лубянке: Документы. - 2001. - ISBN 5-8243-0200-6
• Дело Савинкова. // Ленинград: Рабочее издательство Прибой, 1924 год (на сайте Хронос).
• David Footman. B. V. Savinkov. Oxford, St. Antony’s College, 1956 (St. Antony’s papers on Soviet affairs).
• Karol Wędziagolski. Boris Savinkov: Portrait of a Terrorist. Twickenham, Kingston Press, 1988, 249 pp.
• Richard B. Spence . Boris Savinkov: Renegade on the Left. Boulder (CO), 1991, 540 pp. (East European Monographs, 316).
• Jacques-Francis Rolland . L’homme qui défia Lénine: Boris Savinkov. Paris, Grasset, 1989, 330 pp.

Примечания

Ссылки

	Портал «История России»

Борис Викторович Савинков боролся и с монархией, и с большевиками. Его методы не отличались гуманностью. В качестве главного для достижения цели Борис Викторович использовал тактику террористических актов. Готовил он покушение и на Ленина, видя в нем главного врага России. Но замыслам одного из лидеров партии эсеров не суждено было сбыться. Борьба длиною в жизнь завершилась поражением.

Против течения

Борис Викторович родился в семье революционера в 1879 году. Его отец откровенно не любил действующую власть и всячески ее критиковал. Виктор Михайлович работал в судейской системе в Варшаве. Мать Бориса - Софья Александровна (в девичестве - Ярошенко) - родилась в Польше. Она, кстати, приходилась сестрой известному художнику Николаю Александровичу Ярошенко.

Детство Бориса Викторовича прошло в Варшаве. Он сначала учился в местной гимназии Высшего образования, а затем поступил в Петербургский университет. Но окончить его не сумел из-за участия в массовых беспорядках, спровоцированных студентами. Савинкова не просто исключили, ему запретили поступать в любое другое учебное заведение, находящееся в России.

Первый раз Бориса Викторовича арестовали в 1897 году в Варшаве именно за революционную деятельность. Оказавшись на свободе, Савинков примкнул к группам социал-демократического направления - «Социалист» и «Рабочее знамя». Вскоре его вновь арестовали с той же формулировкой, но через короткое время отпустили. И в 1899 году Борис Викторович женился на Вере Глебовне Успенской, дочери писателя Глеба Ивановича. Активно печатался в газете «Рабочая мысль», а затем перебрался в Германию, чтобы продолжить учебу.

В 1901 году Савинков оказался среди пропагандистов «Петербургского союза борьбы за освобождение рабочего класса». Естественно, подобная деятельность не могла закончиться ничем хорошим. Бориса Викторовича в очередной раз арестовали за революционную деятельность. Но теперь, учитывая «хроническое заболевание», его отправили в ссылку в Вологду. Там же поселилась и его семья. На новом месте Савинков получил должность секретаря консультации присяжных поверенных при Вологодском окружном суде.

Находясь в ссылке, Борис Викторович не думал отказываться от своих политических взглядов. И вскоре он опубликовал статью под названием «Петербургское рабочее движение и практические задачи социал-демократов». Это творение было тепло принято единомышленниками. Более того, сам Владимир Ильич Ленин отметил способности молодого революционера. Но к этому времени Савинков понял, что его возможности в социал-демократии практически исчерпались. Просто размышлять с умным видом о том, что лучше и что правильно, он уже не мог. От теории Борису Викторовичу хотелось перейти к практике, а социал-демократические рамки не позволяли ему сделать этот важный шаг. Поэтому Савинков, после длительного размышления, пришел к выводу, что его место среди левых эсеров. На этот выбор повлияло и знакомство с лидером этого течения - Виктором Михайловичем Черновым. Именно Чернов мог, что называется, развязать руки революционеру, предоставив ему свободу. Кроме этого, Бориса Викторовича прельщал и манил главный культ левых эсеров. Ведь они во главе угла ставили героический подвиг и жертвенность ради достижения поставленной цели. Все это ценилось куда выше, чем собственное «я». В общем, левые эсеры сулили Савинкову настоящий алтарь революционной борьбы, который следовало окропить своей же кровью. И для Бориса Викторовича это сыграло одну из ключевых ролей при выборе «берега». Вторая - разрешенный террор. Савинков и левые эсеры были, что называется, созданы друг для друга.

Так что, однажды Борис Викторович понял, что больше не может спокойно плыть по течению и довольствоваться участью ссыльного. И в 1903 году он сумел вырваться из захолустной Вологды. Преодолев множество преград, он покинул родную страну и вскоре оказался в Женеве. Здесь Савинков познакомился с еще одним лидером движения левых эсеров Михаилом Рафаиловичем Гоцем. А затем официально примкнул и к самим эсерам, и к их Боевой организации.

Первое боевое задание не заставило себя долго ждать. Уже в следующем году Борис Викторович получил приказ устранить министра внутренних дел Вячеслава Константиновича Плеве. Причем Савинков являлся именно руководителем операции. А ее создателем выступил глава Боевой организации Евно Азеф. Азеф же определил и состав группы ликвидаторов. Помимо Савинкова туда вошли: Дора Бриллиант, Егор Созонов, мастер по изготовлению бомб Максимилиан Швейцер, а также еще несколько человек из, если так можно выразиться, «техподдержки». Азеф решил, что удобнее и надежнее всего будет взорвать карету вместе с министром, во время его передвижения от Петербурга в Царское село.

Группа ликвидаторов прибыла в Петербург. Каждый действовал согласно утвержденной инструкции. И на протяжении длительного времени люди из обеспечения операции наблюдали за перемещениями Плеве в течение дня, а также изучили маршруты его еженедельных поездок в Царское село для докладов Николаю II. Они маскировались под извозчиков, продавцов газет и обычных прохожих. Когда данные были собраны в достаточном количестве, утвердили дату операции «Поход на Плеве» - восемнадцатое марта. В этот день Савинков расставил людей с бомбами по ключевым точкам маршрута Плеве. По факту, шансов на спасение у министра не было, но сыграл свою роль человеческий фактор. Один из метателей бомб - Абрам Боришанский - испугался. Он посчитал, что привлек внимание стражей порядка, поэтому самовольно покинул свою точку. Покушение сорвалось.

Поскольку операция провалилась тихо и незаметно, Азеф приказал повторить попытку двадцать четвертого числа того же месяца. Главный бросок доверили Алексею Покотилову, а страхующим стал все тот же Боришанский. После провала он пришел с повинной и выпросил себе второй шанс. Ему было необходимо реабилитироваться в глазах однопартийцев.

Но и на сей раз операция не увенчалась успехом. Двадцать четвертого числа карета Плеве по неизвестным причинам изменила маршрут и проехала другой дорогой. Но Азеф не оставил идею. Поэтому третья попытка была назначена на первое апреля. Главного исполнителя решили не менять. В ночь перед покушением Покотилов находился в гостинице «Северная». Неизвестно, что там произошло, но бомба сработала в руках Алексея. Эсер погиб. Произошедшим, конечно, заинтересовалась полиция. Началось расследование. И всем участникам группы пришлось в экстренном порядке покинуть Петербург и укрыться в Швейцарии. Азеф решил, что с устранением Плеве стоит немного подождать. А затем взялся за кадровую чистку состава Боевой организации. Многие были изгнаны, а Савинков получил выговор за провал операции. После этого Азеф обратился к ЦК партии с просьбой пополнить как ряды бойцов, так и увеличить финансирование своей организации.

Переждав, пока страсти улягутся, боевики вернулись к намеченной цели. Появилась и очередная дата ликвидации Плеве - пятнадцатое июля (двадцать восьмое - по григорианскому календарю). На сей раз, основным метальщиком был выбран Егор Созонов, а Боришанский выступал в роли страхующего. Именно Боришанский первым встретил карету и пропустил ее, а двигавшийся следом Созонов кинул бомбу. На случай его промаха неподалеку находились еще два боевика - Каляев и Сикорский. Но их участие не потребовалось, Егор Сергеевич не промахнулся. Министр внутренних дел погиб на месте. Сильные ранения получил и сам Созонов. Боевики тут же скрылись, бросив своего однопартийца. Здесь же, на месте преступления, его и арестовали. В декабре 1910 года Созонов покончил с собой в Зарентуйской каторжной тюрьме.

Борис Викторович, как и все остальные ликвидаторы, успел скрыться с места преступления. А вечером того же дня он выехал на встречу с Азефом в Москву. И вскоре вновь оказался за границей.

Война продолжается

Одной жертвы, пусть даже такой весомой как Плеве, левым эсерам, конечно, было мало. И Савинков начал подготовку нового теракта. Выбор пал на московского генерал-губернатора великого князя Сергея Александровича (являлся пятым сыном Александра II). Действовали боевики по отработанной схеме. А главным метателем стал Иван Платонович Каляев. И семнадцатого февраля он бросил бомбу в карету Сергея Александровича. Великий князь погиб на месте. Из-за мощного взрыва его тело было разорвано на части. Тогда-то и родилась циничная шутка: «Наконец-то Великому князю пришлось пораскинуть мозгами!»

Убийцу арестовали и вскоре приговорили к повешению. Приговор был приведен в исполнение в Шлиссельбургской крепости. Что касается Савинкова, то он после выполнения поставленной задачи, вернулся в Женеву. От него требовалось набрать новых людей, готовых пожертвовать собой ради достижения «великой цели».

Кроме атак на Плеве и Сергея Александровича, боевики Боевой организации устраивали покушения на министра внутренних дел Ивана Николаевича Дурново, священника Георгия Гапона и адмирала Федора Васильевича Дубасова.

Гапона, по подозрению в связи с полицией, задушили и повесили на дереве несколько человек. Среди них был инженер Петр Рутенберг. Он снял дачу в Озерках, что под Петербургом и пригласил туда священнослужителя. Правда, сами лидеры левых эсеров не взяли на себя ответственность за убийство священнослужителя. Они преподнесли его гибель как личную инициативу Рутенберга и его сообщников.

А вот нападение на Дубасова произошло двадцать третьего апреля 1906 года. Главным метателем был выбран Борис Вноровский. Но, несмотря на попадание снаряда, адмирал сумел выжить. Взрывом ему раздробило ступню. Также ранение получил кучер Федора Васильевича. А вот его адъютант - граф Коновницын - погиб. Планировал Борис Викторович совершить покушение и на государя. Он даже сумел найти исполнителя, но реализовать «проект» ему не удалось. Дело в том, что Савинкова арестовали в Севастополе. В этом городе он готовил покушение на адмирала Чухнина. Но полиция сумела узнать об этом. Бориса Викторовича посадили в тюрьму, а вскоре ему вынесли приговор - смертная казнь. Умирать так рано, не смотря на культ жертвенности, Савинков не собирался. Уже позже он написал об этом в романе «Конь бледный»: «Но как-то не верилось в смерть. Смерть казалась ненужной и потому невозможной. Даже радости не было, спокойной гордости, что умираю за дело. Не хотелось жить, но и умирать не хотелось».

Савинков тогда, конечно, не погиб. Ему удалось сбежать из тюрьмы и скрыться в Румынии. После побега Борис Викторович написал:

«В ночь на 16 июля, по постановлению боевой организации партии социалистов-революционеров и при содействии вольноопределяющегося 57 Литовского полка В.М.Сулятицкого, освобождён из-под стражи содержавшийся на главной крепостной гауптвахте член партии социалистов-революционеров Борис Викторович Савинков.
Севастополь, 16 июля 1906 г.».

Интересно вот еще что: полицейские называли Бориса Викторовича «Театральным». Дело в том, что он то и дело менял документы. То Савинков был поляком Адольфом Томашкевичем, то французом Леоном Роде, то поручиком Субботиным. Список его масок можно продолжать и дальше.

В Румынии Борис Викторович, конечно, не задержался. Оттуда он перебрался сначала в Венгрию, затем - в швейцарский Базель. Но и здесь он пробыл недолго, вскоре Савинков оказался в немецком Гейдельберге. Кочуя по Европе, зимой 1906 года он оказался в Париже, где познакомился с Мережковским и Гиппиусом. Эти люди сыграли большую роль в жизни боевика, став его литературными учителями и даже покровителями. Причем псевдоним В.Ропшин ему отдал именно Гиппиус. Что касается творчества, то Савинков в 1909 году написал «Воспоминания террориста» и «Конь бледный». А роман «То, чего не было», появился позже - в 1914 году. Любопытно вот что: однопартийцы не одобряли увлечение литературой и периодически требовали изгнать его из левых эсеров.

В конце 1908 года всех левых эсеров и Боевую организацию потрясла о том, что сам Азеф являлся двойным агентом. Борис Викторович до последнего не верил и в это. Он пытался защитить Евно Фишелевича на «суде чести», который эсеры организовали в Париже. Но успехом эта попытка не увенчалась. После смещения Азефа Савинков стал новым руководителем Боевой организации. Ничего толкового (с точки зрения боевика) добиться организация не смогла. Савинков не потянул роль лидера. И в 1911 году Боевую организацию упразднили. А Борис Викторович перебрался во Францию, где возобновил литературную деятельность. В этой же стране он и встретил Первую Мировую войну.

В те кровавые годы Савинков стал военным корреспондентом. А свои репортажи он из Парижа отправлял в российские издания. В такие как: «Биржевые ведомости», «День» и «Речь». А поэту, художнику и критику Максимилиану Александровичу Волошину Савинков писал, что ему тяжело приходится без политической деятельности, как будто у него «перебиты крылья». А в 1916 году Борис Викторович издал книгу «Во Франции во время войны».

Борьба с новой властью

Февральская революция оказалась полнейшей неожиданностью для всех русских революционеров, находившихся в то время за границей. Ошеломил этот факт и Бориса Викторовича. Поэтому он в спешке распрощался с семьей и вернулся на родину.

В Петроград он прибыл в апреле 1917 года. И вскоре выяснил, что в состав Временного правительства входит много знакомых ему людей. Находились там и эсеры. Например, Керенский, Чернов, Авксентьев. Естественно, такой человек как Савинков, пришелся ко двору. И Борис Викторович оказался в водовороте событий. Спустя кроткое время он уже обрел солидный политический вес и мог влиять на главу Временного правительства – Керенского. Затем Савинков получил должность комиссара Юго-Западного фронта. И поскольку он считал, что прекращать войну с Германией нельзя, пытался донести это до солдат. Но его попытки воодушевить их на ратное дело завершились провалом. В армии начались сильные брожения, дисциплина падала, солдаты отказывались подчиняться приказам, и открыто заявляли о своем желании прекратить бессмысленное, с их точки зрения, кровопролитие. Все прекрасно понимали, что страна быстро погружается в пучину хаоса. Понимал это и Савинков. Он был уверен, что только крепкая, сильная власть, способная брать на себя ответственность и принимать непопулярные решения, могла спасти ситуацию. Такого же мнения придерживался и генерал Лавр Георгиевич Корнилов.

Естественно, что они сблизились. По протекции Савинкова Корнилов получил пост Верховного Главнокомандующего. А сам Борис Викторович занял должность управляющего Военным министерством. Когда появилась новость о назначении, английский посол Бьюкенен сделал в дневнике ироничную запись: «…Мы пришли в этой стране к любопытному положению, когда мы приветствуем назначение террориста, в надежде, что его энергия и сила воли могут еще спасти армию».

Но, как и в случае с Боевой организацией, Савинков, получив высокий пост, не справился. Понятно, что один он ничего не смог бы изменить, но факт остается фактом. Положение в армии с каждым днем становилось все хуже. Тоже самое относилось и к стране в целом.

Ситуация требовала незамедлительного жесткого решения. И Борис Викторович, казалось, нашел единственный путь к спасению – арест всех лидеров большевистского движения (именно их он считал главными виновниками во всех бедах) и возвращение смертной казни в тылу (на фронте к высшей мере наказания уже прибегали). Но Керенский не послушал Савинкова, решив, что подобные меры чрезмерно жесткие. Услышав ответ, Борис Викторович подал в отставку. Правда, Керенский отставку не принял. Он не хотел терять одного из главных своих союзников, поэтому определил его в военные губернаторы Петрограда.

В конце августа произошло событие, которое для Савинкова обернулось трагедией. Генерал Корнилов решил установить в стране военную диктатуру. Подобный ход испугал Временное правительство. И Керенский вместе со своим ближайшим окружением начал искать возможных союзников Лавра Георгиевича. Под «раздачу», конечно, попал Савинков. Его дружба с Корниловым ни для кого не являлась секретом. Бориса Викторовича обвинили в пособничестве генералу. Все попытки доказать свою невиновность не увенчались успехом.

Даже Керенский ему не поверил, считая Савинкова одним из лидеров заговора. Поэтому Бориса Викторовича сняли с поста губернатора Петрограда, а его деятельность поставили под контроль партии. В ответ Савинков отказался от должности военного министра. Вскоре его исключили из рядов эсеров.

Но переживать из-за несправедливого решения Керенского Савинкову долго не пришлось – власть захватили ненавистные ему большевики. Начался новый этап его бесконечной борьбы. Он поучаствовал в провалившемся походе на Петроград, затем сбежал на юг, желая примкнуть к правительству Донской республики. Но здесь его приняли враждебно, сказалось террористическое и революционное прошлое. Поэтому вскоре Борис Викторович «всплыл» в Москве и организовал «Союз защиты Родины и Свободы» (СЗРС). В этот «Союз» он принимал всех, кто был недоволен новой властью. Таким образом, его союзниками стали и монархисты, и социал-демократы плехановского толка, и меньшевики, и эсеры и прочие «опоздавшие». Все они были готовы навязать большевикам борьбу и оспорить «трон». Причем в «Союз» вошло много бывших царских офицеров. А главными помощниками Савинкова стали генерал Рычков и полковник Перхуров.

По факту, «Союз» представлял собой подпольную армию боевиков, которые при помощи террора решили бороться с большевиками. А главными целями на устранение стали, конечно же, Ленин и Троцкий.

Но борьба, как поддержание жизнеспособности «Союза» требовали колоссальных затрат. И Савинков нашел три источника дохода. Первым «сочувствующим» стал председатель чешского национального комитета Масарик. Вторым – генерал Алексеев, один из лидеров Добровольческой армии. Оставшуюся часть необходимых средств выделило посольство Франции. Казалось, что у «Союза» были вполне реальные шансы на достижение поставленных целей, но май 1918 года выдался для Бориса Викторовича ужасающим. Несмотря на все его старания по сохранению СЗРС в тайне от чекистов, подполье было, что называется, вскрыто. Многих сторонников Савинкова арестовали и расстреляли. Он сам чудом избежал казни, спрятавшись в доме ярового противника большевиков Александра Аркадьевича Деренталя.

А большевики захватили Ярославль, Муром и Рыбинск, которые до этого удалось занять бойцам «Союза». После этой неудачи Савинков с огромным трудом сумел добраться до Казани, используя фальшивые документы. В этом городе находился Комитет Учредительного собрания, который состоял, по большому счету, из эсеров. Поэтому Борис Викторович решил упразднить «Союз». Но отношения с бывшими «коллегами» складывались непросто, его до сих пор обвиняли в участии в заговоре Корнилова. Но с этим Савинков кое-как смирился, его обескураживало другое. Он смотрел на эсеров и понимал, что они обречены на поражение, поскольку лидеры Комитета Учредительного собрания не могли воодушевить простой народ на борьбу с большевиками. От безысходности Савинков примкнул к отряду полковника Капееля, причем стал нести службу как обычный рядовой.

Агония

Ситуация становилась все хуже. Но сдаваться Борис Викторович не собирался. Вместе с супругами Деренталь он перебрался во Францию. Здесь Савинков попробовал себя в роли представителя правительства Колчака. А когда армию адмирала разгромили, он взялся за обеспечение вооружением белогвардейцев. Принял участие Савинков и в обсуждении Версальского договора. Как мог, он старался защитить интересы России, поскольку все еще продолжал верить в победу над большевиками.

Но постепенно положение Бориса Викторовича становилось все более шатким и унизительным. Несмотря на встречи с лидерами европейских стран, он чувствовал себя загнанным зверем. Черчиль и Ллойд-Джордж, по сути, прямым текстом говорили, что все белое движение – это «собачка» Антанты. И просто так ее кормить англичане не собирались. Взамен на финансирование они требовали территории России, те, которые были богаты нефтью.

Хрупкую надежду в 1920 году дал Юзеф Пилсудский. Он предложил Борису Викторовичу создать в Польше Русский политический комитет, а также вооруженные формирования. Савинков согласился. Ему удалось набрать порядка двух с половиной тысяч солдат (остатки от армий Деникина и Юденича) и сформировать из них отряд. Этот отряд совершил поход на Мозырь, но вновь вместо победы Савинков довольствовался горьким поражением. И тогда он понял, что с белым движением их дороги разошлись.

Вскоре появился «Научный союз защиты Родины и Свободы» (НСЗРС). Тот, кто вступал в него, приносил присягу: «Клянусь и обещаю, не щадя сил своих, ни жизни своей, всюду распространять идею НСЗРС: воодушевлять недовольных и непокорных Советской власти, объединять их в революционные сообщества, разрушать советское управление и уничтожать опоры власти коммунистов, действуя, где можно, открыто, с оружием в руках, где нельзя – тайно, хитростью и лукавством».

Что же касается официальной программы «Научного Союза», то она включала в себе следующие пункты: борьба с Советской властью, большевиками, монархистами, помещиками, за народовластие, свободу слова, печати, собраний, мелкую частную собственность, передачу земли в собственность крестьян, право на самоопределение народов, ранее входивших в состав Российской империи.

Но и это движение в скором времени самоустранилось. Время играло против Савинкова. И он это понимал, поэтому его попытки изменить ход стали хаотичными и плохо продуманными. Борис Викторович хватался за любую возможность, не пытаясь уже проанализировать ее перспективы. Так, например, было с организацией на территории Советской России «зеленого движения», в котором главной ударной силой стали крестьяне. Савинков писал Деренталю: «Поистине таинственна наша матушка Россия. Чем хуже, тем ей, видимо, лучше. Язык ума ей недоступен. Она понимает или запоминает только нагайку или наган. На этом языке мы теперь с ней только и разговариваем, теряя последние признаки гнилых, но мыслящих русских интеллигентов».

Началась партизанская война. Перевес сил был на стороне большевиков, а Савинкову катастрофически не хватало денег. И для того чтобы осуществлять финансирование боевых операций он «сливал» западным «партнерам» различную ценную информацию о Советах, полученную от своих агентов. В конце концов, большевикам эти «кошки-мышки» надоели. Они потребовали от Польши изгнания Савинкова и всех его сторонников. И вскоре Борису Викторовичу пришлось вновь искать себе пристанище. Он в очередной раз вернулся в Париж и поселился у Деренталей.

И вновь он не собирался прекращать борьбу с большевиками. Но теперь же его противостояние превратилось в фарс. Правители европейских стран постепенно начали налаживать контакт с Советской Россией, а Савинков же превратился в их глазах в безумного фанатика. Соответственно, ни о какой материальной помощи не могло быть и речи. А Муссолини и вовсе вместо денег дал Борису Викторовичу свою книгу дарственной надписью. Пытаясь хоть как-то исправить ситуацию, Савинков решил убить руководителя советской делегации на Генуэзской конференции Чичерина. Но и здесь он потерпел поражение. По факту, это был уже конец. Психическое состояние Бориса Викторовича резко ухудшилось. Он впал в депрессию от осознания бесперспективности дальнейшей борьбы. Затем ситуация для него стала совсем плачевной, поскольку на Западе его стали считать проблемой. Савинков окончательно запутался, чувствуя себя смертельно раненым зверем.

Ctrl Enter

Заметили ошЫ бку Выделите текст и нажмите Ctrl+Enter