Первая мировая война катастрофа. Кто стоял за манипулированием, СМИ

Макс Хейстингс

Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

Переводчик Мария Десятова

Редактор Антон Никольский

Руководитель проекта И. Серёгина

Корректоры Е. Аксёнова, М. Миловидова

Компьютерная верстка А. Фоминов

Дизайнер обложки О. Сидоренко

Посвящается Пенни, которая делает настоящее дело

«Мы входим в длинный тоннель, залитый кровью и мраком» (Андре Жид, 28 июля 1914 года) .

16 августа представитель российского Министерства иностранных дел в разговоре с британским военным атташе пошутил: «Ваши вояки, должно быть, говорят нам спасибо за возможность поразмяться в небольшой безобидной войне». «Поживем – увидим, насколько она окажется безобидной», – ответил военный атташе .

Введение

Уинстон Черчилль писал впоследствии: «Из всех этапов Великой войны интереснее всего начало. Размеренное, молчаливое сближение гигантских сил, неопределенность их действий, череда неизвестных, непостижимых фактов, которые привели к первому столкновению в этой непревзойденной драме. За всю Мировую войну не было сражений столь масштабных, унесших в мгновение ока такое огромное количество жизней, и не стояло на кону так много. Кроме того, поначалу наша способность удивляться, ужасаться и восторгаться еще не притупилась, опаленная долгим пожаром войны» . Подмечено верно, однако в отличие от Черчилля большинство таких же, как он, непосредственных участников событий ничего захватывающего в них не видели и были далеки от восторгов.

Из XXI века Первая мировая представляется чередой образов: траншеи, грязь, колючая проволока и окопные поэты. Самым кровавым моментом всей войны традиционно считается первый день битвы на Сомме в 1916 году. Это заблуждение. В августе 1914 года французская армия (отряды бравых солдат в красно-синих мундирах, скачущие верхом офицеры под развевающимися знаменами, полковые оркестры, наполняющие звуками маршей идиллические окрестные пейзажи) несла беспрецедентные ежедневные потери в сражениях куда более жестоких, чем те, что последуют позже. По наиболее точным (хоть и оспаривающимся) подсчетам, за пять месяцев военных действий в 1914 году французы потеряли свыше миллиона человек, в том числе 329 000 убитыми. В одной роте из 82 солдат к концу августа уцелело лишь трое.

Немцы в начальный период войны потеряли 800 000 человек – в том числе погибшими в три раза больше, чем за всю Франко-прусскую кампанию. Ни на одном последующем этапе конфликта немецкая сторона не несла таких сокрушительных потерь. Августовские сражения при Монсе и Ле-Като навеки вписаны в анналы британской истории. В октябре небольшое британское войско на три недели угодило в мясорубку первой битвы при Ипре. Англичане выстояли (благодаря куда более сильной поддержке французов и бельгийцев, чем хотелось бы верить британским националистам), однако большая часть старой британской армии осталась лежать в той земле: в 1914 году погибло в четыре раза больше солдат короля, чем за три года Англо-бурской войны. Тем временем на востоке шли друг на друга стеной российские, австрийские и немецкие солдаты, считаные недели назад мобилизованные с полей, из-за прилавков и от станков. Крошечная Сербия ввергла Австрию в череду поражений, заставив пошатнуться империю Габсбургов, которая к Рождеству потеряла 1,27 миллиона человек от рук сербов и русских – то есть каждого третьего из мобилизованных ею солдат.

Многие книги о 1914 годе сводятся либо к дипломатическим и политическим коллизиям, в результате которых в Европу в августе хлынули армии, либо к хронике военных событий. Я же попытался связать эти линии воедино, дать читателю хотя бы какие-то ответы на глобальный вопрос «Что произошло в Европе в 1914 году?». Начальные главы посвящены предпосылкам войны, ее завязке. Затем я описываю, что происходит на фронтах и вокруг них до самого наступления зимы, когда противостояние перерастает в патовую ситуацию, которую не удается переломить, по сути, до самого окончания войны в 1918 году. И пусть кому-то Рождество 1914 года покажется сомнительной финальной точкой, я разделяю процитированное выше мнение Уинстона Черчилля о том, что начало Великой войны носит уникальный характер и вполне заслуживает отдельного рассмотрения. Выход на более широкое поле для размышлений дается в заключительной главе.

Текущая страница: 1 (всего у книги 50 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Макс Хейстингс
Первая мировая война. Катастрофа 1914 года

Переводчик Мария Десятова

Редактор Антон Никольский

Руководитель проекта И. Серёгина

Корректоры Е. Аксёнова, М. Миловидова

Компьютерная верстка А. Фоминов

Дизайнер обложки О. Сидоренко

* * *

Посвящается Пенни, которая делает настоящее дело

В 1910 году преподаватель штабного колледжа британской армии бригадный генерал Генри Вильсон, считавший вероятность войны в Европе достаточно высокой, говорил, что единственным благоразумным выходом для Британии будет объединиться с Францией в союзе против Германии. На возражение одного из курсантов, что «ввергнуть в войну всю Европу способна лишь необъяснимая глупость властей», Вильсон разразился хохотом: «Ха-ха-ха! Именно так, необъяснимая глупость нас и ждет!» 1
Jeffrey, Keith Field Marshal Sir Henry Wilson: A Political Soldier OUP 2006 p. 80
В ссылках используются следующие аббревиатуры: NA – Британский государственный архив в Кью; IWM – собрание документов Имперского военного музея; ASA – Австрийские государственные архивы (Österreichisches Staatsarchiv, Kriegsarchiv – OeStA/KA); AS – Arhiv Srbije (Сербский государственный архив); ASC1938 – материалы исследований Штабного колледжа британской армии от 1938 года по Битве при Ле-Като, включающие важную переписку 1930–1933 гг. с очевидцами событий; GW – переписка с ветеранами, сохранившаяся в материалах автора со времен подготовки документального сериала 1964 года о Первой мировой войне для телекомпании Би-би-си; SB – Staatsarchiv Bremen (Государственный архив в Бремене); NUK – Государственный архив Словении, Любляна; GHAC – Конференция Немецкой исторической ассоциации «Новый взгляд на противостояние Фишеру», октябрь 2011 года. Опущены источники цитат из речей государственных деятелей и цитат, давно находящихся в открытом доступе.

«Мы входим в длинный тоннель, залитый кровью и мраком» (Андре Жид, 28 июля 1914 года) 2
Gide, André Journals 1914–27 trans. Justin O’Brien Secker & Warburg 1948 p. 48

Введение

Подмечено верно, однако в отличие от Черчилля большинство таких же, как он, непосредственных участников событий ничего захватывающего в них не видели и были далеки от восторгов.

Из XXI века Первая мировая представляется чередой образов: траншеи, грязь, колючая проволока и окопные поэты. Самым кровавым моментом всей войны традиционно считается первый день битвы на Сомме в 1916 году. Это заблуждение. В августе 1914 года французская армия (отряды бравых солдат в красно-синих мундирах, скачущие верхом офицеры под развевающимися знаменами, полковые оркестры, наполняющие звуками маршей идиллические окрестные пейзажи) несла беспрецедентные ежедневные потери в сражениях куда более жестоких, чем те, что последуют позже. По наиболее точным (хоть и оспаривающимся) подсчетам, за пять месяцев военных действий в 1914 году французы потеряли1
Под потерями понимаются убитые, пропавшие без вести, раненые и захваченные в плен. – Прим. авт.

Свыше миллиона человек, в том числе 329 000 убитыми. В одной роте из 82 солдат к концу августа уцелело лишь трое.

Хитросплетение событий, послуживших завязкой Первой мировой, по праву считается куда более сложным для понимания, чем Октябрьская революция в России, начало Второй мировой войны и Карибский кризис. На этом этапе основными движущими силами, несомненно, выступают государственные деятели и генералы, а также противостояние соперничающих альянсов – Тройственного союза (Германия, Австро-Венгрия и Италия как запасной игрок) и Антанты в лице России, Франции и Британии.

Сегодня нередко считается, что мотивы противоборствующих сил не имеют значения, поскольку меркнут перед ужасами непосредственных военных действий – подход в стиле сериала «Черная гадюка»2
«Черная гадюка» (Blackadder) – исторический сериал комедийного жанра, в четвертом сезоне которого обыгрывается Первая мировая война (Би-би-си, 1983–1989 гг.). – Прим. ред.

Сомнительная позиция, даже если не разделять мнение Цицерона, что причины событий гораздо важнее самих событий. В 1996 году мудрый историк Кеннет Морган – не консерватор и не ревизионист – в своей лекции о культурном наследии двух глобальных катастроф XX века доказывал, что «история Первой мировой войны была монополизирована в двадцатых годах критиками». Самым ярким из обвинителей Антанты был Мейнард Кейнс, порицавший несправедливость и глупость Версальского договора 1919 года, однако не давший себе труда задуматься, какой мир заключила бы Германская империя и ее союзники, окажись они в победителях. Между стыдом и позором, которые овладели британцами после окончания Первой мировой, и ликованием 1945 года – разительный (и активно подчеркиваемый) контраст. Я среди тех, кто отвергает мнение, что Первая мировая война в моральном плане отличалась от Второй мировой. Отсидись Британия в укрытии, пока Центральные державы захватывали власть на Континенте, ее интересы оказались бы под непосредственной угрозой со стороны Германии, чьи аппетиты победа только разожгла бы.

Писатель XVII века Джон Обри в своих дневниках вспоминает: «Где-то в 1647 году я навестил пастора Стампа в надежде ознакомиться с его заметками, которые мне довелось мельком видеть в детстве, однако к тому времени от них почти ничего не осталось: его сыновья-военные чистили ими ружья». От подобных огорчений не застрахован ни один историк, однако изучающим 1914 год грозит, скорее, противоположное – обилие в большинстве своем подозрительных или откровенно подтасованных материалов на всевозможных языках. Почти все ведущие игроки в той или иной степени фальсифицировали сведения о своем участии в событиях; массово гибли архивные материалы – не столько по неосторожности, сколько ввиду фактов, компрометирующих государства или отдельные личности. Начиная с 1919 года немецкие власти в стремлении восстановить свой политический авторитет пытались снять с Германии груз вины, систематически уничтожая изобличающие сведения. Аналогичным образом поступали некоторые сербы, русские и французы.

Кроме того, учитывая, сколько раз за предвоенный период многие государственные и военные деятели успевали поменять свои позиции, их частными и публичными высказываниями можно подкреплять любые прямо противоположные гипотезы относительно их намерений и убеждений. По мнению одного ученого, океанография представляет собой «творческое занятие, которому предаются… из желания потешить собственное любопытство. Закономерности, выискиваемые океанографами в собственных и чужих материалах, на удивление часто оказываются высосанными из пальца»5
Brenda Horsfield The Listener 20.1.72

То же самое можно сказать об изучении истории в общем и 1914 года в частности.

Полемика о том, кто повинен в развязывании войны, длится десятилетиями и уже успела пройти несколько четко выраженных этапов. В 1920-е годы укоренилось мнение, подкрепленное широко распространенным представлением о несправедливости наложенных на Германию по Версальскому договору 1919 года контрибуций, что все европейские державы несут одинаковую ответственность за случившееся. Затем – в 1942 году в Италии, в 1953 году в Британии – вышел программный труд Луиджи Альбертини «Истоки войны 1914 года» (Le origini della guerra del 1914), заложивший фундамент для дальнейших исследований, где основной виновницей представала Германия. В 1961 году Фриц Фишер выпустил еще одну революционную работу – «Военные цели Германии в Первой мировой войне» (Griff nach der Weltmacht), доказывая, что в войне повинна именно Германская империя, поскольку документальные свидетельства подтверждают намерение немецких властей развязать войну в Европе, пока стремительное развитие и вооружение России не привело к стратегическому перевесу.

Поначалу соотечественники Фишера приняли книгу в штыки. На плечи этого поколения и так лег груз вины за Вторую мировую – а Фишер вздумал заодно повесить на них ответственность и за Первую. На него накинулось все научное сообщество. По накалу и остроте «фишеровский скандал» не шел ни в какое сравнение с аналогичными историческими дебатами в Британии или США. Тем не менее, когда страсти улеглись, все почти единодушно признали, что в общем и целом Фишер был прав.

Однако в последние три десятилетия различные аспекты его теории энергично опровергались историками по обе стороны Атлантики. В числе самых весомых вкладов – изданная в 1989 году работа Жоржа-Анри Суту «Золото и кровь» (L’Or et le sang). Не касаясь причин конфликта, Суту рассматривал прежде всего противоположные военные задачи союзников и Центральных держав, убедительно доказывая, что Германия ставила себе цели по ходу действия, не имея заранее прописанных четких планов на мировое господство. Разногласия усилили другие историки. Шон Макмикин писал в 2011 году: «Первая мировая в 1914 году была в большей степени русской войной, чем немецкой»6
McMeekin, Sean The Russian Origins of the First World War Belknap, 2011 p. 5

Самуэль Уильямсон на семинаре в марте 2012 года в вашингтонском Центре Вудро Вильсона назвал устаревшей теорию о первостепенной вине Германии. Ниал Фергюсон возлагает львиную долю ответственности на британского министра иностранных дел сэра Эдуарда Грея. Кристофер Кларк утверждает, что Австрия имела полное право объявить за убийство эрцгерцога Франца Фердинанда войну Сербии, которая, по сути, выступила государством-злодеем. Между тем Джон Рол, авторитетный специалист по истории кайзера и его двора, непоколебимо убежден, что «намеренность действий Германии подкреплена неоспоримыми доказательствами».

Для нас сейчас не имеет значения, какая из этих теорий представляется наиболее или наименее убедительной – вряд ли дебаты по поводу 1914 года когда-нибудь утихнут окончательно. Можно выдвинуть еще много альтернативных интерпретаций, и все будут умозрительными. В начале XXI века появился целый сонм свежих теорий и творческих переосмыслений июльского кризиса, однако, что примечательно, убедительного фактического материала там мало. Данная книга не претендует на статус исчерпывающей – любой историк может предложить лишь точку зрения, гипотезу. Однако приводя собственные выводы, я стараюсь противопоставить им и альтернативные, чтобы читатель мог определиться сам.

Современников и непосредственных участников размах разгоревшегося в августе 1914 года пожара, которому суждено было бушевать еще не один год, потряс не меньше, чем их потомков в XXI веке, у которых есть возможность охватить всю картину тех событий целиком. Лейтенант Эдуард Луис Спирс, британский офицер, осуществлявший связь с Пятой французской армией, вспоминал впоследствии: «Когда тонет океанский лайнер, все находящиеся на борту, и сильные, и слабые, борются с одинаковым отчаянием и примерно равное время со стихией такого масштаба, что любой перевес в силах или выносливости пловцов ничтожен перед той громадой, которой они пытаются противостоять и которая все равно поглотит их с разницей в несколько минут»7
Spears p. 9

Именно поэтому для меня так важны свидетельства простых людей – солдат, матросов, гражданских, – перемолотых жерновами сокрушающих друг друга государств. И хотя в книге изображаются знаменитые персоны и известные события, столетие спустя не помешает вывести на сцену новые лица – вот почему я так пристально присматриваюсь к сербскому и галицийскому фронтам, малоизвестным западному читателю.

Масштабные события, разворачивавшиеся одновременно на разных фронтах в сотнях километрах друг от друга, требуют определенной концепции изложения. Я предпочел рассматривать их поочередно, в какие-то моменты жертвуя хронологией. Читателю придется держать в уме, например, что во время отступления французских и британских войск к Марне битва при Танненберге еще продолжалась. Однако при таком подходе вырисовывается более связная картина, чем при описании нескольких фронтов одновременно. Как и в ряде предыдущих своих книг, я постарался не перегружать текст техническими подробностями вроде номеров полков и подразделений. Читателя XXI века гораздо больше интересует человеческий опыт и переживания. Однако для понимания того, как разворачивались военные кампании в начале Первой мировой, необходимо иметь в виду, что любой полководец больше всего боялся опрокинутых флангов, поскольку боковые стороны и тыл армии – самые уязвимые ее части. Именно поэтому все происходившее с войсками осенью 1914 года – во Франции, Бельгии, Галиции, Восточной Пруссии и Сербии – было продиктовано стремлением генералов либо атаковать открытый фланг, либо не пасть жертвой подобного маневра.

Хью Стрейчен в первом томе своего фундаментального труда о Первой мировой войне касается в том числе событий в Африке и на Тихом океане, напоминая нам, что речь идет о размахе поистине глобальном. Я же понял, что полотно таких размеров попросту не уместится в заданные мною рамки, поэтому ограничусь лишь европейской катастрофой, которая тоже была достаточно страшна и масштабна. Четкости ради пришлось поступиться некоторыми формальностями: так, например, Санкт-Петербург, поменявший название на Петроград 19 августа 1914 года, у меня остался под прежним – и нынешним – названием. Сербия, которая в газетах и документах того времени фигурировала как Сервия (Servia), у меня приводится в современном написании, даже в цитатах. Гражданские и военные представители империи Габсбургов часто именуются просто австрийцами (за исключением политических контекстов), а не австро-венграми, как положено официально. В фамилиях вроде фон Клюк приставка «фон» присутствует только при первом упоминании. Топонимы стандартизируются – например, город Мюлуз не приводится в немецком варианте Мюльхаузен.

Несмотря на то что я успел написать не одну книгу о военных действиях – в частности, о Второй мировой войне, – это моя первая полноценная работа о ее предшественнице. Мое собственное увлечение этим историческим периодом началось в 1963 году, когда сразу после учебы я попал практикантом на съемки эпического 26-серийного документального сериала Би-би-си «Великая война» (The Great War). Платили мне тогда по 10 фунтов в неделю – на 9 фунтов больше, чем я на самом деле заслуживал. Среди авторов программы были Джон Террейн, Коррелли Барнетт и Алистер Хорн. Я перелопачивал архивы и изданную литературу, интервьюировал в личных встречах и по переписке многих ветеранов Первой мировой, которые тогда еще не были стариками. Эта практика осталась в моей памяти одним из самых счастливых и плодотворных периодов жизни, а некоторые из тогдашних моих изысканий пригодились и для этой книги.

С какой жадностью мои сверстники глотали в 1962 году «Августовские пушки» Барбары Такман3
Такман Б. Первый блицкриг. Август 1914. – М.: АСТ; СПб.: Terra Fantastica, 1999.

– и каким потрясением для них было узнать несколько лет спустя, что сама автор, именитая ученая, называет свой труд совершенно ненаучным. Тем не менее «Августовские пушки» остаются потрясающим образцом исторической прозы, вызывая неприкрытое восхищение многочисленных поклонников (мое в том числе), у которых эта книга пробудила страсть к изучению прошлого. Интерес человечества к тем дням не иссякнет никогда – именно на них пришелся закат коронованной, украшенной эполетами Европы, за которым рождался на поле брани внушающий ужас новый мир.

Макс Хейстингс

Чилтон-Фолиат, Беркшир

Июнь 2013 года

Хронология 1914 года

31 июля Россия мобилизуется4
Даты мобилизации неточны, поскольку во всех случаях принимались предварительные меры заранее, а главы государств в большинстве своем подписывали официальный указ уже после начала формирования войск. – Прим. авт.

Германия посылает ультиматумы в Санкт-Петербург и Париж

13 августа Австрийские войска входят в Сербию, французы переходят в наступление в Эльзасе и Лотарингии

22 августа Франция теряет за один день 27 000 человек убитыми при разгромном Пограничном сражении

12 октября Начало сражений во Фландрии, апогеем которых станет трехнедельная Первая битва при Ипре

Организационная структура вооруженных сил в 1914 году

Структура войск и размеры войсковых формирований у разных воюющих сторон отличались, однако в общем и целом иерархия выглядела так:

АРМИЮ составляют от двух до пяти КОРПУСОВ (каждый, как правило, под командованием генерал-лейтенанта). КОРПУС состоит из двух-трех пехотных ДИВИЗИЙ (под командованием генерал-майоров) по 15 000–20 000 бойцов в каждой (кавалерийские дивизии раза в три меньше) с частями обеспечения, инженерными и вспомогательными подразделениями, а также тяжелой артиллерией. Британская дивизия могла включать три БРИГАДЫ (под командованием бригадных генералов) со своей собственной полевой артиллерией, из расчета по крайней мере по одной батарее на каждый пехотный батальон. В континентальных армиях следующей единицей после дивизии считались ПОЛКИ из двух-трех батальонов, подчиненные непосредственно командиру дивизии. Британская же пехотная бригада состояла обычно из четырех БАТАЛЬОНОВ (по 1000 человек в каждом) под командованием подполковников. Батальон делился на четыре стрелковые РОТЫ числом по две сотни каждая с майором или капитаном во главе плюс эшелон обеспечения – пулеметы, транспорт, снабжение и прочее. РОТА состояла из четырех стрелковых ВЗВОДОВ под командованием лейтенантов – по 40 человек в каждом. Кавалерийские полки числом от 400 до 600 человек делились на эскадроны и кавалерийские взводы. Численность этих боевых единиц стремительно таяла в огне войны.

Глобальная военная катастрофа Первая мировая война (28 июля ноября 1918) один из самых широкомасштабных вооружённых конфликтов в истории человечества. Непосредственным поводом к войне послужило убийство в г. Сараево 28 июня 1914 года австрийского эрцгерцога Франца Фердинанда девятнадцатилетним сербским студентом Гаврилой Принципом, который являлся одним из членов террористической организации «Млада Босна». В первую мировую войну было втянуто 38 государств с населением в 1,5 млрд. человек. Печальным итогом войны стал тот факт, что прекратили своё существование четыре империи: Российская, Австро-Венгерская, Германская и Османская. Страны-участницы потеряли около 12 млн. человек убитыми (считая мирных жителей), около 55 млн. были ранены. Общие потери России составили около 6 млн. человек.

Основные события первой мировой войны Сражение на Марне (до 10 сентября). С 10 по 12 сентября германские войска отступали, пытаясь установить линию фронта по реке Эна. К исходу битвы на Западном фронте стороны перешли к позиционной войне На Восточном фронте австрийские войска наносят поражение русской армии у Лимаковы, но прорвать оборону у Кракова им не удается На Западном фронте тяжелые бои идут в районе канала Бассе и у Суасока на территории Франции (до 5 февраля) На Восточном фронте русские войска останавливают наступление германских войск у Тернополя. Стороны переходят к позиционной войне На Западном фронте начинается сражение под Верденом (до 18 декабря). В результате тяжелых боев потери Германии и Франции составили почти у 6 битых и раненых с каждой стороны На Восточном фронте осуществлен Брусиловский прорыв. Однако активные боевые действия германских войск снизили эффект русского наступления (бои продолжались до 10 августа) На Западном фронте начинается сражение на Сомме (до 19 ноября). В ходе наступления на Сомме Великобритания впервые применяет танки Делегацией союзных держав в железнодорожном вагоне в Компьене заключено Соглашение о перемирии. Германия капитулировала В Брест-Литовске подписан мирный договор - Советской Россией и центральноевропейскими державами (Германией, Австро- Венгрией) и Турцией На Западном фронте французские войска овладевают Суасоном На Западном фронте наступает «черный день для германской армии». Британские войска прорывают линию фронта.

Россия в первой мировой войне Планам сближения России с Западом не суждено было сбыться. Потерпев серию военных поражений, потеряв внутреннее равновесие, Россия заключила Брест - Литовский мирный договор она вышла из своего союза с Западом. Прежние союзники, боясь победы Германии, предприняли против нее интервенцию, усугубившую братоубийственную борьбу русских.

The Insider продолжает публикацию серии исторических материалов, основанных на новом документальном сериале «Россия на крови» о роли насилия в российской политической истории. Сегодня дискуссия будет связана с Первой мировой войной, которая и сто лет спустя вызывает ожесточенные споры. Одни называют ее катастрофой, подорвавшей силы Российской империи и приведшей ее к революции, другие — великой и оболганной войной. Первой точки зрения придерживаются авторы «России на крови».

Звучат в фильме и другие два мифа советской пропаганды, которые сегодня в полной мере восприняла и «прогрессивная интеллигенция». Мол, во-первых, России эта войны была не нужна, а, во-вторых, она сама эту войну если и не спровоцировала, то, как минимум, развязала. Впрочем, последний тезис напрямую не озвучивается, но если совместить видеоряд с закадровым текстом, то сомнений не останется… Мысль о том, что Россия прямо-таки заставила Германию начать Первую мировую войну появилась еще в августе 1914 года. Почему страна, бросавшие все силы на перевооружение своей армии, решила в 1914-м спровоцировать державу, перевооружение уже закончившую, ничто объяснить не может. Впрочем, после того как в 1960-е года Фриц Фишер расколол германское общество своей контроверзой, вопрос о виновниках войну вроде бы был закрыт: немецкий историк после 15 лет тяжелой борьбы вину Германии доказал. Лишь в последние годы начался откат и вновь поднимается на щит избитый тезис кайзера Вильгельма о его стремлении к миру и русской угрозе. Почему это происходит в Германии, Англии или США в общем-то понятно: история всегда использовалась для оправдания политики. Но почему это происходит в России? Наверное, у каждого будет на это свой ответ…

Тезис же о «ненужности войны для России» более лукавый. Ведь сложно возразить против утверждения, что никакая война никакой стране не нужна. Но дело в том, что из этой аксиомы совсем не следует вывод: следовательно надо как можно дольше в войну не вступать. Помниться в 1939 году Сталин тоже не стал вступать в войну и в 1941-м получил настолько сокрушительный удар, что немецкие войска вышли к Волге. Надо понимать ситуацию в которой в 1914 году император Николай II принял тяжелое решение о начале войны – даже в фильме сказано, что войны он не хотел. Германия давно эту войну готовила и в августе 1914 года была готова сделать, говоря словами Фишера, «Рывок к мировому господству». Людям, поддерживающим тезис о ненужности войны, можно порекомендовать почитать пресловутый «План Шлиффена»: о нем кто только не говорит, но мало кто удосужился полистать. Так вот, его целью было разгромить в ходе скоротечной кампании Францию и вывести ее из войны (а отнюдь не принудить к капитуляции, как иногда заявляется). Причем еще Мольтке указывал, что ради этой цели можно отказаться и от занятия Парижа и от каких-либо территориальных компенсаций. А вот затем вся мощь германской армии должна была быть обрушена на Россию. Итак за что же ратуют сторонники тезиса?

1914 год. Июльский кризис. Австрийский ультиматум Сербии. Россия в войну не вступает, после чего австро-венгерские войска в ходе скоротечной компании оккупируют Сербию. На Балканском фронте никаких иных возможностей для развития событий не существует. Моральные, политические, геополитические потери России колоссальны, но она вне войны. Но что происходит на Западе? Германия все равно объявляет войну Франции – она ее и объявила в 1914-м – поскольку «План Шлиффена» ничего другого не предполагает. После этого, существует очень большая вероятность, что имея на Востоке мирную Россию, армия которой не мобилизована (ведь Германия объявила ей войну именно из-за проведения мобилизации), немецкие войска в летне-осенней кампании выводят Францию из войны. Что же далее? А далее идет развитие «Плана Шлиффена», поскольку война начала, а ее цели – территориальные компенсации на Востоке не достигнуты. Следовательно мы должны с большой долей вероятности предположить в 1915 году удар по неотмобилизованной русской армии (поскольку, как мы помним, с немецкой точки зрения «мобилизация есть провоцирование войны») силами всей отмобилизованной австро-венгерской и германской армий. В этом случае даже не стоит обсуждать достаточно риторический вопрос о том, кто бы тогда поддержал Центральные державы в надежде получить свою долю пирога. Османская империя, Болгарское царство, Румынское королевство… Это уже роли не играло. Российская империя получила бы удар колоссальной силы и ситуация 1941–1942 годов, как минимум бы повторилась. Если не было бы еще хуже. Этого хотел избежать Николай II, принимая решение о начале войны в 1914 году. Мы его должны за это упрекнуть? Боюсь, что мой ответ не совпадет с ответом авторов фильма.

Фильм второй

В свое время большевистские препараторы истории сделали один очень умный и продуманный ход. Казалось бы банальный вопрос: когда для России закончилась Первая мировая война? На него ответит и школьник – в марте 1918 года. Следовательно все данные о войне – потери и поражения, разложение армии, экономический коллапс и т.д. и т.п. – будут даваться по всей войне . То есть, мир с немцами подписали большевики, а войну проиграл царь.

На самом же деле водораздел прошел даже не по октябрю 1917 года, а по февралю. Свержение императора это не просто один из незначительных эпизодов Первой мировой войны. В этот момент в России изменилась не только форма правления, изменилось все: стали другими цели войны, мотивировка солдат и офицеров, система функционирования армии и государственного аппарата. То, что раньше было антигосударственной пропагандой, теперь стало проявлением свободы. Это было два разных государства и они по разному вели войну. Стремительное разложение армии началось не до , а после Февраля. Согласно официальной статистике до февраля 1917 года средний уровень дезертирства примерно на уровне максимум 6346 человек в месяц. Причем эти цифры не сильно менялись с 1914 года и были, в целом, стабильными. Кстати, для т.н. «ополченской армии», какими после года-другого войны стали армии всех воюющих держав, этот показатель достаточно низкий. А вот после «демократической революции» уровень дезертирства одномоментно подскочил более чем в пять раз – до 34 тысяч! 2 миллиона дезертиров к октябрю 1917-го – цифра лукавая. Она говорит о том, как творцы «свободной России» умудрились всего за восемь месяцев уничтожить боеспособную русскую армию (а добили ее уже большевики). А нам ее выдают за подтверждение провалов «проклятого царизма». Полуголодное существование городов и нехватка продовольствия в армии – это также реалии осени 1917 года, а совсем на замы 1916/17. В то время как эту зиму в Германии назвали «брюквенной зимой», по имени главной составляющей рациона питания немцев, в России ничего подобного не было и солдаты продолжали получать по 205 грамм мяса в день. (А также 1025 грамм хлеба, 256 грамм свежих овощей, 51 грамм сахара и т.д.) А как же «хлебный бунт» в Петрограде, с которого и началась Февральская революция? И здесь все не так просто: перебои были лишь с дешевым хлебом, да и то они были связаны не с нехваткой продовольствия, а с перебоями в работе транспорта. А сразу после «революции» хлеб чудесным образом появился: и дело здесь не в административных талантах Временного правительства, а в саботаже железнодорожников. И так можно – и нужно – разбирать пункт за пунктом все обвинения в адрес «царского режима».

Количество мифов о Первой мировой войне, наверное, больше, чем о любой другой. И многие сегодня уже давно разоблачены: историческая наука не стоит на месте и для нее 25 лет даром не прошли. Чего не скажешь о массовом сознании. На него значительно большее влияние оказывают не труды академических историков, а т.н. «публицистика», материал для которой черпается с просторов Интернета, причем в данном случае уже и Википедия является не худшим вариантом источника информации. Чего стоит, например, упоминающийся в фильме миф о «преступном решении» императора Николая II занять в августе 1915 года пост Верховного главнокомандующего. Здесь в качестве «независимого эксперта» использован министр-либерал А.В. Кривошеин, как раз потерявший свой министерский пост в 1915 году и обижено заявивший: «принятие императором командования армией - это не искра, а целая свеча, брошенная в пушечный арсенал». Во-первых, долго же горела свеча в пороховом погребе: установить причинно-следственную связь между двумя событиями, которые разделяют более полутора лет войны, практически невозможно. На самом же деле, решение Николая II, принятое им в то время, когда русская армия отступала и находилась в крайне тяжелом положении, было шагом самоотверженным и отважным.

Конечно, с точки зрения большевиков и советской историографии так поступать было бы глупо: надо было дождаться улучшения обстановки, а затем с треском снять с поста Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича, назначив его ответственным за тяжелую ситуацию, а лучше вообще расстрелять. Никто не сомневается, большевики так бы и поступили. Но государь был не просто абстрактным «главой государства», он был православным царем, воспитание которого не позволяло ему перекладывать на кого-либо ответственность за судьбы страны. Он бросил на чашу весов свой моральный авторитет, посчитав неуместным в столь грозный час оставить свою армию. В фильме вслед на Милюковыми, Гучковыми, Керенскими и прочими «общественными деятелями» объявили это катастрофой. Но задумаемся, в чем же была эта катастрофа? Менее чем через месяц Великое отступление русской армии завершилось на линии Рига – Двинск – Баранович – Пинск – Дубно– Тарнополь, а Свенцянский прорыв был ликвидирован. Задумаемся над названиями этих городов, все они сегодня находятся за пределами Российской Федерации, на территорию современной России враг так и не вступил! Наступление германской армии, на которое Фалькенгайн и Гинденбург затратили колоссальные силы и которое должно было поставить точку в войне на Восточном фронте, стало лишь одним – пусть и довольно тяжелым – эпизодом войны, принципиально ничего в ходе Первой мировой войны не решив. А затем была стабилизация фронта, Луцкий прорыв 1916 года, пополнение армии и подготовка ее к кампании 1917 года, которая, как было заявлено на проходившей в январе–феврале 1917 года в Петрограде межсоюзнической конференции, должна «создать такое положение, при котором решающий успех союзников был бы вне всякого сомнения». Уже в 1916 году был полностью преодолен «снарядный голод», на порядок увеличились поставки вооружений и техники. Один из ведущих отечественных специалистов по истории финансов Российской империи директор Института российской истории РАН Ю.А. Петров прямо пишет: «в целом правительству Николая II вплоть до Февральской революции удавалось сохранить относительную стабильность государственных финансов».

1917-й год должен был стать последним годом войны, но стал «Черным годом России». И сегодня очень важно попытаться разобраться, что происходило 100 лет назад, постаравшись избежать повторения мифов.

Предыдущие эпизоды «России на крови»:

Кристофер Кларк о Первой мировой войне

В своем бестселлере «Лунатики» (The Sleepwalkers) Кристофер Кларк (Christopher Clark) ставит под вопрос вину немцев в Первой мировой войне. В интервью историк из Кембриджа говорит, что начало войны не было автоматическим решением, его можно было избежать.

Tagesspiegel: Г-н Кларк, большинство представителей интеллектуальной элиты ликовали в момент начала Первой мировой войны. Откуда такое ослепление?

Кристофер Кларк: По обе стороны фронта, во всех европейских странах наблюдался оборонительный патриотизм, готовность защитить свою родину. Не только у представителей элиты. Основным убеждением было нежелание оказаться объектом нападения. Намного реже встречалась готовность ввязаться в войну нападения и агрессивную войну.

- Везде люди были уверены, что другая сторона была агрессором?

Да, это своеобразие июльского кризиса 1914 года. И авторы решений, которые привели к войне, были уверены, что война была развязана не ими, а только лишь принята как предложение.

Германский канцлер Бетман Хольвег, например, абсолютно не хотел, чтобы его страна первой развязывала войну. Он был уверен в том, что война идет с востока и навязывается немцам русскими. Русские считают: Хорошо, мы не хотим этой войны, но австрийцы и их немецкие союзники, как движущая сила, хотят втянуть нас в войну путем провокаций. Мы не уйдем с пути. Никто не говорит - нам нужно начать войну, потому что это будет хорошо для нас или для Европы. Война является исторической необходимостью извне, признание этой необходимости не означает принятия ответственности, в том числе этической ответственности. Это была фатальная непоследовательность тогдашнего мышления.

Вы цитируете Зигмунда Фрейда с фразой периода начала войны - «Все мое либидо принадлежит Австро-Венгрии». Действующие лица лета 1914 года руководствовались вместо разума эмоциями и пережиточными импульсами?

Конечно, возникает вопрос: Как Австро-Венгрия не победила, имея свое ужасное тайное оружие в виде либидо Фрейда? Эмоции играли свою роль, но как их нужно было разместить в конфигурации, которая привела к войне, вопрос неоднозначный. Иногда есть ощущение, что люди ведомы эмоциями, они используют язык эмоций. Иногда есть ощущение, что этот дискурс мобилизуется. В России, например, все еще говорят о чувстве унижения со стороны Германии и центральных держав. Имелся в виду боснийский кризис 1908 года. Но когда рассматриваешь этот вопрос более детально, то унижения не видно. Определение порождает эмоции, которые необходимы для легитимизации своих действий.

- Кто стоял за манипулированием, СМИ?

Те, кто принимал решение и манипулировал СМИ. Конечно, существуют порывы эмоций в СМИ, понятно, они продают свои страницы и эмоции. Но когда встает вопрос, как политики обходятся с этим феноменом, являются ли они плотом в потоке общественных чувств, тогда я считаю - совсем напротив, они хотят манипулировать. Например, министр иностранных дел России говорит своим послам: Вы всегда можете приводить аргументы, что мы действуем под давлением общественного мнения. Вместе с тем министр дает понять - мы не даем прессе руководить собой, это только полезно использовать как аргумент.

Вы считаете мифом утверждение о том, что европейские народы с воодушевлением вступили в войну. Но есть фотографии народных масс, которые в Мюнхене празднуют начало войны, в том числе молодой Гитлер. Фотоснимки вводят в заблуждение?

Конечно, в крупных городах были подобные акции. Но намного важнее была реакция в провинции. Чем дальше находишься от тех, кто принимает решение, тем меньше понимания у людей по отношению к войне, в которую они должны быть замешаны. Это подтверждает также «потертость» утверждения о том, что политики действовали под давлением общественного мнения. Российские источники говорят о глубоком молчании, прерванном только слезами женщин и детей, даже мужчин. Но когда начинается мобилизация, царит оживление, мужчины, идущие на фронт, несут с собой надежду всей нации. Сегодня уже трудно себе представить, как целое молодое поколение отправляется на фронт.

Связана ли та беззаботность, с которой государства окунались в катастрофу, с тем, что в Центральной Европе на протяжении более 40 лет царил мир, что люди забыли ужасы войны?

В последнее время на Балканах было две войны, ужасные войны с большим количеством жертв. А со стороны военных экспертов было много записей и сценариев, которые расписывали довольно точно ход будущей войны. В австрийском исследовании рассчитывалось, какое количество жизней унесет с собой война, и они исходили из миллионов погибших. Время от времени появлялись мнения, что следующая война будет катастрофичной. Речь шла об Армагеддоне или разрушении европейской цивилизации. С другой стороны, была надежда на быструю войну при помощи решающего сражения, что противник быстро будет повержен и катастрофы удастся избежать. Но у людей не было такого острого ощущения ужасов войны. Хотя у нас в Европе уже многие десятилетия не было войн, мы испытали сильное чувство ужаса атомной войны. Кадры в СМИ из Хиросимы и Нагасаки стали нашим кошмаром. В 1914 году все было по-другому. Люди знали об этом, но не чувствовали этого.

Вы сравниваете напряженные отношения между обоими блоками до 1914 года, государствами Антанты, Франции, Англии и России, с одной стороны, и центральными державами Германией и Австро-Венгрией, с другой стороны, с холодной войной. Холодная война закончилась мирно. Это означает, что политики делают выводы из истории.

Мой коллега Мартин ван Кревельд сказал бы, что это связано не с выводами, а с ядерным оружием. С тех пор как в мире появилось ядерное оружие, между державами не может начаться настоящая война. Он называет ядерное оружие лучшим подарком для человечества. В любом случае, положение во время холодной войны отличалось от ситуации до 1914 года - биполярная и стабильная против многополярной и нестабильной. В 1914 году объединения были неустойчивыми, они были пронизаны недоверием. Различий было больше, чем сходных черт. Власть разделена полицентрически, существует много региональных кризисов. Наш мир все больше похож на мир до 1914 года - неспокойное развитие. Превосходство США сегодня гораздо обширнее, чем тогдашнее господство Великобритании. США обладают тем, что геостратеги называют полным спектром доминирования. Но это не будет длиться вечно.

Ваша книга называется «Лунатики». Снимаете ли Вы тем самым ответственность с тех, кто тогда принимал решение? Потому что лунатики не несут ответственность за свою вину.

Метафора имеет свои границы. Я посчитал, что «лунатики» - подходяще название, потому что они могут совершать действия очень ограниченно. Например, в три часа ночи начать готовить завтрак или собирать чемодан. Но чего им не хватает - это осознания последствий своих действий. Все, что произошло в 1914 году, было не автоматическим, а свободным решением. Каждый человек, принимающий решение, имеет ряд опций. Но они были уверены, что действовали под принуждением. Тем самым они как бы считали свои действия автоматическими.

- Первая мировая война была неизбежной?

Абсолютно нет. Были альтернативы. Мой коллега Хольгер Аффлербах из университета Лидса выпустил сборник «Невероятная война» (The Improbable War). Можно даже сказать, что до июля 1914 года начало войны было более невероятным, чем ее развязывание; все говорило о разрядке. И медийные войны между немецкими и британскими газетами сбавили обороты. Между Австрией и Сербией начались многообещающие переговоры о государственных вопросах и обмене политическими заключенными. Союзы стали более свободными и могли легко распасться. Все могло быть по-другому. Европа могла пережить то лето.

Германия, как гласит вывод Ваших размышлений, не является главным виновником развязывания войны. Кто же тогда виновен?

Книга не оправдывает немецкую внешнюю политику. Речь не идет о возврате к позиции межвоенного периода. В своей ненависти к Версальскому договору немцы представили себя как невиновные, которые подверглись нападению соседей. Этот тезис так же вводит в заблуждение, как и тезис об абсолютной вине Германии. Но книга не рассматривает в первую очередь вопрос вины. Вопрос состоит в том, как дошло дело до войны. Для этого необходимо тщательно проанализировать каждое решение, которое способствовало началу войны. Лишь потом можно поставить вопрос о разделении ответственности. Ответ звучит следующим образом - в более равной степени, чем кажется на первый взгляд. Нет одного ответственного за все. Но есть те, кто вообще не несет ответственность. Например, Бельгия, на которую напала Германия. В Англии обе Мировые войны рассматриваются как войны с Германией - злым и надменным врагом. Это преувеличенный патриотизм с лозунгом - «Мы правы и мы будем бороться».

Но есть и аргументы, говорящие о вине Германии. Ранее существовал консенсус между историками о том, что кайзер Вильгельм II путем укрепления своего флота сделал Англию своим врагом. Что неверно в этом тезисе?

За строительством флота последовала ошибочная политика. Не было основной идеи, единой концепции морской и сухопутной стратегии. Германия верила, что благодаря строительству флота сможет преодолеть внутреннее положение на континенте. Речь шла также о колониях и о желании Вильгельма «найти место под солнцем». Но на переднем плане стояло желание, чтобы равноценная держава всерьез воспринималась другими державами. В 80-е и 90-е годы немцы вновь столкнулись с тем, что того, кто пытается без значимого флота заполучить влияние в мировой политике, ждет неудача. Примером был Трансваальский кризис на юге Африки, где у немцев тоже были свои интересы, но они не могли их развить. Вильгельм мог отправить туда «телеграмму Крюгеру», но не корабли и войска. Гипертрофированное значение военных флотов было модной доктриной того времени, ему следовали французы, русские, японцы и американцы. Все строили новый флот. Влияние немецкого флота на британское мышление о безопасности было сильно преувеличено. Гонку вооружений британцы выиграли без труда. Паника в британских СМИ была частично вызвана сторонниками строительства флота, чтобы добраться до государственных денег. При подчеркивании сугубо немецкой вины имеет место также частичка негативного национализма, переоценка значения Германии.

Вильгельм II порой своими неумелыми высказываниями вызывал дипломатическую катастрофу. Вы называете его в своей книге «нервотрепом». Был ли это ошибочный человек на престоле?

К сожалению, немецких кайзеров выбирать не приходилось. Этот пост занимался в соответствии с династическими правилами. Если бы он был послом, его бы уже сотню раз уволили. Такого количества промахов и бестактных поступков не мог себе позволить ни один служащий. Его современники знали, что кайзер был болтуном. Его тирады пользовались дурной славой. Но когда находила коса на камень, он отступал. В кругу военных он слыл мирным канцлером. Они полагали, что вместе с ним никогда не придется вести войну. Крайне противоречивая фигура. Хотя среди его тирад встречались и здравые геополитические суждения. Когда, например, он говорил о растущем значении Японии.

Вы написали биографию о Вильгельме и отмечаете, что его действия напоминали поступки избалованного подростка. В глубине души он Вам нравится, правда?

Что мне не нравится, так это, когда такие темы как развязывание войны упрощаются за счет демонизации. Есть ли у меня симпатия к Вильгельму? Если бы довелось просидеть с ним рядом во время трансатлантического перелета, в ходе первого часа было бы весело. После нескольких бокалов вина начались бы забавные бестактные поступки. В третьем часе, когда уже хотелось бы спать, стало бы невыносимо. Мучение. Среди других коронованных особ Вильгельм слыл ужасной фигурой. Люди боялись оказаться рядом с ним. Царь Николай ужасался публичным встречам с ним. Он чувствовал себя словно загнанным в угол и побитым. Вильгельм был олицетворением того, что в «эдвардианской» Англии называли «скучным клубом». В каждом клубе был кто-то, кто без остановки болтал и при этом говорил скучные вещи.

В качестве ментального фона начала войны Вы называете «кризис мужественности 1900 года». Что Вы имеете в виду?

Когда присматриваешься к аргументам лиц, принимавших решения, и вообще к их языку, постоянно натыкаешься на выражения, связанные с мужеством. Мы остаемся жесткими, мы должны показать силу. Уступить - значит показать недостаточную мужественность. Британский посол в Париже говорил: «Немцы хотят столкнуть нас в воду и украсть наши платья». В этом я вижу отличие от более раннего поколения государственных мужей. Они и выглядели по-другому, были более грузными. Бисмарк, например, ел, как свинья. С мужественностью они связывали мудрость и хитрость, они пытались перехитрить своих противников. Это была гибкая картина мужественного поведения, которое меньше имела общего с жесткостью и непреклонностью. Период 1910 года был временем нервных срывов и дуэлей. Косого взгляда было достаточно, чтобы оказаться вызванным на дуэль. Многие военные выглядели здоровыми крепкими парнями, вместе с тем они страдали от такой своей роли. Австрийский начальник генштаба Конрад фон Хетцендорф, особо своенравный экземпляр, тосковал по обществу женщин и взял с собой в штаб-квартиру во время войны жену. Это было, конечно, грубое нарушение приличий.

Вы называете июльский кризис 1914 года «возможно, самым сложным событием всех времен». Какой урок мы можем сегодня из него извлечь?

Первая мировая война напоминает нам о том, что войны всегда означают провал людей. Так просто недооценить блаженство мира, считать мир слишком скучным. Войны невозможно контролировать. И ни одна другая война не показывает это так четко как Первая мировая война с 20 миллионами погибших. Если бы тех людей, которые принимали решение летом 1914 года, можно было перенести машиной времени на поле боя в Вердене или на Сомме, никто бы этого не выдержал. Они бы сломались.

Материалы ИноСМИ содержат оценки исключительно зарубежных СМИ и не отражают позицию редакции ИноСМИ.

Первая мировая война катастрофа. Кто стоял за манипулированием, СМИ

Макс ХейстингсПервая мировая война. Катастрофа 1914 года

* * *

Введение

Хронология 1914 года

Организационная структура вооруженных сил в 1914 году

Макс Хейстингс
Первая мировая война. Катастрофа 1914 года