Пленных у нас нет есть предатели. Правда и мифы о сталинских высказываниях

В человекокровожадных фраз, приписываемых лидерам СССР.

"Крылатые фразы" Иосифа Виссарионовича Сталина , которых он не произносил. А произносили креативные писатели Перестройки.

* * *

"У нас нет военнопленных. У нас есть предатели."

Фраза, приписываемая Сталину - "В Красной Армии нет военнопленных, есть только предатели и изменники Родины" .

а) И.Хавкин в своей статье "Немецкие военнопленные в СССР и советские военнопленные в Германии. Постановка проблемы. Источники и литертура" приводит эту фразу, ссылаясь на "Справку комиссии по реабилитации жертв политических репрессий" // Новая и новейшая история , 1996, №2, с. 92.

Что интересно - такая фраза там действительно есть - так называется одна часть данной справки.
Но никакой ссылки на то, откуда взята эта фраза, где, когда и кому сказал это Сталин - не приводится.

Самое интересное - в справке вообще нет ссылок. Только во вступлении упоминаются названия архивов, в которых работали.

Есть версия, что эта фраза якобы произнесена Сталиным в беседе с представителем Международного Красного Креста графом Бернадоттом и цитируется в его мемуарах.

Фраза в пересказах формулируется так: «…русских военнопленных нет — русский солдат бьется до смерти. Если же он выбирает плен, то он автоматически исключается из русской общности» , что несколько меняет ее смысл, т.к. «русская общность» является моральной категорией, а не юридической, т.е. «пленных мы будем презирать, но пленных-то вы нам верните и конвенции по военнопленным соблюдайте».

б) Версия Симонова (Мехлис)

К.Симонов в книге "Глазами человека моего поколения" (1979) рассказывает о разговоре с Г.Жуковым .

Цитата:

"В мае 1956 года, после самоубийства А. Фадеева, я встретил Жукова в Колонном зале, в комнате президиума, где собрались все, кому предстояло стоять в почетном карауле у гроба Фадеева. Жуков приехал немного раньше того времени, когда ему предстояло стоять в почетном карауле, и вышло так, что мы полчаса проговорили с ним, сидя в уголке этой комнаты. Тема разговора была неожиданной и для меня, и для обстоятельств, в которых происходил этот разговор. Жуков говорил о том, что его волновало и воодушевляло тогда, вскоре после XX съезда. Речь шла о восстановлении доброго имени людей, оказавшихся в плену главным образом в первый период войны, во время наших длительных отступлений и огромных по масштабу окружений... А что у нас, — сказал он, — у нас Мехлис додумался до того, что выдвинул формулу: "Каждый, кто попал в плен, — предатель родины" и обосновывал ее тем, что каждый советский человек, оказавшийся перед угрозой плена, обязан был покончить жизнь самоубийством, то есть в сущности требовал, чтобы ко всем миллионам погибших на войне прибавилось еще несколько миллионов самоубийц."

в) Версия власовцев

В советской киноэпопее "Освобождение" (1976) есть эпизод приезда ген. Власова в лагерь Заксенхаузен для вербовки военнопленных.

Цитата:
Человек в штатском снимает шляпу, подходит к микрофону. Он говорит по-немецки, каждую его фразу переводит на русский язык адъютант генерала:

Мое имя — Артур фон Кристман. Я представляю германский Красный Крест. Вот сообщение швейцарских газет, — человек развернул газету: — "Делегация Международного Красного Креста отправилась из Швейцарии в Москву, чтобы обсудить с советскими властями меры помощи русским военнопленным. С большим трудом делегация добилась встречи со Сталиным. Он выслушал представителей швейцарского Красного Креста и ответил: «У нас нет военнопленных. У нас есть только предатели"

Фраза "У нас нет пленных, есть только изменники" в различных вариациях действительно была важнейшей частью немецкой агитации в лагерях для военнопленных , о чем рассказывают многочисленные воспоминания очевидцев.

Что касается власовцев, то в январе-феврале 1946г. интернированные бойцы РОА, содержавшиеся в лагере Платтлинг, написали Элеоноре Рузвельт письмо "Спасите наши души" , в котором среди прочего говорится:

Цитата:

"Известно ли Вам, что Сталин отказался от своих военнопленных, волею военного случая оказавшихся в немецком плену, объявив их изменниками родины" /приказ N260 от сентября 1941 года/. Молотов заявил, что "у нас нет военнопленных, а есть дезертиры из Красной армии". (цит. по Б.Кузнецов "В угоду Сталину", 1957 )

Автором письма был, по всей видимости, генерал-майор РОА Меандров , бывший начальник отдела пропаганды Комитета освобождения народов России , вскоре выданный советским властям и повешенный вместе с Власовым. В письме говорится, конечно, о приказе 270.

* * *

"Одна смерть - это трагедия. Миллионы смертей - это статистика"

Фразу принято приписывать Сталину. Однако никем не найдено, где, когда Сталин её говорил. Мало того, уж очень она похожа на фразу из романа Ремарка "Черный обелиск" (1956), где речь идёт о потерях немцев в Первой мировой:

"Мы смотрим на вечернюю зарю. Пыхтя, подходит поезд и исчезает в черном дыму. Странно, думаю я, сколько убитых видели мы во время войны — всем известно, что два миллиона пали без смысла и пользы, — так почему же сейчас мы так взволнованы одной смертью, а о тех двух миллионах почти забыли? Но, видно, всегда так бывает: смерть одного человека — это смерть, а смерть двух миллионов — только статистика."

Так что это чьё-то умышленное враньё, запущенное скорее всего после смерти Сталина и основанное на принципе "ну всем ведь известно..."

* * *

"Смерть решает все проблемы. Нет человека — нет проблем".

Сталин сам никогда не говорил этой фразы, и впервые она появилась в романе Рыбакова "Дети Арбата" , опубликованном летом 1987 года.

Знаменитое «сталинское» изречение придумано писателем Анатолием Рыбаковым, в чём тот неоднократно признавался . Вот фрагмент из беседы Рыбакова с главным перестроечным идеологом Александром Яковлевым:

«Яковлев:

Я понимаю, конечно, у вас художественная проза, но ваш роман читается как реальная история, будто эти исторические лица действительно так говорили. Меня поразила одна фраза Сталина. Он приказывает расстрелять белых офицеров, ему возражают: незаконно, возникнут проблемы. Сталин отвечает: "Смерть решает все проблемы. Нет человека — нет проблем". Где Сталин это сказал? В его сочинениях такого нет.

Я спросил одного специалиста по Сталину:

"Может быть, в чьих-то воспоминаниях о Сталине это есть?" Он ответил: "Нигде нет, Рыбаков сам это придумал". Рискованно, надо сказать… Такие слова! "Смерть решает все проблемы. Нет человека — нет проблем". Это значит — убивай, и дело с концом! Это — людоедская философия. Вы действительно сами выдумали и приписали Сталину эту фразу?

Рыбаков:

Возможно, от кого-то услышал, возможно, сам придумал. Ну и что? Разве Сталин поступал по-другому? Убеждал своих противников, оппонентов? Нет, он их истреблял… "Нет человека — нет проблем…" Таков был сталинский принцип. Я просто коротко его сформулировал. Это право художника».

* * *

Месть - это блюдо, которое нужно подавать холодным.

Согласно Википедии это поговорка, появившаяся в английской форме "revenge is a dish best served cold" в 1846 году в переводе французской новеллы Mathilde (автор - Marie Joseph Eugène Sue)

Утверждения о том, что все вернувшиеся из фашистского плена солдаты, офицеры и генералы были репрессированы по личному указанию И.В. Сталина, не соответствуют действительности. Это в определенной степени неординарное заявление сделал не так давно в Фонде содействия научным исследованиям проблем безопасности «Наука-ХХI» (Москва) член Центрального совета Российского военно-исторического общества (РВИО) и член Комиссии по военно-историческим вопросам при президиуме РАН кандидат исторических наук генерал-майор в отставке Александр Кирилин (в недавнем прошлом он возглавлял управление Минобороны РФ по увековечению памяти погибших при защите Отечества). Обозначенная позиция противоречит «общепринятой» в последние десятки лет практике жесткой критики сталинизма. Но Кирилин в полной мере отвечает за свои слова. Ибо данное его высказывание основывается не на эмоциях, а на архивных источниках.

ДОКУМЕНТАЛЬНЫХ ПОДТВЕРЖДЕНИЙ НЕТ

– Нет никаких документальных подтверждений слов Сталина: «У нас нет военнопленных, а есть предатели», – говорит Кирилин. – А значит, эту фразу ему приписали.

Подробно к вопросу, откуда же тогда взялось упомянутое сталинское высказывание, вернемся позже. А пока – аргументация генерала Кирилина:

– Из плена за годы войны было освобождено 1 млн 832 тыс. советских воинов. Все они были направлены в специальные фильтрационные лагеря НКВД. Там проверялась степень их вины и определялось, была ли сдача врагу добровольной, и не было ли сотрудничества с немцами. Кстати, это была не только советская практика, подобным образом действовали и другие воюющие стороны по выявлению предателей и возможных диверсантов противника. Так вот, именно в этих лагерях признаны виновными и получили срок 333,4 тыс. бывших военнопленных.

Кирилин приводит факты отнюдь не с целью обелить злодеяния «великого и гениального»:

– То, что было негативное отношение власти, в том числе самого Сталина, к людям, попавшим в плен, – это правда. Это вызвано, безусловно, крупнейшими неудачами, военной катастрофой в первые месяцы войны, когда сотни тысяч наших людей попали в плен. В этом была вина и Сталина, и военного руководства, и всех командиров до командира отделения включительно. И то, что тогда сотни тысяч людей погибли от отсутствия воды, питания, медицинского обеспечения, тоже является огромной трагедией. Но – еще раз повторюсь – какого-то нормативного документа считать всех военнопленных предателями не было.

ПЛЕННЫЕ ГЕНЕРАЛЫ: КОМУ – ПОЗОР И «СТЕНКА», КОМУ – ЗВЕЗДЫ

В канве своих доводов Кирилин привел пример отношения к вызволенным из плена некоторым генералам Красной Армии (автор статьи конкретизировал некоторыми дополнительными данными рассказ экс-начальника мемориального управления).

Вот командующего 12-й армией генерал-майора Павла Понеделина. Он попал в плен 7 августа 1941 года и провел в нем всю войну. Тремя днями позже сдался и командир 13-го стрелкового корпуса генерал-майор Николай Кириллов. Немцы очень умело использовали этот случай в целях морального давления на отступающие советские войска: обоих генералов сфотографировали в кругу немецких офицеров, изготовили листовки с соответствующим текстом и разбрасывали их в расположении красноармейских частей. Это произвело сильное впечатление даже в Москве. Уже 16 августа был издан знаменитый приказ № 270 Ставки Верховного Главнокомандования, в котором упомянутые военачальники, а также пропавший без вести, но подозреваемый как перешедший к врагу командующий 28-й армией генерал-майор Владимир Качалов были объявлены трусами и дезертирами и заочно приговорены к расстрелу. Жена и отец Понеделина были арестованы как «члены семьи изменника Родины». Родственников двух других постигла та же участь. Была репрессирована даже теща генерала Качалова.

Понеделин был освобожден из плена 29 апреля 1945 года американцами и через несколько дней передан советской стороне (интересно, что янки предлагали ему службу в армии США, но он отклонил это предложение). Но «поставлен к стенке» он был отнюдь не сразу. Его долго «фильтровали» и арестовали только 30 декабря победного года. Следствие длилось 5 лет. Ему вменяли в вину то, что в 1941-м он, «попав в окружение войск противника, не проявил необходимой настойчивости и воли к победе, поддался панике и, нарушив военную присягу, изменил Родине, без сопротивления сдался в плен немцам и на допросах сообщил им сведения о составе 12-й и 6-й армий».

Бывший командарм свою вину не признавал и даже написал письмо Сталину с просьбой пересмотреть дело. Расстрельный приговор ему объявили 25 августа 1950 года, и в тот же день кара была свершена. Реабилитирован генерал был вскоре после смерти Сталина – в 1956-м. Как пояснил генерал Кирилин, «оправдали Понеделина потому, что его вина заключалась в основном в критике порядков в советской России, лояльности к немцам и Власову без участия во власовских формированиях, в высказываниях о необходимости изменения существующего в СССР строя и о том, что нужно убрать Сталина».

Вместе с Понеделиным был расстрелян и комкор-13 Кириллов, также реабилитированный в 1956-м.

А вот судьба генерал-лейтенанта Качалова в свете приказа № 270 представляется куда более драматичной. В 1990-х годах после рассекречивания ряда архивных документов стало известно, что он не только не «проявил трусость, сдался о плен немецким фашистам... предпочел дезертировать к врагу» (это цитата из упомянутого приказа) или пропал без вести, но погиб в неравном бою 4 августа при попытке прорвать кольцо окружения под Рославлем (Смоленская область).

Уже через два года, в сентябре 1943-го, после освобождения Смоленщины, это удалось доказательно установить смоленским чекистам при вскрытии братской могилы близ деревни Старинка (здесь прах Качалова покоится и поныне) и при дополнительном расследовании. К стыду Сталина (если к нему применимо такое выражение) и других подписантов знаменитого приказа (заместитель Сталина по Госкомитету обороны Молотов, маршалы Буденный, Ворошилов, Тимошенко, Шапошников и генерал армии Жуков), до 1953 года вопрос о реабилитации Качалова не поднимался. Но, очевидно, был поднят сразу, едва Сталин умер, – командарма-28 оправдали уже в декабре 1953-го. Тогда же выпустили из лагерей его жену и тещу, вернули из детдома в ополовиненную семью его сына.

Член Центрального совета РВИО приводит еще один пример отношения к бывшим военнопленным генералам:

– Некоторые из них не только не были расстреляны или осуждены, но и вернулись в армейский строй, продвинулись по служебной лестнице. Как, скажем, командующий 5-й армией генерал-майор Михаил Потапов, который почти всю войну – с сентября 1941-го по май 1945 года – пробыл в плену. Представьте себе, он был освобожден американскими войсками, вывезен в Париж, где для него шили форму. Говорят, форма, конечно, была весьма потрясающая, когда его в ней в Москву доставили. Так вот, он был восстановлен в звании и в армии (в те же годы, когда велось следствие над Понеделиным и Кирилловым), окончил высшие курсы при Академии Генштаба, дослужился до генерал-полковника, более пяти лет занимал должность заместителя командующего войсками Одесского военного округа. На этом посту и умер в январе 1965 года…

Или вот еще один малоизвестный, но показательный пример. В 1961 году генерал-полковник Леонид Сандалов издал под грифом «Секретно» книгу «Боевые действия войск 4-й Армии в начальном периоде войны» (сам он в ранге полковника был начальником штаба этой армии, части и соединения которой дислоцировались в том числе и в Брестской крепости). В мемуарах он, в частности, упоминает, как с началом гитлеровского нападения не удалось разыскать командира 42-й стрелковой дивизии генерал-майора Ивана Лазаренко, чтобы поставить его в известность о полученном за полчаса до начала войны приказании командующего армией о выводе из Брестской крепости частей этого соединения. Вскоре потерявшегося комдива нашло сталинское правосудие. Текст расстрельного приговора Военной коллегии Верховного суда СССР от 17 сентября 1941 года был впервые опубликован в 2006 году в книге Вячеслава Звягинцева «Война на весах Фемиды». После перечисления фактов «преступного поведения» комдива, выносится вердикт: «лишить Лазаренко Ивана Сидоровича воинского звания генерал-майор и подвергнуть высшей мере уголовного наказания – расстрелу».

Но уже 29 сентября Президиум Верховного Совета СССР заменил расстрел десятью годами лагерей. А чуть менее чем через год, 21 сентября 1942-го, Лазаренко был освобожден из заключения, восстановлен в прежнем воинском звании и направлен на фронт командовать 369-й стрелковой дивизией. Еще через год с небольшим, 24 октября 1943-го, решением Военного трибунала 50-й армии судимость была снята. А 26 июня 1944 года генерал Лазаренко погиб в жестоком бою в ходе начавшейся тремя днями ранее операции «Багратион». 27 июля того же года ему посмертно присвоено звание Героя Советского Союза.

Вообще же, по данным бывшего начальника мемориального управления МО РФ, из 41 освобожденного из плена советского генерала 26 (63,4%) были восстановлены в вооруженных силах.

КАК «ФИЛЬТРОВАЛИ» СОЛДАТ И ОФИЦЕРОВ

Генерал Кирилин в контексте своих аргументов не приводил цифр, показывающих, а сколько же было помиловано-репрессировано остальных военнослужащих – солдат и сержантов, офицеров. Но в историческую литературу уже введен рассекреченный документ из Центра хранения историко-документальных коллекций (ЦХИДК, это бывший «Особый архив»), озаглавленный как «Справка о ходе проверки б/окруженцев и б/военнопленных по состоянию на 1 октября 1944 г.» (буква «б» означает «бывших»). Нет надобности утомлять читателя точной конкретикой. Но процентовку показать стоит. Из прошедших проверку было возвращено в воинские части более 76% военнослужащих, в штурмовые батальоны – 6%, в конвойные войска – более 10%, в промышленность – 2%. Арестовано же было только около 4% проходивших фильтрацию.

Если проанализировать каждую категорию военнослужащих, то картина получается такая.

Из проверенных рядовых и сержантов в армию были возвращены 79%, в штурмовые батальоны – менее 1%, в промышленность – 12%, арестовано – 4%. По офицерам: в войска направлено свыше 60% «профильтрованных», в штурмовые батальоны – 36%, в промышленность – чуть более чем 0%, арестовано – менее 3%. Офицерам приходилось, конечно, «туже», когда с ними работали сотрудники НКВД и смершевцы. Но вряд ли последних можно заподозрить в большой предвзятости: они выполняли обязанности в соответствии со своими руководящими документами и несли серьезную ответственность за то, чтобы ни одна «шпионская мышь» не проскочила в войска или тылы действующей армии. Должно быть понятно и то, что спрос с офицера на фронте был весьма строгий: чуть что – обвиняли в невыполнении приказа со всеми вытекающими отсюда последствиями.

КАЖДЫЙ ПРОПАВШИЙ БЕЗ ВЕСТИ – ПЛЕННЫЙ

Но вернемся к тем вновь обнародованным фактам, что прозвучали из уст генерал-майора Александра Кирилина. Он отмечает, что о попавших в плен подчиненных их командиры, как правило, подавали сведения как о пропавших без вести:

– По официальным донесениям, за всю войну у нас в пропавших без вести числилось пять с лишним миллионов солдат, офицеров и генералов. В донесениях о безвозвратных потерях о них писали – «пропал без вести». Я практически не встречал записи «сдался в плен» или, скажем, «попал в плен». Хотя были и такие – это от силы 100 тыс. человек. Де-факто же гитлеровцами были пленены 4,5 млн военнослужащих. То есть большая часть пропавших без вести – военнопленные.

По мнению генерала, «и все это знали»:

– Можно не сомневаться, что знали об этом и Сталин, и Молотов, и Шапошников, и Жуков, и Антонов, и Василевский... Тем не менее существовал приказ Верховного главнокомандующего, в соответствии с которым в похоронках, которые направлялись жене, писалось, что ваш муж, Иванов Иван Иванович, верный присяге, воинскому долгу и социалистической Родине, пропал без вести тогда-то и тогда-то, там-то и там-то. А снизу было написано, что в соответствии с приказом наркома обороны номер такой-то эта справка является основанием для возбуждения ходатайства о выплате пособия семье. Согласитесь, это было очень важно, и о чьей-либо кровожадности в этом смысле говорить не приходится.

УСТАМИ СТАЛИНА?

Теперь вернемся к тому, с чего начали, – нет никаких документов, прямо или косвенно указывающих на то, что Сталин произнес «свою» знаменитую фразу: «У нас нет военнопленных, а есть предатели». Закономерен вопрос: тогда кто и когда вложил этот «постулат» в его уста?

Скорее всего «истоки» мифа следует искать в трагическом 1941 году. Немцы проводили среди огромного числа плененных военнослужащих Красной Армии «ударную» идеологическую работу. Ключевой смысл этой агитации состоял в том, что солдату, офицеру или генералу внушалось, что «в Советском Союзе нет пленных, есть только изменники». Об этом в своих воспоминаниях рассказывали многочисленные очевидцы, это зафиксировано в документах допросов НКВД и СМЕРШ.

С другой стороны, в СССР в ту пору и в последующие годы официальной идеологией было сформулировано крайне негативное отношение к людям, побывавшим в гитлеровском плену. Даже и к юным узникам концлагерей, которых негласно ограничивали в праве поступления в то или иное учебное заведение. Что уж говорить о взрослых: был в плену – значит, предатель, другие-то воевали, кровь проливали…

Даже десятилетия спустя, по развенчании культа личности Сталина и отзвеневшей капели хрущевской оттепели, в годы брежневской стагнации в Советском Союзе не отказывались от этой формулировки. Достаточно вспомнить киноэпопею Юрия Озерова «Освобождение», выход первых серий которой пришелся на конец 1960-х. Там есть эпизод приезда «предателя № 1» Великой Отечественной войны генерала Андрея Власова в лагерь «Заксенхаузен» для вербовки военнопленных в ряды Русской освободительной армии (РОА). С ним немец в штатском, который выступает перед построенными узниками. Он говорит о том, что представляет германский Красный Крест. Разворачивает газету и цитирует: «Вот сообщение швейцарских газет: «Делегация Международного Красного Креста отправилась из Швейцарии в Москву, чтобы обсудить с советскими властями меры помощи русским военнопленным. С большим трудом делегация добилась встречи со Сталиным. Он выслушал представителей швейцарского Красного Креста и ответил: «У нас нет военнопленных. У нас есть только предатели».

Помню, как я 10-летним ребенком смотрел этот фильм вместе с дедом-фронтовиком, орденоносцем, и данная фраза мгновенно запала в душу.

Это, кстати, и еще один «первоисточник», который вольно или невольно «приписал» Сталину эту фразу.

Идем в поисках далее. Авторитетный российский историк Борис Хавкин в своей давней статье «Немецкие военнопленные в СССР и советские военнопленные в Германии», ни толики не сумняшись, написал: «Сталин, после того как летом 1941 г. в котлах под Минском и Смоленском попали в немецкий плен более 600 тыс. красноармейцев, был убежден в том, что «в Красной Армии нет военнопленных, есть только предатели и изменники Родины». Заметьте – закавычено как цитата, как прямая речь Сталина. При этом Хавкин «доказательно» сослался на «Справку комиссии по реабилитации жертв политических репрессий», опубликованную в журнале «Новая и новейшая история» № 2, 1996, с. 92. Однако если изучить эту ссылку, то можно увидеть, что данная фраза там действительно присутствует, но лишь как подзаголовок одной из частей, без ссылок на какие-либо архивные фонды (то есть это творчество авторов «Справки»).

Но оказывается, что в разных вариантах формулировка «Попал в плен – значит, предатель» звучала гораздо раньше. Например, Георгий Жуков в одной из бесед с Константином Симоновым в середине 1960-х годов утверждал, что авторство ее принадлежит начальнику Главного политуправления и заместителю наркома обороны армейскому комиссару 1 ранга Льву Мехлису.

Существует и ряд «менее авторитетных» свидетельств. Так, в 1946-м интернированные бывшие власовцы, содержавшиеся в лагере «Платтлинг», пишут письмо супруге американского президента Элеоноре Рузвельт: мол, спасите нас, а то мы слышали, что Молотов заявил: «У нас нет военнопленных, а есть дезертиры из Красной армии». Есть целый ряд похожих ссылок на дипломатические источники. Но все они из той же обоймы: то Майский и Коллонтай (послы СССР в Англии и Швеции), а также послы в Анкаре и Софии что-то кому-то в подобном духе скажут; то дочь Сталина Светлана Аллилуева в своих «мемуарах» поведает, что якобы «когда иностранный корреспондент запросил об этом официально, отец ответил, что «…в лагерях Гитлера нет русских пленных, а есть только русские изменники, и мы покончим с ними, когда завершится война». А о Яше (плененный сын Сталина Яков Джугашвили – Авт.) он ответил так: «У меня нет сына Якова».

Вывод на основе этих выкладок каждый читатель может сделать самостоятельно. Однако представляется очевидным, что, хотя Сталин расхожую фразу относительно пленных и не говорил в том ее виде, в каком она ему приписывается, лично его отношение к ним было, мягко говоря, негативным. Ну, а окружение вождя, разумеется, не могло не действовать в соответствии с выработанной им «генеральной линией партии».

Кстати сказать, история с упомянутой цитатой «из Сталина» напоминает случай с другим «его» расхожим высказыванием: «Нет человека – нет проблемы». Якобы эта формулировка тоже была обронена «верным учеником Ленина». На самом деле документальные источники не зафиксировали таких слов вождя. Фраза вошла в обиход из романа Анатолия Рыбакова «Дети Арбата». Автор книги признавался, что формулировку эту он придумал сам или услышал от кого-то, и она, мол, как нельзя лучше легла на выписанный им характер тирана. Возможно, оно и так, только стилистически это совсем не «в духе» Сталина.

Вариант: «В Красной Армии нет военнопленных, есть только предатели и изменники Родины»...

Очень давно многие граждане пытаются установить первоисточник данной фразы.

Эта фраза знакома, думаю, каждому, интересовавшемуся военной историей нашей страны. Фраза приписывается Сталину, правда, источник её, насколько мне известно, не предъявлен, политика власти в то время по отношению к военнопленным с фразой согласуется слабо, но всем, как водится, наплевать: разоблачения самоценны, фраза хлёсткая, прекрасно иллюстрирует бесчеловечность Режима. (блоггер Мастер Йода)

«Есть знаменитая фраза, приписываемая Сталину: «В Красной Армии нет военнопленных, есть только предатели и изменники Родины». И Хавкин в своей статье "Немецкие военнопленные в СССР и советские военнопленные в Германии. Постановка проблемы. Источники и литертура" приводит эту фразу, ссылаясь на Справку комиссии по реабилитации жертв политических репрессий. Что интересно - такая фраза там действительно есть, так называется одна часть данной справки. Никакой ссылки на то, откуда взята эта фраза, где, когда и кому сказал это Сталин - не приводится. Самое интересное, в справке вообще нет ссылок. Только во вступлении упоминаются названия архивов, в которых работали». (Мифы истории СССР)

"Почему-то стало нормой считать, что якобы был приказ Сталина всех военнопленных считать предателями, а их семьи - репрессировать. Никогда не видел таких документов. Из 1 млн 832 тыс. советских воинов, вернувшихся из плена, были осуждены за сотрудничество с немцами 333 400 человек", - сказал А.Кирилин на встрече с журналистами в Фонде содействия научным исследованиям проблем безопасности "Наука-ХХI". По словам А.Кириллина, нет документальных подтверждений заявления Сталина: "У нас нет военнопленных, а есть предатели". (КПРФ.ру)

Ну, я вот нашел первоисточник. Теперь можете сильно голову не ломать, а ссылаться напрямую - власовская газета "Заря", № 67, 1944.

Из статьи "Они несут смерть"
Это газета полностью
Интересна дата публикации - 20 августа 1944 г. В тот день РОА еще не существовала, однако Мальцев представил Герингу проект создания ее авиаполка. Практически авиаподразделения РОА были учреждены в середине октября 1944 г., на пару недель раньше собственно РОА (точней, ее 1-й дивизии). Поэтому именно в тот день было крайне необходимо выдать в "Заре" якобы фразу Сталина о военнопленных. Поскольку с того же дня началась интенсивная вербовка по шталагам. На формирование дивизии требовалось время, и два месяца было в самый раз, чтобы собрать, обмундировать, откормить и вернуть в физическую форму 13 тыс. предателей.

Василий Зорин

ПЛЕН

Наш концлагерь в Германии был пересыльным, но для нас он стал пунктом назначения. Прогнали под его железными, арчатыми воротами, как под ярмом, и разместили в бараках, построенных на скорую руку. Это не был лагерь уничтожения, он даже названия своего не имел, однако в общей могиле там сто тысяч наших полегло, и, как потом известно стало, только каждый десятый из него вышел. На советских Женевская конвенция не распространялась, и поселили нас по окраинам, отделив колючей проволокой от центра. А там — англичане, французы, голландцы… За переход – расстрел. Но мы все равно ходили. Им Красный Крест маргарин поставлял, сигареты, лекарства, а с нашей баланды только ноги протянешь. Вот и выпрашивали: французы, открытые, общительные, охотно делились, а англичане высокомерные, только окурки бросали, как собакам, но мы и им были рады. А случалось, еду выигрывали. Так, организовали раз шахматный турнир, от каждой страны по команде, и я за наших на первой доске. От ветра качает, мысли разбегаются, а заставляешь себя думать, европейцы сытые, ходы с улыбкой делают, однако ж мы победили. Охраняли нас не ахти как, а куда бежать – кругом Германия. Когда же случалось, то беглецов даже не ловили – их сдавали деревенские, если сами не расправятся, приводили обратно на лютую казнь. А правили в лагере уголовники, которых немцы назначили, чтобы нас было легче в узде держать. Они люди опытные и к нарам привычные, своих людей на кухне поставили. Те последние крохи присваивают, а попробуй, пикни. Я в лагере сорок восемь килограммов весил, доходяга, кожа да кости (отец был за девяносто). Уже и вставать не мог, дистрофия развилась. А спас меня от смерти товарищ мой, Саша Зубайдуллин, татарин, раздобыл где-то сырой картошки, с этой картошки я и пошел на поправку…

Татары вообще народ храбрый, это у них в крови. В сорок первом узбеки и таджики при обстреле в воронку собьются, так что их одним снарядом накроет, молятся, и никакими силами их не растащить, а татары ничего, держатся наравне с нами. Зубайдуллин ко мне в пятьдесят третьем приезжал. После смерти Сталина тогда амнистию объявили, и уголовники посреди бела дня лестницу приставляли и на глазах вторые этажи чистили. Правда, Москва от них не долго страдала, спасибо МУРу. Так вот спустились мы с Сашей в пивную выпить за встречу, а там дым коромыслом, разный люд гуляет. Только сели за столик, и вдруг крик: «Сумочку украли!» Женщина растерянно озирается, бормочет, что в кошельке продовольственные карточки. А лица кругом наглые – поди возьми, да и кто сумочку «прижал» одному Богу известно. И тут Зубайдуллин, а он ростом метр с кепкой, берет со стола нож и встает в дверях. Никого, говорит, не выпущу, пока сумку не вернете. Мне страшно, а что делать, пришлось рядом встать. Угрозы посыпались, а мы в ответ скалимся. Может, испугались, может, уважение к фронтовикам свою роль сыграло – на нас форма была военная, — одним словом, нашлась сумочка…

А в лагере я за четыре года всякого навидался. В сорок втором, седьмого ноября, построили нас, как всегда на плацу, для утренней проверки. Холодно, лица угрюмые, в пяти шагах немцы с овчарками. И вдруг перед строем выходит высокий человек в полковничьем кители и громко обращается: «Поздравляю, товарищи, с праздником Октябрьской революции!» Геройство необыкновенное, думали, все, пропал полковник, однако немцы, то ли не поняли, то ли простили за мужество. Это был Константин Боборыкин. Говорили, что его специально к нам забросили для агитации – тогда уже власовцев начали вербовать – только я в это не верю…

Как я уже говорил, лагерь наш был пересыльным. И вот ночью раз в барак к нам доставили молодого парня, бросили на соседние нары. Разговорились, оказалось, он из казаков раскулаченных, отца сослали, хозяйство разорили. Он в первые же дни войны немцам сдался, уж больно хотелось отомстить. Записали его добровольцем, он в бой рвется, не удержать. Когда наши стреляют, немцы в окопах прячутся, а он сидит на виду, курит. Дослужился до унтер-офицера, крест железный получил за то, что у нас в тылу «языков» брал. А когда поехал за ним в Берлин, дорогой много чего насмотрелся, зверств, которые немцы вытворяли. Ну, по случаю награды напился где-то в ресторане, да портрет Гитлера и расстрелял. Его – в лагерь. Ничего, говорит, сбегу. А я думаю: куда? Тебя же наши сразу расстреляют. Промолчал, а утром, чуть свет, его перевели, и больше мы не встречались…

Действовало в лагере и подполье, но ничего героического мы не совершали: как могли, поддерживали больных, упавших духом. В конце сорок четвертого немцы из пленных татар набирали бойцов в РОА (власовская Русская Освободительная армия). Решили послать к ним Зубайдуллина. Он на своем языке их стыдить начал, а главное, говорит, наши близко, лучше потерпеть, чем под трибунал пойти. Рисковал он страшно, если бы хоть один донес, расстреляли. Разагитировал он своих, однако до начальства все же дошло, и мы его последние месяцы до освобождения прятали. Раз, когда ночную проверку устроили, он под нары забился, тут его рост выручил, в другой раз в нужнике переждал. А всё – на волосок от смерти. Да мы все там под ней ходили…

Немцы жестокие. Погнали нас как-то их бауэрам помогать, окрестные деревни нашим трудом не брезговали, то сено косить, то брюкву собирать. Брюкву мы украдкой ели, до того что в животе урчит – впрок, когда еще такое выпадет. Так вот бредем за телегой, а на ней мальчишка лет двенадцати. Нас от усталости да с голодухи шатает, один пожилой и придержался за телегу-то, всё легче, так мальчишка не поленился – пнул его ногой в грудь, отцепись «швайна». Я потом, когда лекции читал, от немцев отказывался. Китайцы, вьетнамцы, кто угодно, только не немцы, не могу их язык слышать. Ректор мне говорит: «Как же так, Василий Васильевич, народ то не виноват, это фашисты…» А я наотрез. При этом Бетховена могу бесконечно слушать. Был в лагере Ромка Блексман, голландский еврей, мы с ним эти темы обсуждали, он до войны музыку преподавал. Сидим в коптерке, потихоньку арии напеваем (у отца был абсолютный слух). В его Роттердаме им внушали, будто по Москве медведи бродят, однако, он, когда Шостаковича и Прокофьева услышал, засомневался: медведи и такая музыка? Он мне после войны писал, да я отвечать боялся – и так на Лубянку таскали, ведь «у нас нет пленных, у нас есть предатели» (известное изречение Сталина).

А с уголовниками такой случай вышел. Когда они в очередной раз пайку урезали, я не удержался, при всех сказал им пару ласковых. А их власть, как и любая, на предупреждении держалась, и решили они со мной разобраться, чтоб остальным было неповадно. Разговор у них короткий – поднимут под локти и с размаху о бетонный пол, валяйся потом во рву с переломанным хребтом – кто хватится, немцам-то все равно. Однако ж, «блатным» тоже повод нужен, у них свои правила, чтобы придраться «шестерки» есть. Вот однажды вечером, в дождь, заходят трое, и один, щуплый, с порога: «Ты у меня часы спер!» А по бокам верзилы кулаки разминают. Что делать? Но я и подумать не успел: от оскорбления кровь в лицо бросилась, и я ему в морду. Он — с катушек, вскочил и – за вилы. Убил бы, да верзилы остановили, брось, говорят, не брал он. Видно, смелость моя понравилась. А в сорок пятом, когда полк наш через Дрезден шел, отлучился я по нужде. Захожу в разбитый дом, а там мародеры орудуют. А среди них те верзилы-уголовники из нашего лагеря. Узнали. Говорят: Василий, война вот-вот кончится, не с пустыми же руками возвращаться, а добра кругом хоть завались, давай, примыкай к нам. А я им, чтобы не обидеть, приветливо так – не могу, говорю, часть моя на улице марширует, как же я дезертирую. Смотрю, за спиной двое выросли, остальные придвинулись, косятся. Один автомат передернул – убить тебя придется, иначе сдашь нас. Я прямо в глаза смотрю, не мигаю.

— Разве я в лагере «стучал» или слово не держал? Вспомните, было хоть раз? И сейчас не выдам – у вас своя дорога, у меня своя.

Те, кто меня не знал, загалдели, но верзилы главные были, поверили. Проводили до дверей, на прощанье даже бутылку шнапса сунули – выпей, говорят, что жив остался…

Хлебнули мы, конечно, сполна, но изменить – не изменили, и лицо старались соблюсти. В лагере сошелся я с одним австралийцем. И так ему приглянулся, что предложил он после войны к нему перебраться. Я, говорит, человек богатый, ферму имею, тысячи овец, жить будешь, не работая, на правах друга. А уж канонада слышалась, ясно, что дело к развязке. Спасибо, отвечаю, но у меня дом свой – это про подвал-то! – да и Родину я люблю. Так воспитаны были, не мыслили, чтобы эмигрировать, да и гордость за страну была.

Если бы нас англо-американцы освободили, то я бы поменял после репатриации германский лагерь на сибирский, но подошли наши. Направили меня в госпиталь в польский город Чинстохов, там признали инвалидом, хотели домой отправить. Но я в армию попросился. Хотелось отомстить, да и плен искупить. В свою часть самоходом добирался, на ночь останавливался, где попало, в деревнях, на хуторах. А что за люди тут живут, того гляди, убьют, фамилию не спросят. На этот случай у меня прием был особый: входя, осматриваю дом, а потом громко хозяевам докладываю – завтра наш взвод к вам на постой придет. Но все равно на ночь запирался на ключ, а чуть свет – из окна и дёру. Сорок пятый не сорок первый, война пошла другая. Если где сопротивление, в атаку не гонят – ждем «катюш», они с полчаса поработают, только потом мы. Идем, а кругом трупы обгорелые, от пламени немцы на дорогу вылезали, тут и умирали. В подвалах брошенные фауст-патроны ящиками находили, вино в бутылках, но пить не решались, начальство распускало слухи, что отравлено…

Трофеев в Германии набирали много: генералы эшелонами гнали, солдаты – кто что унесет. У одного, помню, руки до локтей все часами обмотаны, засучивает рукава, хвалится. И надо же – шальная пуля. Ему часы не нужны стали, и мы их между собой поделили. А другой в свой вещевой мешок все бумагу набирал. Зачем, спрашиваю. Как же, говорит, я студент, доучиваться буду, а с бумагой трудности будут…

Окончания войны со дня на день ждали, думали, у нас дел больше не будет. Но тут Прага восстала, и нас бросили чехам на помощь. Сутками гнали без сна и отдыха, люди на ходу спали. А как замечали – идешь лесом, глаза открыл – уже поле. И все же танкисты нас опередили, взяли город. Однако ж медаль за Прагу дали…

ПОСЛЕВОЕННЫЕ ГОДЫ

Я уезжал из Москвы с дипломом математика, а, когда через семь лет вернулся, даже таблицу умножения не помнил. Ночами кошмары снились, горы трупов, вскакивал, думал, еще в лагере, до утра курил. А на улицах фронтовики безногие в каталках разъезжают, деревяшками о мостовую стучат. Какая там математика, рад, что цел остался! Однако жить надо: устроился в художественную школу алгебру вести: вечером готовился, вспоминал, утром – рассказывал. А тут еще на Лубянку вызывать стали. Лампой в глаза светят, допрашивают. И все про лагерь – кто как вел себя, кто врагу пособничал, предавал. Я все честно рассказываю, фамилии называю. Они мои показания с другими сличают, иногда требуют донос подписать, мол, такой-то враг народа, проявил малодушие, трусость. А как я могу, когда четыре года с ним бок о бок, и знаю, что честный человек? Сколько раз вещи в узелок собирал, но — обошлось. Верно спасло то, что состоял в подпольном комитете, ну и другие подтвердили. А на следователей я зла не держу, их понять можно – изменников-то хватало…

В школе я только год отработал, устроился после на кафедру в родной институт – взяли, как фронтовика. А институтский филиал размещался в Загорске, вот меня и отрядили туда лекции читать. Вставать нужно было ни свет, ни заря, к открытию метро, на вокзале тоже все бегом, к первой электричке, и не дай Бог опоздать. В поезде потом два часа досыпаешь, а в половине девятого, как штык, на занятиях. Зимой в электричках не топят, от холода приходилось газетами обкладываться, пока пальто не купил…

Эх, судьба! Может я Шопенгауэром стал или Достоевским, как говорит чеховский герой, а так выше «кандидатской» не поднялся…

Прислал для публикации на Иван Зорин

Изучив архивные данные сотрудники общества «Наука ХХI» пришли к выводу, что утверждения о массовых репрессиях устроенных Сталиным в отношении красноармейцев, побывавших в плену, не являются действительностью.

Что говорят цифры

Кандидат исторических наук генерал-майор в отставке Александр Кирилин выяснил, что после победы в СССР вернулось более 1 миллион 800 тысяч советских воинов, побывавших в плену. Всю массу этих людей направили в специальные лагеря, где сотрудники НКВД выясняли степень виновности каждого бывшего пленного. Главной задачей было выявление лиц, сотрудничавших с немцами.

Такая практика была характерна не только для СССР, но для всех воюющих стран, которые также пытались определить предателей и диверсантов врага. Из почти 2 миллионов бывших военнопленных тюремные и лагерные сроки, зависящие от степени вины, получило 333,4 тысяч человек.

В работе по изучению репрессированных-помилованных историки опираются на «Справку о ходе проверки бывших окруженцев и военнопленных», которая находится он в Хранилище историко-документальных коллекций. Согласно документу из рядовых и сержантов в армию вернули 79%, а офицеров оправдано более 60%. С рядовыми красноармейцами дела обстояли не так серьезно, а вот к офицерам внимание со стороны работников НКВД и СМЕРШа было повышенное. При этом работа сотрудников спецорганов строго регулировалась служебными документами.

Судьба пленных генералов

Особенно детально НКВД рассматривало обстоятельства пленения советских генералов, и сотрудничали ли они с врагом. Показательна история военачальника 12-й армией генерал-майора Павла Понеделина и командира стрелкового корпуса Николая Кириллова, которые попали в плен в августе 1941 года. Фрицы умело разыграли эту карту и для пропаганды запечатлели командиров в кругу офицеров вермахта, а листовки с этими изображениями оперативно забросили в окопы к советским бойцам.

Приказом No 270 от 16 августа 1941 года оба высших командира объявили предателями, а их самих заочно приговорили к расстрелу. Семьи генералов, в том числе родителей жен, арестовали и репрессировали. Следствие по освобожденным из плена военачальникам длилось пять лет и только после выяснения всех деталей они были расстреляны. Обоих реабилитировали в 1956 году. Вина Понеделина, которого из лагеря освободили американцы и отказавшегося от перехода на их сторону, заключалась в негативных высказываниях о Сталине и лояльном отношения к захватчикам и власовцам.

Справедливости ради следует сказать, что не все генералы обвинялись предателями. Так командующий отдельной армией генерал-майор Михаил Потапов, находящийся в плену с осени 1941 был полностью оправдан советской властью. После войны он отучился в Академии Генерального штаба. Из 41 высшего офицера, побывавшего в плену, 26 генералов восстановили в должности, что равняется 63% от общего числа.

Пленный значит предатель

Большинство пленных по советским донесениям проходили как пропавшие без вести. Таких за всю войну было 5 миллионов красноармейцев, в то время как через немецкие лагеря прошло 4,5 миллионов советских граждан. Среди военнопленных числилось чуть более 100 тысяч бойцов. Родственники пропавшего красноармейца получали справку, со всеми имеющимися сведеньями и припиской, что документ не является причиной для оформления пособия. Таким образом, власть экономила на материальных выплатах и пайках для семьи пленного.

Исследователям так и не удалось отыскать документального подтверждения фразы Сталина: «У нас нет военнопленных, а есть предатели». Однако в послевоенном СССР, к людям, побывавшим в плену или угнанным на принудительные работы, относились негативно. Даже узникам концлагеря или людям, проживающим в оккупированных регионах, могли сказать, что они отсиживались у немцев, пока другие за них сражались на фронте.

Миф о Сталине и предателях следует искать в сложном для фронта и всей страны 1941 году. Гитлеровцы проводили среди пленных красноармейцев серьезную идеологическую работу и при помощи формулы пленный-предатель, офицерам и солдатам внушалась мысль, что в случае победы СССР их обвинят в измене. Это предположение находит подтверждение в документах допросов проведенных сотрудниками НКВДистами и СМЕРШовцами.

Еще одним первоисточником мифа могла стать сцена общения Сталина и представителей Красного Креста из фильма «Освобождения», снятого Юрием Озеровым. В разговоре с Константином Симоновым маршал Георгий Жуков сказал, что предателями пленных впервые назвал Лев Мехлис нарком государственного контроля.