После поражения унгерн отступает в. «Бог войны»

Фото: facebook.com / личная страница И. Зураева

Игорю Зураеву пришлось извиняться в соцсетях за свой «эмоциональный» пост и писать новый

Накануне первый зампред правительства Бурятии Игорь Зураев высказался по поводу стихийной акции , которая началась на площади Советов 9 сентября и продолжается уже который день. Он резко раскритиковал в соцсетях действия зачинщиков несогласованного мероприятия, назвав их «провокаторами» и «чертями».

Всем привет! Добрался до Инета. С 5 сентября нахожусь за пределами республики - первый короткий отпуск в этом году. Моё мнение о провокаторах - вот это и есть черти. Провоцировать людей на площади, хайповать на выборной теме... Если сами не работали с избирателями в поле, кто виноват? Кто из кандидатов, имея программу, убедил избирателей, тому люди и поверили, - заявил Зураев на своей страничке в Facebook 10 сентября.

Он напомнил, что в горсовете два депутатских кресла из тридцати в этот раз достались коммунистам.

Те же два депутата горсовета от КПРФ - они смогли и люди доверили им голоса. Считаете, что нарушен закон - (идите) в суд, а не криком и воплем на площадь, собирая зевак и провоцируя полицию! - отметил высокопоставленный правительственный чиновник.

В комментариях к посту многие Игоря Зураева поддержали - мол, «с провокаторами и смутьянами разговаривать не о чем». Правда, нашлись и те, кто придерживается противоположного мнения.

Давайте всё-таки взрослеть, бороться правовыми методами и соблюдать законы - какие уж есть. Кому, как не сенатору, об этом знать, - заявил на это зампред, очевидно, имея в виду лидера бурятских коммунистов и сенатора от Иркутской области Вячеслава Мархаева. - Ну хватит нам революций. Кто мешает сделать заявку и собрать своих сторонников на митинг?

В Бурятии на публикацию Зураева очень обиделись. Многие сочли это за настоящее оскорбление - дескать, на тюремном жаргоне слово «чёрт» используется для обозначения низшей касты, представители которой вынуждены выполнять самую грязную работу. Вряд ли чиновник имел в виду именно это. Но так или иначе, ему пришлось извиняться.

Уважаемые коллеги и друзья! Хочу извиниться за предыдущий эмоциональный пост! Погорячился в выражениях. Честно скажу, что трудно сдержаться, когда видишь такой необоснованный поток оскорблений. Но понимаю: надо себя держать в руках, - написал первый зампред правительства всё в том же Facebook. - И всё же, по сути, остаюсь при своём мнении. То, что происходило на площади - провокация и опасная игра на настроении людей. Те, кто откликнулся на призывы выйти на несанкционированный митинг, сделали это искренне, веря той информации, которую преподносят в искажённом виде. Категорически не соглашусь с теми, кто раскачивает ситуацию, преследуя какие-то свои цели. Горожане сделали свой выбор, разрыв в количестве голосов за кандидатов - в полтора раза.

Игорь Зураев призвал зачинщиков народных волнений дать «людям спокойно жить и работать», а «столице, а вместе с ней - и республике» - развиваться.

Желаю всем пострадавшим скорейшего выздоровления. За них переживают близкие. Они наши же, улан-удэнцы! Впереди очень много работы и позитивных результатов! Ещё раз прошу извинить, кого невольно обидел, - заключил он.

Говоря о пострадавших, Зураев, судя по всему, имел в виду главных возмутителей спокойствия - депутата-коммуниста Баира Цыренова и предводителя нелегальных таксистов Дмитрия Баирова. Обоих задержали во вторник, 10 сентября.

Цыренова в тот же день под конвоем доставили в БСМП из-за жалоб на плохое самочувствие. Правда, потом отвезли обратно в отдел полиции, поскольку после осмотра врачи сообщили, что его здоровью ничего не угрожает. Баиров же сейчас находится в отделении нейрохирургии БСМП с закрытой черепно-мозговой травмой и сотрясением мозга.

Напомним, минувшей ночью протестующие, находившиеся в автобусе в центре города, распылили там слезоточивый газ. Произошло всё после того, как они проигнорировали требования стражей порядка покинуть площадь. Росгвардейцы задержали 17 человек. Подробнее с хронологией протеста можно ознакомиться .

Сегодня исполняющий обязанности главы Бурятии произвёл первое серьёзное назначение. Вакантное кресло заместителя председателя правительства Бурятии по экономике занял президент торгово-промышленной палаты Бурятии Игорь Зураев . Его кандидатура, судя по всему, была согласована МВД и ФСБ. И прошла тест-проверку.

Заметим, что имя Игоря Зураева недавно уже попадало в поле зрения СМИ, именно как вероятного претендента на должность вице-премьера, курирующего в правительстве Бурятии экономический блок. Но из-за отсутствия кадрового решения, вероятность эта была сочтена за обычны прогнозы, не подкреплённые фактами.

Справка

Игорь Иванович Зураев родился 20 июля 1963 года в городе Ангарске Иркутской области. В 1983 году окончил Омское летно-техническое училище гражданской авиации, радиотехническое отделение, в 1990 году - Восточно-Сибирский технологический институт по специальности «электроснабжение по отраслям». В 2001 году - Новосибирскую государственную академию экономики и управления по специальности «юриспруденция». Первая запись в трудовой - «инженер аэропорта Мотыгино» (Красноярский край), с 1984 по 1991 годы трудился старшим сменным инженером КДП аэропорта Улан-Удэ. С 1991 перешёл в бизнес. По 1994 год числился менеджером различных коммерческих структур. С 1994-2008 гг. – генеральный директор ЗАО «Импэкс-центр», 2008-2009 гг. – руководитель представительства ООО «Компания «Базовый Элемент». Также с 2001 - 2007 гг. Игорь Зураев был Советником Президента Республики Бурятия (на общественных началах), а с 2002 по 2007 годы – депутат Народного Хурала по Строительному округу г. Улан-Удэ. С 2008 по 2009 год – председатель Совета директоров ОАО «БайкалБанк». В 2012 году - и.о. заместителя руководителя – председателя комитета по социальной политике, в 2013 – утверждён в должности. В 2015 году возглавил Торгово-промышленную палату Бурятии.

Ранее республиканские СМИ растиражировали новость о том, что и. о. главы Бурятии Алексей Цыденов назначил президента торгово-промышленной палаты Игоря Зураева на должность заместителя председателя правительства республики по экономическому развитию. При этом официальных данных о назначении еще не было.

Не дождавшись подтвержденной информации со стороны властей, Игорь Зураев прокомментировал всю сложившуюся ситуа цию на своей странице в «Фейсбук» .

«Дорогие друзья, разрешите внести ясность: меня никто не "продавливает на эту, как почему-то считает Аркадий Зарубин, "хлебную должность", я ответственно заявляю, что никуда не рвусь, и не прошусь, я прекрасно чувствую себя, работая совместно с предпринимательским сообществом и органами власти республики с коллегами из других регионов и стран в ТПП РБ!», - говорится в сообщении в соцсети.

Отметим, что до этого недовольство о назначении Игоря Зураева на пост зампреда по экономике выразил известный журналист и общественник Аркадий Зарубин.

Зураев же в свою очередь заявил, что не смог отказаться от такого предложения и.о. главы Бурятии Алексея Цыденова.

«Я счёл неправильным отказаться от предложения Алексея Самбуевича войти в его команду, сделать все, что от меня зависит, для поднятия уровня жизни наших жителей, для консолидации бизнеса и власти в республике, много, очень много проблем стоит перед нами, друзья, и решать их нужно только совместно, каждый на своём месте, а не изматывая себя сплетнями и "митингами"», - добавил в свое сообщение президент ТПП Бурятии.

Напомним, в конце февраля занимавший пост зампреда Александр Чепик, после ухода из правительства Бурятии по собственному желанию, отправился в Карелию, где позже был назначен премьер-министром республики.

Добавим, что Александр Чепик пожелал удачи Игорю Зураеву и посоветовал «не принимать близко к сердцу» слова недовольных критиков.

Справка:

Игорь Иванович Зураев родился 20 июля 1963 года в городе Ангарске Иркутской области. В 1983 году окончил Омское летно-техническое училище гражданской авиации, радиотехническое отделение, в 1990 году - Восточно-Сибирский технологический институт по специальности «электроснабжение по отраслям». В 2001 году - Новосибирскую государственную академию экономики и управления по специальности «юриспруденция». Первая запись в трудовой - «инженер аэропорта Мотыгино» (Красноярский край), с 1984 по 1991 годы трудился старшим сменным инженером КДП аэропорта Улан-Удэ. С 1991 перешел в бизнес. По 1994 год числился менеджером различных коммерческих структур. С 1994-2008 гг. – генеральный директор ЗАО «Импэкс-центр», 2008-2009 гг. – руководитель представительства ООО «Компания «Базовый Элемент». Также с 2001 - 2007 гг. Игорь Зураев был Советником Президента Республики Бурятия (на общественных началах), а с 2002 по 2007 годы – депутат Народного Хурала по Строительному округу г. Улан-Удэ. С 2008 по 2009 год – председатель Совета директоров ОАО «БайкалБанк». В 2012 году - и.о. заместителя руководителя – председателя комитета по социальной политике, в 2013 – утвержден в должности. В 2015 году возглавил Торгово-промышленную палату Бурятии.

"Белая армия, черный барон снова готовят нам царский трон…" — это об Унгерне. Песня лихая, но, как и всякая агитка, в оттенки не вдается. В Белой армии не все желали возрождения самодержавия, многие были за Учредительное собрание. А "черный барон" совпадал с белыми лишь в антибольшевизме, поскольку шел много дальше самого убежденного монархиста. Если и стремились выстроить мировую федерацию советов, то барон мечтал о "глобальном абсолютизме". Восстановление "царского трона" было для него лишь частью плана.

Большевики пытались поднять на дыбы западные страны, однако и Унгерн хотел перелицевать Западную Европу, праматерь революционных идей.

Коммунисты надеялись на пролетариат, барон — на реставрацию империи Чингисхана. От Тихого океана до Каспия. А далее мощной ордой — на Запад. Как полагал барон, белые народы утратили свои вековые устои, одна надежда на Азию, которая способна обновить Старый Свет.

О том хаосе, что царил в голове барона-мистика, совместившего в своей душе христианство и буддизм, говорит его штандарт: обшитое красным монгольским орнаментом желтое знамя с изображением Спаса Нерукотворного. И черная свастика — символика древняя, поэтому не очень ясно, какой смысл в нее вкладывал Унгерн. Тогда была эпоха безграничных идей и безудержных фантазий, но след в истории они оставили.

Большевики создали СССР, а без барона не было бы нынешней Монголии, она так и была бы за Китаем.

Даже в то немилосердное время Унгерн отличался особой жестокостью. Чему находил оправдание: "Старые основы правосудия изменились. Нет "правды и милости". Теперь должны существовать "правда и безжалостная суровость". А поскольку правду он понимал своеобразно, жертвами становились очень многие, встречавшиеся на его пути. Недаром прозвали его "черным", а — "безумным бароном". Каппелевцы грозились повесить Унгерна на ближайшем суку за то, что тот дискредитирует белую идею и звание русского офицера.

Как у всякого чистопородного барона, его полное имя не сразу и выговоришь: Роберт-Николай-Максимилиан (Роман Федорович) фон Унгерн-Штернберг. Из старинного немецко-балтийского рода. Сам барон добавлял в этот коктейль еще и кровь гуннов, находя своих предков в окружении Аттилы. В различных биографиях он именуется русским генералом, хотя это звание получил не в царской армии и даже не от или , а от атамана Семенова. Не исключено, что мог бы стать генералом и раньше, однако мешал буйный характер. Поступил в Морской кадетский корпус — отчислили за поведение. Окончив военное училище, отправился в казачий полк. После стычки с сослуживцем суд чести заставил его перевестись в другую часть на Амуре.

Это перемещение к китайской границе предопределило дальнейшую судьбу барона. Через пару лет, дослужившись до сотника, он подает в отставку и отправляется в Монголию.

Легенды об Унгерне того периода — отражение более поздних событий. На самом деле в ту пору он лишь состоял в конвое русского консульства. Другое дело, что эти годы позволили ему изрядно "омонголиться" и погрузиться в бурную политическую обстановку региона. Сюда он позже и вернулся. После перерыва на .

Как быстро выяснилось, именно война — его подлинная стихия. Неслучайно монголы позже почитали Унгерна богом войны и верили, что тот неуязвим для пули. А как же иначе? Пять раз был ранен — возвращался в строй недолеченным. Пять орденов за храбрость.

И тем не менее по службе продвигался медленно. В 1916-м стал есаулом, не так уж много — чин, равный в пехоте капитану. Объяснение находим у другого известного в нашей истории барона — Петра Врангеля (одно время Унгерн служил под его началом): "Это не офицер в общепринятом значении этого слова, это тип партизана-любителя, охотника-следопыта из романов Майн Рида… Несомненный оригинальный и острый ум и рядом с этим поразительное отсутствие культуры и узкий до чрезвычайности кругозор, поразительная застенчивость и даже дикость и рядом с этим безумный порыв и необузданная вспыльчивость".

В 1917-м на Кавказском фронте судьба свела Унгерна с атаманом Семеновым, с которым после Февраля барон и отправился снова на Дальний Восток.

Задачу — сформировать в Забайкалье национальные части для фронта — выполнить приятели не успели, . А вот сама идея — опора на национальные формирования, но теперь уже для борьбы с революцией, — осталась.

Отряды Унгерна напоминали хунхузов — маньчжурских бандитов, промышлявших тогда на Дальнем Востоке. Офицеры — русские, рядовые — монголы и буряты. В отряде только кавалерия. Основная тактика — набеги. в Забайкалье велась с переменным успехом, но когда к 1920 году наступил перелом и Колчака расстреляли, барон с тысячью всадников ушел в Монголию. Впрочем, уход на территорию, оккупированную китайцами, был вызван не только изменившейся ситуацией, но и теми планами, которые сформировались в голове у барона. Борьбу за мировой абсолютизм он решил начать в Маньчжурии, восстановив монархии в Монголии и Китае. За год до этого Унгерн тут уже побывал, нашел нужные контакты и женился на принцессе Цзи из свергнутой династии Цин.

Со второй попытки барону удалось взять монгольскую столицу Ургу и посадить на трон великого хана Монголии Богдо-гэгэна VIII. Эта победа принесла ему не только популярность среди местного населения, благодарного за освобождение от китайской оккупации. К баронскому титулу прибавился титул монгольского хана, а атаман Семенов присвоил Унгерну звание генерал-лейтенанта. Наконец, именно во время осады Урги произошел эпизод, который и превратил "черного барона" в легенду.

Чтобы разведать обстановку в Урге, Унгерн, одетый в монгольский халат с погонами и орденом Георгия на груди, среди бела дня неторопливым аллюром въехал в городские ворота.

Осмотрел улицы, заглянул во дворец одного из китайских сановников и так же не спеша покинул город. А на выезде преподал урок спавшему часовому: отхлестав плетью за нерадивость, приказал передать начальству, что его наказал барон Унгерн. Именно после этого и заговорили о сверхъестественных способностях "черного барона", а мнительный гарнизон впал в глубокое уныние. И хотя китайцев было много больше, при повторной атаке отряда Унгерна они бежали.

Ургу грабили долго и вдумчиво, уничтожая все китайское и евреев, которых барон считал виновниками распространения революционных идей. Так Внешняя Монголия в дыму пожаров и среди горы трупов обрела независимость. В конечном итоге результат оказался, правда, противоположным тому, на что рассчитывал барон. После неудачного похода Унгерна на в 1921 году красные заняли Ургу. "Советизация Монголии не явилась результатом последовательного, продуманного и организованного плана. Если бы не было Унгерна… мы не советизировали бы Монголию", — писал большевик и дипломат Иоффе.

Версии, как барон попал в руки красных, противоречивые, но, похоже, когда Унгерн решил увести свой разбитый отряд в Тибет, остальным это сильно не понравилось.

Офицеров перестреляли, а самого барона, которого "не брала пуля", связали и оставили в степи. Где его и нашел один из красных партизанских отрядов.

Узнав об аресте барона, рекомендовал "устроить публичный суд, провести его с максимальной скоростью и расстрелять". Рекомендацию выполнили точно. Показательный процесс состоялся в летнем театре парка "Сосновка" города Ново-Николаевска. И занял всего пять часов двадцать минут. Приговор — расстрелять.

Но легенда живет. Кто-то до сих пор уверен, что барон бежал и укрылся в одном из буддистских монастырей.

А некоторые пессимисты полагают, что бога войны вообще нельзя расстрелять. Зло неубиваемо.

Барон Р.Ф. Унгерн фон Штернберг являлся отпрыском древнего прибалтийского рода, предки которого состояли членами ордена меченосцев и участвовали в крестовых походах.

Военная карьера барона была связана с Забайкальем, куда он был послан после февральской революции Керенским для формирования бурятских полков.

В 1920 году барон составил свою армию из монголов, китайцев, бурят и японцев. Местом своей деятельности он избрал Монголию. Барон Унгерн выдвинул идею воссоздания «Срединной Азиатской империи», подобной империи Чингисхана, чей образ он избрал своим идеалом.

В предлагаемых бесхитростных воспоминаниях есаула Макеева сказана страшная правда о гражданской войне. Сам Унгерн узнал о своем конце от ламы, который, гадая по лопатке черной овцы, в мае 1921 года, предсказал, что жить ему осталось 130 дней. Выданный монголами, барон был расстрелян в Новониколаевске через 130 дней – 15 сентября того же года.

«Было начало августа 1920 года. По приказу барона Унгерна полки Азиатской конной дивизии выступили на борьбу с красными.

В Даурии – цитадели барона – остались китайская сотня, японская сотня капитана Судзуки и обоз. Командовал всем этим резервом знаменитый человек-зверь подполковник Леонид Сипайлов, которому было приказано забрать все снаряды, винтовки, патроны и с охраной идти на Акшу.

На 89 подводах везли снаряды, на 100 арбах муку. Находилась в обозе и знаменитая «черная телега», в которую было уложено золото и масса драгоценнейших подарков для монгольских князей: вазы, трубки, статуи.

Китайская сотня шла впереди обоза верстах в четырех, японская позади, при транспорте. Так было лучше, ибо верность китайцев была шаткая. Вскоре приехал командир китайской сотни подпоручик Гущин и доложил Сипайлову, что у него в сотне что-то неладное: видимо, китайцы хотят поднять восстание и захватить «черную телегу».

В три часа ночи поднялась тревога. Со стороны китайского бивуака слышалась стрельба. Трем офицерам и одному солдату, конвоировавшим «черную телегу», было приказано немедленно уезжать в степь; остановиться на первой заимке и ждать приказаний. Русские и баргуты заняли позицию, и не прошло и десяти минут, как через табор промчались конные. Это были китайцы. По ним открыли огонь, но они скрылись в ночной темноте.

Решили ждать рассвета и только тогда начать наступление. Рассвело. С громким «ура» бросились в китайскую лощину. Лагерь китайцев представлял страшную картину: офицерская палатка свалена, Гущин мертв, рядом с ним, уткнувшись лицом в землю, лежал его прапорщик Кадышевский. Этот был ужасен. В него в упор всадили несколько пуль, и внутренности несчастного расползлись по земле во все стороны. Тут же лежали зверски убитые русские солдаты и один бурят.

Вырыли братскую могилу, прочли над погибшими молитву и похоронили. Стали искать знаменитую «черную телегу». Нашли случайно. Вскоре транспорт двинулся в Кыру, где находился Унгерн. О восстании он знал уже от бурят.

На вес золота ценилась в отряде мука, так как доставляли её с большим трудностями и громадными расходами. В этот раз, переправляясь через какую-то речку, всю муку подмочили. Барон озверел. Орал на свой штаб, а потом приказал: «За подмоченную муку чиновника, отвечавшего за доставку, пороть, а потом утопить в этой же реке». Несчастного выпороли и утопили.

Унгерновский кошмар начинался в новой обстановке.

Дивизия выступила на Керулин. Керулин – глубокая речка, впадающая в озеро Долай-нор. Здесь остановились на зимовку и построили зимний бивуак.

Все раненые, обмороженные и женщины находились отдельно от дивизии. База для них была построена в 200 верстах от Хайлара, и комендантом её был назначен прапорщик Чернов, бывший начальник полиции одного из городов Западной Сибири. Это был красавец мужчина и человек крутого нрава. Трагедия началась в обозе. Из Урги, Троицкосаввска и других пунктов на Керулин ежедневно прибывали офицеры, их жены, семьи, шли штатские и военные. Военные зачислялись в дивизию, семьи отправлялись в обоз.

Однажды в лагерь приехал с женой статский советник Голубев. Жена у него была замечательная красавица, а сам он человек с большим самомнением и авторитетом. Унгерн принял его. вежливо, беседовал с ним. Голубев, не знавший баронского характера, решил воспользоваться случаем и стал давать советы политического и иного рода. Барон долго крепился, потом не выдержал и приказал Голубева выпороть: «Он из интендантства, а следовательно, мошенник». Голубева повели на истязание. Жена, взволнованная и возмущённая, влетела к Унгерну в палатку, и… её барон приказал тоже выпороть. Несчастную женщину после этого отправили в обоз, а мужа назначили рядовым в полк.

В обозе женщина вылечилась, и за ней стал ухаживать комендант. По правде, они были великолепной парой. Оба красивые, статные. Кончилось тем, что г-жа Голубева переселилась в юрту Чернова.

Барону об этом донесли, но он промолчал и лишь усиленно наблюдал, что будет дальше.

Чернов по натуре был человек жестокий и самодур. Он не терпел возражений и на этой почве расстрелял двух казаков. Унгерну донесли. Было произведено негласное дознание, из которого барон узнал, что в поощрении самодурства виновна г-жа Голубева. Чернов был вызван в дивизию. Он приехал, но барона не было. Я устроил его у себя в палатке и так как не знал, в чем дело, то пошел доложить о приезде прапорщика генералу Резухину. «На лед эту сволочь!» – приказал генерал, а сам отправил конного к барону.

Унгерн прислал Бурдуковского с приказом: «Выпороть Чернова и сжечь живьём».

Среди лагеря рос огромный столетний дуб. Его ветви широко расстилались над землей, и этот дуб стал участником страшного дела. Вокруг него разложили громадные кучи хвороста, обильно полили «ханою» и стали ждать. В это время вблизи совершалась жестокая экзекуция. Чернову дали 200 бамбуков, тело его превратилось в кровавые лоскутья. Голого привели к дубу. Привязали и подожгли хворост. Защелкали сухие ветки, и огненное пламя высоко взметнулось к вершине. На казнь пришла смотреть вся дивизия, но через несколько минут почта все ушли. Жгутовые нервы унгерновцев не выдержали страшной картины. Было жутко и противно за человека, за его дела и ум. Около места казни остались немногие. Среди них: торжествующий «квазимодо» Бурдуковский, ротмистр Забиякин и хорунжий Мухаметжанов – личные враги сжигаемого.

Испытывая жесточайшие муки, Чернов не произносил ни одного слова, и ни одного стона не вырвалось у него из груди. Но когда огненные языки стали лизать туловище, а кожа на ногах завернулась, как завертывается подошва, брошенная в огонь, и сало полилось и зашипело на ветках, несчастный поднял голову, вперил страшный, жуткий взгляд в нескольких зрителей человеческих мук, людей-садистов, отыскал среди них Мухаметджанова, выпрямился и через весь костер, с вышины, плюнул хорунжему в лицо. После этого сжигаемый вперил свой взгляд в ротмистра Забиякина, долго смотрел на него и потом бросил: «А за тобой, Забиякин, я сам приду с того света и там создам такой эскадрон, что самому барону страшно будет». После этого силы оставили его, голова опустилась, и он, по-видимому, впал в беспамятство.

Скоро веревки перегорели, и труп несчастного упал в костер. Он обуглился, а волосы на голове превратились в курчавый и черного пепла барашек. Труп Чернова выбросили в овраг.

После страшной казни прапорщика Чернова прошло несколько дней. Барон был уверен, что в расстреле казаков принимала косвенное участие г-жа Голубева, и приказал вызвать её из обоза в дивизию. Г-жа Голубева приехала. Эта отважная женщина-красавица не льстила себя надеждой на что-либо хорошее, но из чувства гордости и женского достоинства приехала на казнь. Барон приказал поместить её в юрту к японцам. Те были ошеломлены, поражены её красотой, и любезность их была бесконечной. Прошло часа два, Барон вызвал к себе мужа Голубевой и сказал ему: «Ваша жена ведёт себя неприлично. Вы должны наказать её» «Как наказать, ваше превосходительство?». – «Дадите ей 50 бамбуков». Голубев замер, а барон обратился к адъютанту: «Ты будешь наблюдать, и если муж плохо будет наказывать свою жену, повесить их обоих. Понял? Идите». Голубев шёл пошатываясь. Потом остановился и говорит: «Есаул! Мы были с вами в хороших отношениях. Помогите мне. Дайте револьвер, и я сейчас же застрелюсь». «Бросьте говорить глупости. За эти ваши слова и меня барон повесит», – ответил я. Описывать жестокую картину экзекуции не стоит, она жутка, безнравственна, но несчастная женщина выдержала наказание без стона и мольбы. Молча встала и пошатываясь пошла в поле. Потрясённый зрелищем адъютант приказал вестовому взять её под руку, а сам с докладом отправился к барону: «Ваше приказание выполнено!». «Хорошо, послать её на лед, пусть там ещё походит», – сказал он. «Ваше превосходительство, да она и так еле жива». – «Молчать и исполнять то, что я говорю. Не сдохнет!» Адъютант понуро зашагал к жертве: «Слушайте, мадам, меня вы простите, но что я могу поделать, когда каждую минуту жду вашей же участи. Барон приказал вам идти на лёд». Женщина молча пошла к реке. Дошла до середины, зашаталась и упала. Адъютант уговаривал её встать: «Мадам, продержитесь ещё немного. Вы же замёрзнете». Но женщина не подымалась, и офицер бросился к барону: «Ваше превосходительство, она стоять не может. Замёрзнет ещё». – «Ну, ты раскис от юбки. Скажи ей, что если она не будет ходить, то ещё 25 бамбуков получит. Ну, марш, юбочный угодник!»

Женщина, шатаясь, ходила по льду, а адъютант стоял на берегу и смотрел. Его нервы, привыкшие ко всему, не выдерживали картины истязания женщины, прошел час, и из юрты Унгерна послышался крик: «Есаул!». Я бросился на зов. «Ну как она? Ходит?». – «Так точно!». – «Ну черт с ней. Ещё замёрзнет. Прикажи ей выйти на берег. Набрать хворосту и разжечь костёр». Я быстро вышел, крикнул своего вестового и приказал ему набрать сухих дров, разжечь огонь, предупредив его делать это так, чтобы барон не знал. Вестовой бросился в лес и скоро натащил оттуда хворосту на пять ночей. Среди темной ночи пылал огромнейший костер, а около костра видна была одинокая фигура женщины. Прошла ночь. Утром барон вызвал адъютанта, расспросил, как наказываемая женщина: «Голубеву я назначаю сестрой милосердия в госпиталь. Пусть старательным уходом за ранеными заглаживает своё преступление и пусть туда идёт пешком».

Госпиталем заведовал Сипайлов. И только страх перед наказанием барона спас бедную женщину от притязаний этого монстра.

С врагами Унгерн расправлялся жестоко и своих подчинённых не щадил. В этом правой незаменимой рукой барона был знаменитый человек-зверь, садист Л.Сипайлов, которого вся дивизия именовала Макарка-душегуб.

В нем совместилось все темное, что есть в человеке: садизм, ложь, зверство и клевета, человеконенавистничество и лесть, вопиющая подлость и хитрость, кровожадность и трусость. Сгорбленная маленькая фигура, издающая ехидное хихиканье, наводила на окружающих ужас.

В Урге барон назначил его полицмейстером, и этот полицмейстер оставил после себя длинный кровавый след. Помощником полицмейстера был я, адъютантом Сипайлова – поручик Жданов, человек сипайловского стиля, делопроизводителем чиновник Панков – смиренный и молчаливый парень, палачами и опричниками были Герман Богданов, солдат, без трёх пальцев на правой руке, Сергей Пашков, он же Смирнов – специалист по удушению. И Новиков. Это была сипайловская гвардия, которую видавшая виды дивизия боялась и сторонилась.

При занятии Урги всех коммунистов передушили и кончили всех евреев. Но десять евреев избежали расправы, укрывшись в доме одного монгольского князя. Дом пользовался неприкосновенностью. Но Сипайлов не унывал и учредил за ним наблюдение. Около дома беспрерывно дежурили сипайловские опричники. Макарка-душегуб в конце концов добился своего: несчастных схватили и задушили.

Но на кровавом фоне фигурами мучеников были не одни евреи – на унгерновский эшафот часто всходили и его близкие подчинённые.

Я получил у Унгерна разрешение отпраздновать новоселье, позвал в гости офицеров и знакомых горожан. Неожиданно дверь комнаты резко распахнулась и на пороге показалась ехидная, хихикающая, сгорбленная фигура Макарки-душегуба. Он не был гостем, гак как офицеры избегали его присутствия, а потому его появление произвело на всех жуткое впечатление. «Есаула Макеева срочно к начальству дивизии…» – забормотал он. «Зачем?» – спросил я. «Не знаю, цветик мой, не знаю», – снова забормотал Сипайлов, ехидно посмотрел на всех и торжественно удалился. Настроение у всех упало. В 12 часов ночи вызов не предвещал ничего хорошего. Хотя дамы и уговаривали меня немедленно бежать из Урги, но я взял два револьвера и помчался к Унгерну. Барон кричал на Сипайлова, потом ударил его по лицу, выгнал, а потом резко спросил меня: «Лауренца знаешь?». – «Так точно, знаю». – «Его сейчас же кончить. Сам кончи, а то эта сволочь Бурдуковский ещё будет над ним издеваться. Ну, иди!»

Подполковник Лауренц, преданный слуга Унгерна, сидел на гауптвахте. С тяжелым сердцем вошел я к нему. Он ещё спал. Я разбудил его и сказал: «Вас требует Унгерн. Но он приказал вам связать руки, так как боится, что вы можете броситься на него».

Лауренц быстро вскочил с нар, вытянулся и бросил: «Не узнаю барона, Ну что же, вяжите». По дороге Лауренц спросил: «Вы меня везете кончать?» «Так точно, г-н подполковник», – едва слышно промолвил я.

Ночь была бешеная. Крутил ветер, было темно, как в могиле, и зловеще заливались за городом собаки.

Выехали за город. Кучер повернулся и сказал: «Прикажете остановиться, г-н есаул?» – «Да». Лауренц сошел с коляски и спросил: «Вы меня рубить будете или стрелять?». В ответ на это я дрожащей рукой направил револьвер в голову подполковника и выстрелил. Несчастный упал и простонал: «Какой вы плохой стрелок, добивайте же скорее, ради Бога!» Меня трясла лихорадка, я снова выстрелил и снова не добил. «Не мучайте, убивайте же!» – стонал расстреливаемый. А я палил в него и не мог попасть в голову. Очумелый от ужаса кучер соскочил с коляски, подбежал к извивавшемуся на земле Лауренцу, приставил к его голове револьвер и выстрелил. Подполковник замер. Я вскочил в коляску и сумасшедим голосом заорал: «Скорей, скорей, в город, в город!». Лошади помчались от страшного места. Остервенело выли собаки.

Как-то вечером Сипайлов пригласил к себе на ужин монгольского военного министра Ваську Чжан-Балона, бывшего старшего унгерновского пастуха, меня, Парыгина и ротмистра Исака. Сипайлов жил в верхнем этаже большого барского дома, а в нижнем этаже у него жила захваченная заложница – еврейка, и горничная – миловидная, лет двадцати четырех казачка, родственница атамана Семёнова. После взятия бароном Урги она обшивала всех офицеров, пока её не забрал к себе Сипайлов.

У Сипайлова был накрыт роскошный стол. Подавала казачка Дуся, мило всем улыбалась, а когда Сипайлов и офицеры разошлись от выпитого, стали петь и танцевать, Дуся весело подхватывала знакомые напевы, щеки её покрывались густым румянцем, и она, спохватившись, быстро убегала. Сипайлов был в ударе. Пел, плясал, беспрерывно всех угощал и казался таким милым и приветливым хозяином, что даже забывалось, кто он. Вскоре перешли к ликерам и кофе. Началась мирная беседа, во время которой Сипайлов часто отлучался. Наконец он вошел в комнату с веселым и торжественным видом, потирая руки и по-своему мерзко хихикая, важно сказал: «Господа, я вам приготовил подарок в честь посещения моего дома. Идёмте!». И он повел гостей к себе в спальню, показал на мешок, лежащий в углу комнаты. Гости недоумевали, а один из них развернул мешок. В нем была задушенная Дуся. Кошмар, который никто не ожидал и не мог себе представить. Хмель из голов сипайловских гостей мгновенно испарился, и они бросились из дома «милого хозяина». Вслед им неслось ехидное хихиканье Макарки-душегуба.

В один ясный, солнечный майский день барон Унгерн решил кончить мирное житье и выступить на красный Троицкосавск. На одном из привалов в дивизию прискакал прапорщик татарской сотни Вллишев, который доложил Унгерну, что его разъезд задержал караван из 18 верблюдов с русской охраной. Это был караван с золотом, который адмирал Колчак послал в полосу отчуждения в г.Харбин, в Русско-Азиатский банк Барон немедленно вызвал меня: «Возьмешь двадцать бурят, примешь от Валишева караван. Когда он придет сюда с верблюдами, разъезд отошлёшь, а сам зароешь ящики с „патронами“.

Скоро подошел караван, и Валишев с разъездом быстро поскакал догонять дивизию. Ящики сгрузили. Они были в банковской упаковке, с печатями. Когда же один ящик упал на камни и разбился, в нем оказался мешок с золотом. У бурят глаза заблестели, но мысли взять ни у кого не было. Qipax перед бароном был сильнее. Золото зарыли в небольшом ущелье.

Вскоре на взмыленных лошадях прискакал Бурдуковский с конвоем. У меня дрогнуло сердце. Этот унгерновский «квазимодо» всегда появлялся как вестник зла и темного ужаса: «Есаул, немедленно к начальнику дивизии, а буряты останутся со мной». Я быстро уехал, а Бурдуковский обезоружил бурят, отвел их версты на две в сторону и расстрелял.

Ночь была темная, дождливая и ветреная. Дивизия не могла разжечь костров, мокла и дрожала от холода. Барон уже получил вести о поражении монголов и ходил по лагерю злой, как потревоженный сатана. В лагерь прискакали раненые монголы, и один из них случайно попался на глаза Унгерну. «Ты чего?» – спросил барон. «Та ваше благородие, та я, это, ранен». – «Ну, так иди к доктору». «Та это он не хочет меня перевязку делать». «Что? – заорал барон. – Доктора Клингеберга ко мне!». Прекрасный хирург Клингеберг, создавший в Урге образцовый госпиталь, доктор, у которого за это время не было ни одной смерти, вскоре явился к барону. «Ты, мерзавец, почему не лечишь раненых?» – закричал Упгерн, не выслушав объяснений, ударил ташуром по голове бедного доктора. Доктор упал, тогда барон стал его бить ногами и ташуром, пока несчастный не впал в бессознательное состояние. Унгерн быстро ушел в палатку, а Клингеберга унесли на перевязочный пункт. Дивизия мрачно молчала, о состоянии доктора в эту ночь никто не говорил. Только наутро к Унгерну пришла сестра милосердия и сказала: «Разрешите эвакуировать доктора?». «Почему?» – резко спросил барон. «Вы ему вчера переломали ногу, и его положение очень серьезно», – со страхом объяснила сестра. «Хорошо. Отправьте его в Ургу и сами поезжайте с ним», – коротко бросил Унгерн.

Дивизия переменным аллюром пошла к реке Селенге на соединение с генералом Резухиным. За один переход до реки вперед выехали квартирьеры и с ними комендант бригады и я. Ехали быстро, погода была чудесной, из лощин тянуло живительной прохладой, и офицеры вели разговор о том, что теперь будет делать барон, как наказывать провинившихся?

В Урге он сажал на крыши, в Забайкалье на лед, в пустыне Гоби ставил виновных на тысячу шагов от лагеря, гауптвахты нет… Офицеры смеялись и говорили, что в нынешней обстановке Унгерн ничего не выдумает.

Но он выдумал.

Квартирьеры прибыли на место, разбили бивуак и стали ждать дивизию. На другой стороне был виден лагерь Резухина, который уже перекинул через реку пешеходный мостик. Настроение было у квартирьеров чудесное, пахло сосной, ароматом цветов, но после разбивки лагеря с предгорий потянул легкий ветерок, по всему бивуаку распространился тяжелый запах: что-то гнило. Начались поиски, и скоро нашли на участке павшую корову. Лопат не было, и стали ждать прихода с дивизией обоза. Мрачный и злой подъехал Унгерн. Понюхал воздух и заорал: «Дежурного офицера!» Беда началась, и у меня защемило сердце. Офицер подскочил к Ун-герну. «Вонь!» – снова заорал барон. Офицер молчал. «Бурятов ко мне!» – закричал тот. Явились буряты. «Выпороть! 25!» – приказал Унгерн, и не успел бедный дежурный опомниться, как ему уже всыпали 25 ташуров. И только когда он встал, то сказал барону: «Ваше превосходительство, я не виноват. Старшим был комендант бригады». «Есаула Макеева к начальнику дивизии!» – понеслось по лагерю. У меня замерла душа. Я быстро надел мокрые сапоги и пошел к Унгерну. «Заразу разводишь! Понятия о санитарии не имеешь!» – уже кричал барон. «Ваше превосходительство, корова павшая. Её. зарывают…» – «Молчать!» И барон заметался, не зная, как наказать дерзкого. И вдруг крикнул: «Марш на куст!»

Около палатки барона шагах в десяти стояло дерево, ветви которого были от земли не менее чем на сажени на полторы. Я бросился к нему, стал быстро взбираться на дерево, скользил обратно, падал и снова начинал взбираться.

«Если ты сейчас же не залезешь, я пристрелю тебя, как котенка!» – грозно сказал барон. Наконец я забрался почти на самую вершину, где ветви были тонкие и сгибались под тяжестью.

Вскоре на соседних деревьях оказались ещё несколько офицеров – весь штаб Унгерна. Прошел час, два, наступил вечер, в лагере сыграли «зорю», отвели поверку, и бивуак постепенно стал затихать. Штаб же продолжал сидеть на кустах и ждать освобождения.

Наконец Унгерн вышел из палатки: «Макеев!». – «Я, ваше превосходительство!». – «Слезай, и иди спать». Я сорвался с дерева и упал. «Ты ушибся?» – спросил барон.

«Не извольте беспокоиться!» – мрачно ответил я и быстро пошел от дерева. Остальные же просидели до обеда следующего дня.

В гористой местности, у холодного ручья, на широкой зеленой долине доживала последние часы знаменитая Азиатская конная дивизия барона Унгерна. Настроение у всех было подавленное.

Экзекуции над офицерами стали эпидемическим явлением. Унгерна боялись, как сатаны. Он стал зол, смотрел на всех зверем, и говорить с ним было опасно. Каждую минуту вместо ответа можно было получить в голову ташур или быть тут же выпоротым. Уже стали поговаривать, что барон потому зверствует, что хочет перейти к красным. Дивизию одолевали самые мрачные фантазии. И тогда офицеры создали секретное совещание и решили арестовать Унгерна.

Гордый и властный человек, барон, вероятно, переживал душевную бурю… Его предали. Его дивизия открыла по нему, своему начальнику, огонь. Его, жестоко боровшегося с красными, оставили одного в красном кольце, под угрозой винтовок своих и мучительной смерти от советских… Барон метался, как дикий затравленный зверь… И даже монголы, считавшие его своим богом, поняли, что он принесет им в дальнейшем гибель. В одно мгновение они скрутили ему верешслми руки и ноги, и отдавая, поверженному «богу» поклоны, бесшумно исчезли.

Солнце перевалило за полдень, и издалека послышались звончатые звуки копыт… Кто это? Свои или чужие? Это были красные. Войдя в палатку, они увидели связанного человека, голова которого была закутана старым монгольским тарлыком. Сорвали тарлык и отшатнулись.

На них смотрело помятое красное лицо с рыжими усами и небритым подбородком. Взгляд человека был темный, как жуткая ночь, и страшен, как взор помешанного. На плечах виднелись старые помятые генеральские погоны, а на груди поблескивал Георгиевский крест…»

(Михайлов О. Даурский барон. Совершенно секретно, N12,1992)

15 сентября 1921 года в Новониколаевске (Новосибирске) состоялось открытое судебное заседание Чрезвычайного революционного трибунала по делу барона Унгерна.

Унгерн был приговорен к смерти и казнен в Новониколаевске.

| |