Взгляд на события. Кто же вы, Максим Максимыч

В Интернете и в статьях, посвящённых роману и фильму "Семнадцать мгновений весны" называются самые различные имена советских и иностранных разведчиков и агентов, которые могли стать прототипами Штирлица. Этих имён более десятка, среди них имеются и такие: Всеволод Владимиров, Александр Коротков, Норман Бородин и Вилли Леман.

Одним из главных прототипов образа Штирлица часто называют Всеволода Владимировича Владимирова (оперативный псевдоним - Максим Максимович Исаев). Родителями разведчика были: отец - Владимир Александрович Владимиров, профессор права Петербургского университета, уволенный за свободомыслие и близость к кругам социал-демократии (был привлечён в революционное движение Георгием Плехановым); мать - Олеся Остаповна Прокопчук (умерла от чахотки, когда сыну было пять лет). Родители познакомились и поженились в ссылке. По окончании ссылки отец и сын вернулись в Петербург, а затем какое-то время провели в эмиграции, в Швейцарии (Цюрих и Берн). На Родину отец и сын вернулись в 1917 году. В 1911 году пути Владимирова-старшего и большевиков разошлись. В 1921 году, когда сын находился в Эстонии, Владимир Владимиров был направлен в служебную командировку в Восточную Сибирь и там трагически погиб от рук белобандитов.

В 1922 году Всеволод Владимиров по поручению руководства эвакуируется с белыми войсками из Владивостока в Маньчжурию. В течение последующих 30 лет он постоянно находится на заграничной работе. В 1927-ом переправляют с Дальнего Востока в Европу, используя легенду о Максе Отто фон Штирлице, ограбленном в Шанхае немецком аристократе, ищущем защиты в немецком консульстве в Сиднее. В годы Второй мировой войны был сотрудником VI отдела РСХА, которым заведовал бригадефюрер СС Вальтер Шелленберг. В оперативной работе в РСХА использовал псевдонимы "Брунн" и "Бользен"... Однако некоторые специалисты по внешней разведке утверждают, что с такой легендой, Владимиров не мог бы служить в СС на столь высокой должности, так как нацистские службы безопасности проверяли личность каждого кандидата на несколько поколений. Чтобы пройти такую проверку, Владимиров должен был не просто иметь подлинные документы, удостоверяющие личность, а заменить реального немца Макса Штирлица, жившего в Германии и похожего на него внешне. И хотя подобные подмены практикуются спецслужбами при внедрении агентов-нелегалов, практически все сотрудники и агенты советской разведки в высших эшелонах Рейха, о которых известно сейчас, были завербованными немцами или немцами-антифашистами.

На сайте http://www.reading.club/ можно прочитать статью "Так был ли Штирлиц?", автором которой является Леонид Млечин (род. 12 июня 1957) - советский и российский журналист, международный обозреватель и автор около ста компилятивных исторических и биографических книг. В своей статье он упоминает: "Генерал-лейтенант Сергей Александрович Кондрашев, который работал в разведке на немецком направлении, полагает, что прототипом был создатель нелегальной разведки Александр Михайлович Коротков...". Но далее Млечин, хорошо знавший создателя Штирлица, пишет: "...Сам Юлиан Семенов говорил, что одним из прототипов Штирлица был знаменитый разведчик Норман Бородин, сын Михаила Марковича Бородина, который в двадцатые годы был главным политическим советником в Китае".

Млечин также напоминает, что Служба внешней разведки сообщала о том, будто настоящим прототипом Штирлица является некий Вилли Леман. И что, якобы, Юлиана Семенова, познакомив с "делом Брайтенбаха", посоветовали "переделать" немца в русского. Леонид Млечин полагает: "Это не так... В те времена дело Брайтенбаха было засекречено, его раскрыли совсем недавно. О Брайтенбахе Юлиан Семенов не подозревал".

***
27 июня 1961 года на теннисном корте Московского комплекса "Динамо", во время игры с начальником ГРУ Генерального штаба И. А. Серовым, внезапно скончался от разрыва аорты некий Александр Михайлович Коротков (1909-1961) - советский разведчик, генерал-майор (1956)...

В партийной характеристике члена НСДАП штандартенфюрера СС фон Штирлица были такие строки: "Истинный ариец. Характер - нордический, выдержанный. С товарищами по работе поддерживает хорошие отношения. Безукоризненно выполняет служебный долг. Беспощаден к врагам рейха. Отличный спортсмен, чемпион Берлина по теннису. Холост; в связях, порочащих его, замечен не был. Отмечен наградами фюрера и благодарностями рейхсфюрера СС...". Строка "Отличный спортсмен, чемпион Берлина по теннису" невольно заставляет вспомнить о том, что единственным советским разведчиком, профессионально занимающимся теннисом (и футболом), был Александр Коротков, карьера которого началась именно с теннисного корта, где его впервые взяли на заметку чекисты. Во всяком случает, именно это утверждают некоторые эксперты по внешней разведке СССР.

В 1933 году Короткова направляют на нелегальную работу в Париж через Австрию и Швейцарию в составе оперативной группы "Экспресс", возглавляемой Л. Л. Никольским (А. М. Орловым), впоследствии сбежавшим на Запад. В Париже Коротков находился вместе со своей женой Марией Вильковыской. Здесь же у них родилась дочь Софья. В апреле 1936 году, под именем Владимира Петровича Коротких и прикрытием должности представителя Наркомтяжпрома при торгпредстве СССР в Германии, разведчик был направлен в долгосрочную командировку в Берлин, где принял на связь ряд ценных агентов и получил информацию о новых образцах германской военной техники. В декабре 1937 г. выехал во Францию и возглавил группу, созданную для ликвидации ряда предателей. В марте 1938 года возглавляемая Коротковым группа ликвидировала Г. Агабекова ("Жулик"), в июле того же года - секретаря международного объединения троцкистов Рудольфа Клемента.

В 1938 г. Коротков отозван в Москву и переведен в резерв назначения. В 1939 г. был уволен из органов НКВД, но не побоялся написать письмо на имя Л. П. Берии. Друзья и близкие посчитали, что он просто сошёл с ума: обжаловать решение Берии в письме на имя того же Берии! Более того, в письме не только опровергались возможные мотивы увольнения, но и высказывалось желание вернуться в разведку. Изумление родных и близких Александра Короткова было запредельным после того, как он, действительно, был восстановлен на службе в разведке. Семья не знала, что делать - радоваться или ждать ближайшими ночами ареста отважного разведчика. К счастью, всё не только обошлось, но Коротков даже получил повышение: c апреля 1939 г. становится старшим уполномоченным, а с мая 1939 г. - заместителем начальника 1-го (немецкого) отделения 5-го отдела ГУГБ НКВД.

В конце 1939-го Коротков выезжал в загранкомандировки в Данию и Норвегию под прикрытием должности дипкурьера НКИДа. В июле 1940-го был направлен на месяц в Германию под прикрытием стендиста по обслуживанию советских выставок в Кенигсберге и Лейпциге для восстановления связи с особо ценными источниками, работа с которыми была законсервирована в 1936-1938 гг. В конце августа 1940-го вновь возвращается в Берлин в качестве заместителя резидента легальной резидентуры под прикрытием должности 3-го секретаря полпредства СССР в Германии. Там он активизировал восстановленные связи, в частности, с Вилли Леманом («Брайтенбахом»), установил личные контакты с руководителями антифашистского подполья Харро Шульце-Бойзеном («Старшиной»), Адамом Кукхофом («Стариком»), Куртом Шумахером («Тенором»). От этих антифашистов резидентура получала наиболее ценную информацию о подготовке Германии к нападению на Советский Союз.

В первые дни войны, когда здание советского полпредства в Берлине было блокировано гестапо, A. Коротков, рискуя жизнью, сумел несколько раз выехать в город для проведения встреч с агентурой, постановки задач и передачи радиостанции для связи с Центром. Вскоре в числе интернированных сотрудников Полпредства СССР в Германии он вернулся в Москву. С августа 1941 г. - заместитель начальника, а с октября 1941-го - начальник 1-го отдела (разведка в Германии и на оккупированных ею территориях) 1-го управления НКВД СССР. Координировал операции по организации связи с агентурой, руководил подготовкой агентов-нелегалов и их выводом на территорию противника.

В 1943-1944 гг. Коротков выезжал в Тегеран и дважды в Афганистан для выполнения специальных заданий по ликвидации германской агентуры в этих странах, действуя под фамилией полковника Михайлова. С 20 октября 1945 г. по 19 января 1946 г. находился в Берлине в качестве резидента объединённой резидентуры внешней разведки в Германии и заместителя политического советника при СВАГ. С мая 1946 г. A.M. Коротков - начальник управления «1-Б» (нелегальная разведка) и заместитель начальника ПГУ МГБ СССР.

В последующие годы работал начальником 4-го управления (нелегальная разведка) Комитета информации при Совете Министров СССР, заместителем начальника Бюро № 1 МГБ СССР по разведке и диверсиям за границей, заместителем начальника ПГУ МГБ СССР, начальником управления «С» (нелегальная разведка), заместителем начальника и и. о. начальника ВГУ МВД СССР, начальником отдела HP ВГУ (нелегальная разведка), и. о. начальника Спецуправления (НР - нелегальная разведка), врио заместителя начальника ПГУ, начальником Спецуправления и заместителем начальника ПГУ КГБ при Совете Министров СССР. С 23 марта 1957 г. Коротков - Уполномоченный КГБ по координации и связи с МГБ (Министерство государственной безопасности) и МВД ГДР, действовал под прикрытием должности советника Посольства СССР в ГДР.

Был награждён орденом Ленина (25.06.1954), шестью орденами Красного Знамени (1944,1945 и в последующие годы), орденом Отечественной войны 1-й степени (1945), двумя орденами Красной Звезды (1943, 1944), а также многими иными государственными наградами Советского Союза и стран Варшавского Договора и социалистического содружеств.

***
Бородин Норман Михайлович (1911- 1974) - советский разведчик, работавший под всевдонимами "Н. Бардин", "Н. Бароян", "Н. Борисов" и "Н. Тариблов". Родился в Чикаго, в семье революционеров-эмигрантов М.М. и Ф.С. Грузенберг, позднее отец принял фамилию Бородин. В 1923 г. вместе с матерью приехал в СССР. В том же году вместе с родителями и братом отбыл в Китай, куда его отец был назначен политическим советником при Сун Ятсене и представителем Коминтерна в Китае. Оказывал помощь советским разведчикам. В 1927 г. вернулся в СССР. В 1930 г. окончил Ленинградское мореходное училище, позднее - филологический факультет МГУ. С марта 1930 г. сотрудник ИНО ОГПУ. В 1931 г. на нелегальной работе в Норвегии, затем в Германии, а после прихода к власти нацистов в 1933 г. переведен в парижскую нелегальную резидентуру. В 1937 г. назначен зам. нелегального резидента в США, действовал под видом студента радиотехнического института (псевд. «Гранит»), В США руководил тремя агентами, завербовал сотрудника латиноамериканского отдела Госдепартамента, через него резидентура получала ценнейшую информацию по Латинской Америке. С сентября 1938 г. - начальник иностранного отдела уполномоченного СНК по охране военных тайн в печати (Главлит). С сентября 1941 г. - сотрудник НКВД-МГБ СССР, начальник 2-го отделения 3-го отдела 1-го управления НКВД, зам. начальника отдела 2-го ГУ МГБ СССР. В 1947-1949 гг. корреспондент газеты «Московские новости» на английском языке.

В марте 1949 г. был арестован, в 1951 г. выслан в Караганду. В 1952-1953 гг. исполнял обязанности зав. отделом газеты "Социалистическая Караганда". В конце 1953 г. вернулся в Москву, в 1954 г. реабилитирован. Работал в "Литературной газете", аппарате Союза писателей СССР. В 1955 г. восстановлен на службе в КГБ. Занимал должность начальника отдела по работе с иностранными корреспондентами 2-го ГУ КГБ. В 1961-1967 гг. - зам. начальника действующего резерва партийных и государственных учреждений ПГУ КГБ. В 1961-1967 гг. - главный редактор главной редакции политических публикаций Агентства печати "Новости", член правления АПН. С августа 1967 - политический обозреватель АПН. Автор многочисленных публикаций.

После ознакомления с информацию о Нормане Бородине невольно возникает вопрос: "И каким же образом он мог стать прототипом Штирлица". Ответ можно найти в воспоминаниях писателя Георгия Вайнера, для которого (как и для его брата Аркадия) Норман Бородин, уже вернувшийся после ссылки в Москву, стал своеобразным "крёстным отцом", посоветовавшим специализироваться на детективных романах:

" ...Бородин посоветовал нам начать с рассказа страниц на шесть. Более того, Норман пообещал, что рассказ поможет опубликовать. Мы с Аркашей решили взять конкретное уголовное дело, которое в то время он расследовал. Соответственно с нашими школьными представлениями о литературе мы первым делом составили план: вступление, главная часть, заключение. Чтобы не упустить что-то важное, план сделали очень подробным: он занял тридцать машинописных страниц, что, понятно, вошло в органическое противоречие с канонами написания короткого рассказа. За два месяца мы свой план выполнили: получилась скромная рукопись страниц в шестьсот. Так появился роман "Часы для мистера Келли". Мы принесли рукопись своему "заказчику" Норману. Сказав, что эта штука сильнее, чем "Фауст" Гете, Бородин отнес наш шедевр своему приятелю в журнал "Советская милиция". В то же время Юлиан Семенов прочел рукопись и отдал ее в журнал "Наш современник". К нашему удивлению, оба журнала сказали, что им рукопись понравилась... К слову, именно Бородин явился прототипом Штирлица: мы с братом познакомили Нормана с Юлианом Семеновым, и это знакомство подвигло Юлиана на написание романа "Семнадцать мгновений весны"...

Норман Бородин принимал участие в создании фильма "Семнадцать мгновений весны" под вымышленным именем С.К. Мишин, которое зритель может увидеть в заключительных титрах. По рассказам дочери Бородина, создатели фильма часто советовались с её отцом, чтобы добиться максимального приближения художественного образа Штирлица к реальному разведчику.

Георгий Вайнер в одном из интервью сказал и такое: "Норман и его семья - изумительный материал для романа о рождении, становлении и победе идей и взглядов, их дальнейшей трансформации, крахе и окончательном уничтожении всех идеалов".

***
Вилли Леман (1884-1942) - сотрудник гестапо, гауптштурмфюрер СС и криминальный инспектор, тайный агент советской разведки, ставший, за время почти 13-летнего сотрудничества с ней, одним из наиболее ценных агентов-иностранцев. Родился в семье школьного учителя. Учился на столяра, в возрасте 17 лет поступил добровольцем на флот, где прослужил 12 лет. С борта немецкого корабля наблюдал за сражением русского крейсера «Варяг» и японских кораблей в бое у Чемульпо 27 января 1904 года, и проникся уважением к мужеству российских моряков. В 1911 году был принят на работу в отдел по борьбе с организованной преступностью криминальной полиции. В дальнейшем перешёл в политическую полицию, а в 1913-м был принят на работу в отдел полиции по борьбе со шпионажем.

После того, как в мае 1918 года в Берлине было открыто Полномочное представительство РСФСР, за его сотрудниками стало вестись наблюдение контрразведывательным отделением Лемана. После переворота 4 ноября 1918 года стал председателем общего собрания чиновников полиции Берлина. К концу 20-х годов успел разочароваться в политике власти, существующей в стране. В 1929 установил прямой контакт с резидентурой СССР, и ему был присвоен оперативный индекс А-201 и оперативный псевдоним Брайтенбах.

После прихода к власти Гитлера, и по рекомендации Германа Геринга, был переведён на работу в гестапо. К тому времени Леман имел личное знакомство со многими видными деятелями НСДАП. В мае 1934 года он вступил в ряды СС, а 30 июня 1934 года принимал участие в операции "Ночь длинных ножей". В ходе чистки политической полиции от старых и неблагонадёжных кадров, попал под подозрение, но с учётом того, что имел множество положительных характеристик и был весьма уважаем сослуживцами за опыт и спокойный нрав, продолжил работу в третьем отделении гестапо. В декабре 1933 года был передан на связь Василию Зарубину, который специально для этого прибыл в Германию в качестве представителя одной из американских кинокомпаний. Леман передал ему подробные сведения о структуре и кадровом составе IV управления РСХА (главного управления имперской безопасности), его операциях, деятельности гестапо и абвера (военной разведки), военном строительстве в Германии, планах и намерениях Гитлера в отношении соседних стран. Вскоре, был переведён в отдел гестапо, занимавшийся вопросами контрразведывательного обеспечения оборонной промышленности и военного строительства.

В конце 1935 года, после своего присутствия на испытании первой Фау-1, Леман составил подробный отчёт и передал советским разведчикам описание ракеты. На основании этих данных 17 декабря 1935 года советской разведкой был представлен доклад Сталину и Ворошилову, бывшему в то время наркомом обороны СССР, о состоянии ракетостроения в Германии. Леманом была также передана очень ценная информация о структуре немецких спецслужб, их кадровом составе и методах работы, развитии и укреплении нацистского режима, приготовлениях к установлению мирового господства, наращивании военного потенциала и новейших технических разработках, строительстве подводных лодок и бронеавтомобилях, выпуске новых противогазов и производстве синтетического бензина. Он регулярно информировал советскую резидентуру о контрразведывательной деятельности гестапо, внедрении агентуры гестапо в коммунистическое подполье и в русские белоэмигрантские круги.

Учитывая исключительную важность информации, получаемой от Лемана, ОГПУ максимально усилило меры безопасности по связи с ним: были приготовлены документы на чужое имя, разработана подробная схема его выезда из Германии в случае провала, ему передавались огромные суммы денег. Увлечение Лемана конскими бегами позволило создать убедительную легенду о возможности обладания им солидного капитала. И всё же в 1936 году Леман был вызван на допрос в гестапо, где интересовались его связями в советском торговом представительстве. Но смертельные опасения оказались напрасными: речь шла об однофамильце, неком Вильгельме Лемане, которого любовница на почве ревности оклеветала как советского шпиона. После её допроса подозрения с настоящего советского агента были сняты.

В том же году Леман был назначен начальником отдела контрразведки на военно-промышленных предприятиях Германии. Вскоре, в советскую резидентуру им были переданы сведения о закладке на верфях более 70 подводных лодок, строительстве нового завода по производству боевых отравляющих веществ, копия секретной инструкции, касающейся 14 видов новейшего немецкого вооружения, а также копия секретного доклада "Об организации национальной обороны Германии". Им были также переданы описания демонстрировавшихся новых типов артиллерийских орудий, бронетехники, миномётов, в том числе дальнобойных орудий, а также бронебойных пуль, специальных гранат и твердотопливных ракет для газовых атак. На новый 1937 год Вилли Лемана и ещё троих лучших работников гестапо, наградили портретом Адольфа Гитлера с автографом и в серебряной рамке.

С годами сотрудничество Лемана с внешней разведкой СССР стало во многом иметь идейный характер, так как материально он был уже обеспечен: его жена получила в наследство гостиницу, приносящую неплохой доход, а доступ к секретной информации позволял увидеть подготовку Германии к мировой войне, что абсолютно не устраивало Лемана. Однако он не знал об обстановке в Советском Союзе, не ведал о массовых репрессиях, и по видимому, решил, что власти СССР поверили в пакт Молотова-Риббентропа. Это привело к тому, что в июне 1940 года он решился на беспрецедентный и чрезвычайно опасный шаг: опустил в почтовый ящик советского полпредства письмо, адресованное военному атташе или его заместителю. В письме он предлагал немедленно восстановить с ним оперативную связь.

Лишь в сентября 1940 года с Леманом встретился Александр Коротков - новый заместитель резидента НКВД в Берлине. К этому времени положение и обязанности Лемана в гестапо были столь обширны, что ему не требовалось даже иных заданий по получению информации. Леман передал в Москву ключ к шифрам гестапо, используемым в телеграфных («Ферншпрух») и радиосообщениях («Функшпрух») для связи со своими территориальными и закордонными сотрудниками. Среди других материалов было большое число документов, свидетельствовавших о том, что Германия начала подготовку к войне против СССР. В марте 1941 года он доложил, что в абвере в срочном порядке расширили подразделение, занимающееся ведением разведывательной работы против СССР. Весной 1941 года проинформировал советских разведчиков о предстоящем вторжении вермахта в Югославию. А 19 июня, вызвав разведчика на экстренную встречу, Леман сообщил, что в гестапо поступил текст секретного приказа Гитлера немецким войскам, размещённым вдоль советской границы. В нём предписывалось начать военные действия против СССР после 3 часов утра 22 июня.

После начала войны связь с Леманом была потеряна навсегда. И лишь в конце войны в руинах штаб-квартиры гестапо были обнаружены документы, где говорилось, что Вилли Леман был арестован гестапо в декабре 1942 года. Причины ареста указаны не были. Позднее удалось восстановить причину гибели агента. В мае 1942 года в Берлин был заброшен агент советской разведки Бек - немецкий коммунист Роберт Барт, добровольно сдавшийся в советский плен. Одной из целей агента было восстановление связи с Леманом для продолжения сотрудничества. На случай, если Леман откажется от сотрудничества, Бека снабдили обширным компроматом, в том числе с квитанциями о получении денег от советских разведчиков. Гестапо довольно быстро арестовало группу Бека и тот, под пытками, выдал все известные ему сведения о Лемане. В гестапо вычислили Лемана, но операцию по его ликвидации проводили тайно. Он был срочно вызван на службу в канун Рождества 1942 года, откуда уже не вернулся.

Точная дата смерти Лемана и место его захоронения неизвестны. В январе 1943 года в служебном вестнике гестапо было опубликовано извещение: "Криминальный инспектор Вилли Леман в декабре 1942 года отдал свою жизнь за Фюрера и Рейх". Гиммлер и Мюллер не стали докладывать Гитлеру о том, что в гестапо уже долгие годы работал советский агент. Факт предательства столь высокопоставленного офицера СС был скрыт. Даже жене Лемана не сообщили об обстоятельствах гибели мужа.

***
Пожалуй, наиболее точный ответ на вопрос: "Были прототипы у Штирлица?.." дал сам Юлиан Семёнов в своих книгах, многочисленных интервью и дневниковых записях, сохранившихся в его домашнем архиве, благодаря стараниям родных писателя, и в первую очередь, благодаря усилиям его младшей дочери. Ниже приведены некоторые из записей.

"...Я получаю множество писем сейчас. На конверте адрес: «Москва, Союз писателей, Семенову для Исаева-Штирлица». Разные люди, разных возрастов, национальностей, вкусов, просят дать адрес Максима Максимовича Исаева, чтобы начать с ним переписку. Мне даже как-то неловко отвечать моим корреспондентам, что Исаев-Штирлиц - персонаж вымышленный, хотя точнее следовало бы сказать вымышленно-собирательный...".

"... В Хабаровском краевом архиве я нашел записочку П. П. Постышева Блюхеру. Он писал о том, что переправил во Владивосток к белым «чудесного молодого товарища». Несколько раз в его записках потом упоминается о «товарище, работающем во Владивостоке очень успешно». По воспоминаниям Романа Кима, юноша, работавший под обличьем белогвардейского журналиста, имел канал связи с П. П. Постышевым. Об этом человеке мне также много рассказывал В. Шнейдер - друг Виктора Кина, работавший во владивостокском подполье. Когда Меркуловы были изгнаны из «нашенского города», Максим Максимович однажды появился в форме ВЧК - вместе с И. Уборевичем. А потом исчез. Вот, собственно, с этого и начался мой герой - Максим Максимович Исаев, который из романа «Пароль не нужен» перешел в роман «Майор Вихрь» (в одноименный фильм он не «попал» из-за обычной в кинематографе проблемы «метражности». В романе Штирлиц-Исаев - отец помощника Вихря по разведке, «Коли»), а уж потом из «Майора Вихря» - в роман «Семнадцать мгновений весны» и затем в роман «Бриллианты для диктатуры про летариата»...".

"...Максим Максимович Исаев, работая во Владивостоке в стане оккупантов, должен был «пропустить» через себя, понять и выверить информацию о настроениях в «Черном буфере», которую он ежедневно получал как газетчик, легально, не прибегая к «бондовским» сверхэффектным трюкам. При этом следует учесть, что контрразведка белых во главе с опытным офицером охранки Гиацинтовым сугубо внимательно относилась к газетчикам, имевшим широкий круг знакомств среди самых разных слоев общества. Только благодаря тому, что друзьями Исаева были настоящие люди, предпочитавшие смерть предательству, он смог выиграть поединок с начальником белой контрразведки...".

"...Роман «Бриллианты для диктатуры пролетариата» начался с ленинского тома, где была приведена его записка члену Коллегии ВЧК Глебу Ивановичу Бокию по поводу хищений драгоценностей из Гохрана РСФСР. Драматизм этой записки был сам по себе законченным сюжетом для романа. В архиве Октябрьской революции я познакомился с запыленными папками Гохрана. Потом - поездка в Таллин, работа в библиотеках и архивах, встречи с самыми разными людьми, сбор по крупицам фактов, из которых должна была вырасти правда того времени...".

"...Когда я начинал «Майора Вихря», в моем распоряжении были материалы, связанные с группой «Голос», которая действовала в Кракове, - резидент Е. Березняк, заместитель по разведке А. Шаповалов (об этой группе впоследствии была написана документальная повесть «Город не должен умереть»). Были записи бесед с польскими товарищами - Зайонцем, Очкошем, был рассказ польских друзей о том, как в окружении Кейтеля, когда он прилетал в Краков из Берлина, находился человек в форме СД, связанный с глубоко законспирированным подпольем. Были, наконец, беседы с генералом Бамлером, в прошлом одним из ближайших сотрудников адмирала Канариса. Сейчас я встречаю во многих газетах статьи с сенсационными заголовками о живом и здравствующем «майоре Вихре». Считается, например, что я писал образ Вихря с Е.С. Березняка. Это неверно. Да, действительно, я взял один эпизод из жизни Е. Березняка - его бегство от гестаповцев с краковского рынка, но характер Вихря, его облик, его манеры, его привычку говорить и думать я «списывал» с моего доброго друга, писателя Овидия Горчакова, которого многие знают как одного из авторов фильма «Вызываем огонь на себя» и немногие - как разведчика, сражавшегося в фашистском тылу. Образ связника Исаева - биржевого маклера Чена - я писал с двух людей - с Р.Н. Кима и В.Н. Шнейдера. Таким же подвигом, как бегство Березняка от гестаповцев, была работа Алексея Шаповалова, внедрившегося в абвер к полковнику Бергу. Вообще, консультировавший «Майора Вихря» генерал - он был в дни войны во фронтовой разведке - рассказывал, что в окрестностях Кракова работало во время войны несколько групп военной разведки и каждая их этих групп еще ждет своего писателя, ибо подвиги их поразительны...".

"...Когда я беседовал в Кракове с человеком, знавшим советского нелегала из окружения Кейтеля, «офицера СД», я попросил дать словесный портрет нашего разведчика. Интересно, что словесный портрет, данный польским товарищем, удивительным образом совпадал с описанием Максима Максимовича Исаева - покойный Роман Ким совершенно великолепно и очень точно обрисовал мне «белогвардейского газетчика». Именно это и заставило меня допустить возможность «перемещения» Максима Максимовича в Германию. Я спрашивал потом генерала Бамлера, человека, прошедшего сложный путь - от помощника Канариса в абвере до борьбы против Канариса в комитете «Свободная Германия»: «Допускаете ли вы возможность работы русского разведчика в абвере или СД?» Генерал ответил, что русскую разведку он считал самой талантливой и сильной разведкой в мире. Бамлер также проанализировал по моей просьбе возможность работы на советскую разведку высокопоставленного офицера абвера. Он даже назвал фамилии тех офицеров восточного управления абвера, которые, по его мнению, могли начать работать на нас, поняв неизбежность краха гитлеризма. Отсюда родился образ полковника Берга...".

Окончательный и лаконичный ответ на вопрос о прототипах Штирлица можно найти в такой утверждении писателя: "...Можно ли считать, что Максим Исаев-Штирлиц, действующий в этих исторических хрониках, - фигура выдуманная? Ни в коем случае. Образ этого разведчика «списан» с нескольких ныне здравствующих людей, которым хочется принести благодарность за их великолепную, честную и смелую жизнь...".

***
Однако... Недаром в народе говорят: "На вкус и цвет – товарищей нет". Эта мудрость не обходит стороной и разведчиков всех стран и народов. К примеру, Ким Филби (1912-1988) - один из руководителей британской разведки и знаменитый агент советской разведки с 1933 года, после просмотра фильма "Семнадцать мгновений весны", якобы сказал такую фразу: " С таким сосредоточенным и напряженным лицом настоящий Штирлиц не продержался бы и дня!..". А ведь эти слова были сказаны суперагентом, - только за период с 1941-го по 1945 год Ким Филби передал в Москву 914 секретных и сверхсекретных документов!

Тем не менее... Норман Бородин, консультировавший съёмку "Семнадати мгновений весны, был иного мнения, чем Ким Филби. А ведь тоже, как говорится, "был не лыком шит" – занимался разведывательной деятельностью непосредственно в самой Германии.

В создании фильма «Семнадцать мгновений весны» Норман Бородин принимает участие под вымышленным именем - С. К. Мишин, которое зритель может увидеть в заключительных титрах. Говорят, что Андропов запретил указывать подлинные имена действующих офицеров разведки.
Между тем жизнь самого Бородина могла бы стать отдельным захватывающим романом: Норману довелось пройти через огромное количество испытаний и драм. Отец будущего агента Михаил Бородин был соратником Ленина, дипломатом, советским разведчиком. С 1923 года под псевдонимом товарищ Кирилл он работал советником китайского лидера Сунь Ятсена. Когда Сунь Ятсен умер после тяжелой болезни, власть в стране мгновенно поменялась. Оставаться в образе фаворита бывшего лидера этой страны было крайне опасно. Михаила Бородина арестовали и выслали. А его сына Нормана советским дипломатам удалось тайно перевезти в составе гастролирующей балетной труппы Айседоры Дункан. Красивый, черноволосый 16-летний юноша был замаскирован под женщину, одну из участниц представления.

Нелегальный резидент в 25
Поначалу в Советском Союзе Норман чувствовал себя иностранцем. За все свои 16 лет он был здесь лишь однажды, а родился и вырос - в Соединенных Штатах. Соответственно, родным языком для Бородина-младшего был английский. Выполняя заветы отца, Норман с младых ногтей готовился стать разведчиком. К 19 годам он уже был сотрудником ИНО НКВД, а свое первое задание получил в 25 лет. Ему было приказано отправиться в США в качестве нелегального резидента. Положение нелегальных разведчиков, которых в узком кругу называли «марафонцами внешней разведки», было крайне трудным, поскольку они не могли рассчитывать на защиту со стороны посольства в случае возникновения каких-либо проблем, вплоть до ареста. В период работы в Соединенных Штатах Бородину был присвоен оперативный псевдоним Гранит, который как нельзя лучше характеризовал его характер. По воспоминаниям современников, реальный агент, как и Штирлиц, производил очень приятное впечатление, был тактичен и обладал большим чувством юмора, умел сохранять спокойствие и выдержку в любых ситуациях, ничто не могло заставить его выдать своих истинных чувств. Однако вся дальнейшая судьба разведчика была похожа на полосу препятствий. Жизнь как будто специально испытывала Бородина на прочность. После предательства одного из советских шпионов Бородин в числе ряда других агентов был отозван из США. Его командировали в Германию, в самое логово врага - в Берлин, где Норманом была создана надежная разветвленная агентурная сеть. Одновременно со шпионской деятельностью под видом добровольца-американца он трудился в швейцарском Красном Кресте.
В 1947 году Норман вернулся в Москву и устроился работать корреспондентом. Вскоре он, как и многие его соотечественники-фронтовики, полностью разочаровался в советской системе. В 1949-м Норман написал Сталину письмо, в котором озвучил перед Генсеком всего лишь один вопрос: знает ли он, что происходит в его окружении, куда и почему бесследно исчезают лучшие агенты, искренне преданные коммунистическим идеям. Ответа разведчик не получил, но спустя несколько дней арестовали его отца. Михаил Бородин два года находился в Лефортово, где под пытками подписал признание в том, что он американский шпион. В мае 1951 года Бородин-старший, не выдержав побоев, скончался в тюрьме. В 1949 году был арестован и Норман Бородин, два года он провел в тюрьме, а в 1951-м его выслали на поселение в Караганду.

Работа в ссылке
Участники проекта «Карлаг: память во имя будущего» карагандинского университета «Болашак» утверждают, что данных о пребывании Нормана Бородина в Караганде нет. На сегодняшний день известно, что за время карагандинской ссылки руководство КГБ позволило Норману Бородину заниматься делом, которое было ему по душе. Он стал журналистом местной газеты. Бородин был принят на работу в редакцию газеты «Социалистическая Караганда» (теперешняя «Индустриальная Караганда». Есть только приказ №78 от 31 мая 1952 года: «С сего числа временно зачислить на работу в качестве старшего литработника редакции тов. Бородина Нормана Михайловича. Оклад по смете».
Первые статьи и заметки Нормана Михайловича рассказывают о партийной жизни города и области, о международной обстановке. Бородин критически осмысливает деятельность кружка по изучению истории КПСС на комбинате «Карагандауголь», в котором посеща-емость менее 50%. Печатает статьи «Детские душегубы» о детской преступности в США и «Американские каннибалы дома и за границей». Со временем Норман Бородин стал освещать события культурной жизни города. Появились его рецензии на спектакли Казахского государственного академического театра оперы и балета имени Абая, шахтерского ансамбля песни и пляски, Карагандинского областного объединенного театра казахской и русской драмы. Публикации иллюстрированы фотоснимками автора.
По следам древних животноводов Норман Михайлович изучает Карагандинскую область, посещает ряд районов. 23
июня 1953 года газета публикует фотографию чабана Курмана Отарбаева (колхоз им. Сталина Каркаралинского района), сделанную Бородиным. Затем Норман Бородин направляется в колхозы имени XIX съезда КПСС и «Завет Ильича» Осакаровского района. Его фотоснимки передовиков народного образования, стахановцев рудо-ремонтного завода, художников шахты №3 им. Кирова, артистов - сегодня бесценные свидетельства истории Сарыарки.
Карагандинская ссылка Нормана Бородина длилась более двух лет. Здесь он был на поселении.
Через два года наступила оттепель, культ вождя был развенчан, с Бородина сняли обвинения, и он смог вернуться в Москву. Исчез Норман Михайлович Бородин из Караганды незаметно. Не осталось даже приказа об его увольнении с должности исполняющего обязанности заведу-ющего отделом «Социалистической Караганды».
По всей вероятности, в Москву было переправлено из архива местного КГБ и его личное дело. Разведчика восстановили в партии, и он вновь возвратился на работу в КГБ. Был главным редактором агентства печати «Новости». Он заслуженный работник культуры РСФСР, заслуженный работник органов госбезопасности СССР.
Художник картины «Семнадцать мгновений весны», по рассказам дочери Бородина, был частым гостем в их доме и советовался с отцом, дабы добиться максимального приближения художественного образа Штирлица к реальному разведчику.
К сожалению, как утверждают исследователи проекта «Карлаг: память во имя будущего», в Караганде не осталось людей, помнящих талантливого и неунывающего корреспондента Бородина. Понятное дело, что никто не догадывался о его истинной профессии.
Умер Норман Бородин в 1974 году.
Существует легенда, что уже в старости Леонид Брежнев, очень любивший фильм о знаменитом разведчике, пересмотрев его в очередной раз, внезапно спросил у присутствующих: «А Штирлица мы наградили?» Все смущенно промолчали. Тогда Брежнев распорядился дать разведчику звание Героя. В качестве выхода из ситуации было решено наградить Тихонова орденом Героя Социалистического Труда. Происходило ли такое в реальности - неизвестно.

Цензоры сочли опечатку политической ошибкой. На второй день после инцидента Беник был уволен из «Советского спорта». Несколько недель он оставался штрафником-безработным. Только по высоким ходатайствам его приняли на самую низкую журналистскую штатную должность литературного сотрудника в отдел пропаганды городской молодежной газеты «Московский комсомолец».

Среди прочих органов внешней советской пропаганды, прямо подчиненных отделам аппарата ЦК КПСС, – иновещания Московского радио, Телеграфного агентства Советского Союза (ТАСС), Издательства литературы на иностранных языках, журналов «Советский Союз» и «Новое время», газеты «Московские новости» и других более мелких организаций и международных отделов разных гражданских ведомств, обязанных заниматься внешней пропагандой, – агентство печати «Новости» было наиболее тесно связано с КГБ. И не только кадрово, но и организационно-творчески. В АПН функционировала главная редакция политических публикаций. Эта редакция имела тройное подчинение – международным отделам ЦК КПСС, КГБ и заместителю председателя правления АПН, направляемому в агентство «под крышу» с Лубянки.

Главная редакция политпубликаций территориально всегда находилась не в основном здании агентства, а по иному адресу. Режим охраны и пропускная система в помещении ГРПП велись многократно строже, чем в собственно агентстве, а конспирация в работе осуществлялась на уровне спецслужб.

Подавляющее большинство журналистов АПН не имели никакого представления о «творческой» деятельности этой главной редакции. Ее возглавлял в 60-х годах выдающийся человек – Норман Михайлович Бородин. Это была легендарная личность советской разведки. Он родился в США в 1911 году во время пребывания там его отца – функционера большевистской фракции РСДРП. После Октябрьского переворота в России и создания большевиками Коммунистического интернационала Михаил Бородин стал агентом Коминтерна в Америке. Двенадцати лет от роду Норман выехал из США вместе с отцом сначала в Москву, а затем, в том же 1923 году, в Китай, где его отец, Михаил Бородин, был назначен Коминтерном политическим советником великого китайского революционера Сунь Ятсена. Сын оставался с отцом в Китае до 1927 года, затем Норман вернулся в Москву, чтобы закончить среднее образование. Блестяще окончив московскую школу и в совершенстве владея иностранными языками, среди которых родным, пожалуй, оставался англо-американский, он поступил на работу в иностранный отдел ГПУ.

В 1931 году ГПУ направило его по чужим документам в Норвегию нелегалом, якобы студентом в одну из высших школ Осло. В Германии стал поднимать голову фашизм, и Нормана Михайловича из норвежской резидентуры перевели на нелегальную работу в Берлин. Когда к власти пришел Гитлер, успешного молодого разведчика Бородина перевели во Францию. Но тернисты судьбы советских разведчиков 20-х и 30-х годов. В 1934 году Нормана Михайловича отозвали из Франции и уволили из ГПУ. Но в том же году его снова зачислили в ИНО – тогдашнее наименование внешней разведки – и послали нелегалом в США. Из Америки его отозвали в 1939 году. В Москве продолжался период большой чистки кадров опытных разведчиков. За два года до возвращения Н. М. Бородина в СССР из Америки был отозван шеф Нормана Михайловича по нелегальной резидентуре Б. Базаров, осужден как «иностранный шпион» и расстрелян. Какую участь готовил Бородину Берия – неизвестно. Но Норман был снова уволен из внешней разведки НКВД и стал гражданским лицом. Началась Вторая мировая война. Берии, видимо, было не до молодых бывших нелегалов, тем более что с началом нападения Гитлера на СССР в 1941 году кадровый голод советских спецслужб усилился как никогда. С началом Великой Отечественной войны Нормана Михайловича вновь мобилизовали на военную службу в НКВД.

Сталинско-бериевская система репрессий против разведчиков снова заработала после победы. Бородин был опять уволен из органов безопасности. На этот раз в МГБ по приказу Сталина началась новая кампания «очищения» от всех талантливых и опытных разведчиков, в жилах которых текла еврейская кровь.

…Когда Борис Бурков в 1966 году вверг меня в опалу и хотел изгнать из АПН, Норман Михайлович был главным редактором ГРПП. Я не знаю, числился он тогда в кадрах ПГУ или считался работником разведки в резерве, «под крышей». В поисках работы внутри АПН мне удалось с помощью общих знакомых пробиться к Норману Михайловичу. Симпатизировавший мне один из работников отдела кадров сказал, что если я найду кого-нибудь из главных редакторов, кто захочет взять меня в свою редакцию вопреки негласному указанию Буркова относительно остракизма смутьяна Синицина, то они смогут преодолеть мнение председателя правления и оставить меня в агентстве. Я перешел на другую сторону Пушкинской площади, где располагалась ГРПП, и поднялся на шестой этаж. Мои документы тщательно проверили вахтеры с военной выправкой, сверили данные с каким-то списком. Затем в сопровождении одного из них провели по лабиринту коридоров к кабинету главного редактора. Вместо секретаря женского пола, как было везде в АПН, в приемной сидел молодой человек отнюдь не богемной журналистской внешности.

Бородин вежливо встал, когда посетитель появился на пороге кабинета. Он оказался высоким, грузным, черноволосым человеком, без седины, с гладко зачесанной назад густой шевелюрой. Его улыбка чуть отсвечивала желтизной, причина которой была в том, что он постоянно курил трубку. По запаху я определил, что он курит популярный норвежский табак «Глан». Вначале он пригласил садиться, затем предложил кофе и показал на коробку сигарет «Мальборо», лежащую явно для посетителей возле пепельницы на приставном столике у его большого письменного стола. На широком красивом лице Нормана Михайловича ярко светились карие добрые глаза. Аккуратно подстриженные седоватые усы ближе к губам чуть желтели от табака. Это показывало, что он был заядлым курильщиком.

Сначала он спросил, что я умею в журналистике. Я перечислил жанры, в которых что-то мог, и вытащил из портфеля кипу опубликованных работ. В том числе был и сценарий художественного приключенческого фильма, который был написан мною за десять лет до этого в соавторстве с двумя друзьями – капитаном ВВС Володей Безаевым и инженером Виктором Ильиным. Сценарий «Пламя на озере» был официально принят для съемок на Киевской киностудии имени Довженко и запущен в производство после того, как мой добрый знакомый, прославленный кинорежиссер Михаил Ильич Ромм, прочитал и одобрил его. Но фильм так и не был закончен. Дело в том, что, когда студия пригласила нас в Киев на худсовет, ее штатный работник, профессиональный киносценарист Григорий Колтунов, конфиденциально потребовал от нас включить его в число соавторов сценария, чтобы получить четверть будущих гонораров. Фильм обещал стать кассовым. Но мы, молодые дураки, не знали закулисных порядков в советском кинематографе и не хотели делиться славой.

Так оно и вышло. Съемочную группу через полгода распустили, съемки прекратили. Единственное, что осталось, – опубликованный капитаном Безаевым в какой-то крупной армейской газете текст литературного киносценария.

Бородина совершенно не заинтересовали сценарии художественного фильма, как и публицистической телеленты «Ленин в Швеции», который я написал в Стокгольме и привез из командировки. Зато он внимательно пробежал глазами две-три мои статейки. Подняв голову от текста и доброжелательно улыбнувшись, он выразил одобрение и спросил:

– А какими языками вы владеете свободно и на каких можете писать комментарии, статьи, заметки так, чтобы не был виден советский менталитет автора?

– Владею шведским, но не как родным, – с сожалением признался я.

Из его вопроса и последовавшей за ним беседы о приемах «белой», «серой» и «черной» пропаганды сразу стало ясно, какого рода журналистикой занимается ГРПП. От своего друга Конрада Смирнова, который работал тогда у Бородина, я позже узнал, что Норман Михайлович хотел меня взять в свою редакцию и искал самый «железный» аргумент для этого. Мой опыт, уровень знания шведского и немецкого языков, менталитета людей в Северной Европе и вообще за рубежом, видимо, удовлетворяли требованиям главной редакции политических публикаций. Однако, как намекнул Смирнов, КГБ, вероятнее всего в лице Федяшина, запретил Бородину брать на работу «штрафника».

Из чьих биографий сложился прототип самого любимого советского разведчика

Неуловимый Штирлиц (Максим Максимович Исаев ) - самый обожаемый народом разведчик в советской и постсоветской культуре. Никому из подобных персонажей даже близко не удалось подойти к его славе. У каждого, кто хотя бы раз смотрел фильм Татьяны Лиозновой «Семнадцать мгновений весны», возникал вопрос: а был ли Штирлиц? И если да – то как сложилась его судьба?

Кто же вы, Максим Максимыч?

Единого мнения по поводу того, кто мог бы послужить прототипом знаменитого штандартенфюрера для Юлиана Семенова , автора эпопеи о Штирлице, до сих пор нет. В конце 60-х писателю было дано почетное задание: написать идейно вдохновляющее произведение о подвиге советского разведчика.

Для того чтобы сюжет максимально соответствовал реальности, по личному распоряжению Юрия Андропова (в то время председателя КГБ) писателю разрешили проникнуть в святая святых, допустили к документам, которые, как говорится, перед прочтением нужно сжечь. Таким образом в биографии Штирлица сплелись факты из жизни нескольких советских резидентов.

Или шпион, или чемпион

Штирлиц, как известно, был чемпионом Берлина по теннису. Среди советских разведчиков только один профессионально владел ракеткой, а еще здорово играл в футбол - . Но быть шпионом и одновременно реальным чемпионом в каком-нибудь виде спорта просто невозможно - атлету требуются постоянные тренировки, а уж лучшие среди них всегда находится под самым пристальным вниманием различных организаций, прессы и просто любопытных.

Для Александра путь в разведку начался именно с теннисного корта, где его заметили представители отечественных спецслужб. Вскоре, по рекомендации, он пришел работать на Лубянку. Свой путь начал весьма необычно - лифтером, а уже потом «поехал наверх».

Сначала была скучная должность делопроизводителя в иностранном отделе. Но парень приглянулся и был отправлен на индивидуальную подготовку: научился владеть несколькими видами оружия, в совершенстве изучил немецкий язык, окончил курсы по вождению автомобиля и по прошествии нескольких лет был отправлен за границу.

Коротков возглавлял группу, созданную для ликвидации предателей Родины, и работал во Франции. Уже в конце 30-х годов его имя было хорошо известно тем, кому положено. Но перед наступлением нового, 1939 года, Коротков вместе с несколькими коллегами обязан был явиться к Берии , который сообщил агентам, что больше в их услугах не нуждаются.

Коротков был в бешенстве. Он решился на небывалое: написал Лаврентию Павловичу письмо, где осмелился без лишних «реверансов» потребовать восстановить его на работе. К общему изумлению, никаких трагических последствий не случилось: наоборот, Короткова вернули и отправили на службу в Берлин.

Есть версия, что именно он первым передал Германии на СССР еще в марте 1941 года. В начале 40-х годов, находясь под плотным наблюдением, Коротков сумел наладить связь с подпольной группой «Красная капелла» и отправлял их ценную информацию в СССР и страны союзников.

Добряк в шляпе

Другим прототипом Штирлица принято считать разведчика, работавшего под псевдонимом Брайтенбах . Именно он 19 июня 1941 года передал в СССР информацию о том, что через три дня Германия атакует Советский Союз. Это был , в свое время сам изъявивший желание работать на советскую разведку - он категорически не разделял фашистскую идеологию. Как и Штирлиц, Леман был офицером гестапо, гауптштурмфюрером СС и из всех разведчиков занимал должность, наиболее схожую с той, которую уготовил Юлиан Семенов своему Штирлицу.

Но уж точно Леман внешне разительно отличался от красавца Тихонова. Лысый маленький добрый человечек со слабым здоровьем не вызывал ни у кого подозрений; подумать о том, что он – вражеский агент, было невозможно.

Между тем, передаваемая им информация была ценнейшей: она касалась производства самоходных орудий, разработки химического оружия и новейших видов топлива, а также изменений в кадровом составе немецких спецслужб и тайных планов гестапо.

Свои донесения Леман вшивал в подкладку шляпы. Точно такая же была у другого советского агента, с которым Леман встречался в кафе. Происходил незаметный обмен головными уборами, и дело, как говорится, в шляпе.

Когда в 1942 году Леман был разоблачен, то верхушка СС была в шоке: 13 лет их водил за нос советский агент! Леман был спешно расстрелян по приказу Гиммлера , а его дело срочно уничтожено, до того, как дошло до фюрера. Семья Лемана узнала об истинных причинах его гибели только после окончания войны.

Богатый наследник

Еще один прообраз Штирлица - . Отвоевав за испанских республиканцев в середине 30-х, он вернулся в Москву и получил предложение стать разведчиком. Его специализацией стала шифрованная радиосвязь.

К делу Гуревич приступил в Брюсселе, там он получил псевдоним Винсент Сьерра . Затем стал членом знаменитой «Красной капеллы», где обзавелся позывным Кент . Работая в Брюсселе, Анатолий женился на дочери местного богатого промышленника и, наверное, единственный из настоящих советских людей, стал богатым наследником «нетрудовых доходов».

Именно благодаря информации, переданной Гуревичем, Красная армия смогла одержать несколько важных побед осенью 1941 года. Но почти тогда же Гуревича настиг злой рок: его передатчик был запеленгован, коды взломаны, а немецкая контрразведка подключилась к радиоигре. Разведчику с женой удалось бежать во Францию, но вскоре они были арестованы. Лишь тогда Маргарет узнала, что ее муж - советский шпион. Даму это отнюдь не обрадовало.

Чудом супругам удалось выжить, но брак их был обречен. Когда война закончилась, Анатолий расстался с женой и вернулся в Россию. Здесь его снова ждала тюрьма - руководители советской разведки не собирались церемониться с провалившимся агентом. Гуревичу «отвесили» 25 лет за измену Родине, но все-таки он освободился немного пораньше, в 1960 году. Все обвинения с разведчика были сняты только через 30 лет, а сам Гуревич дожил до 96 лет и скончался в Москве в 2009 году.

Сам Юлиан Семенов неоднократно говорил, что одним из главных прототипов Штирлица был , которого писатель знал лично. Отец Нормана, Михаил Бородин - соратник Ленина - сам был советским разведчиком, работал в дипломатической миссии в Китае, занимал должность советника тогдашнего китайского лидера Сунь Ятсена . Когда Сунь Ятсен умер, оставаться на Востоке стало очень опасно. Советским дипломатам удалось вывезти Бородина из страны, а его сына - 16-летнего Нормана - переправили в СССР в составе балетной труппы Айседоры Дункан , гастролировавшей в то время в Китае. Юного красавца переодели в девицу.

Норман владел английским как родным. Уже в 19 лет он работал в иностранном отделе НКВД, а первое задание ему доверили, когда парню исполнилось 25 лет: он отправился в США как нелегальный резидент, получив псевдоним Гранит . Несмотря на такую кличку, положение агента было крайне уязвимым: он даже не мог рассчитывать на помощь советского посольства. После предательства одного из коллег Бородин был срочно отозван из Штатов, но по возвращении в Москву был уволен из разведки. Вернуться ему удалось только с началом Великой Отечественной войны.

Он был отправлен в Берлин, где создал надежную сеть. Одновременно, под видом добровольца, Норман работал в швейцарском отделении Красного Креста.

После возвращения в Москву Бородин заделался корреспондентом, и напрасно! Он полностью разочаровался в советской действительности. Бывший шпион даже написал Сталину: знает ли великий вождь, что творится-то вокруг? «Ответом» стал арест его отца, который, не выдержав пыток, скончался в тюрьме.

Затем настала очередь сына. Но Бородину-младшему повезло: был выслан в Караганду. Там он познакомился с Юлианом Семеновым и братьями Вайнерами . Услышав невероятную историю жизни Бородина, Семенов попросил разрешения использовать часть биографии Нормана в новом романе о Штирлице.

Через некоторое время после смерти Сталина Бородин смог вернуться в Москву, все обвинения с него были сняты, он снова работал в КГБ. Бородин принимал самое активное участие в работе над фильмом «Семнадцать мгновений весны» в качестве консультанта. Но в титрах указано его вымышленное имя: Андропов велел засекретить.

От трагедии до анекдота

Отдельные исследователи также считают прообразами Штирлица Михаила Михалкова , брата известного писателя, а также молодого сотрудника ВЧК Якова Блюмкина , чья деятельность в советской разведке также закончилась арестами, а в случае Блюмкина и расстрелом.

Как прототип Штирлица часто упоминается Рихард Зорге , ставший советским разведчиком № 1. Но подробное изучение его биографии ставит эту версию под сомнение, совпадений в биографиях настоящего и литературного разведчиков практически нет, кроме того, что они оба какое-то время работали в Шанхае.

Придуманному Штирлицу с признанием заслуг повезло немного больше, чем реальным разведчикам. Существует легенда, что Леонид Ильич Брежнев , будучи большим любителем фильма о Штирлице, как-то поинтересовался, дали ли Исаеву Героя. Не получив ответа на вопрос, Брежнев распорядился немедленно это сделать.