Как багратион победил на любовном фронте наполеона. Три екатерины петра багратиона

Дочь графа Павла Мартыновича Скавронского, посланника в Неаполе, известного своей душевной неуравновешенностью, связанной с чрезмерной любовью к музыке, и Екатерины Васильевны Энгельгардт, племянницы и одновременно фаворитки светлейшего князя Потёмкина.

Свадьба с Багратионом

По протекции императора Павла I была выдана замуж за генерала Багратиона в 1800 году. Венчание состоялось 2 сентября 1800 года в церкви Гатчинского дворца.

Брак свершился исключительно по воле императора, решившего по окончании удачных гатчинских манёвров устроить семейное счастье героя. Павел в дворцовой церкви объявил придворным о своём намерении присутствовать при обряде венчания князя Багратиона с графиней Скавронской, как говорили, тогда влюблённой в графа П. Палена. Жених был поражён. Никто не осмелился спорить с монархом. Потрясённую невесту в покоях императрицы «убрали бриллиантовыми к венцу наколками».

Вот что писал об этом союзе генерал Ланжерон:

«Блуждающая княгиня»

В 1805 году княгиня окончательно порвала с мужем и уехала в Европу. Детей у супругов не было. Багратион звал княгиню вернуться, но та оставалась за границей под предлогом лечения. Уехав за рубеж, она сделала, как говорили о ней, «из своей кареты как бы второе отечество». В Европе княгиня Багратион пользовалась большим успехом, приобрела известность в придворных кругах разных стран.

В Дрездене она стала любовницей князя Меттерниха и от него в 1810 году родила дочь Клементину, названную в честь отца. Пальмерстон в своих воспоминаниях отмечал, что княгиня носит исключительно белый полупрозрачный индийский муслин, откровенно облегающий её формы.

Обосновавшись в Вене, княгиня становится хозяйкой прорусского антинаполеоновского салона. (Любопытно, что у Меттерниха был роман и с сестрой Наполеона Каролиной, женой Мюрата).

Предположительно, оказывала влияние на своего любовника-министра: «через много лет княгиня с удовольствием вспоминала, что именно она уговорила Меттерниха согласиться на вступление Австрии в антинаполеоновскую коалицию». Также ходили слухи о её связи с саксонским дипломатом Фридрихом фон Шуленбергом (Graf Friedrich von Schulenberg), принцем Вюртембергским, лордом Чарльзом Стюартом и прочими.

Гёте встречался с ней в Карлсбаде и восторгался её красотой, когда она начинала новый роман - с принцем Людвигом Прусским, порвавшим ради неё связь с принцессой Сольмс. Принц вскоре погиб в сражении при Заальфельде в Тюрингии, и княгиня вновь возвратилась в Вену.

Князь Багратион тем не менее любил жену; незадолго до гибели он заказал художнику Волкову два портрета - свой и жены. Император оказал на него давление, и Клементина, дочь Меттерниха, была записана законной, в роду Багратионов.

В публицистике обычно пишут, что Багратион испытывал значительные финансовые трудности, вызванные необходимостью снабжать жену средствами в заграничных вояжах и оплачивать её счета. Это утверждение вызывает вопросы и возможно является художественным преувеличением, так как Екатерина была одной из двух дочерей П. М. Скавронского, наследника всего огромного состояния Скавронских, и её сестра Мария Пален и племянница Юлия Самойлова располагали собственными деньгами и были финансово независимы от супругов. У княгини Багратион, в отличие от князя, деньги были, но как они были разделены между супругами, не указывается. Около 1807 года он заложил в казну орловское имение своей жены, чем вызвал негодование её родственников.

В 1812 году, после Бородино, княгиня овдовела.

Венский конгресс

В 1814 году она блистала на Венском конгрессе, где «Русская Андромеда» соперничала с герцогиней Саган, «Клеопатрой Курляндии», - очередной любовницей Меттерниха, за благосклонность Александра I. Обе львицы поселились в роскошном Palais Palm, заняв каждая свою половину. Сложившийся «любовный квадрат» вызывал немалый интерес у окружающих.

Как утверждают, интерес императора составляла не только красота княгини («княгиня Багратион, чье остроумие было еще более обольстительно, нежели цвет лица»), но и имеющиеся у неё сведения:

Впрочем, насколько истинно то, что княгиня «состояла на секретной службе», неизвестно. Существуют мнения, что она была просто инструментом:

Дальнейшая жизнь

В 1815 г. перебралась в Париж, приобретя особняк на Елисейских полях (Rue Faubourg St. Honor?, 45), прославилась там многочисленными любовными связями и потёмкинскими брильянтами, находилась под присмотром тайной полиции, держала салон. В нём бывал Бальзак, он упоминается в романе Гюго «Отверженные». Поваром княгини был Мари-Антуан Карем, создатель высокой кухни. В одном из своих писем Бальзак говорит, что княгиня была одной из двух женщин, с которых он писал Феодору в «Шагреневой коже».

11 января 1830 г. стала женой английского генерала и дипломата Карадока, лорда Хоудена (Sir John Hobart Caradoc, 2nd Baron Howden of Howden and Grimston) (1799-1873), который был младше её на 16 лет. Она решила оставить фамилию Багратион, и вскоре стала жить с новым мужем раздельно. Карадок отличался привлекательностью для женщин, и при расставании даже ходили слухи, что он инициирует развод, так как привлёк внимание юной королевы Виктории.

К преклонным годам у княгини отнялись ноги, и лакеи возили её в кресле. Скончалась в возрасте 75 лет, похоронена в Венеции.

Портреты

Две миниатюры Жана Батиста Изабе (фр. Jean-Baptiste Isabey), хранящиеся в Лувре.
Упоминается портрет работы Боровиковского и Волкова.

В литературе

Stella K. Hershan. «The Naked Angel». ISBN 3-937800-27-1. Роман о любви Екатерины и Меттерниха.
Персонаж романа Барбары Картленд «Ледяная дева».
Упоминается в романе Пикуля «Пером и шпагой»
Данилова, Альбина Ожерелье светлейшего. Племянницы князя Потёмкина. Биографические хроники. - М.: Изд-во Эксмо, 2006. - 608 с.,ил. (глава «Екатерина», посвящённая Е. Энгельгард-Скавронской)

Участник Итальянского похода Суворова, герой Отечественной войны 1812 года князь Петр Багратион был воином, знавшим язык любви. Его роман с сестрой императора, великой княжной Екатериной Павловной наделал немало шума. Многие называли Багратиона квазимодой, однако это обстоятельство не помешало князю одолеть на любовном фронте самого Наполеона.

Катиш, как ее звали в семье, была дочерью наследника престола Павла Петровича и его супруги великой княгини Марии Федоровны. Роды были настолько серьезными, что Мария Федоровна вполне могла умереть, если бы к постели роженицы не подоспела императрица Екатерина, которая прикрикнула на неповоротливых акушерок и врача. Своему давнему адресату императрица писала: "Великая княгиня родила, слава Богу, четвертую дочь, что приводит ее в отчаяние". В утешение государыня дала внучке свое православное имя. Кроме царственного имени и красоты своей бабки, Катиш унаследовала ее волю, прагматизм и честолюбие. Кроме того, придворные побаивались ее острого язычка.

Хорошо знавший Екатерину Павловну князь А. Б. Куракин описал ее: "Она обладает умом и духом, соответствующим ее роду, имеет силу воли, она не создана для тесного круга, робость ей совершенно не свойственна, смелость и совершенство, с которыми она ездит верхом, способны возбудить зависть даже в мужчинах".

В марте 1807 года австрийский император Франц II стал Францем I Австрийским (поскольку Наполеон ликвидировал Священную римскую империю германской нации) и вдобавок овдовел. Его покойная супруга приходилась родной сестрой императрице Марии Федоровне. Однако горе не помешало ее матримониальным планам выдать за овдовевшего зятя свою дочь Екатерину.

Из Петербурга в Вену отправили свата князя А. Б. Куракина, но затея с бракосочетанием не пришлась по душе императору Александру I, старшему брату Катиш. Наверное, не потому, что его сестренка стала бы австрийской императрицей, а поскольку она сделалась бы женой человека, который был мужем ее тетки. Нечто нехристианское чувствовал Александр Павлович в такой связи, но Священный Синод не усмотрел в таком браке попрание церковных канонов. Обычно в делах, касавшихся семьи, Александр Павлович не спорил с матерью, но на этот раз проявил непреклонность.

Российский государь описывал своего царственного коллегу как некрасивого, плешивого (а сам-то был каков! Вспомним пушкинское "плешивый щеголь" — это про Александра I), тщедушного, без воли, лишенного всякой энергии духа и расслабленного телом и умом. Тут уж явный наговор со стороны нашего кесаря на австрийского августа! Франц проявил мужество и отвагу в борьбе с турками, а на любовном фронте… Возьмем хотя бы его браки, да некоторые из них остались бездетными, но Мария Терезия Сицилийская родила от него 13 детей, среди которых Мария-Луиза, супруга Наполеона. Тут у Александра Павловича был политический резон, а вовсе не личная антипатия. И венценосный брат отыскал сестре супруга получше — прусского принца Генриха, которому, впрочем, симпатизировал.

Катиш тоже упорствовала. "Брат находит, что император слишком стар. Но разве мужчина в 38 лет стар? Он находит его некрасивым? Но я не придаю значения красоте в мужчине. По его словам, он неопрятен? Я его отмою. Он глуп, у него дурной характер? Великолепно! …впоследствии он изменится", — так передала речь дочери, а может и досочинила от себя Мария Федоровна. Решительную и энергичную Катиш недолюбливала супруга Александра, анемичная Елизавета Алексеевна. Из писем Елизаветы Алексеевне матери, маркграфине Баденской, посланных в августе 1807 года, великосветское общество узнало о романе Екатерины Павловны и Багратиона, который два лета кряду был комендантом в Павловске.

"Не будь он так безобразен, она рисковала бы погубить себя этой связью, но его уродство спасает великую княгиню!" — писала Елизавета Алексеевна, для которой Багратион был этаким квазимодо. Но пылкой и сексапильной Катиш боевой генерал Петр Иванович откровенно нравился. Она готова была пойти под венец даже с более уродливым австрийским императором. И если царскую особу Катиш готова была отмыть и перевоспитать, то что уж там говорить о простом князе!

Не надо недооценивать Марии Федоровны, которая после неудачи с австрийским императором при посредничестве князя Куракина искала других высокородных женихов. Пока матушка искала в Европе, дочь развлекалась в аллеях Павловского парка. Сохранилась переписка Марии Федоровны и Багратиона за 1807-1809 годы. На ее основании историки делают вывод: императрица благоволила князю. Флирт Катиш с генералом не имел будущего, может быть, по этой причине мать закрывала глаза на амуры с военным.

В спор матери и дочери с сыном и братом неожиданно вмешался сам Бонапарт. Став императором Наполеоном, он решил развестись со своей бездетной супругой Жозефиной и, после встречи в Тильзите, принял решение еще крепче подружиться с русским императором. Начался французский зондаж о возможности брака Наполеона с Катиш. Александр оказался в непростой ситуации. Свои плюсы и минусы в области политики перечеркивал характер Катиш. Она была русской патриоткой и ненавидела Буонапарте, как тогда писали, всеми фибрами своей души. В этом с ней солидарен был русский грузин Багратион — также отъявленный патриот. Катиш решительно заявила братцу, что готова пойти "за последнего русского истопника, чем за этого корсиканца".

Племянницы и одновременно фаворитки светлейшего князя Потёмкина.

Свадьба с Багратионом

Вот что писал об этом союзе генерал Ланжерон :

«Багратион женился на маленькой племяннице [внучатой] кн. Потёмкина… Эта богатая и блестящая пара не подходила к нему. Багратион был только солдатом, имел такой же тон, манеры и был ужасно уродлив. Его жена была настолько бела, насколько он был чёрен; она была красива как ангел, блистала умом, самая живая из красавиц Петербурга, она недолго удовлетворялась таким мужем….»

«Блуждающая княгиня»

Екатерина скандально прославилась на всю Европу. Прозванная «Le bel ange nu» («Обнажённым Ангелом») за своё пристрастие к прозрачным платьям и «Chatte blanche» («Белой кошкой») - за безграничную чувственность, она вышла замуж за генерала князя Петра Багратиона. От матери она унаследовала ангельское выражение лица, алебастровую белизну кожи, голубые глаза и каскад золотых волос.

В Дрездене она стала любовницей князя Меттерниха и от него в 1810 году родила дочь Клементину , названную в честь отца. Пальмерстон в своих воспоминаниях отмечал, что княгиня носит исключительно белый полупрозрачный индийский муслин , откровенно облегающий её формы.

Не имея никаких официальных полномочий, княгиня заступает на негласный дипломатический пост. Она хвастала, что знает больше политических тайн, чем все посланники вместе взятые. Под её влиянием высшее австрийское общество начинает бойкотировать французское посольство. В её лице Наполеон нашёл серьёзного политического противника.
Л. Третьякова. «Багратион - наши жёны…»

Предположительно, оказывала влияние на своего любовника-министра: «через много лет княгиня с удовольствием вспоминала, что именно она уговорила Меттерниха согласиться на вступление Австрии в антинаполеоновскую коалицию». Также ходили слухи о её связи с саксонским дипломатом Фридрихом фон Шуленбергом (Graf Friedrich von Schulenberg), принцем Вюртембергским, лордом Чарльзом Стюартом и прочими .

Как утверждают, интерес императора составляла не только красота княгини («княгиня Багратион, чье остроумие было еще более обольстительно, нежели цвет лица» ), но и имеющиеся у неё сведения:

«Тайным агентом России называли, например, красавицу княгиню Екатерину Багратион, - писал современник, - умную и ловкую интриганку, женщину в высшей степени легкомысленную. Во время Венского конгресса император Александр бывал у неё по вечерам и во время этих посещений, затягивавшихся до позднего часа, выслушивал интересовавшие его сообщения» .

Те хитрости, которые Александр I применил в начале Венского конгресса в борьбе с Меттернихом, были женские хитрости. Желая выведать тайны лукавого дипломата, он овладел симпатиями сначала княгини Багратион, бывшей любовницы Меттерниха, а потом симпатиями герцогини Саган, к которой как раз в эпоху конгресса питал особую нежность сластолюбивый австрийский князь. Известно, что будущие творцы Священного союза ознаменовали свои отношения в ту пору самой скандальной ссорой, и Меттерних в своих мемуарах, весьма, впрочем, лживых, уверял даже, что Александр вызывал его на дуэль.

Дальнейшая жизнь

У неё около восьмидесяти тысяч ливров дохода, она никого не любит, а может быть, её никто не любит! Своего рода женщина-загадка, полурусская парижанка, полупарижская россиянка! Женщина, у которой выходят в свет все романтические произведения, не появляющиеся в печати, самая красивая женщина в Париже, самая обольстительная! (…)

Если теперь Феодора презирала любовь, то прежде она, наверное, была очень страстной; опытная сладострастница сказывалась даже в её манере стоять перед собеседником: она кокетливо опиралась на выступ панели, как могла бы опираться женщина, готовая пасть, но готовая также убежать, лишь только её испугает слишком пылкий взгляд; мягко скрестив руки, она, казалось, вдыхала в себя слова собеседника, благосклонно слушая их даже взглядом, а сама излучала чувство.

Оноре де Бальзак. «Шагреневая кожа» .

Портреты

В литературе

Stella K. Hershan. «The Naked Angel». ISBN 3-937800-27-1 . Роман о любви Екатерины и Меттерниха.
Персонаж романа Барбары Картленд «Ледяная дева» .
Одна из главных героинь исторической повести Михаила Казовского «Катиш и Багратион».
Упоминается в романе Пикуля «Пером и шпагой»
Данилова, Альбина Ожерелье светлейшего. Племянницы князя Потёмкина. Биографические хроники. - М.: Изд-во Эксмо, 2006. - 608 с.,ил. (глава «Екатерина», посвящённая Е. Энгельгардт-Скавронской)

В кинематографе

В историко-биографическом фильме «Багратион » (СССР , ) роль Екатерины Павловны Багратион (Скавронской) исполнила [Таисия Литвиненко]].

Напишите отзыв о статье "Багратион, Екатерина Павловна"

Примечания

Ссылки

Отрывок, характеризующий Багратион, Екатерина Павловна

– Пошел за другим, – продолжал Тихон, – подполоз я таким манером в лес, да и лег. – Тихон неожиданно и гибко лег на брюхо, представляя в лицах, как он это сделал. – Один и навернись, – продолжал он. – Я его таким манером и сграбь. – Тихон быстро, легко вскочил. – Пойдем, говорю, к полковнику. Как загалдит. А их тут четверо. Бросились на меня с шпажками. Я на них таким манером топором: что вы, мол, Христос с вами, – вскрикнул Тихон, размахнув руками и грозно хмурясь, выставляя грудь.
– То то мы с горы видели, как ты стречка задавал через лужи то, – сказал эсаул, суживая свои блестящие глаза.
Пете очень хотелось смеяться, но он видел, что все удерживались от смеха. Он быстро переводил глаза с лица Тихона на лицо эсаула и Денисова, не понимая того, что все это значило.
– Ты дуг"ака то не представляй, – сказал Денисов, сердито покашливая. – Зачем пег"вого не пг"ивел?
Тихон стал чесать одной рукой спину, другой голову, и вдруг вся рожа его растянулась в сияющую глупую улыбку, открывшую недостаток зуба (за что он и прозван Щербатый). Денисов улыбнулся, и Петя залился веселым смехом, к которому присоединился и сам Тихон.
– Да что, совсем несправный, – сказал Тихон. – Одежонка плохенькая на нем, куда же его водить то. Да и грубиян, ваше благородие. Как же, говорит, я сам анаральский сын, не пойду, говорит.
– Экая скотина! – сказал Денисов. – Мне расспросить надо…
– Да я его спрашивал, – сказал Тихон. – Он говорит: плохо зн аком. Наших, говорит, и много, да всё плохие; только, говорит, одна названия. Ахнете, говорит, хорошенько, всех заберете, – заключил Тихон, весело и решительно взглянув в глаза Денисова.
– Вот я те всыплю сотню гог"ячих, ты и будешь дуг"ака то ког"чить, – сказал Денисов строго.
– Да что же серчать то, – сказал Тихон, – что ж, я не видал французов ваших? Вот дай позатемняет, я табе каких хошь, хоть троих приведу.
– Ну, поедем, – сказал Денисов, и до самой караулки он ехал, сердито нахмурившись и молча.
Тихон зашел сзади, и Петя слышал, как смеялись с ним и над ним казаки о каких то сапогах, которые он бросил в куст.
Когда прошел тот овладевший им смех при словах и улыбке Тихона, и Петя понял на мгновенье, что Тихон этот убил человека, ему сделалось неловко. Он оглянулся на пленного барабанщика, и что то кольнуло его в сердце. Но эта неловкость продолжалась только одно мгновенье. Он почувствовал необходимость повыше поднять голову, подбодриться и расспросить эсаула с значительным видом о завтрашнем предприятии, с тем чтобы не быть недостойным того общества, в котором он находился.
Посланный офицер встретил Денисова на дороге с известием, что Долохов сам сейчас приедет и что с его стороны все благополучно.
Денисов вдруг повеселел и подозвал к себе Петю.
– Ну, г"асскажи ты мне пг"о себя, – сказал он.

Петя при выезде из Москвы, оставив своих родных, присоединился к своему полку и скоро после этого был взят ординарцем к генералу, командовавшему большим отрядом. Со времени своего производства в офицеры, и в особенности с поступления в действующую армию, где он участвовал в Вяземском сражении, Петя находился в постоянно счастливо возбужденном состоянии радости на то, что он большой, и в постоянно восторженной поспешности не пропустить какого нибудь случая настоящего геройства. Он был очень счастлив тем, что он видел и испытал в армии, но вместе с тем ему все казалось, что там, где его нет, там то теперь и совершается самое настоящее, геройское. И он торопился поспеть туда, где его не было.
Когда 21 го октября его генерал выразил желание послать кого нибудь в отряд Денисова, Петя так жалостно просил, чтобы послать его, что генерал не мог отказать. Но, отправляя его, генерал, поминая безумный поступок Пети в Вяземском сражении, где Петя, вместо того чтобы ехать дорогой туда, куда он был послан, поскакал в цепь под огонь французов и выстрелил там два раза из своего пистолета, – отправляя его, генерал именно запретил Пете участвовать в каких бы то ни было действиях Денисова. От этого то Петя покраснел и смешался, когда Денисов спросил, можно ли ему остаться. До выезда на опушку леса Петя считал, что ему надобно, строго исполняя свой долг, сейчас же вернуться. Но когда он увидал французов, увидал Тихона, узнал, что в ночь непременно атакуют, он, с быстротою переходов молодых людей от одного взгляда к другому, решил сам с собою, что генерал его, которого он до сих пор очень уважал, – дрянь, немец, что Денисов герой, и эсаул герой, и что Тихон герой, и что ему было бы стыдно уехать от них в трудную минуту.
Уже смеркалось, когда Денисов с Петей и эсаулом подъехали к караулке. В полутьме виднелись лошади в седлах, казаки, гусары, прилаживавшие шалашики на поляне и (чтобы не видели дыма французы) разводившие красневший огонь в лесном овраге. В сенях маленькой избушки казак, засучив рукава, рубил баранину. В самой избе были три офицера из партии Денисова, устроивавшие стол из двери. Петя снял, отдав сушить, свое мокрое платье и тотчас принялся содействовать офицерам в устройстве обеденного стола.
Через десять минут был готов стол, покрытый салфеткой. На столе была водка, ром в фляжке, белый хлеб и жареная баранина с солью.
Сидя вместе с офицерами за столом и разрывая руками, по которым текло сало, жирную душистую баранину, Петя находился в восторженном детском состоянии нежной любви ко всем людям и вследствие того уверенности в такой же любви к себе других людей.
– Так что же вы думаете, Василий Федорович, – обратился он к Денисову, – ничего, что я с вами останусь на денек? – И, не дожидаясь ответа, он сам отвечал себе: – Ведь мне велено узнать, ну вот я и узнаю… Только вы меня пустите в самую… в главную. Мне не нужно наград… А мне хочется… – Петя стиснул зубы и оглянулся, подергивая кверху поднятой головой и размахивая рукой.
– В самую главную… – повторил Денисов, улыбаясь.
– Только уж, пожалуйста, мне дайте команду совсем, чтобы я командовал, – продолжал Петя, – ну что вам стоит? Ах, вам ножик? – обратился он к офицеру, хотевшему отрезать баранины. И он подал свой складной ножик.
Офицер похвалил ножик.
– Возьмите, пожалуйста, себе. У меня много таких… – покраснев, сказал Петя. – Батюшки! Я и забыл совсем, – вдруг вскрикнул он. – У меня изюм чудесный, знаете, такой, без косточек. У нас маркитант новый – и такие прекрасные вещи. Я купил десять фунтов. Я привык что нибудь сладкое. Хотите?.. – И Петя побежал в сени к своему казаку, принес торбы, в которых было фунтов пять изюму. – Кушайте, господа, кушайте.
– А то не нужно ли вам кофейник? – обратился он к эсаулу. – Я у нашего маркитанта купил, чудесный! У него прекрасные вещи. И он честный очень. Это главное. Я вам пришлю непременно. А может быть еще, у вас вышли, обились кремни, – ведь это бывает. Я взял с собою, у меня вот тут… – он показал на торбы, – сто кремней. Я очень дешево купил. Возьмите, пожалуйста, сколько нужно, а то и все… – И вдруг, испугавшись, не заврался ли он, Петя остановился и покраснел.
Он стал вспоминать, не сделал ли он еще каких нибудь глупостей. И, перебирая воспоминания нынешнего дня, воспоминание о французе барабанщике представилось ему. «Нам то отлично, а ему каково? Куда его дели? Покормили ли его? Не обидели ли?» – подумал он. Но заметив, что он заврался о кремнях, он теперь боялся.
«Спросить бы можно, – думал он, – да скажут: сам мальчик и мальчика пожалел. Я им покажу завтра, какой я мальчик! Стыдно будет, если я спрошу? – думал Петя. – Ну, да все равно!» – и тотчас же, покраснев и испуганно глядя на офицеров, не будет ли в их лицах насмешки, он сказал:
– А можно позвать этого мальчика, что взяли в плен? дать ему чего нибудь поесть… может…
– Да, жалкий мальчишка, – сказал Денисов, видимо, не найдя ничего стыдного в этом напоминании. – Позвать его сюда. Vincent Bosse его зовут. Позвать.
– Я позову, – сказал Петя.
– Позови, позови. Жалкий мальчишка, – повторил Денисов.
Петя стоял у двери, когда Денисов сказал это. Петя пролез между офицерами и близко подошел к Денисову.
– Позвольте вас поцеловать, голубчик, – сказал он. – Ах, как отлично! как хорошо! – И, поцеловав Денисова, он побежал на двор.
– Bosse! Vincent! – прокричал Петя, остановясь у двери.
– Вам кого, сударь, надо? – сказал голос из темноты. Петя отвечал, что того мальчика француза, которого взяли нынче.
– А! Весеннего? – сказал казак.
Имя его Vincent уже переделали: казаки – в Весеннего, а мужики и солдаты – в Висеню. В обеих переделках это напоминание о весне сходилось с представлением о молоденьком мальчике.
– Он там у костра грелся. Эй, Висеня! Висеня! Весенний! – послышались в темноте передающиеся голоса и смех.
– А мальчонок шустрый, – сказал гусар, стоявший подле Пети. – Мы его покормили давеча. Страсть голодный был!
В темноте послышались шаги и, шлепая босыми ногами по грязи, барабанщик подошел к двери.
– Ah, c"est vous! – сказал Петя. – Voulez vous manger? N"ayez pas peur, on ne vous fera pas de mal, – прибавил он, робко и ласково дотрогиваясь до его руки. – Entrez, entrez. [Ах, это вы! Хотите есть? Не бойтесь, вам ничего не сделают. Войдите, войдите.]
– Merci, monsieur, [Благодарю, господин.] – отвечал барабанщик дрожащим, почти детским голосом и стал обтирать о порог свои грязные ноги. Пете многое хотелось сказать барабанщику, но он не смел. Он, переминаясь, стоял подле него в сенях. Потом в темноте взял его за руку и пожал ее.
– Entrez, entrez, – повторил он только нежным шепотом.
«Ах, что бы мне ему сделать!» – проговорил сам с собою Петя и, отворив дверь, пропустил мимо себя мальчика.
Когда барабанщик вошел в избушку, Петя сел подальше от него, считая для себя унизительным обращать на него внимание. Он только ощупывал в кармане деньги и был в сомненье, не стыдно ли будет дать их барабанщику.

От барабанщика, которому по приказанию Денисова дали водки, баранины и которого Денисов велел одеть в русский кафтан, с тем, чтобы, не отсылая с пленными, оставить его при партии, внимание Пети было отвлечено приездом Долохова. Петя в армии слышал много рассказов про необычайные храбрость и жестокость Долохова с французами, и потому с тех пор, как Долохов вошел в избу, Петя, не спуская глаз, смотрел на него и все больше подбадривался, подергивая поднятой головой, с тем чтобы не быть недостойным даже и такого общества, как Долохов.
Наружность Долохова странно поразила Петю своей простотой.
Денисов одевался в чекмень, носил бороду и на груди образ Николая чудотворца и в манере говорить, во всех приемах выказывал особенность своего положения. Долохов же, напротив, прежде, в Москве, носивший персидский костюм, теперь имел вид самого чопорного гвардейского офицера. Лицо его было чисто выбрито, одет он был в гвардейский ваточный сюртук с Георгием в петлице и в прямо надетой простой фуражке. Он снял в углу мокрую бурку и, подойдя к Денисову, не здороваясь ни с кем, тотчас же стал расспрашивать о деле. Денисов рассказывал ему про замыслы, которые имели на их транспорт большие отряды, и про присылку Пети, и про то, как он отвечал обоим генералам. Потом Денисов рассказал все, что он знал про положение французского отряда.
– Это так, но надо знать, какие и сколько войск, – сказал Долохов, – надо будет съездить. Не зная верно, сколько их, пускаться в дело нельзя. Я люблю аккуратно дело делать. Вот, не хочет ли кто из господ съездить со мной в их лагерь. У меня мундиры с собою.
– Я, я… я поеду с вами! – вскрикнул Петя.
– Совсем и тебе не нужно ездить, – сказал Денисов, обращаясь к Долохову, – а уж его я ни за что не пущу.
– Вот прекрасно! – вскрикнул Петя, – отчего же мне не ехать?..
– Да оттого, что незачем.
– Ну, уж вы меня извините, потому что… потому что… я поеду, вот и все. Вы возьмете меня? – обратился он к Долохову.
– Отчего ж… – рассеянно отвечал Долохов, вглядываясь в лицо французского барабанщика.
– Давно у тебя молодчик этот? – спросил он у Денисова.
– Нынче взяли, да ничего не знает. Я оставил его пг"и себе.
– Ну, а остальных ты куда деваешь? – сказал Долохов.
– Как куда? Отсылаю под г"асписки! – вдруг покраснев, вскрикнул Денисов. – И смело скажу, что на моей совести нет ни одного человека. Разве тебе тг"удно отослать тг"идцать ли, тг"иста ли человек под конвоем в гог"од, чем маг"ать, я пг"ямо скажу, честь солдата.
– Вот молоденькому графчику в шестнадцать лет говорить эти любезности прилично, – с холодной усмешкой сказал Долохов, – а тебе то уж это оставить пора.

Княгиня Екатерина Павловна Багратион , урождённая графиня Скавронская (7 декабря 1783 - 21 мая (2 июня) 1857, Венеция) - жена полководца Багратиона, прославившаяся в Европе своей красотой и беспечным поведением.

Биография

Свадьба с Багратионом

Вот что писал об этом союзе генерал Ланжерон:

«Багратион женился на маленькой племяннице [внучатой] кн. Потёмкина… Эта богатая и блестящая пара не подходила к нему. Багратион был только солдатом, имел такой же тон, манеры и был ужасно уродлив. Его жена была настолько бела, насколько он был чёрен; она была красива как ангел, блистала умом, самая живая из красавиц Петербурга, она недолго удовлетворялась таким мужем….»

«Блуждающая княгиня»

Екатерина скандально прославилась на всю Европу. Прозванная «Le bel ange nu» («Обнажённым Ангелом») за своё пристрастие к прозрачным платьям и «Chatte blanche» («Белой кошкой») - за безграничную чувственность, она вышла замуж за генерала князя Петра Багратиона. От матери она унаследовала ангельское выражение лица, алебастровую белизну кожи, голубые глаза и каскад золотых волос.
С.С.Монтефьоре. «Потёмкин»

Не имея никаких официальных полномочий, княгиня заступает на негласный дипломатический пост. Она хвастала, что знает больше политических тайн, чем все посланники вместе взятые. Под её влиянием высшее австрийское общество начинает бойкотировать французское посольство. В её лице Наполеон нашёл серьёзного политического противника.
Л. Третьякова. «Багратион - наши жёны…»

В юности великая княжна Екатерина Павловна, любимая сестра Александра I, была увлечена князем Петром Ивановичем Багратионом. Тот был на 23 года старше девушки и женат (правда, несчастливо), но… кому это мешало? Если учесть, что императрица Мария Федоровна избрала своей резиденцией Павловск, а Багратион одно время был его летним комендантом, то место для встреч найти было можно, было бы желание. Вероятно, желание было. Ибо иначе Екатерине Павловне в сентябре 1812 года (К тому моменту она была уже замужем, поскольку, когда Наполеон намекнул Александру, что желал бы получить руку его сестры, наш император тут же выдал ее за герцога Ольденбургского.) не надо было беспокоиться о судьбе своих любовных посланий к Багратиону. Петр Иванович умер от ран 12 сентября 1812 года в Симе, имении князей Голицыных. И уже на следующий день Екатерина вне себя от беспокойства, пишет брату: ради бога, найдите мои письма!!! Давайте послушаем непосредственных участников событий. Оригинал на французском, перевод мой.

Письмо в.к. Екатерины Павловны. Ярославль, 13 сентября 1812.
«…Багратион умер вчера ночью; вестник видел его смерть и один из его адъютантов сказал, что он отошел в мир иной, итак, это правда. Вы помните о моих отношениях с ним и то, что я вам сообщила о том, что у него в руках остались документы, которые могли бы жестоко меня скомпрометировать, если бы попали к посторонним. Он клялся мне сто раз, что уничтожил их, но я знаю его характер и это позволяет мне сомневаться в истинности его слов. Мне бесконечно важно (И вам тоже, смею заметить), чтобы эти акты остались неизвестными. Прошу вас: прикажите наложить печать на эти бумаги и передать их вам, и позвольте мне их просмотреть, чтобы отобрать те их них, что принадлежат мне. Они должны быть или у князя Салагова, который, я уверена, был их хранителем, не знающим, что ему было доверено, в прошлых кампаниях, или у него самого (имеется в виду Багратион). Если вы найдете, что это нельзя сделать таким образом или что есть какой-то другой способ их забрать, сделайте это и немедленно, дело не терпит отлагательств; ради бога, пусть никто не узнает об этом, это может меня ужасно скомпрометировать. Простите, мой дорогой друг, что в такой момент я вам докучаю, с такой несерьезной просьбой..»

П.И.Багратион. Неизвестный художник. 1800-е гг. Музей "Бородинское поле".

Вот больше императору делать нечего, как в этот момент искать письма своей любезной сестрицы. Напомним, что как в это время у него случилась ма-а-а-аленькая неприятность. «Наполеон» называется. С физической точки зрения неприятность действительно не крупная. По одним данным метр шестьдесят, по другим – метр семьдесят ростом. Но от этого не легче. Сентябрь 1812. Французская армия стоит в Москве и, по слухам, собирается идти на Петербург. Тем не менее, император, видимо, обладал не только безграничным терпением, но и безмерно любил сестру. Прочитаем его ответ.

Письмо императора Александра I. Петербург, 24 сентября
«… То, что вы мне сообщили в вашем письме от 13, так тронуло меня, что я тут же отложил свои дела. В тот же момент я приказал найти Салагова. Он был болен, в постели, и смог приехать ко мне лишь на следующий день, 22. Он мне сказал, что было время, когда он был хранителем бумаг усопшего, но что потом по его приказу он отдал их некоему Чекуанову, грузину, служащему псарного двора. Он предложил себя в качестве посланника к этому субъекту, утверждая, что знает шкатулку, в которой должны находиться наиболее интересные бумаги покойного. Вчера, 23, он дал мне знать, что нашел некоторое количество бумаг покойного у этого субъекта, что он провел остаток дня, опечатывая их, но что там были только текущие служебные бумаги и что маленькую шкатулку усопший забрал в свой последний приезд сюда. Он прибавил, что самое верное средство вернуть ее обратно, это послать означенного Чекуанова с фельдъегерем в Симу, где он (Багратион) умер, чтобы забрать ее, и что это единственный человек, который может ее опознать. И даже, что он боится, как бы семья Бориса Голицына не наложила на нее руку.»

в.к.Екатерина Павловна. Копия Ремизова (1815-1816) портрета Резинера 1810 г. Русский музей.

Не будем утомлять читателей и приводить все письмо императора, который очень подробно и обстоятельно описал, как искали злосчастную шкатулку и какие планы у него есть по продолжению поисков. Кстати, пока шел суд да дело, Екатерине Павловне пришлось еще немало поволноваться.

Письмо в.к. Екатерины Павловны. Ярославль, 28 сентября 1812
«...У меня нет слов, чтобы сказать вам как я тронута деликатностью, которую вы проявили, исполняя мою просьбу по поводу бумаг Б. Вы превзошли все мои ожидания и я за это очень признательна, только я сожалею, что мои старые ошибки доставили вам столько затруднений».

Александр I. Жерар. 1810-1812 гг. Эрмитаж. Фрагмент.

Ну, и наконец, благополучное завершение этой истории.

Письмо императора Александра I. Петербург, 8 ноября 1812
«… В то время как я послал фельдъегеря с этим грузином, Салагов принес мне шесть громадных кип и уверил меня, что это служебные бумаги, не имеющие никакой ценности и что они были доверены усопшим этому грузину. Поверив ему на слово, я их не коснулся, но, видя свои бесплодные поиски среди бумаг, привезенных фельдъегерем, я принялся просматривать эти шесть кип и после того, как я занимался этим шесть дней кряду, я увидел, что Салагов прав и что там нет абсолютно ничего… Салагов сказал мне, что в бытность его в Молдавской армии, он сам видел как тот (Багратион) сжег некоторое количество бумаг и вследствие этого все, что не нашли, должно быть, было сожжено. Таково, друг мой, состояние дел…»

Императору можно посочувствовать. Шесть громадных кип за шесть дней… Так и глаза испортить недолго. Повезло ему с сестрицей, ничего не могу сказать.

P.S. Картинки кликабельны.
P.P.S. За текст переписки благодарю Тимофея Корякина.