Людовик XV - биография, информация, личная жизнь. Людовик возлюбленный, или как неуемное распутство короля франции пустило под откос целую страну 1715 1774 правление людовика xv во франции
Людовик XV правил 59 лет. Апатичная, ленивая, пресыщенная личность – так рисуют французского монарха историки. Но не все. Отдельные авторы биографической прозы изображают его человеком образованным, любознательным, презирающим строгие церемонии. В его эпоху Франция достигла небывалого культурного расцвета, но погрузилась в экономический кризис, приведший, в конечном счете, к революции.
Детство и юность
В XVIII веке люди часто умирали от кори, чахотки и прочих болезней. Причем и простолюдины, и короли. Будущий монарх родился в 1710 году. Через год скончался дед будущего короля. В 1712 году умерли родители. Прадед двухлетнего дофина здравствовал. Он правил страной 72 года, дольше, чем предстояло его наследнику. Но срок подходил к концу.
Маленький Людовик XV с гувернанткой, дедом, прадедом и отцом
Бурбоны опасались, что власть перейдет Орлеанам. За здоровье маленького престолонаследника королевский двор серьезно опасался. В 1715 году Людовик всё же стал монархом. Филипп Орлеанский – его регентом.
Воспитанием Людовика XV занялась герцогиня Вантадур. Она отстранила от мальчика врачей, залечивших до смерти его родственников, приучила его носить корсет, что сделало фигуру со временем стройной, подтянутой. Увлечения верховой ездой и охотой укрепили здоровье юного короля. Что же касается психологического состояния, то правнук с ранних лет отличался несдержанностью, склонностью к меланхолии.
Обычный ребёнок смог бы погасить волнение с помощью общения со сверстниками. Но речь идёт о маленьком монархе. Представители королевского рода были обречены на одиночество, несмотря на почести, уважение и снующих повсюду придворных. Мальчику едва исполнилось семь лет, когда его разлучили с Вантадур. Главным педагогом стал Вильруа.
Итак, образованием малолетнего короля занялся бездарный военачальник. Вильруа оказался и не лучшим педагогом. Основой воспитательного процесса стало участие в официальных церемониях, в которых мальчику отводилась главная роль. Детская нервная система не выдерживала нагрузок, Людовик начал бояться толпы.
Семен Блуменау – автор биографии французского короля – утверждал, что на характер правителя влияние оказали неверные педагогические методы Вильруа, занятого интригами. Юного монарха не приучали к труду. Вильруа привил воспитаннику нелюбовь к церемониям, праздность.
С науками дело обстояло несравненно лучше. Мальчику давали уроки латыни, математики, истории. Позже, став правителем в полном смысле этого слова, монарх будет предпочитать церемониям работу с бумагами. Несмотря на это, у потомков возникнет представление о никчемном и ленивом короле.
У Людовика имелась обширная коллекция книг, которая регулярно пополнялась. Кроме того, король располагал редким собранием атласов. В отрочестве он знал основы государственного управления и внешней политики. К тому же юный властелин Франции разбирался в истории благодаря удивительной памяти.
Филипп Орлеанский скончался незадолго до достижения королем совершеннолетия. Тогда первым министром назначили герцога де Бурбон. Первое, чем он занялся, получив новую должность, – поиском невесты для молодого короля. Женитьба монарха и рождение детей обезопасили бы Бурбонов от притязаний Орлеанов. Невесту нашли быстро. Ею стала Мария Лещинская, образованная девица, умевшая петь и рисовать, но не отличавшаяся красотой.
Начало правления
В 1726 году Людовик объявил о готовности править самостоятельно. Герцога де Бурбон король отослал подальше и наконец стал полноценным правителем. Однако лишь на первый взгляд. В действительности же государством управлял кардинал де Флери. Он играл ту же роль, что и некогда .
До 1743 года, то есть вплоть до своей смерти, де Флери решал все важные государственные задачи. Король тем временем предавался любимым увлечениям. Прежде всего охоте. Время от времени захаживал в театр, вечера предпочитал коротать за картами. Версаль с шумными церемониями раздражал монарха. Комфортнее он чувствовал себя в других замках.
Кардинал, в руках которого была сосредоточена власть, избегал кардинальных мер. Он не делал решительных политических шагов, что способствовало ухудшению экономического положения. Особенности правления де Флери – отсутствие реформ, нововведений. Кардинал освободил представителей духовенства от налогов и повинностей. Навязчиво преследовал инакомыслящих, а в финансовых вопросах проявляла полное незнание.
Де Флери избегал войн. Всё же кровавые столкновения имели место. В результате военного конфликта за польское наследство к Франции была присоединена Лотарингия. Борьба за австрийское наследство привела к Ахенскому миру.
Людовик почитал искусство и литературу. В то время, когда де Флери руководил страной, король поддерживал архитекторов, живописцев, скульпторов, поэтов, поощрял медицину и естественные науки. По приблизительным подсчетам, он приобрёл 800 полотен. Сколько денег Людовик XV потратил на мебель и прочие элементы декора, неизвестно.
Внутренняя политика
После смерти де Флери король не стал назначать нового министра. Он снова настроился на независимое управление страной, но здесь продемонстрировал полную неспособность к решению государственных вопросов. Все это имело плачевные последствия для Франции. В министерствах начался беспорядок. Король же без всякого сожаления тратил деньги из казны на прихоти любовниц.
В середине 40-х годов Людовик попал во власть . В течение 20 лет эта женщины вмешивалась в государственные дела. Правда, немалое влияние уделяла искусствам и науке. Отчасти благодаря Помпадур появился термин «стиль Людовика XV», означающий стиль рококо и нашедший применение прежде всего в прикладном искусстве.
На самом деле главную фаворитку короля звали мадам д’Этиоль. Со временем она получила от короля и титул, и усадьбу Помпадур. Фаворитка Людовика XV приняла эстафету от Флери. Сначала государством правил кардинал. Затем его сменила мадам Помпадур. Примерно с 1750 года отношения между королем и фавориткой носили платонический характер. Тем не менее среди жителей Парижа росла неприязнь к монарху. По столице распространялись слухи о развратном правителе, потворствующем расточительной Помпадур.
В 1757 году на Гревской площади четвертовали человека по имени Дамьен. Такой тип казни не применялся во Франции более столетия. Дамьена приговорили к мучительной смерти по обвинению в покушении на короля. Удручающее положение в сфере финансов, недовольство народных масс, безнаказанность духовенства – все это говорило о необходимости реформ. Машо, заведовавший финансами, предложил ограничить права духовенства. Но его проект не был реализован.
Внешняя политика
В 1756 году ярые враги Бурбоны и Габсбурги вдруг оказались по одну сторону баррикад. Началась Семилетняя война. Французский король оказался на стороне Австрии. Результатом этого военного конфликта стал Парижский мир, согласно которому страна потеряла Канаду, Индию и прочие колонии. Отныне Франция не относилась к сильным европейским державам.
Людовик XV не принимал самостоятельных решений. Мадам Помпадур вмешивалась даже в дела армии, периодически назначая новых министров и полководцев. Война лишила страну последних сил.
Франция оказалась на грани кризиса, начался дефицит. Когда умерла Помпадур, в Версале появилась новая фаворитка короля – Дюбарри, которая, как и ее предшественница, проявила себя как талантливая интриганка.
Народное недовольство нарастало. Однако король не обращал на это внимание. Он по-прежнему охотился, развлекался с метрессами. Дабы укрепить мир с Австрией, заключил брачный договор. Людовик XV пережил своего сына.
Прямым наследником стал внук, которого король выгодно женил. и понесли наказание за грехи своего предшественника. Народное недовольство переросло в революцию. Внук Людовика XV и его жена были казнены. Фраза «ленивого монарха» – «После нас – хоть потом» – оказалась роковой.
Личная жизнь
Мария не была привлекательна, но с королем у нее сложились поначалу идиллические отношения. В ту эпоху интимные подробности личной жизни обсуждались без лишней скромности. О том, что молодой король оказался неутомимым любовником, узнала вся страна. Потомство быстро увеличивалось, и это на время успокоило Бурбонов. К 1737 году Мария родила 10 детей.
Но отношения Людовика и Марии постепенно портились. Причина разлада в королевской семье – разница в характере и темпераменте. Из-за холодности жены король стал заводить любовниц, что в конечном счете отразилось на манере правления. Он не скупился на содержание фавориток, а экономическое положение в стране ухудшалось с каждым днём.
Мария умерла в 1768 году. Четверо из десяти королевских детей умерли в младенчестве. Овдовев, Людовик больше не женился, хотя такой вариант в качестве способа укрепления франко-австрийских отношений рассматривали.
Людовик XV – яркая личность в истории. Об эпохе «ленивого монарха» пишут книги, режиссеры снимают фильмы. О фаворитках короля рассказано в одной из серий «Истории нравов». Первая кинолента, в которой присутствует образ деда казненного короля, вышла в 30-е годы. Одна из последних картин – «Людовик XV: Чёрное солнце».
Смерть
Последние годы Людовик XV самозабвенно предавался разврату, чем приводил в негодование даже придворных. Дюбарри регулярно поставляла ему юных и непорочных любовниц.
От одной из них монарх в конце апреля 1774 года и заразился оспой. 10 мая скончался. В этот день в Париже никто не горевал. Народ ликовал, возлагая надежды на нового правителя.
Память
- 1938 - Фильм «Мария-Антуанетта»
- 1952 - Фильм «Фанфан-тюльпан»
- 1956 - Фильм «Мария-Антуанетта - королева Франции»
- 2005 - Памятник в Петергофе «Пётр I с малолетним Людовиком XV на руках»
- 2006 - Фильм «Жанна Пуассон, маркиза де Помпадур»
- 2009 - Фильм «Людовик XV: Чёрное солнце»
Легендарному французскому королю Людовику XIV приписывается фраза: «Государство — это я!». Вне зависимости от того, произносил её монарх или нет, она отражает суть его правления, растянувшегося на 72 года.
При «Короле-солнце» абсолютная монархия во Франции достигла своего расцвета. Но за расцветом неизбежно следует закат. И на долю преемника великого монарха чаще всего выпадает участь быть бледной тенью предшественника.
«Тенью» Людовика XIV стал его правнук Людовик XV .
Последние годы правления «Короля-солнце» были чрезвычайно драматичными. Положение правящей династии, ещё недавно казавшееся незыблемым, пошатнулось из-за череды смертей наследников престола.
В 1711 году умер единственный законный сын Людовика XIV. В 1712 году на королевскую семью обрушилась корь. С 12 февраля по 8 марта от этой болезни скончались отец, мать и старший брат будущего Людовика XV.
Двухлетний правнук Людовика XIV остался его единственным прямым наследником и единственным барьером на пути надвигающегося династического кризиса.
Жизнь самого малыша висела на волоске, и из лап смерти его вырвала воспитательница, герцогиня де Вантадур .
Наследника престола оберегали как зеницу ока. Его ни на минуту не оставляли одного, за его здоровьем постоянно следили медики. Чрезмерная опека в детстве в последующие годы сильно повлияла на характер Людовика XV.
Женитьба в интересах государства
1 сентября 1715 года пятилетний наследник престола после смерти прадеда взошёл на французский престол.
Разумеется, в первые годы царствования государственное управление было сосредоточено в руках регента, которым стал племянник Людовика XIV Филипп Орлеанский . Этот период ознаменовался борьбой различных придворных группировок, экономическим кризисом и хаосом во внешних делах.
Юного короля в происходящее не посвящали. Людовик обучался под руководством епископа Флери , который учил его набожности и благочестию, а свободное время проводил с маршалом Вильруа , который готов был выполнить любые прихоти монарха.
Что объединяло враждующие группировки при французском дворе, так это страх внезапной кончины Людовика, у которого в силу слишком юного возраста не было наследников.
Поэтому, как только королю исполнилось 15 лет, его женили на 22-летней дочери отставного короля Польши Станислава Лещинского Марии .
Брак этот действительно оказался плодовитым — у пары родилось 10 детей, из которых семеро дожили до взрослого возраста.
Мария Лещинская и дофин Людовик. Фото: Public Domain
Кардиналу — власть, королю — развлечения
В 1726 году 16-летний Людовик XV объявил о том, что берёт бразды правления в свои руки, но на деле власть фактически перешла в руки его воспитателя Флери, ставшего кардиналом.
Людовик XV мало интересовался государственными делами, чему очень способствовал кардинал, сосредоточивший в своих руках большую власть.
Кардинал Флери избегал реформ и вообще резких политических шагов, но его осторожная политика позволила несколько улучшить экономическое положение страны.
Сам же Людовик проводил время в развлечениях и занимался меценатством, поддерживая скульпторов, живописцев и архитекторов, поощрял естественные науки и медицину.
С 1722 по 1774 годы для замков Людовика XV было куплено более 800 картин, более тысячи изящных предметов мебели и многое другое.
Но куда большей страстью, чем искусство, для короля были женщины. У Людовика XV было бесчисленное количество фавориток. Их число особенно выросло после того, как супруга Мария Лещинская (после рождения в 1737 году десятого ребёнка) отказала мужу в близости.
Главная фаворитка
После смерти в 1743 году кардинала Флери Людовик XV наконец стал полновластным правителем Франции. В 1745 году банкир Жозеф Пари , надеявшийся сблизиться с королём, представил ему 23-летнюю Жанну-Антуанетту д’Этиоль , парижскую красавицу, которая, по мнению финансиста, могла понравиться Людовику XV.
Банкир не ошибся — Жанна-Антуанетта стала любовницей короля. Но это оказалось вовсе не мимолётным увлечением. Энергичная дама сумела стать для короля близким другом, поверенным во всех делах, а затем фактически и советником в вопросах государственного управления.
Так Жанна-Антуанетта д’Этиоль превратилась во влиятельную маркизу де Помпадур , официальную фаворитку короля, свергавшую и назначавшую министров, определявшую направление внутренней и внешней политики страны.
Впоследствии во всех неудачах Франции времён правления Людовика XV сами французы склонны были винить мадам де Помпадур. Однако в действительности вина лежит на самом короле, который так и не сумел преодолеть заложенное в него с детства отвращение к государственным делам.
К концу 1750-х годов положение в экономике страны стало резко ухудшаться. В 1756 году Людовик XV, не без влияния своей фаворитки и её выдвиженцев, втянулся в Семилетнюю войну, выступив на стороне Австрии, традиционно являвшейся соперницей Франции. Этот конфликт не только разорил казну, но и привёл страну к потере колоний и уменьшению политического влияния Франции в мире в целом.
«Олений парк»
Король, в детстве бывший любимцем Франции и получивший прозвище Возлюбленный, стремительно терял популярность. Он предпочитал проводить время в обществе фавориток, которых одаривал дорогими подарками и в честь которых закатывал роскошные пиры, вытряхивавшие из казны последние копейки.
Любимым местом досуга короля стал «Олений парк», особняк в окрестностях Версаля, специально построенный для встреч Людовика XV с фаворитками. Инициатором его постройки стала маркиза де Помпадур. Дальновидная женщина, не желавшая терять место официальной фаворитки, решила взять в свои руки дело воспитания девушек, которым впоследствии предстояло лечь в постель к королю.
Чем старше становился Людовик XV, тем моложе были его любовницы. Впрочем, обвинения в педофилии, звучащие в адрес короля, несколько преувеличены. Обитательницами «Оленьего парка» являлись в основном девушки 15-17 лет, которые, по меркам того времени, детьми уже не считались.
После того, как очередная юная любовница переставала привлекать короля, её выдавали замуж, давая для этого достойное приданое.
Двуликая маркиза
Проще всего было бы назвать властолюбивую маркизу «содержательницей королевского борделя». Но мадам де Помпадур в то же время была покровительницей учёных, живописцев и других творческих людей. Благодаря ей перестраивались старые и строились новые дворцы, создавались уличные ансамбли, являющиеся гордостью Франции по сей день. С именем маркизы де Помпадур неразрывно связано понятие «Галантный век». Умом и энергией этой женщины восхищался великий Вольтер .
В 1764 году всемогущая фаворитка ушла из жизни в возрасте 42 лет. Людовик XV перенёс эту потерю довольно равнодушно — в утешение ему остался «Олений парк», где к его услугам всегда были свежие красавицы.
Смерть мадам де Помпадур открыла завершающий период правления Людовика XV. Никогда не испытывавший тяги к государственным делам, теперь он практически полностью устранился от них, занимаясь ими лишь для одной цели — получения средств для увеселений и подарков любовницам.
«Потоп» в наследство внуку
Парижский парламент, сопротивлявшийся введению королём новым налогов, Людовик принудил к повиновению силой. В 1771 году он и вовсе разогнал парламентариев с помощью солдат. Такие меры способствовали росту недовольства не только в рядах аристократии, но и среди низших слоёв общества.
В последние годы жизни Людовик XV, проводивший всё больше времени на охоте и в «Оленьем парке», на слова придворных о брожении в народе и катастрофическом финансовом положении страны неизменно отвечал фразой, сказанной некогда мадам де Помпадур, которую упрекнули в расточительстве: «После нас хоть потоп!»
Самому Людовику XV увидеть «потоп» было не суждено. В 1774 году очередная юная любовница заразила короля оспой. 10 мая 1774 года он умер в Версале.
На престол взошёл внук Людовика XV, Людовик XVI. Не разделявший увлечений деда, испытывавший отвращение перед «Оленьим парком» молодой король вскоре стал жертвой того самого «потопа», наступление которого после себя пророчили Людовик XV и маркиза де Помпадур. Но гильотина в королевских шеях не разбирается...
Людовик VX в детстве
Почти все авторы, пишущие о галантном восемнадцатом столетии, с прискорбием сообщают, что король Франции Людовик XV был непроходимо глуп и глубоко несчастен. Но, скажите, может ли быть счастлив человек, с пятилетнего возраста отягощенный короной?
Монаршее детство, как положено, выдалось тревожным и безрадостным. Регент Филипп Орлеанский, правивший от имени малолетнего короля, оказался человеком веселым, но склонным к разного рода экономическим реформам - одна только система Лоу чего стóит! Реформы, как водится, не были поняты народом, а постоянные слухи, что регент хочет отравить маленького монарха, также не способствовали политической стабильности.
К счастью, Людовик XV дожил до совершеннолетия и, приняв разоренную социальными экспериментами страну, понял, что... управлять Францией-то ему как раз и не хочется! Короля одолевала неизбывная скука, и это несмотря на то что он был повелителем первого двора Европы.
Половая распущенность Людовика, о которой с таким удовольствием всегда писали романисты, не была его «природной» особенностью. Иначе говоря, альковные приключения являлись только доступным средством от невыразимой тоски, которая с юных лет угнетала короля Франции.
Собственно говоря, поначалу он вовсе и не был распутником! Женившись на Марии Лещинской, принцессе из братской Польши, Людовик поначалу был верен своей дражайшей супруге. Однако белокурая пани принимала бурные ласки Людовика довольно холодно. Родив наследника-дофина, королева стала манкировать супружескими обязанностями и все чаще запирала дверь своей спальни.
Холодность жены, собственно, и толкнула Людовика в объятия первой попавшейся распутницы - Луизы де Мальи, урожденной де Нейль. Де Мальи не была хороша собой, а ум имела самый скромный, однако она умела устраивать для короля веселые ужины, обычно заканчивавшиеся постелью...
Эта идиллия продолжалась ровно до тех пор, пока из монастырского пансиона не вернулась родная сестрица Луизы - Полина де Нейль. Полина была еще менее красива, чем сестра, однако честолюбию монастырской скромницы мог бы позавидовать сам Юлий
Мария Лещинская, королева
Цезарь! В считаные недели сестренка окрутила незадачливого монарха и, став его новой наложницей, решила попробовать свои силы в управлении государством. Она быстренько поссорилась со всесильным кардиналом Флёри и уже возмечтала о своей абсолютной гегемонии, но случилось чудо - Полина забеременела. Фаворитку тут же выдали замуж за некоего де Вентимиля, который за определенную мзду согласился терпеть подле себя королевскую метрессу. Вся эта love story закончилась довольно грустно - Полина умерла от родильной горячки, оставив после себя прелестного сынишку, как две капли воды похожего на Людовика.
Король убивался что-то около недели, после чего обратил свои взоры на третью из сестер де Нейль - Диану де Лорагэ, однако она слишком быстро приелась монарху, чтобы оставить какой бы то ни было след в истории.
Вы будете смеяться, но после де Лорагэ король решил попытать счастья с четвертой по счету сестрой из рода Нейль - мадам де Флавакур. Но Флавакур как-то странно посмотрела на Людовика и заявила что-то вроде: «А как я после всего этого буду смотреть в глаза людям?»
Король был в полной растерянности. Что делать? Расстроиться или разгневаться? Но тут перед ним предстала восхитительная полнотелая красавица маркиза де ля Турнель. Надо ли говорить о том, что и эта прелестница оказалась из семейки де Нейль?!
Воплощенная богиня любви имела вполне земные цели - бесповоротно загнать коронованного распутника под свой точеный каблучок. Это ей вполне удалось - министры и начальники затрепетали, а их красивые жены оставили сладкую мысль о королевской спальне.
Спустя два года эта некоронованная королева получила титул герцогини де Шатору, под которым и вошла в историю Франции. Большинство западных историков признают, что Шатору была умна, политически грамотна и довольно умело руководила безвольным королем.
Сложно сказать, по какому пути пошла бы Франция, проживи Шатору чуть подольше, но красавица-фаворитка умерла от
Герцогиня де Шатору
перитонита. При дворе, правда, ходили слухи, что дело не обошлось без ядов...
Исчерпав все ресурсы семейства де Нейль, Людовик окончательно загрустил и даже чуть было не вернулся к своей первой фаворитке - де Мальи, но разве в прекрасном Версале когда-нибудь ощущался недостаток в шикарных женщинах? В те дни королевский двор был похож на растревоженный улей. Обсуждался один-единственный вопрос: «На кого же падет выбор Его Величества?!»
И только одна женщина знала точно, на кого. Звали ее Жанна-Антуанетта д`Этиоль (урожденная Пуассон). Прелестная Жанна с детства знала, что ее полюбит не кто-нибудь, а король Франции. Подобная наивность подкреплялась еще и предсказанием гадалки. «А вы, Жанна Пуассон, будете любимы самим королём!» - эти пророческие слова настолько запрограммировали всю последующую жизнь девушки, что она и слышать-то ни о чем больше не хотела!
Родственники постарались, чтобы Жанна получила хорошее образование. Философия, музыка, поэзия - все было по плечу хорошенькой парижанке.
Госпожа д`Этиоль была искренне благодарна своему простоватому супругу за то, что он поспособствовал ее карьере, но не более того: тихое семейное счастье никогда не прельщало эту целеустремленную дамочку. Постепенно гостеприимный дом д`Этиолей превратился в модный столичный салон, а сама хозяйка была признана самой блистательной женщиной Парижа. Парижа. Но не Версаля!
Мадам де Помпадур
Попасть в Версаль для госпожи д`Этиоль было так же сложно, как на Марс или, скажем, в другое измерение. Жанну по-прежнему считали parvenu, то есть вообразившей невесть что нахальной выскочкой.
Но вот во время пышного маскарада по случаю свадьбы дофина король устремился в погоню за тонкой, изысканной красавицей... Разумеется, под маской скрывалась восхитительная д`Этиоль, чья судьба отныне была неразрывно связано с судьбой Людовика.
Сделав красавицу Жанну своей фавориткой, король даровал ей титул маркизы де Помпадур. Она сделала много для Франции - покровительствовала Вольтеру, Кребийону-старшему, Буше, Латуру и Мармонтелю, строила чудесные дворцы и была «матерью» сервского фарфора, но при этом расходы на содержание фаворитки росли год от года. Помпадур стоила Франции гораздо больше, чем содержание армии...
Маркиза твердо знала: главное - это не одержать победу, но воспользоваться ее плодами. Для этого Помпадур выработала для себя целую стратегию по удержанию власти над Людовиком. Хорошо зная мужскую психологию, Жанна понимала, что сексуальные удовольствия приедаются, и только сильная духовная связь может стать залогом ее вечного фавора. Тогда Помпадур сделалась для короля подругой, советчицей, министром, личным секретарем, певицей, чтицей и, чего уж там мелочиться, родной мамочкой (Людовик осиротел еще в младенчестве, поэтому подсознательно стремился под «крылышко» к сильной волевой женщине).
Говорить о том, что жизнь королевской фаворитки была легкой и безоблачной, не приходится. Во-первых, Жанне постоянно досаждали соперницы. Красивые, распутные и готовые на все ради королевских подачек, зрелые матроны и совсем юные девочки устраивали на короля настоящую охоту. Еще приходилось воевать с министрами и прочими сановниками короля, ненавидевшими маркизу. Хорошо, что судьба подарила Жанне встречу с Шуазелем, ставшим настоящим другом и соратником фаворитки.
А как ее обижали эпиграммы Фридриха Прусского! Презиравший всех «подстилок», этот воинственный тевтонец был еще и знаменитым похабником: его сатирические стишки о маркизе могли бы сделать честь даже господину Баркову...
Слабое здоровье и холодный темперамент также приносили фаворитке много расстройств, а ведь ей надо было постоянно улыбаться и придумывать для скучающего короля очередное развлечение. Короче, жизнь Помпадур можно описать одной строкой из советской песни: «И вся-то наша жизнь и есть борьба!»
Луиза Ля Морфиль
В конце концов маркиза стала сама подбирать девочек для Людовика - очень красивых, невыносимо глупых и до смешного наивных. В своем стремлении удержать власть, Помпадур стала сводницей - встречи короля с девицами происходили в особнячке под названием Олений Парк.
Сколько девушек прошло через это «заведение», никто пока еще не сосчитал, однако одно имя назвать необходимо - Луиза Ля Морфиль. Ее очень любил рисовать Франсуа Буше, поэтому сию нимфу многие из нас хорошо знают в лицо. Жизнь прелестной Ля Морфиль и после Оленьего была полна курьезов. Она трижды выходила замуж, причем последний муж был младше ее на тридцать лет, сидела в тюрьме во время якобинского террора, встретила восшествие Наполеона и умерла в 1814 году, будучи глубокой старухой.
Последней старческой любовью короля стала развратная, грубая, но при этом беззлобная и веселая Жанна Дюбарри. Женщина из самых низов общества, она в короткое время обаяла пожилого монарха. Говорят, после ночи любви с этой гризеткой, Людовик признался своему другу - маршалу де Ришелье: «Это единственная женщина во Франции, которой удалось заставить меня забыть свой возраст и свои несчастья. Она научила меня таким вещам, о которых я и не подозревал».
Дюбарри мало вмешивалась в государственные дела, предпочитая танцы, игры и примерку новых нарядов. Впрочем, ленивая фаворитка не слишком любила одеваться в громоздкие платья с широкими фижмами, лентами, искусственными цветами и бантами - она частенько принимала гостей неглиже. Ее нарочитая неопрятность смущала весь двор, однако на короткое время этот «небрежный стиль» вошел в большую моду.
Возвышению Дюбарри противились дочки Людовика XV и юная дофина - Мария-Антуанетта. Юную австриячку смущал даже не сам факт появления бывшей модистки в Версале, а то, что «этой выскочке» оказываются почести наравне с членами королевского дома.
После смерти короля Дюбарри неплохо устроилась в подаренном ей дворце Лувесьен... Что еще нужно для счастья? Но во время революции бывшая королевская куртизанка была предана суду и гильотинирована. Так печально закончилась жизнь последней любовницы самого безнравственного короля Франции.
Увы, Людовик XV не сумел прославиться ничем - ни воинской доблестью, ни мудрым правлением, ни даже своими личными качествами. Он вошел в историю как король-распутник.
Кстати, хотите знать, что Людовик XV умел делать на «пять с плюсом»? Ни за что не угадаете! Обивать мебель и выращивать овощи в своем личном огородике. Нам бы такого мужика на дачу!
Общее значение царствования Людовика XV. – Личный характер Людовика XV. – Уничтожение завещания Людовика XIV. – Ссылки на права нации. – Нравственное разложение высшего французского общества. – Система Ло и значение её истории. – Разложение старого общества и литература XVIII в. – Роль парламентов при Людовике XV. – Министерство Террэ и Мопу. – Борьба с парламентами в конце царствования Людовика XV. – Дело Бомарше и памфлеты против Мопу. – Необходимость реформы.
Людовик XV. Портрет работы ван Лоо
Литература об эпохе Людовика XV
О регентстве: Lemontey. История регентства и малолетства Людовика XV. – Barthélémy. Les filles du régent. – De Seilhac. Vie de l"abbé Dubois. – И . Б абст. . – Thiers. Histoire de Law. – Horn. Jean Law. – Levasseur. Recherches historiques sur le système de Law. А. Viпtry. Финансовое расстройство и спекулятивные злоупотребления в конце правления Людовика XIV и начале правления Людовика XV. – Daire. Economistes financiers au XVIII siècle. – M. Вирт. История торговых кризисов. О Людовике XV и его царствовании: А. Jobez. Франция при Людовике XV. – H. Bonhomme. Людовик XV и его семья. – Соч. De Broglie, Boutaric, Pajot, Vапdal" я , указанные в главе X этого тома. Новейший труд: Perkins. France under Louis XV. Кроме того, в соч. Онкена о «Веке Фридриха Великого» см. отдельные места, посвященные Франции при Людовике XV, а также главу VII девятого тома Лависса и Рамбо, где есть и подробная библиография. – О Помпадур соч. Capefigue, C ompardon, Pawlowski и др. о Дю Барри Vatel"я, об обеих E. et J. Goncourt. – Flammermont. Le chancelier Mopeou et le parlement. – Louis de Loménie. Beaumarchais et son temps. – Алексей Веселовский. Бомарше («Вестник Европы» 1887). О нем см. еще новейшее (1898 г.) соч. Hallays.
Значение царствования Людовика XV
История долгого царствования Людовика XV была историей слабого, малодеятельного и нерадивого правительства, историей постепенного упадка и разложения старых порядков, но зато и историей роста новых общественных сил и нарождения новых общественных идей. Уже в конце царствования Людовика XIV Франция находилась в весьма тяжелом состоянии и нуждалась в энергичных реформах, и тогда уже зарождалось во французской литературе оппозиционное направление. Из предыдущего изложения «старых порядков» и «новых идей» мы познакомились с наиболее важными сторонами быта дореволюционной Франции и «с главнейшими направлениями французской оппозиционной литературы. Изучение истории царствования Людовика XV показывает, как мало при нем изменились в существе дела старые порядки и как мало имели практического значения новые идеи. Чем неподвижнее было само правительство и чем далее уходили вперед новые требования, предъявлявшиеся государству; чем неизменнее оставались дряхлевшие порядки и чем быстрее происходило общественное развитие, – тем все более и более увеличивалась пропасть между практикой и теорией, между объективною и субъективною сторонами жизни. Еще в конце царствования Людовика XIV намечался будущий разлад. Эпоха Людовика XV ничего не сделала для устранения старых зол, ставших совершенно очевидными, и для удовлетворения новых потребностей, явившихся результатом изменений в самой глубине социальной жизни: пропасть только все увеличивалась в своих размерах. Конечно, это должно было отразиться и на общем ходе дел в государственном организме, где все так было тесно связано между собою. Народное и государственное хозяйство, земледелие, промышленность, финансы, были в расстройстве, администрация и правосудие – также, законодательная деятельность – равным образом. Франция досталась Людовику XVI в таком виде, что требовалась самая радикальная реформа: так все обветшало, все расшаталось и все расстроилось, так все было запущено, благодаря беспечности и бездеятельности верховной власти.
Людовик XV вступил на престол пятилетним ребенком. Воспитатели сумели ему внушить то представление о безграничных правах королевской власти, которое сделалось официальным политическим догматом Франции Людовика XIV, но не внушили мальчику-королю ни малейшего понятия о королевском долге. В цинических заявлениях, приписываемых Людовику XV: «на наш век хватит» (après nous le déluge) и «будь я на месте моих подданных, я стал бы бунтовать», – были, так сказать, формулированы логические выводы из принципов, внушавшихся ему в детстве. Ему было только пять лет, когда его гувернер Вильруа, показывая ему на народ, собравшийся под окнами дворца, говорил: «Государь! Все, что вы видите, – ваше» (tout ce que vous voyez est à vous). До тринадцатилетнего возраста Людовик XV находился под регентством своего родственника, герцога Филиппа Орлеанского (1715–1723), прославившегося своим развратом. Пришедши в возраст, сам Людовик XV оказался человеком также порочных наклонностей, легко подчинявшимся влиянию своих любовниц и собутыльников, очень мало интересующимся делами. Сначала последними заведовал герцог Бурбон, потом кардинал Флери (до 1743 года), после чего в политику стали вмешиваться королевские фаворитки: герцогиня де Шатору и маркиза де Помпадур (ум. в 1764 г.), при которой возвысился герцог Шуазель, а под конец царствования – графиня де Барри, добившаяся отставки и ссылки Шуазеля. Сначала к Людовику XV французы относились с большою преданностью, называя его Возлюбленным (le Bien-aimé); например, опасная его болезнь во время войны за австрийское наследство (в которой Франция была против Австрии) повергла страну в искреннюю печаль» сменившуюся шумною радостью, когда молодой король выздоровел. Мало-помалу, однако, это чувство перешло в ненависть и презрение, вызывавшиеся зазорным поведением Людовика XV и его дурным правлением, предоставленным разным фаворитам и креатурам метресс. Двадцать лет продолжалось господство г‑жи Помпадур, которая склонила Людовика XV к участию в семилетней войне в союзе с Австрией после того, как Мария Терезия написала всесильной фаворитке любезное письмо, назвав ее своей «кузиной». Когда с летами г‑жа Помпадур стала утрачивать свою красоту, она продолжала держать Людовика XV в своих сетях, между прочим, приискивая ему новых красавиц, к которым, однако, не позволяла ему привязываться, боясь, как бы та или другая не сделалась её соперницею по влиянию на короля. Расточительность двора при г‑же де Помпадур достигла страшных размеров: маркиза распоряжалась государственной казной, как собственной шкатулкой, раздавала деньги направо и налево, тратила громадные суммы на придворные увеселения, которыми старалась развлекать пресыщенного короля и устранять от занятия делами, проигрывала в карты, а не то и просто брала себе, так что по смерти у неё оказалось весьма значительное состояние. Если Людовик XV чем особенно интересовался, так это разного рода интригами: например, при нем одновременно с официальной дипломатией действовала еще дипломатия тайная, личный «секрет короля» .Безнравственные поступки Людовика XV совершались открыто, а народная молва их еще преувеличивала, так что о короле во вторую половину его царствования ходили чудовищные слухи, все более и более дискредитировавшие королевскую власть в глазах подданных . В Людовике XV с грубым развратом и с цинически-легкомысленным отношением к государственным делам соединялись еще страсть к придворному блеску и большая набожность, поддерживавшие старый союз королевской власти с аристократией и клиром. Общественное настроение по отношению к нему делалось все враждебнее и враждебнее, тем более, что и во внешней политике Франция роняла свое достоинство. Особенно болезненно отзывалась на национальном чувстве потеря Францией североамериканских и ост-индских колоний, перешедших в руки англичан. Польша была старой союзницей Франции, и последняя ничего не могла сделать, чтобы помешать совершиться первому польскому разделу.
Регентство герцога Орлеанского
Таков общий характер царствования Людовика XV. Мы остановимся еще на некоторых его эпизодах, наиболее характерных для истории разложения старых порядков, подготовившего революцию. Людовик XV, как мы уже видели, вступил на престол ребенком. В последние годы царствования Людовика XIV перемерли почти все члены его семьи: его сын, старший внук (герцог Бургундский) с женою и двумя своими старшими сыновьями и младший внук (герцог Беррийский), так что престол должен был достаться третьему сыну старшего внука, над которым должно было быть учреждено регентство. Права на последнее принадлежали королевскому племяннику, герцогу Филиппу Орлеанскому, но Людовик XIV очень его не любил, а в обществе ходил даже слух, будто этот принц крови был прямым виновником всех смертей в королевском семействе, пролагавшим себе путь к регентству или даже к короне. Престарелого Людовика XIV сильно занимал вопрос о регентстве, занимал и вопрос о возможности прекращения династии. У него еще были незаконные сыновья от одной из его метресс (г‑жи де Монтеспан), которых он легитимировал, и он составил в их пользу духовное завещание, признав за «легитимированными принцами» наследственное право на престол, дабы династия не могла прекратиться, и тем отстранив от трона герцога Орлеанского, хотя он был ближайшим родственником королевского дома. Мало того: старший легитимированный принц назначался опекуном малолетнего Людовика XV, а герцог Орлеанский должен был быть лишь председателем совета регентства, в состав которого входили легитимированные принцы, маршалы и министры и который должен был решать все дела по большинству голосов. За легитимированных принцев стояли двор, иезуиты, высшие чины армии, на стороне герцога Орлеанского были парламент, янсенисты, люди промышленности и торговли. Парламент кассировал завещание Людовика XIV, и герцог Орлеанский, возвративший парламенту старые права, был объявлен единоличным регентом. Уничтожение завещания Людовика XIV было первым шагом реакции против его системы, но герцог Орлеанский был далек от того, чтобы принципиально изменить прежние правительственные порядки, и дело ограничилось несколькими мерами, лишенными всякой последовательности. В одном только отношении он, а с ним и его противники отступили от идей покойного короля. Людовик XIV не признавал за французской нацией никаких прав, теперь эти права стали в теории признаваться. Принцы крови, враждебно относившиеся к легитимированным, объявляли, что завещание Людовика XIV противоречит самому прекрасному праву нации – праву по собственному усмотрению распорядиться короной в случае прекращения династии. На это легитимированные им отвечали, что, будучи также королевской крови, они тем самым включены в договор, существующий между нацией и царствующим домом, и что вообще всякое важное государственное дело может быть решено в малолетство короля лишь тремя чинами королевства. Права нации определенно признавались в эдикте маленького короля, которым отменялось распоряжение его прадеда: тут прямо говорилось, что в случае прекращения династии нация одна могла бы исправить дело мудрым выбором, королевская же власть не имеет права распоряжаться короной. В то же время тридцать девять членов высшего дворянства заявляли, что такого рода дело касается всей нации и потому может быть решено лишь на собрании трех чинов королевства. Таким образом парламенту возвращались его права, что возобновляло его оппозицию против неограниченного законодательного права короля, а заявления о том, что царствующая династия получила свою корону от нации, – заявления, исходившие от принцев крови, от пэров Франции, от высшего дворянства и даже от самого короля и соединявшиеся с ссылками на три чина государства, – указывали, что в обществе еще не умерла память о генеральных штатах, не собиравшихся уже около ста лет. Прежде нежели политическая литература второй половины XVIII в. распространила теории о народном верховенстве и национальном представительстве, сама власть как бы отрекалась от политических принципов Людовика XIV, не признававшего за нацией никаких прав и утверждавшего, что она целиком заключается в особе короля. Указанными заявлениями правительство собственными руками подкапывало под собою старые основы политического быта, и первое начинало проповедовать идеи, несогласные с теориями Людовика XIV. В эпоху регентства власть не только теоретически подрывала свои прежние права, но и морально роняла себя в глазах общества. Герцог Орлеанский был человек блестящих способностей, но без всякого внутреннего содержания. Своими скандальными поступками он ронял достоинство той власти, которую представлял, и то, что в этом отношении было начато регентом, продолжалось с не меньшим успехом и самим Людовиком XV, едва он пришел в возраст. Вместе с монархией в лице её представителей разлагалось и высшее французское общество, утрачивая в развращенной жизни, какой стало предаваться с эпохи регентства, всякое уважение со стороны народных масс. Привилегированные, на которых во Франции не лежало местной службы и которые бежали из своих поместий, вели праздную, полную удовольствий жизнь, центром которой был королевский двор. Бесконечные траты на роскошь, удовольствия и разгул, приводившие к разорению, вечная праздность, протекавшая среди постоянных развлечений, полное отсутствие сознания, что должны же быть у людей обязанности по отношению к отечеству, к народу, легкомысленная веселость и шутливое остроумие, прикрывавшие внутреннюю пустоту, – вот обычные черты, характеризующие жизнь высшего французского общества в XVIII в., – общества, равнодушного к общественным делам, небрежного и по отношению к частным своим делам, не понимавшего опасности, в какой находилось собственное его положение, благодаря общему расстройству страны .
«Система» Ло
Уже в эпоху регентства проявилась вполне вся эта порча старой Франции. Особенно в этом отношении характерен один эпизод, – известная история финансовой системы Джона Ло, представляющая для нас двоякий интерес. Во‑первых, мы имеем здесь дело с одним из крупных финансовых кризисов, или «крахов», и с этой точки зрения «система» Ло – явление весьма любопытное в истории крупных кредитных и промышленно-торговых предприятий, тем более, что Франция долго не могла оправиться от бедственных следов краха начала двадцатых годов XVIII в. Во‑вторых, – и именно эта сторона теперь для нас особенно любопытна, – история «системы» Ло – весьма важная страница в истории деморализации высшего французского общества. Регента в 1716 г. расположил в свою пользу шотландский авантюрист Джон Ло, сколотивший себе миллионное состояние денежными аферами и уже успевший потерпеть не одну неудачу в попытках заинтересовать разные правительства своими проектами верного и быстрого обогащения. Сначала все шло хорошо: Ло получил разрешение основать акционерный банк, ссужавший деньги частным лицам на выгодных условиях и выпускавший билеты, которые казна принимала наравне с деньгами (1717). Но Ло на этом не остановился, а coединил с своим банком еще другое предприятие – Вест-Индскую компанию, тоже акционерную. Её акции стоили при выпуске 500 ливров, но скоро цена их поднялась до 18 и даже до 20 тысяч ливров, т. е. увеличилась в 36–40 раз, благодаря чему многие быстро обогатились, купив акции по номинальной цене и продав их с громадною прибылью, тогда как другие впоследствии, наоборот, разорились, приобретши эти бумаги по высокой цене перед тем, как они начали затем падать. Герцог Орлеанский всячески помогал Ло расширять предприятие: в 1718 г. банк был объявлен королевским, и его акции были выкуплены у первоначальных владельцев; затем Ло получил монопольные права Ост-Индской компании, право чеканки монеты, табачную монополию, откуп налогов. В то же время Ло |неумеренно выпускал денежные знаки, на которые был большой спрос в публике, жадной до легкой наживы, тем более, что о будущих барышах рассказывались чудеса. Начался страшный ажиотаж, и спекулятивные сделки на акции приняли ужасающие размеры. Первый признак понижения их цены был, однако, сигналом к началу паники. Прежде всего бросились менять банковые билеты на золото, но золота в кладовых банка не было. Ло, назначенный в 1720 г. генерал-контролером финансов, добился приказа, запрещавшего частным лицам иметь более 50 ливров звонкой монеты под страхом строжайшего наказания (конфискация и 10 т. л. штрафа), но эта и другие подобные меры не спасли компанию от краха, разорившего массу людей; только кто вовремя успел реализовать свои бумажные ценности, наоборот, обогатился. В биржевой игре на повышение и понижение, смешиваясь с толпою разночинцев и простолюдинов, принимала участие вся аристократическая Франция. Знатью овладела жажда легкой наживы и сильных ощущений. Герцог Бурбон хвастался своим портфелем, набитым акциями, и ему напоминали о том, что у его предка были actions (подвиги) получше этих. Лица, принадлежавшие к высшему свету, толпились в передней финансового гения, как незадолго перед этим толпились разве только в приемной версальского дворца. Многие из них заискивали у лакея Ло, от которого зависело впустить в кабинет своего барина, или льстили любовнице Ло. За самим директором компании ухаживали великосветские дамы. Весьма важный барин, маркиз д"Уаз, сделался женихом трехлетней дочери одного ловкого спекулянта, нажившего миллионы, и в ожидании брачного возраста невесты получал от будущего тестя приличную своему званию пенсию. Принц Кариньян для заключения сделок выстроил барак и выхлопотал ордонанс, запрещавший совершать их где-либо, кроме его помещения. Один молодой аристократ, родственник регента, заманил в кабачок биржевого маклера, который принес с собою акций на большую сумму и был зарезан с целью грабежа; потом убийцу всенародно казнили на Гревской площади. Материально аристократия также немало проиграла во время господства «системы», но главным образом она себя обесславила, вместе с регентом, обнаружившим страшное легкомыслие во всей этой истории. Духовенство тоже проявило жадность к деньгам, столь легко достававшимся, когда «система» еще процветала, и это впоследствии давало в руки врагов духовенства лишний против него аргумент. Возбужденное катастрофой общественное мнение нашло самое полное и вместе с тем весьма резкое выражение в той сатирической литературе, которою во время регентства было начато воспитание французского общества в оппозиционном духе.
Портрет Джона Ло, финансового афериста эпохи Людовика XV. Ок. 1715-1720
Со времен Филиппа Орлеанского высшие представители власти, двор, духовная и светская аристократия, все более и более катились по наклонной плоскости к той пропасти, которая должна была их поглотить. Вообще отрицательное отношение к королевской власти, к католической церкви, к феодальному дворянству, характеризующее литературу в царствование Людовика XV, не было результатом одного только теоретического рассуждения, извлекавшего свои выводы из посылок рационалистической философии , но отражало на себе и всё то презрение и негодование, какое должны были ощущать в себе лучшие люди из всех общественных классов, непосредственно наблюдая жизнь высших сословий, в руках которых были вся власть, все влияние на общественные дела, все почести, привилегии и права, недоступные для других. Начиная с памфлетов, явившихся по поводу катастрофы «системы Ло или вообще направленных против регента, начиная с знаменитых «Les j"ai vu», приписывавшихся молодому Вольтеру , и с написанных около того же времени «Персидских писем» Монтескье – до самого кануна революции жизнь высшего французского общества давала писателям XVIII в. немало аргументов против «старого порядка», оказывавшегося несостоятельным и с другой точки зрения – в том именно общем внутреннем расстройстве, которое мало озабочивало разве лишь самого Людовика XV и его двор. В то время, как в литературе проповедовались новые принципы, привилегированные, с своей стороны, не выставили ни одного крупного писателя, который вооружился бы в защиту порядка, подкапывавшегося в самых своих основах. Мало того: на словах аристократы нередко разделяли воззрения «плебейской философии», и среди великосветских аббатов часто были вольнодумцы.
Людовик XV и парламенты
Хотя «старый порядок» основывался на солидарности между королевскою властью и привилегированными, дело все‑таки не обходилось без столкновений между этими союзниками, – столкновений, впрочем, не оказывавших значительного влияния на общий ход дел. Главным оплотом консервативных интересов были парламенты, с которыми, как мы видели в другом месте, у королевской власти происходили в XVIII в. довольно резкие коллизии. Защищая «старый порядок», парламенты, однако, хранили в себе традиции прежней сословной монархии, давно уже уступившей место королевскому абсолютизму; в то же время они ссылались на новые политические идеи, и их оппозиция получала поэтому революционный характер, чем и располагала в свою пользу общественное мнение, находившееся под влиянием этих идей. Борьба между королевскою властью и парламентами в царствование Людовика XV представляет из себя один из наиболее ясных признаков разложения ancien ré gime. Людовик XIV не допускал никакой самостоятельности парламента, и если последний тем «не менее стал играть снова политическую роль, начав с уничтожения его завещания, то это одно уже указывает на ослабление абсолютизма. С другой стороны, не нужно забывать, что члены парламента в сущности были чиновники, и их оппозиция получала характер, так сказать, прямого противодействия правительству со стороны собственных его слуг. Не представляя собою закономерного ограничения королевской власти от имени нации, парламентское вмешательство в законодательную сферу, тем не менее, было одним из препятствий, тормозивших во Франции преобразования. Когда правительство задумывало реформы, парламентская оппозиция становилась поперек дороги, и нация делалась свидетельницей распри между королевскою властью и старинным учреждением, насчитывавшим чуть не столько же веков существования, как и сама монархия, и еще более, нежели сама она, бывшего оплотом консервативных интересов. Нельзя вместе с тем сказать, что парламент жил в мире и с другими силами старой Франции: между парламентской аристократией, т. е. так называемой noblesse de robe, и аристократией феодальной, или noblesse d"épée существовал сословный антагонизм; в деле изгнания из Франции иезуитов , пользовавшихся большим влиянием в духовенстве, парламенту принадлежала одна из самых главных ролей. Наконец, не менее любопытно и то, что члены учреждения, стоявшего на страже всяких привилегий, защищавшего все старое и обветшалое, преследовавшего «философов» и сжигавшего их сочинения, сами начинали говорить революционным языком, заимствуя из оппозиционной литературы её идеи и даже её фразеологию. И в этом нельзя не видеть одного из признаков разложения «старого порядка», потому что раз вещь не соответствует своему принципу, это уже указывает на начало её падения. Вообще интересно, то, что первое нападение на королевскую власть сделано было во Франции со стороны представителей старого порядка.
В другой связи мы упоминали уже о главных случаях столкновений между королевскою властью и парламентами при Людовике XV. В середине XVIII в. составилась такая теория, будто парламенты суть лишь отделения (classes) общефранцузского учреждения, без согласия которого не может быть издано ни одного закона. В этом смысле писались сочинения, в которых доказывалась изначальность (с меровингской эпохи) прав парламентов. Вскоре после этого парижскому парламенту пришлось играть упомянутую уже роль в деле уничтожения ордена иезуитов во Франции, причем на стороне магистратуры было тогда и большинство «философов», хотя сам парламент был далек от того, чтобы пользоваться тогдашними философскими аргументами против ордена; в доводах против иезуитов, шедших еще с середины XVI в., во Франции никогда не бывало недостатка, да и самая вражда парламента к иезуитам была очень старинной. Около того же времени (1763) парижский парламент объявил, протестуя против новых эдиктов о налогах, что обложение, вынужденное посредством lit de justice, есть низвержение основных законов королевства. К такого рода заявлению примкнули парламенты в Руане и Бордо, так как учение, по которому все парламенты, как «классы» единого учреждения, должны действовать солидарно, – все более и более входило в сознание провинциальной магистратуры. На этой почве и подготовился самый резкий конфликт между парламентами и королевскою властью в конце царствования Людовика XV.
«Парламенты Мопу»
В начале семидесятых годов правительство проявило некоторую энергию. Еще при Шуазеле, положение которого покачнулось после смерти г‑жи де Помпадур и под влиянием не любившей его г‑жи дю Барри, канцлером Франции был назначен (1768) Мопу (Maupeou), а генерал-контролером финансов (1769) его друг аббат Террэ. Оба они были люди решительные, и старые предания над ними не имели никакой силы. Первым выступил Террэ с новыми финансовыми мерами. Финансы во Франции были очень расстроены. Система налогов была крайне несовершенна; расходы не соответствовали доходам и не подлежали никакому контролю; никто не знал настоящей цифры ни тех, ни других; казна не выходила из долгов, и самые долги эти возрастали непомерно. Единственная попытка уменьшить цифру долга посредством ежегодного погашения сделана была при Людовике XV, когда Машо (Machault) создал для этого в 1764 г. особую кассу (caisse d"amortissement), которая в шесть лет уменьшила долг на 76 миллионов. Террэ захватил предназначенные для этой цели суммы и прекратил дальнейшее погашение государственного долга: министр менее всего отличался церемонностью. В 1770 г. ему предстояло прямо выбирать между объявлением полного банкротства или сокращением платежей по долговым обязательствам кредиторам государства; он предпочел последнее, т. е. произвольно уменьшил ренты, выплачивавшиеся казною своим кредиторам, что вызвало всеобщее негодование. Парламент, членов которого эта мера не задевала, не протестовал, однако, против такого правонарушения. Нельзя не заметить, что у Террэ все‑таки еще было некоторое понимание истинного положения дел: он стремился к экономии и делал Людовику XV указания на необходимость перемены в способах ведения государственного хозяйства, хотя совершенно тщетно, так как на одни свадебные торжества, когда будущий Людовик XVI, внук и наследник короля, женился на дочери Марии Терезии, были потрачены громадные суммы денег.
Рене Никола Мопу, канцлер Людовика XV
Между тем произошли некоторые события, приведшие парламенты в столкновение с правительством. Губернатор Бретани, герцог д"Эгильон, запятнал себя разными злоупотреблениями но своей должности и был наконец отозван. Местный парламент (реннский), живший с ним в ссоре, и провинциальные штаты Бретани возбудили против него процесс и нашли поддержку со стороны парижского парламента, но двор взял герцога под свою защиту, и король решил прекратить все дело. Процесс тянулся в парижском парламенте уже около двух месяцев, когда Людовик XV предписал считать герцога д"Эгильона свободным от всякого обвинения (1770), но парламент не повиновался. Объявив герцога лишенным прав и привилегий пэра, пока он не очистится от подозрений, позорящих его честь, он протестовал против стремления двора «низвергнуть старое государственное устройство и лишить законы их равной для всех власти», поставив на их место голый произвол. Провинциальные парламенты заявили свою солидарность с парижским. Тогда 24 ноября 1770 г. был опубликован составленный канцлером Мопу королевский эдикт против парламентов. Они обвинялись в том, что проповедуют новые принципы, будто они представители нации, непременные выразители королевской воли, стражи государственного устройства и т. п. «Мы, говорил Людовик XV в своем эдикте, – мы держим власть нашу исключительно от Бога: право издавать законы, которыми должны управляться наши подданные, принадлежит нам вполне и безраздельно». Поэтому парламентам запрещалось говорить об их единстве и о «классах» единого учреждения, сноситься между собою, прерывать отправление правосудия и протестовать посредством коллективных отставок, как это делалось прежде. Парламент протестовал против этого эдикта, увидев в нем нечто противное основным законам королевства, и члены парламента, объявив, что не считают себя достаточно свободными, чтобы постановлять приговоры о жизни, имуществе и чести подданных короля, прекратили отправление правосудия. Тогда Мопу решился на самую резкую меру. Добившись у Людовика XV отставки Шуазеля, со стороны которого он опасался противодействия, канцлер послал в ночь с 19 на 20 января 1771 г. мушкетеров ко всем членам парламента с требованием немедленно ответить посредством письменного «да» или «нет», желают ли они возвратиться к исполнению своих обязанностей. Сто двадцать членов отвечало отказом, и их сослали, а потом сослали и других 38 человек, которые, дав сначала согласие, потом заявили, что солидарны с своими товарищами. Их должности, составлявшие частную их собственность, были конфискованы и объявлены вакантными, а обязанности судей должны были исполняться особыми комиссиями из членов государственного совета. В былые времена ссылка членов парламента была лишь средством заставить их быть сговорчивее и уступчивее, но теперь дело получило более серьезный характер. 23 февраля Мопу объявил судебной комиссии, заступившей место парламента, что король решил в округе парижского парламента учредить шесть новых высших судов (conseils supérieurs) и начать общую судебную реформу, уничтожив продажность должностей, заменив наследственных судей судьями, назначаемыми от правительства и оплачиваемыми жалованьем, отменив взносы тяжущихся в пользу судей, наконец, упростив, ускорив и удешевив судопроизводство. Эти обещания никого не удовлетворили, так что совершенно безуспешно Вольтер, сочувствовавший возвещенной реформе, напоминал обществу процессы Каласа и Сирвена, лежавшие несмываемым пятном на старом судопроизводстве. Оставаясь верным идее просвещенного абсолютизма, Вольтер приветствовал удар, нанесенный парламенту рукою министра, но громадное большинство думало иначе: парламент, говорили в обществе, защищал свободу от деспотизма, а «революция» , совершённая Мопу, наоборот, уничтожала всякие преграды, сдерживавшие произвол власти. К тому же и повод, из-за которого произошла распря с парламентом, был выбран весьма неудачно. Новый суд не пользовался доверием, и адвокаты даже отказывались иметь в нем дела. В тогдашней прессе чуть не один Вольтер указывал на то, что «основными законами», защищавшимися парламентом, были в сущности лишь те злоупотребления, от которых страдал народ. Большая часть тогдашних памфлетов обрушилась на «майордома» (le maire du palais) Mony, как на врага нации. Провинциальные парламенты объявили, что все совершившееся противозаконно и что лица, которые возьмут на себя исполнение судейских обязанностей в новых судах, суть негодяи. Протестовала и высшая финансовая палата (cour des aides), осмелившаяся даже потребовать созвания генеральных штатов и заявившая при этом, что она защищает «дело народа, от которого и во имя которого (par qui et pour qui) король царствует». За парламент заступились также принцы крови и пэры Франции, подавшие королю об этом особый мемуар. Ничего подобного не происходило во Франции со времен фронды, но Мопу был непреклонен. Протестовавшие парламенты были уничтожены, и судьи лишены своих должностей; cour des aides была равным образом уничтожена; принцы крови и пэры, подписавшие мемуар, удалены от двора. Таким образом в начале семидесятых годов королевская власть была в открытой борьбе с консервативными силами Франции, и монархия наносила удар учреждениям, которые были почти столь же древни, как и сама она. У Мопу был целый план судебной реформы в духе новых идей, но пора для опыта применения к Франции просвещенного абсолютизма, по-видимому, миновала. Вновь учрежденный в Париже суд (апрель 1771 г.) получил насмешливое название «парламента Мопу», которое было распространено и на суды, открытые перед тем в шести других городах. В памфлетах эпохи к «парламенту Мопу» относились, как к «вертепу разбойников» (caverne des voleurs). Место его заседаний пришлось окружить войском, чтобы народ не сделал на него нападения, но и это также эксплуатировалось врагами нового суда: могли ли-де быть свободными приговоры судей, находившихся под военной охраной? К лицам, принявшим на себя должности в новом суде, в обществе относились с нескрываемым презрением. Реформа, тем не менее, была проведена, и мало-помалу общественное мнение успокоилось; в некоторых местах народу новые суды стали даже нравиться, и бывали случаи, что толпа прямо выражала свое неодобрение членам прежних судов. Старая магистратура продолжала оказывать сопротивление; её представители в большинстве не хотели возвращаться к судейской службе и не соглашались брать предлагавшихся им денег в виде выкупа за принадлежавшие им места, несмотря на то, что для этого был назначен срок, после которого выдача отступного прекращалась (1 апр. 1773 г.), и королевская казна поэтому оставалась в выигрыше на целых 80 миллионов. Успокоение общественного мнения было, однако, лишь временным: едва скончался Людовик XV, как общество стало высказываться с такою силою за парламенты, что Людовик XVI счел нужным их восстановить. Мы еще увидим, что в новое царствование парламенты сделались главными противниками реформ, и что между ними и королевскою властью произошла новая борьба, бывшая, так сказать, уже прелюдией к великой революции.
Как отнеслось общество к судебной реформе Мопу, видно из одного любопытного эпизода, характеризующего тогдашнее настроение. В это время во Франции начинал свою литературную деятельность знаменитый Бомарше , публицист и драматург, впоследствии автор «Севильского цирюльника» (1775) и «Свадьбы Фигаро» (1784) и издатель полного собрания сочинений Вольтера. У Бомарше был в новом парижском суде процесс по взысканию одного долга; он проиграл этот процесс, возбудив против себя еще обвинение в попытке подкупить судью. Дело в том, что Бомарше, нуждаясь переговорить с докладчиком по своему делу и не получив к нему доступа, сделал подарок жене этого судьи, и та ему устроила свидание с мужем; это и послужило потом поводом к осуждению Бомарше за подкуп судьи. Остроумный и не особенно застенчивый писатель перенес свое дело на суд общественного мнения, сумел смешать с грязью «парламент Мопу» в блестящих памфлетах, в которых личное свое дело представил, как имеющее общественный интерес. Читая «мемуары» Бомарше, смеялась вся грамотная Франция и с нею вместе сам Людовик XV. Молодой писатель сделался героем дня, и представители высшего общества всячески выражали ему свое сочувствие, хотя свое личное дело он связал не с тою консервативною оппозицией, которая проявилась в протестах парламента и принцев крови, а с новыми либеральными идеями, нашедшими впоследствии выражение и в его известных комедиях. Вообще тогдашняя памфлетная пресса в вопросе о парламентах становилась на точку зрения господствовавшей политической теории, а таковою была доктрина Руссо. Правительственные заявления в смысле абсолютизма королевской власти встречали возражения в духе учения о народном верховенстве. Например, угроза одного из министров британским провинциальным штатам, что они в три дня будут кассированы, если станут отстаивать парламент, вызвала летучий листок под заглавием «Le propos indiscret», где конфликт правительства с сословно‑представительным учреждением названной провинции рассматривался с точки зрения «общественного договора», нарушаемого королем, «т. е. агентом нации», желающим превратить в «рабов» двадцать миллионов «свободных граждан». Прежде чем сделаться основою нового политического порядка, новые политические идеи послужили знаменем, под которое стала консервативная оппозиция, в сущности относящаяся к той же самой категории явлений, к которой принадлежит бельгийская и венгерская клерикально‑аристократическая оппозиция против просвещенного абсолютизма Иосифа II. В конце царствования Людовика XV французский абсолютизм сделал попытку уничтожить все, что в «старом порядке» было для него стеснительно, но оппозиция, встреченная им со стороны защитников всякой старины, искала санкции в новых политических учениях революционного характера и находила поддержку в обществе, уже не довольствовавшемся программою Вольтера.
«Парламент Мопу», которому по старому обычаю были представлены распоряжения Террэ относительно повышения многих налогов и вообще увеличения доходов казны, разумеется, не подымал никаких споров. Террэ не удалось только завести экономию. За свадьбою дофина последовала свадьба его брата, гр. Прованского, стоившая страшно дорого, и расходы двора возросли до 42,5 миллионов ливров, что в 1774 г. составляло одну седьмую всех доходов государства. Все худшие стороны старой финансовой политики в годы управления Террэ только получили дальнейшее развитие, но министр видел, что так идти далее нельзя, и думал о необходимости реформы. С Мопу и Террэ французская монархия как бы вступала в период правительственных преобразований. Новое царствование, начавшееся в 1774 г., в этом отношении обещало, по-видимому, уже и весьма многое, так как к власти прямо призывался настоящий «философ», успевший засвидетельствовать свои административные способности в качестве интенданта одной провинции, где он произвел кое‑какие реформы. 10 мая Людовик XVI вступил на престол, а 19 июля в министерство был призван Тюрго.
До семи лет за ним следила герцогиня Вантадур, а 15 февраля 1717 года его наставниками стали маршал Вильруа и епископ Флери, известный своей ученостью и набожностью. Тем не менее, воспитание не дало блестящих результатов, поскольку Вильруа и Флери больше интересовали интриги и дела политики, нежели образование юного короля.
"Король думает лишь об охоте, игре, о вкусной еде и о том, чтобы оставаться в пределах этикета, - писал маршал де Вайяр. - Он ни на кого не обратил пока свой прекрасный юный взор. Между тем в свои четырнадцать с половиной лет он сильнее и развит более любого восемнадцатилетнего юноши, и прелестнейшие дамы не скрывают, что они всегда к его услугам".
Юный монарх отличался редким целомудрием. Однажды, например, он прогнал из Версаля камердинера, который осмелился принять в его апартаментах любовницу.
Наконец пришло время подыскать Людовику XV королеву. Был составлен список европейских незамужних принцесс. Выяснилось, что на французский престол могли претендовать семнадцать.
Выбор пал на Марию Лещинскую, дочь экс-короля Польши, Станислава. Когда портрет Марии был представлен королю, Людовик XV не смог скрыть своего восхищения и объявил Совету, что согласен жениться на полячке.
5 сентября 1725 года Мария торжественно прибыла в Фонтенбло. Свадебная церемония состоялась в часовне и была столь продолжительной, что юная невеста потеряла сознание.
Восхитительный медовый месяц пятнадцатилетнего Людовика XV длился... три месяца. Король каждый вечер отправлялся на половину Марии и наслаждался ее обществом. Он был очарован прелестями королевы, та отвечала безграничной страстью. Она писала отцу: "Никто никогда не любил так, как я его люблю..."
Людовик XV проводил свободное время на охоте и доставлял удовольствие королеве. Его старания не пропали даром: Мария Лещинская родила на свет двух девочек-близнецов в 1727 году, через год - дочку, в 1729-м - дофина, затем герцога д"Анжу (1730), мадемуазель Аделаиду (1732), мадемуазель Викторию (1733), мадемуазель Софи (1734), мадемуазель Терезу-Фелисите (1736), мадемуазель Луизу-Мари (1737).
Лучшие дня
С 1732 года королева испытывала вполне понятную усталость: "Что за жизнь! Все время спать с королем, быть беременной и рожать!" Король был оскорблен этим заявлением, тем не менее, продолжал вести добродетельную жизнь, пока не встретил Марию-Юлию де Майи - старшую из пяти дочерей маркиза де Несля. Это была нежная, очаровательная, чувственная женщина. Ей, как и королю, было двадцать два года. Уже на втором свидании Людовик XV изменил королеве. Эта связь долго держалась в тайне. В течение трех лет де Майи в назначенный час поднималась по золоченым лестницам, ведущим в скрытые от глаз кабинеты. Так продолжалось до тех пор, пока две дамы случайно не раскрыли секрет. Когда Мария Лещинская узнала об измене мужа, она едва не потеряла сознание и закрылась в своей комнате. Все попытки к примирению со стороны Людовика XV ни к чему не привели. Тогда он пообещал жене больше никогда не появляться в ее спальне. Королева была на втором месяце беременности и надеялась, что рождение сына погасит ссору. Однако в июне 1737 года родилась еще одна дочь. Раздраженный монарх, оставив всякий стыд и сдержанность, стал открыто появляться с де Майи.
Людовик XV был меланхоличным, сдержанным, скрытным и, по словам одного историка, "равнодушным к развлечениям". Молодая герцогиня, чтобы развлечь его, принялась устраивать увеселительные ужины - неизменно пикантные, полные выдумки. Они проходили в небольших, специально для того приготовленных апартаментах. Эти интимные, мило убранные комнаты сообщались с комнатой его величества посредством потайных дверей. Быть приглашенным на такой ужин считалось особой милостью. Ужин вскоре превращался в оргию: дам раздевали, и каждый мужчина старался доказать им свое расположение. Потом опять пили. На рассвете приходили слуги и доставали из-под стола монарха и приглашенных им молодых женщин, прошедших по кругу. Эти вечеринки были лишь началом распутной жизни Людовика XV. Однако мадам де Майи доставались лишь символические подарки... Не склонная к интригам, она не просила большего.
В декабре Людовик XV после длительного перерыва провел ночь с Мари ей Лещинской и проявил себя, судя по словам столпившихся за дверями слуг, настоящим мужчиной. Но сближение с супругой на том и закончилось, и король вернулся к мадам де Майи. Но вскоре похождения короля вылились в неприятные последствия. Летописец Барбье свидетельствует: "Король чувствует себя лучше. Но на охоту он еще не ходит. По слухам, у него сифилис, - ведь Башелье, его первый камердинер, тайно приводил ему каких-то девушек, а тут уж не до уважения королевской особы..." Этой болезнью его наградила дочь мясника де Пуасси, которая, в свою очередь, подхватила ее от дворцового стражника во время народного гулянья.
В конце 1738 года мадам де Майи представила двору свою сестру Полин-Фелисите де Несль, которая была на два года ее моложе. Эта очаровательная особа покинула монастырь с ясным намерением заменить старшую сестру, пленить сердце короля и править Францией.
Она тотчас же приступила к делу, и, несмотря на то, что в ней не было ничего соблазнительного, ей удалось стать любовницей Людовика XV. Весной 1739 года она появилась в опере на балу, переодетая в пастушку, рядом с королем в костюме летучей мыши.
В то время как мадам де Майи оплакивала свою судьбу в парижском особняке, для новой фаворитки подыскивали мужа. Им стал Феликс де Винтимиль, внучатый племянник архиепископа Парижа. Вечером после свадьбы юная чета направилась в мадридский замок. Но Винтимиль, получивший двести тысяч ливров за этот фиктивный брак, лишь сделал вид, что отправляется на брачное ложе. На самом деле в супружеской постели его заменил Людовик XV.
С этого дня мадам де Винтимиль следовала за королем повсюду, а Людовик XV осыпал ее подарками. В мае 1740 года он подарил ей небольшой замок де Шуази, который стал часто посещать.
В замке любовники проводили все время в постели. Мадам де Винтимиль отличалась бурным темпераментом, и король, как писал один мемуарист, "засыпал лишь после того, как семь раз докажет ей мощь своего скипетра". Даже те, кто желал бы, чтобы Людовик XV больше рвения проявлял в государственных делах, гордились неутомимостью короля в постели... Всеобщей радости не было предела в тот день, когда стало известно, что фаворитка во время одной из таких встреч устала раньше своего любовника.
Мадам де Винтимиль благодаря заботам короля родила 1 сентября 1741 года прелестного мальчика, ему был дарован титул графа де Люка. Фаворитка могла бы рассчитывать на самое блестящее будущее, если бы ее не унесла после родов внезапная лихорадка. Король снова обратил внимание на мадам де Майи, однако уже в начале 1742 года заинтересовался третьей сестрой де Несль - герцогиней де Лорагэ. Эта юная особа не была очень красива, но обладала, как писал историк того времени, "приятной полнотой форм". Именно женщины этого типа считались особенно привлекательными в XVIII веке...
Людовик XV испытывал к ней влечение, удивлявшее придворных. Он любил ее на скамьях, диванах, креслах, лестничных ступенях. Герцогиня, явно испытывавшая слабость к подобного рода времяпрепровождению, "позволяла королю" все, издавая при этом радостные вскрики. Монарх предавался с ней не столь невинным удовольствиям. Однажды он потребовал, чтобы мадам де Майи присоединилась к ним, желая "спать между двумя сестрами", чьи прелести представляли явный контраст. Подобная вариация доставила Людовику XV лишь скромное развлечение, и он заскучал как прежде. В конце концов он пресытился герцогиней де Лорагэ, не отличавшейся особым умом, и, дабы избавиться от нее, но так, чтобы она всегда находилась поблизости, назначил ее фрейлиной дофины...
Осенью 1742 года мадам де Майи показалось, что она обладает достаточной властью, чтобы вмешиваться в политику. Увы! В ноябре было перехвачено письмо маршала де Бель-Иля маршалу де Майбуа. В нем содержались прозрачные намеки на роль фаворитки. Людовик XV пришел в ярость и быстро избавился от своей любовницы.
Желая продолжить удачно начавшийся турнир, он обратил свой взор на четвертую сестру де Несль, жену маркиза де Флявакура. Супруг ее был безумно ревнив, и королю не удалось увлечь ее в свою постель. Ревнивый муж, прознав про намерения Людовика XV, пригрозил жене расправой, если она поведет себя так, "как ее шлюхи сестры". Разочарованный монарх остановил свой выбор на последней сестре де Несль - Мари-Анне, вдове маркиза де Ла Турнеля.
Однажды после полуночи, переодевшись врачом, король отправился к ней в сопровождении герцога де Ришелье. Перед тем как взойти на королевское ложе, молодая женщина выдвинула свои условия. Она потребовала немедленно и публично отослать свою сестру, мадам де Майи, и возвести себя в статус официальной любовницы, какой была покойная мадам де Монтеспан. Она потребовала еще многое: "...прекрасные апартаменты, достойные ее положения, ибо не желала, как ее сестры, ужинать и тайком заниматься любовью в маленьких комнатах. Свой двор и чтобы король открыто приходил к ней ужинать. В случае недостатка в деньгах она желала получать их в королевской казне с правом собственной подписи. А если она забеременеет, то не будет скрывать этого, и дети ее будут считаться законными".
Людовик XV был сильно влюблен - он согласился на эти условия, и 17 января 1744 года палаты парламента узаконили королевский дар: герцогство де Шатору передавалось во владение мадам де Ла Турнель. Судя по документам, мадам де Ла Турнель получила этот подарок за услуги, оказанные королеве.
В марте 1744 года, подстрекаемый королем Фредериком II, король Франции вынужден был объявить войну Марии-Терезии Австрийской, Англии и Голландии. Неприятель в любой момент мог захватить французскую территорию. Тогда мадам де Шатору явилась к Людовику XV и дала ясно понять, что королю пришло время стать настоящим властителем, заняться военными делами и возглавить армию.
Это обращение тронуло монарха. Через месяц он отправился во Фландрию. Но поскольку не мог расстаться с мадам де Шатору, то взял ее с собой, что породило множество сплетен. Людовик XV распорядился, чтобы герцогине выделили соседний с его резиденцией особняк с тайными ходами, от одного особняка к другому.
В начале августа 1744 года после изысканного ужина герцог Ришелье устроил так, чтобы король оказался в спальне наедине с мадам де Шатору и ее сестрой мадемуазель Лорагэ, предусмотрительно закрыв за ними дверь. На следующий день Людовик XV слег с лихорадкой. Монарх, опасаясь скорой смерти, послал за духовником.
Епископ Суассонский Фитц-Джеймс заявил, что "законы церкви запрещают причащать умирающего, если его сожительница находится в городе", и просил короля отдать приказ об отъезде сестер.
Людовик XV скрепя сердце согласился. Как только эти дамы покинули город, епископ Суассонский дал разрешение соборовать монарха. Однако через неделю королю стало лучше. Эта новость вызвала ликование в народе, тут же прозвавшего его Любимым.
Людовик XV вернулся в Париж. И, как только к нему вернулись силы, поспешил к мадам де Шатору, отлученной от двора, и просил ее вернуться в Версаль. В ответ герцогиня потребовала изгнать лиц, виновных в ее опале. Король, горевший желанием возобновить близость с герцогиней, принял все ее условия. Увы, через две недели после бурно проведенной ночи фаворитка Людовика XV умерла.
После смерти мадам де Шатору Людовик XV растерялся. Исчерпав женские ресурсы семьи де Несль, он не знал, где ему искать любовницу. Коридоры Версаля наполнились красотками, любыми способами пытавшимися привлечь внимание короля.
В конце февраля 1745 года в Версале состоялся бал-маскарад. В два часа ночи король сделал комплимент юной красавице в одеянии Дианы-Охотницы. Его сразу же окружила толпа. Было замечено, что прекрасная Диана заигрывала с королем. Сильно заинтригованный, Людовик XV пошел за ней следом. Вот тут-то таинственная Охотница сняла маску - и все узнали мадам Ле Норман д"Этиоль...
"Продолжая рассыпать все уловки кокетства, - писал Сулави, - она затерялась в толпе, но из виду не скрылась. В руке у нее был платок, и то ли случайно, то ли специально она его обронила. Людовик XV торопливо поднял платок, но... он не мог пробраться к его владелице и со всей учтивостью, на какую был способен, бросил ей этот изящный комочек. В зале раздался смущенный шепот: "Платок брошен!.." Все соперницы потеряли последнюю надежду".
М-м д"Этиоль звали Жанна-Антуанетта Пуассон. Она была необыкновенно хороша собой. После эпизода с оброненным платком ей не пришлось долго ждать. Людовик XV приказал Бине, своему камердинеру, доставить ее - она была кузиной Бине - в Версаль. Разумеется, вскоре она очутилась в самой широкой постели государства. Увы! Бывают ситуации, когда даже монархи бессильны... У Людовика XV случилась внезапная слабость, и он, по выражению Морца, "дал осечку". К счастью, через несколько дней король восстановил силы и смог на той же широкой постели доказать мощь переполнявших его чувств... Людовик XV был очарован мадам Пуассон. Сулави писал: "Несмотря на природную холодность, у красавицы был весьма прихотливый характер". Но мадам д"Этиоль, против которой был настроен весь двор, дофин, духовенство, министры, боялась потерять все, так и не став фавориткой. Тогда она написала Людовику XV: у нее такой ревнивый муж, злые люди непременно расскажут ему об измене, он жестоко ее накажет. Она просит у короля защиты... Простодушный король предложил ей укрыться в Версале. Она не заставила себя упрашивать... Пока она устраивалась в апартаментах, принадлежавших ранее мадам де Майи, мсье де Турнхем, бывший, разумеется, ее союзником, отправился к мсье Ле Норману д"Этиолю и объявил, что его жена стала любовницей короля. В страшном отчаянии супруг вынужден был покинуть Париж. Счастливый Людовик XV не мог отказать ей ни в чем. Он купил для нее титул маркизы Помпадур, земли в Оверне с двенадцатью тысячами ливров дохода, назначил фрейлиной королевы и, наконец, признал "официальной фавориткой". Новоиспеченная маркиза была в восторге. Осуществились самые смелые ее мечтания. Однако роль фаворитки короля казалась слишком незначительной - она желала участвовать в управлении государством.
"Если бы она не вошла тогда в жизнь Людовика XV, - убежден Пьер де Нольха, - события развивались бы совсем в другом направлении: другая политика в вопросах финансовых, религиозных, а быть может, и в дипломатических отношениях. С этого времени женщина - умная и к тому же умеющая пользоваться своим умом - подчинила себе монарха, властителя королевства, относившегося к власти ревностнее, чем сам Людовик XIV". В конце концов этот недостаток ее темперамента стал общеизвестен, и многие женщины воспряли духом. Одна из них, мадам де Куазен, доставила мадам де Помпадур некоторое беспокойство. Однажды вечером в Марли обе женщины обменялись колкостями, что развеселило всех собравшихся. Маркиза вернулась в свои апартаменты не в себе, выбитая из колеи - почти в отчаянии. Мадам де Помпадур не ошиблась: король стал любовником мадам де Куазен и, кажется, находил в этом удовольствие. Оскорбленная фаворитка прибегла к услугам почтмейстера Жанеля. Однажды она вручила ему листок и повелела: "Вставьте эти строки в отрывки из писем, которые подаете королю". А было там вот что: "Это верно, что у нашего монарха появилась подружка. Лучше бы он оставил прежнюю. Она тихая, никому не делает зла и, уже скопила состояние. Та, о которой говорят, знатного происхождения и потребует привычного блеска. На нее придется тратить миллион в год - расточительность ее известна, - содержать приближенных к ней герцогов, вое питателей, маршалов, ее родных... Они заполонят королевский дворец и заставят дрожать министров".
Людовик XV, будучи скупым, быстро оставил мадам де Куазен. Через несколько дней мадам де Помпадур говорила подруге: "Эта великолепная маркиза просчиталась - напугала короля своей привычкой к роскоши. Она постоянно просила у него денег... Представляете, чего ему стоит подписать вексель на миллион, ведь он с трудом расстается с сотней луидоров!"
Однако со временем политические интриги, бессонные ночи, заботы лишили всесильную мадам де Помпадур прежней свежести, что не укрылось и от Людовика XV. Несколько месяцев монарх утешался с разными любовницами, предпочитая девственниц, если это было возможно, которых тайно приводили ему друзья. Тайная полиция вскоре сообщила маркизе об этих королевских шалостях. Оценив опасность, она "решила удержать Людовика XV возле себя, во что бы то ни стало, став наперсницей его увлечений". Помочь ей справиться с этой задачей суждено было совершенно случайно одной необычной личности, объявившейся в Париже. Речь идет о двадцатипятилетнем итальянце, который только и думал, что о девушках. Его звали Казанова.
Однажды этот молодой человек познакомился с очаровательной Луизон Морфи, служившей моделью Буше. Казанова так в нее влюбился, что заказал одному немецкому художнику ее портрет. Живописец изобразил ее обнаженной. Художник этот, оказавшись в 1753 году в Версале, показал копию портрета месье де Сен-Кентену. Именно этот придворный подыскивал утешительниц для королевской постели. Он решил, что такая красотка могла бы подойти королю, и показал ему портрет. Изображение пленило Людовика XV, и он выразил желание поближе познакомиться с оригиналом. По его приказу Луизон, предварительно отмытая сестрой - та получила за нее тысячу экю, - была доставлена на следующее утро в небольшой павильон в Версале. Уже вечером у Луизон была квартира в маленьком домике недалеко от дворца, и король с наслаждением приступил к ее образованию.
Маленький домик, в который король поселил Луизон, не оставил без внимания ни один писатель революции. Мы имеем в виду общеизвестный Олений парк. На протяжении двух столетий об этом уголке рассказывали, писали и придумывали самые невероятные вещи. Большинство историков утверждали, что там был гарем, и объясняли это название чудовищными оргиями, которые там устраивал Людовик XV. На самом деле Олений парк - это старое название Версальского квартала, построенного во времена Людовика XV на месте парка с дикими зверями времен Людовика XIII. В 1753 году, когда Людовик XV искал скрытое от посторонних глаз место для встреч, он выбрал домик в этом квартале. Там он и поместил Луизон Морфи - с дамой для охраны и слугой. Девушка прожила в этом доме около двух лет. Однажды вечером, в 1756 году, решив, что ей все позволено, она спросила короля: "Как там поживает старая кокетка?" Людовик XV подпрыгнул - он не терпел неуважительного отношения к маркизе. Через три дня мадемуазель Морфи, несмотря на то, что уже успела родить Людовику XV дочь, навсегда покинула маленький домик в Оленьем парке. Ее заменила ее двадцатилетняя сестра Брижитт, затем в маленьком домике жили поочередно мадемуазель Робер, мадемуазель Фукэ и мадемуазель Эно... Впоследствии Людовик XV не удовлетворялся содержанием одной любовницы. Он покупал у родителей совсем еще девочек (так как боялся заразиться некоторыми смертельными болезнями, такими как золотуха) и образовал "резерв наложниц". Маленьких девочек от девяти до двенадцати лет, привлекших своей красотой внимание полиции, покупали у родителей и переселяли в Версаль. Там Людовик XV проводил с ними долгие часы. Ему нравилось раздевать их, купать, наряжать. Он сам заботился о преподавании им основ религии, обучал их чтению, письму и молитвам.
Девочки-подростки находились в разных местах. Для их размещения король купил в квартале Олений парк другие дома, оставшиеся незанятыми.
Пока мадам де Помпадур занималась политическим образованием, король с не меньшим воодушевлением развлекался с юными девственницами, которых для него собирали в Олений парк. Тщеславные родители стали особенно заботиться о добродетели своих наследниц, чтобы услужить потом его величеству. Возникла жестокая конкуренция. Некоторые делали даже вполне деловые предложения - эти новоявленные коммерсанты прилагали своеобразные "гарантийные свидетельства". Вот, к примеру, письмо одного отца семейства: "Ведомый горячей любовью к священной королевской персоне, я имею счастье быть отцом очаровательной девушки, настоящего чуда свежести, красоты, молодости и здоровья. Я был бы счастлив, если бы Его Величество соблаговолил нарушить ее девственность. Подобная милость была бы для меня ценнейшим вознаграждением за мою долгую и верную службу в армии короля..." Через несколько дней она уже была в маленьком домике Оленьего парка.
В 1756 году началась Семилетняя война, одна из самых разрушительных в истории Франции. Чтобы вести войну, нужно было иметь много денег. Поэтому пришлось ввести новые налоги. Народ взбунтовался, обрушив свой гнев сначала на маркизу де Помпадур, а затем и на Людовика XV, который "шел на поводу у фаворитки". 5 января 1757 года, когда король садился в карету и собирался выехать из Версаля, из толпы выскочил мужчина, оттолкнул стражу, придворных и бросился на короля. Ему удалось нанести удар ножом с двумя лезвиями, но он только легко ранил монарха. 28 марта преступник по фамилии Дамьен был казнен самым изощренным способом, а Людовик XV, едва оправившийся от потрясения, снова зачастил в Олений парк.
Весной 1764 года маркиза де Помпадур серьезно заболела. Несмотря на заботы Людовика XV, состояние ее здоровья ухудшилось настолько, что она перестала интересоваться политикой и полностью посвятила себя жизни душевной.
Вопреки свидетельствам иных историков смерть мадам де Помпадур глу боко опечалила Людовика XV. Маркиза вот уже десять лет, как не была его любовницей, но ей удалось стать ему советчицей, премьер-министром и лучшим другом. Она стала необходима Людовику XV. Вечером того же дня во исполнение закона, запрещающего оставлять труп в королевском дворце, тело фаворитки на носилках перенесли в Эрмитаж. Двумя днями позже, когда останки мадам де Помпадур вывозили из Версаля в Париж, шел проливной дождь. Людовик XV не мог следовать за кортежем - он смотрел на процессию из окна: "Это единственные почести, которые я смог ей оказать". В это время у Людовика XV, оставившего мадемуазель де Роман, утомившую короля своими интригами, появилась очаровательная любовница - восхитительная девочка по имени Луиза Тирселэн. Эта юная особа, моложе короля на тридцать шесть лет, обладала неуемным темпераментом. Людовик обязан ей многими прекрасными ночами. Однако стать признанной фавориткой из-за своей юности девушка не могла. Поэтому придворные дамы старались привлечь внимание короля всеми данными им природой средствами. Одной из них, мадам д"Эспарбэ, повезло, и она заменила малышку Тирселэн. Число ее любовников было столь впечатляющим, что она получила прозвище Мадам Версаль, поскольку "весь город перебывал в ее постели". Она, возможно, была бы объявлена официальной любовницей, если бы не вмешался министр герцог де Шуазель, видевший в ней опасность.
Мадам де Грамон и мадам де Майе Брезе на несколько месяцев заменили ее. Но эти женщины, несмотря на их богатый опыт и красоту, не смогли удовлетворить пыл короля. Пресытившись, Людовик XV уже не интересовался придворными дамами. Очаровать его можно было лишь чем-то необычным. Недели напролет гонцы рыскали по всем провинциям в поисках юной особы, еще не повзрослевшей и в то же время уже достаточно испорченной, чтобы разбудить чувства короля. В начале 1765 года графу дю Барри пришла в голову мысль избавиться в пользу короля от надоевшей любовницы. Ее звали мадемуазель Ланж: двадцать пять лет, очаровательное личико, великолепное тело, опыт - и весьма легкий нрав. Граф дю Барри уступал ее своим друзьям, когда оказывался несостоятельным должником... Звали ее Жанна Бекю. В пятнадцать лет она почему-то взяла имя Манон Лансон и обратила взор к любовным утехам. Некий прелат преподал ей первые уроки наслаждения. Наконец, когда она работала в одном сомнительном заведении, ее заметил граф дю Барри и, восхищенный ее красотой, поселил девушку у себя. В течение нескольких лет граф эксплуатировал прелести своей протеже. Он "одалживал" ее на ночь и герцогу де Ришелье, и маркизу де Вильруа... При поддержке де Ришелье и первого камердинера короля графа Лебеля Манон оказалась среди женщин, прогуливающихся по двору с надеждой обратить на себя внимание Людовика XV. Наконец девушке повезло: король ее заметил и был очарован. Через два часа она лежала в его постели. Первый раз в жизни Людовику XV показалось, что женщина увидела в нем мужчину, а не короля. Предыдущие его любовницы не могли избавиться от... уважения к нему. Манон же позволила себе всевозможные дерзости. Новая для него, живая и непосредственная манера молодой женщины восхитила короля.
В дальнейшем Манон, поселившаяся в малом павильоне, умудрялась каждую ночь изобретать новые утехи, способные оживить увядшие чувства короля, - и возбудила у него подлинную страсть.
23 июля 1768 года состоялась свадьба брата графа дю Барри, Гийома, и Манон. По этому случаю было сделано фальшивое свидетельство о рождении: Жанна Бекю превратилась в дочь некоего Жан-Жака де Вобернье. Вся церемония была обычным фарсом. В контракте оговаривалось, что супруги никогда не должны жить как муж и жена; нотариусами были официально заверены титулы, которыми в течение многих лет незаконно пользовалась дю Барри. "Именно тогда эта семья стала знатной и известной. Неожиданно появились три графа, графиня и виконт - так появляются и растут ночью грибы".
Сделавшись титулованной любовницей, мадам дю Барри, отдававшаяся когда-то за несколько экю в галереях Пале-Рояля, стала держать свой дом, завела интенданта, первого камердинера, парикмахера, двух косметистов, трех портних, кучеров, курьеров, лакеев, дворецкого, офицера охраны, гардеробную прислугу, горничных и даже негра - знаменитого Замора. Король назначил ей содержание в миллион двести тысяч франков ежегодно, что равнозначно примерно пятидесяти миллионам старых франков; осыпал ее драгоценностями. Подобная роскошь и непомерные расходы на фоне общей нищеты в королевстве возмутили народ, сочинявший по этому поводу памфлеты и песни. Вскоре в народе появилась третья причина недовольства фавориткой: ее обвиняли в том, что она похотью утомляла короля, давала ему возбуждающие средства, дабы он всегда находился в прекрасной форме. Говорили, что она заставляла Людовика XV глотать шпанских мух, какой-то сироп и масло гвоздики. Употребление возбуждающих средств было тогда привычным. Король сам охотно пользовался ими, чтобы завоевать благосклонность дамы. Де Ришелье писал: "Старому развратнику приходилось иметь дело со специально подобранными девушками. Похоть иногда вынуждала его прибегать к уверткам, чтобы соблазнить тех, которые были добродетельны или верны своим любовникам. Именно так он добился расположения некоторых знатных дам и покорил мадам де Сад. Он предложил ей чудесные пастилки, куда добавил порошок шпанских мух. Он сам съел их и дал своей подруге, доведя ее желание до бешенства. Она предалась удовольствиям, которые мы не беремся описывать. Король в конце своего правления позволил себе несколько раз подобное развлечение. Несколько придворных дам умерли от последствий этих постыдных оргий".
Позже во всех этих извращениях обвинили мадам дю Барри. Ее страсть к любовным утехам восхищала Людовика XV, и однажды он поделился с Ришелье: "Я в восторге от вашей мадам дю Барри, это единственная женщина во Франции, которая знает секрет - как заставить меня забыть о моем шестидесятилетнем возрасте".
В апартаментах дю Барри проходили собрания министров, послы оказывали ей королевские почести, а советники приходили к ней за советом. Это немыслимое возвышение возмутило многих придворных. Они решили избавиться от графини, найдя ей замену. Сначала они попытались уложить в постель короля принцессу Монако. Молодая женщина надела очень открытое платье, в котором "почти полностью была видна ее самая красивая в мире грудь", и отправилась к Людовику XV. При виде короля красавица присела в глубоком реверансе, так что грудь ее выскочила из корсажа. Монарх с разгоряченным взором поднял ее и "поцеловал клубнички, неожиданно выросшие на его пути". Подобное начало обнадежило принцессу Монако. Не сомневавшаяся в силе своих чар, она быстро улеглась на софу и закрыла глаза. Через несколько минут принцесса снова открыла глаза, чтобы посмотреть, чем занимается король. Заложник собственной репутации, Людовик XV с грустью смотрел на нее. Решив, что он не смеет посягнуть на ее добродетель, она поощрительно улыбнулась ему и бросила страстный взгляд, Людовик вздохнул и уселся на край софы. Он подарил ей несколько любезных, ничего не значащих ласк, вежливо попрощался и ретировался. Жестоко оскорбившись, молодая женщина, не теряя времени, закатила жуткую сцену тем, кто выставил ее на посмешище. Вместо ответа они упрекнули ее в неумении взяться за дело и принялись искать новую замену фаворитке дю Барри. Нашли молодую англичанку. Она продвинулась не дальше принцессы Монако: Людовик XV оказал ей небольшую любезность на углу дивана и вскоре о ней забыл. Настала очередь жены музыканта, мадам Бэш - ей достались лишь "жалкие прикосновения", и она, затаив на сердце зло, вернулась к мужу. Попытки увести у нее любовника вскоре стали известны дю Барри. Она обеспокоилась, даже испугалась. Возраст короля, неуемные, давно ставшие привычными удовольствия... Дю Барри не могла надеяться, что ее чары смогут навсегда удержать такого непостоянного и к тому же утомленного любовника. Монарх несколько раз дружески разговаривал с принцессой де Ламбаль. Однажды в присутствии своей любовницы он восхитился ее изяществом. Графиня дю Барри высказала ему свои претензии и пожаловалась, что до нее дошли слухи о намерении короля жениться на принцессе. Король, оскорбленный подобным упреком, вызывающе заявил: "Мадам, я мог бы сделать еще хуже!" Дю Барри почувствовала укол в самое сердце и застонала от обиды. Графиня поделилась своими печалями с аббатом Террэ. Тот по-дружески посоветовал ей: "Брать пример с мадам де Помпадур: приноравливаться к меняющемуся вкусу монарха, стать сводницей и время от времени знакомиться с какой-нибудь юной особой, способной удовлетворить развращенное сердце короля". Выдвигая это предложение, аббат надеялся сделать любовницей короля одну из своих незаконнорожденных дочерей, мадам д"Амерваль, и вытеснить дю Барри. Но план этот провалился: Людовик XV несколько дней наслаждался этим "лакомым кусочком"... и вернулся к своей фаворитке.
Дю Барри не почивала на лаврах. Следуя советам де Террэ, она решила привязать короля, став наперсницей его удовольствий. Графиня, закрывая в 1768 году маленькие домики Оленьего парка, составила для своего любовника целый гарем. Отдав королю для начала свою племянницу мадемуазель Турнон, она перезнакомила его почти со всеми актрисами "Комеди Франсэз" (среди прочих - с матерью мадемуазель Марс). Но актрисы были лишены воображения, и поведение их в постели оставляло желать лучшего. Фаворитка привела в Версаль очаровательную мадемуазель Рокур, актрису по профессии и любовницу по призванию. Эта страстная дама была настолько известна своим бесстыдством, что заслужила прозвище Великой Волчицы. С первой же встречи ее пыл и изобретательность привлекли Людовика XV.
Весной 1774 года король опасно заболел. Врачи определили оспу. По мнению одного из мемуаристов, этой болезнью он был обязан "непомерному удовольствию, испытанному им в Трианоне, где он развлекался с красивой шестнадцатилетней девушкой, предоставленной ему графиней дю Барри. Бедняжка, сама того не ведая, носила в себе вирус этой смертельной болезни, поразившей ее на день позже, чем короля, - она умерла в три дня". И несмотря на все усилия лекарей, кровопускания, лекарства, Людовику XV становилось все хуже. 5 мая ему стало совсем плохо, а 10 мая, около часу дня, он скончался.
Записки сумасшедшего, главный герой, сюжет, история создания
Почему александр невский стал другом татарского хана и заключил союз с ордой Невский сын батыя
Воспоминания барнаульских ликвидаторов аварии на чернобыльской аэс