Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 23 страниц]

Что же касается до союза, то об оном не упоминается в трактате, по неимению у полномочных турецких достаточной власти на помещение такой статьи. Настаивая в сем требовании, не только повредили бы мы скорейшему успеху начатого дела, но и вовсе бы ход оного и самое событие могли приостановить.

Между тем как теперь, когда положено твердое основание доброму согласию, можем мы посредством возобновляемых ныне дружеских сношений между нами и Портою Оттоманскою извлечь из мира сего всю ту пользу, какую Государь император предполагать для себя изволит, и склонить султана на вступление с нами в союз.

Примите, милостивый государь, искреннейшее мое поздравление по случаю сего важного предприятия, после стольких пожертвований, трудов и домогательств, с преодолением всех препятствий к желаемому концу приведенного, в то время когда обстоятельства Европы делают мир с Портою настолько для нас полезным.

С отличнейшим высокопочитанием и такою же преданностью имею честь быть Вашего сиятельства, милостивого государя, всепокорнейший слуга

P. S. Нет сомнения, что мир, ныне заключенный с Портою, обратит на нее неудовольствие и ненависть Франции, а потому, также неоспоримо, решится султан на все наши предложения, почитая тогда союз с нами для собственной своей безопасности необходимым.

Имею честь быть

гр[аф] Михайло Г[оленищев]-Кутузов

Отечественная война и Заграничный поход (1812–1813)

Рескрипт Александра I М. И. Кутузову об обороне Петербурга

Михайло Ларионович! Настоящие обстоятельства делают нужным составление корпуса для защиты Петербурга. Я вверяю оный Вам. Воинские Ваши достоинства и долговременная опытность Ваша дают Мне полную надежду, что Вы совершенно оправдаете сей новый опыт Моей доверенности к Вам.

В состав сего корпуса войдут все войска, находящиеся в Петербурге и окрестностях, равномерно и новое вооружение, которое Я ожидаю от дворянства перербургского, одушевленного, конечно, тем же усердием, как и московское. Предписываю Вам сообразить все нужные меры по сим предметам с фельдмаршалом графом Салтыковым, ген[ералом] от инф[антерии] Вязмитиновым и ген[ерал]-лейт[енантом] кн[язем] Горчаковым.

Пребываю навсегда Вам доброжелательным

Александр

Донесение М. И. Кутузова Александру I об избрании его начальником Петербургского ополчения

17-го числа сего месяца Санкт-Петербургское дворянское общество призвало меня в свое собрание, где объявило всеобщее желание, дабы я принял начальство всеобщего ополчения Санкт-Петербургской губернии, от дворянства составляемого.

Дабы отказом не замедлить ревностных действий дворянства, принял я сие предложение и вступил в действие по сей части, но с таким условием, что, будучи в действительной Вашего Императорского величества военной службе, ежели я вызван буду к другой комиссии или каким-либо образом сие мое упражнение Вашему Императорскому Величеству будет неугодно, тогда я должность сию оставить должен буду другому по избранию дворянства.

Всемилостивейший государь, Вашего Императорского Величества всеподданнейший

граф Михайло Г[оленищев]-Кутузов

Рапорт М. И. Кутузова Александру I о раздаче знамен частям Петербургского ополчения

При устроении вооружаемого в Санкт-Петербургской губернии ополчения предположено в каждой батальон или дружину дать по два знамени, под коими бы новопоступающие воины приводились к присяге. Знамя, как сим положено быть, белого цвета с красным крестом и с надписью: Сим знамением победиши.

По той поспешности, с какою ополчение сие формируется, оные знамена уже делаются, и дворянское сословие будет только иметь счастье ожидать Высочайшего соизволения Вашего Императорского Величества на освящение и раздачу оных в ополчение.

Доклад М. И. Кутузова Александру I об организации Петербургского ополчения

По получении состоявшегося в 6-й день сего месяца Высочайшего манифеста с. – петербургское дворянство и все прочие сословия изъявили готовность и верноподданническое усердие свое к составлению внутренних сил для защиты Отечества, и на сей конец положено со всяких 25 душ собрать по одному человеку в составление оных, что все вместе будет до 8000 человек.

Состав предполагаемой С.-Петербургской военной силы

Оная составляется из 8 пеших дружин. Каждая дружина состоять будет сколько можно из людей одного уезда и будет иметь свой номер или уезда своего название.

Каждая дружина [состоит] из 4 сотен. В каждой сотне будет 200 человек воинов.

Об одежде

Простые воины сохраняют свое крестьянское платье, но не длиннее, как на вершок за колено. Прочие принадлежности к одежде по их состоянию. Фуражка должна быть так сделана, чтобы оную мог каждый во время холода подвязывать сверх ушей под бородою.

О вооружении

Для вооружения предполагается ружье. Те, которые оное иметь будут со штыком, пик иметь не будут, а без штыка – будут иметь пику длиннее полуаршином ружья со штыком, которая будет носиться на ремне за плечами.

Каждый воин будет иметь ранец через плечо на ремне, в которой бы можно было ему уложить свое белье, запасные сапоги и на три дни сухарей.

Будет иметь суму на патроны, хотя бы и другого образца, нежели комиссариатские.

Для наполнения чинов офицерских, вышних и нижних, сделаны выборы от дворянства и сверх того из отставных и штатских разного чина спешат стать в сие образуемое войско.

Для скорейшего обучения и прочного основания в дружинах намерен я употребить здешний батальон внутренней стражи, разделя его по всем сотням, равномерно и офицеров оного разделить по дружинам. Сельская С.-Петербургского уезда и городская полиция от сего не потерпит, ибо как скоро одна дружина составится, то и употреблять ее на сей предмет можно будет изобильно.

Предполагается сформировать одну конную и одну пешую артиллерийские роты.

К сему возьмутся из имеющихся в арсенале 3-фунтовые 24 пушки и малые единороги.

Лошадей под оные стараться приобрести как можно пожертвованием, остальные же искупятся на счет суммы сего войска.

Для основания этих рот не требуется из артиллерии ничего более, как только 30 старых нижних чинов.

Прежде получения в недавнем времени от Вашего Императорского Величества повеления касательно конницы ничего по сему предмету сделано не было; ныне же всех представляемых воинов из городских, числом до 500 человек, намерен я, как людей более расторопных, употребить всех в казачью службу. Для образования их будут люди из запасных эскадронов, в С.-Петербурге оставшихся.

Об обучении

Обучение воинов должно быть самое простое и состоять только в следующем.

Первый приступ к обучению есть тот, чтобы вперить в воина знание своего места в шеренге и в ряду, т. е. чтобы каждый знал человека, который стоит в ряду впереди и позади, и тех, которые в шеренге стоят у него по правую и левую сторону.

Надлежит вразумить его, что ни в каком случае он не должен отрываться от сих людей; ежели бы даже действовал и в россыпи, то и тогда не должен терять их из виду. Сие есть главное начало, связывающее всякое регулярное войско и дающее ему преимущество над необразованными толпами.

Ружьем учить только заряду и способности действовать штыком.

Маршировать фронтом, взводами и по отделениям; не искать в сем марше никакой красоты и тем только ограничиться, чтобы со временем достигнуть того, чтобы ступали в одну ногу, дабы не иметь во фронте волнения, которое приготовляет расстройку.

Батальонам в больших линиях равняться между собою посредством средних рядов, по принятому в российской службе способу.

О комитетах

Для скорейшего составления образования военной силы избрано два комитета: Устроительный и Экономический.

Устроительный заниматься будет всем тем, что для составления ополчения нужным предстоит.

Он занимается приемом, распределением, формированием, вооружением воинов и попечением об обозах, в предметах же, расходов требующих, сносится с Экономическим комитетом.

Экономический комитет имеет в ведении двух казначеев, главного и частных провиантмейстеров, всякого рода вступающие суммы и расходы оным.

На нем лежит обязанность снабжения войск провиантом, жалованьем и прочим.

Генерал от инфантерии граф Г[оленищев]-Кутузов

Указ Александра I Правительствующему Сенату о возведении М. И. Кутузова в княжеское достоинство

Указ Нашему Сенату

Во изъявление особливого Нашего благоволения к усердной службе и ревностным трудам Нашего генерала от инфантерии графа Голенищева-Кутузова, способствовавшего к окончанию с Оттоманскою Портою войны и к заключению полезного мира, пределы Нашей империи распространившего, возводим Мы Его с потомством Его в княжеское Всероссийской империи достоинство, присвоив оному титул Светлости. Повелеваем Сенату заготовить на княжеское достоинство диплом и поднести к Нашему подписанию.

Александр

Рескрипт Александра I М. И. Кутузову о поручении ему командования всеми сухопутными и морскими силами в Петербурге, Кронштадте и Финляндии

По назначении Вас командующим формируемого в С.-Петербурге корпуса нахожу нужным поручить главному начальству Вашему все войска, находящиеся в С.-Петербурге, Кронштадте и Финляндии, не исключая и морских, дабы Вы, имея оные в единственной своей команде, могли в случае надобности употреблять и соединять оные, имея в то же время наблюдение, дабы распоряжения Ваши, о морских войсках делаемые, были не иначе, как по сношению с морским министром, дабы предписания Ваши не были вопреки делаемых им распоряжений по флоту, вследствие данных Мною морскому министру предписаний.

На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою написано

Александр

Указ Александра I о назначении М. И. Кутузова членом Государственного Совета

Государственному Совету

Генералу от инфантерии князю Голенищеву-Кутузову всемилостивейше повелеваем присутствовать в Государственном Совете.

На подлинном собственною Его Императорского Величества рукою подписано тако:

Александр

Из письма Ф. В. Ростопчина Александру I о необходимости поставить М. И. Кутузова во главе армии

Государь! Ваше доверие, занимаемое мною место и моя верность дают мне право говорить Вам правду, которая, может быть, встречает препятствие, чтобы доходить до Вас. Армия и Москва доведены до отчаяния слабостью и бездействием военного министра, которым управляет Вольцоген. В главной квартире спят до 10 часов утра: Багратион почтительно держит себя в стороне, с виду повинуется и, по-видимому, ждет какого-нибудь плохого дела, чтобы предъявить себя командующим обеими армиями.

Москва желает, чтобы командовал Кутузов и двинул Ваши войска: иначе, Государь, не будет единства в действиях, тогда как Наполеон сосредоточивает все в своей голове. Он сам должен быть в большом затруднении; но Барклай и Багратион могут ли проникнуть его намерения? […]

Рескрипт Александра I М. И. Кутузову о назначении его главнокомандующим армиями

Михайло Ларионович!

Настоящее положение военных обстоятельств Наших действующих армий хотя и предшествуемо было начальными успехами, но последствия оных не открывают Мне той быстрой деятельности, с какою бы надлежало действовать на поражение неприятеля.

Соображая сии последствия и извлекая истинные тому причины, нахожу нужным назначение над всеми действующими армиями одного общего главнокомандующего, которого избрание, сверх воинских дарований, основывалось бы и на самом старшинстве.

Известные военные достоинства Ваши, любовь к Отечеству и неоднократные опыты отличных подвигов приобретают Вам истинное право на сию мою доверенность.

Избирая Вас для сего важного дела, Я прошу всемогущего Бога, да благословит деяния Ваши к славе российского оружия и да оправдаются тем счастливые надежды, которые Отечество на Вас возлагает.

Пребываю Вам всегда благосклонным

Александр

Из письма Александра I сестре, Екатерине Павловне

[…] Я нашел, что настроение здесь хуже, чем в Москве и провинции; сильное озлобление против военного министра, который, нужно сознаться, сам тому способствует своим нерешительным образом действий и беспорядочностью, с которой ведет свое дело.

Ссора его с Багратионом до того усилилась и разрослась, что я был вынужден, изложив все обстоятельства небольшому нарочно собранному мной для этой цели комитету, – назначить главнокомандующего всеми армиями; взвесив все основательно, остановились на Кутузове, как на старейшем, и дали таким образом Беннигсену возможность служить под его начальством. Кутузов вообще в большом фаворе у здешнего общества и в Москве. […]

Рескрипт Александра I М. И. Кутузову о разрешении прочитывать все донесения, отправленные из армии на имя императора

Князь Михайло Ларионович!

Встречаемых Вами едущих из армии курьеров позволяю Вам останавливать и все следуемые на имя Мое донесения, распечатав, прочитывать и потом уже за своею печатью отправлять оные ко Мне.

Пребываю Вам всегда благосклонный

Александр

Письмо М. И. Кутузова М. Б. Барклаю-де-Толли о назначении на пост главнокомандующего

Влагаемые у сего Высочайшие рескрипты: один на имя Вашего высокопревосходительства, другой же, которой прошу тотчас доставить на имя Его сиятельства князя Багратиона, – укажут Вам, милостивый государь мой, Высочайшее назначение меня главнокомандующим всех армий. Поспешая туда прибыть, сие будет покорнейшею моею просьбою, выслать ко мне фельдъегеря в Торжок, через которого мог бы я получить сведение о том, где ныне армии находятся, и который указал бы мне тракт из Торжка к оным.

Я оставляю личному моему с Вашим высокопревосходительством свиданию случай удостоверить Вас, милостивый государь мой, в совершенном почтении и преданности, с коими имею честь быть, Вашего высокопревосходительства всепокорный слуга

Высочайшее письмо к графу Нессельроду и письмо к г-ну Строганову покорно прошу доставить им.

Г[оленищев]-Кутузов

Рапорт М. Б. Барклая-де-Толли М. И. Кутузову о намерении дать сражение у Царево-Займища

августа 1812 г.

Третьего дня имел я честь донести Вашей светлости о положения вверенной мне армии. Ныне же почтеннейше доношу, что, находя позицию у Вязьмы очень невыгодною, решился я взять сего дня позицию у Царево-Займище на открытом месте, в коем хотя фланги ничем не прикрыты, но могут быть обеспечены легкими нашими войсками.

Получив известие, что генерал Милорадович с вверенными ему войсками приближается к Гжатску, вознамерился я здесь остановиться и принять сражение, которого я до сих пор избегал, опасаясь подвергнуть государство большой опасности в случае неудачи, ибо, кроме сих двух армий, никаких более войск не было, коими можно было располагать и сделать преграду неприятелю; посему я старался только частными сражениями приостановить быстрое его наступление, отчего силы его ежедневно более и более ослабевали и ныне соделались, может быть, немного больше наших.

Аванпосты 1-й армии были в прошлую ночь еще в двух верстах за Вязьмою. Неприятель идет за нами с 1, 3, 4 и 5-м своими корпусами, с корпусом короля неаполитанского, составленным по большей части конницею.

Войска, которые ведет генерал Милорадович, хотя и свежи, но состоят из одних рекрутов, следовательно, неопытны и малонадежны, почему полагаю лучшим их поместить в старые полки, а генералу Милорадовичу дать в команду 2-й корпус 1-й Западной армии.

Впрочем, я с прибытием Вашей светлости в армию буду ожидать подробнейших ваших наставлений.

Письмо М. И. Кутузова М. Б. Барклаю-де-Толли о времени прибытия его к армиям

Милостивый государь мой Михайло Богданович!

Наставшее дождливое время препятствует прибыть мне завтра к обеду в армию; но едва только с малым рассветом сделается возможность продолжать мне дорогу, то я надеюсь с 17-го по 18-е число быть непременно в главной квартире. Сие, однако же, мое замедление ни в чем не препятствует Вашему высокопревосходительству производить в действие предпринятый Вами план до прибытия моего78
До вступления в командование М. И. Кутузов не хотел вмешиваться в планы и распоряжения М. Б. Барклая-де-Толли. Однако позиция при Царево-Займище была неудачной. К тому же у Барклая-де-Толли не было времени на ее устройство. Возможно, Барклаем двигало желание во что бы то ни стало дать сражение до прибытия Кутузова, но он не успел этого сделать.

С совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего высокопревосходительства всепокорный слуга

князь Михаил Г[оленищев]-Кутузов

Из письма М. И. Кутузова Ф. В. Ростопчину об усилении армии ополчением и о вооружении ополченцев оружием московского арсенала

Письмо Ваше прибыло со мною во Гжатск сейчас в одно время, и не видавшись еще с командовавшим доселе армиями господином военным министром и не будучи еще достаточно известен о всех средствах, в них имеющихся, не могу еще ничего сказать положительного о будущих предположениях насчет действий армий. Не решен еще вопрос, что важнее – потерять ли армию или потерять Москву. По моему мнению, с потерею Москвы соединена потеря России.

Теперь я обращаю все мое внимание на приращение армии, и первым усилением для оной будут прибывать войска генерала Милорадовича, около пятнадцати тысяч состоящие. За тем Ираклий Иванович Марков извещает меня, что уже одиннадцать полков военного Московского ополчения выступили к разным пунктам.

Для сего надежного еще оплота желательно бы было иметь ружья с принадлежностями, и я, усмотрев из ведомостей, Вашим сиятельством при отношении ко мне приложенных, что в Московском арсенале есть годных 11845 ружей и слишком 2000 мушкетов и карабинов, да требующих некоторой починки ружей, мушкетов и штуцеров слишком 18000, покорно просил бы Ваше сиятельство теми средствами, какие Вы заблагорассудите, приказать починкою исправить, а я как о сих, так и о первых узнаю от военного министра; буде не назначено им другое какое-либо употребление, может быть употреблю на ополчение и Ваше сиятельство не умедлю о том уведомить.

Вызов восьмидесяти тысяч сверх ополчения вооружающихся добровольно сынов отечества есть черта, доказывающая дух россиянина и доверенность жителей московских к их начальнику, их оживляющего. Ваше сиятельство без сомнения оный поддержите так, чтобы армия в достоверность успехов своих могла при случае ими воспользоваться, и тогда попрошу я Ваше сиятельство направить их к Можайску. Я оканчиваю сие сердечною признательностию за лестные отзывы, которыми наполнено письмо Ваше, пребывая навсегда с совершенным почтением Вашего сиятельства всепокорный слуга

Князь Михаил Г[оленищев]-Кутузов

Приказ М. И. Кутузова по армиям о вступлении в командование 1, 2, 3-й Западными и Молдавской армиями79
Это был первый приказ М. И. Кутузова как главнокомандующего.

Высочайшим его императорского величества повелением вручено мне предводительство 1-й, 2-й, 3-й Западных и бывшей Молдавской армий. Прибыв ныне лично к первым двум, отныне впредь все донесения от них его императорскому величеству государю императору не иначе восходить будут, как через меня повергаемые.

Власть каждого из гг. главнокомандующих армиею остается при них на основании «Учреждения больших действующих армий».

Господин генерал от кавалерии барон Беннигсен состоять будет относительно ко мне на таком же основании, как и стоят начальники главных штабов относительно к каждому из гг. главнокомандующих армиями.

По случаю предназначенного мне укомплектования 1-й и 2-й армий войсками, приведенными г. генералом от инфантерии Милорадовичем, поручаются в начальство его 2-й и 4-й корпусы 1-й Западной армии.

Письмо М. И. Кутузова жене, Е. И. Кутузовой, о настроениях в армии

Я, слава Богу, здоров, мой друг, и питаю много надежды. Дух в армии чрезвычайный, хороших генералов весьма много. Право, недосуг, мой друг. Боже, благослови детей.

Верный друг Михайло Г[оленищев]-Кутузов

Донесение М. И. Кутузова Александру I о прибытии к армиям и решении дать сражение

Всемилостивейший Государь!

Прибыв 18-го числа сего месяца к армиям, Высочайше Вашим Императорским Величеством мне вверенным, и приняв главное над оными начальство, счастье имею донести всеподданнейше о следующем.

По прибытии моем в город Гжатск нашел я войска отступающими от Вязьмы и многие полки от частых сражений весьма в числе людей истощившимися, ибо только вчерашний день один прошел без военных действий. Я принял намерение пополнить недостающее число сие приведенными вчера генералом от инфантерии Милорадовичем и впредь прибыть имеющими войсками, пехоты 14587, конницы 1002, таким образом, чтобы они были распределены по полкам.

Не могу я также скрыть от Вас, Всемилостивейший Государь, что число мародеров весьма умножилось, так что вчера полковник и адъютант Его Императорского Высочества Шульгин собрал их до 2000 человек; но против сего зла приняты уже строжайшие меры.

Для еще удобнейшего укомплектования велел я из Гжатска отступить на один марш и, смотря по обстоятельствам, и еще на другой, дабы присоединить к армии на вышеупомянутом основании отправляемых из Москвы в довольном количестве ратников; к тому же местоположение при Гжатске нашел я по обозрению моему для сражения весьма невыгодным.

Усилясь таким образом как через укомплектование потерпевших войск, так и через приобщение к армии некоторых полков, формированных князем Лобановым-Ростовским, и части Московской милиции, в состоянии буду для спасения Москвы отдаться на произвол сражения, которое, однако же, предпринято будет со всеми осторожностями, которых важность обстоятельств требовать может.

Имеющуюся ныне с армиею Смоленскую милицию и часть Московской, в готовность пришедшую, употребить я намерен таким образом, что приобщу их к регулярным войскам, не с тем, чтобы ими оные комплектовать, но чтобы их употреблять можно там было иногда к составлению с пиками третьей шеренги или употреблять их за батальонами малыми резервами для отвода раненых или для сохранения ружей после убитых, для делания редутов и других полевых работ, наипаче замещать нужные места при обозах, дабы уже там ни одного солдата держать нужды не было.

При сем должно взять ту осторожность, чтобы внушить им, что их состояние от того нимало не переменяется, что они остаются временными воинами и что все от Вашего Императорского Величества им обещанное сохранится свято; сие готов я утвердить им и присягою.

От милиции имел я уже вчерашнего дня ту пользу, что с помощью их поймано мародеров более 2000 человек. Сие продолжается и сегодня.

В Московский межевой департамент отправил я инженерного чиновника для получения оттуда тех топографических карт, которые признаны нужными.

О неприятеле никаких сведений у нас нет, кроме того, что легкими войсками открывать можно или ведать от пленных, которых давно уже не было.

Прилагаю при сем оригинальные рапорты о наличной армии прежде, нежели началось укомплектование оной и подношу также Вашему Императорскому Величеству письмо принца Невшательского к военному министру Барклаю-де-Толли.

Всемилостивейший Государь, Вашего Императорского Величества всеподданнейший

князь Михаил Г[оленищев]-Кутузов

Из журнала военных действий 1-й и 2-й западных армий за 1812 г.80
Журнал составлен исполняющим должность генерал-квартирмейстера полковником К. Ф. Толем.

17 [августа]. Лагерь обеих армий при Царево-Займище. В сей день прибыл генерал от инфантерии князь Голенищев-Кутузов и принял главное начальство над армиями. Хотя предположено было генералом Барклаем-де-Толли дать сражение неприятелю при Царевом-Займище, но князь Голенищев-Кутузов почел нужным наперед сблизиться к подкреплениям, которые вел генерал от инфантерии Милорадович к армии.

18-го. Был растах всем войскам.

19-го. Армия, пройдя город Гжатск, расположилась лагерем при деревне Ивашкове. При сем месте присоединился генерал Милорадович с новыми войсками, прибывшими из Калуги. […]

20-го. Лагерь при деревне Дурыкине. […]

Письмо М. И. Кутузова П. И. Багратиону с предписанием о дальнейшем марше армий81
Аналогичные предписания были отправлены командующему 1-й Западной армией М. Б. Барклаю-де-Толли и командующему арьергардом П. П. Коновницыну.

Милостивый государь мой Петр Иванович!

Завтрешнего числа с рассветом поход армиям. Порядок марша и место, до которого войска должны дойти и расположиться, сообщится полковником Толем. С вечера выступает артиллерия и дивизии кирасир. Обозам никаким отнюдь при армиях не быть.

С совершенным почтением имею честь быть Вашего сиятельства, милостивый государь мой, всепокорный слуга

князь Г[оленищев]-Кутузов

Письмо М. И. Кутузова А. П. Тормасову о предполагаемом генеральном сражении

Милостивый государь мой Александр Петрович!

Прибыв к армиям, нашел я их отступление у Гжатска. Настоящий предмет движения оных состоит в том, чтобы силами, еще в ресурсе сзади находящимися, усилить их в такой степени, что желательно бы было, чтобы неприятельские немногим чем нас превосходили. Вчерашнего числа [силы] наших умножились до 15000 человек приведенными батальонами из рекрутских депо и последовательно усилятся войсками Московского ополчения.

Таким образом, ожидать буду я неприятеля на генеральное сражение у Можайска, возлагая с моей стороны все упование на помощь всевышнего и храбрость русских войск, нетерпеливо ожидающих сражение.

Ваше превосходительство согласиться со мной изволите, что в настоящие для России критические минуты, тогда как неприятель находится уже в сердце России, в предмет действий ваших не может более входить защищение и сохранение отдаленных наших польских провинций, но совокупные силы 3-й армии и Дунайской должны обратиться на отвлечение сил неприятельских, устремленных против 1-й и 2-й армий.

А посему Вам, милостивый государь мой, собрав к себе все силы генерал-лейтенанта Эртеля при Мозыре и генерал-лейтенанта Сакена при Житомире, идти с ними вместе с Вашею армиею действовать на правый фланг неприятеля. За сим господин адмирал Чичагов, перешедший уже со всею армиею сего месяца 17-го числа Днестр у Каменца, примет на себя все те обязанности, которые доселе в предмет ваших операций входили, и, занимая действиями своими пункты, ныне вами оставляемые, содержать беспрерывную коммуникацию с Вашим высокопревосходительством, операциями своими содействовать должен всеми силами общей цели, о чем я ему с сим и пишу.

С сим нарочным буду я ожидать уведомления Вашего, милостивый государь мой, о тех мерах, которые Вы посему предпринять изволите, равно о пунктах ваших операций и сведения о состоянии ваших сил.

С совершенным почтением честь имею быть Вашего высокопревосходительства милостивого государя моего всепокорный слуга

князь Г[оленищев]-Кутузов

Прилагаемое у сего отношение мое к адмиралу Чичагову прошу тотчас наставить фельдъегеря, вручитель сего доставит к Его высокопревосходительству.

Письмо М. И. Кутузова Ф. В. Ростопчину об ускорении доставки продовольствия к армии

Милостивый государь граф Федор Васильевич!

Я приближаюсь к Можайску, чтобы усилиться и там дать сражение. Ваши мысли о сохранении Москвы здравы и необходимо представляются. Помогите, Бога ради, в продовольствии, я его нашел в тесном состоянии.

Всепокорный слуга

князь Михаил Г[оленищев]-Кутузов

В Москве моя дочь Толстая и восемь внучат, смею поручить их Вашему призрению.

Михаил Г[оленищев]-Кутузов

Письмо М. И. Кутузова Ф. В. Ростопчину об обеспечении армии продовольствием и выборе позиции для сражения

Милостивый государь мой граф Федор Васильевич!

Я уже имел честь уведомить Ваше сиятельство о недостатках в продовольствии, которые армии наши претерпевают. Теперь, намереваясь по избрании места близко Можайска дать генеральное сражение и решительное для спасения Москвы, побуждаюсь повторить Вам убедительнейшие мои о сем важнейшем предмете настояния.

Если Всевышний благословит успехи оружия нашего, то нужно будет преследовать неприятеля: а в таком случае должно будет обеспечить себя также и со стороны продовольствия, дабы преследования наши не могли остановлены быть недостатками. На сей конец отношусь я сего же дня к господам губернаторам калужскому и тульскому с тем, чтобы они все, учиненные Вашим сиятельством по сему распоряжения, выполняли в точности и без малейшего замедления. Все сие представляю я беспримерной деятельности Вашей.

Уведомясь, что жители Москвы весьма встревожены разными слухами о военных наших происшествиях, прилагаю здесь для успокоения их письмо на имя Вашего сиятельства, которое можете вы приказать напечатать, если почтете за нужное.

Коль скоро я приступлю к делу, то немедленно извещу Вас, милостивый государь мой, о всех моих предположениях, дабы Вы в движениях своих могли содействовать миру и спасению Отечества.

Имею честь быть с совершенным почтением и преданностью, милостивый государь мой, Вашего сиятельства всепокорный слуга

князь Михаил [Голенищев]-Кутузов

Я доныне отступаю назад, чтобы избрать выгодную позицию. Сегодняшнего числа хотя и довольно хороша, но слишком велика для нашей армии и могла бы ослабить один фланг. Как скоро я изберу самую лучшую, то при пособии войск, от Вашего сиятельства доставляемых, и при личном Вашем присутствии употреблю их, хотя еще и недовольно выученных, ко славе Отечества нашего.

Письмо М. И. Кутузова жене, Е. И. Кутузовой, о настроении в армии

Я, слава Богу, здоров, мой друг, и с надеждою на Бога. Армия в полном духе. Солдаты из Смоленска вынесли чудотворный образ Смоленской Богоматери и сей образ везде сопутствует нам.

Всем нашим кланяйся. Детям благословение.

Верный друг Михайло Г[оленищев]-К[утузов]

Донесение М. И. Кутузова Александру I о состоянии армии и о выбранной позиции для сражения

Всемилостивейший государь!

Прибыв к армии, нашел я оную в полном отступлении, и после кровопролитных дел, в Смоленске бывших, полки весьма некомплектными. Дабы приблизиться к пособиям, принужден я был отступать далее, дабы встречающими меня войсками, которым я дал предварительно направление к Можайску, усилиться.

По сей день вступили уже в полки кавалерийские и пехотные до 17000 из войск, формированных генералом от инфантерии Милорадовичем. Правда, что приведены они уже ко мне были полками одетыми и вооруженными, но, состоя вообще все из рекрутов в большом недостатке штаб-, обер– и унтер-офицеров, было бы сие войско весьма ненадежно.

И для того предпочел я, отправя обратно штаб-, обер– и унтер-офицеров, барабанщиков и проч. назад в Калугу к новому формированию, всех рядовых обратить к укомплектованию старых полков, потерпевших в сражениях. Завтрашнего числа поутру получу тысяч до 15-ти из Можайска Московского ополчения.

Текущая страница: 14 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 19 страниц]

Позиция, в которой я остановился при деревне Бородине в 12-ти верстах вперед Можайска, одна из наилучших, которую только на плоских местах найти можно. Слабое место сей позиции, которое находится с левого фланга, постараюсь я исправить искусством. Желательно, чтобы неприятель атаковал нас в сей позиции, тогда я имею большую надежду к победе.

Но ежели он, найдя мою позицию крепкою, маневрировать станет по другим дорогам, ведущим к Москве, тогда не ручаюся, что может быть должен идти и стать позади Можайска, где все сии дороги сходятся, и как бы то ни было, Москву защищать должно.

Касательно неприятеля, приметно уже несколько дней, что он стал чрезвычайно осторожен, и когда трогается вперед, то сие, так сказать, ощупью. Вчерашнего дня посланный от меня полковник князь Кудашев заставил с 200 казаков всю конницу Давустова корпуса и короля неаполитанского несколько часов сидеть на лошадях неподвижно. Вчера неприятель ни шагу вперед движения не сделал. Сегодня казачьи наши форпосты от меня в 30-ти верстах, и боковые дороги наблюдаются весьма рачительно.

Продовольствие, хотя мы ни одного дни без хлеба не были, но не в такой деятельности, как бы я желал, что меня беспокоит весьма.

Неизбежно, что от имеющих впредь быть сражений и самой осенней погоды последует убыль. Нужно содержать армию всегда в довольном комплекте, и для того должно Военное министерство, не теряя времени, обращать рекрутов из депотов второй линии как можно поспешнее к Москве. Между тем приказал я некоторым полкам, формированным князем Лобановым, подойти ко мне, и ежели их найду ненадежными действовать самим собою, то выну из них рядовых для укомплектования старых полков и обращу основание их к новому формированию.

Всемилостивейший Государь, Вашего Императорского Величества всеподданнейший

P. S. Арьергардом командует ныне генерал-лейтенант Коновницын. Важных дел в сем корпусе еще не происходило, но неприятель удерживается в большом к нам почтении. Вчера пленных взято несколько офицеров и шестьдесят рядовых. По именам 5 корпусов, которым сии пленные принадлежат, несомненно, что неприятель концентрирован.

К нему прибывают последовательно пятые батальоны французских полков. Эти войска последние, которых ожидали, и сие называют французы Arrière Ban82
Ополчение.

С того, что предписано мною генералу Тормасову, прилагаю при сем описок.

Князь Г[оленищев]-Кутузов

Предписание М. И. Кутузова генерал-кригс-комиссару А. И. Татищеву о заготовке зимнего обмундирования

Получив уведомление г-на военного министра, что Вашему превосходительству поручено заготовить зимние панталоны для полков, потерявших оные при нынешних движениях армий, я прошу немедленно Вас, милостивый государь мой, со всякою скоростью изготовить хотя до семидесяти тысяч, скроить их на большой рост и сшить, а которые не поспеют, прислать в армию скроенные с подкладкою вместе с иголками и нитками. Всякое замедление отнесется к ответственности Вашей.

С истинным почтением и преданностью честь имею быть Вашего превосходительства всепокорный слуга

князь Г[оленищев]-Кутузов

Предписание М. И. Кутузова В. С. Ланскому об организации питания и медицинского обслуживания раненых

Главный медицинский инспектор Виллие представил мне учреждение, сделанное на случай тот, когда больные и раненые случатся быть отправляемы в Москву. Оно состоит в том, что назначены на каждой почтовой станции два лекаря и два фельдшера с лекарствами и перевязками. Должность их в том состоит, дабы они оставались на тех местах до тех пор, пока обстоятельства сего требовать будут, и прибывающим транспортам с больными и ранеными подавать нужную помощь.

В городе Можайске есть первая станция, где больные и раненые должны собираться и откуда они будут отправляться по транспортам не менее 100 и не более 300 человек на следующую станцию, которая называется Шелковмою, расстоянием от города 22 версты; от сей станции пойдут 22 версты до села Кубинского, от коего 27 верст до деревни Перхушкина, наконец 28 верст до Москвы. К назначенным медицинским чиновникам придадутся и те, которые по сдаче транспортов возвращены быть должны от Московского военного губернатора.

Во ожидании в сих местах генерального сражения Вашему превосходительству предстоит учреждение продовольствия для тех транспортов раненых, которые отсюда будут отправляемы в Москву.

Вследствие чего на всякой предназначенной станции отрядить комиссариатских чиновников, снабдив их для продовольствия больных хлебом, мясом, вином, уксусом и всем прочим, следующим по положению, приказав с ними поступать таким образом, чтобы по приходе каждого транспорта от первой до последующей станции удовольствованы были они на оной от комиссариатских чиновников всем тем, что больному в его положении нужным от медицинских чиновников признается.

Сии последние также с своей стороны перевяжут и раздадут лекарства больным, после чего дело уже транспортного офицера будет довезти до последующей станции больных, где они уже примутся на том же самом основании вышеозначенными медицинскими и комиссариатскими чиновниками. Я прошу Ваше превосходительство немедленно сим заняться и о тех мерах, какие Вами по сему предмету приняты будут, меня уведомить.

С совершенным почтением честь имею быть.

Приказ М. И. Кутузова по армиям о бое при Шевардине

Горячее дело, происходившее вчерашнего числа на левом фланге, кончилось к славе российского войска. Между прочим кирасиры преимущественно отличились, причем взяты пленные и пять пушек. Предписываю объявить сие немедленно войскам.

Письмо М. И. Кутузова Ф. В. Ростопчину о Бородинском сражении

Сего дня было весьма жаркое и кровопролитное сражение. С помощью Божьей русское войско не уступило в нем ни шагу, хотя неприятель в весьма превосходных силах действовал против него. Завтра, надеюсь я, возлагая мое упование на Бога и на московскую святыню, с новыми силами с ним сразиться.

От Вашего сиятельства зависит доставить мне из войск, под начальством Вашим состоящих, столько, сколько можно будет.

С истинным и совершенным почтением пребываю Вашего сиятельства, милостивого государя моего, всепокорный слуга

князь Кутузов

Рапорт М. И. Кутузова Александру I о сражении при Бородине83
Подробное донесение Александру I см. на стр. 206.

Позиция при Бородине

После донесения моего о том, что неприятель 24-го числа производил атаку важными силами на левый фланг нашей армии, 25-е число прошло в том, что он не занимался важными предприятиями, но вчерашнего числа, пользуясь туманом, в 4 часа с рассветом направил все свои силы на левый фланг нашей армии.

Сражение было общее и продолжалось до самой ночи. Потеря с обеих сторон велика: урон неприятельской, судя по упорным его атакам на нашу укрепленную позицию, должен весьма нашу превоосходить. Войска Вашего императорского величества сражались с неимоверною храбростию. Батареи переходили из рук в руки и кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли с превосходными своими силами.

Ваше императорское величество изволите согласиться, что после кровопролитнейшего и 15 часов продолжавшегося сражения наша и неприятельская армии не могли не расстроиться, и за потерею, сей день сделанною, позиция, прежде занимаемая, естественно, стала обширнее и войскам невместною, а потому, когда дело идет не только о славах выигранных баталий, но вся цель устремлена на истребление французской армии, ночевав на месте сражения, я взял намерение отступить на 6 верст, что будет за Можайском, и, собрав расстроенные баталиею войска, освежа мою артиллерию и укрепив себя ополчением Московским, в теплом уповании на помощь всевышнего и на оказанную неимоверную храбрость наших войск, увижу я, что могу предпринять противу неприятеля.

К сожалению, князь Петр Иванович Багратион ранен пулею в ногу лейтенанты Тучков, князь Горчаков, генерал-майоры Бахметевы, граф Воронцов, Кретов ранены. У неприятеля взяты пленные и пушки и один бригадный генерал.

Теперь ночь, и не могу еще разобраться, есть ли с нашей стороны таковая потеря.

Генерал от инфантерии князь Г[оленищев]-Кутузов

Приказ М. И. Кутузова по армиям о представлении сведений о численном составе корпусов и артиллерийских частей

Предлагается господам корпусным начальникам озаботиться тем, чтобы как можно скорее привели они в известность войски, им вверенные, и на первый случай, хотя бы примерно, доставить в дежурство мое перечневые ведомости.

Господам артиллерии генерал-майорам Левенштерну и Костенецкому привести в пополнение артиллерию, им каждому вверенную, укомплектовать ее людьми, лошадьми и зарядами и сего числа представить мне данные о числе оной ведомостью.

Письмо М. И. Кутузова Ф. В. Ростопчину о Бородинском сражении и решении отступить за Можайск

Милостивый государь мой граф Федор Васильевич!

Сражение, вчерашнего числа с утра начавшееся и продолжавшееся до самой ночи, было кровопролитнейшее. Урон с обеих сторон велик; потеря неприятеля, судя по упорным его атакам на укрепленную нашу позицию, должна нашу весьма превосходить. Войска сражались с неимоверною храбростью. Батареи переходили из рук в руки и кончилось тем, что неприятель нигде не выиграл ни на шаг земли со всеми превосходными силами.

Ваше сиятельство согласитесь, что после кровопролитнейшего и 15 часов продолжавшегося сражения наша и неприятельская армии не могли не расстроиться, и за потерею, сей день сделанною, позиция, прежде занимаемая, естественно, стала обширнее и войскам невместная.

Потому, когда дело идет не о славах выигранных только баталий, но вся цель будучи устремлена на истребление французской армии, и ночевав на месте сражения, я взял намерение отступить шесть верст, что будет за Можайском. Собрав войска, освежив мою артиллерию и укрепив себя ополчением Московским, в теплом уповании на помощь Всесильного и на оказанную неимоверную храбрость нашего войска, увижу, что я могу предпринять против неприятеля.

Мы взяли в плен бригадного генерала, штаб– и обер-офицеров и нижних чинов, также и пушки; чего еще, в ночи разобрать не могу. К сожалению, у нас несколько раненых генералов, между прочих князь Петр Иванович Багратион пулею в ляжку.

Чистосерд[еч]ие, с которым я Вам сие сообщаю, и намерения мои должны успокоить Москву, а за вызовом, Вашим сиятельством сделанным, ожидаю от известной любви Вашей к отечеству тех усилий, которые может столица Москва армии дать.

С совершенным почтением пребываю Вашего сиятельства, милостивого Государя моего, всепокорный слуга

князь Михаил Г[оленищев]-Кутузов

Приказ М. И. Кутузова по армиям с объявлением благодарности войскам

Особенным удовольствием поставляю объявить мою совершенную благодарность всем вообще войскам, находившимся в последнем сражении, где новый опыт показали они неограниченной любви своей к Отечеству и Государю и храбрость, русским свойственную. Полки же лейб-гвардии доказали, что они по справедливости заслуживают счастье охранять священную особу Всемилостивейшего нашего Государя. После самого кровопролитнейшего сражения не находилось ни одного из сих воинов, оставившего свои ряды.

Ныне, нанеся ужаснейшее поражение врагу нашему, мы дадим ему с помощью божьей конечный удар. Для сего войска наши идут навстречу свежим воинам, пылающим тем же рвением сразиться с неприятелем. Щедрые награды Всемилостивейшего Государя всем храбрым готовы.

Донесение М. И. Кутузова Александру I о сражении при Бородине

Августа 24-го числа пополудни в 4 часа арьергард наш был атакован при Колоцком монастыре французами. Превосходные силы неприятеля принудили отступить оный к позиции, близ Бородина находящейся, где войска были уже устроены в боевой порядок. В сей день арьергард наш имел дело с неприятельской кавалерией и одержал поверхность. Изюмский гусарский полк с некоторым числом казаков сильно атаковал французскую кавалерию, где три эскадрона оной были истреблены.

Неприятель, перейдя реку Колочу выше Бородина, направил главные свои силы на устроенный нами пред сим редут, чрезвычайно беспокоивший наступательное его на наш левый фланг движение. Битва против сего редута час от часу делалась упорнее, однако ж все покушения неприятеля, отражаемого несколько раз с большим уроном, делались тщетными, и наконец был он совершенно отбит.

В сие время кирасирские полки 2-й дивизии – Екатеринославский, Орденский, Глуховский и Малороссийский быстрой атакой довершили его поражение. При сем взято нами 8 пушек, из коих 3, будучи подбиты, оставлены на месте сражения.

25-го армия французская находилась в виду нашей, построила пред своим фрунтом несколько укреплений; на правом же ее крыле замечены были разные движения, скрытые от нас лесами, почему и можно было предположить, что намерение Наполеона состояло в том, чтоб напасть на левое наше крыло и потом, продолжая движение по Старой Смоленской дороге, совершенно отрезать нас от Можайска.

Дабы предупредить сие намерение, я приказал того же дня генерал-лейтенанту Тучкову с 3-м корпусом идти на левое наше крыло и прикрыть положением своим Смоленскую дорогу. В подкрепление сему корпусу отряжено было 7000 человек Московского ополчения под предводительством генерал-лейтенанта графа Маркова.

От 3-го корпуса до левого крыла 2-й армии, которой командовал генерал от инфантерии князь Багратион, был промежуток, на версту продолжающийся и покрытый кустарниками, в котором для лучшей связи расположены были егерские полки 20-й, 21-й, 11-й и 41-й. Сводные гренадерские батальоны 2-й армии под командой г[енерал]-м[айора] гр[афа] Воронцова заняли все укрепления, устроенные перед деревней Семеновской; к сей деревне примыкало левое крыло нашей армии и от оной простиралась линия из полков 7-го корпуса под командой генерал-лейтенанта Раевского в направлении к кургану, в середине армии находящемуся и накануне укрепленному. К правой стороне кургана примыкал 6-й корпус под командой генерала от инфантерии Дохтурова левым своим крылом.

В сем месте линия склонялась вправо к деревне Горкам, и в оном направлении стояли 4-й и 2-й пехотные корпуса, составлявшие правое крыло армии под командой генерала от инфантерии Милорадовича.

Все вышеупомянутые войска входили в состав главной нашей силы (кор-де-баталь) и расположены были в две линии. За ними находились кавалерийские корпуса следующим образом: 1-й кавалерийской немного правее за 2-м корпусом, 2-й за 4-м, 3-й за 6-м, 4-й за 7-м. Позади кавалерии 5-й пехотный корпус, из гвардейских полков составленный, и 2-я гренадерская дивизия, а за оными обе кирасирские.

В таком положении армия ожидала наступления дня и неприятельского нападения.

26-го числа в 4 часа пополуночи первое стремление неприятеля было к селу Бородину, которым овладеть искал он для того, дабы, утвердясь в оном, обеспечить центр своей армии и действия на левое наше крыло, в то же самое время атакованное. Главные его батареи расположены были при деревне Шевардино: 1-я о 60 орудиях вблизи оставленного нами 24-го числа редута имела в действии своем косвенное направление на пехотную нашу линию и батарею, на кургане устроенную, а 2-я о 40 орудиях немного левее первой обращала огонь свой на укрепление левого нашего крыла.

Атака неприятеля на село Бородино произведена была с невероятной быстротой, но мужество лейб-гвардии егерского полка, оживляемое примером начальников оного, остановило стремление 8000 французов. Наикровопролитнейший бой возгорелся, и сии храбрые егери в виду целой армии более часу удерживали [неприятеля]. Наконец, подошедшие к нему резервы умножили силы, принудили сей полк, оставя село Бородино, перейти за реку Колочь.

Французы, ободренные занятием Бородина, бросились вслед за егерями и почти вместе с ними перешли реку, но гвардейские егери, подкрепленные пришедшими с полковником Манахтиным полками и егерской бригадой 24-й дивизии под командой полковника Вуича, вдруг обратились на неприятеля и соединенно с пришедшими к ним на помощь ударили в штыки, и все находившиеся на нашем берегу французы были жертвою дерзкого их предприятия.

Мост на реке Колоче совершенно был истреблен, несмотря на сильный неприятельский огонь, и французы в течение целого дня не осмеливались уже делать покушения к переправе и довольствовались перестрелкою с нашими егерями.

Между тем огонь на левом нашем крыле час от часу усиливался. К сему пункту собрал неприятель главные свои силы, состоящие из корпусов князя Понятовского, маршалов Нея и Давуста, и был несравненно нас многочисленнее. Князь Багратион, видя умножение неприятеля, присоединил к себе 3-ю пехотную дивизию под командой генерал-лейтенанта Коновницына и сверх того вынужден был употребить из резерва 2-ю гренадерскую дивизию под командой генерал-лейтенанта Бороздина, которую он и поставил уступами против левого крыла за деревнею, а левее от оной три полка 1-й кирасирской дивизии и всю 2-ю кирасирскую дивизию.

Я нашел нужным сблизить к сему пункту полки: лейб-гвардии Измайловский и Литовский под командою полковника Храповицкого. Неприятель под прикрытием своих батарей показался из лесу и взял направление прямо на наши укрепления, где был встречен цельными выстрелами нашей артиллерии, которой командовал полковник Богуславский, и понес величайший урон.

Невзирая на сие, неприятель, построясь в несколько густых колонн, в сопровождении многочисленной кавалерии с бешенством бросился на наши укрепления. Артиллеристы, с мужественным хладнокровием выждав неприятеля на ближайший картечный выстрел, открыли по нему сильный огонь, равномерно и пехота [встретила] его самым пылким огнем ружейным, [но поражение] их колонн не удержало французов, которые стремились к своей цели и не прежде обратились в бегство, как уже граф Воронцов со сводными гренадерскими батальонами ударил на них в штыки; сильный натиск сих батальонов смешал неприятеля, и он, отступая в величайшем беспорядке, был повсюду истребляем храбрыми нашими воинами.

При сем нападении граф Воронцов, получив жестокую рану, принужден был оставить свою дивизию. В то же самое время другая часть неприятельской пехоты следовала по Старой Смоленской дороге, дабы совершенно обойти наше левое крыло; но 1-я гренадерская дивизия, на сей дороге находившаяся, с твердостью выждав на себя неприятеля, остановила его движения и заставила податься назад.

Новые силы подкрепили французов, что и побудило генерал-лейтенанта Тучкова отступить по Смоленской дороге, где занял он на высоте выгодную позицию. Устроенная на сем месте 1-й артиллерийской бригады батарея причиняла значащий вред наступающему неприятелю. Французы, заметив важность сего места, ибо высота сия командовала всею окружностью, и, овладев оной, могли они взять во фланг левое наше крыло и отнять способ держаться на Смоленской дороге, почему, усилясь против сего пункта, и в сомкнутых колоннах с разных сторон повели атаку на 1-ю гренадерскую дивизию.

Храбрые гренадеры, выждав неприятеля, открыли по нему наижесточайший огонь и, не медля нимало, бросились на него в штыки. Неприятель не мог выдержать столь стремительного нападения, оставил с уроном место битвы и скрылся в близлежащие леса. Генерал-лейтенант Тучков при сем ранен пулею в грудь и генерал-лейтенант Олсуфьев принял по нем команду.

В 11 часов пополуночи неприятель, усилясь артиллерией и пехотой против укреплений нашего левого крыла, решился вновь атаковать оные. Многократные его атаки были отбиты, где много содействовал с отличною храбростью генерал-майор Дорохов. Наконец, удалось овладеть ему нашими тремя флешами, с коих мы не успели свести орудий.

Но не долго он воспользовался сею выгодою; полки Астраханский, Сибирский и Московский, построясь в сомкнутые колонны под командой генерал-майора Бороздина, с стремлением бросились на неприятеля, который был тотчас сбит и прогнан до самого леса с большим уроном. Такой удар был с нашей стороны не без потери. Генерал-майор принц Мекленбургский Карл ранен, Ревельского пехотного полка шеф генерал-майор Тучков 4-й был убит, Московского гренадерского полка полковник Шатилов получил жестокую рану, Астраханского гренадерского полка полковник Буксгевден, несмотря на полученные им три тяжкие раны, пошел еще вперед и пал мертв на батарее со многими другими храбрыми офицерами.

Потеря французов против нас несравнительна. После чего неприятель, умножа силы свои, отчаянно бросился опять на батареи наши и вторично уже овладел оными, но генерал-лейтенант Коновницын, подоспев с 3-й пехотной дивизией и видя батареи наши занятыми, стремительно атаковал неприятеля и в мгновение ока сорвал оные.

Все орудия, на оных находившиеся, были опять отбиты нами; поле между батареями и лесом было покрыто их трупами, и в сем случае лишились они лучшего своего кавалерийского генерала Монбрена и начальника главного штаба генерала Ромёфа, находившегося при корпусе маршала Давуста.

После сей неудачи французы, приняв несколькими колоннами как пехотными, [так] и кавалерийскими вправо, решились обойти наши батареи. [Едва] появились они из лесу, как генерал-лейтенант князь Голицын, командовавший кирасирскими дивизиями, влево от 3-й пехотной дивизии находившимися, приказал генерал-майору Бороздину и генерал-майору Дуке ударить на неприятеля. Вмиг был он обращен в бегство и принужден скрыться в лес, откуда хотя несколько раз потом и показывался, но всегда [был] с уроном прогоняем.

Невзирая на сильную потерю, понесенную французами, не переставали они стремиться к овладению вышеупомянутыми тремя флешами; артиллерия их, до 100 орудий умноженная, сосредоточенным огнем своим наносила немалый вред нашим войскам.

Я, заметя, что неприятель с левого крыла переводит войска, дабы усилить центр и правое свое крыло, немедленно приказал двинуться всему нашему правому крылу, вследствие чего генерал от инфантерии Милорадович отрядил генерал-лейтенанта Багговута со 2-м корпусом к левому крылу, а сам с 4-м корпусом пошел на подкрепление центра, над коим и принял начальство. Генерал же от инфантерии Дохтуров взял перед этим в командование левый фланг после князя Багратиона, получившего, к крайнему сожалению всей армии, тяжкую рану и вынужденного через то оставить место сражения.

Сей несчастный случай весьма расстроил удачное действие левого нашего крыла, доселе имевшего поверхность над неприятелем, и, конечно бы, имел самые пагубные последствия, если бы до прибытия генерала от инфантерии Дохтурова не вступил в командование генерал-лейтенант Коновницын.

Не менее того в самое сие время неприятель напал на наши укрепления, и войска, несколько часов кряду с мужеством оные защищавшие, должны были, уступив многочисленности неприятеля, отойти к деревне Семеновской и занять высоты, при оной находящиеся, которые, без сомнения, скоро были бы потеряны, если бы генерал-майор граф Ивелич не подоспел с командой 17-й дивизии и не устроил сильные на оных батареи, чрез что восстановил тесную связь между левым крылом армии и 1-й гренадерской дивизией.

Генерал-лейтенант Багговут с 4-й дивизией присоединился в то же время к 1-й гренадерской дивизии и принял оную в свою команду. После сего неприятель хотя и делал несколько покушений на наше левое крыло, но всякий раз был отражен с величайшей потерей.

Полки лейб-гвардии Измайловский и Литовский, пришедшие на левый фланг 3-й пехотной дивизии, с непоколебимою храбростью выдерживали наисильнейший огонь неприятельских орудий и, невзирая на понесенную потерю, пребывали в наилучшем устройстве. Полки лейб-гвардии Измайловский и Литовский в сем сражении покрыли себя славой в виду всей армии, будучи атакованы три раза неприятельскими кирасирами и конными гренадерами, стояли твердо и, отразив их стремление, множество из оных истребили. Генерал-майор Кретов с кирасирскими полками Екатеринославским и Орденским подоспел к ним на помощь, опрокинул неприятельскую кавалерию, большую часть истребил оной и сам при сем случае был ранен.

Наполеон, видя неудачные покушения войск правого крыла своей армии и что они были отбиты на всех пунктах, скрыл оные в леса и, заняв опушку стрелками, потянулся влево к нашему центру. Генерал он инфантерии Барклай-де-Толли, командовавший 1-й армией, заметив движение неприятеля, обратил внимание свое на сей пункт и, чтоб подкрепить оный, приказал 4-му корпусу примкнуть к правому крылу Преображенского полка, который с Семеновским и Финляндским оставались в резерве.

За сими войсками поставил он 2-й и 3-й кавалерийские корпуса, а за оными полки кавалергардской и конной гвардии. В сем положении наш центр и все вышеупомянутые резервы были подвержены сильному неприятельскому огню; все его батареи обратили действие свое на курган, построенный накануне и защищаемый 18-ю батарейными орудиями, подкрепленными всей 26-й дивизией под начальством генерал-лейтенанта Раевского.

Избежать сего было невозможно, ибо неприятель усиливался ежеминутно против сего пункта, важнейшего во всей позиции, и вскоре после того большими силами пошел на центр наш под прикрытием своей артиллерии густыми колоннами, атаковал курганную батарею, успел овладеть оной и опрокинуть 26-ю дивизию, которая не могла противостоять превосходнейшим силам неприятеля.

Начальник Главного штаба генерал-майор Ермолов, видя неприятеля, овладевшего батареей, важнейшею во всей позиции, со свойственной ему храбростью и решительностью, вместе с отличным генерал-майором Кутайсовым взял один только Уфимского пехотного полка батальон и, устроя сколько можно скорее бежавших, подавая собой пример, ударил в штыки.

Неприятель защищался жестоко, но ничто не устояло против русского штыка. 3-й батальон Уфимского пехотного полка и 16-й егерский полк бросились прямо на батарею, 19-й и 40-й по левую сторону оной, и в четверть часа батарея была во власти нашей с 18-ю орудиями, на ней бывшими. Генерал-майор Паскевич с полками ударил в штыки на неприятеля, за батареей находящегося; генерал-адъютант Васильчиков учинил то же с правой стороны, и неприятель был совершенно истреблен; вся высота и поле оной покрыто неприятельскими телами, и бригадный командир французский генерал Бонами, взятый на батарее, был один из неприятелей, снискавший пощаду.

Подоспевшая на сей случай кавалерия под командой генерал-адъютанта Корфа много способствовала к отбитию батареи нашей; при сем случае, к большому всех сожалению, лишились мы достойного генерала от артиллерии Кутайсова, который при взятии батареи был убит. Генерал-майор Ермолов переменил большую часть артиллерии, офицеры и услуга при орудиях были перебиты и, наконец, употребляя Уфимского пехотного полка людей, удержал неприятеля сильные покушения во время полутора часов, после чего был ранен в шею и сдал батарею г[енерал]-майору Лихачеву, присланному генералом от инфантерии Барклаем-де-Толли с 24-й дивизией на смену 26-й, которая, имея против себя во все время превосходные силы неприятеля, была весьма расстроена.

Во время сего происшествия неприятельская кавалерия, из кирасир и улан состоящая, атаковала во многих пунктах 4-й корпус, но сия храбрая пехота, выждав неприятеля на ближайший ружейный выстрел, произвела столь жестокий батальной огонь, что неприятель был совершенно опрокинут и с большой потерей бежал в расстройстве; при сем случае особенно отличились Перновский пехотный и 34-й егерский полки.

Несколько полков 2-го кавалерийского корпуса, преследовав бегущего неприятеля, гнали до самой пехоты. Псковский драгунский полк под командой полковника Засса врубился в неприятельскую пехоту; адъютант Его Высочества полковник князь Кудашев довершил истребление другой неприятельской колонны, подскакав с 4-мя орудиями гвардейской конной артиллерии, из коих, действовав ближайшим картечным выстрелом, нанес ужасный вред неприятелю.

После сего неприятель большими силами потянулся на левый наш фланг. Чтобы оттянуть его стремление, я приказал генерал-адъютанту Уварову с 1-м кавалерийским корпусом, перейдя речку Колочу, атаковать неприятеля в левый его фланг. Хотя положение места было не весьма выгодное, но атака была сделана довольно удачно, неприятель был опрокинут; при сем случае Елисаветградский гусарский полк отбил два орудия, но не мог вывезти за дурной дорогой; в это самое время неприятельская пехота покусилась было перейти через реку Колочу, дабы напасть на пехоту нашу, на правом фланге находящуюся, по генерал-адъютант Уваров, атаками на оную произведенными, предупредил ее намерение и воспрепятствовал исполнению оного.

Наполеон, видя неудачу всех своих предприятий и все покушения его на левый наш фланг уничтоженными, обратил все свое внимание на центр наш, против коего, собрав большие силы во множестве колонн пехоты и кавалерии, атаковал Курганную батарею; битва была наикровопролитнейшая, несколько колонн неприятельских были жертвой столь дерзкого предприятия, но, невзирая на сие, умножив силы свои, овладел он батареей, с коей, однако ж, генерал-лейтенант Раевский успел свести несколько орудий.

В сем случае генерал-майор Лихачев был ранен тяжело и взят в плен. Кавалерия неприятельская, овладев курганом, в больших силах бросилась отчаянно на пехоту 4-го корпуса и 7-й дивизии, но была встречена кавалергардским и конногвардейским полками под командою генерал-майора Шевича; полки сии, имея против себя несоразмерность сил неприятельской кавалерии, с необыкновенным мужеством остановили предприятие ее и, быв подкреплены некоторыми полками 2-го и 3-го кавалерийских корпусов, атаковали тотчас неприятельскую кавалерию и, опрокинув ее совершенно, гнали до самой пехоты.

Правый и левый фланги нашей армии сохраняли прежнюю позицию; войска, в центре находящиеся под командой генерала от инфантерии Милорадовича, заняли высоту, близ кургана лежащую, где, поставив сильные батареи, открыли ужасный огонь на неприятеля. Жестокая канонада с обеих сторон продолжалась до глубокой ночи. Артиллерия наша, нанося ужасный вред неприятелю цельными выстрелами своими, принудила неприятельские батареи замолчать, после чего вся неприятельская пехота и кавалерия отступила. Генерал-адъютант Васильчиков с 12-й пехотной дивизией до темноты ночи был сам со стрелками и действовал с особенным благоразумием и храбростью.

Таким образом, войска наши, удержав почти все свои места, оставались на оных.

Новый взгляд на события, предшествовавшие Бородинскому сражению

Все даты даны по старому стилю

Ранним утром 22 августа 1812 года, "опередив армию" (добавляет А.И. Михайловский-Данилевский, адъютант Кутузова, а впоследствии один из первых историков кампании 1812 года), Кутузов прибыл на Бородинское поле. Это была уже четвертая с того момента, как он возглавил армию, то есть четвертая за шестой день его командования позиция, которую занимала армия в расчете на генеральное сражение, но и она, эта позиция, не более располагала его принять сражение, чем три предыдущие, - слишком велика, изрезана оврагами, слишком доступна с левого фланга, да к тому же еще и пролегает косо по отношению к пути отступления.

Светлейший князь Голенищев-Кутузов-Смоленский, (1745—1813) — генерал-фельдмаршал, главнокомандующий русской армией во время Отечественной войны 1812 года.

В глубине души Кутузов не мог не отдавать себе отчета в том, что его нерасположение к сражению питалось вовсе не этим, или, по крайней мере, не одним только этим. Старый боевой генерал, он по опыту знал: не бывает идеальной, во всем совершенной позиции; всякая позиция есть в то же время и дело случая; никакая позиция сама по себе не обеспечивает успеха; и, наконец, имея дело с таким противником, как Наполеон, ни в какой позиции нельзя быть уверенным. А значит, нерасположение Кутузова к сражению происходило только лишь из нежелания сражаться. Да, он не хотел сражения и готов был на все, чтобы его избежать.

Впрочем, как обычно, он сделал то, чего требовали обстоятельства, - отдал приказ об укреплении позиции. То же самое было при Царево-Займище, при Ивашково, при Колоцком, то есть на тех рубежах, которые русская армия оставила уже при Кутузове. Следовательно, само по себе распоряжение далеко еще не означало, что сражение здесь действительно состоится. Бородино есть результат долгого раздумья Кутузова, медленно зреющего согласия, осторожного, весьма осторожного выбора, на который повлияли многие обстоятельства - в том числе не в последнюю очередь и самые недостатки позиции.

Кутузов

Никто не подозревал о том напряжении, с каким ему приходилось противостоять давлению мнений и обстоятельств, чтобы сохранить ощущение реальности и не утратить верного чувства противника, который, он знал, не простит ему ошибки. То было глубокое молчание "средь шумного бала", сосредоточенное вслушивание во внутренний голос. Потому-то и сказано, что Кутузов "был враг советов и не требовал мнений посторонних". Ибо никто не смог бы ни советом, ни действием разрешить его от бремени, лежавшего теперь на нем, - от необходимости дать генеральное сражение Наполеону.

Факт неотвратимости сражения явился неожиданностью даже для Кутузова, хотя он и предполагал худшее. Рассказывают, что на пути к армии новый главнокомандующий в карете часто посматривал на карту, повторяя: "Если только Смоленск застану в наших руках, то неприятелю не бывать в Москве". Однако вряд ли он мог долго пребывать в подобном настроении, так как на первой же станции, в Ижоре, а значит, уже в день своего отъезда из Петербурга (11 августа) получил известие, что Смоленск пал.

отъезд М.И. Кутузова из Санкт-Петербурга в войска

И тогда Кутузов произносит слова, которыми впоследствии объяснит падение Москвы в письме к Александру I: "Ключ к Москве взят!"

Именно тогда, надо полагать, возможность сдачи Москвы неприятелю перестает казаться ему таким уж невозможным делом. Он обдумывает эту мысль всю дорогу и по-кутузовски туманно выражает ее в письме к московскому генерал-губернатору графу Ф.В. Ростопчину от 17 августа (то есть написанном буквально накануне своего прибытия в армию): "Не решен еще вопрос, что важнее - потерять ли армию или потерять Москву".

Фёдор Васильевич Ростопчин

И хотя он тут же добавляет, что "с потерею Москвы соединена потеря России", сам факт постановки подобной дилеммы Кутузовым не оставляет сомнений, к чему склоняется лично он: к потере Москвы. Потому-то вопрос для Кутузова "еще не решен", - и это больше, чем что-либо другое, убеждает нас, что для Кутузова Москва - далеко не вся Россия и, следовательно, потеря Москвы не означает потерю России, а вот гибель армии - наверняка гибель и Москвы, и России.

На совете в Филях все это он выскажет прямо. Но сейчас, увы, было еще рано - и ничто не могло предотвратить сражение. После сдачи Смоленска до самой Москвы не оставалось ни одной крепости, ни одного опорного пункта, где армия могла бы закрепиться, чтобы дать неприятелю отпор. Оставалось только одно, самое худшее, - драться в чистом поле.

Был, правда, момент, когда Кутузову показалось, что горькая чаша сия минует его. 16-го августа в Зубцове, в восьмом часу вечера, Кутузов получает от Барклая письмо, в котором последний уведомлял, что избрал "весьма выгодную" позицию при Царево-Займище и намерен дать на ней генеральное сражение. Не медля ни минуты, Кутузов отвечает, по существу, развязывая Барклаю руки:

"Милостивый государь мой Михайло Богданович! Наставшее дождливое время препятствует прибыть мне завтра к обеду в армию; но едва только с малым рассветом сделается возможность продолжать мне дорогу, то я надеюсь с 17-го по 18-е число быть непременно в главной квартире. Сие, однако же, мое замедление ни в чем не препятствует Вашему высокопревосходительству производить в действие предпринятый вами план до прибытия моего.

С совершенным почтением и преданностью имею честь быть Вашего превосходительства всепокорный слуга князь Михаил Г.-Кутузов".

Однако судьбе не угодно было, чтобы Кутузов разделил с кем-либо славу спасителя Отечества. К моменту его прибытия к армии в Царево-Займище сражение еще не началось: войска, незадолго до того прибывшие, только устраивались на позиции.

прибытие М.И. Кутузова в войска в Царёво-Займище

Царево-Займище

Собственно говоря, Бородино начинается для Кутузова уже в Царево-Займище: тот же диктат обстоятельств, та же поставленность перед фактом - армия уже занимала позиции и возводила укрепления. Кутузову предстояло сделать прямо противоположное тому, чего от него ожидали, - увести войска с позиции: первый и потому особенно трудный для него шаг. Кутузов вынужден был тут слукавить и потом уже лукавил до самой Москвы ("хитрый лис Севера", по выражению Наполеона).
Историки обыкновенно представляют прибытие Кутузова в Царево-Займище так: всеобщее ликование, рота почетного караула из преображенцев, которым Кутузов бросает фразу, мгновенно становящуюся крылатой: "Можно ли все отступать с такими молодцами?", объезд войск под восторженные крики "Ура!", во время которого над Кутузовым парит орел, предвещая победу. Существует также целая иконография этого события - под стать историческим описаниям. Однако действительность оказывается много скромнее - стоит только внимательнее вглядеться.

Итак, 17 августа. Суббота. Армия (причем речь идет только о 1-й армии; 2-я армия располагалась южнее, в районе старой смоленской дороги, и в описываемых далее событиях участия, следовательно, не принимала) стала прибывать в Царево-Займище где-то после полудня. "Но вдруг возвещают о прибытии Кутузова в Царево-Займище. Это было в 3-м часу пополудни 17 августа. День был пасмурный, но сердца наши прояснились", - пишет прапорщик А.А. Щербинин, квартирмейстер 1-й армии

Ему вторит поручик 3-й легкой артиллерийской роты И.Т. Радожицкий: "Вдруг электрически пробежало по армии известие о прибытии нового главнокомандующего князя Кутузова. Минута радости была неизъяснима; имя этого полководца произвело всеобщее воскресение духа в войсках, от солдата до генерала. Все, кто мог, летели навстречу почтенному вождю принять от него надежду на спасение Отечества. Офицеры весело поздравляли друг друга со счастливой переменой обстоятельств. Даже солдаты, шедшие с котлами за водой по обыкновению вяло и лениво, услышав о приезде любимого полководца, с криком "Ура!" побежали к речке, воображая, что уже гонят неприятелей. Тотчас у них появилась поговорка: "Приехал Кутузов бить французов!" Словом, как заметил другой мемуарист, Н.Е. Митаревский (12-я легкая артиллерийская рота), "доходило до энтузиазма".

Но вот странность: в этот день повального восторга и ликования самого Кутузова нигде не видно. Всеобщее ожидание питается только слухами. Еще и назавтра штабной офицер 1-й армии поручик П.Х. Граббе всего-то и мог записать в своем дневнике: "18-го августа на биваках Царево-Займища внезапно разнесся слух, что новый главнокомандующий Кутузов назначен, уже прибыл и в лагере". То есть 17-го числа Кутузова не видят даже в штабе, даже в гвардии (дневники гвардейских офицеров опять же полны исключительно слухами о прибытии Кутузова).

В чем причина? В том, что Кутузов старается как можно менее попадаться на глаза - ибо решение об отступлении от Царево-Займища он уже давно принял, о чем говорит и тот факт, что своего начальника штаба, с которым вместе ехал от Вышнего Волочка, генерала Л.Л. Беннигсена, Кутузов оставил встречать войска в Гжатске. Вот как об этом пишет сам Беннигсен: "Вместе с князем Кутузовым я прибыл 16 августа в Гжатск, находящийся в 215 верстах от Смоленска и 157 верстах от Москвы, где мы и ожидали прибытия нашей армии, которая, отступая от Смоленска, подошла к Гжатску 18 августа".

Леонтий Леонтьевич Беннигсен

Теперь обратим внимание на то, как Кутузов обставил оставление Царево-Займища, - ведь именно с этой целью он приехал сюда и именно поэтому старался не афишировать свой приезд. Читаем дневники гвардейских офицеров. "18-го августа князь Кутузов объявил армии, что он сделает смотр в 8 часов утра, но к назначенному времени не прибыл, а в 12 часов мы получили приказание выступить в поход" (подпоручик конной гвардии Ф.Я. Миркович). "Перед выступлением из Царево-Займища мы надеялись увидеть в нашем лагере князя Кутузова, но, не дождавшись его, в 12 часов получили приказ выступить" (капитан лейб-гвардии Семеновского полка П.С. Пущин).

То есть Кутузов просто схитрил - распорядившись подготовить армию к смотру, он тем самым подготовил ее к отступлению. "Первый приказ князя Кутузова был об отступлении по направлению на Гжатск. В нем объяснена была потребность присоединить идущие к армии
Примечательно, что армия восприняла приказ без ропота - столь велико было ее доверие к Кутузову. Лишь для одного человека сей факт оказался полной и трагической неожиданностью - для Барклая. Приказ начисто перечеркивал все его начинания и лишал всякой надежды спасти свое имя от поругания. С этого момента Барклай фактически перестает соучаствовать в действиях армии, критикуя все, что делалось Кутузовым. "Все приготовлялось к решительному (сражению. - В.Х.), как вдруг обе армии получили повеление идти в Гжатск 18-го числа августа пополудни.

Тогда оказались первые признаки духа пристрастия, беспорядков и пронырств, ежедневно умножавшихся в последствии времени и приближавших армию к погибели".

Отступление он счел следствием ревности Кутузова к его, Барклая, грядущей славе, якобы ожидавшей Михаила Богдановича после победы при Царево-Займище. Он пишет, что в "толпе праздных людей", окружавшей Кутузова, нашлись люди (имеются в виду Кудашев и Кайсаров), которые "условились заметить престарелому и слабому князю, что по разбитии неприятеля в позиции при Царево-Займище слава сего подвига не ему припишется, но избравшим позицию. Причина достаточная для самолюбца, каков был князь, чтобы снять армию с сильной позиции"

Справедливости ради следует заметить, что некоторые военные историки (Н.П. Поликарпов находили позицию при Царево-Займище действительно лучшей на протяжении всего пути от Смоленска до Москвы. Однако, конечно же, не ревность являлась причиной отступления Кутузова. Он, повторяем, вообще не желал генерального сражения с Наполеоном, и если бы мог его избежать, - не преминул бы такой возможностью воспользоваться. Но выбор был уже не в его власти: с каждым шагом, приближавшим войско к Москве, неизбежность сражения становилась все очевиднее и неотвратимее. Единственное, что еще мог сделать Кутузов, - постараться минимизировать негативные последствия - в том числе и пополнением армии всеми имеющимися резервами, первые из которых рассчитывал получить уже в Гжатске.

Ивашково

Говоря о своей решимости дать генеральное сражение при Царево-Займище, Барклай в качестве дополнительного аргумента сообщает, что имел при этом в виду и другую, резервную позицию "позади Гжатска", на которой мог бы удержаться "в случае неудачи". Это была позиция при Ивашково, в четырех верстах восточнее Гжатска и в двадцати двух (а не двенадцати, как утверждает Барклай) верстах от Царево-Займища. Туда-то и направился 18 августа Кутузов, намереваясь получить в качестве подкреплений резервные полки генерала Милорадовича.

Михаил Богданович Барклай де Толли, (1761-1818) — выдающийся российский полководец, генерал-фельдмаршал, военный министр, князь, герой Отечественной войны 1812 года

Рассказывает Барклай: "18-го августа армия прибыла за Гжатск. Князь (Кутузов. - В.Х.) нашел эту позицию также выгодною и приказал приступить к работам некоторых укреплений, производимых 19-го числа с всевозможной ревностию".

В осмотре позиции принимал участие и Беннигсен (вот лишь когда он появляется). Давний критик и недоброжелатель Барклая, Беннигсен вовсе не находит данный рубеж пригодным для генерального сражения. Указывая на "обширный лес, находящийся в 1,5 пушечных выстрела впереди центра", он утверждал, что "там скроет неприятель все свои движения, приуготовления к атаке и через него прикроет отступление в случае неудачи". Каждое его слово буквально добивало Барклая. Кутузов держался внешне примирительно. "В упомянутом разговоре князь совершенно был моего мнения и твердо решился сражаться на сем месте".

На самом же деле Кутузов и не помышлял о сражении "на сем месте" и говорил так исключительно из соображений дипломатии. Он вообще считал возможным "отдаться на произвол сражения" не прежде, чем армия пополнится всеми идущими ей навстречу резервами, и не иначе, как "со всеми осторожностями, которых важность обстоятельств требовать может". Ивашково этим условиям далеко не отвечало. Рапорты, представленные Кутузову в Царево-Займище, показывали численность обеих армий 95734 человека.

Даже с присоединением полков Милорадовича численностью 15589 человек сила армии, на взгляд Кутузова, продолжала оставаться явно недостаточной, чтобы решиться на генеральное сражение с Наполеоном, у которого предполагали не менее 165000 человек.

Михаил Андреевич Милорадович

Поэтому Кутузов намеревался отойти к Можайску, куда стягивались подразделения московской милиции, а там, смотря по обстоятельствам, может быть, и еще дальше, чтобы сблизиться с полками, сформированными генералами Лобановым-Ростовским и Клейнмихелем.

Другим важным подспорьем в грядущем генеральном сражении Кутузов считал армии Тормасова и Чичагова.

Александр Петрович Тормасов Павел Васильевич Чичагов

Еще с дороги, 14 числа, отправил он им распоряжение о сближении с коммуникациями неприятеля для воздействия на его правый фланг, надеясь тем связать часть сил Наполеона. Однако скорого результата от указанного маневра Кутузов не ждал. Приходилось довольствоваться двумя имеющимися армиями, действия которых наконец-то обрели согласованность, - пока единственный положительный результат назначения Кутузова главнокомандующим.

Армия собралась в Ивашково 18 августа около 8 часов вечера. Таким образом Кутузову удалось оттянуть сражение еще на день, а значит, выиграть у Наполеона первые очки . (Пожалуй, будет верно сказать, что Кутузов в конечном счете победил Наполеона именно по очкам.) В течение 18-19 августа подошли резервы Милорадовича. Численность наших войск достигла 111323 человек. Забегая вперед, замечу, что она, вопреки утверждениям ряда историков, уже не возрастала до самого Бородина.

Попытки уравнять при Бородине силы русских и французов взятием в расчет полков Московского ополчения, прибывших накануне сражения, на мой взгляд, несостоятельны. Толпа мужиков, вооруженных топорами и вилами, даже пылающих жаждой битвы, - это все же не регулярные части. Численное превосходство наполеоновской армии (по разным оценкам, от 25 до 30 тысяч человек) Кутузову так и не удалось сократить.

19-го августа Кутузов наконец находит уместным окончательно "объявиться" в армии. Он предпринимает долгожданный объезд войск, начав его с гвардии. "Кутузов ехал на маленькой, но бодрой лошадке, верхом, в мундирном сюртуке, в белой фуражке и с шарфом через плечо в виде перевязи. Казак вез за ним скамейку, которую подставлял ему под ноги, когда он садился на лошадь или слезал с нее".

Примерно так же описывает это событие М.И. Муравьев-Апостол, подпрапорщик лейб-гвардии Семеновского полка: "Кутузов отправился в лагерь верхом, в сюртуке без эполет и в белой с красным околышем фуражке, с шарфом через одно плечо и с нагайкой на ремне через другое. Войско встретило Кутузова, знакомого всем старым служивым, дружным "Ура!"

К тому времени Кутузову исполнилось 67 лет; болезнь ног не позволяла ему долго ходить и находиться в седле, поэтому Кутузов успел объехать только бивуак гвардейской пехоты.

М.И. Кутузов объезжает войска

О появлении орла над головой Кутузова упоминают многие мемуаристы, хотя и относят его к разным датам и местам - от Царево-Займища до Бородина. Ясность вносит письмо Ф.П. Глинки от 20 августа:
"Говорят, что в последний раз, когда Светлейший осматривал полки, орел явился в воздухе и парил над ним. Князь обнажил сединами украшенную голову; все войско закричало "Ура!"

Но до 20 августа Кутузов "осматривал полки" только однажды - 19 августа при Ивашково. Следовательно, именно там и тогда орел и парил над ним. Очевидцы добавляют, что Кутузов, заметив его, снял фуражку и воскликнул: "Здравствуй, добрый вестник!".

Это событие впоследствии нашло отображение в известной гравюре И. Теребенева "Генерал-фельдмаршал князь Голенищев-Кутузов-Смоленский, принимающий главное начальство над российским воинством в августе 1812 г." и в оде Г.Р. Державина "На парение орла":

...Мужайся, бодрствуй, князь Кутузов!

Коль над тобой был зрим орел,

Ты, верно, победишь французов

И, Россов защитя предел,

Спасешь от уз и всю вселенну,

Толь славой участь озаренну

Давно тебе судил сам рок;

Смерть сквозь главу твою промчалась,

Но жизнь твоя цела осталась,

На подвиг сей тебя блюл Бог!

Только 19-го августа Кутузов решает сообщить Александру I о прибытии к армии и о своих ближайших намерениях:

"Всемилостивейший Государь!

Прибыв 18-го числа сего месяца к армиям, Высочайше Вашим Императорским Величеством мне вверенным, и приняв главное над оными начальство, щастие имею донести всеподданнейше о следующем.
По прибытии моем в город Гжатск нашел я войска отступающими от Вязьмы и многие полки от частых сражений весьма в числе людей истощившимися, ибо токмо вчерашний день один прошел без военных действий. Я принял намерение пополнить недостающее число сие приведенными вчера генералом от инфантерии Милорадовичем и впредь прибыть имеющими войсками пехоты 14587, конницы 1002, таким образом, чтобы они были распределены по полкам.

Не могу я также скрыть от Вас, Всемилостивейший Государь, что число мародеров весьма умножилось, так что вчера полковник и адъютант Его Императорского Высочества Шульгин собрал их до 2000 человек; но противу сего зла приняты уже строжайшие меры.

Для еще удобнейшего укомплектования велел я из Гжатска отступить на один марш и, смотря по обстоятельствам, еще и на другой, дабы присоединить к армии на вышеупомянутом основании отправляемых из Москвы в довольном количестве ратников; к тому же местоположение при Гжатске нашел я по обозрению моему для сражения весьма невыгодным.

Усилясь таким образом как чрез укомплектование потерпевших войск, так и чрез приобщение к армии некоторых полков, формированных князем Лобановым-Ростовским, и части Московской милиции, в состоянии буду для спасения Москвы отдаться на произвол сражения, которое, однако же, предпринято будет со всеми осторожностями, которых важность обстоятельств требовать может".

"О неприятеле никаких сведений у нас нет, кроме того, что легкими войсками открывать можно или ведать от пленных, которых давно уже не было. Прилагаю при сем оригинальные рапорты о наличной армии прежде, нежели началось укомплектование оной".

ополченцы

Кутузов явно стремится создать у Александра I впечатление неблагополучия ситуации: полки поредели, мародеры расплодились, сколько-нибудь обстоятельных сведений о неприятеле получить не удается... Вывод: нужно приводить армию в порядок, отойдя за Гжатск. При этом Кутузов умалчивает о своем отступлении с избранной для генерального сражения позиции при Царево-Займище, утверждая, что застал армию только 18-го числа в Гжатске уже отступающей.
Однако Александр был не из тех, кто легко дается в обман. В ответном письме от 24 августа он пишет:

Александр I

"Князь Михайло Ларионович!

Из донесения Вашего из деревни Старовой от 19 августа усматриваю Я занятие Ваше о укомплектовании людьми первой и второй армий. Соображаясь с присланными от Вас дневными рапортами от 17-го числа (Подчеркнуто мною. - В.Х. Сознательно или нет, но тем самым Александр идентифицирует точную дату прибытия Кутузова к армии), нахожу, что наличное состояние людей в оных армиях показывается: кавалерии и пехоты 95734 человека; поступает из корпуса генерала Милорадовича 15589; собранных 18-го числа мародеров 2000, что и составляет 111323 человека. Сверх онаго не включены в рапортах находящиеся в отдаленных отрядах многие полки, с коими уповательно число армий составлять будет 120000 человек.

(Александр явно более склонен доверять собственной калькуляции, пусть даже она и не отвечает действительному положению дел. Для сравнения укажем, что упоминаемая выше численность русской армии после присоединения к ней корпуса Милорадовича - 111323 человека - практически совпадает с цифрой, указываемой генерал-квартирмейстером К.Ф. Толем в его критике "Описания Отечественной войны" А.И. Михайловского-Данилевского - 111327 человек. - В.Х.)

Мнение же Ваше, полагающее донесение о состоянии неприятельских сил в 165000 увеличенным (донесение поручика Орлова, посылавшегося в расположение французских войск с целью разузнать о судьбе плененного при Лубине генерала П.А. Тучкова. - В.Х.), оставляет меня в приятной уверенности, что вышеозначенное число усердных русских воинов под предводительством опытного и прозорливого полководца поставит преграду дальнему (то есть дальнейшему. - В.Х.) вторжению наглого врага и, увенчав Вас бессмертною славою, предаст имя Ваше потомству как избавителя Москвы, а вверенное Вам воинство украсится вечными лаврами".

В последних словах слышится скрытая ирония. По тону письма заметно, что Александр не доверяет Кутузову и не разделяет его озабоченности, видя в жалобах главнокомандующего только склонность к проволочкам. Насчитав 120000 "усердных русских воинов" и добавив к ним еще 80000 человек Московского ополчения - чистая фикция, созданная возбужденным воображением графа Ростопчина, - Александр настойчиво призывает Кутузова к активным действиям.

Впрочем, письмо Государя запоздало - Кутузов получил его 30 августа, после Бородинского сражения; так что значение теперь имел только один пункт императорского послания: запрет использовать резервные полки Лобанова-Ростовского и Клейнмихеля. Таким образом, до самой Москвы Кутузов лишался какой-либо поддержки и мог рассчитывать исключительно на силы, оставшиеся у него после сражения. Это должно было лишь укрепить Кутузова во мнении о невозможности защиты Москвы, к которому он склонялся еще до своего прибытия в Царево-Займище.

В 8 часов вечера 19-го числа армия получила приказ подготовиться к выступлению на Дурыкино: "Прогнать обозы, как наискорее все обывательские и партикулярные и транспорты, чтоб шли за Можайск. Провиантские и под больных и раненых чтоб отошли 25 верст, а там будет дано дальнейшее повеление. Больных всех в Москву. Войскам приказать быть готовым к выступлению, а артиллерия чтоб тотчас могла следовать, коли прикажут. Арьергарду дать знать, что мы выступаем и чтоб не допустил неприятеля до вечера в Гжатск".

Бедный Барклай, он увидел в этом отступлении только происки Беннигсена...
Здесь стоит обратить внимание читателя на различие в позициях Барклая и Кутузова. Барклай хочет дать сражение Наполеону - Кутузов - нет; Барклай не хочет отступать далее - Кутузов же отступает, и отступает сознательно. Указанное различие тем более важно подчеркнуть, что в исторической литературе до сих пор бытует мнение, будто Кутузов - не более чем продолжатель тактики Барклая, в то время как дело обстояло совершенно обратным образом. Сходство в тактике Барклая и Кутузова оказывалось чисто внешним и образовывалось, как ни странно, из противоположности их устремлений: Барклай вопреки желанию принужден был отступать, Кутузов вопреки желанию принужден был давать сражение.

Эту разницу сразу почувствовали в войсках: "При отступлении от Смоленска наш арьергард имел четыре дела с французским авангардом, но не слишком сильно удерживал его, так что армия, отступая, принуждена была идти без разбора и днем, и ночью. Фельдмаршал (Кутузов. - В.Х.) усилил арьергард, который каждый день по возможности удерживал французов, и армия регулярно поутру подымалась, днем имела привал, а вечером в свое время останавливалась на ночлег, что продолжалось до самого Бородина; солдаты это заметили, называли другими порядками и были очень довольны".
Вообще же различие в тактике между Барклаем и Кутузовым проявляется именно по отношению к генеральному сражению. Вся тактика Барклая (если о таковой можно говорить) строилась на убеждении в неизбежности сражения - то есть на фатальной готовности принять то, что являлось гибельным для армии и для России. Кутузов же, напротив, признавал генеральное сражение совершенно неприемлемым, будучи, однако, принужденным к нему как раз в результате действий Барклая. То был, как говорится, не его выбор.

русская армия на привале

Поставленный перед фактом, Кутузов просто завершал чужую партию - при самых неблагоприятных обстоятельствах, стараясь доиграть с наименьшими потерями. Ради этого Кутузов пошел даже на сдачу Москвы (на что Барклай, заложник "мнений посторонних", никогда бы не решился), - что оказалось единственно верным, пусть и внешне парадоксальным, шагом к итоговой победе. Карл фон Клаузевиц совершенно прав, когда пишет: "Кампания в целом, как она впоследствии сложилась, являлась единственным способом достижения столь полного успеха.

Но какое Барклай-то имеет к этому отношение? Он не прошел через сражение, оставив сие тяжкое бремя в наследство Кутузову; он не сдавал неприятелю Москвы; он даже "высказывался против перехода на Калужскую дорогу" - самого блистательного маневра Кутузова. Он уклонился от участия и в Тарутинском сражении, где мы впервые бесспорно разбили наполеоновские войска. Так что единственная заслуга Барклая состоит в том, что он не соблазнился дракою с Наполеоном (или не успел с ним подраться до прибытия Кутузова в Царево-Займище) и тем самым сохранил армию. Но это стало его заслугой, то есть так осозналось и им самим, и другими, только после всего совершенного Кутузовым: Бородина, сдачи Москвы, Тарутина и Малоярославца, бегства Наполеона...

Иными словами, после того, как вполне сознательная стратегия и тактика Кутузова дали свои результаты и, можно сказать, воплотили и выразили вовне бессознательную хаотичность Барклаева командования. Представим себе разгром нашей армии в генеральном сражении (вполне возможный и даже наиболее вероятный, ибо Наполеон не имел обыкновения проигрывать битвы) - и что останется от всех заслуг Барклая? Ведь именно он поставил армию перед необходимостью генерального сражения, лишив ее каких-либо других средств борьбы с противником.

Я не хотел бы здесь огульно осуждать Барклая и призывать к этому читателя. Резкость моей критики обусловлена только претензией Барклая на полководческую гениальность. Ее, конечно, не было. Но то, что Барклай сберег армию до прибытия Кутузова, пусть и "бессознательно", - сберег вопреки общему ропоту, толкавшему его на активное столкновение с неприятелем, является безусловной заслугой. Выдержка и хладнокровие, с которыми он в одиночку противостоял повальному недовольству его действиями, достойны глубокого уважения. Слава нашей победы сияет и над Барклаем де Толли.
20 августа

20 августа на рассвете русские войска оставили Ивашково и двинулись к Дурылино, к которому подошли около 10 часов. В тот же день после полудня авангардные части французской армии вступили в Гжатск, уже объятый пламенем. Только здесь, то есть через три дня, Наполеон узнал о прибытии Кутузова к армии в качестве нового главнокомандующего. Эту новость сообщил сначала французский гувернер, выбежавший навстречу авангарду в Гжатске, а затем подтвердили двое пленных (один из них, негр, оказался поваром атамана Платова). Наполеон, пожелавший лично их расспросить, по словам Ф.П. Сегюра, велел "этим двум скифам" (негр, надо полагать, имел особенно "скифский" вид) ехать рядом с собой. "Ответы... варваров согласовывались с тем, что говорил француз".

Данный случай описан Толстым в "Войне и мире", хотя и без участия повара-негра. Казак, с которым беседовал Наполеон, выведен в образе Лаврушки, развязного и лукавого лакея Денисова. Сцена достаточно гротескная. Однако, как и всегда, когда Толстой подменяет факты художественным вымыслом, его изображение оказывается много ниже исторической правды - даже по части гротеска. Вот свидетельство Армана де Коленкура, человека, в отличие от Толстого, вовсе не склонного высмеивать Наполеона:

"Узнав о прибытии Кутузова, он (Наполеон. - В.Х.) тотчас же с довольным видом сделал отсюда вывод, что Кутузов не мог приехать для того, чтобы продолжать отступление; он, наверное, даст нам бой, проиграет его и сдаст Москву, потому что находится слишком близко к этой столице, чтобы спасти ее; он говорил, что благодарен императору Александру за эту перемену в настоящий момент, так как она пришлась как нельзя более кстати. Он расхваливал ум Кутузова, он говорил, что с ослабленной, деморализованной армией ему не остановить похода императора на Москву.

Кутузов даст сражение, чтобы угодить дворянству, а через две недели император Александр окажется без столицы и без армии; эта армия действительно будет иметь честь не уступать свою древнюю столицу без боя; вероятно, именно этого хотел император Александр, соглашаясь на перемену; он сможет теперь заключить мир, избежав упреков и порицаний со стороны русских вельмож, ставленником которых является Кутузов, и он сможет теперь возложить на Кутузова ответственность за последствия тех неудач, которые он потерпит; несомненно, такова была его цель, когда он пошел на уступку своему дворянству.
Предоставляю читателю самому судить, насколько оценки Наполеона соответствовали действительности.

В виду предстоящего сражения Наполеон остановил армию в Гжатске, где она находилась также 21 и 22 августа, давая отдохнуть кавалерии. Перекличка, проведенная 21 числа в 3 часа пополудни, показала, что боевые силы французов составляют 103000 пехоты, 30000 кавалерии и 587 пушек. Кроме того, позади на марше находились еще две дивизии: гвардейская Лаборда и итальянская Пино, насчитывавшие не менее 13000 человек.

старая гвардия Наполеона

лейб-гвардия

Тем временем русская армия отходила все дальше. На рассвете 21 августа она должна была следовать из Дурыкино на Бородино, но буквально накануне Кутузов внезапно направляет ее к Колоцкому монастырю, где была найдена другая позиция, представлявшаяся более удобною.

Это лишний раз свидетельствует, что Кутузов вовсе не считал Бородино идеальным местом для битвы с Наполеоном и не выбирал его заранее.

Пётр Иванович Багратион (1765-1812) — русский генерал от инфантерии, князь, герой Отечественной войны 1812 года

Из Колоцкого он направляет письмо Ф.В.Ростопчину: "Милостивый государь мой граф Федор Васильевич!

Полчаса назад не мог я еще определенно сказать Вашему сиятельству о той позиции, которую предстояло избрать выгоднейшею для предполагаемого генерального сражения. Но рассмотрев все положения до Можайска, нам та, которую мы ныне занимаем, представилась лучшею. Итак, на ней с помощию Божиею ожидаю я неприятеля. Все то, что Ваше сиятельство сюда доставить можете, и вас самих примем мы с восхищением и благодарностью..."

А.П. Ермолов подтверждает: "В Колоцком монастыре князь Кутузов определил дать сражение. Также производилось построение укреплений и также позиция оставлена. Она имела свои выгоды и не менее недостатков: правый фланг, составляя главнейшие возвышения, господствовал прочими местами в продолжение всей линии, но, раз потерянный, понуждал к затруднительнейшему отступлению; тем паче, что позади лежала тесная и заселенная равнина. Здесь оставлен был арьергард, но далее, 12 верст позади, назначена для обеих армий позиция при селении Бородине, лежащем близ Москвы реки".

И в тот же день, к вечеру, Кутузов пишет Ростопчину другое письмо, где в коротком постскриптуме сообщает самое важное: "Я доныне отступаю назад, чтобы избрать выгодную позицию. Сегодняшнего числа хотя и довольно хороша, но слишком велика для нашей армии и могла бы ослабить один фланг. Как скоро я изберу самую лучшую, то при пособии войск, от Вашего сиятельства доставляемых, и при личном Вашем присутствии употреблю их, хотя еще и не довольно выученных, ко славе отечества нашего".

Думается, Ростопчин уже понимал, что Кутузов его морочит.

Обратим внимание: здесь нет ни слова о Бородине как о позиции - уже намеченной или хотя бы предполагаемой в перспективе. Напротив, слова "как скоро изберу самую лучшую", написанные непосредственно перед выступлением на Бородино, опять же доказывают, что Кутузов до последнего момента не оказывал Бородину никакого предпочтения. А если вспомнить, что позицию при Колоцком монастыре Кутузов считал "лучшею до Можайска", можно с уверенностью сказать: даже уже двигаясь к Бородину, Кутузов не рассматривал его как возможное место генерального сражения.

Перед маршем на Бородино Кутузов просит начальника Московского ополчения генерал-лейтенанта И.И. Маркова, информацию о прибытии полков которого в Можайск он только что получил, направлять их навстречу армии.

Вот это-то встречное движение войск, которые присоединились к главным силам как раз при Бородине, и затормозило дальнейшее отступление Кутузова.

22 августа к 10 часам утра русская армия стала прибывать на Бородинскую позицию. Кутузов оказался там раньше.

Первоначальный осмотр местности вовсе не убедил его в возможности дать здесь генеральное сражение. М.С. Вистицкий, генерал-квартирмейстер, прямо говорит: "Позиция нельзя сказать, чтоб была очень выгодна, да поначалу и Кутузову она не очень понравилась". Однако Кутузов предпочитал высказываться осторожнее - например, в письме к ставшему уже постоянным его корреспондентом графу Ростопчину:

"Надеюсь дать баталию в теперешней позиции, разве неприятель пойдет меня обходить, тогда должен буду я отступить, чтобы ему ход к Москве воспрепятствовать... и ежели буду побежден, то пойду к Москве и там буду оборонять столицу". Это письмо способно было привести в отчаяние. Где тут готовность к сражению? "Отступить, чтобы ход к Москве воспрепятствовать"... Как можно, отступая, "воспрепятствовать ход к Москве"? Да собирается ли Кутузов вообще драться?

А вот строки из письма тому же графу Ростопчину другого участника событий: "Неприятель вчера не преследовал, имел роздых, дабы силы свои притянуть, он думал - мы дадим баталию сегодня (то есть у Колоцкого. - В.Х.), но сейчас получил рапорт, что начал показываться.
Мочи нет, ослабел, но надо уж добивать себя. Служил Италии, Австрии, Пруссии, кажется, говорить смело о своем надо больше. Я рад служить, рвусь, мучаюсь, но не моя вина, руки связаны, как прежде, так и теперь.

По обыкновению, у нас еще не решено, где и как дать баталию. Все выбираем места и все хуже находим.

Я так крепко уповаю на милость Бога, а ежели Ему угодно, чтобы мы погибли, стало, мы грешны и сожалеть уже не должно, а надо повиноваться, ибо власть Его святая".

Это пишет Багратион. Пишет с Бородинской позиции, поэтому его слова: "По обыкновению, у нас еще не решено, где и как дать баталию. Все выбираем места и все хуже находим", - характеризуют как нашу готовность к сражению здесь, по крайней мере, по состоянию на 22 августа, когда письмо писалось, так и оценку позиции - Багратион находит ее хуже предыдущих (далее увидим, что у него были на то основания).

Багратион - еще один главнокомандующий, уязвленный назначением Кутузова. Оба они - и Барклай, и Багратион - лишились своего, пусть и спорного, верховенства и для обоих, что было даже больнее, это назначение означало высочайшую укоризну. Багратион не мог сдержать чувств.

"Слава Богу, - писал он Ростопчину 16 августа по получении императорского рескрипта, - довольно приятно меня тешут за службу мою и единодушие: из попов да в дьяконы попался. Хорош и сей гусь, который назван и князем, и вождем (имеется в виду Кутузов. - В.Х.)! Если особенного повеления он не имеет, чтобы наступать, я Вас уверяю, что тоже приведет к вам, как и Барклай. Я, с одной стороны, обижен и огорчен для того, что никому ничего не дано подчиненным моим и спасибо ни им, ни мне не сказали. С другой стороны, я рад: с плеч долой ответственность; теперь пойдут у вождя нашего сплетни бабьи и интриги. Я думаю, что и к миру он весьма близкий человек, для того его и послали сюда".

Последняя фраза почти созвучна высказыванию Наполеона о смысле назначения Кутузова. Уязвленное самолюбие - плохой советчик. Тот, кому Багратион столь искренне излил душу - граф Ростопчин, - еще 6 августа писал Александру I: "Государь! Ваше доверие, занимаемое мною место и моя верность дают мне право говорить Вам правду, которая, может быть, встречает препятствия, чтобы доходить до Вас. Армия и Москва доведены до отчаяния слабостью и бездействием военного министра, которым управляет Вольцоген. В главной квартире спят до 10 часов утра; Багратион почтительно держит себя в стороне, с виду повинуется и, по-видимому, ждет какого-нибудь плохаго дела, чтобы предъявить себя командующим обеими армиями.

Москва желает, чтобы командовал Кутузов и двинул Ваши войска: иначе, Государь, не будет единства в действиях, тогда как Наполеон сосредоточивает все в своей голове. Он сам должен быть в большом затруднении; но Барклай и Багратион могут ли проникнуть его

Едва лишь над высотами Нови смолкли выстрелы и на биваках водворилась тишина, фельдмаршал появился в маленьком домике, отведенном под штаб. Суворов был покрыт с ног до головы пылью.

Фукс уже приготовил на столике все необходимое для писания реляций и приказов Завидя его, полководец с восторгом воскликнул:

Конец - и слава бою! Ты будь моей трубою.

Было около семи вечера, но жара стояла страшная. Доложили, что прибыл из-под осажденной Тортоны от Розенберга офицер. Велено было просить. Юный поручик сообщил, что Розенберг с резервным корпусом ожидает приказаний.

Хорошо, мой друг, - сказал Суворов и велел Фуксу написать приказ Розенбергу назавтра же начать энергичное преследование разбитой французской армии.

С жадным любопытством смотрел молодой офицер на главнокомандующего, имя которого гремело по всей Европе. Пришедшим чинам штаба фельдмаршал продиктовал еще несколько приказаний о наступлении через Апеннины союзных войск. Одновременно загодя направившийся вдоль морского берега корпус генерала Кленау должен был подойти к Генуе со стороны Тосканы и, по всем расчетам, уже находился у форта Санта-Мария.

Внезапно Суворов обернулся к поручику:

Заложены ли мины под Тортоною?

Не знаю, ваше сиятельство, - сорвалось у офицера.

Как ужаленный отскочил от него фельдмаршал:

Немогузнайка! Опасный человек! Схватите его! - И забегал по комнате.

Постепенно Суворов успокоился, передал сконфуженному поручику запечатанное приказание, сказав при этом:

Вы должны знать все! Будьте впредь осторожнее!

В окружении австрийских генералов к командующему явился барон Мелас. Суворов обнял его, похвалил храбрость австрийцев и тут же заметил:

Не задерживаться! Не впадать в унтеркунфт! Вперед, вперед!

Да, я позабыл - вы генерал Вперед, - пошутил старый Мелас.

Правда, папа Мелас! Но иногда и назад оглядываюсь! Не с тем, чтобы бежать, а чтобы напасть! А нам сейчас самое время наступать.

Так вот, назади у нас нет ни продовольствия, ни мулов для продвижения в горы.

Суворов помрачнел.

Приказываю вашему превосходительству добыть мулов и провиант с наивозможнейшей поспешностию, - твердо сказал он. - Иначе генерал Кленау один выйдет на французскую армию.

Его превосходительство уже получил приказание гофкригсрата воротиться в Тоскану и до новых предписаний из Вены ничего не предпринимать, - отозвался Мелас. - Хочу ознакомить ваше сиятельство и с другими распоряжениями Придворного военного совета. Генералу Фрёлиху поручено с девятью тысячами солдат навести в Тоскане порядок и разоружить народное ополчение. Его превосходительство генерал Бельгард отзывается в Вену, а граф Гогенцоллерн едет во Флоренцию с дипломатическим поручением…

Так как означенное высочайшее повеление должно быть исполнено безотлагательно, то я прямо уже сообщил о нем по принадлежности и сделал надлежащие распоряжения.

Еще несколько часов назад живой, по-юношески бодрый, воодушевленный славною победой русский полководец вдруг почувствовал страшную усталость и слабость. Когда австрийцы ушли, он посадил за стол Фукса и продиктовал ему письмо для начальника военного департамента и любимца императора Ростопчина:

«Милостивый государь мой, граф Федор Васильевич!

Еще новую победу Всевышний нам даровал. Новокомандующий генерал Жуберт, желая выиграть доверенность войск своих, выступил 4-го числа августа из гор с армиею свыше 30 000. Оставя Гави в спине, соединенная армия его атаковала и по кровопролитному бою одержала победу.

Все мне не мило. Присылаемые ежеминутно из Гофкригсрата повеления ослабевают мое здоровье, и я здесь не могу продолжать службу. Хотят операциями править за 1000 верст; не знают, что всякая минута на месте заставляет оные переменять. Меня делают экзекутором какого-нибудь Дидрихштейна и Тюрпина. Вот новое венского кабинета распоряжение… из которого вы усмотрите, могу ли я более быть здесь. Прошу ваше сиятельство доложить о сем его императорскому величеству, как равно и о том, что после Генуэзской операции буду просить об отзыве формально и уеду отсюда. Более писать слабость не позволяет».

Суворов вынужден был теперь послать вслед французам лишь корпус Розенберга. Рано поутру 5 августа русские колонны вышли из Нови на взлобье горы, видя вокруг себя множество поколотых французов. По воспоминанию очевидца, их было больше, чем снопов сжатого хлеба на самом урожайном поле. Гренадеры снимали с головы колпаки, крестились и творили простодушную свою молитву.

К вечеру, часу в десятом, корпус остановился в виноградниках напротив большой и крутой, охренного цвета горы, занятой неприятелем. Генерал Розенберг приказал стоять тихо, а гренадерам обернуть колпаки задом наперед, чтобы медные гербы при взошедшей полной луне не отражали блеску. На заре русские увидели гору во всей ее огромности: вся она усеяна была французами, которые со спехом уходили. Розенберг медлил. Лишь в восьмом часу корпус двинулся с места. Солдаты и офицеры роптали:

Как? Быть так близко к врагу и упустить его из рук? О, да это не по-русски, не по-суворовски!

В армии Розенберга не любили, приписывали ему чужие ошибки, сам Суворов разделял эту предвзятость. Теперь допущена была оплошность явная. Моро получил передышку. Перед полуднем войска достигли Серравалле: на отвесной горе прицепилась маленькая крепость, а подле нее, на окраине скалы, стоял верховой донец с пикою в руках. Это значило, что ключ в Генуэзские горы снова находился в руках союзников. Часу в четвертом корпус прошел мимо крепости Гавия, на стене которой был выставлен белый флаг.

Только 6 августа русские настигли уходивший арьергард Моро. Несколько батальонов дружно и горячо ударили в штыки, сбили французов с горной позиции и преследовали версты три или четыре. Это было не сражение, а побоище. Четырехтысячный неприятельский отряд перестал существовать: сто тридцать человек попало в плен, многие полегли, а большая часть солдат разбежалась. Однако едва начавшееся преследование прекратилось.

Из-за распоряжений гофкригсрата Суворов понужден был дать приказание всем отрядам воротиться на прежние позиции. Это спасло остатки разбитой армии Моро. Между тем генерал Кленау все-таки решил повиноваться не гофкригсрату, а прежним приказаниям главнокомандующего, и берегом дошел почти до Генуи. Однако, не поддержанный основными силами; он отступил, потеряв несколько сот человек.

Тревожные сведения приходили из Швейцарии и пограничных с Францией областей. Генерал Массена оттеснил бригады Рогана и Штрауха, занял Симплон и Сен-Готард и тем самым открыл себе путь для удара в тыл Итальянской армии. К крепости Кони подходила французская армия Шампионе.

Суворов избрал местом лагеря для своих войск Асти, пункт между Турином и Тортоной, удобный на случай действий неприятеля как со стороны Кони, так и Генуи. Он приказал возобновить осаду тортонской цитадели, последнего очага сопротивления в Северной Италии.

11 августа стороны заключили взаимовыгодную конвенцию. Гарнизон давал обещание сдаться через двадцать дней, если за это время его не выручит французская армия. Взамен солдаты и офицеры получали свободу с правом возвращения на родину.

Три недели, проведенные Суворовым в лагере при Асти, стали сплошным триумфом великого полководца. Сюда стекались иностранцы поглядеть на победоносного вождя. В разных странах появлялись статьи, брошюры, портреты, карикатуры, медали и жетоны в честь русского фельдмаршала. В Германии выбили медаль с профилем Суворова и латинской надписью на лицевой стороне: «Суворов - любимец Италии», на обратной: «Гроза галлов». Русский резидент в Брауншвейге Гримм, которому фельдмаршал подарил после войны в Польше свой миниатюрный портрет, сообщал, что вынужден принимать целые процессии желающих увидеть его.

В лондонских театрах в честь Суворова произносились стихи. Вошли в моду суворовские пироги, суворовская прическа… «Меня осыпают наградами, - писал русскому полководцу Нельсон, - но сегодня удостоился я высочайшей награды; мне сказали, что я похож на вас».

Английские художники наделяли победителя французов самыми фантастическими чертами. На одной из карикатур Суворов, был изображен «в виде толстого, спившегося кондотьера с трубкою в зубах, ведущего благодушно в поводу в Россию связанных членов французской Директории, заплаканные лица которых выражают глубокое огорчение, а сложенные руки молят о пощаде… Другая карикатура, тоже относящаяся к победам Суворова, изображает его пожирающим французов, которые представлены разбегающимися от него во все стороны, тогда как он, попирая их ногами, захватывает бегущих двумя громадными вилками и жадно глотает».

Король Карл Эммануил, изъявлявший желание служить в армии под началом русского полководца, именовал Суворова «бессмертным» и сделал его «великим маршалом пьемонтских войск и грандом королевства» с потомственным титулом «принца и кузена короля».

Суворов шутками встречал этот поток милостей. Когда ему доложили, что пришел портной снять мерку для мундира великого маршала Пьемонта, он тотчас спросил:

Какой он нации? Если француз, я буду говорить с ним как с игольным артистом. Если немец - то как с кандидатом, магистром или доктором Мундирологического факультета. Если итальянец - то как с маэстро или виртуозо на ножницах.

Узнав, что портной итальянец, Суворов сказал:

Тем лучше! Я еще не видел итальянца, одетого хорошо. Он сошьет мне просторный мундир, и мне будет в нем раздолье!

Мундир оказался необыкновенно пышным, в полном соответствии с тщеславием правителей маленьких государств: синий, расшитый по всем швам золотом.

Не был забыт даже камердинер Суворова Прохор Дубасов. Карл Эммануил удостоил и его двумя медалями с надписью по-латыни: «За сбережение здоровья Суворова». На пакете рескрипта, запечатанном большой королевской печатью, значилось: «Господину Прошке, камердинеру его сиятельства князя Суворова». Пораженный королевской милостью старый слуга с громким воем принес этот пакет своему господину. Милости сардинского государя Суворов ставил невысоко и обрадовался новой возможности почудить. Он вызвал Фукса и закричал ему:

Как! Его сардинское величество изволил обратить милостивейшее свое внимание и на моего Прошку! Садись и пиши церемониал завтрашнему возложению медалей!

Фукс сел и написал: «Пункт первый: Прошке быть завтра в трезвом виде…»

Что значит это? - Суворов изобразил изумление. - Я отроду не видывал его пьяным!

Я не виноват, - отвечал Фукс, - если не видел его трезвым.

В другом пункте предполагалось, что после возложения медалей Прошка поцелует руку у своего барина. Но Суворов не согласился и потребовал, чтобы камердинер целовал руку не ему, а уполномоченному сардинского короля маркизу Габета.

На следующий день церемониал состоялся в строгом соответствии со всеми выработанными пунктами, за исключением первого. Суворов явился в золоченом одеянии великого маршала пьемонтских войск, а Прошка, несмотря на страшную итальянскую жару, был облачен в бархатный кафтан с большим привешенным кошельком. Он не прислуживал и стоял столбом в отдаленности от стула Суворова. За столом пили какое-то кипрское прокисшее вино и провозглашали здоровье Прохора Дубасова. Суворов сохранял на лице пресерьезное, торжественное выражение. Когда медали, обе на зеленых лентах, с изображением Павла I и Карла Эммануила, были возложены на грудь Прошки, тот попытался поцеловать руку Габета, по маркиз не дался. Суворов и Прошка с криками начали гоняться за ним по комнате, и все трое едва не упали. Так мешал фельдмаршал дело с бездельем, и это называл он своею рекреациею - развлечением.

В самой России имя Суворова окончательно стало легендарным. Павел I писал: «Я уже не знаю, что вам дать: вы поставили себя выше всяких наград». Но награда сыскалась. Повелено «отдавать князю Италийскому, графу Суворову-Рымникскому, даже и в присутствии государя, все воинские почести, подобно отдаваемым особе его императорского величества».

«» (по материалам ГА РФ)

Дела из архива III Отделения собственной его императорского величества канцелярии, хранящиеся в Государственном архиве РФ, дают возможность взглянуть на деятельность ведомства, возглавляемого всесильным Александром Бенкендорфом, с весьма неожиданной стороны.

Брань под Красным (селом). Сцена из лагерной жизни. Худ. П.А. Федотов

Политические вольнодумцы и политические ссыльные, а также разного рода авантюристы и мошенники, цензура печати, религиозные секты, вороватые и просто бестолковые чиновники, крестьянские бунты, жалобы крестьян на помещиков и вообще конфликты между помещиками и крепостными, надзор за приезжавшими иностранцами, различные происшествия… Это более или менее очевидный круг функций политической полиции, но наряду с этим господа жандармские офицеры чем только не занимались.

Через них проходили дела об административной высылке буйных дворян, в том числе за домашнее насилие; нередко им приходилось мирить генералов с женами, если ссора супругов заходила так далеко, что требовала подобного рода разбирательства, или выносить вердикт о невозможности их примирения; улаживали жандармы и прочие семейные конфликты, зачастую вступаясь за обиженных детей. В архиве III Отделения хранится немало таких дел, названия которых – «О притеснениях, делаемых отставным генерал-майором Селифонтовым теще его госпоже Волынской» или «О семейной ссоре между генерал-майором Граббе и женой его» – говорят сами за себя. А то и вовсе речь идет о какой-нибудь чудовищной уголовной истории, которые случались в дворянской среде, как, например, дело «Об умерщвлении и преждевременном погребении оренбургского помещика Таузакова женою его и мужем его воспитанницы Полтевым» или «О чиновнице Холодновской, умершей от сечения ее плетьми священником Добротворениным».

Дело «О крестьянском мальчике Иване Петрове, имеющем необыкновенную силу соображения» из архива III Отделения

Вместе с тем мы видим документы о подвигах, совершенных при пожаре («О спасении 13-летним мальчиком Жаворонковым трех сестер своих во время пожара», «О подвиге казачки Чернушкиной, спасшей во время пожара мать и сына своего», «О дворовом мальчике Фролове, спасшем во время пожара больную крестьянскую девочку» и другие). Встречаются причудливые истории вроде дела «О крестьянском мальчике Иване Петрове, имеющем необыкновенную силу соображения». Столь уникальное явление, как способность 11-летнего неграмотного крепостного мальчика Ивана Петрова великолепно считать в уме, также привлекло интерес III Отделения. Любопытно, что на это обратили внимание (возможно, с подачи помещика) именно жандармы, а не служащие ведомства народного просвещения. Дело кончилось высочайшим распоряжением определить мальчика учиться. Наконец, обладавшим такими широкими полномочиями чинам III Отделения доводилось разбираться и со специфическими мошенниками («О составившейся в С.-Петербурге шайке плутов, называющихся принадлежащими к тайной полиции»).

Кое-что из этого калейдоскопа дел мы предлагаем вниманию читателей.

№ 1. ИЗ ДЕЛА «О БЛАГОДЕТЕЛЬНОМ ВЛИЯНИИ ВЫСОЧАЙШЕГО ПОВЕЛЕНИЯ, ПО КОЕМУ СЕНАТОРЫ ОБЯЗАНЫ СОБИРАТЬСЯ В ПРИСУТСТВИЕ В 9 ЧАСОВ», 1827 Г.

Экстракт из донесения генерал-майора Волкова в III Отделение, октябрь 1827 г.

Генерал-майор Волков доносит из Москвы, что высочайшее повеление, в силу коего г[оспода] сенаторы обязаны являться в присутствие к 9 часам, производит самую благодетельную деятельность; особенно дела, по коим изданы были высочайшие указы, приняли ход, по выражению служащих в Сенате, «на крыльях летящий». Сие возбуждает желание, чтобы такая же быстрота делопроизводства введена была и в прочих судебных местах для прекращения жалоб на медленность правосудия.

ГА РФ. Ф. 109. Оп. 2. Д. 349. Л. 1

№ 2. ИЗ ДЕЛА «ОБ ОТПРАВЛЕНИИ ПОРУЧИКА НЕДЗЯЛКОВСКОГО ЗА ПОРОЧНОЕ ПОВЕДЕНИЕ ПОД НАДЗОР ПОЛИЦИИ В М. АТАКИ», 1827 Г.

Отношение дежурного генерала Главного штаба А.Н. Потапова А.Х. Бенкендорфу, 15 апреля 1827 г.

Жительствующий Бессарабской области в местечке Атаки отставной поручик Недзялковский прислал государю императору письмо, в котором просил вызвать его для некоторых важных открытий. Вследствие сего Недзялковский был привезен в С[анкт]-Петербург и в отобранном от него показании объявил разные доносы, не подкрепленные никакими доказательствами.

Из взятого о нем, Недзялковском, сведения оказалось, что он весьма худого поведения. Он прибыл в Россию в 1804 году по письменному виду, в котором назван австрийским уроженцем и поваром. Три раза был под уголовным судом – за участие в краже лошадей, за принятие в заклад покраденных вещей и по подозрению в краже шкатулки; по первым двум был осужден к месячному аресту и к телесному наказанию, а по третьему признан неуличенным. Быв принят в 1813 году в Польский уланский полк поручиком по представленному от него свидетельству, в коем наименован эмигрантом и польских войск поручиком, перешел в 1815 году в Екатеринославский кирасирский полк, а из сего в 1816 – в Томский пехотный, откуда спустя год был принужден выйти в отставку чрез офицеров, не терпевших предосудительных его поступков. В 1822 году, быв определен в тот же полк, в том же году выключен из службы за дурное поведение. Потом за неосновательные доносы выдержан был в Каменец-Подольском тюремном замке два месяца под стражею и сверх того содержался еще год под арестом до окончания производившегося о нем дела.

Иллюстрация П.М. Боклевского к комедии Н.В. Гоголя «Ревизор»

Вследствие сего по высочайшему государя императора повелению поручик Недзялковский отправлен отсюда обратно в место его жительства Бессарабской области, в местечко Атаки, и сверх того сообщена высочайшая воля управляющему Бессарабскою областию тайному советнику графу Палену, дабы Недзялковский, как человек порочный и худой нравственности, находился под полицейским надзором .

Я нужным считаю уведомить о сем ваше превосходительство.

Дежурный генерал Потапов

ГА РФ. Ф. 109. Оп. 2. Д. 105. Л. 1–2

№ 3. ИЗ ДЕЛА «О ПРИМИРЕНИИ ЧРЕЗ ПОСРЕДСТВО ПОДПОЛКОВНИКА ШУБИНСКОГО ЯРОСЛАВСКОГО ГРАЖДАНСКОГО ГУБЕРНАТОРА С ТАМОШНИМ ГУБЕРНСКИМ ПРЕДВОДИТЕЛЕМ», 1829 Г.

Докладная записка от III Отделения Николаю I , 23 февраля 1829 г.

Из Ярославля начальник 2-го отделения г[осподин] подполковник Шубинский доносит.

О примирении губернатора с губернским предводителем.

Сего февраля 19 числа г[осподину] Шубинскому удалось достигнуть, что ярославский губернатор и губернский предводитель дворянства прекратили между собою неудовольствие и чистосердечно примирились; сколько пользы для губернии, службы и служащих! Это почти ежедневно доказывается на самом опыте.

На докладной записке резолюция рукой Николая I : «Спасибо» .

ГА РФ. Ф. 109. Оп. 4. Д. 118. Л. 1

№ 4. ИЗ ДЕЛА «О ДВОРОВОЙ ДЕВОЧКЕ ПОМЕЩИЦЫ БЕЛОКРЫЛЬЦОВОЙ, УМЕРШЕЙ ОТ ПОБОЕВ, ПРИЧИНЕННЫХ ЕЙ ОЗНАЧЕННОЮ ПОМЕЩИЦЕЮ», 1833–1834 ГГ. Справка чиновника III Отделения, без даты

В ведомости о происшествиях по Костромской губернии между прочим показано было, что в Макарьевском уезде дворовая девочка помещицы Белокрыльцовой Осипова 18 июня умерла от побоев, причиненных ей помянутою помещицею. Против статьи сей, помещенной в таблице с 5 по 12 августа 1833 г., его величество изволил написать: «Строжайше исследовать и донести».

ГА РФ. Ф. 109. Оп. 173. Д. 102. Л. 1

Отношение костромского гражданского губернатора А.Г. Приклонского А.Х. Бенкендорфу, 7 ноября 1833 г.

Милостивый государь граф Александр Христофорович!

[…] По вступлении моем в исправление должности гражданского губернатора 4 сего ноября, сообразив сведения, имеющиеся по сему предмету в канцелярии губернатора, и когда по оным открылось, что преступница Белокрыльцова содержится под стражею, а произведенное Макарьевским земским судом об означенном происшествии исследование рассматривается в тамошнем уездном суде, почему сему последнему предписал вместе с тем, чтоб о положении сего дела и об обстоятельствах оного представлено было ко мне с первою почтою подробное сведение с присовокуплением и содержания решения, буде оно последовало; в противном же случае вменил в обязанность уездного суда, чтоб оный обратил особенное внимание на существо сего дела и чтобы преступление открыто было во всей ясности и дело получило немедленно надлежащее окончание.

Почтеннейше донося о сем вашему сиятельству, честь имею присовокупить, что по важности сего дела как на скорейшее окончание оного, равно и на правильность решения я не премину обратить особенное мое внимание.

ГА РФ. Ф. 109. Оп. 173. Д. 102. Л. 3–4

Документ из архива III Отделения

Отношение костромского гражданского губернатора А.Г. Приклонского А.Х. Бенкендорфу, 18 августа 1834 г.

Милостивый государь граф Александр Христофорович!

В дополнение отношения моего от 28 ч[исла] минувшего июля за № 6451, коим я имел честь довести до сведения вашего сиятельства о представлении в Правительствующий Сенат решенного в Костромской уголовной палате дела о дворовой девочке г[оспож]и Белокрыльцовой Осиповой, умершей от смертельных ран, нанесенных помещицей, ныне имею честь почтеннейше донести вашему сиятельству следующее:

Подсудимая Белокрыльцова по произведенному следствию обличена в том, что 8 ч[исла] июня прошлого 1833 года в нетрезвом виде неизвестно за что хотела, по-видимому, у малолетней крепостной девочки своей Агафьи Осиповой отрезать ножницами косу, но, не отыскавши оных, схватила нож и сделала на голове и шее смертельные раны, отчего она, Осипова, 18 ч[исла] того же июня и померла. В сем поступке хотя Белокрыльцова и оправдывалась помешательством ума своего, случавшимся с нею и прежде того, но при повальном обыске все спрошенные люди, и в том числе семь благородных лиц, того не подтвердили, но объяснились, что ее, Белокрыльцову, почасту видали в пьяном виде, а в помешательстве ума никогда и что она означенный поступок учинила не в беспамятстве, а в совершенном уме, бывши тогда только нетрезвою. Сверх сего, из обстоятельств дела видно, что она сотскому Никите Лукоянову за открытие преступления угрожала взысканием с него 25 рублей, в чем и сама на очной с ним ставке созналась. По каковым обстоятельствам Костромская палата уголовного суда приговорила ее, Белокрыльцову, за бесчеловечный поступок, лишив дворянского достоинства, сослать в Сибирь на поселение. С сим определением, по моему мнению правильным и с законами согласным, и представил я подлинное об ней дело в благоусмотрение Правительствующего Сената.

Квартальный и извозчик. Худ. П.А. Федотов

С глубочайшим почтением и совершенною преданностию честь имею быть, милостивый государь, вашего сиятельства покорный слуга Александр Приклонский.

Резолюция А.Х. Бенкендорфа: «Записку государю».

ГА РФ. Ф. 109. Оп. 173. Д. 102. Л. 7–8

№ 5. ИЗ ДЕЛА «О НЕПОВИНОВЕНИИ КРЕСТЬЯН ДЕЙСТВИТЕЛЬНОЙ СТАТСКОЙ СОВЕТНИЦЫ ДЕНИСЬЕВОЙ», 1833 Г. Донесение начальника 6-го округа корпуса жандармов генерал-майора графа Апраксина А.Х. Бенкендорфу, 30 октября 1833 г.

Саратовской губернии в Балашовском уезде крестьяне генерал-майорши Денисьевой в числе 1000 душ с апреля месяца сего года не токмо уклоняются от повиновения ей и ее управляющему, которому уже делали многие дерзости, но и не признают ее своею помещицей потому будто, что она происходит из дворовых девок графа Разумовского.

Корпуса жандармов майор Быков по важности сего случая в сем октябре месяце отправился в оное имение для дознания настоящих причин неповиновения, и что им будет дознано и учинено – по представлении от него рапорта я не премину донести о том в свое время вашему сиятельству.

Генерал-майор граф Апраксин

ГА РФ. Ф. 109. Оп. 173. Д. 123. Л. 1–1 об.

Донесение начальника 6-го округа корпуса жандармов генерал-майора графа Апраксина А.Х. Бенкендорфу, 6 ноября 1833 г.

От 30-го числа прошлого октября за № 54 я имел честь представлять вашему сиятельству, что корпуса жандармов майор Быков отправился в имение действительной статской советницы Денисьевой для узнания причин неповиновения крестьян ее. А ныне он мне рапортом от 24 октября доносит, что причина того неповиновения точно есть одна только та, как им дознано от самих крестьян, что г[оспо]жа Денисьева происходит из дворовых людей графа Разумовского, почему будто она не вправе ими владеть. За неповиновение сие они состоят уже под судом, и уголовною палатою до 200 человек приговорены к наказанию плетьми, а поверенный их Петленков – кнутом, но дело о них в Правительствующем Сенате еще не кончено.

Крестьяне до того заблуждены в своем мнении, что и доселе не ходят на господские работы, за всем тем что в деревнях их для побуждения к оной находятся при офицере до 100 человек нижних чинов Саратовского гарнизонного батальона.

Бунт крестьян. Худ. С.В. Герасимов

Майор Быков, желая способствовать к обращению их в должное повиновение, все меры употреблял убедить их; но они решительно отозвались, что дотоле ни на что не согласятся, пока не возвратятся посланные от них в Петербург в виде поверенных крестьяне Григорий Романов и Михайла Собачнин. Следовательно, по заблуждению их, вся развязка неповиновению их зависит от внушения сим поверенным, что естьли и точно г[оспо]жа Денисьева происходит из дворовых людей, то по замужеству своему она на владение оными крестьянами приобрела законное право. […]

Генерал-майор граф Апраксин

ГА РФ. Ф. 109. Оп. 173. Д. 123. Л. 14–15 об.

7 числа сего месяца доставлены ко мне вместе с предписанием вашего сиятельства от 23 минувшего ноября за № 5391 поверенные от крестьян помещицы Денисьевой Григорий Егоров и Михайла Васильев , с коими я в тот же день отправился в село Малиновку, где нашел, что вследствие последовавшей высочайшей конфирмации по делу о неповинующихся сей вотчины крестьянах 4 числа сего ж месяца произведена уже экзекуция: начинщик возмущения крестьянин Петленков наказан кнутом 25 ударами с постановлением штемпелевых знаков и ссылкою в каторжную работу; и 12 человек крестьян, по суду найденные более других виновными, прогнаны шпицрутенами чрез пятьсот человек по одному разу, с тем чтобы отдать в военную службу, к какой окажутся годными, совершенно же неспособных по наказании сослать в Сибирь на поселение; а прочие крестьяне села Малиновки и деревни Безлесной, кроме одного, находящегося в бегах, и 8 мужчин и одной женщины, оказавших буйство против военной команды, над коими произведенный военный суд представлен на ревизию к господину начальнику губернии, признали г[оспо]жу Денисьеву за законную свою помещицу и в данной земскому суду подписке обязались ей и кому от ней будут поручены совершенно повиноваться. Но дошедшие до меня на пути следования в Малиновку частные слухи давали некоторым образом заметить, что таковая подписка их не была основана на искреннем сознании собственного заблуждения, а только из одного страха к наказанию и что делу сему положат конец поверенные их, посланные в Петербург для подачи просьбы государю императору.

По сему поводу, руководствуясь вышеизъясненным предписанием вашего сиятельства, приказал я собрать всех домохозяев, которым начально подтвердил монаршую волю о безусловном повиновении помещице своей, потом исчислил подробно все бедствия, которым они подверглись по легкомыслию своему и излишней доверенности к возмутителю Петленкову, и, наконец, объявил им, что по воле государя императора поверенные их с нарочным присланы ко мне и лично подтвердят им общее в сем случае заблуждение. Но на все сие ответствовали каким-то сомнительным безмолвием, показывая, что они от поверенных своих ожидают вовсе тому противного. Но когда поверенные подошли к ним и упали на колена, чем самым в ту же секунду приветствовали их и собранные крестьяне, и когда старейший из них сказал: «Почтенные старики и вся братия, отправляя меня в Петербургу, вы стояли предо мною на коленях и просили добиться до царя; я вашу просьбу исполнил и чрез сие уверился, что мы все обмануты и разорены злодеем Петленковым; теперь я вас прошу, выбросьте все из головы и повинуйтесь своей помещице; а естьли и за сим кто из вас будет думать и говорить иначе, то я первый объявлю Ивану Ивановичу (указывая на управляющего имением); разорению нашему надо положить конец». После чего все в один голос подтвердили обязательство безусловного повиновения своей помещице и ее приказу, а многие из них со слезами говорили, что они детям и внукам своим закажут подобных поступков не делать; потом упали все управляющему в ноги, просили его забыть прошедшее и уверить госпожу, что они усердием и верностию заслужат то огорчение, которое причинили ей слепым своим послушанием к Петленкову, обольстившему их свободою от власти помещичьей; тут же просили управляющего любить их по-прежнему, говоря: «Мы, батюшка, вами всегда были довольны, но нас сбивали Петленков и его сообщники»; на сие управляющий отвечал им, что он, видя теперь истинное их раскаяние, забывает все причиненные ему оскорбления и будет по-прежнему их другом, которым они всегда его называли. После сего крестьяне начали целовать старика поверенного и, как заметно было, пошли по домам с чувствами самодовольствия, а сегодня были почти все у обедни и принесли искреннее благодарение Всевышнему за водворение между ими совершенной тишины и спокойствия. […]

ГА РФ. Ф. 109. Оп. 173. Д. 123. Л. 31–33

№ 6. ИЗ ДЕЛА «О ДЕРЗКОМ ПОХИЩЕНИИ ЧУБУКА ИЗ РУК ЧИНОВНИКА СВИТЫ ТУРЕЦКОГО ПОСЛА НА СТАНЦИИ ГОРОДА ГОРОДНИ», 1833 Г.

Рапорт находящегося в Черниговской губернии подполковника корпуса жандармов Вепрейского А.Х. Бенкендорфу, 16 ноября 1833 г.

Турецкое посольство встречено было 10-го числа сего месяца в г. Чернигове с большим любопытством, после чего слышны в публике разные суждения. Некоторые из читавших иностранную газету («Франкфуртский журнал») причину посольства сего полагают для заключения с Россиею трактата наступательного и оборонительного союза против Англии и Франции; худо понимающие политические дела предсказывают от того войну; а другие находят в таковом союзе благодетельные виды правительства обеспечить государство на долгое время миром.

Сквозь строй: наказание шпицрутенами во времена Николая I

Вслед за тем обнаружилось у всех одинакое негодование, узнав о происшествии, случившемся с турецким посланником в здешней губернии в уездном городе Городне, по прибытии куда во время перемены лошадей на почтовой станции чиновник турецкой свиты нес в комнату для посланника трубку и чубук. Вдруг из окружившей экипажи толпы, по слухам, какой-то дворянин вырывает из рук чиновника чубук, бросает чрез забор и скрывается между народом!! Сопровождавший свиту г[осподин] полковник Золотарев, узнав о сем, приказывает городничему чубук отыскать и отдать при проезде 2-го отделения, но не найден! Другие говорят, что учинивший сие есть весьма молодой человек, канцелярский служитель, показавший в допросе городничему, что он был научен каким-то дворянином сделать таковой нетерпимый в благоустроенном государстве поступок, оскорбляющий каждого имеющего чувства национальной гордости. Впрочем, четвертый день, как происшествие сие здесь составляет общий предмет разговоров, но донесения от городничего г[осподину] гражданскому губернатору по сие время еще никакого не было.

Резолюция А.Х. Бенкендорфа: «Высочайше повелено, дабы подполковник Вепрейский произвел исследование и непременно открыл виновного» .

ГА РФ. Ф. 109. Оп. 173. Д. 130. Л. 1–1 об.

Публикацию подготовила главный специалист Центра изучения и публикации документов ГА РФ, кандидат исторических наук
Ольга ЭДЕЛЬМАН

ПРИМЕЧАНИЯ

Речь идет об одной из мер начала царствования Николая I, которая была призвана ускорить решение судебных дел в Сенате. Сенат являлся высшей судебной инстанцией, однако попадавшие туда дела рассматривались невероятно медленно, тянулись годами и десятилетиями.

Позднее Недзялковский снова пытался делать ложные доносы, в 1829 г. «за неспокойный характер и всегдашнюю готовность к ослушанию» был сослан в Вятку, а в 1832 г. – в Архангельскую губернию, где он и умер в 1835 г.

Благодарность императора была сообщена подполковнику Шубинскому специальным письмом А.Х. Бенкендорфа. (Там же. Л. 2.)

Для императора регулярно составляли отчеты о происшествиях. Читая их, Николай I делал на полях разные распорядительные пометы. Затем чиновники III Отделения составляли справки о содержании соответствующего пункта («статьи») отчета и распоряжении императора. Каждая из этих справок становилась отправной точкой расследования, оформленного в дело. Данный документ является примером такой справки.

Разница имен в этом и предыдущем документе объясняется тем, что в то время у крестьян не было устойчивых фамилий, вместо них использовались отчества или разного рода фамильные прозвища.

То есть с клеймением.

Чубук был вскоре найден и отправлен в Петербург. Виновными оказались два мелких чиновника (17-летний канцелярист, сын местного помещика, и 30-летний чиновник), мотивы их поступка из дела неясны.