1800 г. Вольта, Николсон и Карлайл, Дэви На рубеже 19-го века, предположительно в декабре 1799 г., итальянец Алессандро Вольта изготовил 1-ю электрическую батарею, которая представляла собой столбик из чередующихся медных и цинковых кружков, разделенных кружочками сукна или

На севере Италии между городами Александрией и Тортоной находится большая равнина, посреди которой расположена деревня Маренго . Именно здесь, 14 июня 1800 года войска Наполеона, перейдя Альпы через перевал Сен-Бернар, встретились с австрийской армией под командованием генерала Меласа. Несмотря на ее превосходство в живой силе, и особенно в артиллерии, она все же была разгромлена Наполеоном.

И вот спустя 200 лет итальянцы решили воспроизвести это сражение, пригласив участвовать в нём военно-исторические клубы разных стран. Группа военно-исторической реконструкции "Флигель-рота Московского гренадерского полка" - участник этих событий.

В июне 2000 года на севере Италии в провинции Александрия состоялся грандиозный военно-исторический фестиваль, посвящённый 200-летию битвы при Маренго. Устроители юбилейных меро-приятий, проведя огромную подготовительную работу, смогли на высоком уровне организовать и про-вести великолепные торжества с участием многих десятков крупнейших военно-исторических групп и объединений из многих государств Европы и даже Америки. Около 2500 человек, одетых в мундиры разных стран и армий эпохи наполеоновских войн, съехались на историческое поле битвы у небольшого итальянского городка, чтобы воспроизвести эту баталию. А посмотреть на это собрались десятки тысяч зрителей, и посмотреть было на что. Самые лучшие группы реконструкции, блестяще обмундированные и вооружённые, "оккупировав" несколько городков этой итальянской провинции, поразили местных жителей своим удалым видом. Зрелище дефилирующих по улочкам солдат в старинных мундирах вызывало у итальянцев неподдельный восторг, бурно выражаемый ими аплодисментами и возгласами "браво!"

Самыми многочисленными и превосходными были, конечно же, группы из Франции, Италии и Чехии. Много групп приехало из Бельгии и Германии. Меньшим оказалось представительство Словении, Швейцарии, Великобритании, Австрии. Прибыли на фестиваль и группы из почти "экзотических" стран, таких как Норвегия и Латвия. Совсем немного было поляков и украинцев, и на их фоне делегация российского военно-исторического движения не казалась такой уж и скромной.

В этом грандиозном европейском фестивале посчастливилось принять участие российским клубам из трёх крупнейших военно-исторических объединений нашей страны: Санкт-Петербургской военно-исторической ассоциации О. Соколова, Международной военно-исторической ассоциации А. Вальковича и Московского корпуса, сводный отряд которого в походе возглавляла А. И. Бегунова.

Как водится, наши сограждане в день баталии поделились на "французов" и "русских" (правда были ещё и пруссаки) и разошлись по разные стороны баррикад. На русской стороне не было единства, и в итоге в составе австрийской армии, за которую мы выступали, оказалось несколько самостоятельных российских частей, не объединённых ни строем, ни общим командованием. Это всё, вероятно, и предопределило решение устроителей баталии об отправлении русских с глаз подальше, на самый дальний от зрителей участок поля боя, и даже за его границы, обозначенные вешками с красными флажками, туда, где в отличие от поля перед зрительскими трибунами, частично даже не была скошена пшеница. Только сводный отряд русской кавалерии из-за недостатка её у австрийцев действовал в центре поля в составе главных сил союзной армии. Остальным российским частям была предоставлена относительная свобода действий на крайнем левом фланге без непосредственного контакта с войсками центра.

Все наши пехотные части были сведены в один батальон, а спешенные кавалеристы с полковыми дамами и детьми составили ещё один небольшой отдельный отряд. Всего же нас здесь вряд ли было более 100 человек. Добыть точную информацию о составе и численности российских групп военно-исторической реконструкции, участвовавших в битве при Маренго, оказалось гораздо сложнее, чем о зарубежных клубах. Неизвестными остались даже точные названия групп и имена их руководителей. Поэтому, чтобы никого не обидеть, эти сведения будут опущены.

На долю российского пехотного батальона выпала роль изображать действия австрийской левофланговой колонны генерала Отта, которая в реальном сражении 1800 года, обходила правый фланг французской позиции у Маренго. Согласно сценарию и реальному ходу сражения наш батальон должен был на исходных позициях, в стороне от главных сил, дожидаться пока те не втянутся в сражение в центре поля, и только после выдвинуться на рубеж атаки и ударить французам во фланг.

Хотя место наших действий было довольно далеко от зрителей, но всё же нам повезло больше, чем остальным. Дело в том, что французы и австрийцы, вступившие в бой в 5-ти метрах от трибун, прочно завязли в непролазной грязи. Нам же довелось идти по стерне, что было несравненно легче. Наступавшие вдалеке австрийцы продвигались вперёд еле-еле и выглядели очень забавно, словно цапли, выдёргивавшие ноги из грязи.

Зато артиллерия грохотала во всю силу без остановки. В канонаде особенно выделялся мощный бас французских 12-ти фунтовых пушек, но Братиславская и 1-я артиллерийская батарея из Словакии и Чехии отвечали им частым, почти беспрерывным огнём. Всё поле боя заволокло сизым пороховым дымом.2

Каждая из российских групп военно-исторической реконструкции была выстроена колонной в 3–4 человека по фронту, а все вместе группы формировали одну общую колонну в 18 человек по фронту. При этом, первая шеренга была составлена из представителей всех клубов. Со стороны русский батальон смотрелся несколько пестровато, т. к. его формировали слишком отличавшиеся по униформе группы: егеря, моряки, гренадёры, мушкетёры и даже суворовские гренадёры в мундирах 1799 года. К тому же и глубина колонн отдельных групп была самой различной в соответствии с их численным составом, т. е. от 3-х до 5-ти шеренг. Всё это и большое количество офицеров-командиров, находившихся за строем, не добавляло боевому порядку красоты и стройности.

В этом отношении зарубежные группы смотрятся куда более выигрышнее. Имея в строю по 30–40 и даже больше человек единообразно обмундированных, они выстраивают фронт максимум в три шеренги глубиной. Больше и не нужно, т. к. из практического опыта давно известно, что люди стоящие уже в 3-й шеренге мало что видят перед собой и справа и слева от себя, постепенно теряя всякий интерес к происходящему на поле.

Для малочисленных российских клубов идеальным боевым порядком являлся бы 2-х шереножный строй с цепью застрельщиков впереди, которые при необходимости могли бы уходить за фронт, формируя 3-ю шеренгу, или выстраиваться на флангах боевого порядка, формируя собственные подразделения, также в 2 шеренги.

При большом количестве людей на ограниченном пространстве, когда волей-неволей приходится формировать глубокую колонну, её лучше было бы строить эшелонами, по образцу ротной колонны конца XIX века, т. е. все из тех же 2-х шереножных линий, 2-х - 3-х или даже 4-х, так чтобы линия от линии находилась на расстоянии 4–5 аршин (2,8–3,5 м). Для данного боевого порядка всегда можно будет найти 10–15 человек единообразно обмундированных, с действующими ружьями, для первой шеренги и тем самым придать всей колонне исторически приемлемый внешний вид. Во вторых шеренгах уже можно будет замаскировать всех нестроевых, невооружённых, а также женщин и детей, которые, как водится, сопровождают российские подразделения на баталиях. Плетущиеся же вразброд в хвосте колонны все эти типажи чрезвычайно портят вид воинского строя, делая его похожим на цыганский табор.

Если же в такой колонне собирается достаточно большое число бойцов. прекрасно вооружённых и обмундированных, то их следует поставить в первые шеренги всех двух шереножных линий, из которых будет сформирована вся колонна. В этом случае при необходимости будет легко развернуть из колонны фронт, в первой шеренге которого окажутся самые боеспособные бойцы.

Если по обстоятельствам придётся действовать всю баталию одной колонной, то, чтобы не было обидно людям 2-й и 3-й линий, надо будет заменять ими первую. Такое маневрирование только добавит зрелищности всему сражению. Первая линия, допустим, может изобразить тяжёлые потери, понесённые, например, от неприятельского артиллерийского огня, отступить в тыл, или даже целиком "погибнуть", на время, конечно. В последнем случае через "трупы" первой линии вперёд выдвинется вторая, что будет смотреться весьма эффектно.

Правда, есть одна существенная проблема - грамотно маневрировать, чтобы один эшелон колонны сменял в бою другой, российские группы реконструкции, за редким исключением, традиционно почти не умеют. Однако рано или поздно этому необходимо будет учиться. Даже самый простейший маневр - перестроение в каре, вызывает в боевых порядках страшную суматоху и беготню. И если на репетициях всё проходит более-менее гладко, то в боевой обстановке такой маневр выполняется далеко не блестяще.

Пока французы и австрийцы месили грязь у зрительских трибун, русский батальон беспрепятственно выдвинулся и вышел едва ли не в тыл французской позиции, к самой артиллерийской батарее, где был встречен огнем слабой цепи польских вольтижеров, которых быстро оттеснили наши гвардейские пруссаки, и батальон рванулся вперёд.

Французское командование, увлекшись разыгрыванием перед трибунами с высокими гостями некой идеальной баталии, проглядело наши действия, и только в самый последний момент осознало реальность угрозы, что мы одним махом возьмём их батарею, и на этом сражение можно будет считать законченным.

Немедленно против нас бросили почти всю французскую кавалерию, которая до этого перемесила уже всю грязь в центре поля боя, превратив его в топкую трясину. 2-й, 4-й, 8-й гусарские полки из Франции, 6-й из Бельгии, конные егеря и даже неаполитанские шволежеры помчались во весь дух в атаку на наш небольшой батальон.

К счастью, наши командиры вовремя заметили опасность и отдали приказ свернуться в каре. Хотя несколько суетливо и не по уставным правилам, но достаточно быстро мы образовали сомкнутое построение. При построении батальона в две линии или даже в две шеренги такой маневр можно было совершить за считанные секунды, а так крайним фланговым подразделениям пришлось сломя голову бежать в тыл, на глазок определяя то место, где они должны были встретиться со своими соседями и сомкнуть фасы. Никаких унтеров или офицеров, которые могли бы указать людям места, в нашем тылу просто не было. Огромная толпа штабных чинов занималась чем угодно, только не управлением частями.

Несмотря на небольшую неразбериху в рядах батальона атакующая неприятельская кавалерия была встречена дружным огнём. У многих из нас было всего несколько зарядов, скрученных в самый последний момент перед боем. Сводный отряд Московского корпуса почему-то так и не смог получить от организаторов баталии обещанного пороха. И если бы не сердобольные чехи из клуба, изображавшего российскую артиллерию 1805 года, мы вообще остались бы без зарядов. Братья-славяне подарили сибирским гренадёрам несколько орудийных картузов, порох из которых и пошёл на заряды для ружей.

Несколько десятков всадников благоразумно не решились атаковать наше каре прямо в лоб. Обскакав его фасы, они нашли их уже везде сомкнутыми, и более-менее устроенными, и, покружив бесцельно вокруг, умчались обратно так же стремительно, как и приблизились, почти не скрестив своих клинков с нашими штыками.

Батальон немедленно перестроился снова в колонну и с ещё большей яростью бросился на польских вольтижеров, разметав их слабую цепь. Но тут вернулась французская кавалерия, и нам опять пришлось сломя голову строить каре. Грязь, налипшая на ботинках, казалось, весила по целому пуду на каждом, но каре было выстроено почти мгновенно. Французские кавалеристы - не русские, на штыки не полезли и стали бесцельно кружить вокруг нас. Мы почти не стреляли, чтобы не перепугать лошадей, хотя и очень хотелось, уж больно самоуверенными и наглыми казались их физиономии, особенно одного, который беспрепятственно жевал жвачку, совсем не заботясь об историческом соответствии.

Отогнать всадников, облепивших каре, мы не могли, с нами не было ни кавалерии, ни артиллерии. Первой у австрийцев вообще было гораздо меньше, чем у французов. Десятка полтора русских гусар, улан и казаков рубились с французами где-то в центре поля и были слишком далеко от нас.

Наконец нас выпустили из кольца, мы были вынуждены изобразить отступление и отошли на несколько десятков метров назад, где вновь перестроились и затеяли перестрелку с польскими вольтижерами, которые постепенно усиливались группками стрелков из других формирований. Но это ещё больше раззадорило нас.

Французское командование явно не принимало наш батальон всерьёз, так и не выделив против него никакого многочисленного отряда, и даже не подумав развернуть против нас хотя бы одно из орудий своей главной батареи. В основном в бой бросали немногочисленные подразделения из представителей "третьих" стран, т. е. Польши, Латвии, Украины и России. Истинные французы бились в более престижном месте, т.е. вблизи зрителей.

Некоторое время, не так уж и долго, наши стрелки в одиночку перестреливались с неприятелем. Затем батальон, сплотившись в единую массу, стремительно приблизился к врагу и с дистанции 20 метров открыл частый огонь. Бойцы, стоявшие в задних шеренгах, горели желанием также вступить в перестрелку и всеми правдами и неправдами протискивались вперёд, их выстрелы гремели буквально над ухом людей 1-й шеренги. Все это вносило невообразимую сумятицу в ряды бойцов, но продолжалось недолго - барабанщики неистово забили сигнал атаки, и батальон бросился в штыки.

Нас было явно больше, чем поляков и питерских французов. Увидев перед собой лёгкую добычу, некоторые бойцы ещё за добрый десяток шагов до неприятеля вырвались из строя и рванулись вперёд. На крайнем правом фланге батальона один из наших чудо богатырей с такой яростью кинулся в бой, что по пути расшвырял в стороны однополчан, и в одиночку бесстрашно набросился на целую французскую полубригаду так, что только щепки полетели от его и неприятельских ружей.

Без труда батальон опрокинул поляков и русских французов, оказавшись в 10–15 метрах от первого правофлангового орудия французской батареи. Немецкие гессенские артиллеристы из клуба 3-й артиллерийской роты перестали стрелять и с недоумением взирали на невесть откуда взявшихся русских. Неприятель не знал, что ему теперь делать - то ли спасаться бегством, то ли вступать в схватку. Так ничего не решив, они замерли на месте. Однако им повезло, наши командиры решили спасти французскую армию от разгрома и приказали отступать. Потрясённый неприятель даже не стал нас преследовать, правда, вскоре из французского резерва примчалась многочисленная кавалерия и со всей яростью обрушилась на наш батальон.

На сей раз перестроение в каре не прошло гладко. Дело в том, что в собственном тылу мы вдруг наткнулись на незаметно примкнувший к нашему строю сводный отряд спешенной русской кавалерии. Гусары, казаки, дети и полковые дамы в виду приближающейся атаки неприятельской кавалерии инстинктивно прижались к батальону, и тем самым не позволили создать даже подобие каре. В тылу всё перемешалось и превратилось в огромную бесформенную массу, ощетинившуюся пиками, саблями и штыками.

Неприятельские кавалеристы не рискнули всерьёз схватиться с такой толпой и долго кружили вокруг, больше позируя перед телекамерами, чем сражаясь. Лишь итальянские кирасиры 2-го эскадрона 5-го кирасирского полка, которых, правда, было всего 4 или 5 человек, с трубачом, попытались нас взять на испуг. Выстроившись шеренгой, выставив вперёд палаши, громадные всадники, чьи блестящие латы и великолепные мундиры были скрыты белыми плащами, на огромных лошадях во весь опор помчались на один из фасов нашего каре, всем своим видом показывая, что и не собираются тормозить. Лишь в 3–5 шагах от строя они резко остановили лошадей, но каре не дрогнуло. Жаль, что обстрелять этих наглецов было нельзя и нечем.

Однако, тут наконец-то нас поддержала русская кавалерия. Хотя и немногочисленные, но лихие рубаки пришли нам на помощь и быстро отогнали вялых французов, погнав их дальше в тыл. Теперь мы смогли немного передохнуть, перестроиться и оглядеться по сторонам.

В центре поля сражение начинало принимать размах. Несколько батальонов с обеих сторон, каждый численностью в добрую сотню бойцов, единообразно обмундированных и вооружённых безотказными ружьями, сходились друг с другом почти вплотную и начинали вести залповый, а потом и батальонный, почти беспрерывный огонь. Русский батальон такой мощью огня похвастаться не мог, и нам снова пришлось идти в штыки.

На сей раз французское командование подтянуло к своему правому флангу крупные силы. Теперь в прикрытии артиллерийской батареи были заметны швейцарцы, немцы и другие неизвестные нам группы, кроме тех, с которыми мы уже сталкивались в предыдущих атаках. Все они, пользуясь тем, что за их спиной в качестве резерва или даже 2-й линии стоял целый батальон французской Старой гвардии, решили нас контратаковать. Польские вольтижеры, питерские французы, и даже спешенные конные артиллеристы, пристроились к своим землякам и двинулись нам навстречу. Старая гвардия, высокие меховые шапки которой, императорские орлы и синие шинели были видны издалека, не удержалась и пошла вслед за 1-й линией.

Наши барабаны загрохотали так, что, казалось, перекрыли все шумы боя, даже артиллерийскую канонаду. Единым монолитным строем русский батальон пошёл на сближение с неприятелем, фронт которого на сей раз был более прочным. Ни мы, ни они не обладали внушительной огневой мощью и после нескольких выстрелов обе стороны за несколько десятков шагов бросились бегом друг к другу и столкнулись грудь в грудь.

Схватка разгорелась не на шутку. Однако уже довольно скоро мы сбили с поляков спесь, а с лиц "наших" французов благодушные и снисходительные улыбки. Забавно было наблюдать, как вытянулось лицо одного поляка, когда с его ружья был сбит штык и тут же затоптан сотней ног в грязь. Другой из них, не в меру горячий, слишком рьяно толкался с нашими сибирскими гренадёрами. Он не знал, глупый, с кем связался. Его тут же отделили от неприятельского строя, отобрали ружьё, сбили с головы кивер-конфедератку и схватили за шиворот, как кутёнка. Как он не трепыхался, ему так и не удалось вырваться из железных рук сибирцев, и вскоре поляк затих в центре строя батальона, окружённый со всех сторон нашими бойцами. На беднягу было жалко смотреть, понурив непокрытую голову, он смотрел себе под ноги, боясь поднять глаза. Но русские люди великодушны к поверженному врагу, парня отпустили к своим, вернув ружьё и рогатывку (четырёхугольную шапку-кивер). Другому поляку вернули сбитый с ружья штык, однако хозяин штыка долго не решался подойти к нашему строю и забрать потерю, опасаясь, что его просто дразнят. Пришлось одному из наших самому относить штык владельцу, который его взял и быстро ретировался, даже не поблагодарив.

По всему было видно, что неприятель просто потрясён нашим ударом, в результате которого его отбросили прямо к французским пушкам, до которых оставалось всего каких-нибудь 10 шагов. Самых ретивых из нас, так и норовивших прихватить в трофей пару пушчонок, пришлось держать за фалды, дабы умерить их пыл и не дать ворваться на батарею. Обе армии, французская и австрийская, с удивлением взирали на русский батальон, который в одиночку мог решить исход всего сражения. Артиллеристы французской батареи (среди них были и наши соотечественники) прекратили стрельбу и молча ожидали решения своей участи. Мы и на этот раз, конечно же, отступили, чтобы не нарушать правил игры и сценария, по которому должна была победить французская армия.

И опять на нас набросилась неприятельская кавалерия, и опять в нашем тылу из-за женщин и детей образовалась неразбериха. Но к длинным и острым пикам спешенных гродненских гусар французы приближаться не решились, и, покружив немного вокруг каре, помчались дальше, поближе к зрителям. Мимо нас промелькнули шволежеры с пиками, драгуны 2-го полка в великолепных касках и даже кирасиры.

Прошло уже около 2-х часов с момента начала битвы, и, очевидно, французская сторона решила, что время успехов австрийской армии прошло, и теперь французы должны наконец перейти в контрнаступление и разгромить союзников.

Наконец-то выдвинулся в первые ряды так долго маячивший вдали батальон Старой гвардии. По численности он казался примерно равным нашему, человек 60–70. Все степенные, солидные люди, прекрасно обмундированные и вооружённые. Они сплошной синей стеной медленно надвигались на нас. Неприятеля теперь было гораздо больше, чем нас, с учётом ранее задействованных подразделений на нашем фланге.

Однако бравый барабанщик сибирцев снова лихо ударил сигнал атаки и русский батальон дружно пошёл вперёд чётким строем, в ногу, печатая шаг, не взирая на грязь, тоннами налипшую на башмаках. "Левой, левой! Раз, два, три!", - хором скандировал наш батальон, стремительно приближаясь к неприятелю.

Наконец французы не выдержали и первыми открыли стрельбу. Огонь из почти сотни боевых ружей был весьма эффектен. Несмотря на не прекращавшийся все эти часы дождь, их ружья били без осечек. Французская линия очень скоро почти вся скрылась в пороховом дыму. Естественно, что в такую погоду мы и не собирались изображать трупы, а лишь ускорили шаг.

Французский огонь стал ещё более ожесточённым. Но мы не французы. "Что толку в этой перестрелке?" - когда вообще нет патронов. Скорей вперёд, в штыки. "В штыки!" Все горели одним желанием побыстрее сойтись с таким красиво упакованным неприятелем и проверить их на "вшивость." Но и они пошли вперёд, нам навстречу. Мы обрадовано грянули: "Ура!" и бросились на гвардию. Те в свою очередь в нескольких шагах от нас остановились и миролюбиво подняли ружья вверх, всем своим видом показывая, что на этом считают атаку законченной и нам следует разойтись.

Но не тут-то было. Они и не подозревали, наивные, на кого напали. Нас уже было не остановить.

Опять несколько наших отчаянных храбрецов вырвались из строя и в одиночку набросились на целый вражеский батальон. Французов прямо-таки поверг в ужас один из чудо богатырей, яростно колотивший по их раритетным ружьям своей разбитой уже в щепки "берданкой".

"Nou, nou, nou!" - испуганно кричали седоусые гвардейцы, шарахаясь в разные стороны от "русского берсерка." Лишь подоспевшая питерская полубригада спасла их, приняв на себя весь удар. Большого труда стоило командирам оттащить нас от законной добычи. Чтобы избежать окружения многочисленным неприятелем, нам пришлось отойти на несколько десятков шагов.

Французы были явно подавлены и растеряны, никак не ожидая от русского батальона такой яростной атаки. Однако один маленький эпизод, случившийся во время нашего отступления, дал им повод посчитать себя победителями. Один из наших гренадёр, яростно молотивший врагов, так увлёкся, что незаметно для себя отстал от строя. Всё было бы ничего, если бы он, пытаясь догнать батальон, не увяз в страшной грязи. Потеряв равновесие, он почти со всего маху плюхнулся в грязищу. Быть может он был недостаточно трезв, т. к. слишком долго пытался выбраться из трясины. Помочь ему было некому, батальон отошёл далеко. Когда же ему, наконец, удалось, хотя и с большим трудом, встать на ноги, то выяснилось, что он умудрился потерять один сапог и утопить в грязи ружьё.

Французы, наблюдая за картиной, как наш босой боец пробует вытянуть из трясины намертво засосанный сапог, потешались над ним, словно разряжаясь после перенесённого ими стресса от русской атаки, и хохотали во всё горло. Даже когда наш бедолага доковылял таки до своих, французы никак не могли остановиться и продолжали нервно хохотать. Правда, его ружьё пришлось выковыривать из грязи уже другому нашему гренадёру и долго ещё потом разыскивать на поле боя его незадачливого хозяина.

"Ах, вы ещё и смеётесь!" - вскричали мы почти в один голос - "Вперёд! В атаку!" И снова наш батальон, хлюпая по грязи, бросился вперёд. На сей раз французы, увидев опять перед собой неугомонных русских, постарались уклониться от столкновения. С криками "Russo psiho! Russo psiho!" они едва не бросились в рассыпную. Выручили их опять таки русские французы.

Рукопашный бой стенка на стенку продолжался несколько минут. Мы давили, и неприятелю стало уже не до смеха.

Разнимать бойцов примчался сам "Сир". С большим трудом нас растащили, но мы далеко не отходили, остановившись всего в десятке метров.

Сир, который, очевидно, командовал правым флангом французской армии, на вороном коне подскакал к фронту русского батальона. Его тут же поприветствовали ружейными выстрелами, почти в упор, пожертвовав ради такого дела последними зарядами. Французский генерал поблагодарил по-русски, ласково, за такую любезную встречу, и даже не упал с лошади, как та ни старалась, а затем, надрывая горло, уговаривал нас оставить Старую гвардию в покое и отступить, иначе весь сценарий баталии полетит к чёрту. Пришлось отойти.

Стоя спокойно на месте, мы теперь могли наблюдать, как в центре поля вся французская армия перешла в наступление и теснит австрийские батальоны к их артиллерийским батареям. На свободном пространстве поля закипела кутерьма кавалерийских схваток. Более многочисленная французская конница постепенно вытеснила австрийскую, и принялась рубить и гнать пехоту.

Наконец очередь дошла и до нас, но русский батальон так и не отступил, отразив несколько кавалерийских атак. Так закончился 3-й час баталии.

Тогда французское командование решило против русского батальона выставить свои самые лучшие силы. К батальону Старой гвардии присоединился чешский батальон, примерно 30–40 человек. Одетые, в отличие от французов, в великолепные парадную форму, в белых штанах, гетрах и камзолах, в меховых шапках, украшенных этишкетами и алыми султанами, бравые чешские парни выглядели весьма впечатляюще.

Сплошная стена медленно надвигалась на нас. Строй гвардейских батальонов украшали три императорских "Орла" и фаньоны. Впереди были видны офицеры и даже, как будто, генерал в роскошно расшитом мундире.

По всему было ясно, что неприятель настроен весьма решительно, особенно чехи, которые были на левом фланге. Однако, наш батальон, не колеблясь ни минуты, стремительно двинулся навстречу врагу. Под грохот барабанов, плечом к плечу, хором скандируя: "Левой, левой! Раз, два, три!", шёл русский батальон в свою последнюю атаку. До врага оставались считанные метры, барабан забил ещё яростнее, ускоряя темп, мы грянули: "Ура!", и бросились вперёд. Казалось, сражение на минуту приостановилось, солдаты враждующих армий прекратили огонь и с удивлением обратили свои взоры на одинокий русский батальон, отчаянно сражавшийся где-то на краю поля, почти в самом тылу французской армии.

Французская гвардия достойно встретила удар, а чехи явно решили нас просто растоптать, напор их был столь яростен, что едва не прорвал центр нашего батальона. Но сибирцы не дрогнули, сжав зубы, сцепившись друг с другом, подпираемые задними шеренгами и упираясь в предательски скользкую грязь, сдержали первый натиск. Несколько человек с обеих сторон сбили с ног и едва не затоптали, но давка была такая, что и упасть было просто некуда, товарищи подхватывали их и помогали обрести равновесие.

Какое-то время слышалось лишь тяжёлое сопение и глухая возня. Схватка стенка на стенку продолжалась с переменным успехом несколько минут. То одна, то другая сторона проминала кое-где фронт неприятеля, но те восстанавливали положение и в свою очередь начинали давить своих противников.

Натиск чехов был особенно ожесточенным, имитированный бой грозил обернуться грандиозным побоищем. Командиры с обеих сторон бросились разнимать сражавшихся, что удавалось с большим трудом. Но отдышавшись, сражающиеся вновь и вновь бросались друг на друга. И если французы теперь лишь обозначали атаку, то чехи бились всерьёз, им было что припомнить русским, бывшим советским.

Никто не хотел уступать, но и победить никто уже не имел сил. Да и некоторые бойцы начинали терять над собой контроль. Не обошлось без крови, правда всего лишь неопасные царапины, но беда была близка. Кто-то пытался по-настоящему колотить противника прикладом, что было чрезвычайно опасно, не столько для врага, сколько для своих, т. к. после каждого выпада прикладом ружья вперёд, обратное движение совершалось штыком, нацеленным в сторону соотечественников, которые в страшной давке едва успевали уворачиваться от острия, один из наших юных бойцов чуть не получил удар в горло - штык оцарапал ему шею у левого уха.

Бой вскоре угас сам собой, выбившиеся из сил противники, тяжело дыша, застыли друг против друга, разделённые полоской непролазной грязи шириной в какой-нибудь десяток метров. Российский батальон так и не оставил своего места и не отступил с поля боя, не в пример всей австрийской армии, которую французы добивали где-то далеко у нас в тылу, захватывая пушки.

После отступления австрийцев высвобождавшиеся французские части, заметив наш батальон, разворачивали свой фронт, пытались нас атаковать и обстреливали с дальней дистанции. Одна из французских полубригад, которая накануне днём получила от нас "по шее" за то, что "обшипела" наших дам, попробовала даже пойти на русский батальон в штыки, но в последний момент, очевидно, передумала и решила не связываться, ограничившись только стрельбой.

Обе стороны расстреливали последние заряды, и вскоре произошло общее замирение. Старая гвардия, так и оставшаяся стоять против нас, исполнила какую-то победную песню о поверженных врагах, указывая на нас пальцами, мы же великодушно их простили и исполнили в ответ совсем нейтральную песенку "Соловей, соловей пташечка…". Затем обе армии потянулись к обеденным столам, установленным под огромным цирковым шатром.

Жаль, что погода внесла свои коррективы - из-за дождя и непролазной грязи пришлось отменить торжественное парадное прохождение групп реконструкции перед зрительскими трибунами, которые не увидели также ни выступлений групп исторического бального танца, ни знаменитой "карусели" итальянского полка конных карабинеров.

Но в общем фестиваль в Маренго удался на славу и стал самым заметным военно-историческим событием (в отсутствии праздника на Ватерлоо) за последние несколько лет, несмотря на то, что многие европейские клубы, в первую очередь британские, проигнорировали его.

У итальянских устроителей этого праздника есть чему поучиться: радушному приёму, цивилизованным бытовым условиям, которые были созданы на пустом месте, хотя желающие могли ночевать и на сене, как 200 лет тому назад. А итальянская кухня - кто бы мог подумать, что простые макароны ("паста" по-итальянски) могут быть такими вкусными. А итальянское вино! А добросердечие местных жителей и зрителей, встречавших нас как будто своих освободителей. Да и материальная компенсация участникам праздника также немало значит.

Спасибо Италии за такой праздник! Да здравствует Италия!

18 брюмера (9 ноября) 1799 года Директория была свергнута. Официальная власть перешла в руки трех консулов, первым из которых значился Наполеон Бонапарт. Реально же именно он стал полновластным правителем страны.

Политические коллизии застали Францию в тяжелом положении. Финансы были в плачевном состоянии, сторонники восстановления королевской власти активизировались по всей стране, в Вандее приверженцы короля Людовика XVIII (брата казненного Конвентом Людовика XVI) поднимали открытые восстания с оружием в руках. После побед А. В. Суворова французские войска были изгнаны из Италии, с о. Корфу и Мальта, французская армия потерпела поражение в Египте.

25 декабря 1799 года, едва лишь вступив в должность первого консула, Бонапарт обратился к Англии и Австрии с мирными предложениями. Бонапарт осознавал, что французский народ давно жаждет мира. Однако в то же время он прекрасно понимал и другое: ни Англия, ни Австрия не пойдут на мирные переговоры.

Участники антифранцузской коалиции, учитывая блестящие победы Суворова и сложное внутриполитическое положение Франции, не желали мириться. Подобным ходом Бонапарт надеялся всего лишь заручиться поддержкой общественности, так как еще до мирных предложений он начал готовить планы предстоящей кампании.

После неудачи в Египте Бонапарту нужна была быстрая, полновесная и триумфальная победа. Удар против коалиции, а значит, против Австрии, как самого главного участника коалиции, должна была нанести армия под личным командованием первого консула и именно на итальянском театре военных действий.

Готовясь к войне, Бонапарт желал усыпить бдительность австрийцев, что заставило его пойти на ряд хитростей. Официально было известно, что у восточных границ Франции собирается армия под командованием генерала Ж. В. Моро. Эта армия была предназначена для вторжения в Германию и последующего броска на Вену. Одновременно, в тайне от всех, в Дижоне, на границе со Швейцарией, стала собираться другая армия, названная «резервной». В Дижоне был сформирован многочисленный штаб и примерно 7-8 тысяч солдат, в основном новобранцев и ветеранов. Очень быстро, как и надеялся Бонапарт, эта армия привлекла внимание австрийских шпионов. Скоро во всех газетах было объявлено, что секрет Бонапарта раскрыт, и что этот последний собрался вести в бой детей и калек.

Однако истинного плана Наполеона никто не знал. В полной секретности, по разным дорогам к юго-восточным границам Франции двигались войсковые соединения. Армия не собиралась в одном месте (иначе ее существование было бы раскрыто), а состояла из самостоятельных разрозненных частей, которые в одно время должны были собраться в назначенном месте. 6 мая 1800 года Бонапарт покинул Париж и 8 мая прибыл в Женеву. Здесь же соединилась значительная часть армии. 14 мая первый консул отдал приказ выступать. Общий план кампании был рискован и труден. Предполагалось преодолеть горный массив в Альпах, перейти через Сен-Готардский перевал, спустить в Ломбардию и ударить в тыл австрийской армии, которой командовал австрийский генерал М. Ф. Мелас, отрезав ей тем самым пути отступлению. Преодолев в нечеловеческих условиях Альпы, армия Бонапарта ворвалась в Ломбардию. 24 мая авангард армии под командованием генерала Ж. Ланна разбил австрийский заслон у Ивре, и французы вступили в г. Милан.

Пытаясь перекрыть возможные пути отступления австрийцев, Бонапарт совершил ошибку: он разбросал свои силы, уменьшив численность армии, и в скором времени положение французов ухудшилось. Часть армии отстала от главных сил, другая была разбросана по участкам. Большая часть артиллерии завязла в горах. Мелас, натыкаясь на выставленные заслоны, стал стягивать свою армию в кулак.

К вечеру 13 июня французы заняли дер. Маренго. За несколько часов до сражения Бонапарт, все еще не имея точных сведений о силах Меласа и его намерениях, послал дивизию генерала Л. Дезе к дороге к г. Нови, чтобы отрезать путь Меласу, если он вздумает пройти, а сам уехал в Тортону, чтобы там получить сведения от других отрядов. До Тортоны он не доехал, а заночевал в Торре-де-Гарофо, недалеко от основных сил.

Утром 14 июня Бонапарт узнал, что главные силы австрийцев численностью в 45 тысяч человек идут на Маренго.

Прискакав на поле боя с небольшими резервами, он увидел армию в тяжелом положении. Французы занимали позицию у ручья Фаноне, который австрийцы стали яростно штурмовать.

Корпус генерала В. -К. -П. Виктора отбивал атаки австрийцев, пытавшихся переправиться через ручей. Огонь артиллерии уносил сотни солдат, но французы продолжали стоять. 2 тысячи австрийских всадников во главе с генералом Пилати прорвались через ручей и бросились на французов, однако они были остановлены. Три команды полка генерала Ф. К. Келлермана врубились в австрийские эскадроны, часть их изрубили, а остальных прогнали за ручей. В этот месте генерал Отт предпринял попытку обойти французов с фланга. Его даты под картечным огнем навели мосты и перешли ручей. 44-я бригада французов была вынуждена отступить, и австрийцы ворвались в Маренго. В это время подоспел Бонапарт и ввел в бой резервы, что ненадолго укрепило корпус Ланна и центр французской позиции. Однако, убедившись, что все резервы Бонапарта уже израсходованы, австрийцы усилили натиск. Тогда в бой были брошены 800 гренадеров Консульской гвардии. Гренадеры как «гранитный редут» встали перед бешеными атаками австрийской пехоты и конницы, но решить; сражения уже не могли. В три часа дня, после отчаянного сопротивления, французские войска стали отступать под прикрытием корпусов Ланна и Консульской гвардии. Это героическое отступление запомнилось австрийцам. За 3 часа Ланн, отступая, прошел 4 километра, неоднократно он останавливался и под картечным огнем бросал своих солдат в штыки. 24 австрийских орудия почти в упор палили во французов. Ядра пробивали в плотных каре целые коридоры, куда стремительно бросались австрийские кавалеристы и гренадеры, но французские гвардейцы еще теснее сжимали свои ряды и отражали атаки. Однако мужество и героизм французов не могли спасти положение, армия откатывалась под ударами неприятеля. Битва была проиграна, поле боя, усеянное телами, оставалось за австрийцами. Канонада начала стихать, Мелас послал в Вену курьера с известием о грандиозной победе. Целые части австрийцев стали располагаться на обед, сняли амуницию, разжигали костры… Но вдруг в начале 4-го часа под грохот орудийной канонады к месту сражения подошла колонна, весь день спешившая на помощь своим. Оглядев поле боя, Дез взглянул на часы и хладнокровно сказал: «Первое сражение проиграно. Не есть время начать второе».

По всему фронту закипела новая битва. Оставшиеся у французов 12 орудий ударили картечью в австрийскую колонну, генерал Дез бросил своих солдат в атаку. В первые же ее минуты он был убит, но напор его частей на австрийцев не ослаб. Кавалеристы Келлермана налетели на австрийских драгун, опрокинули их и врубились в пехоту. Австрийские гренадеры дрогнули и стали сдаваться. Генерал Ланн атаковал австрийский центр, смял и опрокинул его. В ряду австрийцев началась паника. К пяти часам вечера вся неприятельская армия побежала к р. Бормида, преследуемая французами. В начавшейся давке и сумятице австрийцам с трудом удалось перебраться через ручей и спастись от смерти. Проигранная первоначально битва превратилась в сокрушительную победу. Австрийская армия была разгромлена. В битве при Маренго австрийцы потеряли около 12 тысяч человек и большую часть артиллерии, австрийцы, ошеломленные столь неожиданным поворотом событий, были дезорганизованы, их воля к сопротивлению была сломлена. На следующий день после битвы Мелас послал в штаб Бонапарта парламентеров с просьбой о перемирии.

Сражение при Маренго сыграло колоссальную роль в международной политике вообще и в исторической карьере Наполеона в особенности.

В результате сражения австрийская армия капитулировала. 9 февраля 1801 года с Австрией был заключен Люневильский мир, по которому к Франции отошли Пьемонт, Ломбардия и вся Италия до р. Минчино. За два часа австрийцы потеряли все, что они добыли за два года с помощью русских штыков. Как неизбежное следствие победы при Маренго 25 марта 1802 года между Францией и Англией был заключен Амьенский мир — десятилетие войн революции было закончено.

В конечном итоге победа, одержанная Бонапартом, доставила ему вскоре титул императора. Сам он, уже на о. Святой Елены, говорил, что в его жизни было всего три прекрасных дня. Это победы при Маренго, Аустерлице и Иене. (Максимы и мысли узника Святой Елены. Рукопись, найденная в бумагах Лас Каза. СПб., 1995. С. 43.) Всю свою жизнь Бонапарт свято хранил синий плащ, который был на нем в день битвы при Маренго.

Пожалуйста, оформите её согласно правилам оформления статей.

Битва при Маренго - одно из крупных сражений года между Австрией и Францией.

Подготовка к сражению

Однако в дальнейшем Наполеон совершил ошибку: пытаясь перекрыть возможные пути отступления австрийцев, он разбросал свои силы, и в скором времени положение французов ухудшилось. Часть армии отставала от главных сил, другая была разбросана по разным участкам. Почти вся артиллерия французов задержалась в горах. В это время главнокомандующий армией австрийцев Мелас , умело обходя французские заслоны, стал стягивать свою армию в один кулак. К вечеру 13 июня французы заняли деревню Маренго . Даже за несколько часов до сражения Наполеон не имел понятия о численности вражеских войск.

Ход сражения

Утром 14 июня Бонапарт узнал, что австрийская армия переправилась через реку Бормида и идет на Маренго. Он поспешил с небольшими резервами на поле битвы, где сражалась его 28-тысячная армия. Австрийцы нанесли серьёзный удар по французам. Корпус генерала Виктора упорно отбивал атаки австрийцев, которые пытались перебраться через ручей Фантононе. Генерал Отт, войска которого находились на левом фланге, попытался обойти французов. Его солдаты под картечным огнём навели мосты и форсировали ручей. Правый фланг армии Наполеона дрогнул и вынужден был начать отступление. Австрийцы ворвались в Маренго. Наполеон ввёл последние резервы, но это не исправило положение. Тогда Наполеон бросил в бой 800 гренадеров Консульской гвардии. Но и они уже не могли спасти положение французской армии. Около 14 часов французы начали отходить под прикрытием корпуса Ланна и гренадеров.

Героическое отступление французской армии надолго запомнилось австрийцам. За три часа Ланн прошёл 4 км. Неоднократно он останавливался и под картечным огнём бросал в штыковую атаку своих солдат. 24 австрийских орудия в упор расстреливали французские каре. Ядра, рикошетя от земли, пробивали целые коридоры в плотных построениях французов, куда стремительно бросались австрийские всадники. Но французские солдаты ещё теснее сплачивали свои ряды. Однако даже такая отвага не могла спасти армию. Французы продолжали отступать под натиском неприятеля. Но вот канонада стала стихать. Мелас, получивший ранение, посчитал, что битва закончена. Он сдал командование своему начальнику штаба Цаху и уехал. Австрийцы прекратили преследование и начали располагаться на отдых, разбивая биваки. В Вену был послан курьер с радостной вестью о победе Меласса.

Но в 16 часов к полю боя подоспел Дезе, ранее наступавший со второй дивизией своего корпуса в направлении к городу Нови. Услышав гул канонады, он повернул на Маренго. Когда генерал достиг Сан-Джулиано-Веккьо, он узнал о результате сражения. Дезе оглядел поле битвы, поглядел на часы и хладнокровно произнёс: «Первое сражение проиграно. Но ещё есть время начать второе». Теперь армия была собрана в один кулак. С ходу развернув дивизию, Дезе атаковал австрийцев. Оставшиеся 12 французских орудий ударили картечным огнем по рядам неприятеля.