Подробный пересказ кому на руси жить хорошо. История создания поэмы
«Льны тоже нонче знатные...
Ай! бедненькой! застрял!»
Тут жаворонка малого,
Застрявшего во льну,
Роман распутал бережно,
Поцаловал: «Лети!»
И птичка ввысь помчалася,
За нею умиленные
Следили мужики...
Поспел горох! Накинулись,
Как саранча на полосу:
Горох, что девку красную,
Кто ни пройдет - щипнет!
Теперь горох у всякого -
У старого, у малого,
Рассыпался горох
На семьдесят дорог!
Вся овощь огородная
Поспела; дети носятся
Кто с репой, кто с морковкою,
Подсолнечник лущат,
А бабы свеклу дергают,
Такая свекла добрая!
Точь-в-точь сапожки красные,
Лежит на полосе.
Шли долго ли, коротко ли,
Шли близко ли, далёко ли,
Вот наконец и Клин.
Селенье незавидное:
Что ни изба - с подпоркою,
Как нищий с костылем,
А с крыш солома скормлена
Скоту. Стоят, как остовы,
Убогие дома.
Ненастной, поздней осенью
Так смотрят гнезда галочьи,
Когда галчата вылетят
И ветер придорожные
Березы обнажит...
Народ в полях - работает.
Заметив за селением
Усадьбу на пригорочке,
Пошли пока - глядеть.
Огромный дом, широкий двор,
Пруд, ивами обсаженный,
Посереди двора.
Над домом башня высится,
Балконом окруженная,
Над башней шпиль торчит.
В воротах с ними встретился
Лакей, какой-то буркою
Прикрытый: «Вам кого?
Помещик за границею,
А управитель при смерти!..» -
И спину показал.
Крестьяне наши прыснули:
По всей спине дворового
Был нарисован лев.
«Ну, штука!» Долго спорили,
Что за наряд диковинный,
Пока Пахом догадливый
Загадки не решил:
«Холуй хитер: стащит ковер,
В ковре дыру проделает,
В дыру просунет голову
Да и гуляет так!..»
«Дорожки так загажены,
Что срам! у девок каменных
Отшибены носы!
Пропали фрукты-ягоды,
Пропали гуси-лебеди
У холуя в зобу!
Что церкви без священника,
Угодам без крестьянина,
To саду без помещика! -
Решили мужики. -
Помещик прочно строился,
Такую даль загадывал,
А вот...» (Смеются шестеро,
Седьмой повесил нос.)
Вдруг с вышины откуда-то
Как грянет песня! головы
Задрали мужики:
Вкруг башни по балкончику
Похаживал в подряснике
Какой-то человек
И пел... В вечернем воздухе,
Как колокол серебряный,
Гудел громовый бас...
Гудел - и прямо за сердце
Хватал он наших странников:
Не русские слова,
А горе в них такое же,
Как в русской песне слышалось,
Без берегу, без дна.
Такие звуки плавные,
Рыдающие... «Умница,
Какой мужчина там?» -
Спросил Роман у женщины,
Уже кормившей Митеньку
Горяченькой ухой.
Певец Ново-Архангельской.
Его из Малороссии
Сманили господа.
Свезти его в Италию
Сулились, да уехали...
А он бы рад-радехонек -
Какая уж Италия? -
Обратно в Конотоп,
Ему здесь делать нечего...
Собаки дом покинули
(Озлилась круто женщина),
Кому здесь дело есть?..
Да у него ни спереди,
Ни сзади... кроме голосу...
Не то еще услышите,
Как до утра пробудете:
Отсюда версты три
Есть дьякон... тоже с голосом...
Так вот они затеяли
По-своему здороваться
На утренней заре.
На башню как подымется
Да рявкнет наш: «Здо-ро-во ли
Жи-вешь, о-тец И-пат?»
Так стекла затрещат!
А тот ему, оттуда-то:
- Здо-ро-во, наш со-ло-ву-шко!
Жду вод-ку пить! - «И-ду!..»
«Иду»-то это в воздухе
Час целый откликается...
Такие жеребцы!..
Домой скотина гонится,
Дорога запылилася,
Запахло молоком.
Вздохнула мать Митюхина:
- Хоть бы одна коровушка
На барский двор вошла! -
«Чу! песня за деревнею,
Прощай, горю́шка бедная!
Идем встречать народ».
Легко вздохнули странники:
Им после дворни ноющей
Красива показалася
Здоровая, поющая
Толпа жнецов и жниц, -
Все дело девки красили
(Толпа без красных девушек,
Что рожь без васильков).
«Путь добрый! А которая
Матрена Тимофеевна?»
- Что нужно, молодцы?
Матрена Тимофеевна
Осанистая женщина,
Широкая и плотная,
Лет тридцати осьми.
Красива; волос с проседью,
Глаза большие, строгие,
Ресницы богатейшие,
Сурова и смугла.
На ней рубаха белая,
Да сарафан коротенький,
Да серп через плечо.
Что нужно вам, молодчики?
Помалчивали странники,
Покамест бабы прочие
Не поушли вперед,
Потом поклон отвесили:
«Мы люди чужестранные,
У нас забота есть,
Такая ли заботушка,
Что из домов повыжила,
С работой раздружила нас,
Отбила от еды.
Мы мужики степенные,
Из временнообязанных,
Подтянутой губернии,
Пустопорожней волости,
Из смежных деревень:
Несытова, Неелова,
Заплатова, Дырявина,
Горелок, Голодухина -
Неурожайка тож.
Идя путем-дорогою,
Сошлись мы невзначай,
Сошлись мы - и заспорили:
Кому живется счастливо,
Вольготно на Руси?
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Лука сказал: попу,
Купчине толстопузому, -
Сказали братья Губины,
Иван и Митродор.
Пахом сказал: светлейшему,
Вельможному боярину,
Министру государеву,
А Пров сказал: царю...
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь -
Колом ее оттудова
Не выбьешь! Как ни спорили,
Не согласились мы!
Поспоривши, повздорили,
Повздоривши, подралися,
Подравшися, удумали
Не расходиться врозь,
В домишки не ворочаться,
Не видеться ни с женами,
Ни с малыми ребятами,
Ни с стариками старыми,
Покуда спору нашему
Решенья не найдем,
Покуда не доведаем
Как ни на есть - доподлинно,
Кому жить любо-весело,
Вольготно на Руси?..
Попа уж мы доведали,
Доведали помещика,
Да прямо мы к тебе!
Чем нам искать чиновника,
Купца, министра царского,
Царя (еще допустит ли
Нас, мужичонков, царь?) -
Освободи нас, выручи!
Молва идет всесветная,
Что ты вольготно, счастливо
Живешь... Скажи по-божески:
В чем счастие твое?»
Не то чтоб удивилася
Матрена Тимофеевна,
А как-то закручинилась,
Задумалась она...
He дело вы затеяли!
Теперь пора рабочая,
Досуг ли толковать?..
«Полцарства мы промеряли,
Никто нам не отказывал!» -
Просили мужики.
У нас уж колос сыпется,
Рук не хватает, милые...
«А мы на что, кума?
Давай серпы! Все семеро
Как станем завтра - к вечеру
Всю рожь твою сожнем!»
Смекнула Тимофеевна,
Что дело подходящее.
- Согласна, - говорит, -
Такие-то вы бравые,
Нажнете, не заметите,
Снопов по десяти.
«А ты нам душу выложи!»
Не скрою ничего!
Покуда Тимофеевна
С хозяйством управлялася,
Крестьяне место знатное
Избрали за избой:
Тут рига, конопляники,
Два стога здоровенные,
Богатый огород.
И дуб тут рос - дубов краса.
Под ним присели странники:
„Эй, скатерь самобраная,
Попотчуй мужиков“.
И скатерть развернулася,
Откудова ни взялися
Две дюжие руки,
Ведро вина поставили,
Горой наклали хлебушка
И спрятались опять...
Гогочут братья Губины:
Такую редьку схапали
На огороде - страсть!
Уж звезды рассажалися
По небу темно-синему,
Высоко месяц стал,
Когда пришла хозяюшка
И стала нашим странникам
«Всю душу открывать...»
Да не в лесу родилася,
Не пеньям я молилася,
Не много я спала.
В день Симеона батюшка
Сажал меня на бурушку
И вывел из младенчества
По пятому годку,
А на седьмом за бурушкой
Сама я в стадо бегала,
Отцу носила завтракать,
Утяточек пасла.
Потом грибы да ягоды,
Потом: «Бери-ка грабельки
Да сено вороши!»
Так к делу приобыкла я...
И добрая работница,
И петь-плясать охотница
Я смолоду была.
День в поле проработаешь,
Грязна домой воротишься,
А банька-то на что?
Спасибо жаркой баенке,
Березовому веничку,
Студеному ключу, -
Опять бела, свежехонька,
За прялицей с подружками
До полночи поешь!
На парней я не вешалась,
Наянов обрывала я,
А тихому шепну:
«Я личиком разгарчива,
А матушка догадлива,
Не тронь! уйди!..» - уйдет...
Да как я их ни бегала,
А выискался суженой,
На горе - чужанин!
Филипп Корчагин - питерщик,
По мастерству печник.
Родительница плакала:
«Как рыбка в море синее
Юркнешь ты! как соловушко
Из гнездышка порхнешь!
Чужая-то сторонушка
Не сахаром посыпана,
Не медом полита!
Там холодно, там голодно,
Там холеную доченьку
Обвеют ветры буйные,
Обграют черны вороны,
Облают псы косматые
И люди засмеют!..»
А батюшка со сватами
Подвыпил. Закручинилась,
Всю ночь я не спала...
Ах! что ты, парень, в девице
Нашел во мне хорошего?
Где высмотрел меня?
О Святках ли, как с горок я
С ребятами, с подругами
Каталась, смеючись?
Ошибся ты, отецкий сын!
С игры, с катанья, с беганья,
С морозу разгорелося
У девушки лицо!
На тихой ли беседушке?
Я там была нарядная,
Дородства и пригожества
Понакопила за зиму,
Цвела, как маков цвет!
А ты бы поглядел меня,
Как лен треплю, как снопики
На риге молочу...
В дому ли во родительском?..
Ах! кабы знать! Послала бы
Я в город братца-сокола:
«Мил братец! шелку, гарусу
Купи - семи цветов,
Да гарнитуру синего!»
Я по углам бы вышила
Москву, царя с царицею,
Да Киев, да Царьград,
А посередке - солнышко,
И эту занавесочку
В окошке бы повесила,
Авось ты загляделся бы, -
Меня бы промигал!..
Всю ночку я продумала...
«Оставь, - я парню молвила, -
Я в подневолье с волюшки,
Бог видит, не пойду!»
Такую даль мы ехали!
Иди! - сказал Филиппушка. -
Не стану обижать!
Тужила, горько плакала,
А дело девка делала:
На суженого искоса
Поглядывала втай.
Пригож-румян, широк-могуч,
Рус волосом, тих говором -
Пал нá сердце Филипп!
«Ты стань-ка, добрый молодец,
Против меня прямехонько,
Стань на одной доске!
Гляди мне в очи ясные,
Гляди в лицо румяное,
Подумывай, смекай:
Чтоб жить со мной - не каяться,
А мне с тобой не плакаться...
Я вся тут такова!»
Небось не буду каяться,
Небось не будешь плакаться! -
Филиппушка сказал.
Пока мы торговалися,
Филиппу я: «Уйди ты прочь!»
А он: - Иди со мной! -
Известно: - Ненаглядная,
Хорошая... пригожая... -
«Ай!..» - вдруг рванулась я...
- Чего ты? Эка силища! -
Не удержи - не видеть бы
Вовек ему Матренушки,
Да удержал Филипп!
Пока мы торговалися,
Должно быть, так я думаю,
Тогда и было счастьице...
А больше вряд когда!
Я помню, ночка звездная,
Такая же хорошая,
Как и теперь, была...
Вздохнула Тимофеевна,
Ко стогу приклонилася,
Унывным, тихим голосом
Пропела про себя:
«Ты скажи, за что,
Молодой купец,
Полюбил меня.
Дочь крестьянскую?
Я не в серебре,
Я не в золоте,
Жемчугами я
Не увешана!»
Чисто серебро -
Чистота твоя,
Красно золото -
Красота твоя,
Бел-крупен жемчуг -
Из очей твоих
Слезы катятся...
Велел родимый батюшка,
Благословила матушка,
Поставили родители
К дубовому столу,
С краями чары налили:
«Бери поднос, гостей-чужан
С поклоном обноси!»
Впервой я поклонилася -
Вздрогнýли ноги резвые;
Второй я поклонилася -
Поблекло бело личико;
Я в третий поклонилася,
И волюшка скатилася
С девичьей головы...
«Так, значит, свадьба? Следует, -
Сказал один из Губиных, -
Поздравить молодых».
«Давай! Начни с хозяюшки». -
«Пьешь водку, Тимофеевна?»
Старухе - да не пить?..
Спится мне, младенькой, дремлется,
Клонит голову на подушечку,
Свекровь-матушка по сеничкам похаживает,
Сердитая по новым погуливает.
Странники (хором)
Стучит, гремит, стучит, гремит,
Снохе спать не дает:
Встань, встань, встань, ты - сонливая!
Встань, встань, встань, ты - дремливая!
Сонливая, дремливая, неурядливая!
Семья была большущая,
Сварливая... попала я
С девичьей холи в ад!
В работу муж отправился,
Молчать, терпеть советовал:
Не плюй на раскаленное
Железо - зашипит!
Осталась я с золовками,
Со свекром, со свекровушкой,
Любить-голубить некому,
А есть кому журить!
На старшую золовушку,
На Марфу богомольную,
Работай, как раба;
За свекором приглядывай,
Сплошаешь - у кабатчика
Пропажу выкупай.
И встань и сядь с приметою,
Не то свекровь обидится;
А где их все-то знать?
Приметы есть хорошие,
А есть и бедокурные.
Случилось так: свекровь
Надула в уши свекору,
Что рожь добрее родится
Из краденых семян.
Поехал ночью Тихоныч,
Поймали, - полумертвого
Подкинули в сарай...
Как велено, так сделано:
Ходила с гневом на сердце,
А лишнего не молвила
Словечка никому.
Зимой пришел Филиппушка,
Привез платочек шелковой
Да прокатил на саночках
В Екатеринин день,
И горя словно не было!
Запела, как певала я
В родительском дому.
Мы были однолеточки,
Не трогай нас - нам весело,
Всегда у нас лады.
То правда, что и мужа-то
Такого, как Филиппушка,
Со свечкой поискать...
«Уж будто не колачивал?»
Замялась Тимофеевна:
- Раз только, - тихим голосом
Промолвила она.
«За что?» - спросили странники.
Уж будто вы не знаете,
Как ссоры деревенские
Выходят? К муженьку
Сестра гостить приехала,
У ней коты разбилися.
«Дай башмаки Оленушке,
Жена!» - сказал Филипп.
А я не вдруг ответила.
Корчагу подымала я,
Такая тяга: вымолвить
Я слова не могла.
Филипп Ильич прогневался,
Пождал, пока поставила
Корчагу на шесток,
Да хлоп меня в висок!
«Ну, благо ты приехала,
И так походишь!» - молвила
Другая, незамужняя
Филиппова сестра.
Филипп подбавил женушке.
«Давненько не видались мы,
А знать бы - так не ехать бы!» -
Сказала тут свекровь.
Еще подбавил Филюшка...
И всё тут! Не годилось бы
Жене побои мужнины
Считать; да уж сказала я:
Не скрою ничего!
«Ну, женщины! с такими-то
Змеями подколодными
И мертвый плеть возьмет!»
Хозяйка не ответила.
Крестьяне, ради случаю,
По новой чарке выпили
И хором песню грянули
Про шелковую плеточку,
Про мужнину родню.
Мой постылый муж
Подымается:
За шелкову плеть
Принимается.
Плетка свистнула,
Кровь пробрызнула...
Ах! лели! лели!
Кровь пробрызнула...
Свекру-батюшке
Поклонилася:
Свекор-батюшка,
Отними меня
От лиха мужа,
Змея лютого!
Свекор-батюшка
Велит больше бить,
Велит кровь пролить.
Плетка свистнула,
Кровь пробрызнула...
Ах! лели! лели!
Кровь пробрызнула...
Свекровь-матушке
Поклонилася:
Свекровь-матушка,
Отними меня
От лиха мужа,
Змея лютого!
Свекровь-матушка
Велит больше бить,
Велит кровь пролить.
Плетка свистнула,
Кровь пробрызнула...
Ах! лели! лели!
Кровь пробрызнула...
Филипп на Благовещенье
Ушел, а на Казанскую
Я сына родила.
Как писаный был Демушка!
Краса взята у солнышка,
У снегу белизна,
У маку губы алые,
Бровь черная у соболя,
У соболя сибирского,
У сокола глаза!
Весь гнев с души красавец мой
Согнал улыбкой ангельской,
Как солнышко весеннее
Сгоняет снег с полей...
Не стала я тревожиться,
Что ни велят - работаю,
Как ни бранят - молчу.
Да тут беда подсунулась:
Абрам Гордеич Ситников,
Господский управляющий,
Стал крепко докучать:
«Ты писаная кралечка,
Ты наливная ягодка...»
- Отстань, бесстыдник! ягодка,
Да бору не того! -
Укланяла золовушку,
Сама нейду на барщину,
Так в избу прикатит!
В сарае, в риге спрячуся -
Свекровь оттуда вытащит:
«Эй, не шути с огнем!»
- Гони его, родимая,
По шее! - «А не хочешь ты
Солдаткой быть?» Я к дедушке:
«Что делать? Научи!»
Из всей семейки мужниной
Один Савелий, дедушка,
Родитель свекра-батюшки,
Жалел меня... Рассказывать
Про деда, молодцы?
«Вали всю подноготную!
Накинем по два снопика», -
Сказали мужики.
Ну то-то! речь особая.
Грех промолчать про дедушку,
Счастливец тоже был...
«Ты начал, так досказывай!
Ну, жили - не тужили вы,
Что ж дальше, голова?»
По времени Шалашников
Удумал штуку новую,
Приходит к нам приказ:
«Явиться!» Не явились мы,
Притихли, не шелохнемся
В болотине своей.
Была засуха сильная,
Наехала полиция,
Мы дань ей - медом, рыбою!
Наехала опять,
Грозит с конвоем выправить,
Мы - шкурами звериными!
А в третий - мы ничем!
Обули лапти старые,
Надели шапки рваные,
Худые армяки -
И тронулась Корёжина!..
Пришли... (В губернском городе
Стоял с полком Шалашников.)
«Оброк!» - Оброку нет!
Хлеба не уродилися,
Снеточки не ловилися... -
«Оброк!» - Оброку нет! -
Не стал и разговаривать:
«Эй, перемена первая!» -
И начал нас пороть.
Туга мошна корёжская!
Да стоек и Шалашников:
Уж языки мешалися,
Мозги уж потрясалися
В головушках - дерет!
Укрепа богатырская,
Не розги!.. Делать нечего!
Кричим: постой, дай срок!
Онучи распороли мы
И барину «лобанчиков»
Полшапки поднесли.
Утих боец Шалашников!
Такого-то горчайшего
Поднес нам травнику,
Сам выпил с нами, чокнулся
С Корёгой покоренною:
«Ну, благо вы сдались!
А то - вот Бог! - решился я
Содрать с вас шкуру начисто...
На барабан напялил бы
И подарил полку!
Ха-ха, ха-ха! ха-ха! ха-ха!
(Хохочет - рад придумочке.)
Вот был бы барабан!»
Идем домой понурые...
Два старика кряжистые
Смеются... Ай кряжи!
Бумажки сторублевые
Домой под подоплекою
Нетронуты несут!
Как уперлись: мы нищие,
Так тем и отбоярились!
Подумал я тогда:
«Ну, ладно ж! черти сивые,
Вперед не доведется вам
Смеяться надо мной!»
И прочим стало совестно,
На церковь побожилися:
«Вперед не посрамимся мы,
Под розгами умрем!»
Понравились помещику
Корёжские лобанчики,
Что год - зовет... дерет...
Отменно драл Шалашников,
А не ахти великие
Доходы получал:
Сдавались люди слабые,
А сильные за вотчину
Стояли хорошо.
Я тоже перетерпливал,
Помалчивал, подумывал:
«Как ни дери, собачий сын,
А все души не вышибешь,
Оставишь что-нибудь!»
Как примет дань Шалашников,
Уйдем - и за заставою
Поделим барыши:
«Что денег-то осталося!
Дурак же ты, Шалашников!»
И тешилась над барином
Корёга в свой черед!
Вот были люди гордые!
А нынче дай затрещину -
Исправнику, помещику
Тащат последний грош!
Зато купцами жили мы...
Подходит лето красное,
Ждем грамоты... Пришла...
А в ней уведомление,
Что господин Шалашников
Под Варною убит.
Жалеть не пожалели мы,
А пала дума на сердце:
«Приходит благоденствию
Крестьянскому конец!»
И точно: небывалое
Наследник средство выдумал:
К нам немца подослал.
Через леса дремучие,
Через болота топкие
Пешком пришел, шельмец!
Один как перст: фуражечка
Да тросточка, а в тросточке
Для уженья снаряд.
И был сначала тихонькой:
«Платите сколько можете».
- Не можем ничего! -
«Я барина уведомлю».
- Уведомь!.. - Тем и кончилось.
Стал жить да поживать;
Питался больше рыбою,
Сидит на речке с удочкой
Да сам себя то по носу,
То по лбу - бац да бац!
Смеялись мы:
Не любишь ты
Корёжского комарика...
Не любишь, немчура?.. -
Катается по бережку,
Гогочет диким голосом,
Как в бане на полке...
С ребятами, с девóчками
Сдружился, бродит по лесу...
Недаром он бродил!
«Коли платить не можете,
Работайте!» - А в чем твоя
Работа? - «Окопать
Канавами желательно
Болото...» Окопали мы...
«Теперь рубите лес...»
- Ну, хорошо! - Рубили мы,
А немчура показывал,
Где надобно рубить.
Глядим: выходит просека!
Как просеку прочистили,
К болоту поперечины
Велел по ней возить.
Ну, словом, спохватились мы,
Как уж дорогу сделали,
Что немец нас поймал!
Поехал в город парочкой!
Глядим, везет из города
Коробки, тюфяки;
Откудова ни взялися
У немца босоногого
Детишки и жена.
Повел хлеб-соль с исправником
И с прочей земской властию,
Гостишек полон двор!
И тут настала каторга
Корёжскому крестьянину -
До нитки разорил!
А драл... как сам Шалашников!
Да тот был прост: накинется
Со всей воинской силою,
Подумаешь: убьет!
А деньги сунь - отвалится,
Ни дать ни взять раздувшийся
В собачьем ухе клещ.
У немца - хватка мертвая:
Пока не пустит по миру,
Не отойдя сосет!
«Как вы терпели, дедушка?»
А потому терпели мы,
Что мы - богатыри.
В том богатырство русское.
Ты думаешь, Матренушка,
Мужик - не богатырь?
И жизнь его не ратная,
И смерть ему не писана
В бою - а богатырь!
Цепями руки кручены,
Железом ноги кованы,
Спина... леса дремучие
Прошли по ней - сломалися.
А грудь? Илья-пророк
По ней гремит-катается
На колеснице огненной...
Все терпит богатырь!
По горнице похаживал,
Как зверь в лесу порыкивал...
«Эй! женка! состояла ты
С крестьянином Савелием
В сожительстве? Винись!»
Я шепотком ответила:
- Обидно, барин, шутите!
Жена я мужу честная,
А старику Савелию
Сто лет... Чай, знаешь сам? -
Как в стойле конь подкованный,
Затопал; о кленовый стол
Ударил кулаком:
«Молчать! Не по согласью ли
С крестьянином Савелием
Убила ты дитя?..»
Владычица! что вздумали!
Чуть мироеда этого
Не назвала я нехристем,
Вся закипела я...
Да лекаря увидела:
Ножи, ланцеты, ножницы
Натачивал он тут.
Вздрогнула я, одумалась.
- Нет, - говорю, - я Демушку
Любила, берегла... -
«А зельем не поила ты?
А мышьяку не сыпала?»
- Нет! сохрани Господь!.. -
И тут я покорилася,
Я в ноги поклонилася:
- Будь жалостлив, будь добр!
Вели без поругания
Честному погребению
Ребеночка предать!
Я мать ему!.. - Упросишь ли?
В груди у них нет душеньки,
В глазах у них нет совести,
На шее - нет креста!
Из тонкой из пеленочки
Повыкатали Демушку
И стали тело белое
Терзать и пластовать.
Тут свету я невзвидела, -
Металась и кричала я:
- Злодеи! палачи!..
Падите мои слезоньки
Не на землю, не на воду,
Не на Господень храм!
Падите прямо на сердце
Злодею моему!
Ты дай же, Боже Господи!
Чтоб тлен пришел на платьице,
Безумье на головушку
Злодея моего!
Жену ему неумную
Пошли, детей - юродивых!
Прими, услыши, Господи,
Молитвы, слезы матери,
Злодея накажи!.. -
«Никак она помешана? -
Сказал начальник сотскому. -
Что ж ты не упредил?
Эй! не дури! связать велю!..»
Присела я на лавочку.
Ослабла, вся дрожу.
Дрожу, гляжу на лекаря:
Рукавчики засучены,
Грудь фартуком завешена,
В одной руке - широкий нож,
В другой ручник - и кровь на нем,
А на носу очки!
Так тихо стало в горнице...
Начальничек помалчивал,
Поскрипывал пером,
Поп трубочкой попыхивал,
Не шелохнувшись, хмурые
Стояли мужики.
- Ножом в сердцах читаете, -
Сказал священник лекарю,
Когда злодей у Демушки
Сердечко распластал.
Тут я опять рванулася...
«Ну так и есть - помешана!
Связать ее!» - десятнику
Начальник закричал.
Стал понятых опрашивать:
«В крестьянке Тимофеевой
И прежде помешательство
Вы примечали?»
- Нет!
Спросили свекра, деверя,
Свекровушку, золовушку:
Не примечали, нет!
Спросили деда старого:
- Не примечал! ровна была...
Одно: к начальству кликнули,
Пошла... а ни целковика,
Ни новины, пропащая,
С собой и не взяла!
Заплакал навзрыд дедушка.
Начальничек нахмурился,
Ни слова не сказал.
И тут я спохватилася!
Прогневался Бог: разуму
Лишил! была готовая
В коробке новина!
Да поздно было каяться.
В моих глазах по косточкам
Изрезал лекарь Демушку,
Циновочкой прикрыл.
Я словно деревянная
Вдруг стала: загляделась я,
Как лекарь руки мыл,
Как водку пил. Священнику
Сказал: «Прошу покорнейше!»
А поп ему: - Что просите?
Без прутика, без кнутика
Все ходим, люди грешные,
На этот водопой!
Крестьяне настоялися,
Крестьяне надрожалися.
(Откуда только бралися
У коршуна налетного
Корыстные дела!)
Без церкви намолилися,
Без образа накланялись!
Как вихорь налетел -
Рвал бороды начальничек,
Как лютый зверь наскакивал -
Ломал перстни злаченые...
Потом он кушать стал.
Пил-ел, с попом беседовал,
Я слышала, как шепотом
Поп плакался ему:
- У нас народ - всё голь да пьянь,
За свадебку, за исповедь
Должают по годам.
Несут гроши последние
В кабак! А благочинному
Одни грехи тащат! -
Потом я песни слышала,
Всё голоса знакомые,
Девичьи голоса:
Наташа, Глаша, Дарьюшка...
Чу, пляска! чу! гармония!..
И вдруг затихло все...
Заснула, видно, что ли, я?..
Легко вдруг стало: чудилось,
Что кто-то наклоняется
И шепчет надо мной:
«Усни, многокручинная!
Усни, многострадальная!»
И крестит... С рук скатилися
Веревки... Я не помнила
Потом уж ничего...
Очнулась я. Темно кругом,
Гляжу в окно - глухая ночь!
Да где же я? да что со мной?
Не помню, хоть убей!
Я выбралась на улицу -
Пуста. На небо глянула -
Ни месяца, ни звезд.
Сплошная туча черная
Висела над деревнею,
Темны дома крестьянские,
Одна пристройка дедова
Сияла, как чертог.
Вошла - и все я вспомнила:
Свечами воску ярого
Обставлен, среди горенки
Дубовый стол стоял,
На нем гробочек крохотный,
Прикрыт камчатной скатертью,
Икона в головах...
«Ой плотнички-работнички!
Какой вы дом построили
Сыночку моему?
Окошки не прорублены,
Стеколышки не вставлены,
Ни печи, ни скамьи!
Пуховой нет перинушки...
Ой, жестко будет Демушке,
Ой, страшно будет спать!..»
«Уйди!..» - вдруг закричала я.
Увидела я дедушку:
В очках, с раскрытой книгою
Стоял он перед гробиком,
Над Демою читал.
Я старика столетнего
Звала клейменым, каторжным,
Гневна, грозна, кричала я:
«Уйди! убил ты Демушку!
Будь проклят ты... уйди!..»
Старик ни с места. Крестится,
Читает... Уходилась я,
Тут дедко подошел:
- Зимой тебе, Матренушка,
Я жизнь мою рассказывал,
Да рассказал не все:
Леса у нас угрюмые,
Озера нелюдимые,
Народ у нас дикарь.
Суровы наши промыслы:
Дави тетерю петлею,
Медведя режь рогатиной,
Сплошаешь - сам пропал!
А господин Шалашников
С своей воинской силою?
А немец-душегуб?
Потом острог да каторга...
Окаменел я, внученька,
Лютее зверя был.
Сто лет зима бессменная
Стояла. Растопил ее
Твой Дема-богатырь!
Однажды я качал его,
Вдруг улыбнулся Демушка...
И я ему в ответ!
Co мною чудо сталося:
Третьеводни прицелился
Я в белку: на суку
Качалась белка... лапочкой,
Как кошка, умывалася...
Не выпалил: живи!
Брожу по рощам, по лугу,
Любуюсь каждым цветиком.
Иду домой, опять
Смеюсь, играю с Демушкой...
Бог видит, как я милого
Младенца полюбил!
И я же, по грехам моим,
Сгубил дитя невинное...
Кори, казни меня!
А с Богом спорить нечего.
Стань! помолись за Демушку!
Бог знает, что творит:
Сладка ли жизнь крестьянина?
И долго, долго дедушка
О горькой доле пахаря
С тоскою говорил...
Случись купцы московские,
Вельможи государевы,
Сам царь случись: не надо бы
Ладнее говорить!
Теперь в раю твой Демушка,
Легко ему, светло ему...
Заплакал старый дед.
«Я не ропщу, - сказала я, -
Что Бог прибрал младенчика,
А больно то, зачем они
Ругалися над ним?
Зачем, как черны вороны,
На части тело белое
Терзали?.. Неужли
Ни Бог, ни царь не вступится?..»
«Нужды нет: я дойду!»
Ах! что ты? что ты, внученька?..
Терпи, многокручинная!
Терпи, многострадальная!
Нам правды не найти.
«Да почему же, дедушка?»
Ты - крепостная женщина! -
Савельюшка сказал.
Я долго, горько думала...
Гром грянул, окна дрогнули,
И я вздрогнула... К гробику
Подвел меня старик:
- Молись, чтоб к лику ангелов
Господь причислил Демушку! -
И дал мне в руки дедушка
Горящую свечу.
Всю ночь до свету белого
Молилась я, а дедушка
Протяжным ровным голосом
Над Демою читал...
Не скоро я оправилась.
Ни с кем не говорила я,
А старика Савелия
Я видеть не могла.
Работать не работала.
Надумал свекор-батюшка
Вожжами поучить,
Так я ему ответила:
«Убей!» Я в ноги кланялась:
«Убей! один конец!»
Повесил вожжи батюшка.
На Деминой могилочке
Я день и ночь жила.
Платочком обметала я
Могилу, чтобы травушкой
Скорее поросла,
Молилась за покойничка,
Тужила по родителям:
Забыли дочь свою!
Собак моих боитеся?
Семьи моей стыдитеся?
«Ах, нет, родная, нет!
Собак твоих не боязно,
Семьи твоей не совестно,
А ехать сорок верст
Свои беды рассказывать,
Твои беды выспрашивать -
Жаль бурушку гонять!
Давно бы мы приехали,
Да ту мы думу думали:
Приедем - ты расплачешься,
Уедем - заревешь!»
Пришла зима: кручиною
Я с мужем поделилася,
В Савельевой пристроечке
Тужили мы вдвоем.
«Что ж, умер, что ли, дедушка?»
Нет. Он в своей каморочке
Шесть дней лежал безвыходно,
Потом ушел в леса,
Так пел, так плакал дедушка,
Что лес стонал! А осенью
Ушел на покаяние
В Песочный монастырь.
У батюшки, у матушки
С Филиппом побывала я,
За дело принялась.
Три года, так считаю я,
Неделя за неделею,
Одним порядком шли,
Что год, то дети: некогда
Ни думать, ни печалиться,
Дай Бог с работой справиться
Да лоб перекрестить.
Поешь - когда останется
От старших да от деточек,
Уснешь - когда больна...
А на четвертый новое
Подкралось горе лютое -
К кому оно привяжется,
До смерти не избыть!
Впереди летит - ясным соколом,
Позади летит - черным вороном,
Впереди летит - не укатится,
Позади летит - не останется...
Лишилась я родителей...
Слыхали ночи темные,
Слыхали ветры буйные
Сиротскую печаль,
А вам нет нýжды сказывать...
На Демину могилочку
Поплакать я пошла.
Гляжу: могилка прибрана.
На деревянном крестике
Складная золоченая
Икона. Перед ней
Я старца распростертого
Увидела. «Савельюшка!
Откуда ты взялся?»
Пришел я из Песочного...
Молюсь за Дему бедного,
За все страдное русское
Крестьянство я молюсь!
Еще молюсь (не образу
Теперь Савелий кланялся),
Чтоб сердце гневной матери
Смягчил Господь... Прости!
«Давно простила, дедушка!»
Вздохнул Савелий... - Внученька!
А внученька! - «Что, дедушка?»
- По-прежнему взгляни! -
Взглянула я по-прежнему.
Савельюшка засматривал
Мне в очи; спину старую
Пытался разогнуть.
Совсем стал белый дедушка.
Я обняла старинушку,
И долго у креста
Сидели мы и плакали.
Я деду горе новое
Поведала свое...
Недолго прожил дедушка.
По осени у старого
Какая-то глубокая
На шее рана сделалась,
Он трудно умирал:
Сто дней не ел; хирел да сох,
Сам над собой подтрунивал:
- Не правда ли, Матренушка,
На комара корёжского
Костлявый я похож? -
То добрый был, сговорчивый,
То злился, привередничал,
Пугал нас: - Не паши,
Не сей, крестьянин! Сгорбившись
За пряжей, за полотнами,
Крестьянка, не сиди!
Как вы ни бейтесь, глупые,
Что на роду написано,
Того не миновать!
Мужчинам три дороженьки:
Кабак, острог да каторга,
А бабам на Руси
Три петли: шелку белого,
Вторая - шелку красного,
А третья - шелку черного,
Любую выбирай!..
В любую полезай... -
Так засмеялся дедушка,
Что все в каморке вздрогнули, -
И к ночи умер он.
Как приказал - исполнили:
Зарыли рядом с Демою...
Он жил сто семь годов.
Четыре года тихие,
Как близнецы похожие,
Прошли потом... Всему
Я покорилась: первая
С постели Тимофеевна,
Последняя - в постель;
За всех, про всех работаю, -
С свекрови, свекра пьяного,
С золовушки бракованной
Снимаю сапоги...
Лишь деточек не трогайте!
За них горой стояла я...
Случилось, молодцы,
Зашла к нам богомолочка;
Сладкоречивой странницы
Заслушивались мы;
Спасаться, жить по-божески
Учила нас угодница,
По праздникам к заутрене
Будила... а потом
Потребовала странница,
Чтоб грудью не кормили мы
Детей по постным дням.
Село переполошилось!
Голодные младенчики
По середам, по пятницам
Кричат! Иная мать
Сама над сыном плачущим
Слезами заливается:
И Бога-то ей боязно,
И дитятка-то жаль!
Я только не послушалась,
Судила я по-своему:
Коли терпеть, так матери,
Я перед Богом грешница,
А не дитя мое!
Да, видно, Бог прогневался.
Как восемь лет исполнилось
Сыночку моему,
В подпаски свекор сдал его.
Однажды жду Федотушку -
Скотина уж пригналася,
На улицу иду.
Там видимо-невидимо
Народу! Я прислушалась
И бросилась в толпу.
Гляжу, Федота бледного
Силантий держит за ухо.
«Что держишь ты его?»
- Посечь хотим маненичко:
Овечками прикармливать
Надумал он волков! -
Я вырвала Федотушку
Да с ног Силантья-старосту
И сбила невзначай.
Случилось дело дивное:
Пастух ушел; Федотушка
При стаде был один.
«Сижу я, - так рассказывал
Сынок мой, - на пригорочке,
Откуда ни возьмись -
Волчица преогромная
И хвать овечку Марьину!
Пустился я за ней,
Кричу, кнутищем хлопаю,
Свищу, Валетку уськаю...
Я бегать молодец,
Да где бы окаянную
Нагнать, кабы не щенная:
У ней сосцы волочились,
Кровавым следом, матушка,
За нею я гнался!
Пошла потише серая,
Идет, идет - оглянется,
А я как припущу!
И села... Я кнутом ее:
«Отдай овцу, проклятая!»
Не отдает, сидит...
Я не сробел: «Так вырву же,
Хоть умереть!..» И бросился,
И вырвал... Ничего -
Не укусила серая!
Сама едва живехонька,
Зубами только щелкает
Да дышит тяжело.
Под ней река кровавая,
Сосцы травой изрезаны,
Все ребра на счету,
Глядит, поднявши голову,
Мне в очи... и завыла вдруг!
Завыла, как заплакала.
Пощупал я овцу:
Овца была уж мертвая...
Волчица так ли жалобно
Глядела, выла... Матушка!
Я бросил ей овцу!..»
Так вот что с парнем сталося.
Пришел в село да, глупенький,
Все сам и рассказал,
За то и сечь надумали.
Да благо подоспела я...
Силантий осерчал,
Кричит: - Чего толкаешься?
Самой под розги хочется? -
А Марья, та свое:
«Дай, пусть проучат глупого!» -
И рвет из рук Федотушку.
Федот как лист дрожит.
Трубят рога охотничьи,
Помещик возвращается
С охоты. Я к нему:
«Не выдай! Будь заступником!»
- В чем дело? - кликнул старосту
И мигом порешил:
- Подпаска малолетнего
По младости, по глупости
Простить... а бабу дерзкую
Примерно наказать! -
«Ай барин!» Я подпрыгнула:
«Освободил Федотушку!
Иди домой, Федот!»
Исполним повеленное! -
Сказал мирянам староста. -
Эй! погоди плясать!
Соседка тут подсунулась.
«А ты бы в ноги старосте...»
«Иди домой, Федот!»
Я мальчика погладила:
«Смотри, коли оглянешься,
Я осержусь... Иди!»
Из песни слово выкинуть,
Так песня вся нарушится.
Легла я, молодцы...
В Федотову каморочку,
Как кошка, я прокралася:
Спит мальчик, бредит, мечется;
Одна ручонка свесилась,
Другая на глазу
Лежит, в кулак зажатая:
«Ты плакал, что ли, бедненький?
Спи. Ничего. Я тут!»
Тужила я по Демушке,
Как им была беременна, -
Слабенек родился,
Однако вышел умница:
На фабрике Алферова
Трубу такую вывели
С родителем, что страсть!
Всю ночь над ним сидела я,
Я пастушка любезного
До солнца подняла,
Сама обула в лапотки,
Перекрестила; шапочку,
Рожок и кнут дала.
Проснулась вся семеюшка,
Да я не показалась ей,
На пожню не пошла.
Я пошла на речку быструю,
Избрала я место тихое
У ракитова куста.
Села я на серый камушек,
Подперла рукой головушку,
Зарыдала, сирота!
Громко я звала родителя:
Ты приди, заступник батюшка!
Посмотри на дочь любимую...
Понапрасну я звала.
Нет великой оборонушки!
Рано гостья бесподсудная,
Бесплемянная, безродная,
Смерть родного унесла!
Громко кликала я матушку.
Отзывались ветры буйные,
Откликались горы дальние,
А родная не пришла!
День денна моя печальница,
В ночь - ночная богомольница!
Никогда тебя, желанная,
Не увижу я теперь!
Ты ушла в бесповоротную,
Незнакомую дороженьку,
Куда ветер не доносится,
Не дорыскивает зверь...
Нет великой оборонушки!
Кабы знали вы да ведали,
На кого вы дочь покинули,
Что без вас я выношу?
Ночь - слезами обливаюся...
День - как травка пристилаюся.
Я потупленную голову,
Сердце гневное ношу!..
В тот год необычайная
Звезда играла на небе;
Одни судили так:
Господь по небу шествует,
И ангелы его
Метут метлою огненной
Перед стопами Божьими
В небесном поле путь;
Другие то же думали,
Да только на антихриста
И чуяли беду.
Сбылось: пришла бесхлебица!
Брат брату не уламывал
Куска! Был страшный год...
Волчицу ту Федотову
Я вспомнила - голодную,
Похожа с ребятишками
Я на нее была!
Да тут еще свекровушка
Приметой прислужилася,
Соседкам наплела,
Что я беду накликала,
А чем? Рубаху чистую
Надела в Рождество.
За мужем, за заступником,
Я дешево отделалась;
А женщину одну
Никак за то же самое
Убили насмерть кольями.
С голодным не шути!..
Одной бедой не кончилось:
Чуть справились с бесхлебицей
Рекрутчина пришла.
Да я не беспокоилась:
Уж за семью Филиппову
В солдаты брат ушел.
Сижу одна, работаю,
И муж и оба деверя
Уехали с утра;
На сходку свекор-батюшка
Отправился, а женщины
К соседкам разбрелись.
Мне крепко нездоровилось,
Была я Лиодорушкой
Беременна: последние
Дохаживала дни.
Управившись с ребятами,
В большой избе под шубою
На печку я легла.
Вернулись бабы к вечеру,
Нет только свекра-батюшки,
Ждут ужинать его.
Пришел: «Ох-ох! умаялся,
А дело не поправилось,
Пропали мы, жена!
Где видано, где слыхано:
Давно ли взяли старшего,
Теперь меньшого дай!
Я по годам высчитывал,
Я миру в ноги кланялся,
Да мир у нас какой?
Просил бурмистра: бóжится,
Что жаль, да делать нечего!
И писаря просил,
Да правды из мошейника
И топором не вырубишь,
Что тени из стены!
Задарен... все задарены...
Сказать бы губернатору,
Так он бы задал им!
Всего и попросить-то бы,
Чтоб он по нашей волости
Очередные росписи
Проверить повелел.
Да сунься-ка!» Заплакали
Свекровушка, золовушка,
А я... То было холодно,
Теперь огнем горю!
Горю... Бог весть что думаю...
Не дума... бред... Голодные
Стоят сиротки-деточки
Передо мной... Неласково
Глядит на них семья,
Они в дому шумливые,
На улице драчливые,
Обжоры за столом...
И стали их пощипывать,
В головку поколачивать...
Молчи, солдатка-мать!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Теперь уж я не дольщица
Участку деревенскому,
Хоромному строеньицу,
Одеже и скоту.
Теперь одно богачество:
Три озера наплакано
Горючих слез, засеяно
Три полосы бедой!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Теперь, как виноватая,
Стою перед соседями:
Простите! я была
Спесива, непоклончива,
Не чаяла я, глупая,
Остаться сиротой...
Простите, люди добрые,
Учите уму-разуму,
Как жить самой? Как деточек
Поить, кормить, растить?..
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Послала деток по миру:
Просите, детки, ласкою,
Не смейте воровать!
А дети в слезы: «Холодно!
На нас одежа рваная,
С крылечка на крылечко-то
Устанем мы ступать,
Под окнами натопчемся,
Иззябнем... У богатого
Нам боязно просить.
„Бог даст!“ - ответят бедные.
Ни с чем домой воротимся -
Ты станешь нас бранить!..»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Собрала ужин; матушку
Зову, золовок, деверя,
Сама стою голодная
У двери, как раба.
Свекровь кричит: «Лукавая!
В постель скорей торопишься?»
А деверь говорит:
«Немного ты работала!
Весь день за деревиночкой
Стояла: дожидалася,
Как солнышко зайдет!»
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Получше нарядилась я,
Пошла я в церковь Божию,
Смех слышу за собой!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Хорошо не одевайся,
Добела не умывайся,
У соседок очи зорки,
Востры языки!
Ходи улицей потише,
Носи голову пониже,
Коли весело - не смейся,
Не поплачь с тоски!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
Пришла зима бессменная,
Поля, луга зеленые
Попрятались под снег.
На белом, снежном саване
Ни талой нет талиночки -
Нет у солдатки-матери
Во всем миру дружка!
С кем думушку подумати?
С кем словом перемолвиться?
Как справиться с убожеством?
Куда обиду сбыть?
В леса - леса повяли бы,
В луга - луга сгорели бы!
Во быструю реку?
Вода бы остоялася!
Носи, солдатка бедная,
С собой ее по гроб!
. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .
В каморку постучалися,
Макар ушел... Сидела я,
Ждала, ждала, соскучилась,
Приотворила дверь.
К крыльцу карету подали.
«Сам едет?» - Губернаторша! -
Ответил мне Макар
И бросился на лестницу.
По лестнице спускалася
В собольей шубе барыня,
Чиновничек при ней.
Не знала я, что делала
(Да, видно, надоумила
Владычица!)... Как брошусь я
Ей в ноги: «Заступись!
Обманом, не по-божески
Кормильца и родителя
У деточек берут!»
Откуда ты, голубушка?
Впопад ли я ответила -
Не знаю... Мука смертная
Под сердце подошла...
Очнулась я, молодчики,
В богатой, светлой горнице,
Под пологом лежу;
Против меня - кормилица,
Нарядная, в кокошнике,
С ребеночком сидит:
«Чье дитятко, красавица?»
- Твое! - Поцаловала я
Рожоное дитя...
Как в ноги губернаторше
Я пала, как заплакала,
Как стала говорить,
Сказалась усталь долгая,
Истома непомерная,
Упередилось времечко -
Пришла моя пора!
Спасибо губернаторше,
Елене Александровне,
Я столько благодарна ей,
Как матери родной!
Сама крестила мальчика
И имя Лиодорушка
Младенцу избрала...
«А что же с мужем сталося?»
Послали в Клин нарочного,
Всю истину доведали -
Филиппушку спасли.
Елена Александровна
Ко мне его, голубчика,
Сама - дай Бог ей счастие! -
За руку подвела.
Добра была, умна была,
Красивая, здоровая,
А деток не дал Бог!
Пока у ней гостила я,
Все время с Лиодорушкой
Носилась, как с родным.
Весна уж начиналася,
Березка распускалася,
Как мы домой пошли...
Хорошо, светло
В мире Божием!
Хорошо, легко,
Ясно на сердце.
Мы идем, идем -
Остановимся,
На леса, луга
Полюбуемся,
Полюбуемся
Да послушаем,
Как шумят-бегут
Воды вешние,
Как поет-звенит
Жавороночек!
Мы стоим, глядим...
Очи встретятся -
Усмехнемся мы,
Усмехнется нам
Лиодорушка.
А увидим мы
Старца нищего -
Подадим ему
Мы копеечку:
«Не за нас молись, -
Скажем старому, -
Ты молись, старик,
За Еленушку,
За красавицу
Александровну!»
А увидим мы
Церковь Божию -
Перед церковью
Долго крестимся:
«Дай ей, Господи,
Радость-счастие,
Доброй душеньке
Александровне!»
Зеленеет лес,
Зеленеет луг,
Где низиночка -
Там и зеркало!
Хорошо, светло
В мире Божием,
Хорошо, легко,
Ясно нá сердце.
По водам плыву
Белым лебедем,
По степям бегу
Перепелочкой.
Прилетела в дом
Сизым голубем...
Поклонился мне
Свекор-батюшка;
Поклонилася
Мать-свекровушка,
Деверья, зятья
Поклонилися,
Поклонилися,
Повинилися!
Вы садитесь-ка,
Вы не кланяйтесь,
Вы послушайте,
Что скажу я вам:
Тому кланяться,
Кто сильней меня,
Кто добрей меня,
Тому славу петь.
Кому славу петь?
Губернаторше!
Доброй душеньке
Александровне!
Глава VIII
БАБЬЯ ПРИТЧА
Замолкла Тимофеевна.
Конечно, наши странники
Не пропустили случая
За здравье губернаторши
По чарке осушить.
И видя, что хозяюшка
Ко стогу приклонилася,
К ней подошли гуськом:
«Что ж дальше?»
- Сами знаете:
Ославили счастливицей,
Прозвали губернаторшей
Матрену с той поры...
Что дальше? Домом правлю я,
Ращу детей... На радость ли?
Вам тоже надо знать.
Пять сыновей! Крестьянские
Порядки нескончаемы,
Уж взяли одного!
Красивыми ресницами
Моргнула Тимофеевна,
Поспешно приклонилася
Ко стогу головой.
Крестьяне мялись, мешкали,
Шептались. «Ну, хозяюшка!
Что скажешь нам еще?»
А то, что вы затеяли
Не дело - между бабами
Счастливую искать!..
«Да все ли рассказала ты?»
Чего же вам еще?
Не то ли вам рассказывать,
Что дважды погорели мы,
Что Бог сибирской язвою
Нас трижды посетил?
Потуги лошадиные
Несли мы; погуляла я,
Как мерин, в бороне!..
Ногами я не топтана,
Веревками не вязана,
Иголками не колота...
Чего же вам еще?
Сулилась душу выложить,
Да, видно, не сумела я, -
Простите, молодцы!
Не горы с места сдвинулись,
Упали на головушку,
Не Бог стрелой громовою
Во гневе грудь пронзил,
По мне - тиха, невидима -
Прошла гроза душевная,
Покажешь ли ее?
По матери поруганной,
Как по змее растоптанной,
Кровь первенца прошла,
По мне обиды смертные
Прошли неотплаченные,
И плеть по мне прошла!
Я только не отведала -
Спасибо! умер Ситников -
Стыда неискупимого,
Последнего стыда!
А вы - за счастьем сунулись!
Обидно, молодцы!
Идите вы к чиновнику,
К вельможному боярину,
Идите вы к царю,
А женщин вы не трогайте, -
Вот Бог! ни с чем проходите
До гробовой доски!
К нам на ночь попросилася
Одна старушка Божия:
Вся жизнь убогой старицы -
Убийство плоти, пост;
У Гроба Иисусова
Молилась, на Афонские
Всходила высоты,
В Иордань-реке купалася...
И та святая старица
Рассказывала мне:
«Ключи от счастья женского,
От нашей вольной волюшки
Заброшены, потеряны
У Бога самого!
Отцы-пустынножители,
И жены непорочные,
И книжники-начетчики
Их ищут - не найдут!
Пропали! думать надобно,
Сглотнула рыба их...
В веригах, изможденные,
Голодные, холодные,
Прошли Господни ратники
Пустыни, города, -
И у волхвов выспрашивать
И по звездам высматривать
Пытались - нет ключей!
Весь Божий мир изведали,
В горах, в подземных пропастях
Искали... Наконец
Нашли ключи сподвижники!
Ключи неоценимые,
А все - не те ключи!
Пришлись они - великое
Избранным людям Божиим
То было торжество, -
Пришлись к рабам-невольникам:
Темницы растворилися,
По миру вздох прошел,
Такой ли громкий, радостный!..
А к нашей женской волюшке
Все нет и нет ключей!
Великие сподвижники
И по сей день стараются -
На дно морей спускаются,
Под небо подымаются, -
Все нет и нет ключей!
Да вряд они и сыщутся...
Какою рыбой сглонуты
Ключи те заповедные,
В каких морях та рыбина
Гуляет - Бог забыл.
Произведение великого русского поэта повествует нам о том, как семь крестьян решили по всей Руси в процессе путешествия разыскать счастливого человека. По задумке автора мужики должны были дойти до Петербурга, но из-за тяжелой болезни и скоропостижной кончины Николая Александровича поэма так осталась так недописанной.
Итак, на перепутье дорог встречаются семь мужиков из уезда Терпигорево, но только каждый из них из разных деревень бедных и убогих. Все они спорят друг с другом, кто же живет лучше всех. Один утверждает, что помещик, другой, что поп.
Каждый вышел из дома по важному делу, но встретившись, у них завязался разговор на эту тему до такой степени, что они не только забыли обо всем на свете, но и в ходе спора стали драться.
Дойдя до леса, они продолжили свой конфликт, и всполошили всех зверей и птиц. Испугавшись такого шума, из гнезда выпадает птенец и мужики подбирают его, и думают,что птичке легче дознаться, где же жить хорошо на Руси. Испуганная пеночка, мать птенца подлетает к ним и просит отдать ей птенчика. В награду она показывает, где зарыт клад, а там находится волшебная скатерть, которая всегда их напоит и накормит, но много спиртного просить нельзя. Она заколдовывает их одежду, чтобы она в пути была в целости и сохранности и улетела со своим птенцом. Довольные крестьяне, наевшись и напившись, решают не возвращаться домой, пока не дознаются, кому живется хорошо.
Шагая по дороге, они встречают разных людей. Это и солдаты, и подмастерья, но по их виду сразу видно, что живется им не сладко. Поздним вечером им попадается поп, т которого они узнают о его участи. Как думает сам поп его счастье должно заключаться в покое, богатстве и уважении к нему. А на самом деле это все не так. Стоны умирающих людей, долгая служба с плачем не приносит ему никакого покоя. Когда батюшка закончил вою грустную историю, он уезжает и мужики накидываются на Луку, который доказывал, что попу живется богато, а самом деле, оказалось не так.
После спора крестьяне попадают на ярмарку в село Кузьминское, которое славится большим количеством трактиров и пьяного народа. Продают здесь и книги, но только все больше с картинками простыми. И никто не знает, когда начнут покупать и читать литературу русских классиков. Мужики, находившись по ярмарке, продолжают путь, но это уже было ночью. И в темноте они слышат разговоры разных людей о своих бедах и проблемах. Один из странников упрекает крестьян за такой образ жизни. А Яким Голый, проживающий в этой деревне, оправдывает своих сельчан. Ведь пьют они не от хорошей жизни.
Путешественники, набрав ведро водки, решают выяснить, кто же из жителей в этой жизни.
Ведро быстро опустело, но счастливого так и не нашли.
Продолжая свой путь, мужикам попадается помещик Гаврила Афанасьевич Оболта-Оболдуев, который поведал им свою историю. Барином то он был добрым, слуги его любили, но отобрали у него землю, расточили его хозяйство, а самому приказали трудиться, а он этому не научен.
Далее им попадается крестьянка Корчагина Матрена Тимофеевна, поведавшая о нелегкой своей бабьей доле. Всю жизнь она работала на родных мужа, потеряла старшего сына Демушку, о котором до сих пор не может забыть. И как говорит женщина, что счастье женское неизвестно, где находится.
Самым славным местом для наших героев кажется село Вахлачина,где идут гуляния. Пируют и мужики, к которым присоединяются два семинариста, которые поют радостные песни и рассказывают интересные истории. Один из них Гриша, с 15 лет твердо убежден, что желает посвятить судьбу свою счастью народному. В будущем это будет народный заступник. Но крестьяне его не слышат, иначе бы они поняли, что вот передними стоит счастливый человек.
Ведь именно появлению подобных людей как Григорий, Русь поднимется с рабских колен и наступит народное счастье.
Главная мысль рассказа Кому на Руси жить хорошо Некрасова
Произведение учит нас понять, в чем состоит ценность истинного счастья. А для этого много не надо - это дружная и крепкая семья, работа, приносящая радость и прибыль для себя, и показать себя в этой жизни таким человеком, чтобы тебя уважали окружающие.
Очень кратко (кратчайшее содержание)
Можете использовать этот текст для читательского дневника
Некрасов Н. А.. Все произведения
- Дедушка
- Кому на Руси жить хорошо
- Школьник
Кому на Руси жить хорошо. Картинка к рассказу
Сейчас читают
- Краткое содержание Собор Парижской Богоматери Гюго
Действие романа разворачивается в Париже. Началось все с того что лет шестнадцать назад молоденькая девушка у которой была прелестная дочка доверилась цыганке и ненадолго отлучилась.
- Краткое содержание Достоевский Крокодил
Действие рассказа разворачивается в Санкт-Петербурге. В Пассаж, в один из магазинов, привозят крокодила. Отовсюду собираются люди, чтобы посмотреть на диковинную зверюшку.
- Краткое содержание Герцен Кто виноват?
Дмитрий Круциферский, - молодой учитель, окончивший Московский университет, служит в семье престарелого помещика Алексея Негрова. Дослужившись до чина генерал-майора, Негров ушел в отставку
- Краткое содержание Третий в пятом ряду Алексина
Пожилая учительница с тридцатипятилетним стажем работы, Вера Матвеевна, уже не работала в школе. Она присматривала за внучкой Елизаветой. Ее сын и невестка, археологи, были в экспедиции.
Каждый вышел из дому по делу, но за спором не заметили, как наступил вечер. Они ушли уже далеко от своих домов, верст на тридцать, решили отдохнуть до солнышка. Разожгли костер, сели пировать. Опять заспорили, отстаивая свою точку зрения, до драки доспорились.
Пролог
В каком году - рассчитывай,
В какой земле - угадывай,
На столбовой дороженьке
Сошлись семь мужиков:
Семь временнообязанных,
Подтянутой губернии,
Уезда Терпигорева,
Пустопорожней волости,
Из смежных деревень:
Заплатова, Дырявина,
Разутова, Знобишина,
Горелова, Неелова -
Неурожайна тож,
Сошлися - и заспорили:
Кому живется весело,
Вольготно на Руси?
Роман сказал: помещику,
Демьян сказал: чиновнику,
Лука сказал: попу.
Купчине толстопузому! -
Сказали братья Губины,
Иван и Митродор.
Старик Пахом потужился
И молвил, в землю глядючи:
Вельможному боярину,
Министру государеву.
А Пров сказал: царю...
Мужик что бык: втемяшится
В башку какая блажь -
Колом ее оттудова
Не выбьешь: упираются,
Всяк на своем стоит!
Каждый вышел из дому по делу, но за спором не заметили, как наступил вечер. Они ушли уже далеко от своих домов, верст на тридцать, решили отдохнуть до солнышка. Разожгли костер, сели пировать. Опять заспорили, отстаивая свою точку зрения, до драки доспорились. Уставшие мужики решили лечь спать, но тут Пахомушка поймал птенчика пеночки и размечтался: вот бы ему на крыльях облететь Русь и узнать; кому живется “весело, вольготно на Руси?” И каждый мужик добавляет, что не нужны крылья, а было бы пропитание, они своими ногами бы обошли Русь и узнали правду. Прилетевшая пеночка просит отпустить ее птенчика, а за это она обещает “выкуп большой”: даст скатерть-самобранку, которая будет их кормить в пути, да еще и одежду с обувью даст.
У скатерти уселися крестьяне и дали зарок домой не возвращаться, пока “не найдут решение” по своему спору.
Часть первая
Глава I
Идут мужики по дороге, а вокруг “неудобная”, “заброшенная земля”, все залито водой, недаром “снег каждый день валил”. Встречаются им по пути такие же крестьяне, только к вечеру встретили попа. Крестьяне сняли шапки и загородили ему дорогу, священник испугался, но они рассказали ему о своем споре. Они просят попа “без смеху и без хитрости” им отвечать. Поп говорит:
“В чем счастие, по-вашему?
Покой, богатство, честь?
Не так ли, други милые?”
“Теперь посмотрим, братия,
Каков попу покой?”
С самого рождения учение поповичу достается трудно:
Дороги наши трудные,
Приход у нас большой.
Болящий, умирающий,
Рождающийся в мир
Не избирают времени:
В жнитво и в сенокос,
В глухую ночь осеннюю,
Зимой, в морозы лютые,
И в половодье вешнее -
Иди куда зовут!
Идешь безотговорочно.
И пусть бы только косточки
Ломалися одни, -
Нет! Всякий раз намается,
Переболит душа.
Не верьте, православные,
Привычке есть предел:
Нет сердца, выносящего
Без некоего трепета
Предсмертное хрипение,
Надгробное рыдание,
Сиротскую печаль!
Потом поп рассказывает, как над поповским племенем насмехаются, издеваясь над попадьями и поповнами. Таким образом, ни покоя, ни почета, ни денег попу нет, приходы бедные, помещики живут в городах, а брошенные ими крестьяне бедствуют. Не то что они, а поп порой им деньги дает, т.к. они мрут с голоду. Рассказав свою печальную повесть, поп поехал, а крестьяне ругают Луку, который выкрикивал попа. Лука стоял, помалчивал,
Боялся, не наклали бы
Товарищи в бока.
Глава II
СЕЛЬСКАЯ ЯРМОНКА
Недаром крестьяне ругают весну: кругом вода, нет зелени, скотину надо выгонять на поле, а травы все нет. Идут они мимо пустых деревень, удивляются, куда подевался весь народ. Встретившийся “детина” объясняет, что все ушли в село Кузьминское на ярмарку. Мужики решают тоже пойти туда поискать счастливого. Описано торговое село, довольно грязное, с двумя церквами: старообрядческой и православной, есть училище и гостиница. Рядом шумит богатая ярмарка. Люди пьют, гуляют, веселятся и плачут. Старообрядцы сердятся на разодетых крестьян, говорят, что в красных ситцах, которые они носят, “собачья кровь”, поэтому быть голоду! Странники
ходят по ярмарке и любуются разными товарами. Навстречу попадается плачущий старик: пропил он деньги и не на что купить внучке башмачки, а ведь обещал, и внучка ждет. Павлуша Веретенников, “барин”, выручил Вавилу, купил ботиночки для его внучки. Старик от радости даже поблагодарить забыл своего благодетеля. Есть тут и книжная лавка, в которой продают всякую ерунду. Некрасов горько восклицает:
Эх! эх! придет ли времечко,
Когда (приди, желанное!..)
Дадут понять крестьянину,
Что розь портрет портретику,
Что книга книге розь?
Когда мужик не Блюхера
И не милорда глупого -
Белинского и Гоголя
С базара понесет?
Ой, люди, люди русские!
Крестьяне православные!
Слыхали ли когда-нибудь
Вы эти имена?
То имена великие,
Носили их, прославили
Заступники народные!
Вот вам бы их портретики
Повесить в ваших горенках,
Странники пошли в балаган “...Послушать, поглазеть. // Комедию с Петрушкою,.. // Хожалому, квартальному // Не в бровь, а прямо в глаз!” Странники к вечеру “покинули бурливое село”
Глава III
ПЬЯНАЯ НОЧЬ
Повсюду мужики видят возвращающихся, спящих пьяных. Отрывочные фразы, обрывки бесед и песен несутся со всех сторон. Пьяный парень закапывает посреди дороги зипун и уверен, что хоронит мать; там мужики дерутся, пьяные бабы в канаве бранятся, в чьем доме хуже всего-Дорога многолюдная
Что позже - безобразнее:
Все чаще попадаются
Избитые, ползущие,
Лежащие пластом.
У кабака крестьяне встретили Павлушу Веретенникова, купившего крестьянину ботиночки для его внучки. Павлуша записывал крестьянские песни и говорил, что
“Умны крестьяне русские,
Одно нехорошо,
Что пьют до одурения,..”
Но один пьяный выкрикнул: “А больше мы работаем,.. // А больше трезвых нас”.
Сладка еда крестьянская,
Весь век пила железная
Жует, а есть не ест!
Работаешь один,
А чуть работа кончена,
Гляди, стоят три дольщика:
Бог, царь и господин!
Нет меры хмелю русскому.
А горе наше меряли?
Работе мера есть?
Мужик беды не меряет,
Со всякою справляется,
Какая ни приди.
Мужик, трудясь, не думает,
Что силы надорвет,
Так неужли над чаркою
Задуматься, что с лишнего
В канаву угодишь?
Жалеть - жалей умеючи,
На мерочку господскую
Крестьянина не мерь!
Не белоручки нежные,
А люди мы великие
В работе и в гульбе!
“Пиши: В деревне Босове
Яким Нагой живет,
Он до смерти работает,
До полусмерти пьет!..”
Яким жил в Питере, да вздумал тягаться с “купцом”, поэтому угодил в тюрьму. С тех пор лет тридцать “жарится на полосе под солнышком”. Купил он однажды сыну картиночек, развесил по стенам хаты. Было у Якима скоплено “целковых тридцать пять”. Случился пожар, ему бы деньги спасать, а он картинки стал собирать. Целковые слились в комок, теперь за них дают одиннадцать рублей.
Крестьяне согласны с Якимом:
“Пьем - значит, силу чувствуем!
Придет печаль великая,
Как перестанем пить!..
Работа не свалила бы,
Беда не одолела бы,
Нас хмель не одолит!”
Тут грянула удалая русская песня “про Волгу-матушку”, “про девичью красу”.
Крестьяне-странники подкрепились у скатерти-самобранки, оставили у ведра Романа караульным, а сами пошли искать счастливого.
Глава IV
СЧАСТЛИВЫЕ
В толпе горластой, праздничной
Похаживали странники,
Прокликивали клич:
“Эй! нет ли где счастливого?
Явись! Коли окажется,
Что счастливо живешь,
У нас ведро готовое:
Пей даром, сколько вздумаешь -
На славу угостим!..”
Много собралось “охотников хлебнуть вина бесплатного”.
Пришедший дьячок сказал, что счастие в “благодушестве”, но его прогнали. Пришла “старуха старая” и сказала, что счастлива: у нее по осени уродилось реп до тысячи на небольшой гряде. Над нею посмеялись, но водки не дали. Пришел солдат и сказал, что счастлив он
“...Что в двадцати сражениях
Я был, а не убит!
Ходил ни сыт, ни голоден,
А смерти не дался!
Нещадно бит я палками,
А хоть пощупай - жив!”
Солдату дали выпить:
Ты счастлив - слова нет!
“Каменотес олончанин” пришел похвалиться силою. Поднесли и ему. Пришел мужик с одышкою и посоветовал олончанину не хвастаться силою. Он тоже был силен, но надорвался, подняв на второй этаж четырнадцать пудов. Пришел “дворовый человек” и хвастался, что у боярина Переметье-ва он был любимый раб и болен благородною болезнью - “по ней, я дворянин”. “По-да-грой именуется!” Но мужичье не поднесли ему питье. Пришел “желтоволосый белорус” и сказал, что счастлив тем, что вдосталь ест ржаной хлеб. Пришел мужик “с скулою свороченной”. Троих его товарищей сломали медведи, а он живой. Ему поднесли. Пришли нищие и хвалились счастием, что им везде подают.
Смекнули наши странники,
Что даром водку тратили.
Да кстати и ведерочку,
Конец. “Ну, будет с вас!
Эй, счастие мужицкое!
Дырявое с заплатами,
Горбатое с мозолями,
Проваливай домой!”
Советуют мужикам поискать Ермила Гирина - вот кто счастливый. Держал Ермила мельницу. Продать ее решили, Ермила торговался, ос-лся один соперник - купец Алтынников. Но Ермил перекупил мельнику. Надо только внести треть цены, а с собой денег у Ермила не было. Он Допросил получасовой отсрочки. В суде удивились, что он успеет за полчаса, до дому ему ехать тридцать пять верст, но полчаса дали. Пришел Ермил на торговую площадь, а в тот день базар был. Обратился Ермил к народу, чтобы дали ему взаймы:
“Притихните, послушайте,
Я слово вам скажу!”
“Давно купец Алтынников
Присватывался к мельнице,
Да не плошал и я,
Раз пять справлялся в городе,..”
Вот сегодня приехал “без грошика”, а назначили торг и смеются, что
(перехитрили:
“Хитры, сильны подьячие,
А мир их посильней,..”
“Коли Ермила знаете,
Коли Ермилу верите,
Так выручайте, что ль!..”
И чудо сотворилося -
На всей базарной площади
У каждого крестьянина,
Как ветром, полу левую
Заворотило вдруг!
Сдивилися подьячие,
Позеленел Алтынников,
Когда он сполна всю тысячу
Им выложил на стол!..
В следующую пятницу Ермил “на той же площади рассчитывал народ”. Хотя он не записывал, у кого сколько брал, “выдать гроша лишнего Ермилу не пришлось”. Остался рубль лишний, до вечера Ермил искал хозяина, а вечером отдал слепым, потому что хозяин не сыскался. Странники интересуются, как Ермил завоевал такой авторитет у народа. Лет двадцать назад он был писарем, помогал крестьянам, не вымогая с них деньги. Потом вся вотчина выбрала Ермилу бурмистром. И Ермил семь лет служил народу честно, а потом вместо брата Митрия отдал в солдаты сына вдовы. От угрызений совести хотел Ермил повеситься. Вернули парнишку вдове, чтобы Ермил что над собой не сотворил. Как ни просили его, от должности ушел, арендовал мельницу и молол всем без обману. Странники хотят найти Ермилу, но поп сказал, что тот сидит в остроге. В губернии был крестьянский бунт, ничто не помогало, позвали Ермилу. Ему крестьяне верили,... но, не досказав историю, рассказчик заторопился домой, пообещав досказать потом. Вдруг послышался колокольчик. Крестьяне кинулись на дорогу, завидев помещика.
Глава V
ПОМЕЩИК
Это ехал помещик Гаврила Афанасьевич Оболт-Оболдуев. Он испугался, увидев перед тройкой “семь рослых мужиков”, и, выхватив пистолет, стал угрожать мужикам, но те ему рассказали, что они не разбойники, а хотят узнать, счастливый ли он человек?
“Скажи ж ты нам по-божески,
Сладка ли жизнь помещичья?
Ты как - вольготно, счастливо,
Помещичек, живешь?”
“Нахохотавшись досыта”, помещик стал говорить, что роду он древнего. Род его берет начало двести пятьдесят лет назад по отцу и триста лет назад по матери. Было время, говорит помещик, когда все оказывали им почет, все вокруг было собственностью рода. Бывало, по месяцу праздники устраивали. Какие роскошные охоты бывали по осени! И он поэтически рассказывает об этом. Потом вспоминает, что он наказывал крестьян, но любя. Зато в Христово воскресение целовался со всеми, не брезговал никем. Крестьяне услышали похоронный звон колоколов. А помещик сказал:
“Звонят не по крестьянину!
По жизни по помещичьей
Звонят!.. Ой, жизнь широкая!
Прости-прощай навек!
Прощай и Русь помещичья!
Теперь не та уж Русь!”
По словам помещика, перевелось его сословие, усадьбы гибнут, леса рубятся, земля стоит не обрабатываемая. Народ пьет.
Грамотеи кричат, что нужно работать, но помещики не привыкли:
“Скажу я вам, не хвастая,
Живу почти безвыездно
В деревне сорок лет,
А от ржаного колоса
Не отличу ячменного,
А мне поют: "Трудись!"”
Помещик плачет, потому что кончилось вольготное житье: “Порвалась цепь великая,
Порвалась - расскочилася:
Одним концом по барину,
Другим по мужику!..”
Часть вторая
КРЕСТЬЯНКА
Пролог
“Не все между мужчинами
Отыскивать счастливого
Пощупаем-ка баб!” -
Решили наши странники
И стали баб опрашивать.
Сказали как отрезали:
“У нас такой не водится,
А есть в селе Клину:
Корова холмогорская
Не баба! доброумнее
И глаже - бабы нет.
Спросите вы Корчагину
Матрену Тимофеевну,
Она же: губернаторша...”
Идут странники и любуются хлебами, льном:
Вся овощь огородная
Поспела: дети носятся
Кто с репой, кто с морковкою,
Подсолнечник лущат,
А бабы свеклу дергают,
Такая свекла добрая!
Точь-в-точь сапожки красные,
Лежат на полосе.
Набрели странники на усадьбу. Господа живут за границей, приказчик ри смерти, а дворовые бродят как неприкаянные, смотрят, что можно стянуть: В пруду всех карасей повыловили.
Дорожки так загажены,
Что срам! у девок каменных
Отшиблены носы!
Пропали фрукты-ягоды,
Пропали гуси-лебеди
У холуя в зобу!
С барской усадьбы пошли странники в деревню. Легко вздохнули странники:
Им после дворни ноющей
Красива показалася
Здоровая, поющая
Толпа жнецов и жниц,..
Они встретились с Матреной Тимофеевной, ради которой проделали неблизкий путь.
Матрена Тимофеевна
Осанистая женщина,
Широкая и плотная,
Лет тридцати осьми.
Красива; волос с проседью,
Глаза большие, строгие,
Ресницы богатейшие,
Сурова и смугла
На ней рубаха белая,
Да сарафан коротенький,
Да серп через плечо.
“Что нужно вам, молодчики?”
Странники уговаривают крестьянку рассказать о своей жизни. Матрена Тимофеевна отказывается:
“У нас уж колос сыпется,
Рук не хватает, милые”
А мы на что, кума?
Давай серпы! Все семеро
Как станем завтра - к вечеру
Всю рожь твою сожнем!
Тогда она согласилась:
“Не скрою ничего!”
Пока Матрена Тимофеевна управлялась с хозяйством, мужики уселись около скатерти самобранной.
Уж звезды рассажалися
По небу темно-синему,
Высоко месяц стал,
Когда пришла хозяюшка
И стала нашим странникам
“Всю душу открывать...”
Глава I
ДО ЗАМУЖЕСТВА
Мне счастье в девках выпало:
У нас была хорошая,
Непьющая семья.
Родители нежили дочку, да не долго. По пятому годку стали приучать к скотине, а с семи лет она уже сама ходила за коровой, носила отцу обед в поле, утят пасла, ходила за грибами и ягодами, сено ворошила... Работы хватало. Петь и плясать была мастерица. Посватался Филипп Корчагин - “питерщик”, печник.
Тужила, горько плакала,
А дело девка делала:
На суженого искоса
Поглядывала втай.
Пригож-румян, широк-могуч,
Рус волосом, тих говором -
Пал на сердце Филипп!
Матрена Тимофеевна поет старинную песню, вспоминает свою свадьбу.
Глава II
ПЕСНИ
Странники подпевают Матрене Тимофеевне.
Семья была большущая,
Сварливая... цопала я
С девичьей холи в ад!
Муж ушел на работы, а ей велел терпеть золовок, свекра, свекровь. Муж вернулся и повеселела Матрена.
Филипп на Благовещенье
Ушел, а на Казанскую
Я сына родила.
Каким красавцем был сынок! А тут замучил своими ухаживаниями господский управляющий. Матрена кинулась к дедушке Савелию.
Что делать! Научи!
Из всей мужниной родни, один дедушка жалел ее.
Ну, то-то! речь особая
Грех промолчать про дедушку.
Счастливец тоже был...
Глава III
САВЕЛИЙ, БОГАТЫРЬ СВЯТОРУССКИЙ
Савелий, богатырь святорусский.
С большущей сивой гривою,
Чай, двадцать лет нестриженной,
С большущей бородой,
Дед на медведя смахивал,
Особенно как нз лесу,
Согнувшись, выходил.
Вначале она его боялась, что, если он распрямится, пробьет головой потолок. Но распрямиться он не мог; ему, по рассказам, было сто лет. Дед жил в особой горнице
Семейки недолюбливал,..
К себе никого не пускал, а семья называла его “клейменым, каторжным”. На что дед весело отвечал:
“Клейменый, да не раб!”
Дед часто зло подшучивал над родственниками. Летом он добывал в лесу грибы и ягоды, птицу и мелких животных, а зимой разговаривал сам с собой на печи. Однажды Матрена Тимофеевна поинтересовалась, почему его зовут клейменым каторжным? “Я каторжником был”, - ответил он.
За то что немца Фогеля, обидчика крестьянского, в землю живого закопал. Он рассказал, что жили они среди дремучих лесов вольготно. Только медведи их беспокоили, да с медведями справлялись. Он, подняв на рогатину медведицу, надорвал спину. По молодости она болела, а к старости согнулась, что не разогнуть. Помещик призывал их к себе в город и заставлял платить оброк. Под розгами крестьяне соглашались кое-что заплатить. Каждый год так звал их барин, драл розгами нещадно, но мало что имел. Когда старый помещик был убит под Варною, его наследник прислал к мужикам управителя немца. Немец поначалу был тихий. Если не можете платить, не платите, но работайте, например, обкопайте канавой болото, прорубите просеку. Привез немец свою семью, а крестьян до нитки разорил. Восемнадцать лет терпели управителя. Застроил немец фабрику и велел рыть колодец. Пришел к обеду ругать крестьян, а те его столкнули в вырытый колодец и закопали. За это Савелий попал на каторгу, бежал; его вернули и драли нещадно. Двадцать лет был на каторге да двадцать лет на поселении, там денег прикопил. Вернулся домой. Когда были деньги, его родственники любили, а теперь в глаза плюют.
Глава IV
ДЕМУШКА
Описано как горело дерево, а с ним и птенцы в гнезде. Птицы яе было, чтобы спасти птенцов. Когда она прилетела, все уже сгорело. Одна рыдала пташечка,
Да мертвых не докликалась
До белого утра!..
Матрена Тимофеевна рассказывает, что носила сынишку на работы, да свекровь заругала, велела оставить с дедушкой. Работая в поле, она услышала стоны и увидела ползущего деда:
Ой, бедная молодушка!
Сноха в дому последняя,
Последняя раба!
Стерпи грозу великую,
Прими побои лишние,
А с глазу неразумного
Младенца не спускай!..
Заснул старик на солнышке,
Скормил свиньям Демидушку
Придурковатый дед!..
Чуть не умерла мать с горя. Потом приехали судейские и стали допрашивать понятых и Матрену, не состояла ли она в связи с Савелием:
Я шепотком ответила:
Обидно, барин, шутите!
Жена я мужу честная,
А старику Савелию
Сто лет... Чай, знаешь сам.
Они обвинили Матрену в том, что она в сговоре со стариком погубила своего сына, а Матрена просила только, чтобы не вскрывали тельце сына! Вели без поругания
Честному погребению
Ребеночка предать!
Зайдя в горницу, она увидела у гроба сына Савелия, читающего молитвы, и прогнала его, называя убийцей. Он же любил младенца. Дедушка успокаивал ее тем, что сколько ни живет крестьянин - мучится, а Демуш-ка ее - в раю.
“...Легко ему, светло ему...”
Глава V
ВОЛЧИЦА
Уж двадцать лет прошло с тех пор. Долго безутешная мать страдала. Дед ушел на покаяние в монастырь. Шло время, каждый год рождались дети, а через три года подкралась новая беда - умерли ее родители. Вер- нулся дедушка весь белый с покаяния, вскоре и он умер.
Как приказал - исполнили:
Зарыли рядом с Демою...
Он прожил сто семь годов.
Исполнилось восемь лет ее сыну Федоту, отдали его в подпаски. Пастух ушел, а волчица утащила овцу, Федот вначале отнял овцу у ослабевшей волчицы, а потом увидел, что овца уже сдохла, бросил ее опять волчице. Пришел в село и все сам рассказал. За это Федота хотели выпороть, но мать не отдала. Вместо малолетнего сына выпороли ее. Проводив сына со стадом, плачет Матрена, кличет умерших родителей, но нет у нее заступников.
Глава VI
ТРУДНЫЙ ГОД
Был голод. Свекровь наплела соседям, что виною всему она, Матрена, т.к. одела в Рождество чистую рубаху.
За мужем, за заступником,
Я дешево отделалась;
А женщину одну
Никак за то же самое
Убили насмерть кольями.
С голодным не шути!..
Чуть справились с бесхлебицей, рекрутчина пришла. Но Матрена Тимофеевна и не очень боялась, из семьи уже был взят рекрут. Она сидела дома, т.к. была беременна и дохаживала последние дни. Пришел расстроенный свекр и сказал, что берут в рекруты Филиппа. Матрена Тимофеевна поняла, что если заберут мужа в солдаты, она с детьми пропадет. Встала с печи и пошла в ночь.
Глава VII
ГУБЕРНАТОРША
В морозную ночь молится Матрена Тимофеевна и идет в город. Придя к губернаторскому дому, она узнает у швейцара, когда можно прийти. Швейцар ей обещает помочь. Узнав, что едет губернаторша, Матрена Тимофеевна кинулась ей в ноги и рассказала свою беду.
Не знала я, что делала
(Да, видно, надоумила
Владычица!..) Как брошусь я
Ей в ноги: “Заступись!
Обманом, не по-божески
Кормильца и родителя
У деточек берут!”
Потеряла сознание крестьянка, а когда очнулась, то увидела себя в богатых покоях, рядом “рожонное дитя”.
Спасибо губернаторше,
Елене Александровне,
Я столько благодарна ей,
Как матери родной!
Сама крестила мальчика
И имя: Лиодорушка
Младенцу избрала...
Все выяснили, мужа вернули.
Глава VIII
Ославили счастливицей,
Прозвали губернаторшей
Матрену с той поры.
Теперь она правит домом, растит детей: пять сыновей у нее, одного уже взяли в рекруты... А потом добавила крестьянка: - А то, что вы затеяли
Не дело - между бабами
Счастливую искать!
Чего же вам еще?
Не то ли вам рассказывать,
Что дважды погорели мы,
Что бог сибирской язвою
Нас трижды посетил?
Потуги лошадиные
Несли мы; погуляла я,
Как мерин в бороне!..
Ногами я не топтана,
Веревками не вязана,
Иголками не колота...
Чего же вам еще?
По матери поруганной,
Как по змее растоптанной,
Кровь первенца прошла,..
А вы - за счастьем сунулись!
Обидно, молодцы!
А женщин вы не трогайте, -
Вот бог! ни с чем проходите
До гробовой доски!
Одна богомолка-странница сказывала:
“Ключи от счастья женского,
От нашей вольной волюшки
Заброшены, потеряны
У бога самого!”
Часть третья
ПОСЛЕДЫШ
Главы 1-III
На Петров день, (29/VI), пройдя деревни, пришли странники к Волге. А здесь огромные сенокосные просторы, и весь народ на покосе.
По низменному берегу,
На Волге травы рослые,
Веселая косьба.
Не выдержали странники:
“Давно мы не работали,
Давайте - покосим!”
Натешившись, усталые,
Присели к стогу завтракать...
Приплыли на трех лодках помещики со свитою, детьми, собаками. Все обошли покос, приказали разметать огромный стог сена, якобы сырой. (Попробовали странники:
Сухохонько сенцо!)
Удивляются странники, почему помещик так себя ведет, ведь уже порядки новые, а он дурит по-старому. Крестьяне объясняют, что и сено не его,
а “вотчины”.
Странники, развернув скатерть самобранную, беседуют со стариком Вла-сушкой, просят объяснить, почему крестьяне ублажают помещика, и узнают: “Помещик наш особенный,
Богатство непомерное,
Чин важный, род вельможеский,
Весь век чудил, дурил...”
И когда узнал о “воле”, его хватил удар. Теперь левая половина в параличе. Кое-как оправившись после удара, старик поверил, что крестьян вернули помещикам. Его обманывают наследники, чтобы он в сердцах не лишил их богатого наследства. Крестьян наследники уговорили “потешить” барина, а холопа Ипата и уговаривать не надо, он барина любит за милости и служит не за страх, а за совесть. Какие же “милости” вспоминает Ипат: “Как был я мал, наш князюшка
Меня рукою собственной
В тележку запрягал;
Достиг я резвой младости:
Приехал в отпуск князюшка
И, подгулявши, выкупал
Меня, раба последнего,
Зимою в проруби!..”
А потом в метель заставил ехавшего на лошади Прова играть на скрипке, а когда тот упал, переехал князь его санями:
“...Попридавили грудь”
С вотчиной наследники договорились так:
“Помалчивайте, кланяйтесь
Да не перечьте хворому,
Мы вас вознаградим:
За лишний труд, за барщину,
За слово даже бранное -
За все заплатим вам.
Не долго жить сердечному,
Навряд ли два-три месяца,
Сам дохтур объявил!
Уважьте нас, послушайтесь,
Мы вам луга поемные
По Волге подарим;..”
Чуть дело не разладилось. Влас, будучи бурмистром, не хотел кланяться старику, ушел с должности. Тут же нашелся доброволец - Климка Лавин, - но он такой вороватый и пустой человек, что бурмистром оставили Власа, а перед барином вертится и кланяется Климка Лавин.
Каждый день ездит помещик по деревне, придирается к крестьянам, а они:
“Сойдемся - смех! У каждого
Свой сказ про юродивого...”
От барина поступают приказы один глупее другого: женить на вдове Те-рентьевой Гаврилу Жохова: невесте семьдесят, а жениху - шесть лет. Проходящее утром стадо коров разбудило барина, так он приказал пастухам “впредь унимать коров”. Не соглашался только крестьянин Агап потакать барину, а "потом среди дня попался с господским бревном. Надоело Агапу выслушивать барскую ругань, он и ответил. Помещик приказал при всех Агапа наказать. Барин не мог с крыльца сдвинуться, а Агап на конюшне просто орал:
“Ни дать ни взять под розгами
Кричал Агап, дурачился,
Пока не допил штоф:
Как из конюшни вынесли
Его мертвецки пьяного
Четыре мужика,
Так барин даже сжалился:
"Сам виноват, Агапушка!" -
Он ласково сказал...”
На что Влас-рассказчик заметил:
“Хвали траву в стогу,
А барина - в гробу!”
“Вон от барина
Посол идет: откушали!
Зовет, должно быть, старосту,
Пойду взгляну камедь!”
Помещик спросил бурмистра, скоро ли закончат сенокос, тот ответил, что дня за два-три уберут все сено господское. “А наше - подождет!” Помещик целый час говорил, что крестьяне век будут помещичьи: “зажату быть в горсти!..” Бурмистр произносит верноподданнические речи, понравившиеся помещику, за это Климу поднесли стакан “заморского вина”. Затем Последыш захотел, чтобы его сыновья и снохи танцевали, приказал белокурой барыне: “Спой, Люба!” Хорошо пела барыня. Под песню уснул последыш, его сонного унесли в лодку, и уплыли господа. Вечером крестьяне узнали, что умер старый князь,
Но радость их вахлацкая
Была непродолжительна.
Со смертию Последыша
Пропала ласка барская:
Опохмелиться не дали
Гвардейцы вахлакам!
А за луга поемные
Наследники с крестьянами
Тягаются доднесь.
Влас за крестьян ходатаем,
Живет в Москве... был в Питере...
А толку что-то нет!
Часть четвертая
ПИР - НА ВЕСЬ МИР
Посвящается
Сергею Петровичу Боткину
Вступление
На окраине села “Шел пир, великий пир1” С дьячком Трифоном пришли его сыновья, семинаристы: Саввушка и Гриша.
...У Григория
Лицо худое, бледное
И волос тонкий, вьющийся,
С оттенком красноты
Простые парни, добрые.
Косили, жали, сеяли
И пили водку в праздники
С крестьянством наравне.
Сидят и думают мужики:
Свои луга поемные
Сдать старосте - на подати.
Мужики просят Гришу спеть. Он поет “веселую”.
Глава I
ГОРЬКОЕ ВРЕМЯ - ГОРЬКИЕ ПЕСНИ
Веселая
Помещик свел со крестьянского двора себе корову, кур забрал и съел земский суд. Чуть подрастут ребята: “Царь возьмет мальчишек, // Барин -
дочерей!”
Потом все вместе грянули песню
Барщинная
Битый мужик ищет утешения в кабаке. Ехавший мимо мужик рассказал, что их били за бранные слова, пока не добились молчания. Потом свою историю рассказал Викентий Александрович, дворовый человек.
Про холопа примерного - Якова верного
Жил тридцать лет в деревне Поливанов, на взятки купивший деревеньку, не знавшийся с соседями, а только со своей сестрой. С родными, не только с крестьянами, был он жесток. Дочь обвенчал, а потом, поколотив, вместе с муженьком выгнал без всего. Холопа своего Якова в зубы бил каблуком.
Люди холопского звания -
Сущие псы иногда:
Чем тяжелей наказания
Тем им милей господа.
Яков таким объявился из младости,
Только и было у Якова радости:
Барина холить, беречь, ублажать
Да племяша-малолетка качать.
Всю жизнь Яков при барине, вместе состарились. У барина ноги отказались ходить.
Вынесет сам его Яков, уложит,
Сам на долгушке свезет до сестры,
Сам до старушки добраться поможет.
Так они жили ладком - до поры.
Подрос племянник Якова, Гриша, и бросился в ноги к барину, просясь жениться на Ирише. А барин сам ее приглядел для себя. Гришу он сдал в рекруты. Обиделся Яков - задурил. “Мертвую запил...” Кто не подойдет к барину, а угодить ему не могут. Через две недели Яков вернулся, якобы пожалел помещика. Все пошло по-старому. Собрались ехать к сестре барина. Яков свернул в бездорожье, в Чертов овраг, распряг лошадей, а барин испугался за свою жизнь и стал умолять Якова пощадить его, тот ответил:
“Нашел душегуба!
Стану я руки убийством марать,
Нет, не тебе умирать!”
Сам повесился Яков перед барином. Всю ночь барин маялся, утром его охотник нашел. Барин вернулся домой, каявшись:
“Грешен я, грешен! Казните меня!”
Еще рассказав пару страшных историй, мужики заспорили: кто грешней - кабатчики, помещики иль мужики? Доспорились до драки. А потом Ионушка, молчавший весь вечер, сказал:
И так вас помирю!”
Глава II
СТРАННИКИ И БОГОМОЛЬЦЫ
Много нищих на Руси, целыми селеньями ходили по осени “на подаяния”, есть много среди них проходимцев, умеющих подладиться к помещикам. Но есть и верующие богомольцы, чьими трудами собираются деньги на церкви. Вспомнили юродивого Фомушку, живущего по-божески, был и старообрядец Кропильников:
Старик, вся жизнь которого
То воля, то острог.
А была еще Евфросиньюшка, посадская вдова; она появлялась в холерные года. Всех крестьяне принимают, долгими зимними вечерами слушают рассказы странников.
Такая почва добрая -
Душа народа русского...
О сеятель! приди!..
Иона, почтенный странник, поведал рассказ.
О двух великих грешниках
Он слышал эту быль в Соловках от отца Питиртма. Было двенадцать разбойников, их атаман - Кудеяр. Много разбойники награбили и погубили людей
Вдруг у разбойника лютого
Совесть господь пробудил.
Совесть злодея осилила,
Шайку свою распустил,
Роздал на церкви имущество,
Нож под ракитой зарыл.
Ходил на богомолье, но не отмолил грехи, жил в лесу под дубом. Посланник бога указал ему путь к спасению - тем ножом, что убивал людей,
он должен срезать дуб:
“...Только что рухнется дерево -
Цепи греха упадут”.
Проезжал мимо пан Глуховский, насмехался над стариком, говоря:
“Жить надо, старче, по-моему:
Сколько холопов гублю,
Мучу, пытаю и вешаю,
А поглядел бы, как сплю!”
Взбешенный отшельник воткнул свой нож в сердце Глуховскому, упал
пан, и рухнуло дерево.
Рухнуло древо, скатилося
С инока бремя грехов!..
Господу богу помолимся:
Милуй нас, темных рабов!
Глава III
И СТАРОЕ И НОВОЕ
Крестьянский грех
Был “аммирал-вдовец”, за верную службу наградила его государыня восемью тысячами душ. Умирая, “аммирал” передал старосте Глебу ларец с вольной на всех восемь тысяч душ. Но наследник соблазнил старосту, дав ему вольную. Завещание сожгли. И до последней поры были восемь тысяч
душ крепостными.
“Так вот он, грех крестьянина!
И впрямь страшенный грех!”
Опять упали бедные
На дно бездонной пропасти,
Притихли, приубожились,
Легли на животы;
Лежали, думу думали
И вдруг запели. Медленно,
Как туча надвигается,
Текли слова тягучие.
Голодная
О вечном голоде, работе и недосыпании мужика. Крестьяне убеждаются, что всему виною “крепостное право”. Оно множит грехи помещиков и несчастья рабов. Гриша сказал:
“Не надо мне ни серебра,
Ни золота, а дай господь,
Чтоб землякам моим
И каждому крестьянину
Жилось вольготно-весело
На всей святой Руси!”
Увидели сонного Егорку Шутова и стали бить, за что не знают сами. Приказано “миром” бить, вот и бьют. Едет на возу старый солдат. Останавливается и поет.
Солдатская
Тошен свет,
Правды нет,
Жизнь тошна,
Боль сильна.
Клим ему подпевает про горькое житье.
Глава IV
ДОБРОЕ ВРЕМЯ - ДОБРЫЕ ПЕСНИ
“Великий пир” кончился только к утру. Кто разошелся по домам, а странники улеглись спать тут же на берегу. Возвращаясь домой, пели Гриша с Саввою:
Доля народа,
Счастье его,
Свет и свобода
Прежде всего!
Жили они беднее бедного крестьянина, не имели даже скотины. В семинарии Гриша голодал, только на вахлатчине отъедался. Дьячок хвалился сыновьями, но не думал, чем они питаются. Да и сам вечно голодал. Жена была куда заботливее его, поэтому и умерла рано. Вечно думала она о соли и пела песню.
Соленая
Не хочет сынок Гришенька есть несоленую еду. Господь посоветовал “посолить” мукой. Мать сыпет мукой, а солится еда ее обильными слезами. В семинарии часто Гриша
вспоминал мать и ее песню.
И скоро в сердце мальчика
С любовью к бедной матери
Любовь ко всей вахлатчине
Слились - и лет пятнадцати
Григорий твердо знал уже,
Что будет жить для счастия
Убогого и темного.
Родного уголка.
Есть два пути у России: одна дорога - “вражда-война”,"другая дорога честная. По ней идут лишь “сильные” и “любвеобильные”.
На бой, на труд.
Грише Добросклонову
Ему судьба готовила
Путь славный, имя громкое
Народного заступника,
Чахотку и Сибирь.
Гриша поет:
“В минуты унынья, о родина-мать!
Я мыслью вперед улетаю.
Еще суждено тебе много страдать,
Но ты не погибнешь, я знаю.
Была и в рабстве, и под татарами:
“...Еще ты в семействе - раба;
Но мать уже вольного сына”.
Григорий идет к Волге, видит бурлаков.
Бурлак
Григорий рассуждает о тяжелой доле бурлака, а потом его мысли переходят и на всю Русь.
Русь
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и могучая,
Ты и бессильная,
Матушка Русь!
Сила народная,
Сила могучая -
Совесть спокойная,
Правда живучая!
Ты и убогая,
Ты и обильная,
Ты и забитая,
Ты и всесильная,
Быть бы нашим странникам под родною крышею,
Если б знать могли они, что творилось с Гришею.
Год написания:
1877
Время прочтения:
Описание произведения:
Широко известную поэму Кому на Руси жить хорошо написал в 1877 году русский писатель Николай Некрасов . На ее создание ушло много лет - Некрасов трудился над поэмой с 1863-1877 год. Интересно, что некоторые идеи и мысли возникали у Некрасова еще в 50-х годах. Он думал запечатлеть в поэме Кому на Руси жить хорошо максимально все, что знал о народе и слышал из уст людей.
Ниже читайте краткое содержание поэмы Кому на Руси жить хорошо.
Однажды на столбовой дороге сходятся семь мужиков - недавних крепостных, а ныне временнообязанных «из смежных деревень - Заплатова, Дырявина, Разутова, Знобишина, Горелова, Неелова, Неурожайка тож». Вместо того чтобы идти своей дорогой, мужики затевают спор о том, кому на Руси живётся весело и вольготно. Каждый из них по-своему судит о том, кто главный счастливец на Руси: помещик, чиновник, поп, купец, вельможный боярин, министр государев или царь.
За спором они не замечают, что дали крюк в тридцать вёрст. Увидев, что домой возвращаться поздно, мужики разводят костёр и за водкой продолжают спор - который, разумеется, мало-помалу перерастает в драку. Но и драка не помогает разрешить волнующий мужиков вопрос.
Решение находится неожиданно: один из мужиков, Пахом, ловит птенца пеночки, и ради того, чтобы освободить птенчика, пеночка рассказывает мужикам, где можно найти скатерть самобраную. Теперь мужики обеспечены хлебушком, водкой, огурчиками, кваском, чаем - словом, всем, что необходимо им для дальнего путешествия. Да к тому же скатерть самобраная будет чинить и стирать их одежду! Получив все эти блага, мужики дают зарок дознаться, «кому живётся весело, вольготно на Руси».
Первым возможным «счастливцем», встретившимся им по дороге, оказывается поп. (Не у встречных же солдатиков и нищих было спрашивать о счастье!) Но ответ попа на вопрос о том, сладка ли его жизнь, разочаровывает мужиков. Они соглашаются с попом в том, что счастье - в покое, богатстве и чести. Но ни одним из этих благ поп не обладает. В сенокос, в жнитво, в глухую осеннюю ночь, в лютый мороз он должен идти туда, где есть болящие, умирающие и рождающиеся. И всякий раз душа у него болит при виде надгробных рыданий и сиротской печали - так, что рука не поднимается взять медные пятаки - жалкое воздаяние за требу. Помещики же, которые прежде жили в родовых усадьбах и здесь венчались, крестили детушек, отпевали покойников, - теперь рассеяны не только по Руси, но и по дальней чужеземщине; на их воздаяние надеяться не приходится. Ну а о том, каков попу почёт, мужики знают и сами: им неловко становится, когда поп пеняет за непристойные песни и оскорбления в адрес священников.
Поняв, что русский поп не относится к числу счастливцев, мужики отправляются на праздничную ярмарку в торговое село Кузьминское, чтобы там расспросить народ о счастье. В богатом и грязном селе есть две церкви, наглухо заколоченный дом с надписью «училище», фельдшерская изба, грязная гостиница. Но больше всего в селе питейных заведений, в каждом из которых едва успевают управляться с жаждущими. Старик Вавила не может купить внучке козловые башмачки, потому что пропился до грошика. Хорошо, что Павлуша Веретенников, любитель русских песен, которого все почему-то зовут «барином», покупает для него заветный гостинец.
Мужики-странники смотрят балаганного Петрушку, наблюдают, как офени набирают книжный товар - но отнюдь не Белинского и Гоголя, а портреты никому не ведомых толстых генералов и произведения о «милорде глупом». Видят они и то, как заканчивается бойкий торговый день: повальным пьянством, драками по дороге домой. Впрочем, мужики возмущаются попыткой Павлуши Веретенникова мерить крестьянина на мерочку господскую. По их мнению, трезвому человеку на Руси жить невозможно: он не выдержит ни непосильного труда, ни мужицкой беды; без выпивки из гневной крестьянской души пролился бы кровавый дождь. Эти слова подтверждает Яким Нагой из деревни Босово - один из тех, кто «до смерти работает, до полусмерти пьёт». Яким считает, что только свиньи ходят по земле и век не видят неба. Сам он во время пожара спасал не накопленные за всю жизнь деньги, а бесполезные и любимые картиночки, висевшие в избе; он уверен, что с прекращением пьянства на Русь придёт великая печаль.
Мужики-странники не теряют надежды найти людей, которым на Руси хорошо живётся. Но даже за обещание даром поить счастливцев им не удаётся обнаружить таковых. Ради дармовой выпивки счастливцами готовы себя объявить и надорвавшийся работник, и разбитый параличом бывший дворовый, сорок лет лизавший у барина тарелки с лучшим французским трюфелем, и даже оборванные нищие.
Наконец кто-то рассказывает им историю Ермила Гирина, бурмистра в вотчине князя Юрлова, заслужившего всеобщее уважение своей справедливостью и честностью. Когда Гирину понадобились деньги для того, чтобы выкупить мельницу, мужики одолжили их ему, не потребовав даже расписки. Но и Ермил теперь несчастлив: после крестьянского бунта он сидит в остроге.
О несчастье, постигшем дворян после крестьянской реформы, рассказывает мужикам-странникам румяненький шестидесятилетний помещик Гаврила Оболт-Оболдуев. Он вспоминает, как в прежние времена все веселило барина: деревни, леса, нивы, крепостные актёры, музыканты, охотники, безраздельно ему принадлежавшие. Оболт-Оболдуев с умилением рассказывает о том, как по двунадесятым праздникам приглашал своих крепостных молиться в барский дом - несмотря на то что после этого приходилось со всей вотчины сгонять баб, чтобы отмыть полы.
И хотя мужики по себе знают, что жизнь в крепостные времена далека была от нарисованной Оболдуевым идиллии, они все же понимают: великая цепь крепостного права, порвавшись, ударила одновременно и по барину, который разом лишился привычного образа жизни, и по мужику.
Отчаявшись найти счастливого среди мужиков, странники решают расспросить баб. Окрестные крестьяне вспоминают, что в селе Клину живёт Матрена Тимофеевна Корчагина, которую все считают счастливицей. Но сама Матрена думает иначе. В подтверждение она рассказывает странникам историю своей жизни.
До замужества Матрена жила в непьющей и зажиточной крестьянской семье. Замуж она вышла за печника из чужой деревни Филиппа Корчагина. Но единственно счастливой была для неё та ночь, когда жених уговаривал Матрену выйти за него; потом началась обычная беспросветная жизнь деревенской женщины. Правда, муж любил её и бил всего один раз, но вскоре он отправился на работу в Питер, и Матрена была вынуждена терпеть обиды в семье свёкра. Единственным, кто жалел Матрену, был дедушка Савелий, в семье доживавший свой век после каторги, куда он попал за убийство ненавистного немца-управляющего. Савелий рассказывал Матрене, что такое русское богатырство: мужика невозможно победить, потому что он «и гнётся, да не ломится».
Рождение первенца Демушки скрасило жизнь Матрены. Но вскоре свекровь запретила ей брать ребёнка в поле, а старый дедушка Савелий не уследил за младенцем и скормил его свиньям. На глазах у Матрены приехавшие из города судейские производили вскрытие её ребёнка. Матрена не могла забыть своего первенца, хотя после у неё родилось пять сыновей. Один из них, пастушок Федот, однажды позволил волчице унести овцу. Матрена приняла на себя наказание, назначенное сыну. Потом, будучи беременной сыном Лиодором, она вынуждена была отправиться в город искать справедливости: её мужа в обход законов забрали в солдаты. Матрене помогла тогда губернаторша Елена Александровна, за которую молится теперь вся семья.
По всем крестьянским меркам жизнь Матрены Корчагиной можно считать счастливой. Но о невидимой душевной грозе, которая прошла по этой женщине, рассказать невозможно - так же, как и о неотплаченных смертных обидах, и о крови первенца. Матрена Тимофеевна убеждена, что русская крестьянка вообще не может быть счастлива, потому что ключи от её счастья и вольной волюшки потеряны у самого Бога.
В разгар сенокоса странники приходят на Волгу. Здесь они становятся свидетелями странной сцены. На трёх лодочках к берегу подплывает барское семейство. Косцы, только что присевшие отдохнуть, тут же вскакивают, чтобы показать старому барину своё усердие. Оказывается, крестьяне села Вахлачина помогают наследникам скрывать от выжившего из ума помещика Утятина отмену крепостного права. Родственники Последыша-Утятина за это обещают мужикам пойменные луга. Но после долгожданной смерти Последыша наследники забывают свои обещания, и весь крестьянский спектакль оказывается напрасным.
Здесь, у села Вахлачина, странники слушают крестьянские песни - барщинную, голодную, солдатскую, солёную - и истории о крепостном времени. Одна из таких историй - про холопа примерного Якова верного. Единственной радостью Якова было ублажение своего барина, мелкого помещика Поливанова. Самодур Поливанов в благодарность бил Якова в зубы каблуком, чем вызывал в лакейской душе ещё большую любовь. К старости у Поливанова отнялись ноги, и Яков стал ходить за ним, как за ребёнком. Но когда племянник Якова, Гриша, задумал жениться на крепостной красавице Арише, Поливанов из ревности отдал парня в рекруты. Яков было запил, но вскоре вернулся к барину. И все-таки он сумел отомстить Поливанову - единственно доступным ему, лакейским способом. Завезя барина в лес, Яков повесился прямо над ним на сосне. Поливанов провёл ночь под трупом своего верного холопа, стонами ужаса отгоняя птиц и волков.
Ещё одну историю - о двух великих грешниках - рассказывает мужикам божий странник Иона Ляпушкин. Господь пробудил совесть у атамана разбойников Кудеяра. Разбойник долго замаливал грехи, но все они были ему отпущены только после того, как он в приливе гнева убил жестокого пана Глуховского.
Мужики-странники слушают и историю ещё одного грешника - Глеба-старосты, за деньги скрывшего последнюю волю покойного адмирала-вдовца, который решил освободить своих крестьян.
Но не одни мужики-странники думают о народном счастье. На Вахлачине живёт сын дьячка, семинарист Гриша Добросклонов. В его сердце любовь к покойной матери слилась с любовью ко всей Вахлачине. Уже пятнадцати лет Гриша твёрдо знал, кому готов отдать жизнь, за кого готов умереть. Он думает обо всей загадочной Руси, как об убогой, обильной, могучей и бессильной матушке, и ждёт, что в ней ещё скажется та несокрушимая сила, которую он чувствует в собственной душе. Такие сильные души, как у Гриши Добросклонова, сам ангел милосердия зовёт на честный путь. Судьба готовит Грише «путь славный, имя громкое народного заступника, чахотку и Сибирь».
Если бы мужики-странники знали, что происходит в душе Гриши Добросклонова, - они наверняка поняли бы, что уже могут вернуться под родной кров, потому что цель их путешествия достигнута.
Русь – это страна, в которой даже бедность имеет свои прелести. Ведь бедняки, который являются раб силой помещиков того времени имеют время поразмышлять и увидеть то, что никогда не увидит зажиревший помещик.
Когда-то на самой обычной дороге, где был перекресток, случайно сошлись мужики, которых было целых семь. Эти мужики - самые обычные бедные мужчины, которых свела сама судьба. Мужики совсем недавно вышли из крепостных, теперь они временнообязанные. Они, как оказалось, жили совсем недалеко друг от друга. Их деревне были смежные – деревня Заплатова, Разутова, Дырявина, Знобишина, а также, Горелова, Неелова и Неурожайка. Названия деревень весьма своеобразны, но в какой-то степени, они отражают своих хозяев.
Мужики – люди простые, и на разговор – охотные. Именно потому, вместо того, чтобы просто продолжать свой долгий путь, они решают поговорить. Спорят они о том, кто из богатых и знатных людей живет лучше. Помещик, чиновник, аль боярин или купец, а может – даже государь батюшка? Каждый из них имеет свое собственное мнения, которое они лелеют, и не хотят соглашаться друг с другом. Спор разгорается вс сильнее, но есть тем не менее, хочется. Без еды нельзя прожить, даже если тебе плохо и грустно. Когда они спорили, то сами того не замечая, шли, но не в ту сторону. Внезапно они все же это заметили, но было поздно. Мужики дали мазу в целых тридцать верст.
Домой было поздно возвращаться, а потому решили продолжить спор тут же на дороге в окружении дикой природе. Они быстренько разводят костер, чтобы согреться, ведь уже вечер. Водка – им в помощь. Спор, как всегда бывает у простых мужиков, перерастает в потасовку. Драка заканчивается, но это не дает никого результата. Как всегда бывает, решение находиться тут же неожиданно. Один из компании мужиков, видит птичку и ловит ее, мать птички, чтобы освободить птенчика своего, рассказывает им о скатерте-самобранке. После всего, мужики на своей дороге встречают многих людей, которые не обладают, увы, тем счастьем, которое ищут мужики. Но они не отчаиваются найти счастливого человека.
Читать краткое содержание Кому на Руси жить хорошо Некрасова по главам
Часть 1. Пролог
Встретились на дороге семь временнобязанных мужчин. Стали спорить кто живет забавно, очень свободно на Руси. Пока спорили, наступил вечер, они сходили за водкой, зажгли костер и снова принялись спорить. Спор перешел в драку, в то время Пахом поймал маленького птенчика. Прилетает мама-птичка и просит отпустит ее дитя взамен на рассказ о том, где достать скатерть-самобранку. Товарищи принимают решение идти куда глаза глядят, пока не выяснят, кому на Руси жить хорошо.
Глава 1. Поп
Мужчины идут в поход. Проходят степи, поля, заброшенные дома, встречают и богатых и бедных. Спросили у встретившегося солдата про то, счастливо ли ему живется, в ответ воин сказал, что бреется шилом и греется дымом. Проходили мимо попа. Приняли решение спросить, как ему живется на Руси. Поп утверждает, что счастье не в благополучии, роскоши и спокойствии. И доказывает, что спокойствия у него нет, ночью и днем могут вызвать к умирающему, что сын не может выучится грамоте, что видит он часто всхлипы со слезами у гробов.
Утверждает поп, что рассеялись помещики по родной земле и от этого нет теперь, как ранее бывало богатства у попа. В былые времена он присутствовал на свадьбах у богатых людей и зарабатывал на этом, а теперь все разъехались. Поведал о том, что придет бывало в крестьянскую семью хоронить кормильца, а с них и взять нечего. Поехал поп далее своею дорогою.
Глава 2. Сельская Ярмарка
Везде где идут мужики, видят они скупое жилье. Паломник моет лошадь в речке, у него спрашивают мужики, куда пропали люди с села. Он отвечает, что ярмарка сегодня в деревне Кузьминской. Мужики, придя на ярмарку, наблюдают как танцует, гуляет, выпивает честной народ. И смотрят на то, как один старичок просит народ о помощи. Обещал внучке подарок привезти, да двух гривен нет у него.
Тут появляется барин, так называют юношу в красной рубахе, и покупает внучке старика ботиночки. На ярмарке можно найти все, что душе угодно: книги Гоголя, Белинского, портреты и так далее. Путешественники смотрят представление с участием Петрушки, народ подает актерам выпивку и много денег.
Глава 3. Пьяная ночь
Возвращаясь домой после праздника, люди от пьянства падали в канавы, бабы дрались, жалуясь на жизнь. Веретенников тот, что купил башмачки внучке, шел рассуждая о том, что русские народ хороший и умный, но пьянство все портит, являясь большим минусом для людей. Мужчины поведали Веретенникову о Нагом Якиме. Парень этот жил в Питере и после ссоры с торговцем попал в тюрьму. Как-то подарил он сыну картинок разных, повесели по стенам и любовался он на них более, чем сын. Однажды случился пожар, так он вместо того, чтобы деньги спасать, начал картинки собирать.
Деньги его расплавились и за них потом только одиннадцать рублей давали торговцы, а картинки теперь в новом доме висят на стенах. Яким сказал, что мужики не врут и высказался о том, что наступит грусть и печальным будет народ, если пить перестанет. Далее молодые люди стали песню напевать, да так хорошо пели, что одна девушка, проходящая мимо, слез даже не удержала. Пожалилась она, что муж у нее очень ревнивый и сидит она дома как на привязи. Мужики после рассказа стали вспоминать своих жен, поняли, что скучают по ним решили побыстрее узнать, кому хорошо живется на Руси.
Глава 4. Счастливые
Путешественники, проходя мимо праздного толпы, ищут счастливых людей в ней, обещая им налить выпить. Первым пришел к ним дьяк, ведая о том, что счастье не в роскоши и богатстве, а в вере в Бога. Рассказал о том, что он верит и этим он счастлив. Следом старуха про свое счастье толк ведет, репка в ее огороде вымахала огромная и аппетитная. В ответ она слышит насмешки и совет идти домой. После солдат повествует историю о том, что после двадцати сражений он остался жив, что пережил голод и не помер, что этим он счастлив. Получает стакан водки и уходит. Камнетес орудует большим молотком, сил у него немерено.
В ответ худощавый мужик высмеивает его, советуя не хвастаться силой иначе Бог заберет силу то. Подрядчик хвастает, что предметы весом в четырнадцать пудов он носил с легкостью на второй этаж, но последнее время растерял силищу и собрался помирать в родном городе. Пришел к ним дворянин, рассказал о том, что жил он при госпоже, питался с ними очень хорошо, пивал он напитки из чужих стаканов и заработал странную болезнь. Ошибался он несколько раз в диагнозе, но в конце концов оказалось, что это подагра. Странники выгоняют его, чтобы не пил с ними вино. Затем Белорус поведал о том, что счастье в хлебе. Нищие видят счастье в большом подаянии. Водка заканчивается, а действительно счастливого не нашли, советуют им счастья искать у Ермилы Гирина, который управляет мельницей. Ермилу присуждают продать ее, выигрывает торги, но денег у него нет.
Пошел он просит у народа на площади взаймы, насобирал денег, и мельница стала его собственностью. На следующий день он вернул всем добрым людям, которые помогли ему в трудную минуту, им их деньги. Путешественники дивились тому, что народ поверил на слова Ермиле и помог. Люди добрые рассказывали, что Ермила был писарем у полковника. Работал он честно, но его прогнали. Когда полковник умер и пришло время выбирать бурмистра, все единогласно выбрали Ермила. Кто-то поведал, что Ермила не верно судил сына крестьянки Ненилы Власьевны.
Печалился сильно Ермила, что мог подвести крестьянку. Велел, чтобы его судил народ, молодому человеку присудили штраф. Уволился он с работы и взял в аренду мельницу, определил на ней свой порядок. Советовали путешественникам пойти к Гирину, но народ сказывал, что он в остроге. И тут все прерывается потому, на обочине секут лакея за воровство. Странники спросили продолжения рассказа, в ответ услышали обещание продолжить при следующей встрече.
Глава 5. Помещик
Странники встречают помещика, который принимает их за воров и даже грозит пистолетом. Оболт Оболдуев разобравшись в людях, завел рассказ о древности рода своего, о том, что служа государю имел жалование в два рубля. Вспоминает богатые разной пищей пиры, прислуг, который у него было целый полк. Жалеет о потерянной неограниченной власти. Поведал помещик каким он был добрым, как в доме его люди молились, как творилась духовная чистота в его доме. А теперь сады их вырубили, дома по кирпичикам разобрали, лес разворовали, от былой жизни не осталось и следа. Помещик жалуется, что не создан он для такой жизни, прожив в селе сорок лет не сумеет он отличить ячмень от ржи, а требуют того, чтобы трудился он. Помещик рыдает, народ ему сочувствует.
Часть 2. Последыш
Странники, идя мимо сенокосу, решают немного покосить, заскучали по работе. Седовласый мужик Влас гонит баб с полей, просит не мешать помещику. В реке в лодках помещики ловят рыбку. Причалили и пошли сенокос обходить. Странники стали мужика расспрашивать о помещике. Оказалось, что сыновья в сговоре с народом специально потакают барину для того, чтобы не лишил он их наследства. Сыновья упрашивают всех подыграть им. Один мужик Ипат не подыгрывая служит, за спасение которое даровал ему барин. Со временем все привыкают к обману и так и живут. Только мужик Агап Петров не желал играть в эти игры. Утятина схватил второй удар, но снова он очнулся и приказал прилюдно выпороть Агапа. Сыновья поставили вино в конюшне и просили громко кричать, чтобы князю до крыльца было слышно. Но вскоре Агап помер, говорят от вина княжеского. Народ стоит перед крыльцом и играет комедию, один богатый мужик не выдерживает и громко смеется. Спасает ситуацию крестьянка, падает в ноги князю, утверждая, что смеялся ее глупый маленький сын. Как только Утятин помер, весь народ свободно вздохнул.
Часть 3. Крестьянка
О счастье спросить посылают в соседнее село к Матрене Тимофеевне. В деревне голод и беднота. Кто-то в реке поймал маленькую рыбку и рассказывает о том, что когда-то рыба ловилась крупнее.
Воровство процветает, тащат кто что унести. Путешественники находят Матрену Тимофеевну. Та твердит, что нет у нее времени разглагольствовать, надо рожь убирать. Странники помогают ей, во время работы Тимофеевна начинает охотно рассказывать о своей жизни.
Глава 1. До замужества
У девушки в молодости была крепкая семья. В родительском доме жила она не зная бед, времени хватало веселиться и работать. Однажды появился Филипп Корчагин, и отец пообещал отдать в жены дочь. Матрена долго упиралась, но в итоге согласилась.
Глава 2. Песни
Далее рассказ уже о жизни в доме свекра и свекрови, который прерывается грустными песнями. Один раз поколотили ее за медлительность. Муж уезжает на работу, а у нее рождается ребенок. Нарекает она его Демушкой. Бранить стали родители мужа часто, но она все терпит. Только отец свекра, старичок Савелий, жалел невестку.
Глава 3. Савелий, богатырь святорусский
Жил он в горнице, семью не любил и в свой дом не пускал. Рассказывал он Матрене про жизнь свою. В молодости жид он в крепостной семье. Село было глухое, по зарослям и болотами надо туда добираться. Помещик в селе был Шалашников, только до села добраться он не мог, и крестьяне даже по вызову к нему не ходили. Оброку не платили, полиции в дань дарили рыбу и мед. Пошли они к барину, жалились, что оброку нет. Пригрозив поркой, помещик все-таки получил свою дань. Через некоторое время приходит оповещение, что Шалашников убит.
Пришел шельмец вместо помещика. Приказал рубить деревья, если денег нет. Когда рабочие опомнились, поняли, что прорубили дорогу в село. Немец обокрал их до последней копейки. Фогель построил фабрику и приказал рыть канаву. Крестьяне сели в обед отдохнуть, немец пошел их ругать стал за безделье. Они столкнули его в ров и живым закопали. Попал на каторгу, спустя двадцать лет сбежал оттуда. Во времена каторги накопил денег, построил избу и теперь там и живет.
Глава 4. Демушка
Сноха бранила дивчину за то, что та мало работает. Стала она оставлять сыночка дедушке. Дед прибежал на поле, рассказал о том, что недосмотрел и свиньям скормил Демушку. Мало горя матери, так еще и полиция стала часто приезжать, подозревали, что специально она убила ребенка. Похоронили ребеночка в закрытом гробу, долго она его оплакивала. А Савелий все ее успокаивал.
Глава 5. Вотчина
Как помер дите, так и работа встала. Свекор решил проучить и побить невесту. Та стала умолять убить ее, отец сжалился. Круглыми сутками мать оплакивала на могиле сына. Зимой муж вернулся. Дед ушел от горя с начало в лес, потом в монастырь. После Матрена рожала каждый год. И опять наступила череда бед. Родители померли у Тимофеевны. Дед вернулся с монастыря, просил прощения у матери, говорил, что молился за Демушку. Но долго так и не прожил, очень тяжело помер. Перед смертью рассказывал о трех путях жизни у женщин и о двух путях - у мужчин. Спустя четыре года стала в село приходит богомолка.
Все про верования какие-то говорила, советовала не кормить грудным молоком деток по постным дням. Тимофеевна не слушала, потом пожалела, говорит Бог ее покарал. Когда ее ребенку, Федоту, было восемь лет от роду, стал пасти он овец. И как-то пришли жаловаться на него. Говорят, что скормил он овцу волчице. Мать стала Федота расспрашивать. Ребенок поведал, что не успел он глазом моргнуть, как откуда не возьмись, появилась волчица и схватила овцу. Побежал он в след, догнал, но овца мертва была. Волчица завыла, было видно, что где-то в норе у нее детки. Пожалел он ее и отдал мертвую овцу. Пытались выпороть Фетода, да мать все наказание на себя приняла.
Глава 6. Трудный год
Матрена Тимофеевна поведала, что волчица тогда непросто так повидалась сыну ее. Считает, что это был предвестник голодухи. Свекровь все сплетни по деревни про Матрену разносила. Рассказывала, что голод накаркала невестка потому, что умела такими вещами заниматься. Говорила, что муж ее защищает. А так если б не сын ее, давно бы как прежде кольями бы забили до смерти за такое.
После голодовки стали ребят по деревням на службу забирать. Забрали сначала брата ее мужа, она была спокойна, что в тяжелые времена муж с ней будет. Но в не очереди забрали и мужа. Жизнь становится невыносимой, свекровь и свекор начинают еще больше глумится над ней.
Картинка или рисунок Кому на Руси жить хорошо
Другие пересказы для читательского дневника
- Краткое содержание Лесков Лев старца Герасима
Поучительная история о богатом и успешном старике Герасиме, который после болезни раздал все свои богатства нуждающимся и отправился в пустыню. Именно в пустыне, он осознал насколько неправильно, он проживал свою жизнь. Поселился Герасим в небольшой норе
- Краткое содержание Державин Фелица
Ода написана в 1782 г – первая работа, которая сделала поэта известным, и помимо этого, является образом нового стиля для поэзии в России.
- Краткое содержание Голубая стрекоза Пришвина
- Краткое содержание Екимов Ночь исцеления
К бабушке приезжает покататься на лыжах внук. Лыжная прогулка так увлекла его, что ехать домой уже поздно – нужно переночевать. Рисуется портрет классической заботливой и доброй бабушки. Она постоянно суетится по дому
- Краткое содержание Паустовский Снег
Татьяна Петровна, дочь Варя и няня эвакуировались из Москвы в маленький городок. Они поселились у местного старика. Через месяц Потапов умер. У дедушки был сын, который нес службу на Черноморском флоте.
Станкостроение в современной россии Среди российских предприятий станкостроения
Великая отечественная война с позиции расстановки
«Если ты любишь, как я, бесконечно…» А