Рурский конфликт январь 1923 г. Обострение германской проблемы

На Лондонской конференции 1921 г. державы-победительницы установили сумму германских репараций в 132 млрд. золотых марок.

Царившая в Германии финансовая разруха все более затрудняла их выплату. Но французское правительство настаивало на полном и точном внесении репарационных платежей, невзирая на тяжелое положение германской экономики и финансов.

Франция рассматривала ослабление Германии как залог своей безопасности и обеспечения своей гегемонии в Европе. Поэтому, когда Англия на созванной в начале 1923 г. Парижской репарационной конференции предложила уменьшить размер репараций до 50 млрд, марок и предоставить Германии мораторий (отсрочку платежей) па четыре года, Франция выступила с решительными возражениями, и конференция была сорвана.

Вслед за тем Франция, договорившись с Бельгией, решила оккупировать Рур. Поводом для этого послужило нарушение Германией срока поставок угля и леса. Оккупация Рура по замыслам французских правящих кругов должна была привести к полному взысканию репараций, а в конечном счете к отторжению от Германии некоторых территорий. Таким путем Франция рассчитывала добиться того, чего ей не удалось получить в 1919 г. на Парижской мирной конференции.

11 января 1923 г. стотысячная франко-бельгийская армия вступила в Рур и оккупировала его. На оккупированной территории проживало 10% населения Германии, добывалось 88% угля и производилось значительное количество чугуна и стали.

Правительство Куно провозгласило политику «пассивного сопротивления». Предприятия, захваченные оккупантами, равно как и все другие, которые могли принести пользу оккупантам, должны были прекратить работу. Жителям Рура было запрещено платить налоги и выполнять распоряжения оккупационных властей, перевозить их грузы и пересылать корреспонденцию.

Посредством «пассивного сопротивления» правящие круги Германии рассчитывали нанести ущерб оккупантам и вместе с тем показать германскому народу, что правительство ведет борьбу за его интересы. На деле оккупация и вызванные ею бедствия превратились для монополистов в источник наживы.

Промышленники Рура пользовались значительными субсидиями от государства в виде компенсации за проведение «пассивного сопротивления». Стиннес, Кирдорф, Тиссен и Крупп получили 360 млн. золотых марок на заработную плату горнорабочим, 250 млн.- в возмещение за материальные затраты и 700 млн. - за «недополученную прибыль».

Раздача населению Рура хлеба, привезенного из Советской России. Рисунок из журнала «Зихель унд Хаммер». 1923 год.

Но рабочим хозяева платили обесцененными бумажными деньгами. В июле 1923 г. золотая марка стоила 262 тыс. бумажных марок, а 5 ноября - 100 млрд, бумажных марок. В конце года в обращении находилось 93 триллиона бумажных марок.

Германская буржуазия в связи с оккупацией Рура выдвинула лозунг «отечество в опасности». Говоря позднее об этом «патриотизме» германских капиталистов, отмечал, что для них речь шла не об интересах нации, не о судьбе отечества, а о прибылях в звонкой монете, о наибольшей доле участия в эксплуатации рейнского и рурского пролетариата.

Англия и Соединенные Штаты поддерживали политику «пассивного сопротивления», надеясь, что она приведет к ослаблению как Франции, так и Германии. Англия была особенно заинтересована в подрыве французских позиций на европейском континенте, а американские капиталисты ожидали, что Германия обратится к ним за помощью и они получат возможность не только прибрать к рукам германскую экономику и финансы, но и добиться господствующего влияния в Европе.

Советское правительство выступило с протестом против оккупации Рура. 13 января 1923 г. Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет принял обращение «К народам всего мира в связи с оккупацией Францией Рурской области», в котором заявлялось: «В эти решающие дни рабоче-крестьянская Россия снова подымает свой голос протеста против безумной политики империалистической Франции и ее союзниц. Снова и с особой энергией она протестует против подавления права германского народа на самоопределение».

29 января Президиум Всероссийского Центрального Совета Профессиональных Союзов постановил оказать материальную поддержку рурским рабочим в размере 100 тыс. руб. золотом. Всероссийский союз горняков послал им 10 тыс. руб. золотом и 160 вагонов зерна. Горняки Урала вышли в воскресенье на работу и отдали весь заработок в пользу рурских рабочих.

Рабочие автомобильного и паровозостроительного заводов Харькова отчислили 2% месячного заработка. Крестьяне Вятской губернии внесли в фонд помощи немецким рабочим 3 тыс. пудов хлеба. Из других губерний и областей было отправлено 1400 т. ржи и два парохода с продовольствием.

В марте 1923 г. конгресс фабрично-заводских рабочих Рейнско-Рурской промышленной области от имени 5 млн. рабочих принял послание к трудящимся Советской страны с горячей благодарностью за выраженную ими братскую солидарность. «Присланные вами деньги и хлеб будут нашим оружием в тяжелой борьбе на два фронта - против наглого французского империализма и против немецкой буржуазии». В послании говорилось, что борьба советских трудящихся «является для нас светящимся маяком в нашей тяжелой повседневной борьбе».

Помощь шла также от рабочих Лондона, Амстердама, Праги, Рима, Варшавы, Парижа. Против оккупации Рура выступили коммунисты многих стран. Еще 6- 7 января 1923 г. представители коммунистических партий Франции, Англии, Италии, Бельгии, Голландии, Чехословакии и Германии провели в Эссене конференцию, на которой выразили протест против угрозы оккупации Рура.

В принятом конференцией манифесте говорилось: «Рабочие Европы! Коммунистические партии и профессиональные союзы, входящие в Красный Интернационал Профсоюзов, открыто и ясно заявляют то, что заявляли не раз: они готовы вместе со всеми рабочими организациями бороться за совместный отпор угрозам и опасности капиталистического наступления и новой мировой войны».

Рабочие всей Германии вносили 10% своей заработной платы в «фонд рурской помощи».

Когда 9 января 1923 года комиссия по репарациям заявила, что Веймарская Республика умышленно задерживает поставки, Франция использовала это как повод для ввода войск в Рурский бассейн. В период с 11 по 16 января 1923 года французские и бельгийские войска численностью первоначально 60 тыс. человек оккупировали всю территорию Рурского региона, взяв находящееся там мощности по производству угля и кокса в качестве «производственного залога» в обеспечение исполнения Германией своих репарационных обязательств. В результате оккупации было занято около 7 % послевоенной территории Германии, где добывалось 72 % угля и производилось более 50 % чугуна и стали. Однако премьер-министр и министр иностранных дел Франции Раймон Пуанкаре стремился при этом добиться присвоения Рейнланду и Руру статуса, аналогичного статусу Саарского региона, где принадлежность территории Германии носила только формальный характер, а власть находилась в руках французов.Ввод оккупационных войск вызвал в Веймарской республике волну народного гнева. Правительство во главе с рейхсканцлером Вильгельмом Куно призвало население к «пассивному сопротивлению».

Оккупация вызвала недовольство со стороны Великобритании и США, обострение проблем в Европе. Оккупация Рурского региона завершилась в соответствии с принятым в 1924 году планом Дауэса в июле-августе 1925 года.

Обострение германской проблемы:

2 группировки

1) «Проверсальская»: точное выполнение обязательств, сотрудничество для смягчения режима санкций

2) «Провосточная»- связь с тяжелой промышленностью, соединение «Германского интеллекта» с русскими трудовыми ресурсами и сырьём

Экономические проблемы обострили противоречия в Германии, серьёзный рост антисемитских настроений (прибытие богатого еврейского населения из Польши, ювелиры, владельцы магазинов, лавок). Население винило их в спекулятивных операциях

В ноябре 1923 года: «Мюнхенский путч» под лозунгами борьбы с иностранцам, который был подавлен→ 5 лет заключения Гитлер.

План Дауэса от 16 августа 1924 года установил новый порядок репарационных выплат Германии после Первой мировой войны, в соответствии с которым их размер был приведён в соответствие с экономическими возможностями Веймарской республики. Чтобы запустить механизм немецкой экономики, по «плану Дауэса» Германии одновременно предоставлялся международный заём.

30 ноября 1923 года Комиссия по репарациям приняла решение о создании международного комитета экспертов под председательством Чарльза Дауэса. Договор был подписан 16 августа 1924 года в Лондоне (Лондонская конференция 1924 года) и вступил в силу 1 сентября 1924 года. Его реализация стала возможной лишь после преодоления в Германии инфляции и привела Веймарскую республику в её период расцвета - «золотые двадцатые». Реализованный прежде всего под давлением США и благодаря политике Густава Штреземана «план Дауэса» обеспечил восстановление экономики Германии.

Глава 5
Рурский кризис и советско-германские военно-политические переговоры в 1923 году

Несмотря на выдвинутое Зектом положение о том, чтобы военные контакты развивались за спиной и без ведома германского правительства, практически все руководители германских кабинетов были не только информированы, но более того, одобряли и поддерживали это сотрудничество. Наибольшую поддержку в сложный период его организационного становления оказал канцлер Вирт. Будучи одновременно и министром финансов, он изыскал для военного министерства необходимые средства (т. н. «голубой бюджет»), соответственно организовав «проводку» бюджета военного министерства через райхстаг{1} .

После его отставки в ноябре 1922г. канцлер В. Куно, с которым у Зекта были дружеские отношения, был немедленно проинформирован генералом о существовании военных контактов с Советской Россией. Он одобрил и по мере возможностей также поддерживал их. Вообще для политической жизни Ваймарской республики было весьма примечательным, что частая смена кабинетов практически не затрагивала лиц, занимавших важнейшие государственные посты: президента, военного министра, главнокомандующего вооруженными силами. Здесь перемены были минимальными, что помогало сохранять преемственность руководства и основные ориентиры политики Германии. На посту президента долгое время (до самой смерти) находились Ф. Эберт (1919-1925 гг.) и П. фон Гинденбург (1925 - 1934гг.); военного министра - О. Гесслер (1920 - 1928 гг.) и В. Гренер (1928 - 1932гг.); главнокомандующего райхсвером - X. фон Зект (1920 - 1926гг.), В. Хайе (1926-1930 гг.), К. фон Хаммерштайн - Экворд (1930-1934 гг.).

Приход правительства Куно к власти совпал с углублением экономического кризиса в Германии 1921 - 1923 гг., ростом безработицы и катастрофической инфляцией. В таких условиях выполнение репарационных обязательств стало для правительства Куно одной из основных проблем. Его курс на уклонение от выплаты репараций путем безудержной эмиссии денег (30 типографий по всей Германии круглосуточно печатали деньги. Инфляция росла со скоростью 10% в час. В итоге за один американский доллар в январе 1923 г. давали 4,2 млрд. германских марок{2} ) привел к резкому обострению отношений с Францией.

В такой ситуации Германия решила заручиться поддержкой Советской России, в том числе помощью Красной Армии на случай ее вооруженного конфликта с Францией. Под давлением внешних условий Берлин старался поскорее завершить переговоры с советским правительством о налаживании промышленного сотрудничества, в первую очередь производства боеприпасов на российских заводах. С этой целью германский посол 22 декабря 1922 г. встретился в Москве с Председателем РВС Республики Троцким.

Брокдорф-Ранцау поставил перед Троцким два вопроса:

1. Какие пожелания «хозяйственно-технического», т. е. военного, свойства имеет Россия в отношении Германии?

2. Какие политические цели преследует русское правительство в отношении Германии в данной международной ситуации и как оно отнесется к нарушению договора и военному шантажу со стороны Франции?

Ответ Троцкого вполне удовлетворил германского посла: Троцкий согласился с тем, что «экономическое строительство обеих стран - главное дело При всех обстоятельствах».

Высказывания Троцкого по вопросу о возможной военной акции Франции посол записал буквально, заметив, что тот имел в виду оккупацию Рурской области:

«В момент, когда Франция предпримет военные действия, все будет зависеть от того, как поведет себя германское правительство. Германия сегодня не в состоянии оказать значительное военное сопротивление, однако правительство может своими действиями дать понять, что оно исполнено решимости не допустить такого насилия. Если Польша по зову Франции вторгнется в Силезию, то мы ни в коем случае не останемся бездеятельными; мы не можем этого потерпеть и вступимся!»

В начале января 1923 г. напряженность в отношениях Германии с Францией достигла апогея. Используя в качестве предлога отказ германских властей от поставок угля и леса в счет репарационных платежей, Франция и Бельгия 11 января 1923 г. ввели войска в Рурскую область{3} . Были установлены таможенная граница, различные пошлины, налоги и другие ограничительные меры. Правительство Куно призвало к «пассивному сопротивлению» оккупационным войскам.

В связи с этим ВЦИК СССР в обращении к народам всего мира от 13 января 1923 г. отмечал: «Промышленное сердце Германии захвачено иноземными поработителями. Германскому народу нанесен новый тягчайший удар, а Европа поставлена перед угрозой новой и жестокой международной бойни. В этот критический момент Рабоче-Крестьянская Россия не может молчать»{4} .

14 января 1923 г. Зект по своей инициативе встретился с «вернувшимся» из Норвегии в Берлин Радеком, присутствовали Хассе и Крестинский. Зект указал на серьезность положения в связи с занятием Рурской области. Он полагал, что это могло бы привести к военным столкновениям, и не исключал возможность «какого-либо выступления со стороны поляков». Поэтому, не предрешая «политического вопроса о каких-либо совместных политических и военных выступлениях России и Германии, он, как военный человек, считал своим долгом ускорить те шаги по сближению наших военных ведомств, о которых был уже разговор».

Ввиду этих событий поездка Хассе в Москву в тот момент состояться не могла, поскольку, как начальник генштаба, он должен был находиться на месте. Зект попросил, чтобы военное ведомство СССР срочно прислало в Берлин для взаимной информации своих ответственных представителей. Радек с Крестинским обещали это. В письме в Москву от 15 января 1923 г. Крестинский заключил, что «послать сюда пару ответственных людей для продолжения разговоров о военной промышленности и для иных военных разговоров следовало бы», и попросил «срочно разрешить» вопрос об отправке в Берлин делегации (или «комиссии», как тогда говорили. - С. Г.). В те дни в Берлине был А. П. Розенгольц. Он находился «в постоянном контакте» с Хассе. Розенгольц с мнением Радека и Крестинского согласился и 15 января написал письмо Троцкому, выдвинув наиболее подходящих, по его мнению, кандидатов для поездки.

Зект и Хассе ознакомили Радека и Крестинского с имевшимися у них «сведениями о положении под г Мемелем и о мобилизационных мероприятиях поляков», указав на мобилизацию одного польского корпуса на границе с Восточной Пруссией.

«Условились держать друг друга в курсе имеющихся <...> сведений подобного рода»{5} .

Захват Рура и Райнланда усилил опасность новой войны. Начались военные приготовления в Польше и Чехословакии, правящие круги которых были не прочь последовать за Францией. 20 января 1923г. министр иностранных дел Польши А. Скшиньский заявил:

«Если бы Франция призвала нас к совместным действиям, мы несомненно дали бы на это свое согласие».

6 февраля, выступая в сейме, он грозил Германии войной и заявил, что в случае игнорирования Германией репарационной проблемы и далее, Польша с большим желанием выполнит свой долг в отношении Франции{6} .

Советский Союз обратился к правительствам Польши, Чехословакии, Эстонии, Литвы и Латвии с призывом сохранять нейтралитет в рурском конфликте и предупредил, что не потерпит их военных действий против Германии.

В отчете НКИД II съезду Советов СССР позиция Москвы была определена следующим образом:

«Единственное, что могло заставить нас оторваться от мирного труда и взяться за оружие, - это именно вмешательство Польши в революционные дела Германии»{7} .

Рурский кризис, вызвавший обострение противоречий между Францией, Англией и США, продолжался вплоть до Лондонской конференции 1924 г. Только после принятия на ней «плана Дауэса», предусматривавшего смягчение репарационных платежей и возвращение Германии захваченных территорий и имущества, французские войска к августу 1925 г. полностью очистили Рурскую область.

В конце января 1923 г. в Берлин с целью разместить заказы на поставки вооружений приехала советская делегация во главе с заместителем председателя РВС СССР Склянским. Зект пытался побудить советскую сторону дать четкие гарантии в развитие заявления ВЦИК от 13 января 1923 г. о солидарности с Германией и в случае конфликта с Францией и Польшей выступить на ее стороне. Склянский, однако, дал понять, что обсуждение этого вопроса возможно лишь после гарантирования немцами военных поставок. Но поскольку заявку советских представителей на кредит в 300 млн. марок немецкая сторона отклонила из-за того, что весь тайный фонд вооружений райхсвера примерно равнялся этой сумме, переговоры были прерваны и должны были возобновиться через две недели в Москве{8} .

22 - 28 февраля 1923 г. переговоры между советскими и германскими представителями были продолжены в Москве, куда в составе семи человек прибыла «комиссия немецкого профессора Геллера»: профессор-геодезист О. Геллер (генерал О. Хассе), тригонометр В. Пробст (майор В. Фрайхерр фон Плото), химик профессор Каст (имя настоящее), директор П. Вольф (капитан 1-го ранга П. Вюльфинг{9} ), землемер В. Морсбах (подполковник В. Менцель{10} ), инженер К. Зеебах (капитан К. Штудент), купец Ф. Тайхман (майор Ф. Чунке{11} ). Их принимал Склянский, замещавший болевшего тогда Троцкого. В переговорах с советской стороны участвовали начальник Штаба РККА П. П. Лебедев, Б. М. Шапошников, председатель ВСНХ и начальник Главного управления военной промышленности (ГУВП) Богданов, а также Чичерин, Розенгольц.

При обсуждении оперативных вопросов немцы настаивали на фиксировании размеров войск в случае наступления и проведения совместных действий против Польши с использованием Литвы в качестве союзника. При этом Хассе говорил о великой «освободительной войне» в ближайшие три - пять лет. Немецкая сторона пыталась увязать свои поставки вооружений с оперативным сотрудничеством. Склянский же настаивал на решении в первую очередь вопроса о немецких военных поставках с последующей их оплатой драгоценностями из царской казны и финансовой помощи, оставив вопрос договоренностей о военном союзе на усмотрение политиков. Богданов предложил, чтобы немецкие специалисты взялись за восстановление имевшихся на территории СССР военных заводов, а райхсвер сделал заказы на поставку боеприпасов. Менцель, однако, выразил сомнение в том, что райхсвер сможет делать заказы и финансировать их. Вюльфинг предлагал предоставить немецких капитанов для руководства советским флотом. Для советской стороны вопрос о вооружениях оставался, однако, главным, «кардинальным пунктом», и эти переговоры она рассматривала как «пробный камень» серьезности немецких намерений.

Когда же выяснилось, что

а) немецкая сторона не в состоянии оказать существенную помощь вооружением и

б) райхсвер слабо вооружен, Лебедев, а затем и Розенгольц ушли от обязывающих советскую сторону заявлений о совместных операциях против Польши. 28 февраля, покидая Москву, «комиссия немецкого профессора Геллера» считала, что этими переговорами положено начало оперативному сотрудничеству и что советская сторона готова к нему в случае уступок немцев в вопросе поставок вооружений{12} . 6 марта 1923 г. Чичерин в беседе с Ранцау высказал глубокое разочарование в том, что немцы полностью отказались от обещанных ими поставок вооружения. «Гора родила мышь» - так примерно выразился Чичерин.

На зондаж Ранцау по итогам переговоров относительно того, поможет ли Советская Россия Германии в ее борьбе против Франции, если Польша не предпримет против Германии никаких активных действий, Чичерин заверил, что Россия не будет договариваться с Францией за счет Германии{13} .

Последней надеждой в случае продолжения «пассивного сопротивления», как казалось, должно было стать возобновление советско-германских военных переговоров после письма Хассе Розенгольцу от 25 марта 1923 г., в котором он обещал РККА помощь военным снаряжением и вновь упоминал о предстоящей «освободительной войне». Примерно в том же убеждали германского посла в конце марта Чичерин и В апреле - Радек. К середине апреля 1923 г. германское правительство Куно уже практически не контролировало положение. В этой ситуации Зект в своем меморандуме от 16 апреля, адресованном политическому руководству Германии, вновь настаивал на подготовке Германии к оборонительной войне{14} .

27 - 30 апреля 1923: «комиссия профессора Геллера» вторично прибыла в Москву. В ее составе были шесть человек, во главе - начальник управления вооружения сухопутных сил подполковник В. Менцель. Вновь все были под вымышленными именами: купец Ф. Тайхман (майор Чунке), тригонометр В. Пробст (майор В. Ф. фон Плото) и три промышленника: X. Штольценберг (химическая фабрика «Штольценберг»), директор Г. Тиле («Райн-металл») и директор П. Шмерзе («Гутехоффнунгсхютте»){15} . С советской стороны в переговорах участвовали Склянский, Розенгольц, члены ВСНХ М. С. Михайлов-Иванов и И. С. Смирнов, Лебедев, Шапошников, командир Смоленской дивизии В. К. Путна. {16}

Переговоры сначала, однако, шли туго и сдвинулись с места лишь после того, как Менцель на бумаге зафиксировал обещание предоставить 35 млн. марок в качестве финансового вклада Германии в налаживание производства вооружений в России. После этого немецким военным экспертам была предоставлена возможность в течение трех недель провести осмотр советских военных заводов: пороховой завод в Шлиссельбурге, оружейные заводы в Петрограде (путиловские заводы), Туле и Брянске. К удивлению экспертов, они находились в хорошем состоянии, но нуждались в финансовой поддержке и заказах. Германский список заказов составлял в основном ручные гранаты, пушки и боеприпасы. Розенгольц добивался его расширения заказами на авиамоторы, противогазы и отравляющие газы.

На переговорах был поднят вопрос о немедленной поставке обещанных Зектом весной 1922 г. 100 тыс. винтовок, однако для немецкой стороны осуществление такой сделки в силу ограничений Версальского договора оказалось невозможным; от закупок в третьих странах на российские драгоценности стороны отказались из-за большого политического риска. Советская сторона заявила о намерении сделать в Германии заказы на снаряжение на сумму в 35 млн. золотых рублей и высказала пожелание о посылке в СССР офицеров германского генштаба для обучения комсостава РККА. Однако, очевидно, после снижения напряженности в отношениях с Францией немецкая сторона отклонила эти советские пожелания{17} .

В конечном счете в ходе апрельских переговоров и после осмотра соответствующих предприятий были подготовлены два договора, и 14 мая 1923 г. в Москве состоялось подписание одного из них - договора о строительстве химзавода по производству отравляющих веществ (акционерное общество «Берсоль»). Был подготовлен также текст второго договора о реконструкции в СССР военных заводов и поставках артиллерийских снарядов райхсверу.

Параллельно данным переговорам по рекомендации Зекта в Москве с целью зондирования возможности создания предприятия по производству вооружения находился глава фирмы «Венкхаус и Ко» Браун. Интересно, что руководимый Брауном банк был немецким учредителем «Русстранзита» (Русско-германское транзитно-торговое общество, немецкое название - «Дерутра»), образованного 10 апреля 1922 г. Это общество, по мнению немецкого исследователя Р. Д. Мюллера, было призвано выполнять важные стратегические задачи. В мае - июне 1922 г. начальник морских перевозок германского флота капитан 1-го ранга В. Ломан в развитие договоренностей с РВС (Троцкий) о возврате германских кораблей, конфискованных в ходе первой мировой войны, зондировал в Москве возможность строительства подводных лодок на советских верфях. Дело в том, что Склянский сообщил послу Брокдорфу-Ранцау, что верфи на территории СССР могут строить подлодки и без иностранной помощи, но нужна финансовая поддержка{18} .

Однако из-за дезорганизации финансов Германии и трудного положения внутри страны ратификация германским правительством достигнутых в Москве договоров затягивалась. Поэтому в середине июня Чичерин указал германскому послу на эту задержку и заявил, что военные переговоры имеют «решающее значение для развития в будущем отношений России и Германии»{19} . Тогда Брокдорф-Ранцау выступил инициатором приглашения в Германию советской делегации. Он даже выезжал для этого в Берлин и убедил в этом канцлера Куно.

«Именно Ранцау, - сообщил заместитель наркома иностранных дел М. М. Литвинов полпреду Крестинскому 4 июля 1923г., - обратился к нам с предложением о посылке уполномоченных в Берлин. Он передал даже т. Чичерину личное письмо Куно с тем же предложением»{20} .

Убеждая Куно в необходимости проведения переговоров в Берлине, Ранцау, правда, руководствовался следующими соображениями. Он считал, что для продолжения переговоров советская делегация должна приехать в Берлин, поскольку в случае поездки немецкой «комиссии» в Москву в третий раз подряд (на чем настаивали немецкие военные), это чисто внешне ставило германскую сторону в положение просителя. Затяжку в Берлине с подтверждением достигнутых в Москве договоренностей он предложил использовать в качестве средства давления на советскую сторону.

В середине июля 1923 г. Брокдорф-Ранцау приехал в Берлин, чтобы согласовать с Зектом линию поведения для переговоров с Розенгольцом. К этому времени Куно принял решение придерживаться твердой линии в рурском конфликте. Поскольку затягивать с подтверждением московских договоренностей было нельзя, по предложению Ранцау на совещании перед переговорами с Розенгольцом было решено пообещать увеличение финансовой помощи России до 60, а затем и до 200 млн. марок золотом{21} . Немецкая сторона пыталась все же поставить подписание ею договоров в зависимость от политических уступок Москвы.

Она добивалась:

1) германской монополии в производстве вооружений в России, имея в виду запрещение всякого допуска третьих стран к восстанавливавшимся с германской помощью советским военным заводам (особенно авиационным);

2) заявления Москвы о помощи в случае осложнения с Польшей.

С 23 по 30 июля 1923г. Розенгольц (под псевдонимом Рашин) находился в Берлине. В переговорах участвовали Крестинский, сотрудники полпредства И. С. Якубович и А. М. Устинов. В беседе 30 июля 1923 г. канцлер Германии Куно подтвердил намерение о выделении 35 млн. марок, но всякую дальнейшую помощь обусловил выполнением СССР обоих условий. Условие о немецкой монополии Розенгольц принял к сведению, а в отношении одностороннего обязывающего заявления о поддержке Германии в действиях против Польши привел довод Склянского, необходимости сначала получить достаточное количество вооружений. Розенгольц указал, что приоритетное значение имеет наличие у обеих сторон сильных ВВС и подводного флота. Поэтому пока, мол, не следует спешить. Он предложил продолжить военно-политические переговоры в Москве. Там были недовольны итогами берлинских переговоров Розенгольца.

Радек по этому поводу в свойственной ему циничной и бесцеремонной манере заявил германскому послу в сентябре 1923 г:

«Вы же не можете думать, что мы за те паршивые миллионы, которые вы нам даете, в одностороннем порядке свяжем себя политически, а что касается монополии, на которую вы претендуете для германской промышленности, то мы совершенно далеки от того, чтобы согласиться с этим; наоборот, мы берем все, что нам может пригодиться в военном отношении, и везде, где мы можем это найти. Так, во Франции мы купили самолеты, и из Англии нам тоже будут делаться (военные. - С. Г.) поставки»{22} .

В итоге переговоров были парафированы два подготовленных ранее договора о производстве в СССР (Златоуст, Тула, Петроград) боеприпасов и военного снаряжения и поставках военных материалов райхсверу, а также о строительстве химзавода. Руководство райхсвера заявило о готовности создания золотого фонда в 2 млн. марок для выполнения своих финансовых обязательств{23} . Крестинский сообщил Чичерину, что результаты «остаются в пределах тех двух договоров, которые были подготовлены в Москве»{24} . С учетом результатов этой серии германо-советских переговоров руководители райхсвера были готовы продолжать сопротивление в Рурской области при сохранении внутреннего порядка в стране и заодно добиваться экономической помощи Англии.

Однако Куно под влиянием обострявшейся внутренней ситуации, вызванной проводимой им политикой «пассивного сопротивления» и угрозой всеобщей забастовки, подал в отставку. 13 августа 1923г. Г. Штреземан сформировал правительство большой коалиции с участием СДПГ и взял курс на изменение внешней политики - отказ от односторонней «восточной ориентации» и поиск модуса вивенди с Францией.

15 сентября 1923 г. президент Эберт и канцлер Штреземан однозначно заявили Брокдорфу-Ранцау, что они против продолжения переговоров представителей райхсвера в Москве, потребовав ограничить помощь в поставках советской оборонной промышленности и постараться направить ее на сугубо экономические рельсы. Тем не менее, несмотря на «бодрые» доклады Брокдорфа-Ранцау в октябре 1923 г., что ему это, мол, уже удалось, сделать сие было не так-то просто, если не сказать, невозможно. Не случайно сам Ранцау рассматривал как успех уже одно только то, что ему удалось добиться отмены переписки между военным министерством Германии и ГЕФУ, поначалу осуществлявшейся через советских дипкурьеров и НКИД, и вести ее в дальнейшем через германское посольство в Москве{25} .

После франко-бельгийской оккупации Рура и фактического захвата Мемеля Литвой, а также ввиду слабости Германии руководители СССР опасались, что Франция могла бы захватить Германию и вплотную приблизиться к советским границам. Тогда, считали в Москве, налицо была бы угроза нового похода Антанты на Восток. Поэтому, когда кабинет Штреземана провозгласил отказ от политики предыдущего кабинета, в Москве стали тоже искать другой путь, а именно - стимулирования революции в Германии.

Председатель Исполкома Коминтерна (ИККИ) Зиновьев в конце июля - начале августа 1923 г. просто-таки сломил Сталина и Каменева, навязав им в своих письмах из Кисловодска, - где он с группой других членов ЦК РКП(б) (Троцкий, Бухарин, Ворошилов, Фрунзе и др.) пребывал в отпуске, - свои представления о происходивших в Германии событиях.

«В Герм. надвигаются исторические события и решения».

«Кризис в Германии назревает очень быстро. Начинается новая глава (германской ) революции. Перед нами это скоро поставит грандиозные задачи, НЭП войдет в новую перспективу. Пока же, минимум, что надо - это поставить вопрос

1) о снабжении нем. коммунистов оружием в большом числе;

2) о постепенной мобилизации чел. 50 наших лучших боевиков для постепенной отправки их в Германию. Близко время громадных событий в Герм. »{26} .

Сталин, основываясь на докладах Радека, исколесившего в мае 1923 г. пол-Германии{27} , был куда реалистичнее.

«<...> Должны ли коммунисты стремиться (на данной стадии) к захвату власти без с. д., созрели ли они уже для этого, - в этом, по-моему, вопрос. <...> Если сейчас в Германии власть, так сказать, упадет, а коммунисты ее подхватят, они провалятся с треском. Это «в лучшем» случае. А в худшем случае - их разобьют вдребезги и отбросят назад. <-. . > По-моему, немцев надо удерживать, а не поощрять»{28} .

Тогда же в августе 1923 г. в Москву приехала делегация КПГ для переговоров с Исполкомом Коминтерна и лидерами РКП (б).

И хотя уже тогда в «ядре» ЦК РКП(б) наметился раскол, Сталин в конце концов согласился с предложением Зиновьева. Было решено помочь, и из советского бюджета было выделено 300 млн. золотых рублей{29} . Ленин тогда уже был неизлечимо болен и находился в Горках. «Ильича нет», - констатировал в письме Сталину от 10 августа 1923 г. Зиновьев{30} . Похоже, умиравшему вождю хотели сделать «подарок».

В августе-сентябре 1923 г. в Берлин была направлена «группа товарищей» с большим опытом революционной работы. Под чужими именами в Германии оказались Радек, Тухачевский, Уншлихт, Вацетис, Гиршфельд, Менжинский, Трилиссер, Ягода, Скоблевский (Розе), Стасова, Рейснер, Пятаков. Скоблевский стал организатором «немецкой Ч К» и «немецкой Красной Армии», вместе с Гиршфельдом разработал план проведения серии восстаний в промышленных центрах Германии{31} . Направленные в Германию выпускники и слушатели старшего курса Военной Академии РККА закладывали базы с оружием и действовали инструкторами в формировавшихся боевых дружинах КПГ{32} . И. С. Уншлихт, заместитель Ф. Э. Дзержинского в ОГПУ, в письме № 004 от 2 сентября 1923 г. сообщал Дзержинскому, что события развиваются стремительно и «все (германские. - С. Г.) товарищи говорят о близком моменте захвата власти». Сознавая близость момента «они, однако, плыли с течением», не проявляя воли и решимости.

В этой связи Уншлихт писал:

«Помощь нужна, но в форме весьма осторожной, из людей <...> умеющих подчиняться». Он просил «на три недели несколько наших, знающих немецкий <...>, в частности пригодится Залин».

20 сентября 1923 г. он вновь настаивал на посылке в Берлин «Залина и других», поскольку «вопрос очень срочный».

«Обстановка все более обостряется, - сообщал Уншлихт. <...> Катастрофическое падение марки, неслыханный рост цен на предметы первой необходимости создают положение, из которого один только выход. К тому все клонится. Надо помочь товарищам и предотвратить те промахи и ошибки, которые нами в свое время были допущены»{33} .

Председатель РВС СССР Троцкий бы введен в состав русской секции ИККИ; по его приказу территориальные части Красной Армии, прежде всего конные корпуса, начали выдвигаться к западным границам СССР, для того чтобы по первому приказу двинуться на помощь германскому пролетариату и начать поход на Западную Европу. Заключительный этап был приурочен к выступлению в Берлине 7 ноября 1923 г., в день 6-й годовщины Октябрьского переворота в России{34} .

10 и 16 октября 1923 г. в двух землях Саксонии и Тюрингии к власти конституционным путем пришли левые коалиционные правительства (СДПГ и КПГ).

В письме Сталина к одному из руководителей КПГ А. Тальгенмеру, опубликованном 10 октября 1923 г. в газете КПГ «Роте Фане», говорилось:

«Приближающаяся германская революция является одним из самых важных событий наших дней <...>. Победа немецкого пролетариата, несомненно, перенесет центр мировой революции из Москвы в Берлин»{35} .

Однако в решающий момент Председатель ИККИ Зиновьев проявил колебания и нерешительность, из Москвы в Германию направлялись взаимоисключающие директивы и указания{36} . Посланные по приказу президента Эберта части райхсвера 21 октября вступили в Саксонию и 2 ноября - в Тюрингию. Указом Эберта от 29 октября социалистическое правительство Саксонии было распущено. Такая же участь постигла и рабочее правительство Тюрингии. Временно там была установлена власть военной администрации. Начавшееся 22 октября 1923 г. под руководством КПГ в Гамбурге вооруженное восстание к 25 октября было подавлено. «Октябрьская революция» в Германии не состоялась{37} . Скоблевский в начале 1924 г. был арестован в Германии полицией.

9 ноября 1923 г. в Мюнхене был организован пресловутый «пивной путч» А. Гитлера. Это была первая попытка нацистов и реакционных генералов (Э. Людендорф) прийти к власти путем государственного переворота. Однако тогда Ваймарская республика сумела выстоять. В тот же день исполнительная власть в Германии была передана Зекту. Казалось, что именно ему было суждено стать следующим канцлером Германии. В немецких архивах сохранился проект его правительственного заявления, в котором линия на взаимоотношения с Москвой была сформулирована так:

«Развитие экономических и политических (военных) отношений с Россией»{38} .

Однако не Зект, а В. Маркс сменяя Штреземана на посту канцлера Ваймарской Республики.

В декабре 1923 г. в Германии Рут Фишер опубликовала документы, продемострировавшие масштабы «помощи» Москвы в организации «Германского Октября». Немцы потребовали тогда выдворения военного агента полпредства СССР в Берлине М. Петрова, организовавшего на советские деньги - якобы для Красной Армии - закупку оружия для КПГ{39} . «Дело Петрова» и затем «дело Скоблевского», процесс над которым состоялся в Ляйпциге весной 1925 г. (знаменитое «дело ЧК»{40} ), явились ответом на попытку взорвать Германию с помощью революции. Германское правительство использовало их как дополнительный, но эффектный повод для изменения своей политики в сторону постепенного отхода от односторонней «восточной ориентации» и осторожного балансирования между Западом и Востоком с использованием СССР как опоры в отношениях с Антантой. В Берлине учитывали, что слишком сильное похолодание в отношениях с СССР было бы на руку Антанте. Таким образом, и в дальнейшем «восточная ориентация» оставалась актуальным направлением, тем более что не только у Брокдорфа-Ранцау и Зекта, но и в правительственных кругах и в буржуазных партиях Германии негативный настрой к повороту на Запад был очень силен.

Экономическое положение Германии в 1922 г. продолжало оставаться крайне тяжелым. Промышленное производство равнялось лишь двум третям довоенного. Усилилась инфляция. В апреле 1922 г. золотая марка стоила около полутора тысяч, а в январе 1923 г.- более 11 тыс. бумажных марок. Жизненный уровень трудящихся упал в 4-5 раз ниже довоенного. Катастрофически сокращались доходы средних слоев, их накопления в банках превратились в ничего не стоящие бумажки.

Спекулянты оплачивали товары внутри страны обесцененными деньгами, а за границей получали за них твердую иностранную валюту. Магнаты тяжелой индустрии - Стиннес, Крупп, Феглер, Вольф и др.- приумножили свои капиталы. С 1919 по 1923 г. крупные капиталисты вывезли за границу 12 млрд. золотых марок.

"Дети Германии голодают!" Литография К. Кольвиц. 1924 г.

Усилилась концентрация производства и капитала. Созданный Стиннесом осенью 1921 г. грандиозный трест «Сименс-Рейн-Эльбе-Шуккерт-Унион» имел в 1923 г. 1220 промышленных, банковских и торговых предприятий, владел лесами и лесопильными заводами, пароходствами и верфями, гостиницами, ресторанами, газетами. Экономические интересы Стиннеса распространялись на Австрию, Швецию, Данию, Италию, Испанию, Бразилию, Индонезию. Состояние его оценивалось в 8-10 млрд. золотых марок. В его «империи» работало 600 тыс. человек.

Сельское хозяйство страны продолжало деградировать. Из года в год падала урожайность, сокращался сбор зерновых, картофеля, уменьшалось поголовье скота. Особенно пострадало беднейшее крестьянство; не имея возможности покупать удобрения и корм для скота, оно терпело большие лишения, разорялось.

С мая 1921 г. пост канцлера Германии занимал один из лидеров католической партии Центра, И. Вирт. Видным членом его кабинета (министром восстановления, а затем министром иностранных дел) был В. Ратенау. Вирт и Ратенау считали, что Германия должна лояльно выполнять репарационные обязательства. Вместе с тем, отражая заинтересованность определенной части промышленной буржуазии в ослаблении зависимости Германии от стран-победительниц, они стояли за установление тесных экономических связей и нормальных политических отношений с Советской Россией. Поэтому германское правительство и пошло в 1922 г. на подписание Рапалльского договора, который укреплял международное положение Германии и создавал широкие возможности для германо-советского экономического сотрудничества. Однако такая внешнеполитическая линия встречала противодействие со стороны магнатов тяжелой индустрии и аграриев.

На средства монополистов и юнкеров насаждались реакционные и фашистские организации, в состав которых входили бывшие офицеры и унтер-офицеры, буржуазная молодежь, часть чиновничества и мелкой буржуазии, деклассированные элементы. Они добивались ликвидации Веймарской республики, разгрома Коммунистической партии и других прогрессивных сил, установления открытой диктатуры монополистического капитала и перехода к агрессивной внешней политике. Шовинистические демонстрации, запугивания и убийства стали главными средствами в достижении этих целей. Мюнхен был центром возникшей в 1919 г. фашистской партии. Для обмана рабочих она назвала себя Национал-социалистской германской рабочей партией; с 1921 г. ее возглавлял Гитлер.

В Хемнице фашисты устроили демонстрацию под лозунгом «За бога, кайзера и империю», закончившуюся кровавым столкновением с рабочими. В Мюнхене фашисты публично сожгли знамя республики. В Гамбурге было совершено покушение на Э. Тельмана. Фашистские шайки нападали и на некоторых представителей буржуазии - сторонников буржуазной демократии и умеренной внешней политики. В августе 1921 г. был убит Эрцбергер, подписавший от имени Германии Компьень-ское перемирие, а в июне 1922 г. - Ратенау, подписавший Рапалльский договор.

Рабочий класс требовал положить конец террористической деятельности и провокациям реакции. Летом 1922 г. с требованиями роспуска фашистских организаций выступили в Кёльне 150 тыс. рабочих, в Киле - 80 тыс., в Дюссельдорфе - 150 тыс., в Лейпциге - 200 тыс. и в Гамбурге - 300 тыс. В Берлине состоялась мощная демонстрация, в которой участвовали 750 тыс. человек. Но протесты оставались без последствий. Правительство не принимало мер против фашистов.

В борьбе против фашизма активизировалась деятельность профсоюзов, росло влияние коммунистов. Особенно сильным оно было в фабрично-заводских комитетах металлистов, строителей, деревообделочников. Руководство Социал-демократической партии и профсоюзов стало добиваться исключения революционных рабочих из фабрично-заводских комитетов, чтобы удержать эти организации на позициях сотрудничества с буржуазией. Но тогда стали возникать новые, революционные фабзавкомы. Состоявшийся в ноябре 1922 г. I Всегерманский съезд революционных фабзавкомов заявил о необходимости образования рабочего правительства и вооружения рабочего класса.

В результате обострения внутриполитического положения и давления крайне реакционных групп кабинет Вирта пал, и в ноябре 1922 г. Куно - ставленник группы Стиннеса - сформировал правительство из представителей Народной партии, Демократической партии и католической партии Центра. Куно был тесно связан с американским капиталом как генеральный директор судоходной компании «Гапаг», имевшей договор с американским концерном Гарримана, и как член наблюдательного совета немецко-американского нефтяного общества, входившего в трест Рокфеллера.

Оккупация Рура

На Лондонской конференции 1921 г. державы-победительницы установили сумму германских репарации в 132 млрд. золотых марок. Царившая в Германии финансовая разруха все более затрудняла их выплату. Но французское правительство настаивало на полном и точном внесении репарационных платежей, невзирая на тяжелое положение германской экономики и финансов. Франция рассматривала ослабление Германии как залог своей безопасности и обеспечения своей гегемонии в Европе. Поэтому, когда Англия на созванной в начале 1923 г. Парижской репарационной конференции предложила уменьшить размер репараций до 50 млрд. марок и предоставить Германии мораторий (отсрочку платежей) на четыре года, Франция выступила с решительными возражениями, и конференция была сорвана.

Вслед за тем Франция, договорившись с Бельгией, решила оккупировать Рур. Поводом для этого послужило нарушение Германией срока поставок угля и леса. Оккупация Рура по замыслам французских правящих кругов должна была привести к полному взысканию репараций, а в конечном счете к отторжению от Германии некоторых территорий. Таким путем Франция рассчитывала добиться того, чего ей не удалось получить в 1919 г. на Парижской мирной конференции.

11 января 1923 г. стотысячная франко-бельгийская армия вступила в Рур и оккупировала его. На оккупированной территории проживало 10% населения Германии, добывалось 88% угля и производилось значительное количество чугуна и стали.

Правительство Куно провозгласило политику «пассивного сопротивления». Предприятия, захваченные оккупантами, равно как и все другие, которые могли принести пользу оккупантам, должны были прекратить работу. Жителям Рура было запрещено платить налоги и выполнять распоряжения оккупационных властей, перевозить их грузы и пересылать корреспонденцию. Посредством «пассивного сопротивления» правящие круги Германии рассчитывали нанести ущерб оккупантам и вместе с тем показать германскому народу, что правительство ведет борьбу за его интересы. На деле оккупация и вызванные ею бедствия превратились для монополистов в источник наживы.

Промышленники Рура пользовались значительными субсидиями от государства в виде компенсации за проведение «пассивного сопротивления». Стиннес, Кирдорф, Тиссен и Крупп получили 360 млн. золотых марок на заработную плату горнорабочим, 250 млн.- в возмещение за материальные затраты и 700 млн. - за «недополученную прибыль». Но рабочим хозяева платили обесцененными бумажными деньгами. В июле 1923 г. золотая марка стоила 262 тыс. бумажных марок, а 5 ноября - 100 млрд. бумажных марок. В конце года в обращении находилось 93 триллиона бумажных марок.

Германская буржуазия в связи с оккупацией Рура выдвинула лозунг «отечество в опасности». Говоря позднее об этом «патриотизме» германских капиталистов, Э. Тельман отмечал, что для них речь шла не об интересах нации, не о судьбе отечества, а о прибылях в звонкой монете, о наибольшей доле участия в эксплуатации рейнского и рурского пролетариата.

Англия и Соединенные Штаты поддерживали политику «пассивного сопротивления», надеясь, что она приведет к ослаблению как Франции, так и Германии. Англия была особенно заинтересована в подрыве французских позиций на европейском континенте, а американские капиталисты ожидали, что Германия обратится к ним за помощью и они получат возможность не только прибрать к рукам германскую экономику и финансы, но и добиться господствующего влияния в Европе.

Советское правительство выступило с протестом против оккупации Рура. 13 января 1923 г. Всероссийский Центральный Исполнительный Комитет принял обращение «К народам всего мира в связи с оккупацией Францией Рурской области», в котором заявлялось: «В эти решающие дни рабоче-крестьянская Россия снова подымает свой голос протеста против безумной политики империалистической Франции и ее союзниц. Снова и с особой энергией она протестует против подавления права германского народа на самоопределение» .

29 января Президиум Всероссийского Центрального Совета Профессиональных Союзов постановил оказать материальную поддержку рурским рабочим в размере 100 тыс. руб. золотом. Всероссийский союз горняков послал 10 тыс. руб. золотом и 160 вагонов зерна. Горняки Урала вышли

в воскресенье на работу и отдали весь заработок в пользу рурских рабочих. Рабочие автомобильного и паровозостроительного заводов Харькова отчислили 2% месячного заработка. Крестьяне Вятской губернии внесли в фонд помощи немецким рабочим 3 тыс. пудов хлеба. Из других губерний и областей было отправлено 1400 т ржи и два парохода с продовольствием.

В марте 1923 г. конгресс фабрично-заводских рабочих Рейнско-Рурской промышленной области от имени 5 млн. рабочих принял послание к трудящимся Советской страны с горячей благодарностью за выраженную ими братскую солидарность. «Присланные вами деньги и хлеб будут нашим оружием в тяжелой борьбе на два фронта - против наглого французского империализма и против немецкой буржуазии». В послании говорилось, что борьба советских трудящихся «является для нас светящимся маяком в нашей тяжелой повседневной борьбе».

Помощь шла также от рабочих Лондона, Амстердама, Праги, Рима, Варшавы, Парижа. Против оккупации Рура выступили коммунисты многих стран. Еще 6 - 7 января 1923 г. представители коммунистических партий Франции, Англии, Италии, Бельгии, Голландии, Чехословакии и Германии провели в Эссене конференцию, на которой выразили протест против угрозы оккупации Рура. В принятом конференцией манифесте говорилось: «Рабочие Европы! Коммунистические партии и профессиональные союзы, входящие в Красный Интернационал Профсоюзов, открыто и ясно заявляют то, что заявляли не раз: они готовы вместе со всеми рабочими организациями бороться за совместный отпор угрозам и опасности капиталистического наступления и новой мировой войны».

Рабочие всей Германии вносили 10% своей заработной платы в «фонд рурской помощи».

Нарастание революционного кризиса в Германии

В первый же день вступления франко-бельгийских войск в Рур немецкие коммунисты начали борьбу против оккупантов. 11 января 1923 г. Центральный Комитет Коммунистической партии Германии обратился с воззванием к немецкому народу и к руководству Социал-демократической партии и профессиональных союзов. В воззвании указывалось, что вину за бедствия рабочего класса и сложившуюся обстановку несет правительство Куно, и предлагалось организовать единый фронт для борьбы против оккупации и за свержение правительства Куно. Руководители Социал-демократической партии и профсоюзов отвергли это предложение. Они призывали к «патриотическому единению», заключению «гражданского мира» с буржуазией. Тем самым делу борьбы германского народа против оккупации наносился огромный вред, который усугублялся тем, что Социал-демократическая партия еще имела большое влияние на рабочих и использовала его против интересов рабочего класса.

Силы революции ослабляло и то, что возглавлявшие Центральный Комитет Коммунистической партии оппортунисты Брандлер и Тальгеймер рассматривали единый фронт рабочего класса как блок КПГ с верхушкой социал-демократии, а создание рабочего правительства считали возможным только при помощи соглашения с этой верхушкой, хотя бы и на условиях отказа от важнейших принципов классовой борьбы.

Свою оппортунистическую линию Брандлер и Тальгеймер проводили и на VIII съезде Коммунистической партии, состоявшемся в Лейпциге 28 января - 1 февраля 1923 г. Против этой линии выступали Э. Тельман, В. Пик, К. Цеткин и другие. Тельман заявил, что вхождение коммунистов в рабочее правительство должно быть средством для подготовки разгрома буржуазии, а рабочее правительство должно стать зародышем диктатуры пролетариата. Все же Брандлеру и его единомышленникам удалось включить в резолюцию съезда формулировку о том, что рабочее правительство является попыткой рабочего класса в рамках буржуазной демократии вести рабочую политику. Такая установка дезориентировала германский пролетариат.

В своем обращении к международному пролетариату и рабочим Германии VIII съезд Коммунистической партии разъяснил, что оккупация Рура инспирирована германскими и французскими монополиями, низводящими Германию до положения колонии Антанты. Партия призвала немецкий и французский пролетариат к совместной борьбе за освобождение рабочего класса.

По всей Германии происходили массовые демонстрации и стачки с требованиями изгнания оккупантов, отставки правительства Куно, как правительства «национального предательства», повышения жизненного уровня трудящихся. В борьбу втягивались все новые слои рабочего класса. 9 марта забастовали шахтеры Дортмунда. В конце апреля и в первомайские дни сотни тысяч демонстрантов в Берлине выступали под лозунгами: «Долой фашизм!», «Союз с Советской Россией!»

Правительство Куно, поддержанное всеми буржуазными партиями и правлением Социал-демократической партии, усилило наступление на рабочих. 18 апреля в Мюльгейме была обстреляна демонстрация безработных и убиты восемь человек. Одновременно усилились репрессии против руководителей Коммунистической партии. Комиссия прусского ландтага постановила лишить В. Пика депутатской неприкосновенности за участие в распространении прокламаций среди солдат. 5 мая 17 коммунистов - депутатов прусского ландтага были удалены из здания ландтага с помощью полиции. По призыву Центрального Комитета Коммунистической партии 100 тыс. рабочих Берлина участвовали в демонстрации протеста.

Народное движение нарастало. В мае вспыхнула забастовка в горной и металлургической промышленности Рура, охватившая 400 тыс. человек. В Гель-зенкирхене произошли вооруженные бои, и рабочие завладели ратушей. В июне бастовали 100 тыс. рабочих Силезии. 29 июля в Германии по инициативе Коммунистической партии был проведен антифашистский день. На демонстрацию вышли миллионы людей.

В революционной борьбе участвовали и сельскохозяйственные рабочие. В Шлезвиг-Гольштейне прекратили работу батраки 60 поместий. Четыре недели боролись за свои права 120 тыс. сельскохозяйственных рабочих Силезии.

Попытки фашистов и реакционных элементов устраивать провокации и облавы на коммунистов получали отпор от пролетарских боевых дружин - «пролетарских сотен». Они были созданы еще в начале 1923 г. по инициативе революционных фабзавкомов Берлина. К маю 1923 г. в стране насчитывалось около 300 таких дружин. На первомайскую демонстрацию в Берлине вышло 25 тыс. вооруженных дружинников. Министр внутренних дел Пруссии социал-демократ Зеверинг запретил революционные фабзавкомы и боевые дружины, но запрет этот остался на бумаге.

11 августа открылась Берлинская конференция фабзавкомов. На ней присутствовало 2 тыс. делегатов. Конференция решила провести трехдневную всеобщую забастовку со следующими требованиями: немедленный уход в отставку правительства Куно, конфискация всех продовольственных запасов, отмена запрещения пролетарских дружин, установление минимальной почасовой оплаты в размере 60 пфеннигов в золотом исчислении, отмена чрезвычайного положения, немедленное освобождение политических заключенных. На следующий день, 12 августа, началась всеобщая забастовка. Число забастовщиков достигло 3 млн. человек. Единый рабочий фронт был установлен на практике.

В первый же день забастовки правительство Куно пало. На смену ему пришло коалиционное правительство Штреземана, лидера Народной партии, в которое вошли четыре социал-демократа. Характеризуя создавшееся положение, Штреземан заявил, что «правительство сидит на вулкане». Однако Коммунистическая партия Германии не сумела использовать благоприятную для борьбы обстановку. Брандлер и Таль-геймер не выдвинули ясной политической цели забастовки, не сделали ничего, чтобы заставить социал-демократов пойти на образование рабочего правительства. 14 августа всеобщая забастовка прекратилась.

Тем временем голод и нищета, царившие в стране, усиливались. Свыше 60% рабочих были частично или полностью безработными, недельной заработной платы хватало не более чем на два дня. Тысячи голодных людей бродили по полям в поисках зерна и картофеля.

В Рейнской области и в Руре активизировались сепаратисты во главе с банкиром Хагеном и бургомистром Кёльна Конрадом Аденауэром. Они пытались теперь сделать то, чего не сумели добиться в 1919 г.- отколоть от Германии Рейнскую область и Рур. Аденауэр, многократно заявлявший, будто он стоит на позициях защиты национальных интересов, на деле возглавлял группу германской буржуазии, готовую пойти на раскол Германии. Сепаратисты намечали на сентябрь 1923 г. провозглашение «Рейнской республики». Подняли голову и баварские сепаратисты; они опирались на монархистски настроенную военщину и фашистские организации, угрожавшие походом на Берлин, Рур, Саксонию, Тюрингию и другие центры революционного движения. Планы сепаратистов были сорваны рабочим классом, который организовал мощные демонстрации и выступления боевых дружин в защиту единства Германии.

В условиях революционного кризиса падало влияние Социал-демократической партии. В конце 1922 г. в ней было 1,5 млн. членов, а к концу 1923 г. осталось не более половины этого числа; на многих собраниях выносились резолюции недоверия руководству партии. Между тем влияние Коммунистической партии росло. Ее численность увеличилась с 225 тыс. членов в январе 1923 г. до 400 тыс. осенью того же года. Партия издавала 42 ежедневные газеты и ряд журналов, имела 20 типографий и свои книжные магазины.

Но возглавлявшие руководство Коммунистической партии оппортунисты не готовили рабочий класс к решающим боям с буржуазией. Не было сделано даже попытки опереться на революционные силы деревни. В конце августа окружная партийная конференция Приморского округа, руководимая Э. Тельманом, обратилась к Центральному Комитету с предложением дать указание о немедленной подготовке к вооруженной борьбе за завоевание политической власти. Брандлер отверг это требование, пригрозив Тельману исключением из партии. Брандлеровцы не имели большинства в Центральном Комитете, но умело использовали примиренческую позицию одних его членов и неопытность других.

В сентябре 1923 г. Центральным Комитетом все же был образован постоянный Военный совет. Он занялся вооружением пролетарских боевых дружин и разработал план борьбы, который, однако, предусматривал восстание только в Средней Германии и в Гамбурге; значение таких рабочих центров, как Рур и Берлин, недооценивалось.

Испуганная ростом революционных сил, буржуазия начала готовиться к открытому выступлению против рабочего класса. 12 сентября на заседании парламентской фракции Народной партии Стин-нес заявил: «Через две недели у нас будет гражданская война... нужно произвести экзекуцию в Саксонии, Тюрингии. Не упускать ни одного дня, иначе улица свергнет кабинет Штреземана». Правительство стало искать путей к сговору с французскими империалистами. 27 сентября оно отказалось от дальнейшего проведения «пассивного сопротивления», не предъявив при этом никаких условий оккупантам. «Мы прекратили пассивное сопротивление,- писал позднее Штреземан,- потому что оно само по себе полностью взорвалось, и если бы мы продолжали его финансировать, это только ввергло бы нас в большевизм».

Правительство Штреземана получило от рейхстага чрезвычайные полномочия и воспользовалось ими для того, чтобы ввести осадное положение, запретить забастовки и отменить 8-часовой рабочий день. Силы рейхсвера и фашистские организации были приведены в боевую готовность.

Рабочие правительства в Саксонии и Тюрингии

Наступление реакции особенно обострило политическую обстановку в Саксонии и Тюрингии - высокоразвитых промышленных районах. В Саксонии отношение числа индустриальных рабочих к общему числу самодеятельного населения было самым высоким для всей страны. Там же была сосредоточена третья часть боевых дружин (к этому времени в Германии насчитывалось уже около 800 «пролетарских сотен», в которых состояло до 100 тыс. человек).

Находившиеся у власти в этих землях социал-демократы были вынуждены пойти на соглашение с коммунистами. 10 октября 1923 г. в Саксонии сформировалось рабочее правительство в составе пяти левых социал-демократов и двух коммунистов. 16 октября рабочее правительство с участием коммунистов образовалось также в Тюрингии.

Ситуация полностью оправдывала вступление коммунистов в правительство вместе с левыми социал-демократами. Идея рабочего или рабоче-крестьянского правительства охватывала массы. Движение за создание такого правительства приобрело серьезный размах и в сельских местностях. Конференция союза мелких арендаторов в Галле приняла резолюцию с требованием создания рабоче-крестьянского правительства. На конференции представителей союзов крестьян и мелких арендаторов в Веймаре возникла объединенная организация, насчитывавшая до 1 млн. человек и ставившая своей задачей совместную с рабочим классом борьбу за образование рабоче-крестьянского правительства. Однако, участвуя в правительствах Саксонии и Тюрингии, коммунисты не проявили революционной самостоятельности. Они могли бы использовать свои прзиции для того, чтобы вооружить пролетариат, установить контроль над банками и производством, распустить полицию, заменив ее вооруженной рабочей милицией, улучшить материальное положение трудящихся, поощрять революционную активность рабочего класса и крестьянства. Вместо этого коммунисты - члены саксонского и тюрингского правительств - «вели себя,- говорил впоследствии Г. Димитров,-как заурядные парламентские министры в рамках буржуазной демократию).

В то же время брандлеровцы не проводили необходимых мер для организации масс на борьбу в масштабе всей страны. Силы рабочих оказались разрозненными, забастовки проходили без взаимной связи. Все это помогло правящим кругам Германии подготовить разгром саксонского и тюрингского правительств.

13 октября 1923 г. командование рейхсвера в Саксонии объявило «пролетарские сотни» распущенными. К границам Саксонии в течение двух дней была переброшена по распоряжению Эберта шестидесятитысячная армия. 21 октября войска рейхсвера вступили в Лейпциг, Дрезден и другие центры Саксонии.

В эти критические дни Центральный Комитет Коммунистической партии Германии решил призвать пролетариат к всеобщей забастовке, которая должна была затем перерасти в вооруженное восстание. Намечалось, что первыми выступят 23 октября рабочие Гамбурга. 20 октября в Хемнице собралась для объявления забастовки конференция фабрично-заводских комитетов Саксонии. Накануне ее открытия руководство Коммунистической партии сообщило прибывшим в Хемниц секретарям окружных партийных комитетов о своем решении. Однако на конференции вопрос о всеобщей стачке был по настоянию социал-демократов и брандлеров-цев «передан в комиссию» и, таким образом, похоронен, а после закрытия конференции Брандлер уведомил все окружные партийные организации, что вооруженное восстание отменяется. Этим предательским актом брандлеровцы сорвали помощь гамбургскому пролетариату, который к моменту отмены решения о вооруженном восстании уже начал борьбу.

Гамбургское восстание

21 октября рабочие гамбургских верфей на своей конференции вынесли постановление призвать к всеобщей забастовке, если рейхсвер откроет военные действия против рабочего правительства Саксонии. На следующий день, когда стало известно о вступлении войск рейхсвера в Саксонию, в Гамбурге началась всеобщая забастовка. Одновременно гамбургская организация Коммунистической партии получила указание от Центрального Комитета начать 23 октября вооруженное восстание.

Выполняя это решение, Окружной партийный комитет назначил восстание на 5 часов утра 23 октября. В ночь на 23 октября в Гамбурге было распространено обращение Всегерманского комитета фабзавкомов, призывавшее рабочий класс страны к всеобщей забастовке в связи с расправой правительственных войск над рабочими Саксонии и Тюрингии.

В воззвании говорилось: «Решающий час настал. Одно из двух: либо трудящийся народ спасет Среднюю Германию, превратит Германию в рабоче-крестьянскую республику, которая заключит союз с Советским Союзом, либо наступит страшное бедствие».

На рассвете 23 октября рабочие заняли 17 полицейских участков, вооружились и начали строить баррикады. Тысячи трудящихся вливались в борьбу. Во главе революционных сил стояла руководимая Тельманом гамбургская организация Коммунистической партии, насчитывавшая 18 тыс. человек. Плечом к плечу сражались коммунисты, многие рядовые социал-демократы и беспартийные. Под руководством Вилли Бределя оказывали самоотверженную помощь восставшим члены Коммунистического союза молодежи.

Буржуазия в панике бежала из города. Сенат, большинство в котором принадлежало социал-демократам, а также руководители реформистских профсоюзов выступили против восстания. На повстанцев обрушились большие силы армии, полиции, вооруженные отряды буржуазии. Правительство приказало частям рейхсвера, стоящим в Шверине, вступить в Гамбург.

24 октября, после двухдневных сражений, силы восставших стали ослабевать. Помощь из других мест не пришла, так как к этому времени стало известно, что брандлеровцы отменили решение о всегерманском восстании. Узнав об этом, Тельман отдал приказ прекратить сражение. 25 октября, соблюдая строгую дисциплину, восставшие вышли из боя. В Гамбурге начался белый террор. На улицах хватали людей и убивали без суда. Коммунистическая организация была запрещена, ее имущество конфисковано.

Поражение гамбургского пролетариата явилось сигналом к наступлению реакции во всей стране. По распоряжению Штреземана войска рейхсвера заняли правительственные здания в Дрездене, и 30 октября рабочее правительство в Саксонии перестало существовать; 12 ноября было разогнано рабочее правительство Тюрингии. Генерал Сект, получив от правительства чрезвычайные полномочия, организовал преследование коммунистов. 23 ноября 1923 г. Коммунистическая партия Германии была запрещена.

Так завершился политический кризис 1923 г. в Германии. Создав непосредственно революционную ситуацию, он не привел, однако, к пролетарской революции. Главной причиной этого было отсутствие единства в рабочем классе Германии. Руководители Социал-демократической партии и профсоюзов предали интересы трудящихся масс и способствовали укреплению позиций империалистической буржуазии. В Центральном Комитете Коммунистической партии действовали оппортунисты. Лишенный подлинного боевого руководства, немецкий пролетариат не смог устоять перед мощным натиском буржуазного государства и сил реакции.

Период революционного подъема закончился. Буржуазия торжествовала победу. Однако это не сломило воли рабочего класса Германии к дальнейшей борьбе. Поражение в Гамбурге было, как писал Тельман, «в тысячу раз более плодотворно и ценно для будущих классовых боев, нежели отступление без единого удара меча».

Сентябрьское народное восстание в Болгарии

Приход к власти в июне 1923 г. правительства А. Цанкова означал установление в Болгарии фашистского режима и начало гражданской воины. Во многих районах вспыхнули стихийные массовые восстания против военно-террористической диктатуры Цанкова. В Плевенском и Шуменском округах в них участвовало около 100 тыс. крестьян и рабочих. Восстаниями были также охвачены Пловдивский, Врачанский, Тырновский и другие округа.

Болгарская коммунистическая партия заняла в начавшейся гражданской войне позицию нейтралитета, считая, что происходит борьба между двумя группами буржуазии. Это привело к тому, что партия пропустила, как говорил впоследствии Г. Димитров, чрезвычайно благоприятную ситуацию для полного разгрома монархо-фашистских сил в самом начале их наступления.

Фашисты произвели массовые аресты. 14 июня они захватили и убили Александра Стамболийского, главу свергнутого ими демократического правительства, руководителя Земледельческого союза. В Плевене были преданы суду 95 коммунистов - участников июньского восстания. Один из них, А. Халагев, был убит еще до суда, что не помешало фашистам приговорить его к смертной казни через повешение. Такой же приговор фашистский суд вынес Атанасу Кацамунскому и Николе Гергалову, а остальных обвиняемых приговорил к различным срокам тюремного заключения. Многочисленные аресты были произведены среди профсоюзных активистов и среди крестьян. Арестованные подвергались жестоким истязаниям.

Под влиянием усилившегося революционного крыла во главе с Г. Димитровым и В. Коларовым Болгарская коммунистическая партия приступила к выработке новой политической линии. Исполком Коминтерна помог болгарским коммунистам отказаться от ошибочной оценки фашистского переворота. В телеграмме Центральному Комитету Болгарской коммунистической партии он осудил позицию, занятую партией в период июньских событий, и указал, что в создавшихся условиях нужно развернуть борьбу против правительства Цанкова и вести ее вместе с Земледельческим союзом. «В противном случае правительство, укрепившись, разгромит Коммунистическую партию. Серьезно обсудите создавшееся положение, вспомните тактику большевиков в момент корниловского мятежа и действуйте без колебаний»,- говорилось в телеграмме.

5-7 августа 1923 г. Центральный Комитет Болгарской коммунистической партии принял решение о подготовке вооруженного восстания с целью свержения фашистского режима. При этом, однако, была допущена серьезная ошибка: несмотря на то что организационный секретарь Центрального Комитета Тодор Луканов возражал против восстания, он не был снят с руководящего поста.

Партия развернула подготовку к восстанию. Главное внимание уделялось накоплению оружия, созданию военно-революционных комитетов, пропаганде в армии и среди крестьянства. В короткий срок было приобретено тридцать пулеметов и несколько тысяч винтовок.

Добиваясь единства антифашистских сил, Коммунистическая партия обратилась к Земледельческому союзу, Социал-демократической и Радикальной партиям с предложением образовать единый фронт против фашизма. В письме, направленном Социал-демократической партии, Центральный Комитет коммунистической партии писал: «Мы вас спрашиваем - согласны ли вы отказаться от коалиции с буржуазными партиями и капиталистами и начать дружную борьбу единым трудовым фронтом, совместно с Коммунистической партией, с рабочими и крестьянами, борющимися под ее знаменами?» Рядовые социал-демократы поддержали предложение коммунистов, но руководство Социал-демократической партии под всякими предлогами уклонялось от образования антифашистского фронта.

Коммунистам удалось установить единство действий только с организациями Земледельческого союза. Программа единого фронта, сформулированная Коммунистической партией, предусматривала создание рабоче-крестьянского правительства, передачу земли трудящимся крестьянам, защиту интересов пролетариата, роспуск всех фашистских организаций, восстановление демократических свобод, борьбу с дороговизной и спекуляцией, переложение тяжести военных репараций на капиталистов, сохранение мира со всеми народами и установление дружественных отношений с Советской Россией. Реакционеры в свою очередь готовились к борьбе. С целью консолидации реакционных сил фашистская организация «Народный сговор» присоединила к себе ряд буржуазных партий, после чего образовалась одна правящая фашистская партия «Демократический сговор». Правительство вступило на путь открытого террора против коммунистов. 12 сентября по всей Болгарии были проведены налеты на помещения Коммунистической партии и квартиры коммунистов. Было арестовано около двух с половиной тысяч наиболее активных работников партии, разгромлены клубы, запрещены коммунистические газеты, объявлены вне закона профсоюзные объединения, введено военное положение. Однако фашистам не удалось захватить руководителей Коммунистической партии. Арестовали только политического секретаря Центрального Комитета - Христо Кабакчиева, после чего организационный секретарь Луканов занял и его пост.

Луканов единолично отменил намеченную на 14 сентября всеобщую политическую стачкупротеста против террористических актов фашистского правительства.

На провокации правительства рабочие ответили революционными выступлениями. В разных местах страны вспыхнули стихийные восстания против фашистского правительства. 19 сентября поднялись рабочие и крестьяне Стара-Загорского округа. Они захватили город Нову-Загору и многие села округа. В селе Мыглиж и некоторых других была провозглашена рабоче-крестьянская власть. Однако повстанцы не имели единого руководства, и в результате трехдневных кровопролитных боев они были разбиты войсками, которые правительство сумело перебросить из других округов.

В разгар этих событий, 20 сентября, на заседании Центрального Комитета Коммунистической партии после длительной борьбы с оппортунистической группой Лу-канова была принята директива начать 23 сентября всеобщее вооруженное восстание. Позднее, говоря о причинах, побудивших вынести это решение, Коларов и Димитров писали: «В этот критический момент, когда правительство задушило всякую возможность легальной борьбы и народные массы во многих местах поднимались стихийно, Коммунистическая партия была поставлена перед испытанием: оставить поднявшиеся на борьбу массы без руководства, что привело бы к разгрому революционных сил по частям, или стать на их сторону, попытаться объединить движение и придать ему единое политическое и организационное руководство; Коммунистическая партия хотя и сознавала вес трудности борьбы и недостатки организации, но, будучи партией трудящихся, другой позиции занять не могла, как только встать на защиту дела народа, выступая вместе с Земледельческим союзом, и призвать к восстанию на 23 сентября».

С самого начала определилось, что восстание не будет всеобщим. В Софии полиция еще 21 сентября арестовала нескольких членов созданного там военно-революционного комитета, а оставшиеся на свободе разослали по всему Софийскому округу директиву об отсрочке восстания. Предательская деятельность оппортунистов в Пловдивском, Русенском, Бургасском, Варненском, Шуменском окружных комитетах Коммунистической партии также затормозила организацию восстания. В некоторых районах Южной и Северо-Восточной Болгарии восстания все же произошли, но правительству удалось задушить их поодиночке.

Иначе сложилось положение в северо-западной части страны, где была лучше проведена подготовка и где действовал военно-революционный комитет во главе с Г. Димитровым, В. Коларовым и Г. Геновым. Народное восстание здесь началось в ночь на 24 сентября. Оно приобрело большой размах. Отряды восставших в течение нескольких дней были хозяевами почти всей Северо-Западной Болгарии и в ряде мест разбили правительственные войска. В некоторых районах власть перешла к революционным рабоче-крестьянским комитетам.

Фашисты собрали все свои силы, перебросили войска из других округов, мобилизовали офицеров и унтер-офицеров запаса, а также находившихся в Болгарии русских белогвардейцев-врангелевцев. Предприняв широкое наступление против повстанцев, правительственные войска к 30 сентября заняли Северо-Западную Болгарию.

Повстанческие отряды рассеялись, многие повстанцы эмигрировали. В стране победил режим фашистской диктатуры. Усилился разгул реакции. Более 20 тыс. рабочих, крестьян, представителей интеллигенции погибло в результате фашистского террора.

Героическое сентябрьское восстание болгарского народа по своему значению выходило далеко за пределы Болгарии, являясь одним из звеньев революционного кризиса, потрясшего капиталистическую Европу в 1923 г. Оно сыграло огромную роль в развитии классового самосознания болгарского пролетариата и в превращении Болгарской коммунистической партии в боевую, подлинно марксистскую, революционную организацию. В ходе сентябрьского восстания сложились основы союза между рабочими и крестьянами Болгарии и прочные антифашистские традиции.

Выступление рабочих Польши осенью 1923 г. Краковское восстание

Осенью 1923 г. инфляция, нищета и голод в Польше приняли огромные размеры. Дополнительным фактором, стимулировавшим борьбу польского народа, был революционный кризис в ряде стран Европы. В то время казалось, что в Германии скоро рухнет буржуазная власть. Это увеличивало веру польского пролетариата в свои силы и в возможность соединения его борьбы с революционной борьбой рабочих других стран.

В сентябре 1923 г. под руководством революционно настроенного Исполнительного Комитета фабзавкомов началась забастовка горняков Верхней Силезии, к которым присоединились металлисты, железнодорожники и работники телеграфа. По инициативе коммунистов возник орган единого фронта, руководивший стачкой,- «Комитет 21» во главе с видным деятелем Коммунистической партии Ю. Вечореком. Правительство направило в Верхнюю Силезию войска. Начались аресты. Тем не менее рабочие добились частичной победы - некоторого повышения заработка и еженедельной выплаты его, что в условиях инфляции имело большое значение.

В октябре стачечная волна поднялась еще выше: бастовали 408 тыс. человек. Правящие круги, решив обескровить Коммунистическую партию и тем самым приостановить нарастание революционного движения, пошли на провокацию. 13 октября правительственными агентами был произведен взрыв порохового склада в Варшаве. Власти обвинили в этом Коммунистическую партию, арестовали 2 тыс. коммунистов и других левых деятелей, закрыли ряд профессиональных союзов. Наступление реакции лишь обострило обстановку в стране.

Происходивший в октябре съезд профессионального союза железнодорожников постановил объявить 22 октября всеобщую забастовку на железных дорогах. В назначенный день забастовали рабочие краковских железнодорожных мастерских, затем стачка стала распространяться на крупные железнодорожные узлы и к концу октября охватила значительную часть страны. К железнодорожникам присоединились почтовые служащие. В эти же дни началась всеобщая стачка текстильщиков. Во многих местах состоялись демонстрации трудящихся.

Правительство объявило железнодорожников мобилизованными, ввело полевые суды, но и эти репрессии не остановили развития революционного движения. В начале ноября революционный подъем достиг высшей точки. Коммунистическая партия призвала рабочий класс объединить свои силы для свержения реакционного буржуазно-помещичьего правительства. В опубликованном партией воззвании указывалось, что все рабочие должны принять участие во всеобщей забастовке, назначаемой на 5 ноября, причем «не для демонстрации только, не ради однодневного выступления! Всеобщая забастовка должна продолжаться вплоть до победы!» Под давлением масс руководители Польской социалистической партии (ППС) и профсоюзов вынуждены были согласиться на объявление всеобщей стачки протеста против милитаризации железных дорог и введения военно-полевых судов. Однако, верные своей тактике колебаний, они назначили для горняков и текстильщиков другой срок начала забастовки - 7 ноября.

5 ноября началась всеобщая забастовка. Она охватила многие районы страны, но наиболее напряженное положение сложилось в Кракове, где рабочие бастовали уже несколько недель. Поэтому первый удар по всеобщей забастовке правительство решило нанести здесь. К Кракову были стянуты многочисленные отряды полиции из Кельце, Люблина, некоторые воинские части из Познани и других мест. Близ королевского замка Вавель были расставлены пулеметы для обстрела рабочих районов.

Утром 6 ноября полиция напала на рабочую демонстрацию и убила двух рабочих. Демонстранты вступили в бой. На помощь полицейским прибыли две роты солдат. Среди них было много западноукраинских и западнобелорусских крестьян. Солдаты стали брататься с рабочими и дали себя разоружить. Тогда войска открыли стрельбу из района Вавеля, но рабочие не отступили. Они отогнали полицейских, отбили атаки улан; не щадя своей жизни, они шли против броневиков и, захватив один из них, водрузили на нем красное знамя.

Большая часть Кракова перешла в руки восставших. Но стихийно возникшее восстание не имело должного руководства. Прошедшие перед этим по всей стране аресты обессилили Коммунистическую партию, и она не смогла стать во главе восстания и поднять весь польский пролетариат на его поддержку. Восставшему Кракову помогли только рабочие ближайших промышленных районов: 6 ноября произошли крупные уличные бои в центре нефтяной промышленности - Бориславе. Широкие массы трудящихся верили руководству ППС, и этим воспользовалась реакция. По договоренности с военным командованием и краковскими властями лидеры ППС заявили рабочим, что правительство пошло на уступки, а потому нужно прекратить борьбу. Восставшие поверили, сложили оружие и разошлись. Тотчас же начались аресты и суды над участниками восстания.

В течение еще нескольких дней рабочие, несмотря на полицейский и судебный террор, выходили на демонстрации протеста. В Кракове в похоронах убитых рабочих участвовали 100 тыс. человек. Когда в Бориславе во время демонстрации полиция убила трех рабочих, на их похороны вышли 50 тыс. человек. Однако эти выступления не могли уже ничего изменить.

Поражение польских революционных сил в 1923 г. было вызвано прежде всего расколом рабочего класса. Большинство рабочих шло за оппортунистическим руководством ППС, которое делало все возможное, чтобы не допустить создания единого рабочего фронта и перехода к революционным действиям. Профессиональные союзы также находились под влиянием правых лидеров; революционные деятели были главным образом в низовых профсоюзных организациях. Коммунистическая партия, обескровленная репрессиями, не занимала руководящих позиций в профсоюзах и не могла в период краковского восстания добиться единства действий пролетариата в масштабе всей страны. Революционная борьба крестьянства и угнетенных национальностей не слилась с борьбой восставших рабочих. Все это позволило реакции подавить революционные выступления польского рабочего класса. Известное значение имело также то, что еще раньше были разбиты революционные силы в Болгарии и Германии.

Версальские соглашения поставили Германию в крайне тяжелое положение. Вооруженные силы страны были резко ограничены. Германские колонии поделили между собой победители, и обескровленная германская экономика отныне могла опираться лишь на те сырьевые ресурсы, которые имелись на ее сильно сократившейся территории. Страна должна была выплатить большие репарации.

30 января 1921 г. в Париже завершила работу конференция стран Антанты и Германии, установившая общую сумму германских репараций в 226 млрд золотых марок, которая должна быть выплачена за 42 года. 3 марта соответствующий ультиматум был вручен министру иностранных дел Германии. В нем содержалось требование в течение 4 дней выполнить его условия. 8 марта, не получив ответа на ультиматум, войска Антанты оккупировали Дуйсбург, Рурорт и Дюссельдорф; одновременно были введены экономические санкции против Германии. 5 мая страны Антанты предъявили Германии новый ультиматум с требованием в течение 6 дней принять все новые предложения репарационной комиссии (выплатить в течение 66 лет 132 млрд марок, в том числе 1 млрд - немедленно) и выполнить все условия Версальского договора о разоружении и выдаче виновников мировой войны; в противном случае союзные войска угрожали полностью оккупировать Рурскую область. 11 мая 1921 г. кабинет рейхсканцлера Вирта за два часа до истечения срока ультиматума принял условия союзников. Но лишь 30 сентября французские войска были выведены из Рура. Впрочем, Париж не переставал думать об этом богатом регионе.

Объем репараций оказался Германии не по силам. Уже осенью 1922 г. правительство Германии обратилось к союзникам с просьбой о предоставлении моратория на выплату репараций. Но возглавляемое Пуанкаре французское правительство ответило отказом. В декабре глава Рейнско-Вестфальского угольного синдиката Стиннес отказался выполнять поставки по репарациям даже под угрозой занятия войсками Антанты Рура. 11 января 1923 г. 100-тысячный франко-бельгийский контингент оккупировал Рурский бассейн и Рейнскую область.

Рур (после того, как у Германии по Версальскому договору отобрали Верхнюю Силезию) давал стране около 80 % угля, здесь было сосредоточено более половины немецкой металлургии. Борьба за Рурскую область объединила немецкую нацию. Правительство призвало к пассивному сопротивлению, которое, впрочем, началось и без всяких призывов. В Руре встали предприятия, не работали транспорт и почта, не платились налоги. При поддержке армии развернулись партизанские действия и саботаж. Французы ответили на это арестами, депортациями и даже смертными приговорами. Но это не изменило ситуацию.

Потеря Рура привела к обострению экономического кризиса во всей стране. Из-за отсутствия сырья тысячи предприятий прекратили работу, возросла безработица, снизилась заработная плата, увеличилась инфляция: к ноябрю 1923 г. 1 золотая марка стоила 100 млрд бумажных. Веймарская республика зашаталась. 26 сентября канцлер Штреземан объявил о прекращении пассивного сопротивления в Рурской области и возобновлении выплаты Германией репараций. В этот же день было объявлено чрезвычайное положение. Отказ от сопротивления французам активизировал правых и левых экстремистов, а также сепаратистов во многих областях Германии. Коммунисты возложили вину за оккупацию Рура на правительство и призвали к акциям гражданского неповиновения и всеобщей стачке. С помощью рейхсвера восстания были подавлены в зародыше, хотя без крови не обошлось: в Гамбурге дело дошло до баррикадных боев. В ноябре 1923 г. коммунистическая партия была официально запрещена. 8–9 ноября 1923 г. в Мюнхене произошла попытка переворота, которую организовала до того мало кому известная организация правого толка - НСДАП.

С 26 сентября 1923 по февраль 1924 г. исключительными полномочиями в Германии в соответствии с чрезвычайным положением оказались наделены министр обороны Гесслер и начальник управления сухопутными силами рейхсвера генерал фон Сект. Эти полномочия на практике сделали генерала и армию диктаторами рейха.

Великобритания и США были недовольны непримиримой позицией Франции и настаивали на ведении переговоров по поводу установления более реальной суммы репараций. 29 ноября в Лондоне комиссия по репарациям создала два экспертных комитета для изучения вопроса стабилизации экономики Германии и обеспечения ею уплаты репараций. 16 августа 1924 г. там же завершила работу конференция стран Европы, США и Японии, принявшая новый репарационный план американского банкира Чарлза Дауэса.

В соответствии с планом Дауэса Франция и Бельгия эвакуировали войска из Рурской области (они начали это делать 18 августа 1924 г. и закончили через год). Был установлен скользящий график выплат (которые постепенно увеличивались с 1 млрд марок в 1924 г. до 2,5 млрд в 1928–1929 гг.). Главным источником покрытия репараций предполагались доходы государственного бюджета за счет высоких косвенных налогов на товары широкого потребления, транспортных и таможенных сборов. План ставил экономику Германии в зависимость от американского капитала. Стране предоставлялось 800 млн марок в качестве займа от США для стабилизации валюты. План был рассчитан на то, что немецкие промышленники и торговцы перенесут свою внешнеэкономическую деятельность в Восточную Европу. Принятие плана свидетельствовало об усилении в Европе влияния США и о провале попытки Франции установить свою гегемонию.

Выплата репараций должна была осуществляться как товарами, так и наличными деньгами в иностранной валюте. Для обеспечения платежей предусматривалось установление контроля союзников над германским государственным бюджетом, денежным обращением и кредитом, железными дорогами. Контроль осуществлялся специальным комитетом экспертов, во главе которого стоял генеральный агент по репарациям. Чарлза Дауэса называли спасителем Европы, а в 1925 г. он получил Нобелевскую премию мира.

16 октября 1925 г. в швейцарском городе Локарно завершила свою работу международная конференция, в которой участвовали представители Великобритании, Франции, Бельгии, Италии, Германии, Польши и Чехословакии. Конференция приняла Рейнский пакт, который обеспечивал неприкосновенность границ между Францией, Бельгией и Германией. Последняя окончательно отказалась от претензий на Эльзас и Лотарингию, а Франция - от притязаний на Рурскую область. Было подтверждено положение Версальского договора о демилитаризации Рейнской области и одобрен план Дауэса. Кстати, восточные германские границы не подпадали под систему выработанных в Локарно гарантий, что было частью антисоветской политики держав.