В Смоленске соединенные силы двух русских армий насчитывали до 120 тыс. воинов. В русских войсках, в отличие от Великой армии Наполеона, не было ни малейших признаков разложения. Солдаты и офицеры рвались в бой. Правда, в первой армии стало проявляться недовольство Барклаем де Толли. Кроме того, положение усугублялось отсутствием единоначалия: Барклай де Толли и Багратион обладали равными правами. 21 июля (2 августа) Багратион согласился подчиняться Барклаю де Толли как военному министру. Однако положение командующего было сложным, т. к. он не имел всей полноты власти. В армии сохранялась императорская Главная квартира. Беннигсен, Армфельд, герцог Вюртембергский, принц Ольденбургский и другие приближенные к государю лица группировались вокруг великого князя Константина, который практически в открытую называл Барклая де Толли изменником. Осуждали командующего 1-й армией флигель-адъютанты императора Александра – Потоцкий, Любомирский, Браницкий и другие. Отрицательно к Барклаю де Толли относился его начальник штаба – Ермолов. Багратион также резко критиковал действия командующего. Барклай де Толли выслал из армии флигель-адъютантов, но ничего не мог сделать с более высокими лицами из Главной квартиры. В результате слухи об «измене» просачивались в офицерскую и солдатскую массу.

Как уже отмечалось в статье ВО , командование русской армии собиралось ударить по левому флангу французов, в направлении Рудни, воспользовавшись распылением французских сил на большом расстоянии. Идею предложил генерал-квартирмейстер К. Ф. Толь, его поддержал Багратион. Барклай де Толли сдержано отнёсся к этому плану, но под давлением генералитета дал согласие на проведение наступательной операции. Наступление началось 26 июля (6 августа). Однако вскоре были получены неверные разведывательные данные о сосредоточении сил Наполеона у Поречья и стремлении противника обойти правый фланг русской армии. Поэтому Барклай де Толли выдвинул 1-ю армию к Поречью, а 2-ю к Приказ-Выдре на Рудненскую дорогу. Надо сказать, что из Витебска, где была ставка Наполеона, в Смоленск шло три дороги: через Поречье, Рудню и Красное. Наступлением через Поречье французы могли отбросить русскую армию к югу от дороги на Москву, движением через Рудню – ударить в лоб, через Красный – обойти русских с левого фланга, зайти в тыл, отрезать от основных баз снабжения, расположенных на юге. Русское командование посчитало наиболее опасными и вероятными направлениями Рудненскую и Пореченскую дороги. Дорога на Красный была прикрыта незначительным отрядом Неверовского.

Во время движения 1-й армии к Поречью казаки Платова нанесли поражение дивизии Себастиани на Молевых Болотах (). Три дня русские войска стояли в ожидании наступлении противника по Пореченской или Рудненской дорогам. Затем Барклай де Толли начал собирать силы на позиции у деревни Волоковой на Рудненской дороге. С 27 июля (8 августа) по 2 (14) августа войска совершали бессмысленные передвижения и теряли время. Багратион отрицательно отнёсся к этим маневрам, т. к. считал, что время для наступления упущено. 31 июля (12 августа) он начал отводить 2-ю армию к Смоленску. Багратион подозревал, что французы могут начать наступление через Красный. Он отвел основные силы к Смоленску, оставив на позиции только отряды Васильчикова и Горчакова.

Барклай де Толли, убедившись, что французы оставили дорогу на Поречье, решил передвинуть 2-ю армию к Надве. К 2 (14) августа обе армии заняли новые позиции. Они прикрыли Смоленск с северо-запада, но дорога с юго-запада была прикрыта слабо. В это время Наполеон двигался к Смоленску. 1 (13) августа французы вышли к переправам у Хомино и Расасны. Для удара по Смоленску Наполеон сосредоточил гвардию, 5 пехотных и 3 кавалерийских корпуса (всего около 185 тыс. штыков и сабель). В авангарде шли три кавалерийских корпуса Мюрата – 15 тыс. всадников. 2 (14) августа состоялся бой под Красным. Дивизия Неверовского, отряды Оленина и Лесли: всего 5 пехотных и 4 кавалерийских полка при 14 орудиях (около 7 тыс. человек) вступили в бой с кавалерией Мюрата. Русские войска самоотверженно дрались, но не могли сдержать натиск превосходящих сил противника. Отступающая дивизия Неверовского выдержала до 40 вражеских атак. Из-за сопротивления отряда Неверовского французы потеряли день.

Расположение войск и подготовка города к Смоленску

Известие о появлении противника у Красного поставило вопрос о немедленном отводе русских войск к Смоленску. 1-й армии необходимо было пройти 40 км, а 2-й армии – 30 км. Воспользовавшись тем, что 7-й пехотный корпус под началом генерал-лейтенанта Николая Николаевича Раевского отошел от Смоленска всего на 12 км, Багратион отдал ему приказ немедленно вернуться в город и поддержать дивизию Неверовского. В ночь со 2 (14) на 3 (15) августа 7-й корпус вернулся в Смоленск и сразу пошёл навстречу отряду Неверовского. В 6 км к западу от Смоленска корпус Раевского соединился с дивизией Неверовского. В результате под его началом оказалось около 15 тыс. солдат при 76 пушках. Генерал занял предместья города. Перед Раевским стояла сложная задача – до подхода основных сил армии Багратиона сдерживать армию Наполеона. В 17 часов 3 (15) августа кавалерия Мюрата и пехота Нея вышла к предместьям Смоленска, огибая город с юго-запада.

Город с 12-15 тыс. населением не был подготовлен к обороне. Крепость была построена ещё во времена Бориса Годунова, земляные укрепления были в запущенном состоянии. Массивные стены крепости толщиной в 5-6 м были серьёзным препятствием для вражеской артиллерии. Оборону крепости затрудняло обширное предместье, которое состояло в основном из деревянных построек. Из города вело трое ворот: Днепровские, Никольские и Малаховские. На Днепре был один постоянный и два наплавных моста, кроме того, у Днепровских ворот был брод. Смоленский губернатор К. И. Аш, успокоенный уверениями Барклая де Толли, что противник не подойдёт к городу, не предпринял мер по созданию запасов продовольствия, которого уже не хватало на две армии, проведению работ по сооружению земляных укреплений, эвакуации жителей и созданию ополченческих отрядов. Теперь Барклай де Толли поддержал инициативу смолян по созданию ополчения. Было решено сформировать из горожан и жителей губернии ополчение в количестве 20 тыс. человек. К Смоленску сосредотачивались ратники Смоленского, Вяземского, Дорогобужского, Сычевского, Рославльского и некоторых других уездов. Остальные уезды (Бельский, Гжатский, Юхновский и др.) должны были направить ратников к Дорогобужу. В короткие сроки удалось собрать 12 тыс. ратников. На обмундирование и вооружение ополченцев не было ни времени, ни ресурсов, поэтому почти все были снабжены только холодным .

Ополченцы первым делом принялись укреплять стены города, а потом приняли участие в защите города, сыграв большую роль в первый период сражения, до подхода 1-й и 2-й армий.

Николай Николаевич Раевский.

Сражение

4 (16) августа. Французы начали сражение 4 (16) августа около 7 часов утра. Ней развернул 3-й пехотный корпус с запада и начал артиллерийский огонь. Под прикрытием артиллерии в атаку пошел кавалерийский корпус Груши и выбил из Красненского предместья три полка 26-й пехотной дивизии. Затем пошла в наступление пехота Нея, но две вражеские атаки были отбиты русскими войсками. К 9 часам к Смоленску прибыл французский император. Он решил отложить генеральную атаку города до второй половины дня, когда подойдут основные силы армии.

Вечером 4 (16) августа корпус Нея сделал ещё одну попытку захватить Смоленск, но французское наступление вновь было отбито. Главную роль в отражении вражеских атак сыграла русская артиллерия. Бомбардировка крепости из 150 французских орудий также не дала положительных результатов. Раевский писал, что город удалось отстоять благодаря «слабости атак Наполеона, который не воспользовался случаем решить участь русской армии и всей войны». В середине дня к городу подошла 2-я кирасирская дивизия из состава 8-го пехотного корпуса и расположилась у Петербургского предместья. К вечеру подошли остальные части 2-й армии Багратиона. Войска 1-й армии прибыли поздно ночью. Одновременно сконцентрировались и французские войска. В результате 180 тыс. французская армия противостояла 110 тыс. русских войск.

Есть предположение, что Наполеон специально не особенно напирал 4 августа, дал сосредоточиться русской армии, чтобы разгромить её в одном генеральном сражении. Сражения желали и генералы русской армии. Багратион предложил дать бой французам и не отдавать Смоленска. Однако Барклай де Толли не хотел рисковать армией и отдал приказ об отступлении по Московской дороге. Первой должна была выступить 2-я армия, а за ней и 1-я армия. Получив этот приказ, Багратион сообщил, что планирует выступить к Дорогобужу, чтобы занять выгодную позицию и «дать неприятелю сильный отпор и уничтожить всего его покушения на Московскую дорогу». Командующий 2-й армии просил Барклая де Толли не отступать от Смоленска и удерживать позицию всеми силами.

В ночь с 4 на 5 августа 7-й корпус Раевского был заменен на 6-й пехотный корпус под началом генерала от инфантерии Дмитрия Сергеевича Дохтурова и 3-ю пехотную дивизию генерал-лейтенант Петра Петровича Коновницына. Кроме того, в Смоленске оставались 27-я пехотная дивизия Неверовского и один егерский полк 12-й дивизии. Всего в городе 5 (17) августа оставалось 20 тыс. солдат при 180 орудиях против 185 тыс. французов имевших 300 пушек. Основные силы 1-й армии были расположены на правом берегу Днепра.

Дмитрий Сергеевич Дохтуров

5 (17) августа. Наполеон расположил на правом фланге силы Мюрата и Понятовского, в центре стоял Даву, на левом фланге – Ней. Гвардия была в резерве, за войсками Даву. На рассвете французские войска захватили окраины предместий, но вскоре русские выбили их оттуда. До середины дня шла артиллерийская перестрелка, и происходили отдельные стычки. Французский император ожидал, что русская армия выйдет в поле для генерального сражения.

Но когда Наполеону сообщили о движении русских войск по Московской дороге, французы активизировали свои действия. Наполеон приказал корпусу Жюно пойти наперерез русской армии, но французы не смогли найти брод через Днепр, а переправочных средств у них не было. Осталось одно – взять город и ударить во фланг русским войскам.

В 3 часа началась генеральная атака Смоленска. От огня французской артиллерии загорелись предместья. Французы пробились к крепостным стенам, но здесь их атака была отбита. Противник понес тяжелые потери. Важную роль в отражении вражеского наступления сыграла русская артиллерия, её в большом количестве установили на земляных укреплениях перед стенами крепости. Ней смог захватить Красненское предместье, но он не решился штурмовать королевский бастион (пятиугольное насыпное укрепление, построенное ещё поляками в юго-западном углу города). В 5 часов войска Даву пошли в атаку в районе Малаховских ворот и достигли некоторого спеха. Но в это время в город перебросили 4-ю пехотную дивизию герцога Евгения Вюртембергского (из состава 2-го пехотного корпуса) и она отбросила французов.

Новые вражеские атаки произошли между 6 и 7 часами, в атаку в основном шли польские части. Натиск отбили с тяжёлыми потерями для наступающих. Убедившись в невозможности взять город, Наполеон приказал отозвать войска и усилить бомбардировку Смоленска. В результате город запылал. Уже в темноте русские войска отразили ещё одну атаку. Смоленск и переправа через Днепр остались в русских руках.

Русские войска за два дня сражения потеряли 9,6 тыс. человек, французы 12-20 тыс. (данные исследователей отличаются друг от друга), из них около 1 тыс. пленными. Город был сильно разрушен, значительная часть построек сгорела. Продолжать сражение было опасно. Наполеон обладал значительным численным преимуществом и мог сковать под городом основные силы русской армии, найти переправу через Днепр и выйти в тыл русским войскам. В результате французы могли отрезать русскую армию от Московской дороги, оттеснив русских на северо-восток. Барклай де Толли отдает приказ на отход.

6 (18) августа. Войска 1-й армии отошли на Пореченскую дорогу и остановились в 3 км к северу от Смоленска. Вслед за главными силами отошли части защищавшие город. В Смоленске оставили только два егерских полка 17-й пехотной дивизии для наблюдения за неприятелем. Постоянный мост через Днепр разрушили, а понтонные переправы были разведены и сломаны. К утру 6 (18) августа город, кроме Петербургского предместья на правом берегу Днепра, был оставлен. Большая часть населения покинула Смоленск во время сражения и вместе с войсками. В этот день войска Великой армии вошли в Смоленск, и начался бой за Петербургское предместье. Французы под прикрытием артиллерии перешли реку бродом около моста и заняли выгоревшее Петербургское предместье. Французские саперы начали работу по наведению переправы. Русский арьергард безуспешно пытался выбить противника. Одновременно часть солдат французской армии занялась мародерством.

Армия Багратиона оставила свою позицию на Валутиной горе и направилась на Дорогобуж по Московской дороге, к Соловьевой переправе через р. Днепр, освобождая дорогу 1-й армии. Войска Барклая-де-Толли шли на Московскую дорогу кружным путём, сначала они направились на север к Поречью, а потом повернули на юг и вышли на Московскую дорогу. Прикрывал армию арьергард в несколько тысяч солдат под командой генерал-майора Тучкова 4-го, на который нападал французский авангард под началом маршала Нея. Чтобы вывести всю свою армию на Московскую дорогу, 7 (19) августа Барклай де Толли дал бой у Валутиной горы.

Итоги

Захват Смоленска стал крупным успехом армии Наполеона. Русская армия больше до самой Москвы не имела крупного опорного пункта. Не зря Кутузов прочитав донесении о падении Смоленска сказал: «Ключ к Москве взят».

Однако Наполеон не смог вынудить русские войска вступить в генеральное сражение и разгромить их в одной битве. Перед ним снова стала дилемма, что и в Витебске: что делать дальше? Остановиться и продолжить наступление в 1813 году (если Петербург не попросит мира), или продолжать преследование русских войск, чтобы вынудить их вступить в генеральное сражение. Первоначально он склонялся к остановке. Он сказал Даву: «Теперь моя линия отлично защищена. Остановимся здесь. За этой твердыней я могу собрать свои войска, дать им отдых, дождаться подкреплений и снабжения из Данцига. … До весны нужно организовать Литву и снова создать непобедимую армию. Тогда, если мир не придет искать нас на зимних квартирах, мы пойдём и завоюем его в Москве». Но затем французский владыка решил, что русская армия потеряла боеспособность. Поэтому необходимо идти дальше, не останавливаясь в Смоленске.

Русские войска показали в Смоленском сражении высокую боеспособность и моральный дух. Командование сохранило армии, которые отступая, наносили сильные удары неприятелю. Так, после Смоленского сражения Наполеон смог повести дальше только примерно 135-140 тыс. солдат.

Необходимо отметить, что в Смоленском сражении оба верховных командования оказались не на высоте. Русские войска ослабляли разногласия между Барклаем де Толли и Багратионом, недоверие значительной части высшего офицерства к военному министру. Дело дошло до обвинений в трусости и даже предательстве. Багратион после Смоленского сражения в письме Аракчееву дал оценку Барклаю де Толли: «Ваш министр, может, хорош по министерству, но генерал не то что плохой, но дрянной…». В русской армии отсутствовало единоначалие. Смоленск не был заблаговременно подготовлен к обороне: крепления устарели, давно не обновлялись, не подготовили продовольствия и боеприпасов.

Наполеон не использовал всех своих возможностей и ресурсов для достижения победы. Он имел полное превосходство в силах, но не начал решительного наступления, чтобы захватить Смоленск с ходу. Штурм города велся нерешительно, поэтому Смоленск не взяли. Русские части сами оставили город, когда сочли это необходимым. Битва за Смоленск ещё более ослабила моральный дух и наступательный порыв Великой армии.

Общая численность их войска достигла 120 тысяч человек. Главнокомандующий Барклай изъявил намерение, к общей радости солдат, наконец начать наступление на неприятеля, армия двинулась вперед, в прямом направлении к Витебску. Но едва сделала она несколько переходов, как было получено известие, что неприятельские войска тянутся между Двиною и Днепром на Поречье; Барклай взял вправо, к северу от Смоленска. Известие было, однако, ложным: Наполеон шел в противоположную сторону, на Красный, без труда перевел через Днепр до 200 тысяч человек и устремился к Смоленску с юга в несомненной надежде овладеть им врасплох, зайти русской армии в тыл и отрезать ее как от Москвы, так и от южных губерний.

Военные действия под Смоленском в 1812 году. План

Искусное движение его едва не увенчалось полным успехом: в Смоленске находился один полк. Русский главнокомандующий стоял в 40 верстах, нисколько не подозревая об угрожавшей ему опасности, а неприятель был уже в Красном, откуда прежде русской армии он мог достигнуть Смоленска. Дорога почти была открыта: при Красном находился только семитысячный отряд, составленный большею частью из рекрут, еще не видавших огня. Наполеон даже не думал о нем. Но этим отрядом командовал генерал Неверовский . С горстью людей он решился удержать неприятеля хоть на несколько часов и вступил в жестокую борьбу со всем авангардом французской армии. Многочисленная конница неприятеля, предводимая самим Мюратом , стремительно напала на него 2 (14) августа 1812 огромными массами с фронта, с флангов, с тыла. При самом начале сражения Неверовский потерял все бывшие при нем орудия, но не потерял присутствия духа. Свернув батальоны в каре, он встретил врагов с мужеством героя, опрокинул их и начал отступать медленно, стройно, задерживая неприятеля на каждом шагу, отражая его ружейным огнем и штыками; он отступал как лев, по словам французов. Мюрат сорок раз пускал в атаку свою кавалерию, истощил все свои усилия, и все напрасно: Неверовский отбился, дав время корпусу Раевского занять Смоленск.

Генерал Дмитрий Петрович Неверовский. Портрет работы Дж. Доу, 1823-1825

Но опасность еще не миновала. Главнокомандующий, не имея верных сведений о том, что происходило на левом берегу Днепра, оставался в прежней позиции своей, между тем как все силы Наполеона грозною тучею облегали Смоленск с трех сторон, чтобы на другой день взять его и, овладев московскою дорогою, ударить в тыл главной армии нашей. Генерал Раевский , известив Барклая-де-Толли о настоящем положении дел, решился с 16-тысячным корпусом оборонять, до прибытия армии, город обширный, обнесенный ветхими укреплениями, воздвигнутыми еще в конце XVI века, против 200 000 человек. 4 (16) августа 1812 на рассвете французы пошли на приступ во многих местах; главный натиск был на королевский бастион, где стоял Паскевич . Раевский хотел лучше погибнуть под развалинами Смоленска, чем уступить его врагам, сражался целый день и к вечеру отбил неприятеля, уже на виду главной армии, которая не шла, а бежала к месту сражения и сосредоточивалась на противоположном берегу Днепра.

Наполеон ждал, что Барклай-де-Толли для спасения Смоленска решится на битву, приготовился встретить его в открытом поле, заранее торжествуя победу. Главнокомандующий мыслил иначе: менее чем когда-либо считал он возможным вступить в бой с неприятелем почти вдвое сильнейшим; главною заботою его было снова овладеть московскою дорогою, едва не занятою врагами, и сблизиться с ополчением, которое спешило из Москвы и Калуги, чтобы хотя несколько уравновесить свои силы с силами Наполеона. Вследствие чего решено было: армии отступить по направлению к Дорогобужу; а для прикрытия отступления корпусу Дохтурова , сменившему утомленные войска Раевского, оборонять Смоленск до последней возможности.

Смоленское сражение 1812. Картина П. фон Гесса, 1846

Наполеон на рассвете 5 (17) августа 1812 возобновил приступы, впрочем слабо, в надежде выманить Барклая в открытое поле; узнав, наконец, что русская армия потянулась правым берегом Днепра к Дорогобужу, он спешил овладеть Смоленском, чтобы напасть на нее, и повел общую атаку; половина французской армии вступила в дело. Атака не удалась; Дохтуров отразил врагов на всех пунктах. День склонялся к вечеру. Наполеон, вне себя от ярости, велел идти напролом, и накануне Преображения Господня решилась участь Смоленска. Загремела страшная канонада; город вспыхнул во многих местах; пожар разлился рекою; бомбы градом падали на дома и церкви, где толпились несчастные смоляне с женами и детьми, испуская вопли отчаяния. Здания разрушались, башни падали; но русское войско стояло по стенам непоколебимо и с хладнокровным мужеством отражало врагов, ломившихся в город. Дохтуров и Коновницын отбивали французов; Неверовский – поляков. С наступлением ночи неприятель удалился с потерею 12 000 человек.

Главнокомандующий, достигнув своей цели, велел Дохтурову оставить развалины Смоленска и присоединиться к армии, которая была в полном движении к Дорогобужу. Наполеон, все еще надеясь настигнуть ее, занял опустевший Смоленск и перевел на московскую дорогу главные силы свои в намерении догнать рассеянные корпуса наши. В самом деле, маршалу Нею и Мюрату удалось отрезать наш арьергард; но храбрый Павел Тучков (Тучков 3-й) успел спасти его, пожертвовав своим отрядом и собственною свободою (он попал в плен к французам). Армия отступила к Дорогобужу, оттуда к Вязьме, наконец к Цареву-Займищу в таком порядке, что Наполеон, следуя за нею по пятам и имея почти непрерывно стычки с нашим арьергардом, не успел отбить ни одного орудия, ни одной повозки.

На пути от Смоленска неприятель находил одни развалины сел и деревень, сожженных самими жителями, которые скрывались в лесах, предав огню все, чего не могли взять с собою. Он шел без проводников и часто блуждал по проселочным дорогам. Война сама собою принимала такой точно вид, как за сто с лишним лет пред тем, во время нашествия Карла XII , с тою только разностью, что Петр Великий действовал по плану заранее предначертанному, с полным и ясным убеждением в необходимости уклоняться от решительного боя, доколе неприятель, завлеченный в безлюдные пустыни, не ослабеет в своих силах. Петр не щадил ни городов, ни сел, предавал их огню, строго приказывал народу удаляться в леса, и Карл на пути своем везде находил пепел, развалины и безлюдные пустыни. То же встречал и Наполеон благодаря самоотвержению русского народа, который, по влечению собственного ума и сердца, старался вредить неприятелю, не щадя ни крова своего, ни последнего имущества. Следствия долженствовали быть неминуемо те же, какие испытал Карл XII под Полтавою, и беспристрастное потомство никогда не забудет великой заслуги Барклая-де-Толли, спасшего русскую армию постоянным уклонением от боя, который погубил бы ее невозвратно, вместе с Россией и с Европой.

По материалам работ выдающегося дореволюционного историка Н. Г. Устрялова .

Между русской армией и французскими войсками произошло 16-18 (4-6 по старому стилю) августа 1812 года.

Русские войска в составе 1-й Западной армии под командованием генерала от инфантерии Михаила Барклая де Толли и 2-й Западной армии под командованием генерала от инфантерии Петра Багратиона общей численностью 120 тысяч человек 3 августа (22 июля по старому стилю) соединились в районе Смоленска и развернули наступление на Рудню, Витебск. Для прикрытия Смоленска с юго-запада к предместью Красненское был направлен отряд генерал-майора Дмитрия Неверовского в составе 7 тысяч человек и 14 орудий.

Наполеон, увидев в наступлении русских войск опасность для растянутой по фронту французской армии (около 200 тысяч человек), перегруппировал свои войска к правому крылу и возобновил наступление. Обойдя левый фланг русских войск, он устремился к Смоленску с целью овладеть городом, выйти в тыл русской армии и навязать ей генеральное сражение. Упорное сопротивление отряда Неверовского в районе предместья Красненское задержало авангард французской армии под командованием маршала Иоахима Мюрата в составе 22 тысяч человек на сутки. Это позволило русскому командованию организовать оборону Смоленска силами 7-го пехотного корпуса под командованием генерал-лейтенанта Николая Раевского в составе 13 тысяч человек до подхода к городу вражеских войск. К этому важному стратегическому пункту, прекратив наступление, также направились русские 1-я и 2-я Западные армии.

Утром 16 (4 по старому стилю) августа к городу подошел корпус маршала Нея в составе 22 тысяч человек и попытался с ходу овладеть им, но был отбит войсками Раевского. Наполеон, стянув к Смоленску корпуса маршалов Нея, Даву, генерала Понятовского, кавалерию Мюрата и гвардию - всего до 140 тысяч человек и 350 орудий - решил здесь дать русской армии генеральное сражение.

Французская артиллерия начала обстрел крепости. Около полудня к Смоленску подошла 2-я Западная армия, и Багратион усилил корпус Раевского 2-й гренадерской дивизией под командованием принца Карла Мекленбургского. Защитники города в течение дня самоотверженно отражали атаки противника, который ввел в бой около 45 тысяч человек.

Вечером главные силы Наполеона сосредоточились на высотах левого берега Днепра. К этому времени к Смоленску прибыла 1-я Западная армия и заняла высоты на правом берегу реки. Главнокомандующий русскими войсками генерал Барклай де Толли, стремясь сохранить армию, решил, вопреки мнению Багратиона, оставить Смоленск и приказал 2-й Западной армии отходить по Московской дороге, а 1-й Западной армии - удерживать город для обеспечения отхода.

Оборона Смоленска была возложена на 6-й пехотный корпус под командованием генерала от инфантерии Дмитрия Дохтурова, усиленный 3-й пехотной дивизией под командованием генерал-лейтенанта Петра Коновницына - всего до 20 тысяч человек и 170 орудий.

17 (5 по старому стилю) августа в 8 часов утра Дохтуров атаковал и выбил войска противника из Мстиславльского и Рославльского предместий города. По приказу Барклая де Толли на правом берегу Днепра выше и ниже Смоленска были развернуты две сильные группы артиллерии под общим командованием генерал-майора Александра Кутайсова с задачей фланговым огнем поражать вражеские войска, атакующие крепость.

В 14 часов Наполеон бросил войска на штурм Смоленска. После двухчасового боя они заняли Мстиславльское, Рославльское и Никольское предместья. Барклай-де-Толли направил на помощь Дохтурову 4-ю пехотную дивизию под командованием принца Евгения Вюртембергского. Овладев предместьями, противник установил около 150 орудий для разрушения городских стен.

Вечером французам удалось на короткое время овладеть Малаховскими воротами и Красненским предместьем, однако русские войска решительной контратакой заставили их отступить. В результате интенсивного артиллерийского обстрела противника в городе начались пожары.

К 22 часам бои утихли во всех пунктах. Войска Дохтурова в составе около 30 тысяч человек, отразив натиск врага, удержали за собой Смоленск. Однако в связи с большими разрушениями и сильными пожарами в ночь на 18 (6 по старому стилю) августа русские были вынуждены оставить город. Корпус Дохтурова, уничтожив мост, отошел на правый берег Днепра.

В результате Смоленского сражения был сорван замысел Наполеона - навязать русской армии генеральное сражение под Смоленском в невыгодных для нее условиях. Русские генералы и офицеры проявили высокое искусство управления войсками в тяжелом оборонительном сражении в условиях значительного превосходства врага в силах и средствах. Наполеоновские войска в сражении потеряли до 10-12 тысяч человек, а русские - 6-7 тысяч человек.

7 (19) августа французские войска под командованием маршала Даву вступили в Смоленск. Город лежал в руинах и был охвачен пожарами. Это произвело на войска Наполеона гнетущее впечатление: в разрушенном Смоленске солдаты и офицеры не имели возможности расположиться и отдохнуть. Из 15 тысяч жителей города в нём осталось около тысячи, остальные погибли или бежали с русской армией.

Итоги сражения. Увековечение памяти

Смоленское сражения сорвало замысел Наполеона - навязать русской армии генеральное сражение в заведомо невыгодных для неё условиях. Сам император впоследствии признавал, что ему не удалось «застать Смоленск врасплох». После битвы под Смоленском император стал искать мира с Россией. Русские военачальники и офицеры проявили высокое искусство управления войсками в тяжёлом оборонительном сражении в условиях значительного превосходства противника в силах и средствах. Войска Наполеона потеряли в боях под Смоленском в общей сложности около 10-12 тысяч человек, а русские - 6-7 тысяч человек.

К. Клаузевиц писал, что оборона Смоленска была «странным явлением»: «Она не могла превратиться в генеральное сражение, потому что, естественно, что после потери Смоленска русские, отославшие назад одну треть своих сил с Багратионом, не стали бы ввязываться в новое дело; а если бы русские и не потеряли Смоленска, то здесь они никоим образом не могли перейти в наступление на французскую армию, так как это было бы противно разуму допустить, чтобы французы позволили постепенно подвергать себя истреблению, штурмуя стены этого города и тем самым подготовляя себе поражение. Следовательно, здесь мог произойти лишь частный бой, который не мог внести изменения в общее положение обеих сторон, выражавшееся в наступлении французов и отступлении русских. Преимущества, которыми располагал здесь Барклай, заключались, во-первых, в том, что это был бой, который никоим образом не мог привести к общему поражению, что вообще легко может иметь место, когда целиком ввязываются в серьезный бой с противником, обладающим значительным превосходством сил».

Первый памятник защитникам Смоленска появился в городе ещё 5 ноября 1841 года, в день годовщины его освобождения от французов. Автором монумента в византийском стиле стал А. Адамини. На восьми гранях пирамидального памятника были изображены икона Смоленской Божией Матери «Одигитрия» и план битвы, а также указаны имена русских военачальников, число войск и потерь обеих сторон в Смоленском сражении.

В 1912 году, в год столетнего юбилея войны с Наполеоном, в Смоленске был торжественно открыт городской бульвар 1812 года, а в нём - бюст М.И. Кутузова. На церемонии открытия присутствовал сам . В том же году в городе был открыт памятник Второму пехотному императора Софийскому полку, который получил боевое крещение как раз во время обороны Смоленска. Наконец, в 1913 году в Смоленске появился заложенный ещё годом ранее знаменитый памятник защитникам Смоленска в войне 1812 года авторства Н. С. Шуцмана. К столетию Смоленского сражения в городе были изданы книги и брошюры, посвящённые этому событию, устроены спектакли и народные гуляния, прошли три автопробега.

Отечественная война 1812 года. Сражение под Смоленском

16 августа Наполеон подошел к Смоленску и поселился в помещичьем доме в деревне Любне. План его заключался в том, чтобы корпуса Даву, Нея и Понятовского штурмовали и взяли Смоленск, а в это же время корпус Жюно, обойдя Смоленск, вышел бы на большую Московскую дорогу и воспрепятствовал отступлению русской армии, если бы Барклаи захотел снова уклониться от боя и уйти из Смоленска по направлению к Москве.

В шесть часов утра 16 августа Наполеон начал бомбардировку Смоленска, и вскоре произошел первый штурм. Город оборонялся в первой линии дивизией Раевского. Сражение шло, то утихая, то возгораясь, весь день. Но весь день 16 августа усилия Наполеона овладеть Смоленском были напрасны. Настала ночь с 16 на 17 августа. Обе стороны готовились к новой смертельной схватке. Ночью по приказу Барклая корпус Раевского, имевший громадные потери, был сменен корпусом Дохтурова. В четыре часа утра 17 августа битва под стенами Смоленска возобновилась, и почти непрерывный артиллерийский бой длился 13 часов, до пяти часов вечера того же 17 августа. В пять часов вечера весь “форштадт” Смоленска был объят пламенем и стали загораться отдельные части города. Приступ за приступом следовал всякий раз после страшной канонады, служившей подготовкой, и всякий раз русские войска отбивали эти яростные атаки. Настала ночь с 17 на 18 августа, последняя ночь Смоленска. В ночь с 17 на 18-е канонада и пожары усилились. Вдруг среди ночи русские орудия умолкли, а затем французы услышали страшные взрывы неслыханной силы: Барклай отдал приказ армии взорвать пороховые склады и выйти из города. Войска под Смоленском сражались с большим одушевлением и вовсе не считали себя побежденными в тот момент, когда пришел приказ Барклая об оставлении города. Но Барклай видел, что Наполеон стремится здесь, в Смоленске, принудить его наконец к генеральному сражению, повторить Аустерлиц на берегах Днепра, среди развалин горящего Смоленска, в то время когда Багратион с частью армии идет к Дорогобужу и явно не успеет прийти на поле битвы.

Из Смоленска нужно было уйти, промедление грозило неминуемой гибелью. Он знал, что скажут о нем, но не видел другого выхода; впрочем, судьба Барклая уже все равно была решена.

Обстоятельства гибели Смоленска произвели очень сильное впечатление на французов.

Весь долгий летний день шла канонада Смоленска, и повторные штурмы не прекращались. Остатки почти истребленной дивизии Неверовского примкнули к корпусу Раевского. Держаться было неимоверно трудно, но русские войска держались. Наступал уже вечер, и пожары в разных частях города стали гораздо заметнее, картина погибающего города сделалась особенно зловещей. “Опламененные окрестности, густой разноцветный дым, багровые зори, треск разрывающихся бомб, гром пушек, кипящая ружейная пальба, стук барабанов, вопль, стоны старцев, жен и детей, весь народ, упадающий на колени с возведенными к небу руками, - вот что представлялось нашим глазам, что поражало слух и что раздирало сердце, - говорит очевидец Иван Маслов. - Толпа жителей бежала от огня, не зная куда... Полки русских шли в огонь, одни спасали жизнь, другие несли ее на жертву. Длинный ряд подвод тянулся с ранеными. В глубокие сумерки вынесли из города икону смоленской богоматери, унылый звон колоколов сливался с треском падающих зданий и громом сражения”. Наступила ночь. Смятение и ужас происходящего еще усилились.

В два часа ночи 18 августа, после взрыва пороховых складов, казаки проскакали по улицам Смоленска, оповещая об отступлении русской армии и приглашая тех, кто хочет уходить из города, собираться немедленно, пока еще не зажжен днепровский мост. Часть населения, кто в чем был, бросилась за уходящими русскими войсками, часть осталась. В четыре часа утра маршал Даву вошел в город. К продолжавшимся пожарам прибавились немедленно начавшиеся грабежи со стороны солдат наполеоновской армии, больше всего поляков и немцев; французы, голландцы, итальянцы грабили, судя по всем показаниям, гораздо меньше. Около двух тысяч человек, выбежавших на улицу из горевших домов, бросились в собор, где и укрылись. Многие там прожили больше двух недель.

Уже на рассвете 18 августа, когда Наполеон перед Смоленском проснулся, думая, что в этот день произойдет наконец генеральная битва, и ему в ответ показали на заднепровскую даль и на густые массы движущихся от Смоленска к востоку войск, он понял, что отступающий Барклай снова ушел от битвы и что Смоленск отныне, с точки зрения русского командования, только заслон, который должен несколько задержать преследование.

Еще накануне, глядя в подзорную трубу на русские войска, входившие в Смоленск, Наполеон с радостью воскликнул: “Наконец, я их держу в руках!”

Но русская армия опять выскользнула из его рук.

Русские войска бились под Смоленском так, что даже в самых беглых, самых деловых, сухих французских отчетах и воспоминаниях авторы то и дело отмечают удивительные эпизоды. Так называемое Петербургское предместье Смоленска уже давно пылало ярким пламенем. Смоленск уже был покинут русскими, и в горевший город разом через несколько крайних улиц вступали французские войска. Русский арьергард под предводительством генерала Коновницына и полковника Толя отчаянно оборонялся, продолжая задерживать неприятеля. Русские стрелки рассыпались по садам и в одиночку били в наступающую густую французскую цепь и в прислугу французской артиллерии. Русские не хотели оттуда уходить ни за что, хотя, конечно, знали о неминуемой близкой смерти. “В особенности между этими стрелками выделился своей храбростью и стойкостью один русский егерь, поместившийся как раз против нас, на самом берегу, за ивами, и которого мы не могли заставить молчать ни сосредоточенным против него ружейным огнем, ни даже действием одного специально против него назначенного орудия, разбившего все деревья, из-за которых он действовал, но он все не унимался и замолчал только к ночи, а когда на другой день по переходе на правый берег мы заглянули из любопытства на эту достопамятную позицию русского стрелка, то в груде искалеченных и расщепленных деревьев увидали распростертого ниц и убитого ядром нашего противника, унтер-офицера егерского полка, мужественно павшего здесь на своем посту”, - говорит французский артиллерийский полковник Фабер дю Фор.

С удивлением констатировали очевидцы, что под Смоленском солдаты так жаждали боя, что начальникам приходилось шпагой отгонять их там, где они слишком уж безрассудно подставляли себя под французскую картечь и штыки. Вот показание сухого, деловитого И. П. Липранди: “С рассветом... началась перестрелка в цепи стрелков, расположенных вне города. Перестрелка эта все более и более усиливалась, по мере сгущения французской передовой цепи. В 10 часов приехал Барклай де Толли и остановился на террасе Малаховских ворот... Вправо от помянутых ворот за форштатом расположен был Уфимский полк. Там беспрерывно слышны были крики “ура!”, и в то же мгновение огонь усиливался. В числе посланных туда с приказанием - не подаваться вперед из предназначенной черты, был послан и я с подобным же приказанием. Я нашел шефа полка этого генерал-майора Цыбульского в полной форме, верхом в цепи стрелков. Он отвечал, что не в силах удержать порыва людей, которые после нескольких выстрелов с французами, занимающими против них кладбище, без всякой команды бросаются в штыки. В продолжение того времени, что генерал-майор Цыбульский мне говорил это, в цепи раздались “ура!” Он начал кричать, даже гнать стрелков своих шпагою назад (курсив всюду мой. - Е. Т.), но там, где он был, ему повиновались, и в то же самое время в нескольких шагах от него опять слышалось “ура!” и бросались на неприятеля. Одинаково делали и остальные полки этой дивизии... в первый раз здесь сошедшиеся с французами...” “Ожесточение, с которым войска наши, в особенности пехота, сражались под Смоленском... невыразимо. Нетяжкие раны не замечались до тех пор, пока получившие их не падали от истощения сил и течения крови”.

Смоленская трагедия была особенно страшна еще и потому, что русское командование эвакуировало туда большинство тяжелораненых из-под Могилева, Витебска, Красного, не говоря уже о раненых из отрядов Неверовского и Раевского. И эти тысячи мучающихся без медицинской помощи людей были собраны в той части Смоленска, которая называется Старым городом. Этот Старый город загорелся, еще когда шла битва под Смоленском, и сгорел дотла при отступлении русской армии, которая никого не могла оттуда спасти. Французы, войдя в город, застали в этом месте картину незабываемую. “Сила атаки и стремительность преследования дали неприятелю лишь время разрушить мосты, но не позволили ему эвакуировать раненых; и эти несчастные, покинутые таким образом на жестокую смерть, лежали здесь кучами, обугленные, едва сохраняя человеческий образ, среди дымящихся развалин и пылающих балок. Многие после напрасных усилии спастись от ужасной стихии лежали на улицах, превратившись в обугленные массы, и позы их указывали на страшные муки, которые должны были предшествовать смерти. Я дрожал от ужаса при виде этого зрелища, которое никогда не исчезнет из моей памяти. Задыхаясь от дыма и жары, потрясенные этой страшной картиной, мы поспешили выбраться за город. Казалось, я оставил за собою ад”, - говорит полковник Комб.

“Мой друг! Я в Смоленске с сегодняшнего утра. Я взял этот город у русских, перебив у них 3 тысячи человек и причинив урон ранеными в три раза больше. Мое здоровье хорошо, жара стоит чрезвычайная. Мои дела идут хорошо”, - писал Наполеон 18 августа императрице.

Лживые бюллетени и официальные известия Наполеона, конечно, не давали понятия о действительности.

Для публики, для Парижа, для Европы можно было, конечно, писать все, что угодно. “Жара - крайняя, много пыли, и нас это несколько утомляет. У нас тут была вся неприятельская армия; она имела приказ дать тут сражение и не посмела. Мы взяли Смоленск открытой силой. Это очень большой город, с солидными стенами и фортификациями. Мы перебили от 3 до 4 тысяч человек у неприятеля, раненых у него втрое больше, мы нашли тут много пушек: несколько дивизионных генералов убито, как говорят. Русская армия уходит, очень недовольная и обескураженная, по направлению к Москве”, - так сообщал Наполеон своему министру герцогу Бассано о взятии Смоленска. Но сам император и его штаб нисколько подобной словесностью не обманывались. “Продиктовав это письмо, его величество немедленно бросился на постель”, - гласит характерная приписка, сделанная отправителем эстафеты, чтобы объяснить герцогу Бассано отсутствие собственноручной императорской подписи. Наполеон был страшно утомлен не только жарой и не только пылью, а всем, что его окружало в Смоленске.

Итальянский офицер Чезаре Ложье со своей частью из корпуса вице-короля Италии Евгения Богарне проходил через Смоленск на другой день после взятия города французами. В своих воспоминаниях он пишет: “Единственными свидетелями нашего вступления в опустошенный Смоленск являются дымящиеся развалины домов и лежащие вперемежку трупы своих и врагов, которых засыпают в общей яме. В особенно мрачном и ужасном виде предстала перед нами внутренняя часть этого несчастного города. Ни разу с самого начала военных действий мы еще не видели таких картин: мы ими глубоко потрясены. При звуках военной музыки, с гордым и в то же время нахмуренным видом проходили мы среди этих развалин, где валяются только несчастные русские раненые, покрытые кровью и грязью... Сколько людей сгорело и задохлось!.. Я видел повозки, наполненные оторванными частями тел. Их везли зарывать... На порогах еще уцелевших домов ждут группы раненых, умоляя о помощи... На улицах встречаем в живых только французских и союзных солдат... Они отправляются шарить по улицам, надеясь отыскать что-нибудь пощаженное огнем. Потушенный теперь пожар истребил половину зданий: базар, магазины, большую часть домов... И вот среди этих груд пепла и трупов мы готовимся провести ночь с 19-го на 20-е”. В соборе лежали вповалку мертвые, умирающие, раненые, здоровые, мужчины, старики, женщины, дети. “Целые семьи, покрытые лохмотьями, с выражающими ужас лицами, в слезах, изнуренные, слабые, голодные, сжались на плитах вокруг алтарей... Все дрожали при нашем приближении... К несчастью, большинство этих несчастных отказываются даже от помощи, которую им предлагают. Я до сих пор еще вижу с одной стороны умирающего старика, простершегося во весь рост, с другой - хилых детей, прижавшихся к грудям матерей, у которых пропало молоко”.

Врачебную помощь бесчисленным раненым и брошенным в городе русским почти не оказывали: хирурги не имели корпии и делали в Смоленске бинты из найденных в архивах старых бумаг и из пакли. Доктора не появлялись часто целыми сутками. Даже привыкшие за 16 лет наполеоновской эпопеи ко всевозможным ужасам солдаты были подавлены этими смоленскими картинами.

До нашествия Наполеона в г. Смоленске было 15 тысяч жителей. Из них осталось в первые дни после занятия города французами около одной тысячи. Остальные или погибли, или, бросив все, бежали из города куда глаза глядят, или вошли добровольно в состав отступившей из города русской армии.

Багратион с гневом отнесся к отходу Барклая от Смоленска. Его письмо к Ростопчину от 14 августа из деревни Лушки полно негодования: “Я обязан много генералу Раевскому, он командовал корпусом, дрался храбро... дивизия новая... Неверовского так храбро дралась, что и не слыхано. Но подлец, мерзавец, тварь Барклай отдал даром преславную позицию. Я просил его лично и писал весьма серьезно, чтобы не отступать, но я лишь пошел к Дорогобужу, как (и он) за мною тащится... клянусь вам, что Наполеон был в мешке, но он (Барклай) никак не соглашается на мои предложения и все то делает, что полезно неприятелю... Я вас уверяю, что приведет Барклай к вам неприятеля через шесть дней... Признаюсь, я думаю, что брошу Барклая и приеду к вам, я лучше с ополчением московским пойду”.

Багратион рвался в бой, хотя тут же, в этих же письмах, признает, что у нас всего 80 тысяч (по его счету), а Наполеон сильнее. “Отнять же команду я не могу у Барклая, ибо нет на то воли государя, а ему известно, что у нас делается”.

Чем больше подробностей о поразительном поведении русских солдат в Смоленске доходило до Багратиона, тем более возрастала его ярость: “Больно, грустно, и вся армия в отчаянии, что самое опасное место понапрасну бросили”. Он убежден, что Смоленск можно было отстоять: “Войска наши так дрались и так дерутся, как никогда. Я удержался с 15 тысячами более 35 часов и бил их, но он не захотел остаться и 14 часов. Это стыдно и пятно армии нашей, а ему самому, мне кажется, и жить на свете не должно. Ежели он доносит, что потеря великая, неправда. Может быть, около 4 тысяч, не более, но и того нет. Хотя бы и десять, - как быть, война”. Русские войска были великолепны под Смоленском, это мы знаем и из французских источников. “Артиллерия наша, кавалерия моя истинно так действовали, что неприятель стал в пень...” Барклай перед битвой дал Багратиону честное слово, что не отступит, и нарушил его. “Таким образом воевать не можно, и мы можем неприятеля скоро привести в Москву”, - писал 19 августа Багратион царю (“Аракчееву” для царя). Багратион требует собрать 100 тысяч под Москвой: “или побить, или у стен отечества лечь, вот как я сужу, иначе нет способа”. Его больше всего беспокоят слухи о мире: “Чтобы помириться, - боже сохрани! После всех пожертвовании и после таких сумасбродных отступлений мириться! Вы поставите всю Россию против себя, и всякий из нас за стыд поставит носить мундир... война теперь не обыкновенная, а национальная, и надо поддержать честь свою... Надо командовать одному, а не двоим... Ваш министр, может быть, хороший по министерству, но генерал не то что плохой, но дрянной, и ему отдали судьбу всего нашего отечества... Министр самым мастерским образом ведет в столицу за собой гостя”. Злят и беспокоят Багратиона и немцы, в изобилии кружащие вокруг главного штаба: “Большое подозрение подает всей армии флигель-адъютант Вольцоген. Он, говорят, более Наполеона, нежели наш, и он все советует министру”. Багратион считает, что при отступлении от Смоленска русские потеряли более 15 тысяч человек (т. е., значит, почти в четыре раза больше, чем в самой битве): “Я не виноват, что министр нерешим, трус, бестолков, медлителен и все имеет худые качества. Вся армия плачет и ругает его насмерть”. Багратион требует подкреплений и чтобы “перемешать” милицию с кадровыми войсками, а иначе, “ежели одних пустят, плохо будет”. “Ох, грустно, больно, - кончает Багратион, - никогда мы так обижены и огорчены не были, как теперь... Я лучше пойду солдатом в суме воевать, нежели быть главнокомандующим с Барклаем”.

На рассвете 19 августа маршал Ней прошел окольным путем, миновав пылавшее смоленское (Петербургское) предместье и вышел из города. Разведчики донесли ему, что русская армия, которая вышла из Смоленска 19 августа, отступает не по Петербургской, а по Московской дороге. Ней двинулся сейчас же вслед за русскими, послав разведки на обе эти дороги. Около Валутиной горы Нея задержал русский арьергард. Произошла битва, длившаяся целый день 19 августа. Русские сопротивлялись очень упорно. Французы потеряли 7 тысяч человек, русские - около 6 тысяч. При наступлении темноты артиллерийская перестрелка смолкла. Ночью Барклай снялся с позиций и ушел на восток; отступление русских продолжалось.

Эта битва при Валутине, кончившаяся отступлением русских, показалась французам, по свидетельству графа Сегюра, слишком дорого купленной победой. Яростное сопротивление русского арьергарда в течение целого дня, очень большие потери, понесенные при этом французами, смерть в конце битвы одного из лучших генералов Наполеона - Гюдэна, наконец невозможность для маршала Нея начать после битвы преследование отступающих русских полков - все это очень мало походило на те победы, которые Ней и другие маршалы привыкли на своем веку одерживать во всех концах Европы. Ведь русские перестали вечером отстреливаться только после того, как Ней первый прекратил огонь, и тогда только начали свое дальнейшее отступление. Ней очень хорошо понимал, что это значит. Битву при Валутиной горе нельзя было рассматривать как победу, это была скорей стратегическая неудача французской армии.

Наполеон был в Смоленске, когда ему доложили о конце битвы под Валутиной и принесли его любимца Гюдэна умирающим. Конечно, это было только арьергардное дело, и поле битвы осталось за французами, русские продолжают отступать, но Наполеон , как и маршал Ней, тоже хорошо понял смысл происшедшего. “Было почти столько же славы в поражении русских, как в нашей победе”, - сказал бывший около императора граф Сегюр. Этот-то признак и был самым зловещим, и он уже не в первый раз тревожил императора. Разве русские бежали хоть один раз с тех пор, как началась война? Разве еще до Смоленска битву под Красным и отступление Неверовского можно было не для публики и не в бюллетенях, а всерьез назвать победой великой армии? Разве где-нибудь, кроме Испании, случалось так, чтобы люди в одиночку, укрываясь за кустами, отстреливались от целой роты и чтобы против одинокого, окруженного врагами солдата нужно было выдвигать пушку и стрелять в него ядрами, как пришлось это сделать с русским егерем после взятия Смоленска? А сколько таких егерей погибло до Смоленска и в самом Смоленске! Судя по всем показаниям, битва под Смоленском, взятие и гибель Смоленска, сражение под Валутиной уже после Смоленска - все это породило крайне сложные настроения в вожде великой армии.

Корпус генерала Жюно Наполеон заранее отправил в обход Смоленска с целью воспрепятствовать Барклаю и Багратиону соединиться на Московской дороге при возможном отступлении русских от Смоленска. Наполеон сделал это, зная, что обе русские армии соединятся либо в Смоленске, либо сейчас же к востоку от Смоленска на Московской дороге. Но генерал Жюно, заняв передовыми патрулями село Преображенское, в двух километрах от того места, где он переправился через Днепр, дал войскам роздых, его патрули были врасплох застигнуты русскими, а главные силы Жюно были задержаны согласно плану Багратиона упорной битвой при деревне Синявине. Когда Жюно вышел наконец через болота на Московскую дорогу, он опоздал, - соединенная русская армия уже ушла, направляясь к Дорогобужу. Снова Аустерлиц , ускользнувший в Витебске, ускользнул теперь от Наполеона между Смоленском и Дорогобужем. Король неаполитанский Мюрат был в бешенстве и, передавая генералу Жюно резкий выговор императора, прибавил от себя: “Вы недостойны быть в армии Наполеона последним драгуном”. На этом надломилась карьера, а вскоре и жизнь генерала Жюно. Он не вынес опалы и немилости императора, сошел с ума спустя несколько месяцев и вскоре после сумасшествия скончался.

В три часа ночи 19 августа Наполеон прибыл на поле, где днем происходило сражение. Тут он подробно расспросил о всем происходившем и приказал представить ему раненного штыком и взятого в плен генерала Тучкова 3-го. Поведением Жюно он был возмущен до крайности, о чем и приказал ему передать. Затем Наполеон принялся раздавать награды отличившимся на поле Валутинской битвы. Награды раздавал он лично и с необычайной щедростью, требовал, чтобы сами солдаты называли отличившихся товарищей, и солдаты и офицеры были осыпаны милостями, чинами, орденами, и громовое “Да здравствует император!” прокатывалось по рядам. Все это должно было поднять дух.

Но, вернувшись в Смоленск, Наполеон вскоре послал адъютанта за своим пленником, генералом Тучковым 3-м. Это был первый прямой шаг Наполеона к миру - шаг, оставшийся, как и все последующие, совершенно безрезультатным. “Вы, господа, хотели войны, а не я, - сказал он Тучкову, когда тот вошел в кабинет. - Какого вы корпуса?” - “Второго, ваше величество”. - “Это корпус Багговута. А как вам приходится командир 3-го корпуса Тучков?” - “Он мой родной брат”. Наполеон спросил Тучкова 3-го, может ли он, Тучков, написать Александру . Тучков отказался. “Но можете же вы писать вашему брату?” - “Брату могу, государь”. Тогда Наполеон произнес следующую фразу: “Известите его, что вы меня видели и я поручил вам написать ему, что он сделает мне большое удовольствие, если доведет до сведения императора Александра сам или через великого князя, или через главнокомандующего, что я ничего так не хочу, как заключить мир. Довольно мы уже сожгли пороха и пролили крови. Надо же когда-нибудь кончить”. Наполеон прибавил угрозу: “Москва непременно будет занята и разорена, и это будет бесчестием для русских, потому что для столицы быть занятой неприятелем - это все равно, что для девушки потерять свою честь”. Наполеон спросил еще Тучкова, может ли кто-нибудь, например сенат, помешать царю заключить мир, если сам царь этого пожелает. Тучков ответил, что сенат не может этого сделать. Аудиенция кончилась. Наполеон велел возвратить шпагу пленному русскому генералу и отправил его во Францию, в г. Мец, а письмо Тучкова 3-го к его брату с изложением этого разговора было передано Тучковым маршалу Бертье, который послал его в главную квартиру Барклая ; Барклай переслал письмо царю в Петербург. Ответа никакого не последовало.

Наполеону снова приходилось решать трудную задачу. Каковы были итоги смоленской операции?

Отчаянная битва перед городом, бомбардировка Смоленска, пожары, взрыв пороховых складов, уход последних русских сил, оборонявших Смоленск, и присоединение их к армии Барклая , отступавшей по Московской дороге. И дальше - битва под Валутиной, где пал Гюдэн и где русские снялись с места и ушли только после того, как умолкла артиллерия Нея. И Ней, который всегда и всюду был очень смел, тут не осмелился их преследовать. Нужно было подвести итоги всем этим фактам. Что означает прежде всего планомерное сожжение Смоленска, бегство большинства жителей, превращение губернского города в дымящиеся, окровавленные развалины? Ответ мог быть только один: не может быть и речи о том, чтобы русские теперь просили мира. Люди, которые уничтожают уже не только свои деревни, но и свои большие города, совсем не похожи на тех, кто ищет скорейшего примирения. В Витебске еще была слабая надежда на приезд парламентера от Александра, но среди развалин догорающего Смоленска эта надежда улетучилась. Балашов вторично не приедет...

С 27-летнего возраста Наполеон всегда был на всех войнах главнокомандующим и от своего штаба и своих генералов не ждал и не получал никаких советов по вопросам, выходящим из рамок непосредственной тактики. Их дело было исполнять, а не высказывать свои мнения о целях войны. Но в этой войне все было по-другому. Неясная тревога овладевала свитой и штабом все сильней и сильней. Уже в Витебске был тяжелый и долгий разговор с графом Дарю. После нескольких часов почтительного спора Дарю умолк, но было ясно, что Наполеон нисколько его не переубедил и что замолчал главный комиссар продовольствия великой армии единственно потому, что этикет не позволял никому при беседе с его величеством иметь последнее слово.

Теперь, в Смоленске, симптомы стали многозначительнее и тревожнее. Был разговор с королем неаполитанским, зятем императора, начальником всей кавалерии, Мюратом. Мюрат, храбрец, лихой кавалерист, Мюрат вдруг стал просить императора остановиться в Смоленске, отказаться от похода на Москву.

Разговор начался при свидетелях, продолжался без свидетелей, но Мюрат потом не скрыл того, что произошло у них с императором с глазу на глаз. Мюрат долго умолял Наполеона остановиться. Император возражал, говорил, что “честь, слава, отдых” - все это будет найдено в Москве, и только в Москве. Мюрат бросился тогда на колени перед Наполеоном , говоря: “Москва нас погубит”. Он сам был так потрясен этой сценой, что в тот же день в разгаре бомбардировки Смоленска, когда русские батареи, отвечая неприятелю, стали осыпать ядрами его стоянку, он подался вперед и слез с лошади. Генерал Бельяр стал настойчиво просить его уйти, но Мюрат, не