Как выбивали признания у женщин в нквд. Советские военачальники в застенках нквд

Согласно записке комиссии Президиума ЦК КПСС в президиум ЦК КПСС о результатах работы по расследованию причин сталинских репрессий (комиссия Н.М.Шверника) арестованные, которые старались доказать свою невиновность и не давали требуемых показаний, как правило, подвергались мучительным пыткам и истязаниям. К ним применялись так называемые "стойки", "конвейерные допросы", заключение в карцер, содержание в специально оборудованных сырых, холодных или очень душных помещениях, лишение сна, пищи, воды, избиения и другого рода пытки. В записке, среди прочего, приводится выдержка из письма заместителя командующего Забайкальским военным округом комкора Лисовского:

Били жестоко, со злобой. Десять суток не дали минуты сна, не прекращая истязаний. После этого послали в карцер... По 7-8 часов держали на коленях с поднятыми вверх руками или сгибали головой под стол и в таком положении я стоял также по 7-8 часов. Кожа на коленях вся слезла, и я стоял на живом мясе. Эти пытки сопровождались ударами по голове, спине.

Один из первых пяти советских маршалов, первый кавалер почетных боевых орденов Красного Знамени и Красной Звезды Василий Константинович Блюхер скончался от жестоких пыток (по заключению судмедэксперта, смерть наступила от закупорки легочной артерии тромбом, образовавшимся в венах таза; был почти выбит глаз) в Лефортовской тюрьме НКВД 9 ноября 1938 года. Его тело сразу сожгли в крематории. Только через 4 месяца - 10 марта 1939 года - судебные инстанции приговорили давно мертвого маршала к высшей мере наказания за "шпионаж в пользу Японии, участие в антисоветской организации правых и в военном заговоре".

Будущий маршал Константин Рокоссовский c 17 августа 1937г. по 22 марта 1940 г. содержался во внутренней тюрьме УГБ при НКВД по Ленинградской области на Шпалерной улице. В пытках Рокоссовского неоднократно принимал личное участие начальник Ленинградского УНКВД Заковский. Рокоссовскому выбили несколько передних зубов, сломали три ребра, молотком били по пальцам ног. Его обвиняли в связях одновременно с польской и японской разведками, однако Рокоссовский не дал ложных показаний ни на себя, ни на других. По сведениям полковника юстиции Климина Ф. А., бывшего в числе трех судей Военной коллегии ВС СССР, разбиравших дело Рокоссовского, в марте 1939 должен был состояться суд, но все свидетели, давшие показания, ко времени суда уже были мертвы. Рассмотрение дела было отложено на доследование, осенью 1939 г. состоялось второе заседание, также отложившее вынесение приговора. 22 марта 1940 Рокоссовский был освобожден в связи с прекращением дела, при ходатайстве С. К. Тимошенко (бывший командир Рокоссовского) к И. В. Сталину, и реабилитирован.

Комкор А.Я.Лапин (Лапиньш), награжденный тремя орденами Красного Знамени, 21 сентября 1938г. покончил жизнь самоубийством в тюремной камере. В его вещах нашли записку: «Мне надоело жить, меня сильно били, поэтому я дал ложные показания и наговорил на других лиц. Я ни в чем не виновен.»

После смерти Сталина и Берии в стране проходила определенная работа по выяснению подробностей сталинских репрессий. В рамках этой работы допрашивали многих следователей и работников прокуратуры. Вот что показал на допросе Лев Шварцман, который участвовал в следствиях по делам высокопоставленных военачальников:

Физические методы воздействия применяли к Мерецкову сначала высокие должностные лица Меркулов и Влодзимирский, а затем и я со следователями Зименковым и Сорокиным. Его били резиновыми палками. На Мерецкова до ареста имелись показания свыше 40 свидетелей о том, что он является участником военного заговора.

Командующий ВВС РККА, командарм 2 ранга Локтионов Александр Дмитриевич - один из немногих, кто выдержал длительные изощренные пытки и не дал компрометирующих показаний на других людей. Его мужество поражало даже видавших виды следователей НКВД. Расстрелян в поселке Барбыш под Куйбышевом в 1941г.

Из показаний бывшего следователя НКВД Семенова:

Я лично видел, как зверски избивали на следствии Мерецкова и Локтионова. Они не то что стонали, а просто ревели от боли... Особенно зверски поступали со Штерном. На нем не осталось живого места. На каждом допросе он несколько раз лишался сознания... Локтионов был жестоко избит, весь в крови, его вид действовал и на Мерецкова, который его изобличал. Локтионов отказывался, и Влодзимерский, Шварцман и Родос его продолжали избивать по очереди и вместе на глазах Мерецкова, который убеждал Локтионова подписать все, что от него хотели. Локтионов ревел от боли, катался по полу, но не соглашался...

Из допроса бывшего следователя НКВД Болховитина:

По указанию Влодзимерского в начале июля 1941г. была проведена очная ставка Смушкевича с Рычаговым (начальники ВВС РККА в 1937-1938гг. - прим. авт.) До очной ставки Влодзимерский прислал ко мне в кабинет начальника 1-го отдела следственной части Зименкова и его зама Никитина. Никитин в порядке "подготовки" Рычагова к очной ставке зверски избил его. После этого привели в мой кабинет Смушкевича, судя по его виду, очевидно, он неоднократно избивался. На очной ставке он дал невнятные показания о принадлежности Рычагова к военному заговору.

Начальник отдела УГБ НКВД БССР Сотников писал в своём объяснении:

Примерно с сентября месяца 1937 года всех арестованных на допросах избивали... Среди следователей шло соревнование, кто больше "расколет". Эта установка исходила от Бермана (бывший наркомвнудел Белоруссии), который на одном из совещаний следователей наркомата сказал: "Ленинград и Украина ежедневно дают на "двойку" по одному альбому, и мы должны это делать, а для этого каждый следователь должен давать не менее одного разоблачения в день". Дела о шпионаже рассматривались не "тройками", а "двойкой", состоявшей из Ежова и Вышинского, которая рассматривала их на основании так называемых альбомов - списков обвиняемых с указанием их фамилий, имени, отчества и других установочных данных, краткого содержания выдвинутого обвинения и предложений следствия по приговору. Избиение арестованных, пытки, доходившие до садизма, стали основными методами допроса. Считалось позорным, если у следователя нет ни одного признания в день. В наркомате был сплошной стон и крик, который можно было слышать за квартал от наркомата. В этом особенно отличался следственный отдел."

После ареста наркома Ежова прошла кампания по чистке и проверке дел НКВД. В ходе этой кампании некоторым уцелевшим арестованным удалось выйти на свободу. Один из освободившихся - бывший командир дивизиона 41-го артполка капитан Д.Н.Нешин - несколько раз обращался в наркомат обороны, заявляя об физических издевательствах над ним, но там ему рекомендовали "молчать". Тогда он обратился к Мехлису, а тот переслал копии письма Ворошилову, Сталину и Берии. Нешин писал:

"...Что я видел своими глазами? Били поголовно всех, стояли в положении смирно все поголовно... Некоторые вскоре умирали. Красноармеец 122 СП Терещенко умер вскоре, его били сильно о стену спиной... В кабинет следователя комендант тюремного подвала Глебов приводил овчарку - натравливать на арестованных, упорно сопротивляющихся следствию... В подвале невозможно было спать, примерно с 2 часов ночи начинались избиения арестованных на допросах, ужасные крики и призывы о помощи. Чаще всего кричали: "Сталин, заступись!"

Источник: архив ВКВС РФ, Д.26484, Л.1.

Бывший начальник 3-го отделения 3-го отдела УНКВД Московской области лейтенант госбезопасности А.О.Постель за грубые нарушения законности (необоснованные аресты. применение пыток и т.п.) был в апреле 1940г. осужден к 15 годам лишения свободы. В 1956г., после отбытия срока наказания, он в многочисленных своих заявлениях в инстанции стал настаивать на своей реабилитации. В одном из заявлений он пишет, что сегодняшние военные прокуроры "... проявляют глубокое непонимание обстановки страха и трепета, царившего в 1937-1938гг. в органах НКВД, прокуратуры и судах... Если в 1937-1938гг. в моей работе были искривления в следствии и арестах, то они являются результатом внедренных тогда в аппарат физических методов следствия, прямо исходящих от наркома Ежова и вождя партии Сталина. Я, рядовой чекист, коммунист по служебному и партийному долгу, не мог выражать сомнения, подвергать критике или не выполнять этих указаний, а выполнение их приводило к незаконным арестам и репрессиям... Об этих физических методах следствия было хорошо известно прокурору СССР Вышинскому, председателю Военной коллегии Верхсуда Ульриху, которые преподносились нам, как защита интересов партии в ожидании войны..."

По воспоминаниям бывших узников следственной тюрьмы известной как «Сухановка» или Спецобъект №110 там использовалось 52 разновидности пыток. В 1938 году тюрьму оборудовали в помещении монастыря Святой Екатерины в Подмосковье. Подробный список «методов», которые использовались для получения нужных властям показаний, составила в книге «Сухановская тюрьма. Спецобьект 110» историк, исследователь ГУЛАГа Лидия Головкова .

Самым простым методом, который использовался в пыточной тюрьме, были избиения заключенных, пишет исследователь. Избивать людей могли сутками без перерыва, посменно - следователи меняли друг друга, работали не покладая рук. Еще один довольно распространенный в то время способ получения показаний - испытание бессонницей: заключенного могли в течение 10 - 20 дней на долгое время лишать сна.

Были в арсенале палачей и более изощренные средства. Жертву во время допроса сажали на ножку табуретки таким образом, что при любом движении подследственного она входила в прямую кишку. Другим способом истязания была «ласточка» - заключенным связывали длинным полотенцем голову и ноги через спину. Вытерпеть такое невозможно, но людей в подобном состоянии держали часами. [С-BLOCK]

Изобретательность следователей-садистов можно сопоставлять с изощренной фантазией маньяков из кино. Людям под ногти втыкали булавки, били дверями пальцы. Жертв террора сажали в так называемые «салотопки» - карцеры, где поддерживали высокую температуру. Пытали заключенных и в бочках с холодной водой. Следователь мог наполнить графин своей мочой и заставлять пить жертву.

Свидетельств о том, что кто-либо выдерживал нечеловеческие мучения, практически нет. В тюрьмах ломали бывалых военных. Генерал Сидякин после истязаний сошел с ума: Головкова пишет, что он начал выть и лаять по-собачьи. Многих после допросов отправляли на принудительное лечение в психиатрические больницы. По документам известен один случай, когда заключенный уцелел в спецучреждении и выдержал пытки. Михаил Кедров , бывший чекист, который пожаловался на злоупотребления в органах, прошел через пыточную тюрьму, не сознавшись в обвинениях. Это помогло ему на суде - его оправдали. Правда уйти от сталинских палачей ему не удалось: после начала Великой отечественной войны его расстреляли без возобновления следствия по приказу Лаврентия Берии .

Машины-убийцы

Комиссар госбезопасности часто лично издевался над жертвами. Перед расстрелами заключенных он приказывал своим подручным избивать их. Перед уходом на тот свет заключенному должны были «набить морду», видимо это доставляло главному сталинскому палачу какое-то особенное удовольствие. Лаврентий Берия появлялся лично на спецобъекте, в тюрьме у него был свой кабинет, из которого персональный лифт спускался в помещения для пыток.

Известны и примеры когда нацистские палачи применяли у себя опыт советских «коллег». В НКВД придумали специальные автозаки, которые были самыми настоящими машинами убийства. Выхлопная труба в них направлялась внутрь, заключенные умирали при перевозке, а тела убитых сразу отвозились в крематории. Данный метод гитлеровцы применяли в концентрационных лагерях.

**************************************

Рассказ содержит сцены пытки, насилья, секса. Если это оскорбляет вашу нежную душу - не читайте, а идите на х... отсюда!

**************************************

Сюжет происходит во время Великой Отечественной войны. На оккупированной фашистами территории действует партизанский отряд. Фашисты знают, что среди партизан много женщин, вот только как вычислить их. Наконец им удалось поймать девушку Катю, когда она пыталась зарисовать схему расположения немецких огневых точек...

Пленную девушку ввели в небольшую комнату в школе, где сейчас располагалось отделение гестапо. Допрашивал Катю молодой офицер. Кроме него в комнате было несколько полицаев и две вульгарного вида женщины. Катя знала их, они прислуживали немцам. Вот только не до конца знала как.

Офицер дал указание охранникам, держащим девушку отпустить ее, что они и сделали. Жестом он велел ей сесть. Девушка села. Офицер велел одной из девиц принести чай. Но Катя отказалась. Офицер отпил глоток, потом закурил. Предложил Кате, но она отказалась. Офицер начал разговор, причем он неплохо говорил по-русски.

Как вас зовут?

Катерина.

Я нам известно, что вы занимались разведкой в пользу коммунистов. Это правда?

Но вы такая молодая, такая красивая. Вы наверняка попали на службу к ним случайно?

Нет! Я комсомолка и хочу стать коммунисткой, как мой отец, Герой Советского Союза, который погиб на фронте.

Я сожалею, что такая молодая красивая девушка попалась на удочку красножопых. В свое время, мой отец служил в Русской армии в первую мировую войну. Он командовал ротой. На его счету много славных побед и наград. Но когда к власти пришли коммунисты - за все заслуги перед родиной его обвинили врагом народа и расстреляли. Нас с матерью ждала голодная смерть, как детей врагов народа, но один из немцев (который был в плену, и которого отец не разрешил расстреливать) помог нам бежать в Германию и даже поступить на службу. Я всегда хотел быть героем как мой отец. И теперь я прибыл спасать родину от коммунистов.

Ты фашистская сука, захватчик, убийца ни в чем неповинных людей...

Мы ни когда не убиваем невиновных. Наоборот, мы возвращаем им то, что у них отняли красножопые. Да, мы недавно повесили двух женщин, которые поджигали дома, где временно селились наши солдаты. Но солдаты успевали выбежать, а хозяева теряли последнее, что не отняла у них война.

Они воевали против...

Своего народа!

Неправда!

Хорошо, пусть мы захватчики. От вас сейчас требуется ответить на несколько вопросов. После этого мы определим вам меру наказания.

Я не буду отвечать на ваши вопросы!

Хорошо, тогда назови с кем вместе вы организовываете теракты против немецких солдат.

Не правда. Мы наблюдали за вами.

Тогда зачем мне отвечать?

Чтобы не пострадали невинные.

Я ни кого вам не назову...

Тогда я предложу мальчикам развязать твой упрямый язычок.

У вас ни чего не выйдет!

А это мы еще посмотрим. Пока не было ни одного случая из 15 и чтобы у нас ни чего не вышло... За работу мальчики!

По воспоминаниям бывших узников следственной тюрьмы, известной как «Сухановка» или Спецобъект №110, там практиковались пытки 52 видов.

В 1938 году тюрьму оборудовали в помещении монастыря Святой Екатерины в Подмосковье.
Подробный список методов, которые использовались для получения нужных властям показаний, составила и опубликовала в книге «Сухановская тюрьма.
Спецобьект 110» историк, исследователь ГУЛАГа Лидия Головкова.

Пытки

Самой простой пыткой было избиение, пишет исследователь. Избивать людей могли сутками без перерыва, посменно - следователи меняли друг друга, работали не покладая рук.

Еще один довольно распространенный в то время способ получения показаний - испытание бессонницей: заключенного могли в течение 10-20 дней на долгое время лишать сна.

Были в арсенале палачей и более изощренные средства. Жертву во время допроса сажали на ножку табуретки таким образом, что при любом движении подследственного она входила в прямую кишку.

Другим истязанием была «ласточка» - заключенным за спиной связывали длинным полотенцем голову и ноги. Вытерпеть такое невозможно, но людей в подобном положении держали часами.

Изобретательность следователей-садистов можно сравнить с изощренной фантазией киношных маньяков.

Людям под ногти загоняли булавки, отбивали дверьми пальцы, сажали в так называемые «салотопки» - карцеры, где поддерживали высокую температуру.

Пытали заключенных и в бочках с холодной водой. Следователь мог заставлять жертву пить чужую мочу.

Свидетельств о том, что кто-либо выдерживал нечеловеческие мучения, практически нет.

В тюрьмах ломали бывалых военных. Генерал Сидякин после истязаний сошел с ума: Головкова пишет, что он начал выть и лаять по-собачьи.

Многих после допросов отправляли на принудительное лечение в психиатрические больницы. Из документов известен один случай, когда заключенный уцелел в спецучреждении и выдержал пытки.

Михаил Кедров, бывший чекист, который пожаловался на злоупотребления в органах, прошел через пыточную тюрьму, не сознавшись в обвинениях. Это помогло ему на суде - его оправдали.

Правда, уйти от сталинских палачей ему не удалось: после начала Великой Отечественной войны его расстреляли без возобновления следствия по приказу Лаврентия Берии.

Машины-убийцы

Комиссар госбезопасности часто лично издевался над жертвами. Перед расстрелами заключенных он приказывал своим подручным избивать их. Видимо, это доставляло главному сталинскому палачу какое-то особое удовольствие.

На спецобъекте у Лаврентия Берии имелся личный кабинет, из которого на персональном лифте можно было спуститься в помещения для пыток.

Известны и примеры когда нацистские палачи перенимали опыт советских «коллег».

В НКВД придумали специальные автозаки, которые были самыми настоящими машинами для убийства. Выхлопная труба у них выводилась внутрь кузова, и заключенные умирали при перевозке - их тела сразу везли в крематорий.

Данный метод гитлеровцы применяли в концентрационных лагерях .

Архивы ФСБ, ссылаясь на Закон «О государственной тайне», продолжают держать под грифом «Секретно» уголовные дела бывших сотрудников НКВД, осужденных в том числе и за «неправомерные методы ведения следствия и фальсификацию дел». Однако кое-какие свидетельства таких действий становятся известными из архивных дел реабилитированных граждан.

Репрессии коснулись людей всех национальностей, проживавших в те трагические годы на территории СССР, не миновали они и китайцев, проживавших и работавших в Москве и окрестностях.

В феврале 1938 года был арестован китаец, гражданин СССР, Андрей Андреевич Сун-Жун-Дю, слесарь фабрики «Красный Труженик». Он приехал в Россию в 1910 году после заключения «Русско-Китайского займа рабочей силы». В конце 1917 года в партизанском отряде, а в 1918 году добровольно вступил в РККА, где и прослужил до 1923 года. С 1920 года - член ВКП(б). Одним словом - «советский» человек.

Арестованный в феврале 1938 года как проводящий «среди окружающих контрреволюционную агитацию, направленную против Соввласти и ее руководителей», Сун-Жун-Дю получил 10 лет лагерей - уже как агент японской разведки, проводивший шпионскую работу на территории СССР.

Дело Андрея Андреевича вело Управление НКВД по Московской области, начальником которого в то время был комиссар ГБ 1-го ранга Заковский, а непосредственными исполнителями - сотрудники 2-го отделения 3-го отдела УГБ УНКВД.

Руководил 3-м отделом капитан госбезопасности (ГБ) Сорокин, а 2-м его отделением - лейтенант ГБ Вольфсон. Сотрудниками отделения являлись: оперуполномоченная, мл. лейтенант ГБ Шлихт, Свирский (его должность и звание не удалось установить), оперуполномоченные, сержанты ГБ Воденко, Мочнов и др. Во всех документах дел сотрудники НКВД обозначены только фамилией, ни инициалов, ни тем более имен и отчеств не указано…

Обвинение было построено на «показаниях» арестованного ранее китайца, гражданина СССР, «японского шпиона» Ярославского Николая Андреевича (он же Ян-Гин-Фун, он же Ван-Лин, он же Ван-Ван-Лен), который на допросах виновным себя не признавал. Он «был изобличен показаниями других обвиняемых», в числе которых был и некий китаец Ли-Мин…

В августе 1938 года Берия был назначен первым заместителем наркома внутренних дел и 25 ноября 1938 года сменил на посту наркома Ежова (которого, после небольшой паузы, 10 апреля 1939 года арестовали), а уже в сентябре 1938-го Берия начинает очередную «чистку» в НКВД. Многих чекистов арестовывают, а многих просто увольняют…

3 мая 1939-го заключенный Сун-Жун-Дю пишет заявление на имя наркома Внутренних дел СССР Берия, в котором указывает, что на следствии он не признавался в своей троцкистской и шпионской деятельности до тех пор, пока к нему не начали применять физические меры воздействия…

Это заявление не было оставлено без внимания, и проводилась проверка, оставившая нам бесценные документы о методах работы сотрудников НКВД в фальсификации уголовных дел и получении признательных показаний.

Сначала составлялись списки лиц, намеченных к аресту.

Из протокола допроса в качестве свидетеля бывшего сотрудника 2-го отделения Свирского Ильи Марковича от 29 января 1939 года (орфография и пунктуация документов сохранены):

«Аресты проводились по спискам, без наличия компрометирующих материалов, примером могут служить такие факты: арест около 40 человек китайцев по заданию Вольфсона, справки писал Рязанцев - б.[ывший] зам. нач. 3 Отдела… причем для сбора компрометирующего материала по месту жительства лиц, намеченных к аресту, посылались сотрудники отделения в ЖАКТ’ы [жилищно арендное кооперативное товарищество] для опроса дворников и домоуправов». (ГА РФ, ф. 10035, оп.1, д. 23350, л. 67)

А так это отражено в справке по архивно-следственному делу Вольфсона:

«Из показаний свидетелей, изобличавших ВОЛЬФСОНА в преступной деятельности, видно, что китайцы арестовывались по списку, просто по установочным данным, не редко арестовывались не те лица, на которых были выписаны справки на арест». (ГА РФ, ф. 10035, оп. 1, д. П-23350, л. 66)

Затем, несмотря на то что на людей не имелось компрометирующего материала, выписывались «справки на арест», содержание этих справок носило стандартный характер.

«…Оперативники, проводившие операцию, перепутали адреса и вместо Дангауэровская ключица, попали в адрес Дангауэровская слобода и случайно к китайцу на квартиру. Китаец этот был арестован и доставлен в Отдел. На первом допросе мною было установлено, что произошла ошибка с арестом, о чем я доложил Вольфсону и предложил его освободить. Вольфсон ответил: «Освобождать не будем, надо его колоть, он должен дать диверсионную группу…»

Мы можем улыбнуться и вспомнить из популярного новогоднего фильма «Третью улицу Строителей, дом 25, квартира…», но в данном случае - за этим стояла жизнь человека…

В ходе допросов арестованных избивали, причем каждый следователь делал это по-своему.

СПРАВКА Феодосия Алексеевна Ершова родилась в 1906-м в Троицкосавске (ныне г. Кяхта в Бурятии). Образование имела начальное, окончив 4 класса школы, больше нигде не училась. Трудовой путь начинала с рассыльной в отделе народного образования. С сентября 1921 года устроилась машинисткой в ЧК Верхнеудинска (Улан-Удэ) и с этих пор, меняя города, растет на чекистской службе. К середине 1930-х уже на оперативной работе в Московском УНКВД: оперуполномоченный 2-го отделения 3-го отдела (контрразведывательного) УГБ УНКВД в звании младшего лейтенанта госбезопасности. С 1937-го специализировалась на следственной работе. В тот момент имела фамилию по мужу - Шлихт. Никита Петров, «Мемориал»

Оперуполномоченная, младший лейтенант госбезопасности Шлихт (Ершова Феодосия Алексеевна), например, «…избивала арестованных резиновой палкой, вырезанной из шины конной пролетки. Палка у нее была длинной около 50 см. Притом она также практиковала избиение арестованных пряжкой своего ремня». (ГА РФ, ф. 10035, оп. 1. Д. П35500, л.48)

Из протокола допроса от 13 декабря 1956 года (ГА РФ, фонд 10035, оп. 1. д. П35500, л.л. 48-50) свидетеля, бывшего в 1938 году сержантом госбезопасности, Мочнова Ивана Георгиевича:

«В ходе следствия по их делам к заключенным применялись меры физического воздействия, а некоторых арестованных, которые упорно не давали показаний, направляли в Лефортовскую тюрьму на особый режим.

Я лично сам видел, как применялись меры физического воздействия к арестованным. Как в самом здании Управления в служебном помещении, так и в тюрьмах Таганской и Бутырской. Обычно применение мер физического воздействия практиковалось в служебных помещениях Управления, куда арестованных привозили из тюрьмы и здесь помогали сотрудники отделения допрашивать и применять меры физического воздействия. Меры физического воздействия к арестованным, как я помню, применяли все сотрудники отделения. Бывая на допросах в тюрьме, я так же видел лично сам, как меры физического воздействия к арестованным применяли и другие сотрудники других отделений и отделов Управления. В тюрьме как правило допрос производился ночью и в следственной, где работали следователи, были слышны крики и стоны арестованных, и арестованным, которые не давали нужных показаний, приходилось говорить «Слышите, и с вами такое может случиться». После этого в ряде случаев арестованные давали нужные признательные показания. При этом, поскольку меры физического воздействия в тот период применялись ко многим арестованным и арестованные, находясь в камере это видели - избитых своих однокамерников, то на допросы они часто приходили испуганные и готовые к даче показаний.

Показания лиц, к которым применялись меры физического воздействия и запугивание, часто служили материалами для ареста других лиц, а потом в дальнейшем ходе следствия с ними уже делались очные ставки».

«…Меры физического воздействия, как я помню, к арестованным применяли Косырев, Шлихт Феодосия Алексеевна, Морозов, Иваненко, Вершинин и Вольфсон».

«…Работая в 3-м отделе, я также к арестованным применял меры физического воздействия, но к кому конкретно, ввиду давности времени, я сейчас не помню».

…«Кроме указанных мною лиц меры физического воздействия к арестованным применял также Свирский».

Сам Мочнов «применял кулаки» и, по его словам, «посторонними предметами не пользовался». «Показания…, с которыми я ознакомился и, что я его во время следствия якобы сажал копчиком на угол стула, я это отрицаю, т.к. этим методом я никогда не пользовался. Работая в органах, я на работу ходил всегда в форме и во время допроса арестованных даже ремня с себя не снимал, считая это неприличным, а пользовался только кулаками» - так ответил Мочнов, ознакомившись с показаниями одного из своих подследственных…

А вот Воденко Николай Ильич, бывший оперуполномоченный 2-го отделения 3-го отдела, принимавший участие в допросах Сун-Жун-Дю и составивший на него обвинительное заключение, - не признал своей вины в избиении подследственных. Уже будучи младшим лейтенантом госбезопасности, заместителем начальника 3-го отдела 121-й стрелковой дивизии, давая объяснения по этому делу, 15 марта 1941 года писал:

«По архивно-следственному делу на обвиняемого Сун-Жун-Дю, объективное объяснение по существу интересующих вопросов следственной части г. Москвы, за давностью времени дать не могу.

Применения к СУН-ЖУН-ДЮ физических мер воздействия с моей стороны не было, это просто клевета». (ГА РФ ф.10035, оп, 1, д. П-23350, л. 73)

Вольфсон также отрицает свое участие в избиениях, но охотно «сдает» своих подчиненных:

«Лично мною физические меры воздействия в отношении арестованных не применялись, а вообще это практиковалось в УНКВД по Московской области. Допускал физические меры воздействия мой подчиненный оперуполномоченный Мочнов, но я запрещал ему, в моем присутствии не позволял этого делать, вообще не разрешал» (ГАРФ, ф. 10035, оп. 1, д. П-37962, л. 147)

Вполне возможно, что Вольфсону и не требовалось избивать арестованных, ведь он пользовался более «простым» способом получения нужных показаний - выдумывал их сам:

«Так же нагло Вольфсон проводил операции по харбинцам и китайцам в феврале-марте месяце 1938 г. Когда я [Сорокин] проверял следственные дела на китайцев и пытался часть из них передопросить, то из этого у меня ничего не вышло, так как они очень слабо знают русский язык, но не глядя на это, Вольфсон их допрашивал без переводчика, после чего передавал их дела на Тройку НКВД СССР, которая приговаривала их к заключению в лагеря на разные сроки…» (ГА РФ, ф. 10035, оп. 1, д. П-32596, л. 63)

Использовал Вольфсон и другой метод получения нужных показаний:

«… В практике своей работы Вольфсон применял методы обмана - подписывать заранее составленные им признательные протоколы, путем уговаривания. Этим методом Вольфсон «уговорил» арестованного китайца Ли-Мин подписать составленный заранее им протокол о его к/р шпионской деятельности, в который были включены десятки фамилий китайцев, не известных Ли-Мин. Данный протокол был размножен на ротаторе в количестве 300 экземпляров и вкладывался в каждое дело на арестованных китайцев, как компоментирующий материал». (ГА РФ, ф.10035, оп. 1, д. П-23350, л. 66)

Протоколы не соответствовали показаниям арестованных, данным в ходе допроса, писались не с их слов, а сочинялись следователем и давались им на подпись. В такие протоколы нередко включались большие группы лиц, не известных арестованному, но это позволяло создать «громкое» дело. Вот что пишет об этом в своем рапорте Мочнов в феврале 1939 года, правда, уже после ареста Сорокина и Вольфсона:

«… со стороны ВОЛЬФСОНА давались например такие установки: всех арестованных китайцев, являвшихся до ареста заведующими китайскими прачечными, записывать участниками контрреволюционной троцкистской шпионско-террористической и диверсионной организации китайцев, «созданной» Ли-Мином. Фактически такой организации вскрыто не было. Протокол допроса Ли-Мина, трактующий о такой организации - плод фантазии Вольфсона, который обманным путем получил на протоколе подпись обвиняемого Ли-Мина и на этом деле рассчитывал создать себе карьеру, предвкушая вполне реально получить орден.

В протокол допроса Ли-Мина Вольфсон приписал группу лиц из числа ранее осужденных по другим делам, в результате чего этот протокол получил облик документа пошлой фальсификации следствия.

Эти вписанные «мертвые души» придали такому протоколу эффективность, которая позволила размножить его на ротаторе до 400 (четырехсот) экземпляров.

Задание Вольфсона по этой части было таково: вкладывать Лиминовский протокол в следственное дело каждого китайца, как арестованных ранее, а так же и в дела тех китайцев, которые будут арестованы, для так называемой ориентировки.

Осудить вторично одних и тех же лиц за одни и те же преступления». (ГА РФ, ф.10035, оп.1, д. П-23350, л. 70)

Практиковалось и составление так называемых «корректирующих» и «обобщающих» протоколов. Вот что об этом показывает Мочнов в 1956 году:

«Как начальник отдела он корректировал некоторые протоколы допросов арестованных, после чего давал указания передопрашивать арестованных. Практиковали и такие случаи, когда он корректировал так называемые обобщенные протоколы по некоторым делам, которые после корректировки переписывались и давались на подпись арестованным». (ГА РФ, фонд 10035, оп. 1, д. П-35500, л. 50)

Итак, когда необходимые, уличающие показания получены, составлялось обвинительное заключение, и дело направлялось на рассмотрение, как в случае с Сун-Жун-Дю, «судебной инстанции, согласно приказа НКВД за «№ 00593 от 19.09.1937» (ГА РФ, ф.10035, оп.1, д. П-23350, л. 16), каковой была внесудебная комиссия НКВД и прокурора СССР…

Это печально известный так называемый приказ о харбинцах, преамбула которого гласит:«Органами НКВД учтено до 25.000 человек, так называемых «харбинцев» (бывшие служащие Китайско-Восточной железной дороги и реэмигранты из Манчжоу-Го), осевших на железнодорожном транспорте и в промышленности Союза.

Учетные агентурно-оперативные материалы показывают, что выехавшие в СССР харбинцы, в подавляющем большинстве, состоят из бывших белых офицеров, полицейских, жандармов, участников различных эмигрантских шпионско-фашистских организаций и т.п. В подавляющем большинстве они являются агентурой японской разведки, которая на протяжении ряда лет направляла их в Советский Союз для террористической, диверсионной и шпионской деятельности.

Доказательством этого могут служить также и следственные материалы. Например, на железнодорожном транспорте и промышленности за последний год репрессировано за активную террористическую и диверсионно-шпионскую деятельность до 4.500 харбинцев. Следствие по их делам вскрывает тщательно подготовленную и планомерно выполнявшуюся работу японской разведки по организации на территории Советского Союза диверсионно-шпионских баз из числа харбинцев».

Приказом предписывалось всех арестованных харбинцев разбить на две категории:

Какое отношение мог иметь к «харбинцам» Сун-Жун-Дю, приехавший из Китая в еще царскую Россию?

Кстати, рассылаемое вместе с этим приказом «ЗАКРЫТОЕ ПИСЬМО

О ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ДИВЕРСИОННОЙ И ШПИОНСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЯПОНСКОЙ АГЕНТУРЫ ИЗ ХАРБИНЦЕВ» до настоящего времени носит в России гриф «Секретно» и будет таковым как минимум до 2044 года…

Но вернемся к жалобе Сун-Жун-Дю, вернее, к ее разрешению. В октябре 1942 года в Постановлении по его делу Секретариата Особого Совещания при НКВД СССР отмечается, что в связи с поступившим заявлением от осужденного Сун-Жун-Дю были проведены дополнительные следственные мероприятия, вновь допрошено шесть свидетелей, которые охарактеризовали Сун-Жун-Дю положительно, каких-либо антисоветских суждений и проявлений со стороны последнего не привели, но одна свидетельница показала, что квартиру Сун-Жун-Дю посещали китайцы.

В своем заявлении Андрей Андреевич отказался от данных на предварительном следствии показаний, заявляя, что они были даны «под влиянием физических воздействий со стороны следствия».

Было проверено и дело осужденного Ярославского, который, по мнению следствия, завербовал Андрея Андреевича, и выяснилось, что Сун-Жун-Дю в его показаниях не фигурирует. Также уже известно, что арестованы и осуждены за фальсификацию уголовных дел и неправомерные методы ведения следствия капитан ГБ Сорокин и лейтенант ГБ Вольфсон.

И какое решение принимается? Пересмотреть дело? Освободить? Нет, основываясь на приведенных данных, «жалобы осужденного и его жены о пересмотре дела оставить без удовлетворения…»

Вот так, зная все факты о преступном ведении следствия, НКВД не пожелал признать осуждение Сун-Жун-Дю незаконным. Защитил «честь мундира», хотя какая у НКВД может быть честь…

Сергей ПРУДОВСКИЙ -
специально для «Новой»

ДОКУМЕНТЫ, ПОКАЗЫВАЮЩИЕ МЕТОДЫ НКВД ПРИ ФАЛЬСИФИКАЦИИ «ДЕЛ»