Константин бальмонт - сонеты. «Сонеты Солнца, меда и Луны» К

В 1942 году, исповедуясь перед кончиной, Константин Бальмонт произвел на священника "глубокое впечатление искренностью и силой покаяния считал себя неисправимым грешником, которого нельзя простить" , – свидетельствовал Борис Зайцев и, помянул об особой милости Господа к грешникам, которые считают себя недостойными прощения, закончил свои воспоминания словами уверенности в обретении такой милости и русским поэтом Константином Бальмонтом, сумевшим сохранить на чужбине единственные свои сокровища – русский язык и сыновнюю любовь и память о Родине.

Игорь Владимиров

Сонеты солнца, меда и луны

Слово песни – капля меда,

Что пролился через край

Переполненного сердца.

Испанская песня

Чертог

Из пламеней и лепестков червонных,
Из быстрых искр от скока конских ног,
Из тех боев, где бьется рог о рог,
Из рева бурь и гласа гудов звонных, –

Из фимиамов сине-благовонных,
Из слов, которых вымолвить не мог,
Я принял весть и выстроил чертог
Из тайновестей этих раскаленных.

В чертоге, где прядет моя мечта,
Сплетаются несчетные покои.
В намек скрестилась в нем с чертой черта.

Огнями созревает темнота.
В углах сосуды, где в рустом настое
Хмелеет сказка и цветет алоэ.

Поэт

Решает миг, но предрешает час,
Три дня, неделя, месяцы и годы.
Художник в миге – взрыв в жерле природы,
Просветный взор вовнутрь господних глаз.

Поэты. Братья. Увенчали нас
Не люди. Мы древней людей. Мы своды
Иных планет. Мы Духа переходы.
И грань – секунда, там, где наш алмаз.

Но если я поэт, да не забуду,
Что в творчестве подземное должно
Вращать, вращать, вращать веретено.

Чтоб вырваться возможно было чуду.
Чтоб дух цветка на версты лился всюду.
Чтоб в душу стих глядел и пал на дно.

Котловина

Пожар – мгновенье первое земли,
Пожар – ее последнее мгновенье.
Два кратера, в безумстве столкновенья,
Несясь в пустотах, новый мир зажгли.

В туманной и пылающей пыли
Размерных вихрей началось вращенье
И волей притяженья-отторженья
Поплыли огневые корабли.

В безмерной яме жгучих средоточий
Главенствующих сил ядро легло,
И алым цветом солнце расцвело.

Огненный мир

Там факелы, огневзнесснья, пятна,
Там жерла пламеносных котловин.
Сто дней пути – расплавленный рубин.
И жизнь там только жарким благодатна.

Они горят и дышат непонятно.
Взрастает лес. По пламени вершин
Несется ток пылающих лавин.
Вся жизнь огня сгущенно-ароматна.

Как там горит у Огнеликих взгляд,
Коль даже мы полны лучей и гуда,
И даже люди, полюбив, горят.

Пламенник

Пора мне начертать псалом ночам и дням,
Пора отобразить желание созвучий,
Которое всегда сквозит в растущей туче,
Узорчато ее меняя по краям.

Из капелек росы, из чернооких ям,
Из бочагов, прудков, с полей, лугов и кручи
В неуловимости незримый, но певучий,
Восходит медленно до солнца фимиам.

До Солнца не дойдет. Но, выманен лучами,
Сгустится дымами. Придвинет к хоти хоть.
Да в слово плоть войдет, и слово станет плоть.

Вот молния дрожит. Грозит и жжет очами.
Дозволь упиться мне и днями, и ночами.
Я пламенник, я твой, дозволь сверкнуть, Господь.

Жертва

Когда зажглась кроваво, свет взвивая,
Полнеба охватившая, заря,
Казалось, на высотах алтаря
Небесного, там жертва есть живая.

Был зноен день. Всю влагу испивая,
Жара дымилась, деланье творя.
И каждый лист рабом был для царя
Единого, чья воля – огневая.

Озер и рек обильный водоем,
И каждая росинка от побега
Поникших трав, вспоили хлопья снега, –

Поток лавин в объеме тучевом.
Весь мир застыл. В той душной пытке нега.
И огнь, вещая ливень, рушил гром.

Звездные знаки

Творить из мглы, расцветов и лучей,
Включить в оправу стройную сонета
Две капельки росы, три брызга света
И помысел, что вот еще ничей.

Узнать в цветах огонь родных очей,
В журчанье птиц расслышать звук привета,
И так прожить весну, и грезить лето,
И в стужу целоваться горячей.

Не это ли веселая наука,
Которой полный круг, в расцвете лет,
Пройти повинен мыслящий поэт?

И вновь следить в духовных безднах звука,
Не вспыхнул ли еще не бывший след
От лёта сказок, духов и комет.

Горное откровение

Безмолвие нагорной высоты,
Молчания узорные хоромы,
Провалы, светояры, крутоемы,
Противоглыбы разной остроты.

Дойди до самой сказочной черты,
Взнеси свой дух на крайние изломы,
Туда, где дома – молнии и громы,
Где резок свет стремнинной пустоты.

Смотри. Где вся природа чрезвычайна,
Какой она не может быть везде,
Где небо ближе к озерной воде,

Та, которою движутся звезды

Из раковины музыка морская,
И музыка из горла соловья.
Условие и краска бытия.
Всегда одна. Всегда везде другая.

В простом венке. Всем жаждам дорогая.
Хотящая промолвить: "Я твоя".
Кто к ней пришел? Он я и он не я.
В ней дышит Вечность, в миге пробегая.

Цветок, который ждет, чтоб развернуть
Непознанность красивой пышной чаши.
Звезда, где чары наши и не наши.

Дремучий лес, в котором будет путь.
Она когда-то и когда-нибудь.
Желанье Солнца грезу сделать краше.

Рассвет

Едва озарены верхушки гор.
Еще не вышло гордое Светило,
В котором всем земным восторг и сила.
Сейчас оно начнет дневной дозор.

Под белой дымкой зеркало озер.
Цветы еще закрытый кадила.
Долины спят. Но тьма уж уступила.
И только знака ждет старинный бор.

Купавы словно дремлющия луны.
Все шире свет. Все ярче горный храм.
Расплавленный рубин по ледникам.

Весь мир земной натянутые струны.
Скорей. Скорей. Мы снова будем юны.
И ток огней ударил по струнам.

Что со мной?

Что сделалось со мной? Я весь пою.
Свиваю мысли в тонкий строй сонета.
Ласкаю зорким взором то и это,
Всю вечность принимаю как мою.

Из черных глыб я белое кую.
И повесть чувства в сталь и свет одета.
Во всем я ощущаю только лето,
Ветров пьянящих теплую струю.

О, что со мной? Я счастлив непонятно.
Ведь боль я знаю так же, как и все.
Хожу босой по стеклам. И в росе

Ищу душой того, что невозвратно.
Я знаю. Это – солнце ароматно
Во мне поет. Я весь в его красе.

Пир

Пир огненный вверху уже готов.
Горячий ток дошел до нижних далей.
Повесил по ветвям наряд вуалей,
Так скоро после дней разлома льдов.

Бальмонт Константин

К.Д.БАЛЬМОНТ

Памяти А. П. Плещеева Колокольный звон Из сборника "Под северным небом" Лунный свет Зарождающаяся жизнь Август Смерть Из сборника "В безбрежности" Подводные растенья Океан Бесприютность Из сборника "Тишина" Дон-Жуан Из сборника "Горящие здания" Бретань Проповедникам Хвала сонету Разлука Из сборника "Ясень" Вопль к ветру Скажите вы Тамар Саморазвенчанный Под северным небом Из сборника "Сонеты солнца, меда и луны" Звездные знаки Что со мной? Умей творить На огненном пиру Снопы Далекое Сила Бретани Рождение музыки На отмели времен Шалая Кольца Пантера Блеск боли Микель Анджело Леонардо да Винчи Марло Шекспир Кальдерон Эдгар По Шелли Эльф Лермонтов Ребенку богов, Прокофьеву Только Из сборника "Мое - ей. Россия" "Приветствую тебя, старинный крепкий стих..." Переводы П. Б. Шелли. Озимандия Шарль Бодлер. Красота Гигантша Пропасть

ПАМЯТИ А. Н. ПЛЕЩЕЕВА

Он был из тех, кого судьба вела

Кремнистыми путями испытанья, Кого везде опасность стерегла, Насмешливо грозя тоской изгнанья. Но вьюга жизни, бедность, холод, мгла В нем не убили жгучего желанья Быть гордым, смелым, биться против зла, Будить в других святые упованья. Держал он светоч мысли в черный день, В его душе рыдания звучали, В его строфах был звук родной печали, Унылый стон далеких деревень, Призыв к свободе, нежный вздох привета И первый луч грядущего рассвета.

КОЛОКОЛЬНЫЙ ЗВОН

Как нежный звук любовных слов На языке полупонятном, Твердит о счастьи необъятном Далекий звон колоколов.

В прозрачный час вечерних снов В саду густом и ароматном. Я полон дум о невозвратном, О светлых днях иных годов.

Но меркнет вечер, догорая, Теснится тьма со всех сторон; И я напрасно возмущен

Мечтой утраченного рая; И в отдаленьи замирая, Смолкает колокола звон.

ПОД СЕВЕРНЫМ НЕБОМ. 1894

ЛУННЫЙ СВЕТ

Когда луна сверкнет во мгле ночной Своим серпом, блистательным и нежным, Моя душа стремится в мир иной, Пленяясь всем далеким, всем безбрежным.

К лесам, к горам, к вершинам белоснежным Я мчусь в мечтах, как будто дух больной, Я бодрствую над миром безмятежным, И сладко плачу, и дышу - луной.

Впиваю это бледное сиянье, Как эльф, качаюсь в сетке из лучей, Я слушаю, как говорит молчанье.

Людей родных мне далеко страданье, Чужда мне вся Земля с борьбой своей, Я - облачко, я - ветерка дыханье.

ЗАРОЖДАЮЩАЯСЯ ЖИЗНЬ

Еще последний снег в долине мглистой На светлый лик весны бросает тень, Но уж цветет душистая сирень, И барвинок, и ландыш серебристый.

Как кроток и отраден день лучистый, И как приветна ив прибрежных сень. Как будто ожил даже мшистый пень, Склонясь к воде, бестрепетной и чистой.

Кукушки нежный плач в глуши лесной Звучит мольбой тоскующей и странной. Как весело, как горестно весной,

Как мир хорош в своей красе нежданной Контрастов мир, с улыбкой неземной, Загадочный под дымкою туманной.

Как ясен август, нежный и спокойный, Сознавший мимолетность красоты. Позолотив древесные листы, Он чувства заключил в порядок стройный. В нем кажется ошибкой полдень знойный,С ним больше сродны грустный мечты, Прохлада, прелесть тихой простоты И отдыха от жизни беспокойной. В последний раз пред острием серпа Красуются колосья наливные, Взамен цъотов везде плоды земные. Отраден вид тяжелого снопа,

А в небе - журавлей летит толпа И криком шлет "прости" в места родные.

Суровый призрак, демон, дух всесильный, Владыка всех пространств и всех времен, Нет дня, чтоб жатвы ты не снял обильной, Нет битвы, где бы ты не брал знамен.

Ты шлешь очам бессонным сон могильный; Несчастному, кто к пыткам присужден, Как вольный ветер, шепчешь в келье пыльной, И свет даришь тому, кто тьмой стеснен.

Ты всем несешь свой дар успокоенья, И даже тем, кто суетной душой Исполнен дерзновенного сомненья.

К тебе, о царь, владыка, дух забвенья, Из бездны зол несется возглас мой: Приди. Я жду. Я жажду примиренья!

В БЕЗБРЕЖНОСТИ. 1895

ПОДВОДНЫЕ РАСТЕНЬЯ

На дне морском подводные растенья Распространяют бледные листы И тянутся, растут, как привиденья, В безмолвии угрюмой темноты.

Их тяготит покой уединенья, Их манит мир безвестной высоты, Им хочется любви, лучей, волненья, Им снятся ароматные цветы.

Но нет пути в страну борьбы и света, Молчит кругом холодная вода. Акулы проплывают иногда.

Ни проблеска, ни звука, ни привета, И сверху посылает зыбь морей Лишь трупы и обломки кораблей.

Валерию Врюсову

Вдали от берегов Страны Обетованной, Храня на дне души надежды бледный свет, Я волны вопрошал, и океан туманный Угрюмо рокотал и говорил в ответ:

"Забудь о светлых снах. Забудь. Надежды нет. Ты вверился мечте обманчивой и странной. Скитайся дни, года, десятки, сотни лет Ты не найдешь нигде Страны Обетованной".

И, вдруг поняв душой всех дерзких снов обман, Охвачен пламенной, но безутешной думой, Я горько вопросил безбрежный океан,

Зачем он страстных бурь питает ураган, Зачем волнуется, - но океан угрюмый, Свой ропот заглушив, окутался в туман.

БЕСПРИЮТНОСТЬ

Меня не манит тихая отрада, Покой, тепло родного очага, Не снятся мне цветы родного сада, Родимые безмолвные луга. Краса иная сердцу дорога: Я слышу рев и рокот водопада, Мне грезятся морские берега И гор неумолимая громада.

Среди других обманчивых утех Есть у меня заветная утеха:

Забыть, что значит плач, что значит смех, Будить в горах грохочущее эхо И в бурю созерцать, под гром и вой, Величие пустыни мировой.

ТИШИНА. 1898

(Отрывки из ненаписанной поэмы)

But now I am an emperor of a world, this little world of man. My passions are my subjects.

Но теперь я властитель над целым миром, над этим малым миром человека. Мои страсти - мои подданные.

La lima llena1... Полная луна... Иньес, бледна, целует, как гитана. Те ато... ато...2 Снова тишина... Но мрачен взор упорный Дон-Жуана.

Слова солгут - для мысли нет обмана, Любовь людей - она ему смешна. Он видел все, он понял слишком рано Значение мечтательного сна.

Переходя от женщины продажной К монахине, безгрешной, как мечта, Стремясь к тому, в чем дышит красота,

Ища улыбки глаз бездонно-влажной, Он видел сон земли - не сон небес, И жар души испытанной исчез.

Он будет мстить. С бесстрашием пирата Он будет плыть среди бесплодных вод. Ни родины, ни матери, ни брата. Над ним навис враждебный небосвод.

Земная жизнь - постылый ряд забот, Любовь - цветок, лишенный аромата. О, лишь бы плыть - куда-нибудь - вперед, К развенчанным святыням нет возврата. Он будет мстить. И тысячи сердец Поработит дыханием отравы. Взамен мечты он хочет мрачной славы.

И женщины сплетут ему венец, Теряя все за сладкий миг обмана, В проклятьях восхваляя Дон-Жуана.

Что ж, Дон-Люис? Вопрос - совсем нетрудный. Один удар его навек решит. Мы связаны враждою обоюдной. Ты честный муж - не так ли? Я бандит?

Где блещет шпага - там язык молчит. Вперед! Вот так! Прекрасно! Выпад чудный! А, Дон-Люис! Ты падаешь? Убит. In pace requiescat1. Безрассудный! Забыл, что Дон-Жуан неуязвим! Быть может, самым адом я храним, Чтоб стать для всех примером лютой казни? Готов служить. Не этим, так другим. И мне ли быть доступным для боязни, Когда я жаждой мести одержим!

Сгущался вечер. Запад угасал. Взошла луна за темным океаном. Опять кругом гремел стозвучпый вал, Как шум грозы, летящей по курганам.

Я вспомнил степь. Я вижу за туманом Усадьбу, сад, нарядный бальный зал, Где тем же сладко-чувственным обманом Я взоры русских женщин зажигал.

Па зов любви к красавице-княгине Вошел я тихо-тихо, точно вор. Она ждала. И ждет меня доныне.

Но ночь еще хранила свой убор, А я летел, как мчится смерч в пустьттте, Сквозь степь я гнал коня во весь опор.

ГОРЯЩИЕ ЗДАНИЯ. WOO

Лирика современной души

Затянут мглой свинцовый небосвод, Угрюмы волны призрачной Бретани. Семь островов Ар-Гентилес-Руссот, Как звери, притаилися в тумане.

Они как бы подвижны в океане По прихоти всегда неверных вод. И, полный изумленья, в виде дани На них свой свет неясный месяц льет.

Как сонмы лиц, глядят толпы утесов, Седых, застывших в горечи тоски. Бесплодны бесконечные пески.

Их было много, сумрачных матросов. Они идут. Гляди! В тиши ночной Идут туманы бледной пеленой.

ПРОПОВЕДНИКАМ

Есть много струй в подлунном этом мире, Ключи поют в пещерах, где темно, Звеня, как дух, на семиструнной лире, О том, что духам пенье суждено.

Нам в звонах - наслаждение одно, Мы духи струн мирских на шумном пире, Но вам, врагам, понять нас не дано, Для рек в разливе надо русла шире.

Жрецы элементарных теорем, Проповедей вы ждете от поэта? Я проповедь скажу на благо света

«Сонеты Солнца, меда и Луны» Константин Бальмонт

Сонеты солнца, меда и луны.
В пылании томительных июлей
Бросали пчелы рано утром улей,
Заслыша дух цветущей крутизны.

Был гул в горах. От солнца ход струны.
И каменный баран упал с косулей,
Сраженные одной и той же пулей.
И кровью их расцвечивал я сны.

От плоти плоть питал я, не жалея
Зверей, которым смерть дала рука.
Тот мед, что пчелы собрали с цветка, –

Я взял. И вся пчелиная затея
Сказала мне, чтоб жил я не робея,
Что жизнь смела, безбрежна и сладка.

Анализ стихотворения Бальмонта «Сонеты Солнца, меда и Луны»

Удивительно, каким разным может быть творчество одного и того же автора в разные годы его жизни. В нем могут прослеживаться узнаваемые образы, встречаться та же лексика и мелодика, тот же стиль и ритм стихотворений. Но дух при этом может так измениться, что читатель будет растерянно листать сборник, гадая, тот ли это поэт.

Именно это явление мы можем наблюдать, исследуя творческий путь Константина Дмитриевича Бальмонта. На примере произведения «Сонеты Солнца, меда и Луны» легко понять, что все окружающие события, вещи и люди оставляют неизгладимый след в душе поэта, который не может не отразиться в его работах.

Это произведение написано в 1917 году и вошло в одноименный сборник, напечатанный в 1920 г. Эта книга полностью состоит из сонетов, в которых К. Бальмонт снова обращается к привычным темам – личности и душе поэта, его назначению, влиянию на мир. В них автор предстает исследователем глубин мироздания, поэтому стихотворения наполнены символами, мистицизмом, философскими размышлениями.

Образы произведения уже знакомы читателям. Бальмонт по-прежнему восхваляет могущественные небесные светила, но это уже не жизнерадостное Солнце, которое было воспето в «Горящих зданиях». Это грозная сила, способная испепелять. Все чаще поэт выбирает устрашающие эпитеты: «в пылании томительных июлей», «цветущей крутизны».

Повествуя о природе, Константин Дмитриевич обращается не к сюжетам возрождения и ликования жизни, а наоборот, демонстрирует жестокость, крах, гибель существ. Лирический герой сонета теперь не просто восхищенный наблюдатель. Он хищник, он отнимает жизни, чтобы питать себя и свое вдохновение. Размышляя о том, может ли он брать плоды природы для собственной пользы, поэт утверждает это право, провозглашая величие жизни. Это страстный гимн сильным, настойчивым и храбрым личностям.

За этими философскими строками нельзя не увидеть исторического контекста. Кровавые образы животных, грозные звуки («был гул в горах») указывают на внимательное отношение Бальмонта к событиям, происходящим у него на глазах. Известно, что революцию 1917 года поэт не принял и вскоре покинул Родину. Вероятно, в строках «тот мед, что пчелы собрали с цветка, — я взял», автор указывает на свое место в этих событиях, подразумевая под пчелами преданных ему русских читателей, которых ему придется оставить.

Снова К. Бальмонт предстает многогранным разносторонним автором. Ограничивая себя строгой формой сонета, он раскрывает уже известные символы и образы с новых сторон, погружается в неизведанные глубины человеческой души, и одновременно с этим прячет между строк иные смыслы, которые еще предстоит разгадать читателям.

Страница 3 из 3

По мнению исследователей, лирические книги Бальмонта 1890-х-1910-х годов представляют собой ряд книжных ансамблей, в которых варьируются, но остаются константными и устойчивыми мотивно-образные комплексы, репрезентирующие авторскую мифопоэтическую картину мира . В ней отражены цельность мироздания , красота космического и земного миров, творческая мощь вселенной и человеческого духа, взаимосвязанность всех явлений бытия, их нерасторжимость . Здесь представлены характерные для Бальмонта аллитерация («рев бурь», «глас гудов», «черта с чертой») и ассонанс («фимиамов сине-благовонных»), придающие сонету эффект ярко выраженной музыкальности. Динамичность представленной здесь картине мира придает быстрая смена ярких, но не четких образов, плавно перетекающих друг в друга: «Огнями созревает темнота.// В углах сосуды, где в густом настое// Хмелеет сказка и цветет алоэ». Предпочитаемые поэтом здесь цвета: красный (цвет пламени и быстрых искр от скока конских ног) и синий (цвет фимиама).

Характерная для Бальмонта концепция поэта наиболее полно воплощена в сонете «Поэт», в котором утверждается мысль о неподвластности суду современников поэтов, об особом их положении как древнейших людей: «Поэты. Братья. Увенчали нас// Не люди. Мы древней людей. Мы своды// Иных планет. Мы духа переходы». Здесь же утверждается мысль о избранничестве поэтов: «Но если я поэт, да не забуду,// Что в творчестве подземное должно// Вращать, вращать, вращать веретено».

В сонете «Звездные знаки», Бальмонт воплощает мысль о том, что все компоненты литературного произведения берут свое начало в естественной природе: «Творить из мглы, рассветов и лучей,// Включить в оправу стройную сонета// Две капельки росы, три брызга света// И помысел, что вот еще ничей». как видим, и здесь лирический герой – центр мироздания, творец, способный соединить в художественной картине мира логически не связанные образы, еле уловимые ощущения, которые трудно постичь разумом, но можно воспринять чувствами и эмоциями: «Узнать в цветах огонь родных очей,// В журчанье птиц расслышать звук привета».

Наиболее оформлена концепция поэта – божьего избранника в сонете «Умей творить»: «Умей творить из самых малых крох.// Иначе для чего же ты кудесник?// Среди людей ты божества наместник,// Так помни, чтоб в словах твоих был бог». В этом сонете Бальмонт ставит лирического героя не просто в центр мироздания, он превозносит его над людьми, природой, даже способен подарить красоту этому миру.

Это представление об особом положении поэта как богом избранном творце, «транслирующим культурный опыт человечества», Бальмонт развивает в сонетах, посвященных 8-ми великим деятелям культуры, имена которых часто упоминались у поэтов начала XX в.: Микель Анджело, Леонардо да Вичи, Марло, Шекспир, Кальдерон, Эдгар По, Шелли и Лермонтов. Посвященные им сонеты основаны на сложных метафорах, многогранности которых содействуют многочисленные намеки. Таков, например, сонет о Шекспире: «И показал все тайники змеи.// Гигант, чей дух - плавучая картина,// Ты - наш, через то, что здесь мы все твои».

Таким образом, у К. Бальмонта лирический герой «Сонетов Солнца, Меда и Луны», все более возвышаясь над миром и человечеством, никогда не теряет связи с природой и миром людей – источнике его вдохновения.

Литература

1. Бальмонт К. Избранное. Стихотворение. Переводы. Статьи. М.: Художественная литература, 1980.

2. Бахор Т.А. Изучение поэзии Красноярского края XX века. // Международный журнал прикладных и фундаментальных исследований. 2011. № 8. С. 80-81.

3. Бахор Т.А., Лобарева В.С., Зырянова О.Н. Традиции поэзии серебряного века в произведениях сибирских авторов второй половины XX века.// Фундаментальные исследования. 2013. № 10-12. С. 2806-2809. URL: (дата обращения: 18.01.2015).

4. Бахор Т.А. Эволюция любовной лирики Романа Солнцева // Современные проблемы науки и образования. 2014. №6. URL: (дата обращения: 18.01.2015).

5. Скок Т.Н. «Сонеты Солнца, Меда и Луны» К.Д. Бальмонта как итоговая лирическая книга: мифопоэтика и архитектоника; автореф. дис. ... канд. филол. наук. Омск, 2009. 22 с.

6. Суворова П.Е. Ментальное пространство как код модели мира. // Вестник Чувашского государственного педагогического университета им. И.Я. Яковлева. 2011. № 4-2. С. 157-160.