Минин кузьма краткая биография. Воззвание к нижегородцам гражданина Минина

7 ноября - День освобождения Москвы силами народного ополчения под руководством Кузьмы Минина и и Дмитрия Пожарского от поляков (1612 год).
Четыреста лет прошло с этого момента!

Кузьма Минин. Портрет XVII в.

Минин Кузьма(Козьма) Захарьевич, по прозванью Сухорук — один из «освободителей Отечества» от поляков в 1612 г. был родом из Балахны (сегодняшней Нижегородской области).

Призвание.

Биография его до его выступления в 1611 г. неизвестна. Посадский человек Нижнего Новгорода, по-видимому, среднего достатка, торговавший мясом, он, кажется, ничем особенным не выделялся из рядов «братьи своей», посадских людей. Его имущество оценивалось в 300 рублей.
В эпоху смуты при царе Василии Шуйском, когда Нижнему угрожали восставшие инородцы и тушинцы, Минин, по некоторым указаниям, принимал участие, как и другие посадские, в походах против врагов, в отряде воеводы Алябьева.
С осени 1611 г. скромный мясник становится первым человеком в родном городе.Его избрази земским старостой, одним из двух, возглавлявших местных посадских людей.

Кузьма Минин

В эту критическую для России пору, когда после гибели Ляпунова ополчение его распадалось, и власть над страной захватили казачьи воеводы — Заруцкий и Трубецкой когда Новгород был уже занят шведами, Смоленск взят Сигизмундом, а в Псковской области действовал новый «царь Димитрий», когда в связи с этим уныние, малодушие и отчаяние захватили многих, и местные и личные интересы стали брать верх над общегосударственными, — Минин глубоко скорбел о бедствиях Отечества и думал о средствах помочь ему. По его словам, святой Сергий трижды являлся ему во сне, побуждая выступить с призывом, и даже наказал за непослушание. Избрание свое в земские старосты Нижнего около нового года (1 сентября) Минин понял как указание перста Божьего. В земской избе и «иде же аще обреташеся» он стал призывать посадских людей порадеть об Отечестве и личным примером побуждал к пожертвованиям для найма ратных людей.Посадские люди его поддержали,начали сбор пожертвований, а городской совет санкционировал общую сходку нижегородцев в Спасо-Преображенском соборе.

К.Маковский.Воззвание Минина на площади Нижнего Новгорода. 1890

Минин выступил с призывом встать на защиту Российского государства."Нам не пожалеть своих жизней,да не только жизней, не пожалеть дворы свои продавать и жен и детей закладывать, и бить челом, кто... был бы у нас начальником."
Нижегородцы пожертвовали часть своего имущества, " устроили прировор", чтобы все в городе и в уезде дали в обязательном порядке часть своего имущества, а руководство по сбору средстви их применениюпоручили Минину.С этого момента неграмотный (за него потом расписывался Пожарский) заурядный посадский торговец взвалил на себя ношу посильную лишь великому человеку, и не было случая, чтобы она оказалась ему не по плечу.

Константин Маковский. Воззвание Кузьмы Минина к нижегородцам в 1611

Сам, пложертвовав на общее дело треть своего состояния,Минин правильно организовал сбор средств.Он же ездил с делегацией в Мугреево к князю Пожарскому,уговаривал его встать во главе ополчения.С этого знакомства началось их беспримерное в истории сотрудничество, полное единодушие царского стольника, князя с посадским человеком.

Ополчение.

Минин и Пожарский стали собирать ополчение.В Нижнем Новгороде было не более тысячи военных людей.Позвали смоленских дворян и детей боярских,несчастных беженцев в Арзамасском уезде, потом вяземских и дорогобужских служивых людей, бедствовавших во Владимирском уезде. Минин дал этим отчаявшимся людям оклад втрое больше обычного для ратников.Войско его сразу возросло на две тысячи воспрянувших духом военных. Увидев такое, в Нижний Новгород потянулись коломенцы, рязанцы, казаки и стрельцы из разных мест.Всего собралось десять тысяч человек.
Минин организовал сбор денер и в других городах,перебоев в выдаче жалованья не было.Порядок в делах ополчения способствовал тому,что в нем воцарилось редкое единодушие.

Скотти М.И.Минин и Пожарский.1850 г.

Не только этим,но и саблей свой послужил Минин Отечеству.В решающий день сражения под Москвой 24 августа 1612 года, когда день клонился к вечеру, а исход битвы был все не ясен, Минин лично возглавил решительную атаку около Крымского двора."Бери, кого хочешь",- сказал Пожарский. Минин взял три лучшие дворянские сотни и конницу.
Атака была страшной! Две сотни поляков были опрокинуты и в панике побежали к лагерю Ходкевича.Это воодушевило русское войско, атака стала общей, побежало все польское войско,бросив свой лагерь и пушки.Вскоре гетман Ходкевич ушел от Москвы.
Через два месяца поляки, оставшиеся в безнадежном положении в Кремле,сдались. Москва была освобождена.
После, под Москвой и в Москве Минин был во главе ополчения, и вместе с князьями Пожарским и Трубецким возглавлял образовавшееся в нем правительство. Принимая участие во всех делах правительственных, Минин, главным образом, ведал казну и обеспечение ратных людей необходимыми запасами и припасами и денежным жалованьем, с чем и справился успешно, несмотря на трудности сборов в разоренной смутой стране.

Изгнание польских интервентов из Московского Кремля в 1612 году.

В июле 1613 года венчался избранный на Земском Соборе царь Михаил Романов. На этом закончились полномочия правительства Трубецкого - Пожарского -Минина.

Награда.

Царь всех наградил.Пожарский, минуя две ступени, был из стольников произведен в бояре.Попал в Боярскую думу и Минин, но не боярином и не окольничьим, а нижним, третьим чином думного дворянина с жалованием 200 рублей в год.Кроме того, он получил дом в Нижегородском Кремле и поместье - село Богородицкое и при нем девять населенных деревень и три пустоши в Нижегородском уезде, всего 890 гектаров.
Боярская дума - это совет при царе, в то время уже терявший значение.Чины думы использовались и как государственные чиновники.Исполнял различные поручения и Минин.В 1614 г. ему был поручен сбор первой пятины с гостей и торговых людей в столице; в мае 1615 г. он был в боярской коллегии, «ведавшей Москву» во время богомолья государева; в декабре того же года послан с князем Гр. П. Ромодановским в казанские места «для сыску» по поводу бывшего здесь восстания инородцев.
Судя по всему царь относился к нему благосклонно, челобитные его удовлетворял.

Юрий Пантюхин. За Землю Русскую. Минин и Пожарский

Минин прожил после освобождения Москвы менее 4 лет.Хотя он жил в Москве, умер в Нижнем Новгороде " между сентябрем 1615 и июнем 1616 года".Погребен он в Нижнем, в нижнем этаже Спасо-Преображенского собора, где в его память устроен придел во имя Косьмы и Дамиана, освященный в 1852 году.
Еще чез 16 лет пресекся его род.
До сих пор Минин - самый знаменитый нижегородец.

Площадь К.Минина в Нижнем Новгороде

Памятник К.Минину на одноименной площади

Собор в Нижегородском Кремле, где находится могила Кузьмы Минина

Могила К.Минина в Соборе

(по материалам архивов " Нижегородские новости " № 1447)

Таким он остался в истории – как первый недворянин, сыгравший ключевую роль в судьбе Московского царства. Торговый человек, из сравнительно небогатых купцов. Когда создавалась идеология Московского царства при Романовых – понадобились символы народного единства. Дворянство, купечество, духовенство и крестьянство – представители каждого сословия внесли заметный вклад в преодоление . И каждое сословие выдвинуло знакового героя.

Торговых людей, как правило, недолюбливают в народе. И они дают к тому повод. Как говорится, «не обманешь – не продашь». Подвиг Минина на много лет вперед стал оправданием для русских купцов. Даже много лет спустя, когда говорили о русских дельцах, об их неблаговидной роли, в качестве противовеса непременно вспоминали Минина: «Но его выдвинула именно эта, купеческая, среда». И то правда: социальную роль человека отбрасывать и недооценивать нельзя.

2. Где родился герой?

На этот счет существует немало версий. По одной из них Кузьма был сыном солеварщика из Балахны Мины Анкудинова. По другой – родился в семье торговца в Нижнем Новгороде.

В XIX веке его нередко называли Кузьмой Захаровичем и добавляли к фамилии родовое прозвище Сухорук. Но, скорее всего, Минин (Минич) – это и было отчество, из которого, став знаменитостью и дворянином, Козьма произвел свою фамилию. Сам Минин, скорее всего, был говядырем – то есть занимался мясной торговлей.

3. Великий оратор

Его можно назвать русским Демосфеном. Речи Минина изменили ход истории, придали Второму ополчению нужную тональность, а точнее – сделали его непобедимым. Люди во все времена, в большинстве своем, равнодушны к высоким идеям. Их больше интересуют вопросы выживания. И Минин неплохо разбирался в массовой психологии.

Он говорил о поруганных святынях, об угрозе порабощения. Призывал действовать сообща, всем миром. Не заискивал перед аудиторией. Демонстрировал искренние порывы и жесткие требования к каждому. Говорил об ответственности.

И, слушая его, разобщенные люди превращались в ополчение, в патриотическое движение, в народ, готовый действовать. Именно Минин был инициатором и душой Второго ополчения. По существу – организатором успешного сопротивления.

4. Лидер

Минин выдвинул в воинские начальники князя Дмитрия Пожарского, который в то время лечился после ранений. Пожарский настоял (а скорее всего, согласился с Мининым), чтобы инициатору ополчения дали особые полномочия. И ершистые, степенные соратники признали в Минине предводителя. Научились подчиняться ему. Он распоряжался казной, вел трудное хозяйство ополчения, а заодно налаживал связи с местным населением во всех городах и селах. Пресекал крамолу. Выжигал смуту.

Минин стал влиятельнейшей фигурой в «Совете всея Земли», который до установления законной власти фактически был правительством страны. Специфика ополчения, да и вообще специфика того смутного времени не позволяла быстро и надежно наладить армейскую дисциплину. Строгий, суровый Минин в этом смысле делал максимум возможного. По его биографии можно изучать психологию лидерства. Это он жестко требовал от каждого отдавать на ополчение «третью деньгу» (в редких случаях – пятую), а несогласных превращали в холопов и вовсе лишали имущества.

5. Бой Московский

Роль Минина вовсе не исчерпывалась агитацией и хозяйственными делами. Он и во время боев за Москву летом и осенью 1612-го проявил лидерские качества. Показал себя истинным храбрецом, не жалел живота своего. Был верен присяге «умереть за христианскую веру», которую принес вместе с воинством. В кульминационный момент битвы, когда в ополчении началось дезертирство и инициативу перехватили поляки, Минин с тремя сотнями бойцов переправился через Москву-реку и направился к лагерю Ходкевича. Лихое наступление вынудило поляков отступить. В военном отношении это была решающая атака всей войны! И возглавил ее Минин.

Любопытный факт: незадолго до смерти князь Дмитрий Пожарский принял монашескую схиму под именем… Косма! Трудно отказаться от предположения, что он тогда вспомнил своего соратника, человека, который, собственно говоря, и предложил Пожарского на должность воинского начальника ополчения.

6. Думный дворянин

Вскоре после венчания на царство наш первый самодержец из рода Романовых Михаил Федорович пожаловал Минину вотчины и чин думного дворянина. Он заслужил спокойную зажиточную жизнь. Но не стремился к покою. Минин принимал активное участие в политике. Жил в царских палатах, неустанно заседал в думе…

Царь видел в нем надежного и деятельного сановника, доверял Минину, свидетельство чему – важные поручения. Во время паломнической поездки царя в Сергиев монастырь Минин оказался в числе тех, кому Михаил Федорович доверил беречь Москву…

7. Последний поход

В 1615 году восточные рубежи царства потрясали волнения среди татар и черемисов. Минин был послан на розыски. А скорее всего – сам напросился на службу. Он неплохо знал Поволжье и со времен ополчения умело приводил в чувство горячие головы.

Минин вместе с князем Ромодановским возглавлял царский отряд. Он провел следствие. Надо думать, виновные не сумели скрыться от Минина. А на обратном пути, в 1616-м, он тяжко заболел и уже не встал. Его похоронили на погосте приходской Похвалинской церкви.

8. Спасо-Преображенский собор

Память о герое не стерлась. В 1672 году его прах перенесли в Нижегородский кремль, в Спасо-Преображенский собор. Митрополит Нижегородский Филарет отслужил панихиду. В середине XIX века обветшавший собор разобрали, построили на его месте новый. Могилу Минина заботливо сохранили.

В 1930 году, после разрушения Спасо-Преображенского собора, прах был передан на хранение в историко-архитектурный музей-заповедник, а затем перенесен в Михайло-Архангельский собор Нижегородского кремля. Кстати, Минину принадлежал надел земли и на территории Нижегородского кремля…

9. Первый памятник Москвы

Памятник Минину и Пожарскому на Красной площади

Скульптурные памятники выдающимся людям – не в русской, не в православной традиции. Они стали возникать только в послепетровское время, когда в Россию пришла Западная Европа. Да и то эта традиция прививалась медленно. В Москве Белокаменной первый памятник появился только в 1818 году. 1812-го всколыхнула память о событиях двухсотлетней давности. Новый патриотический порыв позволил лучше понять Минина и Пожарского.

Сбор средств на постройку памятника начался в 1803 году. Первоначально доброхоты намеревались установить памятник в Нижнем Новгороде. Такова была идея императора Александра I. Иван Мартос представлял свои эскизы, которые воодушевили публику. В конце концов всем миром приняли решение возвести памятник в Москве, на Красной площади, а в Нижнем установить обелиск.

Работы по созданию памятника Мартос начал вскоре после изгнания французов за пределы Отечества. В скульптуре видели символ победы. Текст, выбитый на памятнике, не понравился Пушкину: «Надпись Гражданину Минину, конечно, не удовлетворительна: он для нас или мещанин Косма Минин по прозванию Сухорукой, или думный дворянин Косма Минич Сухорукой, или, наконец, Кузьма Минин, выборный человек от всего Московского государства, как назван он в грамоте о избрании Михаила Федоровича Романова. Всё это не худо было бы знать, так же как имя и отчество князя Пожарского».

Рискну предположить, что великий поэт был не прав. «Гражданин Минин» – высокое звание, и оно вполне выражает суть этой личности. Минин как бы призывает Пожарского на бой, укрепляет его дух. Поднимает воина на бой. Величавая, и в то же время эмоциональная композиция.

10. На киноэкране

Знаменитый фильм Всеволода Пудовкина «Минин и Пожарский» вышел незадолго до войны, в 1939 году. Замечательная вышла картина, настоящий народный эпос по сценарию Виктора Шкловского. Артист Александр Ханов (всенародный дедушка – его голос звучал в популярной детской радиопередаче «Угадайка»!) просто блистал. Он угадал главную черту, нерв Минина – его ораторское мастерство. Получился народный трибун.

Кинематографическая слава воскрешает память о героях далекого прошлого. Фильм и в наше время нет-нет, да и повторят по телевидению. К сожалению, при реставрации в 1960-е годы его сильно сократили. Но главное – у нас есть кинообраз Минина. А значит, легенда продолжается.

(полное имя - Кузьма Минич [Минин сын] Захарьев Сухорукий) - славный деятель Смутного времени; нижегородский гражданин, продавец мяса и рыбы, служивший в молодости в ополчении Алябьева и Репнина, земский староста и начальник судных дел у посадных людей; был в Нижнем Новгороде "излюбленным человеком" за честность и "мудрый смысл". Подробности об его деятельности становятся известными только с 1611 г., когда прибыла в Нижний Новгород грамота от патриарха Гермогена или от Троицкой лавры (в точности неизвестно).

После прочтения ее убеждал народ "стать за веру" протопоп Савва, но гораздо убедительнее оказались страстные слова М. "Захотим помочь московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жен и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником". В Нижнем начались постоянные сходки: рассуждали о том, как подняться, откуда взять людей и средства.

С такими вопросами обращались прежде всего к М., и он подробно развивал свои планы. С каждым днем росло его влияние; нижегородцы увлекались предложениями М. и наконец решили образовать ополчение, созывать служилых людей и собирать на них деньги.

По совету М. давали "третью деньгу", т. е. третью часть имущества; по его же совету выбрали вождем князя Д. М. Пожарского, лечившегося тогда от ран в подмосковном имении и пожелавшего, чтобы хозяйственная часть в ополчении была поручена М. По словам летописи, он "жаждущие сердца ратных утолял и наготу их прикрывал и во всем их покоил и сими делами собрал не малое воинство". К нижегородцам скоро примкнули и другие города, поднятые известной окружной грамотой, в составлении которой, несомненно, участвовал М. В начале апреля 1612 г. в Ярославле стояло уже громадное ополчение с князем Пожарским и М. во главе; в августе был побежден Ходкевич, а в октябре Москва была очищена от поляков.

На другой день после венчания на царство (12 июля 1613 г.) Михаил Феодорович пожаловал М. звание думного дворянина и вотчины.

Заседая с тех пор постоянно в думе и живя в царском дворце, М. пользовался большим доверием царя (в 1615 г. ему поручено было беречь Москву, вместе с ближними боярами, во время путешествия царя к Троице в Сергиев монастырь) и получал важнейшие "посылки". Умер в 1616 г., "во время розысков" в казанских местах по случаю восстания татар и черемис.

Вдове его и единственному сыну Нефеду (стряпчему) царь пожаловал новые вотчины.

Прах М. покоится в нижегородском Преображенском соборе.

В 1815 г. ему воздвигнут памятник в Нижнем Новгороде, а в 1826 г. - в Москве.

Большинство историков (особенно И. Е. Забелин и М. П. Погодин) являются защитниками М. против Н. И. Костомарова, который считает его "человеком тонким и хитрым, с крепкой волей, крутого нрава, пользовавшимся всеми средствами для достижения цели и игравшим сначала роль театрального пророка" (намек на его слова о явлении св. Сергия, по легенде XVIII в.), а потом "диктатора с крутыми и жестокими мерами". Несомненно, М. был богато одаренной и даже исключительной натурой: с большим самостоятельным умом он соединял способность глубоко чувствовать, проникаться идеей до забвения себя и вместе с тем оставаться практическим человеком, умеющим начать дело, организовать его и воодушевить им толпу. Ср. П. И. Мельников, "Нижний Новгород и нижегородцы в смутное время" ("Москвитянин", 1850, № 21); Чичагов, "Жизнь князя Пожарского, келаря Палицына и К. Минина" (СПб., 1845); Костомаров, "Личности смутного времени" ("Вестник Европы", 1871-1872 и в "Русской Истории в Жизнеописаниях"); И. Е. Забелин, "М. и Пожарский" (М., 1883) и "Действия Нижегородской Ученой Арх. Комиссии". В. Р-в. {Брокгауз}

О ранних годах Минина известно мало. Есть предположение, опирающееся на местное предание (не позднее первой половины XIX века), что Кузьма Минин был сыном солеварщика Мины Анкудинова из Балахны .

Версия о балахнинском происхождении Минина (ранее документально обоснованная историком-краеведом И. А. Кирьяновым в г.) ставится под сомнение; высказываются предположения, что балахнинские Минины были лишь его однофамильцами . Подобных взглядов придерживался ещё Мельников-Печерский ; в наше время соответствующие утверждения выдвинула группа нижегородских учёных в статье, опубликованной в - гг. в сборнике «Мининские чтения». По их мнению, «балахнинская» версия не подтверждается повторным изучением документов из Центрального архива Нижегородской области (поминальные записи и Писцовая книга).

Б. М. Пудалов в своей работе высказался и о том, что «в средствах массовой информации была озвучена - без каких-либо доказательств - версия о нерусском происхождении К.Минина („крещеный татарин“?). Она не может быть принята, так как противоречит свидетельствам источников о глубоких православных корнях рода» .

В итоге С. В. Сироткин констатирует: «…изучение кадастровых и других документов по истории балахнинской семьи Мининых позволяет достаточно уверенно говорить об отсутствии их родства с Кузьмой Мининым» . Так, Кузьма Минин ни в одном дошедшем до нас документе не упоминается, ни в связи с балахнинскими «братьями», ни в связи с «дедом Анкундином». «Ни в XVII в., ни в первой половине XVIII в. балахонцы Минины не ссылались на свое родство с нижегородским старостой, чтобы добиться каких-либо привилегий, хотя, если бы они были потомками братьев Кузьмы Минина, то могли бы рассчитывать на особое отношение к себе» - пишет также автор.

Общеизвестно и то, что, когда вошло Нижегородское ополчение в Балахну, местные толстосумы пожалели денег в ополченскую казну. «Руки бы вам поотсекать!» - как пишут летописцы, возмутился Минин.

Понятно, что после публикации работы С. В. Сироткина и с «татарской версией» должно быть покончено. Если в топониме «Балахна» кому-то слышатся восточные «мотивы», то к этим «песням» имеют отношение лишь предвзятые «слушатели», и никто более!

Доподлинно, например, известно, что вдова К.Минина, Татьяна Семеновна, пережив мужа и бездетного сына Нефеда, умерла вскоре после 1635 г., приняв перед смертью монашеский постриг под именем «Таисия». В. А. Кучкин в своей работе «О роде Кузьмы Минина» (ИСССР. - М., 1973. № 2. С. 209-211) указывает на инока Мисаила, вписанного в синодики для поминания по роду Мининых, как на возможного отца народного героя.

Разные версии существуют и о роде занятий Минина: он то ли «солепромышленник», то ли «говядырь» (торговец скотом). Сегодня доподлинно известно что он был посадский человек.

То что доподлинно известно сегодня подкрепляющееся научными данными, а не домыслами это генеалогическое древо Мининского рода. Отец Мина, мать неизвестна, сын Кузьма Минин(жена Татьяна Семеновна, в монашестве Таисия) и дочь Софья(монахиня), на Нефёде, единственном и бездетном сыне Кузьмы Минина и его жены Татьяны Семеновны, древо обрывается. Кузьма Минин - нижегородец, посадский человек Нижнего Новгорода, как он и именуется в сохранившихся документах своего времени.

Участие в ополчении

Подробности о деятельности Минина становятся известными только с осени 1611 года , когда прибыла в Нижний Новгород грамота от патриарха Гермогена (либо от Троицкой лавры , в точности неизвестно). На созванном для обсуждения грамоты городском совете присутствовало духовенство и старшие в городе люди. В числе участников был и избранный в сентябре земским старостой Кузьма Минин-человек среднего достатка и по ремеслу мясник. На следующий после собрания день содержимое грамоты было оглашено горожанам. Протопоп Савва убеждал народ «стать за веру», но гораздо убедительнее оказалась речь Минина :

Захотим помочь московскому государству, так не жалеть нам имения своего, не жалеть ничего, дворы продавать, жён и детей закладывать, бить челом тому, кто бы вступился за истинную православную веру и был у нас начальником.

С.М.Соловьев. История России с древнейших времён. Том 8.

К 30-м годам XIX века собор обветшал и был снесён по указанию нижегородского губернатора М. П. Бутурлина . В 1838 году был построен новый кафедральный собор , его фундамент был на несколько десятков метров сдвинут относительно старой постройки, а прах Минина и покоящихся рядом удельных князей был помещён в подцерковье .

В 1930 году, после разрушения Спасо-Преображенского собора, прах был передан на хранение в историко-архитектурный музей-заповедник, а затем перенесён в Михайло-Архангельский собор Нижегородского кремля.

Семья

У Кузьмы (Козьмы) был единственный сын - Нефёд. После смерти Минина царь грамотой от 5 июля 1616 года подтвердил право владения вотчиной в Нижегородском уезде - селом Богородское с деревнями - вдове Кузьмы Татьяне Семёновне и его сыну Нефёду. У Нефёда имелся двор на территории Нижегородского кремля , хотя сам он по своей службе жил в Москве, исполняя обязанности стряпчего . Сведения о нём довольно разрознены. В 1625 году он присутствовал при отбытии персидского посла, в 1626 году состоит «у государева фонаря» на двух царских свадьбах. Последнее упоминание в дворцовых разрядах относится к 1628 году . Он умер в 1632 году . Пожалованные вотчины вернулись в государственную казну и были отданы князю Якову Куденетовичу Черкасскому .

Татьяна Семёновна Минина продолжала жить в Нижнем Новгороде. По-видимому, в преклонном возрасте она постриглась в монахини, окончив жизнь в одном из нижегородских монастырей (скорее всего, в Воскресенском , расположенном на территории кремля).

Оценки деятельности

Исторический портрет Минина большинство историков (в особенности И. Е. Забелин и М. П. Погодин) описывают как достойный почтения за его героические действия, упоминая его подвиг перед отечеством как решительный шаг в защиту Родины, в отличие от Н. И. Костомарова , который считал его человеком «с крепкой волей, крутого нрава, пользовавшимся всеми средствами для достижения цели».

См. также

Напишите отзыв о статье "Кузьма Минин"

Примечания

Литература

• Жизнеописания, факты и гипотезы, портреты и документы. В 30 кн. Кузьма Минин. Дмитрий Пожарский / авт.-сот. В. А. Шамшурин . - М. : Новатор, 1997. - 398 с: ил. - (Российские судьбы)
• Забелин И. Е. - М. : Аграф, 1999. - 335 с - (Новая история)
• Скрынников Р. Г. Минин и Пожарский: Хроника смутного времени. - М.: Мол. гвардия, 1981. - 352 с.: ил. - (Жизнь замечательных людей).
• Пудалов Б. М.

Ссылки

• Голов И. И. / Н. И. Куприянова (сост.). Записки краеведов-1975
• Привалова Н. И. / Н. И. Куприянова (сост.). Записки краеведов-1979
• Сергей Скатов. - 2.11.2005
  • - 24.07.2007
  • - 25.07.2007
  • - 26.07.2007
  • - 12.03.2008
• Карташова М. В. / Журнал «Нижегородский Музей» № 7-8
• Галай Ю. Г.
• Скатов Скатов. научная статья «Еще раз о родовых корнях Кузьмы Минина» 22. 02. 2011

Отрывок, характеризующий Кузьма Минин

Соня была печальна и от разлуки с Николаем и еще более от того враждебного тона, с которым не могла не обращаться с ней графиня. Граф более чем когда нибудь был озабочен дурным положением дел, требовавших каких нибудь решительных мер. Необходимо было продать московский дом и подмосковную, а для продажи дома нужно было ехать в Москву. Но здоровье графини заставляло со дня на день откладывать отъезд.
Наташа, легко и даже весело переносившая первое время разлуки с своим женихом, теперь с каждым днем становилась взволнованнее и нетерпеливее. Мысль о том, что так, даром, ни для кого пропадает ее лучшее время, которое бы она употребила на любовь к нему, неотступно мучила ее. Письма его большей частью сердили ее. Ей оскорбительно было думать, что тогда как она живет только мыслью о нем, он живет настоящею жизнью, видит новые места, новых людей, которые для него интересны. Чем занимательнее были его письма, тем ей было досаднее. Ее же письма к нему не только не доставляли ей утешения, но представлялись скучной и фальшивой обязанностью. Она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой и взглядом. Она писала ему классически однообразные, сухие письма, которым сама не приписывала никакого значения и в которых, по брульонам, графиня поправляла ей орфографические ошибки.
Здоровье графини все не поправлялось; но откладывать поездку в Москву уже не было возможности. Нужно было делать приданое, нужно было продать дом, и притом князя Андрея ждали сперва в Москву, где в эту зиму жил князь Николай Андреич, и Наташа была уверена, что он уже приехал.
Графиня осталась в деревне, а граф, взяв с собой Соню и Наташу, в конце января поехал в Москву.

Пьер после сватовства князя Андрея и Наташи, без всякой очевидной причины, вдруг почувствовал невозможность продолжать прежнюю жизнь. Как ни твердо он был убежден в истинах, открытых ему его благодетелем, как ни радостно ему было то первое время увлечения внутренней работой самосовершенствования, которой он предался с таким жаром, после помолвки князя Андрея с Наташей и после смерти Иосифа Алексеевича, о которой он получил известие почти в то же время, – вся прелесть этой прежней жизни вдруг пропала для него. Остался один остов жизни: его дом с блестящею женой, пользовавшеюся теперь милостями одного важного лица, знакомство со всем Петербургом и служба с скучными формальностями. И эта прежняя жизнь вдруг с неожиданной мерзостью представилась Пьеру. Он перестал писать свой дневник, избегал общества братьев, стал опять ездить в клуб, стал опять много пить, опять сблизился с холостыми компаниями и начал вести такую жизнь, что графиня Елена Васильевна сочла нужным сделать ему строгое замечание. Пьер почувствовав, что она была права, и чтобы не компрометировать свою жену, уехал в Москву.
В Москве, как только он въехал в свой огромный дом с засохшими и засыхающими княжнами, с громадной дворней, как только он увидал – проехав по городу – эту Иверскую часовню с бесчисленными огнями свеч перед золотыми ризами, эту Кремлевскую площадь с незаезженным снегом, этих извозчиков и лачужки Сивцева Вражка, увидал стариков московских, ничего не желающих и никуда не спеша доживающих свой век, увидал старушек, московских барынь, московские балы и Московский Английский клуб, – он почувствовал себя дома, в тихом пристанище. Ему стало в Москве покойно, тепло, привычно и грязно, как в старом халате.
Московское общество всё, начиная от старух до детей, как своего давно жданного гостя, которого место всегда было готово и не занято, – приняло Пьера. Для московского света, Пьер был самым милым, добрым, умным веселым, великодушным чудаком, рассеянным и душевным, русским, старого покроя, барином. Кошелек его всегда был пуст, потому что открыт для всех.
Бенефисы, дурные картины, статуи, благотворительные общества, цыгане, школы, подписные обеды, кутежи, масоны, церкви, книги – никто и ничто не получало отказа, и ежели бы не два его друга, занявшие у него много денег и взявшие его под свою опеку, он бы всё роздал. В клубе не было ни обеда, ни вечера без него. Как только он приваливался на свое место на диване после двух бутылок Марго, его окружали, и завязывались толки, споры, шутки. Где ссорились, он – одной своей доброй улыбкой и кстати сказанной шуткой, мирил. Масонские столовые ложи были скучны и вялы, ежели его не было.
Когда после холостого ужина он, с доброй и сладкой улыбкой, сдаваясь на просьбы веселой компании, поднимался, чтобы ехать с ними, между молодежью раздавались радостные, торжественные крики. На балах он танцовал, если не доставало кавалера. Молодые дамы и барышни любили его за то, что он, не ухаживая ни за кем, был со всеми одинаково любезен, особенно после ужина. «Il est charmant, il n"a pas de seхе», [Он очень мил, но не имеет пола,] говорили про него.
Пьер был тем отставным добродушно доживающим свой век в Москве камергером, каких были сотни.
Как бы он ужаснулся, ежели бы семь лет тому назад, когда он только приехал из за границы, кто нибудь сказал бы ему, что ему ничего не нужно искать и выдумывать, что его колея давно пробита, определена предвечно, и что, как он ни вертись, он будет тем, чем были все в его положении. Он не мог бы поверить этому! Разве не он всей душой желал, то произвести республику в России, то самому быть Наполеоном, то философом, то тактиком, победителем Наполеона? Разве не он видел возможность и страстно желал переродить порочный род человеческий и самого себя довести до высшей степени совершенства? Разве не он учреждал и школы и больницы и отпускал своих крестьян на волю?
А вместо всего этого, вот он, богатый муж неверной жены, камергер в отставке, любящий покушать, выпить и расстегнувшись побранить легко правительство, член Московского Английского клуба и всеми любимый член московского общества. Он долго не мог помириться с той мыслью, что он есть тот самый отставной московский камергер, тип которого он так глубоко презирал семь лет тому назад.
Иногда он утешал себя мыслями, что это только так, покамест, он ведет эту жизнь; но потом его ужасала другая мысль, что так, покамест, уже сколько людей входили, как он, со всеми зубами и волосами в эту жизнь и в этот клуб и выходили оттуда без одного зуба и волоса.
В минуты гордости, когда он думал о своем положении, ему казалось, что он совсем другой, особенный от тех отставных камергеров, которых он презирал прежде, что те были пошлые и глупые, довольные и успокоенные своим положением, «а я и теперь всё недоволен, всё мне хочется сделать что то для человечества», – говорил он себе в минуты гордости. «А может быть и все те мои товарищи, точно так же, как и я, бились, искали какой то новой, своей дороги в жизни, и так же как и я силой обстановки, общества, породы, той стихийной силой, против которой не властен человек, были приведены туда же, куда и я», говорил он себе в минуты скромности, и поживши в Москве несколько времени, он не презирал уже, а начинал любить, уважать и жалеть, так же как и себя, своих по судьбе товарищей.
На Пьера не находили, как прежде, минуты отчаяния, хандры и отвращения к жизни; но та же болезнь, выражавшаяся прежде резкими припадками, была вогнана внутрь и ни на мгновенье не покидала его. «К чему? Зачем? Что такое творится на свете?» спрашивал он себя с недоумением по нескольку раз в день, невольно начиная вдумываться в смысл явлений жизни; но опытом зная, что на вопросы эти не было ответов, он поспешно старался отвернуться от них, брался за книгу, или спешил в клуб, или к Аполлону Николаевичу болтать о городских сплетнях.
«Елена Васильевна, никогда ничего не любившая кроме своего тела и одна из самых глупых женщин в мире, – думал Пьер – представляется людям верхом ума и утонченности, и перед ней преклоняются. Наполеон Бонапарт был презираем всеми до тех пор, пока он был велик, и с тех пор как он стал жалким комедиантом – император Франц добивается предложить ему свою дочь в незаконные супруги. Испанцы воссылают мольбы Богу через католическое духовенство в благодарность за то, что они победили 14 го июня французов, а французы воссылают мольбы через то же католическое духовенство о том, что они 14 го июня победили испанцев. Братья мои масоны клянутся кровью в том, что они всем готовы жертвовать для ближнего, а не платят по одному рублю на сборы бедных и интригуют Астрея против Ищущих манны, и хлопочут о настоящем Шотландском ковре и об акте, смысла которого не знает и тот, кто писал его, и которого никому не нужно. Все мы исповедуем христианский закон прощения обид и любви к ближнему – закон, вследствие которого мы воздвигли в Москве сорок сороков церквей, а вчера засекли кнутом бежавшего человека, и служитель того же самого закона любви и прощения, священник, давал целовать солдату крест перед казнью». Так думал Пьер, и эта вся, общая, всеми признаваемая ложь, как он ни привык к ней, как будто что то новое, всякий раз изумляла его. – «Я понимаю эту ложь и путаницу, думал он, – но как мне рассказать им всё, что я понимаю? Я пробовал и всегда находил, что и они в глубине души понимают то же, что и я, но стараются только не видеть ее. Стало быть так надо! Но мне то, мне куда деваться?» думал Пьер. Он испытывал несчастную способность многих, особенно русских людей, – способность видеть и верить в возможность добра и правды, и слишком ясно видеть зло и ложь жизни, для того чтобы быть в силах принимать в ней серьезное участие. Всякая область труда в глазах его соединялась со злом и обманом. Чем он ни пробовал быть, за что он ни брался – зло и ложь отталкивали его и загораживали ему все пути деятельности. А между тем надо было жить, надо было быть заняту. Слишком страшно было быть под гнетом этих неразрешимых вопросов жизни, и он отдавался первым увлечениям, чтобы только забыть их. Он ездил во всевозможные общества, много пил, покупал картины и строил, а главное читал.
Он читал и читал всё, что попадалось под руку, и читал так что, приехав домой, когда лакеи еще раздевали его, он, уже взяв книгу, читал – и от чтения переходил ко сну, и от сна к болтовне в гостиных и клубе, от болтовни к кутежу и женщинам, от кутежа опять к болтовне, чтению и вину. Пить вино для него становилось всё больше и больше физической и вместе нравственной потребностью. Несмотря на то, что доктора говорили ему, что с его корпуленцией, вино для него опасно, он очень много пил. Ему становилось вполне хорошо только тогда, когда он, сам не замечая как, опрокинув в свой большой рот несколько стаканов вина, испытывал приятную теплоту в теле, нежность ко всем своим ближним и готовность ума поверхностно отзываться на всякую мысль, не углубляясь в сущность ее. Только выпив бутылку и две вина, он смутно сознавал, что тот запутанный, страшный узел жизни, который ужасал его прежде, не так страшен, как ему казалось. С шумом в голове, болтая, слушая разговоры или читая после обеда и ужина, он беспрестанно видел этот узел, какой нибудь стороной его. Но только под влиянием вина он говорил себе: «Это ничего. Это я распутаю – вот у меня и готово объяснение. Но теперь некогда, – я после обдумаю всё это!» Но это после никогда не приходило.
Натощак, поутру, все прежние вопросы представлялись столь же неразрешимыми и страшными, и Пьер торопливо хватался за книгу и радовался, когда кто нибудь приходил к нему.
Иногда Пьер вспоминал о слышанном им рассказе о том, как на войне солдаты, находясь под выстрелами в прикрытии, когда им делать нечего, старательно изыскивают себе занятие, для того чтобы легче переносить опасность. И Пьеру все люди представлялись такими солдатами, спасающимися от жизни: кто честолюбием, кто картами, кто писанием законов, кто женщинами, кто игрушками, кто лошадьми, кто политикой, кто охотой, кто вином, кто государственными делами. «Нет ни ничтожного, ни важного, всё равно: только бы спастись от нее как умею»! думал Пьер. – «Только бы не видать ее, эту страшную ее ».

В начале зимы, князь Николай Андреич Болконский с дочерью приехали в Москву. По своему прошедшему, по своему уму и оригинальности, в особенности по ослаблению на ту пору восторга к царствованию императора Александра, и по тому анти французскому и патриотическому направлению, которое царствовало в то время в Москве, князь Николай Андреич сделался тотчас же предметом особенной почтительности москвичей и центром московской оппозиции правительству.
Князь очень постарел в этот год. В нем появились резкие признаки старости: неожиданные засыпанья, забывчивость ближайших по времени событий и памятливость к давнишним, и детское тщеславие, с которым он принимал роль главы московской оппозиции. Несмотря на то, когда старик, особенно по вечерам, выходил к чаю в своей шубке и пудренном парике, и начинал, затронутый кем нибудь, свои отрывистые рассказы о прошедшем, или еще более отрывистые и резкие суждения о настоящем, он возбуждал во всех своих гостях одинаковое чувство почтительного уважения. Для посетителей весь этот старинный дом с огромными трюмо, дореволюционной мебелью, этими лакеями в пудре, и сам прошлого века крутой и умный старик с его кроткою дочерью и хорошенькой француженкой, которые благоговели перед ним, – представлял величественно приятное зрелище. Но посетители не думали о том, что кроме этих двух трех часов, во время которых они видели хозяев, было еще 22 часа в сутки, во время которых шла тайная внутренняя жизнь дома.
В последнее время в Москве эта внутренняя жизнь сделалась очень тяжела для княжны Марьи. Она была лишена в Москве тех своих лучших радостей – бесед с божьими людьми и уединения, – которые освежали ее в Лысых Горах, и не имела никаких выгод и радостей столичной жизни. В свет она не ездила; все знали, что отец не пускает ее без себя, а сам он по нездоровью не мог ездить, и ее уже не приглашали на обеды и вечера. Надежду на замужество княжна Марья совсем оставила. Она видела ту холодность и озлобление, с которыми князь Николай Андреич принимал и спроваживал от себя молодых людей, могущих быть женихами, иногда являвшихся в их дом. Друзей у княжны Марьи не было: в этот приезд в Москву она разочаровалась в своих двух самых близких людях. М lle Bourienne, с которой она и прежде не могла быть вполне откровенна, теперь стала ей неприятна и она по некоторым причинам стала отдаляться от нее. Жюли, которая была в Москве и к которой княжна Марья писала пять лет сряду, оказалась совершенно чужою ей, когда княжна Марья вновь сошлась с нею лично. Жюли в это время, по случаю смерти братьев сделавшись одной из самых богатых невест в Москве, находилась во всем разгаре светских удовольствий. Она была окружена молодыми людьми, которые, как она думала, вдруг оценили ее достоинства. Жюли находилась в том периоде стареющейся светской барышни, которая чувствует, что наступил последний шанс замужества, и теперь или никогда должна решиться ее участь. Княжна Марья с грустной улыбкой вспоминала по четвергам, что ей теперь писать не к кому, так как Жюли, Жюли, от присутствия которой ей не было никакой радости, была здесь и виделась с нею каждую неделю. Она, как старый эмигрант, отказавшийся жениться на даме, у которой он проводил несколько лет свои вечера, жалела о том, что Жюли была здесь и ей некому писать. Княжне Марье в Москве не с кем было поговорить, некому поверить своего горя, а горя много прибавилось нового за это время. Срок возвращения князя Андрея и его женитьбы приближался, а его поручение приготовить к тому отца не только не было исполнено, но дело напротив казалось совсем испорчено, и напоминание о графине Ростовой выводило из себя старого князя, и так уже большую часть времени бывшего не в духе. Новое горе, прибавившееся в последнее время для княжны Марьи, были уроки, которые она давала шестилетнему племяннику. В своих отношениях с Николушкой она с ужасом узнавала в себе свойство раздражительности своего отца. Сколько раз она ни говорила себе, что не надо позволять себе горячиться уча племянника, почти всякий раз, как она садилась с указкой за французскую азбуку, ей так хотелось поскорее, полегче перелить из себя свое знание в ребенка, уже боявшегося, что вот вот тетя рассердится, что она при малейшем невнимании со стороны мальчика вздрагивала, торопилась, горячилась, возвышала голос, иногда дергала его за руку и ставила в угол. Поставив его в угол, она сама начинала плакать над своей злой, дурной натурой, и Николушка, подражая ей рыданьями, без позволенья выходил из угла, подходил к ней и отдергивал от лица ее мокрые руки, и утешал ее. Но более, более всего горя доставляла княжне раздражительность ее отца, всегда направленная против дочери и дошедшая в последнее время до жестокости. Ежели бы он заставлял ее все ночи класть поклоны, ежели бы он бил ее, заставлял таскать дрова и воду, – ей бы и в голову не пришло, что ее положение трудно; но этот любящий мучитель, самый жестокий от того, что он любил и за то мучил себя и ее, – умышленно умел не только оскорбить, унизить ее, но и доказать ей, что она всегда и во всем была виновата. В последнее время в нем появилась новая черта, более всего мучившая княжну Марью – это было его большее сближение с m lle Bourienne. Пришедшая ему, в первую минуту по получении известия о намерении своего сына, мысль шутка о том, что ежели Андрей женится, то и он сам женится на Bourienne, – видимо понравилась ему, и он с упорством последнее время (как казалось княжне Марье) только для того, чтобы ее оскорбить, выказывал особенную ласку к m lle Bоurienne и выказывал свое недовольство к дочери выказываньем любви к Bourienne.

"Есть в истории священные числа, священные имена,
священные убеждения, к коим прикасаться должно
с крайней осторожностью... Найдись новое непреложное
свидетельство... со всеми признаками подлинности
и достоверности без малейшего повода к осмыслению, -
о, это другое дело! Тогда мы с чистой исторической
совестью должны будем переменить свое мнение..."
М. П. Погодин

Сопоставим, уважаемый читатель.

"В то самое время некий человек в Нижнем Новгороде по имени Кузьма Минин..." (современник Минина и Пожарского кн. С. Шаховской). "Муж бяше благочестив Нижнего Новаграда именем Козьма Минин..." (монах-летописец С. Азарьин). "Тут... Кузьма Захарьевич Минин-Сухорук стал говорить к миру..." (историк Н. Костомаров). "...полное имя - Кузьма Минич сын Захарьев Сухорукий..." (Большая Советская энциклопедия, 1938 г.). "...Минин, Захарьев Сухорук, Кузьма Минич..." ("Советская историческая энциклопедия", 1966 г.). "...Косьма Минич Захарьев-Сухорук..." (Журнал "Огонек", 1985 г.)... Так как же звали нижегородского старосту, спасителя России национального нашего героя Минина?!

До первой половины XIX в. в летописных и деловых документах встречаем КУЗЬМА и, очень редко, как вариант, КОЗЬМА.

В святцах - списках византийских святых более тысячи имен, но таких - нет. Есть - КОСМА. Например, в 1642 г перед смертью Дмитрий Михайлович Пожарский по обычаю тех лет принял схиму и в монашестве принял имя КОСМА. Получается, что - имя незабвенного своего соратника и друга, с коим разлучили годы и смерть, но не судьба... Документальные свидетельства до нас не дошли, но со всей уверенностью можно утверждать, что именно это имя Минин получил при крещении.

Подтверждают данный факт и сохранившиеся древние синодики Русской Православной церкви, где герой поминается как КОСМА.

Однако: большинство византийских имен, даваемые православным при крещении, были непривычны русскому слуху и потому - адаптировались. Скажем, Георгий превращился в ЮРИЯ, Матфей - в МАТВЕЯ, Иоанн - в ИВАНА, ИОСИФ - в ОСИПА и т.д. При том в быту могли употребляться как просторечные, так и церковные варианты. Сам герой свои письма и документы подписывал неизменно КУЗЬМА и неизменно - МИНИН. В московских документах, царских грамотах также встречаем - КУЗЬМА МИНИН: к примеру, в царской грамоте "О пожаловании... Кузьму Минина в... думные дворяне". Сын его Нефед в документах прозывается: "Кузьмин сын Минича".

Итак - несомненно, КУЗЬМА! Иначе и быть не может! Так звали героя родные и близкие, государь и прадворные, так осознавал он себя сам.

Но - МИНИН или МИНИЧ?

Это одно и то же - указание на имя отца, на отчество, уточнение, чей сын.

Простому человеку той поры, холопу ли, крестьянину, посадскому (Минин был из посадских жителей), положено было только имя, без фамилии. Но Кузьмы, Матвеи, Иваны должны же были как-то различаться? Чтобы избежать в обиходе путаницы, конкретизировали - МИНИН сын, МИНИЧ, МИНИН. По сей день, кстати, кое-где в российской глубинке так сельчане друг друга именуют. К примеру, моего деревенского деда Ивана Петровича окружающие прозывали: "Иван Петров".

О том, что отца героя звали МИНА, и никак иначе, хранятся документальные свидетельства. Так, в записи по Писцовой книге Заузольской волости за 1591 г. ряд пахотных земель и лесных угодий числились "за балахонцем за посадским человеком за Минею за Анкудиновым".

К концу жизни, с получением думного дворянства, героя уважительно звали КУЗЬМА МИНИЧ (сравните - КУЗЬМИЧ, ИЛЬИЧ и т.п.) МИНИН. Дворянин должен был иметь фамилию, и Кузьма ее получил - по отчеству, по имени отца.

Итак, фамилией МИНИН.

Деда Кузьмы по отцовой линии, как видим, звали АНКУДИН. В записях Писцовой книги Юрьевца Поволжского он фигурирует как "Анкидин Власов", тут же находим упоминание и о его родном брате - "Коска Власов". Следовательно, прадеда Кузьмы звали ВЛАС, а всякие там Захарии, Сухорукие - не бывало таковых в Мининском роду. Откуда же что взялось?

"Воду замутил" журнал "Москвитянин", редактировавшийся писателем М.П. Погодиным, цитату которого о "чистоте исторической совести" мы вынесли в эпиграф. В N4 за 1854 г. журналом была опубликована купчая, составленная в Н.Ногороде в ноябре 1602 г. В оригинале было указано, что двор такого-то хозяина находится "подле Кузьмы Захарьева сына Сухорука". Ну и... что? При чем здесь, спрашивается, Минин? Мало ли было тезок у него! При том, что при редактировании материала чья-то охотливая рука (не понять, правда, из каких соображений, быть может, в предвкушении сенсации и гонорара) вставила всего одно слово, и получилось в публикации: "подле Кузьмы Захарьева сына Минина (выделено мною - С.С.) Сухорука". И - пошло-поехало, да еще в вариациях, по городам и весям! Имя, коего в природе не было!

А.Н. Островский пишет пьесу "Козьма Захарьич Минин-Сухорук". М.П. Костомаров в исторических трудах ему вторит, правда, чуток поправив: КУЗЬМА. В 1936 г. М. Булгаков пишет либретто на музыку Б. Асафьева к опере "Минин и Пожарский", где заглавным действующим лицом некий Кузьма ЗАХАРЫЧ. В 1938 г. журнал "Новый мир" (N6) публикует роман В. Костылева "Козьма Минин" ("Неужто это ты, Козьма Захарович?" - никак не может признать Минина в Минине один из персонажей). 7 ноября 1943 г. на центральной площади г. Горького открывается памятник герою скульптора А. Колобова, памятник неплохой, но выполнен из железобетона (за недостатком в военное время средств), на пьедестале подпись - КОЗЬМА МИНИН. Лет 15 назад Колобовского КОЗЬМУ, посчитав допотопным, демонтировали и переустановили в Балахне. Вместо него встал бронзовый монумент О. Комова, и снова - КОЗЬМА...

Понимаю, что КОЗЬМА произносится, вроде бы, блогозвучней, чем на слух "простоватое" КУЗЬМА. Но вдумаемся: а нуждается ли национальный герой, чтобы как-то его, вопреки исторической правде, приукрашивали?

И не грешим ли мы здесь против истины в той же мере, что и авторы памятника КОЗЬМЕ в центре Н. Новгорода, - Минин здесь обряжен в парадный дворянский кафтан? Чин думного дворянина он получил от государя в 1613 г., да всего-то три года в дворянах и походил (скончался в 1616 г.), на щестом десятке лет жизни вряд ли даже с внешними атрибутами нового своего статуса свыкшись.

Тем и дорог нам Кузьма Минин, тем особо почитаем народом, что - из самого что ни на есть он этого народа, кровь от крови, плоть от плоти его!

С. СКАТОВ,
Действительный член
Русского исторического общества