О нашем церковном проповедничестве. Учение о церковной проповеди

[от греч. ὁμιλία - беседа, общение, собрание и лат. ethica - учение о нравственности],наука о церковной проповеди, в систематическом порядке излагающая учение о данном виде пастырского служения.

Гомилией или беседой называется первая, самая древняя форма церковной проповеди (ср.: Деян 20. 7-11). Это наименование выражает внешний и внутренний характер церковной проповеди, к-рая в апостольский век была простым, доступным, искренним и сердечным изложением истин христ. веры. Слово «этика» указывает на то, что в содержание науки Г. входит учение об условиях нравственной силы пастырской проповеди; отсюда нек-рые гомилетические руководства называются «Этика гомилии». Встречаются и др. наименования: «Церковное собеседование», «Церковное красноречие», «Церковное проповедничество». Термин «проповедничество» обозначает церковное учительство. Слав. корень «вед» указывает на ведение, знание, в данном случае - знание спасительных истин христ. веры (Ветелев . 1949. С. 14).

Главным предметом Г. является возвещение слова Божия, проповедническая деятельность, проповедничество как одна из спасительных функций Церкви Христовой. Церковная проповедь входит в область изучения 2 гомилетических дисциплин: теории и истории проповедничества. 1-я исследует онтологические, этические и методические основы проповедничества. 2-я занимается анализом содержания и формы проповеднических образцов в исторической последовательности их возникновения, а также рассматривает личность автора изучаемой проповеди.

Г. непосредственно связана с др. богословскими науками. Эта связь обусловлена задачами пастырской проповеди: образованием ума, воспитанием чувств и воли слушателей. Образовательным и воспитательным задачам проповеди в наилучшей степени соответствует материал, содержащийся в богословских науках: библейской и церковной истории, Свящ. Писании ВЗ и НЗ, догматическом, нравственном, основном богословии. Кроме богословских наук теория проповедничества пользуется данными логики, стилистики, психологии.

Основным источником Г., как и др. богословских наук, являются Свящ. Писание и Свящ. Предание - творения отцов и учителей Церкви, постановления Вселенских и Поместных Соборов , в к-рых излагается учение как о самой церковной проповеди, так и о личности пастыря-проповедника и его обязанностях. Нормы действующего права Поместной Церкви (Устав и др.) также являются руководящим началом в учительной деятельности правосл. пастырей.

НЗ о христианском проповедничестве

Важнейшим источником Г. являются наставления Иисуса Христа относительно проповеднического служения. Христос говорил о благодатной помощи Св. Духа провозвестникам слова Божия (Ин 14. 26), об условиях нравственной силы проповеди (Мф 10. 6 слл.), о внутренних качествах и жизни проповедника («от избытка сердца говорят уста» - Мф 12. 34), о том, что «кто сотворит и научит, тот великим наречется в Царстве Небесном» (Мф 5. 19). Речи Спасителя содержат указания на предмет христ. проповеди: «...проповедуйте, что приблизилось Царство Небесное» (Мф 10. 7). К этому предмету относится также все то, чему учил Христос во время Своего общественного служения. Наставления Спасителя о проповедничестве не исчерпываются учением о проповеди и личности проповедника. Христос говорит о значении благовестия для слушающих: через проповедь они должны познать истину и эта истина сделает их свободными (Ин 8. 32). А в притче о сеятеле Он указывает на значение духовного состояния слушателей для восприятия семени благовестия (Мф 13. 4-23).

Следующим по значению источником Г. являются апостольские наставления о проповеди, прежде всего учение ап. Павла о природе церковного благовестия. Согласно этому учению, природа проповеди определяется как явление духовного порядка. «И слово мое и проповедь моя,- говорит апостол,- не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы» (1 Кор 2. 4). В этом главное отличие христ. проповеди от любого вида речи нецерковного характера. И по предмету, и по внутренним свойствам христ. проповедь имеет божественное, надмирное происхождение. Своим содержанием она охватывает вопросы духовной жизни, а ее целью является спасение человека и наследование им Царства Небесного. Именно поэтому, проповедуя Евангелие, апостолы столкнулись с неприятием этого учения теми, кто жили по началам плотского мудрования и не могли возвыситься до принятия истин духовной жизни. «...Иудеи требуют чудес,- говорит ап. Павел,- и Еллины ищут мудрости» (1 Кор 1. 22). В ответ на это апостолы проповедуют Христа распятого, настаивая лишь на одном - принятии богооткровенного учения верой (ср.: 1 Кор 1. 23-25). Поступая так, они следовали примеру Самого Христа Спасителя, Который от слушателей требовал безусловной веры в Него. Это требование основано на особенностях человеческой природы: Божественная истина, в глубинах своей премудрости непостижимая для ума человеческого, удобно воспринимается сердцем - седалищем веры человека. «Сердцем веруют к праведности»,- говорит апостол (Рим 10. 10). Этим определяется главный принцип апостольской проповеди и всего церковного учительства: учение Евангелия, являясь Божественным Откровением, должно возвещаться как достоверная и непреложная истина, воспринимаемая слушателем по вере.

В пастырских Посланиях ап. Павла - к Тимофею (2) и к Титу - указывается, что главным предметом проповеди является Господь Иисус Христос и Его учение (1 Тим 2. 5-7). Главный предмет не исключает частных, обусловленных различными запросами пастырской практики (1 Тим 4. 4-11; а также главы 5 и 6). Апостол указывает на цель пастырской проповеди в отношении слушателей: она должна приводить к любви от чистого сердца, доброй совести и нелицемерной вере (1 Тим 1. 5), а также учить прилежанию в добрых делах (Тит 3. 8). В пастырских Посланиях содержится учение о значении христ. проповеди в деле спасения человеческого рода, о благодати Божией, содействующей пастырю-проповеднику (2 Тим 1. 8 слл.), о субъективных условиях нравственной силы проповеди (1 Тим 4. 16; Тит 2. 7, 8; 1. 10 слл.).

Апостол порицает тех, кто занимаются «баснями и родословиями бесконечными, которые производят больше споры, нежели Божие назидание в вере» (1 Тим 1. 4). Страсть к состязаниям и словопрениям, согласно апостолу, не приносит никакой пользы, но причиняет большой вред: от нее происходят зависть, распри, злоречия и лукавые подозрения (1 Тим 6. 4). В этом предостережении нетрудно видеть черты совр. апостолу риторики, приемами к-рой увлекались нек-рые проповедники. Однако, порицая злоупотребление приемами языческой риторики, ап. Павел нисколько не отрицает участия естественных способностей человека и применения научных знаний в проповедническом служении. Он сам обнаруживает познания в области классической греч. лит-ры: в Тит 1. 12 цитируется изречение критского стихотворца (обычно отождествляется с философом Эпименидом, жившим в VI в. до Р. Х.- Guthrie D . Послание к Титу // НБК. Ч. 3. С. 649); в 1 Кор 15. 33 - цитата из «Таис» Менандра (Winter B . Первое Послание к Коринфянам // Там же. С. 479); фраза в Деян 17. 28 «мы Его и род», как считают исследователи, по всей видимости, взята из посвященного Зевсу стихотворения Арата, поэта и астронома, хотя, возможно, и из сочинения неизвестного иудейского автора (Gempf C . Деяния святых апостолов // Там же. С. 268).

Теория церковной проповеди

Следующим фактором, определившим состояние церковного проповедничества, явилась визант. система образования. Большинство правосл. пастырей получали основательную общую и специальную богословскую подготовку. Обучались буд. пастыри-проповедники в обычных учебных заведениях. Процесс их подготовки состоял из неск. этапов: тривиума, квадриума (см. Artes liberales), затем метафизики и в завершение - богословия, именовавшегося, по Аристотелю, первой философией (Самодурова . С. 383). Обучение дисциплинам, предшествующим богословию, рассматривалось как подготовительный этап к познанию истин, заключенных в Божественном Откровении. Указанной системы образования в Византии придерживались в течение мн. веков.

В XI в. имп. Алексеем I Комнином в К-поле при патриархии была основана Патриаршая академия. Программа обучения в этом духовном учебном заведении была сосредоточена на библейской экзегезе. Наряду с этим преподавались риторика и др. светские науки: велись занятия по предметам квадриума, а также по механике, оптике, медицине и философии. Кроме высших и средних учебных заведений существовали учебные заведения более узкого профиля. К ним относятся школы, где основными дисциплинами были грамматика и риторика, школы т. н. грамматико-риторического направления. Имелись также школы при храмах (Там же. С. 399-400).

Именно в визант. школах получали образование и необходимую подготовку пастыри-проповедники; их знание Библии, христ. догматики и нравоучения, творений отцов Церкви свидетельствует о качестве воспитания и образования в этих школах. Решающее значение для проповеди имело знание пастырями святоотеческих творений и риторики. Из святоотеческих творений они усваивали не только гомилетические наставления, но и выбор предметов проповеди, способы изложения. Авторитет святоотеческого наследия был настолько велик, что вся визант. проповедь имела подражательный характер. «Почти все проповедники, следовавшие за Златоустом, являются его подражателями: Прокл константинопольский, Тит бострский, Евлогий и Кирилл александрийские, Епифаний кипрский и др. так сходны между собою и по направлению, и по выбору предметов и образов, что выдающиеся черты в их проповедях являются выражением не личного их взгляда и таланта, а общего литературного обычая. ...Как мысли, так и способ или манера выражения их у проповедников византийского периода совершенно сходны: кажется, будто они члены одной семьи, которая имела свои определенные идеи и раз навсегда установившиеся формы для выражения их, от которых никто не смел отступать» (Поторжинский . С. 5). Характерными чертами проповеди визант. периода являются преобладание догматического и исторического содержания над нравоучительным, нек-рая отвлеченность от вопросов действительной жизни, а во внешнем выражении - витиеватость, риторизм по всем правилам школьного красноречия (Там же. С. 7). В этот период достаточно полной теории церковного красноречия не существовало. Предмет и содержание проповедей определялись святоотеческим наследием, а форма и внешняя сторона - риторикой, к-рая была приспособлена для нужд проповедничества.

В др. правосл. Церквах проповедничество полностью или в большой степени находилось под влиянием визант. традиций (Тодоров . С. 26).

В эпоху средневековья на Западе

Г., как и всякая наука, носила схоластический характер. Схоластическая Г. предусматривала подчинение содержания проповеди определенной форме: она предписывала строгие правила выбора и раскрытия темы, построения проповеди, применения риторических приемов. Труд над проповедью сводился к механическому применению правил ораторского искусства. Все это сковывало мысли и чувства проповедников, препятствовало живому, творческому отношению к делу церковного благовестия. Сочинения средневек. гомилетов преследовали практические цели, в конце концов живое проповедническое слово было вытеснено сухими, безжизненными схоластическими рассуждениями на определенные темы по определенному образцу. Со временем проповедь на Западе пришла в полный упадок и утратила церковную природу. Под влиянием схоластики и «возрождения наук» она перестала отличаться от светской ораторской речи. Проповедники брали материал для поучений из сочинений светских писателей и даже сатирических поэм. Нек-рые проповедники на кафедре во время выступлений допускали неприличные телодвижения, гримасы, позволяли циничные шутки - в проповеди не осталось ничего церковного, кроме того, что она произносилась в храме.

Такие проповеди не могли не вызывать недовольство в среде слушателей. Первый протест против подобного вида проповеди последовал из круга т. н. реформаторов до Реформации, особенно от Дж. Уиклифа.

Гуманисты

выступившие против схоластического характера проповеди, имели большее значение в этом направлении. И. Рейхлин в соч. «Liber congestorum de arte praedicandi» (Сборник об искусстве проповеди, 1504) ратует за спасение проповеди от схоластической безжизненности и злоупотреблений, учит о правильной пронунции (содержании) и правильной акции (телодвижениях). Искусство проповедовать, по Рейхлину, есть способность привлекать людей к добродетелям и созерцанию Божественного через изучение Свящ. Писания. В отношении же построения проповеди Рейхлин в точности следует правилам классической риторики. Эразм Роттердамский в соч. «Ecclesiastes, sive concionator evangelicus» (Екклезиаст, или Евангельский проповедник, 1535) пишет о высоте призвания проповедника, его обязанностях и нравственных качествах. Сочинение содержит учение о форме проповеди и ее построении, о материи проповеди, об использовании Свящ. Писания и др. источников. Эти сочинения способствовали восстановлению нормального вида и характера церковной проповеди, но вместе с тем повлияли на то, что из 2 направлений Г., развивавшихся параллельно, профетического (вдохновенного) и риторического, утвердилось второе: Г. стала восприниматься как церковная риторика (Барсов . 1899. С. 282-283).

Реформу проповеди на Западе

провел М. Лютер , попытавшийся возвратить ее к библейскому содержанию, а также к простоте и безыскусственности речи. Все явственнее стало осознаваться, что светская риторика и теория проповеди - самостоятельные науки с различными принципиальными положениями и задачами. Вслед за этим теория церковной проповеди постепенно возвышается до степени богословской науки, к-рая своим предметом имеет церковную речь, обладающую особым духом, характером и содержанием. Такое понимание теории церковной проповеди привело к появлению нового наименования науки: она стала называться «Г.» (вошло в употребление в 1650, после выхода в свет книги W . Leyser «Cursus homileticus» - Тодоров . C. 16). Это наименование подчеркивало ее полную независимость от риторики и отражало новый принципиальный подход к проповедничеству. В дальнейшем, когда теория проповеди на Западе вновь теряла независимость и подпадала под влияние риторических и логических шаблонов, исчезало, заменяясь к.-л. новым, и само наименование «Г.».

Множество толков в протестантизме породило «легионы Гомилетик» (Барсов . 1886. С. 79), отражающих разнообразные подходы к делу проповедничества. Схоластический подход к проповеди был потеснен. Внимание сосредоточивалось на предметах христ. веры, к-рые излагались общедоступно, с библейской простотой. Такому подходу к делу проповедничества содействовал пиетизм , к-рый стал овладевать общественным сознанием. Однако уже в сер. XVIII в. под влиянием господствовавших философских идей появляется новое направление в проповедничестве. Эта теория предъявляла к проповеди строгие методические и логические требования и породила в проповедничестве крайний рационализм (Тодоров . С. 17). Против крайностей философского направления в проповеди выступил лютеран. проповедник и гомилет И. Л. Мосгейм . В соч. «Anweisung erbaulich zu predigen» (Совет к тому, как назидательно проповедовать, 1763) он разграничил области философии и богословия, проводя мысль о том, что главным в проповеди является назидание народа посредством разбора и изъяснения Свящ. Писания, а не изложение к.-л. философской теории. Но, несмотря на протесты гомилетов, подобных Мосгейму, рационалистические веяния в Г. под влиянием идей Просвещения усилились. Вера в сверхъестественное стала считаться предрассудком, а проповедь преследовала практические, земные цели. Утилитаризм утвердился в протестант. Г.

В XIX в. на Западе

вновь превалируют логические и риторические начала в теории проповедничества. Согласно этому направлению, философские по содержанию проповеди должны были иметь изысканную художественную форму. В результате в первые десятилетия века Г. вновь лишилась самостоятельности, подпав под влияние светских наук.

Самостоятельность Г. как богословская наука обрела в связи с развитием системы практического богословия. Большую роль в становлении этой системы сыграли идеи Ф. Д. Э. Шлейермахера и его последователей. Вместо известного в то время наименования «пастырское богословие» Шлейермахер назвал практическую область богословия ее собственным именем - «практическое богословие» - и четко очертил границы практических дисциплин. Среди этих дисциплин теории проповедничества было уделено особое внимание, с тех пор она прочно заняла место в системе наук практического богословия. Шлейермахер и его последователи противопоставили риторико-телеологическим воззрениям на проповедь католич. гомилетов учение о богослужебно-сакраментальной природе проповеди. Проповедь, согласно этому учению, есть прежде всего богослужебный акт и имеет священную природу, ибо является плодом действия в человеке божественных сил (Никольский . С. 15). Несмотря на все многообразие мнений, столь характерных для протестант. науки, этот взгляд на сущность проповеди является основополагающим в протестант. Г. В дальнейшем Г. в протестантизме разрабатывали Р. Р. Кеммерер в «Preaching for the Church» (Проповедь в Церкви, 1959), К. Барт в «Homiletik» (Гомилетика, 1966), Х. Р. Мюллер-Швефе в «Homiletik» (Гомилетика, 3 т., 1967-1973), Р. Борен в «Predigtlehre» (Теория проповеди, 1971), Э. Хирш в «Predigtfibel» (Букварь проповеди, 1964) и др.

Пока в протестант. среде рационализм и утилитаризм вели непримиримую борьбу с пиетизмом за влияние на теорию и практику проповедничества, в католич. странах гомилеты следовали традициям схоластики, за редким исключением - учению блж. Августина. Во Франции проповедь достигла значительных успехов в XVII-XVIII вв. в творчестве Ж. Б. Массильона, Ж. Б. Боссюэ, Л. Бурдалу.

Католич. гомилетические разработки в новейшее время осуществляли в Германии Й. А. Юнгсман, Б. Каспар, А. Грабнер-Хайдер, В. Шурр, Ф. Шуберт. В 1982 г. Г. Шуэп издал «Handbuch zur Predigt» (Руководство по проповеди), где им была написана большая часть глав.

Господствующими на Западе

являются 2 воззрения на христ. проповедь: риторико-телеологическое (католицизм) и богослужебно-сакраментальное (протестантизм). Эти воззрения отражают вероисповедные особенности и представляют собой частные пункты в системах католич. и протестант. богословия. Критический анализ риторико-телеологического воззрения на проповедь выявляет его односторонность. В деле проповедничества, безусловно, большое значение имеют способности и подготовка проповедника, но церковное слово не может быть риторическим произведением, и способности к устному творчеству не являются решающими в деле благовестия Христова, ибо сущность христ. проповеди состоит «не в убедительных словах человеческой мудрости, но в явлении духа и силы» (1 Кор 2. 4). Ни искусство речи, ни риторические знания не составляют существа проповеди. Христос послал на проповедь не мудрецов и ораторов, не книжников и фарисеев, а простых рыбаков, у к-рых не было лукавства (ср.: Ин 1. 47). К тому же цель риторики - убедить путем внешних приемов и способов (телеологичность) - не совпадает с целью церковной проповеди. Ради намеченной цели в христианстве не допускается к.-л. давления на личность человека: евангельское учение предполагает свободный выбор человеком жизненных ценностей («Если кто хочет идти за Мною...» - Мф 16. 24).

Что касается богослужебно-сакраментальной природы проповеди, то, согласно церковному учению, сила Божия, особые благодатные дарования подаются в таинствах Церкви, важнейшее из к-рых - таинство Евхаристии - служит средоточием богослужения. Проповедь не сообщает непосредственно таких даров и поэтому не может быть признана одноприродной с таинством и богослужением. Если же проповедь с апостольских времен была связана с литургией, то причина этому в необходимости разъяснения слова Божия, читаемого за богослужением, а не в священно-благодатном характере проповеди. К тому же проповедь не всегда бывает связана с богослужением. Мн. проповеди Христа Спасителя, св. апостолов и их последователей произносились вне богослужебных собраний.

В России

до XVII в. не было специальных трудов, посвященных вопросам церковной проповеди. Руководственные наставления относительно этого рода пастырской деятельности вначале черпались правосл. пастырями из Свящ. Писания и из тех творений отцов Церкви, к-рые имелись в слав. переводе (свт. Иоанна Златоуста, блж. Иеронима , свт. Амвросия Медиоланского, свт. Григория Двоеслова). Затем образцами для подражания стали проповеди замечательных рус. проповедников, таких как свт. Иларион , митр. Киевский, свт. Кирилл , еп. Туровский, свт. Серапион , еп. Владимирский, творения к-рых явились для современников своеобразной практической Г. О значении их проповеднических трудов для гомилетической науки проф. Я. К. Амфитеатров писал: «Все области проповеднических истин более или менее раскрыты нашими отечественными проповедниками и имеют свои образцы. В проповедях изъяснены обязанности пастыря-проповедника, указана подлинная цель наставления церковного, определены даже различные роды и формы поучений; в проповедях же и предисловиях самих проповедников изложены дух, сущность метода и слог церковного красноречия, и изложены весьма точно» (С. 51).

Первым опытом изложения правил церковного проповедничества в России был труд ректора Киево-Могилянской коллегии архим. Иоанникия (Галятовского) «Наука, альбо способ зложеня казаня». Это пособие было издано в 1665 г. в качестве приложения к сборнику проповедей автора, озаглавленному «Ключ разумения». Предмет «Науки» довольно узок: он ограничивается лишь указанием способов составления проповедей (см.: Поторжинский . С. 195-205). Труд архим. Иоанникия написан под влиянием средневек. риторических руководств: автор большое значение придает форме проповеди.

Однако схоластические установки зап. риторик оказались непригодны для рус. проповеди. Первым преобразователем в этой области стал Феофан (Прокопович) , архиеп. Новгородский и Псковский. Мысли архиеп. Феофана о проповедничестве изложены в «Риторике», написанной в период преподавания им риторики в КДА; в «Духовном регламенте» (1720); в его богословских сочинениях. Архиеп. Феофан отверг схоластическое направление в проповеди, оказывавшее влияние на правосл. проповедь Юго-Зап. Руси, и предложил свою теорию церковного слова.

В «Духовном регламенте», составленном по поручению имп. Петра Великого, гл. «О проповедниках слова Божия» содержит правила, к-рые не потеряли значения для проповеднической деятельности пастырей и в наши дни: 1) проповедниками слова Божия могут быть только лица, вполне изучившие книги Свящ. Писания; 2) предметом пастырской проповеди, всецело основанной на Свящ. Писании, должно служить увещание к покаянию, исправлению образа жизни; 3) при обличении известных пороков проповедник не должен касаться личностей, за исключением лиц, осужденных Церковью всенародно; 4) в проповедях церковный учитель не должен выступать в качестве мстителя за нанесенные ему оскорбления, с чьей бы то ни было стороны; 5) говорить о грехах людских «властительски» проповеднику, в особенности молодому, не вполне прилично. Не следует говорить: не имеете страха Божия, нет у вас любви к ближнему; но обращаться к слушателям нужно в 1-м лице мн. ч.: не имеем страха Божия, нет у нас любви к ближнему; 6) для более успешного прохождения проповеднического служения священник должен прилежно читать творения свт. Иоанна Златоуста; 7) при виде добрых плодов своей проповеди пастырь не должен хвалиться и надмеваться, равно как при отсутствии их не должен приходить в гнев и впадать в уныние; 8) неблагоразумно со стороны проповедника позволять себе на церковной кафедре гордые и надменные телодвижения; 9) не дозволительны проповеднику на церковной кафедре неприличные и неблагопристойные жесты и телодвижения, а также слезы и смех; 10) находясь в обществе, проповедник не должен заводить речь о своих проповедях, напротив, если даже кто-либо начал бы хвалить в его присутствии произнесенную им проповедь, он должен всячески стараться отклонить разговор к др. предмету (23. 1-10).

Вопрос о предметах пастырской проповеди освещен архиеп. Феофаном в соч. «Вещи и дела, о которых духовный учитель народу христианскому проповедати должен иная общая всем, а иная некиим собственная» (см.: Поторжинский . С. 425-429), составленном в 1726 г. в дополнение к статье «Духовного регламента» о проповедниках. Относительно внешней стороны и построения проповеди архиеп. Феофан придерживался общих правил красноречия.

В 1776 г. было издано соч. «О должностях пресвитеров приходских», составленное по поручению Святейшего Синода Георгием (Конисским) , архиеп. Могилёвским, и Парфением (Сопковским) , еп. Смоленским. Как видно из заглавия, книга посвящена не только вопросам проповедничества, но и пастырским обязанностям вообще. Однако пастырскому учительству здесь уделено особенное внимание, как «первой обязанности священнической». Гл. «О учении прихожан» разделена на 2 части: 1-я посвящена наставлениям, как учить прихожан словом, 2-я - как учить делом, ибо «научаяй добродетели, если сам ее не творит, веры слову своему у слушателей не заслуживает».

В 1793 г. М. М. Сперанским были составлены «Правила высшего красноречия», к-рые только в 1844 г. были изданы проф. СПбДА И. Я. Ветринским . Труд посвящен правилам красноречия вообще и церковного в частности. В 4 частях сочинения последовательно изложено учение «об изобретении и расположении» мыслей, «об изложении», где дана теория слога, и «о произношении». Т. о., сочинение Сперанского содержит гл. обр. правила красноречия и является возвратом к временам схоластики.

Г. в собственном смысле можно назвать труд проф. КДА Я. К. Амфитеатрова «Чтения о церковной словесности, или Гомилетика». Сочинение содержит понятие о церковном собеседовании, т. е. проповеди, определение Г. как науки, излагающей сущность, свойство и способ церковной проповеди и ее краткую историю. Основу его составляет учение о «материи церковного собеседования» (роды и виды предметов проповеди) и о «характере церковного собеседования». Содержание «Чтений...» посвящено церковно-богослужебной проповеди, поэтому труд Амфитеатрова представляет серьезный шаг вперед в развитии Г. как самостоятельной богословской науки. Благодаря Амфитеатрову термин «Г.» прочно вошел в рус. богословскую лит-ру.

«Чтения...» Амфитеатрова послужили основой для последующих гомилетических трудов этого направления. К таким трудам в первую очередь относится «Руководство к церковному собеседованию, или Гомилетика» прот. Назария Фаворова , изданное в 1858 г. За этот труд составитель удостоился ученой степени д-ра богословия. В сокращенном виде «Руководство...» долгое время являлось учебным пособием по Г. в духовных семинариях. Затем последовали «Записки по богословию собеседовательному, или Гомилетике, составленные в духе Православной Христовой Церкви» архим. Афанасия (Линицкого?) (1862), «Краткая гомилетика» прот. М. А. Поторжинского, представляющая собой приложение к «Образцам русской церковной проповеди XIX века» того же автора (1882), «Опыт полного курса гомилетики» преподавателя Владимирской семинарии М. А. Чепика - пособие для проповедников, заключающее практические указания и правила относительно составления проповедей и их произнесения (изд. 1893).

Большую научную ценность представляют «Лекции по православной христианской гомилетике» проф. СПбДА Н. И. Барсова. Обстоятельно и глубоко исследованы автором основные разделы гомилетической науки, касающиеся существа и внутреннего характера церковной проповеди, ее материальной и формальной сторон, учения о проповедническом произнесении и импровизации.

Весьма оригинальны по содержанию и изложению «Лекции по гомилетике», читанные проф. Н. К. Никольским студентам СПбДА в 1903/04 уч. г. (на правах ркп.). «Лекции...» представляют откровенную беседу наставника духовной школы с ее питомцами. Задача беседы - выяснить причину безразличия и даже нерасположенности к церковной проповеди широких слоев рус. общественности 2-й пол. XIX в. С этой целью автор прежде всего обращает внимание на состояние рус. проповедничества: рассматривает вопросы образования и воспитания в духовных школах, нравственной и интеллектуальной подготовки пастырей-проповедников, говорит о содержании и произнесении проповедей. Не оставляет без внимания проф. Никольский и самих слушателей. Он указывает на утрату церковного мировоззрения образованной частью рус. общества, анализирует причины этого пагубного явления. Автор приходит к выводу о развитии антицерковных тенденций в жизни рус. общества. «Церковь будет иметь дело,- пишет он,- не с пороками отдельных лиц, а с правилами, с нормами жизни целых слоев, воспитанных смолоду в этих правилах, иногда совсем антицерковных и нехристианских» (С. 49). «Лекции...» проф. Никольского посвящены, т. о., не столько гомилетическим вопросам, сколько религиозно-нравственным проблемам совр. автору общества.

Широтой охвата видов проповеднической деятельности отличается труд свящ. Александра Юрьевского «Гомилетика, или Наука о пастырском проповедании слова Божия». Он состоит из обширного введения и 4 частей: проповедь педагогическая, проповедь церковно-богослужебная, проповедь внебогослужебная, проповедь миссионерская.

Труд ученого-гомилета проф. КДА В. Ф. Певницкого «Церковное красноречие и его основные законы» занимает особенное место в отечественной науке о проповеди. В нем изложена его гомилетическая система. Она свободна от всего, что хотя бы отдаленно могло напоминать предписания схоластической риторики. Основу теории составляют вопросы о внутренней идее церковной проповеди, ее содержании, характере и методах проповедничества. В соответствии с этим весь материал распределяется по следующим отделам: 1) церковное красноречие и его основные законы, 2) о содержании проповедей, 3) о характере проповедей, 4) о приготовлении проповедей. В данной теории нет учения о формальной стороне проповеди.

Своеобразием содержания и построения отличается сочинение преподавателя Екатеринославской ДС И. П. Триодина «Принципы красноречия и проповедничества» (Екатеринослав, 1915). В 1-й части сочинения автор подвергает критике возражение Канта против красноречия, затем освещает вопросы, связанные с личностью проповедника, его проповедническим «стилем и действованием». 2-я часть разделена на главы: «О сущности проповеди», «Богослужение и жизнь как источники проповеднической производительности», «Различные виды проповеди со стороны ее содержания». В 1-й гл. 2-й части излагается учение Шлейермахера о сущности проповеди и критика этого учения.

В соч. «Теория православно-христианской пастырской проповеди» преподавателя Курской ДС Г. Булгакова в форме очерка представлен систематический курс Г. В небольшом по объему труде довольно обстоятельно освещены вопросы онтологии, этики, общей и частной методологии пастырской проповеди.

Особенный интерес для проповедников представляет «Курс академических лекций по теории и практике церковно-православного проповедничества» проф. МДА прот. Александра Ветелева (1949). В «Настольной книге священнослужителя» (М., 1986. Т. 5. С. 9) этот труд назван «подведением итогов почти двухвековых исканий русской гомилетики». Содержание курса определяется гомилетической системой прот. Александра, согласно к-рой дело проповедничества состоит из 3 слагаемых: проповедника, создающего проповедь, самой проповеди и паствы, воспринимающей слова проповедника. Автор анализирует процесс зарождения и развития проповеди в душе пастыря, рассматривает влияние пастырского слова на души слушателей. Учебник состоит из вводной, теоретической и практической частей, приложения. Труд прот. А. Ветелева является основным гомилетическим руководством в высших духовных школах РПЦ. Для средних учебных заведений - семинарий - этим же автором был подготовлен краткий «Конспект по гомилетике» (1958), включающий учение о формах, содержании, видах составления и произнесения проповеди.

Значительный вклад в развитие совр. правосл. Г. внес проф. Софийской ДА Тодор Тодоров (Болгарская Православная Церковь). В его обширном труде «Омилетика» (1950), состоящем из 2 частей, с большой обстоятельностью и подробностью разобраны вопросы, относящиеся к теории и истории церковной проповеди. В 12 отделах 1-й части последовательно излагается учение о личности проповедника, содержании проповедей, об источниках и пособиях, о духе церковной проповеди, ее формах, видах в зависимости от пастырских задач и жизненных обстоятельств, о языке и стиле, подготовке и произнесении проповеди, об организации проповеднической деятельности в Церкви, о руководстве и контроле за ней со стороны церковной власти, о благовестии вне храма. 2-я часть посвящена истории Г.

«Руководство по гомилетике» еп. Аверкия (Таушева) представляет конспективно изложенный курс лекций, прочитанных автором в 1951-1959 гг. в Свято-Троицкой ДС при Свято-Троицком мон-ре в Джорданвилле (США). В основу лекций положено сочинение Певницкого.

В 1999 г. вышел в свет труд «Гомилетика. Теория церковной проповеди» еп. (ныне архиепископ) Полоцкого и Глубокского Феодосия (Бильченко). Указанный труд рекомендован Учебным комитетом при Свящ. Синоде РПЦ в качестве учебного пособия для правосл. учебных заведений. Сочинение содержит обширное введение, к-рое состоит из глав, посвященных научным основам Г., ее библейским истокам, а также истории гомилетической науки. Основная его часть (4 раздела) отведена теории церковной проповеди. В 1-м разд. раскрывается учение о проповедниках слова Божия, во 2-м - учение о церковной проповеди, в 3-м разбираются вопросы общей методологии пастырской проповеди, где излагается учение о формах церковной проповеди и подробно рассматривается сам процесс приготовления проповеди. 4-й раздел посвящен частной методологии церковной проповеди с рассмотрением таких ее видов, как проповедь экзегетическая, катехизическая, догматическая, нравоучительная, апологетическая, миссионерская. Указанный труд является магист. дис. архиеп. Феодосия, автор удостоен степени магистра богословия.

Особую отрасль в гомилетической науке составляет история церковной проповеди. Фундаментальными трудами в этой области являются «История первобытной христианской проповеди: (до IV в.)» Барсова; курс лекций по истории христ. проповеди (с I по X в.) проф. МДА игум. Марка (Лозинского) (Загорск, 1970-1971); «История русской церковной проповеди в биографиях и образцах пастырей-проповедников с 1/2 IX-XIX вв.» преподавателя Киевской ДС прот. М. А. Поторжинского; «Очерк истории русской церковной проповеди» преподавателя Одесской ДС Н. В. Катаева; «История русской проповеди» А. И. Разумихина; «История русского проповедничества от XVII в. до настоящего времени» преподавателя Тульской ДС П. Заведеева (1918/9); «Из истории христианской проповеди: Очерки и исследования» Антония (Вадковского), архиеп. Финляндского и Выборгского.

В наст. время учебным пособием по истории рус. церковной проповеди является труд прот. А. Ветелева «Учебный курс по истории проповедничества Русской Православной Церкви», предназначенный для учащихся 4-го класса семинарии (1949).

Кроме систематических курсов в историю Г. вошли труды по отдельным вопросам проповедничества: «Живое слово» архиеп. Харьковского Амвросия (Ключарёва) , критические очерки М. М. Тареева «По вопросам гомилетики» и др. А также многочисленные монографии по истории проповеди и истории Г.: «Св. Лев Великий и его проповеди», «Св. Григорий Двоеслов - его проповеди и гомилетические правила», «Св. Ипполит, епископ Римский, и дошедшие до нас памятники его проповедничества», «Первая, самая древняя гомилетика» (К., 1892), «Средневековые гомилетики», «Из истории гомилетики: Гомилетика в новое время после реформации Лютера» Певницкого, опубликованы в 70-90-х гг. XIX в. в Трудах КДА.

Особый вид гомилетической лит-ры составляют практические пособия для проповедников слова Божия. К ним относятся прежде всего гомилетические хрестоматии - сборники образцов святоотеческой и рус. проповеди: «Святоотеческая хрестоматия» и «Дополнение» к ней, «Русская гомилетическая хрестоматия» прот. М. Поторжинского, «Образцы святоотеческой и русской проповеди» преподавателя Харьковской ДС С. В. Булгакова, «Сборник проповеднических образцов» преподавателя Донской ДС П. Дударева. Кроме готовых проповедей в практические пособия входят конспекты и планы проповедей, а также темы и материал для построения самой проповеди. Среди сборников подобного рода большую ценность имеет труд прот. Иоанна Толмачёва «Православное собеседовательное богословие, или Практическая гомилетика». Он содержит толкования с планами и образцами слов, поучений и бесед на евангельские и апостольские чтения всего годичного церковного круга (Недели по Пятидесятнице, Недели Триоди Постной, Недели Триоди Цветной). Большую известность среди проповедников слова Божия имеют пособия, составленные в кон. XIX - нач. XX в. прот. Григорием Дьяченко : «Полный годичный круг кратких поучений, составленных на каждый день года применительно к житиям святых, праздникам и другим священным событиям», «Практическая симфония для проповедников слова Божия», «Друг церковного импровизатора». В 60-х гг. XX в. прот. А. Ветелев с учебной целью подготовил сборники собственных проповедей: «Сборник недельных (воскресных) поучений», «Великопостные и пасхальные поучения (по Триоди Постной и Цветной)», «Сборник праздничных поучений» (на дни Господские, Богородичные и памяти святых) (МДА. Ркп.); в 70-х гг. игум. Марк (Лозинский) составил «Отечник проповедника (практическое пособие для студентов)» (изд. 1996), к-рый содержит 1221 пример из Пролога и Патериков, «Сборник избранных проповедей студентов и воспитанников Московской Духовной Академии и Семинарии» (в 4 т. МДА. Ркп.) и «Практическое пособие по церковному проповедничеству для студентов МДА» (сборник проповедей о святых таинствах и обрядах) (МДА. Ркп.).

Лит.: Амфитеатров Я . К . Чтения о церковной словесности, или Гомилетика. К., 1846. 2 ч.; Певницкий В . Ф . Св. Григорий Двоеслов - его проповеди и гомилетические правила. К., 1871; он же . Церковное красноречие и его основные законы. К., 1906, 19082; Барсов Н . И . История первобытной христианской проповеди: (до IV века). СПб., 1885; он же . Лекции по гомилетике, читанные студентам СПб. Духовной Академии в 1885-1886 уч. году. 1886. Литография; он же . Лекции по православной христианской гомилетике. 1888/9 уч. год. СПбДА. Литография; он же . Несколько исследований исторических. СПб., 1899; Чепик М . А . Опыт полного курса гомилетики: Для 4, 5 и 6 кл. семинарии. М., 1893; Антоний (Вадковский), архиеп . Из истории христианской проповеди: Очерки и исследования. СПб., 1892, 18952; Говоров А . В . Основной принцип церковной проповеди и вытекающие из него предмет и задачи церковного красноречия: Речь. Каз., 1895; Фаворов Н . А ., прот . Руководство к церковному собеседованию, или Гомилетика. К., 191412; Толмачев И . В ., прот . Православное собеседовательное богословие, или Практическая гомилетика: В 4 т. СПб., 1868-1877, 18992; Поторжинский М . А ., прот . История русской церковной проповеди в биографиях и образцах пастырей-проповедников с 1/2 IX-XIX вв. К., 19013; Тареев М . М . По вопросам гомилетики: Крит. очерки. Серг. П., 1903; Юрьевский А . И ., свящ . Гомилетика, или Наука о пастырском проповедании слова Божия. К., 1903; Никольский Н . К . Лекции по гомилетике, читанные студентам 61-62 курсов СПбДА в 1903-1904 уч. году / МДА. Серг. П. Ркп.; Разумихин А . И . История русской проповеди. М., 1904; Гроссу Н ., свящ . Исторические типы церковной проповеди. К., 1910; Булгаков Г . И . Теория православно-христианской пастырской проповеди: (Этика гомилии). Курск, 1916; Ветелев А ., свящ . Гомилетика: Курс академических лекций по теории и практике церковно-правосл. проповедничества. Загорск / МДА. 1949. Ркп.; Тодоров Т . Омилетика. София, 1956; Шатилов А ., прот . Раскрытие содержания Апостольских воскресных зачал в церковной проповеди: [Канд. дис.] / МДА. Загорск, 1976. Ркп.; Васильев М ., свящ . Гомилетические труды профессоров Московской Духовной Академии: [Канд. дис.] / МДА. Загорск, 1989. Ркп.; Самодурова З . Г . Школы и образование // Культура Византии: Вторая пол. VII-XII в. М., 1989; Феодосий (Бильченко), еп . Гомилетика: Теория церковной проповеди. Серг. П., 1999.

Архиеп. Феодосий (Бильченко)

В глубокой древности один ученик с восторгом рассказывал своему учителю о том, как он видел ученого. «Что же он делает?» - спросил учитель у своего ученика. «Он все время читает - утром и вечером, днем и даже ночью», - отвечал тот. Помолчал немного мудрый учитель, будто задумавшись, а потом и спросил своего ученика: «Ты говоришь, что ученый все время читает… но… когда же он думает?» Смутился ученик и не знал, что ему ответить.

Священномученик Иларион (Троицкий)

Эйнштейн спросил католического священника: «Как вы отреагируете, если наука неопровержимо опровергнет какой-либо из догматов христианского учения?» Прелат ответил: «Подожду, пока ученые найдут ошибку в своем доказательстве».

Протоиерей Георгий Нейфах

В наши дни зачастую можно встретиться со стереотипным отношением к Православной Церкви, как к институту, призывающему к аскетической жизни и минимизации занятий мирскими науками и искусствами, отрицающим пользу технического прогресса и всякую деятельность, напрямую не направленную на духовное и нравственное становление. Минимизация жизненных ориентиров, критерий «достаточности», занятие только самым необходимым и, по возможности, предпочтение духовной литературы, церковной жизни и дел милосердия обычным светским занятиям и представлениям - так воспринимаются в светском обществе предлагаемые Церковью идеалы .

Действительно, как иначе истолковать неискушенному читателю оторванные от контекста следующие слова святителя Илариона, епископа Верейского: «Спросите вы талантливого юношу-семинариста, почему он какой-нибудь политехнический институт предпочел духовной академии? Он скажет, что в академии все скучно, схоластично, безжизненно, потому что здесь нет настоящей науки. Но разве на самом деле это так? Неужели высчитывать коэффициент трения при смазке усиленной и обыкновенной, изучать головоломный курс о сопротивлении материалов, вести практические занятия по выгнутии балок, - неужели все это более жизненно, более интересно и более научно, чем изучать слово Божие, где на каждой странице затрагиваются и решаются самые больные вопросы души человеческой?»

Восприятие Церкви в качестве не приверженца светской науки, в особенности науки фундаментальной, где в явном виде присутствует «игра ума», как будто бы почти всегда взаимосвязанная с тщеславием и гордостью, стало более частым в послеперестроечное время и нередко используется для некоторого оправдания безучастного отношения общества к плачевному положению в этой сфере. Из-за резкого снижения финансирования в этой отрасли деятельности наблюдается, с одной стороны, кадровый дисбаланс с преобладанием ученых старших возрастов, а с другой стороны - общее сокращение численности занятых. В наибольшей степени пострадал фундаментальный сектор, в то время как научные разработки, ориентированные на потребителя и приближенные к его нуждам, иногда наоборот - получили некоторое развитие. Осуществляемая в последние несколько лет реформа Академии наук также во многом предполагает сближение ученых и потребителей их труда, занятия не абстрактными научными изысканиями, а исследованиями, которые могут и должны найти применение в ближайшее время.

Возможно, в какой-то степени сокращение числа научных работников по сравнению с советским временем может быть интерпретировано положительно. Однако сейчас число исследователей на душу населения в России не является, как когда-то, одним из самых высоких в мире. Кроме того, качество научных знаний стало значительно хуже из-за того, что из науки ушли лучшие ученые, были в значительной степени утрачены или даже потеряны традиции многих школ и институтов и стала возрастать коммерциализация в сфере среднего и высшего образования.

Реформа Академии наук побудила социологов заняться изучением представлений различных групп населения о важности, полезности и востребованности труда ученых, а чиновников разного уровня - размышлять о том, насколько усиление роли Православной Церкви в жизни российского общества повлияет на систему ценностей каждого конкретного человека и, в частности, на отношение к «работникам умственного труда».

К сожалению, не церковному человеку трудно понять всю многогранность данного вопроса. Прежде всего, нужно помнить о своего рода несимметричности между взглядом на Церковь светского общества, желающего услышать объяснения по поводу научных исследований, и взглядом на науку самой Церкви.

Православная Церковь вовсе не воспринимает науку только лишь в апологетическом смысле как предмет диспута о существовании Бога. Известная работа святителя Луки (Войно-Ясенецкого) «Наука и религия» посвящена не столько поиску противоречий или соответствий между догматами христианства и научными достижениями, сколько обоснованиям следующего тезиса: «Наука, облеченная светом религии, - это вдохновенная мысль, пронизывающая ярким светом тьму этого мира» . Можно вспомнить, что еще Галилей и Ломоносов разделяли веру в Бога и занятия наукой, в том числе связанной с законами Вселенной. «Писание не учит нас, как устроено небо, оно учит нас тому, как туда попасть», - писал Галилей . «Создатель дал роду человеческому две книги. В одной показал Свое величие, в другой - Свою волю. Первая - видимый сей мир, Им созданный, чтобы человек, смотря на огромность, красоту и стройность его, признавал Божественное всемогущество. Вторая книга - Священное Писание. В ней показано Создателево благоволение к нашему спасению… Обе… удостоверяют нас не только о бытии Божием, но и о несказанных Его к нам благодеяниях. Грех всевать между ними плевелы и раздоры!»

Наш современник Макс Планк вторил своим предшественникам-физикам: «В естествознании Бог стоит в конце всякого рассуждения, а в религии - в начале» . Мнение ученых созвучно со словами Феофана Затворника: «И занятия ваши по химии совсем не задувающего свойства, а только дующего… И химия есть часть книги Божией - в природе. И тут нельзя не видеть Бога - Премудрейшего… и Непостижимейшего» .

С другой стороны, общество относится к Церкви как институту, который предлагает не только и не столько естественно-научное обоснование общественных и физических законов, сколько мистическое толкование, связанное с Богооткровенными истинами и сверхъестественными принципами, вне доступной человеческому разуму логике. Однако это не так, Церковь учит о жизни вечной, о Царстве, которое «не от мира сего». Однако это не тождественно пассивности, отрицанию пытливости и желания размышлять - не случайно первая заповедь, данная пророку в пустыне, учит возлюбить Бога всей душой, всем сердцем и всем разумом .

Поэтому и в прошлом, и в настоящем можно найти огромное число верующих ученых, не только связавших свою жизнь с Церковью и ставших священнослужителями, миссионерами или духовными писателями , но и верующих людей, живущих в миру и занимающихся научным трудом.

«Велия дела Господня, изыскана во всех воля его» - было выбито на фронтоне физической лаборатории в английском Кембридже, а на могиле кембриджского ученого Ньютона можно прочитать следующую эпитафию: «Здесь покоится сэр Исаак Ньютон, который с почти божественной силой разума первый объяснил с помощью математического метода движение и форму планет, пути комет и приливы океанов. Он исследовал различия световых лучей и проистекающие из них различные свойства цветов, о которых прежде никто не подозревал. Прилежный, хитроумный и верный истолкователь природы, древности и Священного Писания, он утверждал своей философией величие Всемогущего Творца, а нравом насаждал требуемую Евангелием простоту» .

Если коснуться более узкого вопроса об отношении Церкви к занятиям наукой как профессии, то здесь, помимо «Социальной концепции РПЦ», можно вспомнить письма святителя Феофана Затворника своим духовным чадам. «Знание никогда не бывает лишним грузом… Учение за плечами не тянет. Потому оно жизни не помеха. Дотяните его до конца. Помоги вам Господи!» - наставлял святитель молодого человека. «Но вопрос все еще остается нерешенным: так как же - можно читать иное что, кроме духовного? Сквозь зубы говорю вам, чуть слышно, пожалуй, можно, - только немного и не без разбора… И книги с человеческими мудростями могут питать дух», - пишет святитель Феофан.

Не занятия наукой сами по себе, а научная мысль, оторванная от Бога, возведенная в абсолют, несомненно, опасна и разрушительна. Именно поэтому не следует думать, что Церковь призывает отказаться от достижений прогресса и прекратить развитие во всех областях знаний. Нужно лишь помнить о напутственном предостережении святителя Феофана: «В образе исследования старайся начала каждой изучаемой тобою науки освятить светом небесной мудрости» .

Об интерпретации 4-й главы книги Бытие, описывающей возникновение ремесел (первых основ науки) в роде Ламеха, потомка Каина, а не среди детей Сифа, см.: Георгий Нейфах, протоиерей. Гармония Божественного творения: Взаимоотношения науки и религии. М., 2005. С. 15-23.

Иларион (Троицкий), священномученик. Наука и жизнь // Без Церкви нет спасения. М., 2001. С. 289.

Феофан Затворник, святитель. Православие и наука. С. 648.

Отправной точкой для разговора стал документ столетней давности – Определение «О церковном проповедничестве» Поместного собора Российской Православной Церкви 1917-1918 годов, основные положения которого представила в кратком сообщении старший преподаватель СФИ .

Катастрофическая созерцательность

Собор и предсоборная дискуссия в один голос диагностировали «катастрофичность состояния церковного народа», который не слышит слова проповеди за богослужением вследствие нерадения и невежества пастырей. Обрядоверие и лицемерие церковного народа связывались с упадком проповедничества, и эта мысль продолжала звучать на протяжении всего XX века.

Одним из главных тезисов Поместного собора стала мысль о том, что проповедь – главная (в Определении формулировка была смягчена до «одной из главных») обязанность пастырского служения и она должна звучать за каждой литургией. В этом отношении преемственна Собору нынешняя позиция патриарха Кирилла, озвученная им на последнем епархиальном собрании города Москвы, где он призывал священников ответственно относиться к своему проповедническому служению.

В то же время на Соборе раздавались и голоса против того, чтобы обязывать священников проповедовать за каждой литургией. Эти возражения аргументировали недостатком одаренных проповедников, нежелательным увеличением длительности богослужения, представлением о богослужении как по преимуществу молитвенном и таинственном действии и вообще тем, что проповедь – скорее западная традиция, тогда как Восток предполагает большую созерцательность.

Кто может проповедовать?

Своего рода ответом на аргумент о недостатке одаренных проповедников среди духовенства стала широкая дискуссия на Соборе о привлечении мирян (и даже женщин!) к активному участию в жизни церкви. О желательности участия в деле проповеди благочестивых мирян, посвятивших себя на всецелое служение церкви, говорил, в частности, архиепископ Антоний (Храповицкий). Собор не был до конца последовательным в решении вопроса о женском проповедничестве, однако некоторые практические ответы дала сама история XX века. Так, в Париже по благословению митрополита Евлогия (Георгиевского) проповедовала с церковного амвона мать Мария (Скобцова).

Говоря об исторических прецедентах воплощения и развития решений Собора, напомнила и пример епископа-катехизатора Макария (Опоцкого), который предпочел катехизаторское и проповедническое служение административному, получив на это благословение патриарха Тихона (Беллавина). Такое непривычное для предыдущей эпохи представление об акцентах в служении старших в церкви, озвученное на Соборе 1917-1918 годов, оказалось совершенно органичным и даже пророческим в условиях XX века. Ведь именно служением пастырей, положивших жизнь на проповедь и созидание братских связей между людьми, церковь как собрание верных в XX веке вообще сохранилась.

…и кто хочет их слушать?

Говоря о реалиях сегодняшней приходской жизни, председатель Просветительского отдела Узбекистанской епархии протоиерей Сергий Стаценко отметил, что прихожанам часто не нужна проповедь. Их интересы, запросы ограничиваются тем, где находится нужная икона и куда ставить свечку, то есть даже у постоянных прихожан нет представления о церкви как о пространстве общения со Словом Божьим. Более того, желания произносить слово проповеди в собрании нет у многих священников.

«Забыто, что проповедь – часть богослужения, и притом центральная», – сказал ректор СФИ священник Георгий Кочетков . Однако при этом важно различать, кому адресована проповедь: церковным людям, оглашаемым, которые только готовятся к христианской жизни, или людям неверующим, для которых пространство современного прихода также открыто.

Именно смешанный характер приходского собрания, в котором есть верующие и неверующие люди, делает актуальной задачу поиска миссионерских возможностей внутри богослужения – пространства по своему происхождению не миссионерского. В то же время сегодня не раскрыт и потенциал внебогослужебной, собственно миссионерской проповеди, уверен отец Георгий.

«Мы привыкли смотреть на проповедь как на отдельную часть службы, но ведь по существу проповедь – это то, что должно открыть смысл евангельского слова, то есть открыть Христа и привлечь к Нему. Вся христианская жизнь должна быть проповедью, открывать Христа», – напомнил протоиерей Александр Лаврин.

…и где их взять?

В Определении «О церковном проповедничестве» 1917 года содержится призыв к образованию благовестнических братств, призванных «объединить учащие силы церкви». «Это стремление вполне логично, поскольку отражает саму природу проповеди, которая не может быть индивидуальным делом проповедника, но является делом всей церкви, – сказал , научный сотрудник Методического центра по миссии и катехизации при СФИ. – Проповедь не истекает из проповедника рефлекторно, как слюна или желчь, даже если кого-то рукоположить». Он напомнил слова протопресвитера Александра Шмемана о том, что проповедь – не просто богословское рассуждение, а таинство, в котором участвует и проповедник, и все церковное собрание и в котором исполняются евангельские слова Христа: «Слушающий вас Меня слушает».

«Через Слово Божье собрание, к которому обращена проповедь, должно перетворяться в Тело Церкви», – напомнила декан богословского факультета СФИ . В этом выражается христианская вера в Церковь – «место, где процветает Святой Дух», как о ней говорится в «Апостольском предании».

Эту мысль развил протоиерей Сергий Стаценко: «Сама храмовая проповедь должна содержать в себе и призыв к проповеди. Проповедь – это долг каждого, кто стоит в храме, а не привилегия “касты” священнослужителей».

…и как облегчить этим людям жизнь?

Много говорилось и о том, как повысить уровень восприятия проповеди в храме. Самый тривиальный (и потому неожиданный) ход предложил профессор СФИ : нужно разрешить людям сидеть в храме.

Епископ Софроний в этой связи вспомнил эпизод из своей жизни, когда он проповедовал церковной общине в Индонезии, сидя на полу, следуя их местной традиции.

Как ни странно, ставился на Соборе 1917-1918 годов и вопрос о языке проповеди: еще сто лет назад малороссийские диалекты не считались подходящими для изъяснения слова Божьего. Развивая эту тему, проректор Кузбасской духовной семинарии священник Андрей Мояренко озвучил вопрос своих студентов: «Если центральная часть богослужения – проповедь – должна произноситься на понятном языке, то почему не распространить этот принцип на остальные части богослужения?»

Проповедь и Библия

Продолжая тему о месте проповеди в богослужении, говорили и о невозможности отрывать ее от чтения Писания. «Священное писание не существует в отрыве от его толкования», – напомнил протоиерей Дмитрий Карпенко. Он рассказал об опыте проповеди на Апостол и Евангелие (сразу после их чтения) в своем приходе. О необходимости проповеди на своем месте высказались и настоятель Архиерейского подворья Свято-Николаевского собора в городе Валуйки игумен Агафангел (Белых), и священник Георгий Кочетков .

Отец Георгий подчеркнул также необходимость большей ориентации самой проповеди на Священное писание, а не только на святых отцов и жития святых. В то же время такая переориентация потребует и серьезной перестройки системы духовного образования, ее внутренних акцентов, отметил .

«…Идите по всему миру и проповедуйте Евангелие

всякой твари » (Мк. 16,15)

«…Ибо всякое слово Божие живо и действенно и острее

всякого меча обоюдоострого…»(Евр. 4,12)

Религиозное чувство в нас постоянно ослабевает, пересыхает «источник воды, текущей в жизнь вечную » (Ин. 4,14), ревность к исполнению церковного долга охладевает и превращается в грубое безразличие. Оно касается не только религиозной стороны жизни, безразличие от которого мы страдаем, стал характерной чертой нашего времени, оно стало всеобщим. Безразличие царит над всем, и над духовными добродетелями, над всем возвышенным, над нравственными требованиями разумной человеческой природы. Но это не просто безразличие. Это слишком мягкое определение, сегодняшняя религиозность почти граничит с антирелигиозностью, а нынешняя нравственность мало, чем отличается от безнравственности. Необычайное напряжение и лихорадочная спешка в стяжании земных благ, ненасытная страсть и неустанная погоня за телесными наслаждениями, при полном забвении о том возвышенном божественном составляющем человеческой природы, забвении о том, что дух «животворит плоть же не пользует нима ло»(Ин. 6,63), отношении к вере и нравственности как к чему-то лишнему, подмена благородного чувства любви и самопожертвования грубой и ненасытной страстью к наживе и власти, преобладание эгоизма, высокомерия и честолюбия, всё это серьезные симптомы нравственного разложения и слабости, цепи, сковавшие свободный народ и ведущие его в бездну погибели.

Говорить о нашей живой религиозности и нравственности, значит говорить на тему, важность которой никто не может отрицать, это правда, но которая в силу бесконечного повторения стала почти скучной. Поэтому и мы, если бы задержались исключительно на констатации фактического состояния благочестия, рисковали бы наскучить читателю. Не желая этого, и одновременно считая напрасной тратой времени, обсуждение предмета давно всем известного, из личного ли опыта или из дискуссий о нем, мы считаем своим долгом, затронуть тему, которая всюду преднамеренно замалчивается, хотя замалчивание вопроса о состоянии веры и нравственности недопустимо, вопроса, который в силу того, что ему никогда не посвящалось необходимого внимания, стал сейчас особенно острым.

Хотя вопрос о религиозном безразличии многократно обсуждался и уже наскучил, как мы уже отметили, все-таки не будет преувеличением сказать, что решение вопроса едва ли сдвинулось с мертвой точки, и еще меньше на него пролито света и правды. Причиной является одностороннее понимание этого крайне важного вопроса, рассматривание его только с одной точки зрения, соревнование в усердии отрицания собственной вины и ответственности за существующее зло. Сегодняшнее обсуждение этого вопроса напоминает обсуждение войны, причем учитывается атаки только одной нападающей стороны без учета оборонной силы другой.

Проповедничество - это искусство. Не каждый может быть художником, следовательно, не каждому дано быть проповедником. Настоящие художники - редкость, редкость и настоящие проповедники. Но это не может быть аргументом защиты для плохих проповедников, ибо также как одаренные люди в неблагоприятных обстоятельствах, особенно те из них, кто недостаточно силен, становится простым смертным, а простые смертные, не имеющие особых дарований, но более сильные духом, могут возвыситься, отшлифоваться, закалиться и стяжать дары. Впрочем, они не могут оправдывать себя этим и потому, что и священником не может быть тот, кому не дано, ибо никто сам себе не воздает чести, но только тому воздается честь, кто избран Богом, как Аарон, ибо «не вы Меня избрали, а Я вас избрал и поставил вас, чтобы вы шли и приносили плод и чтобы плод ваш пребывал..» (Ин. 15, 16). Поэтому смертный грех совершает и тот, кто, не будучи избранным принимает священство и тот, кто поставляет неизбранного в священный сан.

Слово сильно, как гром. Оно поражает грешника, оно бальзам для больного и скорбящего, оно исправляет развратника и предостерегает богача. Хорошая проповедь это рельефная картина душевного состояния праведника или грешника, наказания или награды Божией или Его великих благодеяний роду человеческому. В таких наглядных картинах христианин часто видит образ, реальный образ своей души; духовную добродетель или греховность природы, которые рисует проповедник, он сравнивает с самим собой; слушая проповедь, он в одновременно анализирует свою душу; радуется, если находит в ней добродетель и страшится грехов, за которые проповедник грозит Божиим наказанием; христианина смущает проницательность проповедника, он думает, что его слова относятся исключительно к нему, он вздрагивает и боится точного попадания и описания его тайных грехов; он чувствует себя обвиняемым перед судом, перед которым невозможно скрыть вину; судья проникает во все тайники его духа и он не может ему помешать; он предается воле Божией, сокрушается; проповедник перестает обличать, он зовет к покаянию, грешник готов сделать все, чтобы очистить все, что отягощает совесть; совесть мучает его, и он кается. Проповедничество воздействует на душу сильнее поэзии.

Проповедник же зная, что проповедует слово Божие, которой ничего не может противиться, должен говорить авторитетно как власть имеющий, без страха и стеснения. Как пастырь ответственный за свое стадо, он должен грозить и повелевать; как учитель должен наставлять, советовать и просить; как служитель Отца небесного утешать, успокаивать и вселять надежду.

Наши проповедники слишком миролюбивы, чтобы могли совершить такую революцию в душе слушателя; слишком преданны традиции гостеприимства, чтобы могли укорять и нарушать равнодушие верующих с которыми они входят в храм и выходят из него. Напрасно апостол Павел говорит, что «всякое наказание в настоящее время кажется не радостью, а печалью; но после наученным через него доставляет мирный плод праведности » (Евр. 12.11).

Проповедь является главной частью католической литургии и сущностью протестантской литургии. У последних литургия служится на разговорном, народном языке, у католиков тоже за исключением ектений и некоторых молитв. Мы служим на почти иностранном языке, из-за чего многие верующие оказываются в положении просто наблюдателей, не имея возможности участвовать в общей молитве они всю службу шепчут свои молитвы. Не поэтому ли нам необходима проповедь, которая истолкует верующим хотя бы Евангелие? Какая польза от самой торжественной службы, если верующие не посещают ее? и если мы служим Господу на малопонятном языке, тогда проповедь нам нужнее чем католикам и протестантам. А что у нас? У других она необходимость, а у нас роскошь. И слишком дорогая роскошь, если мы так редко и мало предлагаем ее верующим. Как чахоточному больному иногда дают лекарство, не столько для того, чтобы облегчить болезнь, столько для того, чтобы больной утешился мыслью, что о нем заботятся, также и служитель Божий время от времени появляется на церковной кафедре с горькой пилюлей, которую он называет проповедью», чтобы исполнить долг перед стадом не столько ради того, чтобы его научить, сколь, чтобы показать, что эту часть своего долга он еще не полностью вычеркнул из своей домовой книги.

Сколько раз в год у нас читается проповедь?

Проповедь у нас не является составной частью службы, будет она или нет, это зависит от настроения священника. Кроме того, что они редкость, объем наших проповедей настолько ограничен, что утверждение, что они превратились в роскошь вполне обосновано. Большинство проповедей едва может составить одну из трех частей, которые требует гомилетика; они настолько коротки, что и наилучший проповедник мог таким ограниченным количеством слов наставить, предостеречь, утешить и духовно окормить христианина. Но также как любая аномалия находит оправдание у своих инициаторов, находит оправдание и это. Краткость проповедей оправдывается тем, что сербы, как они говорят, бурного темперамента и нетерпеливы (тогда, по-видимому именно из-за продолжительности проповедей верующие уходят из храма раньше, чем нужно!?). однако же именно о французах известно, что они бесконечно темпераменты, горячие и нетерпеливые, но все-таки они способны с интересом слушать Босси, Бурдала и других своих известных проповедников, чьи проповеди составляют 3-4 печатных листа (а наши, как правило, менее одного!). святой Златоуст темпераментным грекам читал по две-три проповеди, и все таки «нетерпеливые» греки Софии с раннего утра терпеливо ждали перед вратами Святой Софии когда начнется служба и заговорит Златоуст. Наши проповедники появляются на церковной кафедре и самые «урожайные» годы в среднем дважды в месяц и говорят не более четверти часа, что составляет шесть часов в год евангельской проповеди..

Имеют ли наши проповеди литературную ценность?

Никто из тех, кто понимает, что церковное проповедничество - искусство, не может отрицать уместность этого вопроса. Французские проповедники 17 века украсили своими проповедями художественную литературу, прославили гибкость, богатство и силу французского языка, вострубили славу Божию громче иерихонских труб. Мы не бедны проповеднической литературой, напротив, печатные проповеди можно измерять на вес и если бы они по счастью имели какую-либо ценность, они составили бы самую богатую часть художественной литературы. Проповеди есть в отдельных сборниках, есть в многочисленных церковных журналах, есть, наконец, в форме брошюр, по одной или две, иногда изданных с намерением автора удовлетворить собственные амбиции, чтобы сделать свое имя долговечнее самих себя, пусть даже этот век издание будет пылиться в каком-нибудь темном углу, или с целью перечислить свои титулы и почетные гражданства. (В православной России проповеди тоже издаются в виде брошюр, которые по большим праздникам раздаются в церкви верующим людям бесплатно. Обычай достойный всякой похвалы, который у нас, к сожалению, не существует - прим авт.)

Количество огромное, качество плохое. Наше проповедничество не только не служит никаким вкладом в литературу, но строго говоря, его нельзя даже рассматривать как литературу. Оно не только не возвысило и не обогатило сербский язык, но наоборот, своей шаблонностью показало миру, что сербский язык не благозвучен, скуден, ограничен в формах и беден вообще; если все это не верно, верно одно, что наши проповеди наиболее слабые письменные сочинения они выполнены наспех, без усердия и подготовки, но с большой претензией.

Хотите ли, что бы мы дали определение, что такое проповедь у нас? Неловко говорить, когда знаешь, что правда горька и для того, кто ее говорит и для того, кому ее говорят, да не упрекнут нас в том, что мы делаем это ради удовольствия кого-то унизить, а не из чувства необходимости поступить именно так. Итак, наша проповедь это масса вымученных, выжатых, сухих фраз, без конца повторяемых, без гомилетической формы, беспорядочно нагроможденных, нелогичных; множество холодных слов, которым вероятно нельзя отказать в догматической правильности, но которые прилипают к душе, как чешуя и быстро опадают с нее, вот, что называется у нас проповедью. Такой проповедью наши проповедники не в состоянии вызвать в слушателях минимум напряжения и трепета, больше сказать, они не в состоянии даже удержать обычного внимания, вызвать простую заинтересованность, о чем свидетельствует массовое исхождение христиан из храма во время проповеди.

Верующие, устав от напряженных, но напрасных попыток понять хоть что-нибудь из того, что поется, читается или говориться, уходят в себя. В свои мысли и молитвы своими словами. Чувство радости от размышлений о Боге, вечности и блаженной жизни в ином мире; страх от осознания своих грехов и наказания Божия, благодарность Промыслу за все и поиск новой милости, все это чередуется, переплетается и смешивается в душах верующих, им все непонятно, они не знают на чем остановиться и как все это себе объяснить. Пастырь неохотно выходит на проповедь, чтобы наставить и вывести свое стадо из недоумения, выходит с предубеждение, что он не сможет выполнить задачи, потому что его проповедь не содержит ничего нового, ничего убедительного и сильного, что бы могло тронуть, умилить или укрепить, выходит, чтобы сражаться оружием, которое пришло в негодность. Отсюда и неохота, грусть, напряженное и утомленное выражение лица, искусственность речи, и боязнь и неуверенность в произношении. Сильный служитель Божий, который может вязать и решить в самый ответственный момент своего служения являет себя немощным и связанным. Он не знает душевного состояния верующих, ему чужды их чувства, потому он и не касается их, не анализирует их душ, но вдруг начинает говорить о совершенно новом для слушателей предмете, далеком в этот момент от их религиозного чувства, которое никогда нельзя терять из вида. Апатичная и сухая речь оскорбляет слушателей, они расстраиваются и - уходят из церкви с пустотой в душах и может быть, с решением больше туда не ходить.

В чем причина нашего плохого церковного проповедничества? Проповедь отражает общий уровень образования проповедника. Только знания правил гомилетики недостаточно. Это только внешнее, формальное требование, без которых проповедь была бы нескладной, но которые не составляют ее сущность, также как рама и стекло не являются содержанием картины. Проповеднику слова Божия необходимо глубокое знание богословских дисциплин и церковной литературы, без этого невозможно представить себе хорошего проповедника; необходимо, следовательно, фундаментальное знание истории мира, философии, литературы и мировой риторики.

Наше церковное проповедничество со всей ясностью показало, что уровень образования наших проповедников не достаточно высок. У нас уже стало обычаем, что люди очень легкомысленно принимают на себя тяжелые, очень тяжелые обязанности, несущие на себе огромную ответственность, с подготовкой совсем не соответствующей высоте такого служения, с несоразмерными высоте священнического служения способностями. Но разве можно ожидать от нашей Богословии, при существующем в ней теперь уровне преподавания, чтобы она обеспечила более глубокую и фундаментальную подготовку кандидатам в священство? На это нет никакой надежды, зная, до какого состояния она доведена, каких слабосильных воинов Христовых она призывает, каких немощных поборников Евангелия и народа готовит, какое уродливое в воспитательном смысле поколение священства выпускает; наконец, когда известно каким насмешкам подвергается этот священный институт, который должен подобно небесному лучу освящать все уголки сербской земли, но который при всем этом является едва ли не худшим органом просвещения такого рода в Сербии. И будет ли удивительно, будут ли иметь наши проповедник право обижаться, если кто-то обратится к ним, вместе с апостолом Павлом со словами - «вам надлежало быть учителями, но вас снова нужно учить первым началам слова Божия» (Евр. 5,12).

Следовательно, поверхностность образования, как богословского, так и светского (на светское образование в Богословии обращается совсем мало внимания - прим авт), принятия священнического сана, слабость воли или подверженность внешним влияниям наших проповедников, вот что, а в особенности первое, является причиной плохого церковного проповедничества, а косвенно и главной причиной антирелигиозности народа.

Так, где же лежат искомые причины религиозного безразличия?

Ответ на этот вопрос дополнит и подтвердит сказанное в предыдущей части, и кроме того он очень характерен для нашей церковной ситуации. Есть два ответа. Один из них гласит - причина этого зла в распространении западной цивилизации! И об этом всерьез говорилось не раз, всегда, когда заходила речь о состоянии нашей религиозности. Сразу же удивляет, почему эта цивилизация не уничтожила веру на западе, там, где зародилась. Однако, без сомнения, папа может похвалиться большей ревности членов своей церкви, нежели мы. Да, никто не отрицает, что на западе ведется отчаянная борьба между атеистическими идеями и христианским учением, но все-таки эта борьба не является предметом беспокойства борцов за христианство. Почему? Потому что эту борьбу ведут священники иезуиты, глубокие знатоки светских учений, исполины богословия, тонко знающие идеи, против которых борются, люди неиссякаемой энергии, неустрашимые воины, крайне осторожные во всем, что может ущемить авторитет веры. Они не ропщут на атеизм, они отдают все силы на борьбу с ним.

У нас все наоборот. Именно такая борьба у нас отсутствует, ибо систематическое проникновение просвещенного атеизма, его преобладание, является очевидной победой, которую он без борьбы одерживает над религиозным чувством, и это следует назвать не борьбой, а превосходством сил носителей западных, атеистических идей и отступлением со всех боевых позиций защитников религии. Проповедники Евангелия отступают без борьбы. Они вопиют и причитают о том, что все пошло кувырком. Это обезоруживает верующих и ведет прямо в стан тех, против кого раздается ропот. Или публикуется какая-нибудь статья в церковных журналах, с целью дать небольшой отпор неверию, статья, конечно, такая же убогая как и та «О бытии Бога» в «Вестнике Сербской Церкви» за январь-февраль этого года. Даже те, кто верил в эту святую истину, прочитав эту жалкую статью и увидев, как сербские клирики доказывают этот самый возвышенный христианский догмат, рискуют изменить убеждения.

Не просвещение виновно в нашем неверии, а его недостаток и близорукость тех, кто восстает на него, не видя, что она - мощное оружие, которым нужно бороться против неверия. Нам любопытно узнать, что эти «враги западного просвещения» могли бы предложить в качестве средства для устранения этого «зла»? Уж не «официальный» ли запрет на европейскую цивилизацию в нашей стране или предотвращение человеческого прогресса?!

Помимо истории мира по учебной программе, правда, изучается психология и логика, русский язык и педагогика и методика, но поверхностно и сжато. Недостаточность образования в этой, также как и в других областях, особенно очевидна в нынешнем поколении богословов, и, несмотря на что, что они имели счастье изучить истории философии, пусть хотя бы месяц, немецкий и французский языки и того меньше, и теорию литературы целый год, последний предмет изучали у одного добрейшего монаха, который понимает в литературе столько же, сколько в вязании.

В чем спасение?

Общество нравственно опустилось; состояние религиозности - первый симптом, который говорит об этом. Воцарилось безразличие и летаргия, которая наносит ущерб и государству и церкви и каждому в отдельности. Пастырь растерял своих овец и не может найти их, потому что не знает как их искать. Необходимо влить свежие силы и восстановить изношенный и нравственно ослабший организм нашего народа, необходимо совершить нравственное перерождение нашего общества . О том, кто это перерождение осуществит, нет дискуссий, ибо к этому как никто другой призваны священство Божие, суть служения, которых и состоит в этом духовном, нравственном перерождении личности и общества, и подготовка их, таким образом для Царства небесного. «Если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие» (Ин.3,5)

Не может также и споров относительно средств, с помощью которых совершается перерождение. Единственная вечная сила, которая однажды оживила падший мир, которая всегда оживляет его, как только он падает вновь, которая вечно будет оживлять и перерождать его сила, которая всегда одна, вчера, сегодня и завтра, это - Слово Божие. Одни только идеи, древность и неизменность которых, естественность и ясность, и самое главное, божественная возвышенность свидетельствует об их вечности. Сборник, страницы которого никогда не обветшают, слова над которыми не властны века, века только делают их более ясными и легкими для понимания. Этот сборник - Евангелие. Древнее почти двухтысячелетние Евангелие, что говорю - древнее? Нет, и когда пройдет еще девятнадцать раз по девятнадцать веков, оно не станет древним. Оно такое же юное и сильное, как будто только что отзывалось эхом с Елеонской горы и разлеталось по благородным долинам Палестины. Чистое, как хрусталь, ясное, как утренний свет, сильное, как гром. Таково евангельское слово от Назарета до Гренландии, от края до края света, от начала до вечности. До тех пор пока воздух и пища будут важны как средство поддержания и укрепления физической человеческой природы, до тех пор евангельское слово будет божественным животворным напитком, которым будет питаться человеческая душа. И когда не будет воздуха и пищи и человека, останется евангельская истина, которая вернется туда, откуда пришла, туда, куда стекаются все истины - вернется к Богу.

Это мощное оружие, которым наши проповедники пользоваться не умеют. В неверном использовании этого оружия причина упадка веры и нравственности, в правильном же средство поднять и первое и второе на высоту, которая им подобает. Вне этого все причины ничтожны, все средства бесполезны. Проповедники должны трудиться и не надеяться ни на кого, только на Бога, Которого проповедуют и Которому служат, ибо, если когда-нибудь как говорил Гоголь, миру будет суждено подняться «из праха земной суеты и полностью предаться любви и смирению Христову», э то произойдет при помощи священника. «Дело нашего исправления , - продолжает великий русский писатель, - в руках священства».

Закончим на том, что только сильная, крепкая, божественная проповедь Евангелия в состоянии растопить ледяное безразличие и грубое безверие человеческих сердец, укрепить, освежить и поднять наше общество, а с этим и авторитет веры и церкви и ее священства.

В сочин. Григория Двоеслова "Пастырское правило" (regulae pastoralis liber), которое представляет завершение Г. отцов Церкви, новым элементом является проповедническая казуистика - учение о видоизменении содержания проповеди по так называемым status, т. е. применительно к полу, возрасту, характерам, способностям, общественному положению и т. д. (всех status насчитывается 30). К внутренним условиям успеха проповеди Григорий относит святость жизни проповедника (то же, что у Квинтилиана: nemo orator, nisi vir bonus) и специально проповедническое образование. Ни в "Ars praedicatoria" Алэна Лильского, ни в "Tractatus de officiis clericorum" Бертольда Констанцского, ни даже в позднейшем "Ars c oncionandi" знаменитого Бонавентуры († ) не было сказано ничего существенно нового. С течением времени проповедь на Западе все больше подвергалась порче. Вошло в правило у проповедников ridendo dicere verum ; утратив характер священной важности, проповедь ничем не отличалась от непристойно-юмористических и грубо-сатирических произведений светской литературы. Благородное проповедничество таких людей, как Бернард Клервоский и Таулер , представляет редкое исключение. Энергический протест против искажения нормального вида проповеди раздался впервые из уст так называемых реформаторов до Реформации и особенно Виклефа. Еще больше имели значения гуманисты, которые, с одной стороны, познакомили современный им западный мир с высокими образцами проповеди святоотеческой, с другой - занялись составлением руководств к проповедничеству. Так, Рейхлин издал "Liber congestorum de arte praedicandi" (), Эразм Роттердамский - "Ecclesiastes, sive concionator evangelicus" (). Из двух направлений Г., дотоле параллельных: профетического, настаивавшего на вдохновенном происхождении проповеди, и риторического, трактовавшего проповедь как вид ораторства искусственного - гуманисты явились горячими сторонниками второго; Г. у них приурочивается к риторике , понимается как церковная риторика, подчиненная наравне со всякой риторикой законам Цицерона и Квинтилиана.

Настоящая и истинная реформа Г. на Западе произведена была Лютером. Единственно законное, нормальное содержание проповеди, по его учению, - объяснение Св. Писания, буквальное, назначенное для простых людей и т. п. Цельного курса Г. Лютер не составил; но в своих сочинениях, особенно проповедях (главным образом в Tischreden), он так часто высказывался о нормальных качествах проповеди, что уже в г. некто Порта составил на основании его проповедей книгу "Pastorale Lutheri". Ввиду того значения, какое имеет храмовое проповедничество в протестантстве, понятно, что сочинений по Г. в Германии явилось чрезвычайно много: один перечень их составил бы целую книгу. Совершенно правильный взгляд Лютера на проповедь не имел решающей силы для непосредственных его последователей. В то самое время, как он боролся против риторики и схоластики в проповеди, Меланхтон издал ряд сочин. ("De officio concionatoris"; "De rhethorica"; "Unterricht der Visitatoren an die Pfarrern"), в которых, следуя Рейхлину и Эразму, ставил христианскую Г. в рабское подчинение античным риторикам и сводил все учение о проповеди к Г. формальной. Как противовес этой односторонности, явились сочинения А. Гиперия: "De formandis concionibus sacris, sive de interpretatione scripturarum populari" () и "Торicа theologica" (). Святоотеческие идеи о проповеди скомбинированы здесь со взглядами Лютера на Св. Писание как единственный нормальный источник проповеди. В сочинении Веллера "De modo et ratione concionandi" () компилируются в одно целое идеи о проповеди Лютера и Меланхтона. Панкрациус ("Modus concionandi, monstrans verum et necessarium artis rhetoricae in ecclesia usum", ), Л. Озиандер ("Tractatus de ratione concionandi", ), Э. Гунний ("Methodus concionandi, praeceptis et exemplis evangeliorum comprehensa", ) являются горячими поборниками риторического или ораторско-художественного типа проповедничества. В продолжение всего XVII ст. Г. развивалась в Германии в том же исключительно формальном направлении, еще более, чем прежде, утрированном, с полным пренебрежением гомилетики фундаментальной и материальной. Все внимание теоретиков-гомилетов сосредоточено на разнообразных "методах" проповеди: Балдуин насчитывает их семь, Ребган - двадцать пять, Карпцов - до ста; Хемниц ("Methodus concionandi sive rhethorica ecclesiastica", ) рассуждает о трояком анализе текста - грамматическом, риторическом и логическом. Среди этого необузданного отыскивания "методов" светлыми явлениями в области Г. были: известный проповедник Арндт († ), автор книги "Об истинном христианстве", Иоанн Андреэ († ), Люткеман († ), Скриве († ), Г. Мюллер († ) и Гергардт († ), который в замен разнообразных бесчисленных методов проповедания предлагал таковых всего лишь два: cathecheticus - объяснение катехизиса в ряде проповедей, и mysticus.

Совершенный переворот в западной Г. произведен Шпенером († ) и пиетизмом. Шпенер отрицает Г. риторическую и схоластическую. Кто живет в Св. Писании, как у себя дома, тому не нужна никакая ars oratoria. Молитва - душа всей теологии , и благоговейное настроение плодотворнее для дела проповеди, чем научное образование. Хотя проповеднику прилично знать основания всех гуманитарных наук, но для того, чтобы иметь способность к проповеди, ему нужно быть личностью облагодатствованною и возрожденною. Каждая проповедь соответственно своему специальному содержанию должна иметь и свою индивидуальную форму; не материя проповеди должна быть располагаема по такому или иному методу, а метод - избираем такой или иной сообразно характеру материи. Между последователями взглядов Шпенера, составившими свои системы гомилетики, некоторые не утратили значения даже в настоящее время; таковы: Ланге ("Oratoria sacra ab artis homileticae vanitate purgata" и "De concionum forma"); Рамбах , ("Erläuterung über die praecepta homiletica"), Рейнбек, который в своей Г. сделал существенную поправку к теории Шпенера, утверждая, что "все истинное может быть доказываемо (принцип Лейбница), почему и проповедь не должна ограничиваться выражением и возбуждением чувствований (как думал пиетизм), но должна иметь в себе и логическую доказательность. Проповедь должна действовать и на разум, почему должна разъяснять понятия и давать полные и точные определения предметов.

Новую эру в истории Г. отмечает сочинение Лоренца Мозгейма "Anweisung erbaulich zu predigen", изд. и г. В нем по примеру первобытной Церкви учение проповедническое строго отграничивается от учения научно-теологического. Цель проповеди, по Мозгейму, - назидание, состоящее в просвещении ума истиной и в воздействии на волю. Для воздействия на ум она должна содержать в себе рассуждение, для воздействия на волю - приложение или увещание. Все правила относительно составления проповеди сводятся к двум: нужно основательно и правильно доказывать и быть правильным и ясным в слововыражении. Философия может иметь место в проповеди, но не как самостоятельный, а как вспомогательный предмет. После Мозгейма в немецкой Г. появляется рационализм , который опять, как было в эпоху Возрождения, стремится изменить самую природу церковной проповеди. Шпальдинг (в соч. "Von der Nutzbarkeit der Predigeramts", ) прямо требует исключения из проповеди специально-христианского содержания и замены его учением о способах достигать в жизни счастья. Штейнварт () настаивает на изложении в проповеди учения эвдемонизма; Вегшейдер () старается сделать предметом проповеди с церковной кафедры принципы философии Канта; Теллер () рекомендует исключительно теоретическое содержание проповеди с устранением морализации. Из гомилетов этого рода особенно знаменит Рейнгардт, который в сочинении "Theorie der Beredsamkeit" () является отчасти сторонником Мозгейма, но главным образом - умеренным рационалистом. По его учению философия может быть сама по себе самостоятельным предметом проповеди; главный же предмет последней - житейская мудрость. Рационалистические крайности этой группы вызвали в германской Г. реакцию и крутой поворот от философского рационализма к конфессиональному (в протестантском смысле) христианству. Таков характер гомилетики Сикеля, "Halieutica oder Anweisung durch Predigten die Menschen für das Reich Gottes zu gewinnen" (); Штира, "Keriktik oder Homiletik" (); Гауппа, "Praktische Theologie; II, Homiletik" (). Заслуживает внимания ряд Г., посвященных решению вопроса об отношении проповеди к ораторству вообще и Г. к риторике. Таковы Г.: Аммона ("Anleitung zur Kanzelberedsamkeit", ), Шотта (), Хюсселя () и особенно Ницша ("Ad theologiam practicam felicius excolendam observationes", ). Самое сильное влияние на протестантскую Г. в XIX столетии принадлежит Шлейермахеру. Взгляд его на существо проповеди, ее содержание и метод органически связан с его понятием о существе религии. Религия , по Шлейермахеру, не есть ни образ мышления и теоретического миросозерцания, ни сумма внешних правил для деятельности. Она внутри нас, в чувстве и ощущении бытия бесконечного. Лучший способ выражения религиозного чувства - живая речь; проповедь поэтому есть необходимая часть культа. Проповедь - не поучение; поучать можно лишь понятием, а религиозность относится всецело к области чувствовательной; чувствование возникает в душе самобытно и свободно; проповедовать - значит выражать религиозное чувство перед слушателями, которые сами обладают этим чувством, чтобы привести им в ясность их собственное духовное состояние, назидать и укреплять их в христианском убеждении. Шлейермахер требует искусства, художественности от внешней формы проповеди - но искусства не риторического, а состоящего в органическом развитии целой речи или ее идеи и в изяществе языка, что зависит, с одной стороны, от силы религиозного убеждения, с другой - от литературно-научного образования. На началах Шлейермахеровой теории проповеди построен ряд Г., пользующихся большою известностью: Маргейнеке 1809 XVII веке, явился в Киеве первый опыт Г. архимандрита Иоанникия Голятовского († ): "Наука албо способ сложенья казанья", составленная по образцу Г. западных, схоластического периода. Гораздо больше имела значения в истории русской Г. "Риторика" Феофана Прокоповича, читанная им в бытность профессором Киевской академии, а особенно его же "Наставления проповеднику", содержащиеся в "Духовном регламенте". В русских духовно-учебных заведениях в XVIII в. Г. преподавалась по-латыни по схоластическим учебникам, причем она трактовалась как церковная риторика и содержала в себе почти исключительно учение о видах проповеди по форме, о построении и изложении в ней. Таково пользовавшееся большою известностью сочинение архиеп. Анастасия Братановского "Tractatus de concionum dispositionibus formandis" (). На русском языке первое сочинение, относящееся к Г., - "Правила высшего красноречия" М. М. Сперанского, читанные им в Александро-Невской главной семинарии в г. и изданные в году. В г. было издано "Руководство к церковному красноречию", перевод с латинского иеромонаха И., которое и было учебником в духовных академиях и семинариях до 1820-х годов. Затем славился в 1820-1830 годах как гомилет профессор церковного красноречия в Киевской духовной академии А. И. Пушнов, курс Г. которого остается доселе в рукописи. Он отчасти послужил пособием для сочинения Я. К. Амфитеатрова "Чтения по церковной словесности" (Киев , г.) - главного на русском яз. труда по Г. По истории христианской проповеди: обширный ряд монографий о проповедниках древней вселенской Церкви профессора В. Ф. Певницкого, напечатанных в журнале "Труды Киевской духовной академии", и Н. И. Барсова "История первобытн. христ. проповеди".