Александр Степанович Грин (Гриневский). Биографическая справка
Творческий путь выдающегося английского писателя Грэма Грина начался еще в конце 20-х годов, когда он опубликовал свой первый роман «Человек внутри» (The Man Within, 1929). Становление Грина-романиста происходит в 30-е годы. Бурный темп жизни, крутые повороты человеческих судеб определили драматическую остроту коллизий в его произведениях.
Грэм Грин создает остросюжетные книги, считая, что роман по своей природе драматичен. Писатель видит две жанровые разновидности в своем творчестве: «занимательный» роман и «серьезный» роман. Для «занимательного» романа («Продается ружье» - A Gun for Sale, 1936; «Доверенное лицо» - The Confidential Agent, 1939) характерны детективный сюжет, приключенческая фабула, убийства «на сцене» и более или менее благополучная, хотя и довольно печальная, концовка. Для «серьезного» романа («Это поле боя» - It"s a Battlefield, 1934; «Меня создала Англия» - England Made Me, 1935) также характерны элементы детектива, но в меньшей степени; здесь присутствует, скорее, тема криминального действия, включающая социальный момент; убийства происходят «за сценой» и развязка катастрофическая. Несмотря на указанные различия, в сущности между этими жанровыми разновидностями много общего.
Коренное отличие романов Грина от обычной детективной литературы в том, как изображены сами факты преступлений, убийств, жестокости. В обычном детективе эти факты - лишь цепь интересных, захватывающих событий, которые могут ужаснуть, но которые не вызывают глубокого сострадания и сочувствия. В романах Грина эти факты освещаются с психологической глубиной и в трагическом свете; они связаны с постановкой социальных и нравственных проблем. В криминальном романе Грина используются приемы трагедийного стиля, такие, как трагическая ирония, мотив заблуждения, «узнавания», мотив неизбежности гибели героя и т. п. Именно трагический аспект по-иному освещает природу страшных фактов, имеющих в детективе главным образом значение необходимых атрибутов жанра и обязательной бутафории, без которой нельзя обойтись.
В ранних романах Грина ощутима традиция Джозефа Конрада, выразившаяся в интересе к одиноким отверженным людям, жизнь которых полна опасностей и страданий; в трагическом противоречии между мечтой и действительностью; в острой постановке моральных общечеловеческих проблем в связи со злободневными политическими событиями; в своеобразном сочетании героизма и иронии, трагедии и мелодрамы.
Драматические характеры и сцены в романах Грина достигают часто трагической силы благодаря остроте психологических конфликтов и этическому пафосу. Грина волнуют проблемы счастья, долга, совести, доверия, доброты, достоинства и ответственности. И он поднимает их с трагической серьезностью, стремясь отыскать и утвердить нравственные основы личности, живущей в страшном мире, полном жестокости, предательства, ненависти. Грин-католик хочет опереться на христианскую мораль, на учение церкви, но как реалист видит догматизм христианства, противоречие его с лучшими побуждениями людей. В тех романах, в которых главные персонажи -католики, автора интересуют не столько религиозные идеи, сколько человеческие конфликты, переживания, страдания. Религиозная тема обычно фигурирует лишь в самых общих, обиходных понятиях - греха и добродетели, проклятия и искупления. Католики у него представлены отнюдь не святошами, не житийными героями-великомучениками, а обыкновенными людьми со всеми их реальными качествами («Брайтонский леденец» - Brighton Rock, 1938; «Власть и слава» - The Power and the Glory, 1940; «Суть дела» - The Heart of the Matter, 1948; «Конец любовной связи» - The End of the Affair, 1951).
Одна из характерных особенностей стиля Грина - парадоксальность в решении трагической темы («Брайтонский леденец»). Грин говорил о том, что идеи часто воспринимаются благодаря парадоксальной форме и отбрасываются, как только они перестают поражать воображение.
Во всем творчестве Грина больше всего отвечает жанровым признакам романа-трагедии книга «Суть дела». В этом произведении доминирует драматическое начало. Грин как художник не приемлет больших эпических произведений о современном обществе, неодобрительно отзывается о «семейных сагах». Длинные романы, охватывающие большой период жизни нескольких поколений, представляющие многих персонажей, включающие бытовые подробности и отступления, кажутся ему скучными. Грин предпочитает романы, основанные на драматических ситуациях и ситуациях иронических, включающих диалог и драматические сцены. Почти весь текст романа «Суть дела» состоит из диалогов, перемежающихся ремарками и небольшими описаниями. Основной смысл и содержание любой главы раскрываются именно в диалоге. Необыкновенно живой, острый диалог передает столкновения разных убеждений, взглядов на жизнь, разных психологии. Реплики в диалоге отточенные, меткие, афористические. В диалогической форме раскрываются характеры героев, особенности их мышления. В диалоге ощущается движение чувств персонажей, иронический подтекст. Даже когда главный герой Скоби один, он слышит другой голос и спорит с ним. Внутренняя, душевная борьба героя драматизируется и тоже передается в диалогической форме (в последних главах). Часто диалог в этом романе похож на интервью, на допрос или на ритуал исповеди. В романах Грина мы видим быструю смену коротких впечатляющих эпизодов.
Расположение эпизодов разного содержания, чередование их осуществляется по принципу монтажа. Сцены скомпонованы таким образом, что естественно возникает мысль о сопоставлении их. Вместо разъясняющих комментариев Грин целенаправленно меняет угол зрения и фокус, переносит внимание с одного явления на другое, обнаруживая внутреннюю связь между ними.
В последующих своих романах Грин отходит от темы католичества. Бурные социально-политические процессы современности захватили внимание писателя. Трагедию личности он видит теперь уже не в сфере нравственно-религиозных противоречий, а в сфере конфликтов политического характера.
Социально-политические конфликты времени стали определять драматические коллизии и темы его произведений. Грэм Грин становится одним из видных писателей, автором антиколониалистских романов.
Характерные черты английского антиколониалистского романа 50-х годов определяются эпохой острой антиимпериалистической борьбы. Действие в романах Д. Олдриджа, Г. Грина, Д. Стюарта, Б. Дэвидсона, Н. Льюиса происходит в колониальных и зависимых странах. Даны либо реальные, либо вымышленные географические названия; наряду с Вьетнамом и Гватемалой фигурируют вымышленные Бахраз, Мидия, Дельмина. И за вымышленными географическими названиями угадываются страны Африки и Арабского Востока. Серия книг рисует выразительную картину антиколониального движения в арабских странах и в Индокитае, в Африке и в Латинской Америке.
Конфликт в антиколониалистском романе остродраматический, события часто носят трагический характер. Изображаются нарастание протеста народа колониальных и зависимых стран и переход к борьбе. Основные ситуации определяются атмосферой народного гнева и возмущения.
Во всех антиколониалистских романах фигурируют образы представителей империалистических кругов. «Тихому американцу» Пайлу («Тихий американец») Г. Грина близок образ американца Уинтропа Элиста («Вулканы над нами») Нормана Льюиса. В этот ряд входит и сатирический образ генерала Мартина («Герои пустынных горизонтов») Джеймса Олдриджа, и образ дипломата Флоддена («Неподходящий англичанин») Десмонда Стюарта.
Этим сатирическим образам противостоит главный герой -англичанин, который во всех этих книгах показан в состоянии идейно-нравственного кризиса, обостряющегося под воздействием назревающей антиколониальной борьбы. Герой поставлен перед необходимостью выбора пути. Этот герой всегда индивидуален. Различен характер нравственных исканий и противоречий, различна судьба этих людей. Одни оказываются на пороге новых выводов (Фаулер в «Тихом американце», Уильяме в «Вулканах над нами», Джейсон в «Неподходящем англичанине»); другие зашли в тупик (Гордон в «Героях пустынных горизонтов»); третьи делают решительный шаг к действию (Стэнтон в «Речных порогах» Б. Дэвидсона). При всех различиях у этих героев есть общее. Все они «герои перепутья», пытающиеся разобраться в сложнейших проблемах современности, определить свое отношение к политическим событиям.
Для реализма всех этих книг характерно сочетание сатиры и трагизма, событийности и психологизма. В сюжетном развитии выделяются драматические ситуации: бунт индейцев («Вулканы над нами»), восстание негров во главе с Сабалу («Речные пороги»).
Роман «Почетный консул» (The Honorary Consul, 1973) повествует о диктаторском режиме в Парагвае. Изображена трагическая ситуация, определяемая социально-политическими явлениями современности - деспотическим режимом генерала Стресснера в Парагвае, а также направленными против этого режима экстремистскими действиями молодых борцов за свободу. Сцена похищения и пленения британского консула - центральная и драматическая ситуация, с которой связана опасность для жизни почти всех главных героев романа. Осуждая бездушие властей, Грин не приемлет экстремистскую тактику борцов сопротивления. По мнению Грина, экстремизм действий левацкой молодежи лишь усугубляет трагическое положение вещей. Погибает врач Эдуарде Пларр, помогавший из гуманных целей молодым борцам. Грин выдвигает в этом романе идею о том, что в современном мире политика проникает в жизнь даже самых далеких от нее людей, она захватывает их в свою орбиту, обращает добро в зло. Грин осуждает прежде всего политику буржуазии, но он имеет в виду и политику борцов против капитализма. У людей остается только надежда на что-то лучшее, но, согласно метафорическому выражению Грина, «надежда скрипела в горле, как часть заржавевшей машины».
Мысль о том, что в современном мире человек, даже помимо своей воли, втягивается в политическую борьбу, получает развитие в романе «Фактор человеческий» (The Human Factor, 1978). Речь в нем идет о разведке и шпионаже, но он отнюдь не относится к детективному жанру. Это роман о современном человеке, который должен жить в условиях одиночества, молчания, постоянного риска и смертельной опасности. Грин анализирует психологию человека, вынужденного стать тайным агентом. Главный герой Морис Касл мучительно переживает то, что ему приходится выполнять задания разведки. В романе выражено скептическое отношение писателя к эффективности дела Касла. Для Грина бессмысленность миссии Касла очевидна вне зависимости от того, каким политическим силам современности заставляют его служить обстоятельства.
В 1971 г. Грин опубликовал автобиографию «Такая жизнь» (A Sort of Life), в которой рассказано о раннем периоде жизни писателя. Однако значение этой книги шире: характеристика мироощущения, внутренних мотивов творчества помогает понять многое в сложном и противоречивом наследии одного из самых крупных английских писателей XX в.
Художественная сила романов Грина определяется постановкой и глубиной решения актуальных социально-политических и нравственно-психологических проблем. Заблуждения и ошибочные заявления Грина не перечеркивают большого идейно-художественного значения его лучших романов, в которых объективно показано, что буржуазная цивилизация Запада скатилась к варварству и бесчеловечности. Оригинальность романов Грина - в сочетании трагического и сатирического начал, в подчеркивании порывов к героическому в обстановке трагического фарса современной буржуазной действительности.
Для творчества Грина характерны следующие особенности:
1. Разнообразие географии в его произведениях: его герои по преимуществу англичане, реже всего жили на Родине. Судьба забрасывала их в Швецию, во Вьетнам, на Кубу. Литературоведами высказывалось мнение, что, в каком бы месте земного шара ни происходило действие книг, оно всё равно происходит в «Гринландии» стране, рождённой воображением и талантом писателя. Однако «Гринлэнд» отнюдь не вымышленная страна. Романы – «путеводители» по ней изобилуют точными приметами реального времени и места, что придаёт особый, не только этнографический, но главное социально – политический колорит конфликтам, которые исследуются писателем. Грин намеренно выбирает местом действия своих романов «горячие» точки планеты – борющийся с французскими колонизаторами Вьетнам («Тихий американец»), Кубу, где правил жестокий режим Баллисты («Наш человек в Тайване»).
2. Выбор географической местности обусловлен особенностями организации писателем сюжета. Грин отличается тем, что во многих своих произведениях он создаёт критические ситуации, помогающие раскрыть всю сложность человеческих характеров. Персонажи романов Грина попадают в экстремальные условия, способствующие раскрытию их нравственной сущности, заставляющие делать выбор между порядочностью и предательством, за верность своим принципам им приходится расплачиваться свободой, а то и жизнью.
3. Грина всегда волновали моральные категории. Его занимала природа и сущность добра (для Грина это, прежде всего человечность, сострадание) и зла (догмы, чёрствости, лицемерия).
4. Говоря о проблеме следования догме, следует отметить, что Грин – католик охотно прощает своим героям и отсутствие веры, и сознательный атеизм. Пожалуй, единственное, что для него неприемлемо ни при каких условиях, слепое следование абстрактной догме.
5. Одним из ключевых вопросов для писателя был вопрос о праве личности быть активной. Проблема выбора между активной и пассивной жизненной позицией – ключевая для большинства романов писателя, но её конкретное решение существенно менялось на протяжении долгого творческого пути. В ранних книгах он склоняется к осуждению активных действий, считая их бессмысленными, а иногда губительными. В более поздних произведениях его точка зрения радикально меняется.
6. Для его произведений бал характерен постоянный мотив одиночества и отчаяния, а также мотив преследования и предопределения. Его герои одержимы мыслью о преследующей их силе (которая никогда не бывает мистической), но перед нею человек всегда беззащитен. Герои, в конце концов, либо кончают жизнь самоубийством, либо, так или иначе, становятся жертвами преследующей силы.
7. Одним из излюбленных гриновских средств раскрытия жизненных явлений и людских судеб является парадокс. Уже в романах 30-х годов это средство органически связано, более того, прямо вытекает из парадоксальности жизневосприятия самого писателя: его огромной жалости к человеку, усиленной собственной философской концепцией («возлюби человека подобно богу, зная о нём худшее»), пониманием глубин падения человека, пониманием величайших противоречий, которые могут уживаться в его сознании. На этой основе возникают сначала образы Пинки и Феррешта, а потом Пайла, погубившего тысячи людей и побелевшего при виде крови на своём сапоге.
8. С начала своей литературной деятельности Грин выступал в двух разнородных жанрах – «развлекательного» романа с детективным уклоном и романа «серьёзного», исследующего глубины человеческой психологии и окрашенного философскими раздумьями о природе человека.
Жизнь Александра Грина
Писатель Грин — Александр Степанович Гриневский — умер в июле 1932 года в Старом Крыму — маленьком городе, заросшем вековыми ореховыми деревьями.
Грим прожил тяжёлую жизнь. Все в ней, как нарочно, сложилось так, чтобы сделать из Грина преступника или злого обывателя. Было непонятно, как этот угрюмый человек, не запятнав, пронёс через мучительное существование дар могучего воображения, чистоту чувств и застенчивую улыбку.
Биография Грина — беспощадный приговор дореволюционному строю человеческих отношений. Старая Россия наградила Грина жестоко, — она отняла у него ещё с детских лет любовь к действительности. Окружающее было страшным, жизнь — невыносимой. Она была похожа на дикий самосуд. Грин выжил, но недоверие к действительности осталось у него на всю жизнь. Он всегда пытался уйти от неё, считая, что лучше жить неуловимыми снами, чем «дрянью и мусором» каждого дня.
Грин начал писать и создал в своих книгах мир весёлых и смелых людей, прекрасную землю, полную душистых зарослей и солнца, — землю, не нанесённую на карту, и удивительные события, кружащие голову, как глоток вина.
«Я всегда замечал, — пишет Максим Горький в книге „Мои университеты“, — что людям нравятся интересные рассказы только потому, что позволяют им забыть на час времени тяжёлую, но привычную жизнь».
Эти слова целиком относятся к Грину.
Русская жизнь была ограничена для него обывательской Вяткой, грязной ремесленной школой, ночлежными домами, непосильным трудом, тюрьмой и хроническим голодом. Но где-то за чертой серого горизонта сверкали страны, созданные из света, морских ветров и цветущих трав. Там жили люди, коричневые от солнца, — золотоискатели, охотники, художники, неунывающие бродяги, самоотверженные женщины, весёлые и нежные, как дети, но прежде всего — моряки.
Жить без веры в то, что такие страны цветут и шумят где-то на океанских островах, было для Грина слишком тяжело, порой невыносимо.
Пришла революция. Ею было поколеблено многое, что угнетало Грина: звериный строй прошлых человеческих отношений, эксплуатация, отщепенство, — всё, что заставляло Грина бежать от жизни в область сновидений и книг.
Грин искренне радовался её приходу, но прекрасные дали нового будущего, вызванного к жизни революцией, были ещё неясно видны, а Грин принадлежал к людям, страдающим вечным нетерпением.
Революция пришла не в праздничном уборе, а пришла как запылённый боец, как хирург. Она вспахала тысячелетние пласты затхлого быта.
Светлое будущее казалось Грину очень далёким, а он хотел осязать его сейчас, немедленно. Он хотел дышать чистым воздухом будущих городов, шумных от листвы и детского смеха, входить в дома людей будущего, участвовать вместе с ними в заманчивых экспедициях, жить рядом с ними осмысленной и весёлой жизнью.
Действительность не могла дать этого Грину тотчас же. Только воображение могло перенести его в желанную обстановку, в круг самых необыкновенных событий и людей.
Это вечное, почти детское нетерпение, желание сейчас же увидеть конечный результат великих событий, сознание, что до этого ещё далеко, что перестройка жизни — дело длительное, всё это вызывало у Грина досаду.
Раньше он был нетерпим в своём отрицании действительности, сейчас он был нетерпим в своей требовательности к людям, создавшим новое общество. Он не замечал стремительного хода событий и думал, что они идут невыносимо медленно.
Если бы социалистический строй расцвёл, как в сказке, за одну ночь, то Грин пришёл бы в восторг. Но ждать он не умел и не хотел. Ожидание нагоняло на него скуку и разрушало поэтический строй его ощущений.
Может быть, в этом и заключалась причина малопонятной для нас отчужденности Грина от времени.
Грин умер на пороге социалистического общества, не зная, в какое время умирает. Он умер слишком рано.
Смерть застала его в самом начале душевного перелома. Грин начал прислушиваться и пристально присматриваться к действительности. Если бы не смерть, то, может быть, он вошел бы в ряды нашей литературы как один из наиболее своеобразных писателей, органически сливших реализм со свободным и смелым воображением.
Отец Грина — участник польского восстания 1863 года — был сослан в Вятку, работал там счетоводом в больнице, спился и умер в нищете.
Сын Александр — будущий писатель — рос мечтательным, нетерпеливым и рассеянным мальчиком. Он увлекался множеством вещей, но ничего не доводил до конца. Учился он плохо, но запоем читал Майн-Рида, Жюля Верна, Густава Эмара и Жаколио.
«Слова „Ориноко“, „Миссисипи“, „Суматра“ звучали для меня, как музыка», — говорил потом об этом времени Грин.
Теперешней молодежи трудно понять, как неотразимо действовали эти писатели на ребят, выросших в прежней русской глуши.
«Чтобы понять это, — говорит Грин в своей автобиографии, — надо знать провинциальный быт того времени, быт глухого города. Лучше всего передает эту обстановку напряженной мнительности, ложного самолюбия и стыда рассказ Чехова „Моя жизнь“. Когда я читал этот рассказ, я как бы полностью читал о Вятке».
С восьми лет Грин начал напряжённо думать о путешествиях. Жажду путешествия он сохранил до самой смерти. Каждое путешествие, даже самое незначительное, вызывало у него глубокое волнение.
Грин с малых лет обладал очень точным воображением. Когда он стал писателем, то представлял себе те несуществующие страны, где происходило действие его рассказов, не как туманные пейзажи, а как хорошо изученные, сотни раз исхоженные места.
Он мог бы нарисовать подробную карту этих мест, мог отметить каждый поворот дороги и характер растительности, каждый изгиб реки и расположение домов, мог, наконец, перечислить все корабли, стоящие в несуществующих гаванях, со всеми их морскими особенностями и свойствами беспечной и жизнерадостной корабельной команды.
Вот пример такого точного несуществующего пейзажа. В рассказе «Колония Ланфиер» Грин пишет:
«На севере неподвижным зелёным стадом темнел лес, огибая до горизонта цепь меловых скал, испещрённых расселинами и пятнами худосочных кустарников.
На востоке, за озером, вилась белая нитка дороги, ведущей за город. По краям её кое-где торчали деревья, казавшиеся крошечными, как побеги салата.
На западе, облегая изрытую оврагами и холмами равнину, простиралась синяя, сверкающая белыми искрами гладь океана.
А к югу, из центра отлогой воронки, где пестрели дома и фермы, окружённые неряшливо рассаженной зеленью, тянулись косые четырёхугольники плантаций и вспаханных полей колонии Ланфиер».
С ранних лет Грин устал от безрадостного существования.
Дома мальчика постоянно били, даже больная, измученная домашней работой мать с каким-то странным удовольствием дразнила сына песенкой:
А в неволе
Поневоле,
Как собака, прозябай!
«Я мучился, слыша это, — говорил Грин, — потому что песня относилась ко мне, предрекая моё будущее».
С большим трудом отец отдал Грина в реальное училище.
Из училища Грина исключили за невинные стихи о своём классном наставнике.
Отец жестоко избил его, а потом несколько дней обивал пороги у директора училища, унижался, ходил к губернатору, просил, чтобы сына не исключали, но ничто не помогло.
Отец пытался устроить Грина в гимназию, но его туда не приняли. Город уже выдал маленькому мальчику неписанный «волчий билет». Пришлось отдать Грина в городское училище.
Мать умерла. Отец Грина вскоре женился на вдове псаломщика. У мачехи родился ребенок.
Жизнь шла по-прежнему без всяких событий, в тесноте убогой квартиры, среди грязных пелёнок и диких ссор. В училище процветали зверские драки, и кислый запах чернил крепко въедался в кожу, в волосы, в поношенные ученические блузы.
Мальчику приходилось перебелять за несколько копеек сметы городской больницы, переплетать книги, клеить бумажные фонари для иллюминации в день «восшествия на престол» Николая Второго и переписывать роли для актёров провинциального театра.
Грин принадлежал к числу людей, не умеющих устраиваться в жизни. В несчастьях он терялся, прятался от людей, стыдился своей бедности. Богатая фантазия мгновенно изменяла ему при первом же столкновении с тяжёлой действительностью.
Уже в зрелом возрасте, чтобы уйти от нужды, Грин придумал клеить из фанеры шкатулки и продавать их на рынке. Было это в Старом Крыму, где с великим трудом удалось бы продать одну-две шкатулки. Так же беспомощна была попытка Грина избавиться от голода. Грин сделал лук, уходил с ним на окраины Старого Крыма и стрелял в птиц, надеясь убить хоть одну и поесть свежего мяса. Но из этого ничего, конечно, не вышло.
Как все неудачники, Грин всегда надеялся на случай, на неожиданное счастье.
Мечтами об «ослепительном случае» и радости полны все рассказы Грина, но больше всего — его повесть «Алые паруса». Характерно, что эту пленительную и сказочную книгу Грин обдумывал и начал писать в Петрограде 1920 года, когда после сыпняка он бродил по обледенелому городу и искал каждую ночь нового ночлега у случайных, полузнакомых людей.
«Алые паруса» — поэма, утверждающая силу человеческого духа, просвеченная насквозь, как утренним солнцем, любовью к душевной юности и верой в то, что человек в порыве к счастью способен своими же руками совершать чудеса.
Уныло и однообразно тянулась вятская жизнь, пока весной 1895 года Грин не увидел на пристани извозчика и на нём двух штурманских учеников в белой матросской форме.
«Я остановился, — пишет об этом случае Грин, — и смотрел как зачарованный, на гостей из таинственного для меня, прекрасного мира. Я не завидовал. Я испытывал восторг и тоску».
С тех пор мечты о морской службе, о «живописном труде мореплавания» овладели Грином с особенной силой. Он начал собираться в Одессу.
Семье Грин был в тягость. Отец раздобыл ему на дорогу пять рублей и торопливо попрощался со своим угрюмым сыном, ни разу не испытавшим ни отцовской ласки, ни любви.
Грин взял с собой акварельные краски, — он был уверен, что будет рисовать ими где-нибудь в Индии, на берегах Ганга, — взял нищенский скарб и в состоянии полного смятения и ликования уехал из Вятки.
«Я долго видел на пристани в толпе, — рассказывает об этом отъезде Грин, — растерянное седобородое лицо отца. А мне грезилось море, покрытое парусами».
В Одессе произошла первая встреча Грина с морем — тем морем, что залило потом ослепительным светом страницы его рассказов.
О море написано множество книг. Целая плеяда писателей и исследователей пыталась передать необыкновенное, шестое ощущение, которое можно назвать «чувством моря». Все они воспринимали море по-разному, но ни у одного из этих писателей не шумят и не переливаются на страницах такие праздничные моря, как у Грина.
Грин любил не столько море, сколько выдуманные им морские побережья, где соединялось всё, что он считал самым привлекательным в мире: архипелаги легендарных островов, песчаные дюны, заросшие цветами, пенистая морская даль, тёплые лагуны, сверкающие бронзой от обилия рыбы, вековые леса, смешавшие с запахом солёных бризов запах пышных зарослей, и, наконец, уютные приморские города.
Почти в каждом рассказе Грина встречаются описания этих несуществующих городов — Лисса, Зурбагана, Гель-Гью и Гертона.
В облик этих вымышленных городов Грин вложил черты всех виденных им портов Чёрного моря.
Мечта была достигнута. Море лежало перед Грином как дорога чудес, но старое вятское прошлое тотчас же дало себя знать. Грин с особенной остротой почувствовал у моря свою беспомощность, ненужность и одиночество.
«Этот новый мир не нуждался во мне, — пишет он. — Я чувствовал себя стеснённым, чужим здесь, как везде. Мне было немного грустно».
Морская жизнь сразу же обернулась к Грину изнанкой.
Грин неделями слонялся по порту и робко просил капитанов взять его матросом на пароходы, но ему или грубо отказывали, или высмеивали в глаза, — какой мог получиться матрос из хилого юноши с мечтательными глазами!
Наконец, Грину «повезло». Его взяли без жалованья учеником на пароход, ходивший из Одессы в Батум. На нём Грин сделал два осенних рейса.
От этих рейсов у Грина осталась память только о Ялте и хребте Кавказских гор.
«Огни Ялты запомнились больше всего. Огни порта сливались с огнями невиданного города. Пароход приближался к молу при ясных звуках оркестра в саду. Пролетал запах цветов, тёплые порывы ветра. Далеко слышались голоса и смех.
Остальная часть рейса мною забыта, кроме неисчезающего с горизонта шествия снежных гор. Их растянутые на высоте неба вершины даже издали являли мир громадных миров. Это была цепь высоко взнесённых стран сверкающего льдами молчания».
Вскоре капитан ссадил Грина с парохода, — Грин не мог платить за продовольствие.
Кулак, хозяин херсонского «дубка», взял Грина подручным к себе на шхуну и помыкал им, как собакой. Грин почти не спал, — вместо подушки хозяин дал ему разбитую черепицу. В Херсоне его вышвырнули на берег, не заплатив денег.
Из Херсона Грин вернулся в Одессу, работал в портовых пакгаузах маркировщиком и сделал единственный заграничный рейс в Александрию, но его уволили с парохода за столкновение с капитаном.
Из всей одесской жизни у Грина осталось хорошее воспоминание только о работе в портовых складах:
«Я любил пряный запах пакгауза, ощущение вокруг себя изобилия товаров, особенно лимонов и апельсинов. Все пахло: ваниль, финики, кофе, чай. В соединении с морозным запахом морской воды, угля и нефти неописуемо хорошо было дышать здесь, — особенно, если грело солнце».
Грин устал от одесской жизни и решил вернуться в Вятку. Домой он ехал «зайцем». Последние двести километров пришлось идти пешком по жидкой грязи, — стояло ненастье.
В Вятке отец спросил Грина, где его вещи.
— Вещи остались на почтовой станции, — солгал Грин. — Не было извозчика.
«Отец, — пишет Грин, — жалко улыбаясь, недоверчиво промолчал, а через день, когда выяснилось, что никаких вещей нет, спросил (от него сильно пахло водкой):
— Зачем ты врёшь? Ты шёл пешком. Где твои вещи? Ты изолгался!»
Опять начиналась проклятая вятская жизнь.
Потом были годы бесплодных поисков какого-нибудь места в жизни, или, как было принято выражаться в обывательских семьях, поиски «занятия».
Грин был банщиком на станции Мураши, около Вятки, служил, писцом в канцелярии, писал в трактире для крестьян прошения в суд.
Он долго не выдержал в Вятке и уехал в Баку. Жизнь в Баку была так отчаянно тяжела, что у Грина осталось о ней воспоминание как о непрерывном холоде и мраке. Подробностей он не запомнил.
Он жил случайным, копеечным трудом: забивал сваи в порту, счищал краску со старых пароходов, грузил лес, вместе с босяками нанимался гасить пожары на нефтяных вышках. Он умирал от малярии в рыбачьей артели и едва не погиб от жажды на песчаных смертоносных пляжах Каспийского моря между Баку и Дербентом.
Ночевал Грин в пустых котлах на пристани, под опрокинутыми лодками или просто под заборами.
Жизнь в Баку наложила жестокий отпечаток на Грина. Он стал печален, неразговорчив, а внешние следы бакинской жизни — преждевременная старость — остались у Грина навсегда. Уже с тех пор, по словам Грина, его лицо стало похоже на измятую рублёвую бумажку.
Внешность Грина говорила лучше слов о характере его жизни: это был необычайно худой, высокий и сутулый человек, с лицом, иссечённым тысячами морщин и шрамов, с усталыми глазами, загоравшимися прекрасным блеском только в минуты чтения или выдумывания необычайных рассказов.
Грин был некрасив, но полон скрытого обаяния. Ходил он тяжело, как ходят грузчики, надорванные работой.
Был он очень доверчив, и эта доверчивость внешне выражалась в дружеском, открытом рукопожатии. Грин говорил, что лучше всего узнаёт людей по тому, как они пожимают руку.
Жизнь Грина, особенно бакинская, многими своими чертами напоминает юность Максима Горького. И Горький и Грин прошли через босячество, но Горький вышел из него человеком высокого гражданского мужества и величайшим писателем-реалистом, Грин же — фантастом.
В Баку Грин дошел до последней степени нищеты, но не изменил своему чистому и детскому воображению. Он останавливался перед витринами фотографов и подолгу рассматривал карточки, стремясь найти среди сотен тупых или измятых болезнями лиц хотя бы одно лицо, говорившее о жизни радостной, высокой и беззаботной. Наконец, он нашёл такое лицо — лицо девушки — и описал его в своём дневнике. Дневник попал в руки хозяина ночлежки, мерзкого и хитрого человека, который начал издеваться над Грином и незнакомой девушкой. Дело чуть не окончилось кровавой дракой.
Из Баку Грин снова вернулся в Вятку, где пьяный отец требовал от него денег. Но денег, конечно, не было.
Надо было снова придумывать какие-нибудь способы, чтобы тянуть существование. Грин был неспособен на это. Опять им овладела жажда счастливого случая, и зимой, в жестокие морозы, он ушел пешком на Урал — искать золото. Отец дал ему на дорогу три рубля.
Грин увидел Урал — дикую страну золота, и в нем вспыхнули наивные надежды. По пути на прииск он поднимал множество камней, валявшихся под ногами, и тщательно осматривал их, надеясь найти самородок.
Грин работал на Шуваловских приисках, скитался по Уралу с благодушным старичком странником (оказавшимся впоследствии убийцей и вором), был дровосеком и сплавщиком.
После Урала Грин плавал матросом на барже судовладельца Булычова — знаменитого Булычова, взятого Горьким в качестве прототипа для своей известной пьесы.
Но окончилась и эта работа.
Казалось, жизнь сомкнула круг, и Грину больше не было в ней ни радости, ни разумного занятия. Тогда он решил идти в солдаты. Было тяжело и стыдно вступать добровольцем в замуштрованную до идиотизма царскую армию, но ещё тяжелее было сидеть на шее у старика отца. Отец мечтал сделать из Александра, своего первенца, «настоящего человека» — доктора или инженера.
Грин служил в пехотном полку в Пензе.
В полку Грин впервые столкнулся с эсерами и начал читать революционные книги.
«С тех пор, — говорит Грин, — жизнь повернулась ко мне разоблачённой, казавшейся раньше таинственной, стороной. Мой революционный энтузиазм был беспределен. По первому предложению одногоэсера-вольноопределяющегося, я взял тысячу прокламаций и разбросал их во дворе казармы».
Прослужив около года, Грин дезертировал из полка и ушёл в революционную работу. Эта полоса его жизни мало известна.
Грин работал в Киеве и Севастополе, где прославился среди матросов и солдат крепостной артиллерии как горячий, увлекательный подпольный оратор.
Но в опасностях и напряжении революционной работы Грин оставался таким же созерцателем, как и раньше. Недаром он сам говорил о себе, что жизненные явления его интересовали преимущественно зрительно, — он любил смотреть и запоминать.
В Севастополе Грин жил осенью — той ясной крымской осенью, когда воздух кажется прозрачной тёплой влагой, налитой в границы улиц, бухт и гор, и малейший звук проходит по ней лёгкой и долго не смолкающей дрожью.
«Некоторые оттенки Севастополя вошли в мои рассказы», — признавался Грин. Но каждому, кто знает книги Грина и знает Севастополь, ясно, что легендарный Зурбаган — это почти точное описание Севастополя, города прозрачных бухт, дряхлых лодочников, солнечных отсветов, военных кораблей, запахов свежей рыбы, акации и кремнистой земли и торжественных закатов, вздымающих к небу весь блеск и свет отражённой черноморской воды.
Если бы не было Севастополя, не было бы гриновского Зурбагана с его сетями, громом подкованных матросских сапог по песчанику, ночными ветрами, высокими мачтами и сотнями огней, танцующих на рейде.
Ни в одном из городов Советского Союза не чувствуется так явственно, как в Севастополе, поэзия морской жизни, высказанная Грином в следующих строках:
«Опасность, риск, власть природы, свет далёкой страны, чудесная неизвестность, мелькающая любовь, цветущая свиданием и разлукой; увлекательное кипение встреч, лиц, событий; безмерное разнообразие жизни, а высоко в небе — то Южный Крест, то Медведица, и все материки — в зорких глазах, хотя твоя каюта полна непокидающей родины с её книгами, картинами, письмами и сухими цветами…»
Осенью 1903 года Грин был арестован в Севастополе на Графской пристани и просидел в севастопольской и феодосийской тюрьмах до конца октября 1905 года.
В севастопольской тюрьме Грин впервые начал писать. Он очень застенчиво относился к своим первым литературным опытам и никому их не показывал.
Грин мало рассказывал о себе, он не успел окончить свою автобиографию, и потому многие годы его жизни почти никому не известны.
После Севастополя в биографии Грина наступает провал. Известно только, что он был вторично арестован и сослан в Тобольск, но с дороги бежал, пробрался в Вятку и ночью пришёл к старому, больному отцу. Отец выкрал для него из городской больницы паспорт умершего сына дьячка Мальгинова. Под этой фамилией Грин долго жил и даже подписал ею свой первый рассказ.
С чужим паспортом Грин уехал в Петербург, и здесь, в газете «Биржевые ведомости», этот рассказ был напечатан.
Это была первая настоящая радость в жизни Грина. Он едва не расцеловал ворчливого газетчика, у которого купил номер газеты со своим рассказом. Он уверял газетчика, что рассказ написан им, но старик не верил и подозрительно смотрел на голенастого веснушчатого молодого человека. От волнения Грин не мог идти, у него дрожали и подгибались ноги.
Работа в эсеровской организации уже явно тяготила Грина. Он вскоре вышел из неё, отказавшись от порученного ему покушения. Он был захвачен мыслями о писательстве. Десятки замыслов отягощали его, он торопливо искал форму для них, но первое время не находил.
Он писал ещё робко, с оглядкой на редактора и читателя, писал с тем хорошо знакомым начинающим писателям чувством, будто за его спиной стоит толпа насмешливых людей и с осуждением вчитывается в каждое слово. Грин ещё боялся бури сюжетов, которая бушевала в нём и требовала освобождения.
Первый рассказ, написанный Грином без оглядки, лишь в силу свободного внутреннего побуждения, был «Остров Рено». В нём уже были заключены все черты будущего Грина. Это простой рассказ о силе и красоте девственной тропической природы и жажде свободы у матроса, дезертировавшего с военного корабля и убитого за это по приказу командира.
Грин начал печататься. Годы унижений и голода, правда, очень медленно, но всё же уходили в прошлое. Первые месяцы свободного и любимого труда казались Грину чудом.
Вскоре Грин опять был арестован по старому делу о принадлежности к партии эсеров, просидел год в тюрьме и был выслан в Архангельскую губернию — в Пинегу, а потом в Кегостров.
В 1912 году Грин вернулся в Петербург. Здесь начался лучший период его жизни, своего рода «болдинская осень». В то время Грин писал почти непрерывно. С ненасытной жаждой он перечитывал множество книг, хотел всё узнать, испытать, перенести в свои рассказы.
Вскоре он повёз отцу в Вятку свою первую книгу. Грину хотелось порадовать старика, уже примирившегося с мыслью, что из сына Александра вышел никчёмный бродяга. Отец Грину не поверил. Понадобилось показать старику договоры с издательствами и другие документы, чтобы убедить его, что Грин действительно стал «человеком». Эта встреча отца с сыном была последней: старик вскоре умер.
Февральская революция застала Грина в Финляндии, в посёлке Лунатиокки; он встретил её с восторгом. Узнав о революции, Грин тотчас же пешком отправился в Петроград, — поезда уже не ходили. Он бросил в Лунатиокках все свои вещи и книги, даже портрет Эдгара По, с которым никогда не расставался.
Почти все, кто писал о Грине, говорят о близости Грина к Эдгару По, к Хаггарду, Джозефу Конраду, Стивенсону и Киплингу.
Грин любил «безумного Эдгара», но мнение, что он подражал ему и всем перечисленным писателям, неверно: Грин многих из них узнал, будучи уже сам вполне сложившимся писателем.
Он очень ценил Мериме и считал его «Кармен» одной из лучших книг в мировой литературе. Грин много читал Мопассана, Флобера, Бальзака, Стендаля, Чехова (рассказами Чехова Грин был потрясён), Горького, Свифта и Джека Лондона. Он часто перечитывал биографию Пушкина, а в зрелом возрасте увлекался чтением энциклопедий.
Грин не был избалован вниманием и потому очень ценил его.
Даже самая обычная в человеческих отношениях ласка или дружеский поступок вызывали у него глубокое волнение.
Так случилось, например, когда жизнь впервые столкнула Грина с Максимом Горьким. Шёл 1920 год. Грин был призван в Красную Армию и служил в караульном полку в городе Острове, под Псковом. Там он заболел сыпняком. Его привезли в Петроград и вместе с сотнями сыпнотифозных положили в Боткинские бараки. Грин болел тяжело. Он вышел из больницы почти инвалидом.
Без крова, полубольной и голодный, с тяжелыми головокружениями он бродил целые дни по гранитному городу в поисках пищи и тепла. Было время очередей, пайков, коптилок, чёрствых корок хлеба и обледенелых квартир. Мысль о смерти становилась всё назойливее и крепче.
«В это время, — пишет в своих неопубликованных воспоминаниях жена писателя, — спасителем Грина явился Максим Горький. Он узнал о тяжёлом положении Грина и сделал для него всё. По просьбе Горького, Грину дали редкий в те времена академический паёк и комнату на Мойке, в „Доме искусств“, — тёплую, светлую, с постелью и со столом. Замученному Грину особенно драгоценным казался этот стол — за ним можно было писать. Кроме того, Горький дал Грину работу.
Из самого глубокого отчаяния и ожидания смерти Грин был возвращён к жизни рукою Горького. Часто по ночам, вспоминая свою тяжёлую жизнь и помощь Горького, ещё не оправившийся от болезни Грин плакал от благодарности».
В 1924 году Грин переехал в Феодосию. Ему хотелось жить в тишине, ближе к любимому морю. В этом поступке Грина отразился верный инстинкт писателя, — приморская жизнь была той реальной питательной средой, которая давала ему возможность выдумывать свои рассказы.
В Феодосии Грин прожил до 1930 года. Там он много писал. Писал он преимущественно зимой, по утрам. Иногда часами он сидел в кресле, курил и думал, и в это время его нельзя было трогать. В такие часы размышлений и свободной игры воображения сосредоточенность была нужна Грину гораздо больше, чем в часы работы. Грин погружался в свои раздумья так глубоко, что почти глох и слеп, и вывести его из этого состояния было трудно.
Летом Грин отдыхал: делал луки, бродил у моря, возился с беспризорными собаками, приручал раненого ястреба, читал и играл на бильярде с весёлыми феодосийскими жителями — потомками генуэзцев и греков. Грин любил Феодосию — знойный город у зелёного мутноватого моря, построенный на белой каменистой земле.
Осенью 1930 года Грин переехал из Феодосии в Старый Крым — город цветов, тишины и развалин. Здесь он и умер в одиночестве от мучительной болезни — рака желудка и лёгких.
Грин умирал так же тяжело, как и жил. Он попросил поставить его кровать к окну. За окном синели далёкие крымские горы и отблеск любимого и навсегда потерянного моря.
В одном из рассказов Грина — «Возвращение» — есть строки, как бы написанные им о своей смерти, — так точно они передают обстановку умирания Грина: «Конец наступил в свете раскрытых окон, перед лицом полевых цветов. Уже задыхаясь, он попросил посадить его у окна. Он смотрел на холмы, вбирая кровоточащим обрывком лёгкого последние глотки воздуха».
Перед смертью Грин сильно тосковал о людях, — этого раньше с ним никогда не случалось.
За несколько дней перед смертью из Ленинграда прислали авторские экземпляры последней книги Грина — «Автобиографическая повесть».
Грин слабо улыбнулся, пытался прочесть надпись на обложке, но не смог. Книга выпала у него из рук. Глаза у него уже приобрели выражение тяжёлой, глухой пустоты. Глаза Грина, умевшие так необыкновенно видеть мир, уже умирали.
Последним словом Грина был не то стон, не то шёпот: «Помираю…»
Через два года после смерти Грина мне случилось побывать в Старом Крыму, в доме, где умер Грин, и на его могиле.
Вокруг маленького белого дома в густой и свежей траве цвели полевые цветы. Листья ореха, вялые от зноя, пахли лекарственно и терпко. В комнатах с суровой, простой обстановкой стояла глубокая тишина и лежал на меловой стене резкий луч солнца. Он падал на единственную гравюру на стене — портрет Эдгара По.
Могила Грина на кладбище за старой мечетью заросла колючими травами.
Дул ветер с юга. Очень далеко, за Феодосией, сизой стеною стояло море. И над всем — над домом Грина, над его могилой и над Старым Крымом — стояло безмолвие безоблачного летнего дня.
Грин умер, оставив нам решать вопрос, нужны ли нашему времени такие неистовые мечтатели, каким был он.
Да, нам нужны мечтатели. Пора избавиться от насмешливого отношения к этому слову. Многие ещё не умеют мечтать, и, может быть, поэтому они никак не могут стать в уровень со временем.
Если отнять у человека способность мечтать, то отпадёт одна из самых мощных побудительных причин, рождающих культуру, искусство, науку и желание борьбы во имя прекрасного будущего. Но мечты не должны быть оторваны от действительности. Они должны предугадывать будущее и создавать у нас ощущение, что мы уже живем в этом будущем и сами становимся иными.
Принято думать, что мечты Грина были оторваны от жизни, являлись причудливой и ничего не значащей игрой ума. Принято думать, что Грин был авантюрным писателем — правда, мастером сюжета, но человеком, чьи книги лишены социального значения.
Значение каждого писателя определяется тем, как он действует на нас, какие чувства, мысли и поступки вызывают его книги, обогащают ли они нас знаниями, или прочитываются как забавный набор слов.
Грин населил свои книги племенем смелых, простодушных, как дети, гордых, самоотверженных и добрых людей.
Эти цельные, привлекательные люди окружены свежим, благоухающим воздухом гриновской природы — совершенно реальной, берущей за сердце своим очарованием. Мир, в котором живут герои Грина, может показаться нереальным только человеку нищему духом. Тот, кто испытал легкое головокружение от первого же глотка солёного и теплого воздуха морских побережий, сразу почувствует подлинность Гриновского пейзажа, широкое дыхание гриновских стран.
Рассказы Грина вызывают в людях желание разнообразной жизни, полной риска, смелости и «чувства высокого», свойственного исследователям, мореплавателям и путешественникам. После рассказов Грина хочется увидеть весь земной шар — не выдуманные Грином страны, а настоящие, подлинные, полные света, лесов, разноязычного шума гаваней, человеческих страстей и любви.
«Меня дразнит земля, — писал Грин. — Океаны её огромны, острова бесчисленны, и масса таинственных, смертельно любопытных уголков».
Сказка нужна не только детям, но и взрослым. Она вызывает волнение — источник высоких и человечных страстей. Она не дает нам успокоиться и показывает всегда новые, сверкающие дали, иную жизнь, она тревожит и заставляет страстно желать этой жизни. В этом её ценность, и в этом ценность невыразимого подчас словами, но ясного и могучего обаяния рассказов Грина.
Наше время объявило беспощадную борьбу ханжам, тупицам и лицемерам. Только лицемер может сказать, что надо успокоиться на достигнутом и остановиться. Великое достигнуто, но впереди ждёт ещё более великое. Новые высокие и трудные задачи встают в близкой дали будущего, задачи создания нового человека, воспитания новых чувств и новых человеческих отношений, достойных социалистического века. Но чтобы бороться за это будущее, нужно уметь мечтать страстно, глубоко и действенно, нужно воспитать в себе непрерывное желание осмысленного и прекрасного. Этим желанием был богат Грин, и он передает его нам в своих книгах.
Говорят об авантюрности сюжетов Грина. Это верно, но авантюрный сюжет у него — только скорлупа для более глубокого содержания. Нужно быть слепым, чтобы не видеть в книгах Грина любви к человеку.
Грин был не только великолепным пейзажистом и мастером сюжета, но был ещё и очень тонким психологом. Он писал о самопожертвовании, мужестве — героических чертах, заложенных в самых обыкновенных людях. Он писал о любви к труду, к своей профессии, о неизученности и могуществе природы. Наконец, очень немногие писатели так чисто, бережно и взволнованно писали о любви к женщине, как это делал Грин.
Я мог бы привести здесь сотни отрывков из книг Грина, взволнующих каждого, не потерявшего способности волноваться перед зрелищем прекрасного, но читатель найдёт их сам.
Грин говорил, что «вся земля, со всем, что на ней есть, дана нам для жизни, для признания этой жизни всюду, где она есть».
Грин — писатель, нужный нашему времени, ибо он вложил свой вклад в дело воспитания высоких чувств, без чего невозможно осуществление социалистического общества.
Примечания
Впервые под названием «Александр Грин» была напечатана в Альманахе «Год XXII», № 15, М. 1939 г. В переработанном виде печаталась в качестве вступительной статьи к «Избранному» А. Грина, Гослитиздат, 1956 г. (Печатается по тексту Гослитиздата, 1956 г.)
Я прочитала произведение Шекспира "Гамлет" и вот после закрытия книги я поняла, что книга не вызвала у меня ни каких эмоций и соответственно неоставила после себя ни каких впечатлений. А сейчас мне нужно написать о своих впечатлениях о книге и я понятия не имею, что и ответить на этот вопрос. Вряд ли учителя удовлетворит мой ответ.
НАЙТИ ВСЕ СРЕДСТВА ВЫРАЗИТЕЛЬНОСТИ В СТИХОТВОРЕНИИ:Ты помнишь, Алеша, дороги Смоленщины,
Как шли бесконечные, злые дожди,
Как кринки несли нам усталые женщины,
Прижав, как детей, от дождя их к груди,
Как слезы они вытирали украдкою,
Как вслед нам шептали:- Господь вас спаси!
-
И снова себя называли солдатками,
Как встарь повелось на великой Руси.
Слезами измеренный чаще, чем верстами,
Шел тракт, на пригорках скрываясь из глаз:
Деревни, деревни, деревни с погостами,
Как будто на них вся Россия сошлась,
Как будто за каждою русской околицей,
Крестом своих рук ограждая живых,
Всем миром сойдясь, наши прадеды молятся
За в бога не верящих внуков своих.
Ты знаешь, наверное, все-таки Родина
-
Не дом городской, где я празднично жил,
А эти проселки, что дедами пройдены,
С простыми крестами их русских могил.
Не знаю, как ты, а меня с деревенскою
Дорожной тоской от села до села,
Со вдовьей слезою и с песнею женскою
Впервые война на проселках свела.
Ты помнишь, Алеша: изба под Борисовом,
По мертвому плачущий девичий крик,
Седая старуха в салопчике плисовом,
Весь в белом, как на смерть одетый, старик.
Ну что им сказать, чем утешить могли мы их?
Но, горе поняв своим бабьим чутьем,
Ты помнишь, старуха сказала:- Родимые,
Покуда идите, мы вас подождем.
"Мы вас подождем!"- говорили нам пажити.
"Мы вас подождем!"- говорили леса.
Ты знаешь, Алеша, ночами мне кажется,
Что следом за мной их идут голоса.
По русским обычаям, только пожарища
На русской земле раскидав позади,
На наших глазах умирали товарищи,
По-русски рубаху рванув на груди.
Нас пули с тобою пока еще милуют.
Но, трижды поверив, что жизнь уже вся,
Я все-таки горд был за самую милую,
За горькую землю, где я родился,
За то, что на ней умереть мне завещано,
Что русская мать нас на свет родила,
Что, в бой провожая нас, русская женщина
По-русски три раза меня обняла.
автора не просто рассказать об этом событии, но и показать, как ведут себя люди, попавшие в трудную ситуацию. Не случайно Пушкин выбирает эпиграфом повести известную пословицу: «Береги честь смолоду». Кто-то из героев повести всю жизнь следует этим словам, и выбирает смерть вместо предательства, а кто-то готов пожертвовать идеалами и принципами ради спасения собственной жизни. Главные герои, вокруг которых строится сюжет повести – Гринев и Швабрин. Проследив за их судьбами, мы сможем понять, что такое честь офицера, человеческое достоинство. Молодые офицеры Петр Гринев и Алексей Швабрин - персонажи, чьи характеры и взгляды совершенно противоположны. Об этом свидетельствует то, насколько по-разному они ведут себя в быту, в критических ситуациях, в любви. И если к Гриневу с первых же страниц повести проникаешься симпатией, то знакомство со Швабриным вызывает презрение и отвращение. Портрет Швабрина таков: «...молодой офицер невысокого роста, с лицом смуглым и отменно некрасивым». Под стать внешности и его натура - злобная, трусливая, лицемерная. Швабрин способен на бесчестные поступки, ему ничего не стоит оклеветать или предать человека ради собственной выгоды. Этот человек больше всего заботится о своем «шкурном» интересе. Швабрин - офицер, перебежавший на сторону Пугачева. Его образ в повести однозначно отрицательный. По мнению Гринева, любой офицер, нарушивший присягу и дворянский долг, - преступник и злодей. Пушкин подчеркивает, что Швабрин - богатый дворянин, блестящий гвардейский офицер («выписанный из гвардии за поединок»), каких много. Он «очень не глуп», но «образован весьма поверхностно», у него есть светский лоск, но он чрезвычайно избалован и привык к тому, что все его желания исполняются. Если на пути его прихотей возникают препятствия, он способен легко пойти на обман, клевету. Швабрин - завистливый, мстительный, трусливый и одновременно наглый. Он эгоист, беспринципный карьерист, бесчестный и коварный. Нравственное безобразие его отражается и на его «отменно некрасивом» лице. Гринев получил воспитание в семье отставного военного и сам стал офицером. Петруша - мягкий и совестливый юноша, исполненный самых радужных мечтаний. Для него верх человеческого благополучия - служба в гвардии. Однако сама ясизнь рассеивает его иллюзии. Ему присущи такие черты характера, хотя бы одну из которых сейчас очень сложно встретить, что говорит о том, что в наше время людей, с собранными воедино героическими качествами, не существует. Гринёв воплощает и доказывает на протяжении всей повести свою верность и преданность. Казалось бы, удивительно, откуда взялось это светлое чувство? Ведь учитель-француз не учил Петра этому, так как сам «не был врагом бутылки», и, наверняка, был далёк от высоких материй. Оказывается, родители (в особенности отец), воспитали Петрушу так, что он и в мыслях представить себе не может предательства. Его с самого детства окружали преданные люди, и юноше трудно понять то, с какой легкостью Швабрин переходит на сторону Пугачева, ведь сам он, уже присягнув императрице, не может даже помыслить об измене. В повести Пушкина счастливый конец. Благородство и честность побеждают низость и предательство. Гринев был освобожден из тюрьмы, в финале он женится на Маше. О судьбе Швабрина Пушкин не пишет, но, по всей видимости, он был казнен за участие в пугачевском бунте. Это справедливое наказание для такого ничтожного человека. Сравнивая этих героев, я могу судить о том, каким должен быть настоящий офицер. Он никогда не потеряет своего честного имени, не изменит своей Родине. Именно так поступали благородные люди во все времена.
Помогите написать заключение
помогите срочно!!! Человек - амфибияпомогите написать отзыв по роману человек амфибия вот план:
Вступление
РАССУЖДЕНИЕ
Сделайте небольшой обзор событий,
которые описаны в книге. Но ни в коем случае не пересказ сюжета! При этом
можно обозначить самые важные эпизоды.
Оценка персонажей, их действий.
Здесь не нужно описывать всех участников – достаточно одного-двух-трех
главных героев книги. Обязательно нужно выразить свое отношение к героям и
их судьбам
Особенности книги. Возможно, это
произведение написано очень интересным языком, а может, вам понравились
забавные диалоги, красивые описания природы, необычное построение сюжета,
трогательная или забавная история – все это нужно отметить.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
Итог
рассуждений – ваши мысли и чувства относительно прочитанной книги. О чем
заставила задуматься? Заинтересовала, произвела впечатление,
развеселила или показалась полезной, но скучной.
«Он с полным правом мог бы сказать о себе словами французского писателя Жюля Ренара: “Моя родина - там, где проплывают самые прекрасные облака”. Грин писал почти все свои вещи в оправдание мечты. Мы должны быть благодарны ему за это. Мы знаем, что будущее, к которому мы стремимся, родилось из непобедимого человеческого свойства - умения мечтать и любить», - так говорил К. Паустовский о своем любимом писателе .
Наследие Грина гораздо обширнее, чем кажется. Его ранние рассказы довольно мрачны, исполнены горькой иронии, и это неудивительно - жизнь часто оборачивалась к писателю мрачной, суровой стороной. И тем более удивительно, что Грину удалось сохранить в себе способность не только верить в светлое, но и сообщать эту веру другим.
Писатель А. Варламов в своей книге «Александр Грин» (ЖЗЛ, 2005) замечает: «Он родился в один год с Андреем Белым и Александром Блоком, умер в одно лето с Максимилианом Волошиным. В сущности - чистые временные рамки Серебряного века, все были дети страшных лет России, еще не знавшие, что самое страшное ждет Россию впереди. Но даже в пестрой картине литературной жизни той поры Грин стоит особняком, вне литературных направлений, течений, групп, кружков, цехов, манифестов, и само его существование в русской литературе кажется чем-то очень необычным, фантастическим, как сама его личность. И в то же время очень значительным, необходимым, даже неизбежным, так что представить большую русскую литературу без его имени невозможно».
Александр Степанович Гриневский родился 11/23 августа 1880 года в городе Слободской Вятской губернии. С самого детства его непреодолимо тянуло к поиску иной жизни. Действительность же, с которой приходилось сталкиваться, была весьма далека от того, к чему тяготела его душа. С ранних лет Грина манили морские путешествия. Навязчивой мыслью о море писатель впоследствии наделил одного из своих известнейших персонажей, капитана Грея из «Алых парусов». Так же, как сам Грин, его Грей запоем читал книги о мореплавателях, убежал из дому, чтобы стать матросом, а потом, попав на корабль, проходил через испытания, постигая основы морской жизни. Правда, Грей довел до конца дело, которое не удалось Грину в реальности - стал капитаном.
А у писателя все сложилось иначе. Он некоторое время пробыл матросом на судне, курсировавшем по маршруту Одесса- , но вскоре покинул корабль и стал искать себя в других видах деятельности.
Грин провел жизнь в непосильном труде, нищете и недоедании. Но взгляд его остался наивен и чист
К. Паустовский, трепетно относившийся к творчеству Грина, посвятил ему очерк «Сказочник», который вошел в повесть «Черное море»: «Грин - человек с тяжелой, мучительной жизнью - создал в своих рассказах невероятный мир, полный заманчивых событий, прекрасных человеческих чувств и приморских праздников. Грин был суровый сказочник и поэт морских лагун и портов. Его рассказы вызывали легкое головокружение, как запах раздавленных цветов и свежие, печальные ветры. Грин провел почти всю жизнь в ночлежных домах, в грошовом и непосильном труде, в нищете и недоедании. Он был матросом, грузчиком, нищим, банщиком, золотоискателем, но прежде всего - неудачником. Взгляд его остался наивен и чист, как у мечтательного мальчика. Он не замечал окружающего и жил на облачных, веселых берегах. Романтика Грина была проста, весела, блестяща. Она возбуждала в людях желание разнообразной жизни, полной риска и “чувства высокого”, жизни, свойственной исследователям, мореплавателям и путешественникам. Она вызывала упрямую потребность увидеть и узнать весь земной шар, а это желание было благородным и прекрасным. Этим Грин оправдал все, что написал».
Александр Гриневский проходил солдатскую службу в 213-м Оровайском резервном пехотном батальоне, расквартированном в Пензе. В 1902 году дезертировал, но был пойман в Камышине. Сохранилось довольно примечательное казенное описание его внешности той поры: «Рост - 177,4. Глаза - светло-карие. Волосы - светло-русые. Особые приметы: на груди татуировка, изображающая шхуну с бушпритом и фок-мачтой, несущей два паруса»...
Из казематов Грин бежал, вскоре познакомился с эсерами и втянулся в революционную деятельность. И почти сразу, в 1903 году, был арестован за пропагандистскую работу среди матросов в Севастополе. За попытку побега Грин был переведен в тюрьму строгого режима. Через 2 года писатель был освобожден по амнистии. Но на этом его злоключения не закончились: в 1906-м Грин снова был арестован (на сей раз в Петербурге) и выслан на 4 года в Туринск Тобольской губернии. Оттуда бежал в Вятку, а после - в Москву, по поддельным документам. Кажется, что в эти годы Грин находил для своего внутреннего стремления к светлому выход именно в революционной деятельности. И хотя впоследствии он не любил вспоминать об этом периоде своей жизни, безусловно, впечатляет его неостановимость, упрямство в попытках достижения цели.
Эти непростые впечатления находят свое воплощение в ранних рассказах писателя, таких как «Зимняя сказка» и «Сто верст по реке», где появляется мотив бегства из тюрьмы или с каторги.
Романтика в творчестве Грина должна быть воспринята не как “уход от жизни”, но как приход к ней
М. Щеглов в статье «Корабли Александра Грина» замечает: «Во многих гриновских рассказах поставлен в разных вариациях один и тот же психологический опыт - столкновение романтической, полной таинственных симптомов души человека, способного мечтать и томиться, и ограниченности, даже пошлости людей каждого дня, всем довольных и ко всему притерпевшихся… Романтика в творчестве Грина по существу своему должна быть воспринята не как “уход от жизни”, но как приход к ней - со всем очарованием и волнением веры в добро и красоту людей, в отсвет иной жизни на берегах безмятежных морей, где ходят отрадно стройные корабли…»
Псевдоним А. С. Грин впервые появился под рассказом «Случай», датированным 1907 годом. А через год у Грина вышел первый сборник «Шапка-невидимка» с подзаголовком «Рассказы о революционерах».
В 1909 году родилась первая романтическая новелла Грина «Остров Рено». Затем последовали и другие произведения этого направления - «Колония Ланфиер» (1910), «Зурбаганский стрелок» (1913), «Капитан Дюк» (1915). В этих произведениях формируется некое фантастическое пространство, которое получит впоследствии название «Гринландия» - с легкой руки литературоведа К. Зелинского. Исследователь творчества А. Грина Т. Загвоздкина дает этому пространству, этой вымышленной стране такую характеристику: «Гринландия - это мироздание, … вселенная, у которой есть свои пространственно-временные параметры, свои законы развития, свои идеи, герои, сюжеты и коллизии. Гринландия - это предельно обобщающий, романтически-условный миф ХХ века, имеющий символическую природу».
Мысленные, как сейчас сказали бы «виртуальные» побеги в «Гринландию» продолжали спасать писателя и во время службы в Красной Армии, где он тяжело заболел и был отправлен в Петроград. Там в 1920 году Грину удалось получить комнату в «Доме искусств», в которой он прожил с 1921-го по 1924 год. Соседями писателя по «Дому» были Н. Гумилев, М. Шагинян, В. Ходасевич, М. Лозинский, О. Мандельштам.
Непростые условия быта, казалось, только помогали писателю погружаться в иную реальность и создавать светлые, волшебные миры. В. Рождественский, один из соседей Грина, вспоминал: «В комнате ничего не было кроме маленького кухонного стола и узкой кровати, на которой спал Грин, покрываясь потрепанным пальто. Писал Грин мученически, с утра до сумерек, весь окутанный клубами папиросного дыма... Было в нем в эти минуты что-то, напоминающее облик незабвенного Рыцаря Печального Образа. Он так же самозабвенно и сосредоточенно погружался в свою мечту и не замечал окружающей убогой обстановки».
В 1923 году вышла в свет «повесть-феерия» «Алые паруса», которая впоследствии стала визитной карточкой писателя. Считается, что прообразом главной героини повести с фантастическим именем Ассоль стала жена Грина, Нина Николаевна. В очередную годовщину их свадьбы писатель говорил ей: «Ты мне дала столько радости, смеха, нежности и даже поводов иначе относиться к жизни, чем было у меня раньше, что я стою, как в цветах и волнах, а над головой птичья стая. На сердце у меня весело и светло».
Не так прост, как может показаться, образ мечтательницы Ассоль. Некоторые считают, что Грин рисует нам инфантильную девушку, которая не может найти соприкосновение с реальностью и верит лишь в иллюзию. Однако Ассоль - необычный человек. Она зорко и проницательно видит то, что большинству не под силу разглядеть, сила ее веры настолько сильна, что все исполняется. Вот какое описание внутренней жизни героини встречается нам в повести: «Бессознательно, путем своеобразного вдохновения она делала на каждом шагу множество эфирнотонких открытий, невыразимых, но важных, как чистота и тепло. Иногда - и это продолжалось ряд дней - она даже перерождалась; физическое противостояние жизни проваливалось, как тишина в ударе смычка, и все, что она видела, чем жила, что было вокруг, становилось кружевом тайн в образе повседневности».
Когда душа человека таит зерно чуда, сделай ему это чудо... Новая душа будет у него и новая у тебя…
Священник Пафнутий Жуков из Сыктывкара увидел в романтической повести Грина глубоко религиозное содержание: «О том, что „Алые паруса“ - пророческая книга, свидетельствует слишком многое. Вот ее символы: море - символ вечности, корабль - Церкви, жених - Спасителя, простирающего к нам руки с Креста, а описание цветущей розовой долины – символ вечного блаженства и общения с небесными ангелами. В те дни, когда изгоняли и убивали священников и сжигали Евангелие на уличных кострах, в советской России человек писал книги. Писал где попало - на камне, на ящике, на чужих столах в нетопленой квартире. И вот в душе Грина разверзлась такая пустота, что он едва не кричал от страха. Мы не знаем - думал ли он в этот момент о Боге, но знаем, что Бог помнил о нем и вложил в его измученное сердце пророческие слова, обращенные к тем, кто еще верил, что мир - это не только кровь, голод, предательство. И вот эта книга перед нами. Давайте прочтем ее пророчество: “…Однажды утром в морской дали под солнцем сверкнет алый парус. Сияющая громада алых парусов белого корабля двинется, рассекая волны, прямо к тебе…, и ты уедешь навсегда в блистательную страну, где всходит солнце и где звезды спустятся с неба, чтобы поздравить тебя с приездом”».
В 1924 году Грин покинул Петроград и отправился на юг, сначала в Феодосию, а затем в Старый . Этот «крымский» период стал очень плодотворным для писателя: из-под его пера выходят повести «Блистающий мир» (1924), «Золотая цепь» (1925), «Бегущая по волнам» (1928), «Джесси и Морггиана» (1929), цикл рассказов.
В своей книге А. Варламов приводит отрывок из письма Грина В. Калицкой: «…Религия, вера, Бог –– эти явления, которые в чем-то искажаются, если обозначить их словами. <…> Не знаю, почему, но для меня это так… Мы с Ниной верим, ничего не пытаясь понять, так как понять нельзя. Нам даны только знаки участия Высшей Воли в жизни. Не всегда их можно заметить, а если научиться замечать, многое, казавшееся непонятным в жизни, вдруг находит объяснение».
Грин - Домбровскому: «Лучше извинитесь перед собой за то, что вы неверующий. Хотя это пройдет, конечно. Скоро пройдет»
В этой же книге приведен любопытный факт: «Писателю Юрию Домбровскому, которого в 1930 году послали к Грину взять интервью от редакции журнала “Безбожник”, Грин ответил: “Вот что, молодой человек, я верю в Бога”. Домбровский далее пишет о том, что он смешался и стал извиняться, на что Грин добродушно сказал: “Ну вот, это-то зачем? Лучше извинитесь перед собой за то, что вы неверующий. Хотя это пройдет, конечно. Скоро пройдет”».
Там же, в Старом Крыму Александр Степанович с супругой часто посещали церковь. Нина Николаевна вспоминала: «Идет служба. В церкви молящихся ни души, только священник и дьячок справляют всенощную. Лучи заходящего солнца косыми, розовыми полосами озаряют церковь. Задумчиво и грустно. Мы стоим у стены, близко прижавшись друг к другу. Церковь меня волнует всегда, обнажая душу, скорбящую и просящую о прощении. За что? - не знаю. Стою без слов, молюсь настроением души, прошу словами милости Божьей к нам, так уставшим от тяжелой жизни последних лет. Слезы струятся по лицу моему. Александр Степанович крепче прижимает мою руку к себе. Веки его опущены, и слезы льются из глаз. Рот скорбно и сурово сжат».
Нет у меня зла и ненависти ни к одному человеку на свете, я понимаю людей и не обижаюсь на них»
За два дня до смерти Грин попросил, чтобы к нему пришел священник. В последнем письме к жене он говорил: «Он предложил мне забыть все злые чувства и в душе примириться с теми, кого я считаю своими врагами. Я понял, Нинуша, о ком он говорит, и ответил, что нет у меня зла и ненависти ни к одному человеку на свете, я понимаю людей и не обижаюсь на них. Грехов же в моей жизни много и самый тяжкий из них - распутство, и я прошу Бога отпустить его мне».
К. Паустовский, многое сделавший для сохранения памяти об Александре Грине, вспоминал о своем посещении последнего пристанища писателя: «Перед уходом из Старого Крыма мы прошли на могилу Грина. Камень, степные цветы и куст терновника с колючими иглами - это было все. Едва заметная тропинка вела к могиле. Я подумал, что через много лет, когда имя Грина будет произноситься с любовью, люди вспомнят об этой могиле, но им придется раздвигать миллионы густых веток и мять миллионы высоких цветов, чтобы найти ее серый и спокойный камень».
С 1941 года книги Грина перестали печататься. Однако, после 1953 года его произведения стали популярны и издавались миллионными тиражами - благодаря усилиям К. Паустовского, Ю. Олеши и других писателей. В 2000 году к 120-летию со дня рождения А. С. Грина Союз писателей России, администрация города Кирова и города Слободского учредили ежегодную Российскую литературную премию им. А. Грина за произведения для детей и юношества, проникнутые духом романтики и надежды. День рождения и день памяти писателя в Старом Крыму неизменно сопровождаются празднованиями, так называемыми «гриновскими чтениями», разнообразными мероприятиями. В 2005 году при поддержке друзей домика Грина был возрожден ежегодный праздник поднятия Алых парусов на горе Агармыш над Старым Крымом. Паруса поднимаются над городом почитателями творчества писателя на рассвете 23 августа, в день рождения Александра Грина.
«Когда дни начинают пылиться и краски блекнуть, я беру Грина. Я раскрываю его на любой странице. Так весной протирают окна в доме. Все становится светлым, ярким, все снова таинственно волнует, как в детстве», - эти слова Даниила Гранина оживляют и для нас память об Александре Грине, замечательном русском писателе.
Несмотря на жанровое разнообразие творчества Грина, настоящую и заслуженную славу принесли ему романы. Первый роман "Человек внутри" вышел в 1929 году. Это книга молодого писателя. В ней нет той сдержанности и одновременно тонкости, прозрачности стиля, которые составляют одно из непреходящих достоинств любого зрелого произведения Грина. Но уже в самом первом романе он задаётся теми вопросами, которые предстанут перед нами гранями в его дальнейшем творчестве. Уже в самом первом историческом романе, действие которого происходит в начале XX века, звучат мотивы, остающиеся излюбленными и в зрелых, завоевавших славу книгах: мотив предательства, иногда невольного, и преступления и наказания, физического поражения и морального очищения и победы.
Для творчества Грина характерны следующие особенности:
Разнообразие географии в его произведениях: его герои по преимуществу англичане, реже всего жили на Родине. Судьба забрасывала их в Швецию, во Вьетнам, на Кубу. Литературоведами высказывалось мнение, что, в каком бы месте земного шара ни происходило действие книг, оно всё равно происходит в "Гринландии" - стране, рождённой воображением и талантом писателя. Однако "Гринлэнд" - отнюдь не вымышленная страна. Романы - "путеводители" по ней изобилуют точными приметами реального времени и места, что придаёт особый, не только этнографический, но главное социально - политический колорит конфликтам, которые исследуются писателем. Грин намеренно выбирает местом действия своих романов "горячие" точки планеты - борющийся с французскими колонизаторами Вьетнам ("Тихий американец"), Кубу, где правил жестокий режим Баллисты ("Наш человек в Тайване"). Выбор географической местности обусловлен особенностями организации писателем сюжета. Грин отличается тем, что во многих своих произведениях он создаёт критические ситуации, помогающие раскрыть всю сложность человеческих характеров. Персонажи романов Грина попадают в экстремальные условия, способствующие раскрытию их нравственной сущности, заставляющие делать выбор между порядочностью и предательством, за верность своим принципам им приходится расплачиваться свободой, а то и жизнью.
Грина всегда волновали моральные категории. Его занимала природа и сущность добра (для Грина это, прежде всего человечность, сострадание) и зла (догмы, чёрствости, лицемерия).
Говоря о проблеме следования догме, следует отметить, что Грин - католик охотно прощает своим героям и отсутствие веры, и сознательный атеизм. Пожалуй, единственное, что для него неприемлемо ни при каких условиях, - слепое следование абстрактной догме.
С начала своей литературной деятельности Грин выступал в двух разнородных жанрах - "развлекательного" романа с детективным уклоном и романа "серьёзного", исследующего глубины человеческой психологии и окрашенного философскими раздумьями о природе человека.
Однако истинная суть Грина, делающая его подлинным классиком английской литературы ХХ века, продолжателем традиций Ф.М. Форда, Г.К. Честертона и Дж. Конрада, которых он почитал своими учителями и которым посвятил лучшие из написанных им эссе, сказалась в иных его произведениях, лишенных суетности, “сиюминутности”, обращенных к внутреннему миру человека, к Вечности: романах “Сила и слава”, “Монсеньор Кихот” и особенно обостренно - в последнем романе “Капитан и враг”.
Классик английской литературы свои романы делил на «развлекательные истории», основанные на детективной интриге, и «серьезные романы» с мощным социальным подтекстом, хотя граница между ними зачастую условна, так как несерьезных произведений Грэм Грин писать не умел. Однако художественные решения, обычно предполагающие присутствие парадокса, который может приобретать и трагический характер, по существу, совпадают в книгах, относимых автором к разным категориям.
Идентична и основная проблематика прозы Грина, которая независимо от особенностей жанра (комический роман нравов, как «Путешествия с тетушкой», 1969, притча с элементами травести и классического сюжета, как «Монсеньор Кихот», 1982, и др.) остается повествованием с резко выделенной моральной проблематикой, определяющейся поисками смысла и оправдания жизни в век этической апатии и прогрессирующей дегуманизации.
Такое разделение на серьезные и развлекательные романы произошло после выхода "Экспресса в Стамбул" в 1932 году. В это время Грин работал обозревателем в "Зрителе" и в журнале "День и ночь". Одна из его статей повлекла судебное преследование со стороны кинокомпании "20-й Век. Фокс", и Грин был приговорен к крупному денежному штрафу (не забывший обиды, Грин нанесет позже удар по США романом "Тихий американец, но и те не остались в долгу, объявив его "самым антиамериканским писателем").
Действие романов Грэма Грина нередко происходит в краях, далеких от его родины. Это объясняется не просто тем, что писатель много путешествовал, или его любовью к экзотике. Грина притягивают те районы земли, где героев легче всего поставить в экстремальную ситуацию, где особенно бросаются в глаза язвы нашего столетия: произвол и цинизм политиков, бесправие, нищета, невежество. Когда же он обращается к Европе, то обычно выбирает напряженные, кризисные моменты ее истории ("Ведомство страха", "Десятый" и др.). При этом он далек от мысли, что драматизм жизни обусловлен исключительно внешними, политическими и общественными, факторами. С какой бы страной он ни связывал судьбу своих героев - с Англией или Францией, Мексикой или Вьетнамом, - на первом месте у него стоят вечные вопросы о добре и зле, долге и компромиссе, мужестве и избрании жизненного пути. Он всегда готов срывать маски с фальшивых авторитетов и умеет находить героизм там, где его меньше всего ожидаешь найти.
Писатель ставит своих персонажей в экстремальные обстоятельства, способствующие раскрытию их нравственной сущности, заставляющие делать выбор между верностью и предательством. Грина волновало, как те или иные моральные категории и принципы реально преломляются и воплощаются в конкретных взаимоотношениях между людьми. Его занимала сущность и природа добра (для Грина это прежде всего человечность, сострадание) и зла (догмы, черствости, лицемерия). Одним из ключевых для писателя был вопрос о праве личности активно вмешиваться в судьбу других людей даже из самых лучших и благородных побуждений.
Проблемы морали всегда были для Грина важнейшими, всегда стояли в центре его творчества. Они остаются определяющими и в его последних книгах. Однако здесь автор стал лицом к лицу с моралью социальной: что вправе и что не вправе делать отдельный человек, ответственный не только перед собой и своей совестью (или богом, который в романах Грина то же, что совесть), но перед людьми вообще, перед целым народом. Эти проблемы должны были толкнуть Грина, писателя, живущего в бурную эпоху исторических перемен, на решение проблем социальных и политических.
Сама фигура писателя далеко неоднозначна. При более углубленном знакомстве с предложенными биографами (Давид Лодж) материалами от привычного нам образа - респектабельного, бесстрастно-ироничного английского джентльмена, сосредоточенного на литературе и путешествиях, примерного католика, аристократа, для которого короткий эпизод сотрудничества с разведкой был чем-то вроде дани некой специфически английской (Моэм, Даррелл и др.) писательской традиции, и, разумеется, материалом для романов, - не осталось ничего.
Грин на удивление непоследователен, страстен, можно сказать, несдержан. Не в силах справиться с самим собой, Грин пытается удержать равновесие с помощью теологических парадоксов: "Никто так не понимает христианства, как грешник. Разве что святой" (это высказывание Шарля Пеги Грин поставил эпиграфом к роману "Суть дела").
Ну а работа в разведке отнюдь не была кратковременна, как принято считать (1941 - 1944), - деликатные поручения Грин, похоже, выполнял еще очень долго. И в работе этой не был он лоялен не только к странам, где представлял интересы английской разведки, но и к собственному ведомству - очень странной выглядит, например, ситуация его взаимоотношений с Филби, бывшим его другом. Вероятнее всего, Грин был осведомлен о работе Филби на СССР и, что называется, умыл руки, отойдя в сторону.
Кроме того, биографы обнаружили еще массу странных и двусмысленных эпизодов из биографии Грина что несколько пошатнуло уже канонизированный образ одного из патриархов европейской литературы ХХ века.
Пессимизм, характерный для большинства книг Грина, вытекал из убеждения автора, что зло, существующее в мире, неисправимо, а одиночество, на которое обречен человек, -- непреодолимое следствие установленного порядка. В то же время во всех книгах неизменно стоял мучительный вопрос об ответственности за судьбу человека. Именно этот вопрос отличает Грина от певцов отчаяния, которых так много в литературе буржуазного Запада. Этот вопрос приводит его к социальной проблематике, с одной стороны, и к противоречиям -- с другой.
Имеет ли право человек стоять в стороне от страданий других людей, не должен ли он активно вмешаться в их жизнь, бороться с их горем и болью? И может ли он, даже прийдя к убеждению о невозможности что-либо изменить и исправить, отстраниться и отойти в сторону и равнодушно взирать на окружающие его зло и страдания?
Эти вопросы назревали в книгах Грина постепенно. Особенно напряженно они прозвучали в романе «Суть дела». В «Тихом американце» и «Комедиантах» они потеряли свою абстрактность и поставлены в связи с изображением острого социально-политического конфликта. В своих последних книгах Грин опять отошел к абстрактному гуманизму.
Политическая позиция Грина была и осталась противоречивой. Неверие в возможность что-либо реально изменить и исправить в жизни людей мешало Грину найти путь к тем, кто боролся за осуществление своих идеалов на земле, за лучшую участь для человека, а когда он находил эти пути, то начинал сомневаться и пугаться «крайностей».
Одним из ключевых вопросов для писателя был вопрос о праве личности быть активной. Проблема выбора между активной и пассивной жизненной позицией - ключевая для большинства романов писателя, но её конкретное решение существенно менялось на протяжении долгого творческого пути. В ранних книгах он склоняется к осуждению активных действий, считая их бессмысленными, а иногда губительными. В более поздних произведениях его точка зрения радикально меняется.
Для его произведений бал характерен постоянный мотив одиночества и отчаяния, а также мотив преследования и предопределения. Его герои одержимы мыслью о преследующей их силе (которая никогда не бывает мистической), но перед нею человек всегда беззащитен. Герои, в конце концов, либо кончают жизнь самоубийством, либо, так или иначе, становятся жертвами преследующей силы.
Одним из излюбленных гриновских средств раскрытия жизненных явлений и людских судеб является парадокс. Уже в романах 30-х годов это средство органически связано, более того, прямо вытекает из парадоксальности жизневосприятия самого писателя: его огромной жалости к человеку, усиленной собственной философской концепцией («возлюби человека подобно богу, зная о нём худшее»), пониманием глубин падения человека, пониманием величайших противоречий, которые могут уживаться в его сознании. На этой основе возникают сначала образы Пинки и Феррешта, а потом Пайла, погубившего тысячи людей и побелевшего при виде крови на своём сапоге.
Грин - писатель большого мира, который чувствовал политическую ситуацию во многих случаях лучше, чем профессиональные политики. Его роман “Комедианты” предсказал крах диктатуры Дювалье, а роман “Тихий американец” - крах американской политики во Вьетнаме. Политический фон просматривается даже в книгах с откровенно детективным сюжетом (“Наемный убийца”).
И когда мы берем в руки сборник рассказов с эпатирующим названием “Можете вы одолжить нам своего мужа? (и другие комедии сексуальной жизни)”, первое ощущение - а не однофамилец ли это знаменитого писателя? Однако уже начальные строки текста убеждают: нет, это все тот же Грэм Грин, лишний раз подтвердивший простую истину - для настоящей литературы нет низких тем. Драматическая история молодой девушки, вышедшей замуж за юношу, как это принято теперь говорить, другой сексуальной ориентации, которого совращают во время их медового месяца два хищных субъекта, может быть написана с не меньшим мастерством и с не меньшей страстью (первый рассказ, давший название всему сборнику), чем история американской военной экспансии в Юго-Восточной Азии и вытеснения оттуда французских колонизаторов.
Конечно, ничего удивительного в этом нет. Симпатии Грэма Грина - писателя большого мира - всегда на стороне маленького человека с его “малыми” проблемами. Хороший тому пример - роман “Наш человек в Гаване”, герой которого - продавец пылесосов, а предметом насмешки является британская Интеллидженс Сервис, столь хорошо знакомая автору.
И все-таки эти двенадцать рассказов несколько выделяются из творчества Грэма Грина. Они представляют собою своего рода единый роман, в котором сконцентрированы наблюдения автора за самыми скрытыми сторонами человеческой жизни. Рассказы пронизаны юмором, иронией и грустью.
К сожалению, наш читатель до сих пор не знаком со всеми рассказами сборника, изданного в Лондоне издательской фирмой “Бодли Хед” в 1967 г.. За более чем тридцатилетний период жизни сборника на русский язык с большим разбросом во времени были переведены шесть рассказов: “Невидимые японцы” и “Корень зла” (1967 г.), “Мертвая хватка” (1963 и 1986 гг.), “Двое” и “Дешевый сезон” (1991 г.), “Доктор Кромби” (1998 г.). Остальные шесть рассказов (в том числе и первый, давший название сборнику) так и не увидели свет. Вероятно, тогдашним цензорам содержание их казалось шокирующим. Ханжеский взгляд на “моральные устои” вынуждал забыть о литературном мастерстве автора, который мог затронуть любую тему и сделать это с блеском. Надеемся, что времена изменились, и это подтверждается дважды прошедшим по Центральному телевидению показом английской экранизации первого рассказа сборника с Дирком Боггардом в главной роли (он знаком зрителям по картине “Ночной портье”).
Лорелея Лорелея на немецком языке
Как расставить запятые правильно Как правильно проставлять знаки препинания
Правописание Н и НН в причастиях и прилагательных