Допрос женщин в нквд рассказы. Смешанные виды пыток из арсенала нквд

1. Пытки сигаретами. Использование кожи человека в качестве пепельницы было очень болезненной процедурой, которая радовала слух палачей громкими криками жертвы.

2. Защемление ногтей. Пальцы помещали в специальные устройства.

3. Избиение, что не оставляло следов. Били подследственных и линейками, и мешками с песком, а также галошами по мужским половым органам.

4. Пытки насекомыми. Могли запереть в ящике с клопами, а могли и, связав, посадить на муравейник.

5. Пытки звуком. Жертву заставляли громко отвечать на все вопросы. Или подходили вплотную и кричали на ухо, иногда с помощью рупора. Громкие звуки могли заставить потерять слух и даже свести с ума.

6. Пытки светом. В камере постоянно было включено очень яркое освещение. Такой же яркий свет направляли в лицо подследственному и на допросах. Глаза слезились, сознание затуманивалось, речь развязывалась.

7. Пытки голодом. После 10-15 дней вынужденного голодания заключенный был готов практически на все.

8. Пытки жаждой. Здесь уже жертву могли даже накормить - но обязательно очень соленой пищей, поэтому пить хотелось еще сильнее.

9. Пытки бессонницей. По своему влиянию это напоминало пытку светом и могло применяться вместе с ней. Начинались галлюцинации и головные боли.

10. Череда допросов. Человека постоянно дергали, допрашивали, отводили на допросы и приводили обратно. Человек постоянно находился в тревожном состоянии, нервничал и рано или поздно срывался.

11. Ласточка. Жертве продевалась через зубы (вроде конской узды) середина куска прочной ткани, а концы привязывались к ногам. В результате ни двинуться с места, ни закричать.

12. Замыкание в шкафу или ящике. Несколько часов пребывания в тесной замкнутой коробке, в которой можно было или только стоять, или только сидеть, действовало на жертв не хуже избиения и крика.

13. Замыкание в нише. В нише человек, как правило, чувствовал себя не просто замкнутым, а практически замурованным заживо.

14. Замыкание в карцере. В этих тюремных помещениях была очень низкая температура, а нередко к холоду добавлялась еще и сырость, и вода по колено. Три-пять дней в карцере, могли испортить человеку здоровье на всю жизнь. Но после 10-15 дней проведенных в карцере, люди обычно жили не больше месяца.

15. Яма. Заключенного могли поместить не только в закрытое пространство.

16. Отстойник. В тесном помещении ("отстойнике") запирали несколько десятков человек. Заключенные стояли вплотную, и, если кто-то из них умирал (а такое было часто), труп мог простоять в толпе несколько дней.

17. "Стул". Жертву заставляли находиться в сидячем положении на стуле над доской с гвоздями.

18. Табуретка. Человека сажали на табуретку и не давали двигаться несколько часов. Если человек шевелился - его били, сидит без движения - затекают и начинают болеть ноги и спина.

19. Пытки на коленях. Несколько суток стояния на коленях перед следователями или охранниками давали не только физическую нагрузку, но и оказывали давление на психику.

20. Пытки стоянием. Все время заставлять подследственного стоять, не давая ни прислониться к стене, ни присесть, ни заснуть.

21. Пытки детьми. Перед женщиной ставили ребенка (или ее, или чужого, но тогда уж маленького) и начинали пытать. Детям ломали пальцы и руки.

22. Пытки изнасилованием. Достаточно стандартный вариант пыток женщин. Иногда жертву помещали в камеру с уголовниками.

Чтобы мы помнили и не забывали о преступлениях против человечности

1. Лiст ў ЦК КП(б)Б “Ад 3000 штучных шпiёнаў выпушчаных парылкай Гомельскага абласнога НКУС, якiя знаходзяцца ў Гомельскай адмiнiстрацыйнай турме: рабочых, калгаснiкаў, камунiстаў i беспартыйных”

Не пазней 2 верасня 1938 г.

СЕКРЕТНО

ЦК КП(б)Б

г.Минск

ЗАЯВЛЕНИЕ

Уважаемый секретарь ЦК т. ПОНОМАРЕВ, обратите внимание на творимый произвол троцкистов из Гом. обл. НКВД. Описывать Вам все ужасы пыток, часто кончающихся смертью, нет места, а мы просим Вас приехать вместе с Наталевичем и прокурором и зайти во все казематы Гом. тюрьмы и вам откроют все методы инквизиции творимой Гом. НКВД над рабочими, калгасниками, коммунистами и беспартийными.

За год, который сидим в тюрьме, никто из представителей власти не был, нет кому пожалиться, бумаги на заявления не дают.

В Речице на допросе убили работники особ. отд. 37 с. д. часового мастера Квинта, в Гомеле учителя Круковского и еще 4 человека. Приедте вызовите на допрос Карасика, Станкевича, Демета, Упита, который перерезал вены и Карга и др. и они Вам расскажут, как их сделали проклятые троцкисты-садисты врагами-шпионами. Надеемся, что голос трудящихся из тюрьмы будет услышан, и мы вас увидим, а вы ликвидируете Гом. фабрику шпионов.

За нач. Спецсектора през. Верховного совета БССР Садовская

2. Ананiмны лiст сакратару ЦК КП(б)Б Грэкавай Аб збiеннях дапытваемых у Мiнскай падследнай турме НКУС

Не пазней 31 снежня 1938 г

Я как советский гражданин, считаю своим долгом поставить Вас в известность о виденном и слышанном мною в Минской подследственной тюрьме НКВД.

Такушевич Константин Николаевич, били на допросах, и подвергался пыткам, ему под ногти запускали иголки, срывали ногти, при пытках получил боле 50 ран, 49 дней лежал в больнице, как последствие пыток, делали операцию в плече. Заявил следователю, что пишет ложь, на что следователь ему сказал, пиши ложь, мне все равно.

Демиденко Антон, на допросах били, когда он заявил следователю, что “если бы я не был добровольцем в Красной армии и не был бы чекистом – то не был бы вероятно и шпионом”. На это ему следователь ответил: “Кто тебя просил идти добровольцем в Красную Армию”.

Каберника на допросах били, когда он сказал следователю: “Как вы меня обвиняете в шпионаже, ведь я был партизан”. На это следователь ответил: “Ах ты польская морда, а кто тебя звал в партизаны”.

Яновский Владимир Иванович, били и допрашивали беспрерывно в продолжение 15 суток. Его заставили втянуть много невинных людей. Чтобы вызвать прокурора был вынужден объявить голодовку.

Равновский Мирон Максимович, одевали смирительную рубашку и противогаз и били, садили на ребрышка стула, в задний проход вставляли ножку стула. Следователь ему предложил писать о каком-нибудь шпионаже на выбор или польском или японском.

Разумовская Анна Ароновна, при допросах ругали жидовская морда.

Лаймона Карла Ивановича на допросах били, заставили написать ложь. Для вызова прокурора вынужден был объявить голодовку, но прокурора не добился, голодал 6 дней.

Розанова Люся подверглась пыткам, садили на т. наз. ффашистский стул, это такой стул специальный на котором человек держится на сгибах колен, а все туловище висит вниз головой, били, пока не пошла горлом кровь.

Таких примеров можно привести тысячи.

По рассказам арестованных специального корпуса, там арестованных приходили бить в камеру, при чем заставляли одних арестованных бить других арестованных, заставляли всю камеру оправиться на парашу, а одного покрывали одеялом над парашей и заставляли дышать в продолжение нескольких часов.

Сидя в камере, мы неоднократно слышали крик следователя: “Руки по швам, приступай к делу”, и начиналось жуткое побоище, мы слышали хлест, мы насчитали 70 ударов, страшно было верить, что это переживает живой человек. Для битья употребляли резиновые шланги, жгут, специально свитый из электрических проводов, палки, а для пыток были специальные табуретки с колом на который садили людей и разрывали промежность между задним проходом и половым органом, был электрический стул, на который садили людей. Мужчин били по половым органам. Жгли тело папиросой спичкой и свечой.

Били “бригадным способом”, это когда на одного арестованного налетала бригада из 8-6 человек, избивали до потери сознания, выволакивали в коридор и опять начинали бить. За это осужден работник НКВД Слукин.

Подобных примеров можно привести много, всего не напишешь. Страдают мужья, страдают жены и страдают дети. Сколько невинных жертв. Вот пример:

Равковская Мария Борисовна просидела в тюрьме больше года, освобождена по прекращению дела. Вернувшись по месту своего жительства, до сего времени не может разыскать своего сына, все имущество незаконно конфисковано и продано. Из тюрьмы вышла с открытым процессом туберкулеза. Вышла совершенно раздетая, без угла, без приюта.

3 . Заява М.I. Чарнушэвiча ў ЦК КП(б)Б аб здзеках падчас следства

Заявление

От члена КП(б)Б, партбилет №2827390, партстаж с 1918 г.,

Чернушевича Митрофана Ивановича,

проживающего в г. Минске, Белорусская ул., д. 12, кв. 6.

29 сакавiка 1939 г.

Я в 1937 году, в июле м-це, быв. Народным Комиссаром НКВД Берманом был арестован и вслед за арестом исключен был из партии, как враг народа. Под стражей я находился 14 месяцев, освобожден в сентябре м-це 1938 года, в ноябре прошлого годы восстановлен в звании члена партии. О неправильных методах ведения следствия, применявшихся ко мне, я дал письменные показания прокурору Войск НКВД пограничной и внутренней охраны БССР, также дал показания Особо уполномоченному НКВД БССР Маркову. По предложению тов. Волошина пишу в ЦК КП(б)Б. Меня бесчеловечно избивали, били всем: палками, вешалками, линейками, пресс-папье, стульями, ключами, сапогами, ботинками, кулаками; обливали холодной водой и выводили на 20 градусный мороз; садили на кол, становясь на мои колени, садили на ножку стула (стул переворачивали), а сами давили на плечи, били по ногам – по коленям, били особенно больно по голове. Всего был лишен – книг, передач. Били до 16 апреля 1938 г. (уже после февральского пленума ЦК ВКП(б)).

Били меня Особоуполномоченный Перевозчиков, уполномоченный Поздняков и еще один уполномоченный из аппарата Особоуполномоченного – фамилию его забыл, но в своих показаниях прокурору написал про него. Били по пять суток подряд, ни на одну минуту не давая спать и отказывая в пище. Били, не давая ни одну минуту посидеть, все время я или стоял или сидел на коле (остром). Стоял с вытянутыми руками, делал гимнастику до потемнения в глазах и до обморочного состояния; а когда падал, били каблуками, поливали водой и опять заставляли делать гимнастику или держать руки вверх, а ноги в коленях полусогнутыми. Итак по пяти суток беспрерывно – они: Поздняков, Квиткевич и Киселев дежурили по 8 часов, а меня одного держали по пять суток без пищи, без сна.

Я не могу всего вспомнить, что было – это кошмар. Самый возмутительный факт, о чем я уже заявлял и прокурору и Наркому НКВД и Особо уполномоченному, это когда меня избивали перед портретом Сталина, а уполномоченный Поздняков садил меня верхом на спинку стула или на кол и заставлял голосовать, приказывая: “Голосуй, падшее животное, голосуй за Сталина”. Я протестовал тогда же, что это может говорить только член партии и не чекист. После, когда я был освобожден и когда я об этом и других вещах – избиениях и пр. заявил Начальнику 4–го Отдела Ермолаеву, он категорически приказал молчать, а эти, избивавшие меня Перевозчиков, Поздняков и Киселев – вызвали к себе и угрожали, что если я буду “распространять провокацию”, то будет еще хуже. Ведь мы тебя не били” – заявили они. Второго уполномоченного фамилия Киселев.

М. Чернушевич

4. Заява ад былога iнструктара ЦК Гiбхiна I.Е. на iмя сакратара ЦК КП(б)Беларусi Панамарэнка

Не пазней 16 красавiка 1939 г

Считаю своим партийным долгом сообщить следующее: Будучи арестованным и находясь на допросе у следователей работников аппарата НКВД, ко мне было применено издевательство, избиение и всевозможные пытки. Первым следователем был у меня Иванов, который бил меня дверным ключом по голове и телу, стараясь сломать мне ребро или ключицу, заставлял меня делать приседания в течение нескольких суток с перерывами на 2-3 часа в сутки. В феврале 1938 г. этот же Иванов совместно с бригадой в количестве 6-8 человек избил меня до потери сознания, сажали меня на острый колышек на самый задний проход на 3,5 часов, что повредило у меня внутренность организма, подымали до потолка и бросали на пол, затыкали бумагой рот, чтобы не было возможности кричать. Когда же ему не удалось меня заставить подписать всякую ложь, он меня передал следователям Мишину и Демину в марте м-це 1938 г., которые втроем посменно издевались в течение 6 суток, поставив меня на конвейер, где я простоял на ногах 6 суток без сна, без пищи. На 6-е сутки, когда я стал терять рассудок, ноги опухли от отеков, меня заставили подписать, что я враг народа. В течение этих 6 суток я подвергался со стороны Мишина, Лиса всевозможным издевательствам, рвали, тянули за волосы по полу, огнем папиросы жгли волосы, лицо, губы, брови, подбивали ноги, не давая возможности справиться по естественным надобностям.

Не имея положительных результатов, передали меня следователю Райхлину, который продолжил те же методы, помимо избиения в суставах рук он меня неоднократно бил ногой сапогом в половой орган, плевал в рот, заставляя меня стоять на ногах по целым суткам и кулаками бил в грудь, бока. В августе м-це 1938 г. в кабинете нач. 1-го отд., комната №163, у Алешковича в 2 часа ночи Райхлин представил мне мнимого прокурора, который после моего отказа писать ложь вместе с Райхлиным и Алешкевичем меня душили и избили, в ту же ночь Райхлин меня предупредил, что есть у него распоряжение начальства меня посадить в карцер на 2 м-ца за то, что я не пишу, что им угодно (распоряжение сам читал), после карцера меня расстреляют. Вообще угроза расстрела не выходит из уст Райхлина, в ту же ночь меня возили в закрытой машине, куда не знаю, но Райхлин предупреждал, что на Комаровку на расстрел. Во всех его действиях видел ложь и провокацию. Помимо них знаю, что следователи Шаповалов, Горемыкин, Краснов избивали Цемесмана в настоящее время освобожденного.

И.Е. Гибхин

5 . Скарга У.С.Луканскага, накiраваная пракурору па асобых справах БССР

1939 г.

Прокурору по особым делам БССР

Заключенного Горшор лагеря НКВД СССР

ЛУКАНСКОГО Владимира Сергеевича

Жалоба

Прошу в порядке прокурорского надзора отменить приговор в отношении меня особой тройки по обвинению меня в шпионаже, так как дело велось с самым грубым нарушением революционной законности и основоположения Конституции и назначить новое перерасследование, которое проходило бы в нормальных условиях, диктуемых советскими законами.

12 января 1938 года, я работал учителем, был арестован районным органом НКВД гор. Суража, не совершив никакого преступления, по клеветническому доносу моего сослуживца Темрюка, желавшего устранить во мне конкурента на должность директора школы, и других лиц, сводивших со мной личные счеты (Темрюк угрожал мне «сделать тоненьким» публично на учительской конференции). Не предъявляя мне обвинения, меня направили в Минск в НКВД; там, приблизительно через месяц, меня вызвали на допрос.

Следователь, который допрашивал меня первым (на мою просьбу назвать свою фамилию, ответил грубой руганью), на мой вопрос: «За что я арестован без предъявления обвинения, стал мне доказывать, что если арестован, то значит, что я преступник, что мне никто не поверит, что я не виновен, а верят тем, которые на меня написали и находятся на воле. Поэтому, если я хочу оставаться в живых, если не хочу превратиться в отбивную котлету и калеку, то должен признаться.

Так как я не имел представления ни о каких преступлениях, но следователь, расспросив меня о том с кем я работал и где, затем начал меня уверять в том, что я проводил контрреволюционную работу, примыкая к троцкистам. Когда я, ужаснувшись этим, начал доказывать свою правоту, то следователь позвонил по телефону, и в кабинет явилось два лица, начавшие меня избивать до тех пор, пока я не согласился давать такие показания, какие требовал следователь. Протокол в этот раз мне не предложили подписать, а через некоторый промежуток времени меня вызвал следователь Алексеев, который применяя методы пыток и побоев, заставил меня подписать протокол, в котором вся моя библиотечная и педагогическая деятельность, о которой я рассказывал следователю надеясь доказать свою невиновность, представлена как вредительская в духе троцкизма. После этого меня перевели в Витебск. На основе того, что в детстве я жил (до 1915 года) в м. Ляховичах, находящихся на территории нынешней Польши, мне было приказано признать себя виновным в шпионаже в ее пользу, а от того, что показано в Минске отказаться, как от абсурдного. Когда я стал уверять, что я невиновен ни в одном, ни в другом, следователь Орех пыткой заставил меня сочиненный им протокол допроса подписать, а на основании его продиктовал мое личное признание. Потом следователь Коршиков изменил редакцию протокола и предложил его подписать, угрожая в противном случае заставить сделать это. Не желая подвергнуть себя новым пыткам, я вынужден был выполнить это. В конце мая вызвали к новому следователю для подтверждения показаний данных мною в Витебске и отрицание Минских. Когда я стал отрицать правдивость и тех и других, зашедший в кабинет другой следователь начал меня бить ребром ладони по шее, а следователь, к которому меня вызвали, угрожая заморозить меня в карцере. Убедившись на допросах, что всякое сопротивление бесполезно, я и теперь, видя те же методы, выполнил требования следователя. А когда в августе меня тоже вызвали для той же цели, я измученный долгим сидением в тюрьме, обессиленный духом, уже без всякого возражения подписал все, что написал следователь. Хотя потом меня заставили подписаться, что знаком с материалами следствия, но под видом их показали только протоколы. Все вышеизложенное показывает, что следствие по моему делу не могло выяснить в таких условиях правду и дает право просить перерасследования.

Гор шор лаг НКВД

6. Заява былога намеснiка начальнiка месцаў зняволення НКУС К.I. Лайман-Сапiэта на iмя сакратара ЦК КП(б)Б Панамарэнка

3 красавiка 1939 г.

7 мая 1938 г. я распоряжением тогдашнего наркома Внутренних Дел БССР Бермана был посажен в тюрьму и меня начал допрашивать доверенный его – следователь Цейтлин, требуя признания, что я Латвийский шпион. Когда я стал доказывать абсурдность такового обвинения, то, как Цейтлин, так и его помощники, начали надо мной издеваться неслыханными оскорблениями. Я их умолял в продолжение 3 суток почти непрерывного допроса перепроверить, если у них есть хоть какое основание для обвинения меня в шпионаже и моя невинность будет доказана, а за такую допускаемую “дерзость” с моей стороны, был подвергнут помимо почти беспрерывной стойки, физическому воздействию кулаком, при чем как Цейтлин, допустивший последнее, а также пришедший в комнату допроса несколько раз быв. зам. нач. 3-го отдела НКВД БССР Серышев, мне твердили, что “недавши показания” о том, что я шпион, с комнаты следствия не уйду, “кожу снимем, ребра поломаем и шпионаж от тебя добудем”, а в конце третьих и начале четвертых суток Серышев отдел распоряжение Цейтлину “допрашивать меня” по всем правилам”, указывая, вернее обращая мое внимание на доходящие до нас стоны, крики и сук из других кабинетов следователей и говоря: “Вот так будет и с тобой”, и после этого распоряжения Серышева – Цейтлина в его же присутствии с одним из его помощников начали трубить мне в уши.

Находясь в такой кошмарной обстановке, каковой я не допускал в советской стране, под давлением физического и морального характера с меня вынудили вымышленное клеветническое показание, оговорив себя в то время как я за время существования сов. власти (а в партии я с 1917 г.) никаких поступков антисоветского характера не совершал, а наоборот я честно все силы отдавал только на благо своей счастливой социалистической родины. От этого клеветнического показания я отказался еще 21 июня 1938 г. и оно будет опровергнуто при объективной полной проверке отдельных моментов. Хотя все участвовавшие в моем аресте лица в их вражеской деятельности разоблачены, посажены в тюрьму, а возможно кто-либо и осужден. Уже 12 месяцев, как я невинно содержусь под стражей со всеми вытекающими отсюда переживаниями. 20 февраля с.г. я был вызван на допрос, в котором участвовал прокурор (это первый раз я встретил нового человека помимо своих следователей), где обещали все перепроверить, но все это почему-то движется медленно, а Вы сами понимаете, как много стоит здоровья один день нахождения в тюрьме человека, незаслужившего этого.

Обращаюсь к Вам с просьбой обратить внимание на это обстоятельство, положив конец моим страданиям.

Я честный сын своей родины и партии, которой принадлежу всем своим существом до последнего вздоха.

О своем деле могу сказать в случае надобности отдельно, но отмечу, что в нем я при ознакомлении никаких данных о моих якобы контрреволюционных действиях я не нашел, за исключением ложного постановления, т.н. ложной формулировки обвинения в том, что я, будучи интернированным, бежал через Латвию и там арестовывался жандармерией, о чем скрывал, в то время, что я бежал с группой особистов через Литву.

Еще раз прошу Вашего надлежащего реагирования по моему делу.

Проситель Лайман-Сапиэт К.И.

Минская тюрьма

7. Заява Кундовiча, накiраваная на iмя сакратара Магiлёўскага ГК КП(б)Б

Секретарю Могилевского Городского Комитета КП(б)Б

от члена КП(б)Б с 1921 г. Могилевской парторганизации –

КУНДОВИЧА В.В., г. Могилев, Ленинская 53.

Заявление

26 мая 1938 г. по провокационным, фальшиво-состряпанным «данным», работниками УНКВД по Могилевской области я был подвергнут аресту и брошен в сырой подвал, в одиночную сырую камеру. Эта провокация, созданная против меня, что я, якобы, «враг народа», была исключительно состряпана б. нач. УНКВД Ягодкиным и Самерсовым, ныне осужденными как враги народа. «Следствие» на меня было поручено следователю Яндовскому (член КП(б)Б), последний на протяжении 2-х месяцев издевался надо мною, наносил мне всевозможные тягчайшие оскорбления, требовал от меня ложных признаний, чтобы я написал, что я «враг народа», шпион 4 стран. Я на эту провокацию отвечал категорическим протестом, доказывая, что я никогда и нигде никакого преступления перед партией и Советской властью не делал, что я являюсь честным, подлинным большевиком-коммунистом Великой партии Ленина-Сталина. Мне всячески угрожали, запугивали бандитскими расправами, со стороны Яндовского и Ягодкина на «сам сказкам». Но я был непоколебим и на провокацию не пошел, за что в камеру и так сырую была напущена вода, без света, где я простоял в воде 42 суток. В середине июля месяца 1938 г. я был вызван на «допрос» следователем Юрковым (член КП(б)), последний также требовал от меня провокационных показаний на себя, что я «враг народа», применяя ко мне всевозможные издевательства, вплоть до испражнения воздуха в рот, наносил мне также всевозможные тягчайшие оскорбления, и перед Юрковым я так выдержал напор и ложь и клевету, на себя не написал. Через несколько дней я был вызван на «допрос» б. зам. нач. УНКВД Абрамовым (член КП(б)Б). Последний мне предложил написать провокацию на себя о том, что я «враг народа, шпион» и так же «член право-троцкистской к/р организации существовавшей на территории Могилевского р-на и гор. Могилева» и дал провокационные показания на секретарей Горкома КП(б)Б Шуба и Тура, так как я, якобы, имел тесную связь, кроме того, Абрамов мне заявил, что я, якобы, с Шубом и Туром участвовал на подпольном совещании в мае месяце 1937 г., и что это совещание якобы проводил Шарангович и Климчук. Я от этой провокации также категорически отказался, доказывал что я никогда и нигде ни на каком подпольном совещании не участвовал, что я никакого понятия не имею о к/р право-троцкистской организации, что Шуба и Тура я знаю как честных и преданных коммунистов и партийных руководителей. Абрамов мне «доказывал», что у него имеются «показания» и требовал подтвердить эту провокацию. Я категорически отказался, заявил, что я скорее умру честным, таким, каким я был и есть, но провокацию на себя брать не буду. Через несколько дней я был вызван на «допрос» б. нач. УНКВД Ягодкиным. В его кабинете присутствовал Самерсов и еще 2 работника с УГБ, мне фамилии их не известны. Ягодкин мне предложил написать на себя провокацию, что я «шпион и член право-троцк. к/р организации» и дал развернутые показания на Шуба, Тура, Шубика, Бачюкова и друг., всего 18 человек, что «они так же враги народа». Я категорически отказался выполнить провокационные предложения Ягодкина, после чего был избит до потери сознания. Избивали меня в кабинете Ягодкина Ягодкин, Самерсов и еще 2 человека мне неизвестных. После этого мне Ягодкин заявил, что «меня он расстреляет», при чем меня пустит на «обработку» к бандиту-камерному Лонскому, который меня заставит написать все то, что ему Ягодкину нужно. Я категорически заявил, что меня он Ягодкин и др. могут забить, но лжи, клеветы и провокации от меня не услышат. После этого я был брошен в каменный мешок-карцер совершенно без воздуха, опачкан человеческим калом, где я «просидел» 120 суток. 15.11.38 г. я был вызван на «допрос» следователем УГБ Казакевичем (член КП(б)Б), последний меня на протяжении 2 дней мучил, «стойка», наносил мне все возможные оскорбления, требовал «признания», что я якобы «участник» право-троцкист. к/р организации». Я так же и Казакевичу дал категорический отпор, все же Казакевич мне предъявил провокационное обвинение по 72 и 75 ст.ст. УК БССР и впервые я был официально допрошен. Предъявленное мне обвинение я категорически отверг и заявил, что это провокация, что он выполняет задание Ягодкина.

В январе 1939 г., точно числа не помню, меня вызвал на допрос следователь Гуща (член КП(б)Б), Гуща мне заявил, что он имеет задания от Ягодкина меня «угробить». Гуща мне начал превышать уже новое, 3-е по счету, обвинение по 180-й ст. УК БССР, что я якобы являюсь «мародером», что на меня имеются показания Петрусенко, Сидоренко и друг. Я, как и в этом провокационном обвинении, абсолютно не виновен, так же категорически протестовал, доказывая, что это провокация Ягодкина. В феврале месяце 1939 г. я неоднократно вызывался Гущей на допрос. Гуща надо мною издевался, наносил мне всевозможное тягчайшее оскорбление, бросал в меня прессом в лицо, при чем заявил, что он Гуща сам будет расстреливать. Я и перед Гушей выдержал, всю выдвинутую провокацию против меня категорически опроверг.

13.03.39 г. я был с подвала переброшен в тюрьму и посажен в смертную камеру, где просидел до 10.04.39 г. и был освобожден под подписку.

14-15.05.39 г. надо мною Петрусенко и друг[ими] Воен. Трибун. было рассмотрено угол. дело, и в результате Воен. Трибуналом я был оправдан, как ни в чем не виновен.

Сидя в подвале НКВД, я видел и слышал как на протяжении 4-х месяцев в камерах подвала систематически день и ночь избивали заключенных до полусмерти и я лично сам видел как 6 человек были забиты до смерти, из них я одного узнал, это гр-н Эпштейн – бухгалтер Могилевской шелковой фабрики, других фамилий не знаю. Очевидцем был такого факта, когда ночью в июле месяце раб. УНКВД Гуща и Титов (члены КП(б)Б) спускались в подвал, заходили в 3-ю камеру, режимную, и под видом арестованных – переодеты в штатскую одежду - избивали заключенных до полусмерти. Обычным явлением было, когда в коридорах подвала по несколько человек лежало избитых до полусмерти. Это был кошмар возврата пыток средневековья. Об этом знал б. зам. Нач. УНКВД Абрамов. Как мне известно, сейчас работает в Верховном Суде БССР. Десятки забитых в подвале заключенных бандитами: Лонским, Абрамчуком, Орловым и друг. под руководством Ягодкина, Абрамова и Самерсова, на них были составлены акты «о смерти» от болезни доктором Гельбергом.

Сотни людей умерли от побоев в Могилевской тюремной больнице, от перелома ребер, ключиц, отбиты почки – грыжи. На всех составлены фиктивные акты доктором Гельбергом и Василевским. Об этом было хорошо известно нач. тюрьмы Емельянову, таковой как агент Ягодкина скрыл это величайшее преступление от партии и Советской власти. Считаю, что вышеуказанные лица (члены КП(б)Б) ныне работающие в органах НКВД как Гуща, Титов, Казакевич, Горский и другие, как совершившие тягчайшее преступление перед партией, должны понести соответствующую кару.

К сему КУНДОВИЧ

8. Лiст Райхлiновiча ў Варашылаўскi Райкам КП(б)Б

1939 г.

Принужден обратиться к Вам, так как на месте, сколько я ни обращался, все осталось безрезультатно. Я рабочий кузнец, происхожу из бедной рабочей семьи, мой отец также рабочий кузнец, работал по найму до 1918 г., я работал по кузнечному делу по найму, в 1918 году, сознавая свой классовый долг, я добровольно вступил в ряды Красной Гвардии, впоследствии Красной Армии, и отправился на фронт, где я участвовал как младший и средний командир на Западных фронтах против белополяков до 1921 года.

После заключения мира я продолжал службу в рядах Красной армии до 1923 года. В ВКП(б) я вступил в 1919 г., будучи на фронте Красной армии.

При демобилизации из Красной армии я поступил на службу в РК милиции в должности командира кав. части милиции, где я прослужил до 1937 года, за все время пребывания на службе, как в Красной армии, так и в милиции, никакого не только взыскания, но даже и замечания не имел, по партизанской линии также не имел никаких замечаний, всегда проводил в жизнь генеральную линию партии.

По службе я имею целый ряд вознаграждений и грамот за успешную борьбу с бандитизмом, как-то: почетный знак милиционера, огнестрельное оружие, грамоту от маршала Советского Союза тов. Буденного, имею личные две грамоты и 500 руб. деньгами.

Но, по-видимому, моя честная, преданная работа в органах врагам народа не понравилась, 15 сентября 1937 года я был вызван в Управление милиции Белоруссии и тут же арестован, посажен в тюрьму:

Следствие вело УГБ НКВД БССР, после двухмесячного пребывания в тюрьме мне предъявили обвинение в шпионаже и начались горькие дни муки и нечеловеческое издевательство, меня пытали разными средневековыми средствами, от меня без всякого основания требовали только одно, чтобы я подписался в том, что я шпион, следователи УГБ НКВД СУСМАН, ПИСАРЕВ, ЗАВАЦКИЙ, ВЫСОЦКИЙ и 4 следователя, которых фамилии я не знаю, устроили надо мной инквизицию такую, что невозможно описать, не говоря уже о жестоких избиениях, которые подорвали все мое здоровье, а пытки – то это принимало просто не выносимый характер.

В ноябре месяце 1937 года меня привели в 1 час ночи на допрос, и началась расправа, я был связан в смирительной рубашке и избит до потери сознания, в декабре этого же года надо мной делали инсценировку обрезания, дело происходило так: В 2 часа ночи при допросе мне предложили, чтобы я спустил штаны, якобы они хотят мне сделать обрезание, на что я сразу не согласился, но после жестокого избиения я спустил штаны, и один из следователей вынул нож и заставил, чтобы я половой орган положил на табуретку, но так как я этого не сделал, они меня схватили за половой орган и начали таскать по комнате до потери сознания.

На следующий новый год, т.е. 1 января 1938 года, меня вызвали на допрос тоже ровно в 2 часа ночи, заставили меня стоять смирно, и один из них стал на табуретку и начал мочиться мне в ухо, в этом же месяце также в час ночи при 30 градусном морозе при нарочно открытых окнах и дверях меня раздели в одной рубашке налили мне за воротник воды 2 графина с водой и заставили сидеть до 8 часов утра, на мне абсолютно вся одежда до нательной рубашки и кальсон замерзли, я сам был смерзнут до потери сознания, такие пытки продолжались 9 месяцев. После этого мне объявили решение особой тройки о том, что я осужден на три года, как социально опасный элемент и был выслан в Унжевские лагеря.

После моей жалобы дело мое было пересмотрено, и после семимесячного пребывания в лагере я был освобожден и, правда, следователь УГБ НКВД ПИСАРЕВ, тот же самый, который меня подвергал избиению, пересматривал мое дело, просил меня извинить за «недоразумение», что меня три года мучили зря, и дело было прекращено.

За время нахождения под арестом моя семья была выброшена из квартиры, ей было объявлено, что она семья врага народа, вещи мои пропали, я на свои средства вырастил коня как любитель кавалерийской езды и его после моего ареста оставили в той части Милиции, где я работал, и по освобождении меня его мне не возвращают, таким образом, я очутился после освобождения просто в безвыходном положении, болен и без средств к существованию и без квартиры.

На основании вышеизложенного, прошу учесть мое тяжелое положение, помочь мне восстановить потерянное здоровье, восстановить меня на работе и вернуть мне квартиру и лошадь, с которыми я надеюсь при первом необходимом случае выступить на защиту нашей любимой родины и уничтожать врагов народа, пытавшихся пошатнуть нашу священную территорию. Враги народа поколебали мое здоровье, но не поколебали моей большевистской воли, я с природы рожден большевиком и таким умру, умру за рабочее дело, за дело ЛЕНИНА-СТАЛИНА.

Добавляю, что следователь Высоцкий, который меня избивал и издевался надо мною, заставлял меня стоять смирно, держать толстую книгу евангелия, креститься и молиться, в настоящее время он уволен из органов НКВД и по особому ходатайству устроился на работу в Минвоенторге в качестве нач. спецчасти, числится еще членом партии.

Писарев также избивал и издевался надо мной, также член партии, продолжает работать в УГБ НКВД.

Мой адрес: гор. Минск, Первомайская улица, дом №1, кв. 2. Райхлинович

Верно: Секретарь Ворошиловского РК КП(б)Б Власов

9 . Заява былога капiтанга 13 стр. дывiзii Г.Г. Кунда сакратару ЦК КП(б)Б

1939 г.

Заявление

от бывшего члена партии и бывш. капитана 13 стр. дивизии

КУНД Густава Гендриговича

Из допросов после ареста 26 июня 1938 г. я понял, что арестован с целью проверки, какая у меня связь с Эстонией.

Я доказал, что выехал из территории нынешней Эстонии в 1912 г. после смерти родителей, работал в Ленинграде до 1918 г., затем служил в Красной Армии до дня ареста.

Думал, что арестован по ошибке, но когда в камеру 88 прибыло еще около 20 командиров преимущественно не русской национальности, я понял, что это не ошибка, а что-то другое, чего объяснить не могли. В камере говорили, что раз попал, то отсюда не вырвешься, если дела нет, то создадут, и что люди от побоев сходят с ума и имеются случаи убийства и самоубийства. В подтверждение этого я видел следы побоев у ст. лейтенанта МАМОНТОВА полк НКВД, политработника ОЛЕШКЕВИЧА Минск воен. уч., майора Ластовка 7 к.д., майора Лесняк – 100 с.д., все они говорили, что показали ложь на себя, под боем, под диктовку следователя. Я, капитан Низберг и капитан Андреев И.Б. избегли побоев тем, что сочинили совместно с следователем мнимую версию о шпионаже, чувствовалось, что в тюрьме добиваются только подписи на бумажку, не важно виноват человек и было ли совершено преступление (говорили, что это нужно для того, чтобы осудить человека на особом совещании заочно).

Были и версии, что командный состав после поверки будет направлен в Китай и Испанию, и что арест и протоколы являются маскировкой мероприятия.

После, когда все это не исполнилось, думается, как это члены партии и старые командиры дали ложные показания под боем. Я сейчас уверен, что те командиры в камере и я в фашистском плену или тюрьме выдержали бы любые побои не проронив ни слова, но тут была другая обстановка – применялись методы: 1) если дашь показания, получишь лучшие условия в тюрьме и сведения и связь с семьей, 2) версии о возможности поездки в Китай и в Испанию, 3) за статьи за которые дают 10 лет оказалась админ. высылка, 4) главное внушали, что так нужно для Советской власти, и когда старые члены партии, уполномоченные дивизии, которые знали своих командиров, что они не шпионы, кулаками делали из них шпионов, начинаешь думать, что может быть действительно так нужно. Сейчас, когда очевидно по вмешательству партии прекратились побои и многим шпионские протокола переделываются на правдивые, чувствуем, что то, что делалось, была линия партии. Но или из-за служебного престижа или в целях оправдания ареста. Перелом проходит очень туго, если была у человека 63 статья то перескакав на 68 и 72-ю или в крайнем случае обвинить в служебном преступлении, но не по-большевистски решить, если не виноват, взять на себя ответственность и выпустить, в этом вопросе прошу вмешательства в дела парторганизации. Испытав всякое на себе, думается, что совершенно недопустимо осуждение человека заочно, потому что могут быть ложные как бумажные свидетельские документы, так и показания самого подсудимого, добытые не чистым путем. Не чувствовалось прокурорского надзора за следствием, говорили, что прокурор побаивается показываться. Чувствуется, что нужна воспитательная работа среди следователей, так как даже не только на следствии, но и разговоры следоват. между собой – это сплошная похабщина. Обиды за арест и пребывание в тюрьме не чувствую, так как знаю, что это не линия партии. Больно, что друзья и может быть и семья считают меня врагом народа и тревожно, жена осталась с грудным ребенком без средств. Прислушиваясь к колхозникам, советским служащим и военным чувствуется, что редко кто обобщает причины. Большинство надеется на товарища Сталина на партию, ожидая справедливого разрешения дела. Не знаю, как меня исключали, т.к. арестован с партбилетом в кармане. Прошу ЦК уделить нам больше внимания.

1 0. Паказаннi былога аперупаўнаважанага НКУС Шырокага П.А.

29 снежня 1938 г.

СОБСТВЕННОРУЧНЫЕ ПОКАЗАНИЯ

обвиняемого ШИРОКОГО Платона Александровича

По существу предъявленного мне обвинения о грубом нарушении революционной законности показываю:

В Августе м-це 1937 г. из 5 отдела для следственной работы временно был переведен в следственную группу при 4-м отделе, где непосредственно подчинялся тов. ЗАВАДСКОМУ и вел следствие по заговорщикам. С первого дня моего перехода на следственную работу я там столкнулся с фактом, когда работниками 4-го Отдела, в частности БЫХОВСКИМ, СЛУКИНЫМ, ЛУКАШЕНКОМ, КУНЦЕВИЧЕМ, ДУДАРЕВЫМ, ПОЛИТКО, КАУФМАНОМ и др. применялись методы физического воздействия к арестованным. По прибытию в следственную группу я стал работать вместе с Оперуполномоченным ПОЛОВИНКИНЫМ и получил двух человек арестованных один из них быв. командир полка, а другой Нач. штаба 3 кав. корпуса, первого фамилии не помню, а второй КРОСС. Работая с командиром полка, последний быстро на следствии сознался, что он является участником заговора. С Нач. штаба работали полную пятидневку и никаких показаний не добыли. Правда, как к первому, так и второму мер физического воздействия не применялось. После этого, во время работы с арестованным – нач. штаба КРОСС - в комнату зашел быв. Нарком БЕРМАН, минут пять послушал, как я допрашивал арестованного, здесь же приказал спустить арестованного и когда арестованный был спущен, БЕРМАН стал меня ругать в том, что я либеральничаю с арестованным, не могу допрашивать как следует и что допрашиваю без пристрастия, предупредив меня, что если я и дальше так буду допрашивать, то мне не будет места в органах. На другой день арестованный КРОСС по распоряжению БЕРМАНА от меня был отнят и передан через некоторое время БЫХОВСКОМУ, который при первом его вызове на допрос, благодаря применения физических мер, получил показание.

В конце Августа м-ца или начале сентября м-ца, точно не помню, БЕРМАН на одном из оперативных совещаний крепко ругал оперсостав за слабые темпы в следствии, упрекал, что либеральничают с арестованными, приводил в пример, как надо допрашивать – БЫХОВСКОГО и кого-то еще, фамилии не помню. После этого совещания по всем отделам Наркомата, как система, к арестованным стали применять методы физического воздействия. Работая на пару на следствии с ПОЛОВИНКИНЫМ, оба одинаковые в то время по занимаемой должности (оперуполномоченные), мы также к отдельным арестованным начали применять меры физического воздействия, к тем арестованным, в которых мы были уверенны, что они враги и располагали на них материалами. Так, например, нами были применены меры физического воздействия к быв. врачу полоцкой мехбригады (фамилию которого не помню), который с группой командиров этой бригады в знак протеста и мести за разгром руководителей фашистского заговора в РККА, произвели массовое отравление военнослужащих. Насколько я помню, по этому делу проходило 6-7 человек, на остальных арестованных следствие вели другие работники, все арестованные виновными себя признали и трибуналом приговорены к ВМН . Другой случай применения физических мер воздействия мною вместе с ПОЛОВИНКИНЫМ - это к трем военнослужащим 24-й кав. див., врачу САКОВИЧУ, Пом. командира полка ПЕТУХОВУ, которые совершали отравления военнослужащих, путем применения яда «Бутулина», все они были заговорщиками, свою виновность признали и военной коллегией Верхсуда приговорены были к ВМН. Третий случай, это когда нам был передан для ведения следствия быв. секретарь Оршанского Райкома партии – СОСКИН, к которому также были применены меры физического воздействия, вскорости СОСКИН от нас был отнят и передан БЫХОВСКОМУ, а впоследствии Коллегией Верхсуда был приговорен к ВМН. Ко всем арестованным применялись методы физического воздействия как пощечина. После Октябрьских праздников, Ноябрь м-ц 1937 г., я снова возвратился на работу в 5-й отдел, где работниками 5 отдела, как и работниками других отелов также применялись методы физического воздействия к арестованным и в этом себя проявляли: СОТИКОВ, ЗАМЫШЛЯЕВ, ГИЛЬ, АВЕРБУХ, ВЛАСОВ, РОМАНЮК, ВОЛКОВ и друг. Припоминаю такой случай, в конце Ноября м-ца или начале Декабря м-ца 1937 г. ВОЛКОВ под руководством СОТИКОВА допрашивал одного крупного террориста, которого путем применения непосильных методов физического воздействия на месте убили, аналогичный случай имел место и в 4 отделе (исключая случай СЛУКИНА), где молодой работник под руководством БЫХОВСКОГО, то ли КУНЦЕВИЧА не помню, при допросе также убили арестованного и за эти преступления данные товарищи, благодаря БЕРМАНА, к ответственности привлечены не были. В отношении прямых установок БЕРМАНА допрашивать с пристрастием, хочу остановиться еще на одном случае, в декабре м-це 1937 г. группой заговорщиков в одной из воинских частей Минского гарнизона была построена вредительски казарма, которая с вселением бойцов обрушилась, в результате 6 бойцов было придавлено на повал. По делу было арестовано 5 чел. И при их аресте БЕРМАН дал установку допрашивать с таким пристрастием, чтобы им в глазах было темно, после этого все эти лица допрашивались с пристрастием, лично мною под руководством СОТИКОВА, а впоследствии вместе с ним допрашивался быв. нач. строительства ЛЕЙБОВИЧ к которому были применены методы физического воздействия. Все эти лица виновными себя признали и Военной Коллегией приговорены были к ВМН.

В 1938 г. лично я от применения методов физического воздействия отказался, правда, хотя и применялись таковые к отдельным арестованным, то только с разрешения быв. Наркома НАСЕДКИНА. Так, например: в июне-июле м-це 1937 г. с приездом в Минск УРЫВАЕВА и когда он стал во главе, вернее начальником 6 Отдела, ознакомился с материалами следствия и что из себя представляют обвиняемые, сказал, что по отношению некоторых обвиняемых он переговорит с Наркомом, чтобы разрешили применять методы физического воздействия и через несколько дней с санкции Наседкина, как сказал УРЫВАЕВ, последним вместе со мной были применены методы физического воздействия (пощечина) к следующим арестованным на которых мы располагали данным – это КАСПЕР, ТАБАКОВ, ХОЛНИК, НИКОЛАЕВ.

Почему лично я стал применять методы физического воздействия к арестованным, в том числе и другие работники: первое это прямая установка БЕРМАНА, во вторых – прямое содействие в этом и подталкивание на это начальников отделов, в частности, быв. Нач.4 отдела ВОЛЧЕК ходил по комнате и показывал следователям, как надо применят методы физического воздействия к арестованным, аналогичное наблюдалось со стороны и ЗАВАДСКОГО. Когда он лично ходил по комнатам и помогал следователю допрашивать арестованного с применением мер физического воздействия. В пример этому можно привести случай с допросом ТЕМКИНА, ВАСИЛЕВСКОГО, ТОЛКАЧЕВА и ряд других лиц. Был такой случай с допросом одного арестованного 5-м отделом в начале 1938 г. (фамилии арестованного не знаю), следствие по его делу вел АВЕРБУХ, который совместно с ЗАВАДСКИМ применял к нему методы физического воздействия, выбили челюсть, о подробностях этого факта знает Оперуполномоченный 6 Отдела ШЕЙНКМАН.

Третьей причиной давшей возможность применять методы физического воздействия к арестованным является то, что это происходило на глазах отдельных прокуроров, как то быв. Зам. Прокурора БОВО ДЕЕВА, который мало того, что видел и слышал, как допрашивают арестованных, но и сам занимался, из слов ЗАВАДСКОГО, рукоприкладством к арестованному на одной из очных ставок, так же знал, видел и знает настоящий Зам. прокурора БОВО – КИСЕЛЕВ, так как последний неоднократно посещал комнаты, где допрашивались арестованные с применением к ним методов физического воздействия и идя по коридорам не мог не слышать шум, который происходил в комнатах. Так же об этом знали и слыхали прокуроры Пограничной и Внутренней Охраны СОКОЛОВ и его заместитель СИЛЕВЕРСТОВ, однако, несмотря на все это предупреждений с их стороны никаких не было.

В четвертых, выезжавшие на место для разбора дел члены Военной коллегии Верхсуда СССР, где присутствовал Председатель трибунала Пограничной и Внутренней Охраны БССР – ТОМАНСКИЙ, начиная с заседания первой коллегии – лето 1937 г. и кончая летом 1938 г. неоднократно слыхали заявления от обвиняемых, что их на следствии избивали, однако и здесь никаких мер предпринято не было.

Наконец последнее и что я считаю самым главным, что партийная организация Наркомата в этом проявила, что называется бездеятельность, не предупредив своевременно коллектив и не сигнализировала об этом вышестоящие партийные организации. Сам быв. секретарь Парткомитета КАУФМАН допрашивал арестованных с применением к ним самых суровых методов физического воздействия. К примеру этому можно привести допрос им арестованного КРАСИЛЬНИКОВА, ШИДЛОВСКОГО (оба живы).

Вот те обстоятельства, которые дали повод и втянули весь оперативный состав, работающий на следствии к применению мер физического воздействия к арестованным.

Лично я, как и другие работники, находясь в таком положении, полагал, что в данный отрезок времени этого требует страна для скорейшего разгрома и ликвидации всех вражеских гнезд и подполья. Я честно работал, честно боролся со всеми видами контрреволюции и всю свою жизнь отдам за дело партии Ленина-Сталина и никакая стихия меня не склонит на вражеский путь.

По вопросу фальсификации дел должен заявить, что у меня подобных случаев в практике не было, если, что малейшее похожее на это и было, то это могло случится там, что я проглядел или же не доглядел и этого не могло быть

ШИРОКИЙ

1 1. З лiста асуджанага да растрэлу былога начальнiка УНКУС па Вiцебскай вобласцi П.Я.Раднова сакратару ЦК КП(б)Б Панамарэнка

6 кастрычнiка 1939 г.

В. Срочно

С. Секретно

Вручить немедленно

В Центральный Комитет Коммунистической партии большевиков Белоруссии

Лично

Секретарю ЦК гр. Пономаренко

От осужденного 27.09. с.г. Военным Трибуналом Войск НКВД Белорусского Округа к В.М. – расстрелу РЯДНОВА Петра Яковлевича, чл. ВКП(б) с 1924 г., быв. нач. УНКВД по Витебской области, в. чл. Бюро Обкома, Депутат Верховного Совета БССР, орденоносец. 1902 г. рождения. Из крестьян-колхозников, обр. «низшее», работал в НКВД с 1920-25 гг. и с 1930 по день ареста 19.1. 39 г. г. Минск. Тюрьма НКВД – одноличка.

Гражданин Секретарь…

Совершилась величайшая провокация врагов народа – этой банды фашистов, которая творила свое подлое дело, против партии Ленина-Сталина, народа Великого Союза ССР. Эта банда, находясь в тюрьме, продолжая свое гнусное дело – оговаривая неповинных работников НКВД в их подлых намерениях и делах, вынуждая следствие, введенное в заблуждение врагами, применять к оговоренным врагами и неповинными работниками НКВД ряд мер воздействия морально-физических, в силу которых, не выдержав незаслуженного мучения, потеряв силы и рассудок, отчаявшись и совершенно безосновательно, эти оговоренные врагами вынуждены следствию дать ложь, оговорив себя и других работников, надеясь, что следствие объективно проведя расследование, установит и клевету врагов и вынужденный оговор невиновными себя и других, на основе поверки документации фактов убедиться в клевете врагов, но следствие без всякой проверки фактов, поверив клевете врагов, сделало неверные выводы, квалифицируя отдельные ошибки и нарушения в оперативно-следственной работе, совершенных в силу слепого выполнения директив и указаний оказавшегося вражеского руководства, как якобы сознательную вражескую работу, введя этим самым в заблуждение и суд, который на основе вражеской клеветы вынес столь суровый приговор, лишая жизни.

Гражданин Секретарь… Я клянусь Вам. Я никогда не был и не мог быть врагом, заговорщиком, у меня никогда не было и в помыслах что-либо против своей родной мне Советской власти и партии Ленина-Сталина, я сын советского народа не мог идти против себя, своего отца-колхозника, против своего советского народа, у меня нет и не может быть родины, кроме СССР. Ничто меня не могло толкнуть на вражеский путь в фашистский лагерь, который мне злобно-чужд […]

П. Ряднов

1 2. Даведка на начальнiка УНКУС па Гомельскай вобласцi лейтэнанта дзярж. бяспекi Шлiфенсона Самуiла Iосiфавiча

26 лiстапада 1938 г.

СОВЕРШЕННО СЕКРЕТНО

Шлифенсон Самуил Иосифович – 1903 г. рождения, уроженец г. Велижа, Зап. области, еврей, из служащих, служащий, член ВКП(б) с 1921 года, образование нисшее, в органах НКВД с 1921 года (в период с 1925 по 1932 гг. служил в пограничной охране). Член ЦК КП(б)Б и депутат Верховного Совета БССР. В 1937 г. награжден орденом «КРАСНАЯ ЗВЕЗДА».

Неоднократно производившейся проверкой следственной работы НКВД БССР, обследованием в августе и в сентябре 1938 года, заявлениями ряда работников НКВД БССР и показаниями некоторых арестованных установлено, что ШЛИФЕНСОНОМ культивировались различные извращения в методах следственной работы, приводившие к грубым нарушениям революционной законности.

Возглавив с лета 1937 г. Оршанскую оперативную группу, созданную при проведении операции по кулацко-уголовным элементам, которая затем была оставлена для проведения операции по приказу 00485 и другим, ШЛИФЕНСОН в середине ноября 1937 года был назначен также по совместительству Начальником Могилевского Горотдела, которым он руководил до 1-го января 1938 года. Здесь он лично создал камерную агентуру, которая, вместо того, чтобы разрабатывать арестованных врагов, незаконными методами вынуждала их к даче показаний часто провокационного характера.

Лично ШЛИФЕНСОН, и по его указаниям также и бывший Начальник 3-го Отделения ДАВИДЕНКО (справка на ДАВИДЕНКО составлена отдельно) создали в Могилевской тюрьме 2 особых так называемые «режимные» камеры, из которых были выброшены топчаны и нары и были созданы крайне тяжелые условия, значительно превосходящие обычный карцер. Через эти «режимные» камеры пропускались почти все арестованные. В эти же камеры была помещена созданная ШЛИФЕНСОНОМ «агентура», которая методами физического воздействия вынуждала арестованных давать какие-либо показания, при чем в ряде случаев содержание показаний подсказывались арестованным камерным агентом. ШЛИФЕНСОН прямо заявил следователям: «Все, что Вы будете делать с арестованными, меня это не касается, мне только нужны их признания» . Все руководство следователями проводилось ШЛИФЕНСОНОМ таким образом, чтобы выхолостить всякую партийность в следственной работе и добиваться показаний каким угодно путем, не вдаваясь в вопрос о том, правильны ли эти показания и нет-ли среди арестованных людей, взятых по ошибке.

Когда некоторые работники ставили перед ШЛИФЕНСОНОМ вопрос о неправильных и незаконных действиях камерной «агентуры», он отвечал им: «Что делается в подвале меня не касается, я интересуюсь только количеством сознавшихся» .

Установлено, что когда один из работников написал рапорт об имевших место безобразиях на имя бывшего Наркома НКВД БССР БЕРМАНА, и ШЛИФЕНСОН узнал об этом, он на одном из оперативных совещаний предупредил весь оперативный состав о том, что писать о таких вещах могут только враги, не имеющие ничего общего с партией, что этими людьми нужно поинтересоваться и их проверить .

После назначения в январе 1938 года Начальником Гомельского Горотдела (сейчас УНКВД по Гомельской Области) ШЛИФЕНСОН перенес эти же методы и в Гомель. Обследованием установлено, что он создал в Гомеле аналогичную описанным выше «режимную камеру», в которой арестованные содержались в недопустимых условиях.

На основании вышеизложенного, ШЛИФЕНСОН С.И. за грубые нарушения революционной законности – ПОДЛЕЖИТ АРЕСТУ.

Нарком внутренних дел БССР

майор гос. безопасности Наседкин

1 3. Дакладная запiска нам. НКУС Рашэтнiкава сакратару ЦК КП(б)Б Панамарэнка “Аб грубым парушэннi рэвалюцыйнай законнасцi начальнiкам Аршанскага Гораддзела НКУС Шчуравым Н.Г.”

Сов. Секретно

Щуров Н.Г., 1907 г. рождения, чл. ВКП(б) с 1928 г., уроженец г. Горки БССР, будучи на руководящей работе в органах НКВД на протяжении 1937-1938 гг. грубо нарушал рев. законность, допускал истязания и исключительный садизм во время допроса арестованных, заставлял таким образом, давать вымышленные показания.

Щуров, будучи начальником Оршанского Горотдела НКВД незаконно привел в исполнение приговора над 14-ю осужденными, вопреки приказа НКВД СССР №00762 от 26.11.1938 г., оформив приговора об исполнении прошедшими датами.

Кроме того, работая Начальником 3-го отделения Могилевского УНКВД, создал в камере агентуру, которой давал вражеские установки избивать арестованных, создавая агентам камерникам привилегии […]

В результате вражеской работы агентуры агентами-камерниками было убито 8 человек […]

По заданию Щурова агенту камернику Лонскому было принесено в камеру чернило и предложено написать показание на ряд жителей Шкловского района, где проживал Лонский. Последний в камере писал, что в Шкловском районе в с/советах проживают враги, оклеветал 18 чел., которых по материалам арестовали и сразу же посадили в камеру №6, где сидел Лонский. В силу тяжелого режима камеры и избиений со стороны Лонского, арестованные дали на себя вымышленные показания. Впоследствии были освобождены, как невинно арестованные.

Щуров за вражескую работу камерному агенту Орлову выдал 150 руб. вознаграждения, а также освободил последнего из-под стражи, несмотря на то, что состав преступления Орлова по 72 ст. УК БССР был полностью доказан (Орлов нами арестован и привлекается к уголовной ответственности).

Щуров, работая Нач. следственной части 3-го отдела УГБ НКВД БССР, в 1937 г. грубо нарушал рев. законность, применял к арестованным физические меры воздействия, вынуждая таким образом, дать показания, заставлял эти методы применять к арестованным, подчиненный ему аппарат.

Кроме того, Щуров, работая в органах НКВД, имел тесную связь с польперебежчицей Гольдер (ныне арестована и разоблачена как польшпионка).

Щуров от занимаемой должности отстранен и возбуждено ходатайство о привлечении его к судебной ответственности.

О чем сообщается для Вашего сведения.

Зам. НКВД капитан ГБ Решетников

1 4. Адказ Наркама унутраных спраў Л. Цанава нам. заг. АК ЦК КП(б)Б Валошыну на запыт ад 5 красавiка 1939 г. адносна начальнiка Рэчыцкага РА НКУС I.Я. Валавiка

14 красавiка 1939 г.

Совершенно секретно

Сообщаем, что Воловик Исаак Яковлевич, будучи Начальником Речицкого районного отделения НКВД БССР в период с 20 мая по 5 ноября 1938 г. систематически нарушал революционную законность в следственной работе. Подчиненному своему аппарату давал преступные указания – при допросе свидетелей предупреждать последних о том, что эти дела подлежат рассмотрению негласного суда, куда свидетели по делу вызываться не будут. Такое предупреждение является нарушением 136 ст. УК БССР и служило поводом к даче ложных – провокационных показаний.

Воловик давал прямые указания о создании провокационных дел в том случае, если свидетель не показывает об антисоветской деятельности интересующего объекта, то в протоколах допросов дописывать от себя вымышленные факты антисоветской деятельности, также давал установку работникам аппарата в кабинете Райотделения составлять протоколы допроса без присутствия свидетеля. Аресты производил не за преступную деятельность того или иного гр-на, а за то, что является по национальности другого государства: поляк, латыш, немец и т.п.

В свете таких преступных указаний Воловика, работники Речицкого РО НКВД БССР совершали массовые подлоги и фальсификации при допросе свидетелей, создавали искусственные провокационные дела, арестовывались невиновные люди.

Таким преступным образом арестованные лица Воловиком передавались б. Нач. УНКВД по Гомельской обл. Шлифенсону, последний сажал их в режимную камеру, т.н. “парилку”. После прохождения “парилки” арестованные давали вымышленные показания о преступной деятельности, а затем на основании только самопризнания осуждались двойкой и тройкой.

Дело по обвинению Воловика по ст. 180 п. “б” УК БССР закончено и передано суду Военного Трибунала П и ВВ НКВД БССР.

НКВД ст. майор ГБ Л. Цанава

1 5. Паведамленне Наркама унутраных спраў Л.Цанава сакратару ЦК КП(б)Беларусi Панамарэнка

Совершенно секретно

Произведенной проверкой поступивших материалов на Врид. Начальника Отделения 2 Отдела УГБ НКВД БССР Тараканова Сергея Ивановича – установлено:

1. Тараканов С.И. в бытность на должности начальника Слуцкого Горотдела и Межрайонной следственной группы, являлся инициатором грубого нарушения революционной законности в следственной работе.

Под его руководством и при личном участии в процессе проведения следствия применялась система физических методов допроса арестованных, в результате чего последние давали на себя вымышленные показания о якобы проводимой ими контрреволюционной деятельности.

2. По распоряжению Тараканова в камере, рассчитанной на содержание 7-8 человек, содержалось до 70 человек (так называемая – “парилка”), где арестованные могли только стоять, многие впадали в обморочное состояние, но приводились в чувство и вновь помещались в эту же камеру, пока не давали следствию требуемых показаний с вымышленными признаниями своей контрреволюционной деятельности. В 1938 г. в результате такого содержания, умерло 23 человека следственных заключенных.

3. За 1938 год Тараканов С.И. арестовал по необоснованным ложным материалам более 120 человек граждан. Многие из них за время содержания под стражей подвергались избиениям и впоследствии освобождены.

4. По материалам обследования Слуцкого Горотдела НКВД БССР, произведенного в октябре месяце 1938 года видно, что всего освобождено из-под стражи следственных заключенных 137 человек, большинство которых подверглись избиениям.

На основе вышеизложенного – Врид. Начальника 1 Отделения 2 Отдела УГБ НКВД БССР – Тараканова Сергея Ивановича прошу снять с работы.

НКВД ст. майор ГБ Л. Цанава

1 6 . Дакладная запiска Намеснiка наркама ўнутраных спраў Гладкова сакратару ЦК КП(б)Б Панамарэнка на запыт адносна варожай працы былога кiраўнiцтва Гомельскага УНКУС

21 жнiўня 1939 г.

Совершенно секретно

НА № П-1881 от 21.04.1939 г.

Факты, изложенные в заявлении освобожденного из под стражи ХАЙКИНА Г.И. о вражеской работе быв. руководства Гомельского УНКВД, полностью подтверждаются.

Быв. руководство Гомельского УНКВД: Раковский, Ягодкин и Шлифенсон, как случайно пробравшиеся люди на руководящую работу в органах НКВД, проводили вражескую работу, которая была направлена на избиение советско-партийных кадров.

РАКОВСКИЙ, ЯГОДКИН и ШЛИФЕНСОН производили массовые незаконные и необоснованные аресты, создавали искусственные к.р. организации, добиваясь от арестованных явно вымышленных показаний, о якобы, их принадлежности к к.р. организациям, путем создания режимных камер «парилок» и камерной провокационной агентуры из числа арестованных к.р. элемента, которая вынуждала арестованных путем разных методов шантажа, провокации и издевательства над ними давать ложные показания, клевеща на себя и других.

Многие невинно арестованные впоследствии из-под стражи были освобождены с прекращением на них дел.

РАКОВСКИЙ, ЯГОДКИН и ШЛИФЕНСОН за вражескую работу в органах НКВД были арестованы и осуждены к ВМН.

РАКАВСКИЙ в процессе следствия был разоблачен, как японский шпион.

ЯГОДКИН и ШЛИФЕНСОН разоблачены, как участники военно-фашистского заговора.

Часть сотрудников Гомельского УНКВД: СИНЕЛЬНИКОВ, НЕСТЕРОВИЧ, ДРОЗДОВ, КРАСНИК и друг. за избиение арестованных и ряд других преступных действий, которые проводили по указанию бывш. вражеского руководства, также арестованы и осуждены на разные сроки.

Зам. Наркома внутренних дел Капитан ГБ БССР Гладков

1 7. Абвiнаваўчае заключэнне i прыгавор Ваеннага Трыбунала Войск НКУС па абвiнавачваннi былога начальнiка УНКУС Вiцебскай вобласцi – Раднова Пятра Якаўлевiча i нач. Полацкага гораддзела НКУС Добрасердава Леанiда Васiльевiча

14 красавiка 1940 г.

Обвинительное заключение по след. делу №51413

по обвинению Ряднова Петра Яковлевича и Добросердова Леонида Васильевича в преступлении предусмотрен. ст.ст.69 и 76 УК БССР

Управлением Государственной Безопасности НКВД БССР за вражескую работу в органах НКВД 19 января 1939 г. арестован быв. Начальник УНКВД по Витебской области БССР – Капитан Госбезопасности Ряднов Петр Яковлевич и 6 июня 1939 г. также за вражескую работу в органах НКВД арестован быв. ВРИД. Нач. Полоцкого Горотдела НКВД БССР – мл. лейтенант Госбезопасности Добросердов Леонид Васильевич и привлечены к следствию по ст.ст. 69 и 76 УК БССР.

Произведенным по делу следствием установлено, что Ряднов Петр Яковлевич и Добросердов Леонид Васильевич являются участниками к.р. заговорщицкой организации, существовавшей в органах НКВД, ставившей своей целью свержение советской власти и установление фашистского строя, путем организации внутри страны переворота, по заданию которой проводили к.р. вражескую деятельность в оперативно-следственной работе и органах НКВД, направленную на создание искусственных провокационных дел, привлечение к ответственности невинных советских граждан, что достигалось путем производства необоснованных арестов – которые производили по национальным признакам и не проверенным материалам, тем самым подвергали избиению советско-партийные кадры и пытались вызвать недовольство масс. Организовали систему не советских методов следствия, для чего создавали «режимные» камеры, так называемые «парилки» с провокационной агентурой, ввели как систему, что во время допроса применялись к арестованных физические меры воздействия, а зачастую садистские, вследствие чего вынужденным путем добивались от арестованных вымышленных показаний, в которых арестованные оговаривали сами себя и других невинных лиц, умышленно сохраняли к.р. элемент, т.е. отводили от последних оперативный удар.

В контрреволюционную заговорщицкую организацию, существовавшую в органах НКВД, Ряднов П.Я. завербован в 1934 г. быв. Начальником 1 отделения СПО УНКВД Московской обл. Столяровым Алексеем Павловичем, от которого получил задание проводить вражескую работу в органах НКВД и оперативно-следственной работе, отводить оперативный удар от контрреволюционного актива, подбирать и обрабатывать лиц из оперативного состава для вовлечения в контрреволюционную организацию.

В мае м-це Ряднов через Радзивиловского установил связь с членом к.р. заговорщицкой организации Наседкиным, который с целью проведения вражеской деятельности в НКВД привез с собой Ряднова на работу в Белоруссию и назначил начальником УНКВД по Витебской области.

Ряднов П.Я., работая начальником УНКВД по Витебской области, за период с мая по декабрь 1938 г. имел непосредственную прямую связь по вражеской деятельности с Наседкиным и по его заданию развернул и проводил вражескую деятельность в оперативно-следственной работе, которая заключалась в следующем: производил необоснованные массовые аресты ни в чем неповинных людей. Ввел, как систему, применение физических методов к арестованным во время допроса, организовал в тюрьмах камеры, так называемые «парилки» с провокационной агентурой, которая провоцировала арестованных на дачу ложных показаний. Все эти методы приводили к тому, что ни в чем неповинные люди арестовывались, оговаривали себя и других, которые осуждались [во] внесудебном порядке. Вследствие вражеской работы Ряднова наносился оперативный удар по честным советским гражданам, а вражеский к.р. элемент умышленно сохранялся на свободе. Для большей организованности в проведении вражеской работы в органах НКВД, Ряднов в июле м-це 1938 г. установил связь по вражеской работе с участниками к.р. заговорщицкой организации быв. Зам. Нач. УНКВД по Витебской области Власовым и быв. Нач. 3 отделения УНКВД Витебской области Левиным, а в августе м-це того же года (1938 г.) Ряднов привлек в к.р. заговорщицкую организацию быв. нач. 3 отделения УНКВД Витебской области Вихорева и быв. Вр. Нач. Полоцкого Горотдела НКВД БССР Добросердова, которые проводили вражескую работу по заданию Ряднова.

Необоснованные аресты Ряднов производил путем фальсификации протоколов допроса, создавая искусственные групповые дела и по вымышленным показаниям люди арестовывались, зачастую производил аресты по национальному признаку. Так, была спущена по районам Витебской области директива от 3 июля 1938 г. за №5309, в которой прямо говорилось о том, что там, где есть латышское население, то там обязательно должна быть к.р. организация и этой директивой предлагалось немедленно приступить к форсированию представления справок на арест, что и делалось. Аналогичная директива была спущена по районам Витебской области от 11 августа 1938 г. за №6428, которой также предлагалось производить массовые аресты и добиваться от арестованных показаний на большое количество лиц. Составлялись фиктивные справки на арест, во время наклейки фотокарточек на паспорта, по заданию Ряднова милиция выявляла национальность граждан и установочными данными, их месторождения и прибытие в СССР. По полученным и не проверенным сведениям из милиции, все лица, прибывшие в СССР подвергались аресту.

«… По необоснованным и непроверенным агентурным данным арестовал до 20 человек латышей, в большинстве которые осуждены во внесудебном порядке на разные сроки, а отдельные из них к ВМН. Осуждены вышеуказанные лица лишь только потому, что они на следствии под воздействием физических методов допроса дали вымышленные показания о том, что, якобы, они являются участниками к.р. латышской организации, вернее они себя и других оговорили…».

«… В июле м-це 1938 г. были арестованы 3 чел. из милиции: Шпак, Ошуйко и Чидрих, после ареста Ошуйко сразу же забрали в Минск, сам арест был необоснован без всякого материала. Ошуйко никаких показаний не дал… Шпак и Чидрих… дали показания, якобы, являются агентами польразведки, Шпак дал показание, что его завербовал Ошуйко и в свою очередь Шпак завербовал Чидриха… Минск дело Ошуйко возвратил в Витебск для доследования. Дело Шпака также было возвращено для уточнения фактов вербовки Ошуйко, в Чидриха осудили к ВМН и приговор привели в исполнение. Дополнительным следствием виновность Шпака и Ошуйко не установлена…».

С целью получения от арестованных вымышленных показаний, была введена система применения физических мер воздействия к арестованным, арестованных на допросе избивали, требуя показаний. Были созданы режимные камеры во внутренней тюрьме Витебской области, так называемые «парилки» с провокационной агентурой. Таких камер было 13 за №2, 7, 8, 9 и др., где агентами этих камер были Венгер, Гончаров, Недвицкий, Хочковский, Вейцехович и др. В этих камерах было место на 8-19 чел., а сажали по 40-45-50 чел. Камерная агентура избивали арестованных, которые приходили с допроса «несознавшимися», заставляла стоять арестованных в камере подряд по несколько суток без сна. В тех случаях, когда арестованные не могли сами сочинять вымышленные показания, то камерные агенты называли арестованным вербовщиков и учили как надо давать показания на допросе. Если арестованный не соглашался этого делать, то его подвергали избиениям. Ряднов сам лично ходил по следственным кабинетам, ничего не спрашивая у арестованных, избивал их и уходил, был случай, когда Ряднов зашел в кабинет, где сидел агент, ни слова не говоря, думая, что сидит арестованный, ударил агента кулаком по голове и ушел. Во время следствия искусственно создавались групповые дела, куда включали ни в чем неповинных лиц, подвергали их аресту, а затем по вымышленным показаниям [во] внесудебном порядке осуждались. Протоколы допроса составлялись без присутствия арестованных, а затем вызывали арестованных и под физическим воздействием заставляли подписывать заранее заготовленные протоколы допроса.

«Участник к.р. организации Левин, непосредственно руководя следствием по моему и Власова заданиям, осуществлял вредительство. Применяя методы физического воздействия к арестованным, что приводило к оговору себя и других. По нашему же заданию создал и руководил провокационной деятельностью камерной агентуры, которая наталкивала арестованных на дачу ложных показаний. Особенно в этом проявлял себя агент Венгер… по делу контрреволюционной организации ПОВ было искусственно вовлечено в эту к.р. организацию до 20 чел., которые впоследствии частью были осуждены [во] вне судебном порядке, а частью освобождены, вследствие прекращения работы Тройки. По делу к.р. латышской организации также искусственно были вовлечены в эту к.р. организацию часть лиц, не менее 10 чел., которые оговорили себя и других… Участником к.р. организации Вихоревым по моему заданию умышленно не наносился удар по право-троцкистскому подполью. Искусственно были включены в эсеровскую к.р. организацию, вскрытую в Чашничском районе, 5-7 чел… Искусственно была создана к.р. эсеровская организация по Сенненскому р-ну…

Необоснованные аресты подтверждаются и тем, что только за один м-ц, т.е. с 8-го февраля по 9 марта 1939 г. по Витебской области освобождено из-под стражи из-за недоказанности виновности 128 чел.

«… 29 августа 1939 г. Соколов попросился ехать домой на выходной день Левин сказал «Если сегодня поднажмешь, то завтра поедешь». Соколов приступил к допросу арестованных, за этот день получил признания шести арестованных. На допросе Соколов арестованным ставил вопросы прямо: «собирался взорвать мост», «являлся участником к.р. организации» и т.д. На все поставленные вопросы добивался утвердительного ответа от арестованных, путем применения зверских мер физического воздействия…

Ряднов по договоренности с участниками к.р. заговорщической организации Стояновским, Власовым, Левиным и др. вопреки приказа НКВД СССР от 26.11.1938 г. за №00762 2 декабря 1938 г. привел в исполнение отмененные приговора над осужденными [во] внесудебном порядке к ВМН на 41 чел., все акты о приведении приговоров в исполнение были составлены прошедшей датой, т.е. все акты датированы 22 ноября 1938 г.

По данным 1 Спецотдела НКВД БССР видно, что арестованные и осужденные [во] внесудебном порядке, приговора на коих не были приведены в исполнение и дела направлены на доследование, к 28.08.39 г. до 45% освобождены из-под стражи из-за недоказанности виновности.

Секретарь Трибунала техник интендант 2 Ранга Плесканев

Оперуполномоченный 1 Спецотдела НКВД БССР Кудрявцев

18. Заключэнне НКУС БССР па абвiнавачваннi былых супрацоўнiкаў УДБ НКУС БССР Гепштэйна Аляксандра Мiхайлавiча i Серышава Васiлiя Мiхайлавiча.

30 верасня 1939 г.

На одном из собраний 3-го Отдела – Гепштайн в своем выступлении высказал мысль, что если среди многих разоблаченных врагов, попадут невинные люди, то из-за этого в панику впадать не стоит.

Следствием в 3-м Отделе по всей Белоруссии руководил Гепштейн, аппаратом 3-го Отдела, по непосредственному указанию Гепштейна и лично Гепштейном к арестованным, как правило применялись незаконные методы следствия в ряде случаев садистские, вследствие чего имели место провокационные и вымышленные показания арестованных, с оговором самих себя и других невинных лиц, убийства арестованных следователями на допросах. В целях поощрения воздействия к арестованным – Гепштейн давал установку о «разоблачении» следователями одного-двух, а то и трех арестованных в сутки.

Массовое избиение арестованных в 3-м Отделе началось с сентября 1937 года и продолжались до мая 1938 года. Наряду с избиением к арестованным как система применялись садистские методы допроса. Арестованных избивали резиновыми нагайками, садили на ножку опрокинутой табуретки и на другие острые вещи. Это все делалось с ведома и поощрения Гепштейна. На ряду с тем, Гепштейн сам применял садистские метода допроса. Применение методов физического воздействия и садизма к арестованным доходило до того, что арестованных форменным образом уродовали, к примеру: 21-го августа 1938 года, арестованный Скибо П.М., поступил в тюремную больницу города Минска с разрывом мочевого пузыря и травматическими контузиями. Арестованный Польто П.И. 31-го августа 1938 года поступил в тюремную больницу города Минска с явными травмами у правой паховой области. Арестованный Сикерич К.В. 25-го июля 1938 года поступил в тюремную больницу города Минска с явлениями обильных кровоподтеков в области паховых складок мошонки и члена, а также обилие кровоподтеков плечевого пояса. И ряд других, а также насмерть убивали на следствии. Так на следствии были убиты арестованные Шабан И.С., Овечко М.С. и другие. Трупы убитых арестованных по указанию Гепштейна умышленно не вскрывались, в целях скрытия действительных причин смерти.

Вследствие вышеизложенных физических и садистских мер воздействия на арестованных, из акта от 10.05.1939 года обследования показаний, полученных в Особом Корпусе от арестованных уже приговоренных к ВМН и оставленных Гепштейном, видно, что Гепштейн этим преследовал цель, чтобы от каждого арестованного получить показаний как можно больше, на большое количество людей, что и делалось. К примеру, из проверенных допрошенных арестованных в Особом Корпусе – 38 человек (которые дали показания уже после приговора к ВМН), дали показания на 3489 человек, из них – Юзефович С.И. дал показания на 183 человека, Шнейдер Я.А. на 193 человека, Тарашкевич Б.А. на 249 человека, Спорихин на 241 человека, Жилинский Ф.Ф. на 244 человека и т.д.

По этим провокационным показаниям по телеграммам Гепштейна, а также по его телефонному приказанию на периферии и в других республиках Союза арестовывали людей не имея никаких материалов кроме телефонного приказа или телеграммы Гепштейна, который не разрешал высылать материалы на лиц, арестованных по его телеграммам, и по телефонному приказанию, как это видно из резолюций Гепштейна, которые он накладывал на запросах. Так были арестованы Шостак Б.К., Шабуни И.А., Евзиков И.Е., Седлярский Л.Г. и другие.

1. Королева
…Ксюша всегда считала себя королевой. И в детстве, когда была избалованной дочкой любящих родителей, которые ни в чем ей не отказывали. И в школе, где одноклассники ухаживали за ней почтительно, как слуги за госпожой. И в вузе, где Ксюша не училась и не сдавала экзаменов, а только числилась: все её успехи оплатил взятками богатый содержатель. Теперь ей, в общем-то, нечего было делать, за исключением двух-трех раз в месяц, когда она обслуживала своего высокопоставленного любовника в постели. Это случалось редко: у Руслана Альбертовича были большие проблемы с потенцией из-за неупорядоченной жизни, а дел было множество, и времени на любовь не хватало. Тем не менее, он очень любил Ксению и дарил ей щедрые подарки. Ксюше было противно заниматься с ним сексом, она презирала его выпяченный живот, лысину, дурной запах изо рта и волосатые ноги. Но так как он оплачивал все её капризы, Ксюша терпеливо ложилась под него, терпела его грубые движения и тяжелое пыхтенье, после секса всегда шла в ванную и с брезгливостью отмывалась от его объятий и поцелуев.
Она жила как королева, но считала себя достойной гораздо большего. Восхищенные взгляды мужчин, которые не могли глаз оторвать от её тонкой фигурки, полной груди и упругой аккуратной попы, убеждали её, что в жизни она получила далеко не всё. А ведь приходится спать с этой жирной обезьяной, чтобы всё это иметь! Поэтому Ксюша редко бывала в хорошем настроении. Она жила в огромной квартире, имела два автомобиля, меняла мобильники едва ли не каждую неделю и часто выкидывала платья, надетые всего один раз. Тем не менее, Ксюша постоянно чувствовала себя обделенной. Это своё недовольство девушка вымещала на посторонних людях, и делала это с большим удовольствием.
Ещё в школе Ксюше признался в любви самый красивый мальчик в её классе, дрожа и запинаясь от волнения. Ксюша не просто отвергла его ухаживания: это было бы неинтересно. Нет, она высмеяла его сначала перед своими подругами, потом и перед другими учениками. То же самое она повторила потом раз десять, стараясь поставить парней в унизительное положение, а часто даже спровоцировать их на отчаянный поступок вроде попытки самоубийства или драки с целой компанией.
Сама Ксюша понимала, что отвергает ненужные варианты, потому что твердо знала, какие мужчины ей нужны: обеспеченные, влиятельные, щедрые. Но эти придурки ничего не понимали и снова лезли и лезли со своей любовью. Внимание мужчин тоже раздражало Ксюшу, но и женщин она презирала, а красивых ещё и ненавидела как возможных конкуренток.
Ожидая, когда водитель подгонит джип к её дому (Ксюша хорошо водила машину, но предпочитала пользоваться водителем своего любовника, чтобы было кого послать за сигаретами), она вспомнила, как поставила на место одну лахудру недели две назад. Та подъехала на «фольксвагене» и припарковалась как раз на том месте, где обычно Ксюша ждала свою машину. Ксюшу возмутила эта наглость: девица – явно чья-то подстилка, намазанная, в короткой юбке, явно деревенская дура, скорее всего, приехала в город на панель. Должна бы понимать, что такой, как она, полагается уступать нормальным людям. Поэтому Ксюша сама села за руль, нажала на газ и слегка долбанула своим джипом по багажнику «фольксвагена». Когда эта шлюшка вылезла и попыталась возникать, Ксюша высунула голову из окна джипа и обложила уродину, как она заслуживала. А водитель, Слава, ещё и пихнул эту сучку в плечо, когда она стала возражать. Ксюша скривила губы, вспомнив эту девицу: ещё права качает, надо же!
Слава развернул джип, подав его к подъезду. Ксюша откинула волосы, достала из сумочки пачку сигарет и, затягиваясь в первый раз, подумала о том, как провести этот вечер. Скука страшная! Ей давно хотелось чего-то экстремального, щекотки нервов, адреналинчику в кровь… Спокойная жизнь ужасно надоела. Ей хотелось развлечься. Сев в машину и слегка кивнув водителю, Ксюша даже не обратила внимания на парня, который быстрым шагом подошел к машине со стороны водителя. Только когда он, вытянув руку, приставил пистолет с глушителем к Славиной голове, Ксюша повернулась. В этот момент раздался глухой хлопок, и на лицо, в глаза, на одежду Ксении брызнули капли крови. Она так растерялась, что в течение трех-пяти секунд не могла произнести ни звука. А секундой позже два других парня, приблизившиеся сзади, открыли задние дверцы джипа и прыгнули на задние сиденья. Стрелявший столкнул тело водителя и сам сел за руль. Одновременно Ксюша ощутила, как рука, просунувшаяся сзади из-за сиденья, приставила к ее щеке лезвие острого ножа.
Ксюша непременно закричала бы, но неожиданность, с которой всё произошло, заставила её оцепенеть. К тому же лезвие прикасалось не к ее горлу, а к лицу, и это угрожало скорее её красоте, чем её жизни. А красотой Ксюша дорожила очень сильно. Поэтому она беспрекословно выполнила приказ – не двигаться и молчать. Да и кричать уже не имело смысла: джип резко рванулся вперед, сидевший сзади быстро поднял те окна, которые были открыты, и из-за тонированных стекол уже не было видно, что происходит в машине. Ксения ещё надеялась, что ей удастся отвлечь их внимание и что-нибудь предпринять. Но через минуту вдруг почувствовала, что ей на лицо набросили и прижали тряпку, пропитанную какой-то жидкостью. Она отключилась не сразу, но последней мыслью перед засыпанием было четкое ощущение того, что происходящее с ней ставит крест на всей её прежней жизни…

2.Дыба
…Ксюша долго не могла понять, где она находится, и что с ней происходит. Когда усилием воли она разлепила воспаленные глаза, то увидела перед глазами знакомую комнату. Через какое-то время до неё дошло, где она находится: на старой даче за городом, где она не была уже несколько месяцев. Она не могла пошевелиться, и только постепенно до неё дошло, что она сидит, привязанная к креслу, без верхней одежды. На ней остались только лифчик, трусики и чулки. Рот был заткнут кляпом, который удерживала повязка, давящая на затылок. Кроме неё, в комнате никого не было.
В первую минуту Ксюша не очень напугалась. Она знала, как ею дорожит её спонсор, и надеялась, что он быстро спасет её. Она боялась маньяков больше, чем уголовников, но её похитители явно не принадлежали к числу маньяков, значит… Значит, надо узнать, что они от неё хотят. Ксюша стала ёрзать на кресле и мычать сквозь кляп. Через минуту она услышала шаги. Вошли двое мужчин, уже не те, что похищали её, а другие. Первый сдернул с неё повязку и вынул кляп, но продолжал держать его в руке, показывая готовность тут же вставить его обратно. Ксюша была возмущена грубым обращением, но была уверена, что сейчас всё выяснится, её отпустят и даже будут униженно извиняться.
Не сразу Ксения поняла, что в привычном интерьере кое-что изменилось. В центре комнаты было расставлено несколько стульев, с потолка свисало несколько толстых веревок, а рядом со скамьей установлено странное деревянное сооружение, с каким-то непонятным механизмом. Рядом стояла бочка с водой, а немного дальше, в железном ведерке, горели дрова. Рядом были разложены инструменты, из которых она узнала только щипцы.
– Отпустите меня! – взвизгнула Ксюша, как только державшие её парни остановились. – Я расскажу Руслану Альбертовичу, и он…
– Руслан Альбертович нас не интересует, – перебил её высокий, худой молодой человек, который сидел на стуле в центре зала. – Вы знаете, почему вас сюда привезли?
– Что за херня? – сквозь зубы процедила Ксюша, делая яростные попытки вырваться. – Кто вы? Что вам надо?
– Две недели назад у своего подъезда вы оскорбили девушку, – продолжал молодой человек всё так же негромко и невозмутимо. – Помните это?
– Ну? И что?!
– Эта девушка, – её собеседник закурил сигарету, – младшая сестра Очень Уважаемого Лица. Вы увидели, что она не катается в навороченных машинах, и поэтому позволили себе нанести ей оскорбление. А её брат – очень справедливый человек. Больше всего на свете он не терпит хамства, особенно когда оно исходит от таких, как вы. За это вы будете наказаны. Причем очень жестоко. Просить прощения уже поздно. Так что попытайтесь достойно выдержать пытки и понять, что они вами заслужены.
– Пытки?! – не веря своим ушам, переспросила Ксюша. – Вы с ума сошли, уроды? Вы знаете, что вам будет за это?!
– Абсолютно ничего, – все так же спокойно произнес молодой человек. – Только благодарность от моего шефа.
Его голос навел на Ксюшу больше страха, чем все предыдущие события.
…Прежде всего с неё сорвали остатки одежды. Ксюша отчаянно сопротивлялась, пыталась кусаться и изливала на головы палачей потоки ругани, но только выбросила весь запас своей агрессии и вместе с ней – всякой решимости. Теперь она испугалась не на шутку. А когда её подтолкнули поближе к деревянному сооружению, о назначении которого она не подозревала, догадка озарила её и заставила сжаться от страха. Дыба!
– Пожалуйста-а-а, что вы делаете, отпустите меня-а-а! – заныла Ксюша, но мужчины только весело ухмылялись. Они почувствовали, что девка уже готова: теперь не нужно ждать особого сопротивления. А их жертва обмерла от животного ужаса. Как только она убедилась в серьёзности намерений похитителей, расплата встала перед ней во всей реальности. Мысленно Ксюша готова была отдать всё на свете, лишь бы иметь возможность перенестись в прошлое и извиниться перед этой девушкой. Может быть, она ещё сумеет вымолить прощение?
– Нет, не надо, умоляю, простите! – лицо Ксюши исказила гримаса отчаяния. – Пожалуйста, дайте мне встретиться с ней… Я хочу поговорить с ней… Я хочу извиниться!..
– Вы уже поговорили, – насмешливо улыбнулся её собеседник, которого Ксюша мысленно назвала Экзекутором. – А девушка, которую вы оскорбили, никогда не узнает о том, что здесь произошло. Она слишком добрая и легко может простить того, кто её обхамил. Но вы чересчур хорошо о себе думаете, чтобы вас исправило прощение. Значит, наказание необходимо, – он махнул двоим подручным.
Ксюша дрожала, мелко постукивая зубами, и не сопротивлялась, когда ей связывали руки за спиной. Её обнаженное тело, белое и нежное, было покрыто испариной. Она не пыталась дернуться, когда державшие её руки похотливо поглаживали то её грудь, то бедро. Не стала протестовать, когда мужские пальцы неожиданно и грубо проникли в ее киску, раздвигая её половые губы. Наоборот, она испытала облегчение: конечно, ей не удастся избежать изнасилования, но может быть, это поможет ей избежать пытки, которая для неё предназначена.
Чьи-то руки легли на её голые плечики и нажали вниз, вынуждая её встать на колени. Затем она услышала, как расстегнулась молния на брюках. Всё понятно… Ксюша не только не попыталась уклониться от члена, который мягко ткнулся в её киску, но даже слегка раздвинула бедра, помогая ему войти внутрь. Правда, в следующую секунду, когда член резко ворвался в её влагалище, причиняя неприятные ощущения, Ксюша на мгновение вспомнила про свою гордость и попыталась вырваться. Но было поздно. Руки насильника обхватили её груди и сдавили их, зажимая пальцами соски, а другой, который тоже стоял за её спиной, взял её за прядь волос и скрутил, не позволяя девушке вырываться и даже двигать головой. Ксюша понимала, что это – наименьшее зло, которое может с ней случиться, и потому приказала себе терпеть.
Голая, в унизительной позе, она выдержала все те бесконечные минуты, когда один из мужчин насиловал её, продолжая сжимать её соски и тяжело дыша прямо ей в ухо. Он делал это прямо в одежде, от него разило пивом и потом, и Ксюша задыхалась от отвращения. Но изнасилование поубавило ей гордыни, и когда второй насильник – она тоже не видела, кто из них – взял её рукой за талию, сперва заставил подняться на ноги, а затем нагнуться и достать руками пола, – когда он поставил её в такую непристойную позу, Ксюша послушно исполнила его желание. Ему не пришлось держать девушку. Снова она услышала за спиной звук расстегнутой молнии, снова ощутила попкой округлую головку члена. Но на этот раз член вошел не в её киску. Она ощутила, что член ввинчивается в её узкую дырочку, которая ещё оставалась девственной, несмотря на Ксюшин богатый сексуальный опыт – она никому не позволяла этого делать. А вот теперь её позволения не спросили, и она возражать не могла. Ей было нестерпимо больно, когда член разорвал ей анус, она не знала, как сильно ей повредили попу, но казалось, что ей придется долго лечиться. Слезы сами полились из её глаз, она рванулась, но сильные руки тут же её остановили. Что было дальше, она помнила плохо. Боль была очень жестокой, Ксюша стонала и всхлипывала прерывистым голосом. Но она продолжала терпеть и лишь пыталась понять, намерены ли её похитители и дальше мучить её, или она сумела купить у них пощаду? Тот, кто изнасиловал её первый, отошел к окну и курил, глядя в окно, а сидящий напротив неё молодой человек спокойно взирал на то, что происходило перед его глазами, но не проявлял никаких эмоций. Казалось, что его никак не возбуждает ни зрелище анального изнасилования красивой девушки, ни её болезненные стоны. Лицо его было равнодушным.
Когда второй мужчина тоже кончил в нее, Ксюша смогла распрямиться. Но никто не собирался развязывать ей руки, и вдруг она поняла, что изнасилование было только прелюдией к мучениям. Но неужели, неужели они будут её пытать?! Подвесить на дыбу? Неслыханно! Она ждала избиений, группового изнасилования, но такие средневековые истязания?..
– Ставьте, – кивнул Экзекутор.
Ксюшу снова наклонили вперед, она оказалась прямо под перекладиной. Девушка скорее догадалась, чем почувствовала, как её связанные руки прицепили к веревке, которая плавно потянула её вверх. В последний момент Ксения рухнула на колени, стараясь уклониться от неизбежного. Но этим она выиграла лишь несколько секунд.
Прямо перед собой она видела свои голые коленки, босым ногам было холодно на цементном полу, сердце колотилось так, что готово было выпрыгнуть из груди, во рту пересохло… Ксюша всё ещё не верила в то, что с ней происходит. Она изо всех сил пыталась представить себе, что спит и видит кошмарный сон. Увы, это не было сном… Её сведенные за спиной руки неумолимо тянуло вверх, и вскоре Ксения почувствовала, что даже если она согнется ещё ниже, руки в лопатках уже не смогут поворачиваться дальше. Значит?..
Она ещё раз набрала воздух, приготовившись закричать во весь голос, моля о прощении, но в это время её руки задрались так, что ступни Ксении оторвались от пола, и она на минуту повисла в воздухе. Ксюша из последних сил старалась выдержать, но это длилось недолго. Под тяжестью тела заломленные руки девушки начали выворачиваться из суставов. Изо рта Ксении вырвался только сдавленный крик. Экзекутор поднял руку. По этой команде один из её палачей быстрее завертел рукоятку, поднимая жертву еще выше к потолку, а другой, взявшись руками за голые ноги Ксении, потянул её вниз…
…Ксюша повисла на вывернутых руках, широко раскрыв рот и прерывисто дыша. Её тело висело на расстоянии полуметра от пола – всей тяжестью на напряженных мышцах. Девушка медленно приходила в себя. Она громко стонала и пыталась что-то сказать, но язык не слушался. Она знала о подобных пытках, но никогда не представляла себе, что такое может произойти с ней – с Прекрасной Королевой! Невероятно! Она висит на дыбе, и это, если верить словам Экзекутора, только начало пыток. А что же дальше?! Она боялась сказать даже слово, её сковал звериный ужас. Если минуту назад она ещё была способна к борьбе, то теперь… теперь она была полностью во власти своих экзекуторов, готовая к самым чудовищным испытаниям. В голове мелькала только одна мысль – когда-нибудь это закончится, рано или поздно им надоест мучить её, и они её отпустят…

3. Королева на дыбе
– С чего начинать, шеф? – деловито спросил тот из двух подручных, который вертел рукоятку непонятного механизма – низенький и лысый.
– Сначала огонь, – ответил Экзекутор всё так же негромко и как будто даже безразлично. Зато у Ксюши все заледенело внутри, хотя она ещё не знала, что с ней намерены сделать.
Ксюша ощутила, что её правую ногу оттянули в сторону и привязали. Затем то же самое сделали с левой ногой. Ксюша хотела было вырваться, но первое же движение отдалось таким неприятным ощущением в вывихнутых плечах, что она замерла. Поэтому палачам не пришлось возиться с ней слишком долго. Ксюша оказалась по-прежнему висящей, но с раздвинутыми в стороны ногами и раскрытой киской. Лысый отошел на несколько шагов и вернулся, держа на расстоянии ведерко, в котором лежали горящие дрова.
– Не надо, – прошептала Ксюша, и несколько слезинок покатилось по её щекам.
Лысый подставил ведерко прямо под раздвинутыми ногами подвешенной девушки, так что её раскрытая киска находилась в метре от пляшущего пламени. Первоначально Ксюша совсем ничего не почувствовала, и с облегчением вообразила, что её хотят только попугать. Но очень скоро струя горячего воздуха, поднимавшегося прямо от огня, сперва согрела её промежность и киску, а потом стала обжигать. Ксюша умоляла убрать огонь и освободить её, но всё было напрасно. Она стала рваться и дергаться в разные стороны, но этим только усугубила свои страдания.
В полном отчаянии девушка стала умолять развязать её, предлагая воспользоваться ею сексуально, причем каким угодно способом. Она уже понимала, что вырваться отсюда ей поможет только чудо. Второй из двух её непосредственных мучителей – высокий и толстый – явно был не прочь воспользоваться предложением красивой и сексапильной девушки. Он уже гладил ягодицы Ксюши и рукой провел по её киске, на секунду защитив её от опаляющего жара. Но Экзекутор недовольно сделал ему замечание, и страдания Ксении возобновились. Громкие вопли девушки огласили комнату, но двери и окна были предусмотрительно закрыты.
…Ксюшу мучили таким способом минут двадцать. Когда она уже охрипла от крика и начала терять способность соображать, Экзекутор приказал сделать передышку. Ксении казалось, что её киска просто изжарилась, и она со страхом думала о том, что будет с нею дальше. Эти страхи были не напрасными. Как только мучители отвязали её затекшие ноги, и Ксюша получила долгожданную возможность свести их вместе, она увидела, какой будет следующая пытка… Толстый принес к дыбе несколько кирпичей, связанных вместе проволокой, и эту тяжесть вместе с товарищем привязал к ногам Ксюши. Девушка была в ужасе. Когда кирпичи отпустили, и они повисли на её ногах, проволока врезалась в её обнаженные ноги, а тело растянулось, как струна.
– Умоляю, снимите меня, умоляю, я сделаю вам всё, что угодно, – стонала Ксюша и перечисляла, что именно она готова сделать, чтобы избавиться от мук. Судя по глазам ее палачей, ребята были не прочь, но Экзекутор оставался непреклонен. Девушка бессильно уронила голову на грудь,
– Шеф, давайте потрахаем её в рот, потом опять подвесим? – спросил, наконец, Лысый.
– Подождите, – покачал головой Экзекутор, взглянув на часы. Через несколько минут, видя, что Ксюша почти потеряла сознание, он махнул рукой.
– Хер с вами, сделайте перерыв. Только побыстрей, нам еще много надо успеть.
Ксении казалось, что еще несколько минут – и она умрет на дыбе, поэтому была невероятно благодарна своим мучителям, когда заскрипела ручка, и висящие на её ногах кирпичи коснулись пола. Затем груз отвязали, Ксюша встала на пол ногами – но от слабости ноги под ней подламывались и не держали её. Девушке пришлось встать на колени, ее руки были по-прежнему вывернуты и подняты над головой. Несмотря на это, Ксюша собрала все силы, чтобы сделать минет как можно лучше, потому что надеялась, что это принесет ей снисхождение.
Она даже не соображала, чьи члены всовывались ей в рот один за другим – до её сознания дошло только, что их было три. Ксения сосала так старательно, как будто и вправду надеялась на прощение. Умом она понимала, что после минета её будут истязать еще более жестоко, тем не менее, работала языком и губами с усердием, принимала и сглатывала всю сперму, которая изливалась в ее рот, облизывала губы и тянулась к следующему члену, торчащему из расстегнутых штанов. Так и не узнав, кто в какой последовательности давал ей в рот, Ксения подняла глаза только тогда, когда передышка закончилась.
Толстяку захотелось позабавиться. Он расстегнул штаны, вытащил член и встал напротив Ксюши. Через несколько секунд струйка желтой горячей мочи упала на лоб девушки и потекла вниз, по лицу. Ксюша и во сне не могла представить себе, что с ней может случиться такое ужасное унижение, но пытки настолько сломили её, что девушка даже не пыталась уклониться. Лысый, разумеется, тоже не захотел оставаться в стороне. Когда облегчился и он, лицо Ксюши было залито мочой, волосы на лбу намокли, а сама она думала только об одном – чтобы это продлилось как можно дольше.
– Поднимай, – скомандовал Экзекутор.
Рукоятка вновь завертелась, и обнаженное тело красавицы опять повисло на дыбе, почти у самого пола. Девушка даже слегка касалась пола пальчиками ног. Ксения всхлипывала и стонала, понимая, что заплаченная ею цена дала ей лишь десять минут отдыха. А впереди – новая пытка. Она и не представляла, какую боль ей придется терпеть.
– Давайте тиски.
Ксюша поняла, каким будет новое испытание, и отчаянно задрыгала ногами, когда ужасный инструмент поставили у её ног. Затем Толстый крепко взял одну ее ногу, а Лысый в это же время поймал вторую ногу Ксюши, которой она пыталась отбиваться, оттянул её и опять привязал. Ксюша только жалобно скулила, ожидая боли. И боль не заставила себя ждать. Вначале в тиски были вставлены её нежные пальчики правой ноги. Никогда девушка не думала, что ей придется испытать такие мучения. Её визг разнесся по всему дому и был, наверное, слышен и на большом расстоянии от него. Но дача стояла уединенно, и вокруг не было никого, кто мог бы услышать вопли. Ксюша не звала на помощь – ей просто было больно.
Когда пальцы правой ноги оказались раздавленными, Толстый надел тиски на щиколотоку девушки и опять начал закручивать. Он и так работал не спеша, а его шеф то и дело приказывал ему делать всё медленнее. Видимо, таков был приказ: заставить Ксюшу мучиться не только очень сильно, но и очень долго. На этот раз Ксюше показалось, будто она оказалась в аду. От невероятной боли она почти теряла сознание. Временами она слышала хруст костей и только догадывалась, что эти кости – её собственные. Когда Толстый снял тиски с одной ноги и принялся за вторую, Ксюше было уже абсолютно всё равно, что с ней будет. Она мечтала только об одном: потерять сознание насовсем, а если это не получится – умереть.
Но всё же пытка кончилась – Ксюша не могла понять, сколько прошло времени, хотя вряд ли больше часа: за окнами ещё светило солнышко. Ноги сводила не утихающая боль. Ксюша только хныкала и подвывала, не пытаясь шевелиться. Она понимала, что может быть, никогда уже не сможет ходить нормально, но ей было абсолютно наплевать…
Молодой человек впервые за все это время поднялся и подошел к висящей девушке. Казалось, только сейчас в нем проснулся интерес к происходящему. Внимательно заглянув в её глаза, он поднес тлеющую сигарету к её губам и затушил о нижнюю губку, на которой еще осталась помада. Ксюша даже не застонала – только вздрогнула.
– Ну как, девушка, вы поняли, за что наказаны? – спросил он деловым тоном.
– Да-а, – выдавила из себя Ксюша. – Умоляю, пощадите меня…
– Нет, я вижу, не совсем поняли, – усмехнулся безжалостный палач. – Иначе не просили бы меня ни о чем. Вам должно быть понятно, что такое поведение, как у вас, непростительно. Слишком много сейчас таких людей, как вы, красавица. Вам кажется, что весь мир находится в вашей собственности, и считаете всех остальных за быдло. Вам следует указать ваше место. Поэтому Вы подвергнуты той казни, которая подходит лучше всего.
– Казни?! – простонала Ксюша. – Так вы… меня… не отпустите?
– Извините! – развел руками молодой человек. – Таков был заказ, и я не могу его корректировать, даже если бы захотел. Однако я и не хочу. А ваш Альбертович, если будет выяснять, что с вами случилось, в один час лишится своего достоинства. Поэтому потерпите. Вам остается страдать не так долго. Хотя…
Он позвал своих подручных, которые вышли передохнуть на улицу, и пытка была продолжена. На этот раз Ксюша узнала на себе, что такое каленое железо. В уже известном ей ведре Толстый накалил железный прут, который для пробы поднес к самой киске девушке. Боль оказалась ужасающей. Ксения испустила дикий вопль, задергалась и потеряла сознание. Её привели в себя ведром холодной воды.
– Надо быть аккуратнее, – мягко упрекнул Экзекутор толстяка. – Иначе она не доживет до самого главного. Премии лишимся.
…Солнце опускалось за горизонт. В мягком вечернем воздухе гомонили птички, ветерок шелестел листьями деревьев. А из отдаленного дома неслись пронзительные женские крики. Ксюшу пытали теперь по всем правилам искусства, прикладывая горячий прут то к бедрам, то к попке, то к спине, то к животу. Каждый раз на коже оставались ярко-красные вспухающие рубцы. Кое-где кожа сразу лопалась. Стоял запах паленого мяса. Иногда при касании тела раскаленным прутом слышалось шипение, чаще оно заглушалось криком истязаемой девушки. Время от времени в её раскрытый рот стряхивали пепел – она даже не замечала этого. Ксюша несколько раз обмочилась – ей было уже все равно, она желала только смерти как избавления. Но всему на свете приходит конец, и вот Ксюша, придя в себя после очередной порции холодной воды, увидела, что прут и ведро с тлеющими углями стоят уже далеко от нее – там, где тиски.
– Отпустите меня… домой… – прошептала Ксюша.
– Не сейчас, – ответил чей-то голос. Чей? Она уже не понимала.
– Спусти её пониже, вот так. Давайте веревку, обвяжите ей грудки. Аккуратней! Ампутация должна пройти по высшему разряду.
Ампутация? Ксюша уже ничего не соображала, и равнодушно следила глазами за тем, как Лысый туго обвязывал веревкой её левую грудь, а Толстый – правую.
– Нож, – приказал молодой человек. – Этим я займусь сам.
Лысый подал ему нож с широким лезвием, затем какой-то грязный засаленный фартук. Одной рукой Экзекутор взял её левую грудь, другой приставил нож и примерился. Ксюша поняла, что с ней сейчас сделают, но уже не протестовала. Быстрое движение ножа… Новая неизведанная боль, и вот её левая грудь отрезана.
– Кровь остановите! – скомандовал Экзекутор.
Через пять минут Ксюша подобным же образом лишилась и правой груди. Она даже не кричала – только дышала прерывисто и со стоном. Кровь текла недолго – Толстый и Лысый приложили к открытым ранам большие куски ваты и сверху наложили тугую повязку. Ксюша видела свои отрезанные груди, лежавшие на подносе. Она уже ни о чем не думала и призывала смерть. Даже если её спасут – зачем ей жить изуродованной? Только бы они не передумали…
На этот раз её опасения были напрасны.
Как только Ксюша пришла в себя, молодой человек, уже снявший фартук, сам лично завертел рукоятку. Тело Ксюши поднялось высоко – выше, чем раньше. Её ноги снова растянули в стороны, ещё шире, чем раньше. Оба помощника вышли куда-то. Через несколько минут они вернулись, и то, что увидела Ксюша, заставило её вновь обмереть от страха. Это был деревянный кол, который держал в руке Толстяк. Его напарник нес какие-то чурбаки, с помощью которых, как увидела Ксюша пару минут спустя, кол начали крепить к полу большими гвоздями. Нетрудно было сообразить, что острие кола будет смотреть своим кончиком прямо в её раскрытую киску…
Под рыдания и всхлипы подвешенной девушки, громко стуча молотками, злоумышленники делали свою работу. Наступил вечер. Экзекутор внимательно смотрел на то, как устанавливают кол, а когда этот последний был закреплен, лично проверил, не шатается ли он. Всё было в порядке.
– Ну что, мужики, поздравляю, – невозмутимо произнёс Экзекутор. – Вашу работу вы сделали. Теперь кто-нибудь, заткните ей рот.
Казалось бы, Ксюша должна была собрать остатки всех сил, которые еще нашлись в её теле, и закричать так, чтобы услышали далеко в округе. Но она только стонала, глотая слезы. Умом она понимала, что страшные, может быть, самые жестокие мучения ещё впереди, но воля уже покинула её. Она покорно позволила вставить себе кляп и завязать рот, хотя Лысому пришлось встать для этого на стул. Ксюша не понимала, почему ей не заткнули рот раньше. Очевидно – иного объяснения не было – её лепет и просьбы были настолько приятны извращенному сознанию Экзекутора, что он продлил эту возможность, насколько мог.
А в сознании девушки еще теплилась безумная надежда. И лишь когда она увидела, как длинный конец веревки, за который она была подвешена, протянули через всю комнату и закрепили, а рядом поставили горящую свечу таким образом, чтобы пламя в какой-то момент неминуемо опалило веревку, – тогда ей стало ясно, какой будет её смерть. Они уйдут, и свечка будет гореть медленно, очень медленно, кол под её раскрытой киской будет ждать, когда веревка перегорит. И когда это случится, в следующую секунду она, Ксюша, опустится на кол – сначала киской, потом всем телом. Она умрет в чудовищных мучениях, и когда её найдут, никто не узнает всех подробностей, никто не сможет рассказать о том, что она испытала. Это будет знать только она сама, Ксюша – но это знание она унесет с собой в могилу.
В последний раз она попыталась крикнуть, но раздалось лишь слабое мычание. Экзекутор поймал её взгляд и улыбнулся ей.
– Привяжите ее здесь, – велел он. – Пускай эта шлюха ждет и думает о том, что ей предстоит. А когда она получит то, что заслужила – мы уже будем в городе. Одно жалко – что об этом не напишут в газетах во всех подробностях, чтобы был урок всем другим сучкам. И не забудьте прихватить поднос с её сиськами – я должен поднести их заказчику. Он любит посмотреть на результаты работы. Поехали!

Архивы ФСБ, ссылаясь на Закон «О государственной тайне», продолжают держать под грифом «Секретно» уголовные дела бывших сотрудников НКВД, осужденных в том числе и за «неправомерные методы ведения следствия и фальсификацию дел». Однако кое-какие свидетельства таких действий становятся известными из архивных дел реабилитированных граждан.

Репрессии коснулись людей всех национальностей, проживавших в те трагические годы на территории СССР, не миновали они и китайцев, проживавших и работавших в Москве и окрестностях.

В феврале 1938 года был арестован китаец, гражданин СССР, Андрей Андреевич Сун-Жун-Дю, слесарь фабрики «Красный Труженик». Он приехал в Россию в 1910 году после заключения «Русско-Китайского займа рабочей силы». В конце 1917 года в партизанском отряде, а в 1918 году добровольно вступил в РККА, где и прослужил до 1923 года. С 1920 года - член ВКП(б). Одним словом - «советский» человек.

Арестованный в феврале 1938 года как проводящий «среди окружающих контрреволюционную агитацию, направленную против Соввласти и ее руководителей», Сун-Жун-Дю получил 10 лет лагерей - уже как агент японской разведки, проводивший шпионскую работу на территории СССР.

Дело Андрея Андреевича вело Управление НКВД по Московской области, начальником которого в то время был комиссар ГБ 1-го ранга Заковский, а непосредственными исполнителями - сотрудники 2-го отделения 3-го отдела УГБ УНКВД.

Руководил 3-м отделом капитан госбезопасности (ГБ) Сорокин, а 2-м его отделением - лейтенант ГБ Вольфсон. Сотрудниками отделения являлись: оперуполномоченная, мл. лейтенант ГБ Шлихт, Свирский (его должность и звание не удалось установить), оперуполномоченные, сержанты ГБ Воденко, Мочнов и др. Во всех документах дел сотрудники НКВД обозначены только фамилией, ни инициалов, ни тем более имен и отчеств не указано…

Обвинение было построено на «показаниях» арестованного ранее китайца, гражданина СССР, «японского шпиона» Ярославского Николая Андреевича (он же Ян-Гин-Фун, он же Ван-Лин, он же Ван-Ван-Лен), который на допросах виновным себя не признавал. Он «был изобличен показаниями других обвиняемых», в числе которых был и некий китаец Ли-Мин…

В августе 1938 года Берия был назначен первым заместителем наркома внутренних дел и 25 ноября 1938 года сменил на посту наркома Ежова (которого, после небольшой паузы, 10 апреля 1939 года арестовали), а уже в сентябре 1938-го Берия начинает очередную «чистку» в НКВД. Многих чекистов арестовывают, а многих просто увольняют…

3 мая 1939-го заключенный Сун-Жун-Дю пишет заявление на имя наркома Внутренних дел СССР Берия, в котором указывает, что на следствии он не признавался в своей троцкистской и шпионской деятельности до тех пор, пока к нему не начали применять физические меры воздействия…

Это заявление не было оставлено без внимания, и проводилась проверка, оставившая нам бесценные документы о методах работы сотрудников НКВД в фальсификации уголовных дел и получении признательных показаний.

Сначала составлялись списки лиц, намеченных к аресту.

Из протокола допроса в качестве свидетеля бывшего сотрудника 2-го отделения Свирского Ильи Марковича от 29 января 1939 года (орфография и пунктуация документов сохранены):

«Аресты проводились по спискам, без наличия компрометирующих материалов, примером могут служить такие факты: арест около 40 человек китайцев по заданию Вольфсона, справки писал Рязанцев - б.[ывший] зам. нач. 3 Отдела… причем для сбора компрометирующего материала по месту жительства лиц, намеченных к аресту, посылались сотрудники отделения в ЖАКТ’ы [жилищно арендное кооперативное товарищество] для опроса дворников и домоуправов». (ГА РФ, ф. 10035, оп.1, д. 23350, л. 67)

А так это отражено в справке по архивно-следственному делу Вольфсона:

«Из показаний свидетелей, изобличавших ВОЛЬФСОНА в преступной деятельности, видно, что китайцы арестовывались по списку, просто по установочным данным, не редко арестовывались не те лица, на которых были выписаны справки на арест». (ГА РФ, ф. 10035, оп. 1, д. П-23350, л. 66)

Затем, несмотря на то что на людей не имелось компрометирующего материала, выписывались «справки на арест», содержание этих справок носило стандартный характер.

«…Оперативники, проводившие операцию, перепутали адреса и вместо Дангауэровская ключица, попали в адрес Дангауэровская слобода и случайно к китайцу на квартиру. Китаец этот был арестован и доставлен в Отдел. На первом допросе мною было установлено, что произошла ошибка с арестом, о чем я доложил Вольфсону и предложил его освободить. Вольфсон ответил: «Освобождать не будем, надо его колоть, он должен дать диверсионную группу…»

Мы можем улыбнуться и вспомнить из популярного новогоднего фильма «Третью улицу Строителей, дом 25, квартира…», но в данном случае - за этим стояла жизнь человека…

В ходе допросов арестованных избивали, причем каждый следователь делал это по-своему.

СПРАВКА Феодосия Алексеевна Ершова родилась в 1906-м в Троицкосавске (ныне г. Кяхта в Бурятии). Образование имела начальное, окончив 4 класса школы, больше нигде не училась. Трудовой путь начинала с рассыльной в отделе народного образования. С сентября 1921 года устроилась машинисткой в ЧК Верхнеудинска (Улан-Удэ) и с этих пор, меняя города, растет на чекистской службе. К середине 1930-х уже на оперативной работе в Московском УНКВД: оперуполномоченный 2-го отделения 3-го отдела (контрразведывательного) УГБ УНКВД в звании младшего лейтенанта госбезопасности. С 1937-го специализировалась на следственной работе. В тот момент имела фамилию по мужу - Шлихт. Никита Петров, «Мемориал»

Оперуполномоченная, младший лейтенант госбезопасности Шлихт (Ершова Феодосия Алексеевна), например, «…избивала арестованных резиновой палкой, вырезанной из шины конной пролетки. Палка у нее была длинной около 50 см. Притом она также практиковала избиение арестованных пряжкой своего ремня». (ГА РФ, ф. 10035, оп. 1. Д. П35500, л.48)

Из протокола допроса от 13 декабря 1956 года (ГА РФ, фонд 10035, оп. 1. д. П35500, л.л. 48-50) свидетеля, бывшего в 1938 году сержантом госбезопасности, Мочнова Ивана Георгиевича:

«В ходе следствия по их делам к заключенным применялись меры физического воздействия, а некоторых арестованных, которые упорно не давали показаний, направляли в Лефортовскую тюрьму на особый режим.

Я лично сам видел, как применялись меры физического воздействия к арестованным. Как в самом здании Управления в служебном помещении, так и в тюрьмах Таганской и Бутырской. Обычно применение мер физического воздействия практиковалось в служебных помещениях Управления, куда арестованных привозили из тюрьмы и здесь помогали сотрудники отделения допрашивать и применять меры физического воздействия. Меры физического воздействия к арестованным, как я помню, применяли все сотрудники отделения. Бывая на допросах в тюрьме, я так же видел лично сам, как меры физического воздействия к арестованным применяли и другие сотрудники других отделений и отделов Управления. В тюрьме как правило допрос производился ночью и в следственной, где работали следователи, были слышны крики и стоны арестованных, и арестованным, которые не давали нужных показаний, приходилось говорить «Слышите, и с вами такое может случиться». После этого в ряде случаев арестованные давали нужные признательные показания. При этом, поскольку меры физического воздействия в тот период применялись ко многим арестованным и арестованные, находясь в камере это видели - избитых своих однокамерников, то на допросы они часто приходили испуганные и готовые к даче показаний.

Показания лиц, к которым применялись меры физического воздействия и запугивание, часто служили материалами для ареста других лиц, а потом в дальнейшем ходе следствия с ними уже делались очные ставки».

«…Меры физического воздействия, как я помню, к арестованным применяли Косырев, Шлихт Феодосия Алексеевна, Морозов, Иваненко, Вершинин и Вольфсон».

«…Работая в 3-м отделе, я также к арестованным применял меры физического воздействия, но к кому конкретно, ввиду давности времени, я сейчас не помню».

…«Кроме указанных мною лиц меры физического воздействия к арестованным применял также Свирский».

Сам Мочнов «применял кулаки» и, по его словам, «посторонними предметами не пользовался». «Показания…, с которыми я ознакомился и, что я его во время следствия якобы сажал копчиком на угол стула, я это отрицаю, т.к. этим методом я никогда не пользовался. Работая в органах, я на работу ходил всегда в форме и во время допроса арестованных даже ремня с себя не снимал, считая это неприличным, а пользовался только кулаками» - так ответил Мочнов, ознакомившись с показаниями одного из своих подследственных…

А вот Воденко Николай Ильич, бывший оперуполномоченный 2-го отделения 3-го отдела, принимавший участие в допросах Сун-Жун-Дю и составивший на него обвинительное заключение, - не признал своей вины в избиении подследственных. Уже будучи младшим лейтенантом госбезопасности, заместителем начальника 3-го отдела 121-й стрелковой дивизии, давая объяснения по этому делу, 15 марта 1941 года писал:

«По архивно-следственному делу на обвиняемого Сун-Жун-Дю, объективное объяснение по существу интересующих вопросов следственной части г. Москвы, за давностью времени дать не могу.

Применения к СУН-ЖУН-ДЮ физических мер воздействия с моей стороны не было, это просто клевета». (ГА РФ ф.10035, оп, 1, д. П-23350, л. 73)

Вольфсон также отрицает свое участие в избиениях, но охотно «сдает» своих подчиненных:

«Лично мною физические меры воздействия в отношении арестованных не применялись, а вообще это практиковалось в УНКВД по Московской области. Допускал физические меры воздействия мой подчиненный оперуполномоченный Мочнов, но я запрещал ему, в моем присутствии не позволял этого делать, вообще не разрешал» (ГАРФ, ф. 10035, оп. 1, д. П-37962, л. 147)

Вполне возможно, что Вольфсону и не требовалось избивать арестованных, ведь он пользовался более «простым» способом получения нужных показаний - выдумывал их сам:

«Так же нагло Вольфсон проводил операции по харбинцам и китайцам в феврале-марте месяце 1938 г. Когда я [Сорокин] проверял следственные дела на китайцев и пытался часть из них передопросить, то из этого у меня ничего не вышло, так как они очень слабо знают русский язык, но не глядя на это, Вольфсон их допрашивал без переводчика, после чего передавал их дела на Тройку НКВД СССР, которая приговаривала их к заключению в лагеря на разные сроки…» (ГА РФ, ф. 10035, оп. 1, д. П-32596, л. 63)

Использовал Вольфсон и другой метод получения нужных показаний:

«… В практике своей работы Вольфсон применял методы обмана - подписывать заранее составленные им признательные протоколы, путем уговаривания. Этим методом Вольфсон «уговорил» арестованного китайца Ли-Мин подписать составленный заранее им протокол о его к/р шпионской деятельности, в который были включены десятки фамилий китайцев, не известных Ли-Мин. Данный протокол был размножен на ротаторе в количестве 300 экземпляров и вкладывался в каждое дело на арестованных китайцев, как компоментирующий материал». (ГА РФ, ф.10035, оп. 1, д. П-23350, л. 66)

Протоколы не соответствовали показаниям арестованных, данным в ходе допроса, писались не с их слов, а сочинялись следователем и давались им на подпись. В такие протоколы нередко включались большие группы лиц, не известных арестованному, но это позволяло создать «громкое» дело. Вот что пишет об этом в своем рапорте Мочнов в феврале 1939 года, правда, уже после ареста Сорокина и Вольфсона:

«… со стороны ВОЛЬФСОНА давались например такие установки: всех арестованных китайцев, являвшихся до ареста заведующими китайскими прачечными, записывать участниками контрреволюционной троцкистской шпионско-террористической и диверсионной организации китайцев, «созданной» Ли-Мином. Фактически такой организации вскрыто не было. Протокол допроса Ли-Мина, трактующий о такой организации - плод фантазии Вольфсона, который обманным путем получил на протоколе подпись обвиняемого Ли-Мина и на этом деле рассчитывал создать себе карьеру, предвкушая вполне реально получить орден.

В протокол допроса Ли-Мина Вольфсон приписал группу лиц из числа ранее осужденных по другим делам, в результате чего этот протокол получил облик документа пошлой фальсификации следствия.

Эти вписанные «мертвые души» придали такому протоколу эффективность, которая позволила размножить его на ротаторе до 400 (четырехсот) экземпляров.

Задание Вольфсона по этой части было таково: вкладывать Лиминовский протокол в следственное дело каждого китайца, как арестованных ранее, а так же и в дела тех китайцев, которые будут арестованы, для так называемой ориентировки.

Осудить вторично одних и тех же лиц за одни и те же преступления». (ГА РФ, ф.10035, оп.1, д. П-23350, л. 70)

Практиковалось и составление так называемых «корректирующих» и «обобщающих» протоколов. Вот что об этом показывает Мочнов в 1956 году:

«Как начальник отдела он корректировал некоторые протоколы допросов арестованных, после чего давал указания передопрашивать арестованных. Практиковали и такие случаи, когда он корректировал так называемые обобщенные протоколы по некоторым делам, которые после корректировки переписывались и давались на подпись арестованным». (ГА РФ, фонд 10035, оп. 1, д. П-35500, л. 50)

Итак, когда необходимые, уличающие показания получены, составлялось обвинительное заключение, и дело направлялось на рассмотрение, как в случае с Сун-Жун-Дю, «судебной инстанции, согласно приказа НКВД за «№ 00593 от 19.09.1937» (ГА РФ, ф.10035, оп.1, д. П-23350, л. 16), каковой была внесудебная комиссия НКВД и прокурора СССР…

Это печально известный так называемый приказ о харбинцах, преамбула которого гласит:«Органами НКВД учтено до 25.000 человек, так называемых «харбинцев» (бывшие служащие Китайско-Восточной железной дороги и реэмигранты из Манчжоу-Го), осевших на железнодорожном транспорте и в промышленности Союза.

Учетные агентурно-оперативные материалы показывают, что выехавшие в СССР харбинцы, в подавляющем большинстве, состоят из бывших белых офицеров, полицейских, жандармов, участников различных эмигрантских шпионско-фашистских организаций и т.п. В подавляющем большинстве они являются агентурой японской разведки, которая на протяжении ряда лет направляла их в Советский Союз для террористической, диверсионной и шпионской деятельности.

Доказательством этого могут служить также и следственные материалы. Например, на железнодорожном транспорте и промышленности за последний год репрессировано за активную террористическую и диверсионно-шпионскую деятельность до 4.500 харбинцев. Следствие по их делам вскрывает тщательно подготовленную и планомерно выполнявшуюся работу японской разведки по организации на территории Советского Союза диверсионно-шпионских баз из числа харбинцев».

Приказом предписывалось всех арестованных харбинцев разбить на две категории:

Какое отношение мог иметь к «харбинцам» Сун-Жун-Дю, приехавший из Китая в еще царскую Россию?

Кстати, рассылаемое вместе с этим приказом «ЗАКРЫТОЕ ПИСЬМО

О ТЕРРОРИСТИЧЕСКОЙ ДИВЕРСИОННОЙ И ШПИОНСКОЙ ДЕЯТЕЛЬНОСТИ ЯПОНСКОЙ АГЕНТУРЫ ИЗ ХАРБИНЦЕВ» до настоящего времени носит в России гриф «Секретно» и будет таковым как минимум до 2044 года…

Но вернемся к жалобе Сун-Жун-Дю, вернее, к ее разрешению. В октябре 1942 года в Постановлении по его делу Секретариата Особого Совещания при НКВД СССР отмечается, что в связи с поступившим заявлением от осужденного Сун-Жун-Дю были проведены дополнительные следственные мероприятия, вновь допрошено шесть свидетелей, которые охарактеризовали Сун-Жун-Дю положительно, каких-либо антисоветских суждений и проявлений со стороны последнего не привели, но одна свидетельница показала, что квартиру Сун-Жун-Дю посещали китайцы.

В своем заявлении Андрей Андреевич отказался от данных на предварительном следствии показаний, заявляя, что они были даны «под влиянием физических воздействий со стороны следствия».

Было проверено и дело осужденного Ярославского, который, по мнению следствия, завербовал Андрея Андреевича, и выяснилось, что Сун-Жун-Дю в его показаниях не фигурирует. Также уже известно, что арестованы и осуждены за фальсификацию уголовных дел и неправомерные методы ведения следствия капитан ГБ Сорокин и лейтенант ГБ Вольфсон.

И какое решение принимается? Пересмотреть дело? Освободить? Нет, основываясь на приведенных данных, «жалобы осужденного и его жены о пересмотре дела оставить без удовлетворения…»

Вот так, зная все факты о преступном ведении следствия, НКВД не пожелал признать осуждение Сун-Жун-Дю незаконным. Защитил «честь мундира», хотя какая у НКВД может быть честь…

Сергей ПРУДОВСКИЙ -
специально для «Новой»

ДОКУМЕНТЫ, ПОКАЗЫВАЮЩИЕ МЕТОДЫ НКВД ПРИ ФАЛЬСИФИКАЦИИ «ДЕЛ»

Женщины-заключенные СЛОНа. Развалившаяся вышка охраны. Соловки.

Принуждение к сожительству

Когда домогательства наталкиваются на сопротивление, чекисты не гнушаются мстить своим жертвам. В конце 1924 г. на Соловки была прислана очень привлекательная девушка - полька лет семнадцати. Ее вместе с родителями приговорили к расстрелу за "шпионаж в пользу Польши" . Родителей расстреляли. А девушке, поскольку она не достигла совершеннолетия, высшую меру наказания заменили ссылкой на Соловки на десять лет.

Девушка имела несчастье привлечь внимание Торопова. Но у нее хватило мужества отказаться от его отвратительного домогательства. В отместку Торопов приказал привести ее в комендатуру и, выдвинув ложную версию в "укрывательстве контрреволюционных документов", раздел донага и в присутствии всей лагерной охраны тщательно ощупал тело в тех местах, где, как ему казалось, лучше всего можно было упрятать документы.

В один из февральских дней в женском бараке появился очень пьяный чекист Попов в сопровождении еще нескольких чекистов (тоже пьяных). Он бесцеремонно влез в постель к мадам Икс, даме, принадлежащей к наивысшим кругам общества, сосланной на Соловки сроком на десять лет после расстрела мужа. Попов выволок ее из постели со словами: "Не хотите ли прогуляться с нами за проволоку?" - для женщин это означало быть изнасилованными. Мадам Икс, находилась в бреду до следующего утра.

Отдел 1. Статья 55.

Надзирательницам применяются все установленные выше для надзирателей правила, условия поступления и порядок прохождения службы.

("Положение о Соловецких лагерях особого назначения ОГПУ". 2.10.1924 г. Секретно.)

Необразованных и полуобразованных женщин из контрреволюционной среды чекисты нещадно эксплуатировали. Особенно плачевна участь казачек, чьи мужья, отцы и братья расстреляны, а сами они сосланы. (Мальсагов Созерко. Адские острова: Сов. тюрьма на дальнем Севере: Пер. с англ. - Алма-Ата: Алма-ат. фил. агентства печати "НБ-Пресс", 127 с. 1991 )

"Положенiе женщин - поистинe отчаянное. Онe еще болeе безправны, чeм мужчины, и почти всe, независимо от своего происхожденiя, воспитанiя, привычек, вынуждены быстро опускаться. Онe - цeликом во власти администрацiи, которая взымает дань "натурой"... Женщины отдаются за пайки хлeба. В связи с этим страшное распространенiе венерических болeзней, наряду с цынгой и туберкулезом. " (Мельгунов Сергей. "Красный террор" в Россiи 1918-1923. Изд. 2ое дополненное. Берлин. 1924 )

Сексуальные насилия над женщинами СЛОНа

Соловецкая "Детколония" официально называлась "Исправительно-трудовая колония для правонарушителей младших возрастов от 25 лет" . В этой "Детколонии" было зарегистрировано "детское правонарушение" - групповое изнасилование девочек-подростков (1929).

"Однажды мне пришлось присутствовать при судебно-медицинском вскрытии трупа одной девушки из заключенных, вынутой из воды, со связанными руками и камнем на шее. Дело оказалось сугубо секретное: групповое изнасилование и убийство, совершенное заключенными стрелками ВОХР (военизированная охрана, куда набирались заключенные, прежде, на свободе, работавшие в карательных органах ГПУ) под предводительством их начальника-чекиста. Мне пришлось "беседовать" с этим монстром. Он оказался садистом-истериком, бывшим начальником тюрьмы." (Профессор И.С. Большевизм в свете психопатологии. Журнал "Возрождение". №9. Париж. 1949. Цит. по публ. Бориса Камова. Ж. "Шпион", 1993. Вып.1. Москва, 1993. С.81-89 )

Женщины в Голгофском скиту

"Женщины! Где ярче контрасты (столь любимые мною!), чем на наших многодумных островах? Женщины в Голгофском скиту !

Их лица – зеркало ночных московских улиц. Шафранный цвет их щек – чадный свет притонов, тусклые безразличные глаза – оконца хаз и малин. Они приехали сюда с Хитрого, с Рваного, с Цветного. В них еще живо смрадное дыхание этих выгребных ям огромного города. Они еще кривят лицо в приветливо-кокетливой улыбке и со сладострастно-зазывной развальцей проходят мимо вас. Их головы повязаны платками. У висков с обезоруживающей кокетливостью локоны-пейсики, остатки от стриженных волос. Их губы алы. Об этой алости поведает вам угрюмый канцелярист, запирающий красные чернила на замок. Они смеются. Они беззаботны. Кругом зелень, море, как пламенный жемчуг, в небе самоцветные ткани. Они смеются. Они беззаботны. Ибо зачем заботиться им, бедным дочерям безжалостного большого города?

На склоне горы погост. Под бурыми крестами и плитами – схимники. На крестах череп и две кости." (Цвибельфиш. На острове на Анзере. Журнал "Соловецкие острова", №7, 07.1926. С.3-9 ).

Медицинское обслуживание в Соловецком концлагере
Соловецкие женщины XIX и XXI веков
Финские женщины в Соловках: президент Финляндии не смогла попасть в Соловки, а жена председателя финской компартии покончила в Соловках жизнь самоубийством.
Женский барак смерти Во время утреннего обхода баронесса села на пол, потом легла. Начался бред...