"Роман Василия Аксенова "Остров Крым" - не о вымышленном острове, а о сегодняшней России, о двойственности жизни в "постперестроечную" эпоху. О нас, которые постепенно забывают советскую действительность и кому она кажется чем-то вроде альтернативной фантастики.
Да. СССР давно нет. И Василий Аксенов вернулся из эмиграции. И тоталитарная идеология приказала долго жить вместе с идеологами. А роман до сих пор читается на ура. В чем секрет? В неожиданной современности романа, который был издан почти тридцать лет назад, в легком языке, в юморе и живом действии.
В жизни острова Крым ты до сих пор пытаешься найти суть дня сегодняшнего, при помощи "Острова Крым" заглянуть в собственное будущее".

Рекламная аннотация к изданию 2008 года, одновременно завлекающая и как бы извиняющаяся (мол, ну да, устарела книжка-то, но ведь хорошая!), сегодня, спустя всего шесть лет, звучит издевательски. В том же 2008 году русские напали на Грузию, отхватив от нее два куска - цивилизованное человечество поморщилось и только, хотя было очевидно, что православно-фашистские имперские амбиции эдакой малостью не удовлетворить. Сейчас наморщились и насупились посурьезнее, но дальше гримас опять дело не идет. А значит, будущее по "Острову Крыму" предсказать гораздо легче, чем думалось еще пять-шесть лет назад. Сам "Остров Крым" Аксенова читается уже не как сатирическая антиутопия, а как публицистический памфлет. При том что в отличие от современной русскоязычной беллетризованной публицистики любого качества (от Пелевина и Сорокина до Быкова) книга Аксенова - роман в полном смысле слова, и в полном смысле слова художественная проза. В том числе и в самом наивном, прикладном аспектке. Пелевин и Быков предлагают некие объяснительные модели социально-исторической реальности, для них сюжет и персонажи - функциональны и фиктивны. Персонажи Василия Аксенова, в том числе второстепенные, эпизодические - не фикция и ни функция, а полноценные характеры в классическом понимании этой категории. И сюжет - не для отвода глаз, Аксенов рассказывает увлекательную историю авантюрно-приключенческого склада, герои которой - заслуживающие внимания лица, а не виртуальные безликие покемоны. То, что вихрь событий, вовлекающий эти лица в сюжет, обусловлен определенными условиями, в том числе историческими, политическими - вопрос второй. Хотя что греха таить, конечно, нынче в первую очередь волей-неволей приходится обращать внимание на этот аспект повествования. И тем не менее, читая "Остров Крым" даже сейчас, когда в очередной раз "кафка сделался былью" и отмечая где-то прозорливость, а где-то и ограниченность взгляда наблюдательного советского диссидента, смотрящего не только вокруг, но и вперед, невозможно отделаться от простейшего, примитивного увлечения описанными событиями: что же будет с героями дальше? (А ничего хорошего не будет). Все-таки интонационным лейтмотивом книги становится не умозрительная идея, а строчка из джазовой песенки:
Gonna make a sentimetal journe
To renew old memory

Формула "остров Крым", которая нынче используется под разными соусами, но в качестве метафоры, в сюжетном контексте аксеновского романа имеет буквальный смысл, то есть действие происходит в основном именно на острове, и допущение, что Крым не связан с материком, становится отправным для фабулы книги. Благодаря тому, что Крым со всех сторон окружен морем, красноармейцам в 1920-м году не удалось его захватить, молодой английский офицер начал стрелять по льду, который провалился под наступающими, и Крым остался во власти Белой Гвардии, сохранился как осколок "старой России", несмотря на все усилия советской "метрополии". Однако шли годы, и "старая Россия", живя своей жизнью, как и "новая", тоже менялась. Не признавая суверенитет острова, Хрущев тем не менее заключил некое соглашение - и началось "мирное сосу-сосу". Крым, именуемый "временной базой эвакуации", к середине 1970-х годов, к которым привязано повествование, добился невероятного, особенно на фоне совкового упадка, экономического процветания, имея свою индустрию (в том числе нефтедобывающую), свою валюту, и даже свою государственность, с многопартийной системой, Думой, армией и т.д., хотя формально "врэвакуанты" гражданами самостоятельной страны себя не считают, как не считают Крым государством и в Москве, эвфемистически именуя отколовшийся анклав "зоной Восточного Средиземноморья".

Столица Острова Крыма, или просто ОК - город Симферополь, или просто Симфи. В этом мегаполисе небоскребов и эстакад живет в собственной башне, возвышающейся над городом, герой романа Андрей Лучников, главный редактор газеты "Русский курьер", средних лет успешный бизнесмен, плейбой и автогонщик, потомственный аристократ, в молодости отправившийся добровольцем в Будапешт противостоять русскому вторжению, а к зрелости ставший создателем и пропагандистом ИОС - "идеи общей судьбы". Идея, которую Лучников с помощью своей газеты и при поддержке бывших одноклассников-единомышленников продвигает в массы и на острове ОК, и по всему миру, заключается в том, что Крым, пусть и островной, пусть капиталистический, демократический и процветающий, все же является неотъемлемой частью России. И подзажравшиеся на капиталистическо-демократических харчах островитяне должны влиться в ряды граждан своей родины, разделив ее судьбу - пускай судьба и не слишком завидна. Поначалу не все разделяют взгляды Лучникова, среди реакционеров из монархического объединения "волчья сотня" даже возникает заговор с целью убийства Андрея, хотя во главе заговорщиков стоит опять же бывший одноклассник героя Игнатьев-Игнатьев, которого, впрочем, вдохновляют на предполагаемое покушение мотивы скорее личной мести, а также подавленного еще со школы и неразделенного гомосексуального влечения. Но помимо монархистов на острове ОК присутствуют и другие политические течения - от либералов-кадетов старого закала до местных националистов "яки", считающих, что за годы самостоятельной жизни на острове сформировалась новая нация, и остров принадлежит ей, а не русским. Но постепенно все идейные и политические силы острова вовлекаются в ИОС и ратуют за СОС: и монархисты из "Волчьей сотни", и бахчисарайский "ханский двор" от имени всех крымских мусульман - почему-то "красные нефтяники" только против (ориентированы на европейских "левых", на "еврокоммунизм", вероятно - к ним и переходит ультрареакционер Игнатьев-Игнатьев, зацикленный лишь на личной мести Лучникову).

К либералам старой формации относится отец героя, Арсений Лучников. Ветеран белого движения, проживающий в роскошном поместье Каховка (названного так в честь известной советской песни, почему-то отозвавшейся в сердце офицера-белогвардейца). К националистам "яки" (термин происходит от соединения "якши" и "окей", хотя лично мне из островного сленга больше всего нравится "водкатини") - сын, Антон Лучников, взявший себе более подходящее яки имя Тон Луч. Пока отец занят политикой и погоней за плотскими удовольствиями, а мать после развода и нового замужества проживает в Италии, Луч мечется по свету, залетает в том числе и в советскую Москву, где его иллюзии относительно "родины" в достаточной степени развеиваются, чтоб понять: родина ему - Крым, а не Россия, а Крым - это не Россия, или уж как минимум Россия - не Крым. Впрочем, коль книга Аксенова - роман, а не беллетризованный памфлет, то и персонажи не являются носителями идей, идеи приходят и уходят, остаются характеры и судьбы. А судьба у них оказывается действительно "общая". Создав на основе свой идеи СОС - "союз общей судьбы" - Андрей Лучников добивается желаемого. СОС лидирует на выборах, "временная дума" обращается к Москве с просьбой о принятии Крыма в состав СССР. Вместо ожидаемого праздника Москва начинает военное вторжение под прикрытием то ли учений, то ли киносъемок - Андрей до последнего не верит в происходящее, но гибнет его отец, вышедший со старой гвардией "капитулировать перед красными", гибнут старый друг, одноклассник и соратник по СОСу летчик Чернок, думавший, что родина, по крайней мере, захочет использовать его знания и умения, а не станет сразу уничтожать, гибнет прежняя жизнь на острове, а захватчики, пользуясь последними возможностями, грабят остров, потому что такой роскоши в России они не видали даже на картинках, разоблачающих загнивающую буржуазию.

Наверное, неслучайно главного героя зовут Андрей Арсеньевич - киношное начало (Аксенов же немало работал до эмиграции - "эвакуации" - как киносценарист) в романе присутствует очень мощно. Одна из сюжетных линий книги связана с кинорежиссером Виталием Гангутом, московским приятелем Лучникова, которого американские продюсеры сумели вытащить из совка ("эвакуировать"), многие эпизоды в повествовании показаны как бы через камеры Ти-Ви-Мига - крымской телекомпании оперативных новостей, которую русские при вторжении уничтожают самым первым делом, потому что с приходом русских в Крым новости, очевидно, закончились. Как неслучайны возникающие уже с первых страниц ассоциации с прозой и драматургией Набокова, и ранней, 1920-1930-х годов, и позднейшей: "Человек из СССР", "Подвиг", "Смотри на арлекинов!" - ближе к концу тень предшественника материализуется в названии литературного ресторана "Набоков", где сын Андрея Лучникова играет на саксофоне для своей беременной чернокожей - дочь татарина и негритянки - жены (несомненно, от Набокова в "Острове Крым", помимо сюжетных мотивов - и тайный гомосексуалист-убийца с двойной фамилией Игнатьев-Игнатьев, и в значительной степени кинематографический антураж). Но помимо Набокова, также использовавшего клише авантюрно-приключенческих романов, конкретно - шпионских детективов и боевиков, вспоминается и "Трепет намерения" Берджесса, и, конечно, Бонд, Джеймс Бонд, с которым у Андрея Лучникова общего много до смешного - причем опять-таки больше с мифологизированным киношным образом, а не с его книжным прототипом. Вообще "Остров Крым" всячески располагает к тому, чтоб подробнее думать о его поэтике, о его жанровой природе, композиционной структуре - к сожалению, действительность к тому не располагает, а роман Аксенова дает материал для размышлений в плоскости и более злободневной.

Могу ошибаться, но у меня осталось ощущение, что если искать в "Острове Крым" персонажа, до какой-то степени представляющего позицию автора, то это вряд ли будет Андрей Лучников, и уж конечно не Арсений с Антоном, а скорее уж, как ни странно, Марлен Кузенков. Отношение автора к Лучникову, изначально противоречивое (как и сам характер героя, как и его взгляды), пожалуй, лучше всего сформулировано в реплике, которую ближе к концу романа произносит Мустафа, крымский татарин, потомок Ахмет-Гирея, приятель и соратник Антона Лучникова по идеям "яки" (на "яки" их имена звучат как Тон Луч и Маста Фа), несчастливый соперник Андрея Арсеньевича по автогонкам: "...Я преклоняюсь перед вам - человеком, спортсменом, мужчиной, но, когда я думаю о вашей концепции отвлеченно, вы представляетесь мне горбатым и злобным уродом из подвалов Достоевского.." - и Лучников, уже начинающий к тому моменту понимать, куда завел соотечественников, соглашается с Мустафой: "Отчасти ты прав". Тот же Мустафа, когда идея "яки-национализма" терпит крах, а сторонники ИОС и СОС справляют свое предсмертное торжество, бросает в сердцах Антону Лучникову: "Вы, русские - мазохисты! Вас Золотая Орда триста лет употребляла, а вы только попердывали! Вас Сталин сорок лет ебал, а вы его отцом народа называли. Вы, русские, весь наш Остров жопой к красным поворачиваете, напрашиваетесь на очередную выебку. Кончено! Катитесь вы, проклятые русские!"

И совсем иное дело - Кузенков. Это прелюбопытный момент: диссидент-эмигрант вкладывает свои мысли в голову крупного советского деятеля из аппарата ЦК. По сюжету Кузенков курирует крымское направление внешней политики СССР, он вхож на самый верх (в том числе и в номенклатурную баню, где решаются важнейшие вопросы). Но что любопытно - Кузенков, будучи и марксистом, и коммунистом, и чиновником, мыслит гораздо шире и свободнее, чем выросший и воспитанный в независимом Крыму аристократ Лучников. Кузенков и Лучников - "друзья", ну как будто, потому что для Кузенкова их "дружба" - партийное задание. Несомненно, оттого, что Кузенков знает, куда Лучников хочет затянуть своих соотечественников. Он ведь скрывает от "коллег" свою мать-еврейку, Анну Марковну Сискинд, тихо живущую в Свердловске старую коминтерновку - в системе победившего "интернационализма" к евреям, даже к партийным (партийным-то в особенности) относятся как к "пятой колонне". Очевидная общность биографий автора и Кузенкова (а с Лучниковым у Аксенова что может быть общего?) позволяет относиться к раздумьям Кузенкова не просто как к психологической характеристике персонажа, но с еще большим вниманием. Кузенков и в силу национального происхождения, и в силу допущенности к неким политическим тайным, а также и к продуктово-вещевому спецраспределителю - характер гибридный, он (как и автор книги) - порождение советской реальности, но не тупое и бессловесное, а мыслящее ее порождение. Имея, однако, представление о советской реальности именно как о реальности, а не продукте пропаганды, это мыслящее порождение и мыслит потому более здраво, чем многие прочие.

Кузенков отмечает в риторике полковника-ветерана, одного из последних кавалеристов Шкуро, побывавшего в Москве: "Ни слова о коммунизме - Россия, мощь, границы империи, флаг на всех широтах мира, XXI век - век русских" - уже тогда, в 1970-е, Аксендов догадывался, что скрывают русские за марксистско-интернационалистской ширмой. В беседе с Меркатором, крымским частным лавочником, приветствующем "воссоединение", Кузенков выступает как последовательный "антисоветчик", при том что в Крым его направили с целью присоединения острова к СССР. Аксенов строит общение Кузенкова и Меркатора на парадоксе: советский агент, в чьи обязанности входит приближать аншлюс, пытается объяснить островитянину, что его нормальная жизнь (а скорее всего, и вообще жизнь) закончится, едва придут русские - но бизнесмен радуется, принимает все шутя и уверен: в русской реальности ему найдется почетное место. Кузенков в разговоре с Меркатором дает более краткую и емкую формулу "зрелому социализму": "неравное распределение убожества" - но социализм тут, в общем, ни при чем, и это Аксеному тоже понятно уже в 1970-е. Как понятно и то, что проблема не сводится к партократии и ГБ. В конце концов, на остров в финале романа высаживаются не члены "банного" политбюро - куда им "высаживаться", они еле ходят - а обычные русские, как старший мастрос Гуляй, докладывающий о несанкционированной попытке пересечения границы (это Антон Лучников спасается от оккупантов с Беном Ивановым), как остальные, сразу принимающиеся жрать, хватать и давить, оказавшись в "раю изобилия" и понимая, что раз они пришли, то от рая скоро следов не останется.

Не только для занимательного сюжета и полнокровных характеров, но и для публицистического аспекта "Острова Крым" (которая, как ни крути, в романе изначально присутствует) важна "романтическая" линия, связывающая Лучникова с Татьяной Луниной, спортивной тележурналистской, которая, будучи замужем за бывшим спортсменом, превратившимся в спортивного чиновника, благодаря многочисленным загранкомандировкам много лет остается любовницей Андрея (главное среди многих прочих). Татьяна, в отличие от Кузенкова, не просто размышляет - она еще и по-женски чувствует, чего стоит лучниковская "идея общей судьбы", его старания присоединить Крым к России: "...Вечное это выпендривание, снобизм паршивый, все это мужество и решимость - показуха, она-то знает теперь, сколько в нем дрожи и слизи, дымящейся штукой ее не обманешь, все - выпендреж, и только ради подлого этого выпендрежа тянет миллионы счастливых людей за собой в грязную помойку". Засланная гэбистами в Крым "соблазнять" Лучникова, она предпочитает роль дорогой проститутки, путаясь с подвернувшимся богатым иностранцем, приятелем - и ровесником! - Лучникова-старшего, отца своего любовника.

Третий по значимости, помимо родных главного героя, персонаж романа, связанный с Лучниковым - прозябающий в СССР без работы кинорежиссер Виталий Гангут: образ, в чем-то невольно предвосхищающий фиктивные характеры Пелевина в обстоятельствах виртуальной объяснительной модели: "...За тоненькой полоской реки громоздился скальными глыбами и угасал перед лицом ночи, превращаясь в подобие пещерного города, новый микрорайон. Над ним бедственно угасало деревенское небо, закат прозябания, индустриальные топи Руси. Жуткая тоска вдруг налетела на Гангута. Вид тоски, когда нельзя отыскать причины, когда тебя уже нет, а есть лишь тоска". Гангут, кстати, один из немногих персонажей, кому удается спасти от русских - при том что соседи, считавшие его до поры евреем, под конец неожиданно признали "своим" и почти что "русским" (ведущим свою фамилию от скандинавов, то бишь варягов), он получил разрешение на выезд с помощью американских киношников и уже в Крыму, при начавшемся вторжении, радостно машет Лучникову зеленой обложкой американской ксивы.

Ключевой для Аксенова вопрос - о роли и статусе Сталина - не в пример примирительному тону аннотации 2008 года звучит сегодня едва ли не острее, чем сорок лет назад. Лучников в "Русском курьере" к 100-летию "вождя народов" публикует посвященное ему эссе "Ничтожество" - чем провоцирует гнев, а пуще того, недоумение своих московских хозяев. Даже Кузенков размышляет так: "Это уж действительно слишком. Только лишь чуждый человек, именно последыш белогвардейщины или внутренний нравственный ублюдок, может так подло обращаться с нашей историей, с человеком, имя которого для поколений советских людей означает победу, порядок, власть, пусть даже и насилие, но величественное, пусть даже мрак, но грандиозный. Низведение к ничтожеству деятеля нашей истории (да и нынешнее руководство тоже не поднято) - это вражеский, элитарный, классово и национально чуждый выпад. Что же случилось с Лучниковым? - естественно удивляются товарищи. Цээрушники, что ли, перекупили? Похерил он свою Идею Общей Судьбы?" Лучников в своем островитянском прекраснодушии верит, что Сталина можно победить, не победив Россию, что Сталин - чужеродное, а не самое что ни на есть исконное русское порождение (даром что И.В.Джугашвили породился и не в России вовсе, а впрочем, для русских и Грузия - Россия, Украина - Россия, Латвия - Россия, да и Польша - не заграница, а курица - не птица). Лучников пишет: "Конечно, Сталин не умер в 1953 году. Он жив и сейчас в немыслимой по своей тотальности "наглядной агитации", в сталинских сессиях так называемого Верховного Совета, и в проведении так называемых выборов, в ригидности и неспособности к реформам современного советского руководства (...) и в разрастании нечеловеческой экономики (танки и ракеты в безумном числе как фантом сифилитического бреда), в неприятии любого инакомыслия и в навязывании всему народу идеологических штампов преустрашающего характера, в экспансии всего того, что именуют сейчас "зрелым социализмом", то бишь духовного и социального прозябания..."

"Прежняя сталинская Россия стояла на крови, нынешняя сталинская Россия стоит на лжи" - трубит в своем "Русском курьере" Лучников. Что по этому поводу думают сами русские, как обстоит дело с идеологией в СССР на самом деле, проясняется из эпизодов "банных" заседаний, на которых присутствует Кузенков и где "задержавший" Лучникова с Гангутом в очереди к винному магазину комсомольский активист, впоследствии сделавший головокружительную карьеру (именно он в бане выводит на чистую воду Кузенкова с его еврейской мамой!), толкает речи: "Православие, самодержавие и народность! Русская историческая триада жива, но трансформирована в применении к единственному нашему пути - Коммунизму!" И далее - совершенно замечательный пассаж: "Христианство - это еврейская выдумка, а православие - особенно изощренная ловушка, предназначенная мудрецами Сиона для такого гиганта, как русский народ. Именно поэтому наш народ с такой легкостью в период исторического слома отбросил христианские сказки и обернулся к своей извечной мудрости, к идеологии общности, артельности, то есть к коммунизму!" Истинный смысл высказываний "активиста", конечно, становится окончательно ясен сегодня, когда "русский народ" в очередной период исторического слома с такой легкостью отбросил коммунистические сказки, своротил с единственного пути и обернулся к своей извечной мудрости, к идеологии общности, артельности, то есть... к православию! И новые (да почему новые - те же самые) активисты для речей находятся поминутно. Лучников, который крестится на греческие церкви, разумеется, не различает православие и христианство, как не различал его, уж во всяком случае в 1970-е, Аксенов - да и немудрено, откуда?

Аксенов не только "предсказывает" - он описывает вполне конкретную ситуацию своего времени, "Остров Крым" едва ли не в первую очередь - сатира на западных "левых", а также на эмигрантов, как старых, тоскующих по великой русской империи, так и недавних антисоветчиков, в своем прекраснодушии не желающих себя отделять ни от т.н. "русского народа", ни хотя бы от власти (характерен в этом смысле образ диссидента, на парижском приеме в честь выезда которого появляется Лучников - диссидент, понося власти СССР, говорит о них "мы", "нам"). Хотя сатира на советский быт - и интеллигентский, и "простонародный", в романе тоже присутствует, причем как взгляд "патриотично", но непредвзято настроенного наблюдателя Лучникова: "даже самый интеллигентный и духовно углубленный москвич смотрит на иностранца, особенно на крымского гостя, с немым вопросом: чего принес?"

Сторонникам ИОС Крым виделся как "модель будущей России" - а настоящая Россия поглощает, пожирает и переваривает неловко навязанную ей "модель", неизбежно и всегда. Им казалось, что как раз Крым - свободный, процветающий - и есть настоящая Россия. Но Россия не заставила себя ждать и показала, какова она настоящая. Они надеялись влить свежую кровь и дать импульс новой жизни своей "настоящей родине" - а "родина" залила "остров" своей зараженной кровью и утопила горе-патриотов в их собственной крови. Примечательно, что оставляя к финалу Лучникова в живых, Аксенов не дает спасения ни Кузенкову, ни Луниной - двум ближайшим, помимо родственников, к Андрею людям. Еще показательнее, что оба гибнут в Крыму, куда попадают по заданию руководства. Кузенков едет "на месте" оценивать и корректировать обстановку в "зоне Восточного Средиземноморья", Лунина - завлекать в свои сети Лучникова. Вместо этого Кузенков, пытаясь открыть Андрею глаза на гибельность его "идеи общей судьбы", сам погибает в приливной волне. Обстоятельства гибели Татьяны не описаны подробно, но добравшись до Владимирского храма, где погребен разбившийся в автогонках, позволивший ради "общей судьбы" победить Андрею в автогонках Владимир Новосильцев, чтоб здесь же похоронить свою новую американскую подругу Кристину Парслей, сгоревшую заживо (ее подпалил крымский русский на радостях, что "наши пришли"), Лучников натыкается и на надгробие Татьяны Луниной. Спастись из русской душегубки, кроме новоиспеченного "американца" Гангута, удается только Антону с его черной женой и новорожденным сыном, Лучниковым-младшим, внуком Андрея. Бежать с оккупированного русскими Крыма им помогает Бен-Иванов - загадочная личность, московский "неформал", который сопровождал Андрея Лучникова в его тайной поездке по СССР, а потом нелегально перебросил через границу в Финляндию - человек, способный преодолевать препятствия рационально необъяснимым способом. То есть Аксенов (скорее отдавая должное жанру авантюрного романа, чем из идейных соображений) позволяет "белому" роду продолжиться, пусть и через смешанный брак с "черной", пока "красные" уничтожают все живое. Но судьба остальных обитателей острова слишком очевидна. Заканчивается роман не Лучниковым, оставшимся со своей "идеей общей судьбы" без судьбы и без земли (а также и без средств, и без работы, ну да чего уж снявши голову плакать по волосам), а полковником Сергеевым, второстепенным персонажем, агентом КГБ, поджидающим, пока Лучников попрощается со своими покойниками. Финал книги, выдержанной в жанре "фантастического реализма", характерном для сатирической утопии, неожиданно оказывается откровенно сюрреалистическим - стрелки часов русского гестаповца приходят в бешеное движение, а окошко, отмечающее дни, с сумасшедшей скоростью листает календарь... Понимать эту символику можно как угодно - что время на острове закончилось или, наоборот, история получила новый импульс и через какой-то период настанут другие времена, но, во всяком случае, для героев романа ничего уже не будет, их и самих уже нет.

Особой нотой звучит в этой идейно-политической полифонии глас стороннего иностранца, продюсера Джека Хэллоуэя, с которым Лучников общается еще в первой половине книги "Я, знаешь ли, недавно прочел твою книгу "Мы - русские?" Сногсшибательно! Все эти психологические курьезы. Это свойственно, быть может, только русским. Англичане, колонизируя острова и прочие пространства, тут же начинали стремиться к отделению от метрополии. У вас второе поколение спасшихся, не говоря уже о третьем, начинает мечтать о суровых объятьях передового, хотя и самого тупого, народа в истории. Суицидальный комплекс, нравственная деградация...но как все это преподносится в твоей книге! Браво, Андрей, ни в журналистском мастерстве, ни в мистическом чувстве истории тебе не откажешь. Ей-ей, татарская сперма отравила вашу аристократию навсегда".

Показательны многочисленные лакуны нарратива - мы не знаем обстоятельств смерти Татьяны Луниной, можем только догадываться, что увидел Лучников за несколько дней своего путешествия по СССР, когда обманом ушел от наблюдения "органов" (представляю, как расписался бы в этом направлении Д.Л.Быков - "странствие по наиболее вероятным путям российского будущего" заняло бы основную часть романа, а книга разрослась бы до многотомной эпопеи!), не говоря уже о дальнейшей судьбе Антона и его сына, которым с "эзотерическим человеком" (как он сам себя называет) Бенджаменом Ивановым удалось-таки ускользнуть на лодке от русских убийц, выслеживающих их с моря и с воздуха. Такие "пробелы" и придают повествованию легкость, которая, порой сдается, отдает легковесностью, милой необязательностью - что, однако, и делает "Остров Крым" художественным произведением, а не романизированной публицистикой.

Елавная черта основных персонажей романа - и трех поколений Лучниковых, и Татьяны, и Марлена - увлеченность иллюзией, романтической ли, политической - они постоянно обманывают сами себя, и самообман для каждого оказывается самоубийственным (а также убийственным для окружающих, что немаловажно). Аксенов ведь и сам, даже в трудные для себя 1970-е, не лишен иллюзий. Он склонен, например, при всем свое исключительном здравомыслии (а по здравомыслию он чемпион среди русскоязычных диссидентов!), по советско-еврейско-интеллигентскому обыкновению заигрывать с православием, хотя сегодня ясно со всей очевидностью, что именно православие, а никакой не марксизм, служит практической основной и идеологическим прикрытием для зверств русского фашистского империализма - в книге, впрочем, подспудно эта мысль уже зарождается, недаром же у Аксенова над Симфи возвышается церковь Всех Святых в Земле Российской Воссиявших - "последний шедевр архитектора Уго ван Плюса" - а завершается повествование у собора святого Владимира (!), где Лучников задается вопросом: "К чему наши потуги?.. Почему сказано, что соблазны надобны Ему, но горе тем, через кого пройдет соблазн?"

Я снова и снова, очень часто, когда возникает соблазн представить мировую политику как войну "вежливых зеленых человечков" против "хомячков с гнилыми зубками", вспоминаю анекдот, который Василий Павлович (в силу определенных требований издания к формату интервью) рассказал мне когда-то:
- Леонид Ильич, вам срочно надо домой!
- Зачем?
- У вас носки разного цвета!
- Дома то же самое...
Ничего не попишешь, иллюзии - живущая гниль, и если скоты с удовольствием ведутся на обман, то цивилизованного человека и обманывать не надо - он первый сам себя обманет, ему приятно обманываться и думать, что привычная жизнь - навсегда, русские - тоже люди, а смерть, в особенности насильственная, от руки зверствующих оккупантов - это то, что бывает с другими. Уж коль скоро даже в Латвии или Польше русская угроза и сегодня несмотря ни на что все еще кажется чем-то вроде альтернативной фантастики - что можно объяснить тем, кто сидит на островах и думает, что его это никак не касается. А тем временем...

..."деморализованная и разложившаяся Россия опять дает заголовки мировым газетам. Кто же настоящие герои современной России - космонавты или диссиденты? Вопрос детский, но дающий повод к основательным размышлениям".

Василий Павлович Аксенов

«Остров Крым»

Случайный выстрел из корабельного орудия, сделанный английским лейтенантом Бейли-Лендом, предотвратил захват Крыма частями Красной Армии в 1920 г. И теперь, в годы правления Брежнева, Крым превратился в процветающее демократическое государство. Русский капитализм доказал своё превосходство над советским социализмом. Поражают воображение ультрасовременный Симферополь, стильная Феодосия, небоскрёбы международных компаний Севастополя, сногсшибательные виллы Евпатории и Гурзуфа, минареты и бани Бахчисарая, американизированные Джанкой и Керчь.

Но среди жителей острова Крым распространяется идея партии СОС (Союза Общей Судьбы) — слияния с Советским Союзом. Лидер партии — влиятельный политик, редактор газеты «Русский Курьер» Андрей Арсениевич Лучников. Его отец во время гражданской воевал в рядах русской армии, стал предводителем дворянства феодосийской губернии и живёт теперь в своём имении в Коктебеле. В Союз Общей Судьбы входят одноклассники Лучникова по Третьей Симферопольской гимназии Царя-Освободителя — Новосильцев, Деникин, Чернок, Беклемишев, Нулин, Каретников, Сабашников и др.

Андрей Лучников часто бывает в Москве, где у него много друзей и есть любовница — спортивный комментатор программы «Время» Татьяна Лунина. Его московские связи вызывают ненависть у членов «Волчьей Сотни», которая пытается организовать покушение на Лучникова. Но за его безопасностью следит одноклассник, полковник Александр Чернок, командир крымского спецподразделения «Эр-Форсиз».

Лучников приезжает в Москву. В Шереметьеве его встречает Марлен Михайлович Кузенков — работник ЦК КПСС, «курирующий» остров Крым. От него Лучников узнает, что советские власти довольны курсом на воссоединение с СССР, который проводит его газета и организованная им партия.

Оказавшись в Москве, Лучников скрывается от «ведущих» его сотрудников госбезопасности. Ему удаётся незаметно выехать из Москвы с рок-группой своего друга Дима Шебеко и осуществить давнюю мечту: самостоятельное путешествие по России. Он восхищён людьми, с которыми знакомится в провинции. Известный нарушитель границ Бен-Иван, доморощенный эзотерик, помогает ему выбраться в Европу. Вернувшись на остров Крым, Лучников решает во что бы то ни стало осуществить свою идею слияния острова с исторической родиной.

КГБ вербует Татьяну Лунину и поручает ей слежку за Лучниковым. Татьяна приезжает в Ялту и, неожиданно для себя, становится случайной любовницей старого американского миллионера Фреда Бакстера. После ночи, проведённой на его яхте, Татьяну похищают «волчесотенцы». Но ребята полковника Чернока освобождают её и доставляют к Лучникову.

Татьяна живёт с Лучниковым в его роскошной квартире в симферопольском небоскрёбе. Но она чувствует, что её любовь к Андрею прошла. Татьяну раздражает его одержимость абстрактной идеей Общей Судьбы, в жертву которой он готов принести цветущий остров. Она порывает с Лучниковым и уезжает с влюблённым в неё миллионером Бакстером.

Сын Андрея Лучникова, Антон, женится на американке Памеле; со дня на день молодые ждут ребёнка. В это время Советское правительство «идёт навстречу» обращению Союза Общей Судьбы и начинает военную операцию по присоединению Крыма к СССР. Гибнут люди, разрушается налаженная жизнь. Гибнет новая возлюбленная Лучникова Кристина Парслей. До Андрея доходят слухи, что погиб и его отец. Лучников знает, что стал дедом, но ему неизвестна судьба Антона и его семьи. Он видит, к чему привела его безумная идея.

Антон Лучников с женой и новорождённым сыном Арсением спасаются на катере с захваченного острова. Катер ведёт эзотерик Бен-Иван. Советские лётчики получают приказ уничтожить катер, но, видя молодых людей и младенца, «шмаляют» ракету в сторону.

Андрей Лучников приезжает во Владимирский собор в Херсонесе. Хороня Кристину Парслей, он видит на кладбище у собора могилу Татьяны Луниной. Настоятель собора читает Евангелие, и Лучников спрашивает в отчаянии: «Почему сказано, что соблазны надобны Ему, но горе тем, через кого пройдёт соблазн? Как бежать нам этих тупиков?..»

За собором святого Владимира над захваченным островом Крым взлетает праздничный фейерверк.

В 1920 году белогвардейские отряды, полностью измотанные во время Гражданской войны, заняли остров Крым, как последний оплот. Большевики уверенно начинают наступление по льду Керченского пролива: противнику уходить некуда. Но случайный выстрел с английского судна, стоящего в Черном море, превратил ледовый мост в ловушку для красноармейцев. Момент был упущен из-за поднявшейся паники и белые успевают собраться настолько, что остров стал неприступной крепостью. Лейтенант Бейли-Ленд сорвал его захват. Крым остался независимым. Он относительно благополучно пережил Вторую мировую войну, сохранив полный нейтралитет.

Теперь Советским Союзом руководит товарищ Брежнев. А Крым тем временем стал символом превосходства русского капитализма благодаря поддержке европейских держав. Здесь есть собственная армия, промышленность поднята на невероятную высоту, сервис на курортах острова не уступает европейскому, являясь источником колоссальных доходов.

Но Андрей Лучников - главный редактор газеты "Русский курьер", дворянин, один из самых влиятельных политиков - является пропагандистом популярного движения "Союз Общей Судьбы" (СОС). Его конечная цель - слияние Крыма с Советским союзом. В образованную Лучниковым партию вошли его ближайшие друзья, с которыми он учился в Третьей Симферопольской гимназии Царя-Освободителя - Деникин, Каретников, Новосильцев, Нулин и другие одноклассники. На выборах в Думу СОС одержала уверенную победу.

Действия Андрея противоречат идеям "Волчьей сотни". На него организовывается покушение, но командир спецподразделения "Эр-Форсиз" организует охрану крымского лидера.

По роду службы Лучников - частый гость в столице СССР. Там у него достаточно друзей, есть любовница. Именно ее и вербует КГБ для слежки за Андреем. Тем временем он ухитряется со знакомым рок-музыкантом скрыться от наблюдения и отправляется путешествовать по стране, затем по Европе. Его привели в восторг встречи с простыми, открытыми людьми. Лидер СОС по-прежнему намерен добиться воссоединения целостности Союза.

Любовница Татьяна Лунина приезжает на остров. Ей совершенно не нравится идея присоединения Крыма к СССР и после ее похищения, организованного черносотенцами, она разрывает все отношения и эмигрирует с американским миллионером. Антон Лучников, сын Андрея, женат на американке, они ждут ребенка.

Партия СОС тем временем официально обратилась к правительству Советского Союза с просьбой о включении Крыма в состав страны. На остров входят регулярные войска, и начинается военная операция по присоединению. Цветущий уголок превратился в ад. Вся налаженная жизнь маленького государства рухнула, повсюду гибнут его граждане.

Лучников, потеряв почти всех своих близких людей, понимает, что совершил фатальную ошибку, лишив Крым независимости. Он хоронит свою последнюю любовь Парслей и видит рядом могилу Луниной. Во время отпевания усопших, Андрей в полном отчаянии пытается найти ответы на свои вопросы о случившемся.

А тем временем начинается праздничный салют: Крым присоединен к Советскому Союзу. Страна ликует.

Памяти моей матери Евгении Гинзбург

I. Приступ молодости

Всякий знает в центре Симферополя, среди его сумасшедших архитектурных
экспрессии, дерзкий в своей простоте, похожий на очиненный карандаш
небоскреб газеты "Русский Курьер". К началу нашего повествования, на исходе
довольно сумбурной редакционной ночи, весной, в конце текущего десятилетия
или в начале будущего (зависит от времени выхода книги) мы видим
издателя-редактора этой газеты 46-летнего Андрея Арсениевича Лучникова в его
личных апартаментах, на "верхотуре". Этим советским словечком холостяк
Лучников с удовольствием именовал свой плейбойский пентхауз.
Лучников лежал на ковре в йоговской позе абсолютного покоя, пытаясь
вообразить себя перышком, облачком, чтобы затем и вообще как бы отлететь от
своего 80-килограммового тела, но ничего не получалось, в голове вес время
прокручивалась редакционная шелуха, в частности невразумительные сообщения
из Западной Африки, поступающие на телетайпы ЮПИ и РТА: то ли марксистские
племена опять ринулись на Шабу, то ли, наоборот, команда европейских
головорезов атаковала Луанду. Полночи возились с этой дребеденью, звонили
собкору в Айвори, но ничего толком не выяснили, и пришлось сдать в набор
невразумительное: "по неопределенным сообщениям, поступающим из... "
Тут еще последовал совершенно неожиданный звонок личного характера:
отец Андрея Арсениевича просил его приехать и непременно сегодня.
Лучников понял, что медитации не получится, поднялся с ковра и стал
бриться, глядя, как солнце в соответствии с законами современной архитектуры
располагает утренние тени и полосы света по пейзажу Симфи.
Когда-то был ведь заштатный городишко, лежащий на унылых серых холмах,
но после экономического бума ранних сороковых Городская Управа объявила
Симферополь полем соревнования самых смелых архитекторов мира, и вот теперь
столица Крыма может поразить любое туристическое воображение.
Площадь Барона, несмотря на ранний час, была забита богатыми
автомобилями. Уик-энд, сообразил Лучников и стал тогда активно "включаться"
на своем "питере-турбо", подрезать носы, гулять из ряда в ряд, пока не
влетел в привычную улочку, по которой обычно пробирался к Подземному Узлу,
привычно остановился перед светофором и привычно перекрестился. Тут вдруг
его обожгло непривычное: на что перекрестился? Привычной старой Церкви Всех
Святых в Земле Российской Воссиявших больше не было в конце улочки, на се
месте некая овальная сфера. На светофор, значит, перекрестился, ублюдок?
Совсем я зашорился со своей Идеей, со своей газетой, отца Леонида уже год не
посещал, крещусь на светофоры.
Эта его привычка класть кресты при виде православных маковок здорово
забавляла новых друзей в Москве, а самый умный друг Марлен Кузенков даже
увещевал его: Андрей, ведь ты почти марксист, но даже и не с марксистской, с
чисто экзистенциальной точки зрения смешно употреблять эти наивные символы.
Лучников в ответ только ухмылялся и всякий раз, увидев золотой крест в небе,
быстренько, как бы формально отмахивал знамение. Он-то как раз казнил себя
за формальность, за суетность своей жизни, за удаление от Храма, и вот
теперь ужаснулся тому, что перекрестился просто-напросто на светофор.
Мутная изжога, перегар газетной ночи, поднялась в душе. Симфи даже
ностальгии не оставляет на своей территории. Переключили свет, и через
минуту Лучников понял, что овальная, пронизанная светом сфера -- это и есть
теперь Церковь Всех Святых в Земле Российской Воссиявших, последний шедевр
архитектора Уго Ван Плюса.

Роман «Остров Крым» был написан Василием Аксеновым в 1979 году и тогда выглядел практически фантастикой. Но спустя годы остаётся только удивляться тому, как некоторые его эпизоды перекликаются с современной реальностью. Писатель как будто предвидел некоторые моменты, хотя всё же он описывает альтернативную реальность. В каком-то смысле это не столько фантастическое произведение, а скорее, сатира, описывающая политику нашего государства. В книге присутствует большое количество героев, много динамичных моментов, интересных идей. Есть здесь и нелицеприятные факты, не очень приятные моменты, неприличные и грубоватые. Автор именно так хотел отразить то, что пытался донести до читателей.

В книге Крым предстаёт островом в Чёрном море. Он со всех сторон окружён водой, и поэтому во время Гражданской войны к нему можно было подобраться только по воде. Это сыграло большую роль в истории. В холодное время по льду белые отступают в сторону Крыма под натиском сил красных. Остров кажется беззащитным, но из-за одной неучтённой детали наступление красных становится провальным. У белых появляется возможность восстановить свои силы и укрепить остров, защитить его. Затем Крым становится обособленным и развитым государством, получает помощь из Европы. Но что ждёт его дальше? И возможно ли настолько оградиться от СССР, оставаясь русским государством?

На нашем сайте вы можете скачать книгу "Остров Крым" Аксенов Василий Павлович бесплатно и без регистрации в формате fb2, rtf, epub, pdf, txt, читать книгу онлайн или купить книгу в интернет-магазине.

В. П. Аксёнов

ОСТРОВ КРЫМ

ПАМЯТИ МОЕЙ МАТЕРИ ЕВГЕНИИ ГИНЗБУРГ

I. Приступ молодости

Всякий знает в центре Симферополя, среди его сумасшедших архитектурных экспрессии, дерзкий в своей простоте, похожий на очинённый карандаш, небоскреб газеты «Русский Курьер». К началу нашего повествования, на исходе довольно сумбурной редакционной ночи, весной, в конце текущего десятилетия или в начале будущего (зависит от времени выхода книги) мы видим издателя-редактора этой газеты 46-летнего Андрея Арсениевича Лучникова в его личных апартаментах, на «верхотуре». Этим советским словечком холостяк Лучников с удовольствием именовал свой плейбойский пентхауз.

Лучников лежал на ковре в йоговской позе абсолютного покоя, пытаясь вообразить себя перышком, облачком, чтобы затем и вообще как бы отлететь от своего 80-килограммового тела, но ничего не получалось, в голове все время прокручивалась редакционная шелуха, в частности невразумительные сообщения из Западной Африки, поступающие на телетайпы ЮПИ и РТА: то ли марксистские племена опять ринулись на Шабу, то ли, наоборот, команда европейских головорезов атаковала Луанду. Полночи возились с этой дребеденью, звонили собкору в Айвори, но ничего толком не выяснили, и пришлось сдать в набор невразумительное: «по неопределенным сообщениям, поступающим из…»

Тут еще последовал совершенно неожиданный звонок личного характера: отец Андрея Арсениевича просил его приехать и непременно сегодня.

Лучников понял, что медитации не получится, поднялся с ковра и стал бриться, глядя, как солнце в соответствии с законами современной архитектуры располагает утренние тени и полосы света по пейзажу Симфи.

Когда-то был ведь заштатный городишко, лежащий на унылых серых холмах, но после экономического бума ранних сороковых Городская Управа объявила Симферополь полем соревнования самых смелых архитекторов мира, и вот теперь столица Крыма может поразить любое туристское воображение.

Площадь Барона, несмотря на ранний час, была забита богатыми автомобилями. Уик-энд, сообразил Лучников и стал тогда активно «включаться» на своем «Питере-турбо», подрезать носы, гулять из ряда в ряд, пока не влетел в привычную улочку, по которой обычно пробирался к Подземному Узлу, привычно остановился перед светофором и привычно перекрестился. Тут вдруг его обожгло непривычное: на что перекрестился? Привычной старой Церкви Всех Святых в Земле Российской Воссиявших больше не было в конце улочки, на ее месте некая овальная сфера. На светофор, значит, перекрестился, ублюдок? Соврем я зашорился со своей Идеей, со своей газетой, отца Леонида уже год не посещал, крещусь на светофоры.

Эта его привычка класть кресты при виде православных маковок здорово забавляла новых друзей в Москве, а самый умный друг Марлен Кузенков даже увещевал его: Андрей, ведь ты почти марксист, но даже и не с марксистской, с чисто экзистенциальной точки зрения смешно употреблять эти наивные символы. Лучников в ответ только ухмылялся и всякий раз, увидев золотой крест в небе, быстренько, как бы формально отмахивал знамение. Он-то как раз казнил себя за формальность, за суетность своей жизни, за удаление от Храма, и вот теперь ужаснулся тому, что перекрестился просто-напросто на светофор.

Мутная изжога, перегар газетной ночи, поднялась в душе. Симфи даже ностальгии не оставляет на своей территории. Переключили свет, и через минуту Лучников понял, что овальная, пронизанная светом сфера - это и есть теперь Церковь Всех Святых в Земле Российской Воссиявших, последний шедевр архитектора Уго Ван Плюса.

Автомобильное стадо вместе с лучниковским «Питером» стало втягиваться в Подземный Узел, сплетение туннелей, огромную развязку, прокрутившись по которой, машины на большой скорости выскакивают в нужных местах Крымской системы фриуэев. По идее, подземное движение устроено так, что машины набирают все большую скорость и выносятся на горбы магистралей, держа стрелки, уже на второй половине спидометров. Однако идею эту с каждым годом осуществить становилось труднее, особенно во время уик-эндов. Скорость в устье туннеля была не столь высока, чтобы нельзя было прочесть аршинные буквы на бетонной стенке ворот. Этим пользовались молодежные организации столицы. Они спускали на канатах своих активистов, и те писали яркими красками лозунги их групп, рисовали символы и карикатуры. Зубры в Городской Думе требовали «обуздать мерзавцев», но либеральные силы, не без участия, конечно, лучниковской газеты, взяли верх, и с тех пор сорокаметровые бетонные стены на выездах из Узла, измазанные сверху донизу всеми красками спектра, считаются даже чем-то вроде достопримечательностей столицы, чуть ли не витринами островной демократии. Впрочем, в Крыму любая стенка - это витрина демократии.

Сейчас, выкатываясь из Восточных ворот, Лучников с усмешкой наблюдал за трудом юного энтузиаста, который висел паучком на середине стены и завершал огромный лозунг КОММУНИЗМ - СВЕТЛОЕ БУДУЩЕЕ ВСЕГО ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, перекрывая красной краской многоцветные откровения вчерашнего дня. На заду паренька на выцветших джинсах красовался сверкающий знак «Серп и Молот». Временами он бросал вниз, в автомобильную реку, какие-то пакетики-хлопушки, которые взрывались в воздухе, опадая агитационным конфетти.

Лучников посмотрел по сторонам. Большинство водителей и пассажиров не обращали на энтузиаста никакого внимания, только через два ряда слева из «каравана-Фольксвагена» махали платками и делали снимки явно хмельные британские туристы, да справа рядом в роскошном сверкающем «Руссо-Балте» хмурил брови пожилой врэвакуант.

Вылощенный, полный собственного достоинства «мастодонт» чуть повернул голову назад и что-то сказал своим пассажирам. Две «мастодонтихи» поднялись из мягчайших кожаных глубин «Руссо-Балта» и посмотрели в окно. Пожилая дама и молодая, обе красавицы, не без интереса, прищуренными глазами взирали - но не на паучка в небе, - на Лучникова. Белогвардейская сволочь. Наверное, узнали: позавчера я был на TV. Впрочем, все врэвакуанты так или иначе знают друг друга. Должно быть, эти две сучки сейчас обсуждают, где они меня могли встретить - на вторниках у Беклемишевых, или на четвергах у Оболенских, или на пятницах у Нессельроде…

Стекла в «Руссо-Балте» поползли вниз.

Здравствуйте, Андрей Арсениевич!

Медам! - восторженно приветствовал попутчиц Лучников. - Исключительно рад! Вы замечательно выглядите! Едете для гольфа? Между прочим, как здоровье генерала?

Любого врэвакуанта можно смело спрашивать «между прочим, как здоровье генерала»: у каждого из них есть какой-нибудь одряхлевший генерал в родственниках.

Вы, должно быть, не узнали нас, Андрей Арсениевич, - мягко сказала пожилая красавица, а молодая улыбнулась. - Мы Нессельроде.

Помилуйте, как я мог вас не узнать, - продолжал ёрничать Лучников. - Мы встречались на вторниках у Беклемишевых, на четвергах у Оболенских, на пятницах у Нессельроде…

Мы сами Нессельроде! - сказала пожилая красавица. - Это Лидочка Нессельроде, а я Варвара Александровна.

Понимаю, понимаю, - закивал Лучников. - Вы Нессельроде, и мы, конечно же, встречались на вторниках у Беклемишевых, на четвергах у Оболенских, на пятницах у Нессельроде, не так ли?

Диалог в стиле Ионеско, - сказала молодая Лидочка. Обе дамы очаровательно оскалились.

«Что это они так любезны со мной? Я им хамлю, а они не перестают улыбаться. Ах да, ведь в этом сезоне я жених. Левые взгляды не в счет, главное - я сейчас „жених из врэвакуантов. В наше время, милочка, это не так уж часто встретишь“».

Вы, должно быть, сейчас припустите на своем «Турбо»? - спросила Лидочка Александровна.

Йеп, мэм, - американский ответ Лучникова прозвучал весьма подозрительно для ушей русских дам.

Наш папочка предпочитает «Руссо-Балт», а значит, плавное, размеренное движение, не лишенное, однако, стремительности. - Лидочка Александровна пыталась удержаться в «стиле Ионеско».

Это сразу видно, - сказал Лучников.

Почему? - спросила Варвара Александровна. - Потому что он ваш политический оппонент?

«Он, оказывается, мой политический оппонент!»

Нет, сударыня, я сразу понял, что ваш папочка предпочитает «Руссо-Балт», когда я увидел его за рулем «Руссо-Балта».

Господин Нессельроде повернул голову и что-то сказал.

Михал Михалыч интересуется - как здоровье Арсения Николаевича? - Именно в таком виде Варвара Александровна вынесла на поверхность высказывание супруга.