Сборник контрольных работ и диктантов по русскому языку. Сборник диктантов и упражнений по пунктуации

Сборник диктантов по пунктуации простое предложение - страница №1/4

Т. В. КРАУЗЕ

СБОРНИК ДИКТАНТОВ ПО ПУНКТУАЦИИ

ПРОСТОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

1. Солнце день ото дня становилось горячей. Оно растревожило застывшую, замёрзшую тайгу. Шумно и дружно запели ручьи. Они смывали зимнюю серую накипь с земли и обнажали прошлогодние травы. Ожили сухие ветви деревьев. У ольхи зашевелились чешуйки на готовых с осени серёжках. (Аж.) 2. В степи за оврагом скрипуче кричала птица. В темноте в вишнях гудели жуки. Как замечательно пахло вокруг! Во всех садах что-то цвело, во всех садах были выкопаны грядки. (Коч.) 3. Каков дождик? Каковы молнии? Кое-где сквозь соломенную крышу закапала вода на душистое сено. Но вот солнце опять заиграло. Гроза прошла. Как весело сверкает всё кругом, как воздух свеж, как пахнет земляникой и грибами! (Т.) 4. Славная осень! Здоровый, ядрёный воздух усталые силы бодрит. (Н.) 5. Где сладкий шёпот моих лесов? Потоков ропот, цветы лугов? Деревья голы; ковёр зимы покрыл холмы, луга и долы. (Барат.) 6. Кто при звездах и при луне так поздно едет на коне?

ПРИЛОЖЕНИЕ И ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ ПРИ НЁМ

1. В сени вышел царь-отец. (П.) 2. Возле вагона-мастерской в тени примостились штук шесть мотоциклов. (Баб.) 3. По соседству садились вертолёты, посверкивая своими вращающимися лопастями-крыльями. (Бер.) 4. Дядя Саша поставил в вагоне-изоляторе крошечный верстак и принялся работать. (Пан.) 5. Варвара Гавриловна заказала соседу-плотнику ящики для рассады. (Пауст.) 6. В комнату вошли офицеры-артиллеристы из другой части. (Каз.) 7. По лёгкой подтянутой фигуре его можно было принять за вышедшего в запас офицера-строевика. (Ов.) 8. Они устроились на разостланной на снегу плащ-палатке. (Аж.) 9. Газик-вездеход то нырял в лужу, то подминал под себя мокрый высокий бурьян. (Баб.) 10. Женщины-шахтёрки толпами провожали своих мужей и сыновей, которых отправляли в Чугуев. (О. Г.) 11. Бойцы-пулемётчики получили приказ организовать пулемётные точки в этом особнячке. 3. По улице ребята-пастухи гнали скот на пастбище. (О. Г.) 4. Над самой кручей у Днестра-реки виднелась крепость. 5. Ванюша-шофёр изредка посматривал на своего пассажира. (Баб.) 6. Нянька с добродушием повествовала сказку о Емеле-дурачке. (Гонч.) 7. Елькин - отличный механик-водитель. (В. Кож.) 8. От распределительного щитка передвижной электростанции тянутся змеи-кабели. (В. Лип.) 9. Город расположен на берегах реки Невы. 10. Краны-трубоукладчики выстроились по правую сторону траншеи. (В. Кож.) 11. За прикрытой дверью было тихо, постукивали часы-ходики. (Чак.) Петряков был сыном столяра-краснодеревца. (Эренб.) 16. В Ярославль-город вечером приехали (Кор.) 17. Река Кама зарождается в лесном Заволжье. 18. Десяток больших рек и сотни малых речек несут воды в матушку Обь. Старый пароход «Пушкин» шёл в Ялту.

1. В это время он редактировал журнал «Тридцать дней». 2. Старый пароход «Пушкин» шел в Ялту. 3.Однажды весной я сидел в парке и читал «Остров сокровищ» Стивенсона. 4. Он начал писать и сравнительно быстро закончил повесть «На Амуре». 5. Чаще всего у причала останавливались шхуны «Три брата» и «Лев Толстой». 6. Я к этому времени уже начал редактировать морскую газету «Маяк». 7. «Осенний день в Сокольниках» - единственный пейзаж Левитана, где присутствует человек. 8. Она играла Лизу в «Дворянском гнезде». 9. Это были билеты в Художественный театр на «Живой труп» и «Три сестры». 10. В 1906 году в Одессу пришёл восставший «Потёмкин». 11. В 1944 году я написал небольшой роман «Дым отечества». 12. Я решил опубликовать этот роман в журнале «Москва».

Из произведений К. Паустовского.

1. Люди разместились в десяти крытых грузовиках-фургонах. (Аж.) 2. Всю ночь перед штурмом Сапун-горы над немецкими укреплениями стояли белые колонны прожекторного света. (В. Кож.) 3. Я всюду возил с собой начатую еще в Таганроге повесть «Романтики». (Пауст.) 4. Явился беженец-скворец на новую квартиру.

ОДНОРОДНЫЕ И НЕОДНОРОДНЫЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ

2. Нехлюдов вдыхал крепкий запах молодого берёзового листа. (Л. Т.) 3. Скорбные, жгучие слёзы тихо скатились с его славных глаз. (Ст.) 4. Густой тёплый воздух гудел от вечерней мошки. (Григ.) 5. Можайскому всегда нравился пожилой, ещё красивый, сохранивший свежесть лица и молодую походку генерал. (Л. Ник.) 6. Большие серые глаза его рассеянно глядели в небо. (Л. Ник.) 7. Густой снег стал валить почти сплошной мокрой лавиной. (В. Кож.) 8. Она была серьёзная, неторопливая, с плавными движениями. (Кав.) 9. Дом был трёхэтажный, серый, с выступающим облупленным фонарём. (Пан.) 10. У него было выразительное лицо с лучистыми карими глазами и красивым тонким носом. (Баб.) 11. Откуда-то снаружи доносился беспокойно нарастающий, могучий, грозный шум громадной толпы. (Баб.) 12. От высокой, нехоженой, полусожжённой солнцем травы пахло сеном. (Сим.)13. Простой, добротно сделанный, некрашеный стол стоял у окна. (Чак.)

ТВОРЧЕСКИЕ ДИКТАНТЫ

Вставить подходящие неоднородные определения

Слова для вставки: 1) берёзовых; 2) чёрная; 3) многоэтажном; 4) тёплое; 5) тонконогая; 6) долгие; 7) синий.

1. В колхозе заготовили много сухих дров. 2. Большая туча закрыла полнеба. 3. Нам дали квартиру в новом доме. 4. Наступило летнее утро. 5. В комнату вбежала маленькая девочка. 6. Наступили зимние вечера. 7. На нём был модный костюм.

Распространить предложения однородными членами, не соединёнными союзами.

1. Космонавтом может быть только смелый (волевой, решительный, находчивый) человек.. 2. В нашей школе есть драматический (литературный, физический, математический, исторический, музыкальный) кружок. 3. К началу учебного года надо купить учебники (тетрадь, карандаш, готовальня). 4. В колхозе мы побывали на молочной ферме (поле, сад, гараж, мастерская). 5.На колхозном рынке продавали яблоки (груша, слива, абрикос, черешня). 6. Иней лежал на траве (тротуар, скамейка, дерево, крыша). 7; Туристы шли берегом реки (поле, лес, роща). 8. За свою долгую жизнь он побывал в Сибири (Урал, Крым, Кавказ).

ОДНОРОДНЫЕ ЧЛЕНЫ, СОЕДИНЁННЫЕ НЕПОВТОРЯЮЩИМИСЯ СОЮЗАМИ

I. 1. Он лежал на спине и смотрел сквозь ветви на потемневшее небо. 3. Камыши стояли неподвижно и как будто дремали. (Аре.) 4. Я не зажигал огня и незаметно отдавался тяжёлым впечатлениям молчания и мрака. (Кор.)5. Видны были только белые стволы ближайших берёз да кусочек аллеи. (Ч.) 6. Только слышится подвывание ветра в снастях да тихий гул моря. (Ст.) 7. Утреннюю сонливую тишину нарушало лишь стрекотание птиц да стук сапог. (Аж.) 8. Тряска в лёгком возке да пьянящий степной воздух изнуряли его. (Буб.)

II. 1. Это была не гроза, а стремительный ураган. (Пауст.) 2. Он был смелый, но сдержанный, осмотрительный человек. (Баб.) 3. Я упала, больно ударилась, но сейчас же вскочила. (Каз.) 4. Это был человек с молодым лицом, но седыми волосами. (Каз.) 5. Степное половодье было очень бурным, однако необычайно быстро шло на убыль. (Баб.) 6 . Дни стояли пасмурные, однако тёплые. (Акс.) 7. Ложью свет пройдёшь, да не воротишься. (Посл.) 8. Будет беда, да только не тебе. (А. О.) 9. Поворчал он, да не посмел ослушаться. 10. Он ел мало, зато слушал жадно. (Леон.) 11. Мы много поработали, зато выполнили задание в срок. 12. Работа интересная, хотя и очень трудная.

III. 1. Птицы и насекомые были кем-то запуганы или вовсе покинули эти места. (В. Кож.) 2. Где-то поблизости журчала невидимая речка или ручей. (Чак.) 3. Погода была мокрая или холодная. (Акс.) 4. У Обломова в кабинете переломаны или перебиты почти все вещи. (Гонч.) 5. Я заставал его за чтением газеты либо журнала.

IV. 1. На стульях, на диванах, на принесённых из комнат табуретках сидели генералы и офицеры. (Л. Ник.) 2. Слышно было мерное дыхание спящих да треск горящих в костре сучьев. (Аре.) 3. Он вас выслушивал, соглашался, но всё-таки не терял чувства собственного достоинства. (Т.) 4. Я давно собирался навестить тебя, да боялся потревожить. (Ст.) 5. Дед стар, однако продолжает служить сторожем. (Крут.) 6. Во время отпуска он помогает матери по хозяйству, а в свободное время бродит по лесам или по озеру по пояс в воде, ищет какие-то редкие водоросли. (Пауст.) 7. В настоящую лесную глушь забираются только белка да пёстрый дятел. (М.-С.) 8. В темноте надо было миновать вражеский дозор или чёрный наблюдательный глазок пулемётного гнезда. (Леон.) 9. Это была гроза либо канонада. 10. Неодолимая, хотя и тихая сила увлекала меня. (Л. Т). И. Пчёлы на пасеке жужжат да гудят. (Т.) 12. Приют наш мал, зато спокоен. (Л.) 13. Рано встала, да мало напряла. (Поел.) 14. Кое-где при дороге попадается угрюмая ракита или молодая берёзка с мелкими клейкими листьями. (Л. Т.) 15. Наш воевода в родню был толст, да не в родню был прост. (Кр.) 16. Он говорил мало, зато дельно. 17. Книга была интересная, но без иллюстраций. 18. Опустил голову, да и пошёл. (Кор.)

ТВОРЧЕСКИЙ ДИКТАНТ

Заменить союз да союзом и или но.

1. В этой местности кругом озёра да болота. 2. Я что-то хотела сказать, да забыла. 3, Листом стелется, да укусить целится. 4. Слышалось качание маятника да тихие шаги. 5. Скучно ждать, да надо дожидаться. 6. Легко друзей найти, да трудно сохранить, 7. Я всё лето собирала ягоды да грибы. 8. Мороз не велик, да стоять не велит.

ОДНОРОДНЫЕ ЧЛЕНЫ, СОЕДИНЁННЫЕ ПОВТОРЯЮЩИМИСЯ СОЮЗАМИ

1. В лесу одному шумно, и жутко, и весело. (Фет.) 2.Дробится, и плещет, и брызжет волна мне в очи солёною влагой. (А. К. Т.) 3. Голодал он, и мёрз, и на солнце жарился, и переходы делал по сорока и по пятидесяти вёрст в жару и мороз. (Гарш.) 4. Вдруг за ним стрелы мгновенное жужжанье, кольчуги звон, и крик, и ржанье, и топот по полю глухой. (П.) 5. Из окна были видны портал туннеля, исчезающая в нём вереница огней, и уходящая в обход горы серая лента дороги, и снежные вершины дальних гор, и вагонетки, и жилые дома. 7. И лапоть сплету, и игрушку из дерева вырежу, и на охоту схожу, дичинки добуду. (С.-Щ.) 8. Собака, человек, да кошка, да сокол друг другу поклялись однажды в дружбе вечной. (Кр.)

1. То он снег сгребал в кучи, то выбивал пыль из ковров и матрацев. (Ч.) 2. Мы то карабкались на гору, то шли косогором, то уже опять спускались в долину. (Аре.) 3. Он очень долго говорил с ней то громко, то тихо, то печально, то весело. (Акс.) 4. Настасья Ивановна да Пелагея Игнатьевна прилежно шьют что-нибудь к празднику для Илюши, или отца его, или для самих себя. (Гонч.) 5. Он или дремал в прихожей, или уходил болтать в людскую, в кухню. (Гонч.) 6. Меня отпускали с Евсеичем всякий день или поутру, или вечером часа на два. (Гонч.) 7. Здесь надо либо раскорчевать остатки тайги, либо сначала осушить остатки болота. (Ов.) 8. Не то волк, не то собака перебежала путь и пропала в темноте. (Баб.)

1. Такая музыка казалась к лицу и погоде, и старику, и его речам. (Ч.) 4. Он плотничал и стекла вставлял, и точил инструменты, и слесарил, и валял валенки, и чинил сапоги. (В.Гроссм.) Работы вам, и детям вашим, и внукам довольно будет. (М. Г.) 7. Раньше Егорушка не идел никогда ни пароходов, ни локомотивов, ни широких рек. (Ч.) 8. Нет огней ни на палубе, ни на мачтах, ни кругом на море. (Ч.) 9. Нигде не было ни капельки света, ни фонаря, ни коптилки. (Сер.) 10. В тишине только слышны были Чапаевский властный голос, да свисты, да хрипы спящих бойцов. (Фурм.) 11. В новой избе не было ни дверей, ни оконных рам, а прорублены только отверстия для них. (Акс.)

ТВОРЧЕСКИЙ ДИКТАНТ

Дополнить предложения однородными подлежащими или дополнениями, соединёнными союзами (при каждом из них должно быть определение).

1. На клумбах росли огненные настурции (красный георгин, жёлтый ноготок, белая астра). 2. В заповеднике мы видели благородного оленя (неповоротливый медведь, гордый лось, суетливая белочка). 3. В смешанном лесу росли кудрявые берёзы (мохнатая ель, громадный дуб, стройная сосна). 4. Мы увидели тёмный бор (серебристая речка, зелёный луг). 5. На прилавке лежали румяные яблоки (жёлтая груша, фиолетовая слива и тёмно-красная свекла.

Случалось ли тебе, читатель, плутать в глухом лесу в ночи, или одинокому попасть на чужбину, или встретить опасность один на один, или впасть в беду? (Фад.) 8. И тёмные скалы, и расщелины, и ущелья полны на секунду не затихающего скрипа повозок, звука колёс, топота копыт, громыхания, лязга. (Сер.) 9. Болезнь ли, или разговоры на пленуме обкома, или ночные беседы с Максимом настроили Артёма на раздумья. (Марк.) 10. Раньше он либо не замечал окружающей природы, либо она имела для него чисто практический интерес. (Фад.) 11. Он достаёт из кармана не то книжицу, не то газету. (Крут.)

КОНТРОЛЬНЫЕ ДИКТАНТЫ
РАЗВЕДЧИК-СНАЙПЕР ЧЕРЕДНИКОВ

Разведчик! Вы представляете его себе молодцеватым парнем, подвижным, быстрым, с энергичным лицом, с острыми глазами и обязательно с автоматом на груди. А дядя Чередников был уже в годах, высок, сутул, медлителен и предпочитал слушать, а не рассказывать. Отвечал он на вопросы по-солдатски коротко и точно, пустословия не любил.

Автомат он тоже не носил, а предпочитал ему обычную русскую трёхлинейную винтовку. Тем не менее разведчик и снайпер он был по нашему фронту непревзойдённый, с настоящим талантом следопыта, и со своей особой ухваткой, и с лисьей хитростью, и с неистощимой изобретательностью.

Чередников подходил к войне со спокойным расчётом и деловитостью. Он охотился за врагом постоянно и неутомимо и заполнял этим не только свои боевые дни, но и редкие фронтовые досуги. (121 слово)

По Б. Полевому.

МЕЩЁРА

Мещёра - остаток лесного океана.

Леса в Мещёре глухие. Путь в лесах - это километры тишины, безветрия. Это грибная прель, осторожное перепархиванье птиц. Это липкие маслюки, жёсткая трава, холодные белые грибы, земляника, лиловые колокольчики на полянах, дрожь осиновых листьев, торжественный свет и лесные сумерки.

В дубовых зарослях бродят безобидные медведи-муравьятники. Они расковыривают старые пни и слизывают муравьиные яйца.

Закат тяжело пылает на кронах деревьев, золотит их старинной позолотой. Бесшумно летают и как будто заглядывают в лицо летучие мыши.

Всю ночь огонь костра то разгорается, то гаснет. В необыкновенной, неслыханной тишине зарождается рассвет. Небо на востоке зеленеет.

Так мы живём в палатках на лесных озёрах по нескольку дней. Наши руки пахнут дымом и брусникой. Мы спим

по два часа в сутки и почти не знаем усталости.

Два-три часа стоят многих часов сна в духоте городских домов, в спёртом воздухе асфальтовых улиц.

По К. Паустовскому,
144 слова.

ОБОБЩАЮЩИЕ СЛОВА ПРИ ОДНОРОДНЫХ ЧЛЕНАХ

1. Теперь уж ни гор, ни неба, ни земли - ничего не было видно. (Аре.) 3. И вой урагана, и рёв моторов, и грохот - всё это сливалось в каком-то леденящем кровь концерте. (Ст.) 4. И тополь, и потемневшая от влаги на солнышке кровля, и ноздреватый снег - всё дышит первыми весенними запахами. (Ст.) 5. Ни дерево, ни вода - ничто не шелохнётся. (Т.) 6. Набережная, стоявшая на ней публика, рабочие, товарные склады - всё это тихонько поплыло назад. (Сер.) 7. Громадный рост Игната, его трубный голос, бородатое лицо, голова в густой шапке седых волос, сильные, Длинные руки - всё это придавало Игнату сходство со сказочным разбойником. (М. Г.) 8. Кухня, чуланы, буфет - всё было уставлено поставцами с посудой. (Гонч.) 9. Ни забора, ни ворот, ни сарая - ничего не было. (М.-С.) 10. На диване, на стульях - повсюду было что-то набросано. (Кае.)

1. Рабочий расставит, разложит снаряды: рубанки, подпилки, долота, ножи. (Н.) 2. С утра встречались странникам всё больше люди малые: свой брат крестьянин-лапотник, мастеровые, нищие, солдаты, ямщики. (Н.) 3. А в обычные дни этот пышный подъезд осаждают убогие лица: прожектёры, искатели мест, и преклонный старик, и вдовица. (Н.) 4. Всякий день стал приносить старый Мосеич разную крупную рыбу: щук, язей, голавлей, линей, окуней. (Акс.) 5. В числе посуды привозят много глиняных и стеклянных ребячьих игрушек, как-то: уточек, дудочек и брызгалок.

1. Повсюду: в клубе, на улицах, на скамейках у ворот, в домах - происходили шумные разговоры. (Гарш.) 2. Всё в нём: и тужурка, и каракулевая шапка, и белые бурки - было запачкано какой-то тёмной маслянистой жидкостью. (Б. П.) 3. Всё: её утомлённый вид, запылённая одежда, резиновые сапоги, перепачканные в глине,- всё это говорило, что она проделала длинный и нелёгкий путь.

ТВОРЧЕСКИЙ ДИКТАНТ

Вставить подходящие по смыслу обобщающие слова.

1. И лес, и поле, и река покрылись туманом. 2. Сухие листья лежали на дорогах, на крышах, на кабинах тракторов и автомобилей. 3. Столы, лавки и кровати выстроганы из чистого белого дерева. 4. Перила, проволочная решётка вдоль борта, плетёные кресла были в росе. 5. Не видно было ни камышей, ни плотины, ни берегов. Он не хотел ехать ни на Кавказ, ни в Крым, ни на Кубань. 7. Ни в мороз, ни в буран, ни в дождь они не прекращали работы.

СЛОЖНОСОЧИНЁННЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ

1. Небо было усеяно звёздами, и окрестность постепенно освещалась серебристым блеском месяца. (Григ.),3. Сильный порыв ветра раздвоил тучу, и бледным светом озарилась часть поля. (Григ.) 4. Солнце уже пряталось, и на цветущей ржи растянулись вечерние тени. (Ч.) 5. Дул сильный пронзительный ветер, и где-то вверху на крутом берегу скрипели деревья. (Ч.) 6. Было уже часов десять вечера, и над садом светила полная луна.

1. Вдруг над зазубренным краем леса беззвучно промелькнул и исчез реактивный самолёт, и только потом
пустое небо прорычало ему вслед. (В. Кож.) 2. К утру похолодало, и по низким луговым местам всё затопил до горизонта плотный туман. (Бер,) 3. Проехали вёрст восемь, и вдали показался невысокий дом и двор. (Ч.) 4. Холмы всё ещё тонули в лиловой дали, и не было видно их конца. (Ч.) 5. Пахло талым снегом, землёй, и солнце светило застенчиво и робко. (Кущ.) 6. Вечерело, и тучи не то расходились, не то заходили теперь с трёх сторон. (Бун.)
7. Старый князь был ещё в городе, и его ждали каждую минуту. (Л. Т.) 8. Вещи были уложены, и делать было нечего. (Пауст.) 9. Проехали ещё километра три или четыре, и радиатор неожиданно упёрся в зелёную стену камыша. (Баб.) 10. Она удалялась от всех домашних, и только с братом Петей ей было легко. (Л. Т.) 11. Надо было поспеть в Финский залив до заморозков, и поэтому все торопились. (Ст.) 12. Про батарею Тушина было забыто, и только в самом конце дела князь Багратион послал туда дежурного офицера. (Л. Т.)

1. Батурин растирал между пальцами жёлтые листья, и от пальцев шёл запах горечи. (Пауст.) 2. Мутное солнце неслось по вершинам белых деревьев и ни на шаг не отставало от машины. (Пауст.) 3. Изредка срывался ветер,

и тогда листья летели мутным дождём, щекотали лицо. (Пауст.) 4. К полудню тучи ушли, и над вершинами сосен
начало переливаться холодными огнями небо. (Пауст.) 5. Река бежала быстро и едва слышно журчала около сваек
купальни. (Ч.) 6. Солнце уже закатилось, и приятная свежесть разливалась в воздухе. (Ст.) 7. Вместе со всеми Леонтьев начал рубить на просеке кустарник и небольшие деревья и сваливать их вместе с сухим валежником в высокий, во всю длину просеки вал.
1. Ни один сучок не шелохнётся, ни одна капля дождя на тебя не падёт. (С.-Щ.) 2. Ни одно из насекомых не прожужжит в траве, ни одна птичка не защебечет на дереве. (Гонч.) 3. Издалека лишь дуновенье ветерка роптанье листьев приносило, да с тёмным берегом уныло шепталась горная река. (Л.) 4. Тихо плескалась струйка воды, да где-то вскрикивала ночная птица, да в кустах шевелилось что-то белое. (Кор.) 5. Последние тени сливались, да мгла синела, да за курганом тускнело мёртвое зарево. (Сер.) 6. На улице стоял холодный ясный день, на сердце у неё тоже было светло. (М. Г.) 7. Дочь училась дома и росла хорошо, мальчик тоже учился недурно. (Л. Т.) 8. Мать посмотрела в окно, девочка тоже взглянула на улицу. (М. Г.) 9. Мы оба с сестрой плакали, мать также плакала. (Акс.) 10. Люди кричали и бежали со всех ног к попавшему зайцу, я также кричал во всю мочь и бежал изо всех сил. (Акс.) 11. Стёпка подрос, подросло также его любопытство. (Григ.) 12. Никто к нему не ходил, да и он ни у кого не бывал. (В. Гроссм.)

1. Ласточки пропали, а вчера с зарёй всё грачи летали да как сеть мелькали вон над той горой. (Фет.) 2. Солнце уже садилось, а прохлады не было. (Г. Ник.) 3. Отряд наш несколько отстал, а мы с Дерсу шли впереди и говорили между собой. (Аре.) 4. Я рад был отказаться от предлагаемой чести, но делать было нечего. (П.) 5. Сердце его сильно билось, но страха не было в душе его. (Фад.) 6. Шёл двенадцатый час, но город не спал. (Чак.) 7. Горячее солнце с тоской искало ветра, да ветра-то не было. 8. Ученье и обед делали дни очень интересными, вечера же проходили скучновато. (Ч.)

1. Вот откуда-то доносится отрывистый тревожный крик неуснувшей птицы, или раздаётся неопределённый
звук. (Ч.) 2. Голова ли слишком разгорелась от мороза, или натопили непомерно печь. (А. Н. Т.) 3. Или вы сейчас одевайтесь, или я уйду один. (Писемёкий.). То сам себя не понимал я, то мир меня не понимал. (Л.) 5. То падал как будто туман, то вдруг припускал косой, крупный дождь. (Л. Т.) 6. То солнце пригревало опустевшие поля,
то северный ветер гнал быстрые тучи. (Г. Ник.) 7. То бедная колоколенка проглянет из синего марева, то красная крыша дома сквозь зелень сада, то прогремят колёса по бревенчатому мосту через светлую небыструю речку, то
васильковое платье девушки завиднеется на тропинке во ржи, то солнце набросает на сочную траву ярких пятен.
(Сол.) 8. То за соседним кустом начнёт кричать коростель, то с пушечным гулом ударит пудовая рыба, то оглушительно выстрелит в костре ивовый прут и разбрызжет искры, то над зарослями начнёт разгораться багровое зарево. (Пауст.)

* *
*

1. Тихо качаются кувшинки, и доносится дальний лай деревенских собак, или одинокий крик петуха донесётся из невидной с реки деревни. (Кор.) 2. На этот раз вечер был прелестный, да и публики было довольно много. (Дост.) 3. Обычных шумных разговоров и шуток не было, да и аппетит у многих был плохой. (Ст.) 4. Небо над головой было очень светлое, а к горизонту оно густело, и цвет его напоминал свинец. (Пауст.) 5. Светлана так и не зажигала свет, он проникал в окно от уличного фонаря, и я уже видел здесь всё: стулья, книжные полки, письменный стол в углу. (Чак.) 6. Туманы пропитали насквозь жёлтые листья, и под тяжестью холодной и уже ненужной влаги листья отрывались от веток и падали на траву и на гранитные мостовые.

КОНТРОЛЬНЫЕ ДИКТАНТЫ
ЕЛЬ И СОСНА

Из деревьев на Севере чаще всего увидишь ель и сосну. Ель и сосна - вечные соперницы.

Ель растёт на более влажных местах. Корни её неглубоки, и на Крайнем Севере это помогает ей бороться
с мертвящим прикосновением вечной мерзлоты. Ель теневынослива и легко уживается под пологом высокой, менее густой сосны. Но ветви ели плотно застилают солнце, и в еловом лесу всегда темно.

Сосна любит сухие песчаные пригорки, деревья стоят небольшими группами, и в сосновом бору всегда торжественно и светло. Но сосна может расти и на открытых заболоченных водоразделах. Могучая корневая система и сосны пробивает слой отмёрзших мхов, и сосна приживается на болоте. Растёт сосна быстрее ели. Она светолюбива, и её крона на стройном стволе словно распластана в высоком небе. Но вот под пологом этих прозрачных крон подрастают молодые ёлочки. Они вытягиваются, и иногда им удаётся затенить и заглушить сосновый лес.

А. Г о р ф, Н. П о к ш и ш е в с к и й. 138 слов.

ОГНЕВОЙ НАЛЁТ

На наблюдательном пункте было тихо, истекали последние минуты ожидания. Богданов стоял у своей смотровой щели. Шумела под ветром солома, и с крыши веял мелкий снежок.

Богданов обернулся, и в это время ударили гаубицы. Первые снаряды пронеслись с негромким шелестом, а через секунду дымные вихрь выросли на холмах. Донёсся обвал разрывов, и в артиллерийской буре не стало слышно отдельных выстрелов. Несколько батарей действовали в непосредственной близости, и гром многих орудий поглотил все другие звуки. Командиры наблюдательного пункта бесшумно двигались и беззвучно шевелили губами. Без стука упала лестница, так же неслышно её поставили на место.

Метрах в полутораста справа расположился в роще стрелковый дивизион. Длинные клинки пламени блистали там, в зарево охватывало заснеженные деревья. Пламя вылетало почти непрерывно, и среди веток носился розоватый дым.

Иногда можно было увидеть летящие обломки, брёвна или падающую стену. Это разваливались немецкие укрепления.

По Г. Б е р ё з к о. 138 слов

ГРОЗА В ГОРАХ

Как-то в горах мы подошли к юрте пастуха. Юрта охранялась громадными чёрными собаками, и они встретили нас свирепым лаем. Вскоре показался хозяин и пригласил нас в свою юрту.

Вдруг над самой юртой грянул гром, и первые крупные капли дождя загрохотали по войлоку крыши. Гроза разразилась не на шутку. Сверкали молнии, дождь всё усиливался, и через пять минут он перешёл в стремительный ливень с градом. Наша юрта бомбардировалась крупинками града, и отдельные градины валялись у наших ног или шипели на огне очага. Подул холодный ветер, и стало пронизывающе холодно. На полу юрты показалась вода. Через двадцать минут дожДь прекратился, мы вышли из юрты и увидели красивое зрелище. Поток с шумом уносил камни и глину. На глазах подмывались берега и земля с плеском падала в воду. Долго стояли мы над потоком и с интересом смотрели на меняющуюся, кипящую его поверхность.

По Мурзаеву. 141 слово.

ВОЗВРАЩЕНИЕ

На старой Канаве в ямах с водоворотами обитали крупные язи, и за ними-то мы однажды и поехали.

Возвращались на следующий день. В лесные тихие сумерки мы вышли к разъезду на узкоколейке. Был уже август, и кое-где на берёзах висели первые пожелтевшие листья. Мы влезли в тот вагон, где было побольше народу. Женщины везли котелки с брусникой и грибами.

Сначала женщины разговаривали о своих семейных делах, но вскоре таинственная прелесть летних сумерек вошла в вагон, и женщины замолчали. Поезд вошёл в луга,и стал виден во всю его ширь тихий закат. Солнце садилось в травы, в туманы и росы, и шум поезда не мог заглушить птичьего щёлканья и перелива в кустах по сторонам полотна.

Тогда самая молодая женщина запела. Пела она простую рязанскую песню, и кое-кто из женщин начал ей
подпевать.

По К. Паустовскому.132 слова

МУЗЫКУ СЛУШАЮТ СЕРДЦЕМ

Вы пришли домой из школы и включили радио. Зазвучала музыка, а вы занялись своими делами в ожидании

интересной передачи. Вы прекрасно слышите музыку, но это и всё. На самом деле музыки вы не слышите.

Остановитесь, отложите на минуту ваши дела и прислушайтесь. Нежная, тихая мелодия. Рояль словно жалуется,

и вам тоже стало грустно. Не бойтесь погрустить немного вместе с музыкой. Это хорошая грусть.

Музыка помогает вашим думам, воспоминаниям. Ещё несколько минут назад её слышали только ваши уши,

а сейчас вы услышали её сердцем. Она трогает вас, волнует.

А вот бурная, порывистая, стремительная музыка. Вы словно слышите страстную и яркую речь. Это исполняется

Двенадцатый этюд Шопена, и вы почувствуете, поймёте его второе название - Революционный.

Музыку надо слушать сердцем, нужно хотеть её слушать, и тогда она станет вашим верным другом и помощником в жизни.

По О. Туберовской. 136 слов.
СЛОЖНОПОДЧИНЁННЫЕ ПРЕДЛОЖЕНИЯ

Сложноподчинённые предложения с придаточными определительными

На вершине горы стоял хорошо видный сарай, куда била целая противотанковая батарея. (Сим.) 10. Его повели на холмик, откуда были видны позиции неприятеля. Он всё вспоминал Лизу такой, какой он знал её в дни молодости. (Фед.) 3. Спокойный вид Дерсу, уверенность, с какой он шёл_без опаски и не озираясь, успокоили меня. Молодежь, которая приходила сейчас на стройку, была воспитана на глубоко уважительном отношении к механизмам. (В. Кож.) 5. Чувство, которое охватило Завьялова в вагоне электрички при первом известии о спутнике, сейчас снова овладело им. (Чак.) 6. Где-то высоко в темноте промчался реактивный самолёт с шумом, который в иные времена был бы под силу лишь ветру и морю в жестокий шторм. (Чак.) 7. Люди, круг которых всё расширялся по мере расширения поля деятельности Серёжи, уже не казались ему такими необыкновенными. (Фад.)

1. Тут он узнал приёмную, в которой сидел утром, и стал искать выходной двери. (Ч.) 2. Начальник пожелал видеть Оленина, с которым он был в родстве, и предложил ему остаться в штабе. (Л. Т.) 3. Из передней, дверь в которую была открыта, доносился приглушённый говор. (Фад.) 4. Вешнее солнышко приветливо глядело с голубого неба, по которому двигались перистые облачка, и пригревало изрядно. 5. Оставить раненого командира в лесу, где были немцы, он не мог. 6. Мы пересекли асфальтированную дорогу, по которой только что пришли из города, и прошли с полкилометра в сторону гор. (Сол.) 7. Он довёл его до скамейки, на которой до этого сидел сам, и молча посадил его. (Сим.)

Вдруг с той стороны, где сидел отряд Ильина, донёсся раскатистый дружный залп, за ним другой, третий. (Л. Т.) 3. Он отыскал вчерашние следы оленя, подобрался под куст в чащу, в то самое место, где вчера лежал олень, улёгся около его логова. 4. Во время утреннего чая к столу, где сидел Дубава со своими арсенальщиками, протискивался Панкратов. 5. На девственном снегу пустынной лесной дороги вился за ним вялый извилистый нечёткий след, какой оставляет раненый зверь. (Б. П.) 6. Море было блистающе-голубое, каким оно было всегда в ясные, тёплые, тихие дни. (С.-Ц.) 7. 3а десять лет, что он тут не был весь этот район застроился каменными домами.

С того момента, когда он велел Гавриле грести тише, Гаврилу снова охватило острое выжидательное напряжение. (М. Г.) 3. Было время, когда старый замок служил даровым убежищем всякому бедняку без малейших ограничений. (Кор.) 4. Уж целый год работает Павка подручным кочегара на электростанции, куда определил его брат Артём. (И. О.) 5. Бульвар вёл к центральной площади города, откуда лучами расходились недлинные улочки. 6. За окном в ночных потёмках шумела буря, какою обыкновенно природа разражается перед грозой. 7. В один из тех студёных и ясных дней, когда леса одеваются мохнатым, сверкающим инеем, на столичном аэродроме приземлился воздушный корабль. 8. Ты запой мне ту песню, что прежде напевала нам старая мать. (Ес.) 11. Гроза, что так уверенно находила с вечера, не дошла до Юрьева. (Сол.) 12. Ёлки, что скромно прятались в роскоши лиственных деревьев, теперь вытянулись вперёд и протянули ветки. (Г. Ник.) 13. Отец взял с собой всё, что полагалось брать в дорогу. 14. На субботник должен прийти каждый, кто хочет видеть свой город чистым.
Дописать рассказ, используя в нём сложноподчинённые пред ложения с придаточными определительными .

ДВАДЦАТЬ ЛЕТ СПУСТЯ

В центре небольшой орловской деревни Овсянниково есть восьмилетняя школа. Её построили на месте, где в годы войны шли бои с фашистами.

Недалеко от школы большая воронка от многотонной бомбы, которую весной заливают талые воды. Все лето около этого «бассейна» раздаются весёлые голоса ребят. После дождя края воронки обрушились. Саша Борзенков, который проходил мимо, увидел странный металлический предмет, наклонился и замер. Из земли торчал остов стабилизатора. Это была бомба, которую...

СВОБОДНЫЙ ДИКТАНТ

ЧТО УВИДЕЛА ЗИМА

Зима. Она пришла в Дивногорск решительно, сразу. По этому случаю мальчишки с улицы Школьной устроили маленький праздник. Приладили к мачте, которая давно у них тут стоит, красный флаг, слепили три снеговые бабы, а из досок, что лежали тут невесть с каких времён, устроили горку и великодушно уступили её малышам.

Кто-то уже прошёлся и здесь, расставил цветные флажки-метки, разметил дистанцию... Судя по раскрашенным бумажкам-меткам, флажки из старых школьных тетрадок нарезаны. Это оставили свои автографы школьные спортсмены, которые начали первые тренировки на снегу.

По Ануфриеву.

109 слов.

Сложноподчинённые предложения с придаточными изъяснительными

1. Мне почему-то показалось, что он стал выше ростом за этот год и шире в груди и плечах. (Кае.) 2. Случай с пропажей револьвера убедил Павку в том, что даже и такие рискованные предприятия иногда оканчиваются благополучно. 3. В том, что штурм на этот раз будет иметь успех, никто из приглашённых на совет не сомневался. (С.-Ц.) 4 . Нина намекнула, что Олег действует не только от себя, и передала некоторые его советы. (Фад.) 6. Нахимов увидел, что французская бригада приближалась, и приказал бить тревогу. (Ст.) 7. Я думал, что это тень от облака, и высказал Дерсу своё предположение. (Аре.) 8. Возвратившиеся с разведки казаки сообщили, что видели много звериных следов. 9. Я был уверен, что причина неудачи в плохо закреплённой кровле, и распорядился после уборки поставить более прочное крепление. (Чал.)

1. Мудрый и осторожный Кутузов настаивал на том, чтобы русские до прибытия резервов действовали за Эльбой только лёгкими отрядами. (Л. Т.) 2. Точно боясь, чтобы у него не отняли чего-нибудь, Дерсу спешно собрал свою котомку и особенно старательно спрятал бутылку. (Аре.) 3. Мы должны заботиться о том, чтобы на станции работал надёжный товарищ. (П. О.) 4. Светлана не терпела, чтобы к ней относились безразлично, и старалась при всяком случае завоевать расположение Агафонова. (Чак.) 5. Я хочу, чтоб к штыку приравняли перо. (Маяк.) 6. Он сам не знал, как много он достиг во мнении людей. (Фад.) 7. Было невыносимо видеть, как плачет этот большой, сильный, волевой человек. (Б. П.) 8. Наблюдая, как весело собираются, как дружно работают люди на субботнике, Анна радовалась особой, большой, творческой радостью. (Б. П.) 9. Я всегда удивлялся, как успевал этот уже старый человек делать сразу несколько дел. (Аре.) 10. Он рассказал нам, как найти его жилище, и предложил остановиться у него в доме. (Аре.)
1.Васе казалось, будто кто-то склоняется над ним. (Кор.) 2. Друзья не знали, о чём спрашивать друг друга, о чём рассказывать. (И. О.) 3. Он дождался, когда проснулась Таня, и вместе с ней напился кофе, погулял, потом пошёл к себе в комнату и сел за работу. (Ч.) 5. По солнцу определил он, в какую сторону ему идти. (С. Ц.) 6. Я долго обдумывал, с чего начать разговор. (Ч.) 7. Таня решила всё-таки объяснить Батманову, почему провод не был дотянут до пролива. (Аж.) 8. Я не спрашивал его, зачем это было нужно. (Аре.) 9. По стуку определив, где стреляют, он побежал в ту сторону. (Фад.) 10. Сколько времени прошло, не знаю. (Пауст.) 11. Родина слышит, Родина знает, где в облаках её сын пролетает. (Долм.)

1. Сколько пролежал он без движения, без сознания, Алексей вспомнить не мог. (Б. П.) 2. Я не понимал, в чём причина нашей неудачи, и ощущал упадок сил. (Чак.) 3. Он знал, по какому делу его приглашали в райком, и готовился к этой встрече. (Баб.) 4. В первый раз Данилов увидел, каким богатым, красивым, притягательным может быть человек. (Пан.) 5. Надо всё обдумать, вспомнить, не забыл ли что-нибудь. (Аре.) 6. Она очень любезно с ним поздоровалась, осведомилась, хорошо ли он провёл ночь. (Т.) 7. Я сидел и всё ждал, не выйдет ли Женя, прислушивался. (Ч.) 8. Марко поздоровался, спросил, можно ли будет переночевать. (М. Ст.) 9. Тут только я понял, какой опасности мы подвергались, и боязнь, отвращение от переправ через большие реки прочно поселились в моей душе. (Акс.) 10. Несколько минут он стоял неподвижно и старался определить, откуда доносится этот всё нарастающий гул. (Чак.) 11. Где находится штаб народного ополчения, Звягинцев точно не знал. (Чак.) 12. Эта разлука дала ему понять, насколько близки и дороги стали для него боевые товарищи. (В. Гроссм.) 13. Дмитрий Алексеевич только сейчас понял, о чём его спрашивает журналист. (Эренб.) 14. Мочалин выключил мотор, снял с крыши кабины катера резиновую надувную лодку, опробовал, крепко ли закреплена она пеньковым концом, и бережно опустил её за борт. (В. Кож.)

1. В небольшой комнате, куда я вошёл, было довольно темно. (П.) 2. Допытываться, куда и зачем она идёт, было не в его обычае. (Фад.) 3. Егорушка оглядывался и не понимал, откуда эта песня. (Ч.) 4. Даже в июльский жаркий день, когда ни ветерка ни струйки марева над тайгой, легко и плавно колеблются ветки сосен. (В. Лип) 5. Соня не знала, что делать под влиянием противоречивых приказаний графа, и совсем терялась. (Л. Т.) 6. Долго сидим на пороге домика, где помещается штаб полка. (Б. П.)

С этим же коллективом, что работал на Дальнем Востоке, Балуев выехал в освобождённый Донбасс. (В. Кож.) 8. Утром пили чай в ветхом бараке, где была кухня, и уходили к насыпи. (И. О.) 9. У бойцов явственно обозначилась уверенность в том, что самое трудное позади. (В. Кож.) 10. Они подошли к месту, где когда-то гулял вихрь бури. (Леон.) 11. Он спросил, где находится школа, и пошёл по указанному пути.

ПОД БОРИСОВОМ

Под Борисовом собралось несколько тысяч командиров и красноармейцев, которые возвращались в свою часть. Эти части дрались впереди, но между ними и нами были немцы, которые прорвались к Борисову.

Немецкие самолёты бреющим полётом шли над нашими головами. Мы были из разных частей, никто не знал друг друга, не знал, что происходит кругом. Но нашелся

человек, который сразу сплотил всех и поставил на нужное место. Душой и сердцем людей, которые собрались в лесу под Борисовом, оказался маленький полковник.

Он первый собрал вокруг себя старших командиров, подсчитал оружие, разбил людей на роты и взводы, и люди снова почувствовали себя войском. Я никогда не забуду сына полковника. Мальчик делал всё, что было в его силах. Он бегал, выполнял поручения, доставлял еду и воду, приносил патроны. Мальчик был доволен, что он воюет. Он был горд тем, что именно его отец оказался в эту трудную минуту самым решительным из всех взрослых, которые находились здесь. И он мог гордиться своим отцом. Полковник спокойным глуховатым голосом, в котором слышалась железная нотка, отдавал приказания, и все повиновались ему. При мне несколько раз произносили его фамилию, которую я тогда помнил, но потом забыл.

По К. Симонову. 184 слова.

СЛУЖБА ПРОГНОЗОВ

Огромен Мировой океан. И сейчас ещё никто не может точно сказать, сколько рыбы можно в нём выловить.

Людям хочется вырвать эту тайну у океана. Они задумались над тем, как создать автоматически действующую систему учёта, которая сама будет обнаруживать и регистрировать рыбу и морских животных на всём пространстве и любых глубинах океана.

Предполагается, что такая система будет напоминать современную службу погоды, которая получает метеорологические сведения из всех районов земного шара, анализирует их при помощи вычислительных машин и составляет долгосрочные прогнозы.

На просторах океана будут установлены станции-автоматы, которые зарегистрируют при помощи рыболока-торов появление косяков рыбы и других морских животных. Станции пошлют радиосигналы на центральную станцию учёта, которая будет расположена на берегу. На основании всех сведений будет определяться состав морского населения и характер его передвижения.

Разветвлённая сеть подобных станций, которые будут работать автоматически, позволит в любое время дать все

необходимые указания промысловым судам. Люди будут знать, сколько рыбы в океане и где её нужно ловить.

По А. Дмитриеву и Л. Ганфу.

ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОЛОГИЯ

На Земле ещё до появления человека в течение миллионов лет происходили события, которые изменили нашу планету. На сушу многократно наступали моря, которые размывали и разрушали её. Поднимавшиеся из вод моря горные хребты подтачивались дождевыми и снеговыми водами, а также ледниками, которые спускались с горных вершин. На дне морей, на островах и на материках вулканы извергали расплавленную лаву, которая покрывала огромные площади и до неузнаваемости изменяла лик Земли.

Ветры в пустынях развеивали горные хребты в пыль, переносили и отлагали толщи песков, и они накапливались на обширных пространствах нашей планеты.

Все изменения, какие претерпел земной шар с момента образования на нём земной коры и до настоящего времени, изучает историческая геология. Историческая геология выясняет, где в прошлом были моря и суша. Она изучает места, где происходили извержения вулканов.

Историческая геология не только устанавливает события, которые происходили миллионы лет назад. Она изучает их последовательность. Её интересует, что было раньше и что позже.

По Г. Астровой. 155 слов.

Сложноподчинённые предложения с придаточными обстоятельственными

Сложноподчинённые предложения с придаточными степени и образа действия

1. В аллеях тень и свет сливались так, что аллеи казались не деревьями и дорожками, а прозрачными колыхающимися и дрожащими домами. (Л. Т.) 3. Местами брусники было так много, что целые площади казались как будто окрашенными в бордовый цвет. (Аре.) 4. Здесь было так хорошо и уютно, жизнь казалась такой тихой и мирной, что я решил остаться у них. (Аре.) 5. Подобрали надёжных рулевых и так загрузили каждую машину, что ни один трактор ни минуты не стоял без дела. (Б. П.) 6. Машины были так близко, что ему в лицо пахнуло тёплым смрадом газолиновой гари. 8. Никогда Павка не старался так, как в свой первый рабочий день. (Н. О.) 9. Корчагин так ударил коня, что тот сразу перешёл в галоп. (Н. О.)

Сложноподчинённые предложения с придаточными сравнительными

1. Князь Андрей, как будто кто его ожёг, вскочил и стал ходить перед сараем. (Л. Т.) 2. Налево, как будто кто-нибудь чиркнул спичкой, мелькнула бледная фосфорическая полоска и потухла. (Ч.) 3. По лицу его скользнуло что-то неуловимое, как будто оно стало ещё мягче, свежее. (Кор.) 4. В сонном воздухе слышались какие-то неясные звуки, точно кто-то вздыхал. (Аре) 5. Залп полоснул по воздуху, словно кто-то рванул надвое огромное полотнище. (Н. О.) 6. Ведерников не спал, ворочался с боку на бок, вздыхал, будто на него давила какая-то тяжесть. (Мальц.) 7. Над рекой висел неумолчный глуховатый шум, будто сотни огромных шаровых мельниц перемалывали лёд в своих барабанах. (Аж.) 8. Закружилась листва золотая в розоватой воде на пруду, словно бабочек лёгкая стая с замираньем летит на звезду. (Ее.) 9. Он держался прямо, как будто проглотил аршин. (Ч.) 10. Старик говорил с увлечением, как будто изливал перед приезжими свою душу. (Ч.) 11. Чем ближе к дому, тем быстрее шли мальчики. (Кат.) 12. Чем ближе к вечеру, тем гуще делалась духота. (Пауст.)

1. Облака дождливые, как дойные коровушки, идут по небесам. Бухта, как живая, глядела на него множеством голубых, синих, бирюзовых и огненных глаз и манила к себе. (Ч.) 4. Жизнь мальчика катилась вперёд, как шар под уклон. (М. Г.) 5. Кто-то изорвал находившую тучу в клочья, как неприятное письмо, и выбросил эти клочья на ветер. (Сол.) 6. В березняках растут всегда самые дивные цветы, и в пахучем лёгком воздухе, как крошечные солнечные слитки, мелькают пчёлы. (В. Кож.) 7. Матросы отряхнулись, словно утки от воды, и снова стоят у своих снастей. (Ст.) 8. Сосна мгновенно зашаталась и, словно подкошенная, упала. (Ст.) 9. Словно море огней, всюду сверкают улыбки друзей. (Градов.) 10. Едва заметно, будто капли серебряной воды, блестели первые звёзды. (Пауст.) 11. Под горой, точно звёзды в пруду, блестели огоньки в домах. (Баб.) 12. Редкие и ясные, словно звёзды, покоились на воде прохладные цветы белых лилий. (Сол.) 13. В небе расположились полосы красных облаков, точно гигантская лестница от горизонта к зениту. (М. Г.) 14. Черёмуха душистая весною расцвела и ветви золотистые, что кудри, завила. (Ее.) 15. Дождь припустил ещё злее и, словно прутьями, косо хлестал его по лицу. (Прилеж.)

Сложноподчинённые предложения с придаточными места

1.Где бодрый серп гулял и падал колос, теперь уж пусто все. (Тютч.) 2. Где нет труда, сады там не цветут. (С.-Ц.) 3. Везде, где не было мостовой, вдруг зазеленела трава. (Л. Т.) 4. Там, где особенно было трудно лошадям, мы слезали с брички, шли пешком. (Т.) 5. По всему зернохранилищу, там, где стояли закрома, в беспорядке разбросаны тракторы. (Баб.) 6. Там, где торжествовали смерть и разрушение, теперь цвела молодая жизнь. (М.-С.) 7. Там, где река принимает в себя сразу три потока, мы нашли ещё одну зверовую фанзу. (Аре.) 8. Там, где работает Пименов, много огня, и осколки слишком часто рубят проволочную сеть. (В. Кож.) 9. Гляжу налево, туда, где узкое горло залива исчезает. (Купр.) 10. Он взглянул туда, куда показывала Ольга. (Чак.) 11. Мы пошли туда, куда вела тропинка, и вскоре вышли на широкую дорогу.

Теперь являлся вопрос, куда идти. 4. Там, где стояла палатка, торчали одни жерди и лежала примятая трава. (Аре.) 5. Я пошёл в ту сторону, куда бежала собака. (Аре.) 6. С правой стороны, там, где кончалась каменистая отмель, сразу начинался обрывистый берег. (Аре.) 7. По следам он установил, кто стрелял в медведя. (Аре.) 8. Я слушаю Николая Семёновича и думаю о том, какая интересная жизнь у него. (Крут.) 9. Временами она поднимала весло и прислушивалась, не идут ли где-нибудь по соседству с ней другие лодки. (Марк.) 10. Только в той стороне, откуда поднимались всё новые звёзды, чувствовалось приближение рассвета. (Аре.) 11. На вопрос, скоро ли пароход, он не отвечает, а лишь сердито машет руками. (В. Кож.) 12. Они ещё вчера днём засекали все точки, откуда немцы вели огонь. (Сим.) 13. Мы благополучно доехали до того места, куда хотел пристать лоцман, и высадились. (Г.-М.) 14. Что он говорил, я в точности не припомню. (Пауст.) 15. Не знаю, сколько часов сидел в забытьи Вадим. (Л.)

Сложноподчинённые предложения с придаточными времени

1. Когда он проснулся, яркий дневной свет стоял в палате. (Ст.) 2. Отец, когда я пришёл к нему, сидел глубоко в кресле с закрытыми глазами. (Ч.) 3. Заря уже занималась в небе, когда оба приятеля возвращались на свою квартиру. (Т.) 4. Когда пробило девять часов, я не мог усидеть в комнате, оделся и вышел. (Дост.) 5. На другое утро я проснулся, когда стучались в мою дверь. (Дост.) 6. После обеда, когда вахтенные отдыхали, Куцый неизменно ложился у ног Кочнева. (Ст.) 7. От нагретой весенним солнцем земли теперь, когда наступили сумерки, медленно поднимался туман. Пока возились с лошадьми и разбирали сёдла, кто-то успел уже разложить костёр и повесить над огнём чайник. (Аре J 3. По мере того как он вынимал свои вещи из котомки, я всё больше и больше изумлялся. (Аре.) 4. Как только стало светать, мы двинулись дальше. (Аре.) 5. После того как раковины просохли, осторожно ножами отделили жемчужины от створок и убрали их в маленькие кожаные мешочки. (Аре.) 6. Едва они поравнялись со зданием школы, в глаза им бросился наклеенный на одной створке большой школьной двери яркий плакат. (Фад.) 7. До глубокой осени, пока установился фронт на юге, люди из занимаемых немцами районов Донбасса всё шли и шли через Краснодон. (Фад.) 8. После того как на конец выступающей из отверстия штанги была насажена шайба, а затем прочно прикручена гайка, мы постояли несколько минут, полюбовались делом своих рук. (Чак.) 9. В середине марта, едва начинается капель, всё оживает от предчувствия близкой весны. (Крут.) 10. Мерцалов опомнился только тогда, когда доктор уже был в коридоре, и кинулся вслед за ним. (Купр.)

1. Лишь только я с крутых высот спустился, свежесть горных вод повеяла навстречу мне. (Л.) 2. Пока стояла жаркая и сухая погода, мы исполняли разные наружные работы. (Ч.) 3. Лишь только солнце скрылось за горизонтом, сразу подул резкий, холодный ветер. (Аре.) 4. Как только мы заходили за какую-нибудь вершину, шум моря замирал. (Аре.) 5. Только что мы разошлись по фанзам и принялись за обед, как вдруг снаружи донёсся звон колокольчика. (Аре.) 6. Павел долго спорил с Николаем, пока уговорил его согласиться на временный отход от руководящей работы. (Н. О.) 7. Едва кончился снегопад, население Новинска вышло расчищать заваленные пути.

следующая страница >>
Т. В. КРАУЗЕ

СБОРНИК ДИКТАНТОВ ПО ПУНКТУАЦИИ

ПРОСТОЕ ПРЕДЛОЖЕНИЕ

^ ПРИЛОЖЕНИЕ И ЗНАКИ ПРЕПИНАНИЯ ПРИ НЁМ

Из произведений К. Паустовского.

^ ОДНОРОДНЫЕ И НЕОДНОРОДНЫЕ ОПРЕДЕЛЕНИЯ

^ ТВОРЧЕСКИЕ ДИКТАНТЫ

Вставить подходящие неоднородные определения

Слова для вставки: 1) берёзовых; 2) чёрная; 3) многоэтажном; 4) тёплое; 5) тонконогая; 6) долгие; 7) синий.

Распространить предложения однородными членами, не соединёнными союзами.

^ ОДНОРОДНЫЕ ЧЛЕНЫ, СОЕДИНЁННЫЕ НЕПОВТОРЯЮЩИМИСЯ СОЮЗАМИ

^ ТВОРЧЕСКИЙ ДИКТАНТ

Заменить союз да союзом и или но.

^ ОДНОРОДНЫЕ ЧЛЕНЫ, СОЕДИНЁННЫЕ ПОВТОРЯЮЩИМИСЯ СОЮЗАМИ

^ ТВОРЧЕСКИЙ ДИКТАНТ

^ КОНТРОЛЬНЫЕ ДИКТАНТЫ
РАЗВЕДЧИК-СНАЙПЕР ЧЕРЕДНИКОВ

По Б. Полевому.

Мещёра - остаток лесного океана.

Так мы живём в палатках на лесных озёрах по нескольку дней. Наши руки пахнут дымом и брусникой. Мы спим
по два часа в сутки и почти не знаем усталости.

Два-три часа стоят многих часов сна в духоте городских домов, в спёртом воздухе асфальтовых улиц.

По К. Паустовскому,
144 слова.

^ ОБОБЩАЮЩИЕ СЛОВА ПРИ ОДНОРОДНЫХ ЧЛЕНАХ

Включенные в сборник словарные и текстовые материалы могут быть использованы как для различных видов диктантов (комментированных, объяснительных, выборочных, свободных и др.), так и для тренировочных упражнений проведении деловых игр. Возможно использование ТСО. Задания рассчитаны и на работу в аудитории с преподавателем, и на самостоятельное повторение русской орфографии и пунктуации.
Во 2-м издании (1-е -1990 г) заменены некоторые материалы, формулировки заданий и т. п.
Для абитуриентов, учащихся старших классов школ, преподавателей.

ДИКТАНТЫ НА ПРАВИЛА ПУНКТУАЦИИ.
Вдруг принеслися издали какие-то странные, мерные звуки. То был не человеческий голос, не рожок, не гусли, а что-то похожее на шум ветра в тростнике, если бы тростник мог звенеть, как стекло или струны.

Звуки лились мерно и заунывно, то звонкими серебряными струями, то, подобные шуму колеблемого леса, вдруг замолкли, как будто в порыве степного ветра.

Вдали начался как будто новый порыв вихря, обратился в длинные, грустно-приятные переливы и через несколько времени кончился отрывисто, подобно конскому фырканью.

Но тут раздались новые звуки, гораздо звончее. Казалось, множество колокольцев звенели безостановочно. Грустные, заунывные звуки сменялись весёлыми, но то была не русская грусть и не русская удаль. Тут отражалось дикое величие кочующего племени, и богатырские набеги, и переходы народов из края в край, и тоска по неизвестной, первобытной родине.

Бесплатно скачать электронную книгу в удобном формате, смотреть и читать:
Скачать книгу Сборник диктантов по русскому языку, Войлова К.А., Паршина В.В., Тихонова В.В., 1997 - fileskachat.com, быстрое и бесплатное скачивание.

100 особых мини-диктантов для школьников и абитуриентов, Курочкина А.Л., Паршина В.В., 1995
Русский язык, 120 текстов для школьных изложений, 5-11 классы, Войлова К.А., Леденева В.В., Тихонова В.В., Шаповалова Т.Е., 2000
Хрестоматия Тотального диктанта от Быкова до Яхиной, Рубина Д.И., 2019

Следующие учебники и книги:

Русский язык, Всероссийская проверочная работа за курс начальной школы, Типовые задания, Волкова Е.В., Ожогина Н.И., Тарасова А.В., 2016

Михаил Филипченко

Сборник диктантов по русскому языку для 5 – 11 классов

От составителя

Основные задачи обучения русскому языку – дать школьникам глубокие знания, привить им прочные навыки и умения, развить их творческие способности. Комплексному решению этих задач способствует работа учителя, и в частности, работа по закреплению знаний, умений и навыков, с использованием проверочных и контрольных работ различных видов, упражнений. Таким образом решается основная задача современной школы – переход от человека образованного к человеку культурному.

Отбор материалов для текстов диктантов – одна из серьезных проблем методики преподавания русского языка. Учителя вынуждены тратить довольно много времени на то, чтобы подыскать для своих уроков необходимый материал, поскольку многие тексты, издававшиеся ранее, либо морально устарели, либо выглядят в современных условиях не совсем корректно.

При отборе текстов составитель опирался на следующие принципы:

– культуроведческий принцип: в состав сборника включены тексты, ориентированные на национальную культуру народа и приобщающие учащихся к сокровищнице культуры через посредство языка;

– принцип учета возрастных особенностей школьников, которые любят работать и с серьезными текстами, и с текстами-шутками; с интересом выполняют задания, требующие интеллектуального напряжения, творческого подхода;

– принцип стилистического и жанрового разнообразия: в сборнике собраны тексты различных жанров и стилей;

– принцип разнообразия видов диктантов, что стимулирует интерес в обучении, заинтересованность учащихся на уроке, меньшую утомляемость и большую активность при выполнении заданий.

При подготовке сборника составитель решил следующие задачи:

1) подобрать примеры, иллюстрирующие основные теоретические темы курса изучения русского языка и литературы;

2) в соответствии с программами отразить на примерах основные трудные случаи правописания;

3) обновить наполнение сборника, избежав, по возможности, повтора ранее использовавшихся текстов;

При составлении настоящего сборника использовались тексты произведений русской художественной литературы – классической (XIX век) и современной (ХХ век).

Сборник состоит из трех разделов:

1. I раздел. «5–7 классы. Орфография. Лексика. Словообразование. Морфология» – содержит тексты, нацеленные на проверку знания орфографических правил, правил словообразования, лексики и морфологии.

2. II раздел. «8–11 классы. Синтаксис и пунктуация» – включает тексты диктантов, подобранные по наиболее важным темам синтаксиса и пунктуации.

3. III раздел. «Комплексные диктанты» – содержит наиболее трудные в орфографическом и пунктуационном отношении тексты, имеющие обобщающий характер. Тексты подбирались с учетом наличия в них орфограмм и пунктограмм на многие правила.

Некоторые диктанты имеют оттенок занимательности, нацеливают на самостоятельную работу со словарями и справочными пособиями.

Сборник диктантов предназначен для тех, кто обучает русскому языку на всех уровнях (в школе, колледже, лицее, вузе), для всех, кого интересует самобытность русского языка и волнует его судьба; подобранные тексты служат для закрепления навыков правописания, проверки степени их сформированности и усвоения.

Сборник может быть использован преподавателем на занятиях, для самостоятельной работы, на всех уровнях изучения русского языка – в средней школе, колледже, лицее, слушателями подготовительных отделений вузов и т. д.

I раздел. 5–7 классы

Орфография. Лексика. Словообразование. Морфология

Зайцы-беляки живут в теплом климате; приносят они от двух до пяти зайчат четыре-пять раз в год. В марте у зайчихи рождаются «настовички» (в это время еще лежит снег, покрытый твердой коркой – настом).

Есть разные мнения о родительской заботливости зайчихи. Одни ученые считают, что зайчиха – хорошая мамаша, она остается рядом с детишками, далеко от себя не отпускает их, обучает, а в случае опасности притворяется больной или раненой и отводит от зайчат хищника.

Бытует и другое мнение: зайчиха оставляет новорожденных где-нибудь под кустиком или в траве и убегает. Зайчата пока обеспечены едой: мать накормила их, и в желудке у каждого зайчонка есть запас очень жирного молока. Через какое-то время мамаша вернется и снова покормит зайчат, или покормит их другая зайчиха, пробегая мимо.

Зайчата рождаются вполне развитыми, оформившимися, зрячими, они хорошо растут и через несколько дней начинают питаться самостоятельно.

Весной, перед выходом из норы, барсук долго прислушивается и принюхивается – нет ли опасности? Но, выйдя из норы, скоро забывает об осторожности – шумит, сопит и топает.

Вскоре размеренная жизнь барсучихи нарушается появлением барсучат. Их бывает от двух до шести. Весят они граммов пятнадцать, а длина каждого чуть больше десяти сантиметров. Малыши требовательны и капризны: мать три-четыре дня вообще не может выйти из норы. Затем покидает ее, но очень ненадолго.

В ясные дни барсучиха выносит ежедневно слепых барсучат (глаза у них раскрываются лишь через пять недель после рождения) на солнышко. Примерно в двухмесячном возрасте барсучата сами уже выходят из норы и вскоре начинают совершать вместе с мамашей небольшие экскурсии. Постепенно прогулки становятся все продолжительнее, и в конце лета молодые барсуки уходят так же далеко от норы, как и взрослые.

Барсуки – очень полезные животные. Они уничтожают в большом количестве слизней, гусениц, личинок, вредных насекомых, мышевидных грызунов.

Охота на барсуков запрещена. Но, к сожалению, их много гибнет от рук браконьеров. И барсуков становится все меньше и меньше.

Утро застало нас близ моря. О том, что ночью бушевал девятибалльный шторм, напоминали лишь плавучие водоросли, брошенные на прибрежные кристаллические скалы. Их так много, что кажется, как будто океан нарочно постлал здесь этот зеленый ковер. У самой земли еще влажно мерцает мелкая холодная изморозь, но вверху небо уже кристально чистое. Вдруг брызнули первые лучи солнца, и миллионы бриллиантов заблистали везде: на кустах можжевельника, в зарослях камыша, растущего у ближайшей речонки, и на вспыхнувшей огнем брошенной перламутровой раковине. Кажется, здесь не ступала нога человека, но вот виден свежий след трехтонки, проехавшей по песчаному берегу, да вон чей-то полуразрушенный дощаник. Однако посмотрите: уж не след ли это медвежонка?

Нам надо поторапливаться, и поэтому мы, наскоро подкрепившись свиной тушенкой и шоколадом, отправляемся в путь. Обувь наша не высохла-таки и, вопреки заверениям, очень промокает. Все сияет после недавнего ливня: и голубые цветы цикория, и какие-то кусты с красными ягодами. Мой приятель забирается за ними в самую чащобу, несмотря на то, что кусты колются и жалятся. Посмотрите: вот птенцы широко разевают клювы. Как низко расположены гнезда! Здесь, наверное, их некому разорять.

Так мы продолжаем продвигаться вперед, взимая эту неожиданную для нас дань с природы. Но так как наш арьергард слишком растягивается, начальник экспедиции дает приказ подравняться. И мы продолжаем идти, забыв о всех горестях и изъянах нашей экспедиции.

Не нужно чересчур преуменьшать трудность таких походов, но я не хочу и приуменьшить то удовольствие, которое они доставляют. Мы идем через лес, окропленный мириадами капель, которые висят даже на безыглых ветвях старых елок. Как ни тяжелы наши рюкзаки, мы все впоследствии с удовольствием вспоминали наше путешествие.

Северные гости

С наступлением холодов жди северных гостей – снегирей, чечеток, свиристелей. В прошлом году свиристели заявились поздно, в январе, ягоды рябины за это время успели несколько раз замерзнуть, стать ледяными и снова оттаять. Многие уже чернели. А они все не прилетали: рябины было на их пути к нам полным-полно. И в наших краях они гостили долго, пока не кончилась вся рябина.

А в прошлом году пожаловали в ноябре. Полетали, полетали красавцы по нашим заснеженным улицам, посмотрели на голые рябинки – пусто: рябина не уродилась. И не только в наших краях. А то бы и не заявились они так рано.

Я увидел свиристелей на улице утром, а под вечер, в метель, нечаянно спугнул их уже в поле. Они приютились с подветренной стороны у копешки овсяной соломы, упавшей у кого-то с санок. А на другой день их уже и след простыл, улетели дальше.

А вот чечетки остались. Между сосновыми рощами березки вразбежку. А ниже, до самого ручья, по всему косогору только снег да сухие кустики полыни, пижмы, цикория. Ветер обжигающе колюч. Я хотел побыстрее переехать это место. А тут вдруг невдалеке опускается большая стая чечеток, сотни две, не меньше. Видно, только что с дороги, даже не успели еще разбиться на стайки. Я остановился, наблюдаю, что будет дальше. А они то сядут с одной стороны, то легко вспорхнут, чтобы опуститься с другой. И до чего же они малы: меньше даже пеночек и зарянок. А еще чутки. Стоит мне прошуршать листком блокнота, переворачивая его, как они поднимаются. А вскоре опять опускаются на кустики цикория то грудно, то кучками по всему косогору, хоть иди и собирай. А то сядут на березки, что рядом, махонькие северные воробушки, разукрасят их и заголосят суетливо и громко: че-чет, че-чет. Но не засидишься на заиндевелых ветках, и они вспархивают и снова садятся на былинки, оставляя на снегу сухую шелуху. Только мелькают темно-красные пятнышки на темечке да малиновые грудки у самцов. Смотрю на них и гадаю, откуда они заявились: из холодной тундры, с Новой Земли или от Белого моря? Кто их знает, не говорят. Но ясно одно: путь их далек, ведь постоянное жительство у них – северное редколесье, тундра, побережье Ледовитого океана.

А они и забыли свою дальнюю дорогу, знай, перепархивают по кусточкам цикория да громко сплетничают. Когда они улетели, поинтересовался, чем они кормятся. Сорвал три кустика цикория, растер на ладони колоски-мочки. Почти все пустые, только и нашел два тощеньких желтых семечка.

Тяжелая им покажется зима. Как далеко до мартовских дней, когда они перед отлетом в родные края будут весело раскачиваться на длинных березовых косах, подкрепляясь молодыми почками.

А сейчас очень трудно чечеткам. Потому их, голодных, легко обмануть, заманить в клетку, чтобы поймать, а потом продать. А они-то летели к нам в такую даль не за тем, чтобы стать невольницами. Не будем же забывать об этом, пожалеем этих махоньких северных красавиц.

Над землей стоял туман. На проводах высокого напряжения, тянувшихся вдоль шоссе, отсвечивали отблески автомобильных фар.

Дождя не было, но земля на рассвете стала влажной и, когда вспыхнул запретительный светофор, на мокром асфальте появилось красноватое расплывчатое пятно. Дыхание лагеря чувствовалось за много километров, к нему тянулись, все сгущаясь, провода, шоссейные и железные дороги. Это было пространство, заполненное прямыми линиями, пространство прямоугольников и параллелограммов, рассекавших землю, осеннее небо, туман.

Протяжно и негромко завыли далекие сирены.

Шоссе прижалось к железной дороге, и колонна автомашин, груженных бумажными пакетами с цементом, шла некоторое время почти на одной скорости с бесконечно длинным товарным эшелоном. Шоферы в военных шинелях не оглядывались на идущие рядом вагоны, на бледные пятна человеческих лиц.

Из тумана вышла лагерная ограда – ряды проволоки, натянутые между железобетонными столбами. Бараки тянулись, образуя широкие, прямые улицы. В их однообразии выражалась бесчеловечность огромного лагеря.

В большом миллионе русских деревенских изб нет и не может быть двух неразличимо схожих. Все живое неповторимо. Немыслимо тождество двух людей, двух кустов шиповника… Жизнь грохочет там, где насилие стремится стереть ее своеобразие и особенности.

Внимательный и небрежный глаз седого машиниста следил за мельканием бетонных столбиков, высоких мачт с вращающимися прожекторами, бетонированных башен, где в стеклянном фонаре виднелся охранник у пулемета. Машинист мигнул помощнику, паровоз дал предупредительный сигнал. Мелькнула освещенная электричеством будка, очередь машин у опущенного полосатого шлагбаума, бычий красный глаз светофора.

(По В. Гроссману)

Рябиновый дол

Затерялся в перелесках рябиновый дол. Рассказывают, что давным-давно здесь, в этом долу, молнией убило убогого странника. А богдановский пастух возьми и посади на том месте две рябинки на память. А теперь вон их сколько, не сосчитаешь: весь дол в них, по обоим склонам. Рябинки одна на другую не похожие, и ягоды тоже: то они розовые, то алые, то темно-красные.

Я люблю заходить сюда в августе, когда наливается рябина, исподволь краснеют ее ягоды и свешиваются тяжелыми кистями. В сентябре залюбуешься резными листьями, багряными и красными от алых зорь и рябинового огня. А в октябре, когда кругом стоят голые деревья, этот дол еще долго радует глаз. Издали кажется, что алые кисти висят не на тонких ветвях, а прямо в воздухе.

Этот дол хорош и зимой, даже еще лучше на белом поле. Потому и склоны его такие нарядные и праздничные, что рябит в глазах от красного и белого, рябинового и снежного. И не поймешь, чего тут больше. Дол в конце делает полукруг, делают полукруг и рябинки. Вот и кажется, что эту снежную долину украсил щедрый волшебник рубиновым ожерельем. А это ожерелье то покроется снегом, то опять останется голым, озябшим, постукивая на ветру замороженными ягодами.

Когда же падает сырой снег, он покрывает сверху рябиновые кисти. Снег затвердеет, зачерствеет, так что и в ветер не опадает, а качается вместе с кистями: ни дать ни взять маленькие перевернутые парашютики зацепились за ветки. Если же оттепель, гроздья плачут, умываясь слезами. В мороз – обледенеют, покроются тонкой ледяной кожицей. Срываю, кладу в рот маленькие красные ледяшки. Они тают, становятся вкусными, прохладными ягодами. Никакой горьковатости: ее отняли первые морозы.

Хороши они и в бахроме инея: каждая ягодка в крохотном серебряном венце. А однажды я видел чудо: с утра падал сухой снежок, его кристаллики обсыпали все кисти рябины, и они заиграли на солнце волшебными огоньками.

Затерялся в перелесках рябиновый дол. А все равно его отыскали свиристели. Они прилетели в субботу и все воскресенье тешились здесь шумно, суетливо, радостно. Даже сороки наведались сюда из садов, уселись в сторонке, завидуя чужому пиршеству. А свиристелей так много, что, когда поднялись, все небо было в этих северных красивых птицах, что звали на Руси красавами.

Дождался-таки своего часа рябиновый дол. Не зря хранил свою красоту и богатство.

В конце апреля, в еще голом, сквозном лесу, на возвышенных прогретых местах сквозь жесткую кожистую подстилку пробивается сон-трава. На нежных, опушенных стеблях, как бы еще не окрепших от перворождения, поникше дремлют крупные сине-фиолетовые цветы. Об эту пору растеньице еще без единого листочка: просто стебель и на нем – цветок. Сон-трава так и зимовала под снегом, под опавшими древесными листьями с уже готовым бутоном, с тем чтобы, пока вокруг еще нет ни одной травинки, первой пробиться к солнцу, поскорее развернуть бутон и понежиться, подремать в ласковых вешних лучах. Ничего подобного этой яркой, праздничной сини нет во всем пока еще не прибранном, буро-жухлом лесу, и потому так радостно изумишься, когда еще издали, за много шагов, увидишь это диво весны.

Рвать цветок нельзя. Он и сам по себе трепетно-нежный, неприкасаемый и даже под бодрящим апрельским солнцем не в силах приподнять дремотно опущенной головы. Если же его сорвать, то он тут же безвольно поникнет и уснет навсегда… Оттого и назван так: сон-трава.

Но вот все-таки рвут многочисленные посетители вешнего леса! Рвут и вскоре бросают. Бросают из-за этой нежной неприкасаемости растения, а стало быть, из-за его бесполезности и ненужности. Бывает, в воскресный день все лесные тропки, ведущие к электричке, усыпаны завядшими и растоптанными цветами.

(По Е. Носову)

Орешниковые сони

Мы с другом очищали скворечники у нас в саду от старой подстилки, которую натаскали в гнезда скворцы. И вдруг из одного из них выскочила рыжая мышка.

Она хотела спрятаться в густой траве, но мы ее поймали. Хорошо рассмотрели и обнаружили, что это не мышь, а соня. Мы поняли, это – кормящая мать и, значит, там, в скворечнике, ее малыши. Так и оказалось. Их было шестеро маленьких, голых, слепых.

Решили перенести домой все семейство. А чтобы зверьки чувствовали запах родного дома, взяли из скворечника и старую подстилку. Всех поместили в террариум. Мама-соня сначала зарылась в сухую траву, но вскоре вылезла, обнаружила своих малышей и начала облизывать их, устраивать поудобнее. Мы положили соне кусочки яблока, сухарики. Утром обнаружили, что яблоко съедено, а сухарики не тронуты.

Через две недели маленькие сони стали выходить из гнезда. Они обнюхивали все вокруг, обживались. А вскоре стали брать корм прямо из рук.

Как ни боялись засухи, она все-таки пришла. Небо было донельзя раскалено, и с него почти отвесно падали колющие лучи солнца, а в воздухе уже начинал веять дышащий гарью ветерок. Овес, не поднявшийся еще и на пол-аршина от земли, уже поблек. Просяные поля, едва колеблемые жарким дыханием ветра, настоянного на увядших полевых травах, без устали отливали своими унылыми бледно-зелеными кистями. Почти не заросшие в этом году травою паровые поля печально разнообразили картину. Песчаная земля, которая, по-видимому, некогда особенно избалована дождями, окончательно задыхалась от зноя.

Кое-где попадавшиеся нам навстречу стада еще более усиливали тоскливую неприглядность полей. И только один раз мы заметили возле них пастуха, не спеша идущего за стадом и с видимым усилием тащащего свою палку. Он безучастно посмотрел на нас и путано объяснил, куда нам следует ехать, чтобы попасть на мельницу. Несмотря на раннее время, деревня, через которую мы проезжали, поражала своей пустынностью. Только кое-где на завалинке сидела какая-нибудь старуха да копошились ребятишки, почти не интересовавшиеся нами. Даже собаки и те лаяли как-то нехотя и как будто по привычке. Но вот в отдалении мы увидели небольшой домишко с штукатуренными стенами. Это и было не что иное, как мельница, где мы рассчитывали остановиться на ночевку. Весело выглядывают из ярко-зеленой листвы черепитчатые и камышовые крыши построек, без устали вращается обвешанное маслянистыми каплями замшелое колесо, бешено стучит в амбаре жернов, с приглушенным шепотом плещется речонка, убегающая куда-то в глубь степей. Уж не примерещилось ли все это нам?

Мой питомец

Как-то весной принес я домой икру, которую нашел в луже, и поместил ее в банку с водой. Уже через несколько дней икринки заметно изменились – в каждой стремительно развивался зародыш. Условия для выклева личинок были благоприятные, и я стал свидетелем этого таинства. Темные существа были похожи на мальков рыб. Первое время они почти не шевелились, сидя на водорослях.

Спокойствие, однако, было обманчиво – чуть позже в сосудах закипела бурная жизнь.

Примерно на пятой-шестой неделе после выклева у головастиков начали расти задние лапки. Передние же развивались незаметно, под жабрами. На последней личиночной стадии развития головастики как бы вытянули свои маленькие передние лапки. Хвосты у них постепенно укорачивались, и отталкивались они все чаще задними лапками. В это время они стали похожи на лягушат, а вернее, на жабят, как позже оказалось.

Со времени выклева прошло около шестидесяти дней. Я поместил их в бассейн акватеррариума, где обитали тритоны, и ждал момента выхода на сушу своих «малышей». И дождался – существа выбрались на влажный песчаный бережок. Передвигались они маленькими прыжками, не забывая навещать родную стихию – воду.

Мои питомцы очень долгое время отказывались от предлагаемой пищи. Двое из них погибли от голода, хотя вокруг было много шевелящихся червячков. Я уже отчаялся, когда последний оставшийся в живых вдруг стал обращать внимание на трубочника, а затем и есть его. Вскоре мой любимец начал хватать с пинцета кусочки мяса. Он стал заметно расти, что очень радовало меня. Я переживал, опасаясь, что его проглотят тритоны: мой питомец был так мал. Однако вскоре он стал очень шустрым и даже отбирал у соседей корм.

Через несколько месяцев жабенок хватал уже все без разбору, будь то червяк или тритон. Он стал опасен для жителей акватеррариума. Пришлось оборудовать ему отдельное помещение. К этому времени он уже стал довольно большим и красивым – на серо-салатовом фоне спинки темно-зеленые пятна различных размеров, окаймленные черными полосами. Брюшко более светлое – на серо-белом фоне салатовые пятна. А какие великолепные изумрудные глаза! Конечно же, это – зеленая жаба.

В тайге темнеет быстро. И несмотря на то что мы это знали, все-таки темнота застала нас врасплох. Раздвигая тяжелые колючие ветви и нащупывая ногой следующую кочку, мы мало-помалу продвигались вперед. Было совершенно темно, но, как ни странно, от прожорливых комаров и мошек, летавших вперемешку вокруг нас, спасения не было так же, как и днем.

Целый день мы шли вниз по течению реки, но река исчезла в темноте где-то слева, и нам приходилось идти наугад. К счастью, до ближайшей охотничьей избушки, в которой мы рассчитывали устроить ночевку, оставалось, по-видимому, совсем недалеко. И действительно, когда мы поодиночке перешли по узкой жердочке, брошенной через топкий лесной ручей, и поднялись в гору, мы оказались перед избушкой.

Не теряя ни минуты и в душе радуясь, что расчет наш оправдался и мы в пору добрались до места, мы без устали рубили хвою, пилили ножовкой небольшие ветки и клали их крест-накрест. Вот и готова наша пахучая, но не очень мягкая постель! Товарищ мой уже не смотрит исподлобья и даже начинает читать стихи, которые учил когда-то на память, сначала шепотом, а потом и в голос, вовсе не подозревая, как он смешон в эту минуту.

С тихим шорохом ветер раскачивает вершины старых кедров, как будто предвещая на завтра дождь, и где-то вдали кричит какая-то ночная птица.

На дворе май, а уже порыжела сирень. Нет дождей второй месяц. Еще не беда для огородов, но предчувствие ее томится в сухом, духмяном от сомлевших трав воздухе.

Торопится добрать стройматериалы для своего жилища оса, грызет дощатую обшивку веранды – только шорох стоит. Торопится накормить своих птенцов воробей: то и дело снует за стреху и обратно. Торопится отцвести декоративная жимолость: над ее бело-розовой, одуряюще запашистой кипенью неутомимо снуют пчелы.

Лишь новорожденной бледно-зеленой гусенице, как видно, некуда спешить средь суеты майского утра. Она зависла над веткой березы. Огляделась, выпустила из себя паутинку, скользнула вниз и снова зависла в жарком токе воздуха, покачиваясь, как на качелях.

Каким ей видится этот мир? Неоглядным торжеством зелени под выгоревшим и потускневшим от обилия солнца небом? Черно-белым росчерком берез? Или той вон, похожей на сытую гусеницу сережкой, что вздрагивает рядом, застив весь свет?

Мне тоже застят весь свет эти березы, что вымахали у крыльца намного выше крыши. И солнечные лучи просеиваются сквозь них лишь зыбким кружевом бликов. И река угадывается едва сквозь трепет клейкой листвы. Но шелест ее для меня – как задушевные речи старого друга.

Неблагоприятная для отдыха погода установилась надолго. Неприветливое небо непрестанно хмурилось. Не прекращаясь ни на час ни днем ни ночью, шли дожди. К сырой погоде я был не подготовлен, так как не захватил с собой на дачу ни плаща, ни непромокаемой обуви, ни даже какой-нибудь незатейливой одежонки, которую не жалко было бы трепать в непогоду. А почва у нас повсюду глинистая, вязкая. Даже после небольшого дождя грязь вокруг непролазная. Сколько ни оглядывал я низко нависшие пепельно-серые облака, но не мог рассмотреть даже ни малейшего проблеска. Незаметно было никакого намека на просветление. Как ни досадно терять драгоценное время летнего отпуска, но, как говорится, ничего не попишешь. И хотя я внешне примирился с тем, что придется отсиживаться дома, однако в душе не мог не надеяться на лучшее. Ведь человек всегда живет светлой надеждой, и это неплохо. Что ни говори, а люди неунывающие – это лучшая часть рода человеческого. Итак, не смея рассчитывать на прекращение дождей, я расположился у окна с недурными намерениями просмотреть не прочитанные за последние дни газеты, ответить на два-три письма.

Белочка-партизан

Лес старый, деревья высокие, верхушки раскачиваются и шумят. Партизаны разожгли костер. Дым столбом поднялся вверх. И вдруг чуть ли не в огонь упал с высокой сосны какой-то комок. Ребята, сидевшие у костра, схватили его. Это был маленький бельчонок. Он весь дрожал от страха и даже не пытался вырваться. Решили оставить его в отряде, а воспитывать поручили мне, поскольку я год проработала учительницей в третьем классе.

Итак, эта белочка – «подарок с неба», как мы ее окрестили, стала служить с нами, ездила на повозке, где находились продовольствие и рации.

Она очень любила тепло, подолгу спала в рукавице, сшитой специально для нее. Спала она крепко, свернувшись в клубок, и очень смешно прикрывала мордочку пушистым хвостиком, словно одеялом. А проснувшись, зверек любил забираться к кому-нибудь в карман или под шинель. Ел бельчонок варенье, сырые яйца, сало, сухари, консервы и, конечно, ягоды, особенно любил землянику. Не знаю, как он относился к сахару, этого лакомства у нас не было.

Так и ездил с нами бельчонок, участвуя в боевых рейдах и переходах по тылам врага. Когда была спокойная обстановка, я и моя подруга Нина, тоже радистка, отпускали зверька погулять и поиграть. Белочка очень ловко бегала по стволам деревьев, брала с рук угощенье, но давалась не всем, знала только нас и ездового Андрея.

Интересно было смотреть, как она бегает по туловищу коня, быстрыми прыжками несется по спине, по ногам. Лошади вначале вели себя беспокойно, кожа на их теле вздрагивала. А потом они привыкли и спокойно относились к «белочкиным путешествиям».

А однажды зверек забрался на высокое дерево. Неожиданно появилась какая-то крупная птица, стала нападать на бельчонка. Налетели сойки, раскричались на весь лес. Пришлось отгонять птицу выстрелом из пистолета. Она улетела, а белочка мгновенно спустилась к нам в руки. Сердечко ее билось часто-часто. Она юркнула в рукавицу и долго не вылезала оттуда.

Прожила белочка с нами до лета. И один раз случилось непредвиденное… Выпустили мы ее, как всегда, погулять, а тут приказ: срочно покинуть это место. Начался обстрел. У нас не было времени долго искать белочку, еле успели свернуть радиостанцию. Звали ее, звали, но она не появлялась. Так и осталась в том лесу у речки…

Долго вспоминали ее партизаны и думали-гадали: найдет ли она себе корм, сумеет ли прожить, постоять за себя? Кто знает… Да, и на войне не переставали люди, посуровевшие в тяжелых испытаниях, оставаться людьми, готовыми уберечь от гибели все живое. Неистребима тяга человека к доброте и заботе…

Мать рек русских

Матерью рек русских издавна называли люди Волгу. Из-под сруба старинной часовенки, близ деревеньки Волгино-Верховье, вытекает неприметный ручеек, через который перекинут бревенчатый мостик.

Проделав путь в три тысячи шестьсот восемьдесят восемь километров, Волга приходит к Каспийскому морю.

Какие только суда не встречаются на Волге!

Тяжело проплывает огромная нефтеналивная баржа, заменяющая собой много железнодорожных цистерн. Вслед за ней тянутся не спеша широкие баркасы с невысокими бортами, доверху нагруженные камышинскими арбузами. Взгляните издали с берега – точь-в-точь огромное блюдо с плодами плывет по реке. А навстречу движется длинная улица, мощеная бревнами. Как полагается, на улице выровнялись, будто по линейке, игрушечные домики. Перед домиком догорает костер, кипит чай в закопченном котелке, колышется на бечевках вывешенное белье – и все это хозяйство медленно движется вниз по реке.

Не поодиночке, а караваном тянутся огромные плоты, насчитывающие по пятидесяти тысяч бревен. Провести такую громадину по своенравным поворотам в течении реки – большое искусство.

На залитой июньским солнцем палубе с комфортом расположились в камышовых креслах пассажиры трехэтажного теплохода, точно серебряного от солнца. Неслышно рассекает он зеленовато-серые волны реки. По сравнению с этим плавучим дворцом неказистым кажется труженик-буксир, толкающий впереди себя или ведущий за собою тяжело груженные баржи.

Бегут скоростные поезда, несутся автомобили по трассам нашей необъятной страны, но Волга по-прежнему величайшая магистраль нашей Родины.

Кукушечья хитрость

Неподалеку от нашего промыслового стана лопотала листвою тополиная лесополоса, вдоль которой торчали невысокие бетонные столбики проволочной ограды. И вот мы стали замечать, как на эти столбики изредка присаживалась поющая кукушка. Посидит, попоет на одном, перелетит на другой, третий, и так далее, пока не кончится коротенькая лесополоса. Что она, столбики считает, что ли?

Наконец случай помог разгадать столь странное поведение кукушки. Я шел вдоль лесополосы, когда совсем близко от себя увидел низко летящую птицу. «Ку-ку», – пропела она на лету, отбросив у меня всякие сомнения в том, с кем имею дело. Наша кукушка! Причем самец. Многие полагают, что кукуют кукушки-самки, а на самом деле кукует самец, беря на себя бремя неприязни, вызываемой у нас кукушечьим образом жизни.

Птица, которую я заметил, села, как обычно, на один из бетонных столбиков. Вертя хвостом и как бы раскланиваясь на разные стороны, она продолжала свою незатейливую, но всегда волнующую песню. Мне захотелось рассмотреть певца получше. Я пересек лесополосу и по-за деревьями стал осторожно прокрадываться к нему. И вдруг замечаю: я крадусь не один. Впереди меня, меж редких тополиных стволов, тихохонько поскакивает еще одна кукушка! Путь ее зигзагообразен, с частыми остановками для осмотра. Особенно привлекали кукушку заросшие травой выбоины, кочки, валежины. Догадываюсь: кукушка выискивала гнезда!

А тем временем возле кукующего на столбике самца уже беспокойно запорхали и записклявили мелкие певчие птички: парочка желтых трясогузок и расписной красавчик дубровник. Всем троим появление кукушки явно не понравилось.

Таков старый воровской прием у кукушек: пока самец кукует на виду и отвлекает внимание птиц, самка выискивает их гнезда, чтобы наградить яйцом-подкидышем.

Заря разгоралась. Лучи солнца коснулись верхушек деревьев, позолотили блестящую поверхность озера и проникли в спальню к ребятишкам. Высоко над домом развевается и горит ярким пламенем красный флаг. Скоро подъем. По звуку горна юные спортсмены быстро поднимаются и, застелив аккуратно постели, выбегают на зарядку. В комнате остаются ребятишки младшего возраста. Они не умеют еще самостоятельно застилать свои постельки и делают это под наблюдением вожатой Люси.

На спортивной площадке, построившись по росту в ряд по трое и подравнявшись, ребята застывают по команде «смирно!». Через минуту в воздухе мелькают загорелые руки, и стриженные наголо ребятишки наклоняются, касаясь земли кончиками пальцев. После зарядки они врассыпную бегут к озеру, оглашая его берега звонким смехом.

Малыши, не умеющие плавать, плещутся у берега. Несколько ребят во главе с Юрой, знаменитым лагерным пловцом, направились к плавучему мостику, но, услышав сердитый голос вожатой Люси, поспешили обратно.

После купанья хорошо растереться мохнатым полотенцем. Ежедневная зарядка и обтирание холодной водой укрепляют и закаляют здоровье. А какой аппетит развивается после купанья! Все кажется необычайно вкусным. Ребята с удовлетворением уплетают оладьи, макая их в сметану.

Мока жил в горах Северного Кавказа. Осенью, когда созревали желуди, груши, другие дикие плоды и ягоды, он спускался в леса, даже выходил в предгорья, а лето и весну проводил, забираясь высоко в горы. Его мать, бурая медведица, погибла, когда он был еще совсем маленьким. Голодного и испуганного, забившегося в густые заросли облепихи, его нашли люди, отогнали своих свирепых собак и принесли медвежонка в деревню. Там, на окраине горного селения, он прожил почти год: лето, осень и зиму. На ночь его запирали в сарае, а день он проводил на дворе, огороженном высоким и сплошным каменным забором.

Когда он подрос и окреп, его стали недокармливать. Неумышленно. Просто ему надо было много пищи, а одинокий старик, его хозяин, не всегда мог его накормить. Мока ел все: хлеб, сухари, мясо, кости, картошку, любые овощи – сырые и вареные, даже траву. И все равно всегда был полуголодным.

Иногда к Моке приходили двое ребятишек. Поиграть с ним. Медвежонок радовался таким посещениям. Но этой весной, когда в апреле и мае все вокруг цвело и зеленело, мальчики приходили всего один раз. Принесли Моке две сладкие булочки, потрепали его по мохнатой коричневой гриве, погладили лоб и щеки – Мока в это время довольно урчал, – потом ушли. Он снова остался один до вечера, пока не пришел старик-хозяин. Человек немного покормил его, сказал ласковые слова.

Однажды ребятишки пришли снова. С ними был третий. Медвежонок съел гостинцы, предложенные ему двумя знакомыми мальчиками, потянулся к третьему. А тот вместо сладкой булочки сунул ему в нос колючую щетку. Мока укололся, взвизгнул и отпрянул, а мальчик громко и весело захохотал. И тут вдруг выяснилось, что у Моки довольно крутой нрав. Он взревел, подскочил к обидчику и ударил его лапой. Дети убежали, а медвежонок долго ходил по двору, потом нашел удобные уступы в каменной кладке забора, перебрался через него и ушел в лес.

С тех пор прошло немало лет. Мока стал могучим крупным медведем. Правда, первую зимовку на воле он едва пережил: чуть не замерз. Но его спасла удачно, хотя и случайно выбранная пещерка, в которую он залег на свою первую зимнюю спячку.

Теперь он был уже опытен, умен и хитер. И, хотя питался в основном растительной пищей, был не прочь и умел при удобном случае задрать оленя или тура. Людей он не встречал, сторонился их следов, запаха. В нем проснулся дикий инстинкт самосохранения. Благодаря этой своей осторожности Мока спокойно жил в горных лесах и ущельях.

Сколько-нибудь связные воспоминания начинаются у меня лишь с того времени, когда мне было лет пять и когда мы жили в Калуге. Нас было тогда трое детей: сестра моя Анюта была лет на шесть старше меня, а брат Федя года на три моложе.

Детская наша так и рисуется перед моими глазами. Большая, но низкая комната. Стоит няне стать на стул, и она свободно достает рукою до потолка. Мы все трое спим в детской; были толки о том, чтобы перевести Анюту спать в комнату ее гувернантки, француженки, но она не захотела и предпочла остаться с нами.

Наши детские кроватки, огороженные решетками, стоят рядом, так что по утрам мы можем перелезать друг к другу, не спуская ног на пол. Несколько поодаль стоит большая нянина кровать, над которой высится целая гора перин и пуховиков. Это нянина гордость. Иногда днем, когда няня в добром расположении духа, она позволяет нам поваляться на своей постели. Мы взбираемся на нее при помощи стула, но лишь только взберемся мы на самый верх, гора эта тотчас под нами проваливается, и мы погружаемся в мягкое море пуха. Это нас очень забавляет.

Стоит мне подумать о нашей детской, как тотчас же, по неизбежной ассоциации идей, мне начинает чудиться особенный запах – смесь ладана, деревянного масла, майского бальзама и чада от сальной свечи. Давно уже не приходилось мне слышать нигде этого своеобразного запаха. Да я думаю, не только за границей, но и в Петербурге, и в Москве его теперь редко где услышишь; но года два тому назад, посетив одних моих деревенских знакомых, я зашла в их детскую, и на меня пахнул этот знакомый мне запах и вызвал целую вереницу давно забытых воспоминаний и ощущений.

Гувернантка-француженка не может войти в нашу детскую без того, чтобы не поднести брезгливо платка к носу.

(По С. Ковалевской)

В доме готовились к празднику, Женька всем мешал. Он бродил по дому и путался под ногами. Особенно досаждал бабушке. Куда она ни посмотрит – везде перед ней то белый чубчик, то белая макушка. «Ох, Женька, шел бы ты купаться!» – сказала бабушка. И рассмеялась. Знала ведь, что он боялся воды.

Женька обиделся, но все же побрел на речку. Он спустился к воде и хотел по привычке намочить трусы и макушку – вроде купался, и уже зачерпнул было ладошкой воду, как вспомнил бабушкин смех. Бабушка на днях подсмотрела его хитрость. Поэтому он просто плюхнулся на траву. Вот это он очень любил. Еще бы – трава прохладная, ласковая.

Женька лежал и блаженствовал. Солнце сверху так жарило!

Вдруг что-то легонько щелкнуло Женьку по лбу. Он замер. Р-раз, еще р-раз! Щелк! Щелк! Щелк! Кто-то стрелял. Не больно, но все-таки обидно.

Женька огляделся. Никого. Кусты, трава у речки – ничто не качнулось, не шелохнулось. И тут опять – щелк! Щелк! Ну уж это слишком! Мальчик хотел вскочить, как от последнего щелчка по лбу на широкий лист подорожника что-то упало. Женька присмотрелся. Семечко. Круглое, блестящее, точно лаковое. Хотел взять – скользнуло семечко между пальцами и юркнуло вниз, на землю.

Женька растерялся – откуда оно? Привстал и увидел, как шагах в трех от него на стебельке какой-то травины покачивались маленькие плоды. Одни были похожи на журавлиные головки с длинными клювами, другие – на косматые шарики. К одной из космушек прилепилось семечко: точь-в-точь такое же, как то, что отскочило от Женькиного лба.

«Так вот кто стрелял!» – осенило его. Он чуть дотронулся пальцем до плодика – журавлиного носа. Плодик мгновенно взъерошился, и в разные стороны полетели блестящими точками семена. Вот это открытие! Женька забыл про все на свете, даже про бабушкин смех. Он ползал на коленках по лугу и искал стреляльщиков. Находил, примеривался пальцем, кричал: «Р-раз!» – и касался плодика. Если стреляло, вскакивал на ноги и орал: «Есть!»

Гуси, которые до сих пор неподвижно лежали на лугу, повскакивали и переполошно загоготали, стали вперевалку шлепать по траве, пока, наконец, не бросились в воду. Они хлопали крыльями по воде, взбивая белую пену, во все стороны летели брызги, как те блестящие семечки. И Женька шагнул к ним. Вода оказалась прохладная и ласковая, как трава. Он замер. По-над дном юркнула стайка крошечных мальков. Из крапивной стены – берега речки – выглянули голубенькие незабудки.

Женька замахал руками, как гуси крыльями, тоже взбил белую пену и победно взглянул на стреляльщиков.

Среди цветов стояла бабушка. «Не двигайся!» – приказал ей внук, вылез на берег и пополз искать стреляльщиков. Бабушка про такое не знала. Честное слово! «Обыкновенные герани – и надо же!» – удивилась она.

Они сидели на лугу. Женька был совершенно счастлив. И бабушка тоже.

Из-за поднявшейся метели я не мог выехать раньше, как предполагал. Было совсем поздно, когда мне подали повозку, запряженную парой лошадей. Кучер вскочил на козлы, и мы покатили. Какое наслаждение мчаться на бойких лошадях по укатанной снежной дороге! Удивительное спокойствие овладевает тобой, и приятные воспоминания роем теснятся в голове. Недоверие, сомнение – все осталось позади. Равнина, расстилающаяся перед глазами, блестит алмазами, на горизонте догорает бледная заря. Скоро поднимется луна, озарит таинственным светом всю окрестность. Опираясь на спинку саней, плотно запахнувшись шубой, гляжу на бесконечную темную ленту дороги. Вот в отдалении показались две точки, они то исчезают в ухабах, то, обгоняя друг друга, двигаются нам навстречу. Точки приближаются и превращаются в два воза, на которых сидят закутанные фигуры.

Мой кучер здоровается, о чем-то расспрашивает их и, повернувшись ко мне, говорит: «Не опоздаем, поспеем к поезду».

Снова впереди пусто и тихо, только слышится непрерывный скрип саней да храп лошадей. Утомленный разнообразием местности, я погружаюсь в какой-то сладкий сон. Мне кажется, что сон мой продолжался несколько мгновений, но, проснувшись, убеждаюсь, что мы уже добрались до цели нашего путешествия. В долине виднеется городок, освещенный рядами фонарей, а на западе догорают звезды.

Почему люди все время недовольны телевидением, этим величайшим даром цивилизации? Потому что это дар данайцев. В нас бунтует подавленная, не находящая реализации часть нашего живого существа. Даже в новогоднюю ночь, как невольники на галерах, мы прикованы к телеэкранам и видеомагнитофонам, неспособные сами ни петь, ни плясать, ни кричать, ни смеяться, ни играть, ни разыгрывать друг друга, – фактически не общаемся, а только смотрим, смотрим, в промежутках немного пьем и жуем, жуем, жуем…

Телевидение – символ всей современной аудиовизуальной культуры. Гибельная суть этой новой «культуры» в том, что она лишает человека его собственного предметного мира, унося туда, где он существует только как фантом. И есть уже телевидеоманы, «электронные почтальоны», которые забыли о естественных потребностях живого активного существа, чувствуя себя вполне хорошо без них. Умерли – и довольны. Впереди – компьютерная наркомания, которую называют пока «пребыванием в виртуальной реальности».

В подсознание – основную творческую лабораторию человека – попадает только то, что прошло через чувства. Через чувства проходит прежде всего живое, непосредственное воздействие другого человека, природы, мира, а информационное воздействие затрагивает только мышление, «кору». От хоккея по телевизору остается легкий поверхностный след, который, как след самолета, быстро рассеивается с новыми впечатлениями, смешивается с ними. Хоккей на стадионе, даже наблюдение, а тем более собственную игру, помнит все тело, весь человек. И так любые события. По телевидению мы были везде, на всей планете, и слышали обо всем. Но что это дает? Общее впечатление без переживания. «Мы многое из книжек узнаем, но истины передают изустно», – пел В. Высоцкий. Многие удовлетворяются жизнью без истины – живут как наблюдатели, «рядом с бытием». Некоторые уже и не нуждаются в переживании – роботообразные, другие, напротив, прибегают к искусственной имитации переживания – наркообразные.

(По В. Кутыреву)

Дни были невыносимо жаркие, но в небольшом дубовом лесочке стояла живительная свежесть. Упругие глянцевитые листья молодых дубков свежи, как будто их только что обмакнули в зеленый воск. Из-под пестрой трафаретной листвы папоротников глядит ярко-красная волчья ягода и опавшие желуди. Вверху блещет сухая орешина, вся золоченная светом, на темно-коричневой торфянистой почве в изобилии произрастают целые семьи грибов. Кругом сонное царство, только стрекочут в траве неугомонные кузнечики да тащат соломинки смышленые работящие муравьи. Из чащобы на опушку выскочил полинялый заяц, но, сделав прыжок, тотчас же решил пойти на попятную и бросился наутек.

Высоко в небе плавает ворон. Вот долетает издали, как брошенная горстка гороха, грустный вороний крик. Что он высматривает оттуда? Может быть, он устал парить в поднебесье и хочет этой студеной воды из ручья? А вот издалека послышалось словно пение жаворонка.

И вдруг слышится тяжелый грохот. Опять удар, нива заколебалась, и по ней полоснуло холодом. К черной туче, которой заслонены восток и юг, книзу мало-помалу присоединяются тучки поменьше. По верхнему краю тучи, которая кажется непроглядной, блеснула огненная нить серебряной молнии. Вихрь свистнул, защелкал, и по бурому полю зреющей ржи заблистали причудливые светлые пятна.

И вдруг тихо. Ни молний, ни ветра. Вот и недавно реявший ворон, бросившись вниз, закопошился в посеребренной листве дуба. На траву упали первые тяжелые капли, и барабанщик-дождь пустился вовсю.

Верстах в трех от Дранкина – Большой омут. Там когда-то была мельница. Мельница сгорела, а плотина и омут остались. По рассказам дяди Саши, жила в этом омуте огромная, как бревно, щука с зеленым мохом на спине от старости.

Кукушкину уж очень захотелось увидеть эту щуку, ну хоть бы одним глазком.

В одно из июльских воскресений отправился Кукушкин к Большому омуту.

Он шел лесной тропинкой по прохладной сыроватой земле, перескакивая через корни и валежины. Вот и плотина, заросшая ольшаником и хмелем, крапивой, кустами малины и смородины. Кукушкин пробрался ближе к насыпи и увидел темную воду, покрытую зеленой ряской. Над самой водой нависала старая корявая ветла. Кукушкин забрался на нее, лег животом вниз в развилку между сучьев и стал смотреть. Было очень тихо, лишь где-то рядом ворковал вяхирь да чуть шелестела осока.

И вот из осоки выплыла утка, а за ней семь маленьких желтых комочков. Они неслышно передвигались по воде, оставляя в зеленой ряске темные полосы. И вдруг утка с криком метнулась в сторону. Вода под ней взбугрилась, выставилась над водой огромная зубастая пасть и, как показалось Кукушкину, громко щелкнув зубами, проглотила утенка. Проглотила и скрылась.

Все это произошло мгновенно. Кукушкин вскрикнул, перепугавшись не меньше утки, и с корявой ветлы шлепнулся в бездонную воду. Он не помнил, как заколотил по воде руками и ногами.

Захлебываясь, он все-таки добрался до берега и вылез в крапиву, дрожа от страха и холода.

Так он научился плавать.

(По М. Дудину)

Прошлым летом мне пришлось побывать в одном заволжском селе, затерянном в дремучем смешанном лесу, простирающемся на много километров. Село было небольшое, но какое-то веселое и оживленное, как будто праздничное.

При самом въезде в село нас встречает не стихающий ни днем ни ночью шум лесопильного завода. Здесь сложены стопками брусья, навалены бревна, желтеют кучи еще не улежавшихся опилок. А вокруг села ни на минуту не умолкает разноголосый птичий шум.

Чего только ни дает человеку этот зеленый богатырь! За что ни возьмешься, все так или иначе связано с лесом. Гнутую мебель, кованые сундуки, бочонки – все это делали местные жители – исконные деревообделочники. А вокруг высятся почти не освоенные пока леса. Да это и немудрено: ведь рабочих рук не хватает, хотя недавно вернулись в село демобилизованные ребята.

Стоит вам углубиться в пустынный, казалось бы, бор, и вы сразу увидите стриженые мальчишечьи головки, услышите певучую девичью перекличку. Это грибники, ягодники. Хотя только вчера закончился давно уже не нужный дождь, а ветки обвешаны не высыхающими целый день каплями, весь лес наполнен народом.

Но в самой непролазной чащобе вы можете столкнуться с хмурым, не нуждающимся в попутчиках стариком, который в присутствии нежданного и незваного гостя с деланным безразличием будет собирать ядреные подосиновики с крутыми шляпками и сконфуженно покашливать. И все лето несут в магазин сушеную малину, вяленную на солнце ежевику, бруснику, грибы.

Беличья сушилка

За песчаным курганом выбрался я в просторный лиственный лес. Облокотился на дерево, из-за воротника сосновые иголки достаю, от паутины очищаюсь. Чуть белку не прозевал. Она легко, бесшумно мимо меня пробежала, хвост торчком, в зубах гриб держит. Возле старого дуба остановилась и в дупле спряталась. Не успел глазом моргнуть, а белка уже на ветке сидит, лапками мордочку чистит. Неужели я прозевал, не заметил, как из дупла выскочила?

Белка спрыгнула на землю и опять в сосновые заросли за маслятами помчалась. Меня любопытство взяло. Куда же она свой грибок положила?

Присел возле дупла, слышу, кто-то свистит-посвистывает. Нашел маленькое перышко птицы, поднес к ладони. Перышко в дупло ветерком затянуло, и вот оно уже над головой опускается, в воздухе кружится. Здорово получается. Ствол дуба прогнил, в нем ветер завывает, свои песни высвистывает. Заглянул в дупло. Оно вверху круглым отверстием светится. На колючие щепы-занозы белка маслюки наколола, и висят они снизу доверху, на сквозняке сушатся. Разве лучшее место подберешь? Дождь в дупло не попадет, его толстая ветка прикрывает. Грибы быстро сохнут, не портятся, найти их тоже не сразу найдешь. Там они до зимней стужи сохранятся.

Возле беличьей сушилки я положил десятка полтора отборных маслят. Это белочке от меня подарок.

Чопорный черт в черной шелковой одежонке сидел на жестком диване и пил дешевый желудевый кофе, изредка чокаясь со своим отражением в тяжелом глянцевитом самоваре, стоящем на парчовой скатерти шоколадного цвета. Черт был большой обжора и, несмотря на изжогу и больную печенку, объедался крыжовником со сгущенным молоком. Поев и погрозив своему отражению пальцем, черт, молодцевато встряхнув челкой, пустился танцевать чечетку. Цоканье его копыт было столь сильным, что в цокольном этаже думали, что наверху гарцевала лошадь. Однако черт был не очень искусным танцором и, совершив один не совсем удачный скачок, врезался в самовар и обжег свой пятачок, покрытый мягкой шерсткой. Ожог был очень тяжел. Огорченный черт куцей овцой кинулся к бочонку с мочеными яблоками и сунул в него обожженный пятачок. «Правду говорят, что небереженого Бог не бережет», – чертыхнулся черт чертовской пословицей.

О культуре

Что такое культура, которую можно противопоставить агрессивной «массовой» полукультуре? Есть понятия, которые с трудом поддаются определению. Тем более неоднозначно такое явление, как культура. Культура труда, поведения, культура нации, народа, культура человека, человечества. Сколько различных оттенков в понимании культуры во всех этих словосочетаниях!

Возьмем только одно, необходимое нам в дальнейшем словосочетание – «классическая культура» или даже проще: «классика» – и остановимся на классических произведениях. Классические произведения – это те, что прошли испытание временем, те, что остались современны и для нас.

Классика – это то, что остается постоянным в мировой культурной традиции, продолжает участвовать в жизни культуры. А самое главное – она воспитывает, делает чище, содержательнее каждого человека, который к ней приобщается, причащается к ней. В каком смысле «содержательнее»? Содержательнее культурным опытом. Классические произведения литературы позволяют прожить не одну жизнь. Классическая поэзия обогащает человека своим лирическим опытом, обладает врачующими свойствами.

Культурный человек – это не тот, кто много читал классических произведений, много слушал классическую музыку и т. д., а тот, который обогатился всем этим, которому открылась глубина мысли прошедших веков, душевная жизнь других, который многое понял и, следовательно, стал терпимее к чужому, стал это чужое понимать. Отсюда приобрел уважение к другим народам, к их культуре, верованиям.

Итак, люди, ставшие терпимее к чужому на основании знаний бессмертного в искусстве и в философии, умеющие открывать на основании своих знаний и культурного опыта новые ценности в прошлом и настоящем, – это и есть люди культуры, интеллигенты. Интеллигенты – это не просто люди, занятые умственным трудом, имеющие знания или даже просто высшее образование, а воспитанные на основе своих знаний классической культуры, исполненные духа терпимости к чужим ценностям, уважения к другим. Это люди мягкие и ответственные за свои поступки, что иногда принимается за нерешительность. Интеллигента можно узнать по отсутствию в нем агрессивности, подозрительности, комплекса собственной неполноценности, по мягкости поведения. Агрессивен только полуинтеллигент, теряющий себя в шаманизме «массовой культуры».

(По Д. Лихачеву)

Именинник бешено вопил, исступленно размахивая над головой рваным башмаком, стащенным второпях с ноги насмерть перепуганного соседа. Изумленные гости и родственники в первую минуту ошеломленно застыли, но потом под градом масленых вареников, пущенных в их сторону взбешенным именинником, вынужденно отступили к отворенным дверям. «Изменники! Подсунуть мне бесприданницу, за которую никто гроша ломаного не давал!» – отчаянно визжал он, возмущенно скача на кованом сундуке, застеленном продранной клеенкой. «Она невоспитанна и необразованна, неслыханно глупа и невиданно уродлива, к тому же и вовсе без приданого», – кричал он, швыряя драный башмак в недавно купленный соломенный абажур лимонного цвета. Брошенная вслед за ним палка копченой колбасы угодила в стеклянную вазу, наполненную дистиллированной водой, и вместе с ней рухнула на коротко стриженную, крашенную под каштан голову обвиненной во всех грехах бесприданницы, с уязвленным видом жавшейся у двери. Та, раненная в голову колбасой, картинно взмахнув обнаженными по локоть руками и сдавленно пискнув, повалилась в квашню с замешенным тестом, увлекая за собой рождественскую елку, увешанную слюдяными игрушками, посеребренными сосульками и с золоченой звездой на самой макушке. Восхищенный произведенным эффектом, именинник упоенно пританцовывал на выкрашенном масляной краской комоде, инкрустированном тисненой кожей, куда он перебрался с сундука непосредственно после падения дамы для лучшего обзора кутерьмы, вызванной его экзальтированным поступком.

Мы, живущие подле Байкала, не можем похвалиться, что знаем его хорошо, потому что узнать и понять его до конца невозможно – на то он и Байкал. Он постоянно разный и никогда не повторяет себя, каждое мгновение он меняется в красках и оттенках, в погоде, движениях и духе. О, дух Байкала – это нечто особенное, существующее, заставляющее верить в старые легенды и с мистической опаской задумываться, насколько волен человек в иных местах делать все, что ему заблагорассудится.

Байкал, казалось бы, должен подавлять человека своим величием и размерами – в нем все крупно, все широко, привольно и загадочно – он же, напротив, возвышает его. Редкое чувство приподнятости и одухотворенности испытываешь на Байкале – словно в виду вечности и совершенства и тебя коснулась тайная печать этих волшебных понятий, и тебя обдало близким дыханием всесильного присутствия, и в тебя вошла доля магического секрета всего сущего. Ты уже тем, кажется, отмечен и выделен, что стоишь на этом берегу, дышишь этим воздухом и пьешь эту воду. Нигде больше не будет у тебя ощущения столь полной и столь желанной слитности с природой и проникновения в нее: тебя одурманит этим воздухом, закружит и унесет над этой водой так скоро, что ты не успеешь и опомниться; ты побываешь в заповедных угодьях, которые и не снились нам; и вернешься ты с удесятеренной надеждой: там, впереди, обетованная жизнь…

А очищающее, а вдохновляющее, а взбадривающее и душу нашу, и помыслы действие Байкала!.. Ни учесть, ни пометить его нельзя, его опять-таки можно только почувствовать в себе, но с нас достаточно и того, что оно существует.

Вернувшись однажды с прогулки, Л. Н. Толстой записал: «Неужели может среди этой обаятельной природы удержаться в человеке чувство злобы, мщения или страсти истребления себе подобных? Все недоброе в сердце человека должно бы, кажется, исчезнуть в прикосновении с природой – этим непосредственным выражением красоты и добра».

Старое, извечное несоответствие наше той земле, на которой мы живем, и ее благости – старая наша беда.

(По В. Распутину)

Перед экзаменами

Приближаются весенние экзамены, и мы с братом Сашей усиленно готовимся к их сдаче. Саша учится в университете, а мне еще далеко до аттестата зрелости: в этом году мне, может быть, удастся получить свидетельство об окончании восьмого класса.

Из-за болезни я не был в школе два месяца и вследствие этого очень отстал. Во что бы то ни стало мне необходимо повторить всю программу, пройденную в продолжение года. Я рассчитал, по скольку страниц надо читать в день, но мне никак не удается выполнить эти расчеты. Стоит только усесться за учебник, как в голову сами приходят мысли о стадионе. Хорошо бы сыграть в волейбол или потренироваться в беге – в прошлом году я был чемпионом школы в соревнованиях на короткую дистанцию.

Неплохо сбегать с компанией сверстников на берег Волги, к речному вокзалу, или забраться в палисадник и почитать что-нибудь о кораблях, караванах, необыкновенных приключениях.

Саша весь поглощен занятиями: что-то подчеркивает карандашом в брошюрах, выписывает цитаты из сочинений классиков, иногда читает вполголоса об агрессиях, капитуляции, конгрессах и еще о чем-то совершенно непонятном.

Я сажусь за стол и тоже читаю о меридианах и параллелях, о кристаллах и элементах.

Но начинается трансляция матча со стадиона «Динамо», и я замираю над недочитанным параграфом. Саша тотчас выключает радиоприемник.

Я старательно решаю уравнения с двумя неизвестными, но все равно слышу и шум трамваев, и крики девчонок, скачущих на тротуаре. В отчаянии я ухожу на кухню, но здесь мне мешает сосредоточиться наш пес Дружок, сидящий в конуре под окном.

Опершись на фортепьяно, протодьяконша в колье и пеньюаре, отделанном беличьим мехом, пела низким контральто арию из оперы «Маньчжурская обезьяна», томно поглядывая на сидевшего в бельэтаже флигель-адъютанта, небрежно жевавшего монпансье. Хотя решительного объяснения между ними еще не произошло, но по всему было видно, что оно не за горами: уж слишком фамильярно – по мнению раскладывавшей пасьянс почтальонши с изъязвленным оспой лицом – поглядывал во время последнего котильона этот субъект на бедную протодьяконшу. Впрочем, сама певунья была без памяти от этого «славного кабальеро из Севильи», как она его именовала, еще с того вьюжного вечера, когда он с видом отъявленного злодея разъезжал по набережной на необъезженном коне по кличке Дьяволенок, а она мирно прогуливалась, держа под руку съежившегося от холода подьячего, серьезно разъяснявшего ей смысл средневекового барельефа, изображавшего испанскую донью в объятьях некоего сеньора. С каким-то неизъяснимым блаженством вспоминала протодьяконша с тех пор эту минуту первой влюбленности и всякий раз, ложась спать, клала в изголовье постели медальон с портретом флигель-адъютанта и, пряча свой копьеобразный нос в кроличьем воротнике пеньюара, предавалась сладким мечтаньям.

Велосипед сегодня и завтра

Всемирный велобум, охвативший практически все развитые и развивающиеся страны, в полной мере подтверждает предположение о том, что грядущее столетие будет веком велосипеда. По прогнозу американских специалистов, уже в первой четверти XXI века двухколесные педальные машины начнут вытеснять автомобили и постепенно станут основным средством передвижения. Обоснованность подобного прогноза подтверждает общая картина происходящего. В США и Германии – безусловных мировых лидерах по количеству легковых автомобилей на каждого жителя – ежегодно продается велосипедов больше, чем автомобилей. Бесконечную вереницу велосипедистов можно наблюдать на дорогах Дании, Голландии, Швеции и других стран Европы. В Японии практически каждый второй житель регулярно ездит на велосипеде, а Токио в часы пик буквально забит велосипедистами. Каждый день 500 миллионов человек ездят на велосипеде на работу в Китае. Во многих европейских мегаполисах вводится запрет на автомобильное движение в городских центрах и открываются бесплатные пункты проката велосипедов.

Невиданная популярность велосипеда не случайна, во многом она связана с негативными последствиями автомобилизации. Дело в том, что автомобиль, завоевав практически всю планету, стал главным потребителем невосполнимых природных ресурсов (нефти), загрязнителем земли, воды и воздуха и «производителем» шума. В автомобильных авариях ежегодно погибает людей больше, чем в иных кровопролитных войнах. Главная же опасность автомобиля, как утверждают медики, в том, что он отучил нас самостоятельно двигаться. Люди начинают понимать это и, чтобы бороться с гиподинамией, пересаживаются на велосипед.

Около ста лет назад одновременно с электромобилями были сконструированы и первые электровелосипеды. Но очень скоро и те и другие, не выдержав конкуренции, уступили дорогу автомобилям, а сами надолго были забыты.

Второе рождение электровелосипеда произошло буквально на наших глазах. В 1994 году японская компания «Ямаха» начала выпуск нового велосипеда с дополнительным электроприводом, а сейчас конструкторы фирмы разрабатывают модели электровелосипедов уже третьего поколения.

Специалисты прогнозируют, что через год-два на электровелосипедах будут ездить больше миллиона японцев.

Сегодня электровелосипеды выпускают все крупные велостроительные компании Азии, Америки и Европы.

(По Л. Попову)

Детство Антоши Чехонте

Антоша – ученик таганрогской гимназии – взялся за приготовление уроков по латыни на завтрашний день. Но только он обмакнул перо, как входит отец: надо, значит, идти сидеть в лавку. Антоша натягивает старенькое пальтецо и рваные кожаные калоши и идет вслед за отцом. Лавка, где приходится учить и недоучивать уроки, отнюдь не веселое место, а главное, в ней холодно, так что у непоседливых мальчиков-приказчиков, которые от январского мороза сутуловато поеживаются, лица стали серо-синими. Решетчатое окно обындевело, двустворчатую дверь тоже покрыла изморозь.

Антоша, не переставая плакать, взбирается на увесистый ящик из-под казанского мыла, прислоняется к груде мешков с крупитчатой мукой. Завтра – единица, а потом строгий нагоняй от отца, который все объясняет лишь леностью и рассеянностью. Антоша, который сидел за прилавком будто прикованный, только издали видел заманчивую жизнь сверстников, живущих по-человечески.

А вспыльчивый отец и не подозревал, как были бы счастливы его дети, избавленные от сидения в лавке, от всяческого страха быть высеченными, от созерцания подзатыльников, и не пустячных, которые получали несчастливые мальчики нарочно в присутствии публики. А ведь Антоша не мог без слез видеть, как бьют извозчичью лошадь!

Скучное сидение в лавке продолжалось и летом, когда пряные запахи привлекали в лавку тучи назойливых мух и они сплошь покрывали и дощатые стены, и сводчатый потолок.

Но по природе отец был вовсе не злым человеком, скорее, наоборот, добрым, и впоследствии, когда жил у сына – уже известного писателя – и в его присутствии вспомнили о розгах, он виновато ответил: «Мало ли что было в тогдашнее времечко».

Среди развалин древнего Херсонеса висит над морем колокол, установленный на невысоких, но прочных столбах, пропитанных смолою. Как ни густы бывают студеные осенние туманы, моряки найдут дорогу по размеренным, вовсе не торопливым ударам колокола. Когда-то этот колокол, на котором высечены подлинные греческие письмена, был захвачен чужеземцами и едва ли не сто лет пробыл на чужбине, пока не вернулся наконец на родину.

Когда погода была безветренна, смотритель, не торопясь, сворачивал папиросу из мелкокрошеного табака, надевал форменную бескозырку и почти ненадеванный бушлат и шел к морю. Затем старик возвращался домой, и ни с чем не сравнимый запах моря сменялся запахом свежей золы и печенной в жару картошкой.

Весной тоже случались штормы, но ветер тогда дул не холодный, а теплый и ласковый. Приходили к колоколу не занятые службой матросы, прислушивались к его неумолкающему гулу, не спеша думали о чем-то своем. Тяжелый, почти не двигающийся от ударов, он гудел обиженно и приглушенно, окаченный волной. А когда море не доставало до него, звенел весело и задорно.

А в развалинах жили ящерицы. С деланным равнодушием, греясь в лучах полуденного солнца, они чутко оберегали жутковатую тишину умершего, никому уже не нужного города. Море тогда бывало почти неподвижным и ровным, как синеватое вороненое блюдо. И белые лепестки цветущих слив и вишен осыпали тогда развалины.

Красив зимний лес. Хорош он своим здоровым чистым воздухом. Но меня привлекает еще и потому, что люблю распутывать следы его обитателей. Снег имеет прекрасное свойство записывать все, что происходит в лесу. Конечно, для этого необходимо знать, что за зверь или птица расписываются на снегу.

А это что? Глубокие большие следы распаляют воображение. Может, медведь вылез из берлоги не вовремя? Или таинственный человек прошел тут? Не будем торопиться с выводами, а посмотрим на молодые березки вдоль следов. Так и есть: веточки их обрезаны, словно ножом. Да ведь это же лось здесь кормился!

Из ельника попадаю снова в березняк. И опять новые, необычные следы. Сразу вспоминаю давно происшедший случай. Как-то на одной из первых охот я обнаружил лунку в снегу. Из книг знал, что боровая дичь зимой большую часть времени проводит в снегу. Подошел ближе, но птица не вылетела. Я уже засомневался и засунул носок лыжины в лунку и чуть не сел от неожиданности: лыжина выбросила вверх иссиня-черного косача.

От куста к кусту, словно цепочки, тянутся куропаточьи следы. Припушенные лапки на снегу оставляют нечеткие крестики. Вот и лунки, здесь куропатки ночевали. Но почему-то взлетели слишком поспешно. Да это рыжая плутовка хотела полакомиться белой курочкой. Как вижу, лиса осталась ни с чем.

Темное отверстие с пятикопеечную монету на чистой целине. Отсюда пролегли через полянку следы полевки и оборвались… Куда же пропала мышь? Не улетела же она? Внимательно изучаю оборванный след и замечаю слабые отпечатки больших крыльев. Все ясно: бедную мышь унесла бесшумная сова.

Весь следующий день прошел в напряженном ожидании норд-оста. На сигнальной мачте с рассвета висел штормовой сигнал – черный конус и черный квадрат.

Каждый ждал шторма по-своему. Рыбаки торопились поставить на якоря смоленые байды. Перевозчики угоняли шлюпки в тихие затоны. Серо-голубые военные корабли крепче швартовались к ярко-красным плавучим бочкам. Серебряные гидропланы прятались в ангары, как пчелы заползают в улей. Маячные сторожа протирали суконными тряпками стеклянные линзы фонарей. Ничего не делали только дворники: они ожидали, что ветер выметет и продует насквозь Севастополь.

Устав от бесплодного ожидания бури, я поехал на Северную сторону. В песчаных прибрежных пещерах, выбитых в желтых сухих утесах, жили рыбаки – загорелые оборванцы с женами и полуголыми детьми. Грязно-серые сети и развешенная на бечевках рваная роба дополняли пейзаж.

Вдали, на заднем плане, за лесом мачт и свернутых парусов, похожих на полотняные листья бананов, за путаницей турецких балконов, разбитых черепичных крыш, желтела степь, поросшая пропыленной травой. По ней бродили псы – старожилы и владетели этих рыбачьих и крепостных берегов.

Дворы напоминали склады декораций. Белье на каменных оградах висело, как изорванные театральные костюмы. Дети гоняли обручи. Эта игра свойственна всем широтам земного шара. На пустырях валялись остатки реквизита: разбитые глиняные кувшины, жестяные банки, как будто высушенные букеты и поломанные весла. Чайки сидели на чугунных шарах – пустых минах, изъеденных ржавчиной. Стены старинных круглых фортов были наискось разрезаны тенью и солнцем. На крышах фортов были укреплены сигнальные мачты. На них развевались флаги.

Я был уверен, что флаги пахнут, как выстиранное белье. Недаром их беспрестанно обдувал соленый ветер.

Вечером на мачтах загорались зеленые фонари, и казалось, что форты, как мониторы, неся сигнальные огни, тяжело шли в ночь навстречу невидимым вражеским эскадрам.

Эти давным-давно разоруженные брошенные форты остались на Северной стороне со времен севастопольской обороны. Они придавали всему пейзажу облик старинного крепостного района, засыпанного вросшими в землю ядрами.

(По К. Паустовскому)

Шуба Земли

Облака над землей – это шуба Земли. Когда земля укутана сплошными облаками, ни днем, ни ночью большого мороза не жди.

Но вот уплыли облака и обнажили землю. К вечеру уже хозяйничал мороз. Пришла ясная и студеная ночь. В такую безлунную морозную ночь звезды горят ярче, они словно гуще и крупнее, чем обычно. Звезды весело мигают, но нам кажется, что им холодно и они в ознобе дрожат.

Трещат в стылом воздухе деревья, прячется все живое, и лишь зайцы топчут снег в садах, обгрызая кору с деревьев.

Наконец неслышно приходит утро. На безоблачном горизонте просыпается солнце, и его огромный оранжевый шар вползает на небо. По обе стороны солнца горят воздушные столбы. Иногда огненный столб один, и стоит он, как высокая рыжая шапка, на макушке солнца. В народе говорят: «Солнце встало в огненных мечах – быть большому морозу».

Но если прихлынут облака и окутают землю, как шубой, став преградой между бесконечностью холодного космоса и землей, мороз сбавляет накал.

Мы выбрали небольшую равнину, прогретую нежарким в это время солнцем. Если посмотришь направо, на лиственный склон горы, то среди медно-красной листвы увидишь, как среди домов кое-где светятся золотые кроны деревьев. Внизу трава еще зеленая, как будто молодая, а меж голубоватых камней, как полированная, блистает вода. В стеклянной синеве тихой заводи вода приобретает темный цвет, медленно кружит опавшую листву и затем мчит ее дальше по каменистому ложу.

Виноград вприкуску с хлебом, особенно под теплым небом, кажется необыкновенно вкусным. И, тут же можно прямо пригоршней напиться осенней, студеной, как драгоценное вино, воды. Рядом с нами лежат пока еще не разобранные удочки и пол-литровая банка с икрой.

В одном месте вода бурлит огромными клубами, чуть ли не фонтанами, пытаясь растечься вширь, но, стесненная каменными берегами, устремляется вперед, собственно, летит, обрызгивая прибрежные камни. Едва только я опустил удочку в самое отчаянное клокотанье, как почувствовал, как меня тянет вниз.

И вот из потока, извиваясь на крючке, облегченно выскочила серебряная рыбина. Особенно волнующим, истинно красивым было сочетание летящей волны и напряженной лески, когда слышится гневный рывок пойманной форели.

Искренне обрадованные неожиданно богатым уловом, мы немедленно тронулись в путь. После такой рыбалки невольно замечаешь каждую заводь, отмеченную обыкновенно более густым цветом.

(По В. Солоухину)

Дружная семейка

Заканчивался морозный денек. Красное солнце сначала ушло в дымку на горизонте, потом мелькнуло огненным краем диска между сопок и скрылось. Мне оставалось пройти вдоль обрывистого берега реки и выскочить на укатанную лыжню почти рядом с зимовьем.

С обрыва свисали трава, корневища растущих на нем деревьев. Здесь же струился незамерзающий ручеек, и испарения от него густо покрыли инеем кромку обрыва. Мне показалось, что под козырьком обрыва что-то пискнуло. Я нагнулся посмотреть. Почти в лицо мне порхнули две-три маленькие птички.

Тут же замечаю пушистый комок величиной с шапку. Он как бы висит в переплетении корней под обрывом. Мгновенно соображаю, что это сбившиеся в клубок – так теплее в морозную январскую ночь – синички. Хвостики торчат во все стороны клубка: сидят синички плотно, одна к одной, на корешках.

Плавно, без резких движений, я отошел от обрыва. Те, что вылетели, пискнули несколько раз, покрутились и тоже скрылись под обрывом. Такой дружной птичьей семейке и суровая зима нипочем.

Отблистали молнии, отгрохотала канонада грома. Яростный барабанщик, дождь, сначала приостановил, а затем и совсем прекратил свою трескотню. Стихии больше не спорят, не борются. Буря отбушевала, атаки рвавшихся со всех сторон ветров отражены деревьями. Их верхушки не мечутся больше из стороны в сторону. Они резко вырисовываются на очищающемся небе, чуть-чуть колышутся. Дышишь не надышишься чудесной свежестью.

Расстроенные, разгромленные полчища туч уносятся с места сражения. Сейчас должно появиться из-за облачка солнышко. Оно уже выглядывает верхним краешком. Выпрямляется освеженная рожь, благодарно трепещет глянцевая древесная листва. Все живое вновь суетится и мечется. С новым азартом стрекочет кузнечик, в медвяных чашечках цветов возятся деловито пчелы. По соломинкам, как по лестнице, шествует жучок и важно расправляет свои миниатюрные крылышки. Над камышом ручья кружатся темно-синие и бирюзовые стрекозы. Шмель начинает жужжать и нудно проповедовать что-то не слушающим его насекомым.

Из ближних рощ, с пашен и пастбищ – отовсюду доносится радостная птичья разноголосица. Природа не нарадуется: чудесный прошел дождь, теплый, урожайный. Скоро теперь появятся грибы. Любители грибного спорта, приготовьтесь к грибной кампании! Поставьте за правило в эти дни не жалеть ни времени, ни сил. Заметьте, что раннему грибу нравится расти и наливаться соком у лесной опушки, а не в глубине лесных чащ.

Встаньте на рассвете и направьтесь в перелесок. Никто из вас не пожалеет о большом размере корзины. С утра на следующий день после грибного похода вам будет казаться, что ноги одеревенели, спина окостенела, что все лесные растения колются и все насекомые жалятся, но через 15–18 минут вы приободритесь, и все будет по-прежнему, как вчера. Экономьте силы с утра!

Лиса ловила рыбу

С детства всем знакома сказка, как лиса учила волка рыбу ловить. А вот какую историю рассказали мне на высокогорной станции в Киргизии.

Зимой в заснеженной и морозной котловине развлечений для местной детворы не так уж и много. Одно из них – подледный лов на местных затонах. И вот отправились однажды утром мальчишки на речку гальманов половить, а повезет, так и быстрого османа на крючок подсечь. Пошли ребята за рыбкой, а пришли к удивлению взрослых с… лисой! А произошло вот что.

Подошли рыболовы к дымящимся на морозе лункам-прорубям, смотрят – из одной хвост лисий торчит. Почти как в той сказке, только тут сама плутовка в прорубь, как в нору, залезла, а хвост – наружу. Залезть-то в глубокую лунку лиса смогла, а вот обратно выбраться не сумела. Так всю ночь в проруби и просидела бедолага.

А загнал плутовку в ледяную ловушку голод. Обычно взрослые рыбаки, поймав сорную рыбешку – гальмана, оставляют ее на льду у лунки или бросают снова в прорубь. А лед на Сусамырке толстый, лунки глубокие: случается, брошенная мелочь не долетает до воды, прилипая к ледяным стенкам проруби. Видимо, за такой вот примерзшей ко льду рыбешкой и сунулась в прорубь рыжая, да не рассчитала, что лунка глубокая, а стенки ее скользкие: туда залезешь, обратно не выбраться. Так вот и ловила Патрикеевна рыбку, а попалась сама.

Снег, не перестававший сыпаться, казалось, со всех сторон, слепил глаза и словно хотел остановить Василия, но он непрестанно всматривался вдаль, где, казалось, по временам на миг мелькал брезжащий свет, и гнал лошадь не переставая.

Он ехал, как ему казалось, все прямо, ничего не видя перед собой, кроме головы лошади, пока не зачернелось что-то перед ним. Сердце радостно забилось в нем, и, уже видя не заметенный снегом заборишко и даже скворечник над домом, он быстрее погнал лошадь.

Но черное это было не стоящее, а шевелилось, и было не деревня, а обвешанный комьями снега и стелющийся под ветром обындевевший куст.

Не обрадованный видом этого куста, Василий стал сильнее погонять лошадь, не замечая того, что взял вовсе не правильное направление. Лошадь заупрямилась и, хоть Василий то усовещивал ее словами, а то порол и потчевал кнутом, тянула вправо от пути, который он выбрал.

Опять впереди что-то зачернело. Он обрадовался, уверенный, что теперь уже, наверное, деревня. Но это был точь-в-точь такой же чернобыльник, мучимый немилосердно студеным ветром, который спутывал его ветви крест-накрест.

Ошеломленный, Василий остановился, пригляделся, и даже такого притерпевшегося ко всяким превратностям судьбы, такого стреляного воробья, как он, все-таки охватил ужас: он увидел еще почти не заметенный санный след. Он, по-видимому, кружился на небольшом пространстве.

Глубокие корни

За селом, по склонам оврага, виднеются заросшие травами противотанковые рвы, траншеи, ямы-воронки. Сюда сбегаются ребятишки поиграть в прятки, в войну «понарошку».

Перед одной такой воронкой я остановился. Откосы ее пестрели колокольчиками, одуванчиками, шляпками ромашек. А на самом дне пышно расцвел куст шиповника.

Но самое впечатляющее, что бросилось в глаза, это высокие ивы. Поднялись они над воронкой и закрыли ее густой зеленой кроной.

Помню, до войны здесь росло старое, неизвестно кем посаженное дерево. Потом, когда рядом упала бомба, ствол и ветви его разлетелись в стороны на десятки метров, а на том месте, где стояло дерево, образовалась глубокая воронка. По откосам ее торчали лишь обугленные корни – жалкие остатки старой ивы.

Но прошел год, и люди увидели, как из воронки потянулись гибкие зеленые побеги. С той поры прошло много лет, и выросло на месте погибшего новое дерево, еще более сильное и живучее.

Ствол дерева снизу не в обхват, а чуть выше разделялся на четыре. Один из них тянулся прямо вверх, два других наклонились в стороны, а четвертый лежал на земле: видно, буря налетела. Поваленный ствол совершенно сгнил у основания, а все-таки тянулись из него молодые стройные побеги. И непонятно было, откуда они брали соки жизни: из комля или из сломанных ветвей, упершихся в землю?

Рядом с ивами спокойно колыхались под теплым солнцем зреющие хлеба, а в голубой вышине заливались невидимые жаворонки, и я подумал: вот ведь как получается: страшная сила – бомба, но есть вещи сильнее ее. И в этом заключается смысл жизни.

В глухом таежном междуречье расположился лагерь разведывательной буровой бригады Василия Миронова. Несколько палаток на только что раскорчеванной и выровненной площадке, длинный свежеструганный стол между ними, закопченное алюминиевое ведро над костром. А рядом вышка и дощатый домик конторы, где установили рацию, приспособили для обогрева железный бочонок из-под сожженного в пути горючего. Место, выбранное для лагеря, ничем не отличалось от десятков таких же стоянок в таких же диких, нехоженых местах. С одной стороны – зарастающая тростником и камышовой порослью речонка, с другой – маслянисто блистающее на солнце трясинное болото.

И со всех сторон сразу – бесчисленные полчища комаров и въедливого северного гнуса.

Плыли сюда мироновцы на самоходной плоскодонной барже. Плыли дней шесть, преодолевая бессчетные мели, застревая на песчаных перекатах. Высаживались на берег, чтобы облегчить плоскодонку, и, обессилев, валились в дышащий вековым холодом мох. Если бы выпрямить все затейливые петли реки, получилось бы километров полтораста до поселка разведчиков. Там остались семьи, там в ранний утренний час гостеприимно раскрываются двери столовой, там поминутно стрекочут вертолеты, прицеливаясь к утрамбованной площадке перед продовольственным складом.

У горстки людей, оторванных от всего этого, было такое чувство, что они давно расстались с домом и неизвестно, когда снова увидят рубленые, давно не крашеные домишки, аккуратно расставленные по обе стороны широкой улицы.

А через четыре года вниз по Оби пошли первые танкеры, груженные нефтью. И одиннадцать миллионов тонн тюменской нефти, которые, по расчетам специалистов, должны были быть выкачаны из недр в ближайшие годы, не оказались фантастикой. Не преувеличивали сибиряки, рассчитывая на первенство в нефтегазовой индустрии.

Таня ступила на узкую тропинку, и ее охватило странное, неведомое раньше чувство одиночества. Было, конечно, еще и боязно – идти на станцию одной в первый раз! Вокруг ни души. Не просто тихо, а как-то подозрительно тихо.

По обеим сторонам тропинки стеной росла крапива. Высоченная, выше Тани. За ней выглядывали белые дремы, желтые лютики, малиновые герани. В другое время девочка обязательно стала бы их рассматривать. Она очень любила цветы.

Знакомые жгучие листья крапивы свернулись трубочками, словно специально, чтобы не обжечь ее. Конец одного стебля тяжело качнулся, и Таня увидела, что он сплошь покрыт мелкими зелеными шариками. Как же она раньше не замечала, ведь это цветки, мелкие зеленые цветки!

Девочка долго шла, петляя между кустами и травами.

Вдруг ее уши уловили легкий-легкий звук. Не шаги, не крик, не скрип, а что-то непонятное. Таня остановилась. Звук раздался прямо над головой. Девочка глянула вверх. С ветки свисали маленькие, похожие на грушу-дичку, плоды. Их слегка качал ветер, а они издавали тихие-тихие звуки. Таня подпрыгнула и сорвала плод. Он оказался кожистым вздутым мешочком, внутри которого перекатывались твердые шарики. Семена, догадалась Таня, и потрясла мешочком над ухом. Погремушка! Ну надо же, на дереве растет погремушка! Потрясла еще раз и услышала шелест листьев на деревьях, шорох сухой травы, пересвисты птиц, звонкий стрекот цикад, далекий гудок электровоза. И исчезло оцепенение, чувство одиночества. И вовсе это не страшно – идти одной первый раз. И совсем не одиноко – вон сколько всего вокруг живет, цветет, поет!

Прошло много лет. Таня выросла и стала ботаником. Много раз приходилось ей ходить по лесам и в одиночку, и с товарищами. И каждый раз, попадая в предгорья Кавказа, она искала невысокое деревце, усыпанное веселыми погремками, клекачку обыкновенную, или, по-научному, стафилею перистую.

Сентябрьское солнце, ярко пронизывающее прозрачный воздух, уже низко. Осиновые кусты вперемежку с одинокими деревьями, брошенными там и сям, кажутся словно золочеными. В сторону, противоположную закату, от них тянутся густые тени. Нежно-голубое небо покрыто легкими, как пух, и, словно пар, прозрачными облаками, подернутыми багряным румянцем. Едва ощутимое веяние уже нежаркого, но еще мягкого и нежного ветерка слабо тревожит воздух, напоенный запахом полыни.

Вдруг неведомо откуда доносятся мерные и торжественные звуки, подобные звукам трубы. Это в страшной, почти недоступной глазу высоте протянулись ключом журавли. Но звуки те мало-помалу слабеют, понемногу замирают, и скоро их уже совсем не слышно. Тихо, иногда только по гладкой, точь-в-точь полированной, дороге проскрипит, пробираясь, воз с рожью, и снова тишь.

Визгливые воробьиные стаи то и дело переносятся с конопляников, которые уже давно обобраны и где теперь можно так вольготно порезвиться, на полуразрушенный плетень, на котором возносится домотканая холстинная рубаха и сохнут на колышках горшки.

Словно пущенный камень, проносится мимо летучая мышь, а там, над камышом, они реют тучами, производя подобный ветру шум.

Проходят считанные минуты – и солнце уже почти закатилось. В глубине востока, неуверенно мигая брезжащим огоньком, вспыхнула маленькая звездочка.

Семь ездовых и ослик

В школе-интернате, расположенной в уютном пригороде, произошло событие, взволновавшее всех ребят: им преподнесли необычный подарок – четырехколесную повозку и ушастого ослика.

Ослик имел хищно-птичью кличку – Ястребок, а по нраву был спокойным и добродушным. Ребята кормили и поили Ястребка, чистили его: даже копыта лоснились. В ответ на заботу и ласку ослик усердно таскал скрипучую телегу. На ней подвозили дрова, доставляли белье из прачечной и овощи из хранилища.

Завхоз отобрал из числа мальчишек семь человек – прилежных, сообразительных. Они были ездовыми и выполняли эти обязанности один раз в неделю.

Все шло хорошо. Но вот пришел черед Гены Таежкина впрягать ослика и ехать в овощехранилище. Ястребок явно без охоты пошел за Геной во двор, смирился с тем, что на него надели шлею, но тащить телегу не захотел. Гена даже вожжами хлестнул его по бокам – бесполезно. Но Ястребок был упрям: стоял как вкопанный, помахивал хвостом, на окрики ездовых прижимал уши к гриве, словно не хотел слышать грубости.

Появился завхоз, и дело кончилось тем, что с Ястребка сняли шлею и пустили в конюшню.

Назавтра и еще несколько дней подряд ослик был покорен, послушен и, словно искупая свою вину, даже трусцой бегал. Но как только наступил день езды Гены Таежкина, упорство Ястребка, его нежелание работать проявились с новой силой.

Так повторялось несколько раз. Все начали подумывать, что ослик за что-то невзлюбил Гену и поэтому стал неподдающимся.

Побывав у своих шефов – полеводов колхоза, подаривших интернату Ястребка, ребята рассказали о причудах ослика. Председатель удивился, а потом поинтересовался, в какие дни недели приходил черед Гены быть ездовым. Ребята сказали, что по понедельникам. Председатель рассмеялся и раскрыл секрет непослушания Ястребка. Оказалось, прежде ослик был закреплен за сельмагом. А так как сельмаг по понедельникам не работал, в эти дни отдыхал от работы и Ястребок. И сейчас, в силу многолетней привычки, он проявлял все свое упрямство, отстаивая единственный в неделю выходной. И что удивительно, ни разу не перепутал понедельник с другим днем недели.

На самой окраине села, неподалеку от шоссе, на песчаном пригорке стоит сосна. Выросшая на приволье, она когда-то поражала своей мощью. И теперь еще, сорокалетняя или, может быть, девяностолетняя, она не потеряла остатки былой силы. Толстенный, вдвоем не охватишь, ствол весь в чудовищных узлах и сплетениях – ни дать ни взять окаменевшие в сверхъестественном напряжении мускулы гиганта. Толстая бугристая кора, напоминающая шероховатый бок выветренной скалы, местами обвалилась, обнажив изъеденное короедами тело сосны. Ветви торчат в стороны, словно гигантские костлявые руки, сведенные намертво в какой-то загадочной страстной мольбе. Дереву уже не в радость приволье, солнце, дожди. Только на самой верхушке клочок желтой, старческой хвои. Но и с этого клочка сыплются крошечными пергаментными мотыльками семечки. Напоминает эта сосна не что иное, как священное дерево, которое, говорят, было в седой древности у каких-то народов.

А вокруг шумит рожь. Сорвите колосок, рассмотрите его повнимательнее. Не ради ль такого колоска умирали бунтующие мужики, целые деревни, скрипя немазаными телегами, тащились на чужбину?

Шуми, шуми, рожь! Что бы ни напоминал твой колос, шум его все равно успокаивает и радует!

(По В. Тендрякову)

Приходилось ли вам слышать голос удивительно красивой птицы – удода? Весенним днем поет он с утра до позднего вечера, перебивая голоса кукушки, сороки, иволги, скворца, трясогузки, жаворонка… Сколько птиц, столько звуков. Но удод – признанный солист. Среди знакомых голосов воробьев, ласточек и скворцов его контральто легко различимо.

Распахнувший крылья удод похож на пестрый платок. Особенно наряден он на фоне синего неба. Не поскупилась природа, одарив птицу самыми яркими красками. Важно постукивает он длинным, слегка изогнутым клювом, потряхивает ярким, словно веер, хохолком на голове.

Голос удода мне приходилось слышать и раньше, но близко рассмотреть птицу не удавалось. Каждый день выслеживал я удода, пытался угадать, с какой стороны он прилетит. Его излюбленными местами были ветки дерева, забор, что окружал огород, или крыша дома. И сразу раздавалось таинственное «воп, воп, воп» или «уд-уд-уд…» Птица то поднимала голову, то опускала, будто говорила: «Здравствуйте!» Потом снова ровно три раза – «воп, воп, воп».

Но вот солнце скрывалось, показав раскаленный кончик желтого диска. И сразу замолкали птичьи голоса. На смену выходил хор лягушек. Из луж и канав доносилось кваканье.

Гроза ширилась и наступала на нас. Не успели мы оглянуться, как туча, почти не двигающаяся, казалось, с самого горизонта, неожиданно оказалась перед нами. Вот блеснула огненная нить, и густой смешанный лес, через который мы пробирались, мгновенно озаряется зловещим светом кроваво-красного пламени. Сразу же обиженно пророкотал гром, еще нерешительный, но как будто тревожный и угрожающий, и тотчас же по листьям забарабанили капли дождя.

Вряд ли знает грозу человек, не встречавшийся с нею в лесу. Мы бросились искать убежище, пока ливень не пустился вовсю. Но было уже поздно: дождь хлынул на нас бешеными, неукротимыми потоками. Оглушительно грохотал гром, а молнии, все время не перестававшие вспыхивать серебряными отблесками, только ослепляли. Лишь на какую-то долю секунды можно было рассмотреть почти непроходимые заросли, едва не затопленные водой, и крупные листья, обвешанные маслянистыми каплями.

Скоро мы поняли, что, несмотря на все наши старания, мы так и останемся совершенно не защищенными от дождя. Но вот небо медленно очищается от туч, и мы продолжаем идти по путаной тропинке, которая приводит нас на малоезженую дорогу.

Мы проходим мимо невысокой, но стройной лиственницы, вершина которой расщеплена, и видим не что иное, как обещанную нам избушку лесника. Приветливый старик в холстинной рубахе с несвойственной ему торопливостью разжигает печурку, ставит на стол топленое молоко, печенную в золе картошку, сушенные на солнце ягоды, предлагает ненадеванный тулупчик. Старик потчует нас на славу.

В продолжение целого дня дождь лил как из ведра, но впоследствии погода прояснилась. Послеполуденное солнце безмятежно засияло, и наступила ниспосланная благодать. Начинался чудесный безветренный вечер.

Наш Семка

Семка – белый хомяк с черными полукруглыми ушами. Его привезли в стеклянной банке из Казани подруги моей старшей сестры. Он беспрестанно кружился в банке, царапал гладкие стены и искал выход из заточения.

На следующий день папа сколотил удобную клетку. Я постелила внутри постель из ваты, поставила посуду с крупами, хлебными крошками. Семка переселился в клетку и тут же приступил к наведению собственного порядка. Собрал в один угол постель, в другой угол перетаскал все запасы пищи, сложил их в кучу и прикрыл кусками ваты и газет.

Первые дни, когда к клетке подходил кто-нибудь, Семка садился на задние лапы и замирал, а потом беспокойно ворочал головой. Несколько раз он кусал мне пальцы, когда я меняла постель, молоко и пищу в клетке.

Но потом Семка привык, без страха залезал мне на руку и замирал в ожидании, когда я его поглажу, пощекочу. Я стала выпускать его на прогулку, но прежде заделала как следует все щели, отверстия у плинтусов пола в ванной, кухне. Семка все равно догадывался, что здесь имеются лазейки, и старался вытащить оттуда что-нибудь зубами, передними лапами. Семка очень часто подходил к балконной двери, пытался открыть ее, но не хватало силенок. Часто кружился у входной двери квартиры, суетился, бегал, фыркал, видимо, что-то его волновало, беспокоило. Он стал понимать ласку, реагировать на обращение: иногда выбежит из-под дивана, встанет на задние лапы и замрет, ожидая повторения своего имени. А иногда, услышав, что его зовут, убежит обратно.

Однажды в жаркий день я вынесла клетку на балкон, чтобы Семка подышал воздухом, погрелся на солнце. После обеда на небе появились темные свинцовые тучи и пошел град. Я в это время была у подруги, пришлось немедленно бежать домой.

Семка лежал в клетке без движения, мокрый и холодный, под грудой еще не растаявших льдинок. Я взяла его в руки, стала гладить, массировать и греть. Вскоре хомяк открыл глаза, пошевелил усами и, свернувшись калачиком, уснул на подушке.

Однажды он затерялся в квартире, словно сквозь пол провалился. Все начали думать, что хомяку удалось сбежать, но тут мама услышала, что у двери квартиры кто-то шуршит, царапается. Я подбежала, но никого не обнаружила. Вдруг сама услышала шорох и возню в папином кирзовом сапоге. Проказник Семка забрался по голенищу, упал в сапог, а вылезти самостоятельно не мог.

Стали замечать, что Семка без труда карабкается по плотным гобеленовым занавескам. Его всегда снимали оттуда. Но однажды никто не заметил, как он забрался на самый верх, только услышали, как он шлепнулся с двухметровой высоты. Хомяк лежал без признаков жизни. Я чуть не расплакалась, бережно взяла его на руки, и вдруг Семка соскочил, напугав меня, и убежал. Мы все облегченно вздохнули.

В другой раз мама находилась на кухне, и там же под ногами бегал Семка. Я занималась уроками музыки. Мама закончила свои дела, захлопнула дверки кухонного стола, где хранились продукты. Вдруг оттуда раздался стук, и мама позвала меня. Я открыла дверцу и позвала Семку. Сначала показалась макаронина, а потом хомяк. Он сунул ее в свой защечный мешок, но поместилась макаронина туда лишь наполовину. Другая половина, словно ствол пушки, торчала наружу. Вот уж мы смеялись!

Громадный порт, один из самых больших портов мира, всегда бывал переполнен судами. В него заходили темно-ржавые гиганты-броненосцы. Весной и осенью здесь развевались сотни флагов со всех концов земного шара и с утра до вечера раздавались команды на всевозможных языках. От судов к бесчисленным складам туда и обратно по колеблющимся сходням сновали грузчики: русские босяки, оборванные, почти оголенные, смуглые турки в широких до колен, но обтянутых вокруг голени шароварах, коренастые мускулистые персы, с волоса ми и ногтями, окрашенными хной в огненно-рыжий цвет. Часто в порт заходили прелестные издали двух– или трехмачтовые итальянские шхуны. Здесь месяцами раскачивались в грязно-зеленой портовой воде маленькие суденышки со странной раскраской и причудливым орнаментом. Сюда же изредка заплывали и какие-то диковинные узкие суда, под черными просмоленными парусами, с грязной тряпкой вместо флага. Матросы такого судна – совершенно голые, бронзовые, маленькие люди, – издавая гортанные звуки, с непостижимой быстротой убирали рваные паруса, и мгновенно грязное таинственное судно делалось как мертвое. И так же загадочно, темной ночью, не зажигая огней, оно беззвучно исчезало из порта.

Окрестные и дальние рыбаки свозили в город рыбу: весною – мелкую камсу, миллионами наполнявшую доверху их баркасы, летом – уродливую камбалу, осенью – макрель, а зимой – десяти– и двадцатипудовую белугу, выловленную часто с большой опасностью для жизни.

Все эти люди – матросы разных наций, рыбаки, веселые юнги, лодочники, грузчики, контрабандисты, – все они были молоды, здоровы, пропитаны ядреным запахом моря и рыбы, знали тяжесть труда, любили прелесть и ужас ежедневного риска, а на суше предавались с наслаждением бешеному разгулу, пьянству и дракам. По вечерам огни большого города, взбегавшие высоко наверх, манили их, как волшебные блестящие глаза, всегда обещая что-то новое, радостное, еще не испытанное и всегда обманывая.

(По А. Куприну)

Лет с двенадцати я стал один ходить на Ворю, где находилась Истоминская мельница. Тогда Воря, воспетая еще Аксаковым, была чистой и рыбной. Без хорошего улова с нее я не возвращался. Обычно приносил корзинку окуней, плотвы, подлещиков, а то и две-три щуки.

Мне очень нравилась и сама дорога к реке: каждый раз, идя по ней, я узнавал или находил что-то интересное, открывал для себя что-то новое.

Выйдя на задворки, я проходил луговиной, мимо небольших прудов, образовавшихся после того, как здесь пробовали добывать торф и оставили несколько котлованов, которые потом наполнились водой. Здесь я иногда отлавливал карасиков, чтобы использовать их на Воре как живцов. Потом заходил в лиственный молодой лес. По дороге успевал найти несколько подосиновиков и подберезовиков. Пока я их искал, вспугивал тетеревиный выводок. Птицы с тяжелым шумом разлетались по кустам.

Выйдя на просеку, проходил по крупному смешанному лесу километра два. На этой просеке росла трава-мурава, всегда свежая, зеленая, мягкая. По ней так приятно было шагать. А потом я сворачивал влево, на другую просеку. Здесь рядом находилось небольшое болото, на котором, кроме клюквы и голубики, росла морошка. Мне долго не верили, что менее чем в шестидесяти километрах от Москвы может расти такая северная ягода. Морошка теперь встречается, и то редко, на севере Калининской и Вологодской областей. А тут она – рядом со столицей. Но я доказал, что она есть в этих местах, когда привез в Москву сначала ее незрелые красные ягоды, напоминающие малину, а потом – зрелые, янтарные.

Наконец я выходил к оврагу, пробирался сквозь кусты орешника, и тут передо мной открывался мельничный омут. Мельничные омуты, которых теперь и не найдешь, имели много общего между собой. Этот бревенчатый настил, эти кладки, повисшие над быстротекущей водой, эти кусты ивняка, окружившие бегущую воду. А по краям омута – кувшинки. Мельничные омуты всегда были украшением природы. Человек, нисколько не обижая и не уродуя ее, создавал новую красоту.

И вот я выходил на этот старый бревенчатый настил, ложился на бревна и долго разглядывал в щели гуляющую под ним рыбу. Там поспешно проплывали стаи плотвы, притаившийся у сваи окунь вылетал за зазевавшимся пескарем. Степенно проходила стая язей.

А ловить с настила было почти невозможно – близок локоть, да не укусишь: туда никак нельзя было закинуть снасть. А если и удавалось это, то попавшуюся рыбу никак нельзя было вытащить – она не проходила в щели между бревнами.

Я отлавливал несколько живцов, ставил две-три жерлицы возле кустов, а сам занимался ловлей плотвы и окуней на удочку.

Целый день я крутился возле омута.

Здесь же и купался, если было жарко, здесь же ловил рыбу, собирал ягоды и грибы.

Внизу, у беспорядочно нагроможденных в бессчетном количестве пепельно-серых камней, плещутся, и брызжут, и дышат горько-соленым пьяняще-ароматным воздухом выровненные, как по линейке, волны прилива. Лицо чуть-чуть обвевает прохладой «морячок», приносящийся из Турции. Ломаной линией тянутся вдоль берега военные склады. Внутренний рейд охраняется от декабрьских и январских штормов железобетонным молом. Изжелта-красный хребет как бы с ходу обрывается в море. Ниоткуда невидимые и недоступные для человека расселины в скалах – убежище птиц. Далеко вверх забрались миниатюрные, беленные негашеной известью глиняные домики. Вдали, на юго-западе, виднеются бело-серые гряды гор с тающими в воздухе, сходящими на нет серебряными вершинами.

В старом-престаром загородном парке тихо и безлюдно. Давно не крашенные деревянные беседки увиты плющом и манят прохладой. Эстрада для оркестра с плохо настланным полом доверху заколочена фанерой. Теперь это не что иное, как склад ненужных театру декораций.

Ничем иным, как складом, не могла быть теперь и галерейка, находящаяся близ эстрады. Беззвучно падают бесчисленные золотисто-желтые осенние листья. Парк раскинулся вширь на два-три километра. По тропинкам далеко не безопасно ходить, так как в траве кишат небольшие змейки-медянки. Нижняя площадка усеяна отшлифованными морем блестящими камешками; среди них пробивается растение не-тронь-меня. Войдя в глубь парка, вы увидите на редкость красивый двухэтажный павильон с витыми колонками и с искусной резьбой. Из-за зелени широколиственных деревьев выглядывают точенные из камня статуи, относящиеся, по-видимому, к предыстории парка. Клумбы пестрят огненно-красными каннами, гладиолусами и разными субтропическими цветами. Каких сочетаний красок я не увидел здесь! Кого ни спросишь, все говорят, что из парка уходить не хочется. Вряд ли удастся ввиду загруженности приехать сюда еще раз в течение ближайших лет.

Семеновы тополя

Отступая, фашисты разграбили и сожгли нашу деревню Заречье. Вернулись старики и женщины с детьми из леса – негде приютиться. Вместо подворий скорбное погорелище: обугленные головешки и столбы, остовы печных труб в дымных подпалинах, едкий запах пепла и гари. Уныло, мертво было кругом. Никого не обошла злая беда, не уцелело ни одной постройки, ни деревца. Пали под топором врага и Семеновы тополя. Еще молодым парнем Семен Арефьев посадил их вокруг родительской усадьбы.

Семен слыл храбрым, удачливым разведчиком в партизанском отряде. Из всех самых дерзких и опасных набегов в логово врага выходил цел и невредим. Потом он командовал взводом пехотинцев. Погиб Семен на одной из улиц Берлина в тот самый день, когда весь свет облетела долгожданная весть: «Победа!.. Конец войне!..»

Семенову жену фашисты замучили, двух его дочерей-подростков угнали в неволю, и они пропали без вести, сгибли где-то на чужбине. Никого не осталось у Семена в живых, и ничто, кроме печальной, как могильный холм, груды горелых обломков, поросших ярко-огненным кипреем, да тополиных пеньков, не напоминало о том, что на этом месте красовался его пятистенный дом, обшитый тесом в «елочку», с широкими окнами в затейливой резьбе, с застекленной верандой. Приветливым, веселым был этот дом.

Трудно обустраивалась деревня после разрухи. А природа буйствовала, ликовала, словно торопилась вернуть былую красу израненной, одичавшей земле. В первую же мирную весну, на диво всем, вдруг ожили срубленные фашистами Семеновы тополя. От каждого пня брызнули бодрые побеги, омытые теплыми грозовыми дождями, гонко пошли в рост. Как-то незаметно они вымахнули богатырски ввысь, раскинули пышные кроны с изумрудной листвой. Каждому у нас любы эти пригожие, курчавые деревья. Не только полезностью своей, а скорее упорством, жизнелюбием они заслужили особое уважение у людей, их берегут, о них заботятся.

Уютную рощу облюбовала молодежь для своих гуляний. Тут собираются колхозники на сходки и просто так, посидеть вечерком под густыми ветвями, в прохладной духовитой тени, потолковать о жизни.

С какой бы стороны ни шел, ни ехал к нам в Заречье, издалека приветливо манит, ласкает взгляд веселый зеленый островок среди полей, от которого разбегаются двумя порядками добротные дома под светлыми, волнистыми шиферными крышами, с телевизионными антеннами.

Давно уже нет Семена, но он как живой среди сельчан. Живут, радуются жизни и радуют собой людей его зеленые питомцы. В разговорах частенько можно услышать приветливое «Семеновы тополя». Добрую память оставил человек о себе. Она живуча, как эти победившие смерть деревья.

Стояла чудесная весенняя пора. Море пробуждалось от сковывавшей его дремоты и как бы посылало свой утренний привет еще не проснувшейся земле. Желтовато-розовые лучи солнца едва коснулись поверхности воды, позолотили пристань, корпуса судов, стоявших на рейде, и краешки парусных лодок. На дощатых настилах и прямо на песке, всего-навсего шагах в пяти от воды, лежали вповалку какие-то люди. Некоторые из них недавно пришли сюда в надежде на заработок, другие были исконными местными бродягами, которые привыкли проводить летние ночи под открытым небом. С краешка настила распластались два местных «галаха», которые до упаду набродились впотьмах, рассчитывая чем-нибудь поживиться, и, разделив добычу, они заснули каменным сном.

Едва-едва забрезжил рассвет, как пристань стала понемногу пробуждаться. Из-за кормы никому не принадлежащей старой баржи появилась компания запоздалых гуляк, которые, видимо, не в меру выпили после темных ночных похождений и теперь нарушали тишину южного умиляющего душу утра нестройными выкриками. Двое из них шли в обнимку и пели какую-то залихватскую песню. Голоса их звучали нестройно, вразнобой, внося диссонанс в гармонию просыпающегося утра. О, как раздражало это тонко чувствующего художника, который явился сюда с мольбертом и приготовился запечатлеть на своем холсте неподражаемые краски моря. Песнь внезапно оборвалась, и послышалась брань. По-видимому, приятели поссорились всерьез, ибо один из них наскакивал на другого, гневно размахивая руками и крича что-то в сердцах. Им всегда было вместе тесно, а врозь скучно.

Через час пристань была неузнаваема. Народ сновал взад и вперед, мальчишки торговали папиросами в розницу, то есть поштучно. Лоточницы продавали печеные и только что сорванные анисовки и грушовки. Все ожидали прибытия тихоокеанского парохода. Взвод солдат во главе с унтер-офицером промаршировал в ногу по набережной и остановился у причала. Вскоре на горизонте показался силуэт судна, а через полчаса железное чудовище вполоборота подходило к причалу. Пароход пришел вовремя, и пристанская администрация была во всеоружии. Первым по трапу сошел на берег генерал-майор в сопровождении денщика. Вслед за ним семенила старушонка в душегрейке, держа на руках дрессированную собачонку. Далее двигалась дама в экстравагантном желто-зеленом в полоску жакете и молодой человек с моноклем в глазу, в блестящем цилиндре и в макинтоше внакидку. Старушонку, еле-еле державшуюся от усталости на ногах, встретила толпа родственников. Они доверху нагрузили бричку корзинками и баульчиками, набившись туда до отказа.

Березовое блюдце

Кажется, все уже до кустика известно в наших березовых перелесках, а нет-нет да и встретишь такое, отчего вдруг остановишься в восхищении и сердце ворохнется от радости. Вот хотя бы березовое блюдце, которое я нашел вчера. Лежит то блюдце на кургане, на самой его вершине, между трех березок-сестер, выросших из одного корня. Их было больше, четыре, но четвертую спилили. Обливался соком тот срез по весне: березка все стремилась еще раз подняться, да не смогла, только оставила после себя это берестяное кольцо по краям круглого пенечка. И легла вокруг всего среза по самому краешку ровная красивая каемочка. Руками так не сделаешь. Получилось настоящее блюдце: дно темноватое, а края белые, атласные. Хоть возьми и пей из него или срежь да унеси на память, не пожалеешь: днями гляди – не наглядишься. И к довершению моего удивления водица на донышке чистая-чистая: то ли березки снова поделились весенним соком, то ли это их слезы по своей младшей сестре.

Идет лесник по тихой тропинке, пробирается сквозь чащобу, а потом перебирается через топкий лесной ручей. Ветер треплет густую крону лип, развевает зеленые верхи берез. Только в дубовой листве, такой густой, что, кажется, даже в ливень она не промокает, ветер запутывается и стихает.

Вот лесник останавливается у невысокого деревца, наклоняется. Нет, не поганки, растущие здесь, привлекают его внимание. Лесник отыскивает в сумке инструмент, приступает к работе, и вот уже из тела дерева вынут небольшой блестящий кусочек металла – осколок снаряда. Ничего, скоро рана обрастет корой, и дерево будет жить по-прежнему. А вот он поравнялся с дубком, который уже перенес такую же операцию. Теперь и не найдешь его раны: молодая кора сровняла даже шрам. Останавливается Лукьян Кузьмич возле ростков сосны, нежно прикасается к ним, и от его прикосновения они ласково кивают пушистыми верхушками. «Вот бы сюда привести тех скептиков, которые полагают, будто сосна не может расти на черноземе», – думает он. В его питомнике выращено более двух миллионов саженцев лиственных и хвойных пород.

Перед возвращением домой можно и передохнуть, и лесник прислоняется спиной к стволу, вслушивается в безыскусный перезвон птичьих голосов. Вдруг к привычным запахам примешивается горьковатый запах горелого. Что за наваждение? Где же горит?

С собой только сумка с немудреным инструментом да пара рук, а впереди, зловеще блистая, уже текут змейки пламени. Лесник очищает землю от сухих листьев, спешит, превозмогая боль в обожженных пальцах, погасить пламя, и вот уже один за другим, дойдя до очищенной земли, гаснут огненные ручейки. Лесник вытирает пот со лба. Туда, где только что бушевало бешеное пламя и деревья стояли словно окропленные кровью, возвращается мгла.

Два дня и три ночи бесилась погода, на третий день улеглась. Ветер стих, враз уступил всю северо-западную московскую и новгородскую Русь тишине и морозу. Малиновый солнечный шар коснулся снизу сквозной юго-восточной лазури. Он всплыл из-за леса, уменьшаясь и плавясь в золото. Этот слепящий золотой сгусток быстро отделился от горизонта. Вся лесная стихия приняла невиданно сказочный образ. Безбрежная, непорочно чистая голубая лазурь была тем гуще, чем дальше от солнца. На другом небесном краю еще умирал палевый сумрак ночи. Месяц, ясно и четко оттеняемый этим светлым сумраком, бледнел над лесами, когда снега заискрились окрест. Ели, отягощенные белыми снежными клубами, изменили свои очертания, но безмолвствовали. Кроны старых сосен гордо остались сами собою, лишь молодую сосновую поросль вынудил снежный гнет: нежная, неокрепшая плоть там и тут напряглась в основаниях мутовок.

Белизна заставляла еще яростней зеленеть сосновые лапы. Пар непростывших влажных низин поднялся на уровень древесных вершин и замерз, и рассыпался на свободных от снега березовых ветках. Несчетные россыпи мельчайших бисеринок засверкали на солнце. С последним колыханием исчезающего осеннего тепла все замерло. Мороз начал неспешно гранить, ковать, серебрить, лудить все, что имело хоть самую малую долю влаги.

Лесная речка, еще вчера бежавшая навстречу метели, начала сдавливаться серебряными зубцами. Прозрачный лед уверенно наползал на середину струи, сужая водяной ток несокрушимым ребристым панцирем.

И все вокруг бесшумно сияло, сверкало, искрилось от морозного света. Но едва поднявшись над лесом, едва успев разгореться, расплавиться слепящим своим золотом, великое наше светило начало краснеть и падать на дальние лесные верха. Розовое холодное половодье затопило четвертую часть горизонта. Лиловые зоревые крылья, переходящие в зеленоватую глубь темнеющего морозного простора, опускались все ниже. Правее, в созвездии Близнецов, блеснул своим красноватым глазом пробудившийся Марс – бог римских язычников, покровитель войн и пожарищ. Но этот блеск тотчас исчез, затерянный в мерцании бесчисленных звезд. И вот уже повисли над миром близкие и дальние звездные гроздья. Они словно бы раздвигались и в глубинах темного неба вскрывали новые объемные гроздья. За ними роились другие такие же, роились и раздвигались…

Только месяц, горящий ярким желтым, но все же нездешним, светом, казался совсем близким морозной лесной земле.

Царство безмолвного знобящего холода раздвигалось подобно звездам, захватывало глубины небес и земного пространства. Но откуда же мимолетно и тихо пахнуло вдруг березовым, неунывающе бессонным дымком?

(По В. Белову)

Только совершенно незаинтересованному взгляду русская природа кажется бедной и нисколько не разнообразной. Неброская, но какая-то сосредоточенная и сразу не раскрывающаяся красота ее вызывает неповторимое, долго не забывающееся чувство щемящей грусти. Я не знаю ничего более трогательного, чем первый снег, который, несмотря на свою хрупкость, властно манит далью еще почти не проторенных дорог.

Сколько песен сложено про зиму, сколько поэм посвящено юной красавице в сарафане из серебряной парчи, а нам все недостает. Когда особенно безветренна и румяна зорька, не спеша умывается она студеным рассыпчатым снегом. А как поведет потом синими очами из-под опушенных инеем ресниц, так каждый поверит, что такая красота никем и нигде не видана.

Чего только не вспомнишь из далекой поры юности! Я до сих пор вижу дуги с узорами, писанными масляной краской, золоченую упряжь коней с лебедиными шеями, которые на масленой неделе, едва не сцепившись оглоблями, наперегонки мчат нас по вовсе не узкой деревенской улице. Часто за мной приезжал брат, и мы не медля отправлялись в соседнее село. Заметив, что я загляделся по сторонам, он с непривычной мне ловкостью выталкивал меня из саней и пускал обындевевшего коня в галоп.

В тяжелых валенках и овчинном свежедубленом полушубке не быстро побежишь, но я налегал изо всех сил, а брат не останавливал коней, пока я не начинал спотыкаться. Но сколько ни пробовал я вытолкнуть его из саней, это мне никогда не удавалось.

Нет, русской зимы нельзя не любить. Люди, не видевшие ее, досыта не налюбовавшиеся ею, не поймут русской жизни и русского характера.

На высоте трех тысяч метров мы снова увидели солнце, которого там, внизу, когда нас провожали на посадку, уже не было. Снова показавшись над горизонтом в полдиска, оно багрово осветило правый борт и залило салон тревожным отсветом. Был как раз тот момент, когда с земли, уже окутанной сумерками, мы, летящие в пустынном, вечеряющем небе, кажемся загадочным раскаленным крестиком.

Мое место оказалось у иллюминатора по левому борту, откуда закатный свет не мешал смотреть вниз. Я рассчитывал взглянуть на осенние в разгаре золотой поры березовые леса, которые здесь, под Москвой, пока еще не редкость. Даже с такой высоты должны быть видны их пространные огненные разливы с прожилками дорог, просек и лесных речек. Но под крылом уже надвинулась легкая, кисейная синева, постепенно густеющая к востоку, где небо, готовясь к ночи, обрело свою отрешенную аспидность. Там, под его мерклым покровом, уже зажглись первые огни и пунктирно обозначились невидимые дороги бегущим светом автомобильных фар.

Минут через пятнадцать полета впереди по курсу в загадочной сини земли молнией взблеснула река. По широким, плавным извивам, свойственным большим рекам, я узнал Оку. И сразу же отвесно внизу начал ртутно поблескивать, суетливо петлять левый ее приток – Нара.

(По Е. Носову)

Прошел холодный ветреный март, и, наполняя воздух ароматом оттаявшей земли, наступил солнечный апрель, хотя по-прежнему иногда дул студеный ветер. Все обрадовались, увидев, что наперегонки побежали шустрые ручьи, стремясь к сверкающей в отдаленье речонке, ставшей вдруг шумной и полноводной.

Всюду, куда ни взглянешь, стелется над землей легкий пар, на песчаных буграх, которые сами собой уже давно обезлесели, мало-помалу подсохли проталинки, и только на давно неезженой дороге синеют лужицы последней снеговой воды. И степь, и сама деревенька, разбросанная на пригорках, и дощатый заборишко, и сложенные у него дрова, обмытые дождями и обветренные, – все казалось таким новым, праздничным, что каждый, кто ни смотрел, не раз удивлялся диковинной перемене.

А вот и прилетели первые скворцы и тут же, несмотря на усталость после долгого перелета, начали оживленную работу. Без устали носили перышки и соломинки, собирали зернышки, брошенные в траве. Прилетели скворцы, и тут же оказалось, что прилетели они не в пору и только один день могли вволю попеть. Весна пошла на попятную, и уже ввечеру ударил мороз, в течение ночи валом валил снег, а пополуночи завьюжило совсем по-январскому.

Люди укрылись в домах, а скворцы забились в хворост, прятались вместе с воробьишками в обындевевших соломенных крышах конюшен… А неопытные или просто недогадливые насмерть замерзали либо на лету, либо в холодных скворечнях. Приходилось голодать: где уже тут найти хоть какое-нибудь семечко.

Время смены цивилизации ответственное и опасное. Вот и нынче все то, что мы называем жизнью человека, уже следует называть проблемой выживания. Выживание должно быть проблемой не только материальной, но и духовной, а экология должна обрести эстетический смысл. В новой цивилизации культура и культурные ценности нашей эпохи, думается мне, приобретут такое значение, которое имеют нынче для нас культуры Древней Греции и Рима. Верю, что русская литература, а вместе с ней и русский язык не потеряются среди этих памятников. Верю, но и сомневаюсь, потому что люди все больше и больше теряют интерес к истории. Это особенно заметно в молодом поколении – история не оправдала его надежд, не научила жизни, тем более выживанию.

За последние два века благодаря перенасыщенности событиями истории стало гораздо больше, но, может быть, именно по этой причине она и девальвируется. Молодое поколение все больше и больше убеждается в том, что история мало чему научила их отцов и дедов, разве только прописным истинам, а если так – откуда же у молодежи возьмется прилежание к истории?

Новая цивилизация, наверное, не захочет глобальных экспериментов – социальных, экономических, религиозных (национальные, очевидно, все еще не будут исключены), ей не нужны будут и призраки, которые бродили бы по Азии, Африке, Южной Америке, тем более по Европе, ее цель – экологическое благополучие – должна будет подчинить себе и экономику, и политику, и просвещение. Преувеличение? Может быть, но оно не меняет сути проблемы.

Конец бесплатного ознакомительного фрагмента.

У бабы-вдовы умер ее единственный, двадцатилетний сын, первый на селе работник.

Барыня, помещица того самого села, узнав о горе бабы, пошла навестить ее в самый день похорон.

Она застала ее дома.

Стоя посреди избы, перед столом, она, не спеша, ровным движеньем правой руки (левая висела плетью) черпала пустые щи со дна закоптелого горшка и глотала ложку за ложкой.

Лицо бабы осунулось и потемнело; глаза покраснели и опухли … но она держалась истово и прямо, как в церкви.

«Господи! - подумала барыня.- Она может есть в такую минуту … Какие, однако, у них у всех грубые чувства!»

И вспомнила тут барыня, как, потеряв несколько лет тому назад девятимесячную дочь, она с горя отказалась нанять прекрасную дачу под Петербургом - и прожила целое лето в городе! - А баба продолжала хлебать щи.

Барыня не вытерпела, наконец.

Татьяна! - промолвила она.- Помилуй! Я удивляюсь! Неужели ты своего сына не любила? Как у тебя не пропал аппетит? Как можешь ты есть эти щи!

Вася мой помер,- тихо проговорила баба, и наболевшие слезы снова побежали по ее впалым щекам.- Значит, и мой пришел конец: с живой с меня сняли голову. А щам не пропадать же: ведь они посоленные.

Барыня только плечами пожала - и пошла вон. Ей-то соль доставалась дешево.

(И. С. Тургенев)

II

Ночь была августовская, звездная, но темная. Оттого, что раньше я никогда в жизни не находился при такой исключительной обстановке, в какую попал случайно теперь, эта звездная ночь казалась мне глухой, неприветливой и темнее, чем она была на самом деле. Я был на линии железной дороги, которая еще только строилась. Высокая, наполовину готовая насыпь, кучи песку, глины и щебня, бараки, ямы, разбросанные кое-где тачки, плоские возвышения над землянками, в которых жили рабочие,- весь этот ералаш, выкрашенный потемками в один цвет, придавал земле какую-то странную, дикую физиономию, напоминавшую о временах хаоса. Во всем, что лежало передо мной, было до того мало порядка, что среди безобразно изрытой, ни на что не похожей земли как-то странно было видеть силуэты людей и стройные телеграфные столбы; те и другие портили ансамбль картины и казались мне не от мира сего. Было тихо, и только слышалось, как над нашими головами, где-то очень высоко, телеграф гудел свою скучную песню.

Мы взобрались на насыпь и с ее высоты взглянули на землю. В саженях пятидесяти от нас, там, где ухабы, ямы и кучи сливались всплошную с ночной мглой, мигал тусклый огонек. За ним светился другой огонь, за этим третий, потом, отступя шагов сто, светились рядом два красных глаза - вероятно, окна какого-нибудь барака - длинный ряд таких огней, становясь все гуще и тусклее, тянулся по линии до самого горизонта, потом полукругом поворачивал влево и исчезал в далекой мгле. Огни были неподвижны. В них, в ночной тишине и в унылой песне телеграфа чувствовалось что-то общее. Казалось, какая-то важная тайна была зарыта под насыпью, и о ней знали только огни, Ночь и проволоки …

III

Просторная новая терраса дачи была очень ярко освещена лампой и четырьмя канделябрами, расставленными на длинном чайном столе. Июльский вечер быстро темнел. Старый липовый сад, густо обступивший со всех сторон дачу, потонул в теплом мраке. Только листья сирени, а упор освещаемые лампой, резко и странно выступали из темноты, неподвижные, гладкие и блестящие, точно вырезанные из зеленой жести. Ни шороха, ни звука не доносилось из заснувшего сада. Несмотря на раздвинутые полотняные занавеси, свечи горели ровным, немигающим пламенем. Было душно, и чувствовалось, что в нагретом, наэлектризованном воздухе медленно надвигается ночная гроза. Пахло медом, цветущей липой и бузиной.

Варвара Михайловна Рязанцева приготовляла на террасе с помощью горничной чай для собравшихся гостей. Перебравшись на дачу, она и ее муж не прекратили по вторникам своих интимных вечеров, которые сделались только малолюднее и теснее, потому что собирались на них исключительно дачные знакомые. Городским было неудобно ездить за пятнадцать верст на какие-нибудь три-четыре часа.

Варвара Михайловна веселыми, возбужденными глазами оглядывала стол, покрытый новой, нигде не смятой скатертью, на снежной белизне которого так приятно веселили глаз серебряные сухарницы, молочники и ложки, блестящие хрустальные вазы с вареньем, конфетами и фруктами. В продолжение всех четырех лет замужества она интересовалась своим небольшим хозяйством с живой и искренней любовью, свойственной молодым женщинам, привыкшим окружать мужа нежной заботливостью.

(А. И. Куприн)

IV

Стаи волн с шумом катились на берег и разбивались о песок, он слабо шипел, впитывая воду. Взмахивая белыми гривами, передовые волны с шумом ударялись грудью о берег и отступали, отраженные им, а их уже встречали другие, шедшие поддержать их. Обнявшись крепко, в пене и брызгах, они снова катились на берег и били его в стремлении расширить пределы своей жизни. От горизонта до берега, на всем протяжении моря, рождались эти гибкие и сильные волны и все шли, шли плотной массой, тесно связанные друг с другом единством цели … Солнце все ярче освещало их хребты, у далеких волн, на горизонте, они казались кроваво-красными. Ни одной капли не пропадало бесследно в этом титаническом движении водной массы, которая, казалось, воодушевлена какой-то сознательной целью и вот - достигает ее этими широкими, ритмичными ударами. Увлекательна была красивая храбрость передовых, задорно прыгавших на молчаливый берег, и хорошо было смотреть, как вслед за ними спокойно и дружно идет все море, могучее море, уже окрашенное солнцем во все цвета радуги и полное сознания своей красоты и силы …

Из-за мыса, рассекая волны, выплыл громадный пароход и, важно качаясь на взволнованном лоне моря, понесся по хребтам волн, бешено бросавшихся на его борта. Красивый и сильный, блестящий на солнце своим металлом, в другое время он, пожалуй, мог бы навести на мысль о гордом творчестве людей, порабощающих стихии…

(М. Горький)

V

Легка ты, Русь, своими хижинами, сгорела - и будто слезла старая шкура змеи. Но и тяжела же ты своими каменными, похожими на сундуки, домами купцов: один в один и везде одинаково. А хуже того, как задумает купец выстроить что-нибудь свое, небывалое. Так выстроил себе пароходчик Иван Астахов, командир сибирской шпаны, двухэтажный дом с вышкой, огромный, неуклюжий и мрачный, ни на что не похожий: ни дом, ни корабль. Для чего одинокий холостой устроил себе такое большое жилье с танцевальной залой, люстрами и канделябрами на стенах? Видно, в свое время у него тоже был свой расчет на хозяйку, на большое женское приличное общество, но могучий человек на сибирских реках не справился с таким, казалось бы, маленьким делом - разыскать себе подходящую женщину, и от всей этой мечты остался только нелепый дом, похожий на речной пароход.

Внизу двенадцать комнат и вверху столько же, на вышке подзорная труба - смотреть в степь, на пароходы и на пожары; Иван Астахов - создатель и до сих пор начальник вольно-пожарной дружины. Тут же на вышке знаменитая лейденская банка, от которой в городе началось просвещение.

Много лет тому назад вместе с солнечными часами и кучей разных разностей Астахов привез ее, как диво, из России, и долго весь город ходил смотреть на удивительную лейденскую банку и пробовать своим пальцем силу электрической искры. Случались такие разряды, что у любопытного палец надолго оставался крючком, но хоть умри, а, если уж зашел посмотреть лейденскую банку, Астахов непременно заставит на себе испытать силу разряда.

(М. М. Пришвин)

VI

Желтые облака над Феодосией. Они кажутся древними, средневековыми. Жара. Прибой гремит жестянками. Мальчишки сидят на старой акации и набивают рот сухими сладкими цветами. Далеко над морем подымается прозрачная струя дыма - идет из Одессы теплоход. Мрачный рыбак, подпоясанный обрывком сети, свистит и сплевывает в воду - ему скучно. Рядом с рыбаком на берегу сидит мальчик и читает книгу. «Дай, пацан, поглядеть, что такое за книга»,- хрипло просит рыбак. Мальчик робко протягивает книгу. Рыбак начинает читать. Он читает пять минут, десять, он сопит от увлечения и говорит; «Вот это завинчено, убей меня бог!» Мальчик ждет. Рыбак читает уже

полчаса. Облака переменились на небе местами, мальчишки уже объели одну акацию и полезли на другую. Рыбак читает. Мальчик смотрит на него с тревогой. Проходит час. «Дядя,- шепотом говорит мальчик,- мне надо домой».- «До мамы?» - не глядя на него, спрашивает рыбак. «До мамы»,- отвечает мальчик. «Успеешь до мамы»,- сердито говорит рыбак. Мальчик замолкает. Рыбак с шумом перелистывает страницы, глотает слюну. Проходит полтора часа. Мальчик начинает тихо плакать. Теплоход уже подходит к порту и гудит небрежно и величаво. Рыбак читает. Мальчик плачет, уже не скрываясь, слезы текут по его дрожащим щекам. Рыбак ничего не видит. Старый пристанский сторож кричит ему: «Петя, чего ты мучаешь ребенка! Отдай книгу, имей каплю совести». Рыбак удивленно смотрит на мальчика, бросает ему книгу, плюет, говорит с сердцем: «На, собственник, базарная душа, подавись той книгой!» Мальчик хватает книгу и бежит, не оглядываясь, по раскаленному портовому спуску. «Что это была за книга?» - спрашиваю я рыбака. «Та Диккенс,- говорит он с досадой.- Такой прилипчивый писатель - как смола!»

(К. Г. Паустовский)

VII

Степь, всхолмленная, горячая, с тусклым воздухом, похожим на волнистое зеленоватое стекло, курилась пылью от горизонта до горизонта - по всем ее дорогам, насколько хватал глаз, нервозно и поспешно катился поток отступления. В белесом небе, наполняя его гулом, время от времени пунктирно чернели немецкие самолеты, а на земле ухали взрывы, после которых то, как густокронное дерево, вспучивался вихрь праха, то начинало гореть. Сухая муть, зыблясь, заволакивала и заливала кипение людей, коней, машин. Печально мычали истомленные жаждой, с запавшими боками коровы, которых угоняли в тыл, серыми струйками по обочинам текли отары овец. По станицам и хуторам вдоль улиц стояли сивые казаки с испуганными глазами, полошились казачки, за юбки которых цеплялись ребятишки, потерянно спрашивали: «А мы как же?» Но поток отступления, пыля и громыхая, катился мимо, и никто, закрученный им, не мог сказать ничего вразумительного, потому что никто и не знал - что завтра, послезавтра? Беда, нежданно павшая на огромный край, на десятки, на сотни тысяч людей, обладала страшной лицезримостью, но еще не было ни внятного ее объяснения, ни предвидения последствий. И каждый встречал ее своими тревогами и сообразовывал свои действия с собственным разумением.

Дыша бурой пылью, покрываясь и пропитываясь ею, день за днем продвигался вместе с этим жарким и взбаламученным потоком, тарахтел своим колесным трактором и Павел Петрович Самородов. Коренастый, обросший щетиной, с колтуном в волосах на непокрытой голове, он упорно осуществлял свою собственную цель - уйти от наступающих немцев и увести трактор.

(Н. М. Грибачев)

VIII

«Российское могущество прирастать будет Сибирью». Только гений мог сказать слова, мудрость которых рассчитана на века. Попробуем проникнуть в смысл этих слов, представить себе совокупность тех доводов, которые позволили великому ученому произнести эти вдохновенные и вещие слова.

Сын Отечества, сын России. Таким был Михайло Ломоносов от первого своего вздоха до последнего. Улавливаю в сих словах о Сибири прежде всего патриотическую гордость Ломоносова за свой народ. В ту историческую пору в мире не было другого народа, который смог бы такое исполинское деяние, как покорение Сибири, вынести на своих плечах. Чтоб пройти через неизведанные тысячеверстные просторы, чтобы не остановиться перед неисчислимыми трудностями движения, мало было обладать только мужеством, отвагой и буйством от переизбытка удали. Главное, чем нужно было обладать,- сознанием исторической роли, проникнутым воплощенной волей веков и решимостью приумножить славу Отечества.

Становлюсь на колени перед тобой, россиянин, кем бы ты ни был: младым главой ватаги, из княжеского рода, посланным отцом из уютных палат ради наживы и подвига, простым ли мужиком с Дона, страждущим свободы и лучшей доли, или хитроумным дьячком, писавшим царю с пути челобитные от вождей племен и атаманов, сквозь которые просматривается недюжинный ум летописцев русской силы…

«Российское могущество прирастать будет Сибирью» …Велика и неохватна для науки твоя формула, Михайло Ломоносов!

(Г. М. Марков)

IX

Яблони и груши уж год начали зацветать, но Михаил не допускал до завязи плодов, обрывал цвет, оставляя на дереве по два-три цветка, чтобы лишь проверить сорта яблок и груш. Раннее плодоношение пагубно для молодого сада: у дерева очень скоро прекращается рост, наступает преждевременная старость, и оно не даст и половины того, что может дать, войдя в зрелый возраст. Пока же в полную силу цвели лишь скоро созревающие и непривередливые испанские вишни, смородина - красная и черная, терн, малина, крыжовник. Яблоням оставалось ждать еще года два-три. Но уже и теперь каждая из них успела показать хозяину свой характер, свой нрав. Буйно рвущаяся вверх, краснолистая и красностволая кубышка была нежна, капризна и любила полив; яблоко у кубышки ярко-красное, румяное, сочное; едва почуяв обильную влагу, кубышка весело встряхивала густыми ветвями и вся как бы улыбалась свету вольному: она была настоящей баловницей у садовника; Михаил холил ее, пожалуй, больше всех. Рядом с кубышкой, отделенная от нее только узкой тропкой, росла тихая и грустная медовка - яблонька со сладкими и упоительно душистыми, неожиданно крупными для нежной их и слабой матери плодами. Медовка часто хворала и, как всякое больное дитя, была окружена особой заботой и любовью. Очень много зла приносили ей зайцы - для Михаила этот трусливый зверек был страшнее волка. Из всех деревьев зайцы почему-то избрали медовку и тяжко ранили ее кожицу. Михаил закутывал медовку на зиму мешковиной, обматывал соломой, и все-таки заяц умудрялся, точно бритвой, то отсечь наискосок ветку, то поскоблить кожу. Однако выжила и медовка.

(М. Н. Алексеев)

X

Все это было мертво, мертвыми казались и обрыв, и обгорелые кусты, и пушка, и стена неба, затянутого полосами белесых облаков, словно взгляд Лажечникова проникал в какой-то иной мир, на какую-то другую планету, похожую и непохожую на нашу,- похожую тем, что на ней была почти такая же земля и почти такое же небо, и непохожую потому, что на ней не было живых существ и вся она будто окаменела в вечном молчании.

Лажечников знал, что это ощущение обманчиво, что он не должен верить своим глазам, что за линией правобережного обрыва, в глубине плацдарма, есть жизнь, но, так как эта жизнь была враждебна ему, он отказывался ее признавать.

Капитан Жук погиб, погиб его батальон, на плацдарме лежали только их мертвые тела, но они были более живыми, чем оставшиеся в живых фашисты, убившие их своим огнем.

Из сообщений воздушной разведки, полученных полковником Повхом, Лажечников знал, что в глубине плацдарма еще не убитые фашисты готовятся форсировать реку, что там у них стоят наготове фермы моста для тяжелых танков, что тягачи должны доставить эти фермы к берегу, что тысячи еще не убитых гитлеровских солдат ждут со своими танками, пушками, минометами и другим оружием, когда мост будет наведен, чтобы броситься теперь уже на батальон Музыченко,- он все это знал, но и гитлеровцы, и их танки, и мостовые фермы, и орудия в его глазах были уже заранее мертвы, а живыми он продолжал видеть капитана Жука, командиров его рот, всех лейтенантов, сержантов и рядовых, которых он знал по именам и которых не знал,- всех, кто погиб, отстаивая своею живой кровью правобережный плацдарм от той мертвой силы, которая навалилась на него своим мертвым железом.

(Л. С. Первомайский)