Царь петр 2 алексеевич. Петр II: биография и особенности правления

Или представителем знатного и богатого рода? Вот, мол, у них есть власть, богатсво. Но не всегда, власть и богатство приносят человеку счастье.

В русской истории есть множество примеров несчастных судеб монархов, различных чиновников, людей .

Особняком, в списке данных примеров, можно выделить личность Императора Петра II, о нем и пойдет речь.

Петр II был внуком Петра I, сыном царевича Алексея и принцессы Бланкенбургской Софьи Шарлотты, получившей при крещении имя Натальи Алексеевны.

Родился Петр Алексеевич 12 октября 1715 года. Наталья Алексеевна умерла через десять дней после родов. А еще через три года погиб отец - царевич Алексей.

В конце 1726 года начала болеть. Данное обстоятельство вынудило императрицу и русскую общественность задуматься о наследнике престола.

На русский трон претендовали сразу несколько потомков . Это были его дочери - Елизавета (будущая Императрица ), Анна, и внук Петр II Алексеевич.

За то, чтобы на российском престоле восседал маленький Петр, выступали представители старых боярских родов. Менее же родовитые дворяне выступали за «партию» царевен.

Остерман, имеющий при дворе большое влияние, предлагал компромисс в решении этого, вопроса, который бы устроил все противоборствующие стороны.

Речь, конечно же идет о том, чтобы одна из царевен стало женой Петра. Но этому не суждено было статься. Партию выиграл Меншиков, сделавший ставку на Петра. Екатерина подписала завещание, и после её смерти новым русским монархом стал Петр II.

Став монархом, Петр II сделался инструментом, с помощью которого взрослые и влиятельные дядьки решали свои личные, зачастую корыстные вопросы. С первого же дня своего правления император попал под жестскую опеку Меншикова.

Александр Данилович заставлял молодого монарха много учиться и не дозволял излишних развлечений. Все бы ничего, но Меншиков, вздумал женить Петра Алексеевича на своей дочери, которая была императору совершенно не мила.

Взаимоотношения Императора с Меншиковым наколялись. Время шло, маленький мальчик все больше взрослел и, имея на Александра Даниловича большую обиду, все больше и больше копил её в себе.

Однажды обиды его вылились наружу. Поводом для конфликта с Меншиковым послужил случай. Петр послал своей родной сестре денежный подарок, который должен был передать один из предворных. Вскоре выянилось, что подарок до Наталью Петровны не доехал, а изъял его Меншиков.

Кроткий до сего момента мальчик, вдруг излил на Александра Даниловича все накопившиеся в его сердце обиды. Тут же Александра Даниловича подвело здоровье. Отлучившись ненадолго из столицы, Петр попал под влияние Остермана, сестры Натальи и тетки Елизаветы, которые наперебой твердили о том, что старый Меншиков злоопутребляет своим положением.

Вскоре Мешников вернулся в Санкт - Петербург, но в ходе придворной борьбы и различных интриг, он был удален из столицы, сослан в ссылку. К Меншикову судьба тоже была жестока, но это уже другая история…

Выйдя из под опеки Меншикова Петр II попал под влияние Долгоруких. Василий Лукич и Алексей Григорьевич Долгорукие занимали видные государственные посты. Сын Алексея Григорьевича - Иван Долгорукий, вообще заимел дружбу с императором.

Молодой Иван пагубно влиял на юного Петра. Долгорукий пристрастил его к вину, азартным играм, часто их видели в кампании с различными барышнями. Главным же увлечение Петра II, приобретенным от Ивана Долгорукого, стала охота. Государь большую часть времени отдавал этому увлечению.

Мальчик любил гончих собах, коих ему специально выписывали из-за границы. От возьни с ними, он получал колоссальное удовольствие. Нравились ему и быстрые лошади. Петр II прожигал свою жизнь.

До «свержения» Меншикова, он был близок со своей сестрой Натальей, однако потом он про нее позабыл. Хотя Наталья была ему верным другом и опорой. Вскоре сестра умерла и, для него, её смерть стала настоящим ударом.

Юнный император страдал неразделенной любовью к своей тетке Елизавете Петровне. Нет, она конечно, же его любила, но только как племянника. Петр же видел её только своей женою.

Для увеличение своего влияния Долгорукие задумали женить дочь Алексея Григорьевич - Екатерину на Петре. В ходе хитроумной интриги, Екатерина Алексеевна стала помолвлена с Петром II. Оба были друг другу не милы. Но он находился под большим влиянием знатного рода, поэтому не мог отказаться от новой невесты.

Екатерина Алексеевна же была девушкой порядочной, однако решила повести себя эгоистично, для того, чтобы в дальнейшем, уже будучи императрицей, отомстить отцу за эту свадьбу. Свадьба в итоге не состоялась. Петр II простудился и заболел оспой. Он умер в возрасте 14 лет. Со смертью юного императора пресеклась мужская линия . Снова встал вопрос о престолонаследии…

Судьба Петра II трагична. Буду маленьким мальчиком, не имея должного образования, оказавшись среди придворных лгунов, лжецов и подлецов, он не смог самостоятельно справиться с искушениями которые были вокруг него. Ведь все позволено императору. И вкусные яства, и выпивка, внимание девушек и друзей.

Обуздать неокрепшее детское сознание императора было некому. Долгорукие, завоевавшие доверии монарха, были заняты своими корыстными делами. Другие же, вроде бы верные люди, вроде Остермана, боялись сказать свое слово.

Российский император Петр II, взошедший на престол ещё ребёнком, ушел из жизни 19 января 1730 года.

Царь фактически не правил страной - ему пришлось отдать всю полноту власти в руки Верховного Тайного совета. Время его недолгого пребывания во главе империи запомнилось, прежде всего, переносом столицы из Санкт-Петербурга в Москву, усилившимся влиянием бояр и расцветом коррупции.

сайт вспоминает, как юный Петр II стал разменной монетой в руках влиятельнейших людей того времени.

Маленький царь

Петр II, внук основателя Северной столицы Петра I и сын царевича Алексея Петровича и немецкой принцессы Софии-Шарлотты Брауншвейг-Вольфенбюттельской, появился на свет 12 октября 1715 года. Матери будущий император лишился, когда ему не было еще и 10 дней от роду. 21-летняя принцесса умерла от перитонита. Алексея Петровича осудили как изменника три года спустя и заточили в Петропавловской крепости, откуда он живым не вышел. У Петра II осталась лишь старшая сестра Наталья.

Родители Петра II. Фото: Commons.wikimedia.org

Сын Алексея Петровича не рассматривался как престолонаследник, поскольку у царя на тот момент были сыновья Петр Петрович и Павел Петрович, но, когда они умерли, князь Петр Алексеевич остался последним из Романовых по мужской линии.

Будущего императора воспитывали, в основном, няньки и приглашенные учителя. Хорошего начального образования великий князь Петр Алексеевич в таких условиях не получил. К семи годами он плохо изъяснялся по-русски, предпочитая говорить на немецком и немного пользовался латынью.

Юный Петр II не проявлял особого интереса к наукам или армии. Он комфортно себя чувствовал лишь в атмосфере постоянного праздника и развлечений. Члены Верховного Тайного совета - группы вельмож, озабоченных собственными интересами - были намерены сделать из великого князя карманного царя, которому можно было диктовать условия. То обстоятельство, что престолонаследник предпочитает разгульный образ жизни, было им даже на руку.

Мария Меншикова. Фото: Public Domain

В тот момент, когда Петр II был готов занять трон, ближе всего к нему был соратник Петра Великого Александр Меншиков. Он играл главенствующую роль в Верховном Тайном совете и даже убедил умирающую Екатерину I подписать завещание, согласно которому власть переходила Петру Алексеевичу с тем условием, что он возьмет в жены его дочь Марию.

В мае 1727 года молодой престолонаследник стал императором, приняв официальное наименование Петр II. Вскоре после этого 12-летний царь обручился с 16-летней Марией Меншиковой, которой по-настоящему заинтересован не был. В переписке он сравнивал её с фарфоровой куклой и каменной статуей.

Меншиков, решивший плотнее заняться образованием Петра II и иметь над ним ещё большее влияние, перевез его к себе в дом на Васильевском острове. Он даже приглашал вице-канлцера Андрея Остермана, также состоявшего в Верховном Тайном совете, чтобы он преподавал уроки императору.

Свержение Меншикова

Однако один из самых опытных людей того времени в вопросах интриг царского двора Александр Меншиков не сумел предусмотреть козни, которые выстроили против него самого. Летом 1727 года первый Санкт-Петербургский генерал-губернатор слег с болезнью, а когда поправился, его противники уже извлекли документы допросов отца Петра II, в которых участвовал Меншиков, показав их императору.

Далее царь уехал из дома своего наставника на Васильевском острове и объявил гвардии слушать только его указания. Меншиков же уже 8 сентября был обвинен в государственной измене и в расхищении казны, после чего вместе с семьёй был сослан в Тобольскую губернию. Помолвка Петра II с его дочерью Марией была расторгнута.

В. И. Суриков. «Меншиков в Берёзове» (1883). Фото: Commons.wikimedia.org

Действиями 12-летнего царя тогда руководил обучавший его Андрей Остерман. Впрочем вся полнота власти в Верховном Тайном совете теперь принадлежала не ему, а князьям Долгоруковым, а особенно фавориту императора Ивану Алексеевичу, внимательно следившему в то время, чтобы императору ни минуты не было скучно. Влиятельная семья желала повернуть страну обратно - к допетровским порядкам.

Останавливалось строительство флота, казна недополучала денег, а столица была перенесена из Санкт-Петербурга в Москву. Последнего захотели набиравшие власть бояре, не любившие город на Неве.

Выезд императора Петра II и цесаревны Елизаветы Петровны на охоту. Худ. Валентин Серов, 1900, Русский музей. Фото: Commons.wikimedia.org

Пребывание царя в Москве началось с коронации в Успенском соборе Московского кремля 25 февраля 1728 года. После переезда Долгоруковы получили большу́ю власть: князья Василий Лукич и Алексей Григорьевич были назначены членами Верховного тайного совета, а 11 февраля молодой князь Иван Алексеевич был сделан обер-камергером. В Москве юный царь встретился и со своей бабушкой Евдокией Лопухиной, которую сослал в монастырь Петр Великий. На престол она уже не претендовала, но была полностью реабилитирована Верховным Тайным советом и получала на своё содержание огромные суммы до самой смерти.

Долгоруковы вскоре решили женить молодого царя. Избранницей ему выбрали сестру его фаворита Ивана Алексеевича Екатерину Долгорукову. Петра II познакомили с ней осенью 1729 года. 17-летняя княжна понравилась императору. Свадьбу назначили поскорее - на 19 января 1730 года. Так же, как и Меншиков, Долгоруковы рассчитывали, что брак царя с их родственницей поможет им получить всю полноту власти.

Черная оспа

Со свадьбой спешили, Екатерине Долгоруковой быстро сшили платье, а Лефортовский дворец украсили к свадьбе. Императора, чтобы он не успел опомниться и отменить намеченное, беспрерывно развлекали охотой, балами и попойками. Петр II, хоть и был по нынешним меркам ещё ребёнком, выглядел старше своих лет. Алкоголь и затяжные гуляния он переносил стойко. Приближенные же совсем не заботились о здоровье юного царя - намного важнее была власть.

Екатерина Долгорукова, вторая невеста Петра. Неизвестный художник, 1729 г., Псков. Фото: Commons.wikimedia.org

Когда до бракосочетания оставалось всего 13 дней, Петр II решил отправиться на Водосвятие на Москве-реке. На морозе он провел четыре часа в легком камзоле, после чего вернулся во дворец и слег. Поначалу казалось, что император простужен, но потом стало ясно, что его подкосила черная оспа.

Пока Петр II умирал, Долгоруковы судорожно придумывали, как им сохранить власть в своих руках. Они даже решили подделать подпись царя на официальной бумаге и отдать всю власть его несостоявшейся невесте - Екатерине.

14-летнего императора не стало 19 января 1730 года. За день до смерти он очнулся от агонии и приказал запрягать сани. Ему хотелось увидеть сестру Наталью - единственного на свете человека, которая искренне беспокоилась о нем. К несчастью, родственницы царя не было в живых - она умерла от чахотки в ноябре 1728 года.

Петра II похоронили в Архангельском соборе Московского Кремля.

Императрица Анна Иоанновна. Фото: Commons.wikimedia.org

Афера Долгоруких, желавших, чтобы их династия царствовала в России, не прошла через Верховный Тайный совет. Большинство вельмож категорично высказались за то, чтобы династия Романовых продолжилась. Проблема была лишь в том, что на Петре II мужская линия прервалась. Тогда было решено переключить внимание на женскую и обратиться к кандидатуре герцогине Курляндской Анны Иоанновны, которую собирались сделать «декоративной» царицей.

Однако из этой затеи ничего не вышло - царица, придя к власти, уничтожила Верховный Тайный совет и начала править самостоятельно.

6-го января 1730 года царь [Петр II] поехал в город на освящение воды, и, воротившись в свой Слободской: дворец, жаловался на нездоровье. На другой день высыпала у него по телу оспа. Болезнь эта, как известно, вообще такого свойства, что несколько дней нельзя утвердительно делать предсказания относительно ее исхода; но как Петр был последний из мужской линии дома Романовых, то возможность его кончины заранее возбуждала вопросы, кто будет ему. преемником и кто должен собою открыть другую династию или другую линию прежней династии. Это занимало не одних русских государственных людей, но и министров иностранных дворов, обязанных блюсти интересы тех государств, которых они были представителями в России. В числе, этих иностранных министров в России был датский министр Вестфален, большой дипломат и интриган. Еще при Екатерине 1, как мы выше приводили, он сближался с Меншиковым и настраивал его примкнуть к партии Петрова внука. В оное, время датский министр хлопотал, чтобы по кончине Екатерины взошел на престол Петр II, потому что иначе могли бы занять престол или Голштинская герцогиня, или находившаяся в большой дружбе с нею сестра ее Елизавета, а это было бы опасно и противно политике датского правительства. Теперь, на случай рановременной смерти Петра II поднималось прежнее опасение. По кончине последнего из мужской линии Романова дома наследство престола могло перейти или к цесаревне Елизавете, или к малолетнему сыну покойной голштинской герцогини. Для Дании было полезно, если бы в России наследовало престол лицо, не имеющее дружественной связи с голштинским домом, и всего лучше, если бы оно могло; стать в неприязненные отношения к последнему. Вестфален был же, свидетелем, как по смерти Петра Великого престол достался его вдове, не имевшей никакого родового права; поэтому, как соображал он, в России преемничество может быть, мимо, всякой кровной связи с прежде царствовавшим домом. Датский министр написал к Василию Лукичу Долгорукову письмо и вкинул в него соблазнительную мысль объявить преемницею Петра царскую невесту, наподобие того как после кончины Петра Великого провозглашена была властвующею императрицею Екатерина. Тогда – замечал он – устроили такое дело Меншиков с Толстым, почему же теперь не могут сделать того Долгоруковы? Василий Лукич сообщил об этой мысли князю Алексею Григорьевичу. 12 января государю стало лучше, и дело было оставлено.

Все надеялись, что болезнь Петра уже не представляет опасности. Но 17 января Петр, который по своей отроческой живости никогда не берег себя от влияний температуры, отворил окно. Внезапно закрылась вся высыпавшая по телу оспа. Все увидели тогда безнадежность. Царь тотчас же начал впадать в беспамятство.

Тогда князь Алексей Григорьевич пригласил к себе в Головинский дворец родню свою для тайного родственного совета. Сошлись братья его, Сергей и Иван Григорьевичи, Василий Лукич и брат царской невесты Иван Алексеевич. Князь Алексей Григорьевич, оставив их в своей спальне, поехал в Лефортовский дворец осведомиться о здоровье государя. В его отсутствие приехали в Головинский дворец князья Василий и Михаиле Владимировичи. Быть может, отец царской невесты нарочно выехал из дома, чтоб дать возможность без себя сказать братьям Владимировичам о том, что затевалось по наущению Вестфалена: ему самому казалось неприличным говорить в пользу своей дочери тем, которые и прежде неблагосклонно смотрели на предполагаемый царский брак.

Князья Григорьевичи сказали князьям Владимировичам:

– Вот его величество весьма болен и в беспамятстве; ежели скончается, то надобно как можно удержать, чтобы после его величества наследницею российского престола быть обрученной его величества невесте, княжне Екатерине.

– Княжна Екатерина не венчалась с государем, – сказал князь Василий Владимирович.

– Не венчалась, так обручалась, – отвечали Григорьевичи.

– Ино дело венчание, а иное обручение, – сказал Василий Владимирович. Хотя бы она и венчана была, и тогда в учинении ее наследницей не без сумнения было бы. Не то что посторонние, да и нашей фамилии прочие лица у ней в подданстве быть не захотят. Покойная государыня Екатерина Алексеевна хотя и царствовала, но только ее величество государь император при животе своем короновал.

– Стоит только крепко захотеть, сказали Григорьевичи. Уговорим графа Головкина и князя Дмитрия Голицына, а коли заспорят, так мы их и бить начнем. Как не сделаться по-нашему? Ты, князь Василий Владимирович, в Преображенском полку подполковник, а князь Иван – майор; а в Семеновском полку спорить против нас некому.

Князь Василий Владимирович на это сказал:

– Что вы, ребячье, врете! Статочное ли дело? И затем, как я полку объявлю? Услышат об этом от меня, не то что станут бранить, еще и побьют!

Тогда Григорьевичи сказали:

– А если княжну Екатерину изволит государь объявить своею наследницею в духовной?

Князь Василий Владимирович отвечал:

– То было бы хорошо, понеже оное дело в воле его величества состоит, только как нам о таком несостоятельном деле рассуждать, когда вы сами знаете, что его величество весьма болен и говорить не может: как же его величеству оное дело учинить!

Тут приехал князь Алексей Григорьевич и сообщил, что положение государя нимало не улучшается и, напротив, кажется безнадежным. Зашла опять речь о наследстве, и князь Василий Владимирович в резких выражениях начал возражать против намерения сделать наследницею престола царскую невесту. «Вы все сами себя погубите, если станете этого добиваться» – пророчески сказал он князю Алексею Григорьевичу и потом уехал с братом Михаилом.

Оставшиеся в Головинском дворце Долгоруковы опять принялись за вопрос о наследстве. Князь Сергей Григорьевич сказал:

– Нельзя ли написать духовную от имени государя, якобы он учинил своей наследницей невесту свою княжну Екатерину?

Уже братьев Владимировичей не было, и никто не возражал против такого беззаконного предприятия. Князь Василий Лукич вызвался сочинять фальшивый документ, сел у комля, взял лист бумаги и стал писать; но, не дописавши всего, он бросил бумагу и сказал:

– Моей руки письмо худое. Кто бы написал получше?

Тогда взялся за перо и бумагу князь Сергей Григорьевич, а князья Василий Лукич и Алексей Григорьевич сочиняли духовную и диктовали ему, так что один скажет, а другой прибавит. Таким способом князь Сергей написал духовную от имени государя в двух экземплярах. Тут князь Иван Алексеевич вынул из кармана письмо государя и свое собственное писание и сказал:

– Посмотрите, вот письмо государево и моей руки. Письмо руки моей слово в слово как государево письмо. Я умею под руку государеву подписываться, потому что я с государем в шутку писывал.

И под одним из экземпляров составленной духовной он подписал: «Петр».

Все хором решили, что почерк князя Ивана Алексеевича удивительно как сходен с почерком государя.

Но с первого раза не решились фальшивой духовной, подписанной князем за государя, дать значение действительного документа. Оставался другой экземпляр, еще не подписанный. Отец и дяди сказали князю Ивану:

– Ты подожди и улучи время, когда его величеству от болезни станет свободнее, тогда попроси, чтоб он эту духовную подписал, а если за болезнью его рукою та духовная подписана не будет, тогда уже мы по кончине государя объявим ту, что твоей рукой подписана, якобы он учинил свою невесту наследницею. А руки твоей с рукою его императорского величества, может быть, не познают.

После такого совета князь Иван, взявши оба экземпляра духовной, поехал в Лефортовский дворец и ходил там, беспрестанно осведомляясь, не стало ли лучше государю и нельзя ли быть: к нему допущенным. Но ему был один и тот же ответ: государь крайне болен и находится в беспамятстве. Близ государя был неотступно Остерман, потому что Петр сам этого прежде хотел.

– Где у тебя духовная?

– Здесь, – отвечал князь Иван. Я не получил времени у его императорского величества, чтобы просить подписать духовную.

Отец сказал ему:

– Давай сюда, чтобы тех духовных кто не увидел и не попались бы кому в руки.

Князь Иван Алексеевич отдал отцу оба списка духовной. (Кашперова, Пам. Нов. Русск. Ист. I, стр. 160 и далее).

Состояние здоровья государя было окончательно безнадежно. Его причастили св. тайн, и три архиерея совершили над ним таинство елеосвящения. Остерман был неотступно у изголовья умиравшего своего царственного воспитанника. Петр, в припадках агонии, беспрестанно произносил его имя. Наконец, в ночь с 18 на 19 января 1730 года, во втором часу, Петр крикнул: «Запрягайте сани, хочу ехать к сестре!» С этим он испустил дыхание.

Петр II не достиг того возраста, когда определяется вполне личность человека, и едва ли история вправе произнести о нем какой-нибудь приговор. Хотя современники хвалили его способности, природный ум и доброе сердце – все, что могло подавать надежду увидать хорошего государя, но таким восхвалениям нельзя давать большой цепы, потому что то были одни надежды на хорошее в будущем. В сущности поведение и наклонности царственного отрока, занимавшего русский престол под именем Петра Второго, не давали права ожидать из него со временем талантливого, умного и дельного правителя государства. Он не только не любил учения и дела, но ненавидел то и другое, не показывал никакой любознательности; ничто не увлекало его в сфере государственного управления, всецело пристращался он к праздным забавам и до того подчинялся воле приближенных, что не мог сам собой, без пособия других, освободиться от того, что его уже тяготило; между тем увлекался постоянно соблазнительною мыслью, что он, как самодержец, может делать вес по своему нраву, и все вокруг него должны поступать так, как он прикажет. Царственный отрок был глубоко испорчен честолюбцами, которые пользовались его сиротством для своих эгоистических целей и его именем устраивали козни друг против друга. Смерть постигла его в то время, когда он находился во власти Долгоруковых; вероятно, если бы он остался жив, то Долгоруковых, по интригам каких-либо других любимцев счастья, постигла бы судьба Меншикова, а те, другие, что низвергли бы Долгоруковых, в свою очередь низвержены были бы иными любимцами. Во всяком случае, можно было ожидать царствования придворных козней и мелкого тиранства. Государственные дела пришли бы в крайнее запущение, как это уже и началось: пример верховного самодержавного главы заразительно действует на всю правительственную среду. Перенесение столицы обратно в Москву потянуло бы всю Русь к прежней недеятельности, к застою и к спячке, как уже того и опасались сторонники преобразования. Конечно, нельзя утверждать, что было бы так наверное, а не инак, потому что случаются нежданные события, изменяющие ход вещей. Таким случайным, нежданным событием и явилась на самом деле рановременная кончина Петра Второго, которую можно, по соображениям, считать величайшим счастьем, посланным свыше для России: смерть юноши-государя все-таки была поводом к тому, что Россия снова была двинута по пути, проложенному Великим Петром, хотя с несравненно меньшей быстротой, энергией и ясностью взглядов и целей.

Бывший друг князя Меншикова Остерман, так много содействовавший его падению, мог по своему положению стать таким же всемогущим властелином, каким был Меншиков; но Остерману тотчас же пришлось увидеть соперничество в возраставшей силе Долгоруковых, отца и сына. Они стали его злобными врагами, хотя старались не казаться ими. Примкнули к Остерману и составили одну партию с ним Апраксин и Головкин; Голицыны, враждуя тогда с Долгоруковыми, не сходились и с Остерманом, а пытались составить свою, третью партию. Между особами царского семейства также не было единодушие. Сестра государя, великая княжна Наталья Алексеевна, будучи по возрасту старее государя одним годом и тремя месяцами, имела над ним большое влияние; она была расположена к Остерману, и ей-то особенно Остерман был тогда одолжен тем, что сохранил свое значение царского руководителя. Дружеское расположение великой княжны к Остерману было очень не по сердцу отцу и сыну Долгоруковым, и они, прежде расположенные в Наталье Алексеевне, стали от нее отдаляться и сближаться с цесаревной Елизаветой, а последняя все более и более получала власти над сердцем государя; скоро, однако, Долгоруковы должны были покоситься и на цесаревну Елизавету, как только стали замечать, что она не хочет быть у них в покорности и сближается с противниками их – Голицыными. Прежде Долгоруковы сами старались сводить царя с теткой, а теперь раскаялись в этом и стали стараться как бы отвести от нее государя.

Молодой царь, поставленный в водовороте разных партий, начал показывать в своем характере такие черты, что иностранцы, следившие за ходом дел при дворе, находили, что в некоторых случаях Петр Второй напоминал своего деда Петра Первого, именно тем, что не терпел никаких возражений и непременно требовал, чтоб все делалось вокруг него так, как ему хочется. В самом деле, юность Петра Второго с юностью Петра Великого сходствовала главным образом тем, что оба они, и дед и внук, в отроческом возрасте объявлены были государями и с самодержавною властью оба рано привыкли видеть пред собой раболепство и считать себя выше всех прочих людей в государстве. Оба стремились предаваться по своему произволу забавам, однако стремления у них имели неодинаковые свойства. У Петра Великого во всем видна была любознательность, желание научиться и создавать новое; Петр Второй повторял слышанные им от других слова, что знатным особам нет необходимости быть образованными, а царь, как человек выше всех, не нуждается в надзоре людей, которые бы имели право его останавливать. Такие взгляды внушали ему Долгоруковы в те дни, когда нужно было им спихнуть Меншикова. Отрок легко усвоил эти взгляды, потому что ему хотелось жить как взрослому, а не как ребенку. Петр Великий катался в лодке по Яузе, как будто ради забавы, но тут уже видны были зачатки его великой любви к мореплаванию, создавшей в России морскую силу; Петр Великий устраивал себе потешные отряды из отроков и потешался с ними походами и примерными битвами, но тут же видно было в нем будущего знатока военного искусства и создателя русской армии. У Петра Второго забавы были для одной забавы. Моря Петр Второй не любил, но сухопутная война по-видимому его несколько занимала: он, как его дедушка, окружил себя дворянскими отроками от десяти до пятнадцати лет возраста, однако все ограничивалось ребяческими играми.

Остерман сам, в своей программе для царского обучения, предоставил Петру много времени для отдыха и развлечений. Сообразно такой программе царь занимался учением только до полудня, а в остальное время дня гулял, по вечерам играл в карты с сестрою и Елизаветою, тешился военными эволюциями с кадетами или отправлялся на охоту. Естественно, что, имея свободного времени для забав и развлечений более, чем для учения, Петр полюбил забавы и развлечения больше, чем ученье, а молодой князь Иван Алексеевич поддерживал в нем такое предпочтение забав ученью. Собственно Остерман, не утомляя воспитанника принудительными мерами обучения, имел в виду внушить ему такое настроение, чтоб он без всякого внешнего принуждения получил любовь к дельным занятиям, а царь, под влиянием Долгоруковых, стал падок на веселое препровождение времени, и Остерману скоро пришлось пожалеть, зачем допускал к царю Долгоруковых слишком близко. Через месяц после удаления Меншикова Остерман заметил, что царь с ним становится холоднее, сдержаннее, и такая холодность к наставнику увеличивалась по мере усиления горячей привязанности к любимцу и доверия к отцу любимца. Остерман решился объясниться с царем с полной откровенностью. Остерман выставил на вид Петру свою верность, указывал на то, что царь слушает не его, а тех, которые угодничают ему как государю из видов собственной пользы. Наставник, разговаривая с царем, прерывал речь свою слезами; расчувствовался и Петр; он уверял Остермана в полном своем к нему доверии. В самом деле, Петр любил Остермана, и в это время, когда другими замечалась в его обращении с наставником холодность, он любил его так, что посторонние, всмотревшись проницательнее, находили, что царь без Остермана жить не мог (Лефор. Ibid., 501). Однако, после уверений в любви и преданности к своему наставнику Петр все-таки увлекался опять праздными забавами с Долгоруковыми, от чего удерживал его благоразумный наставник. Царь стал превращать ночи в дни, рыскал Бог знает где с своим фаворитом, возвращался на рассвете и ложился в семь часов утра, не досыпал и целый день оставался в дурном расположении духа. Повторял не раз свои наставления Остерман – ничто не помогало; тогда барон Андрей Иванович с досады притворился больным. Думал он, быть может, этим потрясти царя; но это повело к худшему: считаясь больным, Остерман должен был молодого царя поручить попечению своего помощника князя Алексея Григорьевича, а тот оставил царя в сообществе своего избалованного сына. Петр день ото дня становился своенравнее, и даже у него уже являлась наклонность к жестокости. Все придворные относились к нему с подобострастием, исполняли раболепно все, что отрок-царь ни задумывал, и это очень портило нрав Петра. Он принимал свойства тех пустых натур, которым труднее всего на чем бы то ни было остановиться и сосредоточиться. Во время свадьбы Сапеги с Софьей Скавронской, родственницей императрицы Екатерины, царя не могли удержать за столом на то время, когда другие гости там сидели. Он поспешил уйти в другую комнату, и тут некоторые заметили, что сколько-нибудь чинное благовоспитанное общество, где нужно соблюдать приличие, было ему противно. Ему более нравилось общество гуляк; говорили, что у него уже показывалась наклонность к пьянству, и это казалось вполне естественным и наследственным: и дед его и отец были подвержены тому же пороку (Лефорта депеша 27 ноября, ibid., 508).

Остерман, оправившись от своей мнимой болезни, узнал, что царь вел себя противно тому, как ему наставник постоянно советовал и как Петр сам обещал вести себя. Тогда Остерман высказался царю в таких словах: «ваше величество моих советов не слушаете. Я должен отдавать за вас, государь, отчет пред Богом и совестью! И поэтому я бы хотел, чтобы меня определили к другим делам или вовсе дали отставку». Царь, как и прежде, удерживал его от намерения покинуть своего воспитанника, со слезами уверял, что более всех уважает Остермана и ценит его добрые советы. Однако и после таких нежных объяснений с наставником Петр тотчас принялся за прежнее. Уже говорили, что дружба с фаворитом довела Петра до таких забав, какие несвойственны его отроческим летам: князь Долгоруков доставил ему свидание с одной девушкой, служившей прежде у Меншикова и находившейся потом у цесаревны Елизаветы: ей обещали пятьдесят тысяч рублей (Лефорт, Сб. И. Общ., III, 513). Против такого рода увеселений сильно вооружался Остерман, и вместе с ним старалась действовать на царя сестра его Наталья, но, с тех пор Петр, бывши до того времени с ней очень дружен, стал на нее коситься.

Между тем старолюбцы надеялись, что дела пойдут лучше, когда царь свидится с своей бабкой, и с нетерпением ожидали, когда Петр поедет в Москву короноваться. Манифест о предстоящем отъезде его был подписан Петром 21 октября (Weber, Das veranderte Russland, III, 106).

Бабка государя, инокиня Елена, хотя еще Меншиковым освобождена была из Шлиссельбургского заточения, но до ссылки князя не осмеливалась вести переписки с внучатами. Первое письмо ее из Москвы к Петру писано 21 октября. Она писала тогда, когда уведомилась, что Меншиков, не допускавший ее до царя и отославший ее за караулом в Москву, «за свои противности отлучен», и поздравляла царственного внука с этим радостным событием. Остерман, как знаток человеческого сердца, заблаговременно расчел, что царь и сестра его могут прильнуть душою к своей бабке, и после ссылки Меншикова писал к старухе, что «дерзновение восприял ее величество во всеподданнейшей своей верности обнадежить», а за этим письмом следовали другие письма. Остерман в них уверял царицу, что старается уговорить государя скорее отправляться в Москву для свидания с бабушкою. Старая царица писала Остерману: «Благодарна, что обнадеживаешь меня о горячести его императорского величества любезного внука моего, и прошу содержать его величество и впредь в склонности ко мне и чтоб я могла скорее его видеть. А за верную службу вашу государю воздаст вам Бог!» «Благодарю за услугу твою, что хранишь здоровье внука моего, и впредь о том же прошу». 22 октября Остерман отправил ей описание бывшего в день царского рождения фейерверка, манифест о предстоящей коронации и портрет, государя (Письма Русск. Госуд.., II, 81). И снова он уверял царицу, что ничего так не желает, «как того, чтоб ее величество была всемилостивейше благонадежна о его вернейшей преданности к ее высокой особе».

Между царем и его сестрой с одной стороны и его бабкой с другой всю осень и зиму до приезда царского в Москву шла нежная переписка. «Внук мой дорогой, – писала царица 25 сентября (стр. 70), – здравствуй и с сестрой своей, а с моей дорогой внучкой, с княжной Натальей Алексеевной. Дай, моя радость, мне себя видеть в моих таких несносных печалях, как вы родились, не дали мне про вас слышать». Царственный внук писал ей о своем желании скорее увидеть свою бабушку и надеялся, что это произойдет скоро, потому что он собирается в Москву для коронации. «Радуюсь, – писала Евдокия, – что по долговременном терпении своем имею надежду вскоре видеть очи ваши и сестры вашей, любезнейшей внучки моей, и молю Бога, дабы меня немедленно сподобил того, чтоб я в добром здравии вас обоих по природной горячести моей видеть и родительским зрением утешиться могла» (стр. 82). Петр приказал отправить бабушке десять тысяч рублей и свой портрет, а бабушка прислала внукам в подарок платков и звезду с лентой своего низанья. Великая княжна Наталья послала после того бабушке маленький презент: книжку, молитвенник киевский. По просьбе царицы при дворе Петра II был принят ее племянник Федор (Пис. Р. Г., II, 116). Остерман был как бы посредником между бабушкой и внучком и сообщал старухе, что, по его старанию, государь дал указ удовольствовать свою бабушку людьми и всякими припасами. За это благодарила его старуха. Замечательно, что Остерман расчел, что может поддержать расположение к себе старухи короткими, как бы мимоходом сказанными в сочувственном духе намеками на её прежние, уже минувшие несчастия. «Капитан-поручик Лавров (писал между прочим Остерман 7 ноября) объявил мне об ужасном и неслыханном терпительном прежнем содержании вашего величества в Слюсельбурге, о котором я не оставил его величеству и ее высочеству донести, и оные купно со всеми добрыми людьми от всего сердца сожалеют и будут стараться, дабы ваше величество всеми возможными образы паки обрадовать, яко же и правосудный Бог тех, которые тому причиной были, судить пс оставит». (Письма Р. Госуд., II, 97). Из одного письма царицы к Остерману видно, что были попытки поставить недружелюбное отношение между бабкою государя и его воспитателем. Ноября 2 между прочим Евдокия пишет вице-канцлеру: «я истинно об вас ничего пустого не слыхала, кроме всякой услуги ко внуку моему и ко мне; и ежели б кто мне и говорил и у меня этого никогда не бывало, чтоб мне верить и впредь не будет, что я вижу от вас услугу к нему и к себе» (стр. 94). Неясные эти намеки на что-то нам неизвестное поясняются известием Лефорта, который следил за тем, что делалось тогда в высших кругах в России, и сообщал об этом своему правительству. Он говорил, что Долгоруковы писали к государевой бабке, выставляли пред ней свою преданность и чернили Остермана. Инокиня Елена, говорит тот же Лефорт, отправила их письма к императору, своему внуку. Лефорт мог не знать в точности, как происходило дело, и писать мог по слухам, а быть может (что всего вероятнее) царица-бабка не отсылала внуку писем Долгоруковых, но со стороны Долгоруковых могли быть попытки нарушить дружеские сношения царицы-бабки с вице-канцлером: однако такие попытки им едва ли удавались. Остерман слишком хорошо изучил всю подноготную русской жизни, и не так-то легко было сбить его с пути. Искренно расположенный к царю, видя, что Долгоруковы возымели над ним влияние, Остерман надеялся, что авось, быть может, этому влиянию может противопоставиться родительское влияние бабки, когда царь приедет в Москву и повидается с бабкой, и потому Остерман так сходился со старухой и так старался заранее приобрести се расположение.

Между тем царь, достигши тринадцати лет возраста, нагляднее показывал охоту казаться взрослым, но при этом продолжал повесничать, и в декабре 1727 года опять имел столкновение со своим воспитателем. «Мои труды пропадают даром, говорил Остерман царю, потому что ваше величество меня не слушаете ни в чем!» – Царь не стал слушать его наставлений и ушел прочь. После того он предался обычной своей праздности, уклонялся от занятий, и Остерман стал опять упрекать его. – «Извините меня, государь, за мою смелость, говорил он: если б я теперь не предостерегал вас, то, пришедши в возраст, вы бы велели мне отрубить голову. Я не хочу быть свидетелем вашего падения и желал бы, если б вы, государь, изволили отставить меня от должности царского воспитателя. – «Не отходите и не оставляйте меня вашими советами, – сказал царь: я всегда буду во всем слушать вас». Царь, говоря это, плакал. Но и на этот раз трогательное объяснение царя с своим наставником не имело последствий, как и прежние объяснения такого же рода. Царь опять впал в праздность в сотовариществе своего фаворита, князя Ивана Алексеевича. Цесаревна Елизавета не утратила еще прежнего влияния на Петра. Вместе с ней заодно стояла царская сестра, великая княжна Наталья: обе были тогда на стороне Остермана. На счастье ему, противники его, Голицыны и Долгоруковы, не ладили между собою. Но говорили, что готовился тогда выступить на него и еще один противник, Шафиров, живший тогда в Москве, как бы в почетной ссылке. Он сближался с бабкой императора, чуть не каждый день посещал ее и приобрел к себе ее расположение: стали пророчить, что как только царь повидается с бабкою, так бывшая царица возьмет над внуком силу и за собою потянет вверх Шафирова, и тогда несдобровать Остерману, который в качестве вице-канцлера занимал ту должность, какую когда-то имел Шафиров. Но Остерман, как выше мы указали, старался заранее своею угодливостью застраховать себя со стороны царицы-бабки. Эта бабка теперь вдруг поставлена была в такое положение, что государственные люди соперничали между собой, старались заручиться ее покровительством и наперерыв забегали вперед один перед другим. Но инокиня Елена оттого не зазнавалась; ревностная исполнительница всех обрядов церкви, она в последние годы так приучила себя к монашеской нестяжательности и нищете, что заглушила в себе всякие стремления к честолюбию и роскоши. Современники говорят, что инокиня Елена была такая строгая постница, что в великую четыредесятницу в продолжение многих дней почти не касалась пищи (Леф. деп. 17 мая 1728. Herrm., 521).

Цесаревна Елизавета, разошедшись с Долгоруковыми, сближалась с их противниками Голицыными, а через то самое Голицыны стали входить в близость к царю. При посредстве Голицыных Петр сошелся с зятем фельдмаршала Голицына Бутурлиным и, допустив его быть товарищем юношеских своих забав, начал было пристращаться к нему; при дворе начинали предрекать: вот молодой Бутурлин оттеснит молодого Долгорукова, станет на его месте фаворитом государя. Однако Долгоруковых столкнуть было в то время очень трудно, несмотря на то, что они, отец и сын, постоянно между собою не ладили; отец даже завидовал сыну, а между тем оба они умели превосходно держать Петра в руках и согласно между собой пользовались слабыми сторонами нрава царя. Петру хотелось более всего, чтоб его признавали уже взрослым; ему ничто не было так омерзительно, когда давали ему понять, что считают его еще ребенком. Долгоруковы поняли это и исполняли его желания. Князь Алексей Григорьевич, товарищ Остермана по должности царского воспитателя и руководителя, ставил себя в положение царского советника, готового, по своей верной службе, сказать свое мнение, когда того потребует от него государь. Подмечая, что Петр ненавидел над собой опеки, Долгоруковы не смели ни поступками, ни словами высказать, что государь у них под опекою, хотя на самом деле так именно и было. От этого-то и укрепились так Долгоруковы. Были фамилии, по крови более близкие к молодому царю: таковы Лопухины и Салтыковы, однако все ожидания и соображения, построенные на родственной близости их к молодому царю, не оправдывались. Долгоруковы оставались в прежней силе.

Помимо великих императоров и императриц, в русской истории были и таких фигуры, чье пребывание на троне оставило крайне малый след в истории и практически забыто потомками.

На фоне эпохи великих реформ Петра Великого правление его внука и тезки выглядит сущим недоразумением, странной причудой судьбы. Впрочем, в известной степени в этой причуде виноват и сам Петр I.

Внуку Петра Великого незавидная судьба досталась с самого рождения. Его отец и мать, сын Петра I царевич Алексей и немецкая принцесса София-Шарлотта Брауншвейг-Вольфенбюттельская , не питали друг к другу любовных чувств. Более того, София-Шарлотта до последнего надеялась избежать брака с «московитом», однако ее надежды не оправдались.

Брак этой пары был результатом высокой дипломатии и договоренностей между Петром I, польским королем Августом II и австрийским императором Карлом VI .

Династическими браками Европу XVIII века было не удивить, и потому, София-Шарлотта, покорившись своей участи, занялась тем, чем ей и полагалось — стала рожать мужу царевен и царевичей. Летом 1714 года родилась Наталья Алексеевна , а 12 октября 1715 года — Петр Алексеевич , внук и полный тезка императора.

Мать юного царевича скончалась через десять дней после рождения сына, а к трем годам Петр Алексеевич остался круглым сиротой — его отца, царевича Алексея, Петр Великий приговорил к смерти за измену.

Вино и ругательства для великого князя

Впрочем, и сгинувший в застенках дедушки родной папа умудрился негативно повлиять на мальчика. Не испытывая теплых чувств к ребенку от нелюбимой женщины, Алексей Петрович приставил к сыну в качестве нянек двух женщин, злоупотреблявших спиртным. Няньки решали вопрос с капризами малыша просто — поили его вином, чтобы он скорее засыпал. Так начиналось спаивание будущего императора, которое продолжалось всю его дальнейшую жизнь.

Петр Великий изначально не рассматривал внука в качестве наследника престола: в том же 1715 году, меньше чем через три недели после рождения Петра Алексеевича на свет появился Петр Петрович , сын императора. Именно ему Петр I намеревался передать престол. Но мальчик был болезненным, слабым, и в 1719 году умер.

Таким образом, после смерти отца и брата единственным наследником императора по мужской линии оставался Петр Алексеевич. С рождения он носил официальный титул «великий князь» — начиная с него, такое официальное наименование вытесняет из русской традиции принятое ранее «царевич». Хотя в разговорной, а не официальной речи, царевичи сохранились до самого конца монархии в России.

Петр Великий, потеряв сына, стал обращать больше внимания на внука, однако все же не слишком пристально за ним следил. Как-то, решив проверить его знания, обнаружил полную несостоятельность приставленных к нему учителей — мальчик не умел объясняться по-русски, немного знал немецкий язык и латынь и гораздо лучше — татарские ругательства.

Не гнушавшийся рукоприкладством император избил педагогов, но, как ни странно, ситуация не изменилась — обучение Петра Алексеевича велось из рук вон плохо.

Внук Петра I был влюблен в его дочь

В 1722 году Указом о престолонаследии Петр Великий определил, что назначать наследника имеет право сам император. После этого указа позиции Петра Алексеевича как наследника пошатнулись.

Но в 1725 году Петр Великий умер, не оставив завещания. Разгорелась яростная борьба за трон между различными группировками, но в итоге князь Меншиков возвел на престол жену Петра Великого, Екатерину I .

Правление ее получилось недолгим, двухлетним. В его конце императрица определила наследником Петра Алексеевича, указав, что при отсутствии у него потомков мужского пола его наследницей в свою очередь становится Елизавета Алексеевна , дочь Петра I.

В 1727 году 11-летний великий князь Петр Алексеевич становится императором Петром II. За влияние на него идет отчаянная борьба политических партий, одну из которых составляют представители древних боярских родов, другую — сподвижники Петра Великого.

Сам Петр II в политические страсти не вмешивается — он проводит время в кругу «золотой молодежи», где попадает под влияние князей Долгоруковых, один из которых, Иван , становится его фаворитом.

В этом веселом кругу 11-летнего императора спаивают, приобщают к разврату, возят на охоту — развлечения, не подходящие Петру Алексеевичу по возрасту, заменяют ему учебу.

Пожалуй, лишь два человека сохраняли с ним искренние и теплые отношения — родная сестра Наталья Алексеевна и родная тетка Елизавета Петровна . «Тетушке» к тому времени было 17 лет.

Юный император, однако, испытывал к Елизавете не родственные, а любовные чувства, даже намереваясь на ней жениться, что приводило придворных в смятение.

Борьба за императора

Впрочем, желания Петра II выполнялись только тогда, когда они не шли вразрез с намерениями тех, кто влиял на него. Всемогущему Меншикову удалось оттеснить конкурентов от императора, и он начал готовить его свадьбу с одной из своих дочерей — Марией . Этим браком светлейший князь рассчитывал еще больше укрепить собственную власть. Однако враги его не дремали, и, воспользовавшись недугом Меншикова, продолжавшимся несколько недель, сумели настроить Петра II против князя.

В сентябре 1727 года Меншиков был обвинен в измене и казнокрадстве, и вместе с семьей сослан в Березов. Туда же отправилась и Мария Меншикова, бывшая невеста Петра II.

Но это была победа не юного императора, а Долгоруковых, которые вскоре также контролировали Петра II, как до этого его контролировал Меншиков.

В конце февраля 1728 года в Москве состоялась официальная коронация Петра II. Под влиянием Долгоруковых, император намеревался вернуть столицу в Москву. Долгоруковы получили важнейшие государственные посты, тем самым добившись огромной власти.

В ноябре 1728 года Петра II постиг еще один удар — умерла 14-летняя Наталья Алексеевна , одна из немногих, кто еще мог сдержать императора, все больше времени отдающего развлечениям, а не учебе и государственным делам.

После смерти сестры Петр II все больше времени проводил на пиршествах и охотничьих забавах.

Обручение

Государственные дела были пущены на самотек, иностранные послы писали, что Россия ныне более всего напоминает корабль, который идет по воле ветра и волн, с пьяной или спящей командой на борту.

Часть государственных сановников, которых волновало не только набивание собственного кошелька, выражали возмущение тем, что император не уделяет должного внимания государственным делам, однако их голоса никак не влияли на происходящее.

Княгиня Екатерина Алексеевна Долгорукова. 1798 г. Фото: Public Domain

Долгоруковы решили реализовать «план Меншикова» — выдать замуж за Петра II представительницу своего рода, 17-летнюю княжну Екатерину Долгорукову . 30 ноября 1729 года состоялось их обручение. Свадьба была назначена на 19 января 1730 года.

Долгоруковы, продолжая возить императора то на пиры, то на охоту, торжествовали победу. Между тем, против них, как ранее против Меншикова, зрело недовольство других представителей знати. В самом начале января 1730 года отказаться от брака с Екатериной Долгоруковой и пересмотреть свое отношение к этой семье Петра II попытались уговорить воспитатель императора Андрей Иванович Остерман и Елизавета Петровна. Удалось ли им посеять сомнения в душе Петра II, неизвестно. Во всяком случае, официально намерений отказаться от брака он не высказал.

«Я поеду к сестре Наталии!»

6 января 1730 года, в очень сильный мороз, Пётр II вместе с фельдмаршалом Минихом и Остерманом принимал парад, посвящённый водоосвящению на Москве-реке. Возвращаясь во дворец, он ехал, стоя на запятках саней своей невесты.

Через несколько часов во дворце у императора начался сильный жар. Врачи, осмотревшие Петра II, поставили страшный для того времени диагноз — оспа.

Организм 14-летнего монарха был к тому времени серьезно подорван бесконечными попойками и другими «взрослыми» развлечениями. Состояние юного императора ухудшалось стремительно.

Долгоруковы предприняли отчаянную попытку спасти положение, уговорив Петра II подписать завещание в пользу своей невесты, но император впал в беспамятство.

Угасание продолжалось около двух недель. В ночь на 19 января (29 января по новому стилю) 1730 года, накануне дня назначенной свадьбы, Петр II очнулся и произнес: «Закладывайте лошадей. Я поеду к сестре Наталии». Через несколько минут его не стало.

Вместе со смертью Петра II пресекся род Романовых в мужском колене.

14-летний внук Петра Великого стал последним из русских монархов, похороненным Архангельском соборе Московского Кремля.