«Прости наше беспамятство, поэт…» (О жизни и творчестве поэта - земляка Игоря Николаевича Григорьева). Памятники и памятные места пскова, связанные с событиями великой отечественной войны Игорь николаевич григорьев

О жизни и творчестве псковского поэта Игоря Николаевича Григорьева написано множество литературоведческих и критических статей, воссоздаются воспоминания о нем, публикуются его стихи в различных источниках, его цитируют, его читают, его любят, его помнят. Все потому, что это личность в истории псковской словесности, можно сказать, легендарная. Русский поэт и переводчик, создатель и первый председатель Псковского отделения Союза писателей, человек, уважаемый и любимый людьми. О его милосерном и добром сердце в Пскове знают не понаслышке, а его поэтический талант известен всей России.

«В се его мысли были об Отчизне, о России, о святой Руси. Он умел жить по-Божьи, любить всем сердцем, отдавать себя без остатка.
Его поэзия - настоящая поэзия. Вечна я» , – пишет о нем кандидат психологических наук, прозаик, поэт, публицист Наталья Советная.

Родился будущий поэт в деревне Ситовичи Порховского района, Псковской области, 17 августа 1923 года, о чем написал в своей автобиографии «Все перемелется»: «Я родился 17 августа 1923 года на хуторе близ деревушки Ситовичи Порховского района Псковской области. От Ситовичей теперь осталась всего-навсего вековая липа, посаженная моим предком Григорием...» . Но живет малая Родина в его стихах и по сей день:

Моё родимое селенье,
Тебя уж нет,
Да всё ты есть, –
Волненье, тяга, повеленье,
Моей души беда и честь.
Вон там, за сонным косогором,
Вдали от зла и суеты,
Окружено былинным бором,
Дышало ты,
Стояло ты –
Всего житья-бытья основа,
Поклон вам,
Отчие кресты…
(«Ситовичи»)

Отец Игоря Григорьева – Николай Григорьевич – полный Георгиевский кавалер Первой мировой войны, которую начал унтер-офицером, а закончил командиром полка сапёров, был участником Брусиловского прорыва, любимцем генерала. А ещё он был крестьянским поэтом, в 1916 году в Варшаве вышел его первый сборник. Мать поэта – Мария Васильевна Лаврикова – была приветливой и всегда улыбающейся. Она ушла из жизни всего на один день раньше сына. Игорь Николаевич любил, лелеял и берёг маму до последних своих дней.

Он прожил яркую и достойную жизнь. Неоднократно повторял: «В жизни и в поэзии я не мыслю себя без России, без боли и гнева, ныне пренебрежительно прозванных «эмоциями». Время и безвременье понимаю как ничем и тем более никем не сокрушимый сплав будущего, настоящего и прошлого. Всё перемелется».

Среднюю школу окончил в поселке Плюсса, куда семья переехала в 1937 году. О детстве вспоминал: «Мое детство и отрочество в Ситовичах были окружены любящими и любимыми людьми и благодатной природой. И с хутором я расставался горестно...».

Великую Отечественную войну встретил лицом к лицу в свои неполные восемнадцать лет. Четыре года ему суждено было всем своим чутким сердцем впитывать все ужасы военного времени – быть поэтом войны и поэтом-воином.

Руководил подпольщиками в Плюссе, командовал группой разведки в немецком тылу, партизанил в Струго-Красненском межрайонном подпольном центре, был бригадным разведчиком Шестой ленинградской партизанской бригады под командованием комбрига Виктора Объедкова. За войну был четырежды тяжело ранен, схоронил павшего в бою брата своего пятнадцатилетнего Льва Григорьева.

Игорь хорошо владел немецким языком. (В его деревне жила немка, у нее и выучился чужой речи). Руководитель Струго-Красненского межрайонного подпольного центра Т. И. Егоров и приказал, и по-отцовски попросил Григорьева согласиться на предложение немцев работать переводчиком в комендатуре. А начальник разведки И. В. Хвоин, назначив Игоря руководителем разведывательной группы в Плюссе, дал пароль: «Зажги вьюгу!» – и ответ: «Горит вьюга!».

Через много лет, в 2007 году, Станислав Золотцев написал книгу о жизни и творчестве поэта Игоря Григорьева «Зажги вьюгу» , в которой сказал: «…Близкими ему с юных лет, отданных битвам с иноземным фашистским нашествием, были те, кто, не страшась ничего – ни начальственного окрика, ни вражеской кары, ни даже смерти самой, готов был отдать и все свои силы, а, если надо, то и жизнь – за землю русскую, за русский народ, во славу их или ради их достойного бытия. Все прочие были ему, поэту и воину, не близкими. По крайней мере не своими, не родными. Да, так жестоко и так резко он жил. Так он творил свою поэзию» (Золотцев С А. «Зажги вьюгу». Псков, 2007. С. 5).

В автобиографической справке «О себе» Григорьев писал : «В годы германского нашествия было суждено мне стать руководителем плюсских подпольщиков и возглавить группу разведки во вражеском тылу. Когда друга моего верного, помощницу по разведке Любу Смурову схватили немцы (случилось это в посёлке Плюсса 11 августа 1943 года), я был отозван партизанским центром в отряд. Брат Лека ушёл со мной… И – со Дня Победы до сей поры – мне не по себе от мучительной думы: «Вот они – сыновей и дочерей миллионы многие, и с ними Любовь Смурова и Лев Григорьев, - полегли за Родину, а ты остался в живых!» Но ведь очень даже мог и не остаться. Судьба. Воевал в разведке Струго-Красненского межрайонного подпольного центра №4 под началом славного сына России Тимофея Егорова и в бригадной разведке Шестой ленинградской партизанской бригады под командованием Виктора Объедкова. 11 февраля 1944 года получил четвёртое, последнее ранение на войне. Было немало госпиталей». За отвагу и храбрость Игорь Николаевич был награждён несколькими боевыми орденами и медалями.

«Любовь к Родине была для него главным в жизни, а стихи - его сутью и сутью выражения этой любви... Подпольщик, партизан, он был весь изранен, изрезан хирургами. Больницы. Больницы. Больницы... До конца дней кнему приходили письма с обращением «товарищ командир!» Он был инвалидом Великой Отечественной войны» . (Валерий Мухин, поэт, Псков).

Игорь Григорьев не раз был тяжело ранен, контужен, поэтому в двадцать с небольшим лет окончил войну инвалидом: одно лёгкое у него было прострелено и болело. Образовался очаг, склонный к образованию туберкулёза, а операцию делать было опасно, ослабевший организм мог просто не выдержать. Из-за чего вчерашний разведчик вынужден был постоянно пользоваться ингалятором, потому что не мог подняться без этого даже на второй этаж. Но даже эта беда не сломила мужественного человека. Он не желал быть просто инвалидом войны и почивать на заслуженных лаврах. Он жил памятью о войне и продолжал отыскивать своё слово в поэзии.

Будучи студентом пятого курса филфака Ленинградского университета Игорь Григорьев поехал во Псков, чтобы пройти обязательную медицинскую комиссию как инвалид Великой Отечественной войны. В то время медикам была дана негласная установка «сверху»: «снимать» или снижать инвалидность на одну группу. Когда очередь дошла до Игоря, врач спросил, кем тот хочет работать после защиты диплома. И услышал: «Поэтом!» – «Кем?!» – переспросил удивлённый доктор. – «Поэтом!» – ещё раз повторил Григорьев. («Всерьёз думать о стихах – не без влияния отца… – стал с 1940 года. А с 1963-го – Поэзия всецело завладела моим существом. Люблю её! И ни на что не променял бы!» – писал Игорь Николаевич в предисловии к одной из своих кни). Инвалидность ему не сняли, напротив, вместо третьей группы дали вторую. Пенсия, на которую студент жил с семьёй, для него значила много. Годы спустя Григорьев встретил во Пскове того доктора и доложил: «Поэтом я всё-таки стал!»

Первая публикация Игоря Николаевича состоялась в 1956 году, в газете «Псковская правда» . Это были три лирических стихотворения. «И это было, как первый поцелуй с любимой!» - вспоминал потом Игорь Николаевич. Тогда и начался его путь - путь Поэта. Истинного, настоящего. С первым сборником стихов – считает Григорьев – ему крупно повезло. Неожиданно для него самого на его творческом пути повстречался замечательный и светлый человек, редактор Татьяна Владимировна Боголепова. Благодаря ей первая книжка «Родимые дали» увидела свет в Лениздате в 1960 году.

Григорьев стал настоящим мастером. Об этом сами за себя говорят его 22 поэтических сборника, внутреннее содержание которых основано на жизненных понятиях поэта - Правда, Совесть, Любовь : «Родимые дали», (1960), «Зори да вёрсты» (1962), «Листобой» (1962), « Сердце и меч» (1965), «Горькие яблоки» (1966), «Забота» (1970), «Отзовись, Весняна» (1972), «Не разлюблю» (1972), «Красуха» (1973), «Целую руки твои» (1975), «Жажда» (1977), «Стезя» (1982), «Жить будем» (1984), «Уйти в зарю» (1985), «Дорогая цена» (1987), «Вьюга» (1990), «Русский урок» (1991), «Крутая дорога» (1994), «Кого люблю» (1994), «Набат» (1995), «Боль» (1995), «Любимая – любимой остаётся» (1998). Уже после его ухода издана книга «Перед Россией» (2014).

Его путь в литературу был предопредлен судьбой: ему было, что сказать миру. Не случайно в 1967 году именно Игорь Николаевич создал и возглавил Псковское отделение Союза писателей СССР. Он обладал редкой способностью: не только разглядеть в человеке искорки литературного дара, но и искренне поддержать, восхититься, окрылить будущего поэта или прозаика, «завести» на творчество. Помог Валентину Голубеву, Александру Гусеву, Валерию Мухину, Виктору Малинину, Елене Новик-Родченковой и многим другим. Целых три года, держа в руках бразды правления отделения Союза писателей, он не издавал собственных книг, а активно помогал печататься своим товарищам по литературному цеху.

В доме Игоря Григорьева, и в Ленинграде, и в Пскове, «перебывало столько знаменитостей… Федор Абрамов, Валентин Распутин, Виктор Астафьев и Василий Белов, Михаил Дудин и Ираклий Андроников, Юрий Бондарев и Михаил Алексеев, Глеб Горбовский и Константин Воробьёв, Валерия Дмитриевна Пришвина, Семён Гейченко и многие другие… Но я не припомню случая, чтобы он хоть раз похвастался близостью с великими мира се го» (Светлана Андреева, журналист).

Поэзию питала любовь. Сразу после демобилизации Игорь Николаевич познакомился с Диан ой Захаровой из белорусского города Городка. Поженились, родился сынок Григорий . «Жили мы тогда с Игорем голодно , – делится воспоминаниями Диана Васильевна, – моя учительская зарплата да его пособие по инвалидности. Но мужа часто и с удовольствием приглашали позировать художники (какая-никакая, а финансовая прибавка в бюджет семьи!). Так мы познакомились с Ильёй Глазуновым, его работа – портрет Игоря Николаевича – хранится в доме нашего сына Григория. Подружились с Дмитрием Михайловичем Епифановым, скульптором, доцентом Академии художеств ».

Когда сыну Грише было лет 5-6, его родители развелись, но остались связаны между собой перед Богом сыном Григорием и внуками: Анастасией (пошла по стопам отца – стала врачом), Дарьей (специалист по компьютерной графике) и Василием (ему ещё предстоит выбрать свою дорогу).

Есть у Игоря Григорьева и дочь – Маня, Мария Кузьмина . Семьи у поэта с Маргаритой Кузьминой не сложилось, однако Игорь Николаевич поддерживал «дипломатические отношения» с матерью девочки и не оставлял попечением ребёнка.

«Я была внебрачным ребенком двух красивых образованных, талантливых и… совершенно несовместимых между собой людей», – пишет Мария в воспоминаниях «Мой отец – поэт Игорь Григорьев». – (Ему) тогда было чуть больше сорока. Высокий, красивый, эффектный, видный мужчина, перспективный поэт, участник войны, раненый, контуженый, расставшийся с женой и неприкаянный, талантливый, самобытный, – он произвел на мою мать сногсшибательное впечатление. Она вручала ему грамоту и премию за победу на литературном конкурсе от Псковского отдела культуры».

Наверное, Маргарита стала отрадой для изболевшей от одиночества и потерь неистовой души Поэта. На обратной стороне фото, хранящегося у дочери, сохранилась надпись: «Маргарите. Самой любимой! Спасибо за возвращенную лунь и солнышко, ласточка моя! Июнь 1964 года».

Но «ласточка» так и не сумела полюбить ещё одну отраду Григорьева – город Псков, в котором работала по распределению и чувствовала себя, по её собственному признанию, как «Пушкин в ссылке». Она возвратилась в Ленинград, поступила в аспирантуру…

Затем его судьбу озарила своим доброжелаельным светом еще одна встреча - со Светланой Молевой - талантливой поэтессой, публицистом, редактором и исследователем, автором книги «Единородное Слово». Их связал любимый Псков. Светлана помогала поэту в издании его книг – редактировала «Вьюгу», «Крутую дорогу» и др.

Но семья также не сложилась, да и нескоро он обрел семейный покой и уют, через полвека жизни, но уже навсегда. Увидел её, хрупкую, уже немолодую (на год старше поэта) женщину, в кабинете высокого областного начальства, – смело, решительно и громко требовала Елена Николаевна Морозкина сохранить древнюю красоту Пскова: его храмы и монастыри. Именно благодаря ей, был спасён заброшенный среди заболоченного леса Крыпецкий монастырь – архитектурный ансамбль XVI века. Удалось поставить его на государственную охрану как памятник республиканского значения.

Их союз был достойным примером стойкости, мужества и любви. Станислав Золотцев, хорошо знавший и Григорьева, и Морозкину, писал: «На счастье... Трудно сказать (да и можно ли давать определения в таких случаях), счастьем ли в полном смысле этого слова обернулись для Елены Морозкиной встреча, а затем и житейский союз с Игорем Григорьевым, поэтом большой природной силы, фронтовиком с трагической судьбой, человеком непростого, а порой и тяжёлого характера... Одно очевидно: эти два поэта, каждый из которых к моменту их встречи был уже немолод и имел за плечами свой немалый груз «сердца горестных замет», очень многое дали друг другу. Двадцать лет их совместной жизни стали ещё одной гранью подвижничества Елены Морозкиной. Без преувеличения можно сказать: Игорь Николаевич просто не прожил бы этих двух десятилетий, не будь с ним рядом Елена Николаевна...».

А она в ответ признавалась Станиславу Александровичу: «Не будь Игоря – не было бы у меня в жизни моего Пскова. Не будь рядом Игоря – не написала б я ни одной книги о Пскове» . Они были очень непритязательны в жизни. «Не хлебом единым» – это об Игоре Николаевиче и Елене Николаевне... «Они во многом были «р остом вровень» , – писал С. А. Золотцев. - Морозкина, «высочайшего класса учёный-искусствовед, воспитавшая целую школу реставраторов церковного зодчества, настенных росписей и иконописи. Следы её деятельности – и в Смоленске, и в Новгороде Великом, и в других градах и весях» . «Бывшая девушка-артеллеристка», любимый человек которой погиб на войне, – и русский «горемаятный» Поэт...».

Одиночество ушло, растаяло… Счастье их продлилось без малого двадцать лет.

Елена Николаевна простилась со своим любимым. 16 января 1996 года Игорь Николаевич умер. «Сошлось все вместе: отказавшиеся работать легкие, изболевшееся сердце, ожившие старые фронтовые раны и недуги и - как последний удар - известие о смерти Марии Васильевны, его горячо любимой матери. Он скончался буквально через час после того, как ему стало об этом ведомо.. .», - писал С. Золотцев.

И тогда Елена Морозкина вылила свое горе в стихи, посвятив супругу десятки стихотворений, которые вошли в сборник «Распутица» (Псков, Отчина, 1996).

Вот одно из ее стихотворений, хранящее светлую память об Игоре Николаевиче:

Памяти Игоря Григорьева

А по земле прошёл поэт
Перекрестив, оставил землю.
Оставил Боль, и долгий Свет,
И я стихам, как птицам, внемлю.

А озеро опять блестит,
И яблоня окрай деревни
Устами тихо шелестит,
Как будто видит образ древний.

А у воды – цветы и мхи,
И дальний холм – как старец в схиме.
Но чёрные стволы ольхи
Среди берёз и перед ними.

(Май 1996. Деревня Губино, где проживал Игорь, и о которой написал поэму «Вьюга»)

Игорь Николаевич Григорьев ушёл из жизни, а его стихи остались. «Д а какие стихи! Не о себе он думал и писал – все его мысли были об Отчизне, о России, о святой Руси. Он умел жить по-Божьи, любить всем сердцем, отдавать себя без остатка. Сегодня творчество Игоря Григорьева переживает своё второе рождение. К нему уже спешит новый читатель, читатель XXI века, уставший от игры слов, конъюнктурных стихов и поэм, пишущихся так, «как надо», как предписано моральными кодексами «строителей», забывших в переломный момент о том, что «строили». Не ради славы и почестей писал поэт Игорь Григорьев, а потому что не мог не писать о том, что саднило в сердц е» (Ольга Коршунова).

Пою, Россия, с веком вместе

Святые даты,

Грядущих дней благие вести.

Твои пути, твои поля,

Дворцы пресветлые и хаты,

Свет не черня, тьму не беля.

Такое дело:

Мне за короткий век мой сладить

Велели песню

долг и честь.

О, если б ты ее запела,

Поверила бы: песня есть!

Я оступался – помню, знаю –

И падал больно.

Но никакая «хата с краю»,

Черна она или бела,

Мне, пусть невольно или вольно,

Ни разу с краю не была.

Быльем не заросло былое,

Не отрекаюсь.

Зло страшное и просто злое,

Что привелось перенести,

О чем молчу, чем вечно маюсь.

Как я тебе – ты мне прости!

Ты все про век, Россия, знаешь –

Любую малость;

Не забываешь, понимаешь,

Что отчего и что к чему,

Какой ценою петь досталось

И что положено кому.

1960 – 1972 )

Литература:

Книги Игоря Григорьева:

1. Родимые дали: стихотворения. – Л. : Лениздат, 1960. – 126с.
2. Зори да вёрсты: стихи. – М. ; Л. : Советский писатель, 1962. – 161 с.
3. Листобой: стихи и поэмы. – М. : Молодая гвардия, 1962. – 160с.
4. Сердце и меч: стихи. – М. : Воениздат, 1965. – 110 с.
5. Горькие яблоки: лирика. – Л. : Лениздат, 1966. – 122 с.
6. Забота: поэмы. – Л. : Лениздат, 1970. – 99 с.
7. Отзовись, Весняна: лирика и поэма. – М. : Советская Россия, 1972.–142с.
8. Не разлюблю: стихотворения; поэмы. – Л. : Лениздат, 1972. – 279 с.
9. Красуха: стихи. – М. : Современник, 1973. – 112 с.
10. Целую руки твои: лирика. – Л. : Лениздат, 1975. – 112 с.
11. Жажда: стихотворения. – Л. : Лениздат, 1977. – 214 с.
12. Стезя: новые стихи. – Л. : Лениздат, 1982. – 88 с.
13. Жить будем: стихотворения. – М. : Советская Россия, 1984. – 143 с.
14. Уйти в зарю: стихотворения и поэмы. – Л. : Лениздат, 1985. – 118 с.
15. Дорогая цена: стихи. – М. : Современник, 1987. – 142 с.
16. Вьюга: поэма. – Л. : Редактор, 1990. – 96с.
17. Русский урок: лирика и поэмы. – Л. : Лениздат, 1991. – 207 с.
18. Крутая дорога: стихи о судьбе и Родине. – Псков: Отчина,1994. – 96 с.
19. Кого люблю: посвященные стихотворения. – СПб. : Путь, 1994. – 169 с.
20. Набат: стихи о Войне и Победе. – СПб. : Путь, 1995. – 116с.
21. Боль: избранное. – СПб. : Путь, 1995. – 147 с.
22. Любимая – любимой остаётся: избранные стихи. – Псков: Курсив, 1998. – 118с

Книги о жизни и творчестве Игоря Григорьева:

Все книги доступны в электронном виде на сайте памяти И. Н. Григорьева: http://igor-grigoriev.ru/pamyat_poeta_igorya_grigorieva.html

1. Золотцев Станислав Александрович. "Зажги вьюгу!" : очерк о жизни и творчестве поэта Игоря Григорьева / Золотцев Станислав Александрович / Станислав Золотцев. - Псков: Логос, 2007. - 83, с.
2. Поэт и Воин: воспоминания об Игоре Григорьеве. - СПб; Политехника-сервис, 2013.
3. Лицейские встречи: Игорь Григорьев и иеромонах Роман в воспоминаниях лицеистов «Пушкинского лицея» - СПб; 2010.
4. Д. В. Григорьева. Это здесь-то Бога нет?: о православной сущности поэзии Игоря Григорьева - СПб; Политехника-сервис,2014
5. А. П. Бесперстых. Словарь эпитетов Игоря Григорьева том первый - СПб; Политехника-сервис,2014
6. А. П. Бесперстых. Словарь эпитетов Игоря Григорьева том второй - СПб; Политехника-сервис,2014
7. Слово. Отечество. Вера: материалы Международной научной конференции, посвящённой 90-летию поэта Игоря Николаевича Григорьева (Санкт- Петербург, Пушкинский Дом, 13 ноября 2014 г.), сост. Н. В. Советная.- СПб; Политехника-сервис, 2015
8. А.П. Бесперстых. Словарь эпитетов Игоря Григорьева том третий: Наречия и наречные выражения. - СПб; Политехника-сервис,2015
9. «Ничего душе не надо, кроме родины и неба».Сборник стихов финалистов 2-й Международного поэтического конкурса им. И. Н. Григорьева.
   Санкт-Петербург, 2015 год.
10. «Душа добру открыла двери».Сборник стихов финалистов 3-й Международного поэтического конкурса им. И. Н. Григорьева.
    Санкт-Петербург, 2016 год.

Интернет-ресурсы (в т.ч. использованные для написания данной статьи):

1. Григорьев И. Н. Все перемелется. Автобиография// Сайт памяти поэта и воина
   Игоря Николаевича ГРИГОРЬЕВА. К 90-летию поэта (1923-1996) - [сайт] - // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://igor-grigoriev.ru/grigoriev_i_n_vse_peremeletsya_avtobiografiya.html
2. Советная Н. Горевой цветок России. Посвящается 90-летию со дня рождения русского поэта Игоря Григорьева // Дом писателя - [сайт] - // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://alt.dompisatel.ru/node/1377 (Дата обращения: 24. 01. 2018).
3. Советная Н. Мы ветра и огня поводыри. И. Григорьев // Союз писателей - [сайт] - // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://soyuz-pisatelei.ru/forum/156-11099-1 (Дата обращения: 24. 01. 2018).
4. Советная Н. «Человек я верующий, русский… Чего еще?» К 90-летию русского поэта Игоря Григорьева// Литературный Санкт-Петербург - [сайт] - // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://litgazeta.dompisatel.ru/archives/167 (Дата обращения: 23. 01. 2018).
5. Cоветная, Н. В. Люблю тебя светло! [Электронный ресурс]: сценарий вечера памяти Русского Поэта Игоря Григорьева: 90-летию со дня рождения посвящается / Н. В. Советная // Проза.ру: [литературный портал]. – Режим доступа:http://www.proza.ru/2013/09/04/571 . – 07.04.2014.
6. Мухин В. Певец русской земли. Игорь Григорьев //Псковский литераурный портал - [сайт] - // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://pskovpisatel.ru/cat/verses-and-prose/page/5/
7. Игорь Григорьев: «Я не мыслю себя
   без России...» // Российская православная газета «Вечный зов» - [сайт] - // [Электронный ресурс] - Режим доступа: https://www.vzov.ru/2013/09-11/01.html (Дата обращения: 25 .01. 2018)
8. Коршунова О. «СЛОВО. ОТЕЧЕСТВО. ВЕРА» - о Поэте и Человеке Игоре Григорьеве // Стихи.ру - [сайт] - // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://pishi-www.stihiru.site/2016/01/26/6644 (Дата обращения: 25 .01. 2018)
9. Сторокожева Е. С. «Ты что молчишь, страна набатной воли?..»: к 90-летию со дня рождения Игоря Николаевича Григорьева // Псковиана - [сайт] - // [Электронный ресурс] - Режим доступа: (Дата обращения: 25 .01. 2018)
10. Андреева С. «Коль выпало статься поэтом» // Псковские новости. №301 от 15.08.2013 г. - [сайт] - // [Электронный ресурс] - Режим доступа: https://nwpskov.ru/content/articles/?SECTION_ID=479&ELEMENT_ID=4584 (Дата обращения: 25 .01. 2018)
11. Иванов И. «А я не верю, я не верю, Что всё на свете всё равно»
    К 90-летию русского поэта Игоря Григорьева //Российский писатель - [сайт] - // [Электронный ресурс] - Режим доступа: http://rospisatel.ru/igor_grigorjev.htm (Дата обращения: 25 .01. 2018)

Материал подготовила Голубева Антонина

Родился 17 августа 1923 в д. Ситовичи Порховского района. Во время Великой Отечественной войны был партизаном-разведчиком на Псковщине, получил тяжелое ранение.
После войны работал промысловым охотником, геологом, строителем.
Сразу после демобилизации Игорь Николаевич познакомился с Дарьей Захаровой из белорусского города Городка. Поженились в 1953 году, в декабре 1956 года родился сын Григорий.

Своей первой жене Игорь Николаевич посвятил два стихотворения: "...До искринки сердце вверяешь" и "...Улеглись дневные страсти" .

В июне 1954 года И. Григорьев окончил русское отделение филологического факультета Ленинградского университета.

Первые стихи И. Григорьева датируются 1940 годом, но публиковаться начал значительно позже, уже учась в Ленинграде. Известность принесла ему книга «Листобой». О молодом поэте заговорили не только в Ленинграде, но и в Москве.

Когда более 50 лет назад встал вопрос о создании в Пскове своего отделения Союза писателей СССР, Григорьеву было предложено переехать в город и возглавить писательскую организацию. С тех пор Игорь Николаевич жил на родине.
Отойдя от активной общественной работы, он много писал, практически ежегодно издавая новые книги.

Игорь Григорьев - автор более 20 поэтических сборников. В его творчестве нашла отражение целая эпоха истории нашего края - война, восстановление разрушенного хозяйства, мирный сельский труд.
В разные годы воспитал целую плеяду молодых псковских поэтов, которые с полным правом считают себя его учениками. В их числе - Лев Маляков , Александр Гусев , Елена Родченкова, Елена Глибина и другие.
Основные произведения: «Листобой», «Забота», «Красуха», «Не разлюблю», «Жажда», «Стезя» и др.

Об Игоре Григорьеве

Я познакомился с Игорем Григорьевым в начале восьмидесятых годов прошлого века. Это был период моего раннего поэтического творчества, когда стихи фонтаном били из меня и я одну за другой носил пухленькие папки своих рукописей в писательскую организацию, а через некоторое время получал на них рецензии псковских поэтов и литераторов.

Это были рецензии Льва Малякова, Энвера Жемлиханова, Владимира Воробьева и др... Надо сказать, что рецензии были не очень лестные, (хотя каждый отмечал наличие у автора «искры божьей»), но очень поучительные, и, видимо, мастерство мое все же постепенно со временем росло. И когда настало время очередной рецензии Игоря Григорьева на очередную мою пухленькую рукопись, из которой я с восторгом узнал, (наконец то!), что я поэт, набравшись смелости я пошел к нему домой знакомиться.

Игорь Николаевич принял меня, как старого знакомого – очень просто и радушно, сразу же завел разговор о стихах, потом говорили о себе, о жизни, о войне... Словом с этого момента я стал вхож в его гостеприимный дом, где я позднее познакомился со всеми псковскими поэтами и писателями.

Нас всех – его друзей, каким то магнитом притягивало к нему, к его дому. Сама атмосфера способствовала этому. Игорь Николаевич – большой русский поэт, добродушный, общительный, бесконечно доброй души человек. Он мог в прямом смысле слова снять последнюю рубашку и отдать другу. Жена Игоря – Елена Морозкина , очень доброжелательная и гостеприимная, была и искусствоведом, и поэтом, а в прошлом – профессором Московского архитектурного института.

Игорь Николаевич Григорьев родился 17 августа 1923 года на Псковщине. Великую Отечественную войну встретил лицом к лицу в свои неполные восемнадцать лет. Руководил подпольщиками в родной Плюссе, командовал группой разведки в немецком тылу, партизанил в Струго-Красненском межрайонном подпольном центре, был бригадным разведчиком Шестой ленинградской партизанской бригады под командованием комбрига Виктора Объедкова. За войну был четырежды тяжело ранен.

Уже на войне Игорь Григорьев стал писать стихи. Книга военных стихов называется «Набат». В ней много строк пропитанных сердечной болью и любовью к своей Родине.

По характеру воинской судьбы Игоря Григорьева можно поставить в один ряд с легендарными нашими разведчиками.

Игорь умер 16 января 1996 года, оставив нам, более двух десятков книг стихотворений и поэм. Но о поэте Игоре Григорьеве, как и о разведчике никто, никогда «не шумел», никогда не было его имени в модных поэтических обоймах. Почему? Ответ находим в предисловии поэта, критика, литературоведа, историка литературы Владислава Шошина к книге избранных стихов Игоря Григорьева – «Боль». Так Владислав Андреевич пишет: «Муза Игоря Григорьева никогда не прислуживала ни власть имущим, ни «левым», ни «правым», но верой и правдой служила Совести и России... О таком авторе самое надежное не «шуметь». И уже в самом конце предисловия В.Шошин пишет: «Семьдесят пять лет тому назад Сергей Есенин горевал: «Я – последний поэт деревни, но доныне первый поэт, и не только деревни – Руси. Первый! Но не единственный. Есть и другие. И среди них – «поэт последней деревни» Игорь Григорьев».

Вот в какой могучий ряд ставит маститый литературовед и историк литературы Владислав Шошин своего старшего брата! Да, тут ему, Игорю Григорьеву, и стоять на генеральной линии великой русской поэзии. Не о том ли пишет и сам Игорь Николаевич:

Нас в люди выводила Русь
По милости земли и неба;
Пусть хлеб ее был черным, пусть,
Но никогда он горьким не был.

Да, это слова не только талантливого поэта, а и верного сына, патриота своей Родины.

15 мая 2008 г.
Член Союза Писателей России
поэт Валерий Мухин

М.В. Григорьева (сидит) И.Н. Григорьев и Е.Н. Морозкина

25 июля 2000 г. на доме №57 по Рижскому проспекту, в котором жил И.Н. Григорьев, была установлена мемориальная доска.

В целях увековечения памяти псковского поэта Игоря Николаевича Григорьева, согласно Решению Псковской городской Думы № 2209 от 10 февраля 2017 года , Библиотеке-Центру общения и информации присвоено имя поэта Игоря Николаевича Григорьева.

По инициативе Санкт-Петербургского СП России библиотеке Пскова на ул. Юбилейной 87а присвоили имя поэта Игоря Григорьева (1923-1996).

10 февраля 2017г., на 78-й очередной сессии Псковской городской Думы, депутаты приняли решение о присвоении одному из филиалов Центральной библиотечной системы Пскова - Центру общения и информации на ул. Юбилейной, 87а, имени поэта Игоря Григорьева. С инициативой о присвоении имени данному учреждению выступили: Союз писателей России, его Санкт-Петербургское отделение (инициативная группа в составе председателя Б.А. Орлова, зам. председателя А.Г. Скокова, доктора филологических наук А.М. Любомудрова (Институт русской литературы РАН (Пушкинский Дом), доктора исторических наук М.И.Фролова (Совет ветеранов С-Петербурга), кандидата психологичеких наук Н.В. Советной (оргкомитет Международного поэтического конкурса им. И.Григорьева); Псковское региональное отделение (инициативная группа в составе председателя И.А. Смолькина, зам. председателя А.Г. Бениаминова, поэта В.Б. Савинова); Фонд памяти поэта И.Н. Григорьева (председатель писатель, доктор медицинских, доктор богословских наук Г.И. Григорьев - СПб); коллектив Центральной библиотечной системы Пскова под руководством Г. Н. Большаковой и Н.И. Копаницкой, Минское отделение Союза писателей Беларуси (председатель М.П. Поздняков); Генеральный Почётный Консул Республики Беларусь в Российской Федерации, член Общественной палаты РФ В.Ф. Шугля.

В обращении инициаторов, в частности, говорилось: «В ноябре 2014 года в Институте русской литературы РАН (Пушкинский Дом) состоялись первые, в ноябре 2015 года вторые литературные чтения «Слово. Отечество. Вера», посвященные творчеству поэта Игоря Григорьева, в которых приняли участие известные литературоведы, писатели страны и ближнего зарубежья. От их имени прозвучало предложение обратиться в Администрацию Псковской области, в Комитет по культуре с предложением о присвоении имени поэта и воина Игоря Григорьева одной из библиотек г. Пскова. Это бесспорно бы послужило делу воспитания молодёжи в духе любви к своему Отечеству, к его великой литературе».

Ссылки по теме:

Умер поэт 16 января 1996 года в деревне Юкки Ленинградской области, где и похоронен. В Пскове, на доме, в котором жил Игорь Григорьев (Рижский проспект, 57), установлена мемориальная доска.

Из истории Библиотеки - центра общения и информации, г. Псков

10 января 1946 года появилась первая запись в инвентарной книге детской библиотеки №1, которая располагалась в помещении городского Дома пионеров на улице Кузнецкой (в то время ул. Н. Островского).

После централизации библиотечной системы города Пскова с 1 декабря 1977 года городская детская библиотека № 1 стала называться Детским отделом.

Заведующей библиотекой до 1983 года была Яковлева Кадима Марковна. Коллектив библиотеки: старший библиотекарь абонемента - Старостина Любовь Никифоровна, старший библиотекарь читального зала - Васильева Галина Павловна и др. сотрудники.

Библиотеку посещало около 3000 человек - дошкольники и учащиеся 1-8 классов.

Книжный фонд насчитывал более 60 000 экземпляров.

С 1983 года по июль 1987 года Петрова Галина Васильевна стала заместителем директора по работе с детьми и одновременно исполняла обязанности заведующей библиотекой.

В 1982 году начала работать библиотека-филиал № 12. по ул. Юбилейной, д. 81. Руководителями библиотеки были Круглова Т.Э., Цыганкова Т.В. Филиал работал до 1994 года.

28 июня 1989 года Исполком народных депутатов городского Совета принял решение № 402 о передаче для Центральной городской детской библиотеки централизованной библиотечной системы г. Пскова встроенно-пристроенного помещения на первом этаже строящегося жилого дома по адресу: ул. Юбилейная, д. 87а.

20 августа 1994 года согласно приказу Отдела культуры Администрации г. Пскова № 54 в связи с производственной необходимостью были ликвидированы библиотека-филиал № 12 и Детский отдел, который располагалась в Доме пионеров. Была сформирована структура новой библиотеки, которая объединила две библиотеки - Детский отдел и библиотеку-филиал №12.

С 21 августа 1994 года по решению Отдела культуры Администрации г. Пскова № 67 по адресу ул. Юбилейная, д. 87а была открыта новая библиотека «Центр общения и информации детей и взрослых» с функцией методического центра по организации работы с детьми.

С июня 1987 года по июнь 2009 года обязанности заместителя директора по работе с детьми и заведующей библиотекой исполняла Смирнова Шумайсат Абдулаевна.

У библиотеки существовала тесная связь с Центром дополнительного образования «Надежда» и ее филиалами, что позволяло библиотеке проводить различные общегородские мероприятия и выставки детского творчества, персональные выставки педагогов.

В 2000 году совместно с Центром занятости населения г. Пскова библиотекой была разработана программа по профориентации «Становление». Как методический центр по работе с детьми библиотека выступала организатором тематических праздников Недели детской книги с участием известных писателей - В. Берестова, Б. Алмазова, С. Махотина, В. Воскобойникова, Т.Ш. Крюковой и журналов - «Мурзилка», «Миша», «Клёпа», «Костёр» и др.

Методическая работа производилась в тесной связи со школьными библиотеками - организовывались совместные семинары, консультации. Успешно работала программа «Растем вместе», разработанная совместно с методистами дошкольных учреждений и Управлением образования г. Пскова.

Библиотека стала настоящим центром общения для детей и взрослых большого микрорайона Завеличье.

С 2009 по 2014 год заведующей библиотекой была Гавинская Светлана Александровна.

С 2014 года заведующая библиотекой - Копаницкая Наталья Ивановна.

В 2015 году библиотека разработала проект инновационного межведомственного взаимодействия с ФКУ УИИ УФСИН России по Псковского области «Шаг навстречу» по социальной реабилитации условно осужденных несовершеннолетних. В рамках проекта «Шаг навстречу» проводятся мероприятия культурно-просветительского цикла «Литературный кинозал».

В 2015 году был разработан проект «Первые шаги: выбираем профессию вместе с библиотекой», в рамках которого для младших школьников, а также для учащихся среднего звена проводятся мероприятия и готовятся информационные ресурсы по современным профессиям. В рамках этого проекта создан и ежемесячно пополняется «Календарь профессий» на сайте ЦБС г. Пскова, а также регулярно создаются виртуальные выставки.

Партнеры библиотеки в организации и проведении мероприятий: школы, лицеи и детские сады Завеличенского района, Центр детского и юношеского туризма, Совет ветеранов микрорайона Псковская городская общественная организация ветеранов (пенсионеров) войны, труда, Вооруженных Сил и правоохранительных органов и др. организации и учреждения.

На 01.01.2017 г. фонд библиотеки составляет 58 349 единиц.

В 2016 году в библиотеке было зарегистрировано 7 080 читателей, выдано 123 233 книг, количество посещений - 44 392, проведено 193 мероприятия.

В целях увековечения памяти псковского поэта Игоря Николаевича Григорьева, согласно Решению Псковской городской Думы № 2209 от 10 февраля 2017 года, Библиотеке-Центру общения и информации присвоено имя поэта И. Н. Григорьева.

Торжественное мероприятие в связи с присвоением имени И. Григорьева с участием писателей С.-Петербургского отделения СП России планируется провести в библиотеке в июле 2017 года.

Наталья Советная

член Союзов писателей России, Беларуси, Союзного государства,
ответственный секретарь Фонда памяти поэта-фронтовика Игоря Григорьева,
председатель Оргкомитета ежегодного Международного
поэтического конкурса памяти Игоря Григорьева.

На полях сражений русский воин всегда проявлял изумительную храбрость, непоколебимое мужество, железную волю к полному разгрому вражеских полчищ. Навечно вписаны ратные подвиги псковичей в память древнего города, крепостные стены которого помнят дружины князей Александра Невского и Довмонта, имена тех, кто громил врага на берегах Великой в 1944 году.

Памятник народным мстителям
(Мемориал «Память»)

С первых же дней вражеской оккупации Псковщины на захваченной гитлеровцами территории загремели партизанские выстрелы. В годы Великой Отечественной войны в тылу врага на Псковщине действовало 57 тысяч партизан.

Партизанские отряды отвлекали значительные силы гитлеровцев, нарушали их коммуникации, уничтожали живую силу и технику оккупантов, чем оказывали существенную помощь фронту.

К концу июля 1944 года партизанская борьба на Псковщине была закончена. В результате трехлетних ожесточенных боев и диверсий партизаны нанесли врагу огромный урон (уничтожили 150 тысяч солдат, 1600 паровозов, 24 тысячи вагонов, 120 самолетов, много другой военной техники). Страна высоко оценила их мужество - 20-ти партизанам и подпольщикам было присвоено звание Героя Советского Союза. Среди них А.А. Бисениек, Н.Г. Васильев, А.В. Герман, К.И. Назарова, М.С. Харченко. Около 8 тысяч мужественных борцов были награждены орденами и медалями.

Памяти партизан Псковщины - людей, которые в суровый период вражеской оккупации поднялись на борьбу с оружием в руках, посвящен Мемориал «Память», сооруженный по проекту архитектора В.П. Смирнова в 1985 году возле стены Окольного города.

Мемориал входит в комплекс памятников ратной славы на площади Победы. Как будто поднявшись из глубины земли, мощные гранитные валуны олицетворяют непобедимую силу народного гнева. Фонтаны воды, стройные белые березки вокруг поляны символизируют неистребимую в народе тягу к жизни, во имя которой партизаны сражались с врагом. На памятном знаке слова: «В годы фашистской оккупации с 1941 по 1944 г. на Псковской земле проявили мужество и героизм в тылу врага 29 партизанских бригад (13 - Ленинградских, 16 – Калининских), объединивших в своих рядах свыше 57 тысяч человек. Вечная слава вам, партизанам и партизанкам!».

Памятные доски-барельефы Героям Советского Союза
(пл. Победы, стена Окольного города)

Баклан Андрей Яковлевич. Командир звена 434-го истребительного авиационного полка. Совершил 400 боевых вылетов. Сбил лично 13 самолетов противника и 23 в составе группы. Звание Героя Советского Союза присвоено 23 ноября 1942 года.

Бизяев Дмитрий Иванович. Командир звена 173-го гвардейского штурмового авиационного полка. Совершил 140 успешных боевых вылетов. Звание Героя Советского Союза присвоено 15 мая 1946 года.

Иванов Александр Степанович. Старший лейтенант 10-го отдельного разведывательного авиационного полка. Совершил 150 боевых разведывательных вылетов, сбил 5 самолетов противника. Звание Героя Советского Союза получил 29 июня 1945 года.

Умников Андрей Иванович. Заместитель командира роты 254-го танкового батальона. Звание Героя Советского Союза присвоено 17 апреля 1943 года за освобождение Украины.

Все герои жили и работали после войны в городе Пскове.

Памятник освободителям Пскова
(Танк, установленный на памятном месте, связанном с началом форсирования реки Великой)

23 июля 1944 года войсками 3-го Прибалтийского фронта под командованием генерала армии И.И. Масленникова совместно с другими воинскими частями и соединениями город Псков был освобожден от немецко-фашистских оккупантов. В память об этом знаменательном событии на пересечении Октябрьского проспекта и Вокзальной улицы в 1969 году были установлены боевой танк Т-34 – символ неудержимого воинского стремления вперед и стела с перечислением воинских соединений.

В 1974 году, в дни празднования 30-летия освобождения города, танк, находившийся на пересечении Октябрьского проспекта и улицы Вокзальной, был перемещен на площадь у моста имени 50-летия Октября и стал самостоятельным памятником воинам-освободителям.

На постаменте высечены названия частей и воинских соединений, освобождавших Псков в июле 1944 года, которым в ознаменование победы над врагом было присвоено наименование «Псковских»: 128-й и 376-й стрелковых дивизий, 122-го минометного и 631-го зенитного артиллерийского полков, 52-го гвардейского отдельного тяжелого артиллерийского дивизиона, 38-го отдельного понтонно-мостового батальона и 85-го отдельного полка связи.

Памятный знак на аллее Победы
(набережная реки Великой, рядом с танком)

Текст на памятном знаке:
«Аллея Победы. Заложена в мае 1995 года в честь 50-летия Победы
в Великой Отечественной войне 1941-1945 гг.»

Мемориальная стела

Вечером 23 июля 1944 года в Москве прогремел победный салют. В приказе Верховного Главнокомандующего от 23 июля 1944 года говорится: «В ознаменование победы соединения и части, наиболее отличившиеся в боях за овладение Псковом, представить к присвоению наименования «Псковских» и к награждению орденами. Сегодня, 23 июля, в 22 часа столица нашей Родины Москва от имени Родины салютует доблестным войскам 3-го Прибалтийского фронта, овладевшим городом Псковом, двадцатью артиллерийскими залпами из двухсот двадцати четырех орудий». Газета «Правда» отразила то радостное чувство, которое охватило весь народ при известии об освобождении Пскова: «Чудесный город, хранитель русской культуры, снова в семье родных городов!..»

В 1974 году, в дни празднования 30-летия освобождения города, на пересечение улиц Вокзальной и 23 Июля была перемещена стела, до этого, как и танк, находившаяся на пересечении Октябрьского проспекта и улицы Вокзальной. На стеле высечены названия частей и воинских соединений, освобождавших Псков 22 - 23 июля 1944 года, которым в ознаменование победы над врагом было присвоено наименование «Псковских»: 128-й и 376-й стрелковых дивизий, 122-го минометного и 631-го зенитного артиллерийского полков, 52-го гвардейского отдельного тяжелого артиллерийского дивизиона, 38-го отдельного понтонно-мостового батальона и 85-го отдельного полка связи.

Памятник сотрудникам органов внутренних дел Псковской области

В 1995 году на пересечении Иркутского переулка и Октябрьского проспекта установлен памятник сотрудникам органов внутренних дел Псковской области

Текст на лицевой стороне памятника: «Сотрудникам органов внутренних дел Псковской области, погибшим в годы Великой Отечественной войны и при исполнении служебного долга в мирное время».

Памятный знак работникам льнофабрики, погибшим в Великой Отечественной войне

На мемориальной доске памятного знака надпись:
«Герои Советского Союза А.А. Волков, В.М. Бойцов, К.Ф. Кузьмин, Г.Н. Костин, Н.Д. Лебедь, П.М. Цветков. Вечная слава героям, павшим в боях с немецко-фашистскими захватчиками».

Данный памятный знак - единственный в Пскове, сохранившийся с 50-х годов ХХ века.

Памятный знак летчикам –
первым Героям Советского Союза в годы Великой Отечественной войны

22 июля 2005 года в год 60-летия Победы на шоссе Санкт-Петербург - Киев на окраине бывшего военного городка 158-го истребительного авиационного полка 39-й авиадивизии был открыт памятный знак летчикам - Героям Советского Союза – Степану Ивановичу Здоровцеву, Петру Тимофеевичу Харитонову, Михаилу Петровичу Жукову.

Обороняя Псков, 28-29 июня 1941 года летчики 158-го истребительного авиационного полка С.И. Здоровцев, П.Т. Харитонов, М.П. Жуков совершили тараны вражеских самолетов.

Указом Президиума Верховного Совета от 8 июля 1941 года им было присвоено звание Героя Советского Союза. В годы войны это был первый Указ о присвоении высокого звания.

Средства на возведение памятного знака были собраны учащимися общеобразовательных учреждений Западного административного округа Москвы и жителями Пскова и области.

Здоровцев С.И.

Харитонов П.Т.

Жуков М.П.

Мемориальные доски в Сквере павших борцов

В Сквере павших борцов на древней каменной стене установлены мемориальные доски:
Вечная память детям - малолетним узникам, погибшим в фашистских концлагерях, гестаповских тюрьмах, гетто и других местах принудительного содержания в годы Великой Отечественной войны".

Мемориальная доска была открыта 22 ноября 2007 года по решению № 168 Псковской городской Думы от 16 октября 2007 года. По состоянию на апрель 2008 года в Псковской области проживало около 15 тыс. узников концлагерей, из них около 5 тыс. - в городе Пскове.

На мраморной доске "Жителям и участникам обороны блокадного Ленинграда (1941-1944 гг.)" золотыми буквами высечено:

Родина Вами гордится
И юношей, в мир приходящих,
Стойкости учит и мужеству
На доблестной жизни Вашей.

Мемориальная доска была открыта 1 мая 2010 года по решению № 1121 Псковской городской Думы от 19 февраля 2010 года.

Мемориальная доска на доме №9 по ул. Пушкина,
в котором с 1980 по 1995 гг. жил участник Великой Отечественной войны, писатель
Виноградов Иван Васильевич

Виноградов Иван Васильевич (1918 - 1995) – Почётный гражданин города Порхова, участник Великой Отечественной войны, заслуженный работник культуры РСФСР, член Союза писателей СССР. С начала оккупации Псковского края немецко-фашистскими войсками в июле 1941 года оказался в партизанском отряде и стал разведчиком, создавал подпольные группы, выпускал листовки.

С февраля 1942 года редактировал газету Второй партизанской бригады «Народный мститель», а с 1943 года – газету Ленинградского штаба партизанского движения «За Советскую Родину».

23 июля 2001 года на доме № 9 по ул. Пушкина, где жил И.В.Виноградов, была установлена мемориальная доска.

в котором с 1984 по 1996 гг. жил участник Великой Отечественной войны, поэт
Григорьев Игорь Николаевич

Григорьев Игорь Николаевич (1923 - 1996) – участник Великой Отечественной войны, поэт, член Союза писателей СССР. С началом Великой Отечественной войны стал членом подпольной организации поселка Плюсса. После ареста членов группы ушел в партизаны.

С августа по ноябрь 1943 года И.Н.Григорьев воевал в специальной группе Стругокрасненского подпольного районного центра, после был переведён в бригадную разведку 6-й Ленинградской партизанской бригады. Был дважды контужен и дважды тяжело ранен.

На доме № 57 по Рижскому проспекту, в котором жил И.Н. Григорьев, 25 июля 2000 года была установлена мемориальная доска.

Мемориальная доска на доме № 29 по Октябрьскому проспекту,
в котором с 1957 по 2000 гг. жил участник Великой Отечественной войны, Почётный гражданин города Пскова
Давтян Саркис Оганесович

Давтян Саркис Оганесович (1913 - 2000) - заслуженный учитель РСФСР, Почетный гражданин Пскова, участник Великой Отечественной войны.

С первых дней войны С.О. Давтян в числе воинов Ленинградского фронта на Карельском перешейке все 900 дней участвовал в оборонительных боях под Ленинградом. Был назначен командиром огневого взвода 76 мм. пушек в артиллерийской батарее. В 1942 году получил ранение.

Участвовал в боях у Ваулиных гор под Псковом, летом 1944 года после освобождения Пскова стал командиром батареи. Батарея воевала на 2-м Прибалтийском фронте под Ригой. В боях за городок Мадона был тяжело ранен, ему ампутировали ногу, пришлось заново учиться ходить…

На доме № 29 по Октябрьскому проспекту, где жил С.О. Давтян, установлена мемориальная доска, которая была обновлена 6 марта 2014 года.

Мемориальная доска на доме № 5 по ул. Гоголя,
в котором с 1993 по 2010 гг. жил участник Великой Отечественной войны, Почётный гражданин города Пскова
Деревенченко Николай Иванович

Деревенченко Николай Иванович (1926 - 2010) - Почетный гражданин Пскова, участник Великой Отечественной войны. В 1943 году был призван в армию. После обучения минометному делу в марте 1944 года был зачислен в 533-й полк 128-й стрелковой дивизии командиром минометного расчета. Полк занимал линию фронта перед населенными пунктами Клишово, Лажнево, Горнево, Бердово.

22 июля 1944 года по приказу командования 128-й стрелковой дивизии подразделения полка перешли в наступление и к 6-ти часам утра 23 июля Псков и его окрестности были освобождены от немецко-фашистских захватчиков.

23 июля 2013 года на доме № 5 по улице Гоголя, в котором жил Н.И. Деревенченко, была установлена мемориальная доска.

Мемориальная доска на доме № 48 по ул. Новоселов,
в котором с 1990 по 2008 гг. жил Почетный гражданин города Пскова, участник Великой Отечественной войны
Минин Михаил Петрович

Минин Михаил Петрович (1922 – 2008) - Почетный гражданин Пскова, участник Великой Отечественной войны.

Уроженец Палкинского района Псковской области, с началом войны добровольно записался в народное ополчение. Затем в рядах Красной армии освобождал населенные пункты Псковщины: Великие Луки, Невель, Пустошку и другие. Воевал на территории Латвии, Польши и Германии. Участвовал в Берлинской операции. В составе группы капитана В.Н. Макова 30 апреля 1945 года водрузил первое красное знамя над рейхстагом, за что был награжден орденом Красного Знамени.

Звание Героя Советского Союза было присвоено 27 мая 1997 года Указом Временного Президиума Верховного Совета народных депутатов СССР.

7 мая 2010 года на доме № 48 по ул.Новоселов, где жил М.П.Минин
в Пскове, установлена памятная доска.

Похоронен М.П.Минин на Орлецовском кладбище города Пскова. Автор бюста на могиле М.П.Минина - В.Черненко.

Мемориальная доска на доме № 57 по Рижскому проспекту,
в котором с 1984 по 1997 гг. жила участница Великой Отечественной войны,
писатель, исследователь истории Псковского края
Морозкина Елена Николаевна

Морозкина Елена Николаевна (1922 - 1999) – участница Великой Отечественной войны, архитектор-реставратор, искусствовед, поэтесса. В 1942 году ушла добровольцем на фронт и дошла до Берлина в звании рядовой.

Служила в зенитных частях. Из рядов Красной армии демобилизована в 1945 году. Награждена орденом Великой Отечественной войны II степени.

В июле 2003 года на доме № 57 по Рижскому проспекту в Пскове, где жила Е.Н. Морозкина, была установлена памятная доска.

Мемориальная доска на доме № 42 по Октябрьскому проспекту,
в котором с1954 по 1965 гг. жил участник Великой Отечественной войны,
Пяткин Георгий Иванович

Пяткин Георгий Иванович (1912 - 1987) - участник партизанского движения в годы Великой Отечественной войны. С именем лейтенанта НКВД Г.И. Пяткина, начальника особого отдела 1-й Ленинградской партизанской бригады, связана одна из самых героических страниц партизанского движения Псковщины – захват заместителя начальника и архива немецкой диверсионно-разведывательной школы, располагавшейся в деревне Печки Печорского района. Разведшколу в Печках в итоге операции фашисты расформировали – потеря документов и лица, лично знавшего всех курсантов и планы их внедрения, делала бессмысленной её существование.

За смелость, отвагу и умелые оперативные действия при проведении операции Г.И.Пяткин был награжден орденом Отечественной войны I степени, медалью "Партизану Великой Отечественной войны I степени".

7 мая 2012 года на доме № 42 по Октябрьскому проспекту, в котором жил Г.И. Пяткин была установлена мемориальная доска.

Мемориальная доска на доме № 11 по ул. М. Горького,
в котором жил участник Великой Отечественной войны
Рихтер Алексей Александрович

Рихтер Алексей Александрович (1913 - 1976) - участник Великой Отечественной войны, Герой Социалистического Труда, слесарь-инструментальщик Псковского завода радиодеталей, изобретатель.

В 1935 - 1937 годах проходил службу в рядах Красной армии. Участвовал в советско-финляндской войне 1939 - 1940 годов, в Великой Отечественной войне 1941 - 1945 годов.

5 мая 2011 года на доме № 11 по улице М. Горького, где жил А.А. Рихтер, была установлена мемориальная доска.

Мемориальная доска на доме № 11/4 по ул. Ленина,
в котором с 1936 по 1937 гг. жил Маршал Советского Союза, участник Великой Отечественной войны
Рокоссовский Константин Константинович

Рокоссовский Константин Константинович (Ксаверьевич) (1896 – 1968) - дважды Герой Советского Союза, участник Великой Отечественной войны, Маршал Советского Союза.

В Великую Отечественную войну участвовал в обороне Москвы, был командующим многими фронтами, принимал участие в Сталинградской, Курской битвах, в освобождении Белоруссии, Польши, в боях за Берлин.

24 июня 1945 года командовал парадом в честь Победы советского народа над фашистской Германией. Награжден семью орденами Ленина, орденом Октябрьской революции, шестью орденами Красного Знамени, орденом Суворова I степени, орденом Кутузова I степени, орденом Победы и др.

В июле 1993 года на доме № 11/4 по ул. Ленина в Пскове, где жил командир 5-го кавалерийского корпуса, начальник Псковского гарнизона К.К. Рокоссовский, была установлена памятная доска.

Мемориальная доска на доме № 21/1 по ул. Л. Поземского,
в котором с 1961 по 1981 гг. жил участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза
Самков Сергей Александрович

Самков Сергей Александрович (1917 - 1981) – Герой Советского Союза, участник Великой Отечественной войны, подполковник.

В действующую Красную армию призван в 1941 году. Принимал участие в боях с немецко-фашистскими захватчиками под Великими Луками, Невелем, Новосокольниками. Звание Героя Советского Союза присвоено 29 июня 1945 года за форсирование реки Висла.

Награжден орденами Ленина, Кутузова III-й степени, Александра Невского, Отечественной войны II степени, Красной Звезды и медалями.

23 июля 2014 года на доме № 21/1 по ул. Л. Поземского, где жил С.А. Самков, была установлена памятная доска.

Мемориальная доска на доме № 1 по ул. Ленина,
в котором с 1982 по 2010 гг. работал участник Великой Отечественной войны,
народный художник РФ, Почетный гражданин г.Пскова
Силин Александр Семенович

Силин Александр Семенович (1921 - 2010) - Почетный гражданин города Пскова, участник Великой Отечественной войны, заслуженный художник Российской Федерации. В 1941 году был призван в ряды Красной армии, участник Сталинградской битвы.

В 1945 году был демобилизован из рядов Красной армии. Награжден орденом Красной Звезды, медалью "За оборону Сталинграда".

23 июля 2014 года на доме №1 по ул. Ленина, где работал А.С. Силин, была торжественно установлена памятная доска.

Мемориальная доска на доме № 40 по Октябрьскому проспекту,
в котором с 1956 по 1995 гг. жил и работал участник Великой Отечественной войны,
архитектор, реставратор, Почетный гражданин г.Пскова
Скобельцын Борис Степанович

Борис Степанович Скобельцын (1921 - 1995) – Почетный гражданин города Пскова, участник Великой Отечественной войны, архитектор-реставратор. С 1941 года в рядах Красной армии, воевал на Юго-Западном, Воронежском, Северо-Западном, Белорусском фронтах в составе 6-го Истребительного авиационного Барановического ордена А. Суворова корпуса. Награжден орденом Отечественной войны II степени, медалями "За боевые заслуги", "За взятие Берлина", "За освобождение Варшавы", "За оборону Москвы", "За победу над Германией" и др.

В 1996 году на доме № 40 по Октябрьскому проспекту, где жил Б.С. Скобельцын, была установлена памятная доска.

Мемориальная доска на доме № 11 по ул. Гагарина,
в котором с 1963 по 1982 гг. жил участник Великой Отечественной войны
Тимофеев Алексей Васильевич

Тимофеев Алексей Васильевич (1925-1982) - участник Великой Отечественной войны, Герой Советского Союза (1944). Уроженец города Псков.

В действующей армии с июля 1943 года. Участник боев на Курской дуге, освобождения Украины, Польши. Звания Героя Советского Союза гвардии старший сержант Тимофеев был удостоен за форсирование Вислы в ходе Львовско-Сандомирской наступательной операции.

22 июня 2012 года на доме № 11 по улице Гагарина, где жил А.В. Тимофеев, была установлена мемориальная доска.

Имя Игоря Николаевича Григорьева было для меня легендой задолго до того, когда мы познакомились.
Еще весной 1956 года, когда я впервые увидел и услышал этого человека на берегу Великой у пионерского костра, в Промежицах, он произвёл на меня неизгладимое впечатление.
В Пскове проходил слёт пионеров. Я был делегатом от пушкиногорской пионерии, у меня был сольный номер и я выступал на сцене пушкинского театра – играл на гармошке попурри на темы русских народных песен и песен советских композиторов. А в заключение у нас был - вечером - пионерский костёр на берегу реки Великой. В качестве гостей были псковские поэты Иван Виноградов и Игорь Григорьев. Они рассказывали о войне, о партизанах и читали свои стихи. Григорьев читал стихи о войне:

О как был чёрен тот рассвет
Когда на русском полустанке
С крестами зарычали танки:
Пощады нет. Спасенья нет.

Я вижу, вижу, как сейчас,
В дымище бурую лавину,
Чужого рыжего детину,
Его налитый кровью глаз.

Метались люди, как в бреду,
Рыдало солнце в низком небе,
Плясал огонь в созревшем хлебе,
Рубили яблоню в саду.

Цвели поля – всё прах и тлен,
Был тихий кров – торчат лишь трубы,
Любило сердце, пели губы –
Теперь кругом тоска и плен.

И мне мерещится доныне
Ребёнок, втоптанный в песок,
Забитый трупами лесок,
Распятый дед, как бог, на тыне.

Образ Игоря Григорьева, ещё молодого, красивого, статного человека, глубоко запал тогда в мою юношескую душу. Его манера страстно и громко читать стихи, донося до слушателя каждое слово, запомнилась мне навсегда. Надо сказать, что после этого звание «поэт» сильно возросло в моих глазах, и я стал относиться к нему с уважением.

Уже на следующий год мы с мамой переехали в Псков. Я поступил учиться в псковский индустриальный техникум, а она стала работать на Машиностроительном объединении. Закончилась, наконец, наша кочевая жизнь и мы осели в Пскове уже навсегда. После окончания техникума я стал работать по направлению в конструкторско-технологическом бюро управления местной промышленности и поступил на вечернее отделение музыкального училища получать специальность «дирижёра хоровика».
После окончания музучилища я был руководителем хора на заводе «Выдвиженец», где тогда и работал конструктором в отделе оснастки.
Но энергия во мне бурлила через край, и меня потянуло учиться
дальше – получать высшее образование. В результате моих исканий своего места под солнцем (я поступал в ленинградскую – на режиссёра и московскую – на «вокал» консерватории, в музыкальный институт им. Гнесиных – на «вокал», в ленинградский инженерно-строительный институт, на архитектуру) я закончил в 1974 году Псковский филиал СЗПИ, и получил специальность инженера механика.

В это время я работал ведущим конструктором и заведующим сектором
точечных и шовных сварочных машин в псковском отделения ВНИИЭСО.
Мы проектировали и изготавливали у себя на заводе ТЭСО, (тяжёлого электросварочного оборудования), по заказу министерства и таких институтов как НИАТ, (институт авиационной техники) машины для Куйбышева (ракетно-космический комплекс), Киева (КБ Антонова – сварка фюзеляжа и крыльев самолёта «Антей», Тольятти (ВАЗ), Вильнюса (шторки компрессоров), Ростова на Дону (комбайны «Нива» и «Дон»), Колхиды, а также для Кореи и ГДР и др.
В конструкторском отделе №15, где я работал, было более 60 человек. Меня избрали редактором стенгазеты, коим я пробыл более пятнадцати лет, и мне волей-неволей приходилось писать всем без исключения поздравления то с днём рождения, то с юбилеем, а также стихи к праздникам, торжественным датам и т. д.

Моя жена, Валентина, тогда работала в вечерней школе №2 Пскова, преподавала химию. Вместе с нею в этой школе преподавала русский язык Дина Кодексова. У неё недавно вышла книжка стихов, и она знала поэта Льва Малякова (занималась русским языком с его сынишкой). Однажды на одной школьной вечеринке мы с ней по очереди читали свои стихи, кажется по случаю Нового Года, и она мне сказала:
- Знаешь, мне нравятся твои стихи. Подбери десятка полтора-два самых лучших, я снесу в писательскую организацию – покажу…

После того, как я это сделал, и Дина отнесла стихи, - на них (и на более поздние мои стихи) стали писать рецензии псковские авторы: Воробьёв, Маляков, Жемлиханов. Каждый из них находил в стихах искру Божью, да и рецензии были поучительными, интересными. С Энвером Жемлихановым, прекрасным поэтом из Великих Лук, у нас завязалась переписка, но мне всё же хотелось чего-то более определённого, какого-то равновесия между поэзией и мной, чего-то большего от этих рецензий...
И вот – о Боже! – написал рецензию сам Игорь Григорьев. И рецензия оказалась более чем положительной – обнадёживающей. Но с некоторыми выводами хотелось поспорить, что-то уточнить, прояснить…
И я набрался смелости и пошёл к Григорьеву домой на Рижский проспект, дом 57.

Дверь открыл сам хозяин. Я поздоровался и сказал:
- Здравствуйте, Игорь Николаевич. Я - Мухин…
На лице Игоря Николаевича заиграла такая добродушная улыбка, как будто он встретил старого закадычного друга:
- А-а, заходи, заходи, старик… Молодец что пришёл. Я знал что придёшь. Будем общаться, обязательно. Ты - поэт - и не надо этого пессимизма:

«Я руками белыми машу,
Но опоры в воздухе не чувствую…»

Сами по себе строчки – замечательные и вот что я тебе скажу: маши-маши крылышками, старик. Не останавливайся…
- Вот примерно за этим я и пришёл. Мне надо было услышать эти слова именно от вас. И, если вы их говорите, значит, буду продолжать махать своими ещё не окрепшими крылышками. А вам огромное спасибо за рецензию, за потраченное на неё время…
- Знаешь что? Только давай без реверансов. Я этого не люблю. Присаживайся здесь на кухне, сейчас будем чай пить, и говорить о твоих стихах.
С этого дня я стал приходить к нему регулярно и если, случалось, задерживался на недельку-другую, то сразу же получал «взыскание».
Он познакомил меня с Еленой Морозкиной – его женой, Марией Васильевной – матерью и его друзьями – поэтами, ставшими и моими друзьями – Сашей Гусевым, Львом Маляковым, Валентином Краснопевцевым и другими.

Роль Игоря Николаевича Григорьева в моей поэтической судьбе очень велика. Во-первых, он дал мне надежду. Во-вторых, дал крылья, чтобы лететь к надежде. И я постоянно чувствовал внимание и заинтересованность с его стороны моим творчеством, моей поэтической судьбой.
Мать природа наградила его чрезвычайной красотой, и не только внешней. Он обладал такими редкими в наше время душевными качествами, как честность, благородство и сострадание.
Он всегда имел собственное мнение, умел его отстаивать и никогда, ни при каких обстоятельствах не приспосабливался в жизни.

Григорьев по своей натуре был – огонь! У него было пламенное и неуёмное сердце. Его темперамент азартного рассказчика иногда пугал.
- Запомни, что я тебе скажу: только натянутые струны души могут звучать. Я тогда был разведчиком, немцы устроили на нас облаву. Мне пришлось зарыться в сено на сеновале. А они стали «проштыковывать» сено вилами. Я замер в напряжении, застыл. В меня тогда чудом не попали. Но душа зазвучала, и я тогда написал много хороших стихов.
Когда он увлекался, он начинал повышать голос, иногда срывался до высоких нот. А руками начинал так резко жестикулировать, что порой смахивал со стола стакан или тарелку:
- Ты знаешь, какой случай произошёл со мной однажды весной, на рассвете, на берегу Ладожского озера? Я видел, как заяц, плясал вокруг зайчихи, подняв передние лапки. А она сидела и хлопала в ладошки… Вот это была картинка! Ха-ха-ха… Никогда не забуду.

Григорьев всегда заражал идеей, вдохновлял, подбадривал, подталкивал, вселял надежду, был щедр на похвалу, на радость от встречи с хорошим – чужим – стихом. Любил читать свои стихи вслух, - глядя в глаза собеседнику, и любил слушать чужие, шумно реагируя на удачу, а также и на неудачу.
Один раз мы просидели и проговорили почти всю ночь – о поэзии, о поэтах, о жизни. Порой он шумно вскакивал, размахивал руками, снова садился, разливал чай. Потом снова слушал или читал, и спрашивал:
- Как тебе?
Или просил:
- Ничего не говори, я уже по глазам всё вижу.
Мы читали, шумели, смеялись, на кухню заходили или Мария Васильевна, или Елена Николаевна. И, вдруг, однажды, когда они ушли, он с таинственным шёпотом, пригнувшись к моему уху, сообщил:
- Скажу только тебе. Они – самые настоящие ведьмы, я слышу, как по ночам в темноте шуршат их крылья… Они - летают из комнаты в комнату.
Однажды он вспоминал и рассказывал о своём детстве и юности, и о периоде, когда началась война, всё поставившая с ног на голову. А передо мной вставали картины времени, ставшего для него временем духовного и гражданского возмужания.

Он родился 17 августа 1923 года в деревне Ситовичи Порховского района Псковской области.
Дом деда Григория (Гришин пятистенок) стоял на краю деревни рядом с лесом и поэтому лес для маленького Игорька был «закадычным» другом и вторым домом. Таким он для него остался на всю жизнь.
Уже с четырёх лет с ватагой мальчишек, а то и один он бегал через лес на речку Веретеньку ловить решетом или марлей гольцов и пескарей.
На речку Узу бегал за раками, ходил в лес по ягоды и по грибы. Лес притягивал красотой, таинством, «просветами в небо», которые были «что оконца». И свой первый стих Игорь написал под впечатлением от этой лесной благодати уже в пять лет, когда двоюродная сестра Катя выучила его читать.

Вместе с ними на хуторе жила немка, которая была детям и нянька и «мать», поскольку отец и мать были в частых отъездах. Она-то и научила детей немецкому языку. Как потом говорил Игорь: «по-немецки я научился читать и писать раньше, чем по-русски».
Отец Игоря был царский офицер. Он дослужился до штабс-капитана и был любимцем генерала Брусилова, имел четыре Георгиевских креста.
А в восемнадцатом году стал начальником Порховской ЧК.
В четырнадцать лет, получив от отца настоящее ружьё и прекрасного пса – англо-русского выжлеца – Игорь стал заядлым охотником.
По словам Игоря Николаевича, отец его Николай тоже был поэтом, и стихи Игорь стал серьёзно писать не без отцовского влияния уже в 1940 году.
А привязанность к родной земле, любовь к русской деревне навсегда стали его пристрастием и придавали народный колорит стихам его.

Десятилетку Игорь Григорьев закончил в посёлке Плюсса. Ему шёл восемнадцатый год, когда началась Великая Отечественная война. И четыре года ему суждено будет всем своим чутким сердцем поэта впитывать все ужасы военного времени – быть поэтом войны и поэтом-воином.

Два дня и три ночи горело,
Ревело, громило, трясло –
И душу, и бренное тело
Ввергало в погибель и зло.

Мочалило сталь на мочало,
Свивало железо узлом,
Погибель победно кричала:
«С дороги, иначе – на слом!».

Бежали без ружей солдаты,
Как тени, ползли старики…
Куда ты, Россия? Куда ты?
Хоть слово надежды реки!

Все военные стихи Игоря Григорьева – это строки пропахшие порохом, это плач сына над поруганной матерью-Родиной.

И кажется - тучные нивы
Рыдают над каждым: «Проснись!..».
А в сёлах – глухие разрывы
Да толом пропахшая высь.

Проклюнулась жердь у омёта –
Разжилась наивной листвой.
А в поле частят пулемёты,
Свинец, высевая густой.

И полдни черны и косматы,
И горького горше - дымы.
Отчизна, твои ль это хаты?
И, может, не русские мы?

Но постепенно пессимизм и растерянность в стихах переходят в твёрдую уверенность и веру в победу:

А кругом, в ночи-неволе, -
Ворог, проклятый трикраты.
Замерзает наше поле,
Замирают наши хаты.

Но мы слышим, слышим, слышим
Жаркий голос русской вьюги.
Да! Мы дышим, дышим, дышим –
Копим жилистые руки!

1942, Плюсса

Одна из книг Григорьева называется «Красуха». Она посвящена трагедии Псковской деревни. 13 ноября 1943 года её сожгли захватчики. Сожгли вместе с жителями – земляками. Красуха находилась всего в трёх верстах от родного села – Ситовичи. И поэт поминает своих земляков и родичей, преданных огню:

Затолкали в пасть сарая
Триста человек!..
Триста душ, земля сырая,
Приюти навек.

Нет! Ни слова об отряде:
Замер стар и мал.
И ни звука о пощаде
Враг не услыхал.

Заплескалось пламя в крыше,
Взвился страшный чад…
Не слыхал – и не услышит.
Мёртвые молчат.

Только память не забыла
Беспощадных дней:
Это было, было, было
На Руси моей…

Стихи о Красухе полны набатной скорбью, пронизаны глубокой тревогой и болью.
Вспоминая годы оккупации, поэт заклинает: «Бремя-лихо, жуткое время. До предсмертного вздоха своего не перестану думать о тебе! И у последней черты не отрекусь от ненависти к фашистским атрибутам – кровожадности, подлости, холуйству и шкурничеству!».
В автобиографической справке «О себе» Григорьев пишет: «В годы германского нашествия было суждено мне стать руководителем плюсских подпольщиков и возглавить группу разведки во вражеском тылу.
Когда друга моего верного, помощницу по разведке Любу Смурову схватили немцы (случилось это в посёлке Плюсса 11 августа 1943 года), я был отозван партизанским центром в отряд. Брат Лека ушёл со мной… И –
со Дня Победы до сей поры – мне не по себе от мучительной думы:
«Вот они – сыновей и дочерей миллионы многие, и с ними Любовь Смурова и Лев Григорьев, - полегли за Родину, а ты остался в живых!» Но ведь очень даже мог и не остаться. Судьба.
Воевал в разведке Струго-Красненского межрайонного подпольного центра №4 под началом славного сына России Тимофея Егорова и в бригадной разведке Шестой ленинградской партизанской бригады под командованием Виктора Объедкова.
11 февраля 1944 года получил четвёртое, последнее ранение на войне. Было немало госпиталей».

По всему этому Игоря никак не назовёшь баловнем судьбы. Он не раз рисковал жизнью ради Родины. К одному из его достоинств относилась и храбрость.
Об этом красноречиво свидетельствует его незаурядная биография. За отвагу и храбрость он был награждён несколькими боевыми орденами и медалями.
Когда началась Великая Отечественная война, он по заданию подполья начал работать переводчиком в немецкой комендатуре. На самом же деле Игорь Григорьев был разведчиком, добывавшим секретные материалы о передвижении вражеских сил и боевой техники.
Арест его связной Любови Смуровой стал первым сигналом того, что гестапо вышло на их след и скоро доберётся и до него. Его не арестовывали только потому, что ему некуда было бежать.
Комендатура, в которой он служил, находилась в местечке, окружённом с одной стороны заградительными отрядами, а с другой – болотами и минными полями.
Однажды ночью Игорь Николаевич, вместе с братом, помолившись, пошёл через минные поля, протянувшиеся более чем на двести метров. Они спаслись чудом.
Уже после того, как Игорь Николаевич вернулся к партизанам, он не раз участвовал в диверсионных операциях, пуская под откос немецкие эшелоны с техникой, был зачислен в разведчики.
А поскольку не раз был тяжело ранен, контужен, то в двадцать с небольшим лет окончил войну инвалидом: одно лёгкое у него было прострелено и болело. Образовался очаг склонный к образованию туберкулёза, а операцию делать было опасно, ослабевший организм мог просто не выдержать. Из-за чего вчерашний разведчик вынужден был постоянно пользоваться ингалятором, потому что не мог подняться без этого даже на второй этаж.
Но даже эта беда не сломила мужественного человека. Он не желал быть просто инвалидом войны и почивать на заслуженных лаврах. Он живёт памятью о войне и продолжает отыскивать своё слово в поэзии:

Всё помню: немую работу разведки,
Полёгших безусых солдат…
Под сердцем моим пулевые отметки
Доныне к погоде горят.

И удивительное дело – война, которая должна была огрубить, ожесточить юное сердце поэта не смогла сделать этого. В его стихах мы находим восторг, великое благодарение судьбе за возможность жить и иметь собственный Голос:

Я согласен, согласен, согласен
Побрататься с тревогой любой,
Лишь бы не был мой голос безгласен!
Только б, жизнь, не разладить с тобой!
Чтобы петь на неистовом свете,
Разумея: бессменна страда.
Только б русскую душу на ветер
Не пустить – ни про что – в никуда!

Эти строчки из стихотворения «Боль» посвящены первой жене Игоря Николаевича - Александре Агафоновой - первой Прекрасной Даме – сестре милосердия. Именно она в 1944 году спасла и выходила в ленинградском госпитале раненного поэта. Потом привела в свой дом, познакомила со своими близкими. Она в течение многих лет с материнским терпением заботилась, врачевала бунтарский дух «лихого партизана». И укрепляла человеческое достоинство, любовь и веру.
Муж её, адмирал Балтфлота, погиб в блокаду. Сама она была дочерью Петроградского генерал-губернатора. В их удивительном доме бывали Сергей Есенин, Игорь Северянин.
Второй Прекрасной Дамой Игоря Николаевича была профессор Антонина Александровна Вильгельминина. Они встретились в ленинградском университете. В блокаду она спасла университетскую библиотеку. Позже муж её эмигрировал, за что её исключили из профессоров. Этим Прекрасным Дамам Игорь Николаевич посвятил стихи, которые вошли в книгу «Кого люблю».

В послевоенное гражданское время Игорь Николаевич перепробовал массу профессий в основном для того, чтобы прокормить семью. Его
по-прежнему притягивает природа, и он работает егерем, промышляет охотой и рыбалкой в костромских лесах. Он занимается фотографией на Вологодчине; участвует в геологической экспедиции по Прибайкалью; позирует в художественной студии; работает грузчиком и строителем в Ленинграде…
Будучи инвалидом, он не гнушается тяжёлой работы и в результате она спровоцировала выпадение диска в позвоночнике. Вот что напишет об этом времени его друг Лев Маляков: «С адскими болями он лежал в постели и все равно писал. Тайком от его жены я приносил «маленькую», чтобы приглушить боль. Помогало, но ненадолго. Как инвалида войны Игоря положили в Военно-медицинскую академию. Сделали операцию, но неудачно. Через несколько лет операцию пришлось повторить. К перемене погоды донимали сильные боли. Приходилось спасаться наркотическими снадобьями, которые ему выписывали врачи. Когда наркотиков не было, переходил на водку. Потом мучительно выходил из болезни, в рот не брал по нескольку лет. Помогали выйти из «транса», как называл он своё состояние, всё те же стихи. Поэзия была его звездой».

В 1949 году осенью, как говорил Игорь Николаевич, «с третьего захода» он поступил на русское отделение филологического факультета Ленинградского университета, которое закончил в 1954-м.
И всё же полное исцеление от физических и житейских недугов поэт находит на земле:

Я сам земле поклоны бью, -
Без этого нельзя за плугом, -
И песню-борозду пою,
И не таю души пред лугом.

Он врачует себя простой сельской работой:

Ты её не мори
Душеньку,
Дай выпесниться:
Отпусти в косари
Пусть в прокосы выплеснется!

Григорьев, всё больше начинает говорить на «языке отцов и дедов», увеличивает богатство своего поэтического словаря, становится настоящим русским художником Слова. Русская земля - простор и дорога – вот его учителя:

Небо немо и ширОко,
Ветру зябкости не жаль…
Приюти меня, дорога,
Вразуми, зараспечаль.

Его первые стихи опубликовала газета «Псковская правда» в 1956 году.
Это были три лирических стихотворения. «И это было, как первый поцелуй с любимой!» - вспоминал потом Игорь Николаевич.
А с первым сборником стихов – считает Григорьев – ему крупно повезло. Неожиданно для него самого на его творческом пути повстречался замечательный и светлый человек, редактор Татьяна Владимировна Боголепова. Благодаря ей первая книжка «Родимые дали» увидела свет в Лениздате в 1960 году.

В Ленинграде той поры Григорьев жил неподалеку от Варшавского вокзала на ул. Егорова в коммуналке, в девятиметровой комнате. Перевез к себе парализованого отца и двух сестренок. Как заядлый охотник, он не мог обходиться без собак. У него были гончие Арфа и Полаз. Перенаселение не мешало нищему студенту привечать друзей.
Вечерами здесь было шумно, дымно и весело. Завсегдатаем вечеринок был их общий друг, торпедник, Виталий Умецкий, поэт и прозаик, погибший в автокатастрофе, известный прозаик и ученый Федор Абрамов, поэт, доктор филологических наук Владислав Шошин, журналист Владимир Боболин, писатель Глеб Горышин, пскович-земляк Александр Решетов.
Однако в любой компании Игорь всегда был большим мастером оказываться в центре внимания благодаря его невероятному обаянию.

Добрая душа поэта в дружбе не знала границ. Он был на равных с мастером Савелием, жившим на Карельском перешейке, и с художником Ильей Глазуновым, портрет работы которого висел у него в кабинете. Этот портрет очень точно отражал характер и внутренний мир Григорьева, но самому поэту он почему-то не нравился.
Григорьев мог отдать весь только что полученный гонорар нищему, пригласить на ночлег незнакомого человека. Это был человек необыкновенный в любых проявлениях, обладал огромной притягательной силой, сам того не подозревая, влиял на свое окружение самым благоприятным образом. И не только в смысле поэзии.

О Фёдоре Абрамове он мог говорить с наслаждением, потому что горячо любил его, и настоящая дружба связывала их родственные души.
Они познакомились в 1953 году, когда Фёдор Александрович был руководителем его дипломной работы. На очередной консультации, после прочтения черновика диплома Григорьева, Абрамов сухо сказал:
- Худо дело, батенька. Литературоведа из тебя не получится. И чего тебе делать, не знаю.
- А я и не собираюсь отнимать у вас литературоведческий хлеб. Мусолить чужие фолианты – не мой удел, - взъерошился обидевшийся Игорь, - пусть лучше «разбирают» меня.
И, чтобы успокоить ученика, Абрамов пригласил его к себе домой. Его большая комната находилась здесь же во дворе университета. Он стал читать начальные главы своего первого романа. Свои ощущения от прочитанного Игорь Николаевич выложил потом в своих мемуарах:
«И, хотя я был никудышным литературоведом, понял, что значит роман Абрамова «Братья и сёстры». Он был, по мощи голоса, первым в решении темы деревни и селянина, то есть родины. Его глубь проникновения в психологию русского человека, его слегка затяжелённый покаянный юмор, его живой искристый русский язык, его нещадная правдивость – всё было значительно и незабываемо. За долголетнее наше знакомство Фёдор Абрамов прочитал мне, возможно одному из первых, немало своих произведений: «Поездка в прошлое», «Жила-была Сёмужка», «Вокруг да около», «Безотцовщина», «Пролетали лебеди», «Медвежья охота». А один рассказ «Однажды осенью» - даже создавался на моих глазах».

А было это в 1961 году в конце октября. Они отправились гонять зайцев к хуторам Гречухина, разбросанным по берегу озера Киимаярве, где жила кума Игоря Николаевича Полина Саввина. Путь был нелёгкий, но вокруг были живописные картины осенней природы: поля, леса, пригорки, перелески – и это вдохновляло и радовало, вселяло и укрепляло силы…
До Гречухина от станции Громово было километров восемнадцать, и они с большущими рюкзаками, ружьями, смычком гончих – Идолом и Арфой – по расквашенной и разгромленной нашей техникой дороге (вдвоём на двух ногах: и у Фёдора Абрамова нога, и у Игоря Григорьева были стреляны в войну) добрались до пристанища лишь к вечеру.
Когда подошли к дому кумы, оказалось, что дом на замке: она ещё не вернулась с работы. На крыльце перед запертой дверью, сиротливо и одиноко сидел посиневший от холода малыш.
- Ты кто такой? – спросил Фёдор Абрамов ребятёнка.
- Шурин сын.
- А почему не греешься у себя на печке, а зябнешь тут?
- Так, в избе один боюсь, там – мыши!
- А где твоя мамка?
- Где, где… Загулявши она на стороне. Вот и жду тётю Полю, - сказал и захлюпал носом, и заплакал тихо, покорно.
Игорь знал, где хозяйка таит ключи. И вот они - все трое – вошли в большую, жарко натопленную кухню. Вскоре и Полина Захаровна с дочкой вернулись домой. А за ними и Шура пожаловала:
- Завернула за сыном вот, – скороговоркой пропела она.
Накрыли стол. Пригласили и Шуру. Часом позже нагрянули и ухажёры-механизаторы. Заиграла гармонь… Зазвучали русские песни и дом наполнился какой-то удивительно тёплой радостью и гармонией от которых русской душе было покойно и празднично…
Уже за полночь, укладываясь в постель, Григорьев предложил:
- Давай напишем по рассказу, обо всём сегодняшнем. Любопытно, что у нас из этого получится?
- Идёт!

Через неделю Фёдор Абрамов читал Григорьеву свой замечательный рассказ «Однажды осенью». Вот что написал в своих воспоминаниях об этом Игорь Николаевич:
«И я был глубоко взволнован зоркостью и проницательностью писателя, его умением отобрать самое-самое в ворохе фактов и деталей, его способностью возвысить обыденную прозу жизни до сверкающей поэтической высоты. Слава Богу, что я тогда был занят стихами и не набил себе шишек на прозе!
Вообще-то Фёдор Александрович удивлял меня нередко. Как-то мы коротали с ним ночь у костра. Почти три часа подряд он пел частушки, одну забористее другой, не повторившись ни разу. Он пропел их не меньше сотни.

Вокруг и около Абрамова вращалось и мельтешило немало литературного и окололитературного люда, который курил ему фимиам. Но Абрамов ко всему этому был более чем равнодушен.
А сегодня никто не ставит под сомнение отзывы о нём крупнейших английских и американских издательств: «лучший современный писатель земли», «самый значительный прозаик наших дней», «лучший писатель-деревенщик» и т. д.
Наши добрые отношения вряд ли можно измерить какими-то словами, но, видит Бог, я любил этого человека».

Через судьбу русской северной деревни Фёдор Абрамов показал многострадальную судьбу всей России. Через судьбу своих земляков он показал жизнь и судьбу всего российского крестьянства. Он высоко ценил роль русской женщины-труженицы-воина во время Отечественной войны. В романе «Братья и сёстры» он прямо говорит о «Великом подвиге русской бабы открывшей в 1941 году второй фронт, быть может, не менее тяжкий, чем фронт русского мужика». Таким образом, он утверждал, что войну в России выиграла русская баба. Надо сказать, что эта мысль долгое время не давала покоя и мне. И вот однажды она реализовалась в стихотворение, которое я принёс показать Игорю Григорьеву:

Русская баба

Великую Отечественную войну в России
выиграла русская баба.
Фёдор Абрамов

Не жалеют русской бабы
И она, как лошадь, прёт
Через кочки да ухабы,
Сколько может, столь везёт.

В зной ли в холод леденящий,
В молотьбу, в косьбу, в жнивьё,
Чем сильнее баба тащит –
Больше валят на неё.

Был, наверно, прав Абрамов –
Мужику не будь в вину -
В том, что выиграла баба,
Баба русская войну.

Как и раньше, так и ноне
Всю страну на божий суд,
Как породистые кони
Бабы русские несут.

Прочитав стихотворение, Игорь набросился на меня с криками, с воплями. Он не то обнимал, не то бил меня по плечам. Звал Елену Морозкину: «Лена, Лена! Иди сюда, скорее. Ты посмотри, что он написал!»
Когда Елена Николаевна прибежала из своей комнаты к нам на кухню, он весь красный от возбуждения снова прочитал всё стихотворение и потом с каким-то искренним сожалением и горечью произнёс:
- Это стихотворение я должен был написать! Ведь я, как никто, знал жизнь русской бабы, её военную судьбу…
- Да, ладно, Игорь Николаевич, у вас есть прекрасные стихи о женщинах: Фотинья, Анна, Люба Смурова…
- Нет, старик, этот стих у тебя – высший пилотаж. Ужо, покажем Малякову, у него таких, - тоже не найдётся: просто, ёмко, образно… Молодец!

Вторая книга Игоря Григорьева «Зори да вёрсты» вышла в 1962 году. Потом были книги: «Листобой» 1962, «Сердце и меч» 1965, «Горькие яблоки» 1966. Росла известность поэта в литературной среде – налицо был его яркий прорывающийся сквозь рутинные издания самобытный и звонкий голос. Однако критика старалась его, как бы ни замечать, а порой и пощипывала за «смелость употребления народных диалектов».

Вот что написал о Григорьеве критик Аркадий Эльяшевич (Поэты, стиль, поэзия. Лениздат, 1966, с. 290): «Жизнь не баловала И. Григорьева. Его поэтическая судьба сложилась необычно. Выступив перед читателями с первыми стихотворными сборниками уже в зрелые годы, он и сегодня остаётся пасынком критики. А между тем оригинальность творческого голоса поэта не подлежит сомнению. Взять хотя бы богатство его поэтического словаря. И. Григорьев гордится тем, что пишет на «языке отцов и дедов». Однако в употреблении старинных слов и слов псковского диалекта у него нет нарочитости, и, может быть, поэтому лексика его произведений не оставляет впечатления архаичности или стилизации. Читая стихи Игоря Григорьева, думаешь об удивительном совпадении языковых средств с поэтической темой».

Но даже и по прошествии более двух десятков лет, когда творческий багаж Игоря Григорьева достиг более двух десятков книг, официальная критика так и не обласкала поэта. Как будто этих замечательных изданий и не было. Ни в центральной, ни в местной прессе, об этих изданиях не было ни слова. Это замалчивание, отчуждение творчества поэта вряд ли было случайным явлением.
Как пишет доктор филологии Владислав Шошин: «Муза Игоря Григорьева никогда не прислуживала власть имущим, ни «левым», ни «правым», но верой и правдой служила Совести и России. К тому же поэт всегда имеет собственное мнение, которое выражает своим, да ещё и далеко не робким голосом. О таком авторе самое надёжное – «не шуметь».

Ещё одной Прекрасной Дамой в жизни Игоря Григорьева была Светлана Молева. Это была любовь с первого взгляда уже зрелого поэта и начинающей только ещё распускаться, как цветок, юной поэтической души, трепетной и нежной. Поэзия, хоть и ненадолго, связала эти два пылких любящих сердца, стала их смыслом, их воздухом. Для Светланы этот союз безусловно стал взлётом её собственного поэтического голоса и первую её книжку Игорь Николаевич помог ей выпустить, как учитель и наставник. Потом, уже после смерти Игоря, Светлана Молева вспоминала:
«Он много лет назад сам учил меня знать цену слову:
«В строке не может быть проходных, случайных, необязательных слов. Ты должна забивать их туго, как патроны в обойму...».
Что ж, видно, уроки не прошли совсем даром.
Многие из нас стали ему только краткими попутчиками на этом его стремительном пути, требующем постоянного душевного напряжения и полной отдачи. Взлеты и падения - конечно, литературный штамп. Но я вижу его, летящего по Октябрьскому проспекту, безоглядно выкрикивающего стихи, и себя, деревенскую школьницу, стыдливо, но изо всех сил выбивающуюся - рядом. Стыдливо потому, что встречные пересмеиваются и, как горох, рассыпаются по сторонам. Таким был день нашей первой встречи».
Припоминая о своей совместной жизни с Игорем Николаевичем, она писала:
«Крученый, верченый» (как он подсмеивался сам), всем неудобный, но столь представительный, что друзья и враги плотно обстояли его, он время от времени прорывался и уходил, оставляя всех.
И сколь бы теперь не вспоминали и не писали о нем, нам и всем миром не собрать малой доли стремительного, яркого, разрываемого противоречиями образа. Скорее всего, не удастся даже последовательно выстроить биографию, разбросанную по всей стране, и на долю его биографов, когда Россия поднимется и достанет у нее досуга вспомнить своих сыновей, выпадет нелегкий труд.
Одна из последних поэтических книг Игоря Григорьева биографична и называется «Крутая дорога». Как ее редактор, я, безусловно, и сразу согласилась с этим названием. Вот она передо мной. И думается теперь: на свое неслабое мужское плечо примерял он эту дорогу.
Не крутая она - жестокая.
Да, жестокая дорога поэзии стремительно пронесла его мимо нас. Многие шарахались в стороны, называя его шутом и кривлякой.
Он не оглядывался.
Другие уязвляли больно, навешивая ярлык графомана»

Эти другие были критиками – поверхностными и недальновидными, пытавшимися обвинить в употреблении чуждых слов и оборотов. На что Светлана Молева резко и твёрдо отвечала:
«Ему претили не русские слова и чувства. Таким мощным, неподдельным, генетически чутким было его ощущение родного слова - слова всеобъемлющего, оплодотворившего весь мир.
Но, конечно, строку не всегда удавалось зарядить, как обойму. И попутчики часто попадались не из тех, с кем можно было идти в разведку (а он именно с этой меркой подходил к людям). И падения бывали такие жестокие, что еще не приспело время поминать о них. Да не приспеет никогда.
Но именно в один из таких, кажется, безвыходных моментов судьбы, написаны эти летние, чистые, хрестоматийные строки:

Покойны жёлтые озёра,
Спокойны синие пески:
Они как старость без укора,
Они как юность без тоски…»

Игоря Григорьева и Льва Малякова связывала большая и старая дружба длиною в 53 года. Они знали друг друга ещё со времён войны. Воспоминания об этом Лев Иванович оставил в статье «Уйдя, он остался с нами» (Псковская правда, 14 октября, 1998 года).
«Свела нас партизанская тропа в суровом 1943 году. Псковщина горела в пожарище войны, горела в буквальном смысле этого слова. Фашисты, отступая, сжигали все подряд - города, села, деревни, даже одиночные сенные сараи, чтобы лишить партизан пристанища.
Меня с Игорем Григорьевым послали в Псков за секретными документами. Об этом эпизоде у меня рассказано в романе «Страдальцы» и в книге «Контрразведка», поэтому не буду повторяться.
Лишь отмечу: я с ним тогда встретился впервые, и он тогда произвел на меня неизгладимое впечатление, примерно таким же оно оставалось на все годы нашей дружбы. Он был энергичен, говорлив, порывист и непредсказуем. Пока мы шли до Пскова, он прочитал мне массу стихов, в том числе и своих, написанных во время оккупации, и заразил «вирусом» поэзии, правда, этот вирус лёг на готовую почву.
До сих пор во мне звучат его набатные строки:

Обозы, обозы, обозы
Такое, как в дни старины.
Искромсаны в щепки березы
Нещадной секирой войны...

Слова, как пули, пробивали меня насквозь, вонзались в сердце, приводили в восторг. С ними легче шагалось. Игорь читал стихи с напором, в его исполнении каждое слово гудело колоколом. Тогда меня поразил не столько смысл, потому что война была рядом, мы нагляделись на нее, сколько чувство, вызванное всеобщей бедой».

После войны они вместе учились в ленинградском университете.
Но после окончания Маляков приехал в Псков, а Григорьев остался в Ленинграде. В то время в Пскове не было писательской организации, а было созданное в 1956 году областное литературное объединение, которое возглавлял молодой журналист Лев Маляков.
В области также не было издательства. Книги и брошюры издавались под «крышей» областной газеты. Руководство области понимало, что для активизации творчества в области необходима писательская организация.
Первый секретарь областного комитета КПСС И.С.Густов поручил Льву Ивановичу пригласить на жительство в Псков члена Союза писателей Игоря Григорьева. Маляков выполнил это поручение. Игорь Григорьев из Ленинграда переехал в Псков, и стал первым секретарем псковской писательской организации, которая была создана в 1967 году.
Прожив в Ленинграде четверть века, где у него были известность и приличные средства к безбедному существованию, он с радостью вернулся на родную Псковщину, на берега Великой и Псковы:

Мне не в Невском жаться скопище,
Не локтями ближних пхать –
У реки, низины топящей,
Песней зори колыхать.

По-разному отреагировал Псков на возвращение своего сына-земляка. Друзья встретили с радостью, недоброжелатели с усмешкой и затаённой враждебностью. Одни считали его чудаком, другие упрекали: «С жиру бесится!», третьи предсказывали: «Пофасонит и обратно укатит!».
Свои же «товарищи по перу» упрекали в нарушении законов «соцреализма».
Ему припомнили работу в немецкой комендатуре во время войны.
Его шантажировали, пугали, писали на него доносы и поклёпы - «стучали куда следует».
И к тому же «персека» И. С. Густова перевели работать в Москву, а «новая метла» не хотела терпеть выходки строптивого и странного поэта Григорьева.

Нужно отметить с каким трудом книги Гигорьева пробивались на свет: их зарубали, гнобили, подвергали сомнению их поэтическое начало, но они выживали, поднимались и в конце-концов выходили чистыми к своему читателю. Как пример Владислав Шошин приводит издание книги «Русский урок», в предисловии, к которой, он пишет: «Нельзя не остановиться на мытарствах, выпавших на долю этой книги. Первоначально рукопись была предложена издательству «Советский писатель» в 1979 году. На неё написано шесть (!) рецензий. И наконец – 15 января 1988 года – редакторское заключение: «Игорь Григорьев предстаёт в новой книге сильным, оригинально мыслящим поэтом. В своё время он получил от двух рецензентов самую настоящую отповедь за якобы неразборчивое использование местного диалекта и т. д. Должна сказать, что поэтический язык И. Григорьева привлекает яркостью, образностью, знанием языка народного… Предлагаю рукопись И. Григорьева в план выпуска 1990 года.
Потом план выпуска отсрочили на 1991 год. Теперь издание рукописи Игоря Григорьева перенесли уже на 1992 год. Но долготерпение автора тоже не могло длиться вечно… Такова предыстория рождения этой книги. Грустная история – самоуправство чиновников от поэзии»

А между тем Григорьев стал настоящим мастером. Об этом сами за себя говорят его эпические полотна – поэмы
«Зажги надежду», «Колокола», «Стезя», «Плач по Красухе», «Обитель», «Двести первая верста», «Вьюга»… Внутреннее содержание поэм основано на понятиях: Правда, Совесть, Любовь. Как в поэмах, так и в лирических стихах главный стержень – любовь к Родине, Псковщине, к судьбе простого народа:

Горемаятная родина,
Горемаятные мы:
На пустых холмах – болотина,
На болотине – холмы.

Или вера сгила начисто?
Или верится до дна?..
Даже пляшется, как плачется:
Плач – под пляску, мать родна!

Да когда же нам наплачется
Во пиру судьбы-тюрьмы?
Неужели не отважиться,
Встав, напомнить: кто есть мы?

Он оставался, по-прежнему независим, а значит не всем «удобен». И, в конце концов, его просто отпихнули, обошли и замолчали. На что Григорьев отреагировал внешне спокойно:

Я, родина, тебе не надоем
Ни шумом, ни докучною любовью.
Не знай меня, свети пока любому.
Я подожду. Тебе не надоем.

Но это – только внешне. Что пришлось пережить на самом деле – одному Богу известно. Даже в войну Григорьеву не пришлось встретиться с подобным предательством:

Мои собратья по перу
Не поделили «псковской славы»,
И я, доколе не умру,
Не позабуду той отравы.
Нет, не с цианом порошки
В стакане водки. Проучили
Меня надёжней корешки –
В глазах России обмочили.
Вот это было так беда,
Не просто жизни оплеуха:
Не с ног сшибала – я тогда
Лишь чудом не свалился с духа.

Игорю Николаевичу пришлось уйти с должности секретаря псковской писательской организации, которую он создал. Как вспоминал Лев Маляков:
«Но он и не держался за это тогда «хлебное» место, заболев, оставил секретарство.
К этому времени относится травля, которой подвергся Игорь Григорьев со стороны некоторых псковских писателей. Ему пытались приклеить ярлык предателя родины, фашистского пособника. Лишь благодаря работникам КГБ, которые располагали документальными данными о подпольной деятельности Игоря Григорьева в оккупированной фашистами Плюссе, позорное пятно было снято. Тогда деятели местного масштаба стали обвинять поэта в неуживчивом характере.
Наверное, эта «неуживчивость» притягивала, как магнитом, к нему творческую молодежь. Его квартира на Рижском проспекте превратилась в поэтическую мастерскую. В ней читали стихи, готовили рукописи к печати, обсуждали новые книги».
В его доме, на Рижском проспекте, 57, не раз были желанными гостями Фёдор Абрамов (его университетский друг и товарищ по рыбалке), Валентин Распутин, Виктор Астафьев, Василий Белов, Михаил Дудин, Ираклий Андроников, Юрий Бондарев, Семён Гейченко, Глеб Горбовский…
Я, как-то сказал, что обожаю Горбовского. Григорьев тут же отреагировал:
- Возьми, напиши ему, пошли свой сборник. Я адрес дам, но ты не говори, что я дал. Ещё обидится. Я знаю он очень занятый человек.

С Александром Гусевым у Игоря Николаевича были поистине братские отношения. Они не иначе, как «брат» друг друга не называли.
Однажды Саша поведал такую историю:
- Когда у меня случилась беда, сгорел дом, и я остался без угла, я жил в его квартире на улице Гражданской 8 лет.
- А почему сгорел дом?
- Это какая-то фантасмагория. Я и сам толком не могу понять. Дом сгорел 23 июля 1976 года, а перед этим было два предупреждения с интервалом в один год: 23 июля 1974 и 23 июля 1975. Оба раза я попадал под машину и потом в больницу. А в доме, видимо, должен был сгореть…. Тут мне Григорьев и помог, приютил. Для меня он - образец человеческого бескорыстия. Характер у него непростой, не все его понимают, но о людях творческих, о поэтах - по общим меркам не судят. А он настоящий поэт, и
какой!

Здесь я хочу сделать небольшое отступление и сказать несколько слов о сыне Игоря Григорьева Григории Игоревиче.
Григорий Игоревич врач-психиатр и нарколог, вице-президент Международного института резервных возможностей человека, имел в Пскове его филиал и каждую субботу, и воскресенье приезжал в Псков из Санкт-Петербурга для проведения сеансов лечения. Лечил он от алкоголизма методом церковного зарока, и надо сказать его сеансы пользовались огромным успехом. Григорий сам писал прозу и к этому времени у него были изданы две книги. Александр Гусев работал у него, а Григорий Григорьев был внимателен к своему подопечному, всячески помогая.
В прошлом Григорий Игоревич служил врачом на подводной лодке. Хочу отметить его пристальное отношение к творчеству своего отца, которое он выразил в письме, написанном ещё во время службы «с края света, с беспредельных берегов земли Русской»:
«Чем дольше я живу, тем глубже начинаю понимать его стихи. Я их часто перечитываю, многие из них для меня, как молитва. В них истинная боль и крик вещей русской души! Кто из нынешних поэтов постиг в такой глубине истоки Русской земли? В его стихах сплав времён, их неразрывное единство. Повторяю, стихи его, как молитвы и сами собой входят в память. Теперь я знаю: отец прежде других, в одиночку, начал тот бой за наше будущее, о котором мы узнали лишь сейчас. Его пронзительные строки будят уснувшие сердца не в пример всевозможным усыпляющим бравурным маршам. То, что я написал, – это моё глубокое убеждение».
Такое всецелое понимание творчества отца, говорит не только о сыновней любви, но также и о ясном, незамутнённом взгляде на всю его поэзию.

Однажды Григорий Григорьев, привёз из Питера мебель. Мебели было много – целый рефрижератор. Это были в основном книжные и платяные шкафы и раскладная кровать для Игоря Николаевича, и ещё для Саши Гусева – книжные шкафы и полки, кухонный шкаф, голубая керамическая плитка для кухни. Всё в разобранном и упакованном виде.
И началась мебельная эпопея.

Сначала мы с Сашей разобрали и вынесли старые встроенные шкафы в прихожей квартиры Григорьева. Убрали и очистили помещение. Вынесли старую кровать Марии Васильевны и взамен собрали и поставили новую – раскладывающуюся. А на место удалённых встроенных шкафов собрали и поставили четыре платяных. Затем собрали и поставили ему пару книжных шкафов. Больше ничего не помещалось, и Григорьев щедрой рукой подарил один книжный шкаф мне – за работу, и один Льву Малякову – просто так.
Всё оставшееся велел везти Саше Гусеву.
Игорю Николаевичу доставляло огромную радость не брать, а давать что-то людям. Он очень любил делать своим друзьям подарки. И попробуй, откажись – обидится и даже перестанет разговаривать!

Александр Гусев был настоящим прирождённым редактором, таким, который понимал, что главное – не нарушить индивидуальность автора.
И я бесконечно благодарен судьбе за то, что мою первую книжку «Иду на ваши голоса» редактировал Александр Гусев.
Редактировал после составления и редактирования Игорем Григорьевым.

А получилось вот что.
Игорь Григорьев меня торопил с изданием первой книжки, и, видя, что я «не шевелюсь», сам взялся за составление. Сел за машинку, потребовав у меня всё, что есть из написанного и за неделю приготовил рукопись на два авторских листа (1400 строк).
Когда мы с Гусевым стали читать эту рукопись, стало понятно, что от меня там осталась половина. Остальное – чисто Григорьев.
И произошло это оттого, что поэтический язык самого Григорьева был настолько ярким, народным и самобытным, что стоило ему добавить в мой стих хотя бы одно слово или рифму (грубо говоря) типа «звень – голубень», и Мухиным уже не пахло.
- Да-а, так дело не пойдёт - сказал Саша – надо всё переделывать.
- А как же Григорьев? Ведь он страшно обидится.
- Григорьева я беру на себя, ты не вмешивайся. Рукопись я тоже беру на себя, отредактирую, не волнуйся.
После случившегося Григорьев года полтора не разговаривал с Сашей.

Мать Игоря Григорьева – Мария Васильевна - была энергичная весёлая старушка, сильно похожая на мою бабу Дуню. Она была светлой, даже какой-то, солнечной, всегда приветливой, улыбающейся и разговорчивой. Она никогда не отказывалась от приглашения съездить ко мне на дачу и нарвать к обеду какой-либо зелени.
На даче она чувствовала себя, как дома, в «своей тарелке». Всё знала, обо всём судила, давала советы, а зелень рвала с «куста», пробовала, отправляя её в рот немытой. Когда ей говорили, что надо бы помыть, отвечала:
- Ерунда, в деревне грязи нет.
После одной из первых таких поездок Игорь Григорьев просто сиял и исходил комплиментами, и благодарностями за «витаминное чудо».
Однако подняв палец вверх, и показав на зелёную травку, (это была веточка кинзы или кориандра) громко и резко, почти прокричал:
- Но чтобы вот эту гадость, ты больше никогда мне не давал!
Я чуть было не задохнулся!
Я потом прочитал, что название кориандр происходит от греческого «клоп», так как в незрелом состоянии растение издаёт резкий запах клопа. Тем не менее, к моменту созревания зелень почти не содержит неприятного запаха, а приобретает приятные вкусовые качества.
Я оправдывался, как мог, говорил, что Мария Васильевна всегда рвёт сама всё что захочет, и я не могу ей это запретить. Тем более нам с женой ничего этого не жалко, а ты уж, Игорь Николаевич, смотри сам – что ешь.
Я относился к нему с пониманием, потому что и сам не переносил удушливого аромата этой сильной пряности, особенно, если случалось невзначай разжевать её веточку. И я совсем не понимал тех людей, которым этот аромат даже очень нравился.
- Вот, когда я буду грузином, будешь возить мне эту гадость. А пока – не надо. Очень тебя прошу. Мама, слышишь! Не рви её больше…
- Да, хорошо, хорошо, поняла, больше не буду её рвать.
- Всё остальное рви, а её – не надо - говорил Игорь Николаевич и как обиженный ребёнок морщил лицо, как будто опять невзначай ему пришлось разжевать эту злополучную травку.

*****
Елена Николаевна Морозкина была последней верной его Прекрасной Дамой. Кандидат искусствоведения, защитник исторических и культурных святынь Пскова. Она писатель-публицист – автор книги о Пскове «Щит и зодчий». Она поэт – автор книг «По Руси», «Распутица», «Осенняя песня».
К моменту знакомства Григорьева с Морозкиной они фактически были оба одиноких человека.
Морозкина задела за живое тем, что своей напористостью и желанием возродить прекрасные исторические памятники – Крыпецкий и Мальский монастыри – она врывалась даже в кабинет секретаря обкома и стучала своим маленьким кулачком по столу и добивалась своего. Спасала исторические ценности, и этим «потрясла» Григорьева, любившего всё русское, отечественное. Годы их совместной жизни были годами гармонического согласия и творческого настроя. И всё это время Музы не покидали их гостеприимного дома. Григорьев посвятил Морозкиной балладу «Именины», где написал:

Было поздно или рано:
Лес и озеро затихли
Или, может, не проснулись,
Нежась в ласке голубой.
Ни ветринки, ни тумана,
А и есть они, до них ли?
Мы нашлись, к себе вернулись –
Ты да я, да мы с тобой.

И в этих словах заключен ключ к пониманию того, что оба они не только нашли друг друга, но и каждый нашёл себя самого – свой особенный творческий голос. С приходом Елены Морозкиной в жизни Игоря Григорьева возродились понятия домашний очаг и домашний уют. Его быт, его духовная и творческая жизнь вошли в устойчивое русло. И до конца своих дней он уже не ощущал того одиночества, которое было раньше.

Сейчас мне хочется обратиться к воспоминаниям Елены Морозкиной, которые были опубликованы в «Псковской правде» 28 октября 1998 года, где она даёт яркое описание жизни и творчества Игоря Григорьева:
«Игорь Григорьев - уникум, поэт Божьей милостью. Это, прежде всего и на все времена.
Стихи его останутся жить с нами, а в них - его душа.
И вместе с тем Игорь - подпольщик (а было ему 18 лет!).
Игорь – партизан.
А после войны Игорь - охотник, Игорь - каменщик, Игорь - фотограф (в том числе - участник археологической экспедиции в Забайкалье), Игорь - студент литфака Ленинградского государственного университета, который он окончил. (А чтобы заработать, позировал в Академии художеств - недаром он был красив).
Игорь - создатель Псковской писательской организации и ее руководитель в течение многих лет.
Игорь Григорьев - яркая личность и яркий поэт. Глубинный талант, глубинно-чистая душа, предельно искренняя, неспособная лгать. Предельно (или даже запредельно) самоотверженная.
Даже незнакомому, нуждающемуся человеку он мог отдать последнее. Вспоминается такой эпизод. Женщина, лишившаяся рук, строила для себя дом, но ей не хватило денег на кровлю. Она попросила о помощи через газету. Игорь получил пенсию и послал ей деньги. Кровлю возвели, но ее сорвало вихрем. Он послал ей еще. В прошлом году эта женщина, выступая по радио, сказала, что Игорь помог ей «из своих сбережений».
Никаких сбережений у него не было. Он отдавал последнее.
Любовь к Родине была для него главным в жизни, а стихи - его сутью.
Подпольщик, партизан, он был весь изранен, изрезан хирургами. Больницы. Больницы. Больницы...
А острые реакции его, которые порой прорывались, шли от болезней и от мировосприятия, свойственного поэтам.

До конца дней ему приходили письма с обращением «товарищ- командир!». Он был инвалидом II группы Великой Отечественной войны.
Без родной природы Игорь Григорьев не мог. Он знал ее таинства, подобные чудесам. Он был страстный рыболов, это было для него слиянием с природой. Он всегда был готов помочь братьям нашим меньшим».

С Валентином Краснопевцевым у Игоря Григорьева были очень тёплые, дружеские отношения. Они вместе учились в Ленинградском университете, но тогда их знакомство не состоялось, потому, что слишком большое было меж ними расстояние – целых два курса.
Познакомились они в Пскове, куда Игорь частенько приезжал. И однажды судьба сделала их соседями по Гражданской улице. Их дома стояли буквально через двор, и они очень часто ходили, друг к другу в гости. Игорь уже был известным поэтом. Валентин, хоть и начал писать стихи очень
рано – в одиннадцать лет - но держал их под спудом. А вот именно Игорь Григорьев возродил в нём, заброшенный было интерес к поэзии:

Я в твой цех поступил подмастерьем,
Дорогой мой учитель и брат,
Нелегко отворяются двери,
А потом не пускают назад.

Они были родственными натурами не только по творческим установкам, но также и по отношению ко многим принципиальным жизненным проблемам. Общими были, в частности, боль и печаль, связанные с раздором в тогдашней писательской организации, финалом которого явился выход из неё группы её членов и создание Объединения псковских писателей, к которому принадлежал и он, Краснопевцев.
Валентин Павлович был филолог по образованию, журналист по
профессии, писатель по призванию и просто энциклопедически образованный человек с блестящими знаниями русского языка. А в Объединении псковских писателей он был незаменимым редактором и корректором всех выходящих в свет произведений и книг.
Игорь Николаевич все свои последние сборники отдавал корректировать Краснопевцеву.

Иногда у Игоря Николаевича появлялось неуёмное желание цитировать чужие стихи. Меня удивляло то, что в свои преклонные годы он мог свободно по памяти читать стихи Пушкина, Лермонтова, Ахматовой, Пастернака, Рубцова, Гете (на немецком языке) и многих других поэтов. И
всё-таки, из всех поэтов ему родней и ближе был Есенин:

Я, до дна весенний,
Полюбил печаль:
Что я не Есенин,
Мне до боли жаль.

Его привлекала в Есенине работа над расширением пределов поэтической лексики, над использованием диалектизмов. Как и Есенин Григорьев уделял пристальное внимание народному слову. Знание и живое ощущение народного фольклора, позволили поэту создать истинно народные песенные произведения:

В селе петушья куролесица,
Морозный дым над ним повис.
Надкушенный покромок месяца
Скупые крошки сеет вниз.

Как вздох – калитки оробелые,
Как трепет птахи в кулаке.
Берёзам снятся ночи белые
Да пенье вёсел на реке.

Берёзам долго, горько страждуя,
До лета время коротать…
А Русь везде, у пня у каждого, -
И злая мачеха и мать.

И конечно, Игорь Григорьев, как поэт и, прежде всего, как человек, оставил неизгладимый след в моей судьбе. Он оставлял такой след в каждом человеке, в каждой душе, соприкасавшейся с его собственной: яркой, горячей и вдохновенной. Его бескорыстность удивляла и пугала. Вот, кто поистине мог отдать последнюю рубаху и не только для друга, а для просто нуждающегося.
Его поразительно щедрая душа, не потому ли и была такой «горемаятной», как определил он сам. Не о себе – о других думал он всегда и всюду. Не свои – чужие стихи «пробивал» он в газеты, давая путёвку в жизнь молодым талантам.
На моей памяти были примеры, когда Игорь Николаевич помогал кому-то из поэтов деньгами на издание книги. Помогал и мне. Отказаться было невозможно. Его желание – помочь – для всех было закон, который не отменялся и не оспаривался. И я был рад, когда удавалось, хоть как-то, отплатить ему за его доброту и щедрость.
Когда в 1994 году он задумал выпустить книгу «Кого люблю» я взял на себя хлопоты по художественному оформлению, а также нашёл типографию, чтобы издать книгу. То же самое я осуществил с двумя последними книгами, вышедшими у Григорьева в 1995 году: «Набат» и «Боль».
А уже после смерти Игоря Григорьева, работая в издательстве «Курсив», я был одним из составителей благотворительного издания – книги памяти к 75-летию поэта. (1998). Это была книга избранных стихов «Любимая любимой остаётся», куда вошла и поэма «В колокола». Тираж её был 300 экземпляров, и издана она была в рекордно короткие сроки – за неделю.

Таких патриотов, как Игорь Григорьев, до конца, до слёз любивших свою Родину, я не встречал никогда. И у него было особенное чутье родного русского слова, которое не даётся простым усвоением институтских истин, но лишь глубоким постижением всей мудрости, меткости, сочности языка. И это подтверждает главное его богатство – стихи. Чистые, русские…
Звонкоголосые, как трели утренних соловьёв, простые, как капли росы на траве:

Дорогие лесные пустыни,
Серой ольхи плакучий разбой.
Здравствуй, робкая былка полыни
Мне нисколько не горько с тобой.

Неказиста трава, неприглядна,
Худосочна – и что там ещё?
Мне надёжно с тобой и отрадно
Опереться на дружье плечо.

Ни обиды на сердце, ни боли,
Тихий свет – от земли до небес…
Как давно мы не виделись, Поле,
Не аукались, Песельник-Лес!

Ты дубы на полянах огромнишь,
Рвёшься к зорям, орёл крутокрыл.
Ты меня поневоле не помнишь,
Я по воле тебя не забыл.

Будет всякое, всякое будет
В наших судьбах, таких горевых:
Нас прогонят, обманут, осудят,
Нас отвергнут от зорь заревых;

Нас ещё позабудут, забросят,
Опалят беспощадным огнём
И железной секирою скосят…
Только мы всё равно не умрём.

Хоть чего натвори-понаделай,
Присудив доконать на корню, -
Наши корни в земле порыжелой
Не унять никакому огню.

Игоря Григорьева литературные критики иногда сравнивали кто с Николаем Рубцовым, кто с Сергеем Есениным… Но, безусловно, у него был ярко выраженный собственный голос. И главное место в его лирике занимала любовь. Любовь к России, к людям, к природе, к женщине, к жизни.
Его с полным правом можно назвать певцом русской Земли:

От деревенщины моей,
От сельской простоты
Остались только горечь пней
Да ломкие кусты.

Давно повален тёмный бор,
Дремучий, вековой,
Причастен к ней и мой топор,
К той рубке гулевой.

Ни горожанин, ни мужик,
Своей родне ничей,
Я раскалённым ртом приник,
Но глух сухой ручей.

Остались горстка чабреца,
(Бывало, пили чай)
Да незабвенного лица
Прощальная печаль.

Я разучился просто жить
И бросил просто петь.
Теперь уж поздно дорожить –
Копить копеек медь.

И Русь не та, и сам не тот -
Иные времена.
Но в ворохе золы живёт,
Горит моя вина.

И вот они, полные драматизма и сердечного накала стихи о любви:

Не думай, что я обездолен,
Что сбился с веселья давно:
Поскольку я лирикой болен,
Мне сердце беречь не дано.

Но поэту дано умение и мастерство сочетать народно-песенную образность с кругозором эпической широты и с лирически-щемящей психологической проникновенностью. Такова вся поэзия Григорьева: и стихи, и поэмы.
Как отмечал литературный критик Владислав Шошин «такой самозабвенный восторг, такая отдача во власть вдохновения, такое молитвенное благодарение земле и небесам за дарованную жизнь и возможность стать человеком, что диву даёшься: в наше безродное время – такой русский поэт».
И свой рассказ-очерк об Игоре Григорьеве я хочу закончить тоже словами Владислава Шошина сказавшим в 1995 году: «семьдесят пять лет тому назад Сергей Есенин горевал: «Я последний поэт деревни…». Однако время доказало: Сергей Есенин – не последний, но доныне первый поэт, и не только деревни – Руси. Первый! Но не единственный. Есть и другие. И среди них – «поэт последней деревни» Игорь Григорьев.
Обращаясь к многострадальной русской сельщине, поэт утверждает:

Здесь радоваться и радеть,
И верить, верить без оглядки!
И никуда, хоть нет отгадки,
От этих нив себя не деть

И эта исповедь – истина нашего трагического века, которую нельзя победить, ибо она вечна. И долго быть певцу её!».
Певцу Русской Земли Игорю Григорьеву.

Игорю Григорьеву

Я руками белыми машу,
Но опоры в воздухе не чувствую
Валерий Мухин

Я много дней провел в печали,
Во тьме, в глуши,
Когда уста твои сказали:
«Маши, маши...

Маши ручонками, дружище, -
Прекрасен миг...
Маши, душою ты не нищий,
Маши, старик...»

И вот тебя уж нет на свете,
А я дышу...
Лечу и слышу звуки эти.
Машу, машу...

Пленил ты чистым бескорыстьем
Своей души.
Зажег огнем горячих истин:
«Маши, маши...»

Машу - и муза воспарила,
Пришла любовь.
Ты щедрым был, ты дал мне силы
Воскреснуть вновь.

Игорю Григорьеву

Я не буду ничуть удивляться,
Говорить, что обижен судьбой, -
Надо мной ещё будут смеяться,
Как смеялись уже над тобой.

Вижу всё, что меня ожидает:
Горькой правды земная зола.
Скоро Песня моя отрыдает,
Обессилев от горя и зла.

В ней любя, умоляя и споря,
Начинял я лекарством словцо,
В откровенном прямом разговоре
Только Правде смотрел я в лицо.

Мне никто никогда не поможет,
Ни враги, ни друзья, ни врачи.
Сердце Мука смертельная гложет –
Улыбайся, терпи и молчи.

Потому, что такие мытарства
Порождает особая боль.
И врачуют её не лекарства,
А крутая и грубая соль.