Странные люди главные герои и краткое содержание. Шукшин василий макарович - странные люди - читать бесплатно электронную книгу онлайн или скачать бесплатно данную книгу

Василий Шукшин

Странные люди

Рано утром Чудик шагал по селу с чемоданом.

К брательнику, поближе к Москве! - отвечал он на вопрос, куда это он собрался.

Далеко, Чудик?

К брательнику, отдохнуть. Надо прошвырнуться.

При этом круглое мясистое лицо его, круглые глаза выражали в высшей степени плевое отношение к дальним дорогам - они его не пугали.

Но до брата было еще далеко.

Пока что он благополучно доехал до районного города, где предстояло ему взять билет и сесть в поезд.

Времени оставалось много. Чудик решил пока накупить подарков племяшам конфет, пряников...

Зашел в продовольственный магазин, пристроился в очередь. Впереди него стоял мужчина в шляпе, а впереди шляпы - полная женщина с крашеными губами. Женщина негромко, быстро, горячо говорила шляпе:

Представляете, насколько надо быть грубым, бестактным человеком! У него склероз, хорошо, у него уже семь лет склероз, однако никто не предлагал ему уходить на пенсию.

А этот без году неделя руководит коллективом - и уже: "Может, вам, Александр Семеныч, лучше на пенсию?" Нах-хал!

Шляпа поддакивала:

Да, да... Они такие теперь. Подумаешь - склероз! А Сумбатыч?.. Тоже последнее время текст не держал. А эта, как ее?..

Чудик уважал городских людей. Не всех, правда: хулиганов и продавцов не уважал. Побаивался.

Подошла его очередь. Он купил конфет, пряников, три плитки шоколада и отошел в сторонку, чтобы уложить все в чемодан. Раскрыл чемодан на полу, стал укладывать... Что-то глянул по полу-то, а у прилавка, где очередь, лежит в ногах у людей пятидесятирублевая бумажка. Этакая зеленая дурочка, лежит себе, никто ее не видит... Чудик даже задрожал от радости, глаза разгорелись. Второпях, чтобы его не опередил кто-нибудь, стал быстро соображать, как бы повеселее, поостроумнее сказать в очереди про бумажку.

Хорошо живете, граждане! - сказал громко и весело.

На него оглянулись.

У нас, например, такими бумажками не швыряются.

Тут все немного поволновались. Это ведь не тройка, не пятерка - пятьдесят рублей, полмесяца работать надо. А хозяина бумажки - нет.

"Наверно, тот, в шляпе", - сказал сам себе Чудик.

Решили положить бумажку на видное место, на прилавке.

Сейчас прибежит кто-нибудь, - сказала продавщица.

Чудик вышел из магазина в приятнейшем расположении духа. Все думал, как это у него легко, весело получилось:

"У нас, например, такими бумажками не швыряются!"

Вдруг его точно жаром всего обдало: он вспомнил, что точно такую бумажку и еще двадцатипятирублевую ему дали в сберкассе дома. Двадцатипятирублевую он сейчас разменял, пятидесятирублевая должна быть в кармане... Сунулся в карман - нету. Туда-сюда - нету.

Моя была бумажка-то! - громко сказал Чудик. - Мать твою так-то!.. Моя бумажка-то! Зараза ты, зараза...

Под сердцем даже как-то зазвенело от горя. Первый порыв был пойти и сказать:

Граждане, моя бумажка-то. Я их две получил в сберкассе: одну двадцатипятирублевую, другую полусотенную. Одну, двадцатипятирублевую, сейчас разменял, а другой - нету.

Но только он представил, как он огорошит всех этим своим заявлением, как подумают многие: "Конечно, раз хозяина не нашлось, он и решил прикарманить". Нет, не пересилить себя - не протянуть руку за этой проклятой бумажкой. Могут еще и не отдать...

Да почему же я такой есть-то? - горько рассуждал Чудик. - Что теперь делать?..

Надо было возвращаться домой.

Подошел к магазину, хотел хоть издали посмотреть на бумажку, постоял у входа... и не вошел. Совсем больно станет. Сердце может не выдержать.

Ехал в автобусе и негромко ругался - набирался духу: предстояло объяснение с женой.

Это... я деньги потерял. - При этом курносый нос его побелел. Пятьдесят рублей.

У жены отвалилась челюсть. Она заморгала; на лице появилось просительное выражение: может, он шутит? Да нет, эта лысая скважина (Чудик был не по-деревенски лыс) не посмела бы так шутить. Она глупо спросила:

Тут он невольно хмыкнул.

Когда теряют, то, как правило...

Ну, не-ет!! - взревела жена. - Ухмыляться ты теперь до-олго не будешь! И побежала за ухватом. - Месяцев девять, скважина!

Чудик схватил с кровати подушку - отражать удары.

Они закружились по комнате...

Нна! Чудик!..

Подушку-то мараешь! Самой стирать...

Выстираю! Выстираю, лысан! А два ребра мои будут! Мои! Мои! Мои!..

По рукам, дура!..

Отт-теньки-коротеньки!.. От-теньки-лысанчики!..

По рукам, чучело! Я же к брату не попаду и на бюллетень сяду! Тебе же хуже!..

Тебе же хуже!

Ну, будет!

Не-ет, дай я натешусь. Дай мне душеньку отвести, скважина ты лысая...

Ну, будет тебе!..

Жена бросила ухват, села на табурет и заплакала.

Берегла, берегла... по копеечке откладывала... Скважина ты, скважина!.. Подавиться бы тебе этими деньгами.

Спасибо на добром слове, - "ядовито" прошептал Чудик.

Где был-то - может, вспомнишь? Может, заходил куда?

Никуда не заходил...

Может, пиво в чайной пил с алкоголиками?.. Вспомни. Может, выронил на пол?.. Бежи, они пока ишо отдадут...

Да не заходил я в чайную!

Да где же ты их потерять-то мог?

Чудик мрачно смотрел в пол.

Ну выпьешь ты теперь читушечку после бани, выпьешь... Вон - сырую водичку из колодца!

Нужна она мне, твоя читушечка. Без нее обойдусь...

Ты у меня худой будешь!

К брату-то я поеду?

Сняли с книжки еще пятьдесят рублей.

Чудик, убитый своим ничтожеством, которое ему разъяснила жена, ехал в поезде. Но постепенно горечь проходила.

Мелькали за окном леса, перелески, деревеньки... Входили и выходили разные люди, рассказывались разные истории...

Чудик тоже одну рассказал какому-то интеллигентному товарищу, когда стояли в тамбуре, курили.

У нас в соседней деревне один дурак тоже... Схватил головешку - и за матерью. Пьяный. Она бежит от него и кричит: "Руки, кричит, руки-то не обожги, сынок!" О нем же и заботится. А он прет, пьяная харя. На мать. Представляете, каким надо быть грубым, бестактным...

Сами придумали? - строго спросил интеллигентный товарищ, глядя на Чудика поверх очков.

Зачем? - не понял тот. - У нас, за рекой, деревня Раменское...

Интеллигентный товарищ отвернулся к окну и больше не говорил.

После поезда Чудику надо было еще лететь местным самолетом. Он когда-то летал разок. Давно. Садился в самолет не без робости.

В нем ничего не испортится? - спросил стюардессу.

Что в нем испортится?

Мало ли... Тут, наверно, тьпц пять разных болтиков. Сорвется у одного резьба - и с приветом. Сколько обычно собирают от человека? Килограмма два-три?..

Не болтайте. Взлетели.

Рядом с Чудиком сидел толстый гражданин с газетой. Чудик попытался говорить с ним.

А завтрак зажилили, - сказал он.

В самолетах же кормят.

Толстый промолчал на это.

Чудик стал смотреть вниз.

Горы облаков внизу.

Вот интересно, - снова заговорил Чудик, - под нами километров пять, так? А я - хоть бы хны. Не удивляюсь. И счас в уме отмерял от своего дома пять километров, поставил на попа - это ж до пасеки будет!

Самолет тряхнуло.

Вот человек!.. Придумал же, - еще сказал он соседу. Тот посмотрел на него, опять ничего не сказал, зашуршал газетой.

Пристегнитесь ремнями! - сказала миловидная молодая женщина. - Идем на посадку.

Чудик послушно застегнул ремень. А сосед - ноль внимания. Чудик осторожно тронул его:

Велят ремень застегнуть.

Ничего, - сказал сосед. Отложил газету, откинулся на спинку сиденья и сказал, словно вспоминая что-то: - Дети - цветы жизни, их надо сажать головками вниз.

Как явствует из комментариев, в активе В. Шукшина - 125 опубликованных рассказов, большинство из которых поражают своей жизненной неповторимостью, своеобразием жизненного материала. Критика пыталась определить индивидуальное качество этих рассказов через понятия “шукшинский герой” и “шукшинская жизнь”.

По мнению критиков, шукшинский герой “в кирзовых сапогах” (С. Залыгин) “пылит по проселочным дорогам” (Л. Аннинский). Алтайских шоферов, механиков, трактористов писатель хорошо знал и нередко встречал на Чуйском тракте, ведущем от города Бийска до монгольской границы, проходящем мимо деревни Сростки, расположенной в предгорной алтайской степи, на берегу реки Катуни. Сейчас о родной деревне писателя Сростки говорят как о музее Шукшина под открытым небом.

Герои Шукшина из той “шукшинской жизни”, которую прожил сам писатель. Закончив в 1943 г. семь классов сельской школы в родной деревне, Шукшин поступает в Бийский автомобильный техникум и учится в нем около года. Перед этим он безуспешно хотел стать бухгалтером под руководством крестного. Автомобильного механика из него так и не вышло. В 1946-1948 гг. он был разнорабочим, учеником маляра, грузчиком (литейный завод в Калуге), работал на железной дороге, был слесарем на тракторном заводе во Владимире. В 1948-1952 гг. служил радистом на флоте, но этот период его жизни в литературе почти не отразился, в 1953-1954 гг., поначалу не имея среднего образования, работал в Сростках директором вечерней школы сельской и рабочей молодежи и готовился к экзаменам за десятилетку экстерном, осенью 1953 г. экзамены все сдал, его приняли в партию, избрали секретарем райкома комсомола. В 1954 г. в возрасте двадцати пяти лет, когда многие уже получили высшее образование, становится студентом 1-го курса ВГИКа, где вместе с А. Тарковским учится в мастерской М. Ромма. Летние каникулы проводил дома, в Сростках, работал в колхозе, ездил по Алтаю, рыбачил, встречался с людьми. Как М. Шолохов на Дону, так и В.. Шукшин на Алтае нашел своих героев.

Однако важен не только герой, но и ракурс его изображения. В простом, обыкновенном герое “в кирзовых сапогах”, о котором писали многие, Шукшина интересует то, мимо чего проходили все, - душа. «Меня больше интересует “история души”, и ради ее выявления сознательно и много опускаю из внешней жизни того человека, чья душа меня волнует», - говорил Шукшин. Ho и не всякая “душа” близка писателю. “...Так называемый простой, средний, нормальный, положительный человек меня не устраивает. Тошно. Скучно... - писал Шукшин. - Мне интереснее всего исследовать характер человека-недогматика, человека, не посаженного на науку поведения. Такой человек импульсивен, поддается порывам, а следовательно, крайне естествен. Ho у него всегда разумная душа”.

Человек-недогматик в обыденной жизни часто смотрится как человек странный, не от мира сего. Шукшин написал достаточно много рассказов об этих людях (“Мастер”, “Выбираю деревню на жительство”, “Микроскоп”, “Штрихи к портрету”, “Алеша Бесконвойный” и др.); более того, именно об этих людях его кинофильм “Странные люди” (1969), в который вошли его новеллы: “Чудик” (в сценарии - “Братка”), “Мильпардон, мадам” (в кино - “Роковой выстрел”), “Думы”. Определение этому герою критики взяли из прозы самого Шукшина - чудик.

Рассказ В. Шукшина “Чудик” (1967) - о тридцатидевятилетнем сельском механике Василии Егоровиче Князеве. Отталкиваясь от названия, автор сразу же начинает повествование о самом герое: “Жена называла его - Чудик. Иногда ласково. Чудик обладал одной особенностью: с ним постоянно что-нибудь случалось”.

Шукшин, как правило, избегает длинных вступлений и вводов в действие. В данном случае Шукшин следует советам Чехова. Далее, как и Чехов, он стремится не описывать душевное состояние героя, а сделать так, чтобы оно было понятно из его действий. Шукшин - сторонник объективной манеры письма.

Заявленный в первых строках рассказа тезис о том, что с Чудиком постоянно что-то случалось, реализуется в тексте в двух житейских ситуациях: в городском магазине и на Урале у брата, куда он все же приехал. Увидев в магазине кем-то оброненную пятидесятирублевую бумажку, Князев не кинулся проверять свои карманы, что сделало бы большинство людей, а лихорадочно, чтобы никто не опередил, соображает, как бы поостроумнее сказать людям в очереди про эту бумажку: “ - Хорошо живете, граждане! - сказал он громко и весело. - У нас, например, такими бумажками не швыряются!” Позднее он убедился, что это были его деньги, но зайти за ними в магазин постыдился. Пришлось возвращаться домой (а ехал он к брату, которого не видел 12 лет) - снимать деньги с книжки и вторично отправляться в путь.

Биографы утверждают, что подобный случай произошел с самим Шукшиным весной 1967 г. в Бийске, когда он по командировке “Правды” ехал в Сростки, чтобы написать статью о молодежи. Возникает вопрос: нет ли в самом В. Шукшине “примет” подобного героя?

Другой эпизод, где реализует себя Чудик, - сцены пребывания в семье брата Дмитрия. Неожиданна для него неприязнь снохи, которая, как утверждает брат, холуйствует перед людьми ответственными и презирает деревенских. Чудик хотел мира со снохой и, чтобы ее порадовать, разрисовывает детскую коляску, за что изгоняется из дома. “Опять ему стало больно. Когда его ненавидели, ему было очень больно. И страшно. Казалось: ну, теперь все, зачем жить?”

Чудик едет домой, и, только выйдя из автобуса и побежав по теплой мокрой земле (“шел рясный парной дождик” - маленький, как у Чехова, пейзаж, как бы между прочим!), он обрел душевное спокойствие.

Две ситуации, описанные в этом рассказе, - типично шукшинские: человек чем-то или кем-то выведен из равновесия либо чем-то поражен или обижен, и он хочет как-то разрешить эту боль, вернувшись к нормальной логике жизни.

Впечатлительный, ранимый, чувствующий красоту мира и в то же время несуразный Чудик сопоставляется в повести с мещанским миром снохи, буфетчицы управления, в прошлом женщины деревенской, стремящейся стереть в своей памяти все деревенское, перевоплотиться в настоящую горожанку. Ho это не противопоставление города и деревни, которое находили критики в рассказах писателя 60-х гг. (“Игнаха приехал”, “Змеиный яд”, “Два письма”, “Капроновая елочка” и др.). Объективно говоря, этого противопоставления как такового в его рассказах не существовало вообще. Шукшин исследовал серьезную проблему маргинального (промежуточного) человека, ушедшего из деревни и до конца не акклиматизировавшегося в городе (“Выбираю деревню на жительство”) или прижившегося ценой утраты чего-то важного в себе, как в случае со снохой Чудика и другими героями.

Эта проблема была глубоко личной и для самого писателя: «Так у меня вышло к сорока годам, что я - ни городской до конца, ни деревенский уже. Ужасно неудобное положение. Это даже - не между двух стульев, а скорее так: одна нога на берегу, другая в лодке. И не плыть нельзя, и плыть вроде как страшновато... Ho в этом моем положении есть свои “плюсы”... От сравнений, от всяческих “оттуда - сюда” и “оттуда - туда” невольно приходят мысли не только о “деревне” и “городе” - о России».

В несуразном, странном человеке, по мнению Шукшина, наиболее полно выражается правда его времени.

Дисгармоничность героя рассказа “Миль пардон, мадам” (1967) заявлена уже в парадоксальном сочетании его имени и фамилии - Бронислав Пупков.

К такому имю надо фамилию подходящую. А я - Бронислав Пупков. Как в армии перекличка, так - смех. А вон у нас - Ванька Пупков, - хоть бы што”.

В этом рассказе есть краткий портрет героя и краткое авторское описание его судьбы, но 9/10 текста отведено диалогу.

Охотник, умный и удачливый, редкий стрелок, Бронька Пупков на охоте по дурости лишился двух пальцев. Ему бы снайпером на войне быть, а пришлось всю войну прослужить санитаром. Он не смог на войне реализовать свой дар, так нелепо утраченный в мирное время. И душа его затосковала. Работая егерем после войны, как правило, в последний день, когда справляли отвальную, он рассказывает городским охотникам, которых сопровождал и которым показывал лучшие места в округе, свою драматическую историю мнимого покушения на Гитлера и при этом плачет. “...Я стрел ил... Я промахнулся...”

Так причудливо деформируется несостоявшаяся мечта охотника применить свой талант на войне. Он ненавидел фашистов, но эта ненависть не могла проявиться в воинском подвиге - и душа его тоскует. Вот как комментирует киноновеллу “Роковой выстрел” из кинофильма “Странные люди”, поставленную по рассказу “Миль пардон, мадам”, сам писатель: “Я хотел сказать в этом фильме, что душа человеческая мечется и тоскует, если она не возликовала никогда, не вскрикнула в восторге, толкнув на подвиг, если не жила она никогда полной жизнью, не любила, не горела”.

Исследователь творчества В. Шукшина критик В. Коробов конкретизирует слова писателя, объясняя смысл выдуманной Бронь-кой Пупковым истории о поединке с Гитлером: “Эта странная выдуманная история - принародное покаяние героя, выплеснувшаяся наружу сердечная мука, маета, исповедь, казнь самого себя. Только таким образом он получает некоторое недолгое душевное облегчение... Война, правда войны, всенародная трагедия - вопиет в Броньке Пупкове”.

Как справедливо отмечает С.М. Козлова, в рассказах В. Шукшина о странных людях «по существу одна сюжетная ситуация: герой с маниакальной методичностью и страстью ищет “духовника” для исповеди, покаяния, “для разговора” (“Раскас”, “Чудик”, “Миль пардон, мадам”, “Срезал”, “Митька Ермаков”, “Залетный”, “Верую!”, “Беседы при ясной луне”, “Выбираю деревню на жительство”, “Штрихи к портрету”)».

Глеб Капустин из рассказа “Срезал” - также странный человек, которого практически невозможно поставить в один ряд с Чудиком и Бронькой Пупковым, ибо его странность - на ином полюсе жизни. Вот почему, когда многие исследователи пытаются доказать, что Шукшин разрабатывает разные варианты одного характера, что в его художественном мире наблюдается не многообразие типов, а разнообразие вариантов одного характера, корень которого - чудачество, “выкобенивание” (по Аннинскому), “обиженная душа”, - это не совсем верно.

Обиженным, и не раз, в своей жизни бывает каждый, и строить основательную типологию по этому признаку рискованно. Слишком разные эти “чудики” - крепкий мужик бригадир Шурыгин (“Крепкий мужик”), старуха Малышева (“Бессовестные”), Семка Рысь (“Мастер”), Глеб Капустин из рассказа “Срезал”.

“Тут, я думаю, разработка темы такой... социальной демагогии... Человек при дележе социальных богатств решил, что он обойден, и вот принялся мстить, положим, ученым. Это же месть в чистом виде, ничуть не приукрашенная... А в общем-то злая месть за то, что он на пиршестве, так сказать, обойден чарой полной... Может быть, мы немножко виноваты, что слишком много к нему обращались как к господину, хозяину положения, хозяину страны, труженику, мы его вскормили немножко до размеров, так сказать, алчности уже. Он уже такой стал - все ему надо. А чтобы самому давать - он почему-то забыл об этом. Я думаю, что вот деревенский житель, тоже нынешний, и такой”.

Ho в тексте рассказа писатель Глеба Капустина не осудил окончательно, пытаясь его понять, в этом направлении и пошла творческая мысль исследователей в 80-90-х гг.

Бесспорно, Глеб Капустин - это новый характер новой деревенской жизни, открытый писателем. Характер довольно сложный, не исчерпывающийся понятием “социальная демагогия”. He только словесную абракадабру, не различая смысла слов “филология” и “философия”, несет Глеб Капустин. Есть у него и серьезные, даже авторские, мысли (к такому приему иногда прибегает Шукшин - доверяет свои мысли разным героям):

«...Мы тут тоже немножко... “микитим”. И газеты тоже читаем, и книги, случается, почитываем. И телевизор даже смотрим. И, можете себе представить, не приходим в бурный восторг... можно сотни раз писать во всех статьях слово “народ”, но знаний от этого не прибавится. Так что когда уж выезжаете в этот самый народ, то будьте немного собранней. Подготовленней, что ли. А то легко можно в дураках очутиться».

В этих словах звучит скрытая обида на то, что городские позволяют себе высокомерное поведение в отношении деревенских, хотя герои рассказа Константин Иванович Журавлев и его жена, кандидаты наук, которых Глеб Капустин “срезал”, люди скромные и никакого высокомерия не проявляли. Ho Глеб этого уже не видит, для него все горожане на одно лицо - недруги. Возможно, ранее в деревне Новой, предполагает В. Коробов, такие визитеры бывали.

Мотив обиды деревенского, ощутившего неуважение со стороны горожанина, звучит и в более раннем рассказе “Критики” (1964), но и там город и деревня не противопоставляются, а идет разговор о праве человека на самовыражение; более того, это право отстаивается, что называется, с бою.

Чувство обиды земляков испытывал на себе и не раз сам Шукшин. Односельчане писателя, недовольные тем, что он исказил их жизнь и “опозорил” на всю страну в кинофильме “Живет такой парень”, что Алеша Бесконвойный из одноименного рассказа вовсе не Алеша, а Шурка Гилев, при встречах норовили его спросить: “Ну, расскажи, Василий, и как это ты из лаптя в сапог превратился?”

Е.В. Черносвитов считает, что малая родина мстит бросившим ее: “Чуть ли не кровная месть. Род мстит за себя... В таком контексте Глеб Капустин - это родовой прокурор... он и судия, и палач, и жертва... Ну, а когда мизансценой его действия является современная деревня, он принимает облик все того же чудика, идиота, да не совсем...”

По своему строению “Срезал” - типичный шукшинский рассказ. Начинается он без всяких вступлений, с главного события: “К старухе Агафье Журавлевой приехал сын Константин Иванович...” Далее автор дает оценочный портрет Глеба Капустина (“мужик... начитанный и ехидный”) и рассказывает о его страсти срезать, ставить в тупик приезжих знатных гостей: одна страница описания, авторского текста плюс пять страниц диалога. Герои выявляют себя в разговоре - “интеллектуальном” поединке, сцене спора. Действующих лиц практически двое, Глеб и Константин Иванович, остальные - статисты или почти статисты. Финал рассказа традиционно открытый: окончательный приговор герою не вынесен, а неоднозначная оценка вложена в уста мужиков и в скудный авторский комментарий: удивление и восхищение мужиков (“ - Чего тут. Дошлый, собака!”), но без любви (“Глеб жесток, а жестокость никто, никогда, нигде не любил еще”), с жалостью и сочувствием к кандидату.

На вопрос о том, кто прав, кто виноват, ответа нет, его должен дать сам читатель - такова логика открытого финала.

Рассказы Шукшина драматургичны, в большинстве из них преобладают диалог, сценические эпизоды над описательными, несценическими, это бесспорный результат воздействия на прозу сценического мышления Шукшина-режиссера, которое влияет даже на сюжет. Сюжет в рассказах Шукшина - это хронологически сменяющие друг друга сценические эпизоды. Сам писатель боялся законченных сюжетов, которые, по его мнению, всегда несут какой-то вывод, мораль, а морализаторства он не терпел: “Сюжет не хорош и опасен тем, что он ограничивает широту осмысления жизни... Несюжетное повествование более гибко, более смело, в нем нет заданности, готовой предопределенности”.

“Для меня самое главное - показать человеческий характер”, - не раз говорил Шукшин. Образу чудика, странного человека, отводится значительное место в рассказах Шукшина, более того, он стоит в центре его прозы, но мир героев писателя не исчерпывается этим характером. Шукшинская типология характеров многообразна: достаточно посмотреть на его “коллекцию” отрицательных персонажей, чтобы в этом убедиться (“Крепкий мужик”, “Вечно недовольный Яковлев”, “Беспалый”). Герой писателя чаще всего раскрывается в речи, в диалоге, а смысл языкового мастерства В. Шукшина состоит в умении найти самое точное, единственное слово для самовыражения героя. “Ухо поразительно чуткое” - так охарактеризовал это умение А.Т. Твардовский.

Ho у шукшинских героев есть черта, которая их делает частью индивидуального художественного мира писателя, - отсутствие духовной инертности, неравнодушие. Эти простые люди озабочены не благами материальными, а своим внутренним миром, они думают, ищут, пытаются понять смысл своего существования, свои чувства, отстоять себя. По словам В. Распутина, до Шукшина “никто еще в нашей литературе не заявлял с таким нетерпением права на себя, никому не удавалось заставить слушать себя по столь внутреннему делу. По делу мающейся души... Душа - это и есть, надо полагать, сущность личности, продолжающаяся в ней жизнь бессменного, исторического человека, не сломленного временными невзгодами”.

Речь пойдет о человеке, с которым постоянно, что-то происходило. Его звали Василий, но жена называла его Чудик. Он был очень жизнерадостным человеком.

В этом рассказе описываются некоторые эпизоды поездки Чудика. Решил Василий съездить на Урал к брату, с которым они не виделись около 12 лет. Стал он собираться. Искал блесну щучью, но не нашел. До ночи собирался, а потом рано утром пошел он с чемоданом по селу. Все спрашивали куда он, а Чудик то и дело отвечал, что на Урал. Дальние дороги его совсем не пугали. Он доехал до райцентра, где должен был купить билет и сесть в поезд. Но решил не ехать к брату с пустыми руками, так как там есть детки. Надумал Чудик купить конфет, пряников и шоколада. В магазине подошла его очередь, он скупился.

Стал укладывать все в чемодан и увидел, что на полу лежит пятидесятирублевая купюра. Стал он думать, как бы повеселее сказать людям о ней. Говорит: «Хорошо живете, граждане. У нас такими бумажками не швыряются». Продавщица предположила, что за ней сейчас прибегут. Чудик вышел с магазина. Стал обдумывать, что у него очень хорошо получилось с юмором подойти к этому делу. И тут его кидает в жар. Он понимает, что это были его деньги. Так как он получил в сберкассе 75 рублей двумя купюрами – одна- 25 рублей, а вторая 50. Что делать он не знает, так как идти в магазин и пытаться забрать деньги не вариант, потому что все подумали бы, что он пытается получить не свои деньги.

Чудик возвращается домой. Рассказывает жене. Та его пару раз огрела шумовкой по голове. И сняли в сберкассе еще 50 рублей.

Горечь постепенно проходила, пока он ехал в поезде. Люди выходили, входили, рассказывали друг-другу разные истории. И чудик тоже пытался рассказать какую-то историю интеллигентному товарищу, во время перекура в тамбуре. История была про пьяного мужика и его мать. Но послушав Чудика интеллигентный товарищ отвернулся к окну и они больше не разговаривали. Дальше чудик до Урала добирался самолетом. Пытался пообщаться с рядом сидящим, но не получилось так тот читал газету. Чудик летал не первый раз на самолете, но по-прежнему думал: не испортится ли какой-нибудь винтик за 1, 5 часа. Еще ему очень хотелось поесть в самолете. Просто ради любопытства. И как раз что-то несли.

Он смотрел в низ в иллюминатор. Горы облаков внизу. И эта красота не вызывала ни грамма впечатления, кроме желания упасть в эти облака. Стюардесса сказала пристегнуть ремни. Сосед Чудика пренебрёг этим и когда самолет начал странно приземляться, то его кидало из стороны в сторону по всему салону самолета. В итоге самолет приземлился не в аэропорту, а на картофельном поле. Лысый сосед чудика искал свою вставную челюсть, а сам Чудик решил ему помочь, и помог. Но рядом сидящий, вместо спасибо стал шепеляво кричать, спрашивая, зачем чудик челюсть руками взял.

Потом Чудик написал жене в аэропорту телеграмму. На что телеграфистка сказала, что-то, что он написал - плохо. В итоге таких попыток было несколько.

Наконец чудик оказался у брата. Его звали Дмитрий. У Чудика оказалось трое племянников и очень злая сноха, т.е. жена брата Чудика. В общем, не возлюбила сноха Чудика. Чтобы он не говорил - все было не так. Он с братом вышел на улицу и Дмитрий стал плакаться, что жена злая, что не любит она деревенских. В итоге на следующий день его брат с женой ушли на работу, детей тоже не было дома. И Чудик раздумывал, как бы наладить отношения со снохой. И решил он разрисовать коляску, у него очень хорошо это получалось дома. Разукрасил, нарисовал стаю журавликов, петушков, цыплят, цветочки, травку. Купил игрушечный катер племяннику. И тоже думал его разрисовать. Где-то в 6 пришел к брату. И еще не успев зайти, понял, что лучше и не входить. Услышал он, как брат с женой ругаются, как она грозится выкинуть вещи Чудика. А брат вовсю пытался защитить брата. Чудику стало до боли в сердце обидно. Он все спрашивал у себя, почему он такой. Он сидел в сарайчике до темна, потом пришел брат Дмитрий. Чудик решил ехать домой, на что брат только вздохнул и ничего не сказал.

Приехав в родную деревню, Чудик попал под парной дождь. Он вышел с автобуса снял новые ботинки, побежал по мокрой земле. И громко пел песню про тополя.

И только в конце рассказа мы можем узнать, что звали Чудика – Василий Егорович Князев. Ему 39 лет. Он работал киномехаником в селе. И в детстве мечтал быть шпионом.

Шукшин Василий

Странные люди

Василий Шукшин

Странные люди

Рано утром Чудик шагал по селу с чемоданом.

К брательнику, поближе к Москве! - отвечал он на вопрос, куда это он собрался.

Далеко, Чудик?

К брательнику, отдохнуть. Надо прошвырнуться.

При этом круглое мясистое лицо его, круглые глаза выражали в высшей степени плевое отношение к дальним дорогам - они его не пугали.

Но до брата было еще далеко.

Пока что он благополучно доехал до районного города, где предстояло ему взять билет и сесть в поезд.

Времени оставалось много. Чудик решил пока накупить подарков племяшам конфет, пряников...

Зашел в продовольственный магазин, пристроился в очередь. Впереди него стоял мужчина в шляпе, а впереди шляпы - полная женщина с крашеными губами. Женщина негромко, быстро, горячо говорила шляпе:

Представляете, насколько надо быть грубым, бестактным человеком! У него склероз, хорошо, у него уже семь лет склероз, однако никто не предлагал ему уходить на пенсию.

А этот без году неделя руководит коллективом - и уже: "Может, вам, Александр Семеныч, лучше на пенсию?" Нах-хал!

Шляпа поддакивала:

Да, да... Они такие теперь. Подумаешь - склероз! А Сумбатыч?.. Тоже последнее время текст не держал. А эта, как ее?..

Чудик уважал городских людей. Не всех, правда: хулиганов и продавцов не уважал. Побаивался.

Подошла его очередь. Он купил конфет, пряников, три плитки шоколада и отошел в сторонку, чтобы уложить все в чемодан. Раскрыл чемодан на полу, стал укладывать... Что-то глянул по полу-то, а у прилавка, где очередь, лежит в ногах у людей пятидесятирублевая бумажка. Этакая зеленая дурочка, лежит себе, никто ее не видит... Чудик даже задрожал от радости, глаза разгорелись. Второпях, чтобы его не опередил кто-нибудь, стал быстро соображать, как бы повеселее, поостроумнее сказать в очереди про бумажку.

Хорошо живете, граждане! - сказал громко и весело.

На него оглянулись.

У нас, например, такими бумажками не швыряются.

Тут все немного поволновались. Это ведь не тройка, не пятерка - пятьдесят рублей, полмесяца работать надо. А хозяина бумажки - нет.

"Наверно, тот, в шляпе", - сказал сам себе Чудик.

Решили положить бумажку на видное место, на прилавке.

Сейчас прибежит кто-нибудь, - сказала продавщица.

Чудик вышел из магазина в приятнейшем расположении духа. Все думал, как это у него легко, весело получилось:

"У нас, например, такими бумажками не швыряются!"

Вдруг его точно жаром всего обдало: он вспомнил, что точно такую бумажку и еще двадцатипятирублевую ему дали в сберкассе дома. Двадцатипятирублевую он сейчас разменял, пятидесятирублевая должна быть в кармане... Сунулся в карман - нету. Туда-сюда - нету.

Моя была бумажка-то! - громко сказал Чудик. - Мать твою так-то!.. Моя бумажка-то! Зараза ты, зараза...

Под сердцем даже как-то зазвенело от горя. Первый порыв был пойти и сказать:

Граждане, моя бумажка-то. Я их две получил в сберкассе: одну двадцатипятирублевую, другую полусотенную. Одну, двадцатипятирублевую, сейчас разменял, а другой - нету.

Но только он представил, как он огорошит всех этим своим заявлением, как подумают многие: "Конечно, раз хозяина не нашлось, он и решил прикарманить". Нет, не пересилить себя - не протянуть руку за этой проклятой бумажкой. Могут еще и не отдать...

Да почему же я такой есть-то? - горько рассуждал Чудик. - Что теперь делать?..

Надо было возвращаться домой.

Подошел к магазину, хотел хоть издали посмотреть на бумажку, постоял у входа... и не вошел. Совсем больно станет. Сердце может не выдержать.

Ехал в автобусе и негромко ругался - набирался духу: предстояло объяснение с женой.

Это... я деньги потерял. - При этом курносый нос его побелел. Пятьдесят рублей.

У жены отвалилась челюсть. Она заморгала; на лице появилось просительное выражение: может, он шутит? Да нет, эта лысая скважина (Чудик был не по-деревенски лыс) не посмела бы так шутить. Она глупо спросила:

Тут он невольно хмыкнул.

Когда теряют, то, как правило...

Ну, не-ет!! - взревела жена. - Ухмыляться ты теперь до-олго не будешь! И побежала за ухватом. - Месяцев девять, скважина!

Чудик схватил с кровати подушку - отражать удары.

Они закружились по комнате...

Нна! Чудик!..

Подушку-то мараешь! Самой стирать...

Выстираю! Выстираю, лысан! А два ребра мои будут! Мои! Мои! Мои!..

По рукам, дура!..

Отт-теньки-коротеньки!.. От-теньки-лысанчики!..

По рукам, чучело! Я же к брату не попаду и на бюллетень сяду! Тебе же хуже!..

Тебе же хуже!

Ну, будет!

Не-ет, дай я натешусь. Дай мне душеньку отвести, скважина ты лысая...

Ну, будет тебе!..

Жена бросила ухват, села на табурет и заплакала.

Берегла, берегла... по копеечке откладывала... Скважина ты, скважина!.. Подавиться бы тебе этими деньгами.

Спасибо на добром слове, - "ядовито" прошептал Чудик.

Где был-то - может, вспомнишь? Может, заходил куда?

Никуда не заходил...

Может, пиво в чайной пил с алкоголиками?.. Вспомни. Может, выронил на пол?.. Бежи, они пока ишо отдадут...

Да не заходил я в чайную!

Да где же ты их потерять-то мог?

Чудик мрачно смотрел в пол.

Ну выпьешь ты теперь читушечку после бани, выпьешь... Вон - сырую водичку из колодца!

Нужна она мне, твоя читушечка. Без нее обойдусь...

Ты у меня худой будешь!

К брату-то я поеду?

Сняли с книжки еще пятьдесят рублей.

Чудик, убитый своим ничтожеством, которое ему разъяснила жена, ехал в поезде. Но постепенно горечь проходила.

Мелькали за окном леса, перелески, деревеньки... Входили и выходили разные люди, рассказывались разные истории...

Чудик тоже одну рассказал какому-то интеллигентному товарищу, когда стояли в тамбуре, курили.

У нас в соседней деревне один дурак тоже... Схватил головешку - и за матерью. Пьяный. Она бежит от него и кричит: "Руки, кричит, руки-то не обожги, сынок!" О нем же и заботится. А он прет, пьяная харя. На мать. Представляете, каким надо быть грубым, бестактным...

Сами придумали? - строго спросил интеллигентный товарищ, глядя на Чудика поверх очков.

Зачем? - не понял тот. - У нас, за рекой, деревня Раменское...

Интеллигентный товарищ отвернулся к окну и больше не говорил.

После поезда Чудику надо было еще лететь местным самолетом. Он когда-то летал разок. Давно. Садился в самолет не без робости.

В нем ничего не испортится? - спросил стюардессу.

Что в нем испортится?

Мало ли... Тут, наверно, тьпц пять разных болтиков. Сорвется у одного резьба - и с приветом. Сколько обычно собирают от человека? Килограмма два-три?..