Поэзия Пастернака: гид для начинающих. Заключён в объятья Пастернака

Начальная пора. Свое понимание природы искусства Борис Пастернак сформулировал очень рано: «Книга, - писал он в 1919 г., - есть кубический кусок горячей, дымящейся совести - и больше ничего». И при этом настаивал: «...единственное, что в нашей власти, это суметь не исказить голоса жизни, звучащего в нас».

Жизни он оставался верен всегда, но свое место в ней нашел не сразу - не сразу осознал свое истинное призвание.

Борис Леонидович Пастернак родился 10 февраля (29 января) 1890 г. в Москве, в семье известного художника Л. О. Пастернака, матерью будущего поэта была известная пианистка Р. И. Кауфман. В доме родителей царили искусство, музыка, литература. Здесь бывали Л. Н. Толстой, композитор А. Н. Скрябин, художники В. А. Серов, М. А. Врубель, немецкий поэт Р.-М. Рильке. Встречи с ними способствовали раннему созреванию личности Пастернака.

Решив посвятить свою жизнь музыке, он несколько лет занимается теорией композиции. Занятия эти были прерваны им внезапно: Пастернак решает всерьез заняться философией, поступив на историко-филологический факультет Московского университета. С целью совершенствования в науке он едет в 1912 г. в Германию, где в течение семестра занимается в Марбургском университете. Столь же внезапно пришло решение оставить философию, несмотря на явные успехи в этой области.

Сильнее всего оказалось давнее увлечение поэзией, которая и стала для него делом всей жизни. В 1914 г. вышла первая книга его стихов «Близнец в тучах». Пастернак впоследствии признавался, что «часто жалел» о выпуске этой «незрелой книжки». И о второй своей книге «Поверх барьеров» (1917) он будет отзываться позже весьма резко. Книгой, по-настоящему открывшей поэта читателю, стала «Сестра моя - жизнь» (1922), в подзаголовке которой стояло - «Лето 1917 года». Именно тогда жившее в поэте ощущение первородности природы впервые совпало с ощущением того, что происходящий в жизни страны и ее народа переворот может быть осмыслен и оценен лишь в категориях столь же масштабных. Как было отмечено Пастернаком, в это время «заразительная всеобщность... подъема стирала границу между человеком и природой».

Вскоре после революции страну покинули родители и сестра поэта. Пастернак остался в России. В 1922 г. он выехал в Германию, пробыл там около года. Эмиграции он сторонился, предпочитая встречаться с теми из писателей, которые собирались вернуться в Россию. Берлин, где жили тогда многие из русских эмигрантов, он в одном из писем назвал «ненужным мне», «бескачественным и сверхколичественным городом».

Стихи Пастернака порождены неистребимой верой в жизнь, радостным удивлением перед ее красотой. Об этом сказано уже в одном из самых ранних стихотворений поэта:

Февраль. Достать чернил и плакать!
Писать о феврале навзрыд,
Пока грохочущая слякоть
Весною черною горит.

Высшей мерой проявления жизни, носительницей ее смысла была для поэта природа, выступающая в качестве образца. И воспринимается она не как тема, а как источник человеческой жизни: обращение к природе позволяет понять, объяснить события, происходящие в мире, в человеческой судьбе. Она - на равных с человеком: «У плетня Меж мокрых веток с ветром бледным Шел спор. Я замер. Про меня!»

Жизнь, пьянящая радость ощущения своей слиянности со всем живым определяет строй стихов, которые по-настоящему открыли поэта читателю: «Куда мне радость деть свою? В стихи, в графленую осьмину?» В предельной напряженности чувств, ломающих привычные рамки, в неудержимости потока эмоций открывается связь стихов Пастернака с породившей их эпохой. Если принадлежащие ей события остаются за пределами стихотворений, то внутренний мир человека, жившего в эпоху грандиозных социальных сдвигов, ярко воссоздается поэтом.

Для Пастернака поэзия - высота, валяющаяся под ногами: примечательно это соединение противоположных понятий. На этом поэт настаивал: искусство, не копируя жизнь, вбирает ее в себя, чтобы выявить ее смысл, лежащие в ее основании Истину и Добро. Вот почему Пастернак был убежден, что настоящее искусство не нуждается в романтических преувеличениях и украшательствах - оно всегда реалистично, если понимать под реализмом «особый градус искусства, высшую степень авторской точности».

В основе лирического сюжета в книге стихов «Сестра моя - жизнь» -любовный роман. Он имеет временные границы: начавшись весной («О неженка, во имя прежних И в этот раз твой Наряд щебечет, как подснежник, Апрелю: "Здравствуй!"»), он бурно развивается знойным летом («Степь», «Душная ночь»), а осень становится для влюбленных порой расставания («Осень. Изжелта-серый бисер нижется. Ах, как и тебе, прель, мне смерть, Как приелось жить!»). Все приметы мира, в котором живет - любит, испытывает счастье, страдает - человек, встают в стихах в его опаленном страстью восприятии. Мир и его восприятие, мир и человек предстают как целое: гроза, которая, «как жрец, сожгла сирень И дымом жертвенным застлала Глаза и тучи», выглядит и как вспышка страсти: «Теперь, теперь приблизь лицо, и, в озареньи Святого лета твоего, Раздую я в пожар его!»

Пейзаж является в этих стихах едва ли не главным героем, но дан он в восприятии поэта, обладает лирической условностью. Порою она обнажена, например, прямыми параллелями между героем стихов и садом: «Ужасный! - Капнет и вслушается. Все он ли один на свете, Мнет ветку в окне, как кружевце, Или есть свидетель».

В лирике Пастернака 20-х гг. предстает мир, утративший устойчивость: состояние его, воссоздаваемое с ощутимой достоверностью, находит объяснение как в самой эпохе, так и в специфичности положения искусства (и художника) в ней. Место человека в истории - вот едва ли не важнейшая проблема в творчестве Пастернака. Проблема мучительная, острая, вызывающая появление слов, которые свидетельствуют о тщетности попыток преодолеть царящий в мире хаос: «Век мой безумный, когда образумлю Темп потемнелый былого бездонного? »

Ho и смириться с этим хаосом поэт не может. Спасительным представляется обращение к поэзии (и имени) Пушкина: в цикле стихов «Тема с вариациями» (1918) Пастернак в художнике, в творчестве ищет источник силы, способной противостоять стихии разрушения, бушующей в современном мире.

Закономерен и его выход к поэтическому эпосу, открывающему возможность художественного осмысления силовых линий эпохи: по мнению поэта, «эпос внушен временем», позволяя впрямую выйти к истории.

Ho это было совсем не просто, и в первой у Пастернака поэме «Высокая болезнь» (1923) слово «ребус» оказывалось равно применимым и к эпохе («Мелькает движущийся ребус»), и к ее отражению в поэме («Ах, эпос, крепость, Зачем вы задаете ребус?»). И это происходит потому, что связь человека и времени, возникая,- не получает закрепления, и объяснение этому можно найти в словах: «Тяжелый строй, ты стоишь Трои, Что будет, то давно в былом».

Для понимания позиции поэта, которая обнаруживает себя в его творчестве, существенны слова из автобиографического наброска: «В революции дорожу больше всего ее нравственным смыслом. Отдаленно сравнил бы его с действием Толстого, возведенным в бесконечную степень. Сначала же нравственно уничтоженный ее обличительными крайностями, не раз чувствовал себя потом вновь и вновь уничтоженным ими, если брать ее дух во всей широте и строгости.

Помнить и не забывать его всегда приходилось самому - жизнь о нем не напоминала».

Тут важно и осознание нравственного величия революции, которая для Пастернака не нуждалась в оправдании, ибо по значению своему соприродна, и ощущение своей неслиянности с теми ее проявлениями, которые названы «обличительными крайностями ».

Основанием для уверенности в том, что можно противостоять разрушительным силам, которыми - наряду с созидательными - обладает история, служила для Пастернака убежденность не только в животворящей способности природы, но и в спасительной для жизни мощи творчества, искусства. Примечательно уже то, что, пытаясь выйти к пониманию сути мира, жизни, законов ее движения, развития, поэт особенно охотно вел поиск не на просторах истории, а в той реальности, которая буквально лежала под ногами. Границы между большим миром человечества и тем, в котором живет отдельный человек, у Пастернака стерты. Мир для поэта не предмет изображения, не место действия - он свидетель, а то и равноправный участник того, что происходит в жизни человека. «Из тифозной тоски тюфяков Вон на воздух широт образцовый! Он мне брат и рука. Он таков, Что тебе, как письмо, адресован». В этом стихотворении любовная драма (переживавшаяся тогда самим поэтом, создававшим новую семью) вырывается из-под кровли дома и только в пространстве, очерченном не стенами, а горизонтом, в разговоре «по-альпийски» может получить достойное человека разрешение.

Пастернак чрезвычайно внимателен к подробностям, зорко подмечает и тщательно выписывает их. Они часто отстоят в действительности очень далеко, различаются масштабами и достоинствами, но стягиваются воедино, участвуя в создании целостного образа мира. На этой целостности поэт настаивал:

Поэзия, не поступайся ширью,
Храни живую точность: точность тайн.
He занимайся точками в пунктире
И зерен в мере хлеба не считай.

Поэт и эпоха. Пастернак был убежден в независимости искусства, которое теряет право на существование, если подчиняется необходимости выполнять чьи бы то ни было требования. Искусству (и художнику) ведом лишь один источник творческой силы - жизнь, действительность: на нее-то, по выражению Пастернака, оно и «наставлено».

Такое представление об искусстве входило в явное противоречие с утверждавшимися уже в 20-е гг. официальными требованиями к нему. Это обнаружилось, когда Пастернак выступил по поводу появившейся в 1925 г. резолюции ЦК РКП(б) «О политике партии в области художественной литературы». Он решительно возражал против того, что «резолюции приходится звать меня к разрешению тем, ею намеченных, пускай и более добровольному, чем это делалось раньше», он не соглашался с содержащимися здесь указаниями, каким быть новому стилю. Поэт настаивал: «...художнику неоткуда ждать добра, как от своего воображения ».

Пастернак был искренен: он не собирался вступать в конфликт со своей эпохой, но хотел найти лишь ему - художнику - принадлежащее место в ней. Представление о нем в начале 30-х гг. связывалось у поэта с необходимостью обретения внутренней свободы при полном доверии к действительности. Об этом он заявлял в стихотворении, заставляющем вспомнить о пушкинских «Стансах». Здесь утверждается стремление «глядеть на вещи без боязни», возникает историческая параллель: «Величьем дня сравненье разня: Начало славных дней Петра Мрачили мятежи и казни». Все это ложится в основание желания поэта трудиться «со всеми сообща и заодно с правопорядком». От века поэт себя не отделял, как не отделял и от людской массы, приветствуя «счастье сотен тысяч». О своих взаимоотношениях с эпохой он точно сказал в стихах:

И разве я не мерюсь пятилеткой,
He падаю, не подымаюсь с ней?
Ho как мне быть с моей грудною клеткой
И с тем, что всякой косности косней?

Речь тут не о пресловутом отставании от действительности, человека - от требований времени, не об отставании, которое вызывает у всех, называющих себя передовыми, желание подогнать, подхлестнуть людей. Ho попытка ускорить бег времени на практике оборачивается всеобщей бедой, подрывает коренные устои жизни. Пастернак говорит о другом: он напоминает о том, что достоинства отражения мира в искусстве определяются не быстротой отклика, не злободневностью сказанного. Для него поэзия - органическая функция счастья человека.

Принятие настоящего было для поэта определенным - хотя и сознательным - насилием над собой. Сегодняшний день мог отдаваться в жертву завтрашнему, но это порождало чувство тревоги:

Мы в будущем, твержу я им, как все, кто
Жил в эти дни. А если из калек,
То все равно: телегою проекта
Нас переехал новый человек.

Поэт оставлял за собою - за искусством - право обходиться без мелочной опеки, право быть данником времени, а не тех, кто брался говорить от его (времени) имени. «Я восторгаюсь нашей страной и тем, что в ней происходит, - говорил он. - Ho нельзя восторгаться через каждые десять минут, нельзя искренне удивляться тому, что уже не удивляет. А меня все время заставляют писать какие-то отклики, находить восторженные слова...» Потому-то так важно для него, вступая в спор с выдававшими желаемое за действительное, сказать:

Ты рядом, даль социализма.
Ты скажешь - близь? Средь тесноты,
Во имя жизни, где сошлись мы, -
Переправляй, но только ты.

Вот единственно достойный поэзии и поэта масштаб разговора о мире. И здесь вновь погруженность в современность не вступает в противоречие с возможностью осмысления ее в ином - бытийном - измерении, а верность человека (художника) себе, своему предназначению - с его принадлежностью миру: «Где я не получаю сдачи Разменным бытом с бытия, Ho значу только то, что трачу, А трачу все, что значу я».

Пройдет время, и Пастернак признается, что жившее в нем когда-то желание «единения со временем перешло в сопротивление ему». Ho прийти к этому он смог, лишь осознав, сколь губительно для художника стремление быть в согласии с кровавой эпохой: приняв ее, соглашаясь с нею, он тем самым лишает себя возможности самореализации.

Блестяще образованный, владевший несколькими иностранными языками, профессионально разбиравшийся в философии и в музыке, он был подлинно интеллигентным человеком. А интеллигентность в России всегда связывалась с демократичностью. Пастернак никогда не выделял себя из разряда тех, кого обычно называют простыми людьми, и всю жизнь очень хорошо знал цену труду до изнеможения, который не только давал средства к существованию, но и составлял для него основной смысл жизни.

Вышедшую в 1932 г. книгу стихов Пастернак назвал «Второе рождение». Примечательные слова: поэт развивался, перешагивая через себя, отказываясь от сделанного, постоянно возвращаясь к ранее написанным стихам, перерабатывал их - иногда до неузнаваемости.

В стихотворении «На ранних поездах», давшем название книге стихов (1943), что ознаменовала резкий перелом в его поэтическом творчестве, Пастернак так сказал о своих спутниках в раннем подмосковном поезде, которые несли в себе «России неповторимые черты»:

В них не было следов холопства,
Которые кладет нужда,
И новости и неудобства
Они несли, как господа.

Потеря веры в этих «людей из трудового званья» была для него равносильна потере веры в человека.

О возвышенном характере поэтического труда Пастернак не говорил: он, по собственному признанию, жил в поэзии, «ограничив себя ремеслом», зная в то же время, что поэт всегда «вечности заложник у времени в плену», а поэзия позволяет соединять сегодняшний день с вечностью. И это открывало перед поэтом возможность «глядеть на вещи без боязни», а главное - возможность трудиться «со всеми сообща и заодно с правопорядком».

Тут нет противоречия с жившей в поэте убежденностью в том, что задача художника всегда противостоять житейской пошлости, мелочности с убежденностью, столь отчетливо выраженной им в программном стихотворении «Гамлет»: «Я один, все тонет в фарисействе...» Противостоять всему, что недостойно человека и названо здесь фарисейством, и значило для Пастернака жить сообща с людьми.

Человек и природа. В стихах Пастернака голосом поэта говорила жизнь, с ним вступали в общение, одушевляясь, предметы и явления окружающего мира. Прежде всего мира природы: «Меня деревья плохо видят На отдаленном берегу», «Она шептала мне: „Спеши!“ - Губами белыми от стужи» (о зиме). Ho и человек, в свою очередь, целиком вписывался в этот мир и - не растворяясь в нем - становился его органической частью: «Ты из семьи таких основ, Твой смысл, как воздух, бескорыстен», «Ты так же сбрасываешь платье, Как роща сбрасывает листья». В сущности, у Пастернака искусство зарождается в недрах природы, поэт лишь соучастник жизни: стихи сочиняются природой, поэт удостоверяет их подлинность. Потому-то у Пастернака почти нет собственно пейзажной лирики: то, что воспроизводится в стихах, не увидено, а прочувствовано, явления, не теряя плоти, обретают душу:

Холодным утром солнце в дымке
Стоит столбом огня в дыму.
Я тоже, как на скверном снимке,
Совсем неотличим ему.

Здесь СОЛНЦЕ и Я - два равнозначных начала, они всматриваются друг в друга. Пейзаж или рассказ поэта о своем восприятии холодного утра поздней осени? Оба ответа равно верны и необходимы именно оба.

Чаще, однако, два эти плана - изобразительный и выразительный, описание и лирика - вовсе не отделимы в стихе, идут в едином потоке. Именно здесь наиболее отчетливо обнаруживается своеобразие лирики Пастернака.

Так, в стихотворении «Все сбылось» рисуется лес ранней весной: «дороги превратились в кашу», «крикливо пролетает сойка пустующим березняком», «пластами оседает наст», «с деревьев капит и шлепается снег со стрех». Ho «пустующий березняк» предстает здесь «как неготовая постройка», сквозь пролеты которой поэт видит «всю будущую жизнь насквозь», а лесная птичка здесь «щебечет... под сурдинку», превращаясь в «музыкальную шкатулку». Взору и слуху открывается - как может быть только в весеннем лесу - даль: «Тогда я слышу, как верст за пять У дальних землемерных вех Хрустят шаги, с деревьев капит...» Ho и зрение и слух тут особого рода: «Я вижу сквозь его пролеты Всю будущую жизнь насквозь», «Как птице, мне ответит эхо, Мне целый мир дорогу даст». Это свидетельство кровной близости поэта миру. И птичка здесь щебечет «под сурдинку с пробелом в несколько минут», вписываясь не только в лесной мир, но и в тот, что раскинулся за его опушкой.

Рисуемая в стихотворении картина динамична - все предстает в движении, закрепляемом обилием глаголов: дороги превратились в кашу, я пробираюсь, плетусь, пролетает сойка, березняк высится порожняком, я в лес вхожу, оседает наст и т. д. Здесь схвачен момент пробуждения от зимней спячки, вызывающий ощущение широко распахивающихся горизонтов, порождающий слова: «Мне целый мир дорогу даст». Сосредоточенность на том, что буквально лежит под ногами («Я с глиной лед, как тесто, квашу, Плетусь по жидкой размазне»), сменяется вниманием к происходящему «верст за пять» и не мешает видеть «всю будущую жизнь насквозь»: открывающееся взору пространство стремительно расширяется.

И это - пространство обжитое. Все встречающееся здесь воспринимается как приметы мира, в котором человек чувствует себя своим: еще не оттаявшая глина со льдом вызывает такое домашнее сравнение с тестом в квашне, весенний, насквозь просматриваемый лес видится каркасом постройки, щебет птички дает музыкальный аккомпанемент мысли, душевному состоянию. И человек, входя в «пустующий березняк», чувствует себя сродни ему: вместе с его пернатыми обитателями ждет, как отзовется здесь его голос. Герой стихотворения предстает уже не соглядатаем природы, а ее частью: он вместе с лесом переживает радостное состояние весеннего пробуждения к жизни.

Ощущение родства со всем миром, способность в быте видеть его бытийные начала закономерно ведут Пастернака от прежней усложненности к «неслыханной простоте» поэтического стиля. Впрочем, слова эти выписаны из стихотворения, которое увидело свет еще в 1931 г., и подкреплялась эта мысль ссылкой на больших поэтов, обладавших « чертами естественности »:

В родстве со всем, что есть, уверясь
И знаясь с будущим в быту,
Нельзя не впасть к концу, как в ересь,
В неслыханную простоту.

«Доктор Живаго»: проза поэта. Еще в пору создания стихов, составивших книгу «Сестра моя - жизнь», Пастернак утверждал: «Неотделимые друг от друга поэзия и проза - полюса» и далее - «начала эти не существуют отдельно».

Это подтверждалось собственным творческим опытом: еще зимой 1917/18 г. поэт принялся за роман, в центре которого должна была быть революционная эпоха. С замыслом этим он уже не расстается, с ним связывая возможность сказать самое главное для себя.

Переломными в работе над романом, затянувшейся на десятилетия, явились военные годы. «Трагически тяжелый период войны, - написал впоследствии Пастернак, - был живым периодом и в этом отношении вольным радостным возвращением чувства общности со всеми». В этой атмосфере на бумагу ложатся первые строки романа, который будет - не сразу - назван «Доктор Живаго». Окончание войны породило у Пастернака - и не только у него одного - надежду на возможность перемен в общественно-политической жизни, на ослабление невыносимо жесткого гнета власти, идеологии, надежду на то, что наступает конец времени чудовищного подавления личности.

В романе Пастернак, по его словам, хотел «дать исторический образ России за последнее сорокапятилетие...». И, продолжая эту характеристику замысла, подчеркивал: «Эта вещь будет выражением моих взглядов на искусство, на Евангелие, на жизнь человека в истории и на многое другое... Атмосфера вещи - мое христианство...» Слова эти важны для понимания романа, где история предстает как драматическое действие, а в центре этой острой коллизии оказывается художник. В «Докторе Живаго» находит воплощение драматический дух истории - отчетливое представление об этом дает открывающее цикл стихов Юрия Живаго стихотворение «Гамлет»: «Ho продуман распорядок действий, И неотвратим конец пути. Я один, все тонет в фарисействе. Жизнь прожить - не поле перейти».

Роман был закончен в конце 1955 г., но редакция журнала «Новый мир», куда была отправлена рукопись, отвергла ее, увидев в романе искаженное изображение революции и места, занятого по отношению к ней интеллигенцией. Тем временем роман был напечатан (в ноябре 1957 г.) в Италии, затем был переведен на многие языки мира, а в октябре 1958 г. Пастернаку была присуждена Нобелевская премия в области литературы «за выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской прозы».

Уже через три дня после того, как было принято решение, на расширенном заседании секретариата Союза советских писателей Пастернак был исключен из членов этого союза, а со страниц газет и журналов, по радио в его адрес полились инспирированные сверху потоки оскорбительных заявлений. Все сильнее становился «шум погони», «все тесней кольцо облавы». И страшнее всего было для художника настойчиво раздававшееся требование покинуть родную землю. «Для меня это невозможно, - решительно заявлял он. - Я связан с Россией рождением, жизнью, работой. Я не мыслю своей судьбы отдельно и вне ее». Вся эта тяжелейшая история не могла не подкосить поэта, всегда отличавшегося завидным здоровьем.

Подведение итогов. В пору создания романа Пастернак все более укрепляется в убеждении о единстве, целостности мира во всех его проявлениях, но решающими для него продолжают оставаться законы природы. А задача поэзии - связать воедино природное и историческое и тем укрепить единство мира на основаниях добра и красоты, укрепить единство идеала и нормы. Принадлежность обыденного бытию особенно ощутима в стихах Пастернака там, где речь заходит о таких, в общем, обычных переменах в природе. Неизбежно наступившие зазимки свидетельствуют о вечном движении жизни, о ее обновлении, о том, что «чудесами в решете полна зима на даче крайней». И снегопад - чего уж, казалось бы, проще - тоже позволяет испытать чувство приобщения к движению времени:

Снег идет, густой-густой.
В ногу с ним, стопами теми,
В том же темпе, с ленью той
Или с той же быстротой,
Может быть, проходит время?

Поэзия вписывается в жизнь, оказывается ее составной - и к тому же необходимой - частью. «Что значит понимать поэзию? - сказал когда-то поэт. - Это значит понимать жизнь. Иначе - ложная глубина». Позднее об этом же сказано в стихах: «Одна оглядчивость пространства Хотела от меня поэм. Она одна ко мне пристрастна, Я только ей не надоем».

Сокровенный смысл человеческого существования, был убежден поэт, в том, чтобы суметь «Привлечь к себе любовь пространства, Услышать будущего зов». В том, чтобы «Быть живым, живым, и только, Живым, и только до конца».

Когда-то Пастернак написал: «Я брошен в жизнь, в потоке дней Катящую потоки рода». Ho вовсе не щепкой в волнах этого потока чувствует себя герой лирики поэта: в слиянности с миром - прежде всего с природой - видится ему источник силы, возможность приобщения к вечному круговороту жизни. Потому-то вновь и вновь возвращается поэт в своих стихах к смене времен года: здесь особенно наглядно обнаруживается и течение («поток дней») жизни, и ее устойчивость, находящая выражение в повторяемости, в цикличности.

Ах, это сызнова, верно, сегодня
Вышел из рощи ночью ручей.
Это, как в прежние времена,
Сдвинула льдины и вздулась запруда,
Это поистине новое чудо,
Это, как прежде, снова весна.

Приобщение к природе, к миру дает возможность преодолеть и ощущение одиночества, и осознание кратковременности собственного земного бытия - открывает возможность видеть то, что лежит далеко впереди, за очерченными жизнью горизонтами. «За поворотом, в глубине Лесного лога, Готово будущее мне Верней залога». Ho еще возможность ощутить собственную силу, подобную той, какой владеет природа с ее очистительными грозами, после которых все оживает, все «дышит, как в раю». «Рука художника еще всесильней Co всех вещей смывает грязь и пыль. Преображенней из его давильни Выходят жизнь, действительность и быль».

Полнота доверия к жизни порождала и отношение к смерти как к условию ее (жизни) осуществления. И бессмертие, о котором говорил Юрий Живаго, воспринималось им как вхождение в «состав будущего», в жизнь, что «ежечасно обновляется в неисчислимых сочетаниях и превращениях». Однако войти туда можно было только при условии осознанного поведения личности в истории, при условии сознательного - трудного - выбора своего места в историческом движении.

Ho у Пастернака бессмертие, вечность - понятия отнюдь не отвлеченные: вечность запросто входит в комнату, и символом ее (вечности) оказывается в одном из последних стихотворений поэта ежегодно - в новогодние праздники - возникающая в доме, а потом исчезающая из него красавица елка:

Будущего недостаточно,
Старого, нового мало.
Надо, чтоб елкою святочной
Вечность средь комнаты стала.

И это так обычно для поэзии - породнить человека с вечностью, заставить его постоянно помнить о том, что «...только жизни впору Все время рваться вверх и вдаль».

Пастернак Борис Леонидович Пастерна́к Борис Леонидович

(1890-1960), русский писатель. Сын Л. О. Пастернака. В поэзии (сборники «Сестра моя - жизнь», 1922, «Темы и вариации», 1923, «Второе рождение», 1932, «На ранних поездах», 1943; цикл «Когда разгуляется», 1956-59) - постижение мира человека и мира природы в их многосложном единстве, ассоциативность, метафоричность, соединение экспрессионистического стиля и классической поэтики. Поэмы (в том числе «Девятьсот пятый год», 1925-26). Роман в стихах «Спекторский» (1924-30). Автобиографическая проза («Охранная грамота», 1931; «Люди и положения», 1957, опубл. в 1967). Повести (сборник «Воздушные пути», 1933). В судьбе русского интеллигента - героя романа «Доктор Живаго» (опубликован за рубежом в 1957, в России в 1988; Нобелевская премия, 1958, от которой Пастернак под угрозой выдворения из СССР вынужден был отказаться; диплом вручён сыну Пастернака в 1990) - обнажены трагические коллизии революции и Гражданской войны; стихи героя романа - лирический дневник, в котором человеческая история осмысляется в свете христианского идеала. Переводы произведений У. Шекспира, И. В. Гёте, П. Верлена, грузинских поэтов.

ПАСТЕРНАК Борис Леонидович

ПАСТЕРНА́К Борис Леонидович (1890-1960), русский писатель. Сын Л. О. Пастернака. В поэзии (сборники «Сестра моя - жизнь», 1922, «Второе рождение», 1932, «На ранних поездах», 1943; цикл «Когда разгуляется», 1956-1959) - постижение мира человека и мира природы в их многосложном единстве, ассоциативность, метафоричность, соединение экспрессионистического стиля и классической поэтики. Поэмы (в т. ч. «Девятьсот пятый год», 1925-1926). Повести. В судьбе русского интеллигента - героя романа «Доктор Живаго» (опубликован за рубежом, 1957; Нобелевская премия, 1958, от которой Пастернак под угрозой выдворения из СССР вынужден был отказаться; диплом вручен сыну Пастернака в 1989) - обнажены трагические коллизии революции и Гражданской войны; стихи героя романа - лирический дневник, в котором человеческая история осмысляется в свете христианского идеала. Автобиографическая проза. Переводы произведений У. Шекспира, И. В. Гете, П. Верлена, грузинских поэтов.
* * *
ПАСТЕРНА́К Борис Леонидович , русский поэт.
Семья
Родился в семье художника Л. О. Пастернака (см. ПАСТЕРНАК Леонид Осипович) и пианистки Р. И. Кауфман. В доме часто собирались музыканты, художники, писатели, среди гостей бывали Л. Н. Толстой, Н. Н. Ге, А. Н. Скрябин, В. А. Серов. Атмосфера родительского дома определила глубокую укорененность творчества Пастернака в культурной традиции и одновременно приучила к восприятию искусства как повседневного кропотливого труда.
Накануне поэзии
В детстве Пастернак обучался живописи, затем в 1903-08 всерьез готовился к композиторской карьере, в 1909-13 учился на философском отделении историко-филологического факультета Московского университета, в 1912 провел один семестр в Марбургском университете в Германии, где слушал лекции знаменитого философа Г. Когена (см. КОГЕН Герман) . После окончания университета занимался практически лишь литературной деятельностью, однако профессиональная музыкальная и философская подготовка во многом предопределила особенности пастернаковского художественного мира (так, например, в формах построения его произведений исследователи отмечали родство с музыкальной композицией).
«Мы с жизнью на один покрой» (Раннее творчество)
Первые шаги Пастернака в литературе были отмечены ориентацией на поэтов-символистов - А. Белого, А. А. Блока, Вяч. И. Иванова и И. Ф. Анненского, участием в московских символистских литературных и философских кружках. В 1914 поэт входит в футуристическую группу «Центрифуга». Влияние поэзии русского модернизма (символистов - главным образом на уровне поэтических образов, и футуристов - в необычности словоупотребления и синтаксиса) отчетливо проступает в двух первых книгах стихов Пастернака «Близнец в тучах» (1913) и «Поверх барьеров» (1917). Однако уже в стихотворениях 1910-х гг. появляются и основные черты, присущие собственно пастернаковскому поэтическому видению мира, - мира, где все настолько переплетено и взаимосвязано, что любой предмет может приобрести свойства другого, находящегося рядом, а ситуации и чувства описываются с помощью нарочито «случайного» набора характерных признаков и неожиданных ассоциаций, насквозь пронизанных почти экстатическим эмоциональным напряжением, которое их и объединяет («И чем случайней, тем вернее / Слагаются стихи навзрыд» - стихотворение «Февраль. Достать чернил и плакать!...»).
Пастернаковский образ мира и способ его поэтической передачи находят наиболее полное воплощение на страницах третьей книги стихов «Сестра моя - жизнь» (1922), посвященной лету 1917 между двумя революциями. Книга представляет собой лирический дневник, где за стихотворениями на темы любви, природы и творчества почти не видно конкретных примет исторического времени. Тем не менее Пастернак утверждал, что в этой книге «выразил все, что можно узнать о революции самого небывалого и неуловимого». В соответствии с эстетическими взглядами автора, для описания революции требовалась не историческая хроника в стихотворной форме, а поэтическое воспроизведение жизни людей и природы, охваченных событиями мирового, если не вселенского масштаба. Как ясно из заглавия книги, поэт ощущает свое глубинное родство со всем окружающим, и именно за счет этого история любви, интимные переживания, конкретные детали жизни весной и летом 1917 года претворяются в книгу о революции. Позже Пастернак назвал подобный подход «интимизацией истории», и этот способ разговора об истории как о части внутренней жизни ее участников применялся им на протяжении творческого пути неоднократно.
Поэт и эпоха. 1920-50-е гг.
С начала 1920-х гг. Пастернак становится одной из самых заметных фигур в советской поэзии, его влияние ощутимо в творчестве очень многих младших поэтов-современников - П. Г. Антокольского, Н. А. Заболоцкого, Н. С. Тихонова, А. А. Тарковского и К. М. Симонова.
Для самого Пастернака 1920-е гг. отмечены стремлением к осмыслению новейшей истории, идущим бок о бок с поиском эпической формы. В поэмах «Высокая болезнь» (1923-28), «Девятьсот пятый год» (1925-26), «Спекторский» (1925-31), «Лейтенант Шмидт» (1926-27) революция предстает как логическая часть исторического пути не только России, но и всей Европы. Наиболее выразительным знаком неправедности социального и духовного устройства России, определяющим нравственные основания и нравственную неизбежность революции, становится для Пастернака «женская доля» (в традициях Н. А. Некрасова, Ф. М. Достоевского и гражданской лирики второй половины 19 в.).
В повести «Охранная грамота» (1930), своеобразном итоговом творческом отчете за два десятилетия, Пастернак формулирует свою позицию в искусстве, представления о месте поэта в мире и истории, иллюстрируя основные положения описанием собственной биографии и судьбы наиболее близкого ему поэта-современника - В. В. Маяковского. Мучительному разрыву с первой женой (художницей Е. В. Пастернак) и сближению с З. Н. Нейгауз (в первом браке - жена Г. Г. Нейгауза (см. НЕЙГАУЗ Генрих Густавович) ) посвящена новая книга лирики - «Второе рождение» (1932). Ее выход обозначил начало периода деятельного участия Пастернака в общественно-литературной жизни, продолжавшегося до начала 1937 года. Пастернак выступает с речью на Первом съезде Союза советских писателей (1934), в качестве члена правления принимает участие практически во всех мероприятиях Союза. Отстаивание им творческой независимости писателей, их права на собственное мнение нередко вызывало резкую критику партийных кураторов литературы. В годы все нараставшего сталинского террора Пастернак неоднократно вступался за невинно репрессированных, и его заступничество оказывалось порой небесплодным.
С середины 1930-х гг. и до самого конца жизни одним из главных литературных занятий Пастернака становится переводческая деятельность. Он переводит современную и классическую грузинскую поэзию, трагедии У. Шекспира («Отелло», «Гамлет», «Король Лир», «Макбет», «Ромео и Джульетта»), «Фауста» И. Гете и многое другое, стремясь при этом не к точной передаче языковых особенностей оригинала, но, напротив, к созданию «русского Шекспира» и пр.
В 1940-41 после долгого перерыва Пастернак вновь начинает писать стихи, которые вместе с циклом «Стихи о войне» составили книгу «На ранних поездах» (1943). Стихи этого периода, свидетельствующие о верности Пастернака кругу избранных тем и мотивов, отмечены стремлением к преодолению сложности языка, свойственной его ранней поэзии.
Главная книга
Итогом своего творчества сам Пастернак считал роман «Доктор Живаго», над которым он работал с 1946 по 1955 год. Уже в 1910-х гг. Пастернак, обращаясь к прозе, пытался создать картину нравственной и духовной жизни своей эпохи, историю своего поколения. Повесть «Детство Люверс» (1918), сохранившиеся прозаические фрагменты 1930-х гг. свидетельствуют о многочисленных подступах к этой теме. В основу романа, посвященного «вечным» вопросам (о смерти и бессмертии, укорененности человеческой жизни в культуре и истории, роли искусства и природы в преодолении дисгармонии, которую вносят в существование мира и человека смерть, войны и революции), положены «новая идея искусства» и «по-новому понятое христианство»; в рамках этих представлений культура рассматривается как результат стремления человечества к бессмертию, а главной ценностью Евангелия и европейской литературы объявляется умение иллюстрировать высокие истины «светом повседневности». Круг философских проблем анализируется на примере судьбы русского интеллигента - врача и поэта Юрия Живаго, его друзей и близких, ставших очевидцами и участниками всех исторических катаклизмов, выпавших на долю России в первые четыре десятилетия 20 в. Извечность проблем и ситуаций, в которых оказываются персонажи романа, при всей их конкретной социальной и исторической обусловленности, подчеркивается евангельскими и сказочными сюжетами стихов главного героя, которые составляют последнюю часть «Доктора Живаго».
В издании романа на родине Пастернаку было отказано. Он передал его для публикации итальянскому издателю, и в 1957 появилась публикация «Доктора Живаго» на итальянском языке, вскоре последовали русское, английское, французское, немецкое и шведское издания (в СССР был опубликован только в 1988). В 1958 «за выдающиеся заслуги в современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской прозы» Пастернаку присудили Нобелевскую премию по литературе, что было воспринято в СССР как чисто политическая акция. На страницах печати развернулась кампания травли поэта, Пастернак был исключен из Союза писателей, ему грозили высылкой из страны, было даже заведено уголовное дело по обвинению в измене родине. Все это вынудило Пастернака отказаться от Нобелевской премии (диплом и медаль были вручены его сыну в 1989).
Эпистолярное наследие
В наследии Пастернака особое место занимают письма. В течение сорока лет продолжалась интеллектуально насыщенная переписка с двоюродной сестрой - О. М. Фрейденберг (см. ФРЕЙДЕНБЕРГ Ольга Михайловна) ; переписка с М. И. Цветаевой 1922-36 гг. представляет собой не только важный творческий диалог двух крупнейших поэтов-современников, но и напряженный эпистолярный роман; после публикации «Доктора Живаго» огромное место заняла переписка с зарубежными корреспондентами о романе, в чем Пастернак видел знак «душевного единенья века».
Пастернак в русской культуре
Поэзия и проза Пастернака органично соединили традиции русской и мировой классики с достижениями русского символизма и авангарда. Роман «Доктор Живаго» на протяжении нескольких десятилетий оставался одним из самых читаемых русских романов во всем мире, во многом определяя представление о русской литературе 20 в.
В 1990 в подмосковном поселке Переделкино, в помещении бывшей дачи Пастернака был открыт музей поэта.

Энциклопедический словарь . 2009 .

Смотреть что такое "Пастернак Борис Леонидович" в других словарях:

БОРИС ЛЕОНИДОВИЧ ПАСТЕРНАК (1890 1960), советский поэт и переводчик. Родился 10 февраля 1890 в Москве. Отец его был известным художником, эмигрировавшим из России после революции. Сын окончил Московский университет, затем учился в Марбургском… … Энциклопедия Кольера

Пастернак, Борис Леонидович - Борис Леонидович Пастернак. ПАСТЕРНАК Борис Леонидович (1890 1960), русский поэт. В поэзии (сборники “Сестра моя жизнь”, 1922, “Второе рождение”, 1932, “На ранних поездах”, 1943; цикл “Когда разгуляется”, 1956 59) постижение мира человека и мира… … Иллюстрированный энциклопедический словарь

- (1890 1960), рус. сов. поэт. Знакомство с поэзией Л. относится к раннему детству: отец П., художник Л.О. Пастернак, иллюстрировал произв. Л. Кн. «Сестра моя жизнь. Лето 1917 года» П. посвятил Л. «не памяти Лермонтова, а самому поэту, как если бы… … Лермонтовская энциклопедия

Русский советский писатель. Сын художника Л. О. Пастернака. В 1912 в Германии изучал философов марбургской школы. Первые стихи опубликовал в 1913. Первый… … Большая советская энциклопедия

Пастернак, Борис Леонидович - Пастернак Борис Леонидович (1890–1960) в ранних стихах обнаруживал влияние В. Брюсова и, по ощущению современников, Ин. Анненского. Потом, после недолгого участия в футуристической группе «Центрифуга», занял твердую позицию «вне групп» … Русские поэты Серебряного века

В Википедии есть статьи о других людях с такой фамилией, см. Пастернак. Запрос «Борис Пастернак» перенаправляется сюда; см. также другие значения. Борис Пастернак … Википедия

Современный поэт и прозаик. Род. в семье художника академика Леонида Осиповича Пастернака. Учился на филологическом отделении историко филологического факультета Московского университета и в Марбургском университете. Мировоззренческие и… … Большая биографическая энциклопедия

Б. Л. Пастернак с С. М. Эйзенштейном, В. В. Маяковским, Л. Ю. Брик. Пастернак Борис Леонидович (1890, Москва — 1960, посёлок Переделкино, близ Москвы), поэт. Родился в д. 2/3 по. Отец — художник Л.О. Пастернак, был близок к,… … Москва (энциклопедия)

БОРИС ПАСТЕРНАК (1890 -1960)

Накануне поэзии

В детстве Пастернак обучался живописи, затем в 1903-08 всерьёз готовился к композиторской карьере, в 1909-13 учился на философском отделении историко-филологического факультета Московского университета, в 1912 провёл один семестр в Марбургском университете в Германии, где слушал лекции знаменитого философа Г. Когена. После окончания университета занимался практически лишь литературной деятельностью, однако профессиональная музыкальная и философская подготовка во многом предопределила особенности пастернаковского художественного мира (так, например, в формах построения его произведений исследователи отмечали родство с музыкальной композицией).

«Мы с жизнью на один покрой» (Раннее творчество)

Первые шаги Пастернака в литературе были отмечены ориентацией на поэтов-символистов - А. Белого, А. Блока, Вяч. Иванова и И.Ф. Анненского, участием в московских символистских литературных и философских кружках. В 1914 поэт входит в футуристическую группу «Центрифуга». Влияние поэзии русского модернизма (символистов - главным образом на уровне поэтических образов, и футуристов - в необычности словоупотребления и синтаксиса) отчётливо проступает в двух первых книгах стихов Пастернака «Близнец в тучах» (1913) и «Поверх барьеров» (1917). Однако уже в стихотворениях 1910-х гг. появляются и основные черты, присущие собственно пастернаковскому поэтическому видению мира, - мира, где всё настолько переплетено и взаимосвязано, что любой предмет может приобрести свойства другого, находящегося рядом, а ситуации и чувства описываются с помощью нарочито «случайного» набора характерных признаков и неожиданных ассоциаций, насквозь пронизанных почти экстатическим эмоциональным напряжением, которое их и объединяет («И чем случайней, тем вернее / Слагаются стихи навзрыд» - стихотворение «Февраль. Достать чернил и плакать!..» ).

Пастернаковский образ мира и способ его поэтической передачи находят наиболее полное воплощение на страницах третьей книги стихов «Сестра моя - жизнь» (1922), посвящённой лету 1917 между двумя революциями. Книга представляет собой лирический дневник, где за стихотворениями на темы любви, природы и творчества почти не видно конкретных примет исторического времени. Тем не менее Пастернак утверждал, что в этой книге «выразил всё, что можно узнать о революции самого небывалого и неуловимого». В соответствии с эстетическими взглядами автора, для описания революции требовалась не историческая хроника в стихотворной форме, а поэтическое воспроизведение жизни людей и природы, охваченных событиями мирового, если не вселенского масштаба. Как ясно из заглавия книги, поэт ощущает своё глубинное родство со всем окружающим, и именно за счёт этого история любви, интимные переживания, конкретные детали жизни весной и летом 1917 года претворяются в книгу о революции. Позже Пастернак назвал подобный подход «интимизацией истории», и этот способ разговора об истории как о части внутренней жизни её участников применялся им на протяжении творческого пути неоднократно.

Поэт и эпоха. 1920-50-е гг.

С начала 1920-х гг. Пастернак становится одной из самых заметных фигур в советской поэзии, его влияние ощутимо в творчестве очень многих младших поэтов-современников - П.Г. Антокольского, Н.А. Заболоцкого, Н.С. Тихонова, А.А. Тарковского и К.М. Симонова.

Для самого Пастернака 1920-е гг. отмечены стремлением к осмыслению новейшей истории, идущим бок о бок с поиском эпической формы. В поэмах «Высокая болезнь» (1923-28), «Девятьсот пятый год» (1925-26), «Спекторский» (1925-31), «Лейтенант Шмидт» (1926-27) революция предстаёт как логическая часть исторического пути не только России, но и всей Европы. Наиболее выразительным знаком неправедности социального и духовного устройства России, определяющим нравственные основания и нравственную неизбежность революции, становится для Пастернака «женская доля» (в традициях Н.А. Некрасова, Ф.М. Достоевского и гражданской лирики второй половины XIX в.).

В повести «Охранная грамота» (1930), своеобразном итоговом творческом отчёте за два десятилетия, Пастернак формулирует свою позицию в искусстве, представления о месте поэта в мире и истории, иллюстрируя основные положения описанием собственной биографии и судьбы наиболее близкого ему поэта-современника - В.В. Маяковского. Мучительному разрыву с первой женой (художницей Е.В. Пастернак) и сближению с З.Н. Нейгауз (в первом браке - жена Г.Г. Нейгауза) посвящена новая книга лирики - «Второе рождение» (1932). Её выход обозначил начало периода деятельного участия Пастернака в общественно-литературной жизни, продолжавшегося до начала 1937 года. Пастернак выступает с речью на Первом съезде Союза советских писателей (1934), в качестве члена правления принимает участие практически во всех мероприятиях Союза. Отстаивание им творческой независимости писателей, их права на собственное мнение нередко вызывало резкую критику партийных кураторов литературы. В годы всё нараставшего сталинского террора Пастернак неоднократно вступался за невинно репрессированных, и его заступничество оказывалось порой небесплодным.

С середины 1930-х гг. и до самого конца жизни одним из главных литературных занятий Пастернака становится переводческая деятельность. Он переводит современную и классическую грузинскую поэзию, трагедии У. Шекспира («Отелло», «Гамлет», «Король Лир», «Макбет», «Ромео и Джульетта»), «Фауста» И. Гёте и многое другое, стремясь при этом не к точной передаче языковых особенностей оригинала, но, напротив, к созданию «русского Шекспира» и пр.

В 1940-41 после долгого перерыва Пастернак вновь начинает писать стихи, которые вместе с циклом «Стихи о войне» составили книгу «На ранних поездах» (1943). Стихи этого периода, свидетельствующие о верности Пастернака кругу избранных тем и мотивов, отмечены стремлением к преодолению сложности языка, свойственной его ранней поэзии.

Главная книга

Итогом своего творчества сам Пастернак считал роман «Доктор Живаго», над которым он работал с 1946 по 1955 год. Уже в 1910-х гг. Пастернак, обращаясь к прозе, пытался создать картину нравственной и духовной жизни своей эпохи, историю своего поколения. Повесть «Детство Люверс» (1918), сохранившиеся прозаические фрагменты 1930-х гг. свидетельствуют о многочисленных подступах к этой теме. В основу романа, посвящённого «вечным» вопросам (о смерти и бессмертии, укоренённости человеческой жизни в культуре и истории, роли искусства и природы в преодолении дисгармонии, которую вносят в существование мира и человека смерть, войны и революции), положены «новая идея искусства» и «по-новому понятое христианство»; в рамках этих представлений культура рассматривается как результат стремления человечества к бессмертию, а главной ценностью Евангелия и европейской литературы объявляется умение иллюстрировать высокие истины «светом повседневности». Круг философских проблем анализируется на примере судьбы русского интеллигента - врача и поэта Юрия Живаго, его друзей и близких, ставших очевидцами и участниками всех исторических катаклизмов, выпавших на долю России в первые четыре десятилетия 20 в. Извечность проблем и ситуаций, в которых оказываются персонажи романа, при всей их конкретной социальной и исторической обусловленности, подчёркивается евангельскими и сказочными сюжетами стихов главного героя, которые составляют последнюю часть «Доктора Живаго».

В издании романа на родине Пастернаку было отказано. Он передал его для публикации итальянскому издателю, и в 1957 появилась публикация «Доктора Живаго» на итальянском языке, вскоре последовали русское, английское, французское, немецкое и шведское издания (в СССР был опубликован только в 1988). В 1958 «за выдающиеся заслуги в современной лирической поэзии и на традиционном поприще великой русской прозы» Пастернаку присудили Нобелевскую премию по литературе, что было воспринято в СССР как чисто политическая акция. На страницах печати развернулась кампания травли поэта, Пастернак был исключён из Союза писателей, ему грозили высылкой из страны, было даже заведено уголовное дело по обвинению в измене родине. Всё это вынудило Пастернака отказаться от Нобелевской премии (диплом и медаль были вручены его сыну в 1989).

Эпистолярное наследие

В наследии Пастернака особое место занимают письма. В течение сорока лет продолжалась интеллектуально насыщенная переписка с двоюродной сестрой - О.М. Фрейденберг; переписка с М.И. Цветаевой 1922-36 гг. представляет собой не только важный творческий диалог двух крупнейших поэтов-современников, но и напряжённый эпистолярный роман; после публикации «Доктора Живаго» огромное место заняла переписка с зарубежными корреспондентами о романе, в чём Пастернак видел знак «душевного единенья века».

Пастернак в русской культуре

Поэзия и проза Пастернака органично соединили традиции русской и мировой классики с достижениями русского символизма и авангарда. Роман «Доктор Живаго» на протяжении нескольких десятилетий оставался одним из самых читаемых русских романов во всём мире, во многом определяя представление о русской литературе 20 в.

В 1990 в подмосковном посёлке Переделкино, в помещении бывшей дачи Пастернака был открыт музей поэта.

ЛИТЕРАТУРА

С.С. Аверинцев. Пастернак и Мандельштам: опыт сопоставления. /Быть знаменитым некрасиво… Пастернаковские чтения. Вып. 1. М., «Наследие», 1992.

Дмитрий Быков . Борис Пастернак. М., «Молодая гвардия», 2005 (серия «Жизнь замечательных людей»).

Быть знаменитым некрасиво … Пастернаковские чтения. Вып. 1. М., «Наследие», 1992.

В. Альфонсов . Поэзия Бориса Пастернака. СПб., «САГА», 2001.

В.С. Баевский . Пастернак. М., Изд-во Московского университета. 1997.

Б .М . Гаспаров . «Gradus ad Parnassum» (Самосовершенствование как категория творческого мира Пастернака). /Быть знаменитым некрасиво… Пастернаковские чтения. Вып. 1. М., «Наследие», 1992.

М.Л. Гаспаров . Семантика метра у раннего Пастернака. /Быть знаменитым некрасиво… Пастернаковские чтения. Вып. 1. М., «Наследие», 1992.

Гаспаров, Подгаецкая - М.Л. Гаспаров, И.Ю. Подгаецкая . «Сестра моя - жизнь» Бориса Пастернака. Сверка понимания. М., РГГУ, 2008.

Гаспаров, Поливанов - М.Л. Гаспаров, К.М. Поливанов . «Близнец в тучах» Бориса Пастернака: опыт комментария. М., РГГУ, 2005. [http://ivgi.rsuh.ru/article.html?id=51050 ]

Наталья Иванова . Борис Пастернак: участь и предназначение. СПб., Изд-во «Русско-Балтийский информационный центр БЛИЦ». 2000.

Ю.И. Левин . Заметки к стихотворению Б. Пастернака «Все наклоненья и залоги» /Ю.И. Левин. Избранные труды. М., «Языки русской культуры», 1998.

«Любовь пространства… »: Поэтика места в творчестве Бориса Пастернака. М., «Языки славянской культуры». 2008.

Е. Пастернак . Борис Пастернак. Биография. М., «Цитадель», 1997.

Пастернаковские чтения . Вып. 2. М., «Наследие», 1998.

Г.С. Померанц . Неслыханная простота./ Быть знаменитым некрасиво… Пастернаковские чтения. Вып. 1. М., «Наследие», 1992.

О.А. Седакова . «Вакансия поэта»: к поэтологии Пастернака. / Быть знаменитым некрасиво… Пастернаковские чтения. Вып. 1. М., «Наследие», 1992.

Лазарь Флейшман . Борис Пастернак в двадцатые годы. СПб., «Академический проект», 2003.

Лазарь Флейшман . Борис Пастернак и литературное движение 1930-х годов. СПб., «Академический проект», 2005.

Лазарь Флейшман. От Пушкина к Пастернаку. Избранные работы по поэтике и истории русской литературы. М., «Новое литературное обозрение», 2006.

Е.Г. Эткинд . Пастернак - новатор поэтической речи. /Е. Эткинд. Там, внутри. О русской поэзии XX века. Очерки. СПб., «Максима», 1997.

Е.Г. Эткинд. Пастернак и Лермонтов. К проблеме поэтической личности. / Е. Эткинд. Там, внутри. О русской поэзии XX века. Очерки. СПб., «Максима», 1997.

ПИРЫ Пью горечь тубероз, небес осенних горечь И в них твоих измен горящую струю. Пью горечь вечеров, ночей и людных сборищ, Рыдающей строфы сырую горечь пью. Исчадья мастерских, мы трезвости не терпим. Надёжному куску объявлена вражда. Тревожный ветр ночей - тех здравиц виночерпьем, Которым, может быть, не сбыться никогда. Наследственность и смерть - застольцы наших трапез И тихою зарёй - верхи дерев горят - B сухарнице, как мышь, копается анапест, И Золушка, спеша, меняет свой наряд. Полы подметены, на скатерти - ни крошки, Как детский поцелуй, спокойно дышит стих, И Золушка бежит - во дни удач на дрожках, А сдан последний грош, - и на своих двоих. 1913, 1928

Как в пулю сажают вторую пулю

Или бьют на пари по свечке,

Так этот раскат берегов и улиц

Петром разряжён без осечки.

О, как он велик был! Как сеткой конвульсий

Покрылись железные щёки,

Когда на Петровы глаза навернулись,

Слезя их, заливы в осоке!

И к горлу балтийские волны, как комья

Тоски, подкатили; когда им

Забвенье владело; когда он знакомил

С империей царство, край - с краем.

Нет времени у вдохновенья. Болото,

Земля ли, иль море, иль лужа, -

Мне здесь сновиденье явилось, и счёты

Сведу с ним сейчас же и тут же.

Он тучами был, как делами, завален.

В ненастья натянутый парус

Чертёжной щетиною ста готовален

Bрезалася царская ярость.

В дверях, над Невой, на часах, гайдуками,

Века пожирая, стояли

Шпалеры бессонниц в горячечном гаме

Рубанков, снастей и пищалей.

И знали: не будет приёма. Ни мамок,

Ни дядек, ни бар, ни холопей.

Пока у него на чертёжный подрамок

Надеты таежные топи.

Волны толкутся. Мостки для ходьбы.

Облачно. Небо над буем, залитым

Мутью, мешает с толчёным графитом

Узких свистков паровые клубы.

Пасмурный день растерял катера.

Снасти крепки, как раскуренный кнастер.

Дёгтем и доками пахнет ненастье

И огурцами - баркасов кора.

С мартовской тучи летят паруса

Наоткось, мокрыми хлопьями в слякоть,

Тают в каналах балтийского шлака,

Тлеют по чёрным следам колеса.

Облачно. Щелкает лодочный блок.

Пристани бьют в ледяные ладоши.

Гулко булыжник обрушивши, лошадь

Глухо въезжает на мокрый песок.

Чертёжный рейсфедер

Всадника медного

От всадника - ветер

Морей унаследовал.

Каналы на прибыли,

Нева прибывает.

Он северным грифелем

Наносит трамваи.

Попробуйте, лягте-ка

Под тучею серой,

Здесь скачут на практике

Поверх барьеров.

И видят окраинцы:

За Нарвской, на Охте,

Туман продирается,

Отодранный ногтем.

Пётр машет им шляпою,

И плещет, как прапор,

Пурги расцарапанный,

Надорванный рапорт.

Сограждане, кто это,

И кем на терзанье

Распущены по ветру

Полотнища зданий?

Как план, как ландкарту

На плотном папирусе,

Он город над мартом

Раскинул и выбросил.

Тучи, как волосы, встали дыбом

Над дымной, бледной Невой.

Кто ты? О, кто ты? Кто бы ты ни был,

Город - вымысел твой.

Улицы рвутся, как мысли, к гавани

Чёрной рекой манифестов.

Нет, и в могиле глухой и в саване

Ты не нашёл себе места.

Волн наводненья не сдержишь сваями.

Речь их, как кисти слепых повитух.

Это ведь бредишь ты, невменяемый,

Быстро бормочешь вслух.

1915

О вольноотпущенница, если вспомнится,

О, если забудется, пленница лет.

По мнению многих, душа и паломница,

По-моему, - тень без особых примет.

О, - в камне стиха, даже если ты канула,

Утопленница, даже если - в пыли,

Ты бьёшься, как билась княжна Тараканова,

Когда февралём залило равелин.

О, внедрённая! Хлопоча об амнистии,

Кляня времена, как клянут сторожей,

Стучатся опавшие годы, как листья,

В садовую изгородь календарей.

НЕ КАК ЛЮДИ, НЕ ЕЖЕНЕДЕЛЬНО…

Не как люди, не еженедельно,

Не всегда, в столетье раза два

Я молил Тебя: членораздельно

Повтори творящие слова.

И Тебе ж невыносимы смеси

Откровений и людских неволь.

Как же хочешь Ты, чтоб я был весел?

С чем бы стал Ты есть земную соль?

На тротуарах истолку С стеклом и солнцем пополам, Зимой открою потолку И дам читать сырым углам. Задекламирует чердак С поклоном рамам и зиме. К карнизам прянет чехарда Чудачеств, бедствий и замет. Буран не месяц будет месть. Концы, начала заметёт. Внезапно вспомню: солнце есть; Увижу: свет давно не тот. Галчонком глянет Рождество И разгулявшийся денёк Проя снит много из того, Что мне и милой невдомёк. В кашне, ладонью заслонясь, Сквозь фортку крикну детворе: Какое, милые, у нас Тысячелетье на дворе! Кто тропку к двери проторил, К дыре, засыпанной крупой, Пока я с Байроном курил, Пока я пил с Эдгаром По! Пока в Дарьял, как к другу, вхож Как в ад, в цейхгауз и в арсенал, Я жизнь, как Лермонтова дрожь, Как губы, в вермут окунал.

Коробка с красным померанцем -

Моя каморка.

О, не об номера ж мараться

По гроб, до морга!

Я поселился здесь вторично

Из суеверья.

Обоев цвет, как дуб, коричнев

И - пенье двери.

Из рук не выпускал защёлки.

Ты вырывалась,

И чуб касался чудной чёлки

И губы - фиалок.

О неженка, во имя прежних

И в этот раз твой

Наряд щебечет, как подснежник

Апрелю: «Здравствуй!»

Грех думать - ты не из весталок:

Вошла со стулом,

Как с полки, жизнь мою достала

И пыль обдула.

Это - круто налившийся свист, Это - щёлканье сдавленных льдинок, Это - ночь, леденящая лист, Это - двух соловьёв поединок. Это - сладкий заглохший горох, Это - слёзы вселенной в лопатках, Это - с пультов и с флейт - Фигаро Низвергается градом на грядку. Всё, что ночи так важно сыскать На глубоких купаленных доньях, И звезду донести до садка На трепещущих мокрых ладонях. Площе досок в воде - духота. Небосвод завалился ольхою, Этим звездам к лицу б хохотать, Ан вселенная - место глухое.

ОПРЕДЕЛЕНИЕ ТВОРЧЕСТВА

Разметав отвороты рубашки,

Волосато, как торс у Бетховена,

Накрывает ладонью, как шашки,

Сон, и совесть, и ночь, и любовь оно.

И какую-то чёрную доведь,

И - с тоскою какою-то бешеной -

К преставлению света готовит,

Конноборцем над пешками пешими.

А в саду, где из погреба, со льду,

Звезды благоуханно разахались,

Соловьём над лозою Изольды

Захлебнулась Тристанова захолодь.

И сады, и пруды, и ограды,

И кипящее белыми воплями

Мирозданье - лишь страсти разряды,

Человеческим сердцем накопленной.

ТАК НАЧИНАЮТ. ГОДА В ДВА...

Так начинают. Года в два

От мамки рвутся в тьму мелодий,

Щебечут, свищут, - а слова

Являются о третьем годе.

Так начинают понимать.

И в шуме пущенной турбины

Мерещится, что мать - не мать

Что ты - не ты, что дом - чужбина.

Что делать страшной красоте

Присевшей на скамью сирени,

Когда и впрямь не красть детей?

Так возникают подозренья.

Так зреют страхи. Как он даст

Звезде превысить досяганье,

Когда он - Фауст, когда - фантаст?

Так начинаются цыгане.

Так открываются, паря

Поверх плетней, где быть домам бы,

Внезапные, как вздох, моря.

Так будут начинаться ямбы.

Так ночи летние, ничком

Упав в овсы с мольбой: исполнься,

Грозят заре твоим зрачком,

Так затевают ссоры с солнцем.

Так начинают жить стихом.

НАС МАЛО, НАС, МОЖЕТ БЫТЬ, ТРОЕ…

Нас мало. Нас, может быть, трое
Донецких, горючих и адских
Под серой бегущей корою
Дождей, облаков и солдатских

Советов, стихов и дискуссий
О транспорте и об искусстве.

Мы были людьми. Мы эпохи.
Нас сбило и мчит в караване,

Как тундру под тендера вздохи
И поршней и шпал порыванье.
Слетимся, ворвёмся и тронем,
Закружимся вихрем вороньим,

И - мимо! - Вы поздно поймёте.
Так, утром ударивши в ворох
Соломы - с момент на намёте, -
След ветра живёт в разговорах
Идущего бурно собранья
Деревьев над кровельной дранью.

Поэзия, я буду клясться
Тобой и кончу, прохрипев:
Ты не осанка сладкогласца,
Ты - лето с местом в третьем классе,
Ты - пригород, а не припев.

Ты - душная, как май, Ямская,
Шевардина ночной редут,
Где тучи стоны испускают
И врозь по роспуске идут.

И в рельсовом витье двояся,-
Предместье, а не перепев,-
Ползут с вокзалов восвояси
Не с песней, а оторопев.

Отростки ливня грязнут в гроздьях
И долго, долго, до зари,
Кропают с кровель свой акростих,
Пуская в рифму пузыри.

Поэзия, когда под краном
Пустой, как цинк ведра, трюизм,
То и тогда струя сохранна,
Тетрадь подставлена,- струись!

Я поздравляю вас, как я отца

Поздравил бы при той же обстановке.

Жаль, что в Большом театре под сердца

Не станут стлать, как под ноги, циновки.

Жаль, что на свете принято скрести

У входа в жизнь одни подошвы; жалко,

Что прошлое смеётся и грустит,

А злоба дня размахивает палкой.

Вас чествуют. Чуть-чуть страшит обряд,

Где вас, как вещь, со всех сторон покажут

И золото судьбы посеребрят,

И, может, серебрить в ответ обяжут.

Что мне сказать? Что Брюсова горька

Широко разбежавшаяся участь?

Что ум черствеет в царстве дурака?

Что не безделка - улыбаться, мучась?

Что сонному гражданскому стиху

Вы первый настежь в город дверь открыли?

Что ветер смёл с гражданства шелуху

И мы на перья разодрали крылья?

Что вы дисциплинировали взмах

Взбешённых рифм, тянувшихся за глиной,

И были домовым у нас в домах

И дьяволом недетской дисциплины?

Что я затем, быть может, не умру,

Что, до смерти теперь устав от гили,

Вы сами, было время, поутру

Линейкой нас не умирать учили?

Ломиться в двери пошлых аксиом,

Где лгут слова и красноречье храмлет?..

О! весь Шекспир, быть может, только в том,

Что запросто болтает с тенью Гамлет.

Так запросто же! Дни рожденья есть.

Скажи мне, тень, что ты к нему желала б?

Так легче жить. А то почти не снесть

Пережитого слышащихся жалоб.

О, ЗНАЛ БЫ Я, ЧТО ТАК БЫВАЕТ… О, знал бы я, что так бывает, Когда пускался на дебют, Что строчки с кровью - убивают, Нахлынут горлом и убьют! От шуток с этой подоплёкой Я б отказался наотрез. Начало было так далёко, Так робок первый интерес. Но старость - это Рим, который Взамен турусов и колёс Не читки требует с актёра, А полной гибели всерьёз. Когда строку диктует чувство, Оно на сцену шлёт раба, И тут кончается искусство, И дышат почва и судьба.

Не верили, - считали, - бредни,

Но узнавали: от двоих,

Троих, от всех. Равнялись в строку

Остановившегося срока

Дома чиновниц и купчих,

Дворы, деревья, и на них

Грачи, в чаду от солнцепёка

Разгорячённо на грачих

Кричавшие, чтоб дуры впредь не

Совались в грех. И как намедни

Был день. Как час назад. Как миг

Назад. Соседний двор, соседний

Забор, деревья, шум грачих.

Лишь был на лицах влажный сдвиг,

Как в складках порванного бредня.

Был день, безвредный день, безвредней

Десятка прежних дней твоих.

Толпились, выстроясь в передней,

Как выстрел выстроил бы их.

Как, сплющив, выплеснул из стока б

Лещей и щуку минный вспых

Шутих, заложенных в осоку,

Как вздох пластов нехолостых.

Ты спал, постлав постель на сплетне,

Спал и, оттрепетав, был тих, -

Красивый, двадцатидвухлетний,

Как предсказал твой тетраптих.

Ты спал, прижав к подушке щёку,

Спал, - со всех ног, со всех лодыг

Врезаясь вновь и вновь с наскоку

В разряд преданий молодых.

Ты в них врезался тем заметней,

Что их одним прыжком достиг.

Твой выстрел был подобен Этне

В предгорьи трусов и трусих.

Друзья же изощрялись в спорах,

Забыв, что рядом - жизнь и я.

Ну что ж ещё? Что ты припёр их

К стене, и стёр с земли, и страх

Твой порох выдаёт за прах?

Но мрази только он и дорог.

На то и рассуждений ворох,

Чтоб не бежала за края

Большого случая струя,

Чрезмерно скорая для хворых.

Так пошлость свёртывает в творог

Седые сливки бытия.

БОРИСУ ПИЛЬНЯКУ

Иль я не знаю, что, в потёмки тычась, Вовек не вышла б к свету темнота, И я - урод, и счастье сотен тысяч Не ближе мне пустого счастья ста? И разве я не мерюсь пятилеткой, Не падаю, не подымаюсь с ней? Но как мне быть с моей грудною клеткой И с тем, что всякой косности косней? Напрасно в дни великого совета, Где высшей страсти отданы места, Оставлена вакансия поэта: Она опасна, если не пуста.

1 Мне по душе строптивый норов Артиста в силе: он отвык От фраз, и прячется от взоров, И собственных стыдится книг. Но всем известен этот облик. Он миг для пряток прозевал. Назад не повернуть оглобли, Хотя б и затаясь в подвал. Судьбы под землю не заямить. Как быть? Неясная сперва, При жизни переходит в память Его признавшая молва. Но кто ж он? На какой арене Стяжал он поздний опыт свой? С кем протекли его боренья? С самим собой, с самим собой. Как поселенье на Гольфштреме, Он создан весь земным теплом. В его залив вкатило время Всё, что ушло за волнолом. Он жаждал воли и покоя, А годы шли примерно так, Как облака над мастерскою, Где горбился его верстак. Декабрь 1935

ВСЕ НАКЛОНЕНЬЯ И ЗАЛОГИ…

Bсе наклоненья и залоги

Изжёваны до одного.

Хватить бы соды от изжоги!

Так вот итог твой, мастерство?

На днях я вышел книгой в Праге.

Она меня перенесла

B те дни, когда с заказом на дом

От зарев, догоравших рядом,

Я верил на слово бумаге,

Облитой лампой ремесла.

Бывало, снег несёт вкрутую,

Что только в голову придёт.

Я сумраком его грунтую

Свой дом, и холст, и обиход.

Bсю зиму пишет он этюды,

И у прохожих на виду

Я их переношу оттуда,

Таю, копирую, краду.

Казалось альфой и омегой -

Мы с жизнью на один покрой;

И круглый год, в снегу, без снега,

Она жила, как alter еgo,

И я назвал её сестрой.

Землёю был так полон взор мой,

Что зацветал, как курослеп

С сурепкой мелкой неврасцеп,

И пил корнями жжёный, чёрный

Цикорный сок густого дёрна,

И только это было формой,

И это - лепкою судеб.

Как вдруг - издание из Праги.

Как будто реки и овраги

Задумали на полчаса

Наведаться из грек в варяги,

В свои былые адреса.

С тех пор всё изменилось в корне.

Мир стал невиданно широк.

Так революции ль порок,

Что я, с годами всё покорней,

Твержу, не знаю чей, урок?

Откуда это? Что за притча,

Что пепел рухнувших планет

Родит скрипичные капричьо?

Талантов много, духу нет.

Поэт, не принимай на веру

Примеров Дантов и Торкват.

Искусство - дерзость глазомера,

Влеченье, сила и захват.

Тебя пилили на поленья

В года, когда в огне невзгод

В золе народонаселенья

Оплавилось ядро: народ.

Он для тебя вода и воздух,

Он - прежний лютик луговой,

Копной черемух белогроздых

До облак взмывший головой.

Не выставляй ему отметок.

Растроганности грош цена.

Грозой пади в обьятья веток,

Дождём обдай его до дна.

Не умиляйся, - не подтянем.

Сгинь без вести, вернись без сил,

И по репьям и по плутаньям

Поймём, кого ты посетил.

Твоё творение не орден:

Награды назначает власть.

А ты - тоски пеньковой гордень,

Паренья парусная снасть.

«БЫТЬ ЗНАМЕНИТЫМ НЕКРАСИВО...»

Быть знаменитым некрасиво. Не это подымает ввысь. Не надо заводить архива, Над рукописями трястись. Цель творчества - самоотдача, А не шумиха, не успех. Позорно ничего не знача, Быть притчей на устах у всех. Но надо жить без самозванства, Так жить, что бы в конце концов Привлечь к себе любовь пространства, Услышать будущего зов. И надо оставлять пробелы В судьбе, а не среди бумаг, Места и главы жизни целой Отчёркивая на полях. И окунаться в неизвестность, И прятать в ней свои шаги, Как прячется в тумане местность, Когда в ней не видать ни зги. Другие по живому следу Пройдут твой путь за пядью пядь, Но пораженья от победы Ты сам не должен отличать. И должен ни единой долькой Не отступаться от лица, Но быть живым, живым и только,

Живым и только до конца.

ДУША («ДУША, МОЯ ПЕЧАЛЬНИЦА...»)

Душа моя, печальница

О всех в кругу моём,

Ты стала усыпальницей

Замученных живьём.

Тела их бальзамируя,

Им посвящая стих,

Рыдающею лирою

Оплакивая их,

Ты в наше время шкурное

За совесть и за страх

Стоишь могильной урною,

Покоящей их прах.

Их муки совокупные

Тебя склонили ниц.

Ты пахнешь пылью трупною

Мертвецких и гробниц.

Душа моя, скудельница,

Всё, виденное здесь,

Перемолов, как мельница,

Всё бывшее со мной,

Как сорок лет без малого,

В погостный перегной.

Я льнул когда-то к беднякам
Не из возвышенного взгляда,
А потому, что только там
Шла жизнь без помпы и парада.

Хотя я с барством был знаком
И с публикою деликатной,
Я дармоедству был врагом
И другом голи перекатной.

И я старался дружбу свесть
С людьми из трудового званья,
За что и делали мне честь,
Меня считая тоже рванью.

Был осязателен без фраз,
Вещественен, телесен, весок
Уклад подвалов без прикрас
И чердаков без занавесок.

И я испортился с тех пор,
Как времени коснулась порча,
И горе возвели в позор,
Мещан и оптимистов корча.

Всем тем, кому я доверял,
Я с давних пор уже не верен.
Я человека потерял
С тех пор, как всеми он потерян.

ПОСЛЕ ВЬЮГИ

После угомонившейся вьюги Наступает в округе покой. Я прислушиваюсь на досуге К голосам детворы за рекой. Я, наверно, неправ, я ошибся, Я ослеп, я лишился ума. Белой женщиной мёртвой из гипса Наземь падает навзничь зима. Небо сверху любуется лепкой Мёртвых, крепко придавленных век. Всё в снегу: двор и каждая щепка, И на дереве каждый побег. Лед реки, переезд и платформа, Лес, и рельсы, и насыпь, и ров Отлились в безупречные формы Без неровностей и без углов. Ночью, сном не успевши забыться, В просветленьи вскочивши с софы, Целый мир уложить на странице, Уместиться в границах строфы. Как изваяны пни и коряги, И кусты на речном берегу, Море крыш возвести на бумаге,

Целый мир, целый город в снегу.

Я пропал, как зверь в загоне.
Где-то люди, воля, свет,
А за мною шум погони,
Мне наружу ходу нет.

Тёмный лес и берег пруда,
Ели сваленной бревно.
Путь отрезан отовсюду.
Будь что будет, всё равно.

Что же сделал я за пакость,
Я, убийца и злодей?
Я весь мир заставил плакать
Над красой земли моей.

Но и так, почти у гроба,
Верю я, придёт пора -
Силу подлости и злобы
Одолеет дух добра.

Январь 1959

СОСТАВИТЕЛЬ РАЗДЕЛА - ЛИЗА МИХАЙЛОВА (9 В, 2010 год).

Тексты стихотворений помещены здесь по изд.: Борис Пастернак. Полн. собр. соч. в одиннадцати томах. М., «Слово», 2003-2005. В нашей подборке использованы примечания Е.Б. Пастернака и Е.В. Пастернак к этому изданию. Разбор стих-я «Пиры» - [Гаспаров, Поливанов] (под заглавием «Пиршества»).

По мнению комментаторов 11-томного собрания, в стих-ии отразилась пушкинская концепция личности Петра. Гайдук - выездной лакей. Кнастер - сорт трубочного табака. Нарвская (застава) и Охта - окраины Петербурга. Прапор - знамя.

Первоначальное заглавие - «Внедрённая». …княжна Тараканова - на картине К.Д. Флавицкого «Княжна Тараканова» изображена претендентка на российский престол Елизавета Тараканова в равелине Петропавловской крепости во время наводнения 1775 г.

С чем бы стал Ты есть земную соль? - Ср. слова Христа к апостолам: «Вы соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь её солёную?» - Мф. 5:13.

В письме к родителям (7 февраля 1917 г.) Пастернак писал: «вещь как губка пропитывалась всегда в таких случаях тем, что вблизи её находилось - приключениями ближайшими, событьями, местом, где я тогда жил, и местами, где бывал, погодой тех дней». См. также «Несколько положений», цитата из этой работы приведена во вступ. статье.

Дарьял - горное ущелье на Кавказе, упоминаемое в стих-х Лермонтова. Цейхгауз, арсенал - склады обмундирования и оружия. Разбор стих-я см. [Гаспаров, Подгаецкая] (в записи Р. Сальваторе).

Коробка с красным померанцем - спичечный коробок с померанцем, из породы цитрусовых, на этикетке. Я поселился здесь вторично - весной 1917 г. Пастернак снял ту же комнату в Лебяжьем переулке, в которой жил в 1913 году.

«Лопатками в дореволюционной Москве назывались стручки зелёного гороха. Горох покупали в лопатках и лущили. Под слезами вселенной в лопатках разумелся образ звёзд, как бы державшихся на внутренней стороне ночного неба, как горошины на внутренней стенке лопнувшего стручка» («Дополнительные замечания» Пастернака в машинописи сборника 1956 года). Разбор стих-я см. [Гаспаров, Подгаецкая] (в записи Р. Сальваторе).

Доведь - шашка, проведённая в край поля, в дамы. (примеч. Б. Пастернака ). … над лозою Изольды … Тристанова - вероятно, имеется в виду опера Р. Вагнера «Тристан и Изольда». Разбор стих-я - [Гаспаров, Подгаецкая].

Ср.: «Я подозревал вокруг себя всевозможные тайны и обманы. Не было бессмыслицы, в которую бы я не поверил. То на заре жизни, когда только и мыслимы такие нелепости, я воображал, что я не сын своих родителей, а найдённый и усыновлённый ими приёмыш» («Люди и положения», 1956).

Нас мало - комментаторы 11-томного собрания возводят это выражение к словам пушкинского Моцарта: «Нас мало избранных, счастливцев праздных Единого прекрасного жрецов» и далее - к евангельским словам: «Много званых, мало избранных» (Лк. 14:24). Трое - кроме самого Пастернака, имеются в виду, сказано в том же комментарии, Маяковский и Асеев. На кн. «Темы и вариации» Пастернак надписал Цветаевой: «Несравненному поэту Марине Цветаевой, “донецкой, горючей и адской”».

Помещаем комментарий к 11-томнику: Ты не осанка сладкогласца … - не романтическая «поза поэта» («Охранная грамота») создаёт поэзию, но реальная жизнь, не гнушающаяся ни общеизвестными истинами (Пустой, как цинк ведра, трюизм …), ни уличным просторечием; … с местом в третьем классе … - общий вагон, вагон третьего класса. Ямская - район Тверских-Ямских улиц в Москве, где родился Пастернак, представлял собою ямскую слободу, пригород, предместье ; Шевардина ночной редут - имеется в виду гибель передового редута русской армии у деревни Шевардино за два дня до Бородинской битвы.

Пастернак читал стих-е на торжественном вечере в Большом театре 17 декабря 1923 г., посвящённом 50-летию Брюсова. … дьяволом недетской дисциплины … - ср. «Литературная Москва казалась царством Брюсова, царством “ежовой рукавицы” Молодые поэты падали ниц перед “мастерством”, но в редакцию “Скорпиона” шли как на казнь». - Нина Петровская. «Из воспоминаний» // «Литературное наследство». Т. 85. Ь., 1976. С. 787-788). Скажи мне, тень … - Брюсов на упомянутом вечере прочитал стих-е Фета «На пятидесятилетие музы»: «Всяк благосклонную хвалою /Немую провожает тень». О «глубокой признательности» старшему поэту Пастернак писал Брюсову в письме от 15 августа: « горячо Вас за всё, что Вы из меня и для меня сделали, - благодарю».

Ср. в письме к сестре Ж.Л. Пастернак (11-18 февр. 1932 г.): «Как перерождает, каким пленником времени делает эта доля, это нахождение во всеобщей собственности, эта отовсюду прогретая теплом неволя. Потому что и в этом - извечная жестокость несчастной России: когда она дарит кому-нибудь любовь, избранник уже не спасётся с глаз её. Он как бы попадает перед ней на римскую арену, обязанный ей зрелищем за любовь».

Красивый, двадцатидвухлетний,/ Как предсказал твой тетраптих … - отсылка к «Облаку в штанах» Маяковского: «Мир огромив мощью голоса, /иду - красивый, /двадцатидвухлетний». Об отношении к Маяковскому Пастернак писал в «Охранной грамоте» и в статье «Люди и положения». Разбор этого стих-я см.: Евгений Яблоков. «Дуэль с чёрным человеком» //В его кн. Нерегулируемые перекрёстки. М., «Пятая страна», 2005.

Семь снятых строф, в которых говорилось о Сталине, см. в комментариях к II тому 11-томника. Он жаждал воли и покоя… - реминисценция из стих-я Пушкина «Пора, мой друг, пора! Покоя сердце просит…».

В 1935 г. в Праге вышел сборник Пастернака в переводе чешского поэта Йозефа Горы (Boris Pasternak. Lyrika. Praha. 1935). Ср.: «Переводы Горы меня глубоко взволновали. Когда я стал записывать это ощущение взволнованности в своём дневнике, совсем непривычно и неожиданно для меня получилась запись в стихах Многое в стихах Горы звучит как фразы из древних русских летописей, в которых рассказывается, как в нашу страну пришли стародавние варяги, чтобы проложить торговый путь к грекам». - Фриц Брюгель. Разговор с Борисом Пастернаком. //Полн. собр. соч., т. XI. С. 155. …пеньковый гордень - верёвка, корабельная снасть, поддерживающая полотно паруса. Разбор стих-я см.: Ю.И. Левин. Заметки к стихотворению Б. Пастернака «Все наклоненья и залоги» /Ю.И. Левин. Избранные труды. М., «Языки русской культуры», 1998.

Первоначальное заглавие - «Верую». Не надо заводить архива, /Над рукописями трястись… - Ср.: «Терять в жизни более необходимо, чем приобретать. Зерно не даст всхода, если не умрёт. Надо жить не уставая, смотреть вперёд и питаться живыми запасами, которые совместно с памятью вырабатывает забвение» («Люди и положения»).

Скудельница (скудельня) - старинное название погоста или кладбища, происходящее от евангельского рассказа, по которому первосвященники, получив от Иуды обратно 30 сребреников, купили «село скудельниче в погребение странным» (Мф. 27:6-7). Ср. эпиграф к кн. «Когда разгуляется», куда входит это стих-е (цитируем в переводе с французского): «Книга - это большое кладбище, где на многих плитах нельзя уже прочесть стертые имена». Марсель Пруст.

«Людей художественной складки, - писал Пастернак родителям в январе 1938 года, - всегда будет тянуть к людям трудной и скромной участи, там всё теплее и выношеннее, и больше, чем где бы то ни было, души и краски».

Приводим комментарий к 11-томному собранию: «В октябре 1958 г. Пастернаку была присуждена Нобелевская премия «За выдающиеся достижения в современной лирической поэзии и за продолжение традиций великой русской прозы». В советской печати была организована политическая кампания, расценивающая премию как плату за предательство, то есть публикацию “Доктора Живаго” за границей. Травлей и угрозами Пастернака заставили отказаться от премии. Но эта жертва не была замечена советской печатью, и 30 янв. 1959 г. Пастернак передал цикл “Январские дополнения” английскому корреспонденту, который опубликовал стих. “Нобелевская премия” 11 февр. 1959 г. в газете “Daily Mail”».

Борис Леонидович Пастернак – один из немногих мастеров слова, удостоенных Нобелевской премии. Его стихи и переводы вошли в золотой фонд русской и зарубежной литературы.

Борис Пастернак родился 29 января 1890 г. в Москве в интеллигентной семье. Мать - пианистка, карьера которой началась в Одессе, откуда семья переехала еще до рождения Бориса. Отец - художник и член Академии художеств. Некоторые его картины были приобретены известным меценатом для Третьяковской галереи. Отец Бориса дружил со и занимался иллюстрированием его книг. Борис был первенцем, после него в семье появилось еще трое детей.

Борис Пастернак с братом в детстве

С детства поэта окружала творческая атмосфера. Родительский дом был открыт для разных знаменитостей. Желанными гостями в нем были Лев Толстой, композиторы Скрябин и , художники Иванов, Поленов, Нестеров, Ге, Левитан и другие известные личности. Общение с ними не могло не повлиять на будущего поэта.

Огромным авторитетом для мальчика был Скрябин, под влиянием композитора длительное время он был увлечен музыкой и мечтал пойти по стопам своего учителя. Учится Борис на отлично, заканчивает гимназию с золотой медалью. Параллельно обучается в консерватории.

В биографии Пастернака неоднократно случались ситуации, когда ему приходилось выбирать, и выбор этот зачастую был сложным. Первым таким решением был отказ от музыкальной карьеры. Спустя годы он объясняет эту ситуацию отсутствием абсолютного слуха. Целеустремленный и работоспособный, все что он ни делал, доводил до абсолютного совершенства. Борис осознавал, что, несмотря на безграничную любовь к музыке, на музыкальном поприще достичь высот он не сможет.

В 1908-м становится студентом юрфака Московского университета, спустя год переводится на философское отделение. По всем предметам у него блестящие оценки, и в 1912 г. он поступает в Маргбургский университет. В Германии Пастернаку предсказывают успешную карьеру, но совершенно неожиданно он принимает решение стать поэтом, а не философом.

Первые шаги в творчестве

Проба пера приходится на 1910 год. Его первые стихи написаны под впечатлением от поездки с семьей в Венецию и отказа любимой девушки, которой он делает предложение. Один из его коллег пишет, что по форме это были детские стихи, но по смыслу очень содержательные. После возвращения в Москву становится участником литературных кружков «Лирика» и «Мусагет», где читает свои стихи. На первых порах его влечет символизм и футуризм, но позже он выбирает независимый от любых литературных объединений путь.

1913–1914-й – годы наполнены множеством творческих событий. Опубликовано несколько его стихотворений, вышел сборник стихов «Близнец в тучах». Но поэт требователен к себе, считает свои творения недостаточно качественными. В 1914-м он знакомится с Маяковским, который своим творчеством и силой личности оказывает на Пастернака огромное влияние.

В 1916 г. Пастернак живет в Пермской губернии, в уральском посёлке Всеволодо-Вильва, куда его приглашает управляющий химическими заводами Борис Збарский. Работает в конторе помощником по деловой переписке и занимается торгово-финансовой отчётностью. По широко распространенному мнению, Юрятин из знаменитого романа «Доктор Живаго» является прообразом Перми. Посещает Березниковский содовый завод на Каме. Под впечатлением от увиденного в письме к С. П. Боброву называет завод и построенный при нем по европейскому образцу поселок «маленькой промышленной Бельгией».

Творчество

Творчество – удивительный процесс. Для одних он легкий и приятный, для других – тяжелая работа, требующая великих усилий, чтобы добиться цели и достичь совершенства. Борис относился ко второй категории людей. От много работает, тщательно оттачивая фразы и рифмы. Сборник «Сестра моя – жизнь», который вышел в 1922 году, он считает первым своим достижением на литературном поприще.

Интересным, даже курьезным фактом биографии стали его отношения с , которому не нравилось творчество Пастернака. На этой почве их отношения переросли в открытую конфронтацию. Однажды между поэтами случилась драка. Об этом есть интересные воспоминания Катаева, в которых Есенина он называет “королевичем”, а Пастернака “мулатом”.

«Королевич совсем по-деревенски одной рукой держал интеллигентного мулата за грудки, а другой пытался дать ему в ухо, в то время как мулат - по ходячему выражению тех лет, похожий одновременно и на араба и на его лошадь с пылающим лицом, в развевающемся пиджаке с оторванными пуговицами с интеллигентной неумелостью ловчился ткнуть королевича кулаком в скулу, что ему никак не удавалось».

В 1920-х происходит ряд важных событий: эмиграция родителей в Германию, женитьба на Евгении Лурье, рождение сына, публикация новых сборников и поэм.

В начале 1930-х Пастернака и его творчество признает власть. Сборники стихов переиздаются ежегодно, в 1934 году он выступает с речью на съезде Союза писателей. Считается лучшим поэтом в стране советов. В 1935 году отправляется в Париж на Международный конгресс писателей. В поездке у него происходит нервный срыв, писатель жалуется на бессонницу и расстроенные нервы.

В этом же году Пастернак заступается за сына и мужа , которых арестовали, а затем освободили после его писем . В благодарность в декабре 1935-го поэт отправляет Сталину в подарок книгу с переводами лирики грузинских поэтов. В сопроводительном письме он благодарит за «молниеносное освобождение родственников Ахматовой».

В январе 1936 г. выходит публикация двух его стихотворений, в которых он восхищается И. В. Сталиным. Несмотря на старания, власть имущие не простили Пастернаку его заступничества за родных Анны Ахматовой, а также защиту Гумилева и Мандельштама. В 1936-м его практически отстраняют от литературной жизни, обвиняют в отдаленности от жизни и ошибочном мировоззрении.

Переводы

Свою известность Пастернак получил не только как поэт, но и как мастер перевода зарубежной поэзии. В конце 1930-х отношение руководства страны к его личности меняется, произведения не переиздаются, и он остается без средств к существованию. Это вынуждает поэта обратиться к переводам. К ним Пастернак относится, как к самодостаточным художественным произведениям. Подходит к работе с особой тщательностью, стараясь сделать ее идеально.

Работать над переводами он начинает в 1936 году, на даче в Переделкино. Труды Пастернака считаются равноценными оригиналам великих произведений. Переводы становятся для него не только возможностью содержать семью в условиях травли, но и способом реализации себя как поэта. Переводы , сделанные Борисом Пастернаком, стали классикой.

Война

В результате детской травмы он не подлежит мобилизации. Остаться в стороне поэт тоже не смог. Заканчивает курсы, получает статус военного корреспондента и едет на фронт. После возвращения создает цикл стихотворений патриотического содержания.

В послевоенные годы много трудится, занимается переводами, так как они остаются единственным его заработком. Стихов пишет немного – все свое время использует на переводы и написание нового романа, работает также над переводом «Фауста» Гете.

«Доктор Живаго» и травля

Книга «Доктор Живаго» - одно из самых значимых произведений поэта в прозе, во многом это автобиографичный роман, над которым Пастернак на протяжении десяти лет. Прототипом главной героини романа была его жена Зинаида Пастернак (Нейгауз). После появления в его жизни Ольги Ивинской, новой музы поэта, работа над книгой пошла намного быстрее.

Повествование романа начинается от начала века и заканчивается Великой Отечественной войной. Название книги по мере написания менялось. Сначала она называлась «Мальчики и девочки», затем «Свеча горела» и «Смерти нет».

Издание “Доктор Живаго”

За правдивый рассказ и свой собственный взгляд на события тех лет писатель был подвергнут жестокой травле, а «Доктор Живаго» не признан руководством страны. В Советском Союзе роман печатать не стали, но его по достоинству оценили за границей. Изданный в Италии в 1957 г. роман «Доктор Живаго» получил шквал восторженных отзывов читателей и стал настоящей сенсацией.

В 1958 г. Пастернаку присуждают Нобелевскую премию. Роман переводится на языки разных стран и распространяется по миру, издается в Германии, Великобритании и Голландии. Советские власти неоднократно предпринимали попытки изъять рукопись и запретить книгу, но она становилась все более популярной.

Признание писательского таланта мировым сообществом становится для него величайшей радостью и горем одновременно. Усиливается травля не только властью, но и коллегами. Обличительные митинги проводятся на заводах, в институтах, в творческих союзах и в других организациях. Составляются коллективные письма с требованием наказать провинившегося поэта.

Предлагали выслать его из страны, но поэт не представлял себя без Родины. Свои горькие переживания этого периода он выражает в стихотворении «Нобелевская премия» (1959 г.), также опубликованном за границей. Под давлением массовой кампании от награды он был вынужден отказаться, а за стих его чуть было не обвинили в измене Родине. Бориса Леонидовича исключают из Союза писателей СССР, но он остается в Литфонде, продолжает публиковаться и получать гонорары.

Стихотворения

В стихах раннего периода заметно влияние символизма. Для них характерны сложные рифмы, непонятные образы и сравнения. Во время войны его стиль резко меняется – стихи становятся легкими, понятными и простыми для чтения. Особенно это характерно для его коротких стихов, таких, как «Март», «Ветер», «Хмель», «Гамлет». Гениальность Пастернака в том, что даже его маленькие стихи содержат значимый философский смысл.

Произведение, написанное в 1956-ом, относится к позднему периоду его творчества, когда он жил и работал в Переделкино. Если первые его стихи были элегантными, то позже в них появляется социальная направленность.

Любимая тема поэта - единство человека и природы. «Июль» является примером чудесной пейзажной лирики, в котором он восхищается очарованием одного из самых прекрасных месяцев года.

В последний его сборник войдет стихотворение «Снег идет», написанное в 1957 году. Произведение состоит из двух частей: пейзажной зарисовки и философских размышлений о смысле жизни и ее быстротечности. Крылатой станет строчка «и дольше века длится день» из его стихотворения «Единственные дни» (1959), которое также вошло в последний сборник.

Личная жизнь

Биография Бориса Пастернака не может быть полной без описания его личной жизни. Поэт был женат дважды, первый раз - в молодости, второй раз - в зрелом возрасте. Была у него и третья любовь.

Все его женщины были музами, дарили счастье и были счастливы с ним. Его творческая, увлекающаяся натура, бьющие через край эмоции стали причиной непостоянства в личных отношениях. Он не опускался до измен, но быть верным одной единственной женщине не смог.

Борис Пастернак и Евгения Лурье с ребенком

Первая его жена Евгения Лурье была художницей. С ней он познакомился в 1921 г. и считал их встречу символичной. В этот период Пастернак заканчивает работу над повестью «Детство Люверс», героиня которой была воплощением образа молодой художницы. Героиню произведения также звали Евгения. Деликатность, нежность и утонченность удивительным образом сочетались в ней с целеустремленностью и самодостаточностью. Девушка становится его женой и музой.

Встреча с ней в душе поэта вызвала необычайный подъем. Борис был по-настоящему счастлив, у них родился первенец – сын Евгений. Сильное взаимное чувство в первые годы брака сглаживали трудности, но со временем нищета и тяжести жизни 20-х отразилась и на их семейном благополучии. Евгения стремилась реализоваться еще и как художник, поэтому часть семейных забот Пастернак взял на себя.

Отношения испортились, когда поэт начинает переписываться с , вызывая жгучую ревность жены, которая в расстроенных чувствах уезжает в Германию к родителям Пастернака. Позже она откажется от реализации своих творческих способностей и полностью посвятит себя семье. Но к этому времени у поэта появляется новая возлюбленная – Зинаида Нейгауз. Ей только 32, ему уже 40, у нее муж и двое детей.

Зинаида Нейгауз с детьми

Нейгауз – полная противоположность первой жене. Она хорошая хозяйка и без остатка посвящает себя семье. В ней не было утонченности, присущей первой жене, но он влюбился в нее с первого взгляда. Замужество и дети избранницы поэта не остановили, он хочет быть с ней, вопреки всему. Несмотря на расставание, Пастернак всегда помогал своей прежней семье, поддерживал с ними отношения.

Второй брак также был счастливым. Заботливая жена обеспечивала покой и комфортные условия для работы. Родился второй сын поэта - Леонид. Как и с первой женой, счастье длилось чуть больше десяти лет. Потом муж стал задерживаться в Переделкино и постепенно отдаляться от семьи. На фоне охлаждения семейных отношений в редакции журнала «Новый мир» он знакомится с новой музой и редактором журнала Ольгой Ивинской.

Борис не хотел оставлять жену, поэтому неоднократно пытается разорвать отношения с Ольгой. В 1949 году за связь с опальным поэтом Ивинскую арестовывают и отправляют на 5 лет в лагеря. На протяжении этих лет он помогает ее матери и детям – опекает и обеспечивает финансово.

Тяжелые испытания сказываются на его здоровье. В 1952 году он оказывается в больнице с инфарктом. После возвращения из лагерей Ольга работает у Пастернака неофициальным секретарем. Они не расстаются до конца его жизни.

Смерть

Травля со стороны коллег и общественности подкосила его здоровье. В апреле 1960 года у Пастернака развивается тяжелый недуг. Это была онкология с метастазами в желудке. В больнице возле его постели дежурит Зинаида.

Борис Пастернак в последние годы

В начале мая к нему приходит осознание, что болезнь неизлечима, и нужно готовиться к смерти. 30 мая 1960 года его не стало. Зинаида уйдет из жизни через 6 лет, причина смерти – та же, что и у Пастернака.

Могила Бориса Пастернака

На его похороны, несмотря на недоброжелательное отношение властей, пришло много народа. Среди них были , Наум Коржавин и другие. Его могила находится на кладбище в Переделкино. Вся семья похоронена там же. Автором памятника на месте захоронения Пастернака является скульптор Сарра Лебедева.

Произведения и книги

• «Близнец в тучах»
• «Детство Люверс»
• «Три главы из повести»
• «Охранная грамота»
• «Воздушные пути»
• «Второе рождение»
• «Грузинские лирики»
• «На ранних поездах»
• «Когда разгуляется»
• «Доктор Живаго»
• «Стихотворения и поэмы: В 2-х т»
• «Не я пишу стихи...»
• «Избранные сочинения»
• «Письма к родителям и сестрам»
• «Переписка Бориса Пастернака»
• «Земной простор»

Борис Пастернак считается одним из крупнейших поэтов и писателей 20-го века. В 1958 г. он удостоился Нобелевской премии. Пользуясь огромной популярностью во всем мире, у себя на родине писатель беспрерывно подвергался травле со стороны советской власти.

Итак, перед вами биография Бориса Пастернака.

Краткая биография Пастернака

Борис Леонидович Пастернак родился 29 января 1890 г. в в интеллигентной семье. Его мать была талантливой пианисткой, а отец работал художником и был членом Академии художеств. Некоторые из его картин можно и сегодня увидеть в Третьяковской галерее.

Интересно, что глава семейства имел дружеские отношения с , и даже рисовал иллюстрации для его произведений.

Детство и юность

Борис был первым ребенком в семье, после чего у его родителей родилось еще трое детей. Семья Пастернаков была хорошо известна в кругах творческой интеллигенции.

В доме часто бывали такие известные личности, как Скрябин, Рахманинов, Левитан, Ге и прочие деятели искусств. Такое общество не могло не повлиять на становление личности Бориса.

Например, он настолько восхищался произведениями Скрябина, что в будущем хотел связать свою жизнь именно с музыкой.

Во время обучения, ему легко давались разные предметы, благодаря чему он с отличием окончил гимназию. Одновременно с этим Пастернак учился в консерватории. Однако спустя какое-то время, он внезапно отказался от музыкальной карьеры.

Позже Борис Леонидович объяснял свой поступок, отсутствием абсолютного слуха. Он осознал, что достичь каких-то вершин на музыкальном олимпе ему вряд ли удастся.

В 1908 г. будущий поэт поступает в Московский университет на юридический факультет. Проучившись всего год, он решает перевестись на философское отделение.

В 1912 г. он поступил в Марбургский университет и продолжает изучать философию. Учеба давалась ему легко, и многие прочили ему блестящую карьеру. Однако закончив обучение, он внезапно решает стать поэтом, а не философом.

Начало творческой биографии

Первые стихотворения были сочинены Пастернаком в возрасте 20 лет. Они являлись следствием его любовных переживаний. И хотя стихи по своему строению были еще детскими, смысл, заложенный в них, являлся серьезным и весьма содержательным.

После поездки в Марбург, Борис принимает участие в московских литературных кружках «Лирика» и «Мусагет», где ему удается читать собственные произведения. Изначально он сильно увлекался символизмом и футуризмом, но вскоре его перестали интересовать эти направления.

Период биографии 1913-1914 гг., оказался для него насыщенным и богатым на впечатления. Он смог опубликовать свой первый сборник стихов «Близнец в тучах».

Однако сам поэт утверждал, что его сочинения имеют множество изъянов. В 1914 г. он познакомился с , встреча с которым произвела на него огромное впечатление.

В 1916 г. Пастернак проживал в Пермской губернии, в уральском поселке Всеволодо-Вильва. Он был помощником по деловой переписке и занимался торгово-финансовой отчетностью.

Творчество

К своему творчеству Пастернак относился очень серьезно, и прилагал все усилия для того, чтобы максимально усовершенствовать свой слог.

Он много экспериментировал со стилем написания, стараясь добиться вершины писательского мастерства.

По мнению самого поэта, сборник «Сестра моя – жизнь», опубликованный в 1922 г., стал его первым достижением на литературном поприще.

Отдельного внимания заслуживают его отношения с , который жестко критиковал произведения Пастернака. В связи с этим между двумя поэтами велась открытая борьба, которая однажды переросла из словесной в физическую.

Однажды в редакции «Красная новь», Есенин накинулся на Пастернака с кулаками, вследствие чего в издании начался настоящий переполох.

В 1920-х годах в биографии писателя происходит череда важных событий: иммиграция родителей в Германию, брак с Евгенией Лурье, рождение ребенка и публикации новых трудов.

В 30-х годах советское правительство признало творчество Пастернака. Его сочинения ежегодно переиздавались, а в 1934 г. ему удалось выступить с речью на съезде Союза писателей. На тот момент времени он считался ведущим советским поэтом.

В 1935 г. Борис Леонидович отправился в Париж на Международный конгресс писателей. Во время поездки у него произошел нервный срыв. Вследствие этого он стал мучиться от бессонницы и расстройства нервной системы.

В этом же году происходит арест сына и мужа Анны Ахматовой. Пастернак не остается в стороне, и сразу же заступается за них. Он пишет письмо , в котором просит освободить родных Ахматовой.

Его старания не прошли зря, и обоих арестантов выпустили на свободу. Борис Леонидович отблагодарил вождя за быстрое освобождение, отправив ему в подарок книгу с переводами грузинских поэтов.

Позже Пастернак также заступится за и . Такими действиями он настроил против себя представителей органов власти. Он начинает подвергаться жесткой травле, наряду с выдвигающимися обвинениями в «ошибочности его мировоззрения».

В это же время из-под его пера выходит 2 стихотворения, в которых поэт превозносит личностью Иосифа Сталина. Однако они уже не могли помочь ему избежать опалы со стороны «заинтересованных органов».

Переводы

Из-за того, что труды Пастернака перестали издавать, он начал испытывать материальные трудности. Это побудило его взяться за переводы зарубежной поэзии. Он серьезно относился к работе и старался делать все возможное, чтобы выполнять их максимально хорошо.

Как правило, переводческой деятельностью писатель занимался у себя на даче в Переделкино. Его труды получили большое признание у критиков.

В результате Борис Леонидович смог не только поправить свое финансовое положение, но и реализовать себя как поэта.

Отечественная Война

Отправиться на фронт Пастернак не мог из-за травмы, полученной в детстве. Поэтому он решил окончить специальные курсы, и стать военным корреспондентом.

За это время ему удалось воочию увидеть все ужасы и собрать множество материалов на эту тему. По возвращении домой, из-под его пера выходят стихи патриотического направления.

В послевоенный период в биографии Пастернака не наблюдается заметных перемен, поэтому ему приходится по-прежнему заниматься переводческой деятельностью, чтобы прокормить семью.

«Доктор Живаго» и травля

Пожалуй, одним из самых известных романов Пастернака является «Доктор Живаго». Это произведение стало роковым в его биографии.

По сути, этот роман был автобиографическим, и писался на протяжении 10 лет. Прототипом главной героини стала его супруга Зинаида.

Сюжет книги разворачивается с начала 20-го века и заканчивается Второй мировой войной. Из-за слишком реалистичного пересказа событий того времени, книга подверглась жесткой критике со стороны цензуры.

В этот период биографии Пастернак влюбляется в Зинаиду Нейгауз, которая была младше его на 8 лет. К тому же у нее был муж и двое маленьких детей.

Девушка была полной противоположностью Евгении. Она всецело посвящала себя воспитанию детей и уделяла большое внимание супругу. Пастернак влюбился в нее с первого взгляда, и прощал ей любые обиды.

Здесь надо заметить, что, несмотря на расставание с Евгенией Лурье, Пастернак всегда помогал ей.

Со временем у Зинаиды и Бориса родился сын Леонид. Их брак просуществовал более 10 лет. После того, как писатель начал активно работать у себя на даче, его прежние чувства к Нейгауз стали остывать.

В скором времени он познакомился с редактором журнала «Новый Мир» – Ольгой Ивинской. При этом Пастернак не стремился уйти от жены, а делал все возможное, чтобы порвать со своей новой любовью – Ольгой.

Пастернак (второй слева), Сергей Эйзенштейн (третий слева), Лиля Брик (четвёртая справа), Владимир Маяковский (третий справа) и другие

В 1949 г. за отношения с опальным писателем, Ивинскую арестовали и отправили в пятилетнюю ссылку. В течение всего этого времени Борис Леонидович всячески помогал родителям Ольги.

Пережитые события серьезно отразились на здоровье поэта. В 1952 г. его госпитализировали с инфарктом. По возвращении из ссылки, Ивинская была личным секретарем Пастернака до последних дней его жизни.

Смерть

Непрекращающаяся травля со стороны коллег и властей, негативно повлияла на общее состояние здоровья Пастернака. Весной 1960 г. у него обнаружили рак желудка. Когда он находился в больнице, с ним рядом была Зинаида.

30 мая 1960 г. Борис Пастернак ушел из жизни в возрасте 70 лет. По роковой случайности Зинаида Нейгауз умрет от этой же болезни, но позже.

Несмотря на негативное отношение со стороны властей, проститься с Пастернаком пришло много людей, в числе которых были и .

Могила поэта находится на кладбище в Переделкино.

Если вам понравилась биография Бориса Пастернака – поделитесь ею в социальных сетях. Если же вам вообще нравятся биографии великих людей и – подписывайтесь на сайт I nteresnye F akty.org . С нами всегда интересно!

Понравился пост? Нажми любую кнопку.