Ничего не могу с собой поделать:)

Альберт Хоффман.

Открытие ЛСД-25

Как отмечал сам Хоффман, одним из ключевых моментов во всей этой истории было его решение о выборе работы, после окончании изучения им химии. Будь это решение другим и, возможно, ЛСД никогда бы и не появилось. А оно вполне могло быть другим, ведь весной 1929 года Хоффману, окончившему Цюрихский университет поступило три предложения по поводу дальнейшей работы. Два из их были от химических фирм в Базеле, предлагавших участие в исследованиях в области синтетической химии. В то же время работа в исследовательской химико-фармацевтической лаборатории компании Сандоз в Базеле, под руководством профессора Артура Штолля, основателя и директора фармацевтического отдела, давала возможность работать с натуральными продуктами, что и явилось основной причиной выбора Хоффмана.

Молодой ученый нашел в лаборатории Штолля занятие, которое полностью гармонировало с его сутью химика и исследователя. Лаборатории профессора Штолля работали над выделением основных действующих веществ известных лекарственных растений и получением чистых образцов этих соединений. Поначалу Хоффман занимался исследованием активных компонентов морского лука. Однако, когда в 1935 году эти исследования были временно прекращены (еще один ключевой момент), с разрешения профессора Штолля Хоффман берется за исследования алкалоидов спорыньи.

Справка.

Хоффман занялся синтезом алкалоида спорыньи путем, пардон, за некоторые подробности, химического связывания двух составляющих эргобазина, лизергиновой кислоты и пропаноламида.

Не будем описывать всю кропотливую работу молодого ученого. Перейдем сразу к результату, а он был таков, что в 1938 году Хоффман получил двадцать пятое вещество в серии производных лизергиновой кислоты: диэтиламид лизергиновой кислоты, в лабораторных записях сокращенно называвшийся ЛСД-25 (нем.Lyserg-saure-diaethylamid). Это вещество было синтезировано с целью получения стимулятора кровообращения и дыхания (аналептика). Дело в том, что диэтиламид лизергиновой кислоты мог иметь подобный стимулирующий эффект, в силу того, что он сходен по своей химической структуре с другим аналептиком – диэтиламидом никотиновой кислоты (Корамином). Однако у фармакологов и врачей особого интереса новое вещество не вызвало. Испытания были прекращены.

Могло ли это вещество быть забыто? Могло, но не должно было. Сам Хоффман никак не мог забыть, как он пишет «относительно неинтересный ЛСД-25». Он чувствовал, что это вещество может обладать свойствами, «иными, чем открытые в первых исследованиях». И в 1943 году, через пять лет после открытия, Хоффман повторил синтез ЛСД-25, получив всего нескольких сотых грамма этого соединения.

Согласно последующей реконструкции событий, сделанной ученым, во время работы над получением этого вещества ничтожное количество раствора ЛСД «случайно» попало ему на кончики пальцев во время кристаллизации (вот он очередной ключевой момент), и следы этого вещества проникли сквозь кожу. Далее произошло следующее (воспоминания Хоффмана): «…я вынужден был прервать свою работу в лаборатории в середине дня и отправиться домой, поскольку испытывал заметное беспокойство в сочетании с легким головокружением. Дома я прилег и погрузился в не лишенное приятности состояние, подобное опьянению, отличавшееся крайне возбужденным воображением. В сноподобном состоянии, с закрытыми глазами (я находил дневной свет неприятно ярким), я воспринимал непрерывный поток фантастических картин, удивительных образов с интенсивной, калейдоскопической игрой цветов. После приблизительно двух часов это состояние постепенно исчезло. В целом, это был необыкновенный опыт — как в его внезапном начале, так и в его странном течении».

Ученый не без оснований заподозрил, что в его необычном состоянии было «повинно» вещество, с которым он работал. Повторные эксперименты подтвердили его догадки.

Легализация ЛСД-25

Еще раз отметим, что привыкания к ЛСД не существует. Органическая потребность в постоянном принятии «кислоты» не проявляется. Другое дело, что при позитивных трипах рано или поздно возникает желание их повторить (но ведь точно также мы стремимся повторять любой наш позитивный опыт, в том числе, и никоим образом не связанный с приемом психоактивных веществ). Но неразумное использование ЛСД может привести к печальным последствиям. Об этом пишет и Хоффман: «Намеренный вызов мистических переживаний, в частности, при помощи ЛСД и подобных галлюциногенов, по сравнению со спонтанным визионерским опытом, влечет за собой опасности, которые нельзя недооценивать. Практикующие должны принимать во внимание некоторые эффекты этих веществ, а именно их способность влиять на наше сознание, на самую глубинную суть нас самих. История ЛСД на сегодняшний день достаточно демонстрирует катастрофические последствия, которые могут наступить, когда глубина его эффектов недооценивается и это вещество воспринимается как наркотик, который можно принимать ради удовольствия».

Альберт Хоффман.

Осознавая все опасности, таящиеся в неразумном использовании ЛСД, Альберт Хоффман, отпраздновав свой столетний юбилей, выступал за его легализацию. Он был уверен, что открытое им вещество может способствовать выходу человечества из духовного кризиса.

Швейцарский химик, который первым синтезировал диэтиламид лизергиновой кислоты (ЛСД), изучил и описал эффект от употребления препарата. Хаффман – автор более ста научных статей, а также ряда книг, в том числе "ЛСД: мой трудный ребенок". 11 января 2006 года ученый отпраздновал столетний юбилей, к которому был приурочен международный симпозиум на тему ЛСД.

Хофманн родился 11 января 1906 года в швейцарском Бадене и был старшим из четырех детей слесаря-инструментальщика Адольфа Хофманна и его жены Элизабет, урожденной Шенк. Отец Альберта зарабатывал слишком мало, чтобы платить за обучение сына, и Альберту помог его крестный. Когда отец заболел, Альберт нашел себе место ученика продавца и продолжал учиться. В 20 лет Хофманн приступил к изучению химии в Университете Цюриха, который окончил три года спустя, в 1929-м. Его основным интересом была химия растений и животных, и в 1930 году 24-летний Альберт с отличием защитил докторскую степень на основе исследований химической структуры хитина, общего для всех животных организмов вещества.

Первооткрыватель ЛСД называл свое детище "лекарством для души" и был разочарован запретом на ЛСД. Он говорил, что препарат успешно применялся в течение 10 лет в психоанализе, и признавал, что вещество может быть опасным в неумелых или преступных руках, а также сожалел, что молодежь в 60-е принимала ЛСД для развлечения или, как они это называли, для расширения своих горизонтов.

В декабре 2007 года швейцарские власти разрешили психотерапевтам проводить психотерапевтические эксперименты с пациентами, страдающими от конечных стадий рака и других смертельных болезней. Эксперименты еще не начались, но они будут первым научным опытом по изучению терапевтического воздействия ЛСД на человека за последние 35 лет. Ранее изучался только психоделический эффект ЛСД.

Альберт Хофманн должен был выступать на Всемирном психоделическом форуме в марте 2008 года, но был вынужден отказаться из-за недомогания. Он скончался от естественных причин 29 апреля 2008 года, в деревне Бург (Лайменталь) недалеко от Базеля, в возрасте 102 лет.

Текущая страница: 1 (всего у книги 12 страниц)

Альберт Хофманн

ЛСД – мой трудный ребёнок

Предисловие

Существуют переживания, о которых большинство из нас не решаются говорить, поскольку они не вписываются в повседневную реальность и бросают вызов рациональным объяснениям. Это не явления, происходящие вовне, а скорее события нашей внутренней жизни, которые обычно отбрасываются как игра воображения и стираются из памяти. Внезапно, привычный вид окружающего мира преобразуется странным, то ли восхитительным, то ли тревожащим образом: он является нам в новом свете, приобретая особое значение. Такое переживание может быть лёгким и быстротечным, как дуновение ветерка, или оно может оставить глубокий отпечаток в нашей памяти.

Одно из подобных откровений, которое я испытал в детстве, навсегда осталось удивительно живым в моей памяти. Это случилось майским утром – я забыл в каком году – но я всегда смогу точно указать то место, где это произошло, на лесной тропинке, на горе Мартинсберг, рядом со швейцарским городом Баден. Когда я прогуливался по свежему зелёному лесу, залитому утренним солнцем, неожиданно все вокруг предстало в необычном свете. Может, это было что-то, чего я не замечал раньше? Может, я внезапно открыл для себя весенний лес таким, каким он выглядел на самом деле? Он сиял необычайно красивым великолепием, честно говоря, как будто стараясь окружить меня своим величием. Я был переполнен неописуемым чувством радости, единства, и счастливой уверенности.

Не имею понятия, сколько я простоял там, очарованный. Но я помню тревожное беспокойство, которое почувствовал, когда сияние постепенно исчезло, и я побрёл дальше: как могло видение, которое было столь реальным и убедительным, столь непосредственным и глубоким – как могло оно закончиться так быстро? И как я мог сказать другим об этом, как того требовала переполнявшая меня радость, поскольку я знал, что нет слов, чтобы описать то, что я видел? Казалось странным, что я, ребёнок, видел нечто удивительное, такое, чего взрослые, очевидно, не воспринимали, поскольку я никогда не слышал, чтобы они упоминали об этом.

Все ещё, будучи ребёнком, я испытал ещё несколько подобных моментов эйфории во время моих прогулок по лесам и лугам. Именно эти переживания сформировали основные контуры моего видения мира и убедили меня в существовании чудесной, могучей и непостижимой реальности, скрытой от обыденного зрения.

Я был часто озадачен в те дни, мне хотелось знать, смогу ли я, став взрослым, испытывать эти переживания, смогу ли я изобразить их в поэзии или живописи. Но, зная, что я не был рождён поэтом или художником, я решил, что буду хранить эти переживания в себе, такими значимыми, какими они были для меня.

Неожиданно, хотя едва ли случайно, гораздо позднее, в зрелом возрасте, установилась связь между моей профессией и теми визионерскими переживаниями детства.

Поскольку я хотел проникнуть в структуру и суть материи, я стал учёным химиком. С раннего детства, питая интерес к растительному миру, я решил специализироваться на исследованиях лекарственных растений. Двигаясь в русле этого рода деятельности, я познакомился с психоактивными веществами, вызывающими галлюцинации, которые в определённых условиях могут порождать провидческие состояния, подобные тем спонтанным переживаниям, только что описанным мною. Самым важным из этих галлюциногенных веществ стал ЛСД. Галлюциногены, как активные соединения со значительным научным интересом к ним, заняли место в медицинских исследованиях, биологии и психиатрии, а позже они, особенно ЛСД, получили также широкое распространение в субкультуре, связанной с наркотиками.

Изучая литературу, связанную с моей работой, я стал осознавать всеобщее огромное значение визионерского опыта. Он играет главную роль, не только в мистицизме и истории религий, но также в творческом процессе в искусстве, литературе и науке. Более недавние исследования показали, что многим людям визионерский опыт доступен в повседневной жизни, хотя большинству из нас не удаётся распознать его значение и ценность. Мистические переживания, вроде тех, что оставили след в моем детстве, по-видимому, не так уж и редки.

Сегодня широко распространено стремление к мистическим переживаниям, к визионерскому прорыву к более глубокой, более всесторонней реальности, чем та, что воспринимается нашим рациональным повседневным сознанием. Попытки преодолеть наше материалистическое видение мира совершаются в различных направлениях, не только приверженцами восточных религиозных течений, но и профессиональными психиатрами, которые перенимают подобный глубокий духовный опыт в качестве основного терапевтического принципа.

Я разделяю мнение многих моих современников о том, что духовный кризис, охвативший все сферы западного индустриализованного общества, может быть излечен только изменением нашего видения мира. Нам следует перейти от материалистического, дуалистического убеждения, что человек и окружающая среда раздельны, к новому осознанию всеобъемлющей реальности, которая включает в себя воспринимающее «Я», реальности, в которой люди чувствуют своё единство с живой природой и мирозданием.

Все, что может способствовать такому фундаментальному изменению в нашем восприятии реальности, должно привлекать к себе пристальное внимание. На первом месте среди подобных подходов стоят различные методы медитации, и в религиозном и в светском контексте, которые ставят своей целью углубление осознания реальности при помощи мистического опыта. Другим важным, но все ещё противоречивым, путём к той же самой цели является использование свойства галюциногенных препаратов изменять сознание. ЛСД находит подобное применение в медицине, помогая пациентам в психоанализе и психотерапии воспринимать свои проблемы в их истинном смысле.

Намеренный вызов мистических переживаний, в частности, при помощи ЛСД и подобных галлюциногенов, по сравнению со спонтанным визионерским опытом, влечёт за собой опасности, которые нельзя недооценивать. Практикующие должны принимать во внимание некоторые эффекты этих веществ, а именно их способность влиять на наше сознание, на самую глубинную суть нас самих. История ЛСД на сегодняшний день достаточно демонстрирует катастрофические последствия, которые могут наступить, когда глубина его эффектов недооценивается и это вещество воспринимается как наркотик, который можно принимать ради удовольствия. Неправильное и неуместное использование сделало ЛСД моим трудным ребёнком.

Я хочу дать в этой книге полноценную картину ЛСД, его происхождения, его эффектов и его опасностей, чтобы предотвратить злоупотребление этим необычным средством. Я надеюсь в связи с этим подчеркнуть возможности использования ЛСД, которые соответствуют его характерному действию. Я считаю, что если бы люди научились использовать способность ЛСД вызывать видения более разумно, в подходящих условиях, в медицинской практике и в сочетании с медитацией, то в будущем этот трудный ребёнок мог бы стать вундеркиндом.

Глава 1. Как возник ЛСД

В области научных наблюдений удача даётся лишь тем, кто подготовлен

Луи Пастер

Раз за разом я слышал или читал, что ЛСД был открыт случайно. Это верно лишь отчасти. ЛСД явился на свет в рамках систематической программы исследований, а «случайность» произошла значительно позже: когда ЛСД было уже пять лет, мне довелось испытать его непредвиденное действие на себе самом, вернее на своём собственном разуме.

Глядя в прошлое на свою профессиональную карьеру и, пытаясь отследить важнейшие события и решения, которые в конечном итоге привели меня к синтезу ЛСД, я понимаю, что наиболее решительным шагом был мой выбор работы после окончания изучения химии. Если бы это решение было другим, это вещество, которое стало известно всему миру, могло бы никогда не появиться. Поэтому, чтобы рассказать историю происхождения ЛСД, я должен вкратце коснуться своей карьеры как химика, поскольку эти две линии событий неразрывно связаны.

Весной 1929-го, по окончании Цюрихского Университета, я стал сотрудником исследовательской химико-фармацевтической лаборатории компании Сандоз в Базеле, под руководством профессора Артура Штолля, основателя и директора фармацевтического отдела. Я выбрал эту должность, потому что она давала мне возможность работать с натуральными продуктами, тогда как два других предложения от химических фирм в Базеле означали работу в области синтетической химии.

Первые химические исследования

Моя докторская диссертация в Цюрихе под руководством профессора Пауля Каррера давала мне шанс реализовать свой интерес в химии растений и животных. Используя желудочно-кишечный сок виноградной улитки, я осуществил ферментное разложение хитина, строительного материала, из которого строятся панцирь, крылья и когти насекомых, ракообразных и других низших животных. Мне удалось установить химическое строение хитина по одному из продуктов распада, содержащему азот сахару, полученному в результате этого разложения. Хитин оказался аналогом целлюлозы, строительного материала растений. Этот важный результат, достигнутый лишь после трёх месяцев исследований, вылился в докторскую диссертацию, защищённую мной «с отличием».

Когда я поступил на работу в Сандоз, штат сотрудников химико-фармацевтического отдела был весьма скромным. Четыре химика с докторской степенью работали над исследованиями, три над производством.

В лаборатории Штолля я нашёл то занятие, которое полностью гармонировало со мной, как с химиком и исследователем. Профессор Штолль поставил перед своими химико-фармацевтическими исследовательскими лабораториями цель выделить основные действующие вещества известных лекарственных растений и получить чистые образцы этих соединений. Это особенно важно для лекарственных растений, чьё действие сильно варьируется, что делает сложной точнуц дозировку. Однако, если активное вещество доступно в свободной форме, становится возможным производить стабильный фармацевтический препарат, точно дозируемый по весу. Имея это в виду, профессор Штолль выбрал для изучения вещества известных растений, таких как наперстянка (Digitalis), морской лук (Scilla maritima), и спорынья (Claviceps purpurea или Secale cornutum), которые, несмотря на свою нестабильность и неопределённость дозировок ограниченно применялись в медицине.

Мои первые годы в лаборатории Сандоз были практически полностью посвящены исследованию активных компонентов морского лука. Доктор Вальтер Крайс, один из самых ранних соратников профессора Штолля, подтолкнул меня к этим исследованиям. Наиболее важные компоненты морского лука уже существовали в чистом виде. Его действующие начала, как и вещества наперстянки шерстистой (Digitalis lanata), были с необычайным мастерством изолированы и очищены доктором Крайсом.

Действующее вещество морского лука принадлежит к группе сердечных гликозидов (гликозид = содержащее сахара вещество) и служит, как и гликозиды наперстянки, для лечения сердечной недостаточности. Сердечные гликозиды – весьма сильнодействующие вещества. Поскольку их терапевтические и токсические дозы столь мало отличаются, для них особенно важна точная дозировка, основанная на чистых веществах.

В начале моих исследований фирмой Сандоз был уже разработан и применялся в терапевтической практике фармацевтический препарат, содержащий гликозиды морского лука, однако химическое строение его активных компонентов, за исключением их сахаросодержащей части, оставалось во многом неизвестным.

Моим вкладом в исследования морского лука, в которых я с энтузиазмом участвовал, было выявление химической структуры общего ядра его гликозидов, что показало с одной стороны их отличие от гликозидов наперстянки, а с другой стороны их близкую структурную взаимосвязь с токсическими веществами, выделенными из кожных желез жабы. В 1935 эти исследования были временно прекращены.

В поисках новой сферы изысканий, я попросил у профессора Штолля разрешения, продолжить исследования алкалоидов спорыньи, которые были начаты в 1917 и привели к выделению эрготамина в 1918. Эрготамин, открытый Штоллем, был первым алкалоидом спорыньи, полученным в химически чистой форме. Хотя эрготамин быстро занял важное место в терапевтической практике (под торговой маркой Гинерген) в качестве кровоостанавливающего средства в акушерстве и как лекарство от мигрени, после изоляции эрготамина и определения его эмпирической формулы химические исследования спорыньи в лабораториях Сандоз были приостановлены. В это время, в начале тридцатых, английские и американские лаборатории были заняты определением химического строения алкалоидов спорыньи. Они открыли новый, растворимый в воде алкалоид, который также можно было выделить из раствора, используемого для приготовления эрготамина. Я полагаю, что фирма Сандоз вовремя продолжила химические исследования алкалоидов спорыньи, иначе бы мы рисковали потерять свою ведущую роль в этой области медицинских разработок, которая уже тогда становилась столь важной.

Профессор Штолль одобрил мою просьбу, но с некоторым опасением: «Я должен предупредить вас о тех трудностях, с которыми вы встретитесь, работая над алкалоидами спорыньи. Это чрезвычайно чувствительные, легко распадающиеся вещества; они менее устойчивы, чем любые из тех, что вы встречали, исследуя сердечные гликозиды. Но вы можете попробовать».

Итак, колебания были отброшены, и я обнаружил себя вовлечённым в поле деятельности, которое стало главной темой в моей профессиональной карьере. Я никогда не забуду ту творческую радость, то страстное ожидание, которое я чувствовал, приступая к изучению алкалоидов спорыньи, которые были в то время относительно неизведанным полем для исследований.

Спорынья

Спорынья имеет историю, более интересную, чем у любых других лекарств, в течение которой её роль и значение поменялись на противоположные: изначально её боялись как яда, но с течением времени она превратилась в кладовую ценных лекарственных веществ. Спорынья впервые появилась на сцене истории в начале Средневековья, как причина вспышек массовых отравлений, поражавших тысячи людей. Болезнь, чья связь со спорыньёй была долгое время неизвестна, проявлялась в двух характерных формах: гангренозной (ergotismus gangraenosus) и судорожной (ergotismus convulsivus). Народные названия эрготизма (от французского ergot – спорынья) – такие как «mal des ardents», «ignis sacer», «священный огонь» или «огонь Св. Антония», относятся к гангренозной форме заболевания. Святым-покровителем жертв эрготизма считался Св. Антоний, поэтому лечением этих пациентов занимался в основном Орден Св. Антония.

До недавнего времени, похожие на эпидемии вспышки отравлений спорыньёй регистрировались в большинстве европейских стран и некоторых районах России. С развитием сельского хозяйства и с приходом в семнадцатом веке понимания, что содержащий спорынью хлеб и являлся их причиной, частота и масштабы эпидемий эрготизма значительно уменьшились. Последняя крупная эпидемия случилась в некоторых районах юга России в 1926-27 годах. (Массовые отравления в городке Понт-Сент-Эсприт на юге Франции в 1951 году, которое многие авторы приписывают содержащему спорынью хлебу, в действительности не имели ничего общего с эрготизмом. Это скорее произошло в результате отравления органическими соединениями ртути, которые применялись для дезинфекции зёрна.)

Первое упоминание о медицинском использовании спорыньи, а именно как средства для ускорения родов, встречается у франкфуртского целителя Адама Лонитцера (Lonicerus) в 1582 году. Хотя спорынья, как утверждает Лонитцер, использовалась повивальными бабками с давних времён, лишь в 1808 году это лекарство вошло в академическую медицину, благодаря труду американского врача Джона Стирнса, озаглавленному «Отчёт о Putvis Parturiens, средстве для ускорения родов». Использование спорыньи в родовспоможении не выдержало, однако, испытание временем. Практикующие довольно скоро осознали большую опасность для ребёнка, вызванную в основном неточностью дозировки, при превышении которой возникали спазмы матки. С тех пор, использование спорыньи в родовспоможении было ограничено остановкой послеродового кровотечения.

Лишь после внесения спорыньи в различные фармакопеи в первой половине девятнадцатого века были предприняты первые попытки, выделить её активные вещества. Однако на протяжении последующих ста лет никому из тех исследователей, что анализировали эту проблему, не удалось определить вещества, отвечающие за терапевтическое действие спорыньи. В 1907 англичане Г. Баргер и Ф.Х. Карр стали первыми, кто изолировал активный алкалоидосодержащий препарат, который они назвали эрготоксином, так как он производил больше токсических, чем терапевтических эффектов. (Этот препарат не был однородным, он был скорее смесью алкалоидов, как мне удалось показать спустя тридцать пять лет). Тем не менее, фармаколог Х.Х. Дэйл открыл, что эрготоксин, помимо маточного действия, обладает также антагонизмом к адреналину в автономной нервной системе, что могло привести к терапевтическому использованию алкалоидов спорыньи. Только с изоляцией эрготамина А. Штоллем (как упоминалось ранее) алкалоиды спорыньи нашли применение и стали широко использоваться в терапевтической практике.

Ранние 30-ые стали новой эрой в исследовании спорыньи, начиная с определения химического строения алкалоидов спорыньи, как упоминалось, английскими и американскими лабораториями. Путём химического расщепления сотрудникам нью-йоркского института Рокфеллера В.А. Джакобсу и Л.С. Крэйгу удалось изолировать и описать ядро, общее для всех алкалоидов спорыньи. Они назвали его лизергиновой кислотой. Затем произошло важное открытие, как для химии, так и для медицины: изоляция алкалоида спорыньи, действующего на мускулатуру матки и как кровоостанавливающее средство. Об этом одновременно и практически независимо сообщили четыре источника, включая лабораторию Сандоз. Вещество, алкалоид относительно простого строения, был назван А. Штоллем и Е. Буркхардтом эргобазином (син. эргометрин, эргоновин). Путём химического разложения эргобазина В.А. Джакобс и Л.С. Крэйг получили в качестве продуктов распада лизергиновую кислоту и пропаноламин.

Я поставил себе главной целью синтез этого алкалоида путём химического связывания двух составляющих эргобазина, лизергиновой кислоты и пропаноламида (см. структурные формулы в приложении).

Лизергиновуя кислоту, необходимую для этой работы нужно было получить путём химического расщепления какого-либо другого алкалоида спорыньи. Поскольку только эрготамин был доступен в чистом виде, и уже вырабатывался килограммами в фармацевтическом производственном отделении, я выбрал этот алкалоид в качестве начального материала для своей работы. Я дал запрос на получение 0.5 грамма эрготамина людям, занимавшимся его производством. Когда я прислал бланк внутренней заявки профессору Штоллю на подпись, он появился в моей лаборатории и сделал мне выговор: «Если вы хотите работать с алкалоидами спорыньи, вам следует ознакомиться с методами микрохимии. Я не могу позволить вам потреблять для своих экспериментов такие большие количества моего дорогостоящего эрготамина».

Отдел, производящий спорынью, помимо того, что использовал швейцарскую спорынью для получения эрготамина, также имел дело с португальской спорыньёй, из которой получали некристаллический алкалоидосодержащий препарат, соответствующий упомянутому ранее эрготоксину, впервые изготовленному Баргером и Карром. Я решил использовать этот менее дорогой материал для приготовления лизергиновой кислоты. Алкалоид, полученный производственным отделом, приходилось очищать дальше, прежде чем он становился пригоден для расщепления до лизергиновой кислоты. Наблюдения, сделанные в процессе очистки, навели меня на мысль, что эрготоксин мог оказаться скорее смесью нескольких алкалоидов, нежели однородным алкалоидом. Я расскажу позже о далеко зашедших последствиях этих наблюдений.

Здесь я должен ненадолго отвлечься, чтобы описать условия работы и технологии, существовавшие в те дни. Эти заметки могут быть интересны современному поколению химиков-исследователей, которые знакомы со значительно лучшими условиями.

Мы были очень экономны. Личные лаборатории считались редкой расточительностью. На протяжении моих первых шести лет работы в Сандоз, я разделял лабораторию с двумя коллегами. Мы, трое химиков, плюс ассистент у каждого, работали в одном и том же помещении в трёх различных направлениях: Др. Крайсс над сердечными гликозидами; Др. Видеманн, который устроился в Сандоз примерно в то же время, что и я, над хлорофиллом – пигментом листьев; и, наконец, я над алкалоидами спорыньи. Лаборатория была оборудована двумя вытяжными шкафами (отсек снабжённый отдушиной), с малоэффективной вентиляцией при помощи газовой горелки. Когда мы попросили оборудовать эти шкафы вентиляторами, наш шеф отказался, мотивируя это тем, что вентиляция на газовых горелках удовлетворяла лабораторию Вильштеттера.

Во время последних лет Первой Мировой войны в Берлине и Мюнхене профессор Штолль был ассистентом всемирно известного химика и лауреата Нобелевской премии профессора Рихарда Вильштеттера, и вместе с ним вёл фундаментальные исследования хлорофилла и усвоения двуокиси углерода. Не было такой научной дискуссии с профессором Штоллем, где бы он ни упоминал своего обожаемого учителя профессора Вильштеттера и свою работу у него в лаборатории.

Методы работы, доступные для химиков-органиков в то время (начало тридцатых) по существу оставались теми же, что применялись при Юстусе фон Либиге сто лет назад. Наиболее важным достижением с тех пор было изобретение Б. Преглем микроанализа, который сделал возможным устанавливать строение соединений всего по нескольким миллиграммам образца, в то время как раньше были необходимы несколько сотых грамма. Ни одного из тех физико-химических методов, что находятся в распоряжении сегодняшней химии – методов, которые изменили образ её работы, сделав её более быстрой и эффективной, и создавших абсолютно новые возможности, прежде всего в сфере определения строения вещества – просто ещё не существовало в те дни.

Для исследования гликозидов морского лука и первых работ над спорыньёй, я все ещё пользовался старыми способами разделения и очистки времён Либига: частичной экстракцией, частичным осаждением, частичной кристаллизацией и им подобными. Изобретение хроматографии на колонке, первый важный шаг к современным лабораторным методам, приобрёл для меня большое значение лишь в более поздних исследованиях. Для определения строения вещества, которое сегодня быстро и элегантно осуществляется с помощью методов спектроскопии (ультрафиолетовой, инфракрасной, рентгеновской) и рентгенокристаллографии, в первых фундаментальных исследованиях спорыньи нам приходилось полностью полагаться на старые лабораторные методы химического разложения и дериватизации.

Лизергиновая кислота и её производные

Лизергиновая кислота оказалась весьма нестойким веществом, и связывание её с основными радикалами вызывало трудности. В конце концов, я нашёл способ – метод, известный как синтез Курциуса – работавший для соединения лизергиновой кислоты с аминами. Этой методикой я получил большое число соединений лизергиновой кислоты. Соединяя лизергиновую кислоту с пропаноламином, я получил вещество идентичное натуральному алкалоиду спорыньи – эргобазину. Этим впервые был совершён лабораторный синтез алкалоида спорыньи. В этом был не только научный интерес в плане подтверждения химического строения эргобазина, но практическое значение, поскольку эргобазин, вещество с характерным маточным и кровоостанавливающим действием, присутствует в спорынье лишь в незначительных количествах. С помощью этого синтеза другие алкалоиды, присутствующие в больших количествах в спорынье, можно превращать в эргобазин, ценное средство, применяемое в акушерстве.

После первых успехов со спорыньёй, мои исследования продолжились в двух направлениях. Во-первых, я пытался улучшить фармакологические свойства эргобазина, изменяя его амино-спиртовой радикал. Мой коллега доктор И. Пейер и я разработали процесс экономичного производства пропаноламина и других аминоспиртов. В действительности, замещая пропаноламин, содержащийся в эргобазине другим аминоспиртом – бутаноламином, было получено активное вещество, даже превосходившее натуральный алкалоид по терапевтическим свойствам. Этот улучшенный эргобазин нашёл мировое применение в качестве надёжного стимулятора мускулатуры матки и кровоостанавливающего средства под торговой маркой «Метергин»; он и сегодня является передовым лекарственным препаратом для этих показаний в акушерстве.

В дальнейшем я применил свою процедуру синтеза, чтобы получить новые соединения лизергиновой кислоты, не выделяющиеся маточной активностью, но от которых, основываясь на их химическом строении, можно было ожидать других интересных фармакологических эффектов. В 1938 я получил двадцать пятое вещество в этой серии производных лизергиновой кислоты: диэтиламид лизергиновой кислоты, в лабораторных записях сокращённо называвшийся ЛСД-25 (нем. Lyserg-saure-diaethylamid).

Я синтезировал это соединение, планируя получить стимулятор кровообращения и дыхания (аналептик). Диэтиламид лизергиновой кислоты мог иметь подобный стимулирующий эффект, поскольку он сходен по своей химической структуре с другим аналептиком, уже известным в то время, а именно с диэтиламидом никотиновой кислоты (Корамином). Во время тестирования ЛСД-25 в фармакологическом отделе Сандоз, чьим директором в то время был профессор Эрнст Ротлин, было установлено его сильное маточное действие. Оно исчислялось примерно как 70% от активности эргобазина. Доклад об исследованиях также отмечал, что подопытные животные становились беспокойными во время наркоза. Новое вещество, однако, не вызвало особого интереса у фармакологов и врачей; поэтому испытания были прекращены.

На протяжении следующих пяти лет ничего не было слышно об ЛСД-25. Тем временем, моя работа над спорыньёй продвигалась в других областях. При очищении эрготоксина, исходного материала для лизергиновой кислоты, у меня возникло, как я уже упоминал, впечатление, что этот алкалоидный препарат не был однороден, а скорее был смесью различных веществ. Это сомнение в однородности эрготоксина снова усилилось, когда при его гидрогенизации были получены два определённо различных продукта, тогда как однородный алкалоид эрготамин при тех же условиях давал только один продукт гидрогенизации (гидрогенизация = присоединение водорода). В дальнейшем, систематический анализ предполагаемой смеси эрготоксина привёл, в итоге, к разделению этого алкалоидосодержащего препарата на три однородных компонента. Один из этих трёх химически однородных алкалоидов эрготоксина оказался идентичен алкалоиду, выделенному незадолго до этого производственным отделом, который А. Штолль и Е. Буркхардт назвали эргокристином. Другие два алкалоида были новыми. Первый я назвал эргокорнином, а для второго, который был выделен последним, и который долго оставался скрытым в исходном растворе, я выбрал имя эргокриптин (греч. криптос = скрытый). Позднее было найдено, что эргокриптин существует в двух изомерических формах, которые различались как альфа– и бета-эргокриптин.

Решение проблемы эрготоксина было не просто научно интересно, но также имело большое практическое значение. Из этого возникло ценное лекарство. Три гидрогенизированных алкалоида эрготоксина, которые я получил во время этих исследований, дигидроэргокристин, дигидроэргокриптин и дигидроэргокорнин, во время испытаний профессором Ротлином в фармакологическом отделе проявили полезные для медицины свойства. Из этих трёх веществ был разработан фармацевтический препарат Гидергин, медикамент, используемый для улучшения периферийного кровоснабжения и мозговой деятельности в старческом возрасте. Гидергин оказался эффективным средством для этих показаний. На сегодня это весьма важный фармацевтический продукт Сандоз.

Дигидроэрготамин, который я также получил в течение этих исследований, тоже нашёл применение в терапевтике как стабилизатор кровообращения и давления под именем Дигидергот.

В то время как сегодняшние важные исследовательские проекты осуществляются почти исключительно во взаимодействии, исследования алкалоидов спорыньи, описанные выше, были проведены мной одним. Даже дальнейшие ступени разработки коммерческих препаратов оставались в моих руках: приготовление больших партий образцов для клинических испытаний, и, наконец, совершенствование первых технологий массового производства Метергина, Гидергина и Дигитергота. Это даже включало аналитический контроль за подготовкой первых лекарственных форм этих трёх препаратов: ампул, жидких растворов, таблеток. Моей поддержкой в то время были ассистент, лаборант, а позднее второй лаборант и технический ассистент.

Открытие физических эффектов ЛСД

Решение проблемы эрготоксина привело к плодотворным результатам, описанным здесь лишь вкратце, и открыто путь к дальнейшим разработкам. Но я все ещё не мог забыть относительно неинтересный ЛСД-25. Странное предчувствие – ощущение, что это вещество может обладать свойствами, иными, чем открытые в первых исследованиях – заставило меня, пять лет спустя после первого синтеза, ещё раз получить ЛСД-25, чтобы направить его образец в фармакологический отдел для дальнейшего тестирования. Это было весьма необычно; опытное вещество, как правило, всегда исключалось из программы исследований, если однажды было признано отсутствие фармакологического интереса в нем.

- В 1960-е многие, в том числе профессиональные врачи, психиатры, начали бояться ЛСД и других психоделиков.

Несомненно. Они использовали психоделики неправильным образом, в неправильных условиях. Иначе говоря, они просто оказались неподготовленными к их приходу. Психоделики способствуют тонкому и глубокому переживанию, если применять их верно. Но чем сильнее инструмент, тем больше шансов, что он будет иметь разрушительное действие при ложном использовании. Что и произошло в 1960-е. Огромная трагедия заключается в том, что эти ценные медицинские препараты не всегда уважали и не всегда понимали. Поэтому психоделики начали внушать страх, их отняли у исследователей и психиатров, людей, которые всерьез ими занимались. Это великая потеря для медицины и психиатрии, а также для всего человечества. Я надеюсь, еще не слишком поздно сделать выводы из прошлых ошибок и продемонстрировать правильный и уважительный способ применения психоделиков.

- То есть вы верите в то, что можно вернуть к ним научное доверие?

В этом смысле я вижу несколько добрых знаков. После многих лет затишья появились новые работы в Германии и Швейцарии, а также в Соединенных Штатах. Европейский институт исследования сознания провел заседание в Хайдельберге, на котором было много дельных выступлений. Там я имел удовольствие познакомиться с Риком Доблином из Междисциплинарной ассоциации исследований психоделических препаратов и профессором Дэвидом Николсом из Исследовательского института Хеффтера. Обе организации делают свое дело. И их подход оказывается совершенно иным по сравнению с их предшественниками.

- Например, Тимоти Лири?

Да, Тимоти Лири как-то навещал меня много лет назад, когда жил в Швейцарии. Это был очень умный и образованный человек, довольно обаятельный. Но он слишком нуждался во внимании окружающих. Ему нравилось их провоцировать, а это отвлекало его от первостепенных вопросов.

- Какое значение имеют психоделики для психиатрии?

В самом начале, непосредственно после открытия ЛСД, этот препарат был признан имеющим огромную ценность для психоанализа и психиатрии, а вовсе не способом бегства от реальности. В течение 15 лет его можно было легально применять в процессе психиатрического лечения и для научных исследований с участием людей. В течение этого времени делизид - так я назвал ЛСД - считался совершенно безопасным и был предметом тысячи публикаций в профессиональной литературе. Кстати, недавно у меня были посетители из Фонда Альберта Хофманна, которым я передал всю оригинальную документацию, что хранилась в Лаборатории Сандоз . Этот ранний этап работы документировался буквально пошагово, и из свидетельств видно, как гладко шли исследования, пока ЛСД не стал частью наркотической реальности 1960-х. Если изначально ЛСД входил в фармакопею , то потом стал уличным наркотиком и неминуемым образом приобрел статус нелегального препарата. Из-за его новой репутации он стал недоступен и для представителей медицинской сферы. Исследования, которые прежде велись открыто, были прекращены. Теперь же есть ощущение, что они могут возобновиться. Важность их проведения признали и органы здравоохранения. Поэтому, надеюсь, запрет, наконец, будет снят, и медицина сможет вернуться к исследованиям, которые были прекращены 30 лет назад вынужденным образом.

Когда делизид легально распространялся Лабораторией Сандоз, он сопровождался небольшой брошюрой-инструкцией. Там объяснялось, как его можно использовать: как препарат для психоанализа и психотерапии, а также как средство для самих психиатров, чтобы те могли испытать необычайные состояния сознания. На упаковке специально указывалось, что психиатр, планирующий использовать делизид в своей практике, сначала должен испробовать препарат на себе.

То есть вы считали существенным, чтобы психиатр обладал знанием о психоделическом опыте, так сказать, из первых рук?

Именно! До того как использовать препарат в лечебной работе, психиатру просто необходимо принять его самостоятельно. В самых первых отчетах и указаниях по работе с ЛСД это правило было совершенно четко артикулировано. И оно продолжает быть крайне важным сегодня.

- Вы тоже следовали этому правилу…

Да. Когда я обнаружил действие лизергида и диэтиламида - еще до начала наших исследований, - я понял, что оно сыграет важную роль в психиатрии. Я участвовал в одном из первых экспериментов и принял небольшую дозу в лаборатории. Для меня это был жуткий опыт. Настоящий ад: все это лабораторное оборудование, снующие вокруг люди, которые задают тебе вопросы и тестируют тебя. Я попал в босховский мир, населенный навевающими ужас машинами и бесчисленными людьми в белых халатах. Но я чувствовал, что существует и другой подход к ЛСД. В ходе первого эксперимента у меня возникло чувство, что под воздействием ЛСД какая-то часть меня пытается быть счастливой, но не может. Это ощущение, как во сне, никак не могло всплыть на поверхность из-за внешних помех, которые порождала ужасная атмосфера лабораторного опыта.

Я понял, что должен попробовать еще раз, но при иных обстоятельствах. Вместе с другом, немецким писателем , я провел еще один опыт с ЛСД уже у себя дома. Моя жена подготовила для этого дом: украсила его цветами и фруктами, зажгла благовония. Я принял небольшую дозу, всего 50 микрограмм. И испытал прекрасное переживание - не очень глубокое, но исключительно эстетического характера. Мысленно я оказался в Северной Африке, в Марокко. Я никогда не бывал там прежде, но у меня было стойкое ощущение, что я в Марокко. Я видел верблюдов, бедуинов, потрясающий пейзаж. С этого момента я усвоил, как важны окружение и атмосфера. Я понял, что, работая с такими субстанциями, как ЛСД, необходимо всегда обращать внимание на обстановку и на тех, кто находится рядом с тобой или пациентом.

- Какие уроки вы призываете извлечь из прошлого?

Если остановить некорректное применение психоделиков, то можно будет, на мой взгляд, отпускать их по рецепту для нужд медицины. Но пока ими продолжают злоупотреблять; пока неверно трактуют их действие и используют как наркотик, для развлечения; пока люди не смогли оценить опыт глубокого психоделического переживания, - психоделики не смогут вернуться в медицинский оборот. Уличное применение ЛСД является проблемой вот уже 30 лет, злоупотребление препаратом может привести к трагедии. Из-за этого медицинским учреждениям сложно изменить свою политику и разрешить ЛСД к применению во врачебной практике.

- А как вы объясняете популярность психоделиков в молодежной культуре?

Глубокая проблема современности состоит в том, что у нас в жизни больше нет духовных основ. Церковь и ее догматы более неубедительны. Но людям требуется духовное начало. В прошлом оно строилось на общепринятых религиозных учениях. Но сегодня у традиционной веры меньше власти. Мы не можем верить в то, что - как нам доподлинно известно - невозможно, в ненастоящее. Мы должны жить, основываясь на том, что знаем, то есть на том, что каждый может испытать. Многие молодые люди ищут осмысленный духовный опыт и в поисках его обращаются к миру, противоположному материальному. Таким образом они удовлетворяют свою потребность в прозрении.

Перевод с английского Алены Бочаровой __________________________________________________________

В 1950-е годы Лаборатория Сандоз стала собирать статьи, посвященные ЛСД и производным псилоцибина. За 35 лет Сандоз собрала более 4000 документов: журнальные статьи с конца 40-х до начала 80-х, несколько студенческих дипломных работ и диссертаций, вырезки из газет и другие свидетельства. В середине 90-х этот архив был передан Фонду Альберта Хофманна и в конце 90-х Фонд совместно с Междисциплинарной ассоциацией исследований психоделических препаратов и Исследовательским институтом Хеффтера создали цифровую библиотеку этих работ.

Фармакопея - сборник стандартов и положений, нормирующих качество лекарственных средств.

Имеется в виду немецкий писатель Эрнст Юнгер, чьим поклонником, а впоследствии и другом был Хофманн. Подробнее этот совместный опыт употребления ЛСД описан в книге Хофманна «ЛСД - мой трудный ребенок».

Альберт Хофман (Albert Hofmann, 11 января 1906 — 29 апреля 2008) — швейцарский химик и литератор, широко известный как «отец» ЛСД.

Он обучался химии в Университете Цюриха. Его основной интерес был в химии растений и животных, и позже Хофман провёл важные исследования, относящиеся к химической структуре общего для всех животных вещества хитина, — за эту работу он получил докторскую степень.

Его исследование лизергиновой кислоты, центрального общего компонента алкалоидов спорыньи, в конечном счёте привело к синтезу LSD-25 в 1938 году. Через 5 лет, повторяя синтез почти забытого вещества, доктор Альберт Хофман открыл психоделический эффект ЛСД после случайной абсорбции вещества через кончик пальца 16 апреля 1943 года. Три дня спустя, 19 апреля (день, известный как День велосипеда, после его поездки домой под воздействием ЛСД), сознательно принял 250 микрограммов (0,00025 грамма) и испытал более интенсивный эффект. После была проведена серия экспериментов с LSD при участии самого Хофмана и его коллег. Первые записи об этих опытах были сделаны 22 апреля того же года.

Хофман стал директором отделения естественных продуктов Лаборатории Сандоз и приступил к изучению галлюциногенных веществ, найденных в мексиканских грибах и других растениях, используемых аборигенами. Это привело его к синтезу псилоцибина, активного агента наркотикосодержащих грибов. Хофман также стал интересоваться семенами мексиканской ипомеи, вьюнком вида Turbina corymbosa, семена которой назывались местными жителями «ололиуки» (Ololiúqui). Он был удивлён, обнаружив, что активный элемент этих семян химически схож с ЛСД.

В 1962 году он и его жена Анита путешествовали в южную Мексику для поиска растения Ska Maria Pastora (Листья Марии-Пастушки), позднее известной как шалфей предсказателей (Salvia divinorum). Хофман обнаружил образцы растения, но не смог добиться успеха в идентификации активных компонентов (сальвинорина А, сальвинорина B).

Он называл ЛСД «лекарством для души» и был расстроен общемировым запретом вещества, приведшим к тому, что ЛСД ушёл в подпольные круги. «ЛСД был успешно использован в течение 10 лет в психоанализе», — говорил он, добавляя, что препарат был «украден» молодёжным движением 60-х США и затем неоправданно демонизирован правящими кругами, по отношению к которым молодёжное движение было в оппозиции. Он признавал, что ЛСД может быть опасным в плохих руках.

Хофман является автором более 100 научных работ и автором или соавтором нескольких книг, включая его книгу «ЛСД — мой трудный ребёнок», являющуюся частично автобиографией и содержащую описание известного велосипедного путешествия.

В свой столетний юбилей 11 января 2006 года он стал центральной фигурой международного симпозиума, посвящённого ЛСД, привлёкшего большое внимание СМИ к его открытию.

Скончался естественной смертью в своем доме в Бурге под Базелем 29 апреля 2008 года, в возрасте 102 лет.

Книги (1)

ЛСД - мой трудный ребёнок

Существуют переживания, о которых большинство из нас не решаются говорить, поскольку они не вписываются в повседневную реальность и бросают вызов рациональным объяснениям.

Это не явления, происходящие вовне, а скорее события нашей внутренней жизни, которые обычно отбрасываются как игра воображения и стираются из памяти. Внезапно, привычный вид окружающего мира преобразуется странным, то ли восхитительным, то ли тревожащим образом: он является нам в новом свете, приобретая особое значение. Такое переживание может быть лёгким и быстротечным, как дуновение ветерка, или оно может оставить глубокий отпечаток в нашей памяти.

Комментарии читателей

дэДмэн / 17.01.2014 Попробуйте это в горах. Считаю что это послано Богом.

Амарал / 2.01.2014 Для некоторых ЛСД действительно может стать подспорьем в духовном поиске. Индуцированный мистический опыт может быть тем гаечным ключом, который сорвет заржавевшие гайки окостенелого ума. Измененные состояния сознания вырывают человека из социальной обусловленности. Основа общественного уклада просто растворяется. Все привычные социальные ценности исчезают, как утренний туман, открывая взор на совершенно иной мир.
Психотропы не решают никаких психологических проблем, а когда их действие заканчивается, путешественник возвращается в свое изначальное состояние. И все-таки, возможно, что человек, принявший ЛСД, навсегда останется человеком, принявшим ЛСД. Даже один взгляд по ту сторону занавеса может запустить процесс трансформации системы ценностей. И если этот процесс завершится, то в новом мировоззрении уже не будет места социальной зависимости, которая лежит в основе всякого государственного устройства.
Поэтому запрет никогда не будет снят.

Внутренняя Революция / 24.06.2011 Полностью поддерживаю LoveSexDance ! ! !

Альберту ура! / 26.04.2010 каждому, начиная с 16 лет, 200 микрограмм! Наполним планету счастливой адекватностью!:)

LoveSexDance / 10.01.2010 Ни как не могу понять почему не лигализуют?Хорошо,если не для свободной продажи и не для лиц не достигших совершеннолетие,то хотябы LSD-сеансы в кобинете психотерапевта(специалиста)наподобие которые проводили Гроф и Лири.Те кому это действительно надо,заплатят,прийдут и пройдут эти сеансы,без всякого риска и с пользой для себя.Где Свобода?Почему людям не дают воспринимать мир в психоделических красках?Эх,жаль что сейчас не 60-ые!)Желаю ВСЕМ внутренней РЕВОЛЮЦИИ!Мир!

ЛСД-не наркотик / 22.12.2009 [Есть нечто большее чем реальность доступная глазу.За пеленой обыденного сознания скрывается другой,неописуемо странный,внутренний космос.Царство мистических переживаний.Люди,побывавшие в нём,считают это самым важным событием в жизни.До недавних времён этот мир был известен только мистикам,святым и,пожалуй сумашедшим.Потом,поколение назад,этот препарат-ЛСД просочился из лаборатории.Его принимали миллионы молодых людей.Для них это врата в иные миры.LSD - The Beyond Within.]Люблю люсю.Лизер здорово!)))

Яна / 25.04.2009 ура кислоте.

Гость / 5.11.2008 Не скачивается - перекидывает на сайт о Кастанеде, где никаких ссылок на эту книжку.

ЛюцСатДем)) / 1.11.2007 Слава Психонавтам!Слава Пионерам!Ура - Первопроходцам Своих беспредельных пространств Своих безоглядных глубин Своих многозвёздных пространств Своих разноцветных глубин
Это - наш Химический Дом Для печальных жителей Земли!