БАСНИ И САТИРЫ СУМАРОКОВА

Сатирико-обличительная направленность творчества Сумарокова в целом наиболее ярко проявилась в собственно стаирических жанрах: в стихотворных сатирах, сатирических хорах, баснях, эпиграммах, пародиях.

Наибольшей популярностью пользовались его басни, которые он писал в течение всей своей творческой жизни (400 басен) и выступил подлинным новатором. Он придал басням характер живых, порой драматических сценок, наполнил их злободневным содержанием, выступил в них против многих общественных пороков и людских недостатков. Социальной заостренностью отличаются басни «Безногий солдат», «Терпение». В первой басне утверждает, что только трудовому люду свойственны сочувствие и сострадание к обездоленным. Солдат, которому в войне «отшибли ноги», покидает монастырь, где с ним строго обходились, и отправляется просить милостыню, и только работник, который целый день копал землю, «что выработал он, все отдал то ему».

Басня «Терпение» направлена против жестоких и жадных помещиков, моривших голодом своих крепостных. Сумароков отмечает, что любому «терпению» есть предел.

Несколько басен были откликом на политические события. В басне «Война Орлов» описано соперничество братьев Орловых в борьбе за место екатериниского фаворита. Концовка басни «Мид» направлена против Екатерины. Осмеивал Сумароков и литературных противников: Тредиаковского («Жуки и пчелы», «Сова и Рифмач»), Ломоносова («Обезьяна-стиховторец», «Осел во львиной коже»), М.Чулкова («Парисов суд»).

Немало басен посвящено осмеянию взяточничества приказных, жульничества откупщиков, мотовства и низкопоклонства дворян. В некоторых баснях Сумарокову удалось зарисовать живописные, колоритные картинки из народной, деревенской жизни («Две прохожие», «Деревенские бабы»).

Наибольшим достижением сатирического творчества Сумарокова следует признать его «Хор ко превратному свету». Почти все социальные язвы современной ему русской действительности подверглись обличению в этом хоре. Синица, прилетевшая «из-за полночного моря, из-за холодна океана», рассказывает, какие существуют порядки в заморской стране. И все, что об этом узнает читатель, оказывается полнейшим контрастом положению дел в Российском государстве. Здесь обличается злоупотребление крепостным правом в России. Люди «за морем» преисполнены чувством гражданского долга, глубокого уважения к родному языку и национальным обычаям, чиновники там честные, откупы «за морем» не в моде, наука там – лучшее достоинство, учатся там и «девки», плохих стихов поэты не пишут, жители отличаются высокими моральными качествами в быту, пьяные по улицам не ходят. «Хор» был адресован не только дворянскому, но и широкому демократическому зрителю-слушателю.

Сочинение по литературе:
Басня и комедия Сумарокова

Басня и комедия Сумарокова.

Своеобразной антонимической парой, составляющей песне одновременно параллель и антитезу, является в поэзии Сумарокова жанр басни, еще более продуктивный, чем песня. При жизни Сумароков выпустил три сборника басен (1762-1769); большое количество басен было им напечатано в разных периодических изданиях 1750-1760-х гг. Всего же он написал около 400 басен. Так же, как и песня, басня была одним из наиболее свободных жанров классицизма, что и проявилось в узаконенном именно Сумароковым басенном стихе - вольном (разностопном) ямбе.
В своих жанровых отношениях басня и песня делят между собой сферы эстетической компетенции примерно так же, как сатира и ода, комедия и трагедия, с той лишь разницей, что басня и песня связаны не с общественной, а с частной жизнью. Если в частной жизни любовь - это страсть духовная, а песня, в которой реализуется эта страсть, тяготеет к высоким жанрам своим нематериальным абстрактно-психологическим мирообразом, то басня целиком сосредоточена в мире низких бытовых материальных страстей: таких, как лицемерие, чванство, корыстолюбие, невежество и т.д.
И это, конечно, включает басню в определенную цепочку литературной жанровой преемственности. Так же как в песне восторжествовал изгнанный из трагедии Сумарокова психологический конфликт, басня полновесно реализует не до конца воплотившийся в его комедии вещный бытовой мирообраз. Поэтому басенный мирообраз оказывается сближен с мирообразом русской сатиры. Сатирическое начало в басне Сумарокова проявлено двояко: и как эстетическая установка на пластическое бытописание, и как морально-этический пафос отрицания, обличения и назидания. Сам Сумароков называл свои басни "притчами", подчеркивая тем самым их дидактическое начало .
Все своеобразие басни Сумарокова связано с категорией автора-повествователя: именно формы проявления авторской позиции обусловили особенности басенного сюжетосложения, стиля, комических приемов повествования. В этом смысле басня тоже может быть соотнесена с песней и противопоставлена ей. Если лирический субъект песни, носитель эмоции - это персонаж, отдельный от автора, обладающий собственным личным местоимением, то в басне авторский голос несравненно более конкретен: и личное местоимение, и интонация, и отношение к повествуемым событиям принадлежат рассказчику басни, образ которого для Сумарокова практически совпадает с личностью баснописца.
Моменты открытого проявления авторского начала связаны, как правило, с зачином басни, мотивацией повествования: "Прибаску Сложу И сказку Скажу" ("Жуки и пчелы" - VII;49), или же с ее финалом, в качестве основного морального тезиса басенного сюжета: "Читатель! знаешь ли, к чему мои слова? Каков Терновный куст, Сатира такова" ("Терновный куст" - VII;91). Довольно часто эти традиционные включения авторского голоса совмещаются в кольце обращений-комментариев, обрамляющих басенный сюжет: "Единовластие прехвально, А многовластие нахально. Я это предложу Во басенке, которую скажу" - "Не о невольниках я это говорю, Но лишь о подданных во вольности царю" ("Единовластие" - VII;283).
Гораздо интереснее этих традиционных форм включения авторского голоса в повествование те случаи, когда проявление авторского начала служит формой непосредственного контакта автора и читателя: открыто обращаясь к читателю от своего имени или высказывая прямо свое мнение, автор вовлекает читателя в диалог, живо напоминающий диалогическое строение сатиры или комедии:
Да чужого груда ты не тщись умалять,
И чего ты не знаешь, не тщись похулять.
Если спросишь меня,
Я скажу не маня,
Что честной человек
Этой гнусности сделать не может вовек.
("Мужик с котомкой" - VII;311).
Так, активность авторских речевых форм определяет интонационную структуру басни: авторский голос становится носителем смехового, иронического начала в басенном повествовании, отчасти предвещающего лукаво-иронические интонации басен "дедушки Крылова", в которых за маской мнимого простодушия и недалекости скрывается острая, язвительная насмешка. Подобные интонации, скрывающие за видимым утверждением сущностное отрицание, а за похвалой - обличение и насмешку, начинают звучать в русской басенной традиции именно в прямой авторской речи сумароковских басен:
Украл подьячий протокол,
А я не лицемерю,
Что этому не верю:
Впадет ли в таковой раскол
Душа такого человека!
Подьячие того не делали в век века!
И может ли когда иметь подьячий страсть,
Чтоб стал он красть!
Нет, я не лицемерю,
Что этому не верю;
Подьяческа душа
Гораздо хороша ("Протокол" - VII; 102).
Эта лукавая интонация позволяет Сумарокову обходиться вообще без таких обязательных традиционных компонентов басни, как мораль и нравоучение. Иронический эффект, заключающийся в самой манере повествования, избавляет сюжет от необходимости пояснения, акцентируя самоценную смеховую природу жанра в интерпретации Сумарокова: Какой-то человек ко стряпчему бежит:
"Мне триста, говорит, рублей принадлежит".
А Стряпчий отвечает:
"Совет мой тот:
Поди и отнеси дьяку рублей пятьсот" ("Стряпчий - VII; 180).
Ситуативная ирония сюжета и интонационная ирония манеры авторского повествования дополняются в баснях Сумарокова многочисленными приемами речевого комизма, уже знакомыми нам по стилю его комедийных текстов. Так, в басне весьма продуктивен каламбур - любимая Сумароковым словесная игра на полисемии и созвучии. Но если в комедии был более продуктивен каламбур, основанный на полисемии слова, то более острый и просторечный стиль басни предпочитает каламбур на основе созвучия, рождающий дополнительный комический эффект из-за абсолютной несовместимости созвучных слов. Типичный пример подобной чисто комической игры созвучием представляет собой басня "Посол-осел", повествующая о глупом после, которого обозвали ослом в дипломатической депеше, пытаясь извинить его глупости:
"Его простите, он дурак, Не будет со ослом у человека драк". Они на то: "И мы не скудны здесь ослами, Однако мы ослов не делаем послами" (VII;205).
Очевидно, что в этих случаях комический эффект рождается от столкновения слов, близких по звучанию, но относящихся к разным стилевым сферам речи. В этом смысле, чисто стилистически, басни Сумарокова очень похожи на стихи Тредиаковского той безграничной свободой, с какой Сумароков совмещает в пределах одного стиха или синтаксической единицы просторечные вульгаризмы со словами высокого стиля: "Так брюхо гордое и горды мысли пали" ("Коршун" - VII;330), "Ни сами рыцари, которые воюют, Друг друга кои под бока И в нос и в рыло суют" ("Кулашный бой" - VII;244). Однако этот эффект, который у Тредиаковского возникал помимо авторских намерений, у Сумарокова приобретает смысл осознанного комического приема. Столкновение разностильных слов у него, как правило, подчеркнуто рифмой - сильной позицией слова в стихотворном тексте:
Престали кланяться уроду
И бросили Болвана в воду,
Сказав: "Не отвращал ты нас от зла:
Не мог по счастию ты нам пути отверзти!
Не будет от тебя, как будто от козла,
Ни молока, ни шерсти" ("Болван" - VII;73).
Сталкивая в пределах одного стиха славянизм ("престали") и вульгаризм ("урод"), рифмуя "зла-козла", "отверзти-шерсти", и в других баснях: "небо - жеребо", "жуки - науки", "чины - ветчины", "хвала - вола" и т.д. Сумароков вполне сознательно пользуется комическим эффектом подобного стилевого разнобоя, особенно яркого на фоне вполне дифференцированных стилевой реформой Ломоносова высокого и низкого стилей литературного языка. Это ощутимое авторское намерение посмешить читателя и скомпрометировать порок чисто языковыми средствами также подчеркивает организующую весь жанр басни авторскую позицию.
Наконец, активностью авторского начала в баснях Сумарокова обусловлено и своеобразие сюжетосложения. Один и тот же моральный тезис зачастую разворачивается не только в основном сюжете басни, но и в его побочных ответвлениях, которые по своему смыслу аналогичны основному сюжету и его моральному тезису. Такова, например, басня "Осел во Львовой коже", сюжет которой восходит к одноименной басне Лафонтена и направлен против ложного тщеславия. Основа басенного сюжета задана в первых стихах:
Осел, одетый в кожу Львову.
Надев обнову.
Гордиться стал (VII;68).
Однако, прежде чем развернуть его в традиционной басенной звериной аллегории, Сумароков вводит дополнительную ситуацию, которая эту аллегорию сразу же раскрывает, переводя из иносказательного плана в реальный бытовой, и притом подчеркнутый в своей социальной принадлежности:
Каков стал горд
Осел, на что о том болтать?
Легохонько то можно испытать,
Когда мы взглянем
На мужика
И почитати станем
Мы в нем откупщика,
Который продавал подовые на рынке
Богатства у него великая река,
И плавает, как муха в крынке,
В пространном море молока;
Или когда в чести увидим дурака,
Или в чину урода
Из сама подла рода,
Которого пахать произвела природа (VII;69).
Этот прием, который называется амплификация (умножение) не только придает басенному повествованию непринужденную свободу; он еще и вносит в интернациональные сюжеты достоверные подробности русского быта, придавая басням Сумарокова яркий отпечаток национального своеобразия и русифицируя отвлеченно-условные басенные иносказания. За счет амплификации сюжета в басню Сумарокова как один из основных элементов ее содержания входит множество бытовых зарисовок, совершенно очевидно воскрешающих в этом новом жанре сатирический бытовой мирообраз, причем часто это почти прямые реминисценции кантемировых бытописательных мотивов. Так, например, басня "Недостаток времени" явно написана по мотивам Сатиры II "Филарет и Евгений":
Пришло к нему часу в десятом Время;
Он спит,
Храпит
В одиннадцать часов пьет чай, табак курит
И ничего не говорит,
Так Времени его способный час неведом.
В двенадцать он часов пирует за обедом
А под вечер, болван, он, сидя, убирает -
Не мысли, волосы приводит в лад,
И в сонмища публичны едет, гад,
И после в карты проиграет (VII;253-254).
Именно в таких бытописательных сценках, наполняющих тексты басен Сумарокова, окончательно проявляется их сатирическая природа. Усваивая эстетические основания сатиры (бытовой мирообраз), басня под пером Сумарокова вбирает в себя и отрицательную этическую установку сатиры, превращаясь в обличение порока, а не только в его осмеяние. Это тоже признак национального своеобразия жанровой модели русской басни в том виде, в каком она впервые сложилась в творчестве Сумарокова: ведь сам по себе жанр басни отнюдь не является сатирическим. Более того - название басни в европейской традиции: "фабула" (лат.) и "аполог" (фр.) - подчеркивают ее повествовательную и дидактическую (утвердительную) природу.
Делая басню сатирическим жанром, Сумароков, следовательно, совместил в ее жанровых рамках исконно свойственное басне утверждение моральной истины с отрицанием порока - и, значит, басня Сумарокова тоже стала сложным жанром, соединяющим в себе элементы противоположных жанровых структур. Это - проявление той же самой тенденции к жанровому синтезу, которую мы уже наблюдали в трагедиях, комедиях и песнях Сумарокова.

Поэзия Сумарокова. Поэтическое творчество Сумарокова поражает своим разнообразием, богатством жанров, тем, форм. Считая себя создателем русской литературы, Сумароков стремился показать своим современникам и оставить потомкам образцы всех видов литературы, допущенных в теории классицизма в том ее объеме; который он сам, Сумароков, принял за основу своей творческой работы. С лихорадочной поспешностью он переходил от одного жанра к другому, от месяца к месяцу открывая все новые стороны своего необычайно разнообразного дарования. Он писал вообще исключительно много и, по-видимому, быстро. За один год он написал 75 стихотворений, свободно перелагающих библейские псалмы. Многие из этих переложений принадлежали к шедеврам поэзии середины XVIII столетия.

Сумароков писал песни, элегии, идиллии, эклоги, притчи (басни), сатиры, эпистолы, сонеты, стансы, эпиграммы, мадригалы, оды торжественные, оды философические, «оды разные», – не говоря о трагедиях, комедиях, операх, статьях и речах в прозе и др. Он использовал все широчайшие возможности русского стиха, писал всеми размерами, античными строфами, создавал сложнейшие ритмические сочетания, писал вольно-тоническим стихом без размеров. Полтораста лет развития русского стиха после Сумарокова прибавили лишь немного новых ритмических форм к запасу тех, которые он разрабатывал. Из всех жанровых форм классицизма XVIII века Сумароков не использовал лишь несколько, в первую очередь различные виды эпоса, поэмы; правда, он начал писать эпическую поэму «Дмитриада» о Дмитрии Донском, но до нас дошла только первая страница ее; вероятно, больше Сумароков и не написал.

Басни. В самых общих чертах все поэтическое наследие Сумарокова может быть разделено на две большие группы: на лирику в собственном смысле слова и на сатирическую поэзию, включая и притчи (басни). Пожалуй, именно притчи занимают центральное место в этом втором отделе. Сумароков писал басни в течение почти всей своей творческой жизни. Первые басни его были опубликованы в 1755 году. В 1762 г. вышли две книги: «Притчи Александра Сумарокова». В 1769 г. – третья; после его смерти были опубликованы еще две книги басен и еще несколько басен, не вошедших в эти две книги. Всего Сумароков написал 374 притчи. Современники не находили слов для прославления их. Многочисленные ученики Сумарокова – В. Майков, Херасков, Ржевский, Богданович и другие – усердно подражали ему в басенном творчестве.

В самом деле, басни Сумарокова принадлежат к лучшим завоеваниям русской поэзии XVIII столетия. Именно Сумароков открыл жанр басни для русской литературы. Он многое позаимствовал у Лафонтена (немало басен он перевел из него – впрочем, вольно). Однако было бы совершенно неправильно считать Сумарокова подражателем Лафонтена. Басни Сумарокова и по содержанию, и по стилю характерно отличаются от произведений великого французского баснописца.

Жанр басен был известен русской литературе и до Сумарокова. Прозаический перевод Эзопа издавался еще при Петре I. В 1752 г. Тредиаковский напечатал «Несколько Эзоповых басенок», переведенных равностопными хореями и ямбами. В «Риторике» Ломоносова в 1748 г. были помещены три басни (на заимствованные сюжеты). Но все эти стихотворения были лишены того строя живого сатирического рассказа, как и того размера, вольного разностопного ямба, которые стали неотъемлемой особенностью русской басни, начиная от Сумарокова. Сам Сумароков некоторые из ранних своих басен также написал еще равностопным шестистопным ямбом (александрийским стихом), в манере суховатого повествования, продолжавшей прежнюю традицию. Можно думать, что чтение лафонтеновых басен натолкнуло Сумарокова на создание новой манеры басенного стиха и изложения. Потом Сумароков познакомился с баснями Геллерта и других, французских и немецких баснописцев, мотивы которых он использовал в своих притчах наравне с мотивами Эзопа и Федра. Однако многие из басен Сумарокова не имеют никаких иностранных сюжетных мотивов; некоторые построены на русском анекдотическом фольклоре; сюжет одной, например, заимствован из анекдота, рассказанного в проповеди Феофаном Прокоповичем («Кисельник»)*.

* Вопрос об источниках басен Сумарокова исследован в обстоятельной работе К. Заусцинского «Басни Сумарокова» (Варшавские университетские известия 1884 г., № 3–5.) Источник басни «Кисельник» указан М.И. Сухомлиновым в «Заметке о Сумарокове» (Известия Академии наук, 1855, вып. 4.)

Притчи Сумарокова, как и другие его сатирические произведения, часто злободневны, направлены на осмеяние конкретных неустройств русской общественной жизни его времени. Тематический охват их очень велик, как и количество сатирических образов, созданных в них Сумароковым. Далеко не все басни Сумарокова иносказательны, т.е. далеко не во всех из них действующими лицами являются животные или предметы. Недаром сам Сумароков называл свои басни притчами. Очень часто притча Сумарокова – это маленький очерк или фельетон в стихах, остроумная и злая сатирическая сценка-шутка, иногда совсем маленькая по объему: при этом действуют в таких притчах люди, типические сатирические маски, обобщающие пороки определенных социальных групп времени Сумарокова. Все русское общество проходит перед нами в беглых зарисовках сумароковских притчей. Его львы – это цари, как впоследствии у Крылова, или же великие люди; при этом о царях Сумароков умеет говорить достаточно свободно. Он дает озлобленные враждебные характеристики русских бюрократов, вельмож, подьячих, взяточников, зазнавшихся и грабящих население страны. Неустройство аппарата монархии вызывает у него целый ряд ядовитых выпадов. Затем Сумароков нападает на откупщиков, разбогатевших торгашей. Нередко он говорит в притчах о крестьянах, которые выглядят у него довольно безобидными, но совершенно дикими существами, нуждающимися в присмотре, в руководстве, в суровом управлении ими. Наконец, важнейшая тема басен Сумарокова – российское дворянство. Он не находит достаточно энергичных слов, чтобы заклеймить некультурных помещиков, жестоко обращающихся со своими крепостными и выжимающих из них последние соки,

Василий Кириллович Тредиаковский, басни которого написаны простым и понятным языком, творил в XVIII веке. Проведя сравнение с произведениями других баснописцев этой эпохи, можно выделить некоторые общие черты, позволяющие характеризовать каждого из поэтов.

Басня привлекала многих писателей

Говоря о таком жанре как басня, сразу вспоминаются известные авторы, подарившие миру много интереснейших произведений. Писатели такие непохожие люди, но всех их объединила страсть к иносказательному жанру. У каждого из них были аналогичные произведения этого направления. Но что одинакового было в их творчестве, а в чём разница?

Тредиаковский и его стиль

Басни писал не для развлечения: его постоянные эксперименты с русским языком, стихосложением не прошли для него даром. Он изобрел вариант написания ритмических гладких стихов, показал, какова роль ударений в стихе. По его книге учился писать М.В. Ломоносов, который пошёл дальше своего учителя, писавшего простым русским словом.

Писать Василий Кирилловичумел, но во многом подражал французу Лафонтену. Произведения, принадлежащие его перу, очень тяжело читались из-за конструкций, редко употребляемых в русском языке. А такой жанр требовал простоты и внятности. Это необходимо для того, чтобы читатель смог без труда уловить мораль, ради которой и создавались произведения, написанные самым низким стилем.

Тредиаковский, басни которого опирались на традицию использовал главным образом высокий стиль и такие как: глас, песнь .

Сумароков и его басни

Сумароков - известнейшая фамилия в литературных кругов XVIII века. Басни его приобрели невероятную популярность. Количество произведений этого жанра, написанных его рукой, достигает четырёхсот. Его произведения написаны живым языком, персонажи узнаваемы, высмеиваемые пороки очевидны.

Сравнение басен Тредиаковского, Сумарокова, Крылова происходит при изучении этой темы по литературе в пятом классе. В баснях Василия Кирилловича встречается много слов старославянского происхождения, инверсий. Он ставил главное слово в самом конце стихотворной строки. Например, «Унесть сыра часть случилось». А.П.Сумароков пополняет уже полностью освоенный им жанр басни элементами родной русской речи. Иван Андреевич Крылов пишет свои басни в разговорном стиле и с образной народно-поэтической интонацией. Множество слов с уменьшительно-ласкательными суффиксами - яркое тому подтверждение.

Схожесть в творчестве баснописцев

Объединяет баснописцев раскрытие так называемых «вечных» тем. Насколько мастерски льстец может найти подход к любому сердцу. Какую она (лесть) имеет неограниченную власть над внимающим лживым словам.

• Сумароков - "Ворона и лиса";
• Тредиаковский - "Ворон и лисица";
• Крылов - "Ворона и лисица".

Только небольшая разница в виде выбранной птицы делает строки чуть непохожими друг на друга, хотя основная мысль одинакова. Басни всех троих баснописцев написаны на сюжеты Лафонтена и Эзопа.

Различие басен

Чем различаются басни Тредиаковского, Сумарокова, Крылова? Каждый автор даёт только ему характерную трактовку происходящего в басне события. В баснях находят выражение авторский и жизненный опыт, идеалы народа, существовавшие в период творчества того или иного баснописца. Крылов любил создавать басни, в которых нередко отождествлял себя с главным героем. Он смотрел на мир глазами Лисицы или Кота Васьки. Герои, описанные в произведениях, тоже различаются: Эзоп пишет о вороне и мясе, а Крылов ведёт речь о Вороне и сыре. В. К. Тредиаковский, басни которого тоже описывают происходящее как бы в мире животных, в данном случае использует в качестве главного героя Ворона, а у Сумарокова и Крылова уже намного позже появилась эта птица. У Сумарокова нет чётко выписанной морали, у Крылова - есть.

Басни и притчи встречаются в русской поэзии и до Сумарокова. Их пробовали писать и Кантемир, и Тредиаковский, и Ломоносов. И все-таки популярным сделал этот жанр Сумароков. По его стопам пойдут другие баснописцы, например, поэт И.И. Хемницер. А спустя полвека жанр найдет блестяще завершенную форму в творчестве И.А. Крылова. "Болван", "Осел во львиной шкуре", "Пир у льва", "Блоха", "Шалунья", "Война орлов" и многие другие басни написал Сумароков. Как принято в этом жанре, глупцы, невежи, высокомерные начальники, взяточники, плуты, мошенники чаще всего изображаются под видом животных или насекомых. В самые разные уголки современного ему общества заглядывает при этом поэт.

Басня, подобно эпиграмме, - древний жанр. Она ведет свое происхождение, как повествует легенда, от древнегреческого баснописца Эзопа, жившего в VI-V веках до нашей эры. В его творчестве берут начало многие басенные сюжеты. В басне всегда присутствует иносказание, то есть изображение человеческих нравов и отношений в виде поведения зверей или насекомых. Эту иносказательную манеру принято называть "эзоповым языком". Вот одна из знаменитых басен Сумарокова "Жуки и пчелы" (1752):

Прибаску Сложу И сказку Скажу Невежи Жуки Вползли в науки И стали патоку Пчел делать обучать. Пчелам не век молчать, Что их дурачат; Великий шум во улье начат. Спустился к ним с Парнаса Аполлон И Жуков он Всех выгнал вон, Сказал: "Друзья мои, в навоз отсель подите; Они работают, а вы их труд ядите, Да вы же скаредством и патоку вредите".

Строго соблюдены здесь правила построения басни, то есть ее композиционные нормы. В начале произведения автор обращается к читателю. Затем следует экспозиционная часть, дающая первоначальную картину происходящего ("Невежи жуки вползли в науки"). Действие развивается: мы наблюдаем живую сценку, выхваченную из реальной жизни и спроецированную на отношения в обществе. Невежественные люди ("жуки"), облеченные властью, поучают знающих и умелых труже- ников "пчел" тому, в чем сами ни грамма не смыслят. Ну, не смешно ли: жуки обучают пчел делать медовую патоку! А вот и кульминация (высшая точка) действия: пчелам надоело подчиняться глупости и молчать и они подняли "великий шум". Развязка событий в басне всегда справедлива и мудра. Так и здесь. В поучительном итоге - одновременно это и остроумный вывод - явственно звучит насмешливый голос автора:

…в навоз отсель подите; Они работают, а вы их труд ядите.

Читая басню, поставим ударение в слове "жуки" на первом слоге. Иначе нарушится стиховой ритм произведения, а с ним и естественность звучания. И будем помнить, что орфоэпические нормы, то есть нормы ударения русских слов, от века к веку меняются. Кроме того, у поэта всегда остается авторское право по-своему изменить ударение в слове, чтобы стих звучал выразительнее и не выбивался из общего ритмического движения.

Басни Сумарокова были взяты на вооружение русской сатирической журналистикой 1760-1770-х годов. Замечательный сатирик Н.И. Новиков сделает строчку из "Жуков и пчел" эпиграфом к своему журналу "Трутень" (1769). На титульном листе первого его номера стояло: "Они работают, а вы их труд ядите". Кстати, Сумароков не вкладывал в эту строку острого социального смысла. Он имел в виду дела литературные. Поэты-теоретики "вползли в науку", заняли высокое положение и теперь поучают талантливых молодых авторов, как писать стихи. А сами пером не очень-то владеют.

Новиков уловил смысловую многозначность строки, да и всего произведения в целом, и перевел разговор в плоскость остросоциальную. Помещики, подобно трутням, бездельничают, но при этом распоряжаются и трудом, и жизнями своих подневольных тружеников-крестьян. Это был смелый выпад против крепостничества, главного зла русской жизни той поры. Новикову же принадлежит и высокая оценка всей деятельности Сумарокова: "Различных родов стихотворными и прозаическими сочинениями приобрел он себе великую и бессмертную славу не только от Россиан, но и от чужестранных Академий и славнейших европейских писателей".

В чем главная заслуга Сумарокова-поэта? Вернемся к тому, с чего эту главу начали. Самый яркий след в истории русской поэзии оставили его элегии. Именно в них заговорил поэт взволнованно и искренне, избегая классицистической условности и нарочитой красивости в изображении чувства. Он стремился к "простоте и ясности слога" в передаче настроений и переживаний человека. Едва ли это вполне ему удалось! И тем не менее, ориентация на национальный строй русской речи в соединении со смелостью творческой манеры привели к успеху. В русской элегической лирике, благодаря Сумарокову, начала проступать психологическая правда в изображении поведения людей и их характеров. Верно заметил поэт: "Кудряво в горести никто не говорит".