Арсений Несмелов. Поэзия Первой мировой войны

Арсе́ний Несме́лов (наст. имя и фам. Арсе́ний Ива́нович Митропо́льский , др. псевдонимы - А. Н-ов , А. Н-лов , А. Арсеньев , Н. Арсеньев , Арсений Бибиков , Сеня Смелов , Николай Дозоров , Н. Рахманов , Анастигмат , Тётя Розга , Не-пыли ; 8 (20) июня , Москва - 6 декабря , село Гродеково Приморского края , тюрьма для пересыльных) - русский поэт, прозаик, журналист.

Биография

Родился в Москве в семье надворного советника, секретаря Московского окружного военно-медицинского управления И. А. Митропольского, бывшего также литератором. Младший брат русского писателя и редактора И. И. Митропольского .

Библиография

Митропольский А. Военные странички: [Проза и стихи]. М.: Изд. А. П. Гамова, 1915. - 48 с.
Стихи. - Владивосток.: Тип. Воен. академии, 1921. - 64 с.
Тихвин (Повесть). Владивосток: Тип. «Далекая окраина», 1922. - 14 с.
Уступы: Стихи / Обл. А. Степанова. Владивосток: Тип. Иосифа Короть, 1924. - 32 с.
Кровавый отблеск: Стихи. Харбин, 1929. - 32 с. (на обложке ошибочно - 1928)
Без России. Харбин: Изд. Н. А. Гаммера, 1931. - 64 с.
Через океан: [Поэма]. Шанхай: Гиппокрена, 1934. - 21 с.
Рассказы о войне. Шанхай, 1936.
Дозоров Н . Георгий Семена: Поэма. Берн [Шанхай], 1936. - 18 с.
Дозоров Н . Только такие! Шанхай: Изд. Шанхайского отдела ВФП, 1936. - 70 с.
Полустанок. Харбин, 1938. - 30 с.
Протопопица: Поэма. Харбин, 1939. - 16 с.
Белая флотилия: Стихи. Харбин: Изд. А. И. Митропольского, 1942. - 63 с.
Избранная проза / Под ред. и с коммент. Э. Штейна. Orange: Антиквариат, 1987. - 151 c.
Без России. Том первый / Под ред. и с коммент. Э. Штейна. Orange: Антиквариат, 1990. - 479 c.
Без Москвы, без России: Стихотворения. Поэмы. Рассказы / [Сост. и коммент. Е. Витковского и А. Ревоненко; Предисл. Е. Витковского]. - М.: Московский рабочий, 1990. - 461, с.
Собрание сочинений. В 2-х тт. / Сост. Е. Витковский, А. Колесов, Ли Мэн, В. Резвый; Предисл. Е. Витковского; Коммент. Е. Витковского, Ли Мэн. Владивосток: Рубеж, 2006.
- Т. 1: Стихотворения и поэмы. - 560 с.
- Т. 2: Рассказы и повести. Мемуары. - 732 с.
В художественном мире харбинских писателей. Арсений Несмелов: материалы к творческой биографии. В 3-х томах / Сост. и коммент. А. Забияко, В. Резвого, Г. Эфендиевой. Благовещенск: изд. АмГУ, 2015.
- Т. 1. Ч. 1. - 348 с.; Ч. 2. - 395 с.

Музыкальные произведения на стихи поэта

В репертуар Валерия Леонтьева входят две песни композитора Владимира Евзерова на стихи Арсения Несмелова: «Каждый хочет любить» («Песня года 1999») и «Волчья страсть» («Песня года 2000»).

Примечания

Литература

А. В. Пигин. Древнерусская и фольклорная легенда в поэме Арсения Несмелова «Прощёный бес». - Труды Отдела древнерусской литературы, 61, 2010.

20 июня 1889 - 06 декабря 1945

русский поэт, прозаик, журналист

Биография

Учился во Втором Московском кадетском корпусе, из него перевёлся в Нижегородский Аракчеевский, который и окончил в 1908 году. Печататься начал в 1911-1912 годах в приложениях к журналу «Нива». 20 августа 1914 года мобилизован; всю первую мировую войну провёл на Австрийском фронте. Демобилизован 1 апреля 1917 года в чине подпоручика, вернулся в Москву. Находился под следствием как секретный сотрудник охранного отделения, но был оправдан. В начале ноября 1917 года (н. ст.) принимал участие в московском восстании юнкеров. Через несколько недель уехал из Москвы на Урал (в г. Курган), позднее - в Омск , где присоединился к войскам Верховного главнокомандующего А. В. Колчака ; был адъютантом коменданта Омска полковника Василия Катаева, тогда же получил чин поручика. Отступая вместе с Белой армией, в начале весны 1920 года оказался во Владивостоке , где занялся журналистикой и литературной деятельностью, взяв в качестве литературного псевдонима фамилию погибшего на фронте друга. Во Владивостоке оставался до мая 1924 года, после чего вместе с несколькими другими офицерами пешком (благодаря карте, данной ему во Владивостоке В. К. Арсеньевым) перешёл советско-китайскую границу и до 1945 г. прожил в Харбине . Член Российской фашистской партии. В августе 1945 г. был арестован и вывезен в СССР; умер 6 декабря того же года в пересыльной тюрьме в Гродекове .

Творчество

Первую книгу («Военные странички», 1915), включавшую несколько беллетризованных очерков и пять стихотворений, издал под собственной фамилией в Москве. Под основным псевдонимом во Владивостоке были изданы сборники стихотворений «Стихи» (1921) и «Уступы» (1924), а также поэма «Тихвин» (1922); в Китае - сборники «Кровавый отблеск» (1929, на обложке ошибочно - 1928), «Без России» (1931), «Полустанок» (1938) и «Белая Флотилия» (1942, все - Харбин), поэмы «Через океан» (Шанхай , 1934) и «Протопопица» (Харбин, 1939), книга новелл «Рассказы о войне» (Шанхай, 1936). Сборник стихов «Только такие!» (Харбин, 1936) и поэма «Георгий Семена» (отд. изд. - Берн , 1936), вышедшие под псевдонимом «Николай Дозоров», написаны для Всероссийской фашистской партии, возглавлявшейся К. Родзаевским. Поэзия Арсения Несмелова была известна уже в 1920-е годы, её высоко ценили Борис Пастернак, Марина Цветаева, Николай Асеев, Леонид Мартынов , Сергей Марков , Валерий Перелешин и др.

Библиография

Наиболее полное издание произведений А. Несмелова, включившее значительную часть известных на сегодняшний день поэтических произведений и почти половину разысканной прозы, а также мемуары:

Собрание сочинений. В 2-х тт. / Сост. Е. Витковский, А. Колесов, Ли Мэн, В. Резвый. - Владивосток: Рубеж, 2006.
Арсений Несмелов. Зоркие мгновенья: из неопубликованного Стихотворения и рассказы. Вступительная статья В. Резвого. «Сибирские огни», 2009, № 1 (Новые находки)

Музыкальные произведения на стихи поэта

Ты - не раб!
Закрытый образовательный курс для детей элиты: "Истинное обустройство мира".
http://noslave.org

Материал из Википедии - свободной энциклопедии

Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Арсений Несмелов

Харбин, 1930-е гг.
Имя при рождении:	Арсений Иванович Митропольский
Псевдонимы:	А. Арсеньев, Н. Арсеньев, Арсений Бибиков, Сеня Смелов, Николай Дозоров, Н. Рахманов, Анастигмат, Розга, Не-пыли
Полное имя	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место рождения:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Дата смерти:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Место смерти:
Гражданство (подданство):	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Род деятельности:	поэт, прозаик, журналист
Годы творчества:
Направление:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Жанр:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Язык произведений:
Дебют:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Премии:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Награды:
Подпись:	Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).
[[Ошибка Lua в Модуль:Wikidata/Interproject на строке 17: attempt to index field "wikibase" (a nil value). \|Произведения]] в Викитеке
Ошибка Lua в Модуль:Wikidata на строке 170: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Ошибка Lua в Модуль:CategoryForProfession на строке 52: attempt to index field "wikibase" (a nil value).

Биография

В начале весны 1920 года оказался во Владивостоке , где занялся журналистикой и литературной деятельностью, взяв в качестве литературного псевдонима фамилию боевого товарища, погибшего под Тюменью . В мае 1924 года вместе с несколькими другими бывшими белыми офицерами пешком (благодаря карте, данной ему во Владивостоке В. К. Арсеньевым) перешёл советско-китайскую границу. Поселился в Харбине . Активно сотрудничал в местной русскоязычной периодике (журналы «Рубеж », «Луч Азии»; газета «Рупор» и др.): публиковал рассказы, стихи, обзоры, фельетоны, статьи о литературе. Некоторое время редактировал страницу «Юный читатель Рубежа» (приложение к газете «Рупор»).

Член Всероссийской фашистской партии , по заказу которой написал сборник публицистических стихов «Только такие» и поэму «Георгий Семена», изданные не под основным псевдонимом, а под именем «Н. Дозоров».

С 1941 года - курсант вечерних курсов политической подготовки, организованных при разведывательной школе в Харбине . По окончании курсов был зачислен официальным сотрудником 4 отдела Японской Военной Миссии, работал на курсах пропагандистов. Читал предмет «Литературно-художественная агитация». На курсах имел псевдоним «Дроздов». В мае 1944 был переведён в 6 отдел миссии, где и работал до занятия Харбина Красной Армией в 1945 году.

В августе 1945 года арестован и вывезен в СССР. Согласно официальной справке, умер 6 декабря того же года в пересыльной тюрьме в Гродекове (ныне посёлок Пограничный в Пограничном районе Приморского края).

Творчество

Поэзия Несмелова была известна уже в 1920-е годы, её высоко ценили Борис Пастернак , Марина Цветаева , Николай Асеев , Леонид Мартынов , Сергей Марков и др. Валерий Перелешин , представитель младшего поколения харбинских поэтов, ставил Несмелова очень высоко и считал его если не своим учителем, то человеком, которому он обязан вхождением в литературу; в 1970-1980-е годы внёс неоценимый вклад в собирание распылённого литературного наследия Несмелова.

Многие стихи Несмелова носят повествовательно-балладный характер, некоторые из них просто развлекательны, но он умел также выразить свои серьёзные человеческие устремления в строках о природе, в философской лирике и в стихах о войне .

Библиография

Митропольский А. Военные странички: [Проза и стихи]. М.: Изд. А. П. Гамова, 1915. - 48 с.
Стихи. - Владивосток.: Тип. Воен. академии, 1921. - 64 с.
Тихвин (Повесть). Владивосток: Тип. «Далекая окраина», 1922. - 14 с.
Уступы: Стихи / Обл. А. Степанова. Владивосток: Тип. Иосифа Короть, 1924. - 32 с.
Кровавый отблеск: Стихи. Харбин, 1929. - 32 с. (на обложке ошибочно - 1928)
Без России. Харбин: Изд. Н. А. Гаммера, 1931. - 64 с.
Через океан: [Поэма]. Шанхай: Гиппокрена, 1934. - 21 с.
Рассказы о войне. Шанхай, 1936.
Дозоров Н . Георгий Семена: Поэма. Берн [Шанхай], 1936. - 18 с.
Дозоров Н . Только такие! Шанхай: Изд. Шанхайского отдела ВФП, 1936. - 70 с.
Полустанок. Харбин, 1938. - 30 с.
Протопопица: Поэма. Харбин, 1939. - 16 с.
Белая флотилия: Стихи. Харбин: Изд. А. И. Митропольского, 1942. - 63 с.
Избранная проза / Под ред. и с коммент. Э. Штейна. Orange: Антиквариат, 1987. - 151 c.
Без России. Том первый / Под ред. и с коммент. Э. Штейна. Orange: Антиквариат, 1990. - 479 c.
Без Москвы, без России: Стихотворения. Поэмы. Рассказы / [Сост. и коммент. Е. Витковского и А. Ревоненко; Предисл. Е. Витковского]. - М.: Московский рабочий, 1990. - 461, с.
Собрание сочинений. В 2-х тт. / Сост. Е. Витковский, А. Колесов, Ли Мэн, В. Резвый; Предисл. Е. Витковского; Коммент. Е. Витковского, Ли Мэн. Владивосток: Рубеж, 2006.
- Т. 1: Стихотворения и поэмы. - 560 с.
- Т. 2: Рассказы и повести. Мемуары. - 732 с.
В художественном мире харбинских писателей. Арсений Несмелов: материалы к творческой биографии. В 3-х томах / Сост. и коммент. А. Забияко, В. Резвого, Г. Эфендиевой. Благовещенск: изд. АмГУ, 2015.
- Т. 1. Ч. 1. - 348 с.; Ч. 2. - 395 с.

Музыкальные произведения на стихи поэта

Напишите отзыв о статье "Несмелов, Арсений Иванович"

Примечания

Литература

А. В. Пигин. Древнерусская и фольклорная легенда в поэме Арсения Несмелова «Прощёный бес». - Труды Отдела древнерусской литературы, 61, 2010.

См. также

Владиво-Ниппо (ja:浦潮日報)

Ссылки

в «Сетевой Словесности»

Просмотр этого шаблона

Организации

Персоналии

Печатные издания

Труды

Списки

Отрывок, характеризующий Несмелов, Арсений Иванович

– Завтра я уже буду в другом, более спокойном месте. И надеюсь, Караффа обо мне на время забудет. Ну, а как же вы, мадонна? Что же станет с вами? Я не могу помочь вам из заключения, но мои друзья достаточно влиятельны. Могу ли я быть полезным вам?
– Благодарю вас, монсеньёр, за вашу заботу. Но я не питаю напрасных надежд, надеясь отсюда выйти... Он никогда не отпустит меня... Ни мою бедную дочь. Я живу, чтобы его уничтожить. Ему не должно быть места среди людей.
– Жаль, что я не узнал вас раньше, Изидора. Возможно, мы бы стали добрыми друзьями. А теперь прощайте. Вам нельзя здесь оставаться. Папа обязательно явится пожелать мне «удачи». Вам ни к чему с ним здесь встречаться. Сберегите вашу дочь, мадонна... И не сдавайтесь Караффе. Бог да пребудет с вами!
– О каком Боге вы говорите, монсеньёр? – грустно спросила я.
– Наверняка, уж не о том, которому молится Караффа!.. – улыбнулся на прощание Мороне.
Я ещё мгновение постояла, стараясь запомнить в своей душе образ этого чудесного человека, и махнув на прощание рукой, вышла в коридор.
Небо развёрзлось шквалом тревоги, паники и страха!.. Где находилась сейчас моя храбрая, одинокая девочка?! Что побудило её покинуть Мэтэору?.. На мои настойчивые призывы Анна почему-то не отвечала, хотя я знала, что она меня слышит. Это вселяло ещё большую тревогу, и я лишь из последних сил держалась, чтобы не поддаваться сжигавшей душу панике, так как знала – Караффа непременно воспользуется любой моей слабостью. И тогда мне придётся проиграть, ещё даже не начав сопротивляться...
Уединившись в «своих» покоях, я «зализывала» старые раны, даже не надеясь, что они когда-либо заживут, а просто стараясь быть как можно сильней и спокойнее на случай любой возможности начать войну с Караффой... На чудо надеяться смысла не было, так как я прекрасно знала – в нашем случае чудес не предвиделось... Всё, что произойдёт, я должна буду сделать только сама.
Бездействие убивало, заставляя чувствовать себя всеми забытой, беспомощной и ненужной... И хотя я прекрасно знала, что не права, червь «чёрного сомнения» удачно грыз воспалённый мозг, оставляя там яркий след неуверенности и сожалений...
Я не жалела, что нахожусь у Караффы сама... Но панически боялась за Анну. А также, всё ещё не могла простить себе гибель отца и Джироламо, моих любимых и самых лучших для меня на свете людей... Смогу ли я отомстить за них когда-либо?.. Не правы ли все, говоря, что Караффу не победить? Что я не уничтожу его, а всего лишь глупо погибну сама?.. Неужели прав был Север, приглашая уйти в Мэтэору? И неужели надежда уничтожить Папу всё это время жила только во мне одной?!..
И ещё... Я чувствовала, что очень устала... Нечеловечески, страшно устала... Иногда даже казалось – а не лучше ли было и правда уйти в Мэтэору?.. Ведь кто-то же туда уходил?.. И почему-то их не тревожило, что вокруг умирали люди. Для них было важно УЗНАТЬ, получить сокровенное ЗНАНИЕ, так как они считали себя исключительно одарёнными... Но, с другой стороны, если они по-настоящему были такими уж «исключительными», то как же в таком случае они забыли самую простую, но по-моему очень важную нашу заповедь – не уходи на покой, пока в твоей помощи нуждаются остальные... Как же они могли так просто закрыться, даже не оглядевшись вокруг, не попытавшись помочь другим?.. Как успокоили свои души?..
Конечно же, мои «возмущённые» мысли никак не касались детей, находящихся в Мэтэоре... Эта война была не их войной, она касалась только лишь взрослых... А малышам ещё предстояло долго и упорно идти по пути познания, чтобы после уметь защищать свой дом, своих родных и всех хороших людей, живущих на нашей странной, непостижимой Земле.
Нет, я думала именно о взрослых... О тех, кто считал себя слишком «особенным», чтобы рисковать своей «драгоценной» жизнью. О тех, кто предпочитал отсиживаться в Мэтэоре, внутри её толстых стен, пока Земля истекала кровью и такие же одарённые, как они, толпами шли на смерть...
Я всегда любила свободу и ценила право свободного выбора каждого отдельного человека. Но бывали в жизни моменты, когда наша личная свобода не стоила миллионов жизней других хороших людей... Во всяком случае, именно так я для себя решила... И не собиралась ничего менять. Да, были минуты слабости, когда казалось, что жертва, на которую шла, будет совершенно бессмысленна и напрасна. Что она ничего не изменит в этом жестоком мире... Но потом снова возвращалось желание бороться... Тогда всё становилось на свои места, и я всем своим существом готова была возвращаться на «поле боя», несмотря даже на то, насколько неравной была война...
Долгие, тяжёлые дни ползли вереницей «неизвестного», а меня всё также никто не беспокоил. Ничего не менялось, ничего не происходило. Анна молчала, не отвечая на мои позывы. И я понятия не имела, где она находилась, или где я могла её искать...
И вот однажды, смертельно устав от пустого, нескончаемого ожидания, я решила наконец-то осуществить свою давнюю, печальную мечту – зная, что наверняка никогда уже не удастся по-другому увидеть мою любимую Венецию, я решилась пойти туда «дуновением», чтобы проститься...
На дворе был май, и Венеция наряжалась, как юная невеста, встречая свой самый красивый праздник – праздник Любви...
Любовь витала повсюду – ею был пропитан сам воздух!.. Ею дышали мосты и каналы, она проникала в каждый уголок нарядного города... в каждую фибру каждой одинокой, в нём живущей души... На один этот день Венеция превращалась в волшебный цветок любви – жгучий, пьянящий и прекрасный! Улицы города буквально «тонули» в несметном количестве алых роз, пышными «хвостами» свисавших до самой воды, нежно лаская её хрупкими алыми лепестками... Вся Венеция благоухала, источая запахи счастья и лета. И на один этот день даже самые хмурые обитатели города покидали свои дома, и во всю улыбаясь, ожидали, что может быть в этот прекрасный день даже им, грустным и одиноким, улыбнётся капризница Любовь...
Праздник начинался с самого раннего утра, когда первые солнечные лучи ещё только-только начинали золотить городские каналы, осыпая их горячими поцелуями, от которых те, стеснительно вспыхивая, заливались красными стыдливыми бликами... Тут же, не давая даже хорошенько проснуться, под окнами городских красавиц уже нежно звучали первые любовные романсы... А пышно разодетые гондольеры, украсив свои начищенные гондолы в праздничный алый цвет, терпеливо ждали у пристани, каждый, надеясь усадить к себе самую яркую красавицу этого чудесного, волшебного дня.
Во время этого праздника ни для кого не было запретов – молодые и старые высыпали на улицы, вкушая предстоящее веселье, и старались заранее занять лучшие места на мостах, чтобы поближе увидеть проплывающие гондолы, везущие прекрасных, как сама весна, знаменитых Венецианских куртизанок. Этих единственных в своём роде женщин, умом и красотой которых, восхищались поэты, и которых художники воплощали на веки в свои великолепных холстах.

Я всегда считала, что любовь может быть только чистой, и никогда не понимала и не соглашалась с изменой. Но куртизанки Венеции были не просто женщинами, у которых покупалась любовь. Не считая того, что они всегда были необыкновенно красивы, они все были также великолепно образованы, несравнимо лучше, чем любая невеста из богатой и знатной Венецианской семьи... В отличие от очень образованных знатных флорентиек, женщинам Венеции в мои времена не разрешалось входить даже в публичные библиотеки и быть «начитанными», так как жёны знатных венецианцев считались всего лишь красивой вещью, любящим мужем закрытой дома «во благо» его семьи... И чем выше был статус дамы, тем меньше ей разрешалось знать. Куртизанки же – наоборот, обычно знали несколько языков, играли на музыкальных инструментах, читали (а иногда и писали!) стихи, прекрасно знали философов, разбирались в политике, великолепно пели и танцевали... Короче – знали всё то, что любая знатная женщина (по моему понятию) обязана была знать. И я всегда честно считала, что – умей жёны вельмож хотя бы малейшую толику того, что знали куртизанки, в нашем чудесном городе навсегда воцарились бы верность и любовь...

Одним из представителей когорты поэтов-белогвардейцев считается Арсений Несмелов. Родился он в 8 июня 1889 года в Москве в родовитой дворянской семье. Образование получил, как принято было в те годы, военное. Начал писать, еще обучаясь в Нижегородском Аракчеевском и во Втором Московском кадетских корпусах. В 1915 году выпустил первый сборник стихотворений «Военные странички». Обусловлено это название было тем, что к моменту выхода сборника Арсений уже успел «понюхать порох» в боях Первой мировой. К 1917 году, переломному как для него, так и для многих других поэтов данного периода, он уже имел звание поручика и четыре ордена. Большевистские настроения Несмелов воспринял, как и должно офицеру и дворянину:

…Отважной горсти юнкеров
Ты не помог, огромный город,
Из запертых своих домов,
Из-за окон в тяжелых шторах.
Ты лишь исхода ждал борьбы
И каменел в поту от страха.
И вырвала из рук судьбы
Победу красная папаха.
Всего мгновение, момент
Упущен был - упал со стоном.
И тащится интеллигент
К совдепу с просьбой и поклоном…

Позже Арсений Несмелов был активным деятелем Белой гвардии, воевал под предводительством Колчака и Кашеля. После закрепления власти большевиков, он поселяется в городе Харбине - центре дальневосточной эмиграции. Именно там расцветает его поэтический талант. Он выпускает несколько сборников, стихи Несмелова печатают в западных газетах и журналах, и только родная Россия знает о нем крайне мало. Золотая пора поэта окончилась, когда в 1945 году армия большевиков захватила Харбин. Арсений Несмелов умер в застенках НКВД.

Воля к победе.
Воля к жизни.
Четкое сердце.
Верный глаз.
Только такие нужны Отчизне,
Только таких выкликает час.
Через засеки
И волчьи ямы,
Спешенным строем
Иль на коне.
Прямы, напористы и упрямы -
Только такие нужны стране.

Арсений Иванович Несмелов (Митропольский) родился 8 июня (по ст. стилю) 1889 года в Москве в дворянской семье, прошел обучение во Втором Московском и Нижегородском Аракеевском кадетских корпусах. Первый его сборник стихов и прозы "Военные странички" вышел в 1915 году.

В звании поручика Царской армии А.Несмелов участвовал в боях Первой мировой войны. Осенью 1917 года он принимал участие в московском антибольшевистском восстании юнкеров, жестоко подавленном, которое позже описал в поэме "Восстание". Затем – воевал в рядах Белой гвардии, в войсках адмирала Колчака и Дальневосточной республики. Участвовал в Ледяном походе.

После установления советской власти на Дальнем Востоке А.Несмелов жил во Владивостоке под надзором ОГПУ без права выезда. В 1924 году, заблаговременно узнав о готовившихся новой властью расправах над бывшими белогвардейцами, покинул Родину и через глухую тайгу, через советско-китайскую границу и гаоляновые джунгли сумел добраться до Харбина – главного дальневосточного центра русской эмиграции.

В Харбине поэтический талант Несмелова раскрылся во всей своей силе. По признанию эмигрантских литературных кругов, Несмелов стал одним из лучших русских дальневосточных поэтов. Особую популярность имела его крайне необычная и оттого захватывающая "Баллада о даурском бароне", которая переписывалась и передавалась из рук в руки, как когда-то лермонтовское "На смерть поэта". Стихи Несмелова публиковались не только в изданиях русской эмиграции в Китае, но и в Европе, и даже (в 1927-1929 годах) в советском журнале "Сибирские огни".

Однако вынесенный большевистским режимом приговор все же настиг поэта. После вступления советских войск в Харбин в августе 1945 г. Несмелов был арестован и переправлен в Советский Союз. Жизнь его оборвалась в том же году в тюремной камере НКВД.

Если нынешнее русское сопротивление заключено в основном в печатном слове, в песне, в митинге (правда, даже это толкает власть в страхе принимать все новые законы, ужесточающие ответственность за так называемую ксенофобию, приписываемую этой властью исключительно русским национально мыслящим патриотам), то сопротивление большевистской диктатуре требовало борьбы подлинной, героической, сопряженной с личной гибелью. Воины из Белого стана, сопротивляясь насилию, сознательно шли на смерть. И потому их поэты были выразителями подлинного, героического патриотизма. В их сердцах жила Родина, великая и прекрасная, их патриотизм был глубоко искренним и национально-волевым. Трагедия, пережитая ими, была ничуть не меньшей, чем та, какую переживаем ныне мы. И разве не о нашем времени сказаны эти слова? Ведь это к нам, нынешним, сквозь годы забвения обращается героический, пронзительно-русский поэт Арсений Несмелов:

Арсений НЕСМЕЛОВ

В СОЧЕЛЬНИК

Нынче ветер – с востока на запад,
И по мерзлой маньчжурской земле
Начинает поземка царапать
И бежит, исчезая во мгле.

С этим ветром, холодным и колким,
Что в окно начинает стучать,
К зауральским серебряным елкам
Хорошо бы сегодня умчать.

Над российским простором промчаться,
Рассекая метельную высь,
Над какой-нибудь Вяткой иль Гжатском,
Над родною Москвой пронестись.

И в рождественский вечер послушать
Трепетание сердца страны,
Заглянуть в непокорную душу,
В роковые ее глубины.

Родников ее недруг не выскреб.
Не в глуши ли болот и лесов
Загораются первые искры
Затаенных до сроков скитов?

Как в татарщину, в годы глухие,
Как в те темные годы, когда
В дыме битв зачиналась Россия,
Собирала свои города.

Нелюдима она, невидима.
Темный бор замыкает кольцо.
Закрывает бесстрастная схима
Молодое, худое лицо.

Но и ныне, как прежде когда-то,
Не осилить Россию беде.
И запавшие очи подняты
К золотой Вифлеемской звезде.

Городок уездный, сытый, сонный,
С тихою рекой, с монастырем,
Почему же с горечью бездонной
Я сегодня думаю о нем?

Домики с крылечками, калитки.
Девушки с парнями в картузах.
Золотые облачные свитки,
Голубые тени на снегах.

Иль разбойный посвист ночи вьюжной,
Голос ветра, шалый и лихой,
И чуть слышно загудит поддужный
Бубенец на улице глухой.

Домики подслеповато щурят
Узких окон желтые глаза,
И рыдает снеговая буря.
И пылает белая гроза.

Чье лицо к стеклу сейчас прижато,
Кто глядит в оттаянный глазок?
А сугробы, точно медвежата,
Все подкатываются под возок.

Или летом чары белой ночи,
Сонный садик, старое крыльцо,
Милой покоряющие очи
И уже покорное лицо.

Две зари сошлись на небе бледном,
Тает, тает призрачная тень,
И уж снова колоколом медным
Пробужден новорожденный день.

В зеркале реки завороженной
Монастырь старинный отражен…
Почему же, городок мой сонный,
Я воспоминаньем уязвлен?

Потому что чудища из стали
Поползли по улицам не зря,
Потому что ветхие упали
Стены старого монастыря.

И осталось только пепелище,
И река из древнего русла
Зверем, поднятым из логовища,
В Ладожское озеро ушла.

Тихвинская Божья Матерь горько
Плачет на развалинах одна.
Холодно. Безлюдно. Гаснет зорька.
И вокруг могильна тишина.

Россия! Из грозного бреда
Двухлетней борьбы роковой
Тебя золотая победа
Возводит на трон золотой…

Под знаком великой удачи
Проходят последние дни,
И снова былые задачи
Свои засветили огни.

Степей снеговые пространства,
Лесов голубая черта…
Намечен девиз Всеславянства
На звонком металле щита…

Россия! Десятки наречий
Восславят твое бытие.
Герои подъяли на плечи
Великое горе твое.

Но сила врагов – на закате,
Но мчатся, Святая Земля,
Твои лучезарные рати
К высоким твердыням Кремля!

ПЕРЕХОДЯ ГРАНИЦУ

Пусть дней не мало вместе пройдено,
Но вот не нужен я и чужд,
Ведь вы же женщина – о, Родина! -
И, следовательно, к чему ж
Все то, что сердцем в злобе брошено,
Что высказано сгоряча?
Мы расстаемся по-хорошему,
Чтоб никогда не докучать
Друг другу больше. Все, что нажито,
Оставлю вам, долги простив, -
Все эти пастбища и пажити,
А мне просторы и пути.
Да ваш язык. Не знаю лучшего
Для сквернословий и молитв,
Он, изумительный, – от Тютчева
До Маяковского велик.
Но комплименты здесь уместны ли, -
Лишь вежливость, лишь холодок
Усмешки – выдержка чудесная
Вот этих выверенных строк.
Иду. Над порослью – вечернее
Пустое небо цвета льда.
И вот со вздохом облегчения:
"Прощайте. Знаю. Навсегда".

СПУТНИЦЕ

Ты в темный сад звала меня из школы
Под тихий вяз. На старую скамью,
Ты приходила девушкой веселой
В студенческую комнату мою.
И злому непокорному мальчишке,
Копившему надменные стихи,
В ребячье сердце вкалывала вспышки
Тяжелой, темной музыки стихий.
И в эти дни тепло твоих ладоней
И свежий холод непокорных губ
Казался мне лазурней и бездонней
Венецианских голубых лагун…
И в старой Польше, вкапываясь в глину,
Прицелами обшаривая даль,
Под свист, напоминавший окарину,
Я в дымах боя видел не тебя ль?..
И находил, когда стальной кузнечик
Смолкал трещать, все ленты рассказав,
У девушки из польского местечка
Твою улыбку и твои глаза.
Когда ж страна в восстаньях обгорала,
Как обгорает карта на свече, -
Ты вывела меня из-за Урала
Рукой, лежащей на моем плече.
На всех путях моей беспутной жизни
Я слышал твой неторопливый шаг.
Твоих имен святой тысячелистник,
Как драгоценность, бережет душа.
И если пасть беззубую, пустую,
Разинет старость с хворью на горбе,
Стихом последним я отсалютую
Тебе, золотоглазая, тебе!

* * *
Ловкий ты и хитрый ты,
Остроглазый черт.
Архалук твой вытертый
О коня истерт.
На плечах от споротых
Полосы погон.
Не осилил спора ты
Лишь на перегон.
И дичал все более,
И несли враги
По степям Монголии
До степей Урги.
Гор песчаных рыжики,
Зноя каменок.
О колено ижевский
Поломал клинок.
Но его не выбили
Из беспутных рук.
По дорогам гибели
Мы гуляли, друг!
Раскаленный добела
Отзвенел песок.
Видно, время пробило
Раздробить висок.
Вольный ветер клонится
Замести тропу.
Отгуляла конница
В золотом степу.

В ЭТОТ ДЕНЬ

В этот день встревоженный сановник
К телефону часто подходил,
В этот день испуганно, неровно
Телефон к сановнику звонил.
В этот день, в его мятежном шуме,
Было много гнева и тоски,
В этот день маршировали к Думе
Первые восставшие полки.
В этот день машины броневые
Поползли по улицам пустым,
В этот день… одни городовые
С чердаков вступились за режим.
В этот день страна себя ломала,
Не взглянув на то, что впереди,
В этот день царица прижимала
Руки к холодеющей груди.
В этот день в посольствах шифровали
Первой сводки беглые кроки,
В этот день отменно ликовали
Явные и тайные враги.
В этот день… Довольно, Бога ради!
Знаем, знаем, – надломилась ось:
В этот день в отпавшем Петрограде
Мощного героя не нашлось.
Этот день возник, кроваво вспенен,
Этим днем начался русский гон -
В этот день садился где-то Ленин
В свой запломбированный вагон.
Вопрошает совесть, как священник,
Обличает Мученика тень…
Неужели, Боже, нет прощенья
Нам за этот сумасшедший день?!

* * *
Пели добровольцы. Пыльные теплушки
Ринулись на запад в стукоте колес.
С бронзовой платформы выглянули пушки.
Натиск и победа! или – под откос.
Вот и Камышлово. Красных отогнали.
К Екатеринбургу нас помчит заря:
Там наш Император. Мы уже мечтали
Об освобожденье Русского Царя.
Сократились версты – меньше перегона
Оставалось мчаться до тебя, Урал.
На его предгорьях, на холмах зеленых
Молодой, успешный бой отгрохотал.
И опять победа. Загоняем туже
Красные отряды в тесное кольцо.
Почему ж нет песен, братья, почему же
У гонца из штаба мертвое лицо?
Почему рыдает седоусый воин?
В каждом сердце – словно всех пожарищ гарь.
В Екатеринбурге, никни головою,
Мучеником умер кроткий Государь.
Замирают речи, замирает слово,
В ужасе бескрайнем поднялись глаза.
Это было, братья, как удар громовый,
Этого удара позабыть нельзя.
Вышел седоусый офицер. Большие
Поднял руки к небу, обратился к нам:
- Да, Царя не стало, но жива Россия,
Родина Россия остается нам.
И к победам новым он призвал солдата,
За хребтом Уральским вздыбилась война.
С каждой годовщиной удаленней дата;
Чем она далече, тем страшней она.

СУВОРОВСКОЕ ЗНАМЯ

Отступать! – и замолчали пушки,
Барабанщик-пулемет умолк.
За черту пылавшей деревушки
Отошел Фанагорийский полк.
В это утро перебило лучших
Офицеров. Командир сражен.
И совсем молоденький поручик
Наш, четвертый, принял батальон.
А при батальоне было знамя,
И молил поручик в грозный час,
Чтобы Небо сжалилось над нами,
Чтобы Бог святыню нашу спас.
Но уж слева дрогнули и справа,
Враг наваливался, как медведь,
И защите знамени – со славой
Оставалось только умереть.
И тогда – клянусь, немало взоров
Тот навек запечатлело миг -
Сам генералиссимус Суворов
У святого знамени возник.
Был он худ, был с пудреной косицей,
Со звездою был его мундир.
Крикнул он: "За мной, фанагорийцы!
С Богом, батальонный командир!"
И обжег приказ его, как лава,
Все сердца: святая тень зовет!
Мчались слева, набегали справа,
Чтоб, столкнувшись, ринуться вперед!
Ярости удара штыкового
Враг не снес; мы ураганно шли.
Только командира молодого
Мертвым мы в деревню принесли…
И у гроба – это вспомнит каждый
Летописец жизни фронтовой -
Сам Суворов плакал: ночью дважды
Часовые видели его.

НАША ПАСХА

Метких капель перекличка,
Звонко, звонко бьющих в цель…
Солнце – красное яичко…
Жизнерадостный апрель!
Птицы с юга. Ветер с юга,
Шелк его прохладных струй.
Лапа друга. Сердце друга
Троекратный поцелуй!
Ты ли беден, я ли нищий,
Не снижать же нам полет!
Юность в час тяжелый свищет,
Жизнерадостно поет!
Не наряден? Не обедал?
Разговеемся, дружок!
Для кого ж тогда победа,
Коль не к нам, на бережок?!
Для ленивца с толстым пузом,
С капиталом, с кадыком?
Господам с подобным грузом
Позади идти шажком!
Юность их опережает
Жизни тон она дает,
Волей сердце заряжает
Все атаки отражает,
И вперед!

КТО ПРОТИВ НАС

Ну, соратник, руку!
С новою весною,
С вербой опушившей
Русские поля!..
Ветер новой жизни
Взвился над страною
Вздрогнула, проснулась
Русская земля.
Ну, соратник, в ногу!..
Сплоченные, строем
По дорогам русским
Отобьем мы шаг…
Мы идем к победе
Мы ряды утроим,
Будет юной силой
Опрокинут враг…
Ну, соратник, к счастью!..
К Родине, России,
Ибо, верно, близок
Осиянный час!..
Милые, родные,
Русские, стальные,
Коль Россия с нами
Кто же против нас?!

Я сегодня молодость оплакал,
Спутнику ночному говоря:
"Если и становится на якорь
Юность, как непрочны якоря
У нее! Не брать с собой посуду
И детей, завернутых в ватин…
Молодость уходит отовсюду,
Ничего с собой не захватив.
Верности насиженному месту,
Жалости к нажитому добру -
Нет у юных. Глупую невесту
Позабуду и слезу утру
По утру. И выгляну в окошко.
Станция. Решительный гудок.
Хобот водокачки. Будка. Кошка.
И сигнал прощания – платок.
Не тебе! Тебя никто не кличет.
Слез тебе вослед еще не льют.
Молодость уходит за добычей,
Покидая родину свою!.."
Спутник слушал, возражать готовый.
Рассветало. Колокол заныл.
И китайский ветер непутевый
По пустому городу бродил.

В НИЖНЕУДИНСКЕ

День расцветал и был хрустальным,
В снегу скрипел протяжно шаг.
Висел над зданием вокзальным
Беспомощно нерусский флаг.
Я помню звенья эшелона,
Затихшего, как неживой.
Стоял у синего вагона
Румяный чешский часовой.
И было точно погребальным
Охраны хмурое кольцо.
Но вдруг, на миг, в стекле зеркальном
Мелькнуло строгое лицо.
Уста, уже без капли крови,
Сурово сжатые уста!..
Глаза, надломленные брови,
И между них – его черта,
Та складка боли, напряженья,
В которой роковое есть…
Рука сама пришла в движенье,
И, проходя, я отдал честь.
И этот жест в морозе лютом,
В той перламутровой тиши,
Моим последним был салютом,
Салютом сердца и души!
И он ответил мне наклоном
Своей прекрасной головы…
И паровоз далеким стоном
Кого-то звал из синевы.
И было горько мне. И ковко
Перед вагоном скрипнул снег:
То с наклоненною винтовкой
Ко мне шагнул румяный чех.
И тормоза прогрохотали,
Лязг приближался, пролетел.
Умчали чехи Адмирала
В Иркутск – на пытку и расстрел!

БОРИСУ КОВЕРДЕ

Год глухой… Пора немая.
Самый воздух нем и сер.
Но отважно поднимает
Коверда свой револьвер!
Грозный миг, как вечность длится,
Он грозово напряжен,
И упал цареубийца
Русской пулею сражен…
Русский юноша Иуду
Грозным мщением разит.
Эхо выстрела повсюду
Прокатилось и гремит!
Не одна шумит Варшава,
Громы отзвуки везде!
И приносит подвиг славу
Вам, Борису Коверде…
Как сигнал национальный
Прогремел ваш револьвер,
Показал он путь печальный
Подал знак и дал пример…
И в потемки те глухие
Он сказал своим огнем,
Что жива еще Россия,
Живы мы и не умрем!..
Что идет к победе юность,
Каждый к подвигу готов,
В каждом сердце многострунность
Гордых Русских голосов!..

Голодному камень – привычная доля.
Во лжи родились мы. Смеемся от боли.
Глаза застилает гнилая короста.
Стоять на коленях удобно и просто.
Бессильные слезы у нас в горле комом.
И только для слабых нам правда знакома.
Течет вместо крови по жилам сивуха.
Дыша перегаром, мы сильные духом.
Голодному – хлеба, а вольному – воля!
Рожденные ползать – завидная доля!

СЛОВО И ДЕЛО

Не от голода – от скуки
Кровь сосут из сердца, суки!
Видеть русских на коленях
Очень любит это племя!
Душат Правду ложью злою!
В мозг ползут нечистой тлёю!
Порожденье тьмы и грязи!
Бесовского блуда князи!
Но придет и наше время!
Встанет Родина с коленей!
С глаз коросту! Нечисть – с тела!
Память. Слово. Долг.
И дело.

МОЕМУ НАРОДУ

Иль ты устал, могучий мой народ?
Иль тяготы борьбы хребет тебе сломили?
Упал на дно веков ли, потерявши брод,
И память о тебе развеется подобно горстке пыли?
Твой слышу ропот, но невнятен он.
Врагов твоих насмешки громче. Ликованье – злее.
Врагов, что сокрушал ты испокон…
Ужель сейчас они тебя сильнее?
Воспрянуть! Распрямиться! Задышать!
Их раскидать, как псов смердящих свору!
Или рабом приниженно дрожать,
Не внемля предков горькому укору?
О, мой народ, уставший от борьбы!
Ржавеет щит. И меч тебе не нужен?
Сон. Отдых. Смерть. В подарок от судьбы
Уставшему – быть Воином и Мужем!

ГРЕБНЫЕ ГОНКИ*

Руки вперед, до отказу -
Раз! – и пружиной назад.
По голубому алмазу
Легкие лодки скользят.

Раз! – Поупористей, туже,
Чтобы скачками несло.
Два! – Упирайте упруже
В глубь, молодое весло.

Смокла носатая кепка.
Пот у прищуренных глаз.
Резко, отрывисто, крепко -
Раз! и отчетливей – раз!

Крепостью, мужеством взрослым
Бега берем рубежи.
Раз! Не забрасывай весла.
Два! Направленье держи.

Раз! Напрягается стойко
Воля души и весла,
Чтобы летящая двойка
Первой к победе пришла.

Раз! До отказу, до цели.
Два! Разорвутся тела…
Три! И победно взлетели
Вверх все четыре весла!*
_________
* Стихотворение посвящено гребным гонкам, проводившимся в рамках так называемой "Малой Олимпиады Российской Республики" (фактически – в отборочных соревнованиях на Олимпийские Игры 1936 г., в которых должна была участвовать спортивная делегация "Белой ДВР"). Поэт присутствовал на этих соревнованиях в качестве специального корреспондента газеты "Тихоокеанская звезда" (Хабаровск).

В ЛОМБАРДЕ

В ломбарде старого ростовщика,
Нажившего почёт и миллионы,
Оповестили стуком молотка
Момент открытия аукциона.

Чего здесь нет! Чего рука нужды
Не собрала на этих полках пыльных,
От генеральской Анненской звезды
До риз икон и крестиков крестильных.

Былая жизнь, увы, осуждена
В осколках быта, потерявших имя…
Поблёскивают тускло ордена,
И в запылённой связки их – Владимир.

Дворянства знак. Рукой ростовщика
Он брошен на лоток аукциона,
Кусок металла в два золотника,
Тень прошлого и тема фельетона.

Потрескалась багряная эмаль -
След времени, его непостоянство.
Твоих отличий никому не жаль,
Бездарное, последнее дворянство.

Но как среди купеческих судов
Надменен тонкий очерк миноносца, -
Среди тупых чиновничьих крестов
Белеет грозный крест Победоносца.

Святой Георгий – белая эмаль,
Простой рисунок… Вспоминаешь кручи
Фортов, бросавших огненную сталь,
Бетон, звеневший в вихре пуль певучих,

И юношу, поднявшего клинок
Над пропастью бетонного колодца,
И белый окровавленный платок
На сабле коменданта – враг сдается!

Георгий, он – в руках ростовщика!
Но не залить зарю лавиной мрака,
Не осквернит негодная рука
Его неоскверняемого знака.

Пусть пошлости неодолимый клёв
Швыряет нас в трясучий жизни кузов, -
Твой знак носил прекрасный Гумилёв,
И первым кавалером был Кутузов!

Ты гордость юных – доблесть и мятеж,
Ты гимн победы под удары пушек.
Среди тупых чиновничьих утех
Ты – браунинг, забытый меж игрушек.

Не алчность, робость чувствую в глазах
Тех, кто к тебе протягивает руки,
И ухожу… И сердце всё в слезах
От злобы, одиночества и муки.

Иногда я думаю о том,
На сто лет вперед перелетая,
Как, раскрыв многоречивый том
"Наша эмиграция в Китае",
О судьбе изгнанников печальной
Юноша задумается дальний.

На мгновенье встретятся глаза
Сущего и бывшего, котомок,
Страннических посохов стезя…
Скажет, соболезнуя, потомок:

"Горек путь, подслеповат маяк,
Душно вашу постигать истому.
Почему ж упорствовали так,
Не вернулись к очагу родному?"

Где-то упомянут. Со страницы
Встану. Выжду. Подниму ресницы:

"Не суди. Из твоего окна
Не открыты канувшие дали,
Годы смыли их до волокна,
Их до сокровеннейшего дна
Трупами казненных закидали.

Лишь дотла наш корень истребя,
Грозные отцы твои и деды
Сами отказались от себя,
И тогда поднялся ты, последыш.

Вырос ты без тюрем и без стен,
Чей кирпич свинцом исковыряли,
В наше ж время не сдавались в плен,
Потому что в плен тогда не брали".

И не бывший в яростном бою,
Не ступавший той стезей неверной,
Он усмешкой встретит речь мою
Недоверчиво-высокомерной.

Не поняв друг в друге ни аза,
Холодно разъединим глаза,
И опять – года, года, года,
До трубы Последнего суда!

Арсений Иванович Несмелов

Несмелов Арсений Иванович (наст. фамилия Митропольский, псевд. Николай Дозоров, Н. Арсеньев и др.) (8.06.1889 - сентябрь 1945), поэт, писатель, публицист. Родился в Москве в семье статского советника. Учился во 2-м Московском Императорском Николая I кадетском корпусе, а затем в Нижегородском графа Аракчеева кадетском корпусе. Окончив 6 классов, продолжил обучение в Психоневрологическом институте, но не закончил его. В 1910-1911 Несмелов проходил военную службу.

Начал печататься в 1911 в журнале «Нива». В 1915 издал в Москве книгу «Военные странички».

Во время первой мировой войны служил в 11-м гренадерском Фанагорийском полку, был ранен. Сцены былых сражений получили широкое отражение во многих произведениях Несмелова.

После октябрьского переворота Несмелов принял активное участие в вооруженном сопротивлении большевикам, о чем позднее писал в своей поэме «Восстание»:

Россия звала к отваге,
Звала в орудийный гром,
И вот мы скрестили шпаги
С кровавым ее врагом.

Нас мало, но принят вызов.
Нас мало, но мы в бою!
Россия, отважный призван
Отдать тебе жизнь свою!

После разгрома белых Несмелов перебрался во Владивосток, где редактирует русское издание японской газеты «Владиво-Ниппо» и в 1921-1924 выпустил 3 поэтические книги («Стихи», «Тихвин», «Уступы»).

После крушения России и поражения белых, как отмечал литературовед Т. Савченко, Несмелов остро ощущал общую вину за происшедшее (стих. «Цареубийцы», «Пели добровольцы. Пыльные теплушки…» - сб. «Белая флотилия»). Начиная с поэмы «Восстание» («Отважной горстке юнкеров / Ты не помог, огромный город…»), тема вины проходит через все творчество поэта: «Докатились. Верней - докапали / Единицами: рота, взвод… / И разбилась фаланга Каппеля / О бетон крепостных ворот. // Нет, не так! В тыловые топи / Увязили такую сталь! / Проиграли, продали, пропили, / У винтовок молчат уста» (стих. «Леонид Ещин» - сб. «Без России»).

В 1924 Несмелов бежал в Харбин. Здесь он редактировал газеты «Дальневосточная трибуна» и «Рупор», журнал «Рубеж», сотрудничал со многими периодическими изданиями, в 1929-42 выпустил 6 книг стихов («Без России», «Белая флотилия», «Кровавый отблеск», «Полустанок», «Протопопица», «Через океан») и сборник прозы «Рассказы о войне».

Имя Несмелова стало широко известно и за пределами Д. Востока - его произведения печатались в русской эмигрантской периодике в Европе и в Америке. Он стал крупнейшим поэтом русской эмиграции.

В начале своего эмигрантского периода Несмелов вместе с др. беженцами из России впадает в чувство пессимизма. В ряде его стихов («Кровавый отблеск», «Без России», «Полустанок», «Белая флотилия») выражается обреченность. Ему кажется, что к прошлому нет возврата: «Россия отошла, как пароход / От берега, от пристани отходит…» (стих. «О России» - сб. «Без России»). Навсегда потеряно для России молодое поколение: «Мы - умрем, а молодняк поделят - / Франция, Америка, Китай…» (стих. «Пять рукопожатий». - Там же). Размышляя о судьбах эмиграции, поэт писал: «… из твоего окна / Не открыты канувшие дали: / Годы смыли их до волокна, / Их до сокровеннейшего дна / Трупами казненных закидали!» (стих. «Потомку» - сб. «Белая флотилия»).

К к. 20-х упаднические настроения у поэта проходят. Пламенный русский патриот и непримиримый антибольшевик, в 1931 в числе первых вступил во Всероссийскую фашистскую партию (ВФП) К.В. Родзаевского , которая была одним из течений в русском патриотическом движении 30-40-х, ставивших своей целью волевое возрождение национальных идеалов исторической России - Святой Руси под лозунгом «Бог. Нация. Труд», восстановление православной монархии. Государственным идеалом русских фашистов была самодержавная царская власть.

Русский фашизм имел мало общего с итальянским и германским фашизмом, носившим антихристианский характер, с выраженным сатанинским культом. Русские фашисты были православными монархистами, преклонялись перед личностью Николая II и видели будущее Родины в возрождении традиционного русского самодержавия.

Первоначально, чтобы не вызвать осложнений в отношениях с владельцами изданий, где он работал, Несмелов не афишировал собственной принадлежности к ВФП, выступая в партийной печати под псевдонимами «Николай Дозоров», «Н. А. Дозоров», «Н. Д.» и «Н. Н. Дацар-Дацаровский». Однако с н. 1937 Несмелов перестал скрывать свое членство в ВФП, и в национальной прессе стали появляться статьи за его обычными подписями: «А. Несмелов» и «А. Н-лов».

Обращаясь к эмиграции, Несмелов писал:

«Что такое ВФП?

ВФП - аккумулятор национальной энергии эмиграции. ВФП - партия русских рабочих, русских крестьян и русской молодежи - не что иное, как живая, органическая связь эмиграции с Родиной, с нацией. При наличии такой связи мы и в беженстве дышим воздухом Родины, болеем ее болью, радуемся ее радостью. Партия спасает тех, кто идет по ее путям, от заразы “эмигрантщины”.

Партия дает возможность верить и жить для борьбы.

И только мы, фашисты, работаем для дела воскресения Родины, для того последнего национал-революционного акта, когда напрягшись в революционном усилии, страна разорвет и сбросит те цепи, в которые заковали ее ея враги.

…Только мы, фашисты, перековываем свою любовь к Родине и боль за ее страдания - в дело борьбы за ее освобождение от потребителей. Наши действия направлены к тому, чтобы разбудить Родину-Великана, поднять ее, вложить в ее руки меч!

…Только у нас актуальная идеология, план и средства к его осуществлению. <…>

У нас есть точка опоры - правильная национальная установка - и мы поднимем Россию. Мы ее уже поднимаем. Русское национальное сознание просыпается. <…> Мы подняли, укрепили национальное самосознание русских людей, находящихся в рассеянии: мы это рассеяние - разброд! - переплавили в сплоченность. Мы из толпы, вооруженной лишь мечтаниями, угнетаемой сетованиями, создаем армию, вкладываем в руки ее солдат меч актуальной идеологии, дротик напряженной воли.

Мы так же готовы к победной борьбе, как Россия к чудесному национальному воскресению…»

О себе Несмелов говорил так: «Знаете, я ведь только солдат литературного взвода. Чувствую себя в строю. И очень рад этому!..»

Я стихов плаксивых не читаю
С горьким сетованием на судьбу -
Установку я предпочитаю
На сопротивленье и борьбу.

Встал в ряды. На боевом я месте.
Чувствую соратника плечом.
Для победы Божьей, не для мести,
Я опять вооружен мечом.

Я - солдат. В стихах, как и на поле,
Я хочу быть в дружеских рядах.
Я - мобилизован. Лучшей доли
Не искал и не ищу в мечтах.

Разве может страшно быть и плохо,
Разве можно плакать и скулить,
Если приказала нам эпоха
Родину любимую добыть.

Как же роптать на судьбу,
Если - о, дни золотые! -
Мы зачинаем борьбу
За и во имя России!

В чеканных стихах Несмелова четко и ярко сформулирована идеологическая платформа русского национального движения:

Цель обозначена. Огненный лозунг
Дан! Оживает страна!
Родина копит могучие грозы -
Пороху искра нужна!

Силы накоплены. Мы на плацдарме.
Шаг и - сиянье побед!
Пусть малочисленны - стоим мы армий,
Нации избранный цвет!

Воля отточена. Сомкнуты тесно.
Мы - молодой монолит!
Самоотверженно, радостно, честно
Каждое сердце стучит.

Родина требует. И - генеральный
Лозунг над строем родным.
Так: Революции Национальной
Силы свои отдадим!

Много внимания в творчестве Несмелова уделяется показу антирусской сущности большевистского режима, который он охарактеризовал в своей пьесе «Привидение в партклубе» в следующих выражениях: «Жид на жиде. Жид русского погоняет. Видано ли? Слыхано ли?»

В стихотворении «Итоги», посвященном «проклятым итогам восемнадцати годин» коммунистической власти, Несмелов с горечью отмечал:

Восемнадцать лет Россия
Под надзором, под пятой,
И не русские - иные
Люди властвуют страной.

У народа кто на шее,
Кто сдавил тебя, Москва?
Там грузины, здесь евреи,
Черемисы да мордва!

И живем в трущобе тусклой,
Весь согбен, душою - мал…
И теперь за слово: русский -
Попадешь ты в подвал.

В др. стихотворении «К победе!» Несмелов показывает неизбежность борьбы «за русское освобождение от ига интернационалистов» - «ермолок и пейсов, ликующих, что им удалось 160-миллионный народ превратить в своих рабов»:

Жидовская харя над бедной Россией висит,
В крови ее губы, проклятые губы вампира…
Кровавым дождем над страною моей моросит,
Кровавым дождем заливается завтра полмира.

Но этого мало: отнять у России Христа,
Святилище Бога, кротчайшего Бога, разрушить!..
Жидовская лапа в святые вползает места,
Жидовская злоба спешит изнасиловать души!

Евреи-чекисты терзают отцов, матерей,
А дети идут в обработку безбожной «науке»…
Жидовская харя, палач, лапсердачный еврей -
К коронам царей протянул волосатые руки!

Седьмая держава, как мир называет печать,
Лишь вотчина хищников -
жирных еврейских банкиров…
А правда прорвется, как деньги велят замолчать,
Свободному слову могилу зловещую вырыв.

Да, золото - сила: в руках беспощадных Малют,
Кровавое золото все устраняет преграды,
Но в мире есть сила могучее лучших валют,
И сила та - подвиг, за веру и доблесть награда!

Объясняя резкий рост «повоенного антисемитизма» в различных государствах, Несмелов указывал:

«Причины его - в окончательном прозрении наций мира. В нежелании их служить лишь удобрением той почвы, на которой еврейство богатеет и размножается с чудовищной быстротой. Причины повоенного антисемитизма в желании наций, в их воле положить конец тем смутам, которые еврейство культивирует в среде приютивших его наций своей всегдашней готовностью к преступным “политическим действиям” <…> Антисемитизм есть результат вредоносной деятельности самих евреев и рано или поздно они за эту деятельность поплатятся, как поплатились и раньше».

Знаменательным событием в творчестве стала поэма «Георгий Семена», посвященная памяти члена ВФП белого партизана Г. В. Семена, схваченного чекистами и расстрелянного.

Поэт твердо верит в грядущее национальное возрождение России:

Красные лозунги тускло слиняли,
Вымыслы ветер раздул:
К национальным глубинам и далям
Русский народ повернул!

От догоревших проклятых пожарищ -
К стройке российской возврат:
Русский для русских не только товарищ,
Русский для русского - брат!

Правая печать именовала Несмелова «создателем настоящего нового стиля национальной поэзии - поэзии патриотической, волевой и борьбистской».

В ней «воспевается чеканный марш миллионов русских шагов, грохот барабанов, одна масса и одно сердце - бьющееся четко и ритмично пламенной любовью к России…»

Стихи Несмелова - «то же оружие, направленное против коммунизма, как и остро отточенный штык. Может быть даже сильнее, потому что бьет прямо в сердце - в сердце тех, кто еще не знает, что такое коммунизм, или знает, но боится присоединиться к бойцам против него».

Такая «поэзия не должна умереть. И когда воскреснет Россия, книга стихов Несмелова займет заслуженное место на книжной полке, посвященной поэзии борьбы и национального устремления».

Патриотические стихотворения Несмелова постоянно декларировались на официальных мероприятиях и праздничных концертах, проводимых организациями ВФП не только в Маньчжурии и Китае, но и в США, Швейцарии, Югославии и др. странах, эти стихи часто цитировались в партийных изданиях (в т. ч. и главой ВФП К.В. Родзаевским , являвшимся горячим поклонником творчества Несмелова), а поэма «Георгий Семена» и стихотворение «Советский часовой» были даже инсценированы на театральных подмостках.

Непосредственной работой Несмелова явилось редактирование специальных страниц газеты «Наш путь», предназначенных для молодежи - «Друг юношества» и «Русские студенты».

Для «Друга юношества» Несмелов сочинил стихотворный девиз:

Улетели вьюги -
Майская пора!..
Встретит друга в «ДРУГЕ»
Наша детвора.

Вырастет и будет
Смена и оплот:
- Родину добудет,
Родину вернет!

Одновременно Несмелов помогал начинающим поэтам из «нашей партийной среды» в совершенствовании их литературного мастерства, подходя к этому «соратнически: без захлебывающихся комплиментов, но и без высокомерия менторства. Строго, беспристрастно, дружески».

Как и др. активисты белоэмигрантских объединений, Несмелов попал в поле зрения советских спецслужб, составивших на него подробное досье.

После занятия Харбина советскими войсками Несмелова арестовали и депортировали в СССР. Его заключили в пересыльную тюрьму в пос. Гродеково вблизи Владивостока. Там в сентября 1945 Несмелов скончался от инсульта из-за отсутствия медицинской помощи по вине тюремной администрации.

Наумов С.

Использованы материалы сайта Большая энциклопедия русского народа - http://www.rusinst.ru

Несмелов (настоящая фамилия Митропольский) Арсений Иванович - поэт, прозаик, публицист.

Родился в семье статского советника, увлекавшегося к тому же литературой. Об обстановке в доме Митропольских дают некоторое представление автобиографические рассказы «Маршал Свистунов» и «Второй Московский» - о кадетском корпусе, где учился будущий писатель.

Первую мировую войну А.И.Митропольский прошел от прапорщика до поручика в рядах 11 -го гренадерского Фанагорийского полка. За боевые заслуги был награжден четырьмя орденами. После ранения оказался в октябрьские события 1917 в Москве, где принял участие в боях на стороне юнкеров. В 1918 уехал из Москвы в Омск. Там примкнул к Белому движению. Вместе с армией Колчака оказался в буферной Дальневосточной республике, где до 1922 не было советской власти. Здесь он познакомился с Н.Асеевым, С.Третьяковым, В.Арсеньевым.

В своей скупой биографии Несмелов писал, что во Владивостоке он «издал первую книгу стихов ("Стихи" - 1922, затем, в том же году, поэма "Тихвин" и в 1924 - книжка стихов "Уступы"). До этого, еще в Москве, издал маленькую книжечку рассказов военных ("Военные странички: стихи и рассказы" - 1914). Печататься начал в "Ниве", в 1912-1913 годах, кажется».

С падением Дальневосточной республики писатель попадает под неусыпный надзор ГПУ и бежит окружными путями в Маньчжурию, в Харбин. Некоторое время его печатает советский журнал «Сибирские огни», он сотрудничает в советской харбинской газете «Дальневосточная трибуна». Но в 1927 положение резко меняется.

Всю жизнь писателю приходилось заниматься литературной поденщиной. В самых различных изданиях Харбина появляются материалы, подписанные псевдонимами Гри, Н.Арсеньев, Анастигмат, Н.Дозоров, С.Трельский, Н.Рахманов и даже «Тетя Розга». Однако наиболее зрелые свои вещи писатель неизменно подписывает псевдонимом Несмелое, взятым в память о друге-офицере, убитом в бою под Тюменью.

Под этим именем выходят его стихи в пражской «Воле России», в парижских «Современных записках», его проза - в парижско-шанхайских «Русских записках». Один за другим выходят сборник стихов «Кровавый отблеск» (1928), «Без России» (1931), «Полустанок» (1938), «Белая флотилия» (1942), книга прозы «Рассказы о войне» (1936). Несмелов чувствовал приближение грозных испытаний для всего мира и для России.

Арестованный в 1945 в Харбине после прихода туда советских войск поэт умер в сентябре того же года на полу тюремной камеры в Гродекове. До последних дней Несмелов сохранял чувство собственного достоинства, бодрость духа, пытался ободрять сокамерников, развлекал их воспоминаниями и анекдотами.

Будучи сам человеком цельным и духовно сильным, Несмелов вносил эти черты в свою поэзию и прозу, в чем был продолжателем традиций высокочтимого им Н.Гумилева. От Гумилева идет и приверженность поэта к сюжетным стихам, балладам, интерес к звукописи, чеканным ритмам.

Ключевым образом всей поэзии Несмелова, видимо, можно назвать слово «воля». Не случайно именно такое название носит стихотворение, открывающее книгу стихов «Уступы». «Я пружины стальное терпенье. / Видишь, волею сжаты уста»,- говорит он в стихотворении «В скрипке». Метафорой воли становятся и «Гребные гонки» с чередующимися анафорами «раз», «два» и торжеством воли в финале.

«Мужество взносит» лирического героя Несмелова «в простор лучезарно-глубинный» («Уезжающий в Африку или...»). И даже видя свою гибель, герой Несмелова «на любую готов игру», т.к. знает, что «доверен руке отважной / Драгоценнейший тайный груз».

Герои стихов Несмелова - «люди каменного побережья» - «Партизаны», «Анархисты», «Разведчики», разбойники, мечтающие «о чем-то сказочном и небывалом» («Тайфун»). «Играя в смерть, ходил в атаку» китайский бандит («Хунгуз»).

Особое место среди любимых персонажей поэта занимают офицеры («Леонид Ещин», «Броневик» и др.).

Среди аксессуаров, окружающих героев поэзии Несмелова, «черные винчестера», браунинги, револьверы, веблеи, требующие от владельцев мастерства и ловкости.

Такой же, как и у героев, непокорной душой, наделенной роковыми глубинами, видит поэт и Россию («В сочельник»). У него нет обиды на родину («Переходя границу», «О России»).

Вместе с тем поэт не может не видеть, что романтика уходит из жизни, сменяется скучной повседневностью («Броневик»).

«В ломбарде» оказываются не только сословные ордена, о которых автор пренебрежительно скажет: «Твоих отличий никому не жаль, / Бездарное, последнее дворянство», но и орден воинской доблести - Георгиевский крест, и «браунинг, забытый меж игрушек».

Меняются и люди. «Все меньше нас, отважных и беспутных»,- с горечью замечает поэт в стихотворении «Восемнадцатому году». На антитезе построена «Встреча вторая»: «Василий Васильич Казанцев... / Усищев протуберанцы, / Кожанка и цейс на ремне» превратился в мирное время в «конторскую мымру», в «шевиотовый, синий, / Наполненный скукой мешок». И единственное, что греет лирического героя,- что когда-то «Сам Ленин был нашим врагом!». Однако и революция исчерпала свою силу. Вслед за Блоком, с горечью обнаружившим, что «музыка революции уходит», Несмелов пишет: «Родина! Я уважаю революцию, / Как всякое через, над и за, / Но в вашем сердце уже не бьются, / Уже не вздрагивают ее глаза». Пошлость и скука наступают в мире. Вот почему у лирического героя-романтика «сердце все в слезах / От злобы, одиночества и муки».

Идеи и образы стихотворных сборников перекликаются с прозой писателя. Несмелов восхищается полковником Афониным из одноименного рассказа, молившим Бога не о сохранении своей жизни, а о родине и солдатах. Драматично звучит финал рассказа, когда в революционном Иркутске спасенный когда-то Афониным немец узнал героя и слезно благодарил его за себя и за других солдат, «а русские солдаты, изуродованные революцией, стояли рядом и сплевывали на боевую шинель генерала подсолнечную шелуху».

Прекрасна, хотя и трагична, судьба другого русского человека, Андрея Петровича, сохранившего любовь к флотским офицерам и попытавшегося спасти от влияния революционеров-террористов девушку-учительницу («Страшная ночь Андрея Петровича»).

Находит развитие в прозе писателя и тема любви, очень скупо, но все же заявленная в его поэзии. Если в стихотворении «Интервенты» жажда любви объединила солдат разных национальностей: «Каждый хочет любить, и солдат, и моряк, / Каждый хочет иметь и невесту, и друга», то в рассказе «Le Sourire» («Улыбка») бесхитростные строки женских объявлений во французской газете вдохновили «четырех мужчин, измученных блужданиями по тайге, исчерпавших все запасы мужества», собрать силы и спастись. А в новелле «По следам любви» разворачивается сначала картина платонической, сугубо русской по накалу и чистоте страстей любви, а затем не менее сложная психологическая драма мужчины, любящего свою жену.

2 последние книги стихов Несмелова («Полустанок» и особенно «Белая флотилия») свидетельствуют об усилении в творчестве писателя религиозной проблематики.

Ощущение присутствия «над миром, над всем, что существует, живет, дышит,- еще чего-то страшного, не считающегося ни с волей, ни с желаниями живущих», постигшее героя рассказа «За рекой», приводит Степана Петровича к обращению за помощью к Богу.

Усиливается неприятие войны. Романтические образы наполняются противоположным содержанием: елочка, прилетевшая в окоп к герою, оказывается «в теплой человеческой крови» («Подарок»), торжествующие победу над вражеским крейсером подводники-герои становятся сами жертвами войны («Эпизод»). Тема гибели на войне соединяется с темой Бога.

В развращенном Риме (в «Белой флотилии» поэт активно использует античные образы) уже присутствует предчувствие новой жизни, воскресения.

Героика сменяется спокойным повседневным преданием себя течению жизни («Беатриче»). Не столько смелость и героизм, сколько доброту и заботу о людях ставит теперь Несмелова во главу угла («Касьян и Микола», «Сотник Юлий»).

Революция 1917 («В этот день»), гибель царской семьи («Цареубийцы»), грабежи атаманских банд («Божий гнев») воспринимаются писателем как завершение «некоего давнего кровавого пути», как наказание за «посев сытых ханжеств, вековое зло», как наказание за бездействие.

Вся поэзия А.Несмелова посвящена трагической судьбе русской эмиграции. С одной стороны, поэт осознает ее как носительницу подлинной русской культуры, утраченной на родине («Великим постом»), с другой - не может не видеть и мучительно не переживать, что старшая эмиграция вымирает, а молодняк теряет русские корни («Пять рукопожатий», «Ламоза», «Стихи о Харбине», «Стихи в письме», «Кончина», «Уезжающий в Африку или...»). Стих. «Ламоза» посвящено трагической судьбе русского юноши, выросшего в китайской семье, но подсознательно чувствующего свои национальные истоки.

В позднем творчестве Несмелова усиливаются эсхатологические образы мира: «надломилась ось» земного бытия, «труба Последнего Суда»; «казненной головою / Трепетал фонарь в кустах», «в глухом окаменении тоски / Живут стареющие россияне», «и осталось только пепелище...», «Холодно, безлюдно. Гаснет зорька, / И вокруг могильна тишина».

Тем более, утверждает Несмелов, значима роль поэта, который (емкий образ!) даже в гибнущей подводной лодке должен не потерять веры, увидеть, «что прекрасно сердце наше», разглядеть божественную сущность человека («В затонувшей субмарине»). «Не верить в добро нельзя / Для того, кто еще живет»,- настаивает поэт («Новогодняя ночь»).

Художественный мир Несмелова-поэта в чем-то близок к ме-тафористике любимого им Сергея Есенина, строится на антропоморфизме: «Казалось, солнце, сбросив шляпу, / Трясет кудрями, зной - лузга, / А море, как собака лапу, / Зализывало берега» («Морские чудеса»); «Пленной птицей, задрожав от боли, / Сердце задохнется, зазвенит» («Ламоза»). Очеловечиваются не только явления природы, но и все то, чего коснулся человек.

Однако весьма часто метафоры становятся более глобальными, что позволяет судить, что и опыт В.Маяковского не прошел даром для автора «Уступов» и «Кровавого отблеска». Достаточно привести такие образы, как «Маузер - вздор, огромный топор» («Стихи о револьверах»), или «кошелек тоски» («Ожидание»), или «годы-волны заливают нас с тобой» («Лодочник»). Глобально звучат определения «Белая флотилия / Отгремевших бурь»; «И о самое днище жизни / Колотила тобой судьба»; «На осколках планеты / В будущее мчим!» и др.

Несмелов подвластны все размеры: от классических и наиболее распространенных в его стих, четырехстопных (часто чередующихся с двухстопными) ямбов и хореев, пятистопных амфибрахиев и анапестов («Все чаще и чаще встречаю умерших... О, нет...», «На рассвете» и др.), передающих философские размышления поэта, до редко встречающихся в поэзии XX в. восьмистопных («Ветер обнял тебя. Ветер легкое платье похитил», «Эней и сивилла») и семистопных («День начался зайчиком, прыгнувшим в наше окно...»), имитирующих античный стих. Столь же виртуозно владеет поэт ритмом баллады («Стихи о револьверах», «Баллада о Даурском бароне»), трехстопным ямбом с пиррихием в третьей стопе воссоздает ритм «Русской сказки».

Лишь кажущейся простой представляется рифмовка поэта. Наряду с точными рифмами, Несмелов часто и охотно пользуется неточными и сложными: юнгу - берегу, ужас - стужа, худощавы - плащавы, нитроглицерин - рыцари, Казанцев - протуберанцы, над и за - глаза, докапали - Каппеля, не знаем - понуждаем, ветер - веке и т.д.

Менее активно пользуется поэт звукописью. Наиболее часто употребляет он, как и все поэты Харбина, звучные китайские слова в соединении с русскими, что придает стих, самые различные интонации: от романтических до элегических и даже трагических. Звукопись играет важную роль в любовной лирике Несмелова.

В.В.Агеносов

Использованы материалы кн.: Русская литература XX века. Прозаики, поэты, драматурги. Биобиблиографический словарь. Том 2. З - О. с. 631-634.

Далее читайте:

Русские в Китае . Краткие биографические данные чинов Шанхайского русского полка.

Китай в XX веке (хронологическая таблица)

Исторические лица Китая (биографический указатель).

Персоналии:

Каминский Бронислав Владиславович (1899-1944), командир русских формирований войск СС.

Кобылкин Иннокентий (Илларион) Васильевич (?-1935), член Российской фашистской партии (в Китае).

Косьмин Владимир Дмитриевич (?-?), председатель так называемой Русской фашисткой партии.

Воскобойник Константин Павлович (1899-1942), один из руководителей Локотского округа.

Родзаевский Константин Владимирович (1907-1946), русский общественный деятель.

Рычков Игорь Викторович (?-1944), общественный деятель.

Сочинения:

Без России. Харбин, 1931;

Без Москвы, без России: Стихи. Поэмы. Рассказы; (Подписанные - Н. Дозоров): Восстание // Второй прибой. Харбин, 1942;

Без Москвы, без России: Стихотворения. Поэмы. Рассказы / сост. и комм. Е.В.Витковского и А.В.Ревоненко. М., 1990.

Военные странички. М., 1915;

Стихи. Владивосток, 1921;

Уступы. Владивосток, 1924;

Кровавый отблеск. Харбин, 1928;

Рассказы о войне. Харбин, 1936;

Полустанок. Харбин, 1928;

Белая флотилия. Харбин, 1942;

Георгий Семена. Берн, 1936;

Наш подвиг // Прибой. Харбин, 1941;

Оборонцам // Прибой. Харбин, 1941;

Привидение в партклубе. Харбин, 1936;

Только такие! Стихи о борьбе за Родину. Шанхай, 1936.

Литература:

Иванов Ю. Прошедший все ступени: «Идеологический сюжет» поэзии Арсения Несмелова // Литературное обозрение. 1992. №5-6;

Витковский Е.В. Несмелов // Литературная энциклопедия Русского зарубежья. 1918-1940. Писатели Русского зарубежья. М., 1997;

Агеносов В.В. Литература Russkogo зарубежья. М., 1998.