Крыжовник характеристика героев. Николай Иванович воплощает свою мечту в реальность

На нашем сайте вы можете прочитать и краткое содержание рассказа «Крыжовник» . Ссылки на тексты и краткие содержания других произведений А. П. Чехова - см. ниже в блоке «Ещё по теме...»

Еще с раннего утра все небо обложили дождевые тучи; было тихо, не жарко и скучно, как бывает в серые пасмурные дни, когда над полем давно уже нависли тучи, ждешь дождя, а его нет. Ветеринарный врач Иван Иваныч и учитель гимназии Буркин уже утомились идти, и поле представлялось им бесконечным. Далеко впереди еле были видны ветряные мельницы села Мироносицкого, справа тянулся и потом исчезал далеко за селом ряд холмов, и оба они знали, что это берег реки, там луга, зеленые ивы, усадьбы, и если стать на один из холмов, то оттуда видно такое же громадное поле, телеграф и поезд, который издали похож на ползущую гусеницу, а в ясную погоду оттуда бывает виден даже город. Теперь, в тихую погоду, когда вся природа казалась кроткой и задумчивой, Иван Иваныч и Буркин были проникнуты любовью к этому полю, и оба думали о том, как велика, как прекрасна эта страна.

– В прошлый раз, когда мы были в сарае у старосты Прокофия, – сказал Буркин, – вы собирались рассказать какую-то историю.

– Да, я хотел тогда рассказать про своего брата.

Иван Иваныч протяжно вздохнул и закурил трубочку, чтобы начать рассказывать, но как раз в это время пошел дождь. И минут через пять лил уже сильный дождь, обложной, и трудно было предвидеть, когда он кончится. Иван Иваныч и Буркин остановились в раздумье; собаки, уже мокрые, стояли, поджав хвосты, и смотрели на них с умилением.

– Нам нужно укрыться куда-нибудь, – сказал Буркин. – Пойдемте к Алехину. Тут близко.

– Пойдемте.

Они свернули в сторону и шли всё по скошенному полю, то прямо, то забирая направо, пока не вышли на дорогу. Скоро показались тополи, сад, потом красные крыши амбаров; заблестела река, и открылся вид на широкий плес с мельницей и белою купальней. Это было Софьино, где жил Алехин.

Чехов. «Крыжовник». Читает Д. Журавлёв

Мельница работала, заглушая шум дождя; плотина дрожала. Тут около телег стояли мокрые лошади, понурив головы, и ходили люди, накрывшись мешками. Было сыро, грязно, неуютно, и вид у плеса был холодный, злой. Иван Иваныч и Буркин испытывали уже чувство мокроты, нечистоты, неудобства во всем теле, ноги отяжелели от грязи, и когда, пройдя плотину, они поднимались к господским амбарам, то молчали, точно сердились друг на друга. В одном из амбаров шумела веялка; дверь была открыта, и из нее валила пыль. На пороге стоял сам Алехин, мужчина лет сорока, высокий, полный, с длинными волосами, похожий больше на профессора или художника, чем на помещика. На нем была белая, давно не мытая рубаха с веревочным пояском, вместо брюк кальсоны, и на сапогах тоже налипли грязь и солома. Нос и глаза были черны от пыли. Он узнал Ивана Иваныча и Буркина и, по-видимому, очень обрадовался.

– Пожалуйте, господа, в дом, – сказал он, улыбаясь. – Я сейчас, сию минуту.

Дом был большой, двухэтажный. Алехин жил внизу, в двух комнатах со сводами и с маленькими окнами, где когда-то жили приказчики; тут была обстановка простая, и пахло ржаным хлебом, дешевою водкой и сбруей. Наверху же, в парадных комнатах, он бывал редко, только когда приезжали гости. Ивана Иваныча и Буркина встретила в доме горничная, молодая женщина, такая красивая, что они оба разом остановились и поглядели друг на друга.

– Вы не можете себе представить, как я рад видеть вас, господа, – говорил Алехин, входя за ними в переднюю. – Вот не ожидал! Пелагея, – обратился он к горничной, – дайте гостям переодеться во что-нибудь. Да, кстати, и я переоденусь. Только надо сначала пойти помыться, а то я, кажется, с весны не мылся. Не хотите ли, господа, пойти в купальню, а тут пока приготовят.

Красивая Пелагея, такая деликатная и на вид такая мягкая, принесла простыни и мыло, и Алехин с гостями пошел в купальню.

– Да, давно я уже не мылся, – говорил он, раздеваясь. – Купальня у меня, как видите, хорошая, отец еще строил, но мыться как-то все некогда.

Он сел на ступеньке и намылил свои длинные волосы и шею, и вода около него стала коричневой.

– Да, признаюсь… – проговорил Иван Иваныч значительно, глядя на его голову.

– Давно я уже не мылся… – повторил Алехин конфузливо и еще раз намылился, и вода около него стала темно-синей, как чернила.

Иван Иваныч вышел наружу, бросился в воду с шумом и поплыл под дождем, широко взмахивая руками, и от него шли волны, и на волнах качались белые лилии; он доплыл до самой середины плеса и нырнул, и через минуту показался на другом месте, и поплыл дальше, и все нырял, стараясь достать дна. «Ах, боже мой… – повторял он, наслаждаясь. – Ах, боже мой…» Доплыл до мельницы, о чем-то поговорил там с мужиками и повернул назад, и на середине плеса лег, подставляя свое лицо под дождь. Буркин и Алехин уже оделись и собрались уходить, а он все плавал и нырял.

– Ах, боже мой… – говорил он. – Ах, господи помилуй!

– Будет вам! – крикнул ему Буркин.

Вернулись в дом. И только когда в большой гостиной наверху зажгли лампу, и Буркин и Иван Иваныч, одетые в шелковые халаты и теплые туфли, сидели в креслах, а сам Алехин, умытый, причесанный, в новом сюртуке, ходил по гостиной, видимо с наслаждением ощущая тепло, чистоту, сухое платье, легкую обувь, и когда красивая Пелагея, бесшумно ступая по ковру и мягко улыбаясь, подавала на подносе чай с вареньем, только тогда Иван Иваныч приступил к рассказу, и казалось, что его слушали не одни только Буркин и Алехин, но также старые и молодые дамы и военные, спокойно и строго глядевшие из золотых рам.

– Нас два брата, – начал он, – я, Иван Иваныч, и другой – Николай Иваныч, года на два помоложе. Я пошел по ученой части, стал ветеринаром, а Николай уже с девятнадцати лет сидел в казенной палате. Наш отец Чимша-Гималайский был из кантонистов, но, выслужив офицерский чин, оставил нам потомственное дворянство и именьишко. После его смерти именьишко у нас оттягали за долги, но, как бы ни было, детство мы провели в деревне на воле. Мы, все равно как крестьянские дети, дни и ночи проводили в поле, в лесу, стерегли лошадей, драли лыко, ловили рыбу и прочее тому подобное… А вы знаете, кто хоть раз в жизни поймал ерша или видел осенью перелетных дроздов, как они в ясные, прохладные дни носятся стаями над деревней, тот уже не городской житель, и его до самой смерти будет потягивать на волю. Мой брат тосковал в казенной палате. Годы проходили, а он все сидел на одном месте, писал все те же бумаги и думал все об одном и том же, как бы в деревню. И эта тоска у него мало-помалу вылилась в определенное желание, в мечту купить себе маленькую усадебку где-нибудь на берегу реки или озера.

Он был добрый, кроткий человек, я любил его, но этому желанию запереть себя на всю жизнь в собственную усадьбу я никогда не сочувствовал. Принято говорить, что человеку нужно только три аршина земли. Но ведь три аршина нужны трупу, а не человеку. И говорят также теперь, что если наша интеллигенция имеет тяготение к земле и стремится в усадьбы, то это хорошо. Но ведь эти усадьбы те же три аршина земли. Уходить из города, от борьбы, от житейского шума, уходить и прятаться у себя в усадьбе – это не жизнь, это эгоизм, лень, это своего рода монашество, но монашество без подвига. Человеку нужно не три аршина земли, не усадьба, а весь земной шар, вся природа, где на просторе он мог бы проявить все свойства и особенности своего свободного духа.

Брат мой Николай, сидя у себя в канцелярии, мечтал о том, как он будет есть свои собственные щи, от которых идет такой вкусный запах по всему двору, есть на зеленой травке, спать на солнышке, сидеть по целым часам за воротами на лавочке и глядеть на поле и лес. Сельскохозяйственные книжки и всякие эти советы в календарях составляли его радость, любимую духовную пищу; он любил читать и газеты, но читал в них одни только объявления о том, что продаются столько-то десятин пашни и луга с усадьбой, рекой, садом, мельницей, с проточными прудами. И рисовались у него в голове дорожки в саду, цветы, фрукты, скворечни, караси в прудах и, знаете, всякая эта штука. Эти воображаемые картины были различны, смотря по объявлениям, которые попадались ему, но почему-то в каждой из них непременно был крыжовник. Ни одной усадьбы, ни одного поэтического угла он не мог себе представить без того, чтобы там не было крыжовника.

– Деревенская жизнь имеет свои удобства, – говорил он, бывало. – Сидишь на балконе, пьешь чай, а на пруде твои уточки плавают, пахнет так хорошо, и… и крыжовник растет.

Он чертил план своего имения, и всякий раз у него на плане выходило одно и то же: а) барский дом, b) людская, с) огород, d) крыжовник. Жил он скупо: недоедал, недопивал, одевался бог знает как, словно нищий, и все копил и клал в банк. Страшно жадничал. Мне было больно глядеть на него, и я кое-что давал ему и посылал на праздниках, но он и это прятал. Уж коли задался человек идеей, то ничего не поделаешь.

Годы шли, перевели его в другую губернию, минуло ему уже сорок лет, а он все читал объявления в газетах и копил. Потом, слышу, женился. Все с той же целью, чтобы купить себе усадьбу с крыжовником, он женился на старой, некрасивой вдове, без всякого чувства, а только потому, что у нее водились деньжонки. Он и с ней тоже жил скупо, держал ее впроголодь, а деньги ее положил в банк на свое имя. Раньше она была за почтмейстером и привыкла у него к пирогам и к наливкам, а у второго мужа и хлеба черного не видала вдоволь; стала чахнуть от такой жизни да года через три взяла и отдала богу душу. И, конечно, брат мой ни одной минуты не подумал, что он виноват в ее смерти. Деньги, как водка, делают человека чудаком. У нас в городе умирал купец. Перед смертью приказал подать себе тарелку меду и съел все свои деньги и выигрышные билеты вместе с медом, чтобы никому не досталось. Как-то на вокзале я осматривал гурты, и в это время один барышник попал под локомотив, и ему отрезало ногу. Несем мы его в приемный покой, кровь льет – страшное дело, а он все просит, чтобы ногу его отыскали, и все беспокоится: в сапоге на отрезанной ноге двадцать рублей, как бы не пропали.

– Это вы уж из другой оперы, – сказал Буркин.

– После смерти жены, – продолжал Иван Иваныч, подумав полминуты, – брат мой стал высматривать себе имение. Конечно, хоть пять лет высматривай, но все же в конце концов ошибешься и купишь совсем не то, о чем мечтал. Брат Николай через комиссионера, с переводом долга, купил сто двенадцать десятин с барским домом, с людской, с парком, но ни фруктового сада, ни крыжовника, ни прудов с уточками; была река, но вода в ней цветом как кофе, потому что по одну сторону имения кирпичный завод, а по другую – костопальный. Но мой Николай Иваныч мало печалился; он выписал себе двадцать кустов крыжовника, посадил и зажил помещиком.

В прошлом году я поехал к нему проведать. Поеду, думаю, посмотрю, как и что там. В письмах своих брат называл свое имение так: Чумбароклова пустошь, Гималайское тож. Приехал я в «Гималайское тож» после полудня. Было жарко. Везде канавы, заборы, изгороди, понасажены рядами елки, – и не знаешь, как проехать во двор, куда поставить лошадь. Иду к дому, а навстречу мне рыжая собака, толстая, похожая на свинью. Хочется ей лаять, да лень. Вышла из кухни кухарка, голоногая, толстая, тоже похожая на свинью, и сказала, что барин отдыхает после обеда. Вхожу к брату, он сидит в постели, колени покрыты одеялом; постарел, располнел, обрюзг; щеки, нос и губы тянутся вперед, – того и гляди, хрюкнет в одеяло.

Мы обнялись и всплакнули от радости и от грустной мысли, что когда-то были молоды, а теперь оба седы, и умирать пора. Он оделся и повел меня показывать свое имение.

– Ну, как ты тут поживаешь? – спросил я.

– Да ничего, слава богу, живу хорошо.

Это уж был не прежний робкий бедняга-чиновник, а настоящий помещик, барин. Он уж обжился тут, привык и вошел во вкус; кушал много, в бане мылся, полнел, уже судился с обществом и с обоими заводами, и очень обижался, когда мужики не называли его «ваше высокоблагородие». И о душе своей заботился солидно, по-барски, и добрые дела творил не просто, а с важностью. А какие добрые дела? Лечил мужиков от всех болезней содой и касторкой и в день своих именин служил среди деревни благодарственный молебен, а потом ставил полведра, думал, что так нужно. Ах, эти ужасные полведра! Сегодня толстый помещик тащит мужиков к земскому начальнику за потраву, а завтра, в торжественный день, ставит им полведра, а они пьют и кричат «ура» и, пьяные, кланяются ему в ноги. Перемена жизни к лучшему, сытость, праздность развивают в русском человеке самомнение, самое наглое. Николай Иваныч, который когда-то в казенной палате боялся даже для себя лично иметь собственные взгляды, теперь говорил одни только истины, и таким тоном, точно министр: «Образование необходимо, но для народа оно преждевременно», «Телесные наказания вообще вредны, но в некоторых случаях они полезны и незаменимы».

– Я знаю народ и умею с ним обращаться, – говорил он. – Меня народ любит. Стоит мне только пальцем шевельнуть, и для меня народ сделает все, что захочу.

И все это, заметьте, говорилось с умной, доброю улыбкой. Он раз двадцать повторил: «мы, дворяне», «я как дворянин»; очевидно, уже не помнил, что дед наш был мужик, а отец – солдат. Даже наша фамилия Чимша-Гималайский, в сущности несообразная, казалась ему теперь звучной, знатной и очень приятной.

Но дело не в нем, а во мне самом. Я хочу вам рассказать, какая перемена произошла во мне в эти немногие часы, пока я был в его усадьбе. Вечером, когда мы пили чай, кухарка подала к столу полную тарелку крыжовнику. Это был не купленный, а свой собственный крыжовник, собранный в первый раз с тех пор, как были посажены кусты. Николай Иваныч засмеялся и минуту глядел на крыжовник молча, со слезами, – он не мог говорить от волнения, потом положил в рот одну ягоду, поглядел на меня с торжеством ребенка, который наконец получил свою любимую игрушку, и сказал:

– Как вкусно!

И он с жадностью ел и все повторял:

– Ах, как вкусно! Ты попробуй!

Было жестко и кисло, но, как сказал Пушкин, «тьмы истин нам дороже нас возвышающий обман». Я видел счастливого человека, заветная мечта которого осуществилась так очевидно, который достиг цели в жизни, получил то, что хотел, который был доволен своей судьбой, самим собой. К моим мыслям о человеческом счастье всегда почему-то примешивалось что-то грустное, теперь же, при виде счастливого человека, мною овладело тяжелое чувство, близкое к отчаянию. Особенно тяжело было ночью. Мне постлали постель в комнате рядом с спальней брата, и мне было слышно, как он не спал и как вставал и подходил к тарелке с крыжовником и брал по ягодке. Я соображал: как, в сущности, много довольных, счастливых людей! Какая это подавляющая сила! Вы взгляните на эту жизнь: наглость и праздность сильных, невежество и скотоподобие слабых, кругом бедность невозможная, теснота, вырождение, пьянство, лицемерие, вранье… Между тем во всех домах и на улицах тишина, спокойствие; из пятидесяти тысяч, живущих в городе, ни одного, который бы вскрикнул, громко возмутился. Мы видим тех, которые ходят на рынок за провизией, днем едят, ночью спят, которые говорят свою чепуху, женятся, старятся, благодушно тащат на кладбище своих покойников; но мы не видим и не слышим тех, которые страдают, и то, что страшно в жизни, происходит где-то за кулисами. Все тихо, спокойно, и протестует одна только немая статистика: столько-то с ума сошло, столько-то ведер выпито, столько-то детей погибло от недоедания… И такой порядок, очевидно, нужен; очевидно, счастливый чувствует себя хорошо только потому, что несчастные несут свое бремя молча, и без этого молчания счастье было бы невозможно. Это общий гипноз. Надо, чтобы за дверью каждого довольного, счастливого человека стоял кто-нибудь с молоточком и постоянно напоминал бы стуком, что есть несчастные, что, как бы он ни был счастлив, жизнь рано или поздно покажет ему свои когти, стрясется беда – болезнь, бедность, потери, и его никто не увидит и не услышит, как теперь он не видит и не слышит других. Но человека с молоточком нет, счастливый живет себе, и мелкие житейские заботы волнуют его слегка, как ветер осину, – и все обстоит благополучно.

– В ту ночь мне стало понятно, как я тоже был доволен и счастлив, – продолжал Иван Иваныч, вставая. – Я тоже за обедом и на охоте поучал, как жить, как веровать, как управлять народом. Я тоже говорил, что ученье свет, что образование необходимо, но для простых людей пока довольно одной грамоты. Свобода есть благо, говорил я, без нее нельзя, как без воздуха, но надо подождать. Да, я говорил так, а теперь спрашиваю: во имя чего ждать? – спросил Иван Иваныч, сердито глядя на Буркина. – Во имя чего ждать, я вас спрашиваю? Во имя каких соображений? Мне говорят, что не все сразу, всякая идея осуществляется в жизни постепенно, в свое время. Но кто это говорит? Где доказательства, что это справедливо? Вы ссылаетесь на естественный порядок вещей, на законность явлений, но есть ли порядок и законность в том, что я, живой, мыслящий человек, стою надо рвом и жду, когда он зарастет сам или затянет его илом, в то время как, быть может, я мог бы перескочить через него или построить через него мост? И опять-таки во имя чего ждать? Ждать, когда нет сил жить, а между тем жить нужно и хочется жить!

Я уехал тогда от брата рано утром, и с тех пор для меня стало невыносимо бывать в городе. Меня угнетают тишина и спокойствие, я боюсь смотреть на окна, так как для меня теперь нет более тяжелого зрелища, как счастливое семейство, сидящее вокруг стола и пьющее чай. Я уже стар и не гожусь для борьбы, я не способен даже ненавидеть. Я только скорблю душевно, раздражаюсь, досадую, по ночам у меня горит голова от наплыва мыслей, и я не могу спать… Ах, если б я был молод!

Иван Иваныч прошелся в волнении из угла в угол и повторил:

– Если б я был молод!

Он вдруг подошел к Алехину и стал пожимать ему то одну руку, то другую.

– Павел Константиныч! – проговорил он умоляющим голосом, – не успокаивайтесь, не давайте усыплять себя! Пока молоды, сильны, бодры, не уставайте делать добро! Счастья нет, и не должно его быть, а если в жизни есть смысл и цель, то смысл этот и цель вовсе не в нашем счастье, а в чем-то более разумном и великом. Делайте добро!

И все это Иван Иваныч проговорил с жалкой, просящею улыбкой, как будто просил лично для себя.

Потом все трое сидели в креслах, в разных концах гостиной, и молчали. Рассказ Ивана Иваныча не удовлетворил ни Буркина, ни Алехина. Когда из золотых рам глядели генералы и дамы, которые в сумерках казались живыми, слушать рассказ про беднягу чиновника, который ел крыжовник, было скучно. Хотелось почему-то говорить и слушать про изящных людей, про женщин. И то, что они сидели в гостиной, где всё – и люстра в чехле, и кресла, и ковры под ногами говорили, что здесь когда-то ходили, сидели, пили чай вот эти самые люди, которые глядели теперь из рам, и то, что здесь теперь бесшумно ходила красивая Пелагея, – это было лучше всяких рассказов.

Алехину сильно хотелось спать; он встал по хозяйству рано, в третьем часу утра, и теперь у него слипались глаза, но он боялся, как бы гости не стали без него рассказывать что-нибудь интересное, и не уходил. Умно ли, справедливо ли было то, что только что говорил Иван Иваныч, он не вникал; гости говорили не о крупе, не о сене, не о дегте, а о чем-то, что не имело прямого отношения к его жизни, и он был рад и хотел, чтобы они продолжали…

– Однако пора спать, – сказал Буркин, поднимаясь. – Позвольте пожелать вам спокойной ночи.

Алехин простился и ушел к себе вниз, а гости остались наверху. Им обоим отвели на ночь большую комнату, где стояли две старые деревянные кровати с резными украшениями и в углу было распятие из слоновой кости; от их постелей, широких, прохладных, которые постилала красивая Пелагея, приятно пахло свежим бельем.

Иван Иваныч молча разделся и лег.

– Господи, прости нас, грешных! – проговорил он и укрылся с головой.

От его трубочки, лежавшей на столе, сильно пахло табачным перегаром, и Буркин долго не спал и все никак не мог понять, откуда этот тяжелый запах.

Дождь стучал в окна всю ночь.

Произведения Антона Павловича Чехова – это панорамная картина человеческих нравов, пороков и доблестей, недостатков и достоинств.

Прозаик был по-бальзаковски плодовит, пытался разглядеть и описать все мельчайшие черточки на коже человеческой натуры. Только, в отличие от французского предшественника, Чехов облекал свои наблюдения в короткую форму рассказа.

За 25 лет автор создал около 9 сотен произведений, включая более габаритные пьесы и повести. Особый исследовательский интерес вызывает рассказ «Крыжовник». Он входит в так называемую «Маленькую трилогию», лейтмотивом которой является тема «жизни в футляре», или просто «футлярность».

Большой замысел «Маленькой трилогии»

В 1998 году в восьмом номере журнала «Русская мысль» появилось два коротеньких рассказа Чехова «Крыжовник» и «О любви». Им предшествовал «Человек в футляре», напечатанный на страницах той же «Русской мысли».

Произведения воспринимались целостно даже без глубокого погружения в смысл хотя бы потому, что у них были смежные герои. Это три приятеля – врач-ветеринар Иван Иванович Чимша-Гималайский, учитель Буркин и помещик Алехин. От истории к истории каждый из персонажей выступает в роли повествователя. Так, Буркин рассказывает об удивительной судьбе учителя Беликова из его родного городка («Человек в футляре»), Чимша-Гималайский повествует о брате-помещике («Крыжовник»), Алехин ностальгирует о романтической истории, произошедшей с ним самим («О любви»).

На самом деле Антон Павлович никакой трилогии не писал. Произведения объединили в цикл и назвали «Маленькой трилогией» уже исследователи его творчества. Тогда, в 90-е, замысел Чехова был намного масштабней.

Он хотел создать роман в рассказах, объединенных общими темами и героями. Было даже готово техническое название – «Рассказы из жизни моих друзей». Однако масштабного произведения не вышло. Сперва помешала работать болезнь, потом пропал энтузиазм. Писалось постно, невкусно, вспоминает сам Чехов, «точно на шестой неделе поста».

От великого замысла читателю осталось только три небольших рассказа, которые, однако, вошли в число лучших произведений русского классика и стали программными. Надо сказать, что их объединяет нечто большее, чем смежные персонажи. Все три истории связаны общей философией «футлярной жизни».

История чиновника, который мечтал стать барином

Рождению замысла «Крыжовника» послужил рассказ известного юриста, приятеля Чехова, Анатолия Федоровича Кони. Он как-то поведал историю о петербургском чиновнике, который долгое время копил деньги на очень дорогой парадный мундир, вышитый золотом. Наконец, мундир был сшит, но подобающего случая надеть его не представилось.

Всю зиму вещь протомилась в шкафу, и золотые вышивки потускнели от нафталина. Мундир потерял свой первоначальный лоск. Спустя полгода его хозяин скончался и, по злой насмешке судьбы, его похоронили в том самом мундире, на который он так долго копил и который не надел при жизни.

Чехова очень тронула эта история, и вот он уже делает первые черновые наброски. В них петербургский чиновник превращается в служащего казенной палаты, который всю жизнь копит на поместье с прудом и кустами крыжовника.

В качестве рассказчика выступает ветеринар Иван Иванович Чимша-Гималайский. Возвращаясь с охоты со своим приятелем учителем Буркиным, он попадает под дождь. Друзья решают переждать непогоду в усадьбе Алехина, которая находится неподалеку. Выкупавшись и устроившись поудобнее в гостиной, мужчины начинают вести неспешную беседу. Тут-то Иван Иванович и рассказывает о своем родном брате Николае Ивановиче, который на склоне лет сделался помещиком.

Детство братьев Чимша-Гималаевских прошло в дворянском поместье. Однако после смерти отца имение забрали за долги. О размеренной барской жизни пришлось забыть. Иван Иванович выучился на врача, Николай Иванович стал служащим казенной палаты. Несмотря на это брат Николай, не покинул мечты обзавестись собственным имением с прудом, в котором будут плавать уточки, и садом, засаженным кустами крыжовника.

Мечта так завладела Николаем Ивановичем, что он жил впроголодь, ходил в обносках, отказывал себе во всех радостях жизни и все копил, копил, копил. Женился поздно и только по той причины, что у его избранницы (совершенно некрасивой стареющей вдовы) имелся кое-какой капитал.

Эти деньги Николай Иванович кладет в банк и продолжает вести аскетичный образ жизни. За несколько лет он уморил супругу голодом и постоянными лишениями. Смерть жены Николая Ивановича особо не трогает, ведь у него огромная радость – он, наконец, скопил достаточно денег на поместье! Кимча-Гималаевский покупает землю с домом в Чумборокловой Пустоши и гордо делает приписку к названию «Гималайское тож».

Спустя несколько лет Иван Иванович навещает брата. «Гималайское тож» производит на него удручающее впечатление: вместо чистого пруда желтая речка, вокруг смог из-за действующих неподалеку заводов, везде котлованы, канавы, заборы, какие-то несуразно высаженные елки.

Во дворе его встречает толстая ленивая собака и заплывшая жиром неопрятная кухарка. Брата Иван Иванович сперва не узнает. Из скромного чиновника тот превратился в типичного барина. Толстый, ленивый, самодовольный, он дни напролет занимается тяжбами с вышеуказанными заводами, обходами своих владений и блаженной праздностью.

Наконец, к столу подают первый урожай крыжовника. Ягоды кислые, невкусные, но Николай Иванович этого не замечает. Он счастлив, его мечта сбылась. И даже ночью он встает из постели, чтобы съесть ягодку-другую своего обожаемого, долгожданного крыжовника.

«Футлярная» жизнь Николая Ивановича

История Николая Ивановича Чимши-Гималайского является примером так называемого «футлярного» образа жизни. Это жизнь, скованная правилами, нормами, условностями, не принимающая ничего нового, заплесневелая, нафталинная. Развитию и прогрессу в ней противопоставляется застой и регресс.

У каждого свой футляр. Вот Николай Иванович большую часть жизни был скован собственной мечтой. Он корпел на однообразной неинтересной работе, терпел материальные лишения, женился без любви. Все для того, чтобы в будущем купить поместье.

По сути его мечта не была гнусной. Николай Иванович не жаждал несметных богатств, не грезил быть властелином мира – только дом, земля, пруд, спокойная помещичья жизнь, которую у него, по нелепой прихоти судьбы, отняли в юные годы. Ах, да! Еще кусты крыжовника – такая-себе маленькая прихоть, идущая в довесок к идиллической картинке, нарисованной молодым Николаем Ивановичем.

Чехов осуждает не саму мечту чиновника Чимши-Гималайского, а мелкочинный, отвратный путь к идеалу. В результате просто не могло получиться ничего стоящего. А потому, став барином, Николай Иванович надевает на себя новый футляр. Он запирается в своем уродливом поместье и начинает вести бессмысленное существование.

Новый помещик никак не улучшает окружающую местность, лишь городит глухие заборы от внешнего мира. Его не интересуют аграрные инновации, благополучие и просвещение крестьян. Взаимодействие барина с местными сводится к взбучкам за провинности да небольшими алкогольными презентами по праздникам. И даже крыжовник вырастает невкусный как символ того, что дело всей жизни Николая Ивановича оказалось бесполезным.

Самое страшное – «футлярные люди» настолько плотно закрылись в своих убежищах, что не могут объективно оценить действительность. И Николай Иванович счастлив, всецело и слепо.

В следующей статье мы рассмотрим одно из самых известных произведений А.П. Чехова «Смерть чиновника» . Это короткий, но очень глубокий рассказ.

Предлагаем вам ознакомиться с коротким юмористическим рассказом Чехова “Налим”, в котором автор описал повадки этой рыбы, а так же высмеял людей, которые всегда знают что нужно делать, и убеждают в этом других.

Слово автора

Ранний Чехов рассказывал свои истории, словно шутя. Он всегда стоял в стороне от своих героев, предоставляя читателю полную свободу для анализа и умозаключений. Поздняя проза – это горькая ирония. Проблематика произведений остро задевает писателя, он больше не может быть сторонним наблюдателем. Однако свою точку зрения автор высказывает очень деликатно, не обращаясь к нарочитому назиданию.

В «Крыжовнике» авторскими устами заговорил Иван Иванович Чимша-Гималаевский, брат помещика из Чумборокловой Пустоши. Он осуждает образ жизни брата, считает его гибельным не только для конкретного человека, но и для всей нации.

Себялюбивость как порок
Человеческая жизнь не может сводиться к трем аршинам земли, собственному эгоистичному счастью. Нельзя существовать в своем уютном футляре, нужно расширять горизонты, думать о будущем. Целеустремленность хороша, но цель должна быть стоящей.

Эмоциональная речь Ивана Ивановича, увы, не произвела впечатления на слушающих. Буркин, далекий от подобного образа мыслей, засобирался спать. Алехин слушал вполуха, поскольку говорилось не о сене, крупе или дегте. Да и сам Иван Иванович печально прибавляет, что перемены – дело молодых, а он слишком стар. Перед сном ветеринарному врачу остается только помолиться о судьбе «нас грешных».

Такой финал не случаен. Чехов с горечью осознает, что Россия еще очень далека от кардинальных перемен, она кишит людьми в футлярах разного образца. К концу рассказа дождь так и не утихает, он продолжает стучать в окна всю ночь. Но когда-то, по негласному закону природы, непременно выглянет солнце.

Чехов “Крыжовник”

4.4 (88%) 5 votes

Рассказ «Крыжовник» Чехова был создан в июле 1898 года в Мелихове и опубликован в этом же году в печатном издательстве «Русская мысль». Это произведение входит в трилогию, состоящую из небольших рассказов: «Человек в футляре», «О любви» и «Крыжовник». В сочинении на тему «"Крыжовник" (Чехов): краткое содержание» речь пойдет о человеке, который всего себя подчинил материальной составляющей жизни. Он мечтал обладать усадьбой, в которой он будет выращивать любимый крыжовник.

Трилогия Чехова. «Крыжовник»

Сюжет истории начинается с того, что два друга идут по полю, вдали от которого виднеется село Мироносицкое. Вдруг небо нахмурилось, и неожиданно пошел дождь. Тогда они решили зайти в гости к своему знакомому небогатому барину Алехину Павлу Константинычу, дом которого располагался совсем недалеко, в селе Софьино. Алехин оказался мужчиной на вид лет сорока, высоким, упитанным и с длинными волосами. На помещика он не был похож, а больше на деятеля искусства. Он рад был видеть гостей, предложил им умыться и переодеться. После этого хозяин с гостями пошел пить чай с вареньем. За столом Иван Иваныч начал рассказывать историю о своем брате Николае Ивановиче.

Мечта всей жизни

И тут очень заманчиво раскрывает сюжет произведения «Крыжовник» Чехов. Краткое содержание дальше повествует о том, что, будучи детьми, они жили в имении отца-кантиста, получившего офицерский чин и оставившего детям титул потомственного дворянства. Когда их отец умер, именье было отдано за долги. С девятнадцати лет Николай, работая в казенной палате, только и мечтал о собственной небольшой усадебке, где непременно должны были расти кусты крыжовника. О другом он и думать не мог.

Николай стал судорожно копить деньги, недоедал и ничего лишнего себе не позволял. Женился на некрасивой богатой вдове, деньги которой положил в банк, а ее саму держал впроголодь. Жизни такой она, конечно же, выдержать не смогла и вскоре умерла. А Николай, ничуть не сомневаясь и не раскаиваясь, купил себе вскоре желанное именье и развел крыжовник. Да так и зажил помещиком.

Приезд брата

Но на этом не закончил сюжет произведения «Крыжовник» Чехов. Краткое содержание продолжается тем, что однажды к нему приехал его брат Иван Иваныч, который увидел, что Николай Иваныч постарел и стал брюзглив. Он постоянно судился и говорил фразами министра что-то наподобие того, что образование необходимо для народа, но только оно преждевременно. Брат Николай угощал Ивана крыжовником, и по нему было видно, что он доволен жизнью. Самого же Ивана Ивановича охватило недовольство и даже отчаяние. В эту ночь он не спал и все думал о том, как много несчастливых людей, которые спиваются, сходят с ума, их дети умирают от недоедания. И сколько других, которые живут «счастливо»: спят, едят, говорят всякие пустые речи, женятся, старятся и благодушно хоронят своих покойников. Он пришел к мысли, что за дверью каждого такого «счастливого человека» должен стоять человечек с молоточком, который своим стуком будет напоминать им, что есть люди несчастные, и что и с теми, кому сейчас хорошо, рано или поздно случится беда, и тогда их точно никто не услышит и не увидит.

Вот так подытоживает свое произведение «Крыжовник» Чехов. Краткое содержание сюжета заканчивается, как и сам рассказ, тем, что Иван Иваныч, подытоживая свое повествование, говорит о том, что жизнь не может быть счастливой без добрых дел. Но ни Алехин, ни Буркин не вникали в саму суть рассказа, потому что не были особо в нем заинтересованы, ведь речь в нем не шла о чем-то насущном. Да и к их жизни все это, как они считали, не имело никакого отношения. Однако Алехин все равно был рад общению с гостями. Но время было уже позднее, и всем нужно было отправляться спать.

Чехов, «Крыжовник»: анализ творческих идей

Надо отметить, что получилось очень самобытное и умное произведение с очень хорошими мыслями, которое достойно оценил критик Немирович-Данченко.

Долго писал Чехов «Крыжовник». Анализ сюжета занял у него много времени. Идей для написания у него было много, и все они были разные по сюжету, но по смыслу одинаковые. Сначала он хотел написать про человека, у которого была мечта накопить на дом, но он скуп и даже не женится, но потом к 60 годам все же приобретает желанное имение и садит крыжовник, однако потом, как только крыжовник созрел, у него обнаруживают рак желудка.

Вторая история, им задуманная: один чиновник хотел купить новый парадный мундир с золотыми вышивками, и тоже на всем экономил, в итоге он его пошил, но надеть на прием или на бал ему все как-то и не удавалось. В итоге мундир убрали в шкаф, а на осень оказалось, что нафталин сделал золото тусклым и неприглядным. В итоге через полгода чиновник умер, его хоронили как раз в этом мундире.

На этом можно закончить сочинение по теме «Крыжовник». Чехов (идея этого рассказа придумана просто замечательно) заставляет задуматься об очень важных вещах, которые весьма полезны для воспитания нравственности любого человека.

Так как новый император Николай 2 дал ясно понять либерально настроенным кругам, что продолжит политику, начатую отцом. Это означало, что о реформах можно было забыть.

Произведения уже довольно известного в тот период писателя А. П. Чехова стали откликом на сложившиеся в общественно-политической сфере отношения. Таким образом он пытался достучаться до мыслящих людей, способных вмешаться в текущий ход событий. Это относится и к опубликованной в 1898 году трилогии, включавшей небольшие по объему произведения «Человек в футляре», «О любви» и «Крыжовник».

Рассказ Чехова (это был его любимый жанр) - это попытка в краткой форме охарактеризовать происходившие в обществе явления и обратить внимание на человеческие пороки и ложные по своей сути представления о смысле жизни.

История написания произведения «Крыжовник»

Как-то писателю рассказали о петербургском чиновнике, который все мечтал о мундире, расшитом золотом. Когда наконец он у него появился, оказалось, что пойти в новом наряде некуда: торжественных приемов в ближайшее время не предвиделось. В результате мундир так и не удалось надеть: позолота на нем со временем потускнела, сам чиновник спустя полгода умер. Эта история послужила основой для создания рассказа, вот только мечтой мелкого чиновника становится крыжовник. Рассказ Чехова привлекает внимание читателя к тому, насколько мелочной и бессмысленной может стать жизнь человека в погоне за эгоистическим счастьем.

Композиция и сюжет произведения

«Крыжовник» строится по принципу «рассказ в рассказе». Повествование о главном герое предваряется экспозицией, содержащей описание природы - богатой, щедрой, величественной. Пейзаж подчеркивает духовное обнищание мелкого чиновника, о котором дальше пойдет речь.

Затем читатель видит знакомых по первой части трилогии персонажей: помещика-трудягу Алехина, учителя Буркина и ветеринара Ивана Иваныча. И тут же вспоминается тема «футлярной» жизни - ее еще в первом рассказе обозначил Чехов. «Крыжовник» - содержание его довольно незамысловато - развивает ее, показывая, как может быть губительно привычное существование.

С главным героем, Н. И. Чимша-Гималайским, собеседников и читателей знакомит его брат, Иван Иваныч. Он же дает оценку тому, что происходит с человеком, живущим только ради удовлетворения собственных желаний.

Николай Иванович вырос в деревне, где все казалось ему прекрасным и удивительным. Оказавшись в городе, он не переставал думать о том, как бы непременно приобрести имение и жить там спокойной жизнью (чего никогда не одобрял Иван Иваныч). Вскоре к его мечте добавилось страстное желание выращивать в своем поместье - это подчеркивает А. П. Чехов - крыжовник. Чимша-Гималайский неотступно шел к своей цели: регулярно просматривал газеты с объявлениями о продаже имений, все больше во всем себя ограничивал и копил деньги в банке, затем женился - без любви - на постаревшей, но обеспеченной вдове. Наконец у него появилась возможность купить небольшое поместье: грязное, необустроенное, но зато свое. Правда, крыжовника там не было, но он тут же посадил несколько кустов. И зажил спокойной жизнью, счастливый и довольный собой.

Деградация главного героя

Анализ «Крыжовника» Чехова - это попытка понять, почему постепенно, параллельно с достижением цели, черствела душа Николая Ивановича. Его нисколько не мучили угрызения совести за смерть жены - он практически заморил ее голодом. Герой жил замкнутой, бесполезной жизнью и очень гордился своим дворянским званием - его, например, очень обижало, когда мужики, обращаясь к нему, пропускали «ваше высокоблагородие». Показывая свою барскую милость, он раз в год, на свои именины, приказывал "выносить полведра" и был уверен, что так непременно должно было быть. Он не замечал, что все вокруг запущено, собака и та была похожа больше на свинью. Да и сам Чимша-Гималайский располнел, обрюзг, постарел и, кажется, потерял человеческий облик.

Вот она - желанная ягода

Анализ «Крыжовника» Чехова - это размышление над тем, как человек путем самообмана пытается придать особую значимость тому, что на самом деле является пустышкой.

Иван Иваныч, навестивший брата и заставший его в таком неприглядном виде, был крайне опечален. Он не мог поверить, что человек в своем эгоистическом стремлении может дойти до подобного состояния. Особенно неприятно ему стало, когда Николаю Ивановичу принесли тарелку с первым урожаем. Чимша-Гималайский брал по одной ягодке и с наслаждением ел, несмотря на то что было «жестко и кисло». Его счастье было так велико, что он не мог спать ночью и все подходил к заветной тарелке. Анализ «Крыжовника» Чехова - это еще и очень много неутешительных выводов, главный из которых: Николай Иванович забыл о собственном достоинстве, а имение и долгожданная ягода стали для него тем «футляром», с помощью которого он отгородился от проблем и забот окружающего мира.

Что нужно человеку для счастливой жизни?

Встреча с братом заставила Ивана Иваныча по-новому взглянуть на то, как живет он сам и окружающие его люди. А еще признать, что и ему порой были свойственны аналогичные желания, губящие душу. Именно на этом акцентирует внимание А. П. Чехов.

Крыжовник в его рассказе приобретает новое значение - он становится символом ограниченного существования. И в то время как один наслаждается счастьем, множество людей вокруг него страдают и погибают в нищете и бездушии. Спасение от всеобщей духовной гибели Иван Иваныч, а вместе с ним и автор, видит в некоей силе, которая в нужное время будет, подобно молоточку, напоминать счастливому человеку, что не все так прекрасно в мире и в любую минуту может наступить момент, когда понадобится помощь. Вот только оказать ее будет некому и винить в этом придется только себя. К таким не очень веселым, но довольно важным мыслям подводит читателей А. П. Чехов.

«Крыжовник»: герои и их отношение к миру

Анализируемый рассказ составляет одно целое с двумя другими, входящими в трилогию. И объединяют их не только Алехин, Буркин и Иван Иваныч, поочередно выступающие то рассказчиками, то слушателями. Главное в другом - предметом изображения в произведениях становятся власть, собственность и семья, а именно на них держится вся общественно-политическая жизнь страны. Герои произведений, к сожалению, еще недостаточно готовы к тому, чтобы полностью изменить свою жизнь, уйти от «футлярности». Тем не менее анализ «Крыжовника» Чехова заставляет прогрессивных людей, подобно Ивану Иванычу, задуматься над тем, ради чего стоит жить.

Иван Иваныч и Буркин идут по полю. Вдали виднеется село Мироносицкое. Начинается дождь, и они решают зайти к приятелю-помещику Павлу Константинычу Алехину, усадьба которого располагается неподалёку в деревне Софьино. Алехин, «мужчина лет сорока, высокий, полный с длинными волосами, похожий больше на профессора или художника, чем на помещика», встречает гостей на пороге амбара, в котором шумит веялка. Одежда его грязна, а лицо черно от пыли. Он рад гостям и предлагает им пройти в купальню. Помывшись и переодевшись, Иван Иваныч, Буркин и Алехин идут в дом, где за чашкой чая с вареньем Иван Иваныч рассказывает историю своего брата Николая Иваныча.

Детство братья провели на воле, в имении отца, который сам был из кантонистов, но выслужил офицерский чин и оставил детям потомственное дворянство. После смерти отца именье у них отсудили за долги. Николай с девятнадцати лет сидел в казённой палате, но тосковал там страшно и все мечтал купить себе маленькую усадебку. Сам Иван Иваныч никогда не сочувствовал желанию брата «запереть себя на всю жизнь в собственную усадьбу». Николай же ни о чем другом просто не мог думать. Он все время представлял себе будущую усадьбу, где непременно должен был расти крыжовник. Николай копил деньги, недоедал, женился без любви на некрасивой, но богатой вдове. Он держал жену впроголодь, а деньги ее положил на своё имя в банк. Жена не вынесла такой жизни и вскоре умерла, а Николай, нимало не раскаиваясь, купил себе именье, выписал двадцать кустов крыжовника, посадил их и зажил помещиком.

Когда Иван Иваныч приехал навестить брата, то был неприятно поражён тем, как тот опустился, постарел и обрюзг. Он стал настоящим барином, много ел, судился с соседними заводами и говорил тоном министра фразы вроде: «образование необходимо, но для народа оно преждевременно». Николай потчевал брата крыжовником, и по нему было видно, что он доволен своей судьбой и самим собой.

При виде этого счастливого человека Иван Иванычем «овладело чувство, близкое к отчаянию». Всю ночь, проведённую им в усадьбе, он думал о том, как много людей в мире страдает, сходит с ума, пьёт, сколько детей умирает от недоедания. И сколько других людей живёт «счастливо», «днём ест, ночью спит, говорит свою чепуху, женится, старится, благодушно тащит на кладбище своих покойников». Ему подумалось, что за дверью каждого счастливого человека должен стоять «кто-нибудь с молоточком» и напоминать ему стуком, что есть несчастные, что рано или поздно с ним стрясётся беда, и «его никто не увидит и не услышит, как он сейчас не видит и не слышит других». Иван Иваныч, заканчивая свой рассказ, говорит, что счастья нет, а если в жизни есть смысл, то он не в счастье, а в том, чтобы «делать добро».

Ни Буркин, ни Алехин не удовлетворены рассказом Ивана Иваныча. Алехин не вникает, справедливы ли его слова. Речь шла не о крупе, не о сене, а о чём-то, что не имеет к его жизни прямого отношения. Но он рад и хочет, чтобы гости продолжали беседу. Однако время позднее, хозяин и гости отправляются спать.