Маяковский был геем. Десятка известных геев

«Чудачливый» Кузмин (1875-1936), о котором с неприязненной иронией упоминает Бенуа, - один из крупнейших поэтов XX в. "Воспитанному в строго религиозном старообрядческом духе мальчику было нелегко понять и принять свою необычную сексуальность. Но у него не было выбора.

Он рос одиноким мальчиком, часто болел, любил играть в куклы и близкие ему сверстники «все были подруги, не товарищи». Первые его осознанные эротические переживания связаны с сексуальными играми, в которые его вовлек старший брат. В гимназии Кузмин учился плохо, зато к товарищам «чувствовал род обожанья и, наконец, форменно влюбился в гимназиста 7 класса Валентина Зайцева». За первой связью последовали другие (его ближайшим школьным другом, разделявшим его наклонности, был будущий советский наркоминдел Г.В.Чичерин). Кузмин стал подводить глаза и брови, одноклассники над ним смеялись. Однажды он пытался покончить с собой, выпив лавровишневых капель, но испугался, позвал мать, его откачали, после чего он признался во всем матери, и та приняла его исповедь. В 1893 г. более или менее случайные связи с одноклассниками сменила серьезная связь с офицером старше Кузмина на 4 года, о которой многие знали. Этот офицер, некий князь Жорж, даже возил Кузмина в Египет. Его неожиданная смерть подвигла Кузмина в сторону мистики и религии, что нс мешало новым увлечениям молодыми мужчинами и мальчиками-подростками. Будучи в Риме, Кузмин взял на содержание лифт-боя Луиджино, потом летом на даче влюбился в мальчика Алешу Бехли; когда их переписку обнаружил отец мальчика, дело едва не дошло до суда.

Все юноши, в которых влюблялся Кузмин (Павел Маслов, Всеволод Князев, Сергей Судейкин, Лев Раков и др.), были бисексуальными и рано или поздно начинали романы с женщинами, заставляя Кузмина мучиться и ревновать. В цикле «Остановка», посвященном Князеву, есть потрясающие стихи о любви втроем («Я знаю, ты любишь другую»):

Mой милый, молю, на мгновенье

Представь, будто я — она.

Кузмин видел своих возлюбленных талантами, всячески помогал им и продвигал в печать, при этом воображаемый образ часто заслонял реальность, молодой человек становился как бы тенью самого поэта.

Самой большой и длительной любовью Кузмина (с 1913 г.) был поэт Иосиф Юркунас (1895—1938), которому Кузмин придумал псевдоним Юркун. В начале их романа Кузмин и Юркун часто позировали в кругу знакомых как Верлен и Рембо. Кузмин искренне восхищался творчеством Юркуна и буквально вылепил его литературный образ, но при этом невольно подгонял его под себя, затрудняя самореализацию молодого человека как писателя. С годами (а они прожили вместе до самой смерти поэта) их взаимоотношения стали напоминать отношения отца и сына: «Конечно, я люблю его теперь гораздо, несравненно больше и по-другому...», «Нежный, умный, талантливый мой сынок...»

Кузмин был своим человеком в доме Вячеслава Иванова, который, несмотря на глубокую любовь к жене, писательнице Лидии Зиновьевой-Аннибал, был не чужд и гомоэротических увлечений. В его сборнике «Cor ardens» (1911) напечатан исполненный мистической страсти цикл «Эрос», навеянный безответной любовью к молодому поэту Сергею Городецкому:

За тобой хожу и ворожу я,

От тебя таясь и убегая;

Неотвратно на тебя гляжу я, —

Опускаю взоры, настигая...

В петербургский кружок «Друзей Гафиза» кроме Кузмина входили Вячеслав Иванов с женой, Бакст, Константин Сомов, Сергей Городецкий, Вальтер Нувель, юный племянник Кузмина Сергей Ауслендер. Все члены кружка имели античные или арабские имена. В стихотворении «Друзьям Гафиза» Кузмин хорошо выразил связывавшее их чувство сопричастности:

Нас семеро, нас пятеро, нас четверо, нас трое,

Пока ты не один, Гафиз еще живет.

И если есть любовь, в одной улыбке двое.

Другой уж у дверей, другой уже идет.

Для некоторых членов кружка однополая любовь была не органической потребностью, а всего лишь модным интеллектуальным увлечением, игрой, на которые падка художественная богема. С другими (например, с Сомовым и Нувелем) Кузмина связывали не только дружеские, но и любовные отношения. О своих новых романах и юных любовниках они говорили совершенно открыто, иногда ревнуя друг к другу. В одной из дневниковых записей Кузмин рассказывает, как однажды после кутежа в загородном ресторане он с Сомовым и двумя молодыми людьми, включая тогдашнего любовника Кузмина Павлика, «поехали все вчетвером на извозчике под капотом и все целовались, будто в палатке Гафиза. Сомов даже сам целовал Павлика, говорил, что им нужно ближе познакомиться и он будет давать ему косметические советы». Посещали популярного поэта и юные гимназисты, у которых были собственные гомоэротические кружки.

С именем Кузмина связано появление в России высокой гомоэротической поэзии. Для Кузмина любовь к мужчине совершенно естественна. Иногда пол адресата виден лишь в обращении или интонации:

Когда тебя я в первый раз встретил,

не помнит бедная память:

утром ли то было, днем ли,

вечером, или позднею ночью.

Только помню бледноватые щеки,

серые глаза под темными бровями

и синий ворот у смуглой шеи,

и кажется мне, что я видел это в раннем детстве,

хотя и старше тебя я многим.

В других стихотворениях любовь становится предметом рефлексии:

Бывают мгновенья,

когда не требуешь последних ласк,

а радостно сидеть,

обнявшись крепко,

крепко прижавшись друг к другу.

И тогда все равно,

что будет,

что исполнится,

что не удастся.

Сердце

(не дрянное, прямое, родное мужское сердце)

близко бьется,

так успокоительно,

так надежно,

как тиканье часов в темноте,

и говорит:

«все хорошо,

все спокойно,

все стоит на своем месте».

А в игривом стихотворении «Али» по-восточному откровенно воспеваются запретные прелести юношеского тела:

Разлился соловей вдали,

Порхают золотые птички!

Ложись спиною вверх, Али,

Отбросив женские привычки!

С точки зрения интеграции гомоэротики в высокую культуру большое значение имела автобиографическая повесть Кузмина «Крылья» (1906). Ее герою, 18-летнему мальчику из крестьянской среды Ване Смурову, трудно понять природу своего интеллектуального и эмоционального влечения к образованному полуангличанину Штрупу. Обнаруженная им сексуальная связь Штрупа с лакеем Федором вызвала у Вани болезненный шок, где отвращение переплетается с ревностью. Штруп объяснил юноше, что тело дано человеку не только для размножения, что оно прекрасно само по себе, что «есть связки, мускулы в человеческом теле, которых невозможно без трепета видеть», что однополую любовь понимали и ценили древние греки. В конце повести Ваня принимает свою судьбу и едет со Штрупом за границу.

«— Еще одно усилие, и у вас вырастут крылья, я их уже вижу.

— Может быть, только это очень тяжело, когда они растут, — молвил Ваня, усмехаясь».

«Крылья» вызвали бурную полемику. В большинстве газет они были расценены как проповедь гомосексуальности. Один фельетон был озаглавлен «В алькове г. Кузмина», другой — «Отмежевывайтесь от пошляков». Известный журналист и критик Л. Василевский (Авель) писал: «Конечно, публике нет дела до того, любит ли г. Кузмин мальчиков из бани или нет, но автор так сладострастно смакует содомское действие, что «смеяться, право, не грешно над тем, что кажется смешно»... Все эти «вакханты, пророки грядущего», проще говоря, нуждаются в Крафт-Эбинге и холодных душах, и роль критики сводится к этому: проповедников половых извращений вспрыскивать холодной водой сарказма». Социал-демократические критики нашли повесть «отвратительной» и отражающей деградацию высшего общества. Андрея Белого смутила ее тема, а некоторые сцены повести он счел «тошнотворными». Гиппиус признала тему правомерной, но изложенной слишком тенденциозно и с «патологическим заголением». Напротив, застенчивый и не любивший разговоров о сексе Александр Блок записал в дневнике: «...Читал кузминские «Крылья»— чудесные». В печатной рецензии Блок писал, что хотя в повести есть «места, в которых автор отдал дань грубому варварству и за которые с восторгом ухватились блюстители журнальной нравственности», это «варварство» «совершенно тонет в прозрачной и хрустальной влаге искусства». «Имя Кузмина, окруженное теперь какой-то грубой, варварски-плоской молвой, для нас— очаровательное имя».По поводу первого опубликованного сборника стихов Кузмина "Сети" Блок писал ему: "Бог мой, что Вы за поэт, что за книгу Вы написали. Я влюблен в каждую ее строчку..." Николай Гумилев, который вместесо своей женой Анной Ахматовой и Осипом Мандельштамом был омнователем и лидером акмеистского движения, напечатал обозрение о втором сборнике гомосексуальных любовных стихов Кузмина "Осенние озера" (1912 г.) в наиболее престижном художественном журнале того времени "Аполлон". Заключение гумилевского обзора отражает типично просвещенный взгляд ведущих гетеросексуальных писателей того периода на "голубую" литературу и ее писателей: "Михаил Кузмин занимает одно из самых значительных мест в первых рядах современных поэтов. Мало кто из прочих поэтов дсотигает такой поразительной гармоничности целого в сочетании со свободой вариаций его составляющих. Более того, являясь выразителем взглядов и эмоций большой группы людей, объединенных общей культурой и по праву вознесенных на гребне жизни, он - почвенный поэт".

В повести Кузмина и его рассказах «Картонный домик» и «Любовь этого лета» молодые люди находили правдивое описание не только собственных чувств, но и быта. Для них многое было узнаваемым. Один из юных друзей поэта гимназист Покровский рассказывал ему «о людях вроде Штрупа, что у него есть человека 4 таких знакомых, что, как случается, долгое время они ведут, развивают юношей бескорыстно, борются, думают обойтись так, как-нибудь, стыдятся даже после 5-го, 6-го романа признаться; как он слышал в банях на 5-й линии почти такие же разговоры, как у меня, что на юге, в Одессе, Севастополе смотрят на это очень просто и даже гимназисты просто ходят на бульвар искать встреч, зная, что кроме удовольствия могут получить папиросы, билет в театр, карманные деньги».

Число потрясающих публикаций, которые появились в печати о Гиппиус, Клюеве, Кузмине, Есенине, Ивневе и Зиновьевой-Аннибал, не оставляет никаких сомнений, что в начале этого века в России было подлинное раскрепощение гомосексуалистов в литературе и других видах искусства.

Среди поэтов начала века можно назвать и Рюрика Ивнева - любителя садомазохизма, а точнее, пиромазохизма, с его настойчивой темой быть опаленным или сожженным возлюбленным мужчиной.

Среди других важных литературных явлений периода между 1905 и 1910 гг. было появление романа "33 урода" и сборника рассказов "Трагический зверинец" Лидии Зиновьевой-Аннибал. Эти две книги сделали для русских лесбиянок то же, что ""Крылья" Кузмина для мужчин-гомосексуалистов: они показали читающей публике, что лесбийская любовь может быть серьезной, глубокой и трогательной.

Примерно в 1910 г. в России появилась группа так называемых крестьянских поэтов, причем это название отвечало не только их происхождению, но и тому, что судьбы крестьян и их образ жизни в 20 веке были главной темой их творчества. Бесспорным лидером в этой группе был Николай Клюев (1884-1937). Родившийся в крестьянской семье, принадлежавший к секте хлыстов, Клюев научился (и научил своих последователей) соединять народный деревенский фольклор с современным стилем русских поэтов-симаолистов. Две книги его стихов, изданные в 1912 г., "Сосен перезвон" и "Братские песни", стали сенсацией и сделали Клюева знаменитостью. Нескрываемый гомосексуализм Клюева не помешал большинству поэтов и критиков, а также многим грамотным крестьянам считать его самым выдающимся представителем всего российского крестьянства в литературе.

Клюев имел многочисленные любовные связи с образованноыми из крестьян, но величайшей любовью в его жизни был Сергей Есенин (1895-1925). В течение примерно двух лет (1915-1917) Клюев и Есенин жили вместе как любовники и в стихах рассказывали о своей любви. Хотя Есенин был прижды женат и его женами были три знаменитые женщины (кроме великой балерины Дункан это были известная актриса и внучка Льва Толстого), самую выразительную любовную лирику Есенину удавалось создать только в тех случаях, когда она была адресована другому мужчине. Со стороны Клюева эта дружба определенно была гомоэротической. Друг Есенина Владимир Чернавский писал, что Клюев «совсем подчинил нашего Сергуньку», «поясок ему завязывает, волосы гладит, следит глазами». Есенин жаловался Чернавскому, что Клюев ревновал его к женщине, с которой у него был его первый городской роман: «Как только я за шапку, он — на пол, посреди номера сидит и воет во весь голос по-бабьи: не ходи, не смей к ней ходить!» Есенин этих чувств Клюева, видимо, не разделял.

Новая свобода изображения гомосексуальных отношений в прозе и поэзии не осталась без критики. Ряд писателей и консервативных критиков были возмущены ею. Реакция консерваторов изложена в негодующей книге Г.П.Новополина "Порнографический элемент в русской культуре" (1909). Проповедуя откровенно расистский подход, Новополин писал, что насколько ему известно, ранее гомосексуализм существовал только у "малоцивилизованных" народов - в горных племенах Кавказа или в арабских странах.Ввод таких тем в русскую литературу Зиновьевой-Аннибал и Кузминым рассматривался Новополиным как попытка развращения русской молодежи. В его книге произведения этих двух писателей осуждались как источник мерзости, грязи, разврата.

На противоположном от Новополина краю политического спектра находился Максим Горький, член партии большевиков с 1905 года и близкий личный друг Ленина. Летом 1907 г. он писал драматургу Леониду Андрееву о благосклонном изображении гомосексуализма в творчестве Кузмина и Иванова: "Это старомодные рабы, люди, которые не могут удержаться и не спутать свободу с гомосексуализмом. Освобождение личности они каким-то особенным способом путают с переползанием из одной клоаки в другую, а иногда оно сводится до освобождения пениса и ничего более".

Но символисты и акмеисты заявляли, что затрагивающие темы гомосексуальности и лесбиянства литераторы - это новые большие таланты, которым есть что сказать. Среди других литераторов этого периода, писавших на эти темы, были Марина Цветаева (1892-1941), одна из величайших поэтесс нашего века, автор большого числа рассказов Сергей Ауслендер (1886-1943), поэт Рюрик Ивнев (1891-1981), Евдокия Нагродская (1866-1930), автор плохоньких бестселлеров, в одном из которых детективная история завязывается вокруг вопроса о том, кто из трех мужчин - главных героев - мог бы оказаться гомосексуалистом, прекрасная поэтесса-лесбиянка Софья Парнок (1885-1933). Были известны также художники-гомосексуалисты Константин Сомов и выдающийся русскиф жиаописец обнаженной мужской натуры Кузьма Петров-Водкин, уже не говоря о гомосексуалистах среди музыкантов, ученых, актеров и режиссеров. Ошеломляюще гомосексуальная атмосфера вокруг различных акций, предпринимаемых Сергеем Дягилевым начиная с 1898 года - шла ли речь о журналах по искусству, художественных выставках, оперных постановках, организации концертов или о балетной труппе - была лишь самым очевидным примером восхитительной терпимости к гомосексуализму, типичной для того времени. Такие фигуры, как Дягилев, Клюев и Кузьмин были национальными знаменитостями, о которых много писала пресса. Их гомосексуализм был известен всем и не вызывал никаких проблем в их общественной или профессиональной деятельности.

Русский поэт Николай Алексеевич Клюев (1884-1937) родился в семье старообрядцев Олонецкой губернии. После окончания двухклассного училища (1897) начались странствия поэта по старообрядческим скитам и монастырям. Как свидетельствуют современники, он побывал в Иране, Китае и Индии. Клюев приобщается к огромному кладезю знаний, в том числе магических, ему приписывали гипнотическую силу. Поэт был универсальной личностью: умел играть на нескольких музыкальных инструментах, прекрасно пел, обладал недюжинными актерскими способностями.

Первые публикации Клюева в петербургской печати относятся к 1900-м годам. В это время Клюев примыкает к рабочему движению, участвует в политических волнениях 1905-1907 годов. Слава поэта приходит к нему в начале 10-х годов, он издает несколько поэтических сборников. В это время близким другом поэта был Александр Блок, но с появлением в Петербурге юного Сергея Есенина внимание олонецкого богатыря полностью переключается на юношу с соломенными волосами. Два года с 1915 по 1917 Есенин и Клюев жили вместе и были практически неразлучны. Любовь двух поэтов была настолько сильна, что вечный странник Клюев, калика перехожий, обзаводится постоянной квартирой в Петербурге, используя свои связи, спасает Есенина от мобилизации в действующую армию.

Последние годы жизни Клюева были связаны с семнадцатилетним художником-графиком А.Н. Яр-Кравченко, которому посвящено множество стихотворений поэта. И хотя собственно гомосексуальная тема была обойдена им стороной, в его стихах Есенину и Кравченко мы находим множество замечательных образов, откровенных признаний в любви и дружбе.

Поэзия Клюева пресыщена сложными метафорическими образами, бытовыми деталями, этнографической лексикой.

В 1934 году Клюев был арестован по доносу, обвинялся, как обычно, в измене родине, фактически - за гомосексуализм ("приставал" к поэту П. Васильеву, что не понравилось одному партийному функционеру, его родственнику). Расстрелян в 1937 году.

Стихи Есенину

Оттого в глазах моих просинь,
Что я сын Великих озер.
Точит сизую киноварь осень
На родной, беломорский простор.

На закате плещут тюлени,
Загляделся в озеро чум...
Златороги мои олени -
Табуны напевов и дум.

Потянуло душу, как гуся,
В голубой, полуденный край;
Тем Микола и Светлый Исусе
Уготовят пшеничный рай!

Прихожу. Вижу избы - горы,
На водах - стальные киты...
Я запел про синие боры,
Про Сосновый Звон и скиты.

Мне ученые люди сказали:
"К. чему святые слова?
Укоротьте поддевку до талии
И обузьте у ней рукава!"

Я заплакал Братскими Песнями,
Порешили: "В рифме не смел!"
Зажурчал я ручьями полосными
И Лесные Были пропел.

В поучение дали мне Игоря
Северянина пудреный том.
Сердце поняло: заживо выгорят
Те, кто смерти задет крылом.

Лихолетья часы железные
Возвестили войны пожар,
И Мирские Думы болезные
Я принес отчизне как дар.

Рассказал, как еловые куколи
Осеняют солдатскую мать,
И бумажные дятлы загукали:
"Не поэт он, а буквенный тать!

Русь Христа променяла на Платовых.
Рай мужицкий - ребяческий бред..."
Но с рязанских полей Коловратовых
Вдруг забрезжил конопляный свет.

Ждали хама, глупца непотребного,
В спинжаке, с кулаками в арбуз,-
Даль повыслала отрока вербного,
С голоском слаще девичьих бус.

Он поведал про сумерки карие,
Про стога, про отжиночный сноп:
Зашипели газеты: "Татария!
И Есенин - поэт-юдофоб!"

О бездушное книжное мелево,
Ворон ты, я же тундровый гусь!
Осеняет Словесное дерево
Избяную, дремучую Русь!

Певчим цветом алмазно заиндевел
Надо мной древословный навес,
И страна моя, Белая Индия,
Преисполнена тайн и чудес!

Жизнь-праматерь заутрени росные
Служит птицам и правды сынам;
Книги-трупы, сердца папиросные -
Ненавистный Творцу фимиам!

Изба - святилище земли,
С запечной тайною и раем;
По духу росной конопли
Мы сокровенное узнаем.

На грядке веников ряды -
Душа берез зеленоустых...
От звезд до луковой гряды -
Всё в вещем шепоте и хрустах.

Земля, как старище-рыбак,
Сплетает облачные сети,
Чтоб уловить загробный мрак
Глухонемых тысячелетий.

Провижу я: как в верше сом,
Заплещет мгла в мужицкой длани.
Золотобревный Отчий дом
Засолнцевеет на поляне.
Пшеничный колос-исполин
Двор осенит целящей тенью...
Не ты ль, мой брат, жених и сын,
Укажешь путь к преображенью?

В твоих глазах дымок от хат,
Глубинный сон речного ила,
Рязанский, маковый закат -
Твои певучие чернила.

Изба - питательница слов
Тебя взрастила не напрасно:
Для русских сел и городов
Ты станешь Радуницей красной.

Так не забудь запечный рай,
Где хорошо любить и плакать!
Тебе на путь, на вечный май,
Сплетаю стих - матерый лапоть.

1916 или 1917

В степи чумацкая зола -
Твой стих, гордынею остужен.
Из мыловарного котла
Тебе не выловить жемчужин.

И груз "Кобыльих кораблей" -
Обломки рифм, хромые стопы,-
Нс с Коловратовых полей
В твоем венке гелиотропы.

Их поливал Мариенгоф
Кофейной гущей с никотином...
От оклеветанных голгоф
Тропа к иудиным осинам.

Скорбит рязанская земля,
Седея просом и гречихой,
Что, соловьиный сад трепля,
Парит есенинское лихо.

Оно как стая воронят,
С нечистым граем, с жадным зобом,
И опадает песни сад
Над материнским строгим гробом.

В гробу пречистые персты,
Лапотцы с посохом железным,
Имажинистские цветы
Претят очам многоболезным.

Словесный брат, внемли, внемли
Стихам - берестяным оленям:
Олонецкие журавли
Христосуются с Голубенем.

Трерядница и Песнослов -
Садко с зеленой водяницей.
Не счесть певучих жемчугов
На нашем детище - странице.

Супруги мы... В живых веках
Заколосится наше семя,
И вспомнит нас младое племя
На песнотворческих пирах.

Сергей Есенин и Вольф Эрлих со студентами Сельхозинститута у памятника А. С. Пушкину. Царское Село. Предположительно, 1924 год oldsp.ru

Миф первый: последний поэт деревни

Образ поэта с крестьянским происхождением культивировался Есениным настойчиво и целенаправленно. Однако происхождение это по мере необходимости варьировалось от мальчика из простой крестьянской семьи до внука богатого старообрядца. Правда, как это часто бывает, находится посередине: семья Есениных была среднего достатка, и старообрядцев в ней не было.

Есенин с матерью. Москва, март 1925 года

Миф второй: пешком пришел в литературу

Начало творческого пути поэта рядовые читатели обычно представляют себе так: сначала родное село Константиново, а затем Петербург. Есенин предстает эдаким Ломоносовым, в лаптях и от сохи пешком пришедшим в столицу.

Однако между этими точками в его биографии были еще три года, проведенные в Москве: годы работы в типографии Сытина, знакомства с литературной средой и творчеством символистов, обучения в университете Шанявского — то есть время знакомства с миром большого города и большой литературы, формирования личности будущего поэта.

Миф третий: ученик крестьянского поэта

За восемь лет до Сергея Есенина громкую карьеру крестьянского поэта в Петербурге начал Николай Клюев. Схожесть их литературных образов и скандальные совместные выступления создали миф о Клюеве как о первом учителе Есенина и его проводнике в непростой литературной жизни Петербурга. Формированию этого мифа, по воспоминаниям Мариенгофа, способствовал и сам Есенин.

«— Пусть, думаю, каждый считает: я его в русскую литературу ввел. Им приятно, а мне наплевать. Городецкий ввел? Ввел. Клюев ввел? Ввел. Сологуб с Чеботаревской ввели? Ввели. Одним словом, и Мережковский с Гиппиусихой, и Блок, и Рюрик Ивнев…»

Анатолий Мариенгоф. «Роман без вранья» (1927)

Однако, если следовать хронологии, первым, к кому Есенин обратился в Петербурге, был Александр Блок. Затем — Сергей Городецкий. Они‑то в первую очередь и способствовали расширению его «полезных» знакомств.

Фотография Николая Клюева с дарственной надписью «Сергею Есенину. Прекраснейшему из сынов крещеного царства, моему красному солнышку, знак любви великой — на память и здравие душевное и телесное. 1916 г. Н. Клюев». Фундаментальная электронная библиотека

Миф четвертый: в гости к Блоку

Своеобразный миф был создан Есениным и из знакомства с Блоком. В его рассказе, дошедшем в передаче Всеволода Рождественского, Есенин предстает некомильфотным, но влюбленным в поэзию деревенским самородком, незвано явившимся к маститому поэту и покровителю юных дарований.

«Был он для меня словно икона, и еще проездом через Москву я решил: доберусь до Петрограда и обязательно его увижу. <…> Ну, сошел я на Николаевском вокзале с сундучком за спиной, стою на площади и не знаю, куда идти дальше: город незнакомый. <…> Остановил я прохожего, спрашиваю: „Где здесь живет Александр Александрович Блок?“ „Не знаю, — отвечает, — а кто он такой будет?“ Ну, я не стал ему объяснять, пошел дальше. <…>
Вот и дверь его квартиры. <…> Встречает меня кухарка. „Тебе чего, паренек?“ „Мне бы, — отвечаю, — Александра Александровича повидать“. А сам жду, что она скажет „дома нет“, и придется уходить несолоно хлебавши. Посмотрела она на меня, вытирает руки о передник и говорит: „Ну ладно, пойду скажу. Только ты, милый, выйди на лестницу и там постой. У меня тут, сам видишь, кастрюли, посуда, а ты человек неизвестный. Кто тебя знает!“ Ушла и дверь на крючок прихлопнула. Стою. Жду. Наконец дверь опять настежь. „Проходи, — говорит, — только ноги вытри!“ Вхожу я в кухню, ставлю сундучок, шапку снял, а из комнаты идет ко мне навстречу сам Александр Александрович.
— Здравствуйте! Кто вы такой?
Объясняю, что я такой-то и принес ему стихи. Блок улыбается:
— А я думал, вы из Боблова. Ко мне иногда заходят земляки. Ну, пойдемте! — и повел меня с собой».

Всеволод Рождественский. «Страницы жизни. Воспоминания» (1962)

Однако педантичный Блок сохранил иные свидетельства об этой встрече. Во‑первых, записку, которую Есенин прислал утром с просьбой принять его: «Александр Александрович! Я хотел бы поговорить с Вами. Дело для меня очень важное. Вы меня не знаете, а может быть, где и встречали по журналам мою фамилию. Хотел бы зайти часа в 4. С почтением С. Есенин». А во-вторых, комментарий самого Блока к этой записке: «Крестьянин Рязанской губ. 19 лет. Стихи свежие, чистые, голосистые, многословные. Язык. Приходил ко мне 9 марта 1915».

Есенин на открытии памятника Алексею Кольцову. Москва, 3 ноября 1918 года Фундаментальная электронная библиотека

Миф пятый: наивный и неопытный

Немало усилий было потрачено поэтом на создание образа наивного и простодушного рубахи-парня, столь полюбившегося читателям и поклонникам его творчества. Однако наивность отнюдь не была природным качеством Есенина. Наоборот, расчетливость и продуманность — вот что помогло начинающему поэту в кратчайшие сроки заручиться поддержкой влиятельных писателей и начать печататься в ведущих литературных журналах.

«…По-хорошему чистосердечно (а не с деланой чистосердечностью, на которую тоже был великий мастер) сказал:
— Знаешь, и сапог-то я никогда в жизни таких рыжих не носил, и поддевки такой задрипанной, в какой перед ними предстал. Говорил им, что еду бочки в Ригу катать. Жрать, мол, нечего. А в Петербург на денек, на два, пока партия моя грузчиков подберется. А какие там бочки — за мировой славой в Санкт-Петербург приехал, за бронзовым монументом…»

Анатолий Мариенгоф. «Роман без вранья» (1927)

Александр Кусиков, Анатолий Мариенгоф, Сергей Есенин. Москва, лето 1919 года Фундаментальная электронная библиотека

Миф шестой: уверенный в себе и равнодушный к мнению окружающих

Наивный и простодушный поэт от Бога должен быть выше суеты критиков и слов литераторов-завистников, отсюда и миф о равнодушии Есенина к мнениям о нем других людей. Однако, как и всякий поэт, Есенин был очень чуток к критике, собирал вырезки из различных изданий (сохранилось две тетради вырезок) и помнил наизусть наиболее лестные и обидные отзывы.

Миф седьмой: пьяный поэт

Пьяница и хулиган — таковы наиболее частые характеристики поэта. Действительно, запои, пьяные дебоши и скандалы были неотъемлемой частью жизни Есенина, но все-таки стихотворений в пьяном угаре он не сочинял. «Я ведь пьяный никогда не пишу», — говорил сам Есенин. Об этом вспоминали и его знакомые, например Илья Шнейдер, подтверждавший, что в нетрезвом состоянии Есенин стихи никогда не писал.

Миф восьмой: жертва заговора

Всеволод Мейерхольд и Зинаида Райх на похоронах Есенина Heritage Images / Hulton Archive / Fotobank

Убийство Есенина — самый популярный миф о поэте. Чекисты, евреи, литературные завистники — кого только не обвиняют в совершении этой продуманной и жестокой расправы. Наиболее фантастической является версия о том, что поэта убили выстрелом из пистолета, завернули в ковер и хотели вынести из номера гостиницы через окно, но тело не прошло в оконный проем, после чего было решено инсценировать самоубийство путем повешения. Не менее оригинальная идея: Есенина убили где-то в другом месте, а уже мертвого принесли в «Англетер». Или, на крайний случай, сначала избили, а затем истекающего кровью подвесили к трубе. Однако ни одна из этих теорий не выдерживает проверки фактами. А они заключаются в следующем: в конце 1925 года психологическое состояние Есенина было крайне тяжелым, около месяца он находился в московской психиатрической клинике, откуда и сбежал в Ленинград. Перед отъездом он навестил всех своих родственников и попрощался с ними.

«…Видела его незадолго до смерти. Сказал, что пришел проститься. На мой вопрос: „Что? Почему?“ — говорит: „Смываюсь, уезжаю, чувствую себя плохо, наверное, умру“. Просил не баловать, беречь сына».

Анна Изряднова, первая гражданская жена Есенина

Поэзия Есенина не менее красноречиво свидетельствует о его стремлении к смерти: за последние два года в его стихотворениях встречается несколько сотен упоминаний о смерти, причем в большей части речь идет о самоубийстве.

Миф девятый: подделанное завещание

Неизменной частью конспирологических версий убийства Есенина является идея о фальсификации последнего стихотворения поэта «До свиданья, друг мой, до свиданья…». Согласно идее заговора, поэт Вольф Эрлих, которому посвящено стихотворение, на самом деле был агентом ГПУ, приставленным к поэту и непосредственно участвовавшим в его убийстве. Именно поэтому он скрывал автограф стихотворения. По другой версии, стихотворение было написано чекистом Яковом Блюмкиным уже после убийства Есенина. Однако все это лишь фантазии любителей тайн: проведенная в 1990-е годы экспертиза доказала, что почерк на записке принадлежит самому Сергею Есенину. 

Впервые в юношу я влюбился, когда мне было лет десять. Юноша был на фотопортрете, который висел у меня прямо над кроватью. Белокурая челка, голубые чистые глаза, какая-то невыносимая и непередаваемая нежность.

Как известно, в жизни Сергея Есенина было чудовищно много женщин. Вот очень краткий, просто-таки кастрированный список: молодая помещица Лидия Кашина, первая жена Анна Изряднова, питерская поэтесса Любовь Столица, Мина Свирская. Вторая жена Зинаида Райх. Галина Бениславская. Женя Лифшиц. Надя Вольпин, родившая сына Александра. Третья жена Айседора Дункан. Актриса Августа Миклашевская. Бакинская подруга Шагане Тальян. Последняя жена София Толстая...
Но, кроме того, в жизни Есенина было и очень много любовников-мужчин. Что лично меня не может не радовать.

ххх

Впервые в юношу я влюбился, когда мне было лет десять. Юноша был на фотопортрете, который висел у меня прямо над кроватью. Белокурая челка, голубые чистые глаза, какая-то невыносимая и непередаваемая нежность. Роскошная золотая рамочка. Засыпая, я всегда долго смотрел на него и чувствовал, что со мной происходит что-то очень странное.
Ну да: дорогие родители украсили стену лубочным портретом Есенина ценой в рубль пятьдесят копеек, которые тогда в СССР штамповали пачками. Лучше бы рубенсовских женщин повесили, честное слово...
Прочитав Есенина, я стал немедленно по ночам рифмовать строчки, изводя тонны бумаги.
Недавно перечитал. Как говорил Александр Сергеевич, поэзия должна быть глуповата, но не до такой же степени...

ххх

В 1911 году, когда Есенину исполнилось шестнадцать, он впервые поехал в Москву. Начал читать стихи в литературно-музыкальном кружке писателей. И тут же сногсшибательный успех!
Скоро Есенин становится любимцем модных журналов и гостиных. Горький вспоминал: "Я видел Есенина в самом начале его знакомства с городом: маленького роста, изящно сложенный, со светлыми кудрями, одетый как Ваня из "Жизни за царя", голубоглазый и чистенький, как Лоэнгрин - вот он какой был. Город встретил его с тем восхищением, как обжора встречает землянику в январе. Его стихи начали хвалить чрезмерно и неискренне, как умеют хвалить лицемеры и завистники".

Вместе с Клюевым

За прелестным мальчиком сразу стали ухаживать Городецкий и Клюев - известные поэты-геи. Но Есенин их предложения сначала отверг: у обоих внешность не самая привлекательная, и они ему просто не понравились. Больше того: он еще всем рассказывал, как они постоянно к нему пристают! А кроме того, к Есенину с переменным успехом набиваются в любовники юноши из кружка Кузмина, из салона Гиппиус, из "башни" Вячеслава Иванова. Вот тот же Рюрик Ивнев оставил мемуары, где намекал на то, что Есенин его полюбил и вполне был готов к интиму. Но что-то в последний момент не сложилось. Может, выпили мало. Или, наоборот, слишком много.
Зато Клюева юный поэт потом принял всей душой, и это был потрясающий роман, который длился всю недолгую жизнь Есенина. Надо сказать, Клюев его бесконечно любил. Два года, с 1915 по 1917-й, Есенин и Клюев жили вместе и были практически неразлучны. Клюев даже купил квартиру в Питере и помог Есенину избежать мобилизации на войну.

ххх

Есенина всегда бесконечно тянуло к красивым людям - независимо от их пола, национальности, вероисповедания, и всей прочей чепухи. Был у поэта очень близкий друг - Гриша Панфилов, юноша фантастической красоты, но он очень рано умер от чахотки. А потом появился Леонид Канегисер - сын известного инженера-кораблестроителя. В их гостеприимном доме с удовольствием принимали богему, там постоянно происходили какие-то чтения, концерты, спектакли. Цветаева вспоминала про двух прелестных мальчиков, вечно сидящих в обнимку, Сережу и Леню. "Ленина черная головная гладь, есенинская сплошная кудря, курча". А дальше Цветаева восхищается красотой обоих юношей.
Есенин и Канегиссер постоянно переписывались, вместе ездили в Константиново. Оба были связаны с эсеровским движением. Но Есенин был близок к левым эсерам, а его друг - к правым.
В эпоху красного террора Канегиссер застрелил одного из большевистских министров Моисея Урицкого и был немедленно казнен.

ххх

Вместе с Мариенгофом

И вот новый роман - с красавцем Мариенгофом, в Москве. Они живут вместе, снимая комнату.
Весь этот период известен многим из небольшой и очень талантливой повести Мариенгофа - "Роман без вранья".
Только послушайте, с какой нежностью и любовью Есенин разговаривает с Мариенгофом в своих стихах:

Возлюбленный мой! дай мне руки -
Я по-иному не привык, -
Хочу омыть их в час разлуки
Я желтой пеной головы.

Молодые люди живут вместе. Время, мягко говоря, кризисное, а они, питаясь бог весть чем, занимаются творчеством, создают имажинизм. Само слово придумал Мариенгоф, от французского "имаж" - образ.
И в 1924 году двадцатидевятилетний Есенин организует в Питере "Орден воинствующих имажинистов". Члены ордена считают себя есенинскими учениками.
Это старый есенинский знакомый Иван Приблудный, Владимир Ричиотти - между прочим, бывший матрос с "Авроры", а также очень неважные питерские поэты Григорий Шмерельсон, Семен Полоцкий и Вольф Эрлих. Есенин пытается обучать их писать хорошие стихи - правда, без особого успеха. Зато мальчики все очаровательные, но даже из них все-таки выделяется своей потрясающей красотой Вольф Эрлих.

ххх

"Вовочка" Эрлих

Есенин называл Эрлиха ласково - "Вовочка". А сам себя в романтических стихах Эрлих называл Волком, иногда Волчонком.
Отношения с Эрлихом продолжались до самой смерти Есенина. Больше того: он один из главных свидетелей в деле Есенина, поскольку считается последним человеком, видевшим поэта живым.
Об этом существует подробнейший отчет в следственных бумагах и, кроме того, мемуары самого Эрлиха - "Право на песнь".
Что же тогда произошло? Есенин только что вышел из больницы - он лечился от алкоголизма. И внезапно решил поехать в Питер. Повидать Клюева и своих юных поэтов. И, кроме того, Рождество скоро...
Есенин посылает Эрлиху телеграмму с просьбой снять две-три комнаты.
Он собирается жить вместе с ним, как когда-то жил с Мариенгофом. Именно этот юноша фантастической красоты проводит рядом с Есениным все последние и загадочные четыре дня.
Днем 27-го Есенин дарит Эрлиху свое предсмертное стихотворение.

До свиданья, друг мой, до свиданья

До свиданья, друг мой, до свиданья.
Милый мой, ты у меня в груди.
Предназначенное расставанье
Обещает встречу впереди.

До свиданья, друг мой, без руки, без слова,
Не грусти и не печаль бровей, -
В этой жизни умирать не ново,
Но и жить, конечно, не новей.

Написано кровью - просто чернил под рукой не нашлось.
Что же происходило между ними, когда они оставались вдвоем? О чем говорили, что делали?
Эрлих, доложу вам, был очень загадочной и таинственной личностью. Одно его стихотворение "О свинье" чего стоит:

Когда, переступив все правды, все законы
И заложив полвека под сукно,
Свои медлительные панталоны
Ты выведешь перед мое окно,

И улыбнутся вдруг тебе свиные рыла
Багровой свиткою несожранных чудес,
И ты внесешь седеющий затылок
И жир на нем под холстяной навес,

И наконец, когда войдешь ты в лавку
И хрюкнешь сам, не подобрав слюны,
И круглый нож, нависший над прилавком,
Тебе нарежет стопку ветчины,

Припомни, друг: святые именины
Твои справлять - отвык мой бедный век;
Подумай, друг: не только для свинины,
И для расстрела создан человек.

Кстати, с 18 лет Эрлих был осведомителем ГПУ, о чем Есенин прекрасно знал. Вокруг него таких было полном полно, он на это никакого внимания не обращал - просто было неинтересно.
А через много лет Эрлих рассказывает своему очередному юноше, что в ту ночь они с Есениным договорились совершить двойное самоубийство. Но он так и не пришел...
Не так давно появилась новая версия: а не был ли Волчонок Эрлих убийцей Есенина?
Но не хочется бросать камень в покойного - ведь узнать правду все равно уже невозможно. А огромная любовь между ними была, это точно. Есенину тридцать, Эрлиху двадцать три. Все, кажется, еще впереди...

ххх

Представьте: портрет Есенина все так же висит у меня над кроватью. На ней уже перебывало не помню сколько юношей - томных и сильных, растаманов и дауншифтеров, хакеров и культурологов, глупых и отчаянно талантливых, крашеных блондинов и отъявленных брюнетов, и даже один чудовищно бородатый заместитель крупного банка.
А я, перед тем как заснуть, все так же смотрю на юношу с золотыми кудрями (фото выцвело, рамка держится на честном слове) и, как в детстве, чувствую: что-то странное и необычное со мной происходит...

Геи любят составлять различные хит-парады самых сексуальных и желанных мужчин (да и, чего там стесняться, женщин тоже) и каждый год выбирать себе новую икону. В разные годы российские гомосексуалисты называли своими иконами Лолиту, Аллу Пугачеву, Филиппа Киркорова, Диму Билана, Сергея Лазарева, Жанну Фриске и даже скандальную Жанну Агузарову. В этом году популярный российский портал секс-меньшинств снова обнародовал свой список признанных геев.

10-е место: Михаил Кузьмин

Выдающийся поэт, переводчик и композитор Михаил Алексеевич Кузмин (1872-1936) еще в 13 лет понял, что он является "необычным" юношей. Сексуальные отношения связывали Кузмина со многими писателями и художниками серебряного века. Первым из них является художник Константин Сомов, которому Михаил Кузьмин посвятил свое произведение - "Приключения Эме Лефеба". Потом у Кузмина был роман с художником Сергеем Судейкиным, но настоящее счастье он обрел с беллетристом Юрием Ивановичем Юркуном.

9-е место: Сергей Романов

Девятое место принадлежит великому князю, генерал-губернатору Москвы и пятому сыну Александра II Сергею Александровичу Романову (1857-1905). Хоть Романов и был женат на великой княгине Елизавете Феодоровне, однако вел открытый гомосексуальный образ жизни: все газеты его времени писали о его связи с адъютантом Мартыновым.

8-е место: Роман Виктюк

Театральный режиссер Роман Виктюк всю свою жизнь и работу посвятил исключительно любви, в том числе и гомосексуальной. В настоящее время его считают главным гей-режиссером отечественной театральной сцены, пишет "Экспресс-газета" .

7-е место: Владимир Веселкин

Владимир Веселкин - первый официально признанный бисексуал российской сцены Владимир был первым артистом, который публично в советское время выступил против государственного террора гомосексуалов и признался в одном из интервью советской газете в своей бисексуальности.

6-е место: Алексей Апухтин

Российский поэт, "феноменальный юноша" он был верным другом и преданным любовником Петра Ильича Чайковского. Именно на стихи Апухтина Чайковский создал романсы, ставшие в конце XIX века хитами своего времени: "Ни отзыва, ни слова, ни привета...", "Забыть так скоро..." и другие.

5-е место: Николай Гоголь

Классик русской литературы Николай Васильевич Гоголь никогда особо не афишировал свою склонность к гомосексуализму. "Ночи на вилле" - это малоизвестная автобиографическая новелла писателя, в которой он описывает свою любовь к скончавшемуся у него на руках графу Иосифу Михайловичу Виельгорскому. Другой любовью Гоголя был художник Александр Андреевич Иванов, известный по картине "Явление Христа народу".

4-е место: Сергей Есенин

Пшеничные кудри и голубые глаза поэта всегда пробуждали вожделение российских геев. Некоторые "голубые" поклонники его таланта даже утверждают: несмотря на то, что у поэта были три удивительные по красоте и уму жены, его самые лучшие стихи посвящены мужчинам. И припоминают, что по одной из легенд, первой любовью Есенина был крестьянский поэт-гомосексуалист Николай Клюев, с которым Сергей Александрович якобы прожил полтора года.

Говорят, что очевидцы часто видели эту парочку гуляющими и держащимися за руки. А следующими мужчинами Есенина якобы были поэт Мариенгоф и литературный секретарь Эрлих. Версия сомнительная, и по поводу Есенина, мы, пожалуй, с представителями секс-меньшинств не согласимся. Уж мы-то помним, какая бешеная страсть захватила поэта и Айседору Дункан, а так же кому он посвятил незабвенные строки "Шаганэ ты моя, Шаганэ"…

3-е место: Пётр Ильич Чайковский

Современники писали, что Чайковский обожал забавные гомосексуальные игры. Коллективная мастурбация на булочку была одной из его самых любимых забав. Тот, кто кончал последним, должен был её съесть. Пётр Ильич сожительствовал с многими своими школьными друзьями: Алексеем Апухтиным, Владимиром Мещерским и Владимиром Адамовым.

2-е место: Рудольф Нуреев

Второе место в гей-хит-параде принадлежит танцору балета Рудольфу Нурееву. Он, как впрочем и многие другие танцовщики, никогда не был замечен в связях с женщинами. Зато в личной жизни у него было много партнеров-мужчин: Эрик Брун, Уоллес Поттс, Роберт Трэси и другие.

1-е место: Борис Моисеев

Хотя Борис в последнее время активно открещивается от своей ориентации и даже завел себе невесту (на которой он, впрочем, не торопится жениться), отечественные геи по-прежнему почитают его за своего.

Он стал первым в России певцом, совершившим "каминг-аут", то есть открыто признался на всю страну, что принадлежит к секс-меньшинству. И даже нынешний "кам-бэк" Бориса и его грядущая свадьба все равно не заставили гомосексуалистов поверить в то, что певец изменил своим принципам.