Любили тебя без особых причин за то. Валентин Берестов - Любили тебя без особых причин
Любили тебя без особых причин
За то, что ты — внук,
За то, что ты — сын,
За то, что малыш,
За то, что растешь,
За то, что на папу и маму похож.
И эта любовь до конца твоих дней
Останется тайной опорой твоей.
(No Ratings Yet)
Еще стихотворения:
- Как при жизни тебя любили! Мнилось — Больше любить нельзя. И клялись на твоей могиле Вечно помнить тебя друзья. Почему? Нету здесь вопросов, Тот, кто знал тебя,- Сам поймет… И...
- Многие, друг мой, любили тебя, Многим и ты отдавалась… Но отдавалась ты им не любя… Это была только шалость, Или веленье голодной нужды, Или отчаянья взрывы… Но красоты твоей чистой...
- Они любили друг друга так долго и нежно, С тоской глубокой и стастью безумно-мятежной! Но, как враги, избегали признанья и встречи, И были пусты и хладны их краткие речи. Они...
- Нет, не тебя так пылко я люблю, Не для меня красы твоей блистанье: Люблю в тебе я прошлое страданье И молодость погибшую мою. Когда порой я на тебя смотрю, В...
- Полюбя тебя, смущаюсь И не знаю, как сказать, Что тобою я прельщаюсь И боюся винным стать. Пред тобой когда бываю, Весь в смятении сижу, Что сказать тогда, не знаю, Только...
- Было много трудных дней, Будет много трудных дней. Значит, рано подводить итоги. Вот и встретились мы с ней, Вот и свиделись мы с ней Где-то на проселочной дороге. Только несколько...
- Тебя ли не помнить? Пока я дышу, Тебя и погибшей вовек не забуду. Дороже ты в скорби и сумраке бурь, Чем мир остальной при сиянии солнца. Будь вольной, великой и...
- Ну, тебя ль, далекая, тебя ли Не люблю я, если вот опять Так и тянет в горсть сграбастать дали, Чтоб твой облик рядом увидать. И такая тяжкая истома, Что тебе...
- С тайной, тяжелой тоской я гляжу на тебя, мое сердце! Что тебя ждет впереди? — Кукла, которая будет Тешить сначала тебя, а потом эта кукла наскучит… После, когда подрастешь, ты...
- Любовь моя, Россия, Люблю, пока живу, Дожди твои косые, Полян твоих траву, Дорог твоих скитанья, Лихих твоих ребят. И нету оправданья Не любящим тебя. Любовь моя, Россия, Ты с каждым...
- Мир строгостью старой напичкан, но птахи чирикают с крыш, но трепетно, каждой ресничкой, о юности ты говоришь. И кленов зеленое пламя вливается в сердце, искрясь. Не знаю, когда между нами...
- Мне хочется назвать тебя женой За то, что так другие не назвали, Что в старый дом мой, сломанный войной, Ты снова гостьей явишься едва ли. За то, что я желал...
- Я тебя не вспоминаю, Для чего мне вспоминать? Это только то, что знаю, Только то, что можно знать. Край земли. Полоска дыма Тянет в небо, не спеша. Одинока, нелюдима Вьется...
- Научился ходить человечек от дивана до края стола. У него уже — очи и плечи, и свои молодые дела. Надо все перетрогать поспешно, на молочный опробовать зуб: ах, как бабушкин...
- Великой княгине Елисавете Феодоровне Я на тебя гляжу, любуясь ежечасно: Ты так невыразимо хороша! О, верно под такой наружностью прекрасной Такая же прекрасная душа! Какой-то кротости и грусти сокровенной В...
Жаропонижающие средства для детей назначаются педиатром. Но бывают ситуации неотложной помощи при лихорадке, когда ребенку нужно дать лекарство немедленно. Тогда родители берут на себя ответственность и применяют жаропонижающие препараты. Что разрешено давать детям грудного возраста? Чем можно сбить температуру у детей постарше? Какие лекарства самые безопасные?
Любили тебя без особых причин
За то, что ты - внук.
За то, что ты - сын.
За то, что малыш.
За то, что растешь.
За то, что на папу и маму похож.
И эта любовь до конца твоих дней
Лет в десять дома со своими
Ты носишь собственное имя.
Но чуть на улицу попал,
Ты это имя потерял.
Здесь нет имен. Здесь носят клички.
А в школе? Тут свои привычки.
Большим тебя считают тут
И по фамилии зовут.
Вот так. Три звания, три роли -
В семье, на улице и в школе.
Не нужно отметок в журнал и в дневник.
О взрослые! О бабушки и тети!
Когда ж, когда ж вы наконец поймете,
Что мне двенадцать лет! Не два! Не пять!
Нельзя меня при встрече целовать!У старшего брата был звонкий отец:
Кумир городка, педагог и певец.
Ему подражая и в этом, и в этом,
Историком сделался сын и поэтом.
У среднего брата был тихий отец:
Рыбак и от скуки казенной беглец.
Развел цветничок, огородик за домом.
И сын в подражание стал агрономом.
У младшего брата был старый отец:
Мудрец, запредельного мира жилец.
Он книги искал, собирал и читал.
И сын в подражание книжником стал.
Так возраст и время меняли его,
Крутила эпоха отца моего.
И только в одном не менялся отец:
Для каждого сына он был образец.Странно вспомнить, на что он меня подбивал!
Как, бывало, меня и смешил и дразнил он.
И «Мурзилку» «Зумрилкою» он называл,
И журнал «Крокодил» величал «Драконилом».
«Тот буржуй, кто в кино покупает билет!»
Два билета он тушью подделал блестяще.
Я был изгнан. А он и не глянул мне вслед,
Вынув вместо подделки билет настоящий.
Он к теплицам меня заманил за село,
К ослепительно красным большим помидорам.
Соблазнись я, разбей на теплице стекло,
Вот уж он бы моим насладился позором.
Будь мы взрослыми, я бы ему не простил,
Я навеки порвал бы с таким негодяем.
В детстве все по-другому. Поймал. Отлупил.
И опять как ни в чем не бывало играем.На школьных утренниках
Спросишь малышей: - Вопросы есть?
И - ручонок поднятых не счесть.
Спросишь старшеклассников, - смутятся.
Глупыми боятся
Показаться?
Но вопросов глупых нет.
Глупым может быть ответ.«МАМА, ПАПА» - выводит малыш не спеша,
И ломается грифель у карандаша.
«ПЕТЯ» - пишет мальчишка, гордыней томим.
Все пометит он именем гордым своим.
«НИНА» - пишет подросток.
Опять для него
Кто-то в мире важнее его самого.
И всю жизнь не стираются те письмена.
То одно, то другое всплывает со дна.Однажды он ошибку совершил,
Напуганный, не знал, куда деваться,
И, дорожа спокойствием души,
Поклялся вообще не ошибаться.
Чтоб не споткнуться, он замедлил шаг,
Чтоб не забыться, спорить не решался,
А собственное мненье прятал так,
Что, собственно, без мнения остался.
Он никому на свете не мешал.
Его встречали вежливой улыбкой.
Ошибок он уже не совершал.
Вся жизнь его теперь была ошибкой.ЛЮБИМОЕ ИМЯ
Имя твое на снегу написал,
Стою и любуюсь им.
А раньше я все, что мог, украшал
Именем гордым своим.
Писал, чтобы кто-нибудь мог прочесть,
Что здесь я когда-то был.
Как некую весть
О том, что я есть,
Я имя свое любил.Сидел смущенно в обществе лжецов.
Молчал. Словечка вставить не пытался.
И не заметил сам в конце концов ,
Как, не сказав ни слова, изолгался.ПЕРВОКЛАССНИЦА
Доченька, скажи мне, ты поела?
- Мамочка, вся миска опустела.
- Доченька, ты чаю попила?
- Мамочка, две чашки налила.
- А с заданьем на дом все в порядке?
- Мамочка, проверь мои тетрадки!
- А с уроком как дела у дочки?
- Весь стишок запомнила до строчки.
- Как дела у куклы у твоей?
- Мамочка, не спрашивай о ней.
Я уж и не знаю, как с ней быть.
Не желает есть, не хочет пить.
Спросишь про задание, заплачет
И тетрадку под кроватку спрячет.
А попросишь рассказать стишок,
Вытаращит глазки - и молчок.
Роман «Жизнь Арсеньева» - совершенно новый тип бунинской прозы. Он воспринимается необыкновенно легко, органично, поскольку постоянно будит ассоциации с нашими переживаниями. Вместе с тем художник ведет нас по такому пути, к таким проявлениям личности, о которых человек часто не задумывается: они как бы остаются в подсознании. Причем по мере работы над текстом романа Бунин убирает «ключ» к разгадке своего главного поиска, о котором вначале говорит открыто. Потому поучительно обратиться к ранним редакциям, заготовкам к роману.
В 1903 году в журнале «Новый путь» появилась первая рецензия, написанная Александром Блоком. Не случайной была его встреча с изданием, во главе которого стояли 3. Н. Гиппиус и Д. С. Мережковский. До личного знакомства с ними (в марте 1902 года) Блок много и внимательно изучал сочинения Мережковского, и как отмечает Вл. Орлов: «Почти все размышления Блока в юношеском дневнике об антиномии языческого и христианского мировоззрений («плоти» и «духа»).
Первый «краткий очерк жизни и творчества» Приблудного был опубликован А.Скриповым в 1963 г. Близкий товарищ поэта, ведший переписку с ним на протяжении 1929- 1936 гг., Скрипов опубликовал большое число не известных ранее материалов. Его работа, обладающая несомненными достоинствами достоверного свидетельства, очевидно, не утратила своей ценности и в настоящее время, однако на ней в полной мере отразились свойственные отечественному литературоведению 60-х годов взгляды и оценки, подобные следующим...
Валентин Берестов
Стихи о детях
Любили тебя без особых причин
Бабушка Катя
Третья попытка
Из цикла "Школьная лирика"
Он руку над партою тянет и тянет
Где право, где лево
Читалочка
С тобой мы дружили, как дружат мальчишки
Любили тебя без особых причин
За то, что ты - внук.
За то, что ты - сын.
За то, что малыш.
За то, что растешь.
За то, что на папу и маму
И эта любовь до конца твоих
Останется тайной опорой твоей.
Бабушка Катя
Вижу, бабушка Катя
Стоит у кровати.
Из деревни приехала
Бабушка Катя.
Маме узел с гостинцем
Она подает.
Мне тихонько
Сушеную грушу сует.
Приказала отцу моему,
Как ребенку:
"Ты уж, деточка, сам
Распряги лошаденку!"
И с почтеньем спросила,
Склонясь надо мной:
"Не желаешь ли сказочку,
Батюшка мой?"
Снова, как и много лет назад,
Двор пустой. И никого в саду.
Как же я товарищей найду?
Никого... А все же кто-то есть.
Раз-два-три-четыре-пять,
Я иду искать!
Я от глаз ладони оторву.
Эй, ребята! Кто упал в траву?
Кто там за березовым стволом?
Я не верю в опустевший двор.
Я играю с вами до сих пор.
Учил уроки. Повторял уроки.
Уроки сделав, на уроки мчал.
Как слушал я уроки на уроке!
Как у доски уроки отвечал!
А заслужив укоры иль упреки,
Меня не отвлекало ничего.
Чертящий теоремы на песке.
Третья попытка
Ты не сразу бросаешь арену
И не сразу подводишь черту.
Три попытки даются спортсмену
Для того, чтобы взять высоту.
Неудача, но ты не в убытке:
Снова близок решающий миг.
Наблюдая попытки других.
Возвещая о новой борьбе,
Выше ставится планка, и снова
Три попытки даются тебе.
Стиснув зубы, готовься и жди.
И выходит, что третья попытка
Остается всегда впереди.
Из цикла "Школьная лирика"
Он руку над партою тянет и тянет.
Неужто никто на него и не взглянет?
Он - весь нетерпенье: "Спросите меня!"
Довольно того, что он в тайну проник,
Что чудо свершилось, задача решилась...
Спросите, пожалуйста! Сделайте милость!
Где право, где лево
"Победа!" - раздался ликующий крик.
Не надо к маме приставать,
Не надо к бабушке идти:
Прочти, пожалуйста! Прочти!
Не надо умолять сестрицу:
Ну, почитай еще страницу!
Не надо звать.
Не надо ждать.
И сразу у нас начинается бой.
Нам эти сражения не надоели,
Еще бы! Она закалилась в бою!
Бабушка Катя
Вижу, бабушка Катя
Стоит у кровати.
Из деревни приехала
Бабушка Катя.
Маме узел с гостинцем
Она подает.
Мне тихонько
Сушеную грушу сует.
Приказала отцу моему,
Как ребенку:
«Ты уж, деточка, сам
Распряги лошаденку!»
И с почтеньем спросила,
Склонясь надо мной:
«Не желаешь ли сказочку,
Батюшка мой?»
Великан
Я в детстве дружил с великаном.
Нам весело было одним.
Он брёл по лесам и полянам.
Я мчался вприпрыжку за ним.
А был он заправским мужчиной,
С сознанием собственных сил,
И ножик вертел перочинный,
И длинные брюки носил.
Ходили мы вместе всё лето.
Никто меня тронуть не смел.
А я великану за это
Все песни отцовские спел.
О мой благородный и гордый
Заступник, гигант и герой!
В то время ты кончил четвёртый,
А я перешёл во второй.
Сравняются ростом ребята
И станут дружить наравне.
Я вырос. Я кончил девятый,
Когда ты погиб на войне.
Венок
Порой и мне случалось быть предметом
Немого обожанья и забот.
Младенчество. Лужайка ранним летом.
И девочка сидит, венки плетёт.
И, возложив корону золотую
На стриженую голову мою,
Вся светится. А я не протестую.
Я сам себя кумиром сознаю.
И, радуясь сияющему взгляду,
На девочку гляжу, на облака,
Послушно исполняю роль царька
И ощущаю тяжесть, и прохладу,
И свежесть, и торжественность венка.
Вечер. В мокрых цветах подоконник...
Вечер. В мокрых цветах подоконник.
Благодать. Чистота. Тишина.
В этот час, голова на ладонях,
Мать обычно сидит у окна.
Не откликнется, не повернётся,
Не подымет с ладоней лица.
И очнётся, как только дождётся
За окошком улыбки отца.
И подтянет у ходиков гири,
И рванётся навстречу ему.
Что такое любовь в этом мире,
Знаю я, да не скоро пойму.
Возвращение с востока
А там в степи - костра остывший пепел...
Мы дома. Степь отсюда не видна.
И всё-таки, хоть мы ушли из степи,
Из нас не хочет уходить она.
Мы - тоже степь. Мы на неё похожи
Загаром и обветренностью кожи,
И тем, что в сердце носим тишину,
И тем, что видим в городе луну.
Ещё нас будит среди ночи где-то,
Невидимым лучом коснувшись глаз,
За три часа до здешнего рассвета
Степное солнце, вставшее без нас.
В гостях, в толпе среди водоворота,
Опять, пускай слабее, чем вчера,
Настигнет нас внезапная дремота, -
Степная ночь прошепчет: «Спать пора».
Но понемногу всё на место станет:
Подъём, отбой, и взгляд, и цвет лица.
А степь? Она уйдёт, растает, канет
И всё же не сотрётся до конца.
Старинный друг объявится, напомнит,
И снова степь всего тебя наполнит.
Где право, где лево
Стоял ученик на развилке дорог.
Где право, где лево, понять он не мог.
Но вдруг ученик в голове почесал
Той самой рукою, которой писал.
И мячик кидал, и страницы листал.
И ложку держал, и полы подметал.
«Победа!» - раздался ликующий крик.
Где право, где лево, узнал ученик.
Игра
Садились мы за шахматы, бывало.
Одной доски стратегам было мало.
И гордая отточенная рать
Судьбою человечества играть
Спускалась на пол, в мир простых игрушек -
Корабликов, коробок и катушек.
И вот на трон садятся короли,
А пешки в танки и на корабли.
Парады. Смотры. Заговоры. Смута.
Чего-то кто-то не простит кому-то.
И короли бросают флот на флот,
На войско войско, на народ народ.
Из-под духов один флакончик бравый,
Хоть хрупок был, но воевал со славой.
Где дух геройский, там геройский вид.
Он был при всём при войске перевит
Малиновою орденскою нитью.
Народ, уставший от кровопролитья,
Свергает королей и воевод.
Последний бой. Последнее восстанье.
Великое всемирное братанье.
В стол шахматы, флакончик на комод.
И по двору бегут вприпрыжку двое,
Покончивших с войною мировою.
Кому двенадцать лет
Кому двенадцать лет, тот в детский сад
Ходил тысячелетия назад.
Об этом самом детстве золотом
Он вспоминает чуть не со стыдом.
Забыть его скорее! Ведь оно
В геройской биографии пятно.
Конь
Я для дочери моей
Самый лучший из коней.
Я умею громко ржать и цокать звонко.
И верхом, верхом, верхом
На коне своём лихом
Так и носится наездница-девчонка.
А наутро нет коня.
Он уходит на полдня,
Притворяется сердитым,
Деловитым,
Но мечтает об одном:
Стать бы снова скакуном
И, дрожа от нетерпенья, бьёт копытом.
Кошкин щенок
Был у кошки сын приёмный -
Не котёнок, а щенок,
Очень милый, очень скромный,
Очень ласковый сынок.
Без воды и без мочала
Кошка сына умывала;
Вместо губки, вместо мыла
Язычком сыночка мыла.
Быстро лижет язычок
Шею, спинку и бочок.
Кошка-мать - животное
Очень чистоплотное.
Но подрос Сынок приёмный,
И теперь он пёс огромный.
Бедной маме не под силу
Мыть лохматого верзилу.
На громадные бока
Не хватает языка.
Чтобы вымыть шею сыну,
Надо влезть ему на спину.
Ох, - вздохнула кошка-мать, -
Трудно сына умывать!
Сам плескайся, сам купайся,
Сам без мамы умывайся.
Сын купается в реке.
Мама дремлет на песке.
Лыжный след
И снова лыжная стезя
Как рельсы, врезанные в снег.
Отталкиваясь и скользя,
Бегу, не отстаю от всех.
Пусть мой последний лыжный след
Растаял столько лет назад,
Но память детства шепчет: - Нет,
Он здесь. Дела идут на лад!
Мне детство вдруг возвращено.
Оно, ликуя, движет мной,
Как будто вовсе не оно
Осталось где-то за войной.
Любили тебя без особых причин...
Любили тебя без особых причин
За то, что ты - внук,
За то, что ты - сын,
За то, что малыш,
За то, что растёшь,
За то, что на папу и маму похож.
И эта любовь до конца твоих дней
Останется тайной опорой твоей.
Любовь начиналась обманом сплошным...
Любовь начиналась обманом сплошным.
Бежал я из школы двором проходным
И вновь на углу появлялся, краснея,
Чтоб как бы нечаянно встретиться с нею.
И, всё понимая, чуть-чуть смущена,
Моим объясненьям внимала она:
Мол, с кем-то из здешних мне встретиться надо.
О белый беретик во мгле снегопада!
И снова дворами я мчался сквозь мглу,
И ей попадался на каждом углу,
И, встретившись, снова навстречу бежал...
Вот так я впервые её провожал.
Меценат 41-го года
Один из них в Ташкенте жил,
Другой приехал из Калуги.
Всё было разное у них,
И только бабушка - одна.
Из писем бабушки своей
Они узнали друг о друге,
А в сорок первом их свела
Рассказывает младший брат
Про затемненья и тревоги,
Как с «юнкерсом», таким большим,
Сражался юркий «ястребок»,
Как через город шли стада...
А старший брат, серьёзный, строгий,
Твердит: - Ты это запиши!
Ведь у тебя прекрасный слог!
И горько плачет младший брат,
Услышав горестную сводку.
Он помнит «мессершмиттов» гул
И резкость воинских команд.
А старший на него глядит,
Глядит, как на свою находку,
И радуется, что открыл
(А что вы думали!) талант.
Мужчина
Отца на фронт призвали,
И по такой причине
Я должен жить отныне
Как следует мужчине.
Мать вечно на работе.
Квартира опустела.
Но в доме для мужчины
Всегда найдётся дело.
Полны водою вёдра.
Подметена квартира.
Посуду мыть не сложно -
На ней ни капли жира.
С трёх карточек талоны
Стригут мне в гастрономе.
Кормилец и добытчик.
Мужчина. Старший в доме.
Я искренне уверен,
Что стал отцу заменой.
Но в жизни той далёкой,
Блаженной, довоенной,
Отец не занимался
Подобными делами.
Мать заменила папу.
Я помогаю маме.
Один лишь раз, и то в начале детства...
Один лишь раз, и то в начале детства,
Мой дядя, тот, погибший на войне,
К нам заезжал. Но до сих пор вглядеться
Могу в его глаза. Они во мне.
Всё остальное - облик и слова -
Забыто. Но ещё, припоминаю,
Была трава. Нездешняя трава.
Высокая и тонкая. Лесная.
Должно быть, в лес (он на краю земли
Был для меня) занёс меня мой дядя,
И там мы на поляне прилегли,
Счастливые, в глаза друг другу глядя.
И я заметил нити на белках,
И складки век, и редкие ресницы,
И два зрачка, две точечки-зеницы,
В двух серых и лучащихся зрачках.
И то, как сам я отразился в них,
И то, как их застлала поволока.
И шевельнулись веки... Только миг
Запомнил я. Одно мгновенье ока.
Он руку над партою тянет и тянет...
Он руку над партою тянет и тянет.
Неужто никто на него и не взглянет?
Он - весь нетерпенье: «Спросите меня!»
Как будто, загнав по дороге коня,
Сюда он примчался со срочным пакетом,
Со срочным пакетом и точным ответом.
Не нужно отметок в журнал и в дневник,
Довольно того, что он в тайну проник,
Что чудо свершилось, задача решилась...
Спросите, пожалуйста! Сделайте милость!
Парадокс Чуковского
«Писать вы стали мелко,
Поспешно, ловко, вяло.
За поделкой,
Безделка
За безделкой.
К чему крутиться белкой?
Вам, видно, платят мало?
Не вижу в этом смысла, -
Вздохнул Чуковский. - Хватит,
Пишите бескорыстно -
За это больше платят!»
Первый друг
Раз первобытные дети пошли в первобытный лес,
И первобытное солнце глядело на них с небес.
И встретили дети в чаще неведомого зверька,
Какого ещё ни разу не видывали пока.
Сказал первобытный папа: «Что ж, поиграйте с ним.
Когда ж он станет побольше, мы вместе его съедим».
Ночь. Первобытные люди спят первобытным сном,
А первобытные волки крадутся во мраке ночном.
Беда первобытным людям, во сне беззащитным таким.
Как часто звериное брюхо могилою делалось им!
Но злых людоедов почуяв, залаял отважный зверёк,
И этим людей первобытных от гибели уберёг.
С папой ходить на охоту он начал, когда подрос.
Так другом стал человеку весёлый и верный пёс.
Песня лягушек
У нас глазища, как алмазы,
А кожа цвета изумруда.
И мы рождаемся три раза,
А это, братцы, просто чудо.
Икринка малая в комочке,
И головастик в резвой стайке,
И вот лягушечка на кочке
Сидит иль скачет по лужайке.
Вмёрзла в лёд - и вновь жива.
Вот лягушка какова!
Мы дышим жабрами, как рыбы.
Мы дышим лёгкими, как люди.
Как птицы, мы летать могли бы.
Но лучше петь, как птицы, будем!
Конечно, неплохие трели
Порой выводят птицы эти!
Зато мы первыми запели,
Когда их не было на свете.
Лет мильон, а может, два
Слышал мир одно «ква-ква!»
Мы и на суше рекордсменки
И в кажой луже чемпионки.
У нас прыгучие коленки,
У нас на лапках перепонки.
Конечно, мы холодноваты,
Но наши песни так напевны.
Мы в ваших баснях глуповаты,
Но в ваших сказках мы - царевны!
Стань царицею - ква-ква!
Царствуй силой волшебства!
Подтекст
В моих стихах подвоха не найдёшь.
Подспудно умным и подспудно смелым
Быть не могу. Под правдой прятать ложь,
Под ложью правду - непосильным делом
Считаю я. Пишу я что хочу.
О чём хочу, о том и промолчу.
Ну, а подтекст, в отличье от подвоха,
Прогулки с Чуковским
Мне четырнадцать лет, а ему шестьдесят.
Он огромен, и сед, и румян, и носат.
Он о сыне скорбит. Я грущу без отца.
Май цветёт. А войне всё не видно конца.
Осторожно мою он решает судьбу
И тревожно глядит на мою худобу.
Завтра утром меня он помчится спасать.
А пока он покажет, как надо писать.
И прочтёт мне стихи, что великий поэт
Сочинил про любовь двадцати семи лет,
Вспомнит то, что меня ещё ждёт впереди.
О поэзия! Души людей береди,
Чтоб нашли в тебе силы и общий язык
Этот хилый мальчишка и крепкий старик.
Прятки
Снова, как и много лет назад,
Захожу в знакомый двор и в сад.
Двор пустой. И никого в саду.
Как же я товарищей найду?
Никого... А всё же кто-то есть.
Пусто... Но они должны быть здесь.
Раз-два-три-четыре-пять,
Я иду искать!
Я от глаз ладони оторву.
Эй, ребята! Кто упал в траву?
Кто в сарае? Кто за тем углом?
Кто там за берёзовым стволом?
Я не верю в опустевший двор.
Я играю с вами до сих пор.
Ранняя слава
«Поэт! Поэт!» - кричали вслед.
Поэту было мало лет.
Он не мечтал о славе.
Мечтал он о расправе
Со всеми, кто поэту вслед
Кричал: «Поэт! Поэт! Поэт!»
Рассвет. Сокольники. Поляна...
Рассвет. Сокольники. Поляна.
Нам вместе ровно сорок пять.
Когда уходишь, как-то странно
Такие вещи вспоминать.
На наши первые объятья
Глядит последняя звезда.
Пусть запоздалые проклятья
Их не коснутся никогда.
С тобой мы дружили, как дружат мальчишки...
С тобой мы дружили, как дружат мальчишки,
Сражались и спорили без передышки.
Бывало, лишь только сойдемся с тобой,
И сразу у нас начинается бой.
Опять в рукопашной иль шахматной схватке
Друг друга спешим положить на лопатки.
Где меч отсверкал, там покатится мяч.
Ликуй, победитель! Поверженный, плачь!
Нам эти сражения не надоели,
Хоть каждый сто раз погибал на дуэли.
Зато сохранили мы дружбу свою.
Еще бы! Она закалилась в бою!
Светлячок
У меня в руках мохнатый червячок.
Он везёт зеленоватый огонёк.
И зовут его ребята - светлячок.
Жаль, что в детстве не пришлось тебя найти!
Я сказал бы: «Это мой светлячок!»
Я бы взял тебя домой, светлячок.
Положил бы я тебя в коробок,
И уснуть бы я от радости не мог.
Потому ль я не нашёл тебя, что мать
Слишком вовремя укладывала спать?
Потому ли, что трусливым в детстве был
И по лесу вечерами не бродил?
Нет, бродил я, злым волшебникам назло.
Очевидно, мне тогда не повезло.
А потом пришёл пылающий июль.
Грохот взрывов. Блеск трассирующих пуль.
Покидая затемнённый городок,
Потянулись эшелоны на восток.
Потерял я детство где-то на пути...
Так свети же ярче, маленький! Свети!
Третья попытка
Ты не сразу бросаешь арену
И не сразу подводишь черту.
Три попытки даются спортсмену
Для того, чтобы взять высоту.
Неудача, но ты не в убытке:
Снова близок решающий миг.
Ты готовишься к третьей попытке,
Наблюдая попытки других.
Разбежался. Взлетел. И - готово!
Возвещая о новой борьбе,
Выше ставится планка, и снова
Три попытки даются тебе.
А не вышло (попытка - не пытка),
Стиснув зубы, готовься и жди.
И выходит, что третья попытка
Остается всегда впереди.
Поэтому в класс возвращаться не надо.
Звонок прозвенит, одевайтесь скорей
И ждите меня возле школьных дверей!»
И парами, парами следом за нею,
За милой учительницею своею
Торжественно мы покидаем село.
А в лужи с лужаек листвы намело!
«Глядите! На ёлочках тёмных в подлеске
Кленовые звёзды горят, как подвески
Нагнитесь за самым красивым листом
В прожилках малиновых на золотом.
Запомните все, как земля засыпает,
А ветер листвою её засыпает».
А в роще кленовой светлей и светлей.
Всё новые листья слетают с ветвей.
Играем и носимся под листопадом
С печальной, задумчивой женщиной рядом.
Уроки
Учил уроки. Повторял уроки.
Уроки сделав, на уроки мчал.
Как слушал я уроки на уроке!
Как у доски уроки отвечал!
А заслужив укоры иль упреки,
Я тут же извлекал из них уроки.
За педагогом следовал я взглядом.
Меня не отвлекало ничего.
А кто тогда сидел за партой рядом,
Пусть он простит, не слышал я его.
Ученье... Человеком правят страсти,
А я у этой страсти был во власти.
В любом из нас сидит школяр-невольник,
Боящийся, что вызовут к доске.
В любом из нас живет веселый школьник,
Чертящий теоремы на песке.
За школьный дух без примеси школярства,
Как за коня, готов отдать полцарства.
Эх ты царство паровозное!
Сколько хочешь кипятку.
Погодите-ка, товарные!
Пей, бригада, кипяток.
Пропустите санитарные
Эшелоны на восток.
Погодите, пассажирские!
Сядьте, дети, на траву.
Воевать полки сибирские
Мчат курьерским на Москву.
Командиры осторожные
Маскировку навели.
Ах, берёзоньки таёжные,
Далеко ж вас увезли.
Паровоз рванёт и тронется,
И вагоны полетят.
А берёзы как на троицу,
Как на избах шелестят.
Распечатать
Берестов Валентин Дмитриевич (1928-1998) - русский детский поэт,
писатель, переводчик.
Валентин Берестов родился 1 апреля 1928 года в городе Мещовске,
Калужской области в семье учителя. Читать будущий поэт научился в четыре
года. Стихи начал писать с детства. Во время второй Мировой войны семья
Берестовых оказалась в эвакуации в Ташкенте. И там ему посчастливилось
познакомиться с Надеждой Мандельштам, которая познакомила его с Анной
Ахматовой.
Затем состоялась встреча с Корнеем Чуковским, сыгравшим большую роль
в судьбе Валентина Берестова. И Ахматова и Чуковский отнеслись к началу
его творчества с большим интересом и заботливостью. В то время
К. И. Чуковский писал: «Этот четырнадцатилетний хилый подросток обладает
талантом огромного диапазона, удивляющим всех знатоков. Его стихи
классичны в лучшем смысле этого слова, он наделен тонким чувством стиля
и работает с одинаковым успехом во всех жанрах, причем эта работа
сочетается с высокой культурностью, с упорной работоспособностью. Его
нравственный облик внушает уважение всем, кто соприкасается с ним».
Первый сборник стихов Валентина Берестова «Отплытие» вышел в 1957 г.
и получил признание читателей, поэтов и критиков. В том же году выходит
первая книга для детей «Про машину». Затем последовали сборники стихов:
«Веселое лето», «Как найти дорожку», «Улыбка», «Жаворонок», «Первый
листопад», «Определение счастья», «Пятая нога» и многие другие. «Берестов,
- писал поэт Коржавин, - это прежде всего талантливый, умный и, если
можно так выразиться, веселый лирический поэт». Анна Ахматова о коротких
юмористических стихах Валентина Дмитриевича Берестова говорила ему:
«Отнеситесь к этому как можно серьезнее. Так никто не умеет».
«Если бы меня спросили, кто - человек столетия, я бы сказала: Валентин
Берестов. Потому что именно таких людей двадцатому веку не хватало больше
всего». К этому высказыванию Новеллы Матвеевой могли бы присоединиться
многие. Валентину Берестову благодарны многие замечательные детские
писатели, которым он помог сделать первые шаги в литературе. . .
~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~ ~
Любили тебя без особых причин
За то, что ты - внук,
За то, что ты - сын,
За то, что малыш,
За то, что растёшь,
За то, что на папу и маму похож.
И эта любовь до конца твоих дней
Останется тайной опорой твоей.
В. Берестов
У замечательного писателя (и детского в том числе) Валентина Берестова, есть такое короткое, но гениальное стихотворение.
«Любили тебя
Без особых причин:
За то что ты — внук,
За то что ты — сын,
За то что —малыш,
За то что — растёшь,
За то что — на маму и папу похож...
И эта любовь до конца твоих дней
Останется тайной опорой твоей».
Стихотворение это — легко ложится на память, как считалочка, и понять его, кажется, не стоит труда. Однако — стоит, и именно что — труда. Интеллектуального.
Кажется, что большинство «нормальных» семей и так выполняют то, о чём говорится в стихотворении, и даже выполняют — с лихвой. Но давайте разведём два понятия: «сентиментальное сюсюканье» и... любовь.
То, чем заняты много семей, в которых есть маленькие дети, это чаще — сентиментальное сюсюканье.
Перепишем-ка стишок...
Давайте поставим на место слова «любили» и «любовь» более точное слово «восторгались» и «восторг», хоть и с нарушением стиха.
«Восторгались тобой без особых причин...»
И ещё раз перечитаем полученное стихотворение. Только концовку тогда нужно тоже переделать. Из сентиментальных восторгов «тайная опора»... не крепкая получается...
«И этот восторг до конца твоих дней
Останется тайной болезнью твоей»,
Вот это — да. Ну как вам стихотворение после переделки? Это типичная клиническая картина.
Почему же «сентиментальный восторг» испытываемый по поводу кого-то — это плохо? Потому что он быстро проходит как реакция уксуса и соды, и... он не выдерживает проблем...
Любить человека можно продолжать, даже тогда, когда он сделал что-то плохое или неуместное. Даже когда он развивается в самостоятельную Личность и делает всё наперекор.
Даже когда он заболел. Даже когда разошёлся с тобой и перестал ощущать тебя «своим». Как говорится, «любовь долготерпит, милосердствует, не ищет своего» ...
А вот сентиментальные восторги можно испытывать только по строго определённым сентиментальным поводам. (Примерно, как с пакетом новогодней тематики можно не позориться только в декабре-январе). И поводов этих крайне мало. Человек, подсевший на иглу сентиментальных восторгов, намеренно сужает репертуар своих действий, чтоб оказаться в поле постоянных сантиментов. Выйдешь за края поля — там холодно, там никто не восторгается... так человек становится шутом, милашкой, комнатной псиной.
Человек, привыкший к вкусу приторных сентиментальных восторгов, затем, всю свою жизнь, хочет получать именно тот — сентиментальный восторг — «мамы», «бабы»... Примерно так нравится вкус манной каши с комками — взрослому нормальному человеку. Понимаешь, что это импринтинг детсадовской дряни, но сладкие воспоминания детства не выбирают и не переделывают...
А может быть и хуже...
Будучи взрослым, такой человек может взять и отвергнуть настоящую любовь и дружбу. Потому что они «не так сладки» — как сладок привычный ему переслаженный — сентиментальный восторг.
Вырастая, такие люди становятся падкими на лесть. И если если сравнить жизнь и дела человека с кораблём, то вывод неутешителен: корабль, в котором «за капитана» человек, падкий на лесть, непременно потонет.
Так надо ли «любить ребёнка за то, что он малыш»? Надо! А как же отличить «выражение любви» от «сентиментальных кривляний»?
Ну, бог с вами, я не умею объяснять такие очевидные вещи...
А как отличить сметану от майонеза?
Елена НазаренкоМарина Короткова
Заведующая библиотекой Центра развития творчества детей и юношества им. А. В. Косарева, Москва
2008 год объявлен в России Годом семьи. И вот ещё в праздничный день, в каникулы, одна из читательниц, педагог по профессии, попросила подобрать «стихи о семье». Первый из авторов, кто вспомнился, – Валентин Берестов. Стихотворение из цикла «Перекрёсток детства»:
Любили тебя без особых причин
За то, что ты – внук,
За то, что ты – сын,
За то, что малыш,
За то, что растёшь,
За то, что на папу и маму похож.
И эта любовь, до конца твоих дней
Останется тайной опорой твоей.
В книге воспоминаний «Детство в маленьком городе» В.Д.Берестов писал: «Сколько ласковых глаз сияло надо мной! Привык, что все меня любят… Доброта родных и земляков избаловала меня в начале жизни. Став взрослым, никак не мог привыкнуть, что кто-то мне не рад и вообще не ждёт от меня ничего хорошего».
В поэзии Берестова слова «мать», «отец», «бабушка», «брат» встречаются особенно часто. Если собрать все эти стихи вместе, получится своеобразная «семейная хроника». Один из сборников поэта называется «Семейная фотография» (М., 1973), по одноимённому стихотворению:
Натягиваю новую матроску,
И поправляет бабушка причёску,
На папе брюки новые в полоску,
На маме ненадёванный жакет,
Братишка в настроении отличном,
Румян и пахнет мылом земляничным
И ждёт за послушание конфет.
Торжественно выносим стулья в сад.
Фотограф наставляет аппарат.
Смех на устах. Волнение в груди.
Молчок. Щелчок. И праздник позади.
В 2008 году исполняется 80 лет со дня рождения Валентина Дмитриевича, он родился в 1928-м, в самый несерьёзный день в году – 1 апреля:
А я родился первого апреля.
Отец мой, возвращаясь из поездки,
Услышал по дороге эту новость
И не поверил: «Значит, не родился,
А если и родился, то не сын.
Нет, шутники хватили через край.
Шутить, шути, да в шутках меру знай!»
Одно из первых воспоминаний детства (Вале тогда было не больше трёх лет) и любимое стихотворение его матери:
Вечер. В мокрых цветах подоконник.
Благодать. Чистота. Тишина.
В этот час, голова на ладонях,
Мать обычно сидит у окна.
Не откликнется, не повернётся,
Не подымет с ладоней лица.
И очнётся, как только дождётся
За окошком улыбки отца,
И подтянет у ходиков гири,
И рванётся навстречу ему.
Что такое любовь в этом мире,
Знаю я, да не скоро пойму.
Мама Вали играла в самодеятельности, и, когда она готовила роль, из еды в доме бывала только тюря:
Мама ходит, брови хмуря,
Громко шепчет, учит роль.
Значит, нынче будет тюря:
Лук да масло, хлеб да соль.
Пол не мыт, цветок не полит,
Под плитой огонь погас.
И никто детей не школит,
Не воспитывает нас.
Артистической натуре
В день премьеры дела нет
До забот житейских. Тюря –
Вот наш праздничный обед.
Разбиваются стаканы,
Отбиваются от рук.
В миску воду льём из крана,
Хлеб крошим и режем лук.
А в глазах у мамы буря,
А в движеньях торжество.
Вот так тюря!
Что за тюря!
Нет вкуснее ничего!
И вот сын в зрительном зале смотрит на маму-артистку:
Пулемётчицу мама играла,
А у сына душа замирала.
До чего ж весела и смела
Пулемётчица эта была.
Мама, мамочка, вот ты какая!
Своего торжества не тая,
Всех соседей тряся и толкая,
Сын шептал: – Это мама моя!
А потом его мама играла
Дочку белого генерала.
До чего же труслива и зла
Генеральская дочка была.
Сын сквозь землю хотел провалиться.
Ведь позором покрыта семья.
А вокруг восхищённые лица:
«Не узнал? Это ж мама твоя»?
(«Самодеятельность
»)
В воспоминаниях Берестов писал о себе – «социальный полукровка»: одна бабка – крестьянка, другая – дворянка. Мать Валентина Берестова, Зинаида Фёдоровна, была дочерью известного в округе помещика Фёдора Телегина и Александры – дворянки старинного рода Труновых. Фёдор Телегин, правда, сам был родом из крестьян, но разбогател и стал владельцем имения Серебрено, неподалеку от Мещовска. Отец Валентина Берестова, Дмитрий Матвеевич Берестов, был из крестьян, но из крестьян экономических, тех, что принадлежали казне и не знали крепостного права. С детства он полюбил чтение, учился в Полтаве в Учительской семинарии, затем, когда началась Первая мировая война и офицеров из высших сословий стало не хватать, был принят в офицерскую школу, откуда отправлен на фронт. Впоследствии работал школьным учителем, преподавал историю. Обладая прекрасным голосом, он пел в детстве в церковном хоре, а позже сыновьям своим пел колыбельные Моцарта, Чайковского и песни Вертинского.
Отец мой не свистел совсем,
Совсем не напевал.
Не то, что я, не то, что я,
Когда я с ним бывал.
Не в полный голос, просто так,
Не пел он ничего.
Все говорят, что голос был
У папы моего.
Певцом не стал, учил детей,
В трёх войнах воевал…
Он пел для мамы, для гостей.
Нет, он не напевал.
А что мы просто так поём –
Та-ра да ти-ри-ри, –
Наверное, звучало в нём,
Но где-то там, внутри.
Недаром у него была
Походка так легка,
Как будто музыка звала
Его издалека.
Началась Великая Отечественная война, и отца призвали на фронт, об этом стихи «Первый вечер войны»:
Шёл первый вечер,
быть может, последней войны.
Как на поминках, едим со слезами блины.
Долго сидим, и едим, и глядим на отца.
Тихо, так тихо, что слышно, как бьются сердца.
Сладок чаёк, да на лицах печали печать.
Что ж не приходит рассыльный повестку вручать?
Может, и с этой, как с Первой войны мировой
Или с Гражданской, отец возвратится живой.
Нитки. Иголка. Опасная бритва. Блокнот.
Сборы и вправду недолги в далёкий поход.
Выйдет пехота планету спасать и страну.
Как на работу, собрался отец на войну.
В семье Берестовых было трое сыновей (третий сын родился уже после войны). О себе и своих братьях Валентин Дмитриевич писал:
* * *
Дом
Ходуном.
Мать ужасом объята:
– Опять дерутся!
Брат идёт на брата.
И гонит нас во двор,
В толпу ребят.
Двор ходуном:
Встаёт за брата брат!
* * *
Итак, беру я ножницы,
Гребёнку и халат.
Сидит, как в парикмахерской,
Мой пятилетний брат.
И просит он все локоны
Отстричь до одного,
Чтоб женщины в покое
Оставили его.
МЛАДШИЙ БРАТ
Ведь надо же! Брат ещё верит всерьёз
Тому, что давно для меня под вопросом.
Когда он пыхтит, он ещё паровоз.
А мне уже больше не быть паровозом.
Валентин был старшим из братьев, и, когда отец ушёл на фронт, он – старший мужчина в семье:
Отца на фронт призвали.
И по такой причине
Я должен жить отныне
Как следует мужчине.
Мать вечно на работе.
Квартира опустела.
Но в доме для мужчины
Всегда найдётся дело.
Слежу я за братишкой,
В порядке ли одёжка.
Варю обед: в мундире
Горячая картошка.
Полны водою вёдра.
Подметена квартира.
Посуду мыть несложно –
на ней ни капли жира.
С невозмутимым видом,
солидным и достойным,
Во двор, к помойной яме,
иду с ведром помойным,
С трех карточек талоны
стригут мне в «гастрономе».
Кормилец и добытчик. Мужчина.
Старший в доме.
Я искренне уверен,
Что стал отцу заменой.
Но в жизни той далёкой,
блаженной, довоенной
Отец не занимался
Подобными делами.
Мать заменила папу.
Я помогаю маме.
Между тем от отца долго не было известий, и в 1942-м четырнадцатилетний подросток пишет стихотворение «Отцу»:
Отец мой! Ты не шлёшь известий
Уж целый год семье родной,
Но дни, когда мы были вместе,
Во сне встают передо мной.
И оживает прожитое:
Камыш и даль родной реки,
И ты, склонившись над водою,
Глядишь устало в поплавки.
Вновь я, малыш, с тобою рядом
Стою, молчание храня,
А ты таким приветным взглядом
Порою смотришь на меня…
И вновь попутная телега
Стучит, клубится пыль дымком.
И старый конь, устав от бега,
Плетётся медленным шажком.
Ни звука тишь не нарушает.
Лишь глупый перепел с утра
Не умолкая повторяет
Всё «спать пора» да «спать пора».
И жизнь опять течёт сначала,
Всё той же радостью полна,
Как будто нас не разлучала
Неумолимая война.
Как будто были сном кошмарным
Все потрясенья и нужда,
А утро светом лучезарным
Их разогнало без труда.
Отец вернулся живым и с этой, для него третьей по счёту, войны. Он вырастил троих сыновей и для каждого из них был в жизни примером:
У старшего брата был звонкий отец,
Кумир городка, краевед и певец.
Ему подражая и в этом, и в этом,
Историком сделался сын и поэтом.
У среднего брата был грустный отец,
Рыбак и от скуки казённой беглец.
Развёл цветничок, огородик за домом.
Ему подражая, сын стал агрономом.
У младшего брата был старый отец,
Мудрец, запредельного мира жилец.
Он книги искал, собирал и читал.
И сын в подражание книжником стал.
Так возраст и время меняли его,
Крутила эпоха отца моего.
И только в одном не менялся отец:
Для каждого сына он был образец.
«Крутила эпоха отца моего», – пишет Берестов. В 1936 году Дмитрия Матвеевича исключили из партии, вызывали по ночам на допросы в НКВД. Спасая свою семью, он уехал из Мещовска. В 1988 году Валентин Дмитриевич написал об этом стихотворение «Доказательства (1936 г.)».
«Берестов, – отцу сказали, –
Признавайся: ты эсер.
Доказательства искали,
Пыль в архивах подымали,
В украинских, например.
А теперь мы их предъявим.
Ты не зря эсерство скрыл.
Что в Екатеринославе
Ты на съезде говорил?
С чем ты шёл к эсерам этим?
Что сказал им про террор
В тысяча девятьсот третьем?»
– Что сказал? Наверно, вздор.
Что ещё сказать в то время
Мог ребёнок лет восьми?
«Как восьми? У, вражье семя!
Выкрутился, чёрт возьми!»
Во время войны отец Берестова был в плену и по возвращении на родину вынужден был работать в сельской школе, в Калуге он работу найти не мог.
В их семье жили две бабушки: баба Саша, мать Зинаиды Фёдоровны, и прабабушка Александра Герасимовна, мать бабы Саши. О них Валентин Дмитриевич тоже рассказывает в своих стихах.
БАБА САША
Фея ласковая наша!
Дуги гордые бровей.
Называл я «баба Саша»
Маму матери моей.
В городке ходили толки
О былых грехах твоих,
И с усердьем богомолки
Ты замаливала их.
В чёрной шали, в платье строгом,
За себя прося, за нас,
На колени перед богом
Опускалась много раз.
Замирающие спицы,
Синий взгляд из-под платка…
Я ж водил по половице
Дутых пуговиц войска.
Я с Будённым бил кадетов,
Интервентов, юнкеров.
Клич «Ура!», «За власть Советов!»
Сотрясал твой тихий кров.
В книге воспоминаний Берестов писал о ней: «Моя голубоглазая черноволосая бабушка, мать пятерых детей, влюбилась в монаха-расстригу, бросила деда. Толки об этом я слышал в Мещовске через полвека после смерти деда».
И о прабабушке:
Прабабку-лишенку, прабабку-дворянку
Всегда я проведать спешил спозаранку.
За что ж от меня-то помещице честь?
Прабабка! Она не у всякого есть.
«Прабабушка, здравствуй!» –
«Пришёл, непослушник?
На пряничек, скушай. Возьми-ка наушник.
Опять Ковалёва. Пой, милочка, пой!
Ах, радио! Клад для старушки слепой!
Ну, хватит. Газета – рассадник культуры.
Давай-ка рассказывай карикатуры.
Кружок на глазу? Ах, монокль! Ну и ну!
В цилиндре да с бомбой? Подай, мол, войну!»
О, как потешалась она над Брианом,
Над Черчиллем, Гувером, Чжан Сюэ-ляном,
Как фыркала, губы ладошкой зажав,
Над мелкою спесью великих держав.
Шутила, кутила, катила в карете.
Смеясь и шутя, задержалась на свете.
Десятый десяток!.. Старушек толпа
Да конусом жёлтая риза попа.
Тут не было слышно «Вы жертвою пали».
По древнему чину её отпевали.
Прабабушка любила слушать народные песни в исполнении певицы Ковалёвой, увлекалась политикой и, несмотря на то что в это время была уже слепой, подписывалась на газету «Известия». Благодаря «Известиям» и прабабушке маленький Валя Берестов выучил первые буквы и прочёл первое слово. Об этом он рассказывает в воспоминаниях: «И всё же она (прабабушка) выучила меня первым двум буквам. На иных карикатурах, какие я ей рассказывал, средь бурного моря высился гордый утёс с четырьмя буквами по крутому обрыву. “Три одинаковых буквы рядом? – спросила прабабушка. – Не иначе СССР!” Первое прочитанное мною слово!» Валю и его братишку Диму бабушки называли Драгоцунчиком и Стрекотунчиком. Бабушки были «лишенками» – то есть лишёнными избирательных прав за дворянское происхождение.
Мать отца, бабушка Катя, жила в деревне Торхово. Она была второй женой Матвея Берестова и родила ему 18 детей, из которых выжило девять. Из деревни в гости она приезжала в телеге и сама правила лошадью.
БАБУШКА КАТЯ
Вижу, бабушка Катя
Стоит у кровати.
Из деревни приехала
Бабушка Катя.
Маме узел с гостинцем
Она подаёт.
Мне тихонько
Сушёную грушу суёт.
Приказала отцу моему,
Как ребёнку:
«Ты уж, деточка, сам
Распряги лошадёнку!»
И с почтеньем спросила,
Склонясь надо мной:
«Не желаешь ли сказочку,
Батюшка мой?»
Многие родственники Берестовых погибли на войне. Не вернулись с войны два сына бабы Саши. Двоюродные братья Валентина Берестова Василий и Константин – внуки бабы Кати – тоже не вернулись с войны. В стихотворении «Рубаха» Валентин Дмитриевич рассказал о двоюродном брате Василии:
Родители-то разные, а бабушка одна.
И брата из деревни к нам привезла она.
И был я, шестилетний, ему всех больше рад.
Учился на учителя двоюродный мой брат.
Какой он был весёлый! Какой он добрый был!
Какие он рубахи красивые носил!
Пришёл в рубахе белой. И на крыльце у нас
Мы на часы собора глядели битый час.
И перед тем как мама сказала: «Марш в кровать!»,
Мы научились время по стрелкам узнавать.
Потом в рубахе синей за мною он пришёл,
Привёл к другим студентам и усадил за стол.
И диктор, как учитель, для всех повёл рассказ.
Так громкоговоритель я слушал в первый раз.
Но вот в рубахе чёрной мой брат явился в дом,
И отпустила мама в деревню нас вдвоём.
Ах, у рубашки новой один большой секрет:
В корыте с краской в кухне она меняла цвет.
И вновь она – смотрите! – как новая глядит.
А громкоговоритель всё строже говорит…
Брат милый, с поля боя не возвратился он.
Серебряной трубою сияет граммофон.
Любимая пластинка, шипя, по кругу шла:
«Стаканчики гранёные упали со стола».
В избе раскрыты окна. Под окнами – друзья.
«Упали и разбилися, как молодость моя».
Василий воевал под Киевом, был политруком, попал в окружение. Затем был в партизанском отряде. В 1944 году Василий Григорьевич пропал без вести. Незадолго до этого родители получили от него два письма, в одном из них он просил не беспокоиться, если от него долго не будет известий.
Отец героя стихотворения «Костик» Николай Матвеевич Берестов был председателем колхоза. Когда пришли немцы, его назначили старостой, но он сумел сохранить колхозное стадо, не выдав оккупантам ни одной головы скота. Несмотря на это, после освобождения села Красной Армией (в начале 1942 года) он был арестован и отправлен в узбекские лагеря. За него вступились жители села, и в 1945 году он был освобождён и реабилитирован, но здоровье было подорвано, и вскоре он умер. А его сына Константина, которому не исполнилось ещё и 18 лет, призвали в армию и, как сына «врага народа», направили в штрафной батальон. Он погиб через несколько месяцев, в 1942 году, подорвавшись на мине (штрафники были брошены на минное поле впереди техники):
Кто помнит о Костике,
Нашем двоюродном брате,
О брате-солдате,
О нашей давнишней утрате.
Окончил он школу
И сразу погиб на войне.
Тебе он припомнился,
Мне он приснился во сне.
В семейных альбомах
Живёт он на карточке старой
(Играть не играл он,
Но снят почему-то с гитарой).
И что-то важнее,
Чем просто печаль и родство,
Связало всех нас,
Кто ещё не забыл про него.
Стихи о бабушках-лишенках и брате Костике были опубликованы только в 1970-х годах. И здесь уместно было бы вспомнить ещё одно стихотворение Берестова.
ПОДТЕКСТ
В моих стихах подвоха не найдёшь.
Подспудно умным и подспудно смелым
Быть не могу. Под правдой прятать ложь,
Под ложью правду – непосильным делом
Считаю я. Пишу я что хочу,
О чём хочу, о том и промолчу.
Ну, а подтекст в отличье от подвоха
Стихам даёт не автор, а эпоха.
Шли годы, и Валентин Берестов из внука и сына превратился в отца, а затем и в деда. Когда у него родилась дочь Марина, появились стихи для детей. «Моя дочь Марина вдохновила меня на стихи и сказки для малышей», – писал в автобиографической записке «О себе» В.Д.Берестов. Например, известное стихотворение «Про девочку Марину и её машину» или стихотворение «Конь»:
Я для дочери моей
Самый лучший из коней.
Я умею громко ржать
И цокать звонко.
И верхом, верхом, верхом
На коне своём лихом
Так и носится
Наездница-девчонка.
А наутро нет коня.
Он уходит на полдня,
Притворяется сердитым,
Деловитым,
Но мечтает об одном:
Стать бы снова скакуном.
И, дрожа от нетерпенья,
Бьёт копытом.
А затем появились и стихи о внуке.
НА РОЖДЕНИЕ ВНУКА
Как в детстве, бабушка
Со мной дружна.
Но эта бабушка –
Моя жена!
ПРОГУЛКА С ВНУКОМ
Деду нравятся берёзки
И осины.
Внуку нравятся киоски,
Магазины.
Взял он маску людоеда,
Взял наклейки.
Не осталося у деда
Ни копейки.
На одной из встреч с читателями Валентин Дмитриевич сказал: «Все сюжеты я брал из своей собственной жизни. Всё, что у меня в стихах написано, было со мной…» Приведённые здесь стихи, объединённые единой темой, темой семьи, – это своеобразная история рода Телегиных-Берестовых, неразрывно связанная с историей нашей страны.
И ещё несколько стихотворений, не вошедших в статью, тоже на «семейную» тему: «Письмо от бабушки», «Френч», «Проснувшись, подхожу к окну…», «Купание», «Дверь», «За письменным столом отца…», «Отец на рыбалке», «Отцовский подарок», «У бабушки», «Родительский день (1940)», «Ночные разговоры с отцом», «Страшный сон», «Мама уехала», «Родители ушли в театр», «Бумажные кресты», «Один лишь раз, и то в начале детства…».
Корпускулярные и волновые свойства частиц
Уравнения онлайн X 5 0 решение
Предельные монокарбоновые кислоты