Величание и избранный псалом сщмч серафиму чичагову. Митрополит серафим чичагов

Святитель Серафим (в миру Леонид Михайлович Чичагов) родился 9 января 1856 года в Санкт-Петербурге, в семье полковника артиллерии Михаила Никифоровича Чичагова и его супруги Марии Николаевны. Семья будущего святителя принадлежала к одному из наиболее знаменитых дворянских родов Костромской губернии. По причине того, что отец будущего святителя полковник М. Н. Чичагов проходил военную службу в Учебной артиллерийской бригаде, младенец Леонид принял Таинство святого крещения 20 января 1856 года в храме Святого Александра Невского при Михайловском артиллерийском училище. То обстоятельство, что местом вхождения будущего святителя Серафима в церковную жизнь стал храм, принадлежавший военному ведомству, оказалось весьма символичным для всей дальнейшей жизни святителя. Действительно, подобно своим предкам святитель Серафим начал свое служение Богу как служение Царю и Отечеству на поле брани, и именно это служение воина стало для него, как и для его предков, первым опытом самоотверженного служения Богу в миру.

Оказавшись участником почти всех основных событий кровопролитной Русско-турецкой войны, произведенный на поле брани в гвардии поручики и отмеченный несколькими боевыми наградами Л. М. Чичагов неоднократно (как это, например имело место при переходе через Балканы и в сражении под Филиппополем) проявлял высокий личный героизм.

Промысл Божий, уберегший поручика Л. М. Чичагова от смерти и ранений на полях брани, привел его вскоре после возвращения в Санкт-Петербург в 1878 году к встрече с великим пастырем Русской Православной Церкви святым праведным Иоанном Кронштадтским, разрешившим многие духовные вопросы молодого офицера и ставшим на все последующие годы непререкаемым духовным авторитетом для будущего святителя, который с этого времени многие свои важнейшие жизненные решения принимал лишь с благословения святого праведного Иоанна Кронштадтского.

Важным событием, ознаменовавшим дальнейшее духовное становление 23-летнего Л. М. Чичагова, стал заключенный им 8 апреля 1879 года брак с дочерью камергера Двора Его Императорского Величества Наталией Николаевной Дохтуровой. Памятуя о том, что христианский брак есть прежде всего малая Церковь, в которой не угождение друг другу, а тем более предрассудкам, большого света, но угождение Богу является основой семейного счастья, Л. М. Чичагов сумел привнести в уклад своей молодой семьи начала традиционного православного благочестия. Именно эти начала и были положены в основу воспитания четырех дочерей - Веры, Наталии, Леониды и Екатерины, которые родились в семье Чичаговых.

Научившись еще на войне глубоко сопереживать физическим страданиям раненых воинов, Л. М. Чичагов поставил перед собой задачу овладеть медицинскими знаниями, для оказания помощи своим ближним. В дальнейшем значительным итогом многолетних медицинских опытов Л. М. Чичагова стала разработанная им и испытанная на практике система лечения организма лекарствами растительного происхождения, изложение которой заняло два тома фундаментального труда «Медицинские беседы».

В это же время в жизнь Л. М. Чичагова вошли и систематические богословские занятия, в результате которых не получивший даже семинарского образования офицер превратится в энциклопедически образованного богослова, авторитет которого со временем будет признан всей русской Православной Церковью. Промысл Божий неуклонно подводил Л. М. Чичагова к подготовленному всем его предшествующим развитием решению о принятии священного сана.

Но именно накануне этого промыслительно предустановленного решения Л. М. Чичагову пришлось испытать одно из серьезнейших искушений в своей жизни. Его горячо любимая супруга Наталия Николаевна воспротивилась решению своего мужа оставить военную службу и всецело посвятить себя служению Богу в качестве священнослужителя. Причины, подвигнувшие эту весьма благочестивую женщину к противлению благой воле своего супруга, коренились как во всем духовном укладе окружавшего ее высшего петербургского общества, так и в той весьма непростой житейской ситуации, в которой находилась семья Чичаговых в это время. Воспитанная своим супругом в убеждении всегда строго следовать исполнению своего долга перед семьей, Н. Н. Чичагова в какой-то миг противопоставила этот слишком по-человечески понятный ею долг перед семьей Промыслу Божию о призвании своего мужа.

Благословивший Л. М. Чичагова на принятие священного сана святой праведный Иоанн Кронштадтский, понимая всю сложность грядущей жизненной перемены для семьи Чичаговых и очень хорошо представляя всю тяжесть бремени матушки любого настоящего пастыря, счел необходимым в личной беседе с Н.Н. Чичаговой убедить ее не противиться воле Божией и дать согласие на принятие супругом священного сана. Слова мудрого кронштадтского пастыря и данное ей благословение стать матушкой, также верность своему грядущему священническому призванию и глубокая любовь к ней ее мужа помогли Н.Н. Чичаговой преодолеть свои сомнения, и она согласилась разделить с супругом бремя его нового служения.

15 апреля 1890 года Высочайшим приказом Л.М. Чичагов был уволен в отставку, после чего семья Л.М. Чичагова в 1891 году переехала в Москву, и в синодальную эпоху остававшуюся православной столицей России. Именно здесь, под сенью московских святынь, Л. М. Чичагов стал благоговейно готовиться к принятию священного сана. 26 февраля 1893 года в московском синодальном храме Двунадесяти апостолов Л. М. Чичагов был рукоположен в сан диакона. Пресвитерская хиротония последовала через два дня, 28 февраля, в той же церкви.

Испытания первого года священнического служения отца Леонида оказались усугубленными неожиданной тяжелой болезнью супруги, матушки Наталии, которая привела в 1895 году к ее безвременной кончине, лишившей матери четырех дочерей, старшей из которых было 15, а младшей - 9 лет. Отец Леонид привез тело почившей супруги в Дивеево и похоронил на монастырском кладбище. Вскоре над могилой была возведена часовня, и рядом с местом погребения матушки Натальи отец Леонид приготовил место для собственного погребения, которому, впрочем, так и не суждено было принять мощи будущего священномученика.

14 февраля 1896 года священник Леонид Чичагов по распоряжению Протопресвитера военного и морского духовенства был «определен к церкви в г. Москве для частных учреждений и заведений артиллерии Московского военного округа».

Обращенность к молитвенной жизни неизбежно влекла отца Леонида в стены монастыря, тем более, что уже несколько лет одним из важнейших послушаний в своей жизни отец Леонид считал составление «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», открывшей ему не только историю одной из замечательнейших монашеских обителей Русской Православной Церкви, но и монашеские подвиги одного из величайших подвижников Святой Руси - преподобного Серафима Саровского. Рождение замысла о составлении этой летописи, имевшей определяющее значение для всей дальнейшей жизни будущего архипастыря и отмеченной с самого начала чудесными проявлениями Промысла Божия об этом труде, отец Леонид описывал следующим образом. «Когда после довольно долгой государственной службы я сделался священником небольшой церкви за Румянцевским музеем, мне захотелось съездить в Саровскую пустынь, место подвигов преподобного Серафима, тогда еще не прославленного, и когда наступило лето, поехал туда. Саровская пустынь произвела на меня сильное впечатление. Я провел там несколько дней в молитве и посещал все места, где подвизался преподобный Серафим. Оттуда перебрался в Дивеевский монастырь, где мне очень понравилось и многое напоминало о преподобном Серафиме, так заботившемся о дивеевских сестрах. Игумения приняла меня очень приветливо, много со мной беседовала и между прочим сказала, что в монастыре живут три лица, которые помнят преподобного: две старицы-монахини и монахиня Пелагия (в миру Параскева, Паша)... Меня проводили к домику, где жила Паша. Едва я вошел к ней, как Паша, лежавшая в постели (она были очень старая и больная); воскликнула: "Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей, прославления". Я ответил Паше, что по своему общественному положению не могу быть принятым Государем и передать ему в уста то, что она мне поручает... На это Паша сказала: "Я ничего не знаю, передала только то, что мне повелел преподобный". В смущении я покинул келью старицы».

Весна 1898 года стала временем принятия отцом Леонидом окончательного решения о своей будущей судьбе. Оставив своих уже несколько повзрослевших после кончины их матери четырех дочерей на попечение нескольких доверенных лиц, призванных следить за получением ими дальнейшего образования и воспитания, отец Леонид 30 апреля 1898 года получил отставку от протопресвитера военного и морского духовенства и летом того же года был зачислен в число братии Свято-Троице-Сергиевой лавры. Особое значение для новопостриженного иеромонаха имело наречение ему при пострижении в мантию 14 августа, 1898 года имени Серафим.

Указом Святейшего Синода 14 августа 1899 года он был назначен настоятелем суздальского Спасо-Евфимиева монастыря с последующим возведением в сан архимандрита.

В 1902 года усилиями архимандрита Серафима была переиздана впервые вышедшая в 1896 года «Летопись Серафимо-Дивеевекого монастыря». Это второе издание «Летописи» имело особое значение для канонизации преподобного Серафима Саровского, открывая перед всей Россией величие благодатных даров преподобного, отозвавшихся чудесным образом в жизни его многочисленных духовных чад.

По настоянию Государя в августе 1902 года комиссией во главе с будущим священномучеником митрополитом Московским Владимиром (Богоявленским), в которую входил и архимандрит Серафим, было осуществлено предварительное освидетельствование мощей преподобного Серафима.

29 января 1903 года произошло событие, которого в это время с нетерпением и надеждой ожидали не только архимандрит Серафим и другие участники торжественного открытия мощей преподобного Серафима Саровского, но и многие верные чада Русской Православной Церкви, которые уже сподобились приобщиться к молитвенному почитанию преподобного, сопровождавшемуся многочисленными чудотворениями. Святейший Синод принял деяние, на основании которого саровский старец Серафим причислялся к лику святых Русской Православной Церкви.

14 февраля 1904 года архимандрит Серафим, был назначен настоятелем одной из семи ставропигиальных обителей Русской Православной Церкви - Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря. Проведя всего лишь год в Воскресенском монастыре, архимандрит Серафим запечатлел свое игуменство реставрацией знаменитого Воскресенского собора.

Однако Промыслом Божиим отцу Серафиму уготовано было новое церковное служение, возможно, самое трудное для священнослужителей Русской Церкви в наступившем в это время и ознаменовавшем свое начало обилием духовных и исторических смут XX столетии. 28 апреля 1905 года в Успенском соборе Московского Кремля будущим священномучеником митрополитом Московским Владимиром (Богоявленским) в сослужении епископов Трифона (Туркестанова) и Серафима (Голубятникова) была совершена хиротония другого будущего священномученика архимандрита Серафима в епископа Сухумского.

Уже первое место епископского служения Сухумского святителя Серафима, древняя православная Иверская земля, стала для него местом испытаний в связи с событиями, которые наступили в результате революционной смуты, разразившейся в России. С этого времени и до конца его дней архиерейское служение оказывалось для святителя Серафима неразрывно связанным с мужественным стоянием за чистоту православной веры и единство Русской Церкви, которое священномученик Серафим, будучи продолжателем воинской славы своих доблестных предков, осуществлял уже в качестве воина Христова на поле духовной брани.

6 февраля 1906 года святитель Серафим был направлен на Орловскую кафедру, где он пришел к ставшему определяющим всю его дальнейшую архипастырскую деятельность убеждению, что полнокровное развитие епархиальной жизни возможно лишь на основе активно действующих приходских общин.

16 сентября 1908 года был принят указ о его назначении на Кишиневскую кафедру. Вновь, как это уже неоднократно бывало в жизни святителя Серафима, успешно начав очередное церковное деяние, он не имел возможности непосредственно участвовать в его завершении.

С глубокой душевной болью покинув Орловскую кафедру, святитель Серафим 28 октября 1908 года прибыл в Кишиневскую епархию, состояние которой превзошло самые худшие ожидания владыки.

Тяжелым испытанием для владыки Серафима вскоре после его переезда в Кишинев стала кончина в декабре 1908 года святого праведного отца Иоанна Кронштадтского, все эти годы продолжавшего оставаться духовным отцом святителя.

Трехлетняя созидательная деятельность святителя Серафима на Кишиневской кафедре не только привела к подлинному преображению епархии, но и получила самую высокую оценку как в Святейшем Синоде, так и у Государя. И может быть, наилучшей характеристикой содеянного владыкой Серафимом в Кишиневской епархии стал Высочайший указ Государя Святейшему Синоду от 16 мая 1912 года, обращенный к святителю. «Святительское служение ваше, отмеченное ревностью о духовно-нравственном развитии преемственно вверявшихся вам паств, - говорилось в Высочайшем указе, - ознаменовано особыми трудами по благоустроению Кишиневской епархии. Вашими заботами и попечением множатся в сей епархии церковные школы, усиливается проповедническая деятельность духовенства и возвышается религиозное просвещение православного населения Бессарабии... В изъявление Монаршего благоволения к таковым заслугам вашим Я... признал справедливым возвести вас в сан Архиепископа... Николай».

В 1912 году служение архиепископа Серафима на Кишиневской кафедре подходило к концу, и определением Святейшего Синода он был назначен архиепископом Тверским и Кашинским.

Положение в церковной жизни Тверской епархии обстояло значительно лучше, нежели во всех тех епархиях, в которых святителю Серафиму приходилось служить раньше. Поэтому важный опыт возрождения приходской жизни, который владыка приобрел в течение предшествующих лет епископского служения, мог быть реализован в Тверской епархии во всей полноте.

Предвестием испытаний гражданской смуты для святителя, также как и для всей России, стала начавшаяся в 1914 году Первая мировая война, на которую владыка отозвался не только как архипастырь, умевший облегчать скорби людей, пострадавших от войны, но и как бывший русский офицер, хорошо сознававший нужды русских воинов, защищавших свое Отечество в тяжелейших условиях кровопролитнейшей из всех войн, известных тогда человечеству. Взывавшие к стойкости и одновременно к милосердию проповеди и сборы пожертвований для раненых и увечных воинов, вдохновенные молитвы о победе русской армии и участие в мероприятиях по организации помощи беженцам и по оснащению необходимыми средствами госпиталей и санитарных поездов, наконец, призывы к епархиальному клиру вступать в ряды военного духовенства, а приходским причетникам не уклоняться от воинской службы - таков далеко не полный перечень деяний святителя Серафима в течение всего периода войны.

Когда в мартовские дни 1917 года отречение Государя поставило под вопрос само дальнейшее существование монархии, а Святейший Синод счел необходимым поддержать Временное правительство как единственный законный орган верховной власти в стране, святитель Серафим, продолжая подчиняться высшим церковной и государственной властям, не стал скрывать своего отрицательного отношения к происшедшим в России переменам.

Усиление в России революционной смуты осенью 1917 года и захват власти в Петрограде большевиками возымели пагубные последствия и для развития событий в Тверской епархии. Сознавая, что большинство духовенства и мирян епархии продолжало сохранять верность святителю Серафиму, некоторые члены епархиального совета, избранного на сомнительных канонических основаниях еще в апреле 1917 года, решили прибегнуть для изгнания святителя к помощи большевистских властей в Твери, которые в это время открыто выражали свои богоборческие настроения и не скрывали ненависти к владыке Серафиму как «церковному мракобесу и черносотенному монархисту». 28 декабря 1917 года Вероисповедный отдел Тверского губисполкома Совета рабочих, крестьянских и солдатских депутатов выдал предписание о высылке архиепископа Серафима из Тверской губернии.

Желая уберечь святителя от бесчинной расправы большевиков, Святейший Патриарх Тихон за несколько дней до разгона Поместного Собора, 17 сентября 1918 года, успел принять на заседании Святейшего Синода решение о назначении владыки Серафима на Варшавскую и Привисленскую кафедру, находившуюся на территории свободной от власти большевиков Польши.

Разраставшаяся гражданская война и начавшаяся затем советско-польская война сделали физически невозможным отъезд владыки Серафима во вверенную ему епархию, и до конца 1920 года святитель оставался за пределами своей епархии, пребывая в Черниговском скиту Свято-Троице-Сергиевой лавры и находя духовную опору в столь созвучной ему и многие годы из-за епископского служения недоступной молитвенно-аскетической жизни монастырского монаха.

В январе 1921 года, вскоре после окончания Советско-польской войны, владыка Серафим получил синодальное предписание о необходимости ускорить возвращение в Варшавскую епархию православного духовенства и церковного имущества в связи с бедственным положением православного населения Польши, лишившегося за время войны многих храмов. Возведенный в это время Святейшим Патриархом Тихоном уже в сан митрополита святитель Серафим обратился в Народный комиссариат иностранных дел, где ему было заявлено, что вопрос о его отъезде в Польшу может быть рассмотрен лишь после прибытия в Москву официального польского представительства. Однако вскоре после переговоров владыки Серафима с прибывшими в Москву польскими дипломатами, весной 1921 года, органами ВЧК у святителя Серафима был произведен обыск, в результате которого у него были изъяты письма главе Римо-католической Церкви в Польше кардиналу Каповскому и представлявшему в Варшаве интересы православного духовенства протоиерею Врублевскому.

В результате 24 июня 1921 года ничего не подозревавшему о надвигавшейся на него опасности святителю Серафиму был вынесен первый в его жизни официальный приговор, принятый на проходившем без присутствия святителя заседании судебной тройки ВЧК и постановивший «заключить гражданина Чичагова в Архангельский концлагерь сроком на два года». Впрочем, находившийся под секретным наблюдением ВЧК владыка Серафим продолжал оставаться на свободе, ожидая разрешения на отъезд в Варшавскую епархию, и был неожиданно для себя арестован 21 сентября 1921 года и помещен в Таганскую тюрьму.

13 января 1922 года начальником секретного отделения ВЧК Рутковским по поручению ВЦИК было составлено новое заключение по «делу» владыки Серафима: «С упрочением положения революционной соввласти в условиях настоящего времени гр. Чичагов бессилен предпринять что-либо ощутительно враждебное против РСФСР. К тому же, принимая во внимание его старческий возраст, 65 лет, полагаю, постановление о высылке на 2 года применить условно, освободив гр. Чичагова Л. М. из-под стражи». 16 января 1922 года по постановлению президиума ВЧК уже тяжело заболевший святитель покинул Таганскую тюрьму.

22 апреля 1922 года в 6-м отделении Секретного отдела ВЧК было подготовлено очередное заключение по так и не прекращенному «делу» митрополита Серафима. На основании этого заключения судебная коллегия ГПУ под председательством Уншлихта 25 апреля приговорила владыку Серафима к ссылке в Архангельскую область.

Проведя около года в архангельской ссылке, святитель Серафим вернулся в Москву. Однако 16 апреля 1924 года владыка вновь был арестован ГПУ, вменявшим ему на этот раз в вину организацию прославления преподобного Серафима Саровского в 1903 году. Следствие над святителем Серафимом, оказавшимся в Бутырской тюрьме, продолжалось уже около месяца, когда в мае 1924 года Святейший Патриарх Тихон подал в ОГПУ ходатайство об освобождении 68-летнего владыки, в котором ручался за его лояльное отношение к существующей государственной власти. Сначала проигнорированное начальником 6-го отделения Секретного отдела ОГПУ Тучковым, это ходатайство через два месяца все же способствовало освобождению святителя Серафима, которому тем не менее по требованию властей вскоре пришлось покинуть Москву.

В это время святителю пришлось пережить новое испытание, обрушившееся на него на этот раз не со стороны гонителей Церкви, но со стороны игумении столь дорогого его сердцу Дивеевского монастыря Александры (Троковской), избранию которой в игумении более 20 лет назад способствовал сам святитель Серафим. После того как изгнанный властями из Москвы владыка обратился к игумении Александре с просьбой дать ему пристанище в Серафимо-Дивеевском монастыре, игумения отказала гонимому исповеднику.

Отвергнутый обителью, около которой святитель уже более 30 лет со времени погребения там его супруги Наталии Николаевны надеялся найти свой последний покой, владыка Серафим вместе с дочерью Натальей (в монашестве Серафима) был принят игуменией Арсенией (Добронравовой) в Воскресенский Феодоровский монастырь, находившийся около Шуи.

В конце 1927 года, трогательно простившись с насельницами Воскресенского Феодоровского монастыря, владыка Серафим навсегда покинул давшую ему гостеприимное прибежище обитель, чтобы принять участие в деятельности Временного Патриаршего Священного Синода. Поддержка столь авторитетного, известного своей твердостью и бескомпромиссностью церковного иерарха, каким являлся святитель Серафим, была чрезвычайно важна для Митрополита Сергия, которого в это время его противники из числа православного епископата все чаще упрекали в недопустимых уступках государственной власти. И весьма показательно, что митрополичья кафедра, на которую был назначен постановлением Заместителя Патриаршего Местоблюстителя Митрополита Сергия и Временного Патриаршего Синода от 23 февраля 1928 года владыка Серафим, находилась в Ленинградской епархии, откуда громче всех раздавались упреки Митрополиту Сергию в этих недопустимых уступках.

Свое пребывание в епархии святитель Серафим ознаменовал тем, что в условиях жестоких и всесторонних стеснений церковной жизни государственными властями он в основу своего архипастырского служения положил благоговейное совершение воскресных и праздничных богослужений и вдохновенное проповедование в городских и пригородных храмах. «Пока совершается Божественная литургия, пока люди приступают к Божественному причащению, дотоле можно быть уверенным, что устоит и победит Православная Церковь, что не погибнут во зле греха, безбожия, злобы, материализма, гордости и нечистоты русские люди, что возродится и спасется Родина наша. Поэтому, - убеждал митрополит Серафим и спасется Родина наша. Поэтому - убеждал митрополит Серафим клириков и паству, - паче всего думайте о хранении, совершении и непрерывном служении (ежедневном, даже многократном на разных престолах) литургии. Будет она - будут и Церковь, и Россия».

В 1933 году отдавший все силы Ленинградской епархии 77-летний святитель Серафим подходил к концу своего архипастырского служения в качестве правящего архиерея. Телесные немощи владыки и все возраставшая ненависть к нему государственной власти в Ленинграде, делавшая весьма вероятным скорый арест святителя Серафима, побудили митрополита Сергия и Временный Патриарший Священный Синод 14 октября 1933 года издать указ о увольнении владыки на покой. Отслужив 24 октября в храме своей юности - Спасо-Преображенском соборе - Божественную литургию, святитель Серафим навсегда покинул свой родной город.

После возвращения в Москву и кратковременного проживания в резиденции Митрополита Сергия в Баумановском переулке, в 1934 году святитель Серафим нашел себе последнее пристанище в двух комнатах загородной дачи, находившейся недалеко от станции Удельная Казанской железной дороги.

Как и для многих других новомучеников Русской Православной Церкви, последнюю черту земного бытия святителя Серафима кроваво очертил 1937 год, ознаменовавший начало пятилетнего периода ни с чем не сравнимого в мировой христианской истории массового уничтожения православных христиан. Однако и в этой чреде многих десятков тысяч мученических смертей кончина владыки Серафима оказалась исполненной особого подвижнического величия и достоинства. Арестованный сотрудниками НКВД в ноябре 1937 года, прикованный к постели 82-летний святитель был вынесен из дома на носилках и доставлен в Таганскую тюрьму, из-за невозможности перевезти его в арестантской машине, в машине «скорой помощи».

7 декабря 1937 года «тройка» НКВД по Московской области, уже вынесшая в этот день несколько десятков смертных приговоров, приняла постановление о расстреле митрополита Серафима. Почти 50 приговоренных к смерти страдальцев расстреливали в течение нескольких дней в находившейся недалеко от Москвы деревне Бутово, в которой обнесенная глухим забором дубовая роща должна была стать безымянным кладбищем многих тысяч жертв коммунистического террора. 11 декабря 1937 года с последней группой приговоренных был расстрелян и священномученик Серафим.

Житие по книге:

Житие священномученика митрополита Серафима (Чичагова).

СПб.: «Сатисъ», 2000. С. 4-108.

Тропарь, глас 8.

Мудрым девам уподобився, светильник душевныи во всем житии соблюл еси неугасим, и яко пламенем огня, достойно имени еже ко Христу любовию, к небесному житию востекл еси, и по славнем успении твоем, пред лицем Владыки твоего, яко богосветлая свеща сияеши, иноком наставниче, Серафиме преподобне, испроси любовию чтущим тя, умное светозарение Святыя Тройцы, мир и велию милость. Дважды. Слава, и ныне.

Богородичен. Иже нас ради рождеися от Девы, и распятие претерпев Благии, испровергии смертию смерть, и воскресение явль яко Бог, не презри ихже созда рукою Своею, яви человеколюбие Свое милостиве, приими рождьшую Тя Богородицу молящуся за ны, и спаси, Спасе наш, люди согрешьшия.

Песнь 1

Ирмос. Отверзу уста моя, и наполнятся Духа, и слово отрыгну Царице Матери, и явлюся светло торжествуя, и воспою радуяся Тоя чудеса.

Во свете пренебеснем парящими, отче, крилы, Божию лицу серафимски приближаяся, земных и плотных мудровании превышьши покажи, иже тя воспети дерзающих.

Образ был еси в человецех, ангельскаго воистину жития, во плоти сыи, на небесех дух свой имяше, отнюду же и возлюбленнаго си Христа, воцаритися в сердце твоем, восприяти сподобися.

За премногая откровения и чудныя благодати, Исусовы язвы на теле смиреннем ношаше, да преобразится сие подобно телу славы Его, иже смертию Своею смерть покаряющаго.

Слава. Любовь познал еси, юже превышнии Отец нам даде, возлюбленнаго ради Сына, и Тройцы чадо явился еси неложное, Распятому за ны терпением даже до конца подражал еси, и светом Воскресения Его присно наслаждаешися.

И ныне. Юже прежде сложения мира, в Невесту избра небесныи Жених, и ангельский лик немолчными гласы поет, образ Твой пречистый, Марие, верныи служитель Твой паче видимых всех возлюби, ныне же лицем к лицу зрит Тя ясно.

Песнь 3

Ирмос. Твоя певцы, Богородице, живыи нетления источниче, лик Себе совокупльши духовен, утверди, и в божественней Ти славе, венцем славы сподоби.

Больши сея любве никтоже имать, да кто душу за други своя положит, ты же, отче, всенощными течении слезными, во всем иже на земли житии твоем, за спасение людское душу непрестанно полагаше.

Льва рыкающаго весь мир поглотити, сего зубы сокрушил еси, на камени твердем Христове утвердився, сего ради победитель явился еси, и ныне тя молитвенно призывающих, противу лютых страстей укрепи.

Слава. Еже к Богу дерзновением твоим вооружаеми, на иже без правды гонящих нас мужески ополчаемся, Исусово имя присно в сердцах имуще, Тройце державней песнь трисвятую поюще, пение Бога нашего.

И ныне. Не умолчим еже славити Твоя величия, Марие Пречистая, на Тя все упование наше возлагаем, яко Мати явилася еси, Иже небесы и землею невместимаго, ангелом Царя и человеком Спасителя.

Седален, глас 8. От начала священнаго твоего жития, мудрости мирския и тленныя тщету презрел еси, Премудрость Божию ипостасную, паче пламене разжженною любовию возжелел еси, и Креста спасеное таинство, в непорочную душу свою восприим, того непобедимою силою укрепляем, равноангельному житию сподобися, и якоже другое солнце в мире просиял еси. Сего ради воспеваем твоя подвиги, чудоносне отче наш Серафиме, и верою вопием ти, моли Христа Бога, согрешением оставление даровати, чтущим пресветлую память твою.

Слава, и ныне. Богородичен. Многия щедроты Твоя, и неизреченное матернее Ти милосердие, коль краты небрежением преобидех, в лености мнозе жив, окаянныи, николиже поревновах, иже Христовых ученик житию. И из глубины обышедших мя смертоносных страстей взываю, простри руку помощи ми, Владычице, и молитвою Си, еже к Сыну и Богу Твоему, спаси мя, ненадежно погибающаго, Тя бо едину имам помощь и надежду, неключимый раб Твой.

Песнь 4

Ирмос. Седяи во славе, на престоле Божественнем, на облаце легце прииде Исус Пребожественныи, от Пречистыя Девы, и спасе вопиющия, слава Христе, силе Твоей.

Устне твои источник жизни показастеся, износяще святых Писании словеса, Божия хотения поведающе. Ныне от уз мертвенныя плоти изшед, слышиши Премудрости глаголы неизреченныя, темже и от помрачения прелести спаси рабы своя.

Богу присно сердцем внимая, еже от века уготованное Его царствие, духовныма очима видел еси. Сего ради и от лукаваго наносимыя ти скорби, и от ненаказанных человек озлобления, тебе яко стрелы младенец вменяхуся.

Слава. От младенства явлен был еси, яко сосуд избранныи, и до старости Богу работая, от силы в силу восходиши, возрастая премудростию же и добродетельми, на злобу мирскую евангельски младенствуя.

И ныне. Голубице пречистая и боголюбивая, междорамии златыми паче солнца блистающи, Яже теплаго молитвенника Твоего, знаменьми и чудесы осияваеши, возсияй в сердцах наших богоразумия и чистоты зарю, и Свету невечернему сотвори причастники.

Песнь 5

Ирмос. Удивишася всяческая о божественней славе Твоей, Ты бо, браку неискусимая Девице, прият во утробе надо всеми сущаго Бога, и родила еси безлетнаго Сына, всем воспевающим Тя мир подавающа.

О дивному чудеси, паче слова и разума Пречистыя пришествию, Яже возлюбленнаго Своего служителя, от одра смертнаго воздвиже, и апостол и мучениц лик ему, яко брату и другу ближнему, радостию беседоваху.

Мира сего честь и славу презрел еси, мирен дух стяжати возжелел еси, сего ради мир Божии, иже превыше всякого ума, соблюдаше сердце твое и разумения твоя, и добрая дела твоя, в человецех яко свет просветишася.

Слава. От рода добра, промыслом Вышняго Царя избранныи, яко многоценен камень, к венцу Небесныя Царицы возложися, в нем же предивною славою сияя, исцелении лучи болящим душам испущаеши.

И ныне. Церкви Божия преукрашенная, Еяже ради ангелом Непостижимыи, на земли яко человек явися, ныне церквам устави смущения, просвети душам недоумения, совестныя раны уврачуй, приводя во единомыслие люди Своя, яже Сын Твой стяжа, честною Си кровию.

Песнь 6

Ирмос. Божественное се и всечестное, совершающе празднество, богомудреннии, Божия Матере, приидите, руками восплещем, от Нея Рождьшагося верою славяще.

Умным чиноначалиям, вышнему престолу предстоящим, духовными восхождении приближился еси, отче, разжженныя убо ради Христовы любве, серафимским именем достойно зовешися.

Павловы раны нося, борения терпя и подвизаяся, вся яже на земли яко уметы вменив, да Христа единаго приобрящеши, темже и духом на небесная вознесеся, и неизреченныя Божия доброты узрел еси.

Облечеся, яко избран Богови, свят и возлюблен, в милосердие и благостыню, кротость и смиренномудрие, ближняго яко Христа приемля любовию, воистину Владыце своему уподобися.

Слава. Едино просил еси на земли от Бога, еже жити во ограде святей Его, яко горлица гнездо обрете, олтари Господа сил, Царя небеснаго, в них же во гласе исповедания, непорочную жертву хвалы принося, духом веселяшеся.

И ныне. Ты едина еси избавление наше, Приснодевая чистая, о Тебе узы вражия удобь разрушаются, и плененныя свобождаются. Отжени от паствы Сына Твоего душепагубныя волки, силою Креста и молитв Твоих, Богомати Владычице.

Кондак, глас 8. Российской земли, во единонадесятыи час, пресветло восиявшая звезда, молитвенниче теплыи о мире, и скорбящим душам милостивное утешение, свет и радость Христову низпосли в сердца чад твоих, да песненно вопием ти: радуйся, отче Серафиме, святым ангелом собеседниче.

Икос. Ангельский глас, иже Пречистей Деве реченный, от младенства прилежно в сердце приим, от всесвятаго пребезначальнаго Огня, светильник душевныи возжегл еси, и Божественною любовию разгараем, Крест Христов на рамо возложил еси, в постех же и бдениих, безплотных житию подражая, плоти своея сосуд, обителище Духу Божию сотворил еси. Сего ради явлению Небесныя Владычицы сподобився, дарованием чудес по премногу от Нея обогатился еси. И ныне Святей Тройце предстоиши веселяся, и свет Ея неизреченный видиши, и купно со ангельскими лики, и с чинми преподобных, трисвятое пение возглашаеши, и о Христоименитых людех непрестанно Богу молишися. Тем же и наша смиренныя молитвы не презри, но приими, и яко благоуханныи фимиам вознеси, к недомыслимому горнему престолу, всех Владыки и Господа нашего. Да верно чтущии тя чада, во хвалении светло поем песнь богорадованную: радуйся, отче Серафиме, святым ангелом собеседниче.

Песнь 7

Ирмос. Не послужиша твари, богомудрении паче Зиждителя, но огненное прещение мужески поправше, радовахуся поюще, препетыи Иже отцем Господь и Бог, благословен еси.

Дары Цареви своему принесе, веру чисту яко злато, надежду нетленну яко смирну, яко ливан возжегл еси, юже на небеса возносящую любовь. Церковь явился еси одушевленна, и мирно приношение, преподобен священник, и жертва Богу приятная.

Учениче имя от купели стяжал еси, иже Слову Божию возлюбленнаго наперсника, и сего словесем последуя, премудростию обогатился еси, яко за ближняго душу свою полагати, еже есть любы крестная и совершенная.

Слава. Яко от разбойник раны терпеливно подъял еси, яко о люте мучащих тя моляшеся, помози и мне, иже бесовскими прилоги, даже до отчаяния разбиену, душу мою избави, многими напастьми вражиими, от путей святых низринуту.

И ныне. Свет от Света, Иже прежде век восиявыи, и в лета последняя на землю пришед, во Твою пречистую утробу вселися, негасимую Тя, Богородице, свещу показа, иже вся мирския концы, истинным богоразумием просвещающу.

Песнь 8

Ирмос. Отроки благочестивыя в пещи, Рожество Богородиче спасло есть. Тогда убо образуемо, ныне же действуемо, вселенную всю воздвиже пети, Господа воспевайте дела, и превозносите Его во веки.

Явился еси в терноносная времена, яко крин прекрасен, смятенным сердцам мир Христов благоухал еси. Тако и на теле церковнем болезненныя раны, миром братолюбия уврачуй, да единеми усты и единем сердцем, Христа Бога нашего поем, и превозносим во веки.

Елико во тме страстей, и сени смертней седящих, иже света животнаго никакоже видящих, и о сих руце к небесем воздевает, молитвенник огнедохновенныи, иже свыше пламенем омертвелыя души возжегая, и содружебники Богу сотворяя во веки.

Слава. Лучами добродетелей твоих, лед нечувствия в душах разваряеши, речными устремлении чудес твоих, церковь Божию веселиши, темже и неверствия и ересей свирепыя волны потопи, да Христа Бога поем и превозносим во веки.

И ныне. Едина еси, Марие, в дщерех земных порока не имущи, яко ряснами златыми, благодатию небесною преудобрена, сего ради славящих Тя, Богородицу, радости безсмертныя причастники сотвори, да в родех родов воспеваем имя Твое, и превозносим во веки.

Песнь 9

Ирмос. Радуйся, Царице, матерем и девам славо, всяка бо доброгласна благоглаголива уста мудрящаяся, не могут Тебе воспети достойно, недоумеет же разум всяк Твоего Рожества разумети. Тем же Тя согласно славим.

Не убоимся, братие, яко смутишася языцы, царствия державная уклонишася, от гласов вод многих потрясеся земля, но нетленнаго царствия упованием утвердимся, тебе последующе, отче, иже неложно любящии тя.

Ангельским чином совоспевая, с лики преподобных ныне, отче, согласно поеши, свят, свят, свят еси, Тройце единоначальная, неподвижимое во веки царство, и держава еси непобедимая, иже православно верующим вТя.

Слава. От псаломских удолии, и от апостольских садов, яко цветцы похваления, неискусною собранная рукою, приемли милостивно, отче, устен младенческая немования, и яже от смиренна сердца воздыхания, и прости согрешьшаго на небо и пред тобою, неключимаго раба твоего.

И ныне. Устами радости восхвалю Тя, рано в гуслех исповемся Ти, Исусе Боже, Девыя Сыне, возшедый на небо пренебесное, и на земли чаемыи со славою. Ты возвеличил еси в мире, иже премирныя Твоея любве рачителя, но и нас совершающих память его, помяни, Владыко, егда приидеши во царствии Твоем.

Большинство православных людей привыкли думать, что страдания за веру праведников, то есть физические муки и последующая за ними гибель, имели место быть лишь в далекие времена, в эпоху гонения на христиан и становления христианской религии. Отнюдь: статус священномученика присваивали благочестивым подвижникам, заслужившим его, и уже практически в наши дни, а именно - в прошлом веке. Яркий тому пример – , день памяти которого Церковь отмечает ежегодно 11 декабря.

Годы отрочества и юности

Святой родился в северной столице 8 января, по другим данным – 9 января 1856 года. Его отцом стал полковник Михаил Чичагов. Мало того, что он занимал важный военный пост, так мужчина этот еще и принадлежал к известному аристократическому роду. Корни последнего находились к Костромской губернии. О матери священномученика сведений нет. Появившегося на свет младенца назвали Леонидом и окрестили спустя почти месяц после рождения в церкви во имя святого Александра Невского .

В десятилетнем возрасте мальчик лишился отца. Образование свое он начал с учебы в Первой классической гимназии города Санкт-Петербурга. Однако учеником указанного учебного заведения Леонид пробыл недолго – всего несколько лет. Причиной тому являлось зачисление будущего митрополита в Пажеский Его Императорского Величества корпус. Когда это случилось, Леониду было 13 лет.

Благодаря упомянутому выше заведению, где святой провел годы, он сумел получить как общее, так и специфическое военное образование. Кроме того, Леониду открылись многочисленные пороки двора и добродетели последнего, оказавшиеся на поверку всего лишь миражами. Наверное, это сыграло главенствующую роль в формировании и целей юноши: Леонид жаждал поступить на военную службу и посвятить ей свою жизнь. Кстати, в Пажском корпусе мальчик получил исключительно церковное воспитание в лучших православных традициях.

Служба на благо Родины

Постепенно мечты юного пажа воплощались в жизнь. По окончании учебного заведения при императорском дворе Леонид сделался подпоручиком и осенью оказался 1875 года в составе Преображенского Полка Его Величества. Практически сразу же вслед за этим молодому человеку подвернулась возможность проверить себя на прочность. Год спустя грянула русско-турецкая война. Подпоручик Чичагов очутился в армии, орудующей на Балканском полуострове. Надо отдать должное будущему святителю: он неоднократно демонстрировал на поле брани мужество и героизм. В промежутке между кровопролитными сражениями Леонид Чичагов получил звание поручика и несколько наград боевого значения.

Как ни странно это звучит, но чем больше отмечали смелость и успехи бравого дворянина, тем меньше он тяготел к продолжению своей жизни в военном ключе. В голове Леонида все чаще появлялись мысли о смерти, духовном смысле бытия и земного существования человека. Его заботили думы о том, отчего люди вынуждены страдать. Сердце же юноши воспылало на поле брани искренней, чистой любовью к христианам, коих немало было среди воевавших с ним плечом к плечу соотечественников. Потому, когда вернулся поручик Чичагов в родные пенаты, у него состоялась встреча со святым Иоанном Кронштадтским. Известный пастырь прояснил для молодого человека многие вопросы духовного плана и, можно сказать, наставил того на путь истинный.

В возрасте 23-х лет Леонид женился. Супругой его стала Наталия Дохтурова, являвшаяся дочерью императорского камергера. Соединились два именитых дворянских рода. Однако в молодой семье действовали не великосветские, а чисто православные порядки. В соответствии с христианскими канонами пара воспитала и произведенных позже на свет дочерей: Веру, Леониду. Екатерину и Наталию.

Несмотря на то, что будущий митрополит в то время часто общался со своим духовным отцом, предавался глубоким размышлениям о Боге, он продолжал строить свою военную карьеру. Весной 1881 года Леонида повысили до штабс-капитана. Во Франции его наградили высшим орденом. В дальнейшем Чичагов явился обладателем более десятка почетных наград.

Духовная деятельность

Поскольку идея о служении Господу не оставляла ум молодого мужчины в покое, в октябре указанного выше года он вступил в должность ктитора Сергиевского артиллерийского собора. Чичагов много сделал для этого храма и в духовно-просветительском, и в финансовом плане.

Кроме того, будущий святой проявил интерес к медицине и овладел знаниями по терапии различных недугов при помощи лекарственных растений. Из под пера святителя вышел двухтомник «Медицинские беседы». Определенное время своей повседневной жизни Леонид Чичагов уделял занятиям по богословию.

В 1890-м году, получив на то благословение Иоанна Кронштадтского, святой оставил карьеру военного. Сразу же после этого Леонид совершил переезд в Москву. А спустя три года бывший офицер добился того, к чему его неуклонно все это время подводила судьба: его рукоположили в сан диакона, чуть позже – пресвитера.

В первый же год служения Господу Леонида постигла беда: с тяжким недугом слегла супруга Наталия. К сожалению, спасти матушку не удалось, и в 1895 году женщина покинула мир земной. Тело своей жены Чичагов предал земле в Дивеево. Хотя святитель и переживал по поводу кончины второй половины, на духовной деятельности его это никак не отразилось. Будущий митрополит активно восстанавливал храмы, причем нередко за собственный счет.

С особым благоговением и почтением Леонид относился к памяти святого Серафима Саровского . Именно благодаря Чичагову произошло открытие и прославление мощей доброго старца: в необходимости совершения сего праведник сумел убедить императора. А еще он написал труд, именуемый «Летописью Серафимо-Дивеевского монастыря», по окончании которого был посвящен в архимандриты. Стараниями Леонида Серафима Саровского канонизировали. Также свет увидел написанный Чичаговым акафист, посвященный старцу, и житие святого.

В 1898 году святитель поступил в Троице-Сергиеву Лавру, в число братии монастырской обители. Таково было решение Леонида – ему натерпелось реализовать до конца задуманное данным-давно предприятие. И вот 14 августа 1898 года свершилось пострижение Чичагова в монахи. Так он получил новое имя – Серафим.

Вслед за эти событием святителя возвели в должность настоятеля Спасо-Евфимиева монастыря, располагавшегося в Суздале. В течение пяти лет верой и правдой служил отец Серафим вверенной ему обители. За это время монастырь вступил в пору процветания.

В дальнейшем духовная карьера Серафима резко пошла вверх. В апреле 1905 года он стал епископом Сухумским, в феврале 1906-го – епископом Орловским и Севским, спустя два года – епископом Кишиневским и т.д. Наконец, в 1948 году святой сделался митрополитом Варшавским.

С приходом к власти большевиков жизнь отца Серафима круто изменилась. Его сделали арестантом Таганской тюрьмы, где святитель пробыл 4 месяца. Затем последовала ссылка на север. А 1937 году священномученика расстреляли.

Митрополит Серафим (в миру Леонид Михайлович Чичагов) родился 9 июня 1856 года; он правнук знаменитого адмирала В.Я. Чичагова, одного из первых исследователей Ледовитого океана, и внук П.В. Чичагова.

Леонид получил образование сначала в Первой Санкт-Петербургской классической гимназии, а затем в Пажеском корпусе, по окончании которого был зачислен в Преображенский полк. В тридцать семь лет он получил звание полковника. К этому времени уже были напечатаны его литературно-исторические труды: «Дневник пребывания Царя-Освободителя в Дунайской армии в 1877 г.», «Французская артиллерия в 1882 г.», «Записки о П.В. Чичагове».

В 1879 году Леонид Михайлович женился на Наталье Николаевне Дохтуровой, внучатой племяннице генерала Д.С. Дохтурова, героя Отечественной войны 1812 года.

Военная карьера не удовлетворяла Леонида Михайловича. С раннего детства он отличался глубокой религиозностью. Потеряв родителей, он, по его словам, привык искать утешение в религии. Полковник гвардейского Преображенского полка стал старостой Преображенского собора на Литейном проспекте и жертвовал немалые средства на храм.

Чувство милосердия, желание помогать страждущим привели Леонида Михайловича к изучению медицинских наук, и впоследствии он написал книгу «Медицинские беседы».

В 1891 году Леонид Михайлович объявил о своем желании оставить военную службу и, к великому удивлению близких, вышел в отставку в чине полковника армии, решив избрать иной жизненный путь – священство.

Жена его тяжело переживала это решение. Отец Иоанн Кронштадтский, духовным сыном которого был Леонид Михайлович, сказал ей:

– Ваш муж должен стать священником, и вы не должны препятствовать избранному вашим мужем пути, так как на этом поприще он достигнет больших высот.

Выйдя в отставку, Леонид Михайлович переехал с семьей в Москву и приступил к изучению богословских наук, готовясь к рукоположению. 28 февраля 1893 года он был рукоположен в кремлевском Успенском соборе в сан священника и приписан к кремлевской синодальной церкви Двунадесяти апостолов.

Через два года о. Леонид был определен священником для духовного окормления военнослужащих артиллерийского ведомства Московского военного округа.

Он со свойственной ему энергией частью на свои средства, частью на пожертвования отреставрировал храм – во имя святителя Николая на Старом Ваганькове, принадлежавший Румянцевскому музею и в течение тридцати лет стоявший закрытым, в котором и стал служить. В том же году неожиданно скончалась Наталья Николаевна, оставив четырех дочерей, из которых младшей было десять лет. Поручив воспитание дочерей двум доверенным лицам, о. Леонид в том же году поступил в Троице-Сергиеву Лавру и принял иночество. 14 августа 1898 года он был пострижен в мантию с именем Серафим.

После смерти настоятеля Суздальского Спасо-Евфимьева монастыря архимандрита Досифея обер-прокурор Святейшего Синода Победоносцев назначил на этот пост иеромонаха Серафима. Вскоре он был возведен в сан архимандрита и назначен благочинным монастырей Владимирской епархии. Он нашел древнюю обитель разрушающейся, обновил ее на собранные им пожертвования и за пять лет своего управления привел в цветущее состояние. Особые усилия были предприняты им по благоустройству арестантского отделения Суздальской тюрьмы-крепости: он капитально отремонтировал здание и устроил библиотеку для узников. Такое отношение архимандрита Серафима к узникам сразу сказалось: девять закоренелых сектантов вернулись в православие, и это позволило ему ходатайствовать перед Святейшим Синодом об освобождении остальных. По его ходатайству тринадцать человек были выпущены на свободу, и тюрьма перестала существовать.

Став священником, о. Леонид занялся составлением «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», которая явилась самым значительным трудом его жизни. О причине составления ее он сам впоследствии рассказывал следующее: «Когда после довольно долгой государственной службы я сделался священником в небольшой церкви за Румянцевским музеем, мне захотелось съездить в Саровскую пустынь, место подвигов преподобного Серафима, тогда еще не прославленного, и когда наступило лето, поехал туда. Саровская пустынь произвела на меня сильное впечатление. Я провел там несколько дней в молитве и посещал все места, где подвизался преподобный Серафим. Оттуда перебрался в Дивеевский монастырь, где мне очень понравилось и многое напоминало о преподобном Серафиме, так заботившемся о дивеевских сестрах. Игумения приняла меня очень приветливо, много со мной беседовала и, между прочим, сказала, что в монастыре живут три лица, которые помнят преподобного: две старицы-монахини и монахиня Пелагея (в миру Параскева, Паша). Особенно хорошо помнит его Паша, пользовавшаяся любовью преподобного и бывшая с ним в постоянном общении. Я выразил желание ее навестить, чтобы услышать что-либо о преподобном из ее уст. Меня проводили к домику, где жила Паша. Едва я вошел к ней, как Паша, лежавшая в постели (она была очень старая и больная), воскликнула:

– Вот хорошо, что ты пришел, я тебя давно поджидаю: преподобный Серафим велел тебе передать, чтобы ты доложил Государю, что наступило время открытия его мощей и прославления.

Я ответил Паше, что по своему общественному положению не могу быть принятым Государем и передать ему в уста то, что она мне поручает. Меня сочтут за сумасшедшего, если я начну домогаться быть принятым Императором. Я не могу сделать то, о чем она меня просит.

На это Паша сказала:

– Я ничего не знаю, передала только то, что мне повелел преподобный.

В смущении я покинул келью старицы. После нее пошел к двум монахиням, помнившим преподобного. Они жили вместе и друг за другом ухаживали. Одна была слепая, а другая вся скрюченная и с трудом передвигалась по комнате: она заведовала прежде квасоварней и как-то, передвигая в погреб по ступенькам лестницы тяжелую бочку с квасом, полетела вниз, и вслед за ней бочка, ударившая ее по средним позвонкам спинного хребта всею своею тяжестью. Обе они были большие молитвенницы, слепая монахиня постоянно молилась за усопших, при этом души их являлись к ней, и она видела их духовными очами. Кое-что она могла сообщить и о преподобном.

Перед отъездом в Саров я был у о. Иоанна Кронштадтского, который, передавая мне пять рублей, сказал:

– Вот прислали мне пять рублей и просят келейно молиться за самоубийцу: может быть, вы встретите какого-нибудь нуждающегося священника, который бы согласился молиться за несчастного.

Придя к монахиням, я прочитал перед слепой записочку, в которую вложил пять рублей, данных мне о. Иоанном. Помимо этого я назвал имя своей покойной матери и просил молиться за нее. В ответ услышал:

– Придите за ответом через три дня.

Когда я пришел в назначенное время, то получил ответ:

– Была у меня матушка ваша, она такая маленькая, маленькая, а с ней Ангелочек приходил.

Я вспомнил, что моя младшая сестра скончалась трех лет.

– А вот другой человек, за которого я молилась, тот такой громадный, но он меня боится, все убегает. Ой, смотрите, не самоубийца ли он?

Мне пришлось сознаться, что он действительно самоубийца, и рассказать про беседу с о. Иоанном.

Вскоре я уехал из Дивеевского монастыря и, возвращаясь в Москву, невольно обдумывал слова Паши. В Москве они опять пришли мне в голову, и вдруг однажды меня пронзила мысль, что ведь можно записать все, что рассказывали о преподобном Серафиме помнившие его монахини, разыскать других лиц из современников преподобного и расспросить их о нем, ознакомиться с архивами Саровской пустыни и Дивеевского монастыря и заимствовать оттуда все, что относится к жизни преподобного и последующего после его кончины периода. Привести весь этот материал в систему и хронологический порядок, затем этот труд, основанный не только на воспоминаниях, но и на фактических данных и документах, дающих полную картину жизни и подвигов преподобного Серафима и значение его для религиозной жизни народа, напечатать и поднести Императору, чем и будет исполнена воля преподобного, переданная мне в категоричной форме Пашей. Такое решение еще подкреплялось тем соображением, что царская семья, собираясь за вечерним чаем, читала вслух книги богословского содержания, и я надеялся, что и моя книга будет прочитана.

Таким образом зародилась мысль о «Летописи».

Для приведения ее в исполнение я вскоре взял отпуск и снова отправился в Дивеево. Там мне был предоставлен архив монастыря, так же как и в Саровской пустыни. Но прежде всего я отправился к Паше и стал расспрашивать ее обо всех известных эпизодах жизни преподобного, тщательно записывал все, что она передавала мне, а потом ей записи прочитывал. Она находила все записанное правильным и, наконец, сказала:

– Все, что помню о преподобном, тебе рассказала, и хорошо ты и верно записал, одно нехорошо, что ты меня расхваливаешь.

В это время игумения Дивеевского монастыря отправилась в Нижний Новгород на ярмарку, чтобы закупить годовой запас рыбы для монастыря, а когда я в ее отсутствие пожелал навестить Пашу, то застал ее совершенно больной и страшно слабой. Я решил, что дни ее сочтены. Вот, думалось мне, исполнила волю преподобного и теперь умирает. Свое впечатление я поспешил передать матери казначее, но она ответила:

– Не беспокойтесь, батюшка, без благословения матушки игумении Паша не умрет.

Через неделю игумения приехала с ярмарки, и я тотчас пошел сообщить о своих опасениях относительно Прасковии, уговаривая ее немедленно сходить к умирающей, дабы проститься с ней и узнать ее последнюю волю, иначе будет поздно.

– Что вы, батюшка, что вы, – ответила она, – я только приехала, устала, не успела осмотреться; вот отдохну, приведу в порядок все, тогда пойду к Паше.

Через два дня мы пошли вместе к Паше. Она обрадовалась, увидев игумению. Они вспомнили старое, поплакали, обнялись и поцеловались. Наконец игумения встала и сказала:

– Ну, Паша, теперь благословляю тебя умереть.

Спустя три часа я уже служил по Параскеве первую панихиду. Возвратившись в Москву с собранным материалом о преподобном Серафиме, я немедленно приступил к своему труду. Вскоре я овдовел и принял монашество с именем Серафима, избрав его своим небесным покровителем. «Летопись» была издана в 1896 году и преподнесена Государю, что повлияло на решение вопроса о прославлении преподобного Серафима».

«Летопись» эта выдержала два издания – в 1896 и 1903 годах – и представляет собой подробное описание создания монастыря в Дивееве – четвертого удела Божией Матери на земле. Книга по собранному материалу в сравнении с известными трудами других авторов наиболее достоверно отражает все события, происшедшие со дня основания монастырей в Сарове и Дивееве, рассказывает о первоустроительнице, матушке Александре, содержит жизнеописание преподобного Серафима и близких ему людей.

В 1902 году архимандриту Серафиму было видение, о котором он впоследствии рассказал своему духовному сыну протоиерею Стефану Ляшевскому: «По окончании «Летописи» я сидел в своей комнатке в одном из дивеевских корпусов и радовался, что закончил наконец труднейший период собирания и написания о преподобном Серафиме. В этот момент в келию вошел преподобный Серафим и я увидел его как живого. У меня ни на минуту не мелькнуло мысли, что это видение – так все было просто и реально. Но каково же было мое удивление, когда батюшка Серафим поклонился мне в пояс и сказал:

– Спасибо тебе за летопись. Проси у меня все что хочешь за нее.

С этими словами он подошел ко мне вплотную и положил свою руку мне на плечо. Я прижался к нему и говорю:

– Батюшка, дорогой, мне так радостно сейчас, что я ничего другого не хочу, как только всегда быть около вас.

Батюшка Серафим улыбнулся в знак согласия и стал невидим. Только тогда я сообразил, что это было видение. Радости моей не было конца».

Используя свои связи в придворных кругах, архимандрит Серафим сумел встретиться с императором Николаем II и склонил его в пользу открытия мощей.

По повелению императора в августе 1902 года было поручено произвести предварительное освидетельствование останков старца Серафима митрополиту Московскому Владимиру, епископам Тамбовскому Дмитрию и Нижегородскому Назарию вместе с суздальским архимандритом Серафимом Чичаговым и прокурором Московской Синодальной конторы Ширинским-Шихматовым.

Освидетельствование останков преподобного показало, что нетленных мощей нет.

При обсуждении этого вопроса в Синоде возникла смута. Практически весь Синод был против. Куда ехать? Зачем? Мощей нетленных нет, только кости. Ехать в глушь, в лес!

На открытии настаивал лишь сам государь, с ним единомысленны были только обер-прокурор Саблер и митрополит Антоний (Вадковский).

Однако император не оставил намерения канонизировать старца Серафима и всячески поддерживал благоговейную память о нем. В октябре 1902 года он прислал в дар Серафимо-Дивеевскому монастырю лампаду К находящейся в Троицком соборе иконе Божией Матери «Умиление», перед которой на молитве скончался отец Серафим. Лампаду, по повелению его величества, доставил в обитель архимандрит Серафим. В воскресенье, 20 октября, по совершении божественной литургии в соборном храме о. Серафим торжественно установил перед образом Богоматери лампаду и возжег ее к великой радости сестер.

11 января 1903 года к освидетельствованию останков старца Серафима приступила назначенная Синодом комиссия в составе десяти человек под руководством митрополита Московского Владимира. Членом этой комиссии был также и архимандрит Серафим. Результатом явился подробный акт освидетельствования, представленный на монаршее усмотрение. Государь, прочитав его, написал: «Прочел с чувством истинной радости и глубокого умиления».

Донесение комиссии и желание императора убедили Синод принять решение о канонизации преподобного Серафима Саровского.

Синод постановил: «Ввиду ожидаемого ко дню прославления и открытия святых мощей преподобного отца Серафима, Саровского чудотворца, стечения большого количества посетителей и богомольцев, признано необходимым принять меры к надлежащему устройству путей сообщения и потребных помещений… поручить архимандриту Суздальского монастыря и прокурору Московской Синодальной конторы князю Ширинскому-Шихматову принять заведование всеми подготовительными мерами для устройства и приведения к благополучному окончанию многосложных дел, связанных с предстоящим торжеством прославления преподобного отца Серафима».

На этом не закончились труды о. Серафима, связанные с прославлением преподобного. Он написал краткое житие преподобного Серафима Саровского и краткую летопись Серафимо-Дивеевского монастыря.

Возвратись после саровских торжеств в древний Суздаль, о. Серафим занялся подготовительными работами к предстоящему празднованию 500-летия со дня кончины преподобного Евфимия, Суздальского чудотворца, и составил жизнеописание этого святого. Но отпраздновать в Суздале этот юбилей ему не пришлось. 14 февраля 1904 года он был назначен настоятелем Воскресенского Ново-Иерусалимского монастыря, где пробыл год, но за это время сумел отреставрировать величественный собор знаменитой обители.

28 апреля 1905 года в Успенском соборе Московского Кремля митрополитом Владимиром (Богоявленским), епископом Трифоном (Туркестановым) и епископом Серафимом (Голубятниковым) архимандрит Серафим был хиротонисан во епископа Сухумского.

При хиротонии владыка так определил свой жизненный путь: «Многоразлично совершается призыв Божий! Неисследимы пути Провидения Божия, предопределяющие пути человеку. Со мной вот уже в третий раз в продолжение последних двенадцати лет происходят перевороты, которые меняют весь строй моей жизни. Хотя я никогда не забывал молитвенно простирать руки к Богу в надежде на Его милосердие и всепрощение, но мог ли себе представить, что мой первоначальный светский путь, казавшийся естественным и вполне соответственным моему рождению и воспитанию, продолжавшийся так долго и с таким успехом, не тот, который мне предназначен Богом? И как я должен был убедиться в этом? Несомненно, путем испытаний и скорбей, ибо известно, что скорби – это лучшие провозвестники воли Божией, и от начала века они служили людям знамением избрания Божия. Испытав с восьмилетнего возраста сиротство, равнодушие людей, беспомощность и убедившись в необходимости проложить себе жизненный путь собственным трудом и многолетним учением, я по окончании образования, еще в молодости, прошел все ужасы военного времени, подвиги самоотвержения, но, сохраненный в живых дивным Промыслом Божиим, продолжал свой первоначальный путь, претерпевая многочисленные и разнообразные испытания, скорби и потрясения, которые окончились семейным несчастьем – вдовством. Перенеся столько скорбей, я вполне убедился, что этот мир, который так трудно перестать любить, делается через них нашим врагом и что мне предопределен в моей жизни особенный, тернистый путь… Тяжело испытывать пути Божии! Не потому, что требуется безусловная покорность, совершенное послушание и всецелая преданность в волю Божию, даруемые Самим Господом; тяжело потому, что, как говорит святитель Филарет, митрополит Московский, мир, побежденный верою, плененный в ее послушание, допущенный посему в область ее, непременно внес в нее свой собственный дух; таким образом, сей враг Христа и христианства очутился в пределах самого христианства, прикрывшись именем христианского мира, он действует свободно и учреждает себе мирское христианство, старается обратно переродить сынов веры в сынов мира, сынов мира не допустить до возрождения в истинную жизнь христианскую, а на непокорных ему вооружается ненавистью, лукавством, злословием, клеветами, презрением и всяким орудием неправды.

Поэтому жизнь людей, взятых из мира и поставленных на духовный путь, особенно многотрудная и многоскорбная. Подобное произошло и со мной. Иные опоясывали меня и вели туда, куда я не ожидал и не мечтал идти, и эти люди были, конечно, высокой духовной жизни. Когда по их святым молитвам во мне открылось сознание, что Сам Господь требует от меня такой перемены в пути ради Его Божественных целей, что это необходимо для всей моей будущей жизни, для предназначенных мне еще испытаний и скорбей, для моего сораспятия Христу, то несмотря ни на какие препятствия, поставленные мне миром, я исполнил святое послушание и сначала принял священство, а по вдовстве – монашество. Долго я переносил осуждения за эти важные шаги в жизни и хранил в глубине своего скорбного сердца истинную причину их. Но наконец Сам Господь оправдал мое монашество в ближайшем моем участии в прославлении великого чудотворца преподобного Серафима. Ныне, по всеблагой воле Господа, я призываюсь на высокое служение Церкви Христовой в сане епископа».

Владыка, едва появившись в Грузии, столкнулся с положением грозным: революция 1905 года всколыхнула грузинский национализм; и епископ со всей присущей ему энергией принялся бороться против смуты.

На Сухумской кафедре епископ Серафим прослужил недолго и в 1906 году был переведен в Орел. В Орловской епархии он пробыл до 1908 года. Это время владыка деятельно занимался устройством церковно-приходской жизни, организовал в епархии приходские советы с возложением на них обязанностей церковной благотворительности.

Впоследствии епископ Серафим на основании своего опыта в Орловской епархии составил «Обращение к духовенству епархии по вопросу о возрождении приходской жизни». В «Обращении» пункт за пунктом рассматривались все стороны приходской жизни, подробно объяснялось, что такое возрождение приходской жизни, цель его и что надо сделать для достижения желаемых результатов.

По мнению владыки Серафима, «необходимо вернуться к церковно-общественной жизни древнерусского прихода, чтобы приходская община занималась единодушно не только просвещением, благотворительностью, миссионерством, но и нравственностью своих сочленов, восстановлением прав старших над младшими, родителей над детьми, воспитанием и руководством молодого поколения, утверждением христианских и православных установлений.

Для возрождения пастырства и приходской жизни требуется прежде всего объединение пастырей с пасомыми. Этому могут способствовать пастырские собрания и съезды. Возрождение приходской жизни должно исходить от епископа. Если последний не объединится со своими помощниками-пастырями, то они не объединятся между собой и с прихожанами; если епископ не проникнется этой идеей возрождения прихода, не будет сам беседовать во время съезда епархии с пастырями, давать им самые подробные практические указания, не станет с полным самоотвержением переписываться с недоумевающими священниками, сыновне вопрошающими архипастыря в своих затруднениях, не будет печатать в «Епархиальных ведомостях» свои наставления и указания, все то, что он хотел бы пояснить и ввести, то приходское оживление не произойдет и жизненное начало не проникнет в наши омертвелые общины».

В 1907 году преосвященного Серафима назначили членом Синода; через год – епископом Кишиневским и Хотинским. В Кишиневе, как ранее в Орле, он занялся возрождением приходов, имея уже богатый опыт. Владыка объезжал епархию, беседовал со священнослужителями, иноками, мирянами и учащимися.

К этому времени относится история изгнания старца Варсонофия (Плиханкова) из Оптиной пустыни и перевода его в Голутвин монастырь. По изложению И.М. Концевича, епископ Серафим принял в ней деятельное участие на стороне гонителей старца. По рассказу священника Василия Шустина, духовного сына о. Варсонофия, дело обстояло иначе: «Нашлись люди, которым мудрость батюшки (о. Варсонофия. – И. Д.) не давала жить, и враг не дремал. Поселился в скиту некто Митя Косноязычный из города Козельска. Был он пьяница и тайно развращал монахов. Батюшка не мог этого терпеть и выселил его из скита. Сейчас же против батюшки открыто ополчился целый легион… В Оптину приехала одна из женщин петербургского религиозно-политического кружка графини Игнатьевой и собрала против батюшки все обвинения, какие только можно было измыслить. Приезжавший в Оптину епископ Серафим (Чичагов) обелил батюшку, но дело его отзыва из Оптиной уже было где-то решено. Отец Варсонофий должен был покинуть скит…»

В Кишиневе владыка Серафим прослужил до 1912 года, когда был назначен архиепископом Тверским и Кашинским.

Революция 1917 года застала архиепископа Серафима в Санкт-Петербурге; вернувшись в Тверь, он узнал, что епархиальный съезд проголосовал за удаление его из епархии и Синод, руководимый обер-прокурором Львовым, отправил его на покой.

Архиепископ Серафим был избран членом Поместного Собора 1917/18 годов. После Собора он был возведен в сан митрополита с назначением в Варшаву, но из-за сложившейся политической обстановки не смог отправиться к месту назначения, поселился в Москве и служил в различных храмах.

Во время Первой мировой войны из Польши было эвакуировано в Россию почти все православное духовенство. После заключения Брестского мира возник вопрос о возвращении в Польшу духовенства и имущества Православной Церкви. Митрополит Серафим подал заявление в Совет Народных Комиссаров с просьбой разрешить ему вместе с духовенством выехать в Польшу, но получил отказ. Вскоре началась гражданская война, и все хлопоты по переезду в Польшу пришлось отложить. Владыка поселился в Черниговском скиту около Троице-Сергиевой Лавры, где прожил, почти не выезжая, до конца 1920 года. В январе 1921 года он получил предписание Синода о необходимости ускорить возвращение в Варшаву православного духовенства и церковного имущества. До него доходили слухи о бедственном положении православного населения Польши, которое за время войны почти лишилось храмов и духовенства. Митрополит обратился к управляющему делами Совнаркома Горбунову и в Народный Комиссариат иностранных дел с просьбой выяснить вопрос об отправке в Польшу. И получил ответ, что дело может быть рассмотрено по прибытии в Москву официального польского представительства. Весной 1921 года в Москву прибыли представители Польши; владыка посетил их и объяснил необходимость возвращения в Польшу духовенства. Тотчас после посещения поляков у него был произведен обыск и изъято два письма: одно – главе католической церкви в Польше кардиналу Каповскому, другое – протоиерею Врублевскому, представлявшему в Варшаве интересы православного духовенства. 11 мая 1921 года владыка был вызван на допрос в ЧК к некоему Шпицбергу для объяснений относительно писем.

После ухода митрополита Шпицберг составил заключение, что никоим образом нельзя отпускать Чичагова в Польшу, где он будет действовать «как эмиссар российского патриарха» и «координировать – против русских трудящихся масс за границей фронт низверженных российских помещиков и капиталистов под флагом «дружины друзей Иисуса». Шпицберг потребовал заключить митрополита Серафима в Архангельский концлагерь. С этим согласились начальник 7-го отдела СО ВЧК Самсонов и его заместитель Агранов. В то же время секретный сотрудник ЧК донес, что владыка агитирует против изъятия церковных ценностей. 24 июня 1921 года состоялось заседание судебной Тройки ВЧК в составе Самсонова, Апетера и Фельдмана, которые постановили: «Заключить гражданина Чичагова в Архангельский концлагерь сроком на два года», но не отдали распоряжение о его аресте и этапировании. И владыка продолжал жить на воле и служить в храмах Москвы, между тем как срок заключения уже начал отсчет; митрополита арестовали только 12 сентября 1921 года и поместили в Таганскую тюрьму.

Сразу же после его ареста Наталья и Екатерина Чичаговы стали хлопотать перед Калининым о смягчении участи отца. Они просили, чтобы власти освободили его или хотя бы оставили в заключении в Москве, учитывая возраст и болезни. Калинин написал, что можно оставить в московской тюрьме «приблизительно на полгодика». 13 января начальником 6-го секретного отделения ВЧК Рутковским по распоряжению ВЦИК было составлено заключение по «делу» митрополита: «С упрочением положения революционной соввласти в условиях настоящего времени гр. Чичагов бессилен предпринять что-либо ощутительно враждебное против РСФСР. К тому же, принимая во внимание его старческий возраст 65 лет, полагаю, постановление о высылке на 2 года применить условно, освободив гр. Чичагова Л.М. из-под стражи». 14 января 1922 года президиум ВЧК постановил освободить митрополита из-под стражи; 16 января он вышел на свободу. Всю зиму владыка тяжело болел.

Однако ГПУ вовсе не собиралось отпускать его на волю – и здесь не имели значения ни возраст, ни болезни святителя, а только цели самого учреждения. Его преследовали и ссылали не из-за противоправных поступков, а стремясь нанести Церкви как можно больший урон. 22 апреля 1922 года Рутковский дал новое заключение по «делу» митрополита: «Принимая во внимание, что Белавиным, совместно с Синодом, по-прежнему ведется реакционная политика против советской власти и что при наличии в Синоде известного реакционера Чичагова лояльное к власти духовенство не осмеливается открыто проявлять свою лояльность из-за боязни репрессий со стороны Чичагова, а также и то, что главная причина последовавшего освобождения Чичагова от наказания его, якобы острое болезненное состояние, не находит себе оправдания после его освобождения и нисколько не мешает Чичагову заниматься делами управления духовенства, полагаю… Чичагова Леонида Михайловича… задержать и отправить этапным порядком в распоряжение Архангельского губотдела для вселения на местожительство, как административного ссыльного сроком по 24 июня 1923 г.»

25 апреля судебная коллегия ГПУ под председательством Уншлихта приговорила митрополита Серафима к ссылке в Архангельскую область.

В мае 1922 года владыка прибыл в Архангельск в самый разгар арестов и судебных процессов по делам об изъятии церковных ценностей. И сразу же ГПУ вознамерилось его допросить, чтобы узнать его мнение о мероприятиях, касающихся изъятия церковных ценностей. Митрополит был болен, явиться в ГПУ не мог и изложил свое суждение письменно. «Живя в стороне от церковного управления и его распоряжений, – писал он, – я только издали наблюдал за событиями и не участвовал в вопросе об изъятии ценностей из храмов для помощи голодающему населению. Все написанное в современной печати по обвинению епископов и духовенства в несочувствии к пожертвованию церковных ценностей на народные нужды преисполняло мое сердце жестокой обидой и болью, ибо многолетний служебный опыт мой, близкое знакомство с духовенством и народом свидетельствовали мне, что в православной России не может быть верующего христианина, и тем более епископа или священника, дорожащего мертвыми ценностями, церковными украшениями, металлом и камнями более, чем живыми братьями и сестрами, страдающими от голода, умирающими от истощения и болезней… Чувствовалось, что по чьей-то вине произошло роковое недоразумение…»

В Архангельске митрополит прожил до конца апреля 1923 года, а затем с разрешения ВЦИК переехал в Москву; ни в каких церковных делах участия не принимал, на службу ездил в Данилов монастырь к своему духовнику архимандриту Георгию Лаврову и архиепископу Феодору (Поздеевскому), сам почти нигде не бывал и у себя мало кого принимал.

Многое в жизни семидесятилетнего старца было связано с преподобным Серафимом Саровским. Даже теперь, двадцать лет спустя после канонизации преподобного, ГПУ ставило ему в вину организацию торжеств: «1б апреля 1924 года гр. Чичагов Леонид Михайлович был арестован секретным отделом ОГПУ по имеющимся материалам: в 1903 году Чичагову было поручено руководство и организация открытия мощей Серафима Саровского…»

Арестованный митрополит давал объяснения следователю ГПУ Казанскому относительно своего участия в открытии мощей преподобного Серафима: «Я принимал непосредственное участие в открытии мощей Серафима Саровского по распоряжению Синода, утвержденному Николаем; последний узнал о моей близости к Дивеевскому монастырю от бывшей княгини Милицы Ивановны. Я знаю, что Серафим был особо чтимым угодником у Романовых. Приблизительно лет за 5 до открытия мощей Серафима я написал из разных источников «Летопись Серафимо-Дивеевского монастыря».

Следствие интересовалось, нет ли в «Летописи» намеков на революционные события, на современную смуту в государстве, в Церкви и в обществе в связи с рассказом о том, что выкопанную по благословению преподобного Серафима канавку антихрист не перейдет. Владыка отвечал: «Говоря о «канавках»… я подразумеваю распоряжение Серафима о вырытии канав и предсказания его в связи с будущей историей Лавры, которая должна быть выстроена на этом окопанном месте, о судьбе этой Лавры и канавок в дни антихриста. Но никаких намеков на смуту в государстве, в Церкви, в обществе моя книга не содержит».

8 мая 1924 года патриарх Тихон подал в ОГПУ ходатайство об освобождении находившегося в Бутырской тюрьме митрополита Серафима, престарелого и больного, за лояльное отношение которого к существующей гражданской власти он, патриарх Тихон, ручается.

Письмо было получено Тучковым на следующий день и оставлено без последствий, дело шло своим чередом. Наконец, 17 июля 1924 года уполномоченный ОГПУ Гудзь предложил освободить митрополита Серафима из-под стражи, и вскоре тот был освобожден. В это время власти приказали живущим в Москве архиереям покинуть город. Владыка хотел поселиться в Дивеевском монастыре, но игумения монастыря Александра (Траковская) ему в этом отказала.

Митрополита Серафима приняла игумения Арсения (Добронравова) в Воскресенский-Феодоровский женский монастырь, находившийся около города Шуи Владимирской области.

Владыка приехал с дочерью Натальей (в монашестве Серафима), которая была очень близка к отцу и много помогала ему в заключении и ссылке.

В монастыре митрополит часто служил, а в воскресные и праздничные дни всегда. После таких служб устраивался праздничный обед, на котором присутствовал и митрополит Серафим.

Прекрасный знаток пения и сам сочинитель духовной музыки, митрополит Серафим большое внимание уделял церковному хору, разучивая с монастырскими певчими песнопения и проводя спевки.

Блаженны годы, которые он прожил в монастыре. Редкостный мир царил среди сестер, любивших и почитавших свою игумению как первую подвижницу и самого смиренного в монастыре человека. И какое удовольствие было слушать митрополита, когда он читал вторую часть «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», описывающую события, предшествовавшие канонизации преподобного Серафима. В «Летописи» была подробно описана та смута, которая произошла в Синоде, когда пришло время всецерковно прославить преподобного Серафима. До революции рукопись не была допущена к печати цензурой, а после революции прекратилось христианское книгопечатание. «Летопись» впоследствии была арестована на одном из обысков и пропала.

В 1928 году митрополит Серафим был назначен управляющим Санкт-Петербургской епархией. За два года, что он прожил в монастыре, все привыкли к владыке и полюбили его. Участие в богослужениях и сама жизнь много знающего митрополита, участника торжественной канонизации преподобного Серафима, воспоминания о встречах с людьми, знавшими преподобного, и чтение «Летописи» весьма украшали многоскорбную в настоящих условиях монастырскую жизнь. Проводы были трогательные и грустные. Монахини понимали, что расстаются с ним навсегда. Вместе с владыкой игумения Арсения отпустила монахинь Севастиану и Веру, которые помогали ему в монастыре и впоследствии помогали ему по хозяйству до самого его ареста.

В то время, когда другие архиереи колебались в признании каноничности власти митрополита Сергия (Страгородского), митрополит Серафим признал ее сразу. Человек порядка, привыкший мыслить в категориях строгой иерархии, он считал восстановление централизованной власти наиболее важным делом. По отношению к власти владыка придерживался принципа: «Закон суров, но это закон».

Свою первую литургию в Петербурге он совершил в Преображенском соборе на Литейном проспекте, где когда-то был старостой.

Резиденция митрополита была в Новодевичьем монастыре. В первую же неделю правления он собрал здесь священников города и, указав им, что «не их дело церковная политика и не им осуждать архиереев», начал отчитывать за те непорядки, которые успел подметить за литургией. Он категорически запретил проведение исповеди во время литургии, так же как и общую исповедь.

Владыка служил каждое воскресенье в одном из храмов города или пригорода. После службы он проповедовал. В кратких и сильных словах он разъяснял смысл Таинства, как сильна молитва после пресуществления Даров:

– Дух Святой, – говорил митрополит, - пресуществляет на престоле Дары, но Он сходит и на каждого из нас, обновляет наши души, умственные силы, всякая молитва, если она произносится от всего сердца, будет исполнена.

И когда митрополит после благословения Даров преклонял колени, припадая к престолу, все молящиеся падали ниц.

Особенную важность он видел в сохранении Таинств, как они заповеданы церковной традицией и святыми отцами. Священник Валентин Свенцицкий писал о владыке, что тот в своем докладе против общей исповеди, между прочим, говорил: «Никакой общей исповеди не существовало ни в древности, ни впоследствии, и нигде о ней не упоминается на протяжении всей истории Православной Церкви… Установление общей исповеди является явной заменой новозаветного Таинства ветхозаветным обрядом».

По пятницам в Знаменской церкви у Московского вокзала, где был придел преподобного Серафима, митрополит читал акафист преподобному. Читал наизусть, а после акафиста беседовал с народом.

Особо почитал владыка Царицу Небесную и часто говорил о большой любви Божией Матери к земле Русской. «Эта любовь явилась в многочисленных иконах Божией Матери на Святой Руси. Но росли наши грехи и беззакония: Божия Матерь отступила от нас, и скрылись святые чудотворные иконы Царицы Небесной, и пока не будет знамения от святой чудотворной иконы Божией Матери, не поверю, что мы прощены. Но я верю, что такое время будет и мы до него доживем».

Всю жизнь митрополит боролся за чистоту православия. Святой праведный Иоанн Кронштадтский незадолго до своей смерти, благословляя его в последний раз, сказал:

– Я могу покойно умереть, зная, что ты и преосвященный Гермоген будете продолжать мое дело, будете бороться за православие, на что я вас и благословляю.

Всю жизнь владыка занимался благотворительностью. Еще будучи военным, он обратил внимание на беспомощность лиц военного ведомства, расстроивших свое здоровье во время прохождения службы. Он учредил благотворительное общество помощи военным, которые были не в состоянии вследствие болезни служить и были вынуждены выходить в отставку до приобретения прав на пенсию.

Митрополит Серафим заботился о детях-сиротах, родители которых погибли на войне. Широкая бесплатная медицинская практика владыки была направлена на облегчение страданий страждущих. Во время русско-японской войны по его благословению формировались санитарные поезда, и он сам собирал пожертвования.

Придавая огромное значение возрождению приходской жизни, владыка Серафим считал необходимым через приходские советы организовывать школы, библиотеки и столовые.

Сам отведав горечь уз и ссылки, он с любовью и благоговением хоронил умершего в тюрьме архиепископа Илариона (Троицкого). Тело его выдали родственникам в грубо сколоченном гробу. Когда гроб открыли, никто не узнал владыку, так изменили его внешность заключение и болезнь. Владыка Серафим принес свое белое облачение и белую митру. По облачении тело архиепископа положили в другой гроб. Отпевание совершал сам митрополит Серафим в сослужении шести архиереев и множества духовенства.

У владыки Серафима было много духовных детей. Сохранилось его письмо из ссылки (Архангельск, 1922 год) духовному сыну Алексею Беляеву. Вот выдержка из него: «Все мы люди, и нельзя, чтобы житейское море не пенилось своими срамотами, грязь не всплывала бы наружу и этим не очищалась бы глубина целой стихии.

Ты же будь только с Христом, единой Правдой, Истиной и Любовью, а с Ним все прекрасно, все понятно, все чисто и утешительно. Отойди умом и сердцем, помыслами от зла, которое властвует над безблагодатными, и заботься об одном – хранить в себе, по вере, божественную благодать, через которую вселяется в нас Христос и Его мир.

Не видеть этого зла нельзя; но ведь вполне возможно не допускать, чтобы оно отвлекало от Божией правды. Да, оно есть и ужасно по своим проявлениям, но как несчастны те, которые ему подчиняются. Ведь мы не отказываемся изучать истину и слушать умных людей, потому что существуют среди нас сумасшедшие в больнице и на свободе. Такие факты не отвращают от жизни; следовательно, с пути правды и добра не должно нас сбивать то, что временами злая сила проявляет свое земное могущество. Бог поругаем не бывает, а человек что посеет, то и пожнет.

Учись внутренней молитве, чтобы она была не замечена по твоей внешности и никого не смущала. Чем более мы заняты внутренней молитвой, тем полнее, разумнее и отраднее наша жизнь вообще. И время проходит незаметнее, быстрее. Для того особенно полезна Иисусова молитва и собственные короткие изречения «помоги мне, Господи» или «защити и укрепи», или «научи» и проч.

Молящийся внутренне, смотрит на все внешнее равнодушно, рассеянно, ибо эта молитва не умственная, а сердечная, отделяющая от поверхности земли и приближающая к невидимому Небу.

Учись прощать всем их недостатки и ошибки и ввиду подчинения их злой силе, и, несомненно, ненормального состояния духа. Говори себе:

«Помоги ему, Господи, ибо он духовно болен!» Такое сознание помешает осуждению, ибо судить может только тот, кто сам совершен и не ошибается, все знает, а главное, знает наверное, что человек действует не по обстоятельствам, сложившимся вокруг него, а по своему произволению, по своей страсти».

В Петербурге митрополит прослужил пять лет; 14 октября 1933 года указом Синода он был отправлен на покой. 24 октября он совершил свою последнюю службу в Спасо-Преображенском соборе и вечером выехал в Москву. Первое время владыка жил в резиденции митрополита Сергия (Страгородского), пока подыскивали жилище. В начале 1934 года он поселился в Малаховке, а затем переехал на станцию Удельная, где арендовал полдачи. Это были две небольшие комнаты и кухня. В одной комнате была устроена спальня владыки, с большим количеством книг, икон и рабочим письменным столом. Другая комната отведена под столовую-гостиную. Здесь стояли обеденный стол, фисгармония и диван; на стене висел большой образ Спасителя в белом хитоне, написанный владыкой.

Спокойными и безмятежными были последние месяцы жизни митрополита в Удельной. Самое скорбное это были старость и связанные с нею болезни. Он сильно страдал от гипертонии, одышки, последнее время от водянки, так что передвигался с трудом и из дома почти не выходил. Днем к нему приходили духовные дети, иные приезжали из Петербурга; посещали владыку митрополиты Алексий (Симанский) и Арсений (Стадницкий), приезжая на заседания Синода. Вечерами, когда все расходились, митрополит садился за фисгармонию и долго-долго играл известную духовную музыку или сочинял сам. И тогда мир и покой разливались повсюду. Благодатная жизнь подходила к концу. Ее оставалось немного. И что еще сделать, как еще при немощах и болезнях потрудиться Господу. И так хотелось единственного – быть рядом с преподобным, которому он послужил когда-то.

Но что же может вознести в те обители, где он обитает, всю жизнь распинавший в себе плоть с ее страстьми и похотьми? Только мученичество. Первохристианский венец.

Митрополита арестовали глубокой осенью 1937 года. Ему было восемьдесят четыре года, и несколько последних дней он чувствовал себя совершенно больным, так что сотрудники НКВД затруднились увозить его в арестантской машине – вызвали скорую помощь и отвезли в Таганскую тюрьму. Они решили его убить. Допрос был формальностью. 7 декабря Тройка НКВД постановила: митрополита Серафима – расстрелять.

Всего в тот день Тройкой НКВД по Московской области было приговорено к расстрелу несколько десятков человек. Приговоренных разделили на несколько партий. В первый день, 9 декабря, расстреляли пять человек, на следующий день – сорок одного человека, на другой день еще пять человек и среди них митрополита Серафима. Расстреливали неподалеку от деревни Бутово рядом с Москвой в просторной тогда дубовой роще, которую оградили со всех сторон глухим забором. На дубах были устроены смотровые площадки, откуда охрана зоны присматривала, чтобы во время расстрелов и потом при захоронении сюда не приближались посторонние. Расстреливала бригада палачей, иногда приезжало расстреливать начальство.

Незадолго до ареста митрополит Серафим говорил: «Православная Церковь сейчас переживает время испытаний. Кто останется сейчас верен Святой Апостольской Церкви – тот спасен будет. Многие сейчас из-за преследований отходят от Церкви, другие даже предают ее. Но из истории хорошо известно, что и раньше были гонения, но все они окончились торжеством христианства. Так будет и с этим гонением. Оно окончится, и православие снова восторжествует. Сейчас многие страдают за веру, но это – золото очищается в духовном горниле испытаний. После этого будет столько священномучеников, пострадавших за веру Христову, сколько не помнит вся история христианства».

После ареста митрополита Серафима остались две его келейницы, монахини Вера и Севастиана. Монахиню Веру арестовали через несколько дней после ареста митрополита. Монахиня Севастиана не захотела ее оставить и последовала за ней добровольно. Обе были приговорены к заключению в лагерь. Мать Севастиана там умерла, а мать Вера вернулась через пять лет по окончании срока заключения и умерла в 1961 году у своих родственников в Вятской области.

Игумен Дамаскин (Орловский)

«Мученики, исповедники и подвижники благочестия Русской Православной Церкви ХХ столетия. Жизнеописания и материалы к ним. Книга 2». Тверь. 2001. С. 423–450

Примечания

Чичагов Павел Васильевич (1765-1849), адмирал, морской министр, член Государственного Совета, с 1811 года главнокомандующий Черноморским флотом, а также Дунайской армией в Бессарабии, Молдавии и Валахии. По заключении Бухарестского мира наместник Бессарабии и генерал-губернатор, автор трудов по бессарабской истории в первые годы по присоединении этой области к России. С 1814 года и до своей кончины жил за границей.

Не путать с известной блаженной Пашей Саровской, скончавшейся в 1915 году.

Записки об о. Иоанне Кронштадтском и об оптинских старцах. Издание православно-миссионерского книгоиздательства, г. Белая Церковь, королевство С.Х.С., 1929.

Имеются в виду обновленцы, с помощью которых ГПУ рассчитывало разрушить Российскую Православную Церковь.

Ныне Ивановская область.

Впоследствии он стал священником. Скончался 15 декабря 1987 года в Пюхтицком женском монастыре, где жил последние годы на покое.

Ныне образ находится в московском храме пророка Илии в Обыденском переулке.

В Бутово расстрелы и захоронения стали производиться с конца 1936 года. До этого расстрелянных хоронили на свободных участках кладбищ Москвы. Поначалу в Бутово был обустроен «стрелковый полигон», чтобы приучить население окрестных деревень к выстрелам. Устройством мест расстрела занимался исполняющий обязанности коменданта У НКВД по Московской области Садовский А.В. Руководили расстрелами начальник УРКМ Семенов М.И. и начальник АХО НКВД по Московской области Берг И.Д. Расстрелы производились специальной группой, в которую входили исполнявший обязанности начальника по охране зоны «Бутово» Шинин С.А., а также Чесноков Ф.Я. и Ильин И. Приговоренных привозили автозаками, иногда по сорок-пятьдесят человек в машине. Всего в день привозили по триста-четыреста человек. Захоронения производились во рвах длиной около пятисот метров каждый. Небольшие группы расстрелянных хоронили в ямах. После расстрела охранники зоны убирали трупы и засыпали рвы /Архив УКГБ по Москве и Московской обл. Арх. № П-67528. Л. 2-5, 283-285, Архив УКГБ по Омской обл. Арх. № 271080/.

Источник : http://www.fond.ru

Митрополит Серафим (в миру Леонид Михайлович Чичагов) родился в 1856 г. Правнук знаменитого адмирала В.Я. Чичагова, одного из первых исследователей Северного Ледовитого океана и внук П.В. Чичагова, морского министра, главнокомандующего Черноморским флотом с 1811 г., Леонид был зачислен после окончания 1-й Санкт-Петербургской гимназии в Пажеский корпус. В 37 лет он получил звание полковника. Леонид Михайлович женился на Наталье Николаевне Дохтуровой, внучатой племяннице генерала Д.С. Дохтурова, героя Отечественной войны 1812 года.

Военная карьера не привлекала Леонида Михайловича, все чаще он задумывался о том, чтобы посвятить свою жизнь Богу. В 1891 г. он объявил, что уходит в отставку и избирает иной жизненный путь – священство. С благословения святого Иоанна Кронштадтского, духовным чадом которого был Леонид Михайлович, он был рукоположен в Москве в кремлевском Успенском соборе в сан священника и приписан к кремлевской церкви Двенадцати Апостолов. Позднее, отреставрировав храм во имя Святителя Николая на Старом Ваганькове, он стал служить в этом храме. В это время скончалась его горячо любимая супруга. Поручив четырех дочерей достойным воспитателям, отец Леонид ушел в Троице-Сергиеву Лавру, где принял иночество. В 1898 г. он был пострижен в мантию с именем Серафим, а вскоре возведен в сан архимандрита, назначен настоятелем Суздальского Спасо-Евфимиева монастыря и благочинным монастырей Владимирской епархии.

Когда Леонид Михайлович стал священником, он занялся составлением «Летописи Серафимо-Дивеевского монастыря», которая явилась самым значительным трудом его жизни. «Летопись» была издана в 1896 г. Архимандрит Серафим преподнес ее императору Николаю II, что ускорило решение вопроса о прославлении преподобного Серафима Саровского.

По окончании «Летописи» архимандриту Серафиму было чудесное видение – к нему явился преподобный Серафим Саровский, поблагодарил за «Летопись» и повелел просить у него за этот труд все, что душа пожелает. Архимандрит Серафим ответил, что желает только одного – быть рядом с преподобным Серафимом. Преподобный Серафим улыбнулся в знак согласия и стал невидим.

В 1905 г. в Успенском соборе Московского Кремля архимандрит Серафим был хиротонисан во епископа Сухумского. В последующие годы святитель Серафим трудился на Орловской, Кишиневской, а затем Тверской кафедрах.

Архиепископ Серафим был избран членом Поместного Собора 1917–1918 гг. После Собора был возведен в сан митрополита с назначением в Варшаву. Но туда митрополит Серафим отъехать не смог из-за развернувшихся революционных событий. Владыка поселился в Черниговском скиту около Троице-Сергиевой Лавры.

В 1921 г. его заключили в Таганскую тюрьму, а в 1922 г. приговорили к ссылке в Архангельскую область. В Архангельске митрополит пробыл до 1923 г., после чего ему было разрешено переехать в Москву, но ни в каких церковных делах участия не принимать. Через год митрополит вновь был арестован и заключен в Бутырскую тюрьму. Патриарх Тихон подал прошение властям об освобождении из тюрьмы престарелого и больного митрополита Серафима. Владыка был освобожден из-под стражи и поселился в Воскресенском Феодоровском женском монастыре около города Шуи Владимирской области. Два года прожил владыка Серафим в монастыре, и все сестры полюбили его за доброе и отзывчивое сердце.

В 1928 г. митрополит Серафим был назначен управляющим Санкт-Петербургской епархией и отбыл в Петербург. Свою первую литургию он совершил в Преображенском соборе, где когда-то был старостой. В Петербурге владыка прослужил пять лет, а в 1933 г. был отправлен на покой и переехал в Подмосковье (сначала в Малаховку, а затем на станцию Удельная). Здесь, на даче, больного митрополита посещали духовные дети. Многие православные люди прибывали в Удельную из других областей и приходили к владыке за советами, наставлениями и благословением. Ночи владыка проводил в бдении и молитвах ко Господу. Часто обращался он к преподобному Серафиму Саровскому, вспоминая его чудесное явление.

В 1937 г. участились аресты духовенства, и митрополит Серафим готовился пострадать за Христа. Владыку арестовали 30 ноября 1937 г. Митрополиту было в это время 84 года, он был очень болен и не мог передвигаться без посторонней помощи. Владыку вынесли из дома на носилках и доставили в Таганскую тюрьму. 7 декабря митрополита Серафима приговорили к расстрелу.

9 декабря митрополит Серафим был расстрелян вместе с другими мучениками за Христову веру на полигоне НКВД в подмосковном поселке Бутово.

В 1997 г. Архиерейским собором Русской Православной Церкви причислен к лику святых как новомученик.

«Священномучениче отче наш Серафиме, моли Христа Бога о нас!»