Как живут больные в психиатрических больницах. «Моя жизнь изменилась, когда я попал в психиатрическую больницу

Всем привет. Я Ольга. В ноябре мне посчастливилось стать пациентом психоневрологического стационара. Скажу я вам, шуточка про "счастье это правильно подобранные антидепрессанты" - абсолютная правда!
Вот вам один день из моей счастливой жизни в психушке. 14.12.2012г. Все фотографии сделаны телефоном. Кто мне там фотоаппарат-то позволит пользовать?

2) Зправляем кроватку как в пионер-лагере

3) Проснулось, почистила отростки..... (с)

4) Время движется к завтраку.

5) есть 5 минут, чтобы расчесаться, накраситься и все такое..

6) На завтрак запеканка из вчерашних макарон и творога. Плюс имитация колбасы. Не возбуждает.

7) К счастью, у меня есть мамины гостинчики. Раскладываю на тумбочке бутербродики и кофе.

8) Кстати, тумбока:

• Термокружка
• Книжка "Джихад. Терористами не рождаются" - рекомендована мне школьным учителем старшего сына.
• Электронная книжка (как бы я без нее выжила?)
• Пузырек святой воды (запивать таблеточки). Я не то, чтобы глубоко религиозна, просто тут поветрие такое. Все побежали и я побежал, чо..
• Аудиосистема собственного изготовления - два стаканчика от десерта и рулончик от туалетной бумаги, оформленые в технике "декупаж" :)

8) Утренняя порция счастья.

9) Время движется медленно. А мне пора на иголочки.

10) Порядка двадцати иголок у меня в руках и на ушах. Очень все гармонизируют, говорят.

11) Контроль времени:

12) Полчасика можно почитать. Сегодня это "Дом в котором..." Рядом с нашим заведением храм, а за ним интернат для "особых" детей. Я представляю себе, что это и есть тот ДОМ..

13) Следующим пунктом будет массаж. Вот на этом волшебном станке со мной можно вытворять что угодно, я только спасибо скажу. :) Баночку голубую на столе заметили? Она прекрасна в действии!

14) Время

15) Иду на групповой сеанс психотерапии. Сегодня говорим о предстоящих праздниках. У всех становится теплее на душе.

16) Уже полдень. У нас обед!

17) Обед ничего себе. Картошка, рыба, салатик, чай.

18) После обеда и до тихого часа у нас время для аутотренинга и релаксации. Я первая, успеваю занять лучшее место. Ка-а-айф!

19) Через день у нас вместо релаксации - арт-терапия. Делаем кактусы из папье-маше.. Аудиосистему свою я там же сделала. Очень прекрасное занятие...

20) На релаксации отлично выспалась, так что в тихий час я бодра как краб! Сажусь поработать. Пишу сценарий для планшетной игрушки.

21) Творческий полдник. Шоколад, шоколад, шоколад - сплошные эндорфины. :)

22) Тихий час закончился в четыре. Часок я потратила на йогу с сокамерницами:

23)Время ужина

24) творожный пудинг вкусный, гречку в утиль. Компот тоже годный. Какие-то сухофрукты в нем.

25)Вечерняя порция счастья. Днем тоже было, но забыла снять.

26) И гулять. На улице хорошо-хорошо. Включаю телефонную музыку и кидаю телефон в капюшончик. Наушники потерялись.
На прогулке можно ходить вокруг больнички...

27)...А можно (осторожно) выходить за периметр и гулять до магазина, до храма, докуда ноги доведут. Главное возвращаться вовремя.

28) Для никотин-зависимых есть местечко:

29) Возвращаюсь около шести:

30) Сегодня в душе Женский День. Надо поспешить.

31) Успела!

32) Завтра у меня ВЫПИСКА! Пакую вещички. В качестве ракламы тут фото игры "Имадженариум". В нашем заведении - милое дело!

33) Время, почему ты такое медленное?

Серия статей о том, как я лежал в психушке, какие там были порядки, как мне удалось соблазнить там психолога, и что из этого всего вышло.

В прошлой серии мы остановились на том, что меня отвели в мою палату. Я тогда ничего не знал про психушку, но сейчас, имея за плечами весь прожитый опыт, считаю, что имеет смысл определённый объем текста посвятить неким общим сведениям о ней, чтобы читателю были более понятны мои дальнейшие мысли и поступки. Я прошу прощения за отступление от основной линии повествования, но считаю, что в данном случае оно вполне оправдано.

========
Содержание

.
.
.
.
.
.
.
==========

Про отделение

Тут нужно сказать несколько слов о внутреннем убранстве и оснащении отделения. Вообще, моё отделение было образцово-показательным. Официально оно, как будто, ничем не отличается от остальных, но на деле есть два важных нюанса:

1. Одной из функций этого отделения является имиджевая составляющая. Туда приводят комиссии, там делают красивые фоточки, его сильно пиарят, etc. Отсюда - ремонт (субъективно, ужасный, но многим нравится), тренажёрка, комната отдыха с большим телевизором, цветы, ковры и прочие элементы бедняцких понтов.

Думаю, самое время прокомментировать качество фотографий. Всё просто: в психушке фотографировать категорически запрещено. Поэтому все фотки делаются очень быстро, пока никто не видит. И тут уж не до хорошего фокуса: не спалили - и ладно;)

Особенно доставляет показушный характер всего этого: у нас есть тренажерка, но пользоваться ей в здравом уме никто не будет, ибо мыться можно только два раза в неделю. А почему мыться можно только два раза в неделю? А потому, что отделение (или вся психушка, тут мнения разнятся) экономит воду. Экономит воду, чтобы можно было поставить какой-нибудь бесполезный телевизор или новый совершенно не вписывающийся ни в одну схему тренировок тренажёр. Потому, что ими можно хвастаться, а чистыми больными - не особо.

Более того, вечером, когда вся жизнь в отделении заканчивается (в 17:00), и наступает самое удобное время для тренировок, её закрывают, ибо не положено.

А ещё если ты в ней реально занимаешься (большая часть народу ходит туда или поговорить, или уединиться с представителем противоположного пола), придет недовольная сестра-хозяйка и выгонит тебя под предлогом того, что ты "слишком интенсивно занимаешься и можешь надорваться". Часть тренажеров не работает, и никто даже не пытается их чинить.

С коврами и цветами - своя отдельная хохма. Дело в том, что их нельзя ставить в отделении (нарушение правил противопожарной безопасности). Поэтому регулярно в дурдоме творится дурдом - собирают больных и заставляют прятать цветы и ковры по всей психушке (да, выходить за пределы отделения нельзя, но можно:)). А потом - в таком же авральном режиме все вместе, персонал и пациенты, вытаскивают их обратно. Трудотерапия:)

2. Контингент. В это отделение стараются брать наиболее покладистых и "адекватных" (думаю, понятно, почему кавычки, да?) психов. Чтобы имущество не портили и статистику хорошую давали.

Палаты в отделении бывают трёх типов:

1. Обычная восьми- или десятиместная палата, разделённая на два блока. Не имеет дверей (вообще, отсутствие дверей и личного пространства - один из самых травмирующих факторов в психушке). В блоке, соответственно, 4 или 5 кроватей, один шкаф для одежды (летом хватает, зимой - не очень), возле каждой кровати стоит тумбочка. Таких палат две. Изначально меня положили именно в такую.

2. "Средняя палата". Она, считается более престижной, и все стараются туда попасть. Там точно так же четыре кровати, тумбочки, шкаф. Но есть и два важных отличия: есть раковина (что удобно утром и вечером можно стоять в гораздо более короткой очереди на умывание) и телевизор. Последнее - весьма сомнительный фактор, ведь есть вероятность, что один из троих соседей окажется ярым фанатом какой-нибудь Малышевой и прочей телечуши, и придется её терпеть: персонал в конфликтах по поводу телевизора всегда стоит на стороне "телезрителей" (если только они не пытаются смотреть его после отбоя, с этим строго). А ещё тут есть дверь. Правда, со стеклом, так что уединенности всё равно нет, но хоть что-то. В такой палате я тоже лежал, правда толком прочувствовать её особенности не смог: раковина не работала (показуха, ога), а насчет телевизора я договорился с соседом, и он был выключен (телевизор, хотя соседу был предоставлен выбор, кого из них двоих я отключу). Такая палата одна.

3. VIP-палаты повышенной комфортности. Есть двери, есть раковина, двухместные. Самые везучие живут там по одному, но такое бывает нечасто (либо за дополнительные деньги). В такой я тоже лежал, и могу сказать, что показуха, сука, и тут была во всей красе. Палаты, конечно, VIP, но вентиляции там нет. Окна открывать нельзя (просто нет ручек, плюс персонал следит, чтобы пациенты не нашли / не изготовили им замену), поэтому двери приходится постоянно держать открытыми из-за духоты.

Выглядит VIP-палата примерно так:

Вид с другой стороны:

Та самая раковина, которая позволяет избежать длинных очередей утром, перед приёмами пищи и вечером перед сном:

Начало пребывания

Итак, мне указали на мою кровать, объяснили, как пользоваться шкафом (нельзя класть вещи на шкаф, нельзя использовать полку для хранения сумок) и тумбочкой (запрещено хранить еду, напитки, вещи должны быть сложены определённым образом) и оставили обживаться. Переодевшись, я попытался уснуть (напомню, на момент заезда в дурдом я был уже больше суток без сна). Не тут-то было! Оказалось, что пришло время ужина, и мне, хочу я этого или нет, необходимо к нему присоединиться. Я всячески протестовал, пытался объяснить, что мне страшно, что лучше уж я без еды посижу, но максимум, что мне удалось получить (в тот день, как потом выяснилось, была очень добрая смена) - это разрешение прийти в столовую после того, как все разойдутся.

Столовая представляет собой ответвление коридора, в котором расположены столы. За каждым столом сидят четверо больных:

В моём случае там не было никого, кроме медсестры, которая заботливо показала мне, куда сесть и поставила миску. Вся посуда в дурдоме металлическая. Для того чтобы её нельзя было разбить и порезать осколками себя или товарищей по несчастью. При этом она выполнена из достаточно лёгкого и мягкого сплава. Стукнуть такой тарелкой или кружкой, конечно, можно, но бессмысленно, уж лучше кулаком. Для того и сделано. Вилок в дурдоме нет. Даже пластиковые запрещают и отбирают.

Ножа, официально, тоже нет, но фактически он есть. Алгоритм такой: если тебе нужно что-то отрезать, например, колбасу (о том, откуда в психушке колбаса - ниже), идёшь к санитарке, просишь нож, под её присмотром отрезаешь, после чего возвращаешь прибор.

Так вот, поставили мне, значит, миску с едой и вежливо, но настойчиво приказали (иного слова подобрать не могу) есть.

Про еду

Про дурдомовскую еду, думаю, стоит сказать пару слов отдельно. Те, кто был в тюрьме или армии (хотя здесь - спорно, от части зависит), вероятно не удивятся, остальным же может быть интересно. Вообще, питание в этом замечательном учреждении описывается двумя тегами: "Капуста " и "Экономия ".

Начнём с первого. Капуста. Она везде, во всех возможных видах: капуста "с мясом" (кавычки уместны, чуть ниже объясню), "суп" с капустой, капуста квашенная (довольно неплохая штука, кстати), капуста в воздухе. О, да, этот запах! Зимой ещё ничего, а летом - просто жесть. Если вам не повезло лежать в палатах со стороны пищеблока (а мне не повезло), то тошнотворный запах подгнившей кислой капусты будет преследовать вас днями напролёт. Если вы имели неосторожность заехать в психушку с длинными густыми волосами (ага, именно так всё и было), то у вас просто не будет шанса от него спрятаться. Им пропитывается буквально всё: одежда, волосы, мебель, постель, кожа. А мыться, напомню, можно лишь два раза в неделю.

Кстати, сам процесс мытья тоже довольно интересен. Официально мытьё проводится два раза в неделю: в понедельник "душ", в четверг - "банный день". Отличается одно от другого тем, что во время "банного дня" тебе выдают дополнительное полотенце. На мытьё и стирку даётся 15 минут на человека. Это мало, особенно летом, когда накапливается много вещей, которые нужно успеть постирать (просто потому, что летом в отделении ужасно душно, ты сильно потеешь, и, если не хочешь ассоциироваться на уровне запахов с деревенским отхожим местом, комплекты одежды следует менять хотя бы один раз в сутки). Стирка проводится в ручном режиме: в душевой есть, собственно, душ (которым пользоваться можно) и ванна (которой пользоваться нельзя). В ванну ставится тазик, в котором и проводится стирка. Дверь в душевую не закрывается, более того, в неё врезано прозрачное стекло, так что ты имеешь удовольствие в курилке или на прогулке выслушать сравнительный анализ собственной задницы (я только на обсуждение этой части тела попадал) в исполнении женского населения отделения. С другой стороны, любители женской обнажёнки вполне могут удовлетворять свою страсть два раза в неделю. Справедливости ради, следует отметить, что в других отделениях ещё хуже - там вообще всех раздевают и выстраивают в очередь в коридоре. А ещё стандартный 15-ти минутный промежуток мытья любят сокращать. Выглядит это так: ты зашёл, намылился, стоишь, например, бреешься (опасные бритвы конфискуют, безопасные станки забирают и хранят на посту у медсестры, но перед походом в душ их, равно как и кусачки для стрижки ногтей, можно взять на время), к тебе заходит сестра-хозяйка и командирским голосом приказывает тебе выметаться-вот-прям-щас, ибо народу много, и вообще воду надо экономить. Сопротивляться можно, но не стоит: тебя могут записать в "агрессивные" и накормить / уколоть такой адовой дозой нейролептиков, что пожалеешь, что вообще на свет родился. Поэтому в ход идёт дипломатия, давление на жалость и иные подчеркнуто-миролюбивые стратегии. Сестра-хозяйка отвечает на это тем, что заводит ещё одного голого пациента и приказывает мыться вместе, раз уж вы такие умные:) Поскольку душ один, технически организовать процесс, не привнеся в него элементы содомии, невозможно, поэтому приходится быстро выметаться из душа, на ходу вытирать мыло полотенцем и проклинать всё на свете: сегодня помыться не получилось.

Маленькое уточнение: когда я заехал в психушку во второй раз, у меня случилось такое волевое снижение, что мне, в принципе, было уже пофиг на то, насколько я чистый, и я стал относиться к этим вопросам гораздо проще. Вот что аминазин животворящий делает.

В общем, вернемся к капусте. У тебя есть минут пять, пока ты моешься, когда ты её не чувствуешь: запах с себя смыл, одежду снял, кайф. Именно капуста стала основным моим мотивом при принятии решения забриться налысо. Меньше волос - меньше капустного запаха тебя преследует. В еде капуста, мягко говоря, надоедает. Я вообще удивлён, почему они чай и компот без капусты подают, это какая ж экономия будет:)

Второй важный аспект - это экономия. Если почитать меню (которое каждый день вывешивают в столовой), можно подумать, что ты умер и попал в кулинарный рай: тут тебе и "овощное рагу с мясом", и "суп мясной", и "голубцы" и ещё куча всякой интересной еды. В действительности же, как обычно, в действительности всё не так, как на самом деле. Например, в "каше с мясом" можно, при желании отыскать следы куриной кожи. А если быть очень внимательным, и перерыть несколько тарелок, может повезти, и найдётся одно волокно, похожее на мышечное. Но, как ни странно, в этой еде довольно часто попадаются обломки костей. Т.е., видимо, животное сырьё всё-таки имеет некое, пусть и опосредованное, отношение к происходящему на пищеблоке.

Кстати, степень влияния этого самого сырья на итоговую продукцию неплохо иллюстрируется следующим примером: три вегетарианца и один верующий (в пост) ели наши больничные "мясные" блюда, и не считали это каким-то нарушением своих гастрономически-этически-религиозных принципов.

Но самый шедевр попался мне не в мясном, а молочном секторе нашего рациона. Это настолько прекрасно, что с трудом укладывается в моей голове, вы только вдумайтесь: молочный суп... без молока . А вот так! суп молочный, но поскольку молоко дорогое, мы его не будем добавлять. Выглядит сие творение так: огромные разваренные макаронины (интересно, крупные макароны дешевле мелких за счет меньшего количества движений отрезающей машины?) плавают в клейстере, который образуется из воды, в которой их варили. А чтобы хитрые пациенты не ели это с мясом или колбасой (их можно достать на свободе, ниже опишу механику сего действа), клейстер делается слегка сладковатым. Премерзкое блюдо, скажу я вам.

Когда прогуливаешься по территории психушки, и видишь припаркованные весьма недешевые автомобили (я никогда в жизни, например, не смогу себе такой позволить), в голову невольно приходят всякие бредовые мысли о наличии некоей, если не связи, то хотя бы корреляции стоимости этого автопарка и количеством мяса / молока и прочих излишеств в тарелке отдельно взятого психа... Но мы, памятуя обо всяких там законах о клевете, не будем развивать эти потенциально опасные мысли...

Вернёмся лучше к более приятному: к колбасе. Колбаса (как и мясо, рыба, фрукты, печеньки и прочие излишества) в психушке бывают. Первым и универсальным источником подобной благодати являются посылки из мира нормальных. Тут всё просто: либо тебе что-то присылают / привозят во время свидания, и ты это ешь, либо привозят кому-то, и он по доброте душевной делится. Такой способ, насколько мне известно, работает во всех отделениях, в некоторых запреты на список передаваемых продуктов жестче, в некоторых частота посылок ограничена, но, в целом, этот способ является вполне народным, и доступен любому психу.

Второй вариант - покупка всякой мелочи типа кофе / сигарет / спичек через медперсонал. Практикуется только в острых отделениях и принудках, т.е. там, где режим реально жёсткий. Доступно не всем, а только тем, кто способен выстроить адекватные социальные связи с уставшим низкооплачиваемым и, честно говоря, относящимся с некоторой долей презрения к контингенту, персоналом. Однако явление имеет место, и заслуживает быть включенным в этот список.

Третий вариант - доступен только избранным, тем, кто попал в наше образцово-показательное отделение. Реализуется он очень просто: во время прогулки можно сходить в магазин (это метров 500 от психушки) и купить там всё, что нужно. Самое интересное, что при возвращении с прогулки досмотра либо нет, либо он минимален. Лично проносил йогурт, пластиковую вилку, станок для бритья (все эти предметы пронести при поступлении практически нереально). Официально в магазин ходить нельзя (ибо это за территорией дурдома), но по факту персонал закрывает глаза.

Есть ещё четвертый вариант, когда народ из других, более строгих отделений заказывает нам какие-то мелкие покупки, после чего происходит передача ТМЦ, как правило, на пищеблоке или во время выполнения работ. Опять же, не всем это доступно, но некоторыми практикуется.

Поскольку персонал понимает, что питание в психушке, мягко говоря, не способно обеспечить должный баланс нутриентов, а по вкусовым качествам - и вовсе стоит вне всякого обсуждения, в целом приобретение продуктов на стороне - одобряется. Под это дело даже куплен и установлен специальный холодильник. Схема такая: притаскиваешь еду в отделение, идёшь на пост, сдаёшь её, тебе выдают подписанный твоей фамилией пакет, ты складываешь туда еду, после чего её уносят в холодильник.

Холодильник стоит в столовой, но он закрыт на замок. Открывают его три раза в день: во время завтрака, обеда и ужина. Таким образом, если тебе позволяют финансовые возможности, и ты лежишь в нашем образцово-показательном отделении, с больничной едой ты можешь вообще не пересекаться. Лично я сильно не мажорил, ел то, что давали в психушке, а в холодильнике держал кофе (нельзя, но некоторым - можно) и какие-нибудь дешевые сладости. Поскольку калорийность пищи довольно низкая, а ужин заканчивается около семи вечера, ближе к отбою народ начинает ощущать приступы жора:) И холодильник с прозрачной дверью, в котором лежит твоя еда, притягивает обитателей психушки.

Когда в детстве у меня был аквариум, похожее поведение я наблюдал у рыбок: ближе к концу перерыва между кормёжками (порядка восьми часов для моих обитателей) рыбки начинают нарезать круги вокруг пустой кормушки. Там ничего нет, эта деятельность не насыщает, не ускоряет появление следующей пайки, но они всё равно все собираются там. Вот и психи ведут себя точно так же. Наглядная этология человека, чо:)

Естественно, подобная схема питания порождает разного рода неформальные отношения, призванные как-то смягчить происходящее (жрать-то хочется!). Кто-то из больных прячет еду в палатах или карманах, а персонал, в свою очередь устраивает регулярные обыски (в отделении мыши, и персонал не хочет, чтобы их ещё больше привлекала еда, спрятанная пациентами). Кто-то умудряется договориться с персоналом, чтобы открыли холодильник во внеурочное время. Иногда срабатывает. Иногда персонал сам предлагает открыть холодильник в обмен на выполнение некоторых работ: снег почистить, отделение отгенералить, какие-нибудь тяжести перенести.

Самыми кайфовыми за время моего пребывания были дни, когда выпал снег (несколько месячных норм, психушку засыпало нафиг), и персонал формировал зондер-команды для его расчистки. Если ты вписывался, тебе были доступны офигенные бонусы: с утра, до общего подъема открывали холодильник, курилку и даже ставили поттер. Можно было попить кофе утром, такой маленький глоток свободы, о котором постоянно мечтаешь. Курящие наслаждались сочетанием кофе + сигарета. Потом все вместе шли, чистили снег (объемы работы, кстати, довольно смешные, многие даже устать не успевали), после чего - вторая серия горячего чая. Это было очень круто.

Про распорядок дня

Итак, после описания психушечной еды, перейдем к основной ветви повествования (надеюсь, читатель выдержит мои многочисленные соскальзывания). Поел я, значит, и отправился в палату. Поскольку спать хотелось очень сильно, а в палате я был один, никто мне не мешал, и я вырубился до утра. Около семи меня разбудили, и мой первый полноценный день за забором - начался.

Тут следует сделать очередное отступление и рассказать немного о распорядке дня в психушке. Вообще говоря, существует официальный распорядок, полностью регламентирующий данный аспект и для персонала, и для пациентов. Выглядит он так:

Естественно, к реальной жизни он имеет отношение весьма опосредованное, и на него забивают как психи, так и те, кто должен их лечить;)

Первое, о чём должен сказать, никакого организованного ада у больных нет (см. п.2). Напротив, каждый переживает свой персональный ад в одиночку, и, следует заметить, у большинства он длится гораздо дольше заявленных 30 минут. Это процесс интимный, как правило, человек, проживающий его, не особо стремится в общество (или просто не в состоянии к нему присоединиться): кого-то корчит от нейролептиков (это когда в теле сводит судорогой мышцу, как правило в районе шеи, тебе больно, тебя буквально скручивает в букву "зю", но ты ничего не можешь с этим делать, а корректор тебе не дают, поскольку ты в чем-то провинился), кто-то борется с галлюцинациями (одного моего коллегу во время приступов "трахали за его мечты", прямо в отделении), кто-то мучается затруднённым мочеиспусканием (это когда кажется, что твой мочевой пузырь вот-вот лопнет, но ты никак не можешь его опорожнить, просто не течёт, хотя отлить хочется просто ужасно, и ты молишься хотя бы о том, чтобы просто и откровенно обоссаться), кого-то грузят экзистенциальные данности бессмысленности, в общем, всем есть, чем заняться.

В реальности расписание выглядит примерно так (время указано примерное, т.к. допустимы определённые флуктуации в пределах 20-30 минут):

6:30 - Подъем;
07:15 - закрывают курилку;
08:00 - выносим мусор, идём за завтраком, относим бочки, иногда - убираемся в курилке;
08:20 - завтрак;
09:00 - обход;
10:00 - первый приём таблеток, начало физиопроцедур. После приёма таблеток - перекур;
11:00 - 13:00 прогулка. Если это понедельник или четверг, то где-то в этот же промежуток времени надо помыться;
14:00 - обед;
14:45 - второй приём таблеток, после - перекур;
15:00-16:00 - сонный час. Для некоторых в это время может проводиться арт-терапия или работа в психологической группе;
16:00-17:00 - вторая прогулка;
18:20 - ужин;
19:00 - уборка отделения после ужина (отмываем столовую, пылесосим ковры, иногда драим тренажерку и комнату отдыха);
19:30 - неофициальный перекур (иногда может не быть);
20:45 - третий прием таблеток, перекур;
22:00 - отбой;

Продолжение следует...

Disclaimer : специально для товарища майора и его коллег из правоохранительных органов и прочих подобных организаций: текст является художественным вымыслом, фантазией, плодом воображения. Все имена, локации, события и действующие лица - вымышлены, а использование местоимения "Я" и псевдодокументального стиля изложения - не более чем художественный приём. Картинки нарисованы... нет, не в пиратском Фотошопе, а в лицензионно-чистом GNU-том GIMP"е. Любые совпадения с реальностью - случайны. И вообще, не путайте автора и лирического героя.

«Однажды он ударил меня так, что сломал скулу»

Все началось, когда мне было 17. Я влюбилась - как выяснилось намного позже, в манипулятора и социопата. Наши токсичные, как сейчас модно говорить, отношения продолжались девять лет. За эти годы я сделала два аборта, мы пытались расстаться бессчетное количество раз - причиной были его измены, загулы, даже побои. Однажды он ударил меня так , что сломал скулу. Я ушла, но вернулась - не знаю, почему.

Так и жили. Я подспудно понимала, что это нездорово и не здОрово, и в какой-то момент решилась обратиться к психологу.

Это был мой первый опыт, на прием я шла в полной уверенности, что мне помогут.

Но на приеме эта дама (не могу назвать ее врачом), узнав, что я работаю в секс-шопе , моментально перешла на «ты», затем посоветовала сменить работу, «проехалась» по моей маме и в качестве вишенки на торте заявила, что мужчины таких, как я, хотят только «трахнуть и выкинуть».

«Я решила, что всему виной моя лень, глупость и никчемность»

Ходить к психологам я больше не пыталась. Я просто сбежала - в другой город, в Киев. Полтора года мне было очень хорошо - каждое пробуждение приносило счастье, даже когда за окном революционеры стали захватывать прокуратуру. Потом пришлось вернуться - в Петербург и к своему злому гению. Мы стали вместе жить - уже спокойно, с классическими борщами и кино по выходным. Я была фрилансером, на работу мне было не нужно. К друзьям тоже - за время «эмиграции» круг общения сузился с размеров экватора до трех человек, которые обзавелись семьями. Земля потихоньку уходила из-под ног, а я этого почти не замечала - не расстроилась от того, что в феврале этого года он наконец-то ушел, мы расстались. И не обрадовалась. Кажется, я вообще перестала испытывать эмоции.

Мой среднестатистический день стал проходить в постели. Я просыпалась, включала телевизор и заказывала еду на дом. Не потому, что хотела есть - голода я не испытывала. Просто запихивала в себя все (вдвое больше, чем обычно) под мелькающие на экране картинки - смысл их до меня не доходил, вкус еды - тоже. По дому летали перекати-поле из пыли - мне было плевать. Меня будто придавило бетонной плитой, я физически не могла встать - ну, разве что в туалет, и только в том случае, когда совсем припекало.

Время от времени друзья все-таки вытаскивали меня на какие-то вечеринки, концерты - я соглашалась и шла, но никакого эффекта не было. Ничего не радовало, хотя раньше мне нравилась и музыка, и компании.

Конечно, я пыталась найти причину, и, как мне казалось, нашла: решила, что всему виной моя лень, слабоволие, глупость, бесполезность и далее по списку. Вот она - ловушка, ловко поставленная депрессией. Ты убеждаешь себя в собственной никчемности, от чего теряешь последние остатки воли к жизни. Слезать с дивана больше нет никакого смысла.

К концу лета мне стали отказывать память и внимание: я не могла сосредоточиться даже на мытье одной тарелки. Я не испугалась - это ведь тоже эмоция, а их у меня уже не было. Зато испугалась подруга - увидев, как я живу, она не стала рассказывать , что мне нужно «собраться и пойти погулять» и давать другие «полезные» советы. Она тоже прошла курс антидепрессантов, поэтому просто отправила меня к психиатру.

«Мне было стыдно: молодая здоровая девица превратилась в овощ»

В психоневрологическом первый же вопрос от врача ввел в ступор. «Что вас вообще волнует»? Да ничего! Было очень стыдно описывать свое состояние - молодая здоровая девица превратилась в овощ. А потом мы заговорили про Киев, про мужчину моего проклятого - и меня прорвало. Я полтора часа говорила о привычных вещах, захлебываясь слезами. В конце беседы доктор произнес: «Ну что я вам могу сказать?» «Иди на работу и не имей людям мозги», - мысленно продолжила за него я. И оказалась неправа. Меня направили в дневной стационар в психиатрической больнице имени Скворцова-Степанова с диагнозом «расстройство адаптации».

Два месяца я ездила туда как на работу: электросон, антидепрессанты, разные виды психотерапии. Эффект появился сразу, но не от лечения: нахождение среди настоящих сумасшедших взбодрило, конечно. Незабываемое ощущение, когда сидишь в очереди на флюорографию среди товарищей в смирительных рубашках, а потом на обходе слушаешь рассказы типа «сегодня все хорошо, голоса исчезли».

«На арт-терапии я поняла, что не просто нуждаюсь в опоре. Я могу эту опору и придушить»

Через пару недель началось действие терапии. Поразила телесно-ориентированная: удивительно, как выполнение, на первый взгляд, идиотских заданий вроде «представьте, что вы зернышко» или «изобразите собачку» может открыть глаза на собственные модели поведения. Я вот поняла, что с большим трудом стала идти на контакт, а от решения проблем просто прячусь «в домике». На арт-терапии попросили слепить себя в виде растения - я слепила вьюнок, и тут выяснилось, что я не просто нуждаюсь в постоянной поддержке и опоре, но могу эту опору и придушить - хорошая версия, многое объясняет на самом деле.

Были и индивидуальные сеансы с психотерапевтом. Спасибо этой волшебной женщине: начав прорабатывать мои страдания на тему вынужденного переезда и девятилетней любовной эпопеи, она в итоге раскопала огромное количество вещей, которые мешали мне жить всегда. Благодаря ей я научилась говорить «нет», не строить иллюзий, ценить и слушать себя. После занятий больше не хотелось зарываться в одеяло, появилось желание что-то делать. Бетонная плита исчезла. Я поняла, что вот уже два года не просыпалась не то что в хорошем, а в нормальном настроении, без ненависти к себе! И вдруг стала улыбаться внутри и снаружи. Однажды прохожий даже сказал: «Девушка, вы такая счастливая, оставайтесь такой всегда». А ведь ничего особенного не случилось, я просто стала снова собой.

Шокирующие откровения бывшей «узницы» брянского психинтерната, чудом оказавшейся на свободе

Больше всего в жизни 36-летняя Екатерина Мешкова боится врачей-психиатров. Около 10 лет она провела в психбольницах и интернатах. Нет, она не буйная, не маньячка и вообще не социально-опасная личность. Ее упекла в интернат родная мать, под молчаливое согласие бывшего мужа. Официальный диагноз Кати: «Слабая эмоциональная воля и ложные религиозные убеждения». Казалось бы - всего-то! Но это послужило поводом уложить ее в «дурку» на пожизненное содержание. Выйти оттуда практически нереально. Но ей все же удалось.

Это миф, что в подобных учреждения лечат, - уверяет меня Катя. - Все, кто попадает туда, - уже, считай, не люди. Не знаю, почему государство и врачи решили, что если у человека не в порядке с головой, то ему не нужны горячая вода, удобные кровати, теплый туалет. Почему-то психам не положен телевизор, книжки, спортзал, церквушка, чтоб молиться и прочие «излишества». Я уже молчу про такие блага цивилизации, как Интернет и мобильный телефон. Настоящая тюрьма. С той лишь разницей, что из тюрьмы можно выйти, пусть и через 20 лет. А оттуда - вообще никакой надежды. В психушках процветают гомосексуализм, жуткое пьянство (медсестры же нелегально и приносят больным алкоголь), аборты и самоубийства. Те, кто в своем уме, не могут долго переносить жизнь там. Практически на моих глазах одна женщина повесилась на колготках (у нее было пятеро детей, которых ей не разрешалось навещать в детском доме даже с сопровождающим). Как я не сошла там с ума? Просто я верила. Сначала, что мать все-таки сжалится и меня заберет. Или муж опомнится. Ну, короче, наивная была. Потом, когда поняла, что родным я не нужна, - просто верила в чудо. В добрых людей, в Бога...

И чудо произошло. Когда от человека отворачиваются все близкие и родные, когда, казалось бы, шансов на спасение совсем нет, откуда ни возьмись появляется неравнодушный человек, готовый отдать последнюю рубашку.

Практически незнакомая мне женщина, Антонина Имедадзе из Нижнего Новгорода, спасла меня от психиатрического интерната, - улыбается Катя. - Она оформила опекунство, забрала меня к себе домой, предоставила хлеб и кров. Благодаря ей я сейчас с вами разговариваю.

Когда-то Катя была в своем родном Брянске известной личностью: женой и директором суперпопулярного в городе музыканта Сергея Лаленкова.

Я ведь не всегда была набожной, - рассказывает Мешкова. - Даже наоборот. До 26 лет моей религией была рок-музыка, а моим богом - муж Сережа. Я ходила вся в пирсинге, в драных джинсах - все как положено.

Она работала в городской администрации, в отделе культуры, училась в педагогическом колледже. Сережа занимался музыкой: писал песни, руководил музыкальной группой.

С чего вдруг Катя ударилась в религию, она и сама сказать не может. Но начала ходить в церковь - сначала время от времени, потом все чаще. Сняла все сережки, джинсы поменяла на длинную юбку, рокерскую прическу - на целомудренную косынку. С мужем начался разлад, отношения становились все хуже.

И я решила уехать к подруге в глухую брянскую деревню, - вспоминает Катя. - Вещей у меня было мало, и 15 километров до деревни я дошла пешком. Шла не спеша, пели птицы, золотая осень. Пришла к Лене только к вечеру. Оказывается, подруга звонила мне много раз, пока я шла. Волновалась. Мать и мужа уже успела на уши поставить. Короче, все они нагрянули к нам на следующий день. А я босиком хожу по деревне, хотя холодно. Тут у матушки моей чуть ли не инфаркт. Представляете, я до этого вся в пирсинге, рокерша, а тут босая в длинной юбке в деревне. Меня силой увезли в город, вызвали психиатрическую помощь и поместили на лечение в больницу.

У меня нет голосов в голове, нет каких-то навязчивых идей или чего-то там еще. Ну, допускаю, что был нервный срыв, ну, депрессия из-за измены мужа. Ну, ходила босиком осенью. Но не до такой же степени, чтобы в психушку. Меня врач сразу заставил подписать согласие на лечение. Что это было за лечение… Так называемая инсулинотерапия - когда вводят в кому с помощью гигантских доз инсулина, когда теряешь сознание, начинается бред, судороги, постоянные уколы психотропные. Я рыдала день и ночь. Умоляла и мать, и мужа забрать меня домой. Может, кому-то такое лечение и помогает, но мне от него было все хуже и хуже: плохо спала, была постоянно в угнетенном состоянии, плакала без перерыва.

В тот первый раз муж Сергей, забирая Катю из больницы три месяца спустя, плакал. Молодая женщина под действием препаратов превратилась в овощ:

У меня просто глаза вываливались из орбит, и даже слюни текли, практически нечего не понимала.

После выхода из больницы жизнь по-прежнему не клеилась. Ни с мужем, ни с мамой. В конце концов Катя с Сергеем развелись - девушка сама написала заявление.

Катерина стала много ездить по святым местам. Подолгу жила при монастырях. В Сергиево-Посадской лавре познакомилась с иконописцем Александром Вергазовым. Сошлись, потом выяснилось, что женщина ждет ребенка. Но Александр сказал, что никаких детей не хотел и не хочет. Поэтому, когда родилась дочка, Катя поехала домой в Брянск, регистрировать ребенка по месту своей прописки.

И там узнала, что мать за это время обратилась в суд, где ее дочь признали недееспособной. Причем саму Мешкову в суд даже не вызвали, все прошло без ее участия. Новорожденная Ника тоже автоматически попала под опеку бабушки, которая сама оформила ей все документы и забрала девочку к себе.

А Катю поместила в психо-неврологический интернат - на пожизненное содержание.

Когда мы поженились, она была нормальной, - вспоминает бывший муж Сергей. - А потом крышу снесло: стала религией увлекаться, возомнила себя неизвестно кем, всех учила жизни, как что делать. Ее надо было лечить!

И это, по-вашему, повод отправлять человека на всю жизнь в интернат? Она что, опасна для общества, вы считаете?

Да нет, она не опасна... Да, все эти заведения ужасны. Но не я же в этом виноват! Она сама не захотела жить со мной, ушла неизвестно куда. Потом вернулась с ребенком. Кто его должен был воспитывать?

Наверное, Катя действительно была сложным человеком, возможно, с проблемной психикой. И, наверное, такую дочь и жену проще держать взаперти. Но место, куда ее поместили, оказалось настоящим адом...

Что такое жизнь в психбольнице? Всех вновь поступивших сразу бреют наголо. Отбирают все вещи, одежду. В палате по 12 человек (кто воет, кто стонет, кто лает, кто просто лежит плачет). Но самое страшное, что свободного времени валом, а заниматься абсолютно нечем.

Меня сразу же стали много колоть. Причем от лекарств появились побочные действия - совсем разладилась пищеварительная система. По нескольку часов в день проводила в холодном уличном туалете на морозе (других там нет). От холода и озноба, плюс под действием психотропных, когда не всегда тело тебя слушается, я несколько раз проваливалась в туалетную дыру... Горячей воды нет, баня раз в неделю. Когда отменяют препараты (это происходит, если перестаешь сопротивляться, страдать, плакать и проситься домой) и ты более-менее приходишь в себя, то наваливаются мучительно долгие, просто бесконечные часы ничегонеделанья. Подъем, как и во всех медучреждениях, в 6 или 7. А дальше - на кровати лежать нельзя, никаких развлечений или какой-то там трудовой деятельности не организовано. Хоть бы дали рисовать, вышивать крестиком.

Катя старалась найти себе любое занятие. Помогала санитаркам, уборщицам. Мыла и ухаживала за теми, кто сам был не в состоянии.

Со многими удалось подружиться. Например, с выпускником детского дома Петей. Он живет в психинтернате уже 20 лет. Положенную квартиру так и не получил, селить его было некуда, а в анамнезе - отсталость в развитии (этот диагноз есть по документам практически у всех детдомовцев). Вот и попал он в психинтернат. Там «долечили» до нужных болезней, и все - психбольница стала родным домом.

Таких, как Петя, бывших детдомовцев, там немало. Катя показывает фото, на котором две женщины. Та, что справа, Зина. Ее когда-то сильно избил директор детского дома. Его-то, конечно, сняли с должности, может, даже какое-то там наказание он понес, однако Зине от этого ни жарко ни холодно. От полученных побоев у нее повреждения в мозге, эпилепсия, ее и отправили на пожизненное в психинтернат. Тут она уже больше 10 лет. Вторая Вика. У нее нет правой руки, но она очень любит рисовать.

У меня почти нет фото, - говорит Катя. - Психам же не разрешается иметь фотоаппарат. А эту я сделала, когда приезжала туда с благотворительным концертом этой весной.

А вот Таня Пескова (которая потом повесилась на колготках). Ее, так же как и Катю, оформили в «дурку» родственники. А пятерых детей - в сиротский дом. Дважды пыталась убежать к детям - ее надолго перевели в корпус для буйных, преступников и совершивших побег. Там она и вздернулась в одиночном изоляторе.

Я вас уверяю, туда здорового человека посади - он свихнется через месяц, - говорит Катя. – Я не знаю, как там на Западе психбольных лечат. Но то, что происходит в России, не годится никуда. Уровень отечественной психиатрии - он до сих пор как 100 лет назад. Само слово - «психос» от латинского «душа». Но до душ там никому никакого дела. Со мной там не работали ни психологи, ни терапевты. Никто меня не спрашивал о моих чувствах, тревогах или об этих самых «ложных религиозных убеждениях»... Ну ладно еще я. Но там находятся люди, которым действительно нужна серьезная медицинская помощь. Вот, например, моя соседка по палате Галя. Уж не знаю, что у нее там за болезнь, но она не буйная, не кусается, не дерется. Умная женщина, хорошо говорит, много знает. Просто постоянно плачет и причитает, что ей плохо, что она не может больше здесь находиться. Ей колют психотропные - вот и все лечение. Несколько месяцев она просилась на прием к главврачу. Или хотя бы просто к врачу - никто с ней так и не встретился...

Сами больницы в ужасном состоянии. Ремонта не было там много-много лет. Все обшарпанное, разбитое. Белье желтое, старое. Кормят черт-те чем - сало отварное с овсянкой, жидкий суп. Из одежды одно тряпье - телогрейки до сих пор выдают. Да что говорить! Я очень надеюсь привлечь спонсоров и оборудовать в моем интернате хотя бы спортивный уголок. Там же молодые тоже лежат, пусть хоть спортом занимаются. В медпункте нет элементарных лекарств - даже йод бывает «по праздникам». Аспирин - одна таблетка от всех болезней. Ни ЭКГ, УЗИ. Ничего! Один парень там умер из-за банального флюса - никто не мог ему помочь, а в нормальную больницу увезти не удосужились. Зато в интернате умеют сделать аборт или вызвать преждевременные роды.

Через пару лет стало мне совсем невыносимо, и я начала готовить побег, - вспоминает Катя.

Кое-как Кате удалось накопить 700 рублей. На это ушло несколько месяцев. Потом она потихоньку сделала подкоп под забором. Дождалась весны и аккурат на 9 мая рванула на волю.

Куда мне было идти? Домой - однозначно нельзя, там меня сразу найдут и отправят обратно. Я понимала, что предстоит мне бомжевать. Но было все равно радостно - впереди лето. И не придется сидеть в четырех стенах. И поехала я в Дивеево - там паломникам полагалось двухразовое бесплатное питание. Построила себе шалашик у речки, да там первое время и жила. Вся деревня мне помогала, кормила, вещи давала. Там я и с Антониной познакомилась.

Потом Катю взяли торговать в церковную лавку. Еще полы мыла и подметала улицу. Жила при храме. Наступила зима. Дело уже шло к Новому году.

Я бы с удовольствием ушла в монастырь, но мысли о дочке не давали покоя. Скопив кое-какую сумму денег, я решила съездить в Брянск навестить мать. Показать ей, что я нормальная, вот, могу работать, сама себя обеспечивать. Я была уверена, что она не станет меня опять в интернат отправлять. Ну зачем? Я ведь ей не досаждала, жить к ней не просилась.

И отправилась Катя в Брянск. Накупила кучу подарков. Маме, дочке - и куклу, и книжки, и мобильный телефон. И прямо на Рождество приехала.

Дома Катя пробыла ровно 10 минут - пока ехала по вызову «скорая». Ее на глазах у дочки скрутили, надели смирительную рубашку и увезли. И все это в сопровождении полицейских с автоматами - прямо как опасную преступницу. Катя только и успела, что дочку обнять и спросить:

Мама, а если я повешусь в интернате?

Поплачем и забудем.

В интернате Катю сразу поселили в одиночный карцер.

Вот мне интересно, - со слезами на глазах говорит Катя. - У вас там в Москве много умных докторов. Вот спросите, можно ли человека, тем более если он психбольной, оставлять наедине с собой на целых две недели в бетонном карцере? Меня оставили. Но я ничего с собой не стала делать, хотя там куча возможностей для этого была. Это только в фильмах показывают комнаты с мягкими стенами и пр.

А потом перевели в «обезьянник» (есть, оказывается в психинтернатах и такое).

Это место, где содержат «обезьян» - то есть глубоко больных людей. Там наглухо закрытые палаты, в которых сидят абсолютно голые люди. Меня посадили в комнату для четверых. При этом кроватей там было только три, я должна была с кем-то лежать. А люди-то больные, они мочатся под себя, рвут все простыни и одежду (поэтому и голые). Там запах такой, что в самом грязном свинарнике лучше пахнет. Среди моих соседок была одна девушка, она когда-то окончила филологический факультет МГУ. Не знаю, что уж с ней случилось в жизни и как она попала в дурдом. Спросить ее о чем-то было нереально - так сильно обколота, что только изредка какие-то проблески сознания были. Но не это главное - у нее матка просто вываливалась. Она постоянно у нее болела, ныла, все кровило, она от боли стонала. Я спрашивала у врачей, почему вы не везете ее в больницу? А в ответ тишина... Там, среди тяжелобольных, я провела много дней и ночей. Я готова была повеситься, но не на чем было. Одежды-то никакой нет.

Так, голышом, тяжелых больных и выводили на улицу. Правда, не туда, где все остальные, а в свой специальный дворик 20 на 20 метров, кругом бетонный забор - настоящая тюрьма. Из «обезьянника» через некоторое время сжалившийся главный врач перевел Катю в карцер для буйных и провинившихся. Там она была в двухместной палате, но вчетвером.

Мне пришлось спать на одной койке с больной СПИДом Леной. Была у нас там такая. Очень уж она любила любовью со всеми заниматься... Вот ее периодически и наказывали. Она к тому же еще и эпилепсией страдала. Два раза за ночь у нее был приступ. А мы закрыты. Хоть обдолбись в эту железную дверь - никому не достучишься, всем врачам и медсестрам по фигу. Еле-еле ее откачали. Она, когда пришла в себя, спросила: «Зачем? Уже бы была на том свете, а не в этом аду».

Как именно Кате удалось наладить переписку с внешним миром, она не рассказывает, дабы не навредить тем, кто ей помогал. Она писала в монастыри, церкви, знакомым и друзьям, правозащитникам и даже знаменитостям. Но на письма из дурдома никто не реагировал. Последнее письмо удалось передать дивеевской подруге - Антонине.

Я как Катину записку прочитала, так на следующий же день купила билеты в Брянск. Там мне удалось встретиться с ее матерью, бывшим мужем Сергеем, но они наотрез отказывались забирать ее к себе. Отец ее ребенка вообще исчез в неизвестном направлении. Потом я навестила Катю в интернате. Она была там совсем другой - лысая, глаза горят. Ей-богу, если бы я не знала ее раньше, то с трудом бы узнала...

Антонина до сих пор без содрогания не может вспоминать про свой визит в интернат. И она твердо решила забрать Катю оттуда. Процесс занял долгие полгода.

Оказалось, что я единственный за многие годы человек в нашей стране, взявший под опеку пациента психиатрического интерната, - говорит Антонина. - Ни там, в Брянске, ни здесь, в Нижнем Новгороде, куда я привезла Катю, органы опеки даже не знали, как документы оформлять.

Сама же Катя о своем чудесном возвращении к жизни говорит следующее:

Я оказалась первой и, наверное, единственной ласточкой, которой удалось избежать пожизненного заключения в дурдоме. И моим долгом перед теми, кто остался там, является прежде всего привлечение общественного внимания к отечественной психиатрии. Я должна сделать все, чтобы больным людям там жилось хоть чуточку легче.

Сейчас Катя живет в Нижнем Новгороде и работает в благотворительном фонде им. Петра и Павла, который осуществляет сестринский уход за тяжелобольными и стариками. Она твердо намерена через суд восстановить свою дееспособность. Однако обратный путь очень долгий и трудоемкий. Антонина помогает ей как может.

Сегодня моя жизнь не стоит и ломаного гроша, - вздыхает Катя. - Я не могу устроиться на работу, не могу забрать дочку, выйти замуж и родить ребенка, не могу купить квартиру, если у меня появятся деньги. Пока у меня в паспорте стоит штамп психинтерната «недееспособна» - я не человек.

Но она старается не унывать. Катя Мешкова организовала благотворительный проект «Давайте дарить людям радость». Она собирает подарки и пожертвования, сама кое-что покупает и отвозит все в психинтернат, где провела долгие годы. Вот такая у нее слабая эмоциональная воля.

Московский Комсомолец

16:00, 02.11.2017

В отношении общества к психическим заболеванием есть две крайности. Первая — маргинализация. Мол, опасные, страшные психи. Вторая — романтизация. Мол, я такой тонкий романтик с биполярочкой. И то, и другое далеко от реальности. Психические болезни — это в первую очередь болезни, от которых нужно лечить. Чем раньше, тем лучше. И лучше один раз полежать в психиатрической больнице, чем отравлять всю свою жизнь безумием.

«Луна» поговорила с людьми, которые однажды оказались в психиатрической больнице и провели там некоторое время. Они поделились опытом и рассказали свои впечатления об условиях, лечебном процессе, интересных соседях. Соседи здесь, действительно, часто попадаются интересные. Лечение помогает, но не всегда. А условия, судя по рассказам, из года в год медленно, но верно становятся немного лучше.

Берегите себя и своё психическое здоровье. Наш новый текст — об этом.

Некоторые имена мы изменили.

Джохар:

Меня положили с биполяркой в 2017 году. Атмосфера очень скучная, делать нечего. Хорошо, книжку можно читать.

Соседи в разной степени поехавшие. Один из них перепрятывал мою пони, чтобы не украли. Процесс лечения состоял из подбора грамотной терапии в виде раздаваемых таблеточек.

Помню санитара, который заставлял убираться каждый день одного и того же деда. 70% его усилий, затрачиваемых на уборку, состояло из потакания собственным нервным тикам. Реально: для, того чтобы сделать шаг, он оборачивался головой, всовывал-высовывал язык, пожимал плечами и раскачивался из стороны в сторону. После короткого диалога с санитаром выяснилось, что дед убирается из большой любви санитара к творчеству Дэвида Линча.

Валентина:

Это было в прошлом году. Началось всё с того, что психиатр из ПНД сообщила мне, что всё, что она может для меня сделать, - это вызвать санитаров и направить меня в психбольницу прямо на месте, а я была не в том состоянии, чтобы отказываться. На месте мне разрешили сделать один звонок, после чего забрали все вещи, выдали пижамку, вкатили феназепам, и следующие три дня я не помню.

Первое воспоминание - как я стою возле туалета и рыдаю, не решаясь туда войти, потому что все двери открыты, уединиться невозможно, а возле одного из унитазов стоит голая женщина и жуёт хлебушек. Её шпыняли за это, потому что она у всех просила хлеб и крошила его на пол. Медсестра уговаривает меня либо решиться пойти уже в туалет, либо пойти плакать в палату.

Курящим было тяжело - сигареты выдавались за общественно-полезные работы типа мытья пола, работы в столовой и всякого такого.

У меня украли книгу! Причём выбрали сборник эстонских новелл, которые, по признанию глубоко интересующегося, не читает вообще никто (глубоко депрессивные истории о деревенских жителях эстонских болот). Так выяснилась настоящая целевая аудитория!

Посетители могли приходить два раза в неделю и приносить вкусную еду (из списка разрешённой). Однажды мне принесли несколько кусков мяса и термос кофе (вообще запрещённого, но, видимо, не слишком строго), и мне удалось протащить их одной женщине, которую никто не навещал, и поэтому её не пускали в зал свиданий. Она заплакала и сказала, что уже два года не видела жареного мяса. Она же рассказала историю своей жизни в другой психбольнице, по которой было ясно, что мне повезло невероятно.

На самом деле, действительно повезло. Я восхищаюсь терпением медсёстр, которые в целом вели себя по отношению к пациентам достаточно корректно. На территории больницы есть поликлиника, в которой всем пациентам проводили кучу разных обследований и анализов (ура, у меня нет ВИЧ и чего-то ещё). В конце концов, мне расхотелось бросаться с двадцать пятого этажа и захотелось жить.

Евгения:

Моё лечение от большого депрессивного расстройства началось в конце прошлого года. Расстроились отношения с супругом, кинул один из лучших друзей, перенесла операцию, все вокруг умирали. Всё было весьма погано, и когда я уговорила специалистку в одном психиатрическом центре Москвы меня принять — конец года, бешеные очереди, мест не было, я просто позвонила из фудкорта и орала в трубку, захлебываясь слезами, что вот скоро новый год, время, когда количество суицидов растет и что я что-то с собой точно сделаю.

Я думала, что всё будет так: мы сейчас поболтаем, я поплачу на кушетке, мне выпишут таблеточки и я где-то раз в две-три недели буду за 3500 ездить к ней на беседу, и все будет хорошо. Не тут-то было.

Выслушав меня, мне задали массу общих вопросов про мое состояние, а потом весьма озадаченно удалились в соседний кабинет, откуда психиатр вышла с направлением в кризисный центр при 20 ГКБ имени Ерамишанцева. Про КЦ я читала до этого на «Медузе», и, конечно, не думала, что когда-либо там окажусь как пациентка.

На следующее утро я отправилась туда в какой-то рваной кофте, не причесавшись, не накрасившись, зареванная полностью. Улыбчивая доктор меня встретила, поговорила со мной и предложила госпитализацию.

Оказавшись в больнице, я сразу обратила внимание на гнетущую обстановку. Мою кровать подписали, у окон не было ручек — ручки были только у санитарок, и окна открывались только во время проветриваний по запросу. Я еще думала, какая злая ирония, что психиатрическое отделение находится на самом высоком этаже больницы.

На окнах в туалете стояли решетки. Уборные — без защелок. Душевая — тоже. Пока мы с молодым человеком ждали, пока меня оформят, периодически из разных углов отделения доносилась мелодия Don’t worry be happy — это оповещение о том, что кому-то из пациентов нужна помощь медсестры — ну, капельница закончилась, например, или еще что-то.

Меня положили в одну палату с юной девушкой, вокруг нее хлопотали родители. Когда они ушли, мы разговорились, познакомились поближе и рассказали друг другу свои истории. У девочки с собой покончил ее молодой человек, и, конечно, она винила во всем себя.

Об этой истории написало одно мерзкое издание. Помимо переживаний, связанных со смертью любимого, началась травля. Девушка пыталась покончить с собой, ее откачали, на некоторое время отправили в психбольницу, но ей там не становилось лучше, и было принято решение направить ее в КЦ.

Поначалу девочка часто плакала у меня на плече, мы сидели обнявшись, она рассказывала много приятных и веселых историй про своего погибшего парня и неизбежно срывалась в истерику, я бежала за медицинской помощью, чтобы девочке дали лекарство или микстуру.

В КЦ разрешали брать с собой все, что угодно — книгу, ноутбук, телефон, хоть мольберт. Я взяла пару книг, скачала на мобильник Твин Пикс, взяла с собой инструменты для рисования.

Но ничего не получалось делать: атмосфера в больнице и лекарства очень утомляют, ты постоянно хочешь спать или валяться. У меня не было сил даже тупить в социальные сети или листать дурацкие мемы, я моментально вырубалась.

Три недели в больнице не прошли даром. Я ушла посвежевшей, чуть более радостной, и я была счастлива выписаться из этой гнетущей атмосферы и свободно жить. Где-то через две недели я уволилась с работы и уехала в Петербург, оттуда уехала в свой родной город, так как поняла, что все же очень устала. Лечение я стала продолжать уже у себя.

Некоторое время назад я снова стала пациенткой психбольницы. Ушла я туда со скандалом: у моей матери достаточно стигматизированное отношение к психическим заболеваниям, на этой почве мы сильно поругались.

Мать обвиняла меня в том, что я бросаю коллег, ложась на больничный, что я подвожу всех, не хочу работать, и что я вообще уже почти год лечусь и нет результата — как будто я этом виновата я. В психбольнице было хорошо, правда, я провела там в этот раз всего несколько дней: меня угнетало, что я здесь, а моя мать на меня злится, что я валяюсь в палате одна под капельницей, а мои коллеги вкалывают — я не могла избавиться от чувства вины и где-то на четвертый день своего пребывания там я выписалась.

Лежала я вполне себе комфортно: мне подобрали идеальное меню с учетом моих аллергий, в моей палате больше никого не было, в отделении были всякие прикольные ништяки типа сенсорной комнаты — можно было рисовать всякое разное на песке, смотреть на голографические изображения, ходить по каким-то плиточкам с разной текстурой и валяться в больших таких креслах-мешках.

Более того, в отделении живет настоящий попугайчик-корелла, он весело чирикает, и когда по утрам медсестра совершает обход с тонометром и градусником, птиц летит за ней, поднимая всем настроение. Я жалею, что прервала лечение, и надеюсь в обозримом будущем его завершить.

Сейчас я продолжаю амбулаторное лечение, меня пугает иногда, что оно может растянуться на годы. Но лучше уж пить таблетки, чем умирать.

Ольга:

Я легла в больницу осенью пятнадцатого года. У меня были тревожные состояния, суицидальные мысли, апатия и черт знает что еще. В какой-то момент моя семья заволновалась и погнала меня к психиатру.

Со мной провели ряд стандартных тестов, решили, что все печально и надо класть, потому что это будет самым эффективным решением. Я расстроилась по этому поводу, потому что мне не хотелось жить вне дома, но сама больница ужаса у меня не вызывала.

При приеме со мной поговорила заведующая отделением, взяла честное пионерское, что я не пойду самоубиваться. Сразу назначили таблетки, кроме этого я в первый вечер умудрилась подхватить ротавирус, поэтому всю ночь меня рвало.

Потом на фоне этого случилась истерика, которую, возможно, начали снимать транквилизаторами, а может мне их дали еще до. Короче, сочетание транквилизаторов и ротавируса — оно такое себе.

Первые три или пять дней я ощутила, что значит почти физическая невозможность бодрствовать: на обед меня поднимали всей палатой, как я ничего не разливала в столовой, я до сих пор не поняла. По отзывам очевидцев — выглядело это стремно.

Когда приходил молодой человек — я просто очень удовлетворенно выходила поспать к нему на плече в коридор.

Нет, я пыталась поговорить, но выходило у меня недолго. Сутки делились на: «Ура, я нормально посплю!» и «Опять мне будут мешать спать!». А потом я отошла и стала вливаться.

Я попала в достаточно беззубую версию психбольницы, там не было никого, кто был похож на карикатурного психа: не было буйного отделения, никого с бредом. Условия тоже мягкие: посещения каждый день, после первой недели можно было уходить гулять (доехать до Невского, выпить кофе и вернуться проблемы не составляло), так что пара моих соседок как-то умудрились даже употребить алкоголь.

Самый главный квест психбольницы — это узнать, что с тобой конкретно не так. Пациентам по максимуму не говорят диагнозы, поэтому я и многие окружающие цеплялись за любой огрызок информации.

Нам говорили названия таблеток, поэтому при каждой смене назначения человек начинал неистово гуглить, как работает то, что ему назначили и ОТ ЧЕГО ОНО? Иногда удавалось услышать что-нибудь про товарища возле кабинета врача, когда приходил чей- то родственник, например.

Насчет таблеток. С таблетками все весело, потому что, насколько я знаю, система такая: диагностировать заболевание точно — это дорого, поэтому ставят что-то вроде приблизительного диагноза, опираясь на не очень большое количество анализов и то, что говорит сам человек, а потом просто перебирают таблетки, пытаясь понять, какие помогают.

В итоге человек получает набор таблеток, с которыми можно жить. В связи с этим мне однажды повезло: очередная комбинация таблеток вызывала у меня неконтролируемый тонус мышц (это вот то, что я чувствовала, а не термин, если что).

Как это выглядело: я сижу, разговариваю, чувствую, что с мимикой что-то не то. Подхожу к сестре, говорю: «Видите эту ухмылочку? А я ничего не делаю, чтобы она появилась».

Сестра сказала, что все ок, и пошла накапывать мне капель Морозова. Потом я заметила, что у меня осанка как у балерины. «Всегда мечтала, — говорю я сестре, — о хорошей осанке. Но по-моему тут что-то не то.» Медсестра сказала, чтобы я шла в палату. Идти в палату оказалось еще веселее, потому что спину начало неестественно отгибать назад, а бонусом начало косить челюсть. Вниз и вбок. Все пациенты впечатлились тем, что сестры пытаются отпоить травяными каплями человека, которого медленно, но верно складывает пополам через спину.

Я бы посмеялась над комичностью ситуации, но мне было не до того- челюсть выгнулась настолько, что начала ощутимо болеть. Я пыталась рукой поставить ее на место, чтобы дать мышцам отдохнуть, но сильно это не помогало. В итоге дежурный врач вызвал меня к себе, меня отвели и посадили перед ним.

— Раньше такое было?

— Волновалась сегодня?

— А сейчас волнуешься?

— Ну, да, немного. У меня челюсть рвется наружу и спина настолько выгнулась, что мне сложно смотреть прямо. Только вверх. — сказала бы я, но у меня была челюсть, мне было сложно разговаривать, поэтому я попыталась дать понять врачу то же самое своим видом.

— В общем, барышня, сейчас мы вам сделаем укол.

— Если он не подействует, мы вас повезем в другую больницу.

— Там уже не будут никаких посетителей и вообще все будет строже.

В итоге мне вкололи фенозепам, и меня попустило. Зачем было пугать меня другой больницей и где эта больница — я не в курсе.

Уже позже мне дали больше галоперидола, чем надо. Это сложно описать, это нужно чувствовать. Представьте, что ваш мозг тошнит. Представили? Вот, а я еще научную литературу про сербов пошла читать. По внутренним ощущениям мозг все время тормозит, но при этом хочет что-то делать. И жить мне пришлось с этим три дня, потому что назначили мне это дело в пятницу, и врач упер на выходные. Все было очень сложно.

В целом не могу сказать, что я лежала в плохом заведении. Сестры по большей части были адекватные, врачи были обычными российскими задерганными врачами, на которых тогда еще свалилась дополнительная нагрузка. Некоторые таблетки я до сих пор пью, конкретно карбамазепин, и с некоторыми соседками оттуда я до сих пор общаюсь.

Анна:

Я лежала несколько раз. Сначала в отделении пограничных состояний с анорексией и булимией, потом с тем же в психиатрии в женском отделении. Потом лежала в психиатрии опять же с биполярным расстройством, потом с расстройством личности и самоповреждениями в анамнезе.

Первый раз лежать было довольно интересно и пугающе. Люди, которые говорят не понятно с кем, женщина, прыгнувшая с третьего этажа.

Спасло то, что встретила там свою знакомую, и с ней уже было веселее. Тогда я первый раз ударила женщину на много лет старше меня. Была ночь, она начала бить меня полотенцем и называть дитём дьявола. Пришлось ударить. Медсёстры, кстати были не против. Её ещё привязали потом. Но я тогда уже спала под снотворным.

Ещё спасала музыка. Сидеть в курилке и петь песни, рассказывать истории — всё это помогало отвлечься от больничных стен и таблеток, что вызывали тошноту.

За сигареты приходилось работать и помогать санитаркам — мыть туалеты, палаты, перестилать грязные кровати.

Порой было грустно, от того, что молодые девушки, лежавшие там с глубокими переживаниями — не могли выйти из всего этого и просто еще больше сходили с ума.

Таблетки эти все — зло в чистом виде. Теряешь себя окончательно, на всё становится побоку, и от этого только хуже. Ибо себя не узнаешь. И жить не хочется. И делать ничего не хочется.

В итоге — не сказала бы, что всё как рукой сняло. До сих пор маниакальная привязанность к некоторым вещам. Ну и самоповреждения.

Хотя уже стало немного лучше, потому что стало всё равно на окружающих и проблемы. Сейчас проще ко всему отношусь. Нет времени особо на переживания.

Анатолий:

Лежал в учреждении с желтыми стенами три недели 9 лет тому назад. Ложился по своему желанию. Был в состоянии овоща под препаратами, но помню, что особенно никто там не выделялся, кроме двоих — один был натуральной обезьяной, орал, кричал, чесался.

А другая, из соседнего женского отделения, была совсем не от мира сего и что-то у всех часто спрашивала, но было не разобрать, что именно. Отделение было платным, но еда там была самая отвратительная в моей жизни. Это я запомнил хорошо. Ну и вспоминаю, как все врачи ходили с руками в карманах халатов. Там они держали ручки от дверей в отделение — просто так выйти оттуда было нельзя.

Лечился от ОКР, но в итоге оказалось, что диагноз совсем другой. Но это уже сильно позднее и в частной клинике. Тогда стало лучше, ремиссия длилась до 2012 года.

Елена:

Это был 2004 год, Волгоград. Когда я туда попала первый раз в 8 классе, психиатр была настолько некомпетентна, что решила самовольно, что меня дома бьют, и решила «взять на понт» моего опекуна, сказав ей, что я об этом рассказала (и об этом я узнала только после выписки). Из-за этого после моей выписки дома меня начали презирать, что я наврала и оклеветала свою тетю, началось постоянное ежедневное тыкание носом в это и психологическая травля, которая довела меня до второго срыва и госпитализации.

Во время самого пребывания мне очень нравилась одна санитарка, которая сидела у дверей нашей шестой палаты и следила за нами, чтобы никто не вышел. Я сидела у порога, мы с ней общались и разгадывали сканворды. Через неделю пребывания только благодаря ей я и начала говорить, ибо сама доктор мне казалась агрессивной и неадекватной.

Есть стала только, чтобы не делали капельницы, делали грубо и больно — привязывали к кровати, все руки были в синяках, иголкой тыкали несколько пока попадут в вену (в месте уколов тоже были жуткие синяки и шишки).

Было интересно проходить всякие тесты, практикующаяся там девушка забирала на них раз в день на час примерно.

Благодаря препаратам, которые давали, можно было легко пролежать целый день и ночь почти без движений и глядя в потолок, пока не было той санитарки. Рядом лежала привязанная постоянно девушка лет 20, в комнате был постоянный запах мочи, ибо она писалась, и никто не менял ей белье целый день. Да и матрас, наверное, не дал бы уйти этому запаху.

После шестой палаты можно было выходить днём «гулять» на балкон размером примерно 3х3 человек по 10, после ужина до отбоя в комнате отдыха включался телевизор, каналы переключать было нельзя, и приходилось смотреть только русские сериалы про березы и поля.

Да, и при поступлении меня загнали в темный душ под холодную воду, заставили мыть голову хозяйственным мылом. Учитывая, что я еле могла стоять — меня постоянно тошнило и темнело в глазах. Из-за этого мои длинные и кудрявые волосы жутко спутались, да и не было расчески. И их просто взяли и огромными ножницами мне обкромсали. На этом, пожалуй, все.

Александр Пелевин

В оформлении текста использованы кадры из фильма «Пролетая над гнездом кукушки»

На обложке — эпизод из фильма «Планета Ка-Пэкс»

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter .