Психоневрологический интернат: выход есть. Перевод из одного пни в другой

, 28.10.2015

Имеет ли право организация ПНИ без согласия недееспособного перевести его в другой ПНИ?

Комментирует юрист СПб БОО «Перспективы» Анна Удьярова:

В настоящее время опекуном граждан, проживающих в ПНИ и лишенных дееспособности, является интернат. ПНИ является законным представителем недееспособного и совершает все сделки от его имени. Одновременно по действующему законодательству о социальном обслуживании интернат является и поставщиком социальных услуг для проживающего в нем человека. Из-за того, что заказчик услуг (опекун - ПНИ) и поставщик услуг совмещаются в одном лице, очень часто решения принимаются не в интересах недееспособного. Такой ситуацией может быть и перевод из одного учреждения в другое - как в случаях, когда недееспособный человек хочет перевестись, так и в случаях, когда его пытаются перевести без его согласия.

Порядок перевода из одного ПНИ в другой регулируется на уровне регионального законодательства. До вступления в силу Федерального закона «Об основах социального обслуживания граждан в РФ» такой перевод имел в большой степени административный характер: решение о переводе принималось по заявлению проживающего, как правило, на уровне регионального органа в сфере социальной политики или специально создаваемой комиссии. В любом случае для перевода требовалось заявление. В Москве до недавнего времени действовала норма, по которой «перевод совершеннолетних дееспособных граждан из одного стационарного учреждения в другое осуществляется на основании личного письменного заявления в адрес руководителя учреждения, а недееспособных либо несовершеннолетних - на основании письменного заявления их законного представителя» (п.6.1 Приложения 2 Постановления Правительства Москвы О мерах по реализации Закона города Москвы от 9 июля 2008 года N 34 «О социальном обслуживании населения города Москвы»). Исходя из этой нормы, теоретически был возможен перевод недееспособного человека без его согласия - по заявлению законного представителя (то есть, интерната). Но с 1 января 2015 года указанное положение утратило силу. В настоящее время действует Постановление Правительства Москвы от 26 декабря 2014 года N 829-ПП «О социальном обслуживании граждан в городе Москве» , которое предусматривает порядок обращения гражданина, нуждающегося в социальном обслуживании, к поставщику социальных услуг в соответствии с ФЗ «Об основах социального обслуживания граждан в РФ». Теперь «перевод» из одного ПНИ в другой ПНИ не является формальной административной процедурой, перевод в другой ПНИ означает смену поставщика социальных услуг и заключение нового договора. Поскольку по закону опекун совершает от имени недееспособного все юридически значимые действия, то, вообще говоря, есть основания для действий ПНИ по переводу человека в другой ПНИ - как его законного представителя в сфере социального обслуживания.

Однако в ст. 36 Гражданского Кодекса указано, что «Опекуны и попечители исполняют свои функции, учитывая мнение подопечного». Вопрос учета мнения подопечного уже обсуждался довольно подробно в этой теме . Но в ситуации с переводом в другой ПНИ решение опекуна имеет еще более серьезные последствия в виде смены места жительства подопечного, затрагивает право человека на выбор места жительства и влияет на сложившийся у человека круг общения, на его социальные связи. Кроме того, поскольку проживающий находится в ПНИ по договору, то решение о переводе в другой ПНИ фактически означает отказ интерната от исполнения договора, но в этом случае возможно принятие решений органами опеки и попечительства.

Хотя если недееспособный человек ясно выражает свою волю против перевода в другой ПНИ, то, по моему мнению, сложно представить правомерные основания для принятия решения о переводе даже в том случае, если такое решение будет приниматься органами опеки. Поскольку действия опекуна всегда должны быть в интересах подопечного и не могут быть предприняты в целях административного удобства, то при переводе в другой ПНИ необходимо будет доказать, что такие действия существенно улучшат положение недееспособного и соответствуют его интересам. Поскольку все ПНИ являются учреждениями стационарного социального обслуживания и должны оказывать необходимые получателю социальные услуги качественно и в полном объеме, то перевод из одного в другое учреждение, оказывающее такие же услуги, сам по себе не может считаться улучшением.

Итак, с одной стороны, возможности для принятия решения о переводе недееспособного человека помимо его воли существуют. С другой стороны, обоснованность такого решения, если оно принято против ясно выраженной воли недееспособного, на практике очень сложно будет доказать. Поэтому в случае, если есть угроза перевода в другой ПНИ против Вашего желания, нужно:

Обратиться к директору с письменным заявлением о том, что Вы не хотите переводиться в другой ПНИ и просите учесть Ваше мнение при принятии решения;

Копию такого заявления направить по почте в органы опеки и попечительства по месту нахождения интерната.

В случае, если решение о переводе все равно будет принято, нужно обращаться в Департамент труда и социальной защиты города Москвы , в прокуратуру и в суд, и добиваться признания решения о переводе необоснованным.

Марина из своих 42 лет 17 провела в психоневрологическом интернате (ПНИ), куда дееспособную женщину поместили по настоянию матери.

Что такое жизнь в ПНИ? Это особый режим, когда ты вроде и свободен, но в то же время за малейшую провинность можешь лишиться основных прав. Например, права выхода за территорию интерната, права поездки домой, в отпуск или права совершать звонки по телефону.

А если твой проступок окажется, по мнению директора ПНИ, очень серьезным, то недолго и оказаться в «карантине».

Карантин - это закрытая палата без связи с внешним миром. Туда определяют не только тех, кто действительно нуждается в изоляции из-за подозрения наличия инфекционного заболевания, но и тех, кто заразен с точки зрения идейного влияния: отстаивает свои права, высказывает личное мнение, не желает мириться с беспределом, а проще сказать, протестует против античеловечного отношения.

Например, отказывается выходить на работу за нищенскую зарплату, мыть туалеты вместо санитарок, жалуется на плохое питание и оскорбления. Такого можно «полечить» аминазином или галоперидолом. Все оправдано психиатрическим диагнозом.

Марина оказывалась в карантине не раз и не два, ей часто приходилось молчать, видя несправедливость, быть тише воды и ниже травы, чтобы не подвергнуться репрессиям. Под давлением системы многие люди сдаются, свыкаются с мыслью, что такова их участь, и ничего сделать нельзя. Начинают думать, что действительно ни на что не имеют права, даже будучи дееспособными. Марина не сдалась.

17 лет за стенами ПНИ – срок не малый, мать не желала видеть Марину дома и не хотела, чтобы та возвращалась, да и в ПНИ постоянно внушали мысль, что выйти на свободу она не может, пока ей не разрешат. А разрешать никто не собирался. Никакого образования в области своих прав проживающим, естественно, не предоставляют. Социализация, адаптация, реабилитация – это все для отчетов, а на деле – никакого будущего и надежды на жизнь вне ПНИ.

Однако Марина, будучи человеком дееспособным, понимала, что здесь что-то не так. Если она не нуждается в заботе ПНИ, то почему не может покинуть его? Начала искать ответ и нашла его.

В соответствии с п.2 ст.44 Закона «О психиатрической помощи и гарантии прав граждан при ее оказании» «Выписка из стационарного учреждения социального обслуживания для лиц, страдающих психическими расстройствами, производится: по личному заявлению лица, в том числе лица, признанного в установленном законом порядке недееспособным…»

Таким образом, дееспособный гражданин может подать заявление на имя директора ПНИ, которым он расторгает договор стационарного социального обслуживания и просит его выписать из ПНИ, что Марина и сделала. Договор стационарного социального обслуживания должен заключаться с вновь прибывшим в ПНИ человеком в обязательном порядке. Основанием для расторжения договора является нежелание проживающего находиться более в данном ПНИ.

Через несколько дней Марину выписали из ПНИ, но сначала провели комиссию с участием врача-психиатра, которая подтвердила, что Марина может проживать самостоятельно. Этого требует все та же статья вышеуказанного закона. В случае с Мариной все прошло гладко, и весь этот психиатрический кошмар наконец-то закончился. Правда, вход на территорию ПНИ к своим друзьям был дня нее теперь закрыт.

Марина поселилась у знакомой, начала работать и пользоваться всеми возможностями, которые есть у обычных людей, но за стенами ПНИ осталось еще много тех, кто так до сих пор и не знает, что выйти из ПНИ можно.

Образец заявления на расторжение договора стационарного социального обслуживания:

Директору ПНИ № __

От проживающего(ей)

Заявление

Я, ФИО, расторгаю договор на стационарное социальное обслуживание, заключенный между мною и ПНИ № __. Прошу меня выписать и вернуть мне находящиеся на хранении в ПНИ №__ личные вещи и документы.
Число, подпись

Заявление на расторжение договора стационарного социального обслуживания подается в двух экземплярах, на одном из которых ставится отметка о приеме в канцелярии ПНИ. Экземпляр с отметкой остается у проживающего как доказательство расторжения договора стационарного социального обслуживания.

Психоневрологический интернат (сокращённо ПНИ ) - стационарное учреждение для социального обслуживания лиц, страдающих психическими расстройствами, утративших частично или полностью способность к самообслуживанию и нуждающихся по состоянию психического, а нередко и физического здоровья в постоянном уходе и наблюдении . Психоневрологические интернаты входят в общую систему психиатрической помощи в Российской Федерации и одновременно являются учреждениями социальной защиты населения .

Энциклопедичный YouTube

1 / 1

✪ Психоневрологический интернат переехал в Зеленогорск

Субтитры

Статистика

По сводным данным департамента социальной защиты города Москвы и Министерства труда и соцзащиты России , в 2013 году в российских ПНИ находилось 146 тысяч человек. В 35 % случаев пациенты поступают в психоневрологические интернаты из детских домов-интернатов для детей с умственными дефектами развития, в 20 % случаев - из семей, в 40,7 % случаев - из психиатрических больниц .

Организация быта, трудовой и учебной деятельности

Основная функция, выполняемая психоневрологическими интернатами, - обеспечение возможности проживания пациентов, их социально-бытового устройства. Обычно человек находится в ПНИ 15-20 лет или более, понятие выписки практически отсутствует. Это обусловливает особую организацию быта пациентов, которая сочетает в себе элементы больничного учреждения и общежития , а также вовлечение пациента в трудовую деятельность.

Условия проживания в ПНИ обычно характеризуются однообразием обстановки, монотонностью быта, отсутствием интересной занятости, дефицитом общения со здоровым окружением, зависимостью от персонала . Во многих интернатах пациенты проживают по восемь - десять человек в комнате. Санитарная площадь, приходящаяся на каждого пациента, часто составляет 4-5 м², вопреки нормативам (7 м²).

Трудовая деятельность. Для организации трудовой терапии в интернатах традиционно существует материально-техническая база, к которой относятся лечебно-трудовые мастерские (ЛТМ), подсобное сельское хозяйство, спеццеха. Самые распространённые виды работ в ЛТМ - швейные , столярные и картонажные; также существуют сборочные, сапожные виды работ, плетение корзин и др. После 1992 года изменение социально-экономической ситуации в стране привело к тому, что ЛТМ перестали получать заказы и сырьё от местной промышленности , и в результате - к нарушению права на труд многих проживающих.

Кроме того, трудовая деятельность пациентов ПНИ часто осуществляется в таких формах: 1) хозяйственно-бытовая деятельность по обслуживанию интерната (поддержание чистоты и порядка в помещениях, уход за тяжелобольными, разгрузка продуктов и т. п. - этот труд не оплачивается и часто оказывается принудительным, в нарушение прав работающих); 2) деятельность в составе выездных бригад на полевые работы и строительные объекты; 3) деятельность на штатных должностях в интернате и за его пределами.

Учебную деятельность в ПНИ необходимо осуществлять по специально разработанным программам обучения, позволяющим приобретать социально значимые профессии с учётом степени интеллектуального дефекта. Чаще всего возникает необходимость обучать молодых пациентов ПНИ профессиональным навыкам штукатура -маляра , столяра, сапожника, швеи и др., так как в учреждениях системы социальной защиты часто требуется ремонт зданий, мебели, кухонной утвари, белья, обуви.

Права пациентов ПНИ

На людей, проживающих в психоневрологических интернатах, распространяются общие права лиц, страдающих психическими расстройствами. Пациентов ПНИ следует информировать об их правах, обращаться с ними гуманно и с уважением к их человеческому достоинству, условия их содержания должны быть как можно менее ограничительными. Необходимо учитывать нормы о согласии на лечение, о праве отказаться от лечения, праве на соблюдение врачебной тайны и о других так называемых медицинских правах, предусмотренных в Законе о психиатрической помощи и международных документах по правам человека .

Лица, проживающие в ПНИ, вправе:

выходить за пределы интерната без каких-либо ограничений (навещать своих знакомых, родственников, ходить в магазин, ходить на работу, если инвалид где-то занят за пределами интерната, и др.) ;
свободно получать и отправлять письма и другие частные сообщения (при этом интернат не может просматривать переписку) ;
пользоваться телефонными услугами, радио и телевидением ;
находиться в достойных условиях проживания, приближенных к условиям обычной жизни, иметь возможности для активного досуга и отдыха ;
покупать и получать вещи, необходимые для повседневной жизни (при этом интернат обязан обеспечить их сохранность, например предоставив закрывающийся на ключ шкафчик) ;
заниматься добровольным оплачиваемым трудом в интернате либо за его пределами (при работе на территории интерната человек, проживающий в ПНИ, имеет право на такую же зарплату, как у сотрудников интерната) ;
свободно распоряжаться заработанными деньгами ;
получать , в том числе о предполагаемых результатах, побочных эффектах и альтернативных вариантах лечения ;
обращаться к администрации ПНИ по вопросам лечения, обследования, выписки, по вопросам соблюдения прав, предусмотренных законодательством о психиатрической помощи :98 ;
подавать без цензуры жалобы и заявления в органы представительной и исполнительной власти, прокуратуру , суд и адвокату :98 ;
встречаться с адвокатом и священнослужителем наедине :98 ;
исполнять религиозные обряды , соблюдать религиозные каноны , в том числе пост, по согласованию с администрацией иметь религиозные атрибутику и литературу :98 ;
выписывать газеты и журналы :98 ;
получать образование по программе общеобразовательной школы или специальной школы для детей с нарушением интеллектуального развития, если лицо не достигло 18 лет :98 .

Согласно Федеральному закону «О социальном обслуживании граждан пожилого возраста и инвалидов», граждане, проживающие в государственных стационарных учреждениях социального обслуживания, имеют право на :98-99:

обеспечение им условий проживания, отвечающих санитарно-гигиеническим требованиям;
уход, первичную медико-санитарную и стоматологическую помощь в данных учреждениях, а также обследование и лечение в госучреждениях здравоохранения в случае, если необходимо оказание специализированной медицинской помощи;
социально-медицинскую реабилитацию и социальную адаптацию ;
добровольное участие в лечебно-трудовом процессе с учетом состояния здоровья, интересов, желаний (принуждение граждан к лечебно-трудовой деятельности не допускается);
медико-социальную экспертизу , проводимую по медицинским показаниям, для установления или изменения группы инвалидности ;
свободное посещение адвокатом, нотариусом , законными представителями, представителями общественных объединений и священнослужителем, а также родственниками и другими лицами;
бесплатную помощь адвоката;
предоставление помещения для совершения религиозных обрядов, создание для этого условий с учётом интересов верующих различных конфессий ;
сохранение занимаемых гражданами по договору найма или аренды жилых помещений в домах государственного, муниципального и общественного жилищных фондов в течение 6 месяцев с момента поступления в стационарное учреждение, а в случаях, когда в жилых помещениях остались проживать члены их семей, - на протяжении всего времени пребывания в этом учреждении;
в случае отказа от услуг учреждения - на внеочередное обеспечение жильём, если пациенту не может быть возвращено ранее занимаемое им жилое помещение (дети-инвалиды, которые проживают в стационарных учреждениях соцобслуживания и являются сиротами либо лишены попечительства родителей, по достижении ими 18 лет должны быть обеспечены жилыми помещениями вне очереди органами местного самоуправления , если индивидуальная программа реабилитации предусматривает возможность осуществлять самообслуживание и вести самостоятельный образ жизни);
участие в общественных комиссиях по защите прав граждан пожилого возраста и инвалидов;
свободу от наказаний. Не допускаются в целях наказания граждан, проживающих в стационарных учреждениях, или в целях создания удобств для персонала применение лекарственных средств, средств физического сдерживания, а также изоляция граждан;
получение образования и профессиональное обучение (для детей-инвалидов, которые проживают в стационарных учреждениях социального обслуживания);
приём на работу, доступную по состоянию здоровья, на условиях трудового договора с ежегодным оплачиваемым отпуском сроком 30 календарных дней (для граждан пожилого возраста и инвалидов, проживающих в указанных учреждениях).

Нарушения прав пациентов

В авторитетных публикациях отмечаются массовые нарушения прав граждан, проживающих в психоневрологических интернатах . Нарушения эти происходят повсеместно, и многие из пациентов ПНИ проживают в неблагоприятных условиях . Государственный контроль за соблюдением их прав часто оказывается недостаточным, а общественный практически полностью отсутствует. Характерны повсеместные нарушения прав на трудоустройство и трудовую реабилитацию, на систематическое обучение, на интеграцию в общество , самостоятельное проживание, собственную семью .

Нередко запрещается свободный выход проживающих с территории ПНИ - например, выход допускается только в сопровождении персонала. Между тем действующее законодательство не допускает принудительного удержания лиц, проживающих в ПНИ, по решению администрации: ограничение свободы, согласно ст. 22 Конституции РФ , может допускаться только по решению суда в предусмотренных законом случаях. Кроме того, в соответствии со ст. 92 Жилищного кодекса РФ психоневрологический интернат - это специализированный жилой фонд, и потому создание в интернате режима психиатрической больницы неправомерно. Условия проживания в интернате, в том числе и режим, должны быть максимально приближены к домашним.

К нарушениям прав относится и такая распространённая ситуация, при которой человек с психическим расстройствам мог бы по заключению врачей быть выписан из ПНИ, но получает отказ в выписке. Самая частая причина отказа - отсутствие жилья и невозможность решить жилищную проблему; другие частые причины - несогласованность имеющихся правовых норм в отношении недееспособных лиц и сложности с тем, чтобы получить решение врачебной комиссии о возможности самостоятельного проживания. Случаи выписки из психоневрологических учреждений оказываются единичными; попав в ПНИ, пациенты обычно проживают там всю жизнь .

Т. Марголина в своём докладе отмечала, что люди в психоневрологических интернатах часто не получают адекватной медицинской помощи, в результате чего зафиксированы смерти от тяжёлых соматических заболеваний (перитонит , миокардит , пневмония , менингит); в четырёх интернатах не было организовано диетическое питание для пациентов с хронической патологией желудочно-кишечного тракта . Характерна однообразность питания и нехватка в рационе некоторых продуктов, таких как мясо, свежие фрукты, яйца. Отмечались Т. Марголиной и несоответствие жилищных помещений санитарным и техническим требованиям, отсутствие личного жизненного пространства, неприкосновенности и приватности жилища, а также другие нарушения прав пациентов . В Озерском ПНИ 14 недееспособных молодых женщин были подвергнуты медицинской стерилизации без процедуры рассмотрения данного вопроса в судебном порядке, предусмотренном приказом Министерства здравоохранения РФ № 303 от 28.12.1993 «О применении медицинской стерилизации граждан» .

Правозащитники отмечали факты унизительного и жестокого обращения с пациентами психоневрологических интернатов , использование для наказания сильнодействующих и обладающих тяжёлыми побочными эффектами психотропных средств . Упоминает о применении психотропных препаратов в целях наказания, а кроме того, и о необоснованном направлении пациентов интернатов в психиатрические стационары и Т. Марголина .

Серьёзное нарушение прав граждан представляет собой практика изъятия у них паспортов , наблюдающаяся, по данным прокуратуры , в ПНИ различных регионов России. Так, в Липецком интернате паспорта изымались администрацией у всех инвалидов и престарелых для хранения в канцелярии учреждения. Между тем, согласно законодательству, брать паспорт на хранение без согласия на то больного можно только у отдельных пациентов и при наличии к этому особых показаний; решение о такой мере может принимать лишь заведующий отделением или главный врач .

Наблюдаются также и нарушения прав подростков с диагнозом умственной отсталости, поступающих в ПНИ. Согласно федеральному законодательству, осмотр врачебной комиссией подростка с интеллектуальной недостаточностью, проживавшего в специализированном детском доме-интернате, по достижении им 18 лет должен предполагать или выписку из интерната и предоставление ему жилья (если комиссия приходит к выводу, что обследуемый может проживать самостоятельно и обеспечивать себя), или признание его недееспособным и перевод в ПНИ для взрослых, администрация которого принимает на себя функции опекуна . На самом же деле практически все дети, проживающие в специализированных домах-интернатах для лиц с интеллектуальной недостаточностью, автоматически переводятся по достижении ими 18 лет в психоневрологические интернаты; при этом нарушается право на информированное согласие, гарантированное федеральными законами РФ. В значительной мере это обусловлено трудностями с предоставлением жилья и низким качеством реабилитационных программ . В психоневрологических интернатах порой находятся люди, которые могли бы жить самостоятельной жизнью, вне стен интерната, и быть успешно адаптированными в обществе .

Нередко при обращении пациента ПНИ в общественные организации за защитой своих прав администрация интерната начинает применять к нему жёсткие меры: ограничивается свобода передвижения, изымается мобильный телефон , гражданин отправляется на лечение в психиатрическую больницу. К членам семьи и представителям общественных организаций также применяют незаконные санкции: ограничение или запрещение свиданий, непредоставление информации и пр.

Примечания

Законодательство Российской Федерации в области психиатрии. Комментарий к Закону РФ «О психиатрической помощи и гарантиях прав граждан при её оказании», ГК РФ и УК РФ (в части, касающейся лиц с психическими расстройствами) / Под общ. ред. Т. Б. Дмитриевой. - 2-е изд., испр. и доп. - Москва: Спарк, 2002. - 383 с. - ISBN 5889141872 .
Дементьева Н.Ф. Проблемы соблюдения прав человека в психоневрологических интернатах и детских домах-интернатах // Права человека и психиатрия в Российской Федерации: доклад по результатам мониторинга и тематические статьи / Отв. ред. А. Новикова. - Москва: Московская Хельсинкская группа, 2004. - 297 с. - ISBN 5984400073 .
Рейтер С. За чертой беспросветности: Как устроены российские психоневрологические интернаты: расследование «Ленты.ру» // LENTA.RU. - 29 октября 2013.
Мои права в психоневрологическом интернате . - РООИ «Перспектива», 2013.
Аргунова Ю.Н.

Министр труда Максим Топилин заявил о необходимости реформы психоневрологических интернатов. Его поддержали сенаторы и Общественная палата РФ. «Власть» выясняла, с чем придется столкнуться реформаторам.

«Это повсеместная практика в ПНИ — стерилизация, аборты»

Ольге Л. 26 лет, она инвалид второй группы с детства с диагнозом «умеренная умственная отсталость со слабо выраженным нарушением поведения». Вся ее жизнь протекала в государственных учреждениях Москвы: родильный дом №20, дом ребенка №13, детский дом №1, детский дом-интернат №7. С 19 февраля 2008 года живет в психоневрологическом интернате (ПНИ) №30. В 2014-м интернат лишил Ольгу дееспособности. «Шесть лет дееспособность Ольги не вызывала сомнений,— говорит юрист Центра лечебной педагогики (ЦЛП) Павел Кантор.— Ее лишили дееспособности в 24 года, и произошло это, как мы выяснили, одновременно с лишением дееспособности 28 других проживающих в интернате людей. Причем все решения вынесла одна судья в один день. Иными словами, ни о каком рассмотрении дела по существу не было и речи».

В сентябре 2015 года выяснилось, что Ольга беременна. Отец ребенка — дееспособный житель ПНИ №30. Руководство интерната приняло решение об аборте. Тут нужно отметить, что в ПНИ по закону дети жить не могут, а учреждения, в котором недееспособная Ольга могла бы жить вместе с ребенком, нет даже в «продвинутой» в социальном плане Москве. Поэтому в ПНИ женщины не рожают, даже если беременеют. Им делают аборты. Или, в редких случаях, ребенка отбирают сразу после родов, а мать пишет отказ. Во время общественных проверок ПНИ, в которых участвовали авторы этой статьи, жительницы интернатов рассказывали, как во время абортов им заодно перевязывали маточные трубы, то есть стерилизовали, мотивируя это обнаруженными «серьезными осложнениями». Мы видели женщину с рубцом от кесарева сечения, которая говорила, что ее ребенка забрали сразу после операции, а потом сказали, что он умер. Одна из руководительниц социальных учреждений рассказала нам в приватной беседе, что давно знает о такой практике: девушек, попавших в ПНИ, другие его жители или санитары склоняют к сожительству или насилуют; раз в месяц всех осматривает гинеколог; и тех, кому «не повезло», везут на аборты.

«Это повсеместная практика в ПНИ — стерилизация, аборты, только бы не допустить родов,— говорит председатель правления ЦЛП Роман Дименштейн.— Система в таких случаях всегда против появления ребенка».

В больнице, куда Ольгу привезли на аборт, ее увидели волонтеры православной службы помощи «Милосердие». Разговорившись с ними, Ольга сказала, что не хотела бы прерывать беременность, но в интернате ей велели это сделать. Волонтеры связались с кризисным центром для женщин «Дом для мамы», который уже не один год успешно работает при Синодальном отделе по благотворительности РПЦ как один из проектов «Милосердия». Сотрудники «Дома для мамы» приехали к Ольге в больницу — она подтвердила, что не хочет делать аборт. Решив помочь Ольге, директор кризисного центра Мария Студеникина, юрист Синодального отдела по благотворительности Наталья Старинова и юрист ЦЛП Павел Кантор отправились в ПНИ № 30 на встречу с директором Алексеем Мишиным. Кроме директора в его кабинете находилась почти вся администрация учреждения. Встреча длилась более часа и была записана на диктофон. Ни один из ее участников со стороны интерната не высказался за право Ольги сохранить ребенка. Общественникам приводили всевозможные аргументы: она не выдержит беременность и может умереть (никаких специфических диагнозов, которые предполагали бы смерть от беременности, администрация не назвала); ребенок не может жить в ПНИ, а значит, после родов Ольгу с ним разлучат, что приведет к ухудшению ее состояния (слов Студеникиной о том, что «Дом для мамы» готов сопровождать Ольгу с ребенком и решать все их проблемы, никто не слышал); наконец, утверждали, что Ольга не хочет этого ребенка, а общественники просто используют ее для достижения каких-то целей. «На этой встрече, особенно при общении с психологом ПНИ, которая откровенно давила на нас, стало понятно, что при таком мощном воздействии Ольга сделает все, что ей велит администрация учреждения»,— рассказывает Павел Кантор.

Уже на следующий день администрация интерната снова попыталась доказать свою правоту. Ольга заявила на видеокамеру, что хочет сделать аборт. Директор Мишин сообщил в своем фейсбуке, что сама Ольга не хочет рожать, но ее уговорили отказаться от аборта некие женщины в черном, утверждающие, что «аборт — это грех» (волонтеры «Милосердия» не являются монахинями, они светские люди и одеты в обычную, современную одежду). Ольгу повезли в другую больницу на аборт. Однако к этому времени известные общественные организации уже создали группу поддержки беременной жительницы ПНИ: представители ЦЛП, благотворительного фонда помощи детям с особенностями развития «Я есть!», православной службы помощи «Милосердие», благотворительного фонда «Волонтеры в помощь детям-сиротам» по очереди стали звонить в московский департамент труда и соцзащиты населения (ДТСЗН) и убедили чиновников дать Ольге шанс. «Директор департамента Владимир Петросян лично пообещал нам поддержку,— добавляет Студеникина.— Он пытался убедить директора Мишина сотрудничать с нами». После звонка из ДТСЗН Мишин согласился привезти Ольгу в гости в «Дом для мамы», но, по словам Марии Студеникиной и Натальи Стариновой, все время держал подопечную за руку, не отпуская ни на шаг. На следующий день руководство интерната сообщило, что в «Дом для мамы» Ольга «не хочет». Эту фразу потом много раз повторяли представители ПНИ как главный свой аргумент. Правда, впоследствии, во время общественной проверки в учреждении, администрация ПНИ попросила «не поднимать на щит» высказывания и желания проживающих, потому что они «больные люди».

Общественники нашли для Ольги временного опекуна, сотрудника РАН Наталью Токареву: Ольга могла бы жить у нее, а социальные и психологические услуги получать в «Доме для мамы». Сопровождать девушку, в частности ходить с ней в поликлинику и женскую консультацию, должна была профессиональная сиделка-помощница Алена Селифанова, а постоянный контакт с ней осуществляла психолог Городского ресурсного центра содействия семейному воспитанию Елена Житомирская, с которыми «Дом для мамы» заключил договор. Казалось бы, чиновники и общественность придумали неплохой формат для Ольги и других женщин в ПНИ, которые могут оказаться в такой ситуации.

23 октября 2015 года по очередному звонку из департамента Ольгу «отпустили на гостевой режим» к Наталье Токаревой. Гостевой режим приходилось продлевать каждые две недели. За последующие три с половиной месяца социальной адаптации, которые Ольга провела в квартире Токаревой вместе с помощницей Аленой, она не имела возможности забыть об интернате: ей постоянно звонил главный врач-психиатр учреждения, который был осведомлен обо всех изменениях в ее жизни. После каждого такого звонка, по свидетельству очевидцев, настроение Ольги портилось, она начинала повторять, что надо делать аборт и ехать в интернат. Бывало, представители ПНИ в сопровождении сотрудников отдела опеки устраивали неожиданную инспекцию: без предупреждения с видеокамерой приезжали в квартиру к Токаревой. Но даже в таких условиях состояние Ольги менялось в лучшую сторону: директор центра «Дом для мамы» Мария Студеникина говорит, что девушка начала читать, хотя до этого едва могла осилить страницу крупным шрифтом, у нее расширялся кругозор, она даже попросила купить ей глобус; полюбила гулять с собакой на улице и слушать музыку; с интересом участвовала в домашних делах, например в приготовлении пищи. Как сирота, которая никогда не жила в семье, она даже не знала, как готовят суп. Однако директор ПНИ, по словам Студеникиной, регулярно принимал решение о прекращении гостевого режима и срочном возвращении Ольги в интернат. Аргументы о том, что в условиях интерната невозможно полноценно сопровождать беременность, не действовали. После каждого такого «решения» общественникам приходилось звонить чиновникам в ДТСЗН.

«Ее буквально выставили на улицу»

20 ноября сотрудники службы «Милосердие» и ПНИ привезли Ольгу в территориальную женскую консультацию Чертаново, чтобы она встала там на учет. Врачи решили госпитализировать ее в Боткинскую больницу, где по итогам исследований сказали, что серьезной патологии беременности нет, но для стабилизации состояния нужно полежать в больнице одну-две недели. Через четыре дня ее выписали и увезли в ПНИ — сотрудники «Милосердия» узнали об этом на проходной больницы. В личной переписке с Алексеем Мишиным один из авторов этой статьи пытался выяснить, почему его подопечной не дали долечиться: директор утверждал, что Ольгу выписал завотделением Боткинской больницы, а так как никто из общественников за ней не приехал, то представителю ПНИ пришлось ее забрать. В свою очередь Мария Студеникина сообщила нам, что по рекомендации лечащего врача Ольге необходимо было остаться в больнице хотя бы на неделю и что забирать ее из больницы в угрожающем здоровью плода состоянии нельзя. Юрист ЦЛП Павел Кантор прояснил ситуацию: «Ольгу могли выписать по ее желанию или по желанию опекуна, поскольку пребывание в больнице является добровольным».

После выписки Ольга провела в ПНИ сутки. Администрация предлагала Токаревой или Студеникиной незамедлительно забрать девушку. Те, полагая, что ее состояние вызывает опасения, настояли на ее осмотре врачом в женской консультации. Врач вызвал скорую, и Ольгу снова госпитализировали в Боткинскую больницу. Таким образом, медики подтвердили, что стремительная выписка беременной пациентки была неоправданной.

У сопровождающих Ольгу специалистов «Дома для мамы» возникло ощущение, что медицинские показания для ее госпитализации вполне серьезны, но по какой-то причине администрация ПНИ вмешивается в лечебный процесс, и лечение прекращается. Поэтому Студеникина стала искать больницу с комфортными условиями, где Ольга могла бы жить в отдельной палате вместе с помощницей Аленой и под наблюдением врачей. «Мы пытались найти санаторий для беременных, но оказалось, все подобные санатории не обеспечивают психиатрического наблюдения,— рассказывает директор “Дома для мамы”.— Договорились наконец с хорошей загородной больницей, куда Ольга уже заселилась, но все сразу сорвалось после звонка из интерната — ее буквально выставили на улицу. В конце концов, мы договорились с руководством кризисного отделения одной из горбольниц, там есть возможность жить комфортно в отдельной палате вместе с помощницей. Ольга с Аленой заселились в отделение обсервации — ждали только подписи договора со стороны ПНИ, чтобы перейти в кризисное отделение беременных. Но на следующий день, 24 декабря, представители ПНИ №30 приехали в больницу и полтора часа провели за закрытой дверью с руководством больницы. Нашего представителя туда не пустили. Утром в пятницу 25 декабря мне позвонил главный врач-психиатр ПНИ Иванов и сообщил, что Ольгу выписывают из больницы и что в 15 часов нужно ее забрать. Руководство ПНИ уверяло нас, что все документы между интернатом и больницей подписаны, но позже мы выяснили, что с кризисным отделением для беременных интернат так и не подписал договор». До позднего вечера 25 декабря общественники звонили Алексею Мишину и чиновникам в ДТСЗН. В 18 часов представитель ДТСЗН Павел Келлер уверил соучредителя фонда «Я есть» Ксению Алферову, что Ольгу из больницы никто не выпишет, однако в это время Ольгу и Алену уже выставили из медицинского учреждения. Марии Студеникиной пришлось срочно искать машину, чтобы привезти Ольгу в «Дом для мамы».

После стабилизации психологического состояния Ольга снова поселилась у Токаревой. По словам психолога Елены Житомирской, медицинские исследования показали, что видимых повреждений плода нет, внутриутробно ребенок развивался нормально. «И хотя у Ольги время от времени проявлялись негативные установки и страхи по отношению к родам, она стала задавать много вопросов, свидетельствующих о пробуждении интереса к будущему материнству,— отмечает Житомирская.— Она стала поглаживать живот и выбирать имя для сына». Кроме этого, Ольга, выросшая в интернатной системе, привязалась к Наталье, Алене и Елене Житомирской. Личные привязанности давали надежду на нормализацию ее дальнейшей жизни.

29 января в квартиру Натальи Токаревой нагрянули правоохранительные органы. Как выяснилось впоследствии, это была реакция на «заявление» Ольги о том, что ее насильно удерживают в квартире Токаревой. «Заявление» было напечатано неизвестным лицом, датировано 4 декабря и адресовано уполномоченному по правам человека в городе Москва Татьяне Потяевой, которая ранее работала заместителем руководителя департамента соцзащиты и знакома с Алексеем Мишиным. В нем вполне грамотным языком сообщалось, в частности, что Ольгу увезли к Токаревой обманом, а еще назывался «РБОО “Центр лечебной педагогики”» как один из консультантов Марии Студеникиной. «Юридическое название нашего центра даже здоровый, дееспособный человек не запомнит, а Оля его и раньше не знала»,— комментирует председатель правления ЦЛП Роман Дименштейн. По его мнению, утверждение о насильственном удержании опровергает согласие, данное интернатом на гостевой режим в квартире Токаревой.

В тот же вечер Студеникина сообщила следователю, что опекун Ольги — администрация ПНИ — владеет всей информацией о ее местоположении, психиатр учреждения регулярно ей звонит, а сотрудники интерната могут приехать в любое время без предупреждения, что регулярно и делают. Поэтому ни о каком удерживании Ольги нет речи. Казалось, дело улажено, Ольга осталась в квартире Токаревой. К этому времени «Дом для мамы» начал искать роддом, в котором она могла бы родить, однако во всех горбольницах им отказывали, едва услышав о том, что девушка из ПНИ, недееспособная. Ксения Алферова договорилась с директором Перинатального медицинского центра Москвы Марком Курцером, тот предложил для Ольги бесплатную подготовку к родам в его учреждении и скидку на оплату родов. Оплату взяла на себя служба помощи «Милосердие».

«В глаза не смотрит, слова чеканит»

Вскоре Наталья Токарева заболела, и ей потребовалось обследование в больнице. «Дом для мамы» нашел для Ольги нового опекуна — Лидию Махалову, которая и оформила опеку 8 февраля. Однако 9 февраля в квартиру к Махаловой пришли сотрудники отдела опеки и попечительства Дмитровского района. Ольга к этому времени еще не переехала к новому опекуну, а находилась в «Доме для мамы» — на основании договора между опекуном и учреждением об оказании Ольге социальных, реабилитационных и психологических услуг. Визитеров интересовало, где находится опекаемая и почему в квартире спустя сутки после установления опеки нет ее вещей. Махалова объяснила, что вещи Ольги еще не передал ПНИ. «У нас была договоренность с директором ПНИ Мишиным, что мы приедем за вещами Ольги в интернат на следующий день,— рассказывает Мария Студеникина,— однако он, как обычно, нарушил договоренности». 11 февраля в «Дом для мамы» приехала полиция с документом об отмене опеки и поручением вывезти Ольгу от опекуна. Так Ольга вернулась в ПНИ — вывести человека из системы даже при содействии известных общественников оказалось невозможно.

В листе назначений Ольги, выданном ей лечащим врачом Перинатального центра, говорится о необходимости многократного дробного питания, приеме определенных препаратов, прогулках, покое. По словам Елены Житомирской, которая навещает Ольгу, всего этого в ПНИ нет. «Оля в глаза не смотрит, слова чеканит, твердит постоянно как заклинание: “Мой дом здесь”,— рассказывает Житомирская в переписке с общественниками.— На вопрос “Ты ела?” отвечает: “Мой дом здесь”».

В среду 30 марта общественникам стало известно, что представители ПНИ отвезли Ольгу в 20-ю городскую больницу, в отделение обсервации. Вероятно, предложение Перинатального медцентра, гарантировавшего Ольге отдельную палату, круглосуточное наблюдение врачей и посещение волонтеров, так и не было принято руководством ПНИ. В четверг 31 марта, раньше запланированного срока, Ольге сделали кесарево сечение, родился мальчик. Психолога Житомирскую к роженице не пустили, но медики сказали ей, что «ребенок хороший». Мы не знаем, виделась ли Ольга с сыном и как сложится их дальнейшая жизнь. «Дом для мамы» и другие НКО готовы оказывать ей системную помощь, чтобы она могла жить вместе со своим ребенком. Однако общественники считают, что ПНИ будет и дальше делать все возможное для изоляции своей подопечной. По мнению Романа Дименштейна, Ольга, как заложник системы, будет говорить то, что ей велят: «Для людей, с детства воспитывающихся в интернатной системе, очень сложно принимать собственные решения: многие из них очень внушаемы и легко подчиняются решениям администрации».

В свою очередь директор Мишин убежден, что общественники не справились со своей задачей, ранее он заявлял о «безалаберном отношении к беременной женщине со стороны общественной организации, которая не может осуществить качественное и всестороннее сопровождение человека с психическим расстройством».

«Наша “группа поддержки” действовала в условиях сжатых сроков,— рассказывает юрист ЦЛП Павел Кантор.— У нас не было возможности что-то планировать. Но сделано очень много: установлен контакт и взаимодействие с Ольгой, найдена сиделка, психолог, два кандидата в опекуны, подобраны лечебные учреждения, проведены медицинские исследования, найдены денежные средства на сопровождение родов. Не было никаких правовых препятствий для того, чтобы руководство ПНИ приняло предложение “Дома для мамы” о сопровождении Ольги. Но директор этого просто не хотел. Мы видим совершенно ненормальную картину абсолютной власти, когда директор ПНИ одновременно является единственным опекуном гражданина и единственным поставщиком всех необходимых для его жизни услуг — таким образом, любой человек в ПНИ попадает под тотальный контроль и диктат директора учреждения».

История Ольги совершенно типична, полагает юрист — многие сироты в ПНИ находятся под таким же давлением системы: «Ольга не может в принципе принять никакого обдуманного решения в вопросах личной жизни, потому что она ничего не знает про жизнь в семье, никогда не наблюдала отношений “мать—ребенок”, “отец—мать”, а тем более не участвовала в них. Это никак не связано с интеллектом или состоянием здоровья — в такую ситуацию поставлены все без исключения сироты, живущие в ПНИ. Они физически здоровы, мечтают о личной жизни, но из-за сиротских стигматов и ментальных нарушений они попадают в закрытую систему, которая не предлагает никакого ответа на их потребности, кроме мимолетных связей и абортов».

«Установлен порядок произвольного ограничения свободы граждан»

В январе 2016 года, когда Ольга еще жила у Натальи Токаревой, в ПНИ №30 покончила с собой жительница этого учреждения Елена Ш. Член Общественной палаты РФ (ОПРФ) Елена Тополева-Солдунова инициировала общественную проверку в интернате, в которой приняли участие представители общественных организаций. Несмотря на то что ДТСЗН проверку ОПРФ быстро согласовал, в назначенный день в самом учреждении заявили, что не видят для нее оснований. Препирательства между директором ПНИ Алексеем Мишиным и участниками общественной комиссии продолжались более часа. Тополева-Солдунова отметила, что в ее практике это первый случай, когда руководство учреждения препятствует проверке, санкционированной ОПРФ. Мишин разрешил проверку только после звонка Ксении Алферовой руководителю ДТСЗН Владимиру Петросяну.

В ПНИ №30 живет более 1 тыс. человек. Почти 70% жителей, как выяснили участники проверки, лишены дееспособности. Это и молодые люди, выросшие в детских домах, и молодые люди из семей, и люди среднего возраста, и старики. Когда в учреждении живет такое количество недееспособных, это вызывает много вопросов. Например, где их квартиры, как расходуются их пенсии, а также ежемесячные и единовременные пособия, которые сироты получают на личный счет с первого дня в сиротской системе и потом, когда достигают совершеннолетия. Доступ к личным средствам прекращается при установлении недееспособности гражданина — с этого момента его финансами распоряжается опекун, то есть руководство интерната. Во время проверки ее участники запросили информацию о нескольких жителях интерната и увидели, что они были лишены дееспособности на выездном заседании Чертановского райсуда в ПНИ — их даже не возили в суд. Один из наших собеседников утверждал, что лишение дееспособности происходило без его участия. Многие молодые люди хотели бы получать свою пенсию на руки, однако они этой возможности лишены и не могут делать даже самые простые покупки. У большинства нет мобильных телефонов, хотя они хотели бы их иметь; свет в их комнатах выключается и включается с внешнего пульта медсестрой, хотя многие из них не хотели бы ложиться спать в 22 часа и просыпаться в семь. Правила внутреннего распорядка учреждения, утвержденные приказом директора от 19 декабря 2012 года, разрешают сотрудникам интерната ограничить право граждан на личную переписку, прием посетителей, приобретение предметов первой необходимости и пользование собственной одеждой. Такие меры члены общественной проверки расценивают как превышение полномочий и нарушение прав и свобод граждан, гарантированных им Конституцией РФ.

Многие жители ПНИ заперты на своих этажах — ключ от железной двери, блокирующей этаж, хранится у медработника. Молодые люди, живущие в ПНИ, говорили нам, что мечтают выйти за ворота учреждения, но им не разрешают даже спуститься во двор. Такой закрытый режим, по мнению участников общественной проверки, является нарушением прав граждан, живущих в ПНИ. Постоянная изоляция приводит к вторичным психическим нарушениям и госпитализации. Наши собеседники жаловались и на то, что не могут отказаться от назначенного им лечения: один молодой человек сообщил, что при такой попытке был наказан и госпитализирован в психиатрическую больницу, после чего лишен дееспособности.

В отчете общественной комиссии, опубликованном на сайте ОПРФ, приводятся объяснения чиновников ДТСЗН, наблюдавших за проверкой: по их словам, в учреждении применяются подзаконные акты 1978 и 1981 годов (приказ Министерства социального обеспечения от 24 сентября 1981 года №109 об организации медицинского обслуживания и санэпидрежима в ПНИ и приказ Министерства социального обеспечения от 27 декабря 1978 года №145 — Положение о ПНИ). «Несмотря на то что эти документы не соответствуют Конституции РФ и действующему федеральному закону об основах социального обслуживания, именно они являются основой регламентов учреждения. Благодаря этим документам фактически установлен порядок произвольного ограничения свободы и иных личных прав граждан, проживающих в ПНИ»,— сообщают авторы отчета.

На вопрос, когда они в последний раз гуляли, обитательницы женского отделения милосердия, отвечали: «Летом». Сотрудники интерната в свою очередь утверждают, что люди «сами не хотят гулять». Одна жительница интерната сообщила, что уже четыре года не видела внучку — детей в ПНИ не пускают. Другая, сидя в кровати, пожаловалась, что за три месяца в интернате она ни разу не покидала свою кровать — в ней ее кормят и моют. Таких людей персонал называл лежачими.

Участница проверки Ксения Алферова отмечает, что врачи не знают жителей отделений по именам, у многих людей в отделении милосердия нет личных вещей — даже своего нижнего белья; директор благотворительного фонда Владимира Смирнова Елена Береговая полагает, что штатное расписание не позволяет сколько-нибудь серьезно оказывать психологическую, социальную или реабилитационную помощь — на весь интернат один массажный кабинет и два соцработника, а индивидуальные программы предоставления социальных услуг составлены как под копирку.

Общение жителей ПНИ с родственниками и знакомыми ограничено часами посещения, хотя ПНИ является учреждением социального обслуживания граждан, а не тюрьмой, и доступ сюда может быть разрешен в течение всего дня. В начале года члены общественной проверки получили письмо от Ирины Д., у которой в ПНИ умерла престарелая мать: она писала, что ей не давали видеться с матерью, хотя та ее ждала.

«Пребывание в изоляторе может быть бессрочным»

Наконец, общественная проверка, пытаясь выяснить причины самоубийства Елены Ш., осмотрела изоляторы ПНИ, расположенные на каждом этаже, в одном из них и провела свои последние дни Елена. Официально в интернате эти помещения называют карантинными отделениями, в них помещают людей, вернувшихся из больницы или домашнего отпуска. Проверяющие выяснили, что Елену «поместили в карантин» 25 декабря 2015 года, после выписки из психиатрической больницы. Новогодние и рождественские праздники она провела в маленькой комнате, запертой снаружи. В этой комнате нет телевизора, радио и каких-либо других предметов для проведения досуга. Покидать изолятор Елена не могла, к ней никого не пускали. 12 января, на 18-й день нахождения в изоляторе, Елена повесилась на казенном халате. «К Елене Ш. были применены меры изоляции и лишения свободы,— говорит помощник депутата Госдумы РФ Олега Смолина Сергей Колосков.— Для нее создали ненадлежащие, а возможно, и психотравмирующие условия пребывания в учреждении; примененные к ней меры изоляции были незаконными, потому что Конституция РФ запрещает ограничение свободы человека без предусмотренных законом оснований». По словам Колоскова, принудительное нахождение гражданина в психоневрологическом учреждении допустимо лишь при госпитализации в психиатрическую больницу по постановлению судьи — об этом неоднократно выносил решения Конституционный суд РФ. Действия ПНИ в отношении Елены Ш., по мнению Колоскова, могут быть квалифицированы как незаконное лишение свободы (ст.127 УК РФ).

При подробном изучении документов, которые регламентируют жизнь ПНИ №30, общественная комиссия обнаружила Положение об изоляторах (в отчете оно названо «Положение-И»), которое издал директор ПНИ. В документе говорится, что «изоляторы предназначены для временного пребывания получателей социальных услуг с целью исключения риска распространения инфекционных заболеваний», а также что основанием для помещения в изолятор является не только инфекционное заболевание, но и «первичное поступление получателя социальных услуг в отделение» и «возвращение получателя социальных услуг в отделение после отсутствия более пяти дней».

Однако федеральное законодательство (п.10.5 СанПиНа) гласит, что пациент может быть переведен в изолятор только при появлении признаков инфекционного заболевания и только до госпитализации в инфекционный стационар. А все остальные правила, изложенные в Положении-И, предусмотрены для помещения людей не в изоляторы, а в приемно-карантинные отделения, которых в ПНИ нет. В приемно-карантинных отделениях есть место ожидания с тамбуром, кабинет для медицинского осмотра, санузел с умывальником для персонала и отдельный вход с улицы.

Таким образом, руководство ПНИ смешало два понятия и долгое время незаконно помещало граждан в условия полной изоляции.

В изобретенном администрацией ПНИ №30 Положении-И не установлен предельный срок пребывания гражданина в изоляторе, а также не указаны действия, которые лечащий врач обязан предпринять для того, чтобы человек вернулся в свою обычную жизнь. «Другими словами, пребывание в изоляторе, согласно Положению-И, может быть фактически бессрочным и зависит только от решения врача,— говорится в отчете комиссии ОПРФ.— Это является недопустимым ограничением личной свободы получателя социальных услуг». По мнению участников общественной проверки, применение в ПНИ №30 «произвольных правовых актов» способствовало длительной изоляции Елены Ш. и ее трагической смерти. Эти факты, как полагают эксперты, дают основания для обращения в прокуратуру и следственные органы.

Департамент труда и социальной защиты Москвы, изучив отчет ОПРФ, вынес директору ПНИ №30 выговор и обязал его устранить нарушения до 15 апреля. Кроме этого, на совещании у главы ДТСЗН было принято решение о реформировании психоневрологических интернатов столицы. Ранее о необходимости реформы ПНИ заявил и министр труда РФ Максим Топилин. Неоднократно о нарушениях прав людей в психоневрологических интернатах говорила и вице-премьер Ольга Голодец. «Реформа в этой системе необходима, хотя бы потому, что живет она по нормативным документам советских времен и не соответствует современным общественным отношениям и современному социальному законодательству,— полагает руководитель благотворительного фонда “Перспективы” Мария Островская.— А существует она в таком виде только потому, что граждане мало знают о том, что такое жизнь человека в интернате, и совсем не знают о том, что для большинства жителей ПНИ — это смесь больницы и тюрьмы на пожизненный срок. Весь мир давно перешел на стационарозамещающие технологии жизнеустройства людей с психофизическими нарушениями: инвалиды живут в небольших домах или самостоятельно — при поддержке специалистов; их могут навещать друзья и волонтеры. В тех же огромных интернатах, куда посторонний войти не может, добиться соблюдения прав каждого гражданина невозможно».