Самые известные историки россии. Советские историки - какие они

Историческая наука играет большую роль в деле образования и воспитания народных масс и является сильнейшим орудием классовой борьбы на идеологическом фронте. Эксплоататорские классы всегда стремились и стремятся использовать историческую науку в целях увековечения своего классового господства. В интересах господствующих классов буржуазные историки фальсифицируют историю. Лишь в советском социалистическом обществе история превратилась в подлинную науку, которая, пользуясь единственно научным методом исторического материализма, изучает закономерности развития человеческого общества, в первую голову историю его производительных сил и производственных отношений, историю трудящихся народных масс.

Советская историческая наука не только объясняет прошлое, но и даёт ключ к правильному пониманию современных политических событий, помогает понять перспективы развития общества, народов и государств.

Творцами советской исторической науки, учителями и воспитателями советских кадров историков являются Ленин и Сталин. В трудах Ленина и Сталина изложены основы исторической науки, даны классические оценки важнейших вопросов мировой истории, разработаны важнейшие вопросы новой и новейшей истории и особенно истории народов СССР. Ленин и Сталин являются основоположниками изучения советского периода истории нашей страны.

За истекшие 30 с лишним лет существования советского государства советская историческая наука под руководством Ленина и Сталина прошла славный путь. Создана многотысячная армия советских историков, кадры которых состоят частично из историков, вышедших из старой школы и ставших на позиции марксистской исторической науки, а в подавляющем большинстве - из людей, сформировавшихся и выросших в крупных учёных в советское время. Успешно преодолены основы старой, дворянско-буржуазной исторической мысли, а также меньшевистско-эсеровские исторические построения, являвшиеся не чем иным, как перепевом тех же дворянско-буржуазных концепций. Вооружённые учением Ленина - Сталина, руководимые большевистской партией и её Центральным Комитетом, советские историки выступают как армия пропагандистов марксистской исторической науки среди самых широких слоёв трудящихся масс. Они сыграли большую роль в воспитании и обучении нового поколения советских людей, способствуя превращению их в сознательных и активных граждан социалистического общества, патриотов социалистической Родины, строителей коммунизма.

Под руководством большевистской партии и лично товарища Сталина советские историки разгромили антиисторическую «школу» Покровского. Огромнейшую роль в разгроме антинаучной «школы» Покровского и в дальнейшем развитии советской исторической науки сыграли такие документы, как работа товарища Сталина «О некоторых вопросах истории большевизма», опубликованная в журнале «Пролетарская революция» за 1931 год, постановление Совета народных комиссаров и Центрального Комитета ВКП(б) от 16 мая 1934 года по вопросу о преподавании гражданской истории в школах СССР, замечания товарищей Сталина, Жданова, Кирова по поводу конспектов учебников по истории СССР и по новой истории. В этих документах была дана глубокая критика недостатков в области нашей исторической науки и намечена программа дальнейшего её изучения, разработки и пропаганды. В замечаниях товарищей Сталина, Жданова и Кирова на конспекты учебников по истории СССР и по новой истории были сделаны указания относительно периодизации истории, дана принципиальная оценка важнейших политических событий в истории СССР и в новой истории, указаны пути к составлению программы учебников по истории н высказан ряд других важнейших руководящих положений,. которые легли в основу дальнейшей работы советских историков.

Исключительно большую роль в деле дальнейшего развития историй ческой науки сыграл «Краткий курс истории ВКП(б)», созданный И. В. Сталиным в 1938 году. «История ВКП(б). Краткий курс», гениально обобщающий исторический путь большевистской партии, послужил образцом научного исследования во всех областях исторической науки.

Глубочайший анализ новых закономерностей развития социалистического общества дан в трудах, речах, докладах и приказах товарища Сталина за годы Великой Отечественной войны, в них выяснены причины побед Советской Армии над фашизмом, определены дальнейшие пути развития советского государства и общественных отношений современной эпохи.

В постановлениях Центрального Комитета ВКП(б) по идеологическим вопросам советские историки получили новое мощное оружие для дальнейшего победоносного развития исторической науки. Выступления партийной печати-центрального органа «Правда» и газеты «Культура и жизнь» - против подрывной деятельности антипатриотической группы театральных критиков нацелили нашу партию и советскую интеллигенцию на разоблачение и разгром проявлений буржуазного космополитизма в советской науке и культуре.

Кучка безродных космополитов проповедовала враждебный нашему мировоззрению национальный нигилизм. Отстаивая антинаучную и реакционную идею «единого мирового потока» развития культуры, космополиты объявляли устаревшими и отжившими такие понятия, как национальная культура, национальные традиции, национальный приоритет в научных и технических открытиях. Они отрицали и охаивали национальные формы социалистической культуры, отказывались признать, что лучшие традиции и культурные достижения народов СССР, и в первую очередь традиции и культурные, достижения русского народа, составили основу советской социалистической культуры. Безродные космополиты клеветали на великий русский народ, распространяя лживое - утверждение о его вековечной отсталости, об иностранном происхождении русской культуры и об отсутствии у русского народа национальных традиций. Они отрицали и дискредитировали лучшие достижения советской культуры, пытались принизить её перед растленной культурой буржуазного Запада.

Таким образом, безродный космополитизм тесно переплетается с преклонением перед иностранщиной. Вред и опасность проповеди космополитических идей заключаются в том, что они направлены пробив советского патриотизма, что они подрывают дело воспитания советских людей в духе патриотической гордости за нашу социалистическую Родину, за великий советский народ. Поэтому выкорчёвывание из нашей литературы, искусства и науки всяких проявлений космополитизма является делом особой важности и актуальности.

Буржуазный космополитизм представляет особую опасность ещё и потому, что он является в настоящее время идеологическим оружием борьбы международной реакции против социализма и демократии, идеологическим прикрытием стремлений американских империалистов к установлению мирового господства.

События последних лет показывают, каким опасным врагом свободы и независимости народов является космополитизм. Прикрываясь идеями о «мировом хозяйстве», «всемирном государстве» и «всемирном правительстве», провозглашая идею отмены якобы устаревшего национального суверенитета, прожжённые. дельцы и политиканы Уолл-стрита орудуют в европейских и азиатских странах, подавляя национальную независимость народов, готовя войну против Советского Союза и стран народной демократии. Космополитизм как идеологическое орудие американского империализма в подготовке войны против Советского Союза был вскрыт и разоблачён А. А. Ждановым в его докладе о международном положении на Варшавском совещании 9 компартий в 1947 году.

Не случайно для борьбы против советского государства и советской идеологии англо-американские империалисты приглашают к себе на службу отребья русской белоэмигрантщины. Не случайно также, что эти изгнанные родиной отщепенцы выступают ныне как ярые космополиты. Например, история нашей Родины фальсифицируется в США и Англии русскими белоэмигрантами по указанию их англо-американских хозяев. В так называемой кембриджской истории в разделах, посвященных истории России, подвизался такой автор, как Струве,- злейший враг советского народа и гнусный ренегат. Многотомная история России, затеянная в Америке под редакцией Вернадского и Карповича, пишется силами объявивших себя космополитами русских белоэмигрантов. Политический смысл трудов этих фальсификаторов истории нашей Родины ясен: они стремятся представить русский народ находящимся где-то на задворках истории, неспособным к самостоятельному развитию. Сочинённая русскими белоэмигрантами так называемая «евразийская» концепция истории России имеет целью «обосновать» якобы на основе исторических «особенностей» развития России отсутствие собственных национальных корней у русской культуры и у русского государства. Той же цели служит и пресловутая норманистская теория, давно опровергнутая советскими историками и археологами, но упорно распространяемая в буржуазных странах.

Партия большевиков ведёт развёрнутое наступление против различных проявлений буржуазной идеологии: против буржуазного объективизма, против попыток возрождения кадетствующего либерализма и социал-реформизма. Борьба с этими проявлениями буржуазной идеологии не может быть успешной без разоблачения и разгрома космополитических идей и их носителей.

Будучи проявлением буржуазной идеологии, космополитизм отнюдь не противостоит другим её формам, а находит в них - в буржуазном объективизме и буржуазном национализме, кадетском либерализме и социал-реформизме - своих союзников, питательную среду и почву для своего развития. Буржуазный объективист выхолащивает классовое содержание исторического процесса, превозносит реакционные стороны исторического прошлого, преклоняется перед старыми, консервативными началами, ненавидит новые, революционные начала. Буржуазный космополит выхолащивает не только классовое содержание, но и национальную форму исторического процесса. Чёткому марксистско-ленинскому классовому анализу исторического процесса, учитывающему как социально-экономические, так и национальные моменты, он противопоставляет идеалистические тощие схемы культурных заимствований и филиации идей как основы исторического процесса.

Вот почему, сосредоточивая огонь на безродном космополитизме, щ не должны ослаблять борьбы и против других форм проявления буржуазной идеологии.

Отдельные проявления концепций буржуазного космополитизма имеют место и в советской исторической науке.

В своё время космополитические идеи насаждались М. Н. Покровским и его антиисторической «школой». Подменяя исторический материализм вульгарным социологизмом, «школа» Покровского фальсифицировала, извращала исторические события, чернила великое прошлое народов нашей страны, издевалась над национальными традициями русского народа. Партия разгромила покровщину, но некоторые идейки этой «школы» и до сих пор имеют хождение в исторической науке. Проявлению космополитических идей способствовало также не изжитое ещё до конца влияние традиций старой, дореволюционной дворянской и буржуазной историографии, как известно, всячески культивировавшей космополитические «теории». Наконец, космополитические концепции проникают в нашу историческую науку из буржуазно-империалистического окружения, ибо космополитизм - одно из идеологических орудий заправил с Уолл-стрита и их агентуры, направленных на ослабление советского патриотизма, ослабление воли советского народа к борьбе за коммунизм.

Таковы корни буржуазного космополитизма, проявляющегося в «трудах» оторвавшейся от народа и его стремлений кучки безродных космополитов в области исторической науки,

Безродные космополиты наших дней искажают историю героической борьбы русского народа против своих угнетателей и иноземных захватчиков, принижают ведущую роль русского пролетариата в истории революционной борьбы как нашей Родины, так и всего мира, затушёвывают социалистический характер и международное значение Великой Октябрьской социалистической революции, фальсифицируют и искажают всемирно-историческую роль русского народа в построении социалистического общества и в победе над врагом человечества - германским фашизмом - в Великой Отечественной войне.

Серьёзный вред делу разработки истории советского общества нанесла группа историков, возглавляемая акад. И. И. Минцем и проф. И. М. Разгоном. За 18 лет работы в секретариате «Истории гражданской войны» они выпустили только два тома «Истории гражданской войны». Не меньший ущерб нанёс акад. Минц тем, что не выполнил задание правительства по выпуску в свет учебника по истории СССР советского периода, чем осложнил и затормозил выращивание кадров молодых историков, специалистов по истории нашей Родины.

В своей работе «История СССР (1917-1925 гг.)», которая была уже подвергнута суровой критике на страницах газеты «Культура и жизнь», акад. Минц принижает ведущую роль русского народа и рабочего класса в борьбе за построение социалистического государства. Акад. Минц явно не понимает решающего значения в этой борьбе советского патриотизма, воспитанного партией Ленина - Сталина, и переоценивает внешние факторы.

Грубой политической ошибкой редакции журнала «Вопросы истории» было опубликование в № 1 за 1949 год статьи акад. Минца «Ленин и развитие советской исторической науки», в которой совершенно обойдены вопросы борьбы с безродным космополитизмом. В этой статье акад. Мимц, умалчивая о том, что основоположниками разработки истории советского общества являются Ленин и Сталин, рекламирует существующие и несуществующие «труды» небольшой группы лиц (Разгона, Городецкого и др.), работами которых якобы «положено начало изучению советского периода истории нашей страны».

Порочные, космополитические взгляды акад. Минца и его группы были разоблачены на учёных советах и заседаниях кафедр в Академик общественных наук, в Московском университете, в Институте истории Академии наук и в других учреждениях.

Проф. Разгон как в своих прежних работах по истории гражданской войны на Северном Кавказе, так и в последней работе, опубликованной в Большой советской энциклопедии (том «СССР»), протаскивает космополитические взгляды и идейки. Он затушёвывает всемирно-историческое значение Великой Октябрьской социалистической революции, не показывает организующей роли диктатуры пролетариата в строительстве социализма. Так же, как и акад. Минц, проф. Разгон даёт лишь внешнюю, одностороннюю, фактическую историю, не раскрывая закономерностей советского периода, принижая ведущую роль русского народа и русского рабочего класса в победе Великой Октябрьской социалистической революции, в гражданской войне и в строительстве социалистического общества. В работе по истории гражданской войны на Кавказе проф. Разгон, извращая факты, даёт совершенно неправильную картину отношений между русским народом и народами Се- (верного Кавказа, «доказывает» революционность чеченцев и ингушей и контрреволюционность осетин. Порочно изображает проф. Разгон и Отечественную войну, в истории которой он принижает роль советского патриотизма как одного из решающих источников победы советского народа над фашизмом.

Космополитизм в исторической науке проявился и в форме низкопоклонства перед иностранщиной, в отрицании самостоятельности развития общественно-исторической мысли в России. Ярким образцом такой космополитической концепции является книга проф. Н. Л. Рубинштейна «Русская историография», целиком написанная с космополитической позиции «единого потока» развития мировой исторической науки, в котором русская историография представляется лишь как повторение и разновидность исторических школ и направлений, возникших на Западе и перенесённых затем в Россию. История русской исторической науки изображена Н. Л. Рубинштейном как филиация идей, оторванных от русского исторического процесса, от классов и классовой борьбы в России. Принизив русскую историческую науку, Н. Л. Рубинштейн поднял на пьедестал зарубежную буржуазную науку и её представителей, подвизавшихся в России; главным) образом немцев. Последние выступают у него носителями самых передовых исторических теорий, зачинателями сбора и научной обработки русских исторических (источников, учителями русских историков, посредниками в перенесении в Россию научно- исторических теорий.

Редколлегия журнала «Вопросы истории» допустила грубую ошибку, не организовав на страницах журнала критику космополитической антимарксистской книги Н. Л. Рубинштейна «Русская историография». Больше того: предоставив страницы своего журнала проф. Рубинштейну для выступления со статьёй о русской историографии, журнал фактически дезориентировал историков. Редколлегия не сделала всех необходимых выводов и из обсуждения его книги на совещании историков при Министерстве высшего образования, ограничившись лишь публикацией отчёта об этом совещании.

В 1948 г. появилось ещё одно произведение И. Л. Рубинштейна - «История СССР до XIX в.», опубликованное в специальном томе Большой советской энциклопедии (том «СССР»). Н. Л. Рубинштейн по-прежнему продолжает в этой работе проповедовать свои космополитические взгляды и по существу, хотя и в более завуалированной форме, повторяет почти все порочные установки и идеи своей первой работы.

С космополитических позиций рассматривает проф. Рубинштейн и историю русской культуры. Он полностью исходит из антимарксистской, антинаучной, идеалистической теории заимствований, как основы создания и развития русской национальной культуры. Он снимает, по существу, вопрос о внутренних условиях, национальных и классовых корнях развития русской культуры. Культурный подъём русского народа в период Киевского государства связывает лишь с освоением русским народом культурного наследства античного мира и средневековой культуры Византии, культурные достижения русского народа в XII в. объясняет расширением международных связей России и проникновением в Россию достижений мировой культуры. Иностранным «влиявшем объясняет проф. Рубинштейн и развитие русской культуры в XVIII веке. Так безродный космополитизм расправляется с культурой великого русского народа.

Серьёзные ошибки, идущие по линии переоценки роли иностранных влияний, принижения международного значения (русской культуры н науки, содержатся также в главах по истории русской культуры учебника по истории СССР для вузов (изд. II). Авторы этих глав часто сползают «а порочные позиции разного рода «влияний», «заимствований» и «взаимодействий» как основы создания и роста русской культуры. Особенно много ошибок содержится в главе, посвящённой истории культуры XVIII века (автор - проф. Готье). Оценивая русских деятелей, автор везде на первый план выдвигает заимствование ими тех или иных западноевропейских теорий и идей и почти совсем не показывает их оригинальности и цельности. О Радищеве, например, написано следующее: «Литературная форма «Путешествия» была взята Радищевым у английского писателя Стерна, автора «Сантиментального путешествия по Франции и Италии»... Радищев - ученик французских рационалистов и враг мистицизма, хотя в некоторых его философских представлениях материалистические идеи Гольбаха и Гельвеция неожиданно смешиваются с идеологическими представлениями, заимствованными у Лейбница, которого Радищев изучал в Лейпциге. Его идеи о семье, браке и воспитании восходят к Руссо и Мабли... Общие мысли о свободе, вольности, равенстве всех людей сложились у Радищева, по его собственным словам, под влиянием другого французского просветителя - Рейналя». Так характеризуется зачинатель освободительной борьбы против царизма и самодержавия в России - человек, которым гордится русский народ, деятельности которого такую высокую оценку дал В. И. Ленин.

Космополитические идеи содержатся в книге О. Л. Вайнштейна «Историография средних веков» (изд. 1940 года). Он так же, как и Н. Л. Рубинштейн, в объяснении развития исторической науки стоит на почве теории заимствований и изображает русские школы медиевистов лишь отпрысками и разновидностями западноевропейских школ. С точки зрения О. Л. Вайнштейна, славянофильство, например, «как направление общественной мысли выросло на романтической философской основе» (стр. 295), а отнюдь не было порождено своеобразием русских общественно-политических отношений. Полному искажению подвергся у О. Л. Вайнштейна образ Т. И. Грановского. Он «изобразил его человеком, исторические воззрения которого состоят из обрывков идей разных европейских школ и направлений. «Воспитанный в школе немецкого романтизма,- пишет О. Л. Вайнштейн о Грановском,- он «противовес его консерватизму» нашёл в трудах французских либеральных историков Тьерри и Гизо» (стр. 298), - и дальше О. Л. Вайнштейн добавляет: «...в своих лекциях он (Т. Н. Грановский. - Ред.) оказывается под влитием Гизо, Шлоссера и лишь в очень небольшой степени - Ранке» (стр. 299). По мнению О. Л. Вайнштейна, чуткость Т. Н. Грановского ко всякому движению западноевропейской историографии была настолько велика, что он одним из первых учёл происходивший на Западе переход к позитивному и в духе последнего стал перестраивать свои лекции. И других представителей русской медиевистики - Кудрявцева, Ещевского и др. - О. Л. Вайнштейн изображает как людей, находившихся в полной зависимости от западноевропейской науки. Характеризуя русскую историческую науку 50-60-х годов прошлого столетия, О. Л. Вайнштейн пишет: «Либерально-позитивистское направление, которое, как мы видели, Грановский успел только приветствовать, становится господствующим направлением русско-буржуазной исторической мысли, Шеллинг н Гегель в качестве «властителей дум» уступают место Конту, Боклю, Спенсеру» (стр. 303). Отказав русской медиевистике в самостоятельном развитии, О. Л. Вайнштейн «забывает» рассказать о том влиянии, которое оказывали на западную науку такие представители русской буржуазной медиевистики, как Виноградов, Лучицкий и другие.

Некоторые советские историки в своих работах, посвящённых истории США, Англии и международных отношений новейшего времени, допустили ошибки реформистского характера, космополитические извращения, идеализацию Преформизма и.проявление низкопоклонства перед буржуазным Западом. Так, например, В. Лан в своей книге «США от первой до второй мировой войны» выступает в качестве апологета буржуазной Америки. Он затушёвывает классовые противоречия и классовую борьбу в США; объективистски изображает внутреннюю политику американского правительства в 30-х годах, не вскрывая её истинного классового характера; превозносит и восхваляет буржуазных государственных деятелей США. Слепо доверяясь американской апологетической литературе, он не только не разоблачает империалистической политики Вильсона, но и пытается убедить советского читателя в «пацифизме» Вильсона, в талантах и добродетелях Гувера и других слуг Уолл-стрита. В. Лан пытается реабилитировать правящие империалистические круги США в таком деле, как общеизвестное участие этих кругов в проведении мюнхенской политики «умиротворения» и поощрения фашистской агрессии накануне второй мировой войны.

Пример космополитического и либерально-реформистского, а не марксистского изложения истории колониальной политики американского империализма представляет собой книга Л. И. Зубока «Империалистическая политика США в странах Караибского бассейна». В изображении Л. И. Зубока так называемая политика «доброго соседа» означает отказ США от интервенции во внутренние дела стран Латинской Америки. Между тем в действительности политика эта означала лишь перенесение центра тяжести с открытых форм на замаскированные формы интервенции. Вместо того чтобы направить своё исследование на разоблачение методов этой замаскированной интервенции, осуществлявшейся в 30-х годах, Л. И. Зубок предпочитает ограничиться поверхностным и некритическим изложением официальных документов, резолюций панамериканских конференций и лицемерных заявлений правительства США. Читатель напрасно стал бы искать в этой книге показа того огромного влияния, которое оказали и оказывают Великая Октябрьская социалистическая революция и победы социализма в СССР на борьбу народов Латинской Америки за свою независимость.

Такого же рода космополитические извращения допустили в своих работах Г. А. Деборин и проф. И. С. Звавич. В книге «Международные отношения и внешняя политика СССР» (выпуск IV, 1947) Г. А. Деборин, игнорируя существовавшее уже во время войны в лагере антигитлеровской коалиции различие в определении целей войны, изображает правительство США как «борца» за справедливые цели войны и как «друга» колониальных народов. В этой работе Г. А. Деборин некритически относится к лицемерным декларациям правительства США и Англии о целях войны и выступает в качестве адвоката американских и английских саботажников открытия второго фронта. В своих лекциях, прочитанных в Институте международных отношений, проф. Звавич затушёвывал агрессивную сущность английского. империализма и не разоблачал предательскую роль и империалистическую политику правых лейбористов, её антисоветскую направленность.

Все эти порочные работы не были подвергнуты критике и разоблачению на страницах журнала «Вопросы истории». Мало того: в журнале был опубликован ряд статей и рецензий указанных авторов, написанных в духе буржуазного космополитизма. Так, в статье проф. Зубока «Из истории американо-мексиканских отношений в 1920-1939 гг.» агентты американского империализма, мексиканские президенты Обрегон и Кайес, изображены борцами против империализма за народные интересы: в статье так же, как и в указанной книге, искажается империалистическая роль американской политики «доброго соседа». Такой же порочной является статья проф. Звавича «Историография внешней политики Великобритании в её новейших представителях», в которой автор ухитрился не заметить антирусских тенденций английских буржуазных историков.

Как видно из приведённых фактов, космополитические идейки и концепции проникли в нашу историческую литературу. Принижение роли русского народа и русской культуры в мировой истории, низкопоклонство перед буржуазной культурой Запада, перед реакционной буржуазной историографией не встречали должного отпора и не разоблачались. В этом повинны как Институт истории АН СССР, так и наш журнал, который должен.быть руководящим органом советской исторической науки.

Советские историки должны приложить все силы для скорейшего исправления допущенных ошибок и недостатков, должны полностью искоренить какое бы то ни было влияние буржуазной идеологии.

Большевистская партия под водительством И. В. Сталина - верного продолжателя великого дела В. И. Ленина - уверенно ведёт советский народ от победы к победе, решительно сметая со своего пути врагов и смело преодолевая все трудности строительства коммунизма.

Под руководством большевистской партии, вдохновляем ой гением, товарища Сталина, советский народ превратил нашу страну в мощную социалистическую державу. Блестяще осуществлено построение социалистического общества, укрепление советского государства и его вооружённых сил. Советское общество и государство достигли небывалого расцвета. Разбив сильного и коварного врага в годы Великой Отечественной войны, советский (народ в послевоенный период под руководством товарища Сталина успешно идёт по пути к коммунизму.

С каждым годом, с каждым месяцем и днём растёт мощь Советского Союза, растёт международный авторитет социалистического государства, авторитет советского народа, большевистской партии, нашего вождя и учителя товарища Сталина.

Исключительно важен богатейший исторический опыт большевистской партии, опыт революционной борьбы нашего народа за свержение власти помещиков и капиталистов и особенно великий исторический опыт строительства первого в мире советского социалистического государства, развития его экономики, промышленности и техники, сельского хозяйства, культуры, создания и воспитания широких кадров советской интеллигенции, строительства вооружённых сил и их боевых действий по защите советского государства. Этот исторический опыт важен не только; для советского народа, но и для трудящихся других стран как уже освободившихся из-под власти эксплоататоров, так и тех стран, где под знаменем коммунистических партий ведётся борьба против эксплоататоров, против империализма. Наш опыт имеет всемирно-историческое значение для народов стран народной демократии, а также и для всего прогрессивного человечества, которое, всё больше объединяясь, ведёт борьбу с империалистическими хищниками и поджигателями войны. Огромно влияние нашей страны, наших революционных преобразований на рабочее движение в капиталистических странах.

Задача советских историков - осмыслить и осветить в своих исследованиях, статьях и книгах всемирно-исторический революционный путь советского народа, революционный путь руководителя советского народа - большевистской партии.

Жизнь всё больше подтверждает правоту великого учения Ленина и Сталина о путях развития революционного движения в капиталистических государствах, о неизбежном и прогрессирующем разложении империалистической системы, о всё большем и большем возрастании и укреплении революционных сил, сил прогресса, о росте мирового коммунистического движения. Ленинско-сталинское учение служит мощным идейным оружием, путеводной звездой для всего прогрессивного человечества в его борьбе против, империалистических поджигателей войны, против империалистических эксплоататоров - этих варваров XX в., стремящихся разрушить все передовые достижения человеческой цивилизации.

Задача советских историков заключается также и в том, чтобы осветить великий исторический процесс перехода от капитализма к коммунизму.

Наряду с разработкой истории народов СССР особое внимание должно быть уделено разработке истории советского общества и государства, а также истории стран народной демократии, национально-колониальных движений, международных отношений. Необходимо продолжать работу по исследованию истории таких империалистических государств, как CШA и Англия, возглавляющих мировую реакцию.

Советские историки должны развернуть ещё большую идейно-теоретическую борьбу против англо-американских фальсификаторов истории нашей Родины и всеобщей истории.

Советские историки, разрабатывая с марксистских позиций историю, других народов, стран и государств, тем самым помогут прогрессивным историкам этих стран вести успешную борьбу с фальсификаторами истории, в корыстных целях использующими историческую науку для восхваления и укрепления власти эксплоататоров, для ограбления слабых народов силами империалистических государств.

Задача советской исторической науки заключается в том, чтобы на международной арене повести самую решительную борьбу с правыми социал-демократическими фальсификаторами истории государств и народов.

Советская историческая наука не может двигаться вперёд без широкого творческого обсуждения актуальных вопросов истории, без большевистской критики и самокритики ошибок и недостатков в научных трудах советских историков, в их практической деятельности. Без критики и самокритики невозможна нормальная и эффективная деятельность журнала «Вопросы истории», который должен быть боевым руководящим идейно-теоретическим органом армии советских историков.

Как справедливо указала газета «Культура и жизнь» (от 21 апреля 1949 г.) в статье «За высокий идейно-научный уровень», отсутствие творческих дискуссий, критики и самокритики на страницах журнала не могло не сказаться отрицательно на научной работе в области истории. В этой статье партийной печатью поставлены важнейшие задачи перед всем фронтом историков, в том числе и перед их журналом «Вопросы истории».

Безусловно, справедлива критика и в том, что журнал «Вопросы истории» за последнее время перестал быть боевым органом марксистско-ленинской исторической науки, что он не ставил перед советскими историками актуальных задач, отказался от творческого обсуждения важнейших вопросов исторической науки, не вёл последовательную и решительную борьбу с проявлениями буржуазной идеологии в советской исторической науке. Журнал проявлял либеральное отношение к носителям тех или других идеологических извращений, не был воинствующим большевистским органом, из номера в номер разоблачающим фальсификаторов истории, не был органом, который помогал бы прогрессивным историкам зарубежных стран и в особенности историкам-марксистам стран народной демократии успешно разрабатывать историческую науку на основе учения Ленина - Сталина. Журнал в связи с этим, как справедливо указано в статье, перестал быть руководящим органом советской исторической науки, весьма слабо влиял на направление и идейный уровень научной работы в области истории. Он нередко печатал случайные материалы. Каждый выходящий номер представлял собой пёструю коллекцию случайных и узких тем, не имеющих серьёзного научного значения. Журнал не ставил теоретических вопросов исторической науки, отказался от разработки вопросов развития общественной мысли, почти не освещал проблем истории советского общества и государства. В освещении же некоторых вопросов истории советского общества и государства он не шёл дальше периода гражданской войны, давая эти статьи на очень низком идейном и научном уровне. Печатая преимущественно материалы по истории древних, средних и новых веков; в том числе и истории СССР, журнал не выделял важнейших вопросов дореволюционной истории, вопросов, от разработки которых зависит успех развития всех других областей исторической науки. Журнал недооценивал значение передовых статей, в которых он обязан был из номера в номер не только ориентировать советских историков по всем важнейшим вопросам, но и ставить конкретные задачи во всех областях исторической науки, а также подводить итоги достигнутым успехам, критиковать недостатки и тем самым расчищать пути дальнейшего всё более успешного развития исторической науки.

На страницах журнала не освещались такие важные вопросы истории советского общества и государства, как индустриализация, коллективизация сельского хозяйства, борьба советского народа за осуществление сталинских пятилеток, развитие культурного и национального: строительства в СССР, история внешней политики советского государства, военная история советского общества и государства, важнейшие вопросы; героической истории большевистской партии и другие.

Журнал не ставил смело вопросов о.воспитании новых авторских кадров и не вёл за последнее время серьёзной организационной работы я с огромной армией советских историков. Журнал фактически потворствовал монопольному положению в области исторической науки небольшой группы историков во главе с акад. Минцем, который считал разработку истории советскою государства своей неотъемлемой привилегией.

Не велась серьёзная борьба с теми историками, которые пытались возродить концепции старой, дворянской буржуазной историографии и восхваляли представителей дворянско-буржуазной науки, стремясь породнить советскую науку с дворянско-буржуазной.

Все эти и другие недостатки обязывают советских историков и их руководящий орган - журнал «Вопросы истории» - на основе указаний ЦК ВКП(б) в области исторической науки не только исправить эти недостатки, но и широко развернуть научно-исследовательскую и пропагандистскую работу, усилить наступательную борьбу за полное искоренение влияний и пережитков буржуазной идеологии, иногда проявляющихся ещё в тех или иных работах наших историков. Среди армии советских историков не должно быть людей, которые не вели бы наряду с научно-исследовательской или преподавательской работой пропагандистской работы в самом широком смысле слова. Речь идёт не только о чтении лекций по актуальным проблемам истории, но и о выступлениях в газетах, журналах по важнейшим вопросам исторической науки.

Советские историки должны быть страстными, воинствующими большевистскими пропагандистами, они должны ставить насущные проблемы истории и смело разрабатывать их. Советский исторический фронт не может походить на тихую заводь или на тыловой бивуак. Советские историки имеют все основания к тому, чтобы решить те актуальные задачи, которые ставят перед нами партия, правительство и лично товарищ Сталин.

Советские историки должны идти в первых рядах борцов с буржуазной идеологией англо-американского империализма, в разоблачении англо-американского империализма, его реакционной сущности, в разоблачении социал-реформизма, фальсифицирующего и приспособляющего историю в интересах своих хозяев - империалистов.

При активном участии всей армии советских историков журнал «Вопросы истории» должен стать воинствующим органом, направляющим развитие советской исторической мысли, обобщающим её достижения и организующим советских историков, воспитанных и руководимых партией Ленина - Сталина, на борьбу за построение коммунистического общества.

"Вопросы истории" l949г №2

Многие из заслуженных докторов наук, несущих ахинею и занимающихся откровенной профанацией сегодня, приобрели свой статус и свои ученые степени еще в советское время. В результате иногда встает вопрос об уровне квалификации историков советской эпохи в целом. И здесь, как это водится, часто бывают полярные оценки.

Иногда говорят о том, что советские историки были специалистами высокой квалификации и "сегодня таких уже нет и скоро совсем не будет" (с). Иногда, напротив, обвиняют во всех мыслимых грехах. Я лично знаю случай, когда рецензент заявил аспиранту, что все ссылки на советских историков из диссертации необходимо убрать, поскольку те "недостойны цитирования" (диссертация была посвящена международным отношениям рубежа XIX-XX вв.). Фразы о том, что советские историки коллективно занимались профанацией науки, слышны сплошь и рядом. К слову, присутствие таких заявлений в книге современного автора (причем сделанных в резкой форме) - один из верных признаков того, что вы имеете дело с низкокачественной псевдоисторической поделкой.

Какими же они были, эти историки советской эпохи? Ответ один - разными.

Несмотря на то, что в СССР гуманитарным наукам уделялось меньшее внимание, чем естественным, все условия для того, чтобы профессионально, на высоком уровне заниматься историческими исследованиями, в целом имелись. Разумеется, существовали и идеологические ограничения, и сложности с выездом за рубеж. Тем не менее, в общем они оказывали гораздо меньшее негативное влияние на работу историков, чем сегодняшние нищенские зарплаты, которые буквально вынуждают квалифицированных специалистов уходить из науки вообще либо серьезно ограничивают их возможности. К тому же идеологические ограничения в разной степени влияли на работу историков, занимавшихся различными периодами истории. Иногда все сводилось к необходимости добавить в предисловие пару цитат из классиков да придерживаться принятого в ту эпоху языка ("буржуазные историки" и т.п.). Поэтому в Советском Союзе были и выдающиеся историки мирового уровня, и сильные научные школы.

С другой стороны, имелись объективные условия и для профанации науки. Местами целые периоды истории были отданы на откуп агитпропу. Можно было десятилетиями просиживать штаны, защищая диссертации под названием "Деятельность партийных организаций высших учебных заведений Ленинграда в 1950-1960 годах" и т.п. Отсюда, собственно, все нынешние "кадры" старшего возраста, с удовольствием занимавшиеся воспроизводством некомпетентности в течение последних 25 лет, когда материальные условия для развития настоящей исторической науки в России, можно сказать, отсутствовали (и отсутствуют до сих пор).

Поэтому словосочетание "советский историк" не является само по себе ни знаком качества, ни позорным клеймом. Особенно вторым. А вот когда говорят про "современного российского историка" - да, немного напрягаешься.

Прежде чем говорить о советских историках, необходимо сказать несколько слов о двух авторах, которых в просторечье называют «историческими романистами». Они - поставщики «легкого чтения», и часто не без таланта рассказывают увлекательные истории из прошлого, с диалогами и бутафорией, когда герои их то «задумываются, почесывая затылок», то «многозначительно покашливают», то шепчут чтото любимой женщине, так что никто не слышит, кроме нее самой. К историкам эти авторы отношения не имеют, но читатели читают их с увлечением. Роман М. Касвинова «23 ступени вниз» о Николае II написан именно в таком стиле: когда царь принимает Столыпина по серьезному государственному делу у себя в кабинете, то горит камин, собеседники сидят в уютных креслах, а царица в углу штопает царю носки. Роман Н. Яковлева «1 августа 1914 года» несколько более реален. В нем мы даже находим коечто о масонстве: автор встречал министра Временного правительства Н.В. Некрасова (имеется пример прямой речи героя); автор дает нам понять, что имеется также документ, а может быть и не один, с которым он ознакомился. Но вместо любопытства, читатель начинает смутно чувствовать медленный прилив скуки: в тот момент, когда Н. Яковлев на страницах романа заставил своего героя заговорить, оказалось, что это вовсе не Некрасов, а только сам Яковлев. В писаниях этих романистовфельетонистов трудно отличить фантазию от истины, и читатель иногда бывает не совсем уверен: действительно ли царица не штопала царю носки, а Некрасов не говорил Яковлеву о какихто своих записках, мемуарах и документах, не то гдето зарытых, не то им замурованных. Читателю предложен кусок прошлого, и он не прочь узнать о нем побольше, даже если оно слегка искажено и приукрашено. Хуже, когда поставлены кавычки и начинается цитата, которая нигде не кончается, так как автор забыл кавычки закрыть. «Некрасов рассказывал мне тогда много интересного», - пишет Яковлев, но не говорит, когда он это записал: тогда же? или через двадцать лет? или он пишет по памяти? И можно ли в этом случае ставить кавычки? Было ли то, что началось кавычками, взято из зарытого материала, или чтото другое? Фамилии близких друзей Некрасова и его братьев по масонской ложе полны ошибок, которые Некрасов сделать не мог: вместо Колюбакина - Колюбякин, вместо ГригоровичБарский - ГригоровичБорский. Изредка Яковлев поясняет: «слово неясно в документе». В каком документе? И почему этот документ не описан? Разговор Яковлева с Шульгиным никакого интереса не представляет: Шульгин никогда не был масоном, а Яковлев - историком. Но не за это, а за другие грехи советская критика обошлась с ним жестоко. Когда советские историки справедливо жалуются на скудость материала о масонстве146, и некоторые из них надеются, что многое еще может выйти наружу, я не могу разделить их оптимизма: слишком многое было уничтожено во время красного террора и гражданской войны людьми, имевшими даже отдаленное касательство к дореволюционному масонству России, не говоря уже о самих братьях тайного общества. А что не было уничтожено тогда, то постепенно уничтожалось в 1930х гг., так что после 1938 г. вряд ли чтонибудь могло уцелеть на чердаках и в подвалах. Художница Удальцова в начале 1930х гг. в Москве сама сожгла свои картины, а Бабель - часть своих рукописей, как и Олеша. Что можно еще сказать после этого? С.И. Бернштейн, современник и друг Тынянова и Томашевского, уничтожил свою коллекцию пластинок, наговоренную поэтами в начале 1920х гг. Бернштейн был первый в России, тогда занимавшийся «орфоэпией». Советские историки не располагают нужными им масонскими материалами не потому, что они засекречены, а потому что их нет. Масоны не вели масонских дневников и не писали масонских воспоминаний. Они соблюдали клятву молчания. В Западном мире частично уцелели протоколы «сессий» (возможно, что протоколы начали вестись только в эмиграции). В каком же состоянии находится сейчас советская масонология? Начну издалека: две книги, изданные Б. Граве в 1926 и 1927 гг., я нахожу до сих пор очень ценными и значительными. Это - «К истории классовой борьбы» и «Буржуазия накануне февральской революции». Они не много сообщают нам о масонстве, но дают некоторые характеристики (например - Гвоздева). В этих книгах дана прекрасная канва событий и некоторые краткие, но важные комментарии: «У министра Поливанова были связи с буржуазной оппозицией», или рассказ о визите Альбера Тома и Вивиани в Петербург в 1916 г., и о том, как П.П. Рябушинский, издатель московской газеты «Утро России» и член Государственного Совета, информировал французов о том, куда царское правительство ведет Россию (с Распутиными, Янушкевичами, и прочими преступниками и дураками). Это происходило, когда все собирались в усадьбе А.И. Коновалова под Москвой, на секретных заседаниях. Между 1920ми гг. и работами академика И. Минца прошло почти тридцать лет. Минц писал о масонстве, которое то ли было, то ли нет, а если и было, то никакой роли не играло. Он, тем не менее, цитирует воспоминания И.В. Гессена, где бывший лидер кадетов, немасон, писал, что «масонство выродилось в общество взаимопомощи, взаимоподдержки, на манер „рука руку моет“. Справедливые слова. Но Минц их понимает так, что масонство вообще было явлением незначительным и скептически цитирует письмо Е. Кусковой, опубликованное Аронсоном, о том, что движение „было огромно“, всерьез принимая ее утверждение, что „русское масонство с заграничным ничего общего не имело“ (типичный масонской камуфляж и ложь во спасение), и что „русское масонство отменило весь ритуал“. Мы теперь знаем из протоколов масонских сессий, что это все неправда. Минц так же твердо уверен, что никакого „Верховного Совета Народов России“ никогда не было, и что ни Керенский, ни Некрасов не стояли во главе русского масонства. Позиция Минца - не только преуменьшить масонство в России, но и осмеять тех, которые думают, что „чтото там было“. Заранее предвзятая позиция никогда не придает историку достоинства. Работы А.Е. Иоффе ценны не тем, что он сообщает о масонстве, но тем фоном, который он дает для него в своей книге «Русскофранцузские отношения» (М., 1958). Альбера Тома собирались назначить «надзирателем» или «Особоуполномоченным представителем» союзных держав над русским правительством в сентябре 1917 г. Как и Минц, он считает, что русское масонство не играло большой роли в русской политике и, цитируя статью Б. Элькина, называет его Ёлкиным. В трудах А.В. Игнатьева (1962, 1966 и 1970е гг.) можно найти интересные подробности о планах английского посла Бьюкенена, в начале 1917 г., повлиять через английских парламентариевлейбористов, «наших левых», на Петроградский Совет, чтобы продолжать войну против «германского деспотизма». Он уже в это время предвидел, что большевики возьмут власть. Игнатьев говорит об изменивших свое мнение о продолжении войны, и медленно и тайно переходящих к сторонникам «хоть какогонибудь», но если возможно, не сепаратного мира (Нольде, Набоков, Добровольский, Маклаков). Он дает подробности о переговорах Алексеева с Тома по поводу летнего наступления и нежелания Г. Трубецкого пускать Тома в Россию летом 1917 г.: будучи масоном, Трубецкой отлично понимал причины этой настойчивости Тома. Советский историк сознает важность встреч ген. Нокса, британского военного атташе, с Савинковым и Филоненко в октябре 1917 г. - оба были в некотором роде союзниками Корнилова, - и рассказывает, сознавая всю безнадежность положения Временного правительства, о последнем завтраке 23 октября у Бьюкенена, где гостями были Терещенко, Коновалов и Третьяков. В этом же ряду серьезных ученых стоит и Е.Д. Черменский. Название его книги «IV Дума и свержение царизма в России», не покрывает ее богатого содержания. Правда, большая часть ее посвящена последнему созыву и прогрессивному блоку, но уже на стр. 29 мы встречаем цитату из стенографического отчета 3й сессии Гос. Думы, по которому видны настроения Гучкова в 1910 г.: 22 февраля он сказал, что его друзья «уже не видят препятствий, которые оправдывали бы замедление в осуществлении гражданских свобод». Особенно интересны описания тайных собраний у Коновалова и Рябушинского, где далеко не все гости были масонами, и где нередко попадаются имена «сочувствующих» чиновных друзей (слова «арьергард» он не употребляет). Картина этих встреч показывает, что Москва была «левее» Петербурга. Им описано конспиративное собрание у Коновалова, 3 марта 1914 г., где участники представляли спектр от левых октябристов до социалдемократов (хозяин дома в это время был тов. председателя Гос. Думы), а затем и второе - 4 марта у Рябушинского, где, между прочим, присутствовал один большевик, СкворцовСтепанов (известный сов. критик, о котором в КЛЭ нет сведений). Кадет Астров сообщает (ЦГАОР, фонд 5913), что в августе 1914 г. «все (прогрессисты) прекратили борьбу и устремились на помощь власти в организации победы». Видимо, вся конспирация прекратилась до августа 1915 г., когда началась катастрофа на фронте. И тогда же, 16 августа, у Коновалова опять собрались (между другими - Маклаков, Рябушинский, Кокошкин), для новых разговоров. 22 ноября в доме Коновалова были и трудовики, и меньшевики (среди первых - Керенский и Кускова). Там было одно из первых обсуждений «апелляции к союзникам». Черменский напоминает, что генералы были всегда тут же, близко, и что Деникин в своих «Очерках русской смуты», много лет спустя, писал, что «прогрессивный блок находил сочувствие у ген. Алексеева». В это время МеллерЗакомельский был постоянным председателем на совещаниях «прогрессивного блока» с представителями Земгора. Черменский ходит рядом с масонством, но еще ближе подходят к нему нынешние более молодые историки, работающие в Ленинграде над эпохой 19051918 гг. Так, один из них ставит вопрос о «генералах» и «военной диктатуре» летом 1916 г., «после того, как царь будет свергнут». «Протопопов никогда не доверял Рузскому», говорит он, и переходит к письму Гучкова, распространявшемуся по российской территории, к кн. П.Д. Долгорукову, который предвидел победу Германии еще в мае 1916 г. Знания этого автора может оценить тот, кто внимательно вникнет в ход его мышления, тщательность его работ и умение подать материал большого интереса. Есть среди этого поколения советских историков и другие талантливые люди, значительные явления на горизонте советской исторической науки. Многие из них обладают серьезными знаниями и нашли для них систему, некоторые награждены и литературным талантом повествователя. Они отличают «важное» от «неважного», или «менее важного». У них есть чутье эпохи, которым обладали в прошлом наши большие историки. Они знают, какое большое значение имели (неосуществленные) заговоры - они дают картину масонского и немасонского сближения людей, партии которых не имели причин сближаться между собой, но члены этих партий оказались способными на компромисс. Это сближение и - у некоторых из них - соборное видение Апокалипсиса, идущего на них с неизбежностью, от которой нет спасения, вызывают у нас теперь, как в трагедии Софокла, ощущение ужаса и совершающейся судьбы. Мы понимаем сегодня, чем был царский режим, против которого пошли великие князья и меньшевикимарксисты, на краткий срок соприкоснувшиеся, и вместе раздавленные. В одной из недавних книг мы находим рассуждения о западничестве и славянофильстве на таком уровне, на каком они никогда не были обсуждены в закупоренной реторте 19 столетия. Автор находит «цепочку следов» (выражение М.К. Лемке). Она ведет от ставки царя через его генералов к монархистам, которые хотят «сохранить монархию и убрать монарха», к центристам Думы, и от них - к будущим военным Петроградского Совета. Беседы А.И. Коновалова с Альбером Тома, или оценка ген. Крымова, или званый вечер в доме Родзянко - эти страницы трудно читать без волнения, которое мы испытываем, когда читаем трагиков, и которое мы не привыкли испытывать, читая книги ученых историков. Здесь есть то «творческое заражение», о котором писал Лев Толстой в своем знаменитом письме к Страхову, и которым обладают далеко не все люди искусства. Советские историки, специалисты по началу 20 века, касаются изредка в своих работах и русского масонства. Это дает мне право, работая над моей книгой, думать не только о том, как ее примут и как оценят молодые европейские и американские (а также русскоамериканские и американорусские) историки, но и о том, как ее прочтут советские историки, которые за последние годы все больше направляют свое внимание в сторону русских масонов XX столетия. Прочтут ее, или услышат о ней.

Как можно «отрицательно» или «положительно» относиться к грозе, землетрясению, чуме? Это же данность нашего существования, так устроен мир. Христианин свершает таинство Евхаристии, то есть как бы ритуально-каннибалистически вкушает тело и пьёт кровь Иисуса Христа и репетирует Богосаможертвоприношение и приобщается святости-небесности, но "вся правда" также и в том, что после этого самый праведный верующий срёт и ссыт поглощенным-переваренным в животе, удобряя низменность-земельность, такова жизнь. Как можно «любить» или «ненавидеть» исторических деятелей прошлого, сколько бы крови они не пролили, будь это хоть Чингис-хан с Генрихом VIII и Иваном Грозным и Петром Великим и Лениным со Сталиным и Мао Цзэдуном впридачу и т.д.? Их тоже надо воспринимать как данность, так устроен мир, иногда они выглядят «как Божия гроза», как «Бич Божий», как «Мировой Дух верхом на коне» и т.д. Как можно «прославлять» или «критиковать» Моисея, который, с одной стороны, получил от Господа Бога заповеди Божьи, в том числе заповедь «Не убий!» ради сущего, и принес их людям, но ради бытия разбил вдребезги каменные скрижали, на которых эти заповеди были высечены, когда увидел свой богоизбранный еврейский народ, только что выведенный им из долгого Египетского пленения, но в его сорокадневное отсутствие поклонившийся Золотому Тельцу и возрадовавшийся халявам-пляскам, и приказал оставшимся правоверными кучке левитов рубить всех своих соплеменников подряд, лишь бы привести падших в чувство и взнуздать народ и спасти души выживших (Исход 32). Неужели не очевидно, что человек для Бога, а не Бог для человека, и надо исполнять свой высший надшкурный долг Богосаможертвоприношения, с какими бы ужасами это не было сопряжено. Надоела поверхностность даже тех, кто претендует на мудрость - богословов, философов, филологов и прочих гуманитариев. Ладно, с политиканствующих публицистов спрос невелик, они пишут в основном для унитаза, но профессионал-то должен возвышаться над эмоциями. Ведь «нравственность» относительна, зависит от этапа исторического развития и соответственно от градуса субъектности, позавчера «нравственно» было ритуально съесть другого человека, зачастую сородича, принести в жертву любимого ребенка и т.п., вчера «нравственно» было сжечь инакомыслящего на костре или сослать его в ГУЛАГ, сегодня же после нашей Великой Победы над фашизмом и Нюрнбергского процесса и принятия в 1948 году Всеобщей Декларации ООН прав человека установились более толерантные нормы и представления, с позиций которых глупо судить наших предков. Но судят же, будят застывшие бури, расковыривают затягивающиеся раны, призывают вышвырнуть Ленина из Мавзолея. Развожу руками, когда слышу такое от докторов-профессоров. С нынешних позиций уважения прав и достоинств человека и народа нравственно для нынешней больной России то, что исцеляет её, в том числе служит восстановлению её исторической и территориальной целостности, неужто это неясно.

Тошно слушать в эти минуты сванидзевски-кисилевский «Исторический процесс» на телеканале «Россия» (Дмитрий Киселев совсем жалок, неубедителен, не годится для серьёзной полемики, натужно отрабатывает заказ). Махровая контрреволюция, истерики о «тиране Сталине» - хотя ближе к насущному обсуждение масленичного молебна панк-группы Pussy Riot. Этот молебен - гражданский протест против инфернальности Путина и николаитства священноначалия РПЦ, я поддерживаю. Вот и надо биться против сегодняшнего зла, то есть против путинской расправы над молодыми русскими женщинами. И вообще против Путина и Гундяева, ложь которых зашкаливает. Если считаешь себя нравственным - живи не по лжи, выступай против нынешних лжецов! А лжи-грехи-злобы прошлого лучше всё же воспринимать как данность, ибо любому человеку и любому обществу свойственны не только «плюсы», но и «минусы», и историку как человеку-гражданину ныне пристойнее осуждать нынешних негодяев, а как профессионал он призван лишь говорить всю правду о прошлом, ни в коем случае не хуля и не хваля его.

Сейчас же на «русском историческом телеканале» «365 дней ТВ» проклятия в алрес Ленина как «злейшего врага русского народа» и лютые обличения «советских историков», которые-де чернили «убиенных большевиками» мучеников-венценосцев и всячески-де искажали русскую историю. Спрашиваю - назови, мудило, конкретно имена советских историков-профессионалов, которые «искажали и чернили» историю нашей страны? Я в 1970-ые годы работал в Отделе исторических наук Института научной информации по общественным наукам Академии наук СССР и неплохо знаю советских историков старшего и моего поколений, они разные, это десятки и сотни высококлассных профессионалов, их труды навеки останутся в золотом фонде отечественной исторической науки и культуры. И я поддерживаю отношения с десятками и сотнями отечественных философов и филологов, вызревших в советские годы, которые тоже классные профессионалы, их подло дискредитировать как «совков». Впрочем, подлому путинскому времени свойственны подлые фальсификаторы, только что наелся дерьма в «Историческом процессе».

Отдушина - два телесюжета, которые просмотрел в последние часы. Один - о римском императоре Адриане (76-138) на телеканале Viasat History, другой - об Иване Грозном (1530-1584) на телеканале «Культура». Да, Адриан практиковал децимации, то есть казнь каждого десятого солдата проштрафившегося римского легиона, и римляне вообще не гнушались всяческих геноцидов и «преступлений против человечности» (говоря по-нынешнему). Ну и что? Так устроен человек со времён Адама и Евы, не переделать, а можно лишь сдерживать присущую человеку смертоносность-убийственность и противовесничать его самотеррору, не будем углубляться в философию, я на эту тему написал уже массу текстов. И в фильме показано, где испражнялся "наместник Бога на земле", чем подтирался, - и это тоже входит в заботу историка сказать "всю правду". И Иван Грозный с точки зрения нынешних норм и представлений много всяких «преступлений» вроде бы совершил, но глупо и смешно пинать его нынешним «моралистам», тогда пинайте и хулите также Моисея, если осмелитесь, а историк-профессионал должен воспринимать деяния грозного царя как одну из «исторических гроз» наряду с «грозами» Петра Великого, Ленина и Сталина, без эмоций хулы или хвалы. И вот один из корифеев советской исторической науки Сигурд Оттович Шмидт мудро-бесстрастно рассказал телезрителям «всю правду» о русском властителе далекого XVI века, любо было слушать.

А ведь ему на Православную Пасху 15 апреля 2012 года исполнилось 90 лет. Но до чего он в хорошей интеллектуальной форме! По-хорошему ему завидую. Его отец - легендарный полярный исследователь Герой Советского Союза главный редактор Большой Советской Энциклопедии академик Отто Юльевич Шмидт. Сын одного из олицетворений советской эпохи окончил исторический факультет МГУ в 1944 г., с 1949 г. преподает в Московском историко-архивном институте (ныне Российский государственный гуманитарный университет). Патриарх отечественной исторической науки. Советник РАН. Академик РАО. Почетный председатель Археографической комиссии РАН. Главный редактор "Московской энциклопедии". Заслуженный профессор РГГУ, заведующий кафедрой москвоведения Историко-архивного института. Знал с близкого расстояния и других выдающихся советских историков, так что Сигурд Юльевич - не какое-то редкостное исключение.

Обе его лекции в рамках замечательной программы Academia можно с некоторыми комментариями просмотреть-прослушать на роскошном сайте новгородского филолога, историка идей, литературоведа и литературного критика Николая Подосокорского ( philologist ) - «К 90-летию Сигурда Шмидта» (17 апреля 2012 года) и «Эпоха по имени Шмидт» (14 апреля 2012 года). Я слушал лекцию Сигурда Оттовича и боялся, что вот-вот его занесёт в морализаторство и в осуждение кровопролитий и геноцидов и зверств Ивана Грозного, но маститый историк избежал такой глупости, изложив «всю правду» об опричнине и пытках безукоризненно, указав на проявления садизма как на медицинский факт (я бы добавил со ссылкой на исследования психологов, что каждый второй из нас проявит себя садистом, если получит бесконтрольную власть).

Сигурд Шмидт: Нравственна власть или безнравственна, - это для нас вопрос жизни и смерти. Фото: Колыбалов Аркадий

Примечательно интервью Сигурда Оттовича, которое он дал Дмитрию Шеварову и в котором рассказал и о своей жизни и о сталинских годах и о состоянии отечественной исторической науки (с его суждениями я фактически в основном согласен) - «Эпоха по имени Шмидт: Сигурд Оттович Шмидт отметит свое 90-летие в том самом доме, где он родился в Страстную субботу 1922 года» (Российская газета, Москва, 11 апреля 2012 года, № 79 /5752/, стр. 11):

«Год русской истории, кроме известных знаменательных дат, украшен юбилеем нашего выдающегося современника, историка Сигурда Оттовича Шмидта.

Его первый печатный научный труд был опубликован в апреле 1941 года. В Историко-архивном институте Шмидт преподает вот уже 63 года! Здесь каждую осень студенческая жизнь для первокурсников начинается с лекции любимейшего и старейшего профессора. "Он лучший в наши дни знаток источников по истории России XVI века", - говорил Дмитрий Сергеевич Лихачев.

Более всего к Сигурду Оттовичу подходит старинное слово просветитель. Созданный Шмидтом в 1949 году студенческий кружок источниковедения вошел в предания как научная школа, воспитавшая несколько поколений ученых.

15 апреля - на Пасху! - Сигурд Оттович Шмидт отметит свое 90-летие в том самом доме, где под звон арбатских храмов он родился в Страстную субботу 1922 года.

Я очень люблю этот невзрачный дом, задвинутый в Кривоарбатский переулок, как старый шкаф. Люблю подниматься по лестнице, трогая темное дерево перил. На лифт смотрю с опаской. Однажды я застрял в нем вместе с Сигурдом Оттовичем. Я тогда так переживал за профессора, который опаздывал на лекцию, что счел своим долгом колотить в двери лифта и кричать.

Ну что вы бьетесь, - ласково сказал Шмидт и нажал кнопку.

Кто застрял? - откликнулась диспетчер.

Профессор Шмидт. У меня, знаете ли, через полчаса лекция начинается.

Ждите. Может, механики еще не ушли домой.

Тишина. Сигурд Оттович спрашивает меня: "Какое сегодня число?"

Двадцать шестое.

Ничего плохого двадцать шестого случиться не может.

Двадцать шестого я защитил докторскую. И вообще в этот день у меня было много хорошего.

А если бы сегодня было тринадцатое?

Тоже ничего страшного. Правда, тринадцатого, в феврале, затонул "Челюскин".

Ну, вот видите...

Так тринадцатого апреля челюскинцев спасли!

Потом пришли механики и спасли нас. И Сигурд Оттович успел на лекцию. За окнами аудитории по синим лужам плыла к Кремлю древняя улица Никольская. После лекции мы зашли в булочную, купили хлеба и дворами пошли к Арбату. Я вспомнил, что когда-то мальчишки в эту пору играли в челюскинцев.

Вам в детстве, наверное, все приятели завидовали, - говорю Сигурду Оттовичу.

Я этого не чувствовал. Отец имел мировую славу, но мы жили в дрожании за него. Казалось, если газеты не пишут о папе три-четыре дня, то что-то случилось. Ведь два папиных заместителя по экспедиции были арестованы как враги народа...

В пятнадцать лет он начал вести дневник, но скоро бросил. Герои дневника - друзья отца, знакомые матери, соседи, родители одноклассников - исчезали один за другим.

Отто Юльевич несколько раз брал сына с собой на кремлевские приемы. "Сталин проходил мимо нас на расстоянии вытянутой руки..." Много лет спустя Сигурд Шмидт станет одним из крупнейших специалистов по истокам деспотизма - эпохе Ивана Грозного.

"Арбатство, растворенное в крови..."

Когда вы решили стать историком?

Сигурд Оттович Шмидт: В восьмом классе у меня возникло желание стать... профессором. Не потому, что был так мечтателен и самонадеян, а просто я рос в профессорской среде и другой не представлял. Я выбрал профессию, близкую к маминой и далекую от того, чем занимался папа, чтобы никто не мог сказать, что я пользуюсь его заслугами.

А школьные уроки истории - они не отбивали любовь к этому предмету?

Сигурд Оттович Шмидт: У нас были хорошие учителя. Я ведь учился в прежних гимназиях: в бывшей женской Хвостовской и в бывшей Флеровской у Никитских ворот - тогда уже знаменитой 10-й (позже110-й) школе имени Ф. Нансена. Первый по существу научный доклад я сделал 26 декабря 1939 года, учась на первом курсе МГУ.

Тягу к истории, очевидно, воспитывал и сам район, где вы родились, - Арбат. Каким он тогда был? Я говорю не об исторической застройке - понятно, что ее почти не осталось, - а об атмосфере...

Сигурд Оттович Шмидт: В сегодняшнем Арбате мне более всего не хватает детских голосов. Я помню время, когда в нашем шестиэтажном доме жили десятка три ребят, а то и больше. Сейчас осталось пять детей на весь дом. Улицы и дворы без детей крайне тягостно видеть. Арбат ведь никогда не был красивой улицей, но отличался особым уютом. Во дворах летом висели гамаки. Среди сарайчиков, кустов сирени и черемухи мы играли в прятки - было где прятаться. Это долго сохранялось - до 1960-х годов, и когда я стал выезжать за рубеж, то не видел ничего подобного в других столицах мира. Даже в Париже.

А какое место на земле вам кажется самым прекрасным?

Сигурд Оттович Шмидт: С высоты своего возраста я вижу, что никакие зарубежные впечатления не могут затмить того, что дарит нам родина. В 1961 году я впервые приехал в Вологду, а оттуда в Ферапонтово, чтобы увидеть фрески Дионисия. Тогда никакого музея там не было. Храм был заперт. Пошел, нашел сторожиху. Она говорит: я вам отопру, но мне надо уйти в сельсовет, поэтому я запру вас на полтора часа. И это были одни из самых счастливых минут в моей жизни. Стояло начало сентября, за стенами храма моросил теплый мелкий дождь. И вот вдруг в окна справа брызнуло солнце, фрески вспыхнули искрящимися красками...

Благодаря вашим хлопотам на Старый Арбат недавно вернулись книжные развалы, и я вот только что откопал там книжку, которую давно искал. А что бы вам еще хотелось вернуть на Арбат?

Сигурд Оттович Шмидт: Моя мечта - восстановить храм Николы Явленного с дивной колокольней, которая была символом Арбата и запечатлена во многих художественных произведениях. Арбат даже называли улицей святого Николая. Это сразу восстановит облик Арбата и будет диктовать порядочный стиль поведения.

Незабвенный 1812 год

Многие, кто пережил 1812 год, вспоминали, что чувствовали движение истории не умозрительно, а просто физически. И, наверное, не случайно именно в эту пору Карамзин пишет "Историю государства Российского".

Сигурд Оттович Шмидт: Николай Михайлович написал большую часть своей "Истории..." до войны. Он обладал огромной исторической интуицией, редкой прозорливостью. Удивительно, как он, не прошедший специальной научной подготовки и не знавший исторических источников, обнаруженных позднее, высказывал точные предположения. Вот у Ключевского это уже было гораздо реже. Надо представить, в какой обстановке писал Карамзин свою "Историю...". Что знала Россия сама о себе, если первый министр народного просвещения граф Петр Васильевич Завадовский за несколько лет до 1812 года заявил, что вся история России до Петра может уместиться на одну страницу.

Весьма современный подход к истории.

Сигурд Оттович Шмидт: К чести тогдашнего общества надо сказать: люди жаждали знать свою историю. После Отечественной войны все уже с нетерпением ждали "Историю..." Карамзина.

Все знали, что он ее пишет?

Сигурд Оттович Шмидт: Конечно, образованное общество было наслышано об этом. Карамзин был самым знаменитым, но замолчавшим писателем той поры. Ожидания были огромные. Выход в феврале 1818 года первых восьми томов стал событием года, как сейчас бы, наверное, сказали. За двадцать пять дней был распродан весь тираж.

Глядя на тома "Истории..." Карамзина нам кажется, что он был долгожителем.

Сигурд Оттович Шмидт: А Николай Михайлович прожил всего шестьдесят лет!

И о войне 1812-го года Карамзин не успел написать?

Сигурд Оттович Шмидт: Ему предлагали написать историю Отечественной войны по горячим следам, но он понимал...

Что нужна дистанция во времени?

Сигурд Оттович Шмидт: И это тоже, но главное: Карамзин понимал, что о войне 1812 года найдется кому написать, а ему надо закончить свой труд. Он как раз приступал в это время к Ивану Грозному, а отношение его к Грозному - это самое главное для понимания мировоззрения Карамзина.

Его можно назвать либеральным консерватором или консервативным либералом. Он приехал во Францию времени Великой французской революции, полный ожиданий, а увидел близящийся террор. Николай Михайлович был убежденным сторонником монархии, но считал, что власть главы государства должна быть ограничена законом.

Плененные утопией

К ограничению монархии законом стремились многие декабристы...

Сигурд Оттович Шмидт: Да, и тут опять надо вспомнить 1812 год. Он совершил переворот в сознании верхушки общества. Офицеры, побывав за границей, увидели, как вполне прилично и относительно свободно устроена там жизнь низших сословий. Старшие декабристы сформировались именно тогда. У нас сейчас приняты дешевые обличения в адрес декабристов...

Их порой называют "большевиками девятнадцатого века".

Сигурд Оттович Шмидт: Это абсолютно неверно. Большевики скорее продолжатели народовольцев и потомки утопистов предшествовавших времен. А если что и сближает дореволюционных большевиков с декабристами, так это то обстоятельство, что среди них много выходцев из обеспеченных семей. Они вполне могли сделать карьеру и при царе. Это были люди, глубоко плененные утопизмом. И мечтали они не о своем благополучии, а о мировой революции.

Но если бы большевики только мечтали! Если бы не считали, что цель оправдывает средства.

Сигурд Оттович Шмидт: А так не все считали. Примитивного единомыслия среди старых большевиков не было. Я размышлял об этом в одной из недавних своих книг, которая называется "Соображения и воспоминания сына-историка" - в ней биография моего отца Отто Юльевича Шмидта и мои этюды о нем и его эпохе. Я в детстве и юности невольно был свидетелем разговоров большевиков с дореволюционным стажем. Так вот, к примеру, о Зиновьеве, который, если мягко сказать, распущенно и отвратительно вел себя в Петрограде, - о нем я не слышал от них ни одного доброго слова. А Землячка! Я видел ее несколько раз. Рядом с ней было неприятно находиться. Было ощущение исходящего от нее зла. Это фанатики. Или люди больные психически.

А Ленин разве не фанатик?

Сигурд Оттович Шмидт: Это все-таки другое. Ленин - куда более сложная фигура.

Мне тяжело видеть, когда историки подделываются под тусовочные взгляды. Тусовочные взгляды меняются. Я помню, что писали до 1991 года те, кто сегодня пишет о "засланных" большевиках. Я даже помню то, что некоторые писали до 1953 года.

Но людям свойственно меняться, дорастать до того, чего они раньше не понимали.

Сигурд Оттович Шмидт: Конъюнктурность и плоды мучительной внутренней работы очень трудно спутать.

А какие события, пережитые вами, поменяли ваш взгляд на историю?

Сигурд Оттович Шмидт: ХХ съезд. Он позволил мне раскрыться как ученому и быть свободным. Мне был 31 год, когда умер Сталин. Будучи сыном очень известного человека, я с четырнадцати лет жил в страхе за отца, с которым в любой момент могло случиться то же, что с моим дядей по матери, что произошло с мужем папиной сестры, и со многими нашими знакомыми. В нашем классе почти у всех ребят кто-то был арестован, сослан или расстрелян. Я очень дружил со своими одноклассниками, а потом и однокурсниками. По молодости мы были очень открыты и откровенны. Когда оставались втроем или вдвоем, то разговоры шли и на общественные темы. И мое счастье, что среди моих товарищей не было доносчиков.

Нет, не случайно я взялся за эпоху Ивана Грозного. Это, несомненно, были аллюзии на современность. Я ведь писал о тех людях, которые стали жертвами Грозного. Я хотел разобраться, как это могло случиться.

Нашествие забвения

Вяземский писал: "Карамзин - наш Кутузов двенадцатого года: он спас Россию от нашествия забвения..." У вас нет чувства, что мы переживаем сегодня именно такое нашествие?

Сигурд Оттович Шмидт: Большая беда в том, что в школе последовательно уменьшается число воспитывающих предметов. Причина мне понятна: люди стали очень практичны, им кажется, что ни литература, ни история не имеют практического применения. Мол, какая разница: Иван Грозный убил сына или сын убил Ивана Грозного, это же было в незапамятные времена. Кроме того, злую шутку играет с нами Интернет. Благодаря ему пласт современности так непомерно разросся и раздулся, что память о прошлом вытесняется куда-то на задворки сознания.

Получается, что наша жизнь развивается лишь по горизонтали, а вертикаль - движение вглубь и порыв к небу - вовсе исчезает.

Сигурд Оттович Шмидт: Да, люди замкнуты на гонке за насущным, и просто не успевают рассказать внукам о своих предках, да и о себе самих. А ведь только история рода может раздвинуть тесные рамки нашей жизни.

А какое событие в нашей истории мы до сих пор недооцениваем?

Сигурд Оттович Шмидт: Если говорить о ХХ веке, то это Великая Отечественная война.

Сигурд Оттович Шмидт: Да, это надо признать: мы недооцениваем и недопонимаем подвиг людей сорок первого года. То был порыв, который вам трудно представить. Ничего подобного я больше никогда не видел и не увижу. Причем этот массовый подвиг самопожертвования происходил после страшного, ничем не оправданного периода террора. Помните, у Булата Окуджавы - "наши мальчики головы подняли..."? Люди в начале войны именно подняли головы. Я помню, что в нашей интеллигентской школе почти все ребята имели родственников-"врагов народа", но как они стремились попасть на фронт!

А если перенестись на сто лет вперед, то какие события, пережитые нами в недавние годы, войдут в будущие учебники?

Сигурд Оттович Шмидт: А вы как думаете?

Если это будет некий "краткий курс", то мы уместимся в одной строчке: "Эти люди жили в эпоху расцвета и разрушения Советского Союза". Только этим, мне кажется, мы и будем интересны потомкам. Но это не так и мало...

Сигурд Оттович Шмидт: Пушкин писал, что "образующееся просвещение" Европы "было спасено растерзанной и издыхающей Россией". События ХХ века стали продолжением этого по сути жертвенного пути России. Мы проверили утопию на себе, понеся огромные жертвы. И этим, конечно, вошли в глобальную историю.

Нравственная история в безнравственном мире

Та вдохновенная русская историография, у истоков которой стоял Карамзин, - она продолжается? Или этой традиции уже нет?

Сигурд Оттович Шмидт: Тут надо вспомнить, в чем же состоит эта традиция. По крайней мере с тринадцатого века наша история стала расходиться с европейской.

Это было связано с разделением христианства на западное и восточное.

Сигурд Оттович Шмидт: По существу - да. И тут важно, что Карамзин, понимая, что задача исторической науки - формировать общественное сознание, старался подчеркнуть европеизм российской истории.

Он не был сторонником того, что потом назовут евразийством?

Сигурд Оттович Шмидт: Нет, конечно. Мы оказались преемниками долее всего сохранившейся имперской системы Византии, существовавшей до середины пятнадцатого века. В Риме это все прекратилось раньше. Конечно, немецкие государи называли себя императорами, но это разговоры. Империя Карла Первого или немецкая австрийская Габсбургская монархия - это были сравнительно небольшие государства. У нас же размеры страны сами по себе - имперские, вдобавок примешалась восточная система управления. Пришедшая из Византии сакральность первого лица очень помогла удержанию таких пространств под единым руководством, но мы стали чудовищно зависимы от характера и способностей одного человека. Иван Грозный, не умея и не желая сдерживать своих страстей, загубил все, что построил. Даровитейший и дальновидный Петр Великий совершенно деспотическим и безнравственным способом насаждал европейские реформы. Сталин, приход которого оказался тем внезапнее, что все ждали демократии...

Но, быть может, именно поэтому вопрос о том, нравственна власть или безнравственна, - это для нас вопрос жизни и смерти. Русская литература стала великой именно потому, что в ней наибольшее внимание уделялось нравственным и моральным вопросам, а не занимательности. Так и "История государства Российского" - это, прежде всего, история нравственная. Карамзин давал нравственные оценки историческим деятелям и потому-то был так важен для своих современников.

Но сейчас я, как читатель исторической литературы, вижу, что карамзинская линия уступила место безоценочному изложению хода событий. О своей стране историки пишут примерно так же, как они писали бы о любой другой. В таком же духе составляются учебники - "ничего личного". Нам внушается, что нравственный подход - идеологичен, не современен. Вас это не тревожит?

Сигурд Оттович Шмидт: Тревожит. По моему убеждению, нравственный подход лежит в основе рождения истории как таковой. Я руковожу уже много лет конкурсом исторических научных работ школьников старших классов, который организует "Мемориал", и вижу, что ребята мыслят смелее, свободнее взрослых.

Получается, что это подростки сегодня пишут нравственную историю.

Сигурд Оттович Шмидт: Да, они пытаются это делать. Но что огорчает: немногие из авторов этих талантливых работ поступают на исторические факультеты. Родители советуют им выбрать что-то более прибыльное. Они знают, что труд ученых, особенно в гуманитарной сфере, у нас не ценится.

Я вижу, в каком неуважительном, по существу унизительном положении находятся научные работники, особенно гуманитарии. Насколько их оклад меньше заработка гастарбайтеров или охранников. И, тем не менее, вижу хороших людей, которые готовы отдавать силы именно такой работе. Для них ощущение работы по призванию является высоким внутренним долгом. Каждодневные встречи с такими молодыми людьми меня очень радуют. Ведь я потерял уже всех своих близких сверстников, и мне стали по-настоящему близки те, кто намного моложе меня. Я благодарен им за то, что вызываю у них не только почтение, но и искренний интерес.

"Когда человека ждут..."

Значит, вы все-таки оптимист: интерес к истории в России не погаснет?

Сигурд Оттович Шмидт: Я оптимист, потому что знать свою историю - это человеческая потребность. Человек не может не интересоваться своими корнями. Ему нужна связь с родными, с предками, ощущение связи с родной местностью, ему необходимо определить свое место в ряду событий и явлений...

Я вот уже лет двадцать живу в двух мирах - с теми, кто ушли, но остаются во мне, и с теми, кто меня окружает. Это обнаруживается совершенно ощутимо. После того как скончалась моя няня, с которой я жил шестьдесят семь лет, мне стали сниться сны. В них - мертвые и живые вместе. Пока няня была жива, пока живы были родители - они у меня были сами по себе. А теперь все вместе.

Все живы...

Сигурд Оттович Шмидт: Да-да, все живые. И я чувствую, как бы они укорили меня, если я что-то делаю не так, как это полагалось бы при них.

И это совсем не тягостное чувство?

Сигурд Оттович Шмидт: Скорее гармоническое.

Я заметил, что почти во всех недавних интервью вас стали спрашивать о рецептах долголетия.

Сигурд Оттович Шмидт: Что ж, эти вопросы - дань моим летам... Вероятно, это объясняется несколькими обстоятельствами. И унаследованным от родителей. И тем, что я трудолюбив. Не то, что умею трудиться - я люблю трудиться. И, когда не работаю за письменным столом или не читаю специальную литературу, а занимаюсь чем-то другим, то все равно думаю о своей работе. Я всю жизнь занимался тем, что мне интересно. Сохраняю и по сей день потребность и способность учиться у других. Любознательность не уменьшилась, сохраняются элементы прежнего задора. Видимо, существенно то, что никому не завидовал, не видел трагедии в карьерных неудачах. Ведь не все было гладко - к примеру, в "большую" Академию меня не выбрали.

Что же вас утешало и спасало?

Сигурд Оттович Шмидт: Я по натуре человек общественный, всегда был занят преподаванием. Самым интересным для меня было общение в студенческом научном кружке, где я очень многое получал от молодых талантливых людей. И я чувствовал там востребованность, а это очень важно: когда человека ждут. Пятьдесят лет, до середины двухтысячного года, мы собирались вместе, и это было счастьем.

Способность работать, конечно, утрачивается. Раньше мог легко заниматься многими темами. Теперь должен сосредоточиться. Утрачен темп работы. Но спасибо и за то, что успеваю. Я даже планы строю.

А выходные у вас бывают?

Сигурд Оттович Шмидт: Никогда не было. И хобби у меня нет. У меня бездарные руки. Я как-то негармонически развит. Вот могу печатать на пишущей машинке и все».

Аноним:
Он не мог быть объективным в отношении царя Ивана Васильевича Грозного по вполне понятным причинам.

Григорий:
Славный дядька. Такие люди, как солнца, вокруг которых образуется вращение других ярких людей-планет. С днем рождения, Сигурд Отович Шмидт! Пожить и поработать Вам подольше! Почитал интервью с большим удовольствием. Спасибо автору!

ВЫДАЮЩИЕСЯ ИСТОРИКИ XX – НАЧАЛА XXI ВЕКОВ

1. Арциховский Артемий Владимирович (1902-1978 ), один из основоп. изуч. археологии Др. Руси в СССР. Проф., основатель и зав. кафедрой археологии ист. ф-та МГУ (с 1939), создатель и главный редактор ж. «Советская археология» (с 1957). Автор работ о древностях вятичей XI-XIV вв., о миниатюрах средневек. житий, а также трудов и учебных курсов по археологии и истории древнерус. культуры. Создатель Новгородской археологической экспедиции(с 1932),в ходе к-рой б. открытыберестяные грамотыи выработана методика изучения культурн. слоя древнерус. городов, разраб. хронологическая реконструкция жизни городских усадеб и кварталов. В 1951 б. найдена первая берест. грамота - одно из самых замечат. археологических открытий XX в. Изучение этих грамот и публикация их текстов б. главн. делом жизни А.

2. Бахрушин Сергей Владимирович (1882-1950 ) - выдающийся росс. историк, член-корреспондент АН СССР. Из семьи известн. московских купцов и благотворителей. Ученик В.О. Ключевского. Б. арест. по «Делу Платонова» (1929-1931). В 1933 возвращен из ссылки в Москву; проф. МГУ. Замечат. лектор (у него учились А.А. Зимин, В.Б. Кобрин). С 1937 работал в Институте истории (далее - ИИ) АН СССР. Труды по истории Др. Руси, Рус. гос-ва XV-XVII вв., колонизации Сибири (история ее коренного населения в период колониз., связи России со странами Востока через Сибирь), источниковедению, историографии, ист. географии.

3. Веселовский, Степан Борисович (1877-1952 ). Род. в старинной дворян. семье. Выд. историк. Академик. Создатель фундамент. трудов, докум. изданий справочников по эпохе феодализма. Преп. в Моск. ун-те. Изучая эпоху Киевской Руси и соц.-эк. отношения XIV-XVI вв., В. первым ввел в ист. науку данные генеалогии , топонимики - науки о географических названиях, продолжил развитие антропонимики - науки о личных именах. В период сталинского восхваления Ивана Грозного как прогрессивного деятеля, "верно понимавшего интересы и нужды своего народа", В. совершил науч. и гражданский подвиг, на основе скрупулезных исслед-ий нарисовав достоверную картину жизни в XVI в. и придя к диаметрально противоположным выводам. За это был лишен возможности публиковать свои работы. Изучая историю через судьбы людей, В. подготовил массу биографических и генеалогических материалов, имеющих самостоят. значение. В 40-50-е гг., когда формировался обезличенный, т.н. "научный" язык, В. старался писать эмоционально и увлекательно, оставив яркие портреты средневековых деятелей

4. Волобуев Павел Васильевич (1923-1997) - крупный сов. историк, академик. Ок. истфак МГУ. С 1955 работал в ИИ АН СССР (в 1969-1974 - директор ИИ). В конце 60-х гг. В. известен как лидер «нового направления» в ист. науке. С сер. 70-х подвергся административным репрессиям - снят с поста директора ИИ СССР. Президент Ассоциации истории Первой мировой войны (с 1993 г.). Возглавлял Науч. Совет РАН«История революций в России».Осн. труды по изуч. экономич-их, политич-их и социальных предпосылок истории и историографии Октябрьской революции.

Соч .: Монополистический капитализм в России и его особенности, М., 1956; Экономическая политика Временного правительства, М., 1962; Пролетариат и буржуазия России в 1917, М., 1964 и др.

5. Греков Борис Дмитриевич (1882-1953 ) – выд. историк, академик. Обр-е получ. в Варшавском и Моск. ун-тах. Ученик В.О. Ключевского. В 1929 вып. первую общую работу по истории Др. Руси - «Повесть временных лет о походе Владимира на Корсунь». С 1937 в теч. 15 лет возгл. ИИ АН СССР. Основатель т.н. "национальной" школы историков, которая заменила «школу Покровского». В 1939 вышло первое издание его капитального классич. труда «Киевская Русь», в которой обосновал свою теорию, что славяне перешли прямо от общинного строя к феодальному, минуя рабовладельческий. 1946 – фундамент. труд «Крестьяне на Руси с древнейших времен до XVII в.». С его именем связаны публикации документов: «Правда Русская», «Хроника Ливонии», «Крепостная мануфактура в России» и др. Автор св. 350 работ.

6. Виктор Петрович Данилов (1925-2004 ) – выд. историк, д.и.н., проф. Уч-к ВОВ. Ок. истфак МГУ. Зав. отделом по аграрн. истории сов. общества в Ин-те истории СССР АН СССР (1987-1992), рук. группы по истории аграрн. преобразований в России ХХ века ИРИ РАН (1992-2004). Вся жизнь – пример преданности одной теме - истории российского крестьянства. Главн. направления науч.-исслед. работы связ. с изучением соц.-эк. истории деревни 20-х гг., ее демографии, роли крестьянской общины и кооперации в предреволюц. и послереволюц. России, проведения коллективизации крестьян. хозяйств. После 1991 в центре его интересов - история крестьянской революции в России 1902-1922 гг., полит. настроения и движения в послереволюц. деревне, трагедия сов. деревни, связан. с коллективизацией и раскулачиванием (1927-1939 гг.). За цикл монографий и док. публикаций по истории росс. деревни сов. периода в 2004 награжден Золотой медалью им. С. М. Соловьева (за большой вклад в изучение истории). В последнее время большое вним. уделял публикации док-ов из ранее недоступных архивов. Автор св. 250 работ.

Соч.: Создание материально-технических предпосылок коллективизации сельского хозяйства в СССР. М., 1957; Советская доколхозная деревня: население, землепользование, хозяйство. М., 1977 (пер. в 1988 на англ.); Община и коллективизация в России. Токио, 1977 (на японском яз.); Документы свидетельствуют. Из истории деревни накануне и в ходе коллективизации 1927-1932 гг. М., 1989 (ред. и сост.); Советская деревня глазами ВЧК-ОГПУ-НКВД. 1918-1939. Док. и матер. в 4 т. (М., 1998 – 2003) (ред. и сост.); Трагедия советской деревни. Коллективизация и раскулачивание. Док. и матер. в 5 т. 1927-1939 (М., 1999-2004) (ред. и сост.) и др.

7. Дружинин Николай Михайлович (1886-1986) – выд. сов. историк, академик. Ок. истфилфак Моск. ун-та. Проф. МГУ. Первая моногр. «„Журнал землевладельцев“. 1858-1860» (20-е гг.) - вывод о том, что это издание является важн. ист-ом по истории креп. хозяйства последних лет его существования. В 1920-1930-е гг. заним. историей декабристского движения (моногр. «Декабрист Никита Муравьёв» - 1933). Статьи о П. И. Пестеле, С. П. Трубецком, З. Г. Чернышёве, И. Д. Якушкине, программе Северного общества. Раб. в ИИ АН СССР. Автор проблемно-методолог. статей «О периодизации истории капиталистических отношений в России», «Конфликт между производительными силами и феодальными отношениями накануне реформы 1861 г.». «Государственные крестьяне и реформа П. Д. Киселёва » (2 т. – 1946-1958) - первое фундаментальное исследование, посвящённое этой категории сельского населения России). Выявил связь реформы Киселёва с крестьянской реформой 1861 (считал реформу Киселёва «генеральной репетицией» освобождения крестьян). Первый том исследования посвящён экономическим и политическим предпосылкам реформы, второй - реализации основ реформы и характеристике её последствий. В 1958 начал исследование пореформенной деревни. Итог – моногр. «Русская деревня на переломе. 1861-1880 » (1978). Тщательно проанализ. групповые и регион. различия развития пореформен. деревни, осн. тенденции складывавшегося по итогам реформы крестьян. хоз-ва. Руководил Комиссией по истории сельского х-ва и крестьянства, изд-ем многотом. док. серии «Крестьянское движение в России».

8. Зимин Александр Александрович (1920-1980 ) – выд. сов. историк, д.и.н., проф. Ученик С.В. Бахрушина. З. принадлежат многочисл. фундамент. исследования по полит. истории Руси XV-XVI вв., по истории рус. обществ. мысли, по древнерус. лит-ре. Энциклопедические знания в области ист. ист-ов по похе феодализма. Историком б. создана «панорама истории России», охватывающая период с 1425 по 1598 г. и предст. в 6 кн.: «Витязь на распутье», «Россия на рубеже XV-XVI столетий», «Россия на пороге Нового времени», «Реформы Ивана Грозного», «Опричнина Ивана Грозного», «В канун грозных потрясений». З. - редактор и составитель многих сборников документов. Автор св. 400 работ.

9. Ковальченко Иван Дмитриевич (1923-1995) – выд. ученый, академик. Уч-к ВОВ. Ок. истфак МГУ. Зав. каф. источниковедения и-ии СССР в МГУ; гл. ред. журн. "История СССР"; председ. Комиссии по применению математических методов и ЭВМ в ист. исслед-ях при Отделении истории АН СССР. Автор фундамент. трудов по соц.-эк. истории России 19 в., методологии ист. познания («Методы исторического исследования» - 1987; 2003), основатель отечеств. школы квантитативной (математической) истории. За монографию «Русское крепостное крестьянство в первой половине XIX в.» (1967) (в ней использовал ЭВМ для обработки собран. им огромного массива ист-ов) б. удостоен премии им. акад. Б.Д. Грекова.

10. Мавродин Владимир Васильевич (1908-1987 ) – крупный сов. историк, д.и.н., проф. ЛГУ. Науч. тр. по истории Киевской Руси, становления РЦГ. Исслед. ист. ист-ов, относящ. к Ледовому побоищу, Куликовской битве, борьбе за невские берега, проводившейся Иваном Грозным и Петром I, подавлению восст. Е. Пугачёва и т. д.

11. Милов Леонид Васильевич (1929–2007 ). Выд. росс. историк. Академик. Зав. каф. МГУ. Ученик И.Д. Ковальченко. Автор фундамент. работ в области соц.-эк. истории России с древнейших времен до нач. ХХ века, источниковедения отеч истории, квантитативной истории, основатель крупной науч. школы на истфаке МГУ. В последние десятилетия возглавлял отечеств. школу историков-аграрников. В его трудах создана оригинальная концепция рус. истории, объясняющая ключевые особенности росс. ист. процесса влиянием природно-географического фактора. В область науч. интересов также входили: древнерусское право, происхождение креп. права в России и др. Главный тр. – «Великорусский пахарь и особенности российского исторического процесса», в котором подробно проанализировал условия труда земледельца в российском климате. С пом. статистического анализа динамики цен в разных районах России он показал, что единый рынок сложился в России лишь к концу 19 века.

12. Нечкина Милица Васильевна (1901-1985) – крупный сов. историк, академик. Осн. науч. интересы: история росс. рев. движения и истории ист. науки: "А.С. Грибоедов и декабристы" (1947), 2-томное "Движение декабристов" (1955), "Василий Осипович Ключевский. История жизни и творчества" (1974), "Встреча двух поколений" (1980) и др. Руководила созданием первого обобщающего труда по отеч. историографии "Очерки истории исторической науки СССР" (т. 2-5) и факсимильным изданием памятников Вольной рус. типографии "Колокол", "Полярная звезда", "Голоса из России" и др. Под ее ред. вышел ряд документ. публ. - многотомное "Восстание декабристов" и др.

13. Покровский Михаил Николаевич (1868 - 1932 ) – сов. историк, академик, организатор марксист. ист. науки в стране. Ок. ист.-филолог. ф-т Моск. ун-та. Ученик В.О. Ключевского. С 1918 – зам. наркома просвещения РСФСР. Руководил Коммунистической академией, Институтом красной профессуры, обществом историков-марксистов, журналом «Красный архив» и др. Создатель т. н. «школы Покровского». В основе ист. представлений – «концепция торгового капитала». Автор учеб. пособ. "Русская история в самом сжатом очерке" (1920) - изложение истории с т. зр. классовой борьбы (в т.ч. "нашел" борьбу пролетариата против буржуазия в древнем Новгороде). Проводил грубую, прямолинейную политику по отношению к старой профессуре. В конце 30-х гг. «школа МНП» была репрессирована.

14. Борис Александрович Ромаанов (1889-1957) – выд. историк. Ок. Санкт-Петерб. ун-т. Ученик А.Е. Преснякова. Проф. ЛГУ. Был арестован по «Делу Платонова». Науч. интересы: Киевская Русь, экономическая и дипломатическая история России на Дальнем Востоке на рубежеXIX-XX вв. Тр.: «Россия в Маньчжурии», «Очерки дипломатической истории русско-японской войны», «Люди и нравы Древней Руси», издание «Русской Правды» с комментариями. Книга «Люди и нравы древней Руси» - своего рода коллективный портрет людей и картины нравов домонгольской Руси на основе скрупулёзного анализа ист-ов XI – нач. XIII вв. В 1949 книга была подвергнута необоснованной критике. Р. б. уволен из ЛГУ.

15. Рыбаков Борис Александрович (1908-2001) – выд. росс. археолог и историк, академик. Проф. МГУ. Создатель крупной науч. шк. Осн. тр. по археологии, истории, культуре славян и Др. Руси. Многие работы Р. содержали фундамент. выводы о жизни, быте и уровне социально-экономического и культурного развития населения Восточной Европы. Так, напр., в книге «Ремесло древней Руси» (1948) ему удалось проследить генезис и этапы развития ремеслен. произв-ва у восточных славян с VIпоXV века, а т. выявить десятки ремеслен. отраслей.В моногр. «Др. Русь. Сказания. Былины. Летописи» (1963) провел параллели между былинными сюжетами и рус. летописями. Детально исслед. древнерус. летописание, подверг тщательному анализу оригинальные известия историка XVIII векаВ. Н. Татищеваи пришёл к выводу, что они опираются на заслуживающие доверия древнерусские ист-ки. Досконально изучил «Слово о полку Игореве» и «СловоДаниила Заточника». Гипотеза, согл. которой автором «Слова о п. Игореве» был киевский боярин Петр Бориславич. В кн. «Киевская Русь и русские княжества вXII-XIII веках» (1982) отнёс начало истории славян кXV веку до н. э.Проводил масштабные раскопки в Москве,Великом Новгороде, Звенигороде, Чернигове, Переяславле Русском, Белгороде Киевском, Тмутаракани, Путивле, Александрове и мн. др.

Соч.: «Древности Чернигова» (1949); «Первые века русской истории» (1964);«Русское прикладное искусство X-XIII веков» (1971); «Слово о полку Игореве и его современники» (1971); «Русские летописцы и автор „Слова о полку Игореве“» (1972); «Русские карты МосковииXV-нач.XVI веков» (1974); «Геродотова Скифия. Историко-географический анализ» (1979); «Язычество древних славян» (1981); «Стригольники. Русские гуманистыXIVстолетия» (1993); под ред. Б. А. Р. вышло очень большое науч. работ: первые шесть томов «Истории СССР с древнейших времен», многотомные - «Свод археологических источников», «Археология СССР», «Полное собрание русских летописей» и др.

16. Самсонов Александр Михайлович (1908-1992) – крупный сов. историк, академик, спец-т по и-ии Второй мировой войны. Ок. ист. ф-т ЛГУ. Участник ВОВ. С 1948 науч. сотр. ИИ АН СССР. В 1961‒70 директор издательства АН СССР (ныне издательство «Наука»). Под его ред. выходила серия докум. сборников «Вторая мировая война в документах и мемуарах». Гл. редактор «Исторических записок». Осн. раб. по истории ВОВ 1941-1945 гг.

Соч.: Великая битва под Москвой. 1941‒1942, М., 1958; Сталинградская битва, 2 изд., М., 1968; От Волги до Балтики. 1942‒1945 гг., 2 изд., М., 1973.

17. Скрынников Руслан Григорьевич – д.и.н., проф. С.-Петерб. ун-та. Ученик Б.А. Романова. Один из сам. известн. спец-ов по ист. России XVI и XVII вв. «Начало опричнины» (1966), «Опричный террор» (1969) - пересмотрел концепцию политич. развития России в XVI в., доказ., что опричнина никогда не была цельной политикой с едиными принципами. На первом этапе опричнина обрушила удар на княжескую знать, но эту направленность она сохраняла на протяжении всего лишь года. В 1567-1572 гг. Грозный подверг террору новгород. дворянство, верхи приказной бюрократии, горожан, то есть те слои, которые сост. опору монархии. С. исслед. политику внешн. и социальн. политику, экономику Ив. Гр., освоение Сибири. Моногр. «Царство террора» (1992), «Трагедия Новгорода» (1994), «Крушение царства» (1995) и «Великий государь Иоанн Васильевич Грозный» (1997, в 2 т.) - вершина изысканий ученого. Он установил точную хронологию и обстоятельства покорения Сибири («Сибирская экспедиция Ермака»), защитил от попыток объявить фальсификацией выдающийся памятник полит. публицистики переписку Грозного и Курбского («Парадоксы Эдварда Кинана»), уточнил многие обстоятельства закрепощения крестьянства в к. XVI - нач. XVII вв., описал сложн. характер взаимоотн-ий церкви и гос-ва на Руси («Святители и власти»).Интерес к эпохе Смуты- «Царь Борис и Дмитрий Самозванец» (1997). Его перу принадлежат более 50 монографий и книг, сотни статей, мн. из них перевед. вСША,Польше,Германии,Венгрии,Италии,ЯпониииКитае.

18. Тарле Евгений Викторович (1874-1955) – выд. историк, академик. Род. в купеч. семье. Арест. по «Делу Платонова». В нач. 30-х гг. восстан. в должности проф. Наиб. популярный сов. историк после выхода в свет "трилогии" - "Наполеон" (1936), "Нашествие Наполеона на Россию" (1937), "Талейран" (1939). Его интересовали не схемы, а люди и события. Проф. МГУ и Ин-та междунар. отношений Нак. и в годы ВОВ написал работы о выд. полководцах и флотоводцах: М. И. Кутузове, Ф. Ф. Ушакове, П. С. Нахимове и др. В 1941-43 опубл. двухтомный тр. «Крымская война» (раскрыл дипломатич. историю войны, её ход и итоги, состояние рус. армии).

19. Тихомиров Михаил Николаевич (1893-1965) – выд. историк, проф. МГУ, академик. Ок. ист.-фил. ф-т Моск. ун-т. Раб. в Институте истории, Ин-те славяноведения АН СССР, председатель Археографической комиссии. Осн. тр. по истории России и народов СССР, а также истории Византии, Сербии, общеславянским проблемам, источниковедению, археографии, историографии. Обобщающий труд «Россия в XVI столетии» (1962) – фундамент. вклад в ист. географию. В моногр-ях и статьях Т. отражены темы соц.-эк., политич. и культурн. истории древнерус. города, нар движений в России 11-17 вв., истории гос. учреждений феод. России, земских соборов 16-17 вв., приказного делопроизводства. Один из ведущ. спец-ов в обл. палеографии и ВИДов. В работе, посв. Русской правде, по-новому решил важн. пробл., связанные с созд-ем памятника. Т. принадлежит заслуга возрождения публикации серии «Полное собрание русских летописей»; им опубликованы «Соборное уложение 1649 г.», «Мерило праведное» и др. Б. руководителем сов. археографов по разысканию и описанию неизвестных рукописей; под его рук. начато созд-е сводного каталога уникальных рукописей, хранящихся в СССР. Рукописи, собран. лично Т., б. переданы им Сибирскому отделению АН СССР.

Соч.: Русская культура Х-XVIII вв., М., 1968; Исторические связи России со славянскими странами и Византией, М., 1969; Российское государство XV-XVII вв., М., 1973; Древняя Русь, М., 1975; Исследование о Русской Правде. М.-Л., 1941; Древнерусские города. М., 1946, 1956; Средневековая Москва в XIV-XV вв., М., 1957; Источниковедение истории СССР с древнейших времен до конца XVIII в., М., 1962; Средневековая Россия на международных путях (XIV-XV вв.), М., 1966 и др.

20. Фроянов Игорь Яковлевич (1936) – выд. росс. историк, проф. ЛГУ (С.-Петер. ГУ). Род. в семье кубанского казака - командира Красной армии, репрессированного в 1937. Ученик В.В. Мавродина. Ведущ. спец-т по и-ии рус. средневековья. Создал школу историков Др. Руси. Его концепция Киевской Руси выдержала в советские годы обвинения в «антимарксизме», «буржуазности», «забвении формационного и классового подходов». Она сформулирована Ф. в ряде науч. моногр. - «Киевская Русь. Очерки социально-экономической истории» (1974), «Киевская Русь. Очерки социально-политической истории» (1980), «Киевская Русь. Очерки отечественной историографии» (1990), «Древняя Русь» (1995), «Рабство и данничество у восточных славян» (1996) и др.

21. Черепнин Лев Владимирович (1905-1977 ) – выд. сов. историк, академик. Ок. Моск. ун-т. Ученик С.В. Бахрушина, Д.М. Петрушевского и др. Крупнейший спец-т по и-ии рус. средневековья. Б. репрессирован по «Делу Платонова». С сер. 30-х гг. раб. в МГУ, Моск. гос. историко-архивном ин-те, ИИ АН СССР. Фундамент. труд по и-ии Русского централизованного госва - "Русские феодальные архивы XIV-XV веков" в 2 т. (1948-1951). Его раб. по пробл. источниковедения ("Новгородские берестяные грамоты как исторический источник" - 1969), соц.-эк. и обществ.-полит. и-ии России ("Образование Русского централизованного государства в XIV-XVII вв." – 1978, «Земские соборы»), ВИДам ("Русская палеография"), публ. ист. ист-ов ("Духовные и договорные грамоты великих и удельных князей XIV - XVI вв.") позволили создать собствен. школу и внести значит. вклад в отеч. ист. науку.

22. Юшков Серафим Владимирович (1888-1952 ) – сов. историк гос-ва и права, академик. Ок. юридич. и ист.-филолог. ф-ты Петерб. ун-та (1912). Проф. МГУ и ЛГУ. Осн. труды по и-ии гос-ва и права: "Феодальные отношения и Киевская Русь" (1924), "Общественно-политический строй и право Киевского государства" (М.,1928), "Очерки по истории феодализма в Киевской Руси" (1939), учебник "История государства и права СССР" (1950). Особ. вклад он внес в изуч. Русской Правды. Участник всех дискуссий по истории Киевской Руси в 20-50-х гг. Оппонент академика Б.Д. Грекова. Создал теорет. основу науки истории государства и права, даже само название ее принадлежит ученому. Ввел в отеч. историко-правовую науку понятие сословно-представительной монархии.